Книга: Ядовитый плющ



Питер Чейни

Ядовитый плющ

ШИФРОВАЛЬНЫЙ ОТДЕЛ:

Заместителю директора отделения Федерального Бюро Расследования в Штате Небраска.

Для передачи:

Специальному агенту Лемюэлю Г. Кошену.

От: Директора Федерального Бюро Расследований Соединенных Штатов.

Департамент Юстиции, Вашингтон.

Операция 42-7-3-36.

Специальному агенту Лемюэлю Г. Кошену предлагается немедленно выехать в Нью-Йорк для установления негласной связи со специальным агентом Мирасом Дунканом из Чикаго, от которого Кошен получит дальнейшие инструкции.

Специальному агенту Кошену немедленно выехать под именем Перри Чарльза Райса, торговца акциями из Мэзон-Сити, Айова. Место свидания с Мирасом Дунканом — ресторан Мокси, Устерфронт, Нью-Йорк.

Дункан будет принимать участие в этой операции под именем Харвеста В. Мелландера, богатого промышленника из среднезападных штатов, приехавшего в Нью-Йорк развлечься. Его особые приметы: на правой руке нет верхнего сустава мизинца. Особые приметы специального агента Кошена — шрам от пореза бритвой на левой ладони.

Необходимые суммы следует получить в местном отделении ФБР. Выехать немедленно.

Прочти. Запомни. Уничтожь.

Глава 1

ОДНОГО УБРАЛИ

Ну и доволен же я, ребята. Должен вам сказать, что никогда не был в восторге от такого бесцельного отсиживания, как сейчас в Штате Небраска, но в последнее время даже побаивался, как бы мне в этой глуши не (одеревенеть до такой степени, что у меня на голове вместо волос начнет расти солома) обрасти шерстью с ног до головы?

Но, я полагаю, не мое дело обсуждать распоряжения нашей главной конторы. А если подумать хорошенько, то, вероятно, они нарочно забросили меня на некоторое время в такую глушь, чтобы хоть несколько поулегся шум, который я поднял вокруг дела Миранды ван Зельден.

Кажется, меня ожидает нечто очень интересное, потому что уж если вызвали из Чикаго Мираса Дункана, чтобы он связался со мной в Нью-Йорке, значит, это настоящая работа, не для молокососов, потому что Дункан считается в нашей системе одним из козырных тузов, и вы себе и представить не можете, сколько у него медалей за успешную ликвидацию шаек и гангстеров и за другие подобные же дела.

Я считаю, что поезд — замечательное место для размышлений. Всю дорогу от Небраска до Нью-Йорка я сидел развалившись в мягком кресле и давал волю своим мыслям. Многие ребята думают, что работа «джимена» — дурацкая работенка. Может быть, но с другой стороны, это как кому. Вот если вы такой парень, как я, который любит приключения, любит попадать в разные переделки, для такого наша работа — великое дело, если только, конечно, его первого не пристрелят где-нибудь за углом. И интересно, какая это работа ожидает меня и что еще приключится с Лемми Кошеном до того, как он вручит апостолу Петру входной билет и даст ему полный отчет о своей земной деятельности?

Я приехал в 8'часов. Получил багаж, поехал в отель в западной части города на 23-й улице, где меня совсем не знают, и зарегистрировался там как Перри Ч.Райс. При регистрации я немного поболтал с дежурным, всячески стараясь произвести на него впечатление неотесанного провинциала, который считает, что Нью-Йорк — ничего себе местечко, только уж слишком большое.

После этого я принял ванну, достал из чемодана смокинг, именно того покроя, который бы носил такой парень как Райс, и пошел прогуляться по городу. По дороге я зашел в какую-то забегаловку, выпил немного виски и часов в 10 сел в такси и отправился в «Мокси» на Устерфронт.

Погребок «Мокси» — обычное заведение такого сорта. Это заведеньице я вообще раньше не знал, потому что плохо знаком с Нью-Йорком (мне как-то не очень много приходилось здесь работать). И именно поэтому для предстоящей работы выбор пал именно на меня. Погребок «Мокси» — заведение каких много на набережной. Здесь вы можете получить в неограниченном количестве отвратительный самогон и вообще все, что угодно, включая расколотый черепок и бесплатное купанье в Истривере с железным утюгом на шее.

Когда я спускался по ступенькам вниз, стоявшие у входа довольно подозрительные парни осмотрели меня с головы до ног, но не выразили при этом никакого удивления, из чего я понял, что им и раньше приходилось видеть парней в смокингах.

В одном из углов бара над стойкой возвышался огромный парень, которого называли Мокси. Я заказал ему одну порцию ржаного чистого, при этом мне показалось, что и он не прочь бы составить мне компанию. Я оказался прав. Он охотно ко мне присоединился. Тогда я начал плести всякую чертовщину относительно прелестей жизни в Мэзон-Сити, где отлично поставлено производство кирпичей и сахарной свеклы, и к концу моего рассказа "присутствующие парни были убеждены, что я такой неотесанный деревенщина, у которого того и гляди из ушей начнет расти папоротник.

Наконец, минут через 20, в заведение с приветливой улыбкой ввалился парень среднего роста, довольно полный. На нем был отличный серый костюм и в галстуке огромная булавка. Правую руку он засунул в петлю жилета, и я увидел, что верхнего сустава у него на мизинце нет. Как вы понимаете, без особого труда я догадался, что это и есть Мирас Дункан, мой коллега, другими словами, мистер Харвест В. Мелландер.

С ним пришли две дамы, и, по-моему, он разыгрывал из себя провинциала, который попросил этих красоток познакомить его с городом. Они сели за столик, но тут подошел какой-то парень и увел девчонок.

Все это время я спокойно сидел. Просто сидел. Вскоре этот самый мистер Харвест Мелландер какой-то величавой походкой подошел к бару, он вообще разыгрывал из себя важную персону, заказал порцию ржаного, а когда начал пить, пристально посмотрел на меня и чуть заметно улыбнулся.

— Слушай, парень, — обратился он ко мне. — Случайно, твое имя не Райс? Ты не из Мезон-Сити?

Я посмотрел на него, сказал «да» и спросил, откуда ему это известно.

Тогда он сказал, что сразу меня узнал, потому что когда-то проезжая по нашему городу, разбил свою машину, а я пустил его к себе переночевать.

Тогда я разыграл великолепную сцену встречи со старым знакомым, и мы начали по этому поводу заказывать огромное количество виски и угощать всех присутствующих. Примерно через час мы прилично накачали всю эту компанию; поднялся такой шум и гвалт, что никто не обратил внимания, как мы с Мирасом, захватив с собой бутылку, смылись к столику, стоявшему в отдаленном углу комнаты, и все еще довольно громкими голосами заливали о событиях той ночи, когда он у меня ночевал.

Потом я показал ему свою левую руку, чтобы он мог увидеть шрам на ладони, которым меня четыре года назад отметил один гангстер. Тогда он налил мне еще стаканчик и сказал:

— О'кей, приятель. Теперь слушай. Нам с тобой предстоит гоняться за химерой, за некоей фантазией, если хочешь, потому что, поверь мне, работа такая деликатная, что никто ничего о ней не знает, включая и меня. Полагаю, что и тебе ничего не известно.

— Ты чертовски прав, — сказал я ему и нарочно громко икнул.

— Мне ничего не известно, Харвест. А в чем дело? Кто-нибудь собирается убить президента?

Он закурил сигару. Подвыпившие парни так расшумелись, что мы без всякой опаски могли разговаривать о своих делах.

— Ну, до этого еще не дошло, но во всяком случае дело очень серьезное: в Бюро поступили сведения, что кто-то собирается стянуть золотые слитки, которые на будущей неделе должны быть отправлены в Саут-Гемптон, Англия.

Каким образом это будет проделано, в Бюро неизвестно, они просто откуда-то узнали, что кто-то что-то собирается сделать. И вот тебе сейчас и предстоит выяснить, кто именно и что именно.

Понял? Я приехал сюда только для того, чтобы сообщить тебе все, что известно мне. Через пару дней я смоюсь, а тебе придется всерьез одному заняться этой работой.

В Бюро считают, что тебя несколько позабыли в этих краях, во всяком случае, выбор пал на тебя.

Я закурил, налил себе еще немного виски. А работенка-то мне пришлась по вкусу.

— Слушай, Харвест, — сказал я, — а откуда все это стало известно? Может быть, это пустые бредни здешней полиции? Может быть, они недавно видели кинокартину с похищением золота?

Он улыбнулся.

— Мне тоже сначала так казалось, — сказал он. — Только это, к сожалению, не так. Дело вот в чем: как-то в одну прекрасную ночь, в одном не менее прекрасном заведении произошла потасовка, и какому-то парню влепили по роже изо всей силы виски марки «Уайт-Рокк». Как ты сам понимаешь, парню от такого удара стало нехорошо, он сразу потерял сознание и так в него больше не приходил.

Но между прочим его отвезли в больницу, и там он в бреду начал высказывать какие-то идеи. Бормотал о золотых слитках. Причём располагал довольно подробными сведениями, например, знал о количестве золота, которое предполагается отправить, ему также было известно название корабля, на котором должно быть золото, точно известны все распоряжения казначейства по этому поводу и т.д. А откуда у него такие сведения — установить не удалось.

Нью-йоркский «джимен» Карсон записал весь этот бред, после парень отдал концы, так и не приходя в сознание. И что мы с этого имеем?

— Да, конечно, немного, чтобы начать действовать, — согласился я. — Ну, а еще что известно?

— Больше я тебе ничего не могу сказать. Я здесь уже несколько дней, и все время пытался завязать какие-нибудь связи с местными гангстерами, что-нибудь разнюхать об их делах, но до сих пор мне ничего не удалось.

Тебе так же хорошо известно, как и мне, что в городе есть только пять достаточно крупных гангстеров, которые могли бы решиться на такое дело, как кражу золотых слитков стоимостью около восьми миллионов долларов. Поэтому мне кажется, тебе сейчас следует разыскать этих парней, всеми способами втереться к ним: разыграть из себя простачка, проиграть деньги или что-нибудь в этом роде. Короче говоря, необходимо войти с ними в контакт.

Тут он достал из жилетного кармана зубочистку и принялся довольно активно орудовать ею. Потом, видимо, что-то вспомнив, он улыбнулся мне и сказал:

— Да, слушай, я тебе сейчас расскажу кое-что очень интересное. Как только Карсон сообщил обо всем в Бюро, меня назначили на эту работу. Я подобрал трех хороших копов и решил с их помощью заняться расследованием. Так что же ты думаешь? Мак-Нейля, между прочим, очень хорошего парня, убили около Бруклинского моста. Второго парня, Фанрона, тоже очень умный коп, выловили в Ист-Ривере, и в непромокаемый табачный кисет была засунута записка:


«Заходи к нам как-нибудь еще раз».


Третьего огрели по башке дубинкой так, что он, не успев опомниться, отдал богу душу. Ну что ты на это скажешь?

Он замолчал, так как в подвальчик ввалилось еще несколько парней и некоторые из них близко подошли к нашему столу.

— О'кей, — сказал он и нарочно так громко икнул, что можно было услышать по крайней мере за целую версту. — Теперь вот что, тут на меня работает пара человечков, не копы, так, обыкновенные люди, так сказать «любители». Давай сегодня около часа ночи встретимся в ресторане Джо Мадригала, может быть, я там тебе кое-что покажу.

С этими словами он крепко пожал мою руку и вывальсировал из погребка.

А я остался посидеть еще немного и спокойно все обдумать, потому что, насколько я понимаю, мне предстоит нелегкая работенка, как бы искать иголку в стогу сена. И в то же время Мелландер совершенно правильно сказал, что в Нью-Йорке остались не выловленными только пять крупных гангстеров, у которых хватит нервов и организованности, чтобы провернуть это дело. И, по-моему, он дал совершенно правильный совет; всеми способами втереться в их компанию, и, может быть, как-нибудь случайно мне удастся наткнуться на самую маленькую зацепочку, которая поможет распутать все это дело.

Я всегда придерживался такого мнения, что в любом случае не следует лезть, так сказать, напрашиваться, на неприятности, нужно спокойно выжидать, пока они сами не стукнут тебя по башке. Уверяю вас, многим ребятам пришлось раньше срока прибегать к помощи восстановителя для волос только потому, что они начинали волноваться и нервничать задолго до того, как приходили к ним неприятности. А потом я уже достаточно долго занимаюсь этой охотой, чтобы волноваться по поводу нового задания.

Единственно, что меня в данный момент могло беспокоить и огорчать — это то, что мой славный друг мистер Мелландер смылся, оставив меня расплачиваться по счету, который, как вы сами можете догадаться, был довольно пухленьким, так что мне пришлось доставать крупную ассигнацию и долго дожидаться, пока парень, обслуживающий мой стол, бегал куда-то ее менять. Я воспользовался этим и решил подумать.

Я думал: какое бы это ни было дело, это все-таки перемена в жизни, и кажется, работенка такая, что придется запустить мой мозговой механизм на полный ход, и уже мысленно осыпал себя букетами цветов за успешное ее выполнение.

Но тут я вернулся на грешную землю и вспомнил, что я еще не то что не окончил дело, но даже и не принимался за него, и что у меня есть все шансы заработать в ближайшее время или королевский удар по роже от гангстеров и штопаный саван, или выговор от Директора. И будет гораздо лучше, если я проявлю в этом деле максимальную осторожность.

Несмотря на такие мрачные мысли, я все же, получив, наконец, сдачу, подумал, что Нью-Йорк — очень милое местечко. И, говорят, здесь очень много роскошных девчонок, а они как раз интересуют меня больше всего на свете ив любое время, если только, конечно, это не мешает моей текущей работе.

После этих рассуждении я смылся, вернулся в отель, лег в постель и начал серьезно обдумывать это дело с золотыми слитками. По-моему, совершенно очевидно, что где-то завелся предатель, поскольку официальные сведения просачиваются к бандитам. К такому мнению я прихожу на том основании, что все три копа, которым поручали разнюхать что к чему, были убиты. И учтите, я не особенно удивлюсь, что этих трех копов прикончили, потому что я часто замечал: когда полицейские шпики хотят провести какое-нибудь расследование, они вступают в контакт со слишком большим количеством людей, и, кроме того, слишком широко раскрывают рот по поводу того, что им необходимо выяснить, так что слухи доходят до самих гангстеров, и тогда те начинают тренироваться в стрельбе, используя в качестве мишени каркас не в меру разболтавшегося копа.

Вот почему и была создана наша организация «джименов». В наших правилах говорится, что нам полагается работать в одиночку, не связываться с копами, за исключением особых случаев, когда мы должны это делать, и все равно, поверьте мне, ребята, мы этого не делаем, разве только в тех случаях, когда слово «должны» пишется с чертовски большой буквы. Но зато у нас работают разные ребята, разного класса, и практически абсолютно все организации и все места охвачены «джименами». Есть наши ребята и среди адвокатов, и среди артистов, а иногда наших работников посылают в какую-нибудь темную компанию, чтобы они там обжились немного, вошли в курс дела и потом помогли ликвидировать. Словом, наши ребята работают везде, даже в таких местах, о которых вы никогда не подумали бы.

Я должен сказать, что ужасно доволен, что именно мне поручили это дело, потому что совершенно очевидно: это будет очень нелегкая работенка. И кажется, начальство собирается отозвать Мираса Дункана и целиком возложить на меня все.

Что же, очевидно, там, наверху меня очень высоко ценят, вероятно, они довольны тем, как я провернул в Англии вместе с английскими копами дело Миранды ван Зелден.

И тут я предался воспоминаниям о Миранде, о том, какая роскошная штучка она была. Поверьте мне, у этой девчонки была такая фигура, которая могла произвести впечатление даже на слепого. И я подумал: а с какими девчонками придется встретиться в этом деле? Попадется ли мне на пути хотя бы одна роскошная бэби, когда я буду втираться в компанию этих бандюг, собирающихся стянуть золотые слитки?

Потому что уж такой я парень — ужасно люблю женщин! И должен вам сказать, женщины — очень интересные создания. Мне в работе приходилось встречаться с разными дамочками, и я заметил, что в девяти случаях из десяти, если вы ведете с ними правильную линию, они вам выболтают все, что вас интересует, прежде чем успеют сообразить, что слишком широко раскрыли свой очаровательный ротик.

Помню, у меня был случай в Миссури с подружкой одного гангстера. Так вот эта крошка выболтала мне все о своем дружке потому, что ей очень нравилось, как сверкали мои белые зубы, когда я во весь рот зевал, слушая ее рассказ. Вот так-то.

Я взглянул на часы. Половина первого. Кажется, мне пора двигаться на свидание с мистером Харвестом в ресторане Джо Мадригала, который находится в десяти минутах езды от моего отеля. И прежде чем отправиться в путь, я устроил совещание сам с собой относительно того, брать мне пушку или нет, потому что пользы от Лемми Кошена без «люгера» под мышкой ровно столько, сколько от соленой свинины правоверному раввину, особенно если учесть, как поступили эти мальчики с тремя копами. Но, поразмыслив хорошенько, я решил, что такой парень, как Перри Чарльз Райс, вряд ли пойдет в ресторан с револьвером. Поэтому я оставил свой «люгер», и, учитывая последующие события, вы убедитесь, что Перри Райс, или другими словами Лемми Кошен, поступил исключительно разумно.



Была роскошная ночь, а так как я на дорожку подзаправился небольшой дозой виски да еще страшно гордился тем, что получил такое серьезное, так сказать, «золотое» задание, то чувствовал себя как парень, заграбаставший в покере огромный банк, потому что олухи партнеры забыли посмотреть, было ли у этого парня открытие.

Вскоре я подошел к заведению Джо Мадригала, которое называется «Клуб избранных», что мне показалось очень милой шуткой, так как этот самый Мадригал, по происхождению грек, был, вероятно, одним из знаменитых сорока разбойников, если только истории, которые я слышал о нем, соответствуют действительности.

А роскошное заведение, этот самый клуб, похож на ночные клубы, которые обычно вы видите в кинокартинах, только выпивка здесь настоящая. Через позолоченный вход вы проходите по широкому .коридору, затем поднимаетесь на несколько ступенек, проходите через несколько дверей и в комнате направо сдаете свою шляпу. Перед вами вновь широкая лестница, затем танцзал со столиками вокруг и справа сцена с опущенным занавесом. Налево, примерно на половине расстояния до сцены — маленький коридорчик, без второго выхода из него, в коридорчике несколько телефонных будок. Направо около двери — бар с парой барменов в нарядных белых куртках. А справа от сцены место для оркестра, и рядом с ним маленькая дверца. Когда я вошел, оркестр нажаривал классную мелодию, услышав которую, сам Карузо захотел бы быть не только певцом, но и исполнителем ритмичных танцев.

Я отдал шляпу, подошел к бару и только хотел открыть рот, чтобы произнести «ржаного», как вдруг увидел на другом конце зала одного парня. Что-то в нем показалось мне знакомым, хотя он был здорово на взводе, держался на ногах еще довольно прилично. Взглянув на него еще раз пристальнее, я вспомнил, что это Джерри Тартан, репортер «Чикаго Ивнинг Сай», и меня даже в дрожь бросило, потому что этот парень знает меня как Лемми Кошена. И я понял, что мне надо срочно предупредить его, чтобы он не открывал рта насчет того, что я «джимен», а то могут произойти некоторые осложнения.

Надо вам сказать, что этот Джерри Тартан — правильный парень, и я пару раз прибегал к его услугам. Он очень быстро доставляет нужные сведения, которые было бы весьма нежелательно проверять официальным путем. Парень умен и умеет держать язык за зубами, и поэтому я непринужденной походочкой направился к нему. И подоспел как раз вовремя, чтобы подхватить его, так как он чуть не свалился со стула.

— Слушай, «Хмельной», — сказал я ему. — Ну-ка, приди на минуту в себя и поздоровайся со своим старым другом Перри Чарльзом Райсом, который приехал сюда из Айовы по делам нашей древней лавочки, торгующей акциями. Надеюсь, ты не настолько пьян, чтобы не понять, что я говорю, старина, а?

И представьте себе, хотя «Хмельной» здорово накачался — между прочим, этот парень всегда полупьян, я его знаю вот уже в течение нескольких лет и ни разу еще не видел трезвым — так вот, оказывается, несмотря на то, что он здорово накачался, котелок у него варит нормально, потому что он понимающе взглянул на меня, улыбнулся и сказал: «Черт возьми, никак это ты, старина Перри… Что ты здесь делаешь? И как поживает твой босс? Все еще торгует акциями? Разрёши-ка мне, Перри, угостить тебя двойной»…

С этими словами он подхватил меня под руку и потащил к бару, где я предупредил его, что нахожусь здесь по одному делу и чтобы он не забывал, что я мистер Райс, а если он забудет, тогда я так рассвирепею, что насыплю ему полные штаны рыболовных крючков.

После этого предупреждения я повернулся на вертящемся табурете и начал рассматривать заведение Джо Мадригала. Роскошное местечко, скажу я вам, и, надо полагать, немало башлей вложено в него. В зале много публики, все они едят и пьют, и — все это люди, привыкшие швырять деньгами, не считая их.

Я подумал, почему это мой друг Харвест В. Мелландер избрал для нашей встречи именно это место и каким образом это заведение связано с делом, которым нам предстоит заниматься. Хотя чего же удивительного — всем давно известно, что самые крупные мошенничества, убийства и грабежи берут свое начало именно в ночных клубах.

И тут я вдруг увидел нечто, от чего у меня перехватило дыхание по крайней мере минут на пять. Я увидел дамочку.

Она вышла из маленькой дверцы, которая находилась около эстрады для оркестра, справа от меня. И хотя я на своем веку видел много всяких роскошных дамочек, пожалуй, девчонку такого класса мне еще видеть не приходилось…

Надеюсь, ребята, вы достаточно образованные люди и слышали о некой греческой даме по имени Елена и о том, как ее прекрасное лицо явилось причиной гибели тысячи кораблей. Уверяю вас, ребята, лицо этой красотки вполне может явиться причиной гибели всех кораблей военноморского флота Соединенных Штатов, да еще пару подводных лодок в придачу. Высокая, походка королевская, лицо овальное и белое, как мрамор, пара огромных жгучих глаз, которые, как говорится, видят тебя насквозь и даже глубже.

Роскошная бэби!.. У нее такой великолепный ротик, что непременно хочется взглянуть на него еще раз, чтобы убедиться, что это вам не просто только так показалось.

Рядом с ней стоял парень. До того безобразный, что ему без лишней волокиты дали бы ученую степень в колледже для горгулей. Уверяю вас, смотреть на него было ужасно неприятно, даже вроде как бы больно. Коротенький, толстый, с белым, как пергамент, лицом. И до смерти чем-то напуган. Я на своем веку видел много испуганных людей, но ни один из них не был напуган до такой степени.

С минуту они постояли в дверях, как бы не зная, на что решиться. Потом, когда они совсем уже было хотели сесть за один из столиков около эстрады, из двери вышел еще один парень и присоединился к ним.

Это был высокий, стройный и красивый малый. Черты . лица тонкие, но .лицо до того жестокое, как будто он вот-вот собирается выдернуть у кошки все четыре ноги. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать: типичный звероподобный бандюга. Ну, конечно, он отлично одет и выглядит роскошно, а на манишке сверкают два огромных бриллиантах которые, конечно, были куплены не в магазине «5 и 10 центов».

Он улыбнулся очаровательной даме и что-то ей сказал, тогда она в свою очередь повернулась к горгулье и тоже ему что-то сказала. После этого они все трое повернулись и ушли обратно за маленькую дверцу.

Меня эта компания очень заинтересовала, и я решил задать «Хмельному» пару вопросов относительно этих людей.

«Хмельного» по праву можно назвать «королем ночных клубов», потому что нет ни одного подобного заведения ни в Чикаго, ни в Нью-Йорке, в котором бы он не был своим человеком.

Не знаю, говорил ли я вам раньше, что Джерри Тартан — отличный репортер по криминальным делам, и его газета дала ему полную свободу действия, поэтому он идет куда ему хочется и часто достает сведения, которыми я с удовольствием пользовался в своей работе.

Я еще раз оглядел зал. Да, это действительно роскошное заведение. Зал был почти полностью заполнен, торговля шла бойко, то и дело раздавалось хлопанье пробок шампанского. Почти все женщины были очень красивы и в танце умело покачивали бедрами.

«Хмельной» стоит в конце бара, пьет ржаное и о чём-то разговаривает с краснорожим парнем, который оплатил ему виски. Я подошел к «Хмельному», отвел немного в сторону эту газетную ищейку и спросил его, не знает ли он, кто эта роскошная дама, которая только что ушла в боковую дверь.

— Это Карлотта, Перри. Разве ты не знаешь Карлотту? Что ж… Надо будет тебя с ней познакомить, только побереги глаза, Перри, как бы она их тебе не опалила. Ты когда-нибудь слышал легенду о мотыльке и пламени? — Он отхлебнул виски.

— Она чудо, бесподобно красива, но, бог мой, до чего же это скверная женщина! И Перри, как она поет…

И тут он начал мне рассказывать, что Карлотта поет в кабаре в этом клубе и у нее страсть какой горячий характер, и что немало парней получили по роже после того, как она с ними немного позабавилась. Если верить «Хмельному» — а я уже говорил вам, что парень хорошо знает эти дела — эта бабенка — нечто вроде современной Клеопатры и считает, что любой парень, если только его кошелек туго набит, вполне может подойти для нее в роли Марка Антония. «Хмельной» рассказал мне также по секрету, что этого паренька, с горгульей физиономией, все ребята из ночных клубов зовут Вилли-Простофиля.

У Вилли-Простофили есть настоящее имя. Чарль Фрон, но никто не подумал бы называть его этим именем. И, кажется, сейчас он по уши влюбился в Карлотту и изо всех сил пыжится, чтобы добиться ее благосклонности.

Из слов «Хмельного» я понял, что Карлотта не прочь прикарманить горгулины наличные, а у парня, оказывается, денег гораздо больше, чем он может потратить сам при его куриной фантазии.

Я так заинтересовался местными сплетнями, что чуть было не забыл о цели моего прихода сюда, а именно, свидании с Мирасом Дунканом, или вернее, с мистером Харвестом В.Мелландером. Было уже двенадцать минут второго, а мой друг все еще не приходил. Опаздывал, что меня крайне удивляло, так как я неоднократно слышал, что парень отличается необычайной точностью и всегда и всюду приходит вовремя.

Я посидел еще несколько минут, а потом решил позвонить в погребок Мокси, где мы встретились с Дунканом, и спросить, не оставил ли он мне какое-нибудь поручение, ведь это собственно единственное место, где он может меня найти. Я пошарил в кармане, нашел пятачок и прошел мимо столиков к левому коридорчику, где раньше заметил телефонные будки.

Проходя, я внимательно его осмотрел. Это узкий коридор, примерно в 15 футов длиной, в нем три телефонные будки, все выкрашены в кремовый цвет с позолоченной отделкой, чтобы не нарушать ансамбль всего заведения. Коридорчик освещается тремя лампочками в виде тюльпанчиков, по одной над каждой будкой.

Я подошел к самой последней будке. Надо сказать, пошел к ней потому, что две первые, находившиеся одна против другой, хорошо видны из зала, а я не хотел быть у всех на виду, так сказать, привлекать к себе внимание.

Я взглянул в телефонную книгу, нашел номер телефона заведения Мокси, приготовил пятачок и открыл дверцу будки. Но тут меня ожидал страшный удар.

Потому что как раз напротив дверцы, прислонившись спиной к стенке будки, с телефонной трубкой в руках и со " съехавшей на один глаз шляпой, в луже крови на полу сидел ни кто иной, как Мирас Дункан, или, другими словами, мистер Харвест В. Мелландер! Кто-то досыта накормил его, всадив три пули с самого короткого расстояния, так что на его светлом сером костюме ясно вырисовывались прожженные порохом дырки.

Да. Мне что-то предстоящая работа начинает нравиться все меньше и меньше. Потому что, поскольку Дункан умер, мне не у кого будет узнать дополнительные подробности, а кроме того, совершенно очевидно, что какие-то люди здесь, в этом заведении, весьма недоброжелательно относятся к таким, как я, «джименам», и сейчас они, вероятно, разделавшись с мистером Мелландером, планируют устроить какую-нибудь пакость и мне.

Я закрыл дверцу, вернулся в бар, выпил большую порцию ржаного и начал думать. Потом пошел к девчонке, у которой оставил шляпу, и спросил, нет ли у нее картонки размером 12х12 дюймов.

Эта бэби оказалась славной девчонкой и. клюнула на взгляд, которым я ее наградил. Она быстро засуетилась, вырезала дно картонной коробки и с улыбкой протянула мне вместе со шнурочком, который я у нее попросил с соответствующей улыбочкой. Я сунул ей за хлопоты долларовую бумажку и пошел в туалетную комнату.

В туалетной комнате, в которую надо было подняться по широкой лесенке, я достал свою авторучку и начал печатными буквами писать на картонке объявление. Потом в обоих верхних углах прорезал дырки, продернул в них шнурок, завязал его бантиком, спрятал это объявление под пиджаком и вернулся в бар.

В баре я выпил еще одну порцию ржаного и небрежно направился в телефонный коридорчик. Бросил быстрый взгляд на крайнюю будку и убедился, что мистер Мелландер все еще там и все еще абсолютно мертвый.

Я плотно прикрыл дверцу этой будки и на ручке повесил то самое объявление, которое с таким усердием рисовал в уборной. Объявление гласило: «Аппарат испорчен». Повесив его, я снова вернулся в бар и заказал себе большую порцию ржаного.

Потому что, кажется, это дело обещает быть очень интересным!

Глава 2

ОДНА ДЛЯ ВИЛЛИ

Я, ребята, пришел к такому заключению, что здесь, в заведении Джо Мадригала, находится парень, которому кое-что известно. Совершенно очевидно, что парню, убившему Мираса Дункана, было известно, что Дункан работает по «золотому» делу, и похоже, теперь и мне приходится ожидать свою порцию.

И, очевидно, в дело замешан кто-то, кто имеет доступ в самые верха. Вы ведь, вероятно, помните, Дункан рассказывал мне, что когда тот парень, из-за которого собственно и началось это расследование, разболтался в бреду, он проявил необычайную осведомленность в некоторых деталях отправки золотых слитков.

Но все это отнюдь не может помочь мне, и, пожалуй, единственное, что следует сейчас делать, это спокойно сидеть и дожидаться, когда что-нибудь само собой выпрыгнет на сцену, хотя у меня вдруг появилось довольно трусливое предчувствие, что следующим событием в этом деле будет меткая пуля для меня.

Интересно, сколько времени Мирас Дункан пролежал в этой будке? Кроме того, чрезвычайно интересно знать: был он убит до или после того, как позвонил куда-то. Потому что, может быть, все-таки он пошел в будку, чтобы позвонить мне, и если ему удалось это сделать до того, как он получил пулю, то у Мокси меня ожидает какое-то сообщение от него. Значит, нужно сейчас же позвонить Мокси и спросить, не передавал ли кто-нибудь какое-нибудь поручение для мистера Райса, хотя, пожалуй, лучше я попрошу позвонить «Хмельного», так как для меня безопаснее посидеть здесь в баре и не болтаться по укромным местечкам этого заведения, где меня легко могут пристрелить.

Поэтому я подошел к «Хмельному» и попросил его пойти в телефонную будку, позвонить Мокси и спросить, было ли какое-нибудь поручение для мистера Райса.

Он сказал о'кей и пошел, а я смотрел, как он нетвердой походкой начал обходить с левой стороны танцплощадку, останавливаясь то у одного, то у другого столика, чтобы переброситься парой шуточек со своими знакомыми. Я видел, как он вошел в коридорчик с телефонами и пошел не в одну из ближайших будок, которые были видны мне отсюда, а направился к третьей, последней. Стоявшей в конце коридора. Но вскоре он оттуда вернулся и зашел в одну из передних будок, и я с облегчением вздохнул, так как, очевидно, он прочитал на будке объявление «Аппарат испорчен» и дверцу не открывал.

Но так или иначе, он мое поручение выполнил, вернулся ко мне и сказал, что к. Мокси никто не звонил и не спрашивал меня, после чего добавил, что у него где-то назначено свидание и он сейчас уходит. Спросил, гае я остановился, т.к. у него огромное желание зайти ко мне выпить. Потом он опрокинул рюмочку и смылся"

Минуты через три после этого оркестр перестал играть, только барабан выбивал жуткую дробь, а свет начал меркнуть. Потом зал погрузился в темноту, все люстры были выключены за исключением тут и там разбросанных по стенам бра, от которых падал довольно слабый свет на близлежащие столики. Потом прожектор осветил занавес. Занавес раздвинулся, и за ним в роскошном черном платье, как будто она была в него влита, стояла Карлотта. Черт возьми, и где это я был раньше? Почему до сих пор не встретился с этой дамой?

И «Хмельной» был прав, когда говорил, что эта бэби умеет петь. Уверяю вас, большая часть олухов, сидевших в этом зале, слышали на своем веку много различных певиц; но когда эта дама начала выдавать им медленный сюжет о том, как она все время ищет любовь и никак ее не найдет, все присутствующие так и замерли с открытыми ртами.

К тому времени, когда она закончила припев после первого куплета и перешла ко второму, я подумал, что, может быть, мне следует попробовать заняться этой дамой, только, конечно, надо будет проследить и случайно не обжечься, как меня предупреждал «Хмельной».

Я подумал, что после того, как она закончит петь свою песню, она, вероятно, присоединится к Вилли-Простофиле, парню с горгульим лицом, в одиночестве пришвартовавшемуся за столиком, который ближе всех стоял к Карлотте, и мне пришла в голову мысль завести знакомство с этими двумя парнями, которые сопровождали Карлотту, так как мне все-таки следует отплатить за Дункана, и нужно поразнюхать, кому именно, а кроме того, я вообще любознательный парень.

Поэтому я отошел от стойки бара и тихо, как на резиновых подошвах, начал пробираться сзади столиков к столу Вилли. Я всячески старался не производить шума и не прикасаться ни к чему.

Когда Карлотта была на половине второго куплета, я, пожалуй, находился уже на расстоянии 10 футов от столика Вилли-Простофили, но его не видел, так как бра над его столиком было выключено, поскольку находилось около сцены. И только я хотел чиркнуть спичку, чтобы прикурить сигарету, как вдруг послышалось «хлоп»! Я в своей жизни не раз слышал этот звук. Это, конечно, может быть, и пробка от шампанского, если ее очень осторожно вытаскивать. Только сейчас к хлопанью приметался еще легкий металлический звук. Я знаю, откуда получается такой звук. Я знаю, откуда он. Если выстрелить из автомата с глушителем на дуле, вы услышите именно это самое «хлоп».



И как раз в это время Карлотта окончила припев после второго куплета, поклонилась, в зале вспыхнул свет и раздался оглушительный шум аплодисментов. Но, поверьте мне, этот шум тут же прекратился, потому что кто-то аккуратно уложил на месте Вилли-Простофилю. Он повалился на столик и ударился головой о вазу с цветами, которая стояла на нем. На белой скатерти и на салфетках появилось красное пятно, и оно все разрасталось.

Я замер на месте и следил за Карлоттой. Она глазом не моргнула! Она просто взглянула на то, что когда-то было Вилли-Простофилей, повернулась и ушла со сцены. Занавес опустился.

Вероятно, она ушла в свою уборную. И тут я увидел Джо Мадригала, который стоял на верхних ступеньках при входе в танцзал. Парень здорово испугался.

— Леди и джентльмены, — проблеял этот грек, — прошу вас быть совсем спокойными, не двигаться, и вообще ничего не предпринимать, пока не придут копы, потому что они, вероятно, захотят вам о многом спросить, потому что кто-то убил этого парня.

С этими словами он закрыл за собой двойные двери и запер их на ключ.

Ну и гвалт поднялся в клубе!

Все во весь голос что-то кричали и толпились вокруг стола Вилли, стараясь разглядеть его получше. Многие дамочки делали вид, что их это очень потрясло, но, я заметил, такой вид они принимали, вдоволь наглядевшись на то, что когда-то было Вилли.

Я воспользовался этой дикой суматохой и потихоньку, сзади столиков, прошел к маленькой дверце, расположенной с правой стороны от эстрады для оркестра, которая сейчас была совсем пуста, так как все музыканты присоединились к посетителям ресторана и с любопытством разглядывали Вилли. Я прошел по маленькому проходу сбоку эстрады, обогнул ее сзади и вышел в коридор, находящийся с другой стороны. Вероятно, в этом коридоре расположены артистические уборные. В самой крайней комнате дверь была полуоткрыта, и в щель виднелся свет. Вероятно, это уборная Карлотты. Из-за двери слышались голоса, и я мог держать пари, что там происходил разговор между Карлоттой и щегольски одетым парнем с жестким выражением лица, который сегодня вечером беседовал на пороге с Карлоттой и Вилли-Простофилей.

Я толкнул дверь, вошел в комнату и убедился, что прав. Карлотта сидела перед туалетным столиком, повернувшись к парню, который развалился в кресле в углу комнаты и курил сигару. Он взглянул на меня.

— Что вы хотите, дружище? — спросил он. Я улыбнулся.

— Извините, может быть, я не в свое дело вмешиваюсь — начал я, — но я просто проходил мимо, и мне показалось странным, что вы вдруг решили устроить здесь совещание, в то время как в танцзале лежит только что убитый парень. Скажите, — я окинул их обоих многозначительным взглядом, — скажите, этот парень был ваш приятель?

Она ничего не ответила, а он отбросил окурок и достал другую сигарету. Все это время он смотрел на меня из-под полуопущенных ресниц.

— А почему бы вам, дружище, действительно не заниматься только своими собственными делами и не лезть в чужие? Между прочим, кто вы такой?

Я улыбнулся ещё шире.

— Мое имя Райс, из Мэзон Сити, штат Айова. А пришел я сюда потому, что мой приятель Джерри Тартан, репортер обещал представить меня этой даме. Он совсем было собрался это сделать, как вдруг вспомнил, что у него где-то деловое свидание. Он ушел, а я подумал, почему бы мне самому не представиться этой очаровательной даме. — Я взглянул на нее. — Хэлло, как поживаете, детка?

Она взглянула на меня и заговорила. Забавно, но мне никогда в жизни не приходилось встречать, чтобы у красивых женщин голос гармонировал с их лицом и фигурой. Но Карлотта представляет собой приятное исключение, которое, кстати, не подтверждает никакого правила. Голос у нее такой же красивый, как и лицо. Он как малиновый сироп, но зато выражение ее глаз никак нельзя сравнить с сиропом. Я ведь, кажется, говорил уже вам, что глаза у нее очень красивые, но посмотрели бы вы на них сейчас: это сверкали два огромных зеленых огня.

— Я очень рада познакомиться с вами, мистер Райс, — сказала она, — но, мне кажется, сейчас не очень подходящее время для завязывания знакомства. И, пожалуй, вам самому следует ответить на ряд вопросов вместо того, чтобы задавать их нам, — она повернулась к парню, сидящему в углу.

— Я видела этого молодого человека; Руди, — заметила она. — Я все время следила за ним, пока исполняла свою песню. Я видела, как он подошел сзади к столу Вилли, и, думаю, ему должно быть что-нибудь известно об убийстве.

Руди взглянул на меня и улыбнулся.

— Может быть, ты и права, — сказал он. — Думаю, что копы с большим интересом побеседуют с вами, мистер Райс. В свою очередь теперь я улыбнулся ему.

— О'кей, — согласился я. — Я не возражаю. Но только, знаете, вообще-то не так-то и легко пришить дело. Если вы действительно застрелили парня, у вас обязательно должен быть револьвер, а револьвер — это такая штука, которую я никогда с собой не таскаю. Ведь он иногда может выстрелить, даже из кармана… и убить кого-нибудь. Слушайте, бэби, — продолжал я, — если говорить о том парне, что лежит сейчас танцзале, то, мне кажется, его убил человек, стоявший на пороге маленькой дверцы, ведущей в кулисы, — я улыбнулся еще шире. — Между прочим, интересно, а у вас есть револьвер?

Он встал.

— Слушай, — начал он более сурово. — Давай мотай отсюда! Никто не приглашал тебя сюда и ни у кого нет никакого желания разговаривать с тобой. Проваливай, а то будет плохо! Конечно, если копы зададут мне какие-нибудь вопросы, я им охотно отвечу, а если посторонние лица будут продлять излишний интерес к этому событию, то ведь легко можно заработать славный удар по морде. Я помахал шляпой в сторону дамы.

— О'кей, детка, — сказал я. — Мистер Райс не такой парень, чтобы совать свой нос туда, где его не желают. Пока! Как-нибудь увидимся. И, пожалуйста, не задумайте со мной то, чего я сам бы с собой не сделал.

С этой милой шуткой я повернулся и через маленькую дверцу оказался снова в танцзале, — где все еще царили шум и суматоха. Лейтенант и четыре работника Отдела убийств активничали, задавая обычные в таких случаях вопросы, и как только я появился в зале, лейтенант, чье имя оказалось Ресслер, сейчас же сцапал меня и начал настойчиво допрашивать. Очевидно, Джо Мадригал или какие-нибудь другие ребята видели, как я потихоньку пробирался к столику Вилли-Простофили, и, по всей вероятности, они считают меня убийцей.

Лейтенант довольно грубо наседал на меня, но я посоветовал ему успокоиться, потому что, если он обвиняет меня в убийстве, то пусть сначала покажет револьвер, из которого я мог убить, а вот если он будет задавать вопросы вежливо и спокойно, может быть, я ему кое-что скажу.

Тогда он спросил меня, где я был. Я ответил, что уходил для того, чтобы перекинуться парой словечек с мисс Карлоттой, потому что это очень красивая дама, такие не очень-то часто встречаются, особенно в Мэзон-Сити. Я также указал ему на маленькую дверь сбоку эстрады и сказал, что Вилли-Простофилю легко мог убить человек, вышедший из этой двери, так как она была в темноте во время исполнения Карлоттой песни.

На это лейтенант сказал, что когда ему понадобится мой совет, он ко мне обратится. На это я опять огрызнулся, сказав, что мне-то собственно безразлично, но что я очень люблю читать детективные романы и понимаю, что к чему.

Как раз в этот момент Карлотта и парень, которого она называла Руди, вышли из маленькой двери, и лейтенант набросился на них.

Короче говоря, после длительных вопросов и расспросов этот коп, который, кстати, оказался довольно неглупым парнем, установил, что кто-то, находящийся от Вилли примерно на расстоянии 15 футов, угостил его пулей, и что он считает, необходимым всех людей, находящихся в радиусе 15 футов от Вилли, в том числе и меня, забрать с собой в Главное полицейское управление для небольшой дружеской беседы.

Он также включил в список Карлотту и ее дружка Руди и забрал их с собой, потому что считал их поведение несколько странным: почему это они сразу после убийства парня удалились за кулисы, а не остались там, где были все.

Пока этот малый распространялся, я помалкивал. Закурил сигарету и все думал, сколько времени пройдет, прежде чем какой-нибудь умник обнаружит еще один труп, а именно труп Мираса Дункана, или, другими словами, мистера Харвеста В. Мелландера, который все еще сидит в будке с телефонной трубкой в руке.

Я также подумал, не сможет ли телефонная станция сказать, в котором часу точно был последний разговор из этой будки. Это даст мне приблизительный срок, когда был убит Мирас.

Эти мои мысли прервала полицейская машина. Нас всех погрузили и отправили в Главное полицейское управление, где снова разыграли первоклассную сцену допроса. Так как во все время допроса я стоял, навострив уши, то извлек из него кое-какую пользу, узнал некоторые сведения. Прежде всего узнал, что имя Карлотты — Карлотта де ля Рю, и это имя я считаю самой настоящей липой, а настоящее ее имя, вероятно, что-то вроде Лота Хиггинс.

Ее приятеля зовут Руди Сальтьерра. И должен сказать, во время допроса парень держался спокойно, с достоинством, вид у него был такой, будто ему не о чем волноваться.

Затем принялись за меня, Перри Ч. Райса из Мэзон-Сити, штат Айова. Я, конечно, не был таким дураком, чтобы показать им свою федеральную бляху или вообще разыграть сцену оскорбленного «джимена», так как я подумал, что это может помешать мне в дальнейшей работе. Я искренне надеялся, что пройду этот допрос без зацепок и у меня не вытянут мое настоящее имя.

Кажется, Карлотта и ее приятель Сальтьерра тоже выпутаются из этой истории, потому что все отлично видели: во время выстрела она была на сцене, пела, а когда включили свет, поняла, что Вилли убит, и скорее ушла за кулисы, т.к. как боялась упасть в обморок от этого зрелища. У Сальтьерры тоже было железное алиби: парень, работающий осветителем, со своего поста видел, что дверь в уборную Карлотты была открыта и Руди все сидел там, и во время выстрела также.

А когда мне вся эта волынка с допросом начала надоедать, в комнату ввалился «Хмельной», который где-то еще хлебнул виски и стоял на ногах только благодаря усилию воли и силе рук полицейских, поддерживающих его.

Он от кого-то услышал об убийстве и вернулся к Джо Мадригалу, где узнал, что меня забрали в Главное полицейское управление. Поэтому ворвался сюда, чтобы сказать Ресслеру, что я отличный парень, честный и невинный гражданин, который только что приехал в Нью-Йорк и никогда раньше не бывал в заведении Джо Мадригала, что я такой парень, который даже выиграв в благотворительной лотерее револьвер, не знал бы, что с ним делать и как с ним обращаться.

Вся эта брехня, да еще в придачу мои замечания, которые, как я думал, мог бы сделать парень, подобный Перри Райсу, помогли мне выпутаться из этой истории. Лейтенант подошел ко мне и сказал, что я могу смываться на все четыре стороны. Он посоветовал в будущем, если мне придется столкнуться с полицией, не дерзить копам и вести себя, как полагается. На это я ему ответил, что таков уж я есть и не привык разговаривать со слишком воображающем о себе городским копом. В ответ лейтенант разразился не особенно лестными словами в мой адрес, но я уже смылся.

На улице я немного подождал «Хмельного», а когда он вышел, горячо поблагодарил его. На это он сказал, что нам нужно обязательно пойти куда-нибудь выпить немного и теперь ему совершенно очевидно, что без него я непременно попаду в какую-нибудь беду в таком шумном местечке, как Нью-Йорк.

Я сказал, что в принципе не прочь бы выпить с ним, но сейчас у меня есть парочка сугубо личных дел, однако он чрезвычайно меня обяжет, если зайдет ко мне в отель завтра утром, так как я хочу его кое о чем спросить. На это он буркнул о'кей, ввалился в свою машину и куда-то укатил.

Я минуты две потоптался на месте, потом потихоньку пошел. Пройдя примерно с полквартала, я увидел Руди Сальтьерра, который остановился, чтобы закурить. Он тоже увидел меня и улыбнулся, а я заметил, что когда этот парень улыбается, он как-то особенно становится похожим на гремучую змею.

— Ну, мистер Райс, — сказал он, — я вижу, в первую же ночь в Нью-Йорке у вас столько приключений, что теперь на два года хватит рассказов, когда вы вернетесь к себе домой.

— Еще бы, — ответил я, — любой мне может только позавидовать. А я и раньше слышал, что Нью-Йорк — довольно опасное местечко.

Он улыбнулся.

— Да, говорят. Случается всякое. А почему бы нам с вами не пойти куда-нибудь выпить немного? А? Я могу показать вам кое-что, что отнюдь не покоробит вас.

Я поблагодарил, но отказался, сославшись на предстоящие мне кое-какие дела. Помявшись, предложил пойти выпить где-нибудь немного кофе, т.к. вина на сегодня набрался достаточно. Я так сказал, потому что увидел неподалеку ночное кафе и подумал, что, он клюнет на это мое предложение. И он клюнул.

— О'кей, приятель, — сказал он. — Вот здесь мы можем получить кофе. Я с удовольствием угощу вас чашечкой, так сказать, нью-йоркское гостеприимство.

Он снова улыбнулся.

Мы зашли в кафе и заказали две чашки кофе. Потом он засунул руку в карман, чтобы достать деньги, и при этом слегка повернулся. Свет из-за стойки упал прямо на его фигуру, и тут я увидел нечто очень интересное.

Я ведь, кажется, говорил вам, ребята, что этот парень, Руди Сальтьерра, ужасный щеголь, и я страшно удивился, когда обнаружил, что смокинг у него из другого материала, чем брюки, потому что брюки сшиты из гладкой шерстяной материи, а смокинг из трико «в елочку». И это мне показалось очень интересным по причинам, о которых я вам расскажу потом.

Пока мы пили кофе, парень задал мне тысячу вопросов относительно Мэзон-Сити, только ему не удалось поймать меня, потому что я достаточно изучил все данные об этом городишке и знаю его так, как будто я действительно родился и прожил в нем всю свою жизнь.

Потом я сказал, что мне пора, что я очень благодарен ему за кофе и за внимание и надеюсь снова увидеться с ним у Джо Мадригала. Он сказал, что, конечно, мы увидимся, но будет гораздо лучше для всех, если я воздержусь от прогулок за кулисы без специального его на то приглашения. И вообще он дал мне понять, что считает Карлотту вроде бы как своей личной собственностью и что если кто-нибудь задумает крутиться около нее, он рискует заработать по роже.

Мы уже вышли из кафе. Мимо нас проезжало такси. Я остановил его и велел шоферу отвезти меня в отель «Корт», где остановился. И я нарочно громко назвал адрес, чтобы Руди услышал меня. А когда мы отъехали пару кварталов, попросил шофера изменить направление и подбросить меня к клубу Джо Мадригала, потому что родилось несколько интересных идей, которые мне нужно было во что бы то ни стало проверить.

Выйдя из такси, я со всех сторон обошел здание клуба. За домом был переулок. Все окна верхнего этажа закрыты железными решетчатыми ставнями. С задней стороны дома я увидел окошечко, находящееся как раз над уровнем головы. Подумав хорошенько, я решил, что оно должно находиться в коридорчике, где расположены уборные.

В переулке никого не было. Побродив немного, я нашел мусорный бак, принес его к этому окошечку, встал на него и немного поработал над запором одной маленькой стальной штучкой, которую всегда ношу с собой. Минут через пять окошечко приветливо открылось, я слез с бака, отнес его на то же самое место, где взял, вернулся к окну, подпрыгнул, потом подтянулся, влез в окно и аккуратно запер его за собой.

В помещении было очень темно. Единственный источник света — маленький фонарик, расположенный на головке моей авторучки. Но этого света было вполне достаточно, чтобы убедиться, что я действительно нахожусь в коридоре с уборными.

Я прошел по этому коридору, потом по сцене, вышел за закрытый занавес и очутился в самом центре танцзала. Мне на своем веку приходилось много видеть тягостных, угнетающих картин, но, кажется, нет зрелища более угнетающего, чем вид танцзала ночного клуба после его закрытия.

Уборщицы еще не приходили, вероятно, все из-за этого убийства, и на скатерти одного из столиков налево от меня мрачным пятном вырисовывалась кровь Вилли-Простофили.

Я прошел в коридор с телефонными будками. Мое объявление «Аппарат испорчен» висит на дверце. Я открыл ее и заглянул внутрь. Мирас Дункан еще там. Оказывается, никто сюда так и не заходил и не обнаружил труп бедняги! Потом я вернулся в танцзал и сел за один из столиков. Вероятно, здорово расстроились из-за выстрела ребята, которые сидели за этим столиком, так как убежали, не допив бутылку. Поэтому я позволил себе налить маленький стаканчик и так сидел, попивая виски и еще раз все тщательно обдумывая.

Может быть, вам покажется странным, как это я мог вот так сидеть в полумраке танцзала ночного клуба, когда в тридцати ярдах от меня в телефонной будке лежало тело убитого Дункана. Но я сидел спокойно и старался представить точную картину, как все это произошло. Конечно, вам это может показаться странным, но такой я уж парень. Я ничуть не боюсь покойников, вот живых я боюсь.

Посредине танцплощадки лежал длинный кусок серпантина, ну, знаете, такая лента, которую для развлечения ребята бросают друг на друга, и лента разматывается. И я подумал, что жизнь — это все равно что лента серпантина, которая постепенно всё разматывается и разматывается, только в случае с мистером Харвестом В. Мелландером кто-то преждевременно оборвал ее. И я дал себе слово: хотя я не очень хорошо знал Дункана, он мне показался отличным парнем, и у него замечательная репутация «джимена», поэтому я должен во что бы то ни стало наказать тех, кто посмел убить его.

И тут — я сам не знаю, почему это вдруг, — мне пришла в голову одна идея! Она до того странная и нелепая, что в первый момент мне показалось, будто я рехнулся, но поразмыслив немного, увидел, что эта мысль совсем уж не такая странная. Может быть, если вы внимательно слушаете все, что я вам рассказываю, может быть, и вам тоже пришла в голову такая же мысль.

Но это только мысли, и ничего хорошего не будет, если я увлекусь пустыми фантазиями, сидя в пустынном танцзале ночного клуба в 4 часа утра. Мне сейчас во что бы то ни стало надо найти, куда Руди спрятал другой смокинг.

И сейчас меня уже меньше интересовал вопрос, кто именно убил Мираса Дункана. Этим я займусь немного позже. Сейчас мое внимание целиком было поглощено делом Вилли-Простофили. И по-моему, убит он был таким образом.

Я ведь уже говорил вам, что Руди Сальтьерра — страшный щеголь, но сидя с ним рядом в кафе, я вдруг обнаружил:

Его смокинг не из той пары, что и брюки. А как это получилось и почему? Вероятно, в то время, как Карлотта исполняла свой номер, Руди потихоньку выскользнул из боковой двери, подкрался в темноте к столу Вилли-Простофили, и, держа револьвер в кармане смокинга, выстрелил в упор, после чего быстро смылся и переодел смокинг. Если это было именно так, то, вероятно, он где-нибудь спрятал смокинг с простреленным карманом, и спрятал он его скорее всего где-нибудь у Карлотты в уборной.

Я встал, тихонько прошел сквозь занавес и попал в коридор с уборными. Комната Карлотты оказалась запертой, но я уже неоднократно получал призы за быстроту открывания запертых дверей. Мне достаточно двух минут, чтобы открыть любую из них.

Я вошел в уборную Карлотты. Огляделся по сторонам. Воздух в ней сладкий и немного спертый, вы знаете, как это бывает в комнатах с закрытыми окнами, да еще у дамы, которая обильно употребляет пудру и духи. Я долго стоял, наслаждаясь сладким ароматом. Да, эта дамочка употребляет отличные духи, кажется, я их запах не забуду и в гробу.

Я потихоньку осмотрел по порядку всю комнату, отодвинул все ящики, заглянул во все шкафы, но ничего не обнаружил. Я только убедился, что у Карлотты отличный вкус на белье и что чулки она носит до того тонкие, что было даже грешно ворошить их в ящике так, как я это делал.

Наконец, я отказался от мысли найти что-нибудь в этой комнате и вышел в коридор посмотреть, нет ли там подходящего местечка, где бы джентльмен мог на время спрятать свой смокинг. И когда я так осматривал коридор при свете своего фонарика на авторучке, я подумал, что ведь Руди Сальтьерра может в любой момент вернуться за своим пиджаком, и, пожалуй, Лемми не поздоровится, если Руди решит прийти именно сейчас, особенно учитывая тот факт, что я, разыгрывая из себя Перри Райса, оставил «люгер» дома.

В конце коридора, как раз около окна, через которое я сюда пробрался, к стене прикреплен умывальник, а над умывальником бак с водой. В другом конце коридора я нашел лесенку, поставил ее около умывальника и пошарил рукой по крышке бака, И оказался прав. Потому что именно на крышке бака и был спрятан смокинг. Когда я внимательно его осмотрел, оказалось, что он сшит из той же материи, что и брюки, в которых Руди сидел со мной в кафе, а в петлице смокинга был тот самый цветок, с которым Руди появился в дверях, когда я увидел его в первый раз.

Я слез с лесенки, внимательно изучил смокинг, и что ж вы думаете? Меня ожидал приятный сюрприз: в правом кармане пиджака дырка, простреленная пулей. Значит, мое предположение о том, как именно был убит Вилли-Простофиля, оказалось правильным.

Я засунул руку в боковой карман смокинга и выловил оттуда письмо. И это был сюрприз № 2, потому что письмо адресовано Карлотте де ля Рю, клуб «Селект» Джо Мадригала. Я сначала удивился, зачем это письмо попало в карман Руди.

Пришлось ознакомиться с содержанием этого послания, написанного, кстати, чертовски паршивым почерком, как будто парень, который его писал, до краев «нагрузился». Письмо гласило:


"Карлотта, у меня сейчас нет времени писать вам много, но я обязательно должен увидеть вас сегодня же вечером и поговорить с вами. Я ужасно беспокоюсь и боюсь в связи с тем, что мне удалось узнать сегодня, и еще больше я беспокоюсь за вас.

Не знаю, зачем вам нужно водить меня за нос в то время, как вы дружите с Сальтьеррой. Может быть, это из-за моих денег, но даже если это так, если даже вы такая бессердечная, как мне об этом говорили, я все равно должен непременно видеть вас сегодня вечером, хотя бы на несколько минут.

Я не могу ничего сообщить вам по телефону. Все слишком важно, слишком секретно. Я приду сегодня вечером в клуб, чтобы после вашего выступления серьезно поговорить с вами.

Вилли".


Я вложил письмо обратно в конверт, конверт опять засунул в боковой карман, смокинг положил на бак, чтобы Сальтьерра мог его забрать, когда придет за ним.

Я поставил лесенку на место и присел на одну из ее ступенек, чтобы спокойно подумать. Совершенно ясно, как это письмо попало в карман Руди. Карлотта сама отдала его ему после того, как прочитала.

И также совершенно очевидно, что Вилли-Простофиля пришел сегодня к Джо Мадригалу с намерением выболтать какой-то важный секрет, а Руди ни в коем случае не хотел этого допустить. Вероятно, Карлотта совершенно прозрачно намекнула Руди, что пришло время по уши напоить Вилли Простофилю горячим свинцом, а Руди, выслушав ее намек, сказал «О'кей!»

Кажется, я не могу пожаловаться на то, как развиваются дела, потому что постепенно начинает вырисовываться определенный смысл в происходящих событиях, и если я еще немного подожду, может быть, удастся запустить свои зубы поглубже.

Я прислушался. Стояла абсолютная тишина. Поэтому я решил закурить. Потом тихонько прошел через танцзал, в темноте нащупывая дорогу, пришел к коридорчику с телефонами. Вошел в одну из передних будок, положил на микрофон носовой платок, чтобы какой-нибудь умник случайно не узнал мой голос, и позвонил в Главное полицейское управление.

Дежурную телефонистку Полицейского управления я попросил соединить меня с лейтенантом Ресслером, и через некоторое время парень взял трубку. Это он, он ответил «да» и спросил, кто я такой.

— Слушай, красавчик ты мой, — сказал я ему. — Ты тупой и обросший мхом из-за своей неповоротливости полицейский. И все-таки я расскажу пару историй, которые тебе будет очень полезно послушать.

Так вот, прежде всего позволь мне посоветовать тебе немедленно послать полицейскую машину в заведение Джо Мадригала. Там в одной из телефонных будок лежит труп хорошего парня. Его звали мистер Харвест В. Мелландер, и кто-то выстрелил в него в упор три раза. Как видишь, убийство было не случайное, а предумышленное. Во-вторых, этот парень все еще держит в руках телефонную трубку, значит, этот аппарат с момента его убийства выключен.

А теперь послушай, если ты будешь хорошим мальчиком, то немедленно свяжешься с телефонной компанией и узнаешь, в котором часу выключился этот аппарат, а завтра в газете «Нью-Йорк Ивнинг Миррор» поместишь объявление, в котором точно укажешь мне это время. Тогда, может быть, я позвоню тебе еще раз.

После чего я повесил трубку и быстренько смотался из заведения Джо Мадригала, потому что, вероятно, лейтенант сейчас же заявится сюда. Я вышел через то же окно и прошел два квартала, потом нанял такси и вернулся в отель, где немедленно улегся в постель, потому что, хотите верьте мне, хотите нет, ужасно устал, а моя старушка мама всегда говорила, что мужчине в жизни нужны три вещи: сытная вкусная еда, крепкий сон и любовь красивой женщины.

Что же, крепкий сон и сытная еда у меня уже есть, а занимаюсь я по профессии розысками и между прочим подыскиваю для себя третий ингредиент этого джентльменского набора.

Мне бы очень хотелось, чтобы Карлотта оказалась хорошей женщиной, но мой безошибочный инстинкт, как его называют писательницы, — подсказывает мне, что, к сожалению, она — одна из тех бабенок, которые не задумываясь, выковыряют золотую пломбу из зуба спящего младенца.

Глава 3

КАКАЯ-ТО ЧЕПУХА ПОЛУЧАЕТСЯ

На следующее утро я встал очень рано и во время бритья внимательно разглядывал себя в зеркале. Надо сказать, что вешу я 200 фунтов, лицо у меня свирепое и привлекательное в одно и то же время, так что женщины, особенно если попадают в беду, весьма охотно прибегают к моей помощи. Глядя в зеркало, я раздумывал, долго ли еще удастся сохранить себя целым и невредимым, потому что, как вы понимаете, мою работу нельзя назвать полезной для здоровья. Многие наши ребята обладают достоинствами, которых у меня нет, например, образованием, но все же это не помогает им уберечься от пули. Это доказывает, что образование само по себе еще ничего не значит.

В то же время у меня есть что-то, что директор называет чутьем, и я имею привычку всегда удовлетворять свое природное любопытство, причем большей частью удовлетворяю его способами, не принятыми среди других наших работников. И говорят, что именно поэтому я считаюсь отличным сыщиком.

Но тут после этих общих рассуждении я пришел к двум выводам: во-первых, что-то слишком уж интересуюсь этим парнем Вилли-Простофилей, чье настоящее имя было, кажется, Чарль Фрон; и во-вторых, я должен помнить, что собственно моя задача — расследовать готовящуюся кражу золотых слитков и что мне не стоит беспокоиться по поводу этих двух убийств до тех пор, пока они когда-нибудь и каким-нибудь образом не окажутся связанными с похищением золота.

Но, по-моему, было бы гораздо лучше, если бы нью-йоркские копы, а они обязательно начнут с жаром искать преступников, не очень-то торопились узнать, кто именно убил Мираса Дункана и Вилли-Простофилю, так как это помешает некоторым моим планам.

В газетах я прочитал, что убийство Чарля Фрона и Харвеста В. Мелландера, чей труп был обнаружен копом Ресслером примерно через 10 минут после того, как я ему позвонил, приписывается шайке гангстеров, орудовавших в клубе «Селект». В газете также говорилось, что копы обещают найти преступников в течение ближайших двух-трех дней. Именно это любой коп в любой стране обещает в отношении любого преступления, но обещания эти еще ровно ничего не значат.

Совершенно очевидно, что у них никаких подозрений в отношении Руди Сальтьерра, так как у того железное алиби в лице электрика клуба, который утверждает, что Сальтьерра все время сидел в уборной Карлотты. Но между нами говоря, я продолжаю думать, что именно Руди пристрелил Вилли. А электромонтер, очевидно, тоже участвует в игре, и, пожалуй, мне следует переброситься парой словечек с этим парнем, может быть, придется его немного припугнуть и даже применить кое-какие довольно жесткие меры.

Обдумав все это, я отправился на телеграф и послал на имя директора шифровальную телеграмму:


"Специальный агент Лемюэль Г. Кошен. Директору Федерального Бюро Расследований, Вашингтон.

Сообщаю: Мирас Дункан убит вчера вечером в клубе «Селект» Джо Мадригала Нью-Йорк. Мною заявлено нью-йоркской полиции, что это Харвест В. Мелландер. Мужчина примерно тридцати лет, блондин, карие глаза, нос и рот выше среднего размера, безобразный, рост примерно 5 футов 8 дюймов, известный как Вилли-Простофиля или Чарль Фрон, убит там же примерно через два часа после убийства Дункана. Пожалуйста, распорядитесь в замедлении расследований местной полицией, чтобы дать возможность событиям развиваться своим чередом. Пожалуйста, сообщите мне в отель Корт полную информацию относительно Чарля Фрона. Сведения следует прислать в пакете с рекламными акциями на имя Перри Ч. Райса. Сообщите все детали, касающиеся отправки золота из США в Англию. Откуда будет взято золото: из Пробирной палаты США или из Федерального банка Нью-Йорка. Временно снят с подозрения местной полицией по поводу убийства Чарля Фрона, но, возможно, нахожусь под наблюдением за отсутствием достаточных сведений, подтверждающих мою личность".


Освободившись от бремени этих волнующих вопросов, я вернулся в отель и выпил немного виски, потому что, мне кажется, в самое ближайшее время должно произойти что-то очень интересное, во всяком случае, я надеюсь на это.

В половине десятого ко мне пришел «Хмельной», до краев наполненный новостями и виски. Он спросил, известно ли мне, что в заведении Джо Мадригала произошло еще одно убийство: парня по имени Мелландер пристрелили в телефонной будке. Я ответил, что читал об этом в газете. Он сказал, что, кажется, разыгрывается довольно интересная история и, пожалуй, у него получится парочка неплохих статей. Мне кажется, что он, как репортер, был ужасно доволен всем случившимся.

«Хмельной», конечно, догадался, что я был у Джо Мадригала вчера по делу, хотя не знал точно, по какому. Он намекнул, что если может быть чем-нибудь полезен, мне стоит только слово сказать.

Я сидел и все думал о «Хмельном» и пришел к заключению, что лучше всего откровенно рассказать этому парню, зачем я приехал в Нью-Йорк. Я вполне могу положиться на свое чутье в этом отношении, поэтому я рассказал ему все, что услышал вчера от Мелландера.

Я рассказал ему, кто в действительности был Мелландер и что, мне кажется, оба убийства связаны с предполагаемым похищением золота. Это совершенно очевидно в отношении Дункана и, вероятно, столь же справедливо в отношении Вилли. Я также сказал ему, что он окажет мне большую услугу, если расскажет всю подноготную Руди Сальтьерра.

Он был страшно доволен. Сказал, что я молодец, что рассказал ему всю историю, что пока он будет держать язык за зубами, и как только я подам ему сигнал, он немедленно напишет колоссальную криминальную статью, самую лучшую за всю его долгую карьеру репортера, до краев заполненную виски, женщинами и всем, чем хочешь! После чего мы с ним выпили еще по стопочке, и он пошел посмотреть, не удастся ли ему что-нибудь разнюхать для меня.

Было 12 часов. Я одел шляпу, пошел в заведение Джо Мадригала, спросил этого парня, и меня немедленно провели к нему в кабинет. Кажется, Джо отнюдь не был недоволен моим приходом, он все еще был в некотором возбуждении в связи с двумя убийствами, происшедшими в его клубе, и, по-моему, отнюдь не возражал против этих убийств, потому что надеялся, что теперь к нему валом повалит публика, хотя бы просто посмотреть место, где в один вечер было убито два человека. Это еще раз доказывает, что люди проявляют особый интерес к человеку только после того, как тот умрет.

Я великолепно расписал ему сцену, как меня вчера вечером забрали в полицию и допрашивали там, и сказал ему, что когда вернусь в МэзонСити, у местных жителей волосы на голове встанут дыбом от моих рассказов о жизни в Нью-Йорке, где меня в первый же вечер забрали в полицию по подозрению в убийстве. Потом я сказал ему, что очень люблю читать детективные романы, регулярно прочитываю по одному каждую неделю, уверил, что если бы я работал в полиции, то был бы хорошим сыщиком. Я также заметил, что у меня есть своя теория относительно этих убийств; мне кажется, что Вилли-Простофилю пристрелил человек, вышедший из маленькой двери, находящейся с правой стороны эстрады.

Он ответил, что это невозможно, так как у самой двери, только с другой стороны, на возвышении сидит электромонтер, регулирующий освещение эстрады, и ему хорошо видно все, что происходит за кулисами. Единственным человеком, который мог бы пройти через эту дверь и выстрелить в Вилли, был Руди Сальтьерра, но электромонтер клянется и божится, что Руди все время находился в уборной Карлотты.

Я сказал, что все это очень интересно. А нет ли у того электромонтера собственной теории относительно происшедшего? Он клюнул на эту удочку и повел меня через танцзал к парню, ведающему освещением эстрады и зала. Я поговорил с ним, и он подтвердил, что никто не смог бы пройти или выстрелить через эту дверь.

Скендал, — так звали электрика, — огромный парень, свирепого вида, и, поговорив с ним, я пришел к заключению, что он еще и первоклассный лгун — состряпал такое железное алиби для Руди. И я решил, что мне нужно в ближайшие же дни поговорить с ним сначала спокойно, а потом, может быть, и с кувалдой в руках.

Что ж, я решил, что неплохо провел утро. Поэтому предложил Джо Мадригалу выпить немного ржаного за мой счет. Это предложение ему очень понравилось, поэтому мы вернулись к нему в кабинет и уселись со стаканчиками в руках. Этот Джо Мадригал — типичный пиндос[1]. Многие из них содержат подобные заведения, и этот неплохой парень. После нашей беседы я убедился, что он вряд ли знает, что происходит в его заведении. Шайка Карлотты-Сальтьерры крутит здесь свои дела без его ведома и собирается крутить и дальше, если только с ней ничего не случится.

Я сказал, что считаю Карлотту очаровательной девчонкой и собираюсь всерьез за ней приударить. Джо честно предостерег меня, предупредив, что Карлотта — любовь Руди Сальтьерры, и пытаться вклиниться третьим в эту милую парочку — это все равно, что играть в бейсбол с парой бенгальских тигров. Я также узнал от него, что это именно Руди порекомендовал ему Карлотту в качестве певицы и из-за нее он теперь здесь все время крутится.

Мадригал также предупредил меня, что Руди — жестокий парень, и к тому же гангстер довольно крупного масштаба. На вид милый и тихий, но тем не менее очень крупный мошенник, и у него ужасно скверный характер, он всегда тихо и спокойно убирает с дороги любого, который вздумает ему дерзить и вообще мешает в махинациях. Джо также сказал мне, что, по его наблюдениям, Руди всерьез влюбился в этот пучок оборочек. Джо нисколько не удивится, если Руди совершит такую глупость, что женится на Карлотте, потому что сам Руди как-то сказал Джо, что на сей раз у него все по-другому и что он раньше никогда не испытывал подобных чувств ни к одной даме. Конечно, все это очень хорошо, но только мне эти слова о необычайно пылкой любви Руди показались сущей белибердой, потому что я слишком хорошо знаю гангстеров и как они смываются от своих красоток после того, как наговорят им кучу бабушкиных сказок и наобещают всего, чего хочешь, лишь бы добиться, чтобы красотка была послушна и на все просьбы отвечала «хорошо, папа».

После этой милой беседы с греком я зашел в ближайший ресторанчик, заказал ленч и решил хорошенько подумать. Пожалуй, чтобы не упускать из вида противника, мне надо немного прибавить хода, и будет неплохо, если я сейчас пойду к Карлотте и постараюсь узнать, какую роль она играет в этом деле.

Вы подумаете, что этот ход нельзя назвать слишком умным, но я уже неоднократно убеждался, что если брать быка за рога, всегда получается результат, даже если этот результат получает сам бык.

Поэтому я зашел в аптеку и посмотрел в телефонной книге адрес ближайшего от Джо Мадригала цветочного магазина. Потом позвонил в клуб «Селект» и сказал ответившей мне девушке, что я из цветочного магазина, где мисс де ля Рю заказала цветы, но мы потеряли ее домашний адрес, и не будет ли она столь любезна сообщить мне его. Девчонка поверила мне и дала адрес Карлотты: Риверсайд Райз, Уэст, 113-я улица. Я впрыгнул в такси и отправился по этому адресу.

Квартира Карлотты находится в роскошном доме, очевидно, она недурно зарабатывает, распевая по ночным клубам. Внизу, в подвале, в указателе имен, я узнал, в какой квартире она живет. Поднялся наверх и пошел прямо по коридору до ее двери. У двери я постучал и подождал, пока мне открыла дверь цветная девушка, разодетая, как горничная из французского фарса.

Я через ее плечо увидел другую дверь, как раз сзади, на противоположной стене. Дверь была закрыта, и я понял, что Карлотта дома. Но когда я сказал девушке, что хотел бы видеть мисс де ля Рю, она ответила, что мисс дома нет, и посоветовала лучше обратиться в клуб «Селект», где та бывает по вечерам, потому что мисс дома не принимает.

Я ей ответил, что меня не интересует, принимает она или не принимает дома, а когда девушка немного отступила назад, чтобы закрыть дверь, я поставил за порог ногу и слегка оттолкнул служанку. Тогда она страсть как раскипятилась, но я посоветовал ей вести себя прилично и не волноваться, а сам прошел через холл, постучал в дверь на противоположной стороне, открыл ее и вошел.

Это была роскошная гостиная, вся сплошь заставленная всякими дамскими безделушками, а за столом в прелестном пеньюаре сидела сама Карлотта и писала какое-то письмо.

Когда она услышала шум моих шагов, она повернулась и посмотрела на меня так, как будто я был нечто, выползшее из-под древней скалы.

— Что вам надо? — спросила она. — Разве вам не сказали, что меня нет дома?

Я положил шляпу, сел и закурил сигарету. Она нервно постукивала по паркету ножкой, и, надо сказать, ножка у нее самая замечательная из всех виденных мною, а я много видел их на своем веку.

— Послушайте, мисс Карлотта, — начал я с милой улыбкой, — поймите меня правильно, мне не хотелось бы, чтобы вы заблуждались на мой счет, потому что я не из тех парней, которые чувствуют к женщине глубочайшее уважение и, хотите верьте, хотите нет, но моя мать тоже была женщина, а мой отец учил меня, что никогда не следует грубить, или, упаси боже, бить женщину, нужно просто на всякий случай всегда знать расписание поездов, уходящих из данной местности…

И тут Карлотта не выдержала. Она встала и разыграла бурную сцену негодования. Она кричала, что ее совсем не интересует, чему меня учил мой отец, что я должен сообщить ей цель моего прихода, иначе она немедленно позвонит лифтеру и вышвырнет меня из квартиры. Тогда я сделал вид, что очень опечалился, и сказал, что знаю, как недостаточно мое образование, и совсем не умею разговаривать с женщинами. Но, если бы я знал, что мне придется встретиться с такой очаровательной дамой, как Карлотта, я бы потратил полжизни на изучение искусства приятной беседы и болтал бы сейчас не хуже любого диктора радиостанции «Колумбия Бродкастинг Систем».

Она снова начала постукивать ножкой по полу, а я сказал, что я вчера видел ее в клубе, и она с первого взгляда пленила меня, я никогда в жизни не видел подобных женщин, и буквально схожу с ума от нее. Мой приятель Джерри Тартан обещал познакомить меня с ней, но все наши планы расстроились из-за этого убийства, и я теперь позволил себе нескромность пойти к ней на квартиру потому, что должен с минуты на минуту уехать из Нью-Йорка, но не могу этого сделать, не повидав ее.

Во время этой моей довольно длинной речи бабенка окидывала меня подозрительными взглядами, и, наконец, я увидел, что мои льстивые слова возымели-таки свое действие: выражение ее глаз несколько смягчилось, и она клюнула на всю эту чепуху, которую я ей наплел.

Потому что, как это ни смешно, любая женщина, кто бы и что бы она ни была, стоит вам начать разговор о том, что вы от нее без ума, в девяти случаях из десяти поверит вам, потому что все женщины со времени сотворения мира всегда хотят, чтобы в них влюблялось как можно больше парней. И вы можете мне поверить: если бы в свое время змию в райском саду не была известна эта истина, на земле не было бы никаких людей, в том числе и нас с вами, а Адам до сих пор ходил бы, как в закопченных очках, и так ничего не заметил бы у Евы, во всяком случае, не заметил бы того, чему следует быть замеченным.

Она сказала, что, может быть, все это так, но мне не следует врываться на квартиру незнакомых людей, и вообще, чего я хочу?

Я стал возмущаться тем, что полиция подозревает меня в убийстве Вилли-Простофили, хотя это совершенно невозможно: такой парень, как я, в своей жизни мухи не убьет. Красочно живописал, как расстроен этим ужасным приключением.

Когда я закончил эту трогательную речь, она встала, подошла к маленькому столику, достала из роскошной коробки сигарету и прикурила от серебряной с орнаментом зажигалки, потом принесла мне и коробку, и зажигалку, сама достала сигарету и дала прикурить.

Все это время она стояла около меня, и должен вам сказать, эта бэби — настоящая конфетка. У нее роскошная фигура и королевская осанка, а душится она самыми замечательными духами, аромат которых я помню еще с тех пор, как разыскивал в ее уборной смокинг Руди. Этот же аромат, и то, что она стояла около меня и смотрела сверху вниз своими очаровательными, слегка потупленными и теперь уже ласковыми огромными глазищами, начало меня так волновать, что мне пришлось несколько раз напомнить себе, что я нахожусь на работе, потому что чуть не ударился в сентиментальность, и тогда бы все пошло к чертям.

И так всегда получается, потому что я уже на личном опыте убедился: если в деле встречается хорошая добродетельная женщина — ну, знаете, такая, с которой бы моя мама хотела, чтобы я познакомился, — она обязательно ходит на низких каблуках, на голове у нее нелепая челка, и говорит она высокопарно, и ты вдруг начинаешь чувствовать, что тебе следовало бы пройти курс поведения за столом, не заглатывать целиком макароны и т.д. Но если ты встретишься с порочной девчонкой, вроде этой Карлотты, можешь поставить об заклад свой последний гривенник: она обязательно будет искусно подкрашена, и духи у нее самого правильного аромата, и туфельки на французских каблуках, а платье сидит на ней так, как будто она влита в него, и говорит она таким голосом, что тебе сразу невольно придет в голову мысль о необходимости продолжения рода своего, чтобы обеспечить мистера Рузвельта новыми избирателями, которые бы проводили в жизнь его новый порядок до того, как он станет старым.

Она дала мне прикурить, села рядом со мной на диван, подождала минутку и начала:

— Слушайте, Перри, я чувствую, что вы такой человек, о котором я всю жизнь мечтала, и мне кажется: это не простая случайность, что вы вчера оказались в клубе Джо Мадригала.

— Да… Я думаю, что сама судьба послала вас туда, потому что мне очень нужна помощь.

И тут она начала напевать, как сожалеет, что вчера высказала предположение о моей причастности к убийству Вилли-Простофили, но это произошло только потому, что она была очень расстроена, когда я пришел в ее уборную, хотя это теперь не имеет значения, так как все убедились, что это не я, потому что у меня даже не было оружия. Когда она все это говорила, то показалась мне даже немного печальной. Потом она спросила, что я думаю относительно этих убийств. Ей кажется, что я человек с головой и могу все объяснить, так как она ужасно расстроена и огорчена всеми происшедшими событиями.

Тогда я сказал ей то же, что и накануне, и пока это говорил, внимательно наблюдал за ней в зеркало, которое висело на стене напротив, и видел, как она смотрела на меня своими зоркими кошачьими глазищами, вероятно, все время прикидывая в уме, о чем же собственно я догадался и сколь правильны мои догадки.

Я сказал, что Вилли-Простофилю не мог убить человек, находившийся в зале. Для меня это совершенно очевидно, т.к. я стоял как раз около его стола. Хотя бра над столом было погашено, я все же не мог бы не заметить человека, приблизившегося к Вилли. Поэтому убежден, что убийца вышел из маленькой дверцы с правой стороны эстрады.

Потом я спросил ее, каждый ли раз, когда выключается бра над столиком она поет. Она сказала, что свет там всегда горит, но, вероятно, вчера вечером что-то испортилось. И, я думаю, она совершенно права, потому что могу держать пари: этот парень Скендал, электромонтер, безусловно, участвует в игре, и он нарочно выключил бра, чтобы из зала не было видно человека с револьвером в руке. Это еще раз подтвердило мое решение поговорить как-нибудь на досуге со Скендалом.

Потом она выдала еще один вздох и невинным голоском поинтересовалась, правда ли, что я подозреваю в убийстве Вилли Руди Сальтьерра. На это я ответил, что больше никто не мог этого сделать. Тогда она напомнила мне, что электромонтер, который следит за освещением эстрады, дает Руди железное алиби, утверждает, что Руди все время находился в уборной, и кроме того, у Руди вообще нет револьвера.

Эта мысль о револьвере мне что-то не приходила в голову. Ведь когда мы пошли в полицейское управление, у Руди действительно не было револьвера, но он мог запрятать его в любое место в клубе, кроме того, я уверен, что в этом деле замешано еще несколько человек, он мог сделать это с их помощью.

Но я решил подыграть Карлотте; стал уверять, что готов выполнить любое ее желание, и раз она уверена, что это был не Руди, то я тоже не буду подозревать его.

Тогда она еще раз глубоко вздохнула, встала и сказала, что мне уже пора идти, но если я останусь в Нью-Йорке, она будет рада видеть меня. И тут совершенно неожиданно она обхватила меня руками за шею, и прежде чем я успел что-нибудь сообразить, уже целовал эту бэби, как еще никого на свете до этого не целовал. Вы скажете, что получается какая-то чепуха. Но вы, ребята, не волнуйтесь, потому что я в своей жизни никогда не упускал случая поцеловать хорошенькую девчонку, если только, конечно, это не шло во вред моей текущей работе.

Во всяком случае Карлотта повисла на мне, как моллюск на бакене, начала мне говорить, что она очень несчастна, что попала в очень неприятную историю, что она вообще не очень-то любит Руди Сальтьерра, а вот из-за меня она начинает сходить с ума.

Я, конечно, все эти ее сладкие слова понял по-своему и немного в уме их подсолил. Я понял, что бабенка считает меня простачком.

Когда мы с ней вдоволь наобнимались, я сказал, чтобы она успокоилась: если у нее будут какие-нибудь неприятности, то всегда и во всем может положиться на Перри Ч. Райса. Я сказал также, что если не уеду из Нью-Йорка, то сегодня вечером обязательно приду к Джо Мадригалу еще раз послушать ее пение. Потом она мне пробормотала, что никогда бы не бросилась на шею мужчине, как произошло это сейчас. Но ей никогда в жизни не приходилось встречать такого человека, как я, который напоминает ей деревню и широкие просторы. Ну, я, конечно, воздержался от того, чтобы сказать, кого она мне напоминает, потому что решил довести игру до конца.

Затем мы с ней горячо попрощались, и я ушел. Но, отойдя от ее дома на квартал, я вернулся другим путем и некоторое время наблюдал за ее подъездом. И оказался прав: ровно через 10 минут, как штык, к дому подкатил роскошный лимузин, и из него вышел Руди Сальтьерра, цветущий, как все цветы мая.

Я закурил сигарету и смылся.

Я был очень доволен результатами своего визита, потому что (ставлю чашку кофе против всего чая Китая) сейчас эта девчонка рассказывает Руди обо мне. Оба немного меня испугались, и, пожалуй, начнут что-нибудь предпринимать, а мне как раз это и нужно, потому что если вы хотя бы немного перепугаете преступников, они начинают нервничать и совершать такие проступки, которых в спокойном состоянии никогда бы не совершили. И тогда частенько выдают себя.

Я взял такси, вернулся к себе в отель, выпил немного виски, лег в постель и решил все спокойно обдумать. Через некоторое время я встал и выглянул в окно. Так и есть: на другой стороне улицы, как раз против входа в мой отель, я увидел парня, который просто так стоял около папиросного киоска и ничего не делал. На нем был светло-серый костюм и шляпа, сдвинутая на один глаз. Он курил, жевал резинку и не спускал глаз с подъезда отеля.

Мне это очень понравилось. Я думаю, что это Руди послал одного из бандитов наблюдать за мной. И это был как раз тот случай, когда мне самому хотелось, чтобы у меня был «хвост» Но пожалуй, мне теперь лучше все время носить с собой пушку, потому что, кажется, ребята прицеливаются в меня, а мне совсем не хочется умирать обутым и одетым, разве только если придется упасть в реку, перегрузившись спиртным, или по другой какой-нибудь милой и еще более невинной причине, что может случиться с любым из вас.

Глава 4

ГРУБЫЕ МЕТОДЫ

В 7 часов я принял душ и переоделся, после чего собрал чемоданчик, позвонил портье и попросил прислать мне счет, потому что решил в этот отель больше не возвращаться, чтобы Руди Сальтьерра не знал, где я нахожусь. У меня инстинкт на всякого рода неприятности, и вот этот самый инстинкт подсказывает мне, что в очень скором времени эти неприятности начнутся.

И вот как я представляю сейчас все дело: Карлотта разыграла сегодня нежную сцену, чтобы ближе подобраться ко мне и внушить, что она скромная, невинная, заблудившаяся девочка, которая каким-то путем попала в лапы гангстера Руди. Но я помню, Джо Мадригал говорил мне, что это именно Руди порекомендовал ему Карлотту, так что, очевидно, эта парочка уже давно работает вместе, и считает меня за совершеннейшего осла.

Я думал еще о многих вещах, но это все только теории, и я не собираюсь утруждать вас пересказыванием их. Лучше посмотрим, как они обернутся на деле.

Потом я пообедал, а в 9 часов мне позвонил по телефону «Хмельной». Он сказал, что был в репортерской комнате в Главном полицейском управлении и услышал там кое-что о Сальтьерра.

«Хмельной» полагает, что Сальтьерра создал себе большое состояние на контрабандной торговле вином во время сухого закона, а с тех пор в крупных масштабах ведет «рэкет».

Ну, что такое «рэкет», вам, вероятно, известно, а кому неизвестно, я объясню: какой-нибудь парень приходит к другому и говорит: «Вам угрожает опасность, вы нуждаетесь в охране, и я могу вам ее обеспечить». Если парень сразу согласится заплатить за охрану, тогда «о'кей». Если же нет, тогда бандит так организует дело, что парень действительно будет нуждаться в охране, и ему останется или все-таки заплатить за охрану, или готовить для себя торжественные похороны.

По словам «Хмельного», Сальтьерра — парень с башкой, пьет он немного, не болтает лишнего, а ребята, работающие на него, самые первоклассные, так сказать, избранные гангстеры. Они отлично знают свое дело и не страдают обычным недостатком всех гангстеров: не имеют привычки широко открывать рот, когда напьются, а выпить они могут очень много.

«Хмельной» спросил меня, где мы увидимся. Я ответил, что собираюсь пойти попозже к Джо Мадригалу, и попросил его узнать, где живет электромонтер Скендал, потому что мне нужно поговорить с ним. Он сказал, что нет ничего проще. Мы договорились встретиться в клубе «Селект» в 12 часов ночи.

Я спустился вниз, оплатил счет и сказал портье, что мне нужно срочно уехать, но завтра я забегу сюда, потому что мне должны прислать кое-какие письма, и пусть он их для меня сохранит.

Потом я вышел из подъезда и увидел, что парень в светло-сером костюме и в сдвинутой на глаза шляпе тоже сел в машину и поехал вслед за мной. Я сказал своему шоферу-итальянцу, чтобы он немного покрутил по улицам, а потом остановился бы где-нибудь в тихом спокойном местечке. Так он и сделал. Когда мы остановились, я через заднее стекло увидел, что машина с тем парнем тоже остановилась примерно в 30 ярдах сзади. Я вышел из такси и пошел по тротуару по направлению к той машине. Подойдя к ней, я неожиданно повернулся, рванул дверцу и увидел, что в машине сидит тот самый парень в светло-сером костюме и в шляпе.

— Слушай, ты, умник мой, — сказал я ему. — За мной уже много раз таскались хвостом такие ловкачи, как ты, и я официально тебе заявляю: мне не нравится твоя рожа, и если ты сейчас же отсюда не смоешься, то получишь хороший удар по скуле. Как тебе нравится такая перспектива?

И только он собирался мне что-то ответить, для чего слегка наклонился вперед, я схватил его за концы щегольского шарфа, слегка подтянул к себе и со всего размаха дал ему классический удар в нос. Парень так и повалился в угол машины, а я посоветовал шоферу немного подождать, пока его пассажир придет в себя, узнать у него домашний адрес и быстренько отвезти туда.

Я вернулся к своей машине и, проехав несколько минут, велел шоферу остановиться около маленького отеля под названием «Деламер», где я зарегистрировался как Перри Райс. Когда я вошел в свой номер, первым делом выпил большую стопку виски, чтобы надлежащим образом подготовиться к грядущим событиям.

Я распаковал свой чемоданчик, немного посидел, потом послушал «последние известия», одел плечевую кобуру с «люгером», вызвал такси и отправился к Джо Мадригалу.

А этот грек Мадригал оказался прав, когда радовался, что в его заведении произошло два убийства, потому что его клуб «для избранных» был битком набит народом. Все они получали огромное удовольствие от того, что лично увидели место, где в один вечер было убито сразу два парня.

Джо Мадригал стоял на своем обычном месте, разодетый в пух и прах и с красной гвоздикой в петлице. Видно было, что он очень доволен ходом дела. Мы выпили с ним по паре стаканчиков и немного поболтали. Он рассказал мне, что к нему приходила полиция и что они считают, убийца Харвеста В. Мелландера сразу же после совершения преступления ушел из клуба, а в зале остался его сообщник, который, вероятно, сидел за одним из столиков сзади меня, и именно этот парень и убил потом Вилли-Простофилю. Они полагают, что он сидел сзади меня и стрелял из-за моей спины, потом быстренько смотался, прежде чем Джо успел закрыть дверь.

Но сам Мадригал не верил в эту версию, так как девушка в раздевалке, мимо которой обязательно должен пройти каждый выходящий из клуба, уверяет, что никто из зала не выходил. Я все понял: полиция несколько затягивает расследование, откуда видно, что мою телеграмму в Вашингтоне уже получили и, вероятно, местной полиции уже отдано соответствующее распоряжение.

Вскоре пришел «Хмельной». Как обычно; он уже нагрузился до половины, но башки еще не потерял. Он прямо подошел ко мне и сказал, что, кажется, дела идут о'кей, он надеется, что информация, которую дал относительно Сальтьерры, оказалась для меня полезной, и что, вероятно, в ближайшие 2 — 3 дня он узнает еще кое-что. Какие-то сведения поступили к нему по другой линии, но он мне ничего не скажет до тех пор, пока не проверит все. Он подозревает, что настоящее имя Вилли-Простофили не Чарль Фрон, как предполагалось. Надо разузнать, кем был он на самом деле.

Он также сказал, что узнал адрес Скендала. По слухам, Скендал — хороший парень, у него никогда не было никаких столкновений с Нью-Йоркскими копами, живет он где-то в западной части города над гаражом. Он дал мне точный адрес. Я сказал, что, возможно, как-нибудь зайду поговорить с этим парнем.

Вскоре пришел Руди Сальтьерра, и я заметил, что на нем был совершенно новый костюм: смокинг и брюки были сшиты из одинакового материала. Одет он опять был шикарно, с белой гвоздикой в петлице, а запонки бриллиантовые с жемчугом. Он был очень приветлив со мной, угостил виски и сказал, что если мне надоест сидеть в клубе, он может проводить меня в другое, более интересное место. Я поблагодарил за такое предложение, сказал, что, возможно, им воспользуюсь. Хотя, можете мне поверить, у меня отнюдь не было такого намерения!

Он стал еще более приветливым и дружественным. И я сказал ему, что он счастливый парень, потому что у него любовь с такой женщиной, как Карлотта, и что я считаю Карлотту самой красивой женщиной на свете. А парень, который дружит с такой женщиной, вероятно, сам должен быть очень хорошим человеком. Он сказал, что, вероятно, это так и есть и что после того, как она споет свою песенку, мы все вместе выпьем по бокалу шампанского просто чтобы доказать мне, сколь дружелюбно они ко мне относятся и что у них нет никакой обиды из-за нашей вчерашней перепалки.

Он также сказал, что в этих убийствах вообще нет ничего особенного, так как подобные вещи очень часто случаются повсюду, и особенно в Нью-Йорке. Никто собственно не волнуется по поводу них, потому что оба убитых парня были тем или иным способом связаны с гангстерами, а связь с гангстерами никогда никого ни к чему хорошему не приводила.

Потом барабан начал выбивать дробь, на середину площадки вышел Джо Мадригал и сказал, что он очень сожалеет, что вчера вечером во время исполнения песенки мисс де ля Рю был убит парень. Кроме того, другой был найден убитым в телефонной будке. Но он надеется, что никого это особенно не огорчит, и все могут убедиться, как у Джо Мадригала можно хорошо провести время. А сейчас разрешите ему представить знаменитую Карлотту.

И тут он смывается, свет выключается, только один занавес освещается ярким лучом. Потом занавес раздвигается, и там стоит Карлотта. Я уже говорил вам раньше, что это роскошная девчонка, но если бы вы могли ее видеть сейчас, одетую в великолепное платье цвета пламени, которое так и переливалось в лучах прожекторов, у вас бы непременно дух захватило, а сердце перестало бы биться на несколько минут.

Она исполнила ту же песню, что и накануне, после чего ушла за кулисы, и свет полностью выключили. Руди Сальтьерра подмигнул мне, и мы перешли к столу, за которым вчера сидел Вилли-Простофиля. Только я заметил, что сегодня стенное бра, находящееся сзади столика, горит, значит, Скендал потрудился и исправил его.

Через некоторое время к нам присоединилась Карлотта.

Она улыбнулась мне. Я поздоровался с ней, а Руди заказал бутылку шампанского. Тут заиграл оркестр, и все начали танцевать. Но я немного удивился, почему это Руди не танцует со своей Карлоттой, и хотя оркестр старался вовсю, выбивая отличный ритм, Руди даже с места не сдвинулся. И кажется, я понимаю, почему: он боится, что если он будет танцевать, я тоже смогу пригласить Карлотту на следующий танец, а эта идея ему не по душе.

Вдруг Карлотта спросила, нет ли у меня карандаша, потому что она хочет показать нам один фокус. Я дал ей маленький серебряный карандашик, и она нарисовала на скатерти какую-то чепуховую загадку, которая, может быть, и действительно была очень интересной для тех, кто любит подобные вещи. Но карандашик она мне не возвратила. А когда Руди загляделся на какую-то танцующую пару, она опять что-то написала на скатерти под тарелочкой для хлеба, потом бросила на меня быстрый взгляд и снова взглянула на тарелочку. И я понял, что эта дама написала мне письмо, на что улыбнулся про себя, так как догадался: парочка задумала что-то сделать со мной в самое ближайшее время.

Я посидел еще минут десять, потом сказал, что мне пора уходить, так как я должен еще кое с кем повидаться. И как только я поднялся, Сальтьерра пригласил Карлотту на танец. Я попрощался с ними, а когда они отошли от столика, слегка наклонился, отодвинул тарелочку и увидел послание для меня, написанное на скатерти: «На квартире. Три часа». Я понял, что она назначает мне свидание у себя дома сегодня в три часа ночи. Я не считаю, что это умный ход с их стороны. Я пошел к бару и поискал там «Хмельного», но он куда-то уже исчез. Тогда я забрал в раздевалке свою шляпу, сел в такси и поехал к себе в отель.

Когда в номере я немного подумал, то решил, что надо поскорее покончить с делом Скендала, потому что я придаю этому разговору очень большое значение. Может быть, мне удастся получить подтверждение кое-каких подозрений в отношении Сальтьерры.

Я отлично понимаю, что брожу впотьмах, но с другой стороны, все-таки в глубине души мне кажется, что я потихоньку подбираюсь к делу о похищении золота, что, собственно, и является моей основной задачей в данный момент.

«Хмельной» сказал, что Скендал живет в западной части города, недалеко от Спрус-стрит на втором этаже трехэтажного здания, как раз над гаражом. От Мадригала я узнал, что Скендал сегодня вернется домой раньше обычного, так как он вчера в связи с убийством долго задержался на работе.

Пожалуй, я поговорю с этим парнем до того, как он разоспится, чтобы мог более точно и членораздельно отвечать на мои вопросы.

Я сменил смокинг на обыкновенный дневной костюм, заткнул «люгер» за пояс брюк, взял такси и попросил шофера довезти меня до угла Спрусстрит.

По дороге я все думал, каким парнем окажется Скендал, не будет ли у меня с ним неприятностей. Но потом я решил, что все равно скоро все узнаю и нечего об этом заранее думать. Между прочим, вот это и называется логикой.

На углу Спрус-стрит я расплатился с шофером такси и немного постоял, присматриваясь к обстановке. Гараж находится в двух-трех кварталах вниз по Спрус-стрит. Я прошел немного и закурил, остановившись как раз против гаража на другой стороне улицы, внимательно приглядываясь, что из себя представляет эта хата.

Это небольшое здание, примерно на 3 — 4 машины, и серая бензиновая колонка. Сбоку дверь, вероятно, это вход наверх в квартиру Скендала. Сзади гаража еще одна дверь, вероятно, в квартиру на третьем этаже.

Я вытащил из кармана газету, прорвал в середине ее дырку и встал под фонарем, делая вид, что углубился в чтение, а сам все время наблюдал сквозь дырку за парнем, который работал в гараже (он менял покрышку у одной из машин).

Вдруг задняя дверь дома открылась, оттуда высунулась чья-то рожа и что-то сказала парню, работающему в гараже. В дверях оказался Скендал, и, очевидно, он куда-то послал парня, работавшего в гараже, так как тот бросил возиться с покрышками и побежал к папиросному киоску в конце улицы, вероятно, купить что-нибудь для Скендала.

Скендал минуту постоял в дверях и исчез. Вероятно, поднялся к себе наверх. Парень из гаража все еще стоял около папиросного киоска, поэтому я быстренько перебежал через улицу, вошел в гараж и спрятался там в темноте.

Через несколько минут вернулся парень с сигаретами. Я видел, как он поднимался с ними наверх. Потом он снова спустился вниз, стал возиться с покрышкой, так что мне не представило особого труда проскользнуть в открытую дверь сбоку и закрыть ее за собой.

Я очутился перед деревянной лестницей. Наверху из-под одной из дверей виднелась полоска света. Я поднялся наверх и заглянул в комнату. Это оказалась спальня, а в углу ее Скендал в одной рубашке без пиджака возился с радиоприемником.

Я достал свой «люгер».

— Хелло, Скендал, как поживаешь? — спросил я его. Он резко повернулся. Сначала он очень испугался, как будто наступил на змею, а потом узнал меня. Он улыбнулся.

— Эй, да это никак мистер Райс, — сказал он, выпрямляясь во весь рост, притом его огромные ручищи болтались по бокам. — К чему эта пушка, мистер Райс? И чем я могу вам служить?

— Ты садись вот здесь, помолчи немного, — сказал я ему. — И послушай моего совета, делай все, что я тебе прикажу, иначе эта пушка может выстрелить и ты заработаешь пару пуль прямо в брюхо. Понял?

Он сел, но совершенно спокойно, и я подумал: вероятно, на этого парня уже не в первый раз наставляют пистолет.

— Слушайте, Райс, — сказал он. — Что случилось? Вооруженный грабеж? Что вам нужно?

— Слушай ты, болван, — прикрикнул я. — Это не грабеж, и ты отлично знаешь, зачем я сюда пришел. Вы убили моего лучшего друга ВиллиПростофилю, потому что он слишком много знал о вас. Так вот: сейчас ты мне все расскажешь, в чем у вас там дело. Я возьму тебя в такую переделку, что не дальше, как к утру, твои виски поседеют, а в поясницу вступит двойной прострел. Понял?

Он встал. А нервы у парня крепкие!

— Понял, приятель, — сказал он. — А теперь ты послушай меня: если ты выстрелишь из своего револьвера, ровно через десять секунд здесь появится с полдюжины моих ребят, и что они тогда с тобой сделают, это уже никого не касается. Так вот лучше послушай моего совета и…

Тут его речь оборвалась, и он через всю комнату поднырнул под меня. Я опустил голову и подставил под его скулу левый локоть. Он упал, но тут же, едва успел стукнуться об пол, снова встал и нацелил на мою голову кулак. Я парировал удар и развернулся справа, но промахнулся, и тут у нас началась самая настоящая схватка классической борьбы, но только без судей и без барьеров.

Надо сказать, Скендал оказался сильным парнем, но я оказался намного сильнее его. И когда мне удалось повалить его, сесть верхом и несколько раз постучать его башкой об пол, парень выглядел довольно бледно.

Потом я приложил большие пальцы обеих рук к его адамову яблоку, отчего у него слегка выпучились глаза.

— Теперь слушай, мой ненаглядный, — сказал я ему. — Ну как ты, согласен делать то, что я велю или нет? Если да, дай мне знать обычным путем. Если же нет, я еще слегка поднадавлю пальцами твое горлышко до тех пор, пока не станешь вполне готовым клиентом для ближайшего морга.

Лицо у него сделалось почти совсем черным, когда он кивнул мне. Я слегка ослабил хватку.

— Теперь слушай внимательно, Скендал, — сказал я. — Ты видишь, мой верх, так что тебе не следует ссориться со мной. Прежде всего мне нужно знать абсолютно все относительно вчерашнего происшествия у Джо Мадригала. Каким образом Сальтьерра убил Вилли-Простофилю и почему? Это вопрос номер один. Вопрос номер два: кто убил Харвеста В. Мелландера и почему? Теперь быстренько подумай и ответь, а то я снова покрепче сожму пальцы, так что у тебя глаза на лоб повылезают.

Я встал. Он тоже встал. Он двигался очень медленно и все время держался руками за горло, очевидно, оно у него здорово болело. Я с такой силой нажимал ему на горло, что вполне мог задушить не одного, а пару обыкновенных парней, а он еще ничего. И до того он крепкий и выносливый, что нашел в себе силы сделать вид, что хочет сесть на стул, стоявший около двери, и попытаться нырнуть в дверь.

Но я это ожидал и первым очутился около двери. Правой рукой я изо всех сил ударил его под дых, а левой по зубам. И только он хотел выпрямиться, я еще раз изо всей силы ударил его по зубам, так что у меня даже рука заныла. Он со стоном повалился навзничь, а я левой рукой повернул его, а правой дал по морде. Потому что для меня такие гангстеры, как Скендал, все равно, что чирий на шее.

Я сел и наблюдал за ним. Вид у него такой, что он вот-вот отдаст концы. Он подполз на четвереньках к стулу, стоявшему у стены, сел на него. Голова у него качалась, а язык высунулся чуть не на целую четверть.

— О'кей, мой миленок, — сказал я ему. — Может быть, теперь ты перестанешь капризничать и будешь послушным мальчиком, потому что иначе я применю к тебе курс лечения, о котором я в своей жизни слышал на соответствующих островах, и после этого ты сразу же, как миленький, отправишься в сумасшедший дом! Ну так как же: будешь говорить или попробовать все-таки применить к тебе эти новейшие методы лечения?

Он чуть заметно кивнул головой. Кажется, мой последний удар по морде доконал его, у него даже по одной щеке катилась слеза от боли.

— Ну как, очень больно? А? — спросил я его. — Ты и твои дружки считаете, что это вполне о'кей, когда вы убиваете в темноте людей, сидящих за столом в ресторане, или поступаете так, как вы это сделали с Мелландером, когда убили его в телефонной будке, а вот когда вы сами получаете удар по роже, вам это не нравится. Так ведь?

— О'кей, — пробормотал он. — Я все расскажу… Ох… — Он застонал и закачался на стуле, того и гляди сейчас упадет. И я попался на эту удочку, встал и хотел его немного поддержать. Но когда я подошел к нему, увидел, что он пристально смотрит на дверь. Я быстро повернулся. В дверях стоял парень, работавший в гараже, и держал в руке револьвер. А когда я прыгнул, он спустил курок. Я почувствовал, что пуля пробила рукав моего пиджака чуть повыше локтя, и прежде чем он успел выстрелить еще раз, я был уже за ним.

Надо сказать, что я здорово рассердился. По-моему, на свете и так много всяких неприятностей и огорчений, без того, чтобы еще эти паршивые скоты лезли тут со своими пушками, причем они всегда бывают особенно храбрыми, когда у противника нет в руках револьвера. Я разделался с этим парнем.

Я вытряхнул из него душу семнадцатью различными способами, измотал его так, что он уже не соображал, где зад, где перед и как его звать. И к тому времени, как я окончил обработку этих двух парней, я вдруг почувствовал огромный интерес к этому моему первому делу. Потом опять взялся со всей злостью за Скендала.

Вскоре аккуратненько уложил их на пол. Парень из гаража лежал в углу, уткнувшись лицом в пол и жалобно всхлипывал, как ребенок, который потерял свою маму, а у Скендала во рту осталось только два зуба. Я убрал свой «люгер» в карман, вытащил патроны из револьвера гаражного парня, забросил их в угол, потом спустился вниз, закрыл ставни, запер двери, выключил свет и вернулся обратно к своим милым дружкам.

Они все еще лежали там, где я их оставил, не проявляя абсолютно никакого интереса ни к чему.

В конце коридора я нашел ванную комнату. Наполнил там холодной водой огромный кувшин, вернулся и выплеснул воду на этих двух героев. Потом я дал им немного отхлебнуть из фляжки, которую я всегда ношу с собой в кармане, и усадил их в кроватке, как милых нашаливших детей.

Скендал начал понемногу шевелиться, потом открыл глаза и, очевидно, вспомнил, что произошло.

Подождав несколько минут, пока они хоть немного придут в себя, я достал из потайного кармана свою Федеральную бляху, помахал ею перед их глазами и сказал:

— Мое имя Кошен, Лемми Кошен. Я — парень, который ликвидировал банду Сигеллы, отдал в руки правосудия Миранласа и Юлта. Я ликвидировал Вилли Джеральдереза, который очень любил наблюдать, как его жертвы умирали медленной смертью.

Теперь слушайте. Или вы, ребята, сейчас же мне все расскажете, или я вас немедленно отправлю в Главное полицейское управление по обвинению первой степени в убийстве Вилли-Простофили и Харвеста В. Мелландера, а также по обвинению в покушении на убийство меня, Федерального агента. Я знаю, что вы не убивали этих двух парней, но уверяю вас, я пришью вам это дело и добьюсь того, что вас поджарят за него.

Ну так как же? Будем говорить или не будем?

У Скендала от боли, неожиданности и удивления глаза буквально вылезли на лоб.

— Д-д-д-а… — промямлил он. — Лемми Кошен… мы сдаемся… мы будем говорить.

Глава 5

РУДИ СТАНОВИТСЯ ГРУБЫМ

На столе, стоявшем в углу, я увидел коробку отличных сигарет. Я позволил себе воспользоваться одной из них, закурил и уселся в удобное кресло, пододвинув его поближе к моим героям. «Люгер» я положил на колени, на случай, если кто-нибудь из них вздумает что-нибудь, но, судя по их внешнему виду, вряд ли можно в ближайшие месяцы ожидать от них какой-нибудь физической деятельности.

— Теперь слушайте, — продолжал я. — Если вы хотите, чтобы все обошлось для вас легко, вы будете умниками и все мне подробно расскажете. Вы попались, ребята, и вы это понимаете сами.

Прежде всего я хочу знать, что вам известно относительно убийства мистера Мелландера.

Скендал облизнул губы.

— Честно, мистер Кошен, — сказал он. — Нам абсолютно ничего не известно. Каким образом парень получил свою пулю, кто его убил в телефонной будке, нам неизвестно. Но одно могу сказать совершенно точно: это сделал не Руди Сальтьерра. И вот почему я так говорю — я весь вечер был за кулисами и видел, что впервые Руди вошел в помещение клуба только вместе с мисс де ля Рю — той самой, которую зовут «Ядовитый плющ», и Вилли-Простофилей перед исполнением этой дамой своего номера.

— А что тебе вообще известно об этой даме? — спросил я его.

Он улыбнулся.

— Отличная бабенка, — сказал он. — Если бы мне выпало счастье, я бы не задумываясь убежал из дома, чтобы только быть с ней, все равно ядовитый или не ядовитый она плющ.

Скендал вздохнул и продолжал:

— Ее откопал Руди. Она пела в каких-то мелких заведениях. Один приятель Руди познакомил его с Карлоттой, и как только Карлотта увидела Руди и его бриллиантовые запонки, она сразу обожгла его пламенными взглядами, разыграла из себя недотрогу, и Руди упал к ее ногам, сраженный насмерть, как парень, упавший с крыши Эмпайр Билдинг.

Он буквально сошел от нее с ума. И не прошло и двух дней, как она прибрала его к рукам, и с тех пор он резко изменился. Теперь он только и думает о том, чтобы сделать побольше денег и жениться на этой бэби. Но мне кажется, она просто водит его за нос. Еще многое было видно там, у Джо Мадригала. Я видел, как она гонялась за Вилли-Простофилей. Может быть, потому, что он вообще больше в ее вкусе, чем Руди. Может быть, и потому, что он мог в один прекрасный день сделаться чертовски богатым. Я кивнул.

— А каким образом Сальтьерра попадает за кулисы, не проходя через танцзал? — спросил я его.

— Он проходит задним ходом, — ответил Скендал. — Сзади есть маленькая дверь, которой пользуются служащие ресторана. И Руди всегда проходит через эту дверь и оставляет свою шляпу в уборной Карлотты.

— О'кей, — сказал я. — Ну, а теперь насчет Вилли. Ведь это Сальтьерра убил его? Не так ли? Скендал кивнул.

— Да, это сделал он, — согласился он. — Когда Карлотта пела свою песню, я видел, как он вышел из ее уборной. Правую руку он держал в кармане, и я знал, что он собирается кого-то убить.

Когда он подошел ко мне, то подмигнул, потом вытащил из кармана револьвер и осмотрел глушитель. Затем спрятал руку с револьвером за спину, открыл дверь и вышел…

Через некоторое время он вернулся, посмотрел на меня и сказал: «Не забудь, я все это время не выходил из уборной Карлотты. Помни, что тебе хорошо была видна комната Карлотты, дверь была открыта, и я все время был там. Понял?» — Он пожал плечами и продолжал:

— И что я мог поделать? Я не могу рисковать, идти против Руди Сальтьерры.

— А что, разве он такой уж жестокий парень? — с улыбкой поинтересовался я. — Теперь скажи мне, зачем ему понадобилось убивать Вилли?

— Убей меня бог, не знаю, — сказал он. — Но знаю, что именно так он расправляется с людьми, которые встают у него на дороге. Я бы не возражал увидеть его поджаренным на стуле, — продолжал Скендал, — если только он раньше не доберется до меня. В этом случае я в нашей семье не первый погибну от его руки.

Я взглянул на него с интересом.

— Да? Кого он еще казнил?

— Он убил моего брата, — сказал Скендал, — и я не забыл ему этого. Он ударил его бутылкой по голове, потому что брат осмелился противоречить ему.

У меня отличная память. Я помню, Дункан говорил мне, что парня, от которого и пошло все это дело, того, который в бреду рассказал о возможном похищении золота, — этого парня как раз ударили бутылкой по голове.

Я кивнул.

— Это тот самый парень, который умер в Беллево, не приходя в сознание? — спросил я. — Что у них за дела с Сальтьеррой?

Он улыбнулся.

— Он был большим приятелем Руди. — Знал все его дела, но был очень скрытным, никогда ни словом не обмолвился мне о своих делах. Это он устроил меня на работу к Джо Мадригалу, и Сальтьерра иногда помогал мне. Каждую неделю давал по пятьдесят, а то и по сотне долларов за выполнение всяких мелких поручений.

Я вернулся к другому парню.

— А как насчет тебя? — спросил я. Он взглянул на меня.

— Мне ничего не известно, — ответил он. — Я знаю только одно дело: работу в гараже. Гараж принадлежит Сальтьерре. Я присматриваю за его машинами, держу их в полном порядке, чтобы он мог в любой момент на любой из них поехать. Меня устроил на работу вот этот парень.

— Совершенно точно, — сказал Скендал. — Он ничего не знает. Конечно, ему известно, что здесь творятся какие-то темные дела и что Сальтьерра стоит во главе всего. Больше ничего он не знает. Скажи, можно закурить?

Я бросил ему сигарету, он пошарил в джинсах, нашел спички и затянулся.

— Мы с Сальтьеррой не очень-то большие друзья, — продолжал он. — Я думаю, что он вообще никому ничего не рассказывает о своих делах, за исключением, конечно, этой дамочки Карлотты.

— Ах, да, дамочки, — сказал я. — Ну-ка, расскажи теперь о ней.

Скендал засмеялся, вернее, пытался засмеяться, но тут же сморщился от боли и замолчал.

— Он с ума сходит по ней! Просто с ума сходит. Это всем известно.

— Да, нечего сказать, красивая бабенка! И с характером. Он улыбнулся.

— Да еще с каким. И по-моему, они с Руди вместе хотели оболванить этого Вилли.

— А откуда у Вилли деньги? — спросил я. Он покачал головой.

— Этого я не знаю. Я только знаю, что у него их куча, и что эта бабенка Карлотта заигрывала с ним, а Сальтьерра обо всем знал. Я несколько раз видел, как они перемигивались за спиной Вилли.

— О'кей, — сказал я. — Значит, это все, что вы знаете, ребята?

Оба парня кивнули головами, но я невольно рассмеялся, как они это сделали, потому что шеи у них распухли по крайней мере в три раза по сравнению с нормальными размерами. Вот во что обошлись им невежливое обращение со мной.

— Слушай, Скендал, — сказал я, — еще один маленький вопросик. Где живет Руди Сальтьерра? И есть ли у него какая-нибудь контора?

Скендал ответил не сразу, вероятно, он сначала хотел наврать, но потом, подумав, решил, что с него на сегодня уже достаточно.

— Это квартира на 9-й Авеню, — промямлил он и дал номер дома. — Нужно подняться на лестницу, его дверь находится прямо против лестницы. Вот там он большей частью бывает. Но хотя это помещение оборудовано, как квартира, на самом деле это скорее контора. А дверь в контору рядом, налево. Из настоящей квартиры в фальшивую пробит ход, который замаскирован книжным шкафом. Вот в этих квартирах он бывает каждую ночь, и именно туда приходят к нему ребята. А если он хочет куда-нибудь уйти незаметно, проходит через дверь, замаскированную книжным шкафом, и получается, что из его квартиры никто вроде ночью и не выходил. Вот все, что я знаю.

Я посмотрел на него.

— А ты не ошибаешься? Может быть, тебе еще что-нибудь известно?

— Это все, уверяю вас! Я не буду вам врать, потому что я знаю, кто вы такой.

Я поверил ему. По-моему, эти двое просто мелкие сошки, которые толкутся около крупных гангстеров, ухаживают за автомобилями, работают в гараже и вообще выполняют всякие грязные поручения своих хозяев. Моя задача теперь:

Покрепче заткнуть глотки этим двум парням, чтобы они не разболтали, кто я и чем занимаюсь. И мне кажется, у меня теперь только один способ есть заставить их молчать: нужно их арестовать, и хотя мне не хочется входить в контакт с полицией, все-таки на сей раз придется на это пойти. Я обратился к парню из гаража:

— Слушай, ты, — сказал я ему. — У тебя есть какая-нибудь веревка? Он сказал:

— Да, есть внизу, в ванной комнате.

Я послал его за ней, и когда он вернулся, связал их вместе, спина к спине, и крепко привязал к кровати.

Когда я все закончил, у ребят осталось ровно столько же шансов спрыгнуть с кровати, сколько у куска сливочного масла, попавшего в аду на раскаленную сковородку. Потом я взял свою шляпу.

— Теперь слушайте меня, парни, — сказал я. — Я сейчас устрою так, чтобы вас арестовали, и когда копы придут сюда, вы должны держать язык за зубами. Вы не смеете проронить ни единого слова ни о том, что здесь сегодня произошло, ни о том, что здесь был я. Вас засадят в карцер и продержат там две недели. За эти две недели вы не будете никого к себе вызывать, а если кто к вам и придет, будете отказываться разговаривать. Если вы сделаете так, как я вам велю, то через две недели вы спокойно выйдете на свободу. Если же один из вас посмеет хотя бы намекнуть, кто я и о чем я вас спрашивал, я устрою вам годика по два, со строгой изоляцией, а то и больше. Поняли?

Они сказали, что поняли.

— Вот и хорошо! А теперь сидите себе спокойно и рассказывайте друг другу сказки, чтобы не скучно было, а когда через две недели вас выпустят из тюрьмы, вот вам мой совет:

Найдите-ка вы себе настоящую, хорошую работу и держитесь подальше от таких, как Сальтьерра, и тогда вас больше никто и никогда не будет бить. Поняли? Ну, пока, парни! Может быть, еще когда-нибудь увидимся.

На это они не сказали ни слова. Оба были уже сыты по горло беседой со мной. Я потушил у них свет, закрыл за собой дверь, спустился вниз, в гараж, поднял железную ставню, подлез под нее и снова опустил за собой. Выйдя на улицу, я огляделся и увидел в конце улицы, как раз против табачного киоска, куда ходил за сигаретами гаражный парень, телефонную будку.

Я быстро пошел к этой будке, но на полдороги остановился, чтобы закурить, и уголком глаза посмотрел, что делается сзади у меня. Так и есть! Из-за угла вывернула машина каштанового цвета, за рулем сидел какой-то парень, а рядом с ним еще один. Машина, скрипя тормозами, сделала поворот и как стрела помчалась по прямой улице мне вдогонку.

Бывают иногда моменты, что ты не успеваешь даже подумать, просто действуешь инстинктивно. Именно так у меня сейчас получилось. Я упал навзничь, и только я успел это сделать, как сидящий на заднем сиденье машины парень начал наигрывать веселенькие мелодии из армейского автомата, который он высунул в окно. Он буквально полил свинцовой струёй стену дома, около которой я лег, я только слышал щелканье пуль о кирпич, и прежде чем я успел посмотреть хотя бы номер машины, она удрала. Я встал, закурил все-таки ту сигарету, которую мне помешали закурить эти стрелки, и быстро перешел через дорогу, так как я увидел вход в парадное, которое выходило и на улицу, и во двор. Я начал колесить по улицам и слышал, как сзади меня с шумом открывались окна, и полусонные обитатели ближних домиков высовывались, чтобы посмотреть, что за перестрелка.

Я колесил так примерно минут пять, и решил, что теперь уже мне удалось сбить с толку любого парня, который бы задумал тащиться за мной хвостом. И как раз в это время я подошел к телефонной будке.

Я набрал номер дежурного телефониста, сказал ему, что у меня будет правительственный разговор, и попросил соединить с нью-йоркским отделением Федерального Бюро. Через две минуты меня соединили. Я сообщил им свой зашифрованный номер и сказал, что я работаю по непосредственному указанию из Вашингтона, что я очень извиняюсь, что мне пришлось их побеспокоить, но дело в том, что тут неподалеку на Спрус-стрит над гаражом на кровати сидят два связанных парня. Я порекомендовал агенту на другом конце провода поторопиться.

— Я хочу, чтобы вы арестовали этих парней, — сказал я. — Предъявите им любые обвинения, все, что хотите, и никого к ним не пускайте, чтобы они не разговаривали ни с кем. Я им это уже объяснил, вы со своей стороны сделайте то же самое.

— О'кей, — сказал агент, и я повесил трубку. Выйдя из телефонной будки, я закурил еще одну сигарету и подумал, что же мне теперь делать дальше? Есть такое правило: если ты хочешь от кого-нибудь что-нибудь, надо как можно скорее самому доставить побольше хлопот и неприятностей окружающим, потому что когда люди попадают в неприятности, они начинают совершать такие поступки, которых в нормальном состоянии не совершили бы, особенно если им надо что-то скрывать. Вот я и думаю, что если я проявлю себя назойливым типом, может быть, именно этим путем мне удастся напасть на какие-нибудь нити, ведущие к похищению золота.

Я взглянул на часы. Половина четвертого. У меня есть еще время для небольшой дружеской беседы с Руди Сальтьеррой. Я хочу сказать ему пару теплых слов, потому что, естественно, не люблю ребят, поливающих меня из армейских автоматов, и вообще я считаю, что, наконец, настало время сказать этому Сальтьерре все, что он заслуживает.

Только я, пожалуй, сначала съезжу в свой старый отель, посмотрю, не прислали ли мне из Вашингтона сведения, которые я просил. Я сел в такси, которое как раз тащилось мимо меня, приехал в свой отель и спросил ночного дежурного, нет ли для меня каких-нибудь писем. Он сказал, что есть и передал пакет.

Тогда я снова сел в то же такси и поехал в свой новый отель. Там я поднялся в свою комнату, распечатал конверт. Там оказалась целая куча копий акций, а внизу маленькая записка с зашифрованным ответом на мою телеграмму. Я расшифровал это письмо. Вот что там было написано:

"Ваш доклад получен. Нью-йоркской полицией дано указание возможно больше задержать расследование убийства Мелландер-Фрон. В отношении Чарля Чайз — он приемный сын Харберри Веллас Чайза, известного дельца с Нью-Йоркской Уолл-стрит. Убитый нигде не работал и имел репутацию шалопая, швыряющего огромные деньги на попойки в ночных клубах и на сомнительных женщин. В последнее время отец строго урезал его финансы, однако он не мог следить за поведением пасынка, так как тот взял имя Чар-ля Фрона, чтобы его труднее было найти.

Детали отправки золота из Соединенных Штатов в Великобританию следующие: два миллиона долларов изымаются сегодня из Федерального банка в Нью-Йорке и будут погружены на товарно-пассажирский пароход «Мейберри». Раньше предполагалось отправить золото на Куин-Мэри, но в последний момент судно переменили, чтобы сбить со следа преступников. «Мейберри» отчалит из Нью-Йоркской гавани вскоре после того, как придет на борт груз.

Удалось ли вам через Дункана завязать необходимые связи? Ваше инкогнито сохраняемся. Желаем удачи".

Да, немного же рассказала мне эта телеграмма, за исключением очень интересных сведений относительно этого самого Вилли-Простофили, который, по-моему, был самым обыкновенным сынком богатых родителей, проживающим ровно столько денег, сколько он мог выкачать из них. Но в конце концов родителю надоело оплачивать счета своего милого сынка, и он закрыл ему лавочку.

Что касается отправки золота, то я что-то ничего не понял. Выходит, что сейчас золото уже забрали из Федерального банка и погрузили на «Мейберри», который вот-вот отправится в путь, если только он этого уже не сделал.

И, по-моему, Федеральные власти очень разумно сделали, поместив золото вместо большого парохода на маленький товаро-пассажирский, если, конечно, эти сведения о перемене парохода не просочились куда не следует.

Выходит, что золото уже погрузили, и все это дело с предполагаемым похищением — сплошной пшик, а брат Скендала, умерший не приходя в сознание в госпитале Беллево, очевидно, все это видел во сне. Хотя, с другой стороны, непонятно, откуда он мог знать все детали отправки золота. Нет, пожалуй, тут все-таки что-то есть.

Где-то в глубине башки все время меня сверлит мысль, что ВиллиПростофиля убит именно в связи с этим золотым делом.

Да, неприятное у меня положение. В общем-то, мне очень мало что известно по этому делу.

Я только знаю, что это Руди убил Вилли, и у меня есть очень веские подозрения относительно того, кто убил Дункана. Но все это ни на шаг не продвинуло меня в деле с золотом.

Я сжег телеграмму, выпил немного виски, спустился вниз, зашел в телефонную будку, нашел в книге номер телефона квартиры на 9-й авеню, в которой, по словам Скендала, живет Руди Сальтьерра, после чего я кое о чем договорился с дежурным клерком.

Я сунул ему в руку 10 долларов и сказал, что я хочу немного подшутить над своими друзьями. Дал ему номер телефона квартиры Руди, который только что вычитал в телефонной книге, и сказал, чтобы он позвонил мне туда ровно через 20 минут и спросил мистера Перри Ч. Райса, т.е. меня. Он сказал, что непременно это сделает, после чего я вышел из отеля, сел в такси и уехал.

Да-а, неплохой домик, в котором живет Сальтьерра. Внизу дежурит какой-то парень, и когда я спросил мистера Сальтьерра, он сказал:

— Поднимитесь на третий этаж. Я поднялся на автоматическом лифте без лифтера и наверху увидел, как и говорил Скендал, еще несколько ступенек вверх. Прямо против лесенки дверь, которая вела в обе квартиры, находившиеся по разные стороны. И это очень остроумно придумано, потому что из своей квартиры Сальтьерра может выходить и через эту дверь.

Я засунул руку за пазуху, чтобы убедиться, что мой «люгер» легко вынимается из плечевой кобуры, и позвонил в дверной звонок.

Минуты через две дверь открыл парень, на вид ужасно свирепый и грубый, и хотя одет он был как дворецкий, ему больше бы походило встречать гостей с дубинкой в руках, а не с подносиком для визитных карточек посетителей. Мне также показалось, что увидев меня, он слегка открыл рот от удивления. Я вошел.

— Слушай ты, образина, — сказал я ему. — Ну-ка, живо, на носках беги к своему хозяину и скажи ему, что мистер Перри Ч. Райс хотел бы перекинуться с ним парой словечек. И предупреди его, чтобы он не вздумал отговориться, что его нет дома или еще там что-нибудь, а то я спалю весь ваш дом. Да поворачивайся поживее, а то мне что-то не нравится твоя рожа, а у меня дома на заднем дворе огромное кладбище, где покоятся парни, чьи хари мне в свое время не понравились. Ну, давай, мотай.

От этих слов парень еще больше удивился, и я увидел, что ему стоило большого труда удержаться и не съездить мне по морде, но все-таки выдержки у него хватило. Он быстро исчез и через минуту снова появился и пригласил меня следовать за ним. Я прошел по коридору, и он открыл передо мной дверь, находящуюся в другом конце коридора.

Я вошел в шикарно обставленную, огромную комнату. В стене прямо передо мной горел камин, и с правой стороны от него сидела Карлотта. Она так и расплывалась в улыбке! Кроме нее и Руди в комнате тут и там расселось еще три или четыре парня, которые могли быть чем хотите, но скорее всего, они просто обыкновенные гангстеры. — Хелло, мистер Райс, — начал Сальтьерра. — Такая приятная неожиданность, потому что, по правде говоря, я не привык принимать гостей в половине пятого утра.

— А вот теперь придется привыкать, — сказал я. — Во всяком случае, — продолжал я, бросая в угол комнаты своою шляпу, — если ты будешь невежливо обращаться со мной, попадешь в такое место, где гостей к тебе пустят только за день до того, как поджарят на стуле.

Я подошел к нему ближе.

— Слушай ты, подонок, — сказал я ему. — А почему бы мне не смазать тебя по роже и вообще не разнести тебя на мелкие куски? А?

Он страшно удивился.

— Слушайте, что с вами случилось? — спросил он. — В чем дело? Что это за новости: врываться среди ночи в чужой дом и затевать рукопашную.

Я улыбнулся.

— Слушай, Сальтьерра, — сказал я ему, — Я тебя насквозь вижу. Может быть, ты думаешь, что я не догадался, что это твои парни хотели начинить меня свинцом? И что это тебе вдруг пришло в голову так меня угостить? Вот уж не думал, что я столь не популярен в здешних краях.

Он пожал плечами.

— Не знаю, о чем вы говорите, — сказал он. — Никто из моих друзей не собирался начинить вас свинцом. Мы вас все очень любим, Перри. Правда, ребята?

При этих словах он повернулся к этим разбойникам, и все они заулыбались. И поверьте мне, если эта банда действительно любит меня, то я предпочел бы оказаться в компании стаи ненавидящих меня аллигаторов.

Он повернулся к Карлотте.

— Послушайте, милочка, — сказал он. — Разве я не говорил всего несколько минут назад, что Перри Райс — замечательный парень?

— Конечно, говорил, — ответила она и окинула сначала меня, а потом его таким дерзким взглядом, что я едва удержался, чтобы не схватить ее за волосы и не проучить, как следует.

Руди подошел к маленькому столику, налил большой бокал и подал его мне.

— Слушайте, приятель, — сказал он. — Будьте взрослым человеком и выпейте лучше это вино, оно не отравлено. Слушайте, что вы хотите? Ходите тут, подкрадываетесь, суете свой нос в дела, которые вас абсолютно не касаются, а когда вас хотят призвать к порядку, поднимаете такой шум.

Неужели вы не понимаете, что здесь, в Нью-Йорке, эта роль вам не подходит? Джо Мадригал рассказал мне, что вы приходили сегодня к нему утром и разыгрывали из себя сыщика-любителя. Вот вам мой совет: занимайтесь-ка вы своими акциями и откажитесь от роли Пинкертона, потому что это вас ни к чему хорошему не приведет.

А если вас кто и собирался подстрелить, так что же вы хотите? Разве без вас на свете мало неприятностей, а тут вы еще лезете со своим длинным носом и усложняете людям жизнь. И зачем это вы ходили к Скендалу? Я хорошо знаю Скендала. Может быть, это его друзья, кстати, очень сердитые ребята. Им не нравится джентльмен из Мэзон Сити, который бегает тут, задает глупые вопросы. Может быть, они решили, что будет гораздо спокойнее, если убрать вас с дороги! Но все это не имеет никакого отношения ко мне. Мне ничего об этом не известно. После того, как я ушел от Джо Мадригала, я весь вечер сижу здесь со своими друзьями.

— О, да, — сказал я, — а откуда ты знаешь, что я был у Скендала? По-моему, ты вообще слишком уж хорошо знаешь все, что я делал сегодня вечером.

Он улыбнулся.

— А почему бы мне не знать? Скендал работает на меня. Он мне позвонил и все рассказал.

— Ну уж это ты врешь, голубчик, — сказал я ему. — Разреши мне кое-что рассказать тебе. Скендал не звонил тебе и ничего не говорил. Я его и другого парня, работающего в гараже, обработал так здорово, что они сейчас вряд ли помнят, как их зовут! И они очень долго тебе не позвонят. Они заняты. Я посоветовал им на время уехать из Нью-Йорка, и они послушались моего совета.

Улыбка исчезла с его лица. Он, кажется, немного удивился.

Я повернулся к прекрасной даме.

— А что касается тебя, «Ядовитый плющ», — сказал я ей, — ты, конечно, очаровательная штучка, но для меня ты все равно, что зубная боль.

Я допил виски и окинул их всех взглядом.

— Я вам сейчас кое-что расскажу, ребята, — сказал я, — и это относится к тебе, черная змея, — обратился я к Карлотте. — Мне о вас все известно. Вы, вероятно, думали, что я просто обыкновенный деревенщина, у которого даже не хватает смекалки укрыться от дождя? Ошибаетесь, голубчики. А что касается того, что я разыгрывал из себя детектива-любителя, так что же? А почему бы и нет? Это мое любимое развлечение, и там у себя, в Мэзон Сити, мне здорово это удавалось. С самого начала я был уверен, что это ты убил этого олуха Вилли, и смею тебя заверить, Сальтьерра, прежде чем мне придет конец, я добьюсь, что тебя поджарят, хотя бы только за то, что ты хотел изобразить меня ослом, а сегодня вечером даже пытался пристрелить.

И мое глубочайшее убеждение, — продолжал я, — что эта дамочка Карлотта работает с тобой заодно. Парень, который окрестил ее «Ядовитый плющ», был чертовски прав, только, пожалуй, она сплошной яд и никакого плюща!

И я уверен, она во всем помогала тебе, вы вместе выработали план обчистить Вилли. А когда узнали, что крупных денег у него не оказалось, он вам больше был не нужен и вы разделались с ним. Как вам нравится эта моя теория?

Да, ситуация создалась, что называется, напряженная. Четыре парня, находившиеся в комнате, начали медленно сгруппировываться. Карлотта сидела все там же и все так же улыбалась, как сам сатана в аду, а Сальтьерра выпрямился и смотрел на меня глазами такими же холодными и твердыми, как лед.

— Слушайте, Райс, — сказал он. — По-моему, вы что-то начали грубить, и я сейчас дам вам урок хорошего тона, и может быть, после этого вы уже не будете совать свой нос в чужие дела!

Тут встала и Карлотта. Когда она поднялась, наступила пауза. Как это поэты называют — затишье перед бурей. Пауза наступила, потому что встала повелительница. Да, черт возьми, я могу понять Руди, что он по уши втрескался в нее! После выступления у Джо Мадригала она переоделась, на ней было черное платье с горностаевой накидкой, и до чего же она была хороша. Как царица Савская после сеанса у косметички и холодной укладки.

Она взглянула на меня.

Я вам как-то говорил, что пользуюсь большим успехом у женщин. Во мне есть что-то, что им нравится. Хотя женщин вообще трудно понять. Они с таким же удовольствием пошли бы и с парнем, безобразным, как два бульдожьих щенка, потому что в этом случае люди, посмотрев на его рожу, сразу же, вроде как бы для того, чтобы опохмелиться, стали бы со вздохом облегчения любоваться красотой его спутницы.

И когда эта Карлотта — «Ядовитый плющ» — смотрела на меня, я подумал, что хотя она скверная и жестокая женщина, я все-таки не прочь был бы сыграть с ней в старую игру, в Адама и Еву.

— Слушай, Руди, — сказала она. — Ты не будешь поднимать скандал с этим олухом, во всяком случае здесь. Сейчас не время для подобных скандалов. У нас есть дело поважнее, — она многозначительно посмотрела на него. — А ссора с этим ослом ни к чему хорошему не приведет нас.

Потом она повернулась ко мне.

— Ну, — ты, дурак! Послушай моего совета и немедленно убирайся из Нью-Йорка. И благодари свою счастливую судьбу, что я не люблю, когда при мне убивают людей, а то бы тебе плохо было.

— Да что ты говоришь, великолепная моя? — сказал я ей. — Нет, лучше ты послушай моего совета: что касается меня, ты можешь сохранить для себя свои добрые пожелания, а если и эти желтопузые друзья задумали что-нибудь со мной сделать, они потом об этом здорово пожалеют.

И еще тебе мой совет, — продолжал я в расчете разжечь вражду между этой дамой и Руди, — не пытайся разыгрывать со мной роль Евысоблазнительницы, потому что у меня прививка против таких бабенок, как ты. И скажу тебе откровенно: когда я на тебя гляжу, я почему-то вспоминаю протухший бифштекс.

Ты думала одурачить меня, когда разыгрывала со мною любовную сцену там, у себя на квартире, горько рыдая у меня на груди, будто Руди силой завладел тобой против твоей воли.

Вот тебе мой совет: убирайся-ка ты сама из Нью-Йорка, и как можно скорее и подальше! Поезжай хоть в Голливуд, может быть, там тебе дадут сыграть роль ведьмы в какой-нибудь захудалой картине.

— Ну, ребята, — и вскипела же она. — Схватила со стола графин и замахнулась, только Руди вовремя схватил ее за руку. Я повернулся к нему.

— А что касается тебя, то я бы не советовал трогать меня, потому что моим друзьям известно, где я сейчас нахожусь, и если не приду домой вовремя, они позвонят в Главное полицейское управление, и, может быть, там на сей раз пришьют тебе такое дело, от которого ты не сможешь отвертеться фальшивым алиби.

Он улыбнулся.

— Ах, какой ты умник, — сказал он. — Я такие угрозы слышу не первый раз в своей жизни. Но ты все-таки сейчас свое получишь.

И только он засунул руку в карман, как раздался телефонный звонок. Вы сами понимаете, услышав его, я облегченно вздохнул: значит, дежурный клерк не подвел меня.

— Вот, пожалуйста, приятель, — сказал я ему. — Это звонят мои друзья.

Один из парней снял трубку и ответил. Потом приложил руку к микрофону и взглянул на Сальтьерру.

— Это его, — прошептал он.

— Извините, пожалуйста, — сказал я, беря из рук парня телефонную трубку.

— О'кей, братец, — проговорил я в трубку. — Спасибо за то, что позвонил, и если не вернусь через 15 минут, делай то, о чем мы с тобой договорились.

Парень на другом конце провода был явно озадачен, потому что мы с ним абсолютно ни о чем не договаривались, но прежде чем он успел задать мне какой-нибудь вопрос, я быстро повесил трубку и взял со стола свою шляпу.

— Ну, кажется, мне пора уходить, — сказал я. — Послушай моего совета, Руди: будь осторожен, потому что мне не нравится твоя физиономия, и я собираюсь не спускать с тебя глаз, причем приму все меры, чтобы остаться при этом живым и здоровым. А пока что до свидания, спасибо за выпивку. Хорошее было виски. Ну, увидимся!

Я повернулся, открыл дверь и пошел через холл. И только я открыл входную дверь, чтобы выйти, как услышал шум позади себя, повернулся и увидел Карлотту, стоявшую в дверях с другой стороны холла.

Ну и красавица же она! Глаза горят, и, напряженная, застывшая, она похожа на статую Свободы в снежную бурю. Грудь высоко поднималась, она буквально задыхалась от ярости и только через некоторое время с трудом обрела снова дыхание, чтобы произнести следующее слова:

— О'кей, мастер умник, — прошипела она. — Я за все это отплачу. На сей раз тебе удалось вывернуться, но, предупреждаю, только на сей раз. А прежде чем тебя прикончить, я придумаю муки, что ты будешь извиваться, как червь на удочке, а я наслаждаться этим зрелищем. Никогда еще ни один мужчина за всю мою жизнь не оскорблял меня. И когда время придет, ты получишь свое, и умирать ты будешь медленно и мучительно, это я тебе обещаю.

До этого я уже надел было свою шляпу, но теперь снова снял и раскланялся перед ней церемонным поклоном.

— Что ж, великолепная, — сказал я. — А сейчас успокойся, а то у тебя лопнет бюстгальтер. Расслабься, моя радость, как это советует доктор Хэй. Что-то ты очень разволновалась. Лично я полагаю, это от того, что ты за последнее время слишком много ела недожаренного мяса, и может быть, тебе следует немного подлечить свой желудок.

Я подошел к ней поближе.

— Слушай, красотка, — сказал я ей, — Хотя ты для Руди все на свете, для меня ты просто все равно, что прокисшее молоко. Я когда-нибудь, когда подвернется случай, тебя так отделаю, что ты лет шесть потом будешь находиться только в перпендикулярном положении.

Я повернулся и пошел. И только подошел к двери, как она бросила мне прямо в затылок свою сумочку. Я повернулся, поднял ее и бросил обратно в Карлотту. Сумочка при этом расстегнулась, и оттуда вывалилось все ее барахлишко.

Я громко рассмеялся, потом с силой хлопнул дверью и спустился вниз на лифте.

Кажется, мое интервью с этой парочкой было очень удачным, и теперь она ускорит свои действия.

Ну что ж, надеюсь, для меня все кончится хорошо, хотя Карлотта не на шутку жаждет моей крови, и, пожалуй, у нее хватит нервов, чтобы в самое ближайшее время эту мою кровь безжалостно пролить.

Глава 6

БЭБИ-БЛОНДИНКА

На следующее утро я проснулся с уверенностью, что мне предстоит весьма деятельный день.

Я встал, отлично позавтракал и постарался ни о чем не думать, потому что думать-то, по-моему, было не о чем. Отсюда следует, что и я способен иногда делать кое-какие философские выводы, или как там это называется?

Около 11 часов я пошел в отель «Корт» и спросил дежурного, нет ли для меня писем. Он сказал «есть» и дал мне конверт, который ему оставил около четырех часов утра вдребезги пьяный парень.

Я понял, что это был «Хмельной», и был он здесь примерно через полчаса после того, как я получил из Вашингтона ответ на свою телеграмму.

Я сунул парню пять баксов и сказал, чтобы он случайно не проговорился: если кто придет меня спрашивать, не нужно говорить, что я совсем уехал из отеля, пусть думают, что я просто пошел немного прогуляться, подышать свежим воздухом и скоро вернусь.

Потом я зашел в ресторан, заказал ленч, выпил чашечку кофе и только потом распечатал конверт. Как я и предполагал, письмо было от «Хмельного».


"Дорогой Перри.

О бой, о бой, как же я смеюсь над тобой, потому что, оказывается, в этом деле я продвигаюсь гораздо быстрее, чем ты.

По целому ряду причин я не могу написать тебе обо всем, что мне удалось узнать, но можешь мне поверить, я добыл целую кучу самых интересных сведений, и если их прибавить к тому, что ты мне рассказал о похищении золота, получится самая крупная афера, которая когда-либо разыгрывалась в нашей стране.

Причем дело настолько серьезное и опасное, что я не шутя подумываю отказаться на время от виски, чтобы случайно, спьяну, чего-нибудь не пропустить мимо ушей.

Перри, ты меня, пожалуйста, извини, но мне приходится пока кое-что от тебя утаить. Это мне нужно, чтобы правильнее вести дело дальше. Но я надеюсь, что мы вскоре увидимся, и тогда я расскажу все, что тебе нужно знать. Но кое-что я все-таки могу сообщить сейчас. Слушай.

Прежде всего ты, вероятно, помнишь, я говорил тебе, что настоящее имя Вилли-Простофили не Чарль Фрон. И я оказался прав, потому что это был Чарль Веллас Чайз, приемный сын крупного воротилы с Уолл-Стрита по имени Харбери Веллас Чайз. Я виделся с этим Харбери Чайзом, и он буквально рвет и мечет, потому что хотя Вилли-Простофиля был в общемто совершенно никудышный парень, старик (ему около 65 лет и здоровье неважное) страшно недоволен, что его приемного сына убили. Ему это особенно неприятно, так как последнее время у них было несколько крупных ссор, о причинах которых я тебе потом расскажу.

Старик Харбери Чайз страшно недоволен нью-йоркскими копами, которые отнюдь не торопятся найти убийцу. Он также сказал мне, что убийство Вилли, по его мнению, было связано с какими-то темными делами, но он хочет теперь взять все в свои руки и лично заняться розысками убийцы. Я тебе потом расскажу, какими методами он хочет это проделать, и обещаю, ты вдоволь посмеешься над этими стариковскими выдумками. А пока что сообщу тебе об одной женщине, роскошной блондинке, и когда ты ее увидишь, согласишься, что она действительно хороша. А увидишь ты ее очень скоро, потому что до меня дошли слухи, что она собирается встретиться с тобой.

Теперь все об этой блондинке. Я тебе как-то говорил, что Карлотта — горячая бабенка, и каждый, кто захочет подшутить над ней, наживет себе крупные неприятности. Ну так вот: эта блондинка, по имени Мирабель Гайфорд, по-моему, еще более опасна, чем Карлотта, только в другом смысле.

Мирабель — светская дама первого класса. Ей около 28 лет, и происходит она из старинной Коннектикутской семьи. Ее мама и папа умерли, но еще до их смерти она была помолвлена с Вилли-Простофилей. И представь себе, была как будто даже в него влюблена, потому что денег у нее хватает своих собственных, и я не думаю, чтобы она гонялась за его состоянием. Кажется, и Харбери Чайзу тоже очень хотелось, чтобы Вилли-Простофиля женился на Мирабель, потому что Мирабель — решительная, властная дамочка, которая могла бы Вилли взять в свои руки.

И все шло как по маслу, когда вдруг совсем недавно Вилли встретился с Карлоттой. Мирабель ужасно расстроилась из-за этого и начала бегать и хлопотать, желая вернуть Вилли.

А теперь я перехожу к самому интересному. Старик Харбери Чайз прямо-таки помешался на оккультных науках. И хотя тебе, может быть, покажется смешным, что парень, ворочающий делами на Уолл-Стрит, верит в такую чепуху, но факт остается фактом. У старика есть свой любимый «ясновидящий», или как так их еще называют, к которому старик обращается во всех случаях жизни.

Поэтому, когда полиция сказала, что найти убийцу Вилли никак невозможно, старик ни за что не поверил им (ведь вообще убийство могли совершить каких-нибудь пять-шесть человек, находившихся вблизи от Вилли), и он послал за ясновидящим. Между прочим, это парень лет пятидесяти, с проницательными глазами и огромной седой бородой. Тот посоветовался со своими духами и сказал старику следующее: для того, чтобы точно назвать убийцу Вилли, необходимо полностью восстановить сцену убийства, но при одном условии: это должно произойти в месте, достаточно удаленном от противодействующих явлений, причем нужно постараться максимально создать точную обстановку, при которой произошло убийство, а также соблюсти часы убийства.

Старик Чайз руками и ногами ухватился за эту идею. Велел срочно сфотографировать заведение Джо Мадригала и обещал ясновидящему, чье имя, между прочим, Сен Райма, что точно воспроизведет зал Джо Мадригала в салоне своей яхты «Колдунья Атлантики», которая стоит на якоре в Нью-Лондоне, и что постарается собрать на борт всех людей, бывших поблизости от Вилли во время убийства. Ну, и как ты сам понимаешь, тебя тоже включили в список.

Сен Райма говорит, что необходимо всех людей, которые имели возможность убить Вилли, собрать на яхту, и чтобы оркестр играл ту же мелодию, и зал был освещен так же, как у Джо Мадригала. Яхта должна отплыть от берега мили на три-четыре с тем, чтобы астральным силам ничего не препятствовало, и тогда его палец точно укажет убийцу.

Все это мне кажется первоклассной чепухой, но только должен тебя предупредить: Сен Райма обладает каким-то сверхъестественным чутьем. Например, он, увидев меня первый раз в жизни, рассказал обо мне кучу вещей, которые никому, кроме меня самого, не были известны. Поэтому, хотя этот сеанс на яхте может сначала показаться смешным, но возможно, парню что-нибудь удастся.

Короче говоря, старик Чайз достал список всех посетителей ресторана, которые находились около Вилли в момент его убийства, и хочет предложить каждому из них по пять тысяч долларов за то, чтобы они прибыли на яхту. Он говорит, что если они невинны, им нечего бояться, они могут спокойно прийти на сеанс и дать ему возможность найти убийцу Вилли. А если кто-нибудь откажется приехать, значит, у него есть что скрывать.

Теперь возвращаюсь к Мирабель. После того, как я поговорил с Харбери Чайзом и Сен Райма, я виделся с Мирабель, и она считает всю эту затею сплошной чепухой. Она также сказала, что, по ее мнению, убийство Вилли — дело рук Сальтьерры и Карлотты. И я понял, что для нее Карлотта — это все равно что клубок гремучих змей.

Теперь послушай, Перри, какая у меня родилась идея. Это просто мысль, ничем не подкрепленная, но у меня такое чувство, что эта блондинка Мирабель Гайфорд раз в шестнадцать опаснее Карлотты. Прежде всего у нее роскошная внешность, и я не могу понять, почему это Вилли переметнулся вдруг к Карлотте. Разве только потому, что он узнал о Мирабель что-нибудь не очень лестное.

К тому же я заметил, что Харбери Чайз теперь уже не так дружелюбно относится к Мирабель, как это было прежде. Очевидно, он тоже узнал о ней что-нибудь нехорошее.

И, наконец, я сам видел сегодня вечером, когда выходил из клуба «Селект», как эта дама вела конфиденциальную беседу с Руди Сальтьеррой около заднего входа в заведение Джо Мадригала.

И, наконец, самое последнее: я узнал, что у Мирабель есть кузен, влюбленный в нее, и он работает в Пробирной палате Соединенных Штатов, и вероятно, по этой линии просачиваются сведения о предполагаемой отправке золота.

Вот, кажется, и все. А сейчас я побегу проверить еще два-три факта и потом все тебе сообщу. А пока до свидания, Перри, держи ухо востро и опасайся Мирабель.

Твой по гроб жизни «Хмельной».

Да, интересное письмо. И оказывается, дело охватывает более широкий круг лиц, чем я предполагал раньше.

Ну что ж, подождем, пока Харбери Чайз или Мирабель сочтут нужным разыскать меня. Для этого я зашел к дежурному клерку в отель «Корт» и просил его позвонить в отель «Деламер», если кто-нибудь будет меня спрашивать. Но я его еще раз предупредил, чтобы он держал в секрете мой новый адрес и не проронил никому ни звука. Говоря это, я подмаслил парня еще 10 баксами, на что он сказал «о'кей», он все для меня сделает.

Я вернулся в отель «Деламер», еще раз прочитал письмо «Хмельного» и стал спокойно думать, потому что для меня кое-что начинает проясняться.

Около четырех часов дня позвонил дежурный клерк из отеля «Корт» и сказал, что меня спрашивала по телефону мисс Мирабель Гайфорд. Эта самая мисс просила передать, что она будет премного обязана, если мистер Перри Райс зайдет к ней в Бруклин по адресу, который она оставила. Она сказала, что ей нужно поговорить с мистером Райсом в связи с убийством Чарля Фрона и что для меня существенно важно пойти на это свидание. Она также сказала, что будет ждать меня до пяти часов и что, если я пойду к ней, избавлю себя от кучи неприятностей.

Обожаю такие приглашения. Тут все есть: и обещание рассказать что-то очень важное, и, с другой стороны, вроде как угроза, что если я не приду, мне будет плохо. Во всяком случае, я собираюсь пойти.

Дежурный также сказал мне, что у него есть для меня письмо с надписью на конверте «очень срочно». Это письмо принес какой-то парень от мистера Харбери Чайза. Я сказал дежурному, что сейчас пришлю за письмом посыльного.

В общем, дело начинает разворачиваться полным ходом. Я зашел в ближайшую аптеку и попросил послать в отель «Корт» посыльного, чтобы он забрал там письмо на мое имя и оставил его у дежурного в отеле «Деламер», так как я думаю заняться этим письмом после того, как побываю у мисс Мирабель Гайфорд.

Я тут же пошел в Бруклин и без труда нашел место, где должен был встретиться с этой дамой. Это обыкновенное четырехэтажное здание с небольшими квартирами. Привратник сказал мне, что мисс Гайфорд я могу найти в квартире номер 12 на третьем этаже, и я начал взбираться по лестнице, так как лифта не было в доме.

Квартира номер 12 находилась в самом конце длинного темного коридора, и совсем не похожа на апартаменты, в которых должна бы жить дамочка с деньгами. У меня шевельнулась мысль, что было бы более разумно прийти сюда со своим «люгером», потому что, кажется, эта Мирабель что-то задумала. Но, к сожалению, я его оставил дома, так как вообще никогда не беру с собой, когда иду на свидание с женщиной.

Я постучал в дверь, и через минуту мне открыли.

В комнате было темно, так как оконные шторы были опущены, и мне долго пришлось вглядываться, прежде чем я увидел парня, который открыл дверь. Это был огромный детина в котелке. При виде меня лицо его расплылось в веселую радостную улыбку.

— Мистер Перри Райс? — спросил он. И когда я ответил «да», пригласил меня войти. Я вошел в комнату и огляделся. Штора одного из окон была поднята, и при таком довольно скудном освещении я увидел, что никакой мебели в комнате не было, стояло только два запакованных ящика.

Парень закрыл за мной дверь, и когда я повернулся к нему, увидел, что он довольно странно смотрит на меня.

— Вот какое дело, мистер Райс, — сказал он. — Садитесь-ка на один из ящиков и послушайте меня. Я думаю. Что вы достаточно разумный человек, и не будете искать неприятности. Правда ведь?

Я улыбнулся ему, сел на ящик, стоявший с другой стороны комнаты, и сказал:

— А ведь в этом я не уверен, красавчик мой. Но я пришел сюда не к тебе. Я привел к мисс Гайфорд. Где она? И кто ты такой?

Только я это сказал, как дверь отворилась и в комнату вошел еще один верзила. Он молча кивнул первому парню и сел на второй ящик. По всему видать, сильный парень.

— Слушайте, Райс, — начал парень. — Ничего хорошего вы не добьетесь, если будете так грубить. Мисс Гайфорд вы увидите, когда придет время, а пока что мы зададим вам несколько вопросов.

Я улыбнулся еще шире.

— Да что ты говоришь? А кто такие «мы»? Он достал из кармана пиджака бляху.

— Мы работники частного сыскного агентства Дерванс, — сказал он, — и представляем интересы мисс Гайфорд. Я полагаю, мы не будем тратить время, а перейдем сразу к делу.

— Слушай ты, осел, — остановил я его. — Не валяй дурака. От тебя и от твоего вшивого сыскного агентства меня тошнит! Вы бы лучше вместе со своим боссом шли ремонтировать дороги шоссейные. Если мисс Гайфорд здесь, срочно пригласи ее сюда, или я уйду.

А лицо у него серьезное.

— Мы не хотим применять насилие, Райс, — сказал он. — Будьте благоразумны и отвечайте.

Я сидел на ящике, опершись на него руками. И вдруг я нащупал сзади маленький молоток, очевидно, его приготовили, чтобы открывать эти ящики. И, кажется, он мне здорово пригодится.

— Слушай ты, болван, — бросил я. — Пошел бы ты лучше принял душ, а то у тебя что-то мозги запылились. Он встал.

— Давай начнем, — сказал он другому парню.

Они вместе начали наступать на меня, и я решил, что настало время действовать. Я схватил молоток и изо всех сил кинул его прямо в голень парню, который со мной разговаривал, и попал. Парень завыл, как гиена, и повалился на пол. Другой бросился на меня, я согнулся, ударил его головой прямо в живот, и мы схватились.

К счастью для меня, первому парню здорово попало, он все еще сидел в углу и ощупывал, цела ли у него нога, но второй оказался довольно крепким типом и начал выдавать мне ровно столько, сколько я мог принять.

Одно время мне совсем пришлось плохо. Он захватил мою челюсть так, что у меня искры из глаз посыпались, и вообще начал меня одолевать. Мы катались по полу. Он сверху. Но меня это вполне устраивало, так как я ожидал, когда мы подкатимся к ящику и тогда я прижму его. Мне во что бы то ни стало надо покончить с ним до того, как другой парень придет в себя и начнет действовать.

И что же? Все сработало, как полагается. Я изловчился и спихнул его ногой. Он со всего размаха стукнулся об угол ящика и от неожиданности расслабил хватку. Я воспользовался какой-то секундой, дал хороший удар между глаз, а потом начал колотить его башкой о ящик. Он сдался.

Я подошел к первому парню, он пытался встать на четвереньки, но все время падал. Я поднял его за шиворот, стукнул, как следует, по роже ребром ладони, отшвырнул его через всю комнату ко второму парню, потом поднял молоток и сел на один из ящиков.

— А теперь слушайте, дорогие мои, — начал я. — Допустим, вы мне сейчас кое-что расскажете, а то я поступлю с вами довольно грубо. Я вообще не люблю, когда ко мне применяют грубую тактику, особенно, если это делают олухи из частного сыскного агентства. И если вы уж не совсем безнадежные дураки, я советую вам вести себя прилично.

Они ничего не ответили, а смотрели куда-то позади меня на дверь. Я тоже оглянулся и увидел, что дверь потихоньку отворяется, и на пороге появляется дамочка, при виде которой я чуть не ослеп.

Блондинка и роскошно одета. Все куплено на Парк Авеню, но на ней выглядит еще вдвое дороже. Ей около тридцати лет. Природа щедро наградила ее секс-аппилом, и она это отлично знает. Она вошла в комнату гордой походкой, которая может выработаться только по крайней мере пятью поколениями аристократов. Выражение лица надменное, ну а черты лица, сами понимаете, дивной красоты. Она показалась мне такой красавицей, что если бы мне пришлось потерпеть кораблекрушение и высадиться с этой дамой на необитаемом острове, я бы и не подумал махать рукой проходящему мимо пароходу, просто остался бы на острове и собирал кокосовые орехи.

Обеими руками она держала впереди себя сумочку, а когда одну руку опустила, я увидел, как в ней сверкнул маленький автоматик, так, игрушечка, годный разве только на то, чтобы стрелять в комаров.

Она нацелила револьвер на меня и заговорила. Голос у нее красивый и более юный, чем она сама, и сразу видно, что ее учили правильно произносить слова.

— Если я не ошибаюсь, мистер Райс, — сказала она и мило улыбнулась. — Вы, кажется, собираетесь командовать зздесь, но я вас предупреждаю; если вы пошевельнетесь, я вас убью.

— Что вы, детка, разве так можно? — вступил в беседу я. — В свою очередь, если я не ошибаюсь, вы — мисс Гай-форд. Слушайте, леди, вы, вероятно, начитались детективных романов и решили, что в подобных обстоятельствах именно так должна поступать героиня. Так вот что я вам скажу: только попробуйте спустить курок этого пугача, который вы держите в своей очаровательной ручке, сейчас же, не успеете глазом моргнуть, набьется полная комната копов, и что в этом будет хорошего для вас и для меня — не знаю.

Я встал с ящика и направился к ней. Я мило улыбался ей и видел, что она буквально кипела от негодования и обиды, потому что ей не удался ее блеф. Она взглянула на тех парней, но они не сдвинулись с места. Кажется, здорово утомились.

— Нехорошо размахивать этой штучкой, Мирабель, — сказал я, отбирая у нее револьвер, который положил потом себе в карман, — он ведь может выстрелить. Видите, что случилось с этими ребятами? Этот верзила только-только начинает приходить в себя, а у второго, кажется, перебита нога. Представляете, какой счет они вам пришлют, учитывая эти легкие телесные повреждения!

И еще одно замечание. Такая очаровательная дама, как вы, да еще с таким красивым именем, как Мирабель, не имеет права нанимать таких дешевых частных шпиков, чтобы они выбили из меня какие-то сведения. Со мной не так легко справиться.

Она молчит, просто стоит, глядит на меня во все глаза и не знает, что делать.

— Послушайте, милочка моя, — сказал я ей. — Если вы хотите поговорить со мной, почему бы вам не прийти сюда одной? Зачем вы заслали сюда вперед себя пару неопытных драчунов? Я вам сейчас сделаю хорошее предложение: давайте-ка поедем со мной куда-нибудь, выпьем немного и за стаканчиком вина тихо и мирно побеседуем.

Она стояла в нерешительности. Тогда я подошел к ней, взял ее за руку и вывел из комнаты. Она послушно шла за мной. Когда мы подошли к лестнице, я попросил ее немного подождать, а сам вернулся в квартиру номер 12, открыл дверь и посоветовал этим горе-детективам идти домой, принять горячую ванну, потому что, по-моему, они в ней сильно нуждаются. И предупредил их, что если я еще раз увижу, что они стоят на моем пути, расправлюсь как следует, предварительно сняв с них мерку для гробовщика.

Сказав это им на прощание, я вернулся к даме, и мы спустились вниз.

У входа стоял огромный карр с шофером, одетым в ливрею.

Я спросил:

— Это случайно не ваша машина? Она говорит:

— Да, моя.

— Мы сели в машину, и она назвала шоферу адрес какого-то клуба около Парк Авеню. Я молча наблюдал за ней и все думал: сколько в ее поведении игры и сколько процентов искренности, потому что, вы знаете, она мне показалась очень хорошей бабенкой, и я думаю, что «Хмельной» в своем письме здорово ошибся в отношении ее.

Но я не такой парень, чтобы рисковать, и поэтому лучше подождать, что она сама мне расскажет. Я предложил ей сигарету, она отказалась, тогда я закурил сам, и так мы доехали до клуба молча. А роскошная оказалась хата. И когда мы вошли, она заказала стакан чая для себя и коктейль для меня, после чего открыла сумочку, достала сигарету, закурила и начала:

— Мистер Райс, — сказала она. — Может быть, меня дезинформировали в отношении вас, но из сыскного агентства Дерванс, которому я поручила это дело, мне сообщили, что вы, мягко выражаясь, «трудная личность», и получить от вас какие-нибудь сведения можно только одним методом, т.е. тем, который они хотели применить к вам. Кажется, они ошиблись.

— О'кей, сестренка, — сказал я ей. — Не будем об этом говорить. Лучше скажите, какие сведения вас интересуют?

— Мистер Райс, — начала она. — Я была помолвлена с Чарлем Чайзом, или как он себя называл, Чарлем Фроном, кажется, по прозвищу ВиллиПростофиля. У меня есть все основания полагать, что он был убит или вами, или Сальтьеррой, или Карлоттой, и я готова пойти на все, чтобы доказать это. Если вы не виноваты в этом убийстве, может быть, вы мне поможете.

Я кивнул, хотя мне все это показалось довольно странным. Однако я сказал, что понимаю ситуацию, и уверил ее, что это не я убил ВяллиПростофилю, потому что это был мой первый вечер в Нью-Йорке, а до этого я никогда в жизни не видел и ничего не слышал о ВиллиПростофиле.

Тогда она начала разговор о том, что случилось в ту ночь в заведении Джо Мадригала, причем явно старалась выведать у меня как можно больше. Но я молчал и дал ей высказаться до конца. После чего я спросил, как Харбери Чайз относится к смерти Вилли и доволен ли он действительно действиями полиции, ведущей расследование по этому делу. Из ее ответа я понял, что она недавно поссорилась со стариком и, кажется, решила сама вести расследование.

Учитывая тот факт, что она наняла двух сыщиков, чтобы выжать из меня какие-то сведения, я понял: она считает, что мне что-то известно.

И я оказался прав, потому что, когда я заказал еще одну порцию коктейля, она спросила меня, не получил ли я какого-нибудь письма от Харбери Чайза. А когда я удивился, о чем он мне может написать и зачем мог я ему понадобиться, она сказала, что не знает, но думает, что он может спросить меня, не известно ли мне что-нибудь об убийстве.

И я понял: девчонке известно, что Харбери Чайз послал мне письмо. И она наняла частных сыщиков, потому что надеялась, что я принесу это письмо с собой в пустую квартиру в Бруклине. Но они просчитались.

Во всяком случае, разговор с Мирабель прошел для меня не без пользы. В моей голове все яснее стали вырисовываться детали этого дела. И я теперь почти на 100 процентов уверен, что мысль, которая пришла мне в голову, когда я сидел в темном пустом зале Джо Мадригала, и от которой я чуть не подпрыгнул на стуле, помните, когда приходил туда за смокингом Руди и философствовал по поводу оборванных лент серпантина?

Так вот, та мысль была абсолютно правильной. Работа «джимена» иногда бывает не таким-то уж приятным занятием. И надо иметь большую выдержку, чтобы с одинаковым спокойствием встречать и радости, и невзгоды. И надо признаться: невзгод-то у нас гораздо больше, чем радостей. Как говорила одна бабенка, когда ее муж упал с пирса в Сант-Яго, — «в жизни за все приходится платить». И вот, кажется, для меня сейчас как раз и наступил такой момент.

Я решил в ближайшее время сидеть тихо и спокойно предоставить этим умникам полную свободу действий, пусть они придумают очередную ловушку для Лемми.

Вы спросите, почему я так спокойно к этому отношусь? Да потому, что не было еще на свете такого жулика, чтобы даже в самом гениальном его плане хотя бы одно звено не оказалось гнилым и не порвалось бы.

Отпустите любого ловкача и любую разумную бабенку гулять по длинной веревочке, они обязательно и сами попадут на стул, и приведут с собой туда же своих товарищей.

Во всяком случае, я чувствую, что скоро в этом деле доберусь до истины.

Глава 7

МИРАБЕЛЬ

Я сижу и смотрю на эту даму. Вероятно, многие считают меня грубым, черствым человеком, но я всегда получаю огромное удовольствие от того, что любуюсь женщинами, и я очень много думаю о них. Мне всегда интересно, о чем они думают, чего они в действительности добиваются, потому что это уж как закон: внешний вид женщины никогда не соответствует ее мыслям. Вот, например, был у меня такой случай: одна испанка на Филиппинах с самой очаровательной улыбкой на самых очаровательных на свете губках — одной рукой дарила мне букет цветов, а другой в это же самое время огрела меня по башке железным прутом. Так что никогда не знаешь, чего тебе следует ожидать от женщины.

Я все время внимательно поглядывал на Мирабель и пришел к заключению, что она прелестная бэби. На ней роскошный обтягивающий ее фигуру костюм и полосатая блузка с оборочками и складочками, а на шее огромное белое жабо, красиво обрамляющее лицо. На голове очаровательная шляпка, и парень, который делал ей прическу, знает свое дело. Шляпка надета набекрень, и из-под нее с одной стороны виднеется целая копна белокурых волос с кудряшками и завитушками. Я знаю много парней, которые с удовольствием убежали бы из дома ради дамы, подобной Мирабель, но вот каким образом она связана с этим делом, я понять не могу, хотя, пожалуй, мне надо будет именно сейчас это выяснить. Пожалуй, мне следует попробовать пойти с ней на откровенность, и потому я спокойно начал.

— Послушайте меня, леди, — сказал я ей. Я не знаю, какова ваша роль во всем этом деле, но мне кажется, вы ужасно расстроены тем, что кто-то убил вашего жениха. Я знаю, что вы хотите задать мне кучу вопросов, но, мы быстрее придем к цели, если сначала несколько вопросов задам вам я.

Прежде всего разрешите мне рассказать вам, каким образом я попал в это дело.

По профессии я продавец акций, приехал из Мэзон-Сити, где постоянно живу и работаю, в течение нескольких лет копил деньги, чтобы приехать в отпуск в Нью-Йорк.

Примерно через 3 часа после моего приезда в Нью-Йорк один парень посоветовал мне пойти к Джо Мадригалу. Он сказал мне, что это очень приятное местечко. Я пошел. Отлично. Вдруг там кого-то убивают, а я случайно в это время стоял около парня, которого убили. Поэтому меня забирают в полицию и допрашивают. Но мне повезло в двух пунктах: во-первых, у меня не было револьвера, и вообще я такой парень, который никогда в жизни не носил с собой оружия; во-вторых, один мой приятель, судебный репортер, оказался поблизости и подтвердил копам, что я именно тот, за кого себя выдаю. Поэтому они меня сразу отпустили. Вот все, что я знаю.

Но это вовсе не значит, что я не интересуюсь этим делом. Наоборот, я вообще такой парень, что меня очень и очень интересуют всякие непонятные вещи, и вот что меня сейчас страшно волнует и беспокоит, — продолжал я, почему такая прелестная дама, как вы, — тут я наклонился к ней поближе и смотрел на нее во все глаза, как бы онемев от восторга и восхищения, — и так вот, повторяю, мне интересно, почему такая прелестная, очаровательная дама, как вы, так сильно беспокоится о Вилли-Простофиле. Извините меня, но это даже немножко смешно.

Она резко повернулась ко мне.

— А что плохого вы можете сказать о Чарле? — спросила она. — Он был раньше очень хорошим человеком, и я любила его. А разве вы никогда не слышали, что женщины часто любят и некрасивых и порочных мужчин.

Я улыбнулся.

— Как же, как же, слышал, — сказал я. — Вот помню, одна девчонка во Франции влюбилась в меня.

— Вы были во Франции? — спросила она.

— Посмотрите на меня, леди, — сказал я ей. — Что бы без меня делали военно-морские силы Соединенных Штатов в последнюю войну?

— Чарль тоже был во Франции, — сказала она. — Говорил, что в то время был замечательным человеком.

— О'кей. Вот мне и интересно, почему это Чарль, который был замечательным человеком и который был женихом такой очаровательной дамы, как вы, почему это он вдруг начал шататься по ночным клубам и путаться с женщинами, подобными Карлотте?

Я нарочно сделал паузу, чтобы посмотреть, как она будет реагировать на это имя. Она плотно сжала губы.

— Он был немного глупый, — сказала она, — и разочарованный в жизни. Раньше он был вполне нормальный, а потом вдруг с ним что-то случилось. Она пристально посмотрела на меня.

— Слушайте, мистер Раис, — сказала она. — Мне кажется, я могу вам довериться. Я сейчас в таком состоянии, что мне обязательно нужно кому-нибудь довериться. Знаете, по-моему, Чарля убили потому, что он слишком много знал.

Я сделал вид, что удивился.

— Да что вы говорите? Что же он мог знать?

— Не знаю. Просто мне так кажется… — Она оглянулась по сторонам, а потом чуть понизила голос:

— Говорят, того человека, которого нашли убитым в телефонной будке, звали Харвест В. Мелландер. Но, мистер Райс, вы знаете этот человек был федеральным агентом, он был «джимен».

Я свистнул.

— И вы хотите, чтобы я вам поверил, леди? — сказал я. — Вот интересно-то, федеральный агент! А как же он позволил убить себя в телефонной будке? Значит, он был не очень хороший «джимен».

— Я не знаю, в чем там дело, — сказала она. — Мы с Чарлем поссорились, не разговаривали с ним довольно долго, но вдруг, в день его убийства, он мне позвонил по телефону и сказал, что понял, каким был дураком. Он сказал, что хочет начать новую жизнь, но что сначала он должен кое-что сделать. Я спросила, в чем дело? Но он ничего определенного мне не ответил. Сказал только, что вечером он должен встретиться с федеральным агентом и что он с ним уже один раз разговаривал. Когда его убили, я проверила, с кем он разговаривал в клубе за последние дни, и я выяснила, что накануне убийства Чарль разговаривал только с Руди Сальтьеррой и Мелландером. Но всем известно, что Сальтьерра — гангстер, значит, Мелландер был федеральным агентом.

— Вы так думаете? — сказал я. — Что же, по-моему, это все очень интересно, но только это нам никак не может помочь. Скажите мне, леди, вот что: зачем вы пригласили двух ослов из сыскного агентства и что они хотели у меня узнать?

— Сейчас я вам скажу. Когда мы с Чарли разговаривали по телефону, он сказал, что послал кому-то письмо и что все зависит теперь от этого письма. После того, как мне показалось, что полиция не принимает мер к розыску убийцы, я обратилась в агентство с просьбой помочь мне найти убийцу. Их подозрение пало на вас, и они сказали, что если я сумею затащить вас в уединенное место, возможно, им удастся что-нибудь узнать у вас, — она улыбнулась. — А они оказались не такими уж квалифицированными, как я предполагала.

— Ну, я бы этого не сказал, — ответил я, — Один из них дал мне пару таких тумаков, что я долго буду помнить. А что касается письма, то я ни от кого никакого письма не получал.

Я решил подтолкнуть наш разговор в несколько ином направлении. — Послушайте, леди, — сказал я. — Я, конечно, ничего не знаю об этом деле, но вот как оно мне представляется. Мне кажется, что Чарль что-то узнал, и то, что он узнал, сильно взволновало его. Он почувствовал, что должен что-то сделать, поэтому пишет кому-то письмо, и письмо это является очень важным документом. Мы не знаем, кому он писал это письмо (при этих словах я подмигнул сам себе, потому что я-то знал, о каком письме идет речь. Это то самое письмо, которое Вилли-Простофиля написал Карлотте и которое она отдала Сальтьерре, а я потом нашел его у него в смокинге, в кармане).

Значит, вы считаете, что он это письмо написал Мелландеру, который, по-вашему мнению, был федеральным агентом? А хотя бы и так: вам-то чего беспокоиться? Какое вам дело, кому писал письмо Вилли-Простофиля. Он умер, и вы его теперь ничем не вернете. Само собой разумеется, вы хотите найти убийцу и послать его на стул. Пожалуй, я бы на вашем месте поступил также, но зачем вам впутываться в какие-то его темные дела?

Она ничего мне не ответила, очевидно, потому что не знала, что ответить.

А странные у меня сложились отношения с этой дамой. Я уже наполовину готов поверить, что она говорит правду, и все же, когда я смотрю на нее, мне кажется, что она от меня что-то скрывает.

Потом она повернулась ко мне и сказала:

— Может быть, я знаю что-то, чего я вам не могу рассказать, мистер Райс. Может быть, когда-нибудь в будущем я вам расскажу…

— А почему бы не выложить все наличными, леди? Расскажите сейчас. Говорят, что две головы лучше, чем одна. И говорят, голова у меня работает нормально. Может быть, я смогу вам что-нибудь посоветовать.

Она покачала головой.

— Я никому не доверяю в данный момент, — сказала она. Тогда я решил ее подкусить:

— Даже своему кузену, работающему в пробирной палате Соединенных Штатов?

Она взглянула на меня, как на сумасшедшего.

— Я не знаю, о чем вы говорите, она крепко сжала губы и вообще вся как-то сжалась. Я понял, что она больше ничего мне не скажет.

— О'кей, мисс Гайфорд, — сказал я. — Я хочу, чтобы вы запомнили одно: никто на свете не может сказать, что Перри Райс не подал руку женщине, когда она нуждалась в его помощи. Вот учтите это. А сейчас мне пора идти. Дайте мне ваш телефон, может быть, я позвоню вам, и, может быть, мы как-нибудь еще увидимся.

Она кивнула и дала мне номер своего телефона. После чего я допил коктейль, пожал ей руку и смылся, потому что, кажется, мне здесь больше делать нечего. Выйдя на улицу, я огляделся кругом, нет ли у меня «хвоста», сел в такси, велел шоферу ехать прямо, а потом дал ему адрес отеля Деламер.

У себя в номере я нашел письмо от старика Харбери Чайза. Оно мне показалось очень милым.


"Малберри Арме, Парк Авеню.

Дорогой мистер Райс!

Я уверен, вы извините меня за то, что я пишу вам по делу, по которому у вас уже было и без того много неприятностей. Извинением мне могут послужить чувства отца, чей сын был хладнокровно и жестоко убит, и поэтому любой метод приведения преступника к ответственности является простительным.

Очевидно, мне нет нужды пересказывать вам обстоятельства, при которых мой приемный сын был убит в клубе «Селект» Джо Мадригала. Вы сами там присутствовали. Если я не ошибаюсь, вы один из тех, кто находился в непосредственной близости от моего сына в момент выстрела, и вы также в числе некоторых других посетителей ресторана были отправлены лейтенантом полиции Ресслером в Главное полицейское управление для допроса.

Когда я оправился от первого шока, услышав о смерти моего приемного сына, я считал, что арест его убийц является делом нескольких часов. Совершенно очевидно, он был убит кем-то, кто находился на расстоянии 15— 20 футов от стола, другими словами одним из следующих лиц: мисс Карлотта де ля Рю, вы, один или два официанта, стоявшие на линии столиков с правой стороны зала, электромонтер Скендал, который регулирует освещение в зале, некий Сальтьерра, который также был отправлен в полицейский участок, но у которого есть совершенно твердое алиби — заявление Скендала.

Совершенно очевидно, что в полиции дело расследования не сдвинулось с мертвой точки. На все мои вопросы мне отвечают, что дело расследуется и пока нет никаких результатов. Поэтому я решил разыскать убийцу каким-нибудь иным способом, не прибегая к помощи полиции. В поисках этого способа я, возможно, и вышел за рамки обычных методов расследования.

Я прошу вас не смеяться надо мной, если я скажу, что вот уже несколько лет я глубоко верю в действие оккультных сил. И один человек по имени Сен Райма, который неоднократно давал мне возможность убедиться в своей сверхъестественной силе, заверил меня, что при соответствующих условиях он сможет точно назвать имя убийцы моего мальчика.

Условия эти следующие: Сен Райма предлагает организовать сеанс в салоне моей яхты «Колдунья Атлантики». Он избрал это место потому, что только в этом случае, если яхта удалится от земных флюидов на соответствующее расстояние, он сможет, благодаря своей сверхъестественной силе, назвать точно имя убийцы.

Он ставит условием, чтобы в салоне моей яхты была создана точная копия обстановки, какая была в тот вечер в клубе «Селект», и чтобы при этом присутствовало возможно большее количество лиц, находившихся в тот вечер около столика моего сына.

Должен сказать, что все другие лица, присутствовавшие в тот вечер в клубе, дали свое согласие явиться на борт яхты, и поэтому я прошу вас, во имя справедливости и человеколюбия, отбросить неверие в силы этого человека и немедленно по получении этого письма отправиться в Гайль Уорф, Нью-Лондон, Коннектикут, где на якоре стоит «Колдунья Атлантики».

На дорожные расходы я вкладываю в конверт пять ассигнаций по одной тысяче долларов каждая. По прибытии на место вам будет выплачена такая же сумма. Если вы действительно невинный человек, вы примите участие в этом сеансе. Ваша неявка будет означать, что вам нужно что-то скрывать и что, возможно, именно вы и являетесь убийцей.

Искренне ваш Харбери В. Чайз".

Я внимательно прочитал это письмо и задумался. Кажется, старик ужасно огорчен по поводу смерти Вилли-Простофили, да оно и понятно, ведь незадолго до убийства он поссорился с Вилли, вероятно, из-за денег, и прежде чем успел помириться, кто-то убил Вилли-Простофилю, и старик теперь раскаивается. Да, многие не ссорились бы со своими близкими, если бы заранее знали, что по приговору судьбы, в тех, с кем они ссорятся, в самое ближайшее время всадят пару свинцовых горошин.

Было уже 7 часов. Пожалуй, чем скорее я приеду в Гайль Уорф и попаду на борт «Колдуньи Атлантики», — тем лучше для меня, и вот почему: предположим, этот самый Сен Райма укажет на кого-нибудь, как на убийцу. Создается очень интересная ситуация, и тот, кого обвинят, — а может быть, он был каким-нибудь путем связан с действительным убийцей — безусловно, заговорит. Вот смешно-то будет, если перст этого пророка укажет не на Руди Сальтьерру, а на кого-нибудь другого, потому что я-то отлично знаю, что именно Сальтьерра убил Вилли-Простофилю.

А знаете, мне все эти оккультные силы и ясновидение кажутся сплошной чепухой, хотя, возможно, в воздухе в действительности парят какие-нибудь неизвестные нам флюиды, а этот Сен Райма, может быть, действительно кое-что в них понимает.

Но вам, вероятно, совершенно ясна главная причина, по которой мне хочется поехать туда: мне хочется посмотреть, будут ли там Руди и Карлотта.

Я положил письмо в карман, спустился вниз и немного побеседовал с дежурным клерком, который казался мне славным парнем. Я спросил его, не остановился ли в отеле кто-нибудь из Коннектикута. Он сказал:

— Да, у нас остановился коммивояжер по имени Сэм Яртерс, и сейчас он находится в баре.

Я пошел в бар, заказал себе виски и завязал с Яртерсом непринужденную беседу. Я наговорил ему всякой чепухи, а потом завел разговор о Коннектикуте и спросил, не знает ли он семью Гайфордов. Он сказал, что знает, и начал мне все выкладывать.

Оказывается, Мирабель — довольно известная личность в своем штате, она принадлежит, что называется, к высшему свету и набита деньгами по самые завязки, так что даже не знает, что с ними делать.

Яртерсу также известно, что она была помолвлена с Чарлем Чайзом, но, конечно, он ничего не знал о том, что Чарль Чайз и ВиллиПростофиля — одно лицо и что он убит.

Во всяком случае, к концу нашего разговора с коммивояжером мне было совершенно ясно, что из себя представляет Мирабель. Потом мы с ним выпили еще по одной чарочке «на дорожку», попрощались, и я вернулся в свою комнату. Там я уложил свой чемоданчик, засунул «люгер» в кобуру под левым плечом, спустился вниз и оплатил свой счет. Дежурный клерк сказал, где можно нанять машину, сам позвонил в гараж и просил их прислать мне в срочном порядке самый быстроходный карр.

В ожидании машины я сидел в вестибюле, курил и думал. Когда пришла машина, я вышел, осмотрел ее хорошенько и решил, что она вполне справится со своей задачей, так как мне придется здорово жать.

Потом я вернулся в отель и из телефонной будки позвонил Мирабель Гайфорд. Мне ответил женский голос, по-моему, это была служанкафранцуженка. Я сказал ей, что это говорит Перри Райс, и она попросила меня подождать. И пока я ожидал, быстро соображал, стоит ли мне рисковать, надеяться на счастливый случай, как это я сейчас собираюсь сделать.

Но я уже не раз говорил вам, что иногда следует рисковать, а сейчас как раз именно такой момент, когда риск необходим, так как это может доказать мне кое-что, в чем сомневаюсь.

И как раз в этот момент к телефону подошла Мирабель. Ах, какой у этой дамочки прелестный голосок! У Карлотты голос низкий и густой, успокаивающий, а у Мирабель — юный, веселый, звонкий голосок.

— Чем могу служить, мистер Райс? — спросила она. — Слушайте, красавица моя, давайте обменяемся «сенаторской любезностью»[2]. В прошлый раз я выслушал вас, а теперь ваша очередь услышать от меня несколько бабушкиных сказок, и, может быть, они заставят вас немного призадуматься.

Она засмеялась.

— Иногда вы мне очень нравитесь, мистер Райс, — сказала она. — Вы очень забавный. Ну, что за сказки вы собираетесь мне рассказать?

Я начал серьезно:

— Слушайте, я много думал о том деле, о котором мы тогда разговаривали, кроме того, в этой нашей игре «в темную» произошло несколько событий, и я хочу сейчас вам все рассказать.

Прежде всего следующее: вас очень интересует вопрос, кто убил Вилли-Простофилю. А вы не задумывались над вопросом, куда убийца девал револьвер? Нет? Так вот слушайте: когда всех нас отвели в Полицейское управление, револьвера ни у кого не оказалось, значит, кто-то успел от него отделаться. Вам, вероятно, будет небезынтересно узнать, что после допроса в Полицейском управлении я ночью пошел к Джо Мадригалу и все там обыскал, и хотя я нашел массу доказательств того, что вашего жениха убил Руди Сальтьерра, да, да, красавица моя, это сделал Руди Сальтьерра, револьвер-то я все-таки не нашел.

А почему? Потому, что после того, как Руди Сальтьерра убил Вилли, он пошел за кулисы и передал там револьвер кому-то, кто смылся через заднюю дверь, прежде чем Джо успел собрать всех в танцзале и запереть двери.

И вот если вы хотите помочь найти убийцу, займитесь-ка небольшим расследованием: узнайте, кто перед самым убийством болтался около задней двери, ведущей за кулисы. Поняли?

— Поняла, — сказала она. — Так вы говорите, что Руди Сальтьерра убил Вилли?

— Совершенно верно. Но пока что я не собираюсь предоставлять доказательства этого. Я их предоставлю, когда сочту нужным. Поэтому не волнуйтесь и не задавайте лишних вопросов, потому что я очень тороплюсь.

Теперь следующее: я получил письмо от старика Харбери Чайза, в котором он говорит, что нашел какого-то парня, который обещает разыграть колоссальную сцену ясновидения на борту яхты «Колдунья Атлантики». Будто бы он с помощью каких-то там оккультных сил сможет совершенно точно сказать, кто убийца. И, кажется, старик уже пригласил всех, находившихся в тот вечер в непосредственной близости от ВиллиПростофили, приехать в одно местечко около Нью-Лондона, чтобы присутствовать на этом оккультном сеансе. Он заплатил всем по пять грандов, в том числе и мне, и сейчас я на пути туда и решил попросить вас в мое отсутствие как следует приглядеться к заведению Джо Мадригала. А если вы готовы выбросить еще кучу на жалкую имитацию сыщиков, т.е., на агентство Дерванс, заплатите им, и пусть они не спускают глаз с клуба «Селект».

— Ну… пока. Мирабель, — закончил я. — Будьте паинькой и не делайте ничего, что не понравилось бы вашему дяде Перри. Может быть, мы еще увидимся когда-нибудь.

Боже, как разволновалась дама!

— Слушайте, мистер Райс, — закричала она в трубку. — Слушайте… Вам нельзя ехать в Ныо-Лондон… Слушайте… Нельзя! Слышите? Не езди!

Я повесил трубку.

Кажется, мой план сработал.

Я забрал свой чемоданчик, сел в машину и газанул. Я проскочил с полдюжины красных сигналов с такой скоростью, что никто даже не догадался остановить меня, и примерно через полчаса выехал на широкое шоссе, где мог, не снижая скорости, спокойно обдумать ситуацию. Было около часа ночи, когда я подъехал к предместьям Нью-Лондона. Я остановился у бензиновой колонки, и там мне сказали, что Гайль Уорф находится примерно в пяти милях по Гротен-рол. Объясняя мне, как туда проехать, парень смотрел на меня, как на сумасшедшего. Я спросил, что его беспокоит, он ответил, что вот уже несколько человек спрашивали дорогу на Гайль Уорф и что обычно это место очень редко посещают посторонние люди.

Я поехал по указанной мне дороге, которая постепенно начала сужаться и превратилась в узкую полоску асфальтовой дорожки, на которой были видны следу от автомобильных шин. Сквозь деревья виднелось море, и я понял, что Гайль Уорф совсем близко.

Вдруг фары моей машины осветили огромное дерево, лежавшее впереди меня посредине дороги. Я изо всей силы нажал на тормоза и вовремя успел остановить машину. Только я протянул руку за «люгером», как из-за деревьев вышел парень, одетый в матросскую тельняшку и с огромным дробовиком в руках.

— Эй, слушай. Ты Перри Райс?

— Угадал с первого раза, — сказал я ему, а что это значит? Ты что, вышел на охоту, или ты всегда так приветствуешь людей с дробовиком в руках?

Он улыбнулся.

— Спокойно, парень, — сказал он. — Ну-ка, вылезай из машины, пошли. И никто тебя не тронет, если ты будешь слушаться. А если начнешь кривляться, я превращу твой каркас в решето, столько у тебя будет дырок. Я высунулся из машины, и как раз в это время из-за деревьев вышли еще два парня. Один из них, седой старик с лицом цвета начищенных к празднику коричневых ботинок, до того он загорел, а второй парнишка, хотя и маленького роста, но на вид сильный. На них тоже были матросские тельняшки и ходили они подчеркнуто морской походкой, как в рекламных фильмах.

— Забери-ка его в хату, — приказал старик. — Он взглянул на меня и улыбнулся.

— Я думаю, ты поступишь разумно, если спокойно будешь подчиняться всем нашим приказам, — сказал он. — Мы тебе не причиним никакого вреда, если ты будешь хорошо себя вести, но как только ты попробуешь выкинуть какой-нибудь номер, Хирам тебя пристрелит, а ему, по-моему, очень не хочется этого делать.

— Ну, что ж, о'кей, пожалуй, в этом вопросе наши с Хирамом мнения полностью сходятся.

Я начал вылезать из машины и нарочно делал это не торопясь. Парень с дробовиком стоял как раз напротив дверцы, из которой я вылезал.

— Слушай, Эй, — обратился старик к маленькому. — Ну-ка пойди позвони, скажи, что все о'кей.

— О'кей, По, — согласился маленький.

В это время я открыл дверцу и начал вылезать, при этом наклонился над панелью приборов и сделал вид, что хочу вынуть ключ. Таким образом естественно повернулся спиной к парню с дробовиком. Я быстренько произвел в уме некие математические расчеты и, выходя из мамины задом, лягнул правой ногой. Что ж, расчет оказался правильным, потому что я поддал прямо в морду парню с дробовиком, и ему это страшно не покривилось.

И прежде чем он успел сообразить, что ему делать, я повернулся к нему с «люгером» в руках.

— Ну-ка, морячки, поднимите-ка вверх лапки и разрешите мне сказать вам, что такие вшивые моряки, как вы, годитесь разве только для того, чтобы работать веслами на галерах. Будьте умниками и не двигайтесь до тех пор, пока я вам не разрешу, а то может кое-что случиться, и вам покажется, что это вы ударились башкой о якорь.

Я забрал дробовик у парня с разбитым носом, сел на обочине дороги. — Слушайте, мальчики, — сказал я им. — Ну-ка, поработайте немного и отодвиньте с дороги это бревно, чтобы я мог вовремя успеть к месту своего назначения. Когда вы это сделаете, я дам вам дальнейшие инструкции.

Парни принялись за работу.

Когда они убрали дерево, я сел в машину, включил мотор и бросил дробовик на заднее сиденье.

— О'кей, братишки, — сказал я. — Неплохо поработали, и как-нибудь, когда у меня будет свободное время, я приглашу вас к себе в гости поиграть, будем пускать в луже игрушечные кораблики. Хорошо? А пока что. По, — обратился я к старику, — я повторяю твое приказание Эфу. — Эф, — повернулся я к маленькому, — пойди и сделай то, что тебе велел По. Позвони по телефону и скажи мисс Мирабель Гайфорд, что все в порядке и что мистер Райс шлет ей привет и обещает при встрече купить ей огромную порцию клубничного мороженого, и если ты способен запомнить, Эф, то передай еще следующее: если она поднатужит очаровательную головку, то поймет, почему я ей позвонил перед тем, как выехать из Нью-Йорка. Я как раз хотел проверить, не придумает ли она какой-нибудь трюк.

И если она, ребята, рассердится на вас за сегодняшнее и рассчитает вас, Бог с ней. Помните, что Флоту Соединенных Штатов нужны такие парни, как вы.

С этой шуткой я нажал на стартер и умчался. Я повернулся и посмотрел на них: все трое стояли посреди дороги и смотрели мне вслед.

Славные ребята! Только, пожалуй, они хорошие матросы, а вот налетчики из них не получились.

Глава 8

ПРОРОК ПОЛУЧАЕТ СВОЕ

Я поехал дальше по асфальтовой дороге. На расстоянии примерно полмили от нее ответвлялась в левую сторону еще одна дорожка, а потом, через поредевшие деревья, я увидел деревянный пирс. К пирсу привязана огромная яхта, вероятно, это и есть «Колдунья Атлантики».

Я затормозил, поставил машину за деревьями, вышел из нее потихоньку. Держась на соответствующем расстоянии от дорожки, пошел к тому месту, где оставил трех морячков. Через некоторое время я их увидел. По и Хирам сидели на обочине и разговаривали с Эфом, который с недовольным лицом стоял перед ними. Потом Эф вынул из кармана брюк огромные часы типа «луковица», взглянул на них и быстро куда-то ушел. Он прошел всего в нескольких ярдах от того места, где я спрятался за деревьями. Пропустив его вперед, я пошел следом за ним. Мы шли так довольно долго и наконец подошли к каким-то воротам в каменной стене. Он вошел в ворота. Я за ним.

За каменной стеной оказался парк, а в глубине огромный дом колониального стиля. К дому вели две или три автомобильные дорожки, и на одной из них, справа от меня, стоял автомобиль с включенными фарами.

Эф через лужайку направился прямо к этой машине, а я, крадучись, все время шел за ним.

Наконец я подошел на достаточно близкое расстояние, чтобы отчетливо видеть машину.

В машине за рулем сидела Мирабель и о чем-то разговаривала с Эфом. Потом она включила мотор, и Эф ушел, но тут же, вероятно, вспомнив что-то, вернулся. Я сообразил, что выезжать она, очевидно, будет через главный вход, справа от меня, поэтому быстро перебежал туда и спрятался в тени. Ворота были заперты, значит, Мирабель придется оставить машину, чтобы отпереть их. Так оно и есть. Подъезжая к воротам, она затормозила. Когда машина полностью остановилась, из-за деревьев показался я.

— Хелло, Мирабель, — сказал я. — Как поживаете?

Видели бы вы, как она удивилась!

— Какой вы, право, забавный, мистер Райс, — наконец сказала она. — Вечно выпрыгиваете из-за угла. Я улыбнулся.

— Я полагаю, вы очень рады видеть меня здесь, вы ведь проявили столько усилий, чтобы не допустить меня на борт яхты? Слушайте, мисс Гайфорд. Почему бы нам не поговорить чистосердечно? Вы сами отлично знаете, что это очень серьезное дело, и вероятно, вам известно о нем гораздо больше, чем вы мне рассказали.

Она взглянула на меня, потом достала из кармана жакета золотой портсигар, закурила и молча смотрела на меня полуприкрытыми глазами сквозь клубы табачного дыма. Вероятно, она оценивала меня.

— Между прочим, о чем вы говорите? — спросила она.

— А как вы думаете? — в свою очередь спросил я. — Вас ведь в этом деле интересует, кроме убийства Вилли, еще кое-что. Да? Меня тоже. Слушайте, леди, — продолжал я, — что я мог о вас подумать? Вы были помолвлены с парнем, которого убили. Вы нанимаете частных детективов, чтобы выжать из меня какие-то сведения. Когда я сказал вам по телефону, что еду на яхту, чтобы присутствовать при каком-то там сеансе, вы вдруг раскипятились и начали уговаривать меня не ездить. А почему?

Я подошел ближе и прислонился к дверце ее машины.

— Слушайте, Мирабель, — сказал я. — Вы мне сейчас же все расскажете.

— Да? Вы так думаете? А почему? Я достал из потайного жилетного кармана федеральную бляху и показал ей.

— Вот почему, красавица моя, — сказал я. — Мое имя Лемми Кошен, специальный агент Федерального Бюро Расследования Соединенных Штатов Америки, департамент юстиции.

— А это меня нисколько не удивляет. Это отнюдь не сюрприз для меня, — сказала она.

— Что ж, о'кей, — согласился я. — Жизнь не так-то часто дарит нам сюрпризы. Но дело в том, что мы с вами слишком долго играли в темную. Надо все выяснить. Прежде всего, скажите мне, почему вам так не хотелось, чтобы я пошел на борт яхты?

Она протянула мне сигарету и дала прикурить от золотой зажигалки. С тех пор, как она узнала, что я «джимен», ее отношение ко мне несколько изменилось.

— Я полагаю, вам известна правда относительно Харвеста Мелландера? — сказала она. — Был ли он «джименом» илли нет?

— Да, — сказал я. — Он был «джимен», и его настоящее имя Мирас Дункан. Ну и что?

— Это все, что вам известно? — спросила она.

— Я считаю, что этого вполне достаточно. Если вы можете рассказать мне что-нибудь еще, я готов выслушать вас.

— Вы знаете, какое дело он вел? Я кивнул.

— Дело о похищении золота. А что вам известно об этом деле?

— Я ничего о нем не знаю, но кое-что предполагаю. Я думаю, что Чарль замешан в этом деле и именно поэтому был убит. Вы понимаете, — продолжала она печально, — я не могу отделаться от чувства, что немного виновата в том, что Чарль запутался в этом деле. Он был страшный транжира, и в конце концов старик отказался выдавать ему деньги. Тогда он пришел ко мне к попросил одолжить ему огромную сумму. Я отказалась. Может быть, именно поэтому он и оказался замешанным в это темное дело.

Но не это волнует меня сейчас, — продолжала она. — Дело в следующем: вчера утром я виделась с его отчимом, мистером Харбери Чайзом. Он рассказал мне о том, что хочет пригласить на борт яхты ясновидящего, чтобы тот указал убийцу. Я сказала, что это глупо и смешно, и что даже, если убийца будет назван, это ничему не поможет: нужны доказательства. И мне показалось, что я отговорила его от этой затея. Вы можете себе представить, как я была удивлена, когда вы сказали мне по телефону, что он пригласил вас приехать на яхту. Ведь в этом случае он должен был послать вам приглашение вскоре после того, как я от него ушла, а когда я от него уходила, он не собирался этого делать.

— Что ж, — сказал я, — это отлично можно объяснить. Вы знаете, в этом деле на меня работает один парень, криминальный репортер, и, вероятно, до него дошли слухи об этой затее Чайза, и может быть, он виделся со стариком после того, как вы от него ушли, и уговорил старика проделать этот сеанс, потому что вы знаете, что такое газетчики: они готовы пойти на все, чтобы только раздобыть интересный материальчик для газеты.

Так вот, леди, мне ничего не известно относительного этого сеанса, но мне нужно выполнять свою работу, и я считаю, что единственный путь для ее успешного выполнения — пойти сегодня на борт яхты и посмотреть, что там произойдет.

— Да, пожалуй, так, — согласилась она.

Потом она начала плести всякую чепуху относительно того, почему она не хотела, чтобы я поехал на яхту. Когда я все-таки хотел уточнить причину, она сказала, что сама не знает почему, что все дело в инстинкте, который подсказывает ей, что мне не следует ехать на яхту и что я гораздо больше узнаю, если останусь на берегу.

Я испробовал все известные мне способы ее заговорить, но так ничего и не добился. Она сидела молча, плотно сжав губы, бесцельно устремив взгляд вперед, в темноту ночи. Вероятно, девчонке многое известно, но по каким-то причинам она не хочет говорить мне ничего.

— О'кей, леди, — сказал я. — По-моему, самое лучшее, что вы сейчас сделаете, это следующее: поезжайте к себе домой, сварите отличный пунш и выпейте его за доброе здоровье Лемми Кошена. И второе — ведите себя так же хорошо, как и до сих пор, но не пытайтесь проявлять неуместную активность, заставлять людей совершать налеты и т.п., а то я очень рассержусь на вас, и вам здорово от меня влетит.

Она пожала плечами.

— Что ж, отлично. — Но только я прошу вас после окончания сеанса зайти ко мне.

— Благодарю вас за такое милое приглашение, сестренка, — сказал я. — А почему вы хотите меня видеть после ссеанса? Мы сейчас уже видимся с вами. Скажите, что вам нужно?

— Мне просто хочется послушать о самом сеансе, — сказала она. — Как бы мне хотелось пойти туда вместе с вами.

— Чепуха, — сказал я. — Делайте то, что я вам велю. Поскорее сматывайтесь отсюда и вообще будьте послушной девочкой, и помните, что своими попытками вклиниться в это дело вы никому никакой пользы не принесете. Поняли?

— Поняла, — ответила она.

Затем включила передачу на задний ход и протянула мне Руку.

— Желаю удачи, мистер Кошен, — пропела она ангельским голоском.

Я пожал ее руку.

Она подала машину назад, потом развернула, а я по лужайке вышел к воротам и пошел к тому месту, где оставил машину, сел в нее и поехал к причалу.

Я поставил машину около пирса и пошел к сходням, ведущим на яхту. Когда я приблизился к яхте, вышел парень.

Он осветил меня электрическим фонариком. Потом посмотрел на какую-то бумажку, которую держал в руке.

— Вы мистер Райс? — спросил он. И когда я ответил «да», сказал, чтобы я шел за ним. Мы прошли по сходням вдоль палубы. Потом спустились по трапу, и он постучал в дверь одной из кают внизу.

После того, как кто-то откликнулся на стук, парень отступил в сторону и пропустил меня. Я вошел в каюту, он закрыл за мной дверь и смылся.

Я очутился в довольно большой каюте с огромный количеством книг. Посредине стоял стол и на нем лампа с плотным абажуром. За столом сидел какой-то тип. Когда я вошел, он слегка повернулся, свет лампы упал на его лицо, и я догадался, что это и есть Сен Райма.

— Пожалуйста, садитесь, мистер Райс, — сказал он. Говорил он с сильным иностранным акцентом и обладал парой самых удивительных глаз, которые я когда-либо видел на своем веку. Они все время меняли окраску и сверкали, как глаза змеи. Я сел, он подвинул мне коробку сигарет и начал какую-то трепотню о том, как будет проводиться этот сеанс и как при соответствующих условиях он сумеет назвать убийцу.

— И это будете не вы, мистер Райс, — сказал он, спокойно глядя мне прямо в глаза, — потому что я уже сейчас вижу, что вы не тот человек, который убил несчастного юношу. У вас нет ауры убийцы.

— Что ж, о'кей, — сказал я. — Может быть, ауры убийцы у меня и нет, зато есть дьявольская жажда. Где можно что-нибудь выпить?

Он засмеялся и позвонил в колокольчик, стоявший на столе. На звонок пришел стюард в белой куртке и повел меня вдоль по длинному коридору в огромную каюту, которая была приспособлена под бар.

И все они были там. Был там и Руди Сальтьерра, и Карлотта, и еще целая куча каких-то ребят. Но я заметил, что людей, которые сидели поблизости от Вилли в тот вечер у Джо Мадригала, здесь не было. Зато было много всякой другой публики, в том числе несколько дам в вечерних туалетах, которых я никогда в жизни не видел.

Я взглянул на Карлотту. Она сидела в углу на кушетке, пила из большого бокала и смотрела на меня с улыбочкой, которая может означать все, что хочешь.

— Эй, Райс, — крикнул Руди Сальтьерра. — Рад вас видеть, хотите выпить?

Он зашел за стойку бара и налил мне большой бокал. Я сел в конце стойки, где было пустое место. Руди подошел ко мне и тоже сел. — Я сегодня здесь выполняю роль бармена, — сказал он. — Но теперь, поскольку вы пришли, пожалуй, можно начинать. Нам предстоит довольно веселый вечер.

— Да, — сказал я. — Может быть. А может быть, для кого-нибудь не слишком веселый.

— А именно?

— А именно то, что ты убил Вилли-Простофилю, и ты это отлично знаешь, кисломордый. И если этот тип Сен Райма укажет своим перстом на тебя, могу прозакладывать свой последний никкель, старик Чайз не сомкнет глаз до тех пор, пока не поджарит тебя.

Он посмотрел на меня, как змея. На нем был опять новый смокинг и бриллиантовые с рубинами запонки, а глаза — как сверла. В руке он держал бокал, крепко обхватив его длинными тонкими пальцами, а пальцы были похожи на стальные крюки, которые запросто могут вцепиться в горло любого человека, и сейчас они именно это охотно бы сделали.

— Да, — сказал он, — я забыл, что вы сыщик-любитель. Маленький Шерлок Холмс, который все еще сует свой нос в дела, которые его не касаются. Послушайте моего совета, "Райс, следите за языком, иначе я могу рассердиться и расправиться с вами по-своему.

— Как я испугался, — воскликнул я. — Не будьте смешным, Руди.

И только он собирался мне что-то ответить, как дверь отворилась и вошел какой-то тип. На нем была форма морского офицера, на она была ему слишком велика, и похоже, что парень уже успел где-то раздавить бутылочку.

— Прошу всех, кто не будет участвовать в сеансе, сойти на берег, — объявил он. — Только те леди и джентльмены, которые будут принимать участие в сеансе чтения мыслей, могут оставаться. Все остальные могут смываться.

Две или три дамы и пара парней встали и ушли. Я слышал, как этот морской офицер ходил по коридору и выкрикивал такое же приказание: всем посторонним покинуть яхту. Очевидно, на борту яхты довольно много народа.

Я подошел поближе к Карлотте.

— Как поживаете, Карлотта? — спросил я и уголком глаза видел, что Руди наблюдает за мной, как притаившийся зверь. — Как вы себя чувствуете, «Ядовитый плющ»? Много ли ребят стало за последнее время жертвами ваших ядовитых щупальцев?

Она посмотрела на меня, как на ползучего гада.

— Слушай, ты, грубиян, — сказала она. — Может быть, ты был чем-то для твоей дорогой мамочки, но для меня ты просто презренный подлец. И я не забыла тот номер, который ты разыграл со мной при нашей последней встрече. Считаешь себя неотразимым? Думаешь, любая леди бросится на тебя, какой ты красавец.

— Именно такой, — ответил я. — Только вот если ты леди, тогда я — Сиамский король, избранный президентом Кубы в тот момент, когда на острове бушевали снежные бури. Но я не смею вас больше беспокоить, потому что я вижу, как «бойфрэнд» Руди собирается подойти к нам и разыграть один из своих героических актов. А когда он это делает, я откладываю в сторону все дела, чтобы вдоволь похохотать.

Подошел Руди. Его буквально разрывало от ярости. Он бы, вероятно, с огромным удовольствием разрубил меня на куски.

— Вы помолчите. Райс, — сказал он, — не смейте разговаривать с мисс де ля Рю, потому что ей это не нравится! И мне тоже…

— И мне тоже. И мне не нравится ни она, ни ты, — огрызнулся я. — Но мы живем в свободной стране, и если я хочу с ней разговаривать, никто не может мне запретить. И если я хочу сказать, что Она для меня все равно, что перезрелая сморщенная маслина — а я, кстати, ужасно не люблю маслины, — я ей это прямо так и скажу. А что касается тебя, то когда мне захочется придумать сравнение и для тебя, я отложу на целый день все свои дела и займусь подбором соответствующих слов в различных словарях.

Тут он наговорил мне такое, что не найдешь ни в одном словаре, и схватился за горлышко бутылки виски. Но я выкинул номер, которому меня научили на Кубе. Я немного отступил в сторону, сделал вид, что собираюсь дать ему по морде, и когда он поднял бутылку, чтобы защититься от моего удара, ребром кисти ударил его по пояснице, как раз в том месте, где проходят нервы. С лицом, перекошенным от боли, он свалился, как кегля, и уставился на меня глазами, которые сверкали, как глаза всех чертей ада.

Два других парня встали и подошли к нам поближе. Казалось, вот-вот вспыхнет всеобщее веселье, но тут дверь отворилась, и на пороге стоял с улыбкой на лице сам Сен Райма. Он говорил мило и нежно, на иностранный манер, и один вид его действовал на всех успокаивающе.

— Леди и джентльмены, — сказал Он. — Не думаете ли вы, что сейчас не время для ссоры?

Он продолжал улыбаться и поглаживал рукой свою шелковистую седую бороду.

Все сразу успокоились. А мне начинает нравиться этот парень, Сен Райма. Пожалуй, он действительно обладает какой-то сверхъестественной силой, ясновидением что ли это называют, и, может быть, он способен видеть и то, что происходит, и то, что может произойти.

Но тут я обратил внимание на следующее обстоятельство:

Мы двигались и двигались довольно быстро. Вероятно, пока мы тут ссорились с Руди, яхта снялась с якоря.

Сен Райма продолжал:

— Я немного изменил условия проведения сеанса, — сказал он. — В коридоре есть большой салон. Все уже там, я имею в виду тех, кто находился вблизи молодого человека в момент убийства. Салон погружен в темноту, горят только тусклые фонарики, освещающие места, на которых вы будете сидеть.

Стулья поставлены в круг, и я хочу, чтобы каждый из вас сел на стул и положил руки на колени. Затем я сяду посредине круга. Мы так немного посидим, и через несколько минут я скажу, кто убил Чарля Чайза.

С минуту все молчали. Молчание нарушил Руди.

— О'кей, профессор, — сказал он. Все великолепно, за исключением одной маленькой детали. Я не знаю, кто убийца, вы нам об этом скажете, но сам-то убийца знает, что он убийца, и многие из нас догадываются, о ком идет речь. — Он посмотрел на меня и улыбнулся. Карлотта тоже посмотрела на меня.

— Мы считаем, что вот этот парень убил Вилли-Простофилю, — сказал Руди, и он сейчас пришел сюда с револьвером. Надо отобрать у него оружие.

Я встал, но прежде чем я успел что-нибудь сказать, откуда-то появился тот свирепый парень в форме морского офицера, он стоял сзади Сен Райма и теперь направлялся ко мне.

— Это правильно, — сказал он. — Если у вас есть оружие, сдайте его немедленно.

Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться. Я протянул револьвер, и, поверьте, никогда в жизни мне не было так горько расставаться со своим любимым «люгером».

После того, как я сдал оружие, мы все пошли за Сен Райма по коридору, в конце которого находился довольно большой салон. Наверху, на палубе, был слышен шум шагов многих людей. А яхта все набирала скорость, и никто не обращал на это никакого внимания.

В салоне нас ожидали три парня в белых куртках, которые указывали нам наши места. В самом дальнем углу салона перед занавесом, который должен был имитировать занавес Джо Мадригала, сидел огромный парень. Я подумал, что это, вероятно, сам Харбери Чайз.

Через минуту все уселись и положили руки на колени, как нам велел Сен Райма. Сам он сел посредине круга и смотрел прямо перед собой,

— Будьте любезны, выключите свет, — сказал он. Кто-то выключил единственную лампочку, горевшую в углу салона. Было очень темно и абсолютно тихо, только слышалось наше дыхание, и все.

Так мы сидели минуты две-три. Потом Сен Райма начал говорить.

— Я вижу то место, — сказал он. — Я вижу клуб Джо Мадригала. Я вижу мисс де ля Рю и слышу ее пение. Я вижу, как из двери, ведущей в коридор с уборными, выходит человек. Стройный, худой. Это очень жестокий человек. В петлице у него белая гвоздика.

В правой руке револьвер. Он прошел с левой стороны эстрады за занавесом и что-то сказал человеку, сидящему на возвышении и ведающему освещением эстрады и зала. Потом посмотрел на револьвер и спрятал его в карман пиджака. Вот он выходит из двери, делает пять или шесть шагов. Теперь он находится примерно в шести шагах от молодого человека, который сидит за столом и слушает певицу. Человек с белой гвоздикой стреляет из кармана.

Он замолчал. Все сидели, не двигаясь.

— Пожалуйста, включите свет, — сказал Сен Райма. Кто-то включил свет. Сен Райма сидит на стуле и пристально смотрит вперед. Он все еще вроде как бы в трансе. Потом встрепенулся и вроде опять вернулся на землю. В салоне включен полный свет. В дверях стоят три или четыре парня в белых куртках, вероятно, стюарды, а сзади них толпились еще какие-то ребята, вероятно, члены команды. Все внимательно смотрят.

Сен Райма указал пальцем на Руди Сальтьерру.

— Вот этот человек, — сказал он. — Этот человек убил Чарля Чайза.

Я посмотрел на присутствующих. Никто не двигался с места, и вообще никто никак не реагировал на слова Сен Райма. Сальтьерра встал. Он опустил руку в карман и вынул оттуда револьвер.

— Слушай, пророк, — сказал он. — Да, ты оказался гений. И ты чертовски прав. Да, это я убил Вилли-Простофилю, потому что не люблю вокруг себя парней, которые знают слишком много. Я думаю, что настало время мне вмешаться в этот сеанс.

— Одну минуточку, Руди, — сказал я и повернулся к остальным. — Я не знаю, есть ли здесь приличные честные люди, — сказал я им, но если есть, я призываю их в свидетели того, что Сальтьерра только что признался в убийстве Вилли-Простофили, или другими словами Чарля Чайза и…

Но Руди оборвал меня. Он резко повернулся ко мне, держа в руке револьвер.

— Заткнись, болван, — сказал он. — Никто тебя не слушает. Погоди, сейчас я займусь и тобой, — и он снова повернулся к Сен Райма. — Да, ты очень хороший ясновидящий пророк, — сказал он, — и даже слишком хороший. Но скажи мне вот что: перед тем, как ты пришел сюда, тебе уже было что-нибудь известно по этому делу?

Сен Райма улыбнулся. Он нисколько не испугался.

— Я знал, — сказал он, — я знал, потому что все видел сам лично. Вчера вечером я был в это время в клубе «Селект» и все видел.

Он стоял, улыбаясь. Руди тоже улыбнулся, он был похож на волка, встретившего в лесу кролика.

— Да, пожалуй, ты слишком много знаешь, — сказал он и поднял револьвер, — Может быть, ты и это тоже видел? — насмехался он над стариком.

Сен Райма улыбнулся. Он был безмятежен, как ручеек в жаркий летний полдень.

— Я видел и это, убийца…

Он больше ничего не успел сказать, так как Руди шагнул вперед и нажал на курок. Он всадил в Сен Райму по крайней мере полдюжины пуль, и видно, что это доставляло ему огромное удовольствие. Он оскалил в улыбке зубы, как гиена, и даже, когда старик уже упал на пол, выстрелил в него еще два раза. Да-а-а, жуткий парень.

Потом он отбросил револьвер и повернулся ко мне. Я посмотрел на присутствующих, все они окружили меня и улыбались. Улыбнулись и парни в белых куртках, стоящие в дверях, которых я принял за стюардов.

— Итак, ребята, — сказал Руди, — разрешите мне представить вам одну из блистательных звезд департамента юстиции Соединенных Штатов, — он махнул рукой в мою сторону, — мистер Лемми Кошен, талантливый самородок среди федеральных фараонов, очаровательный «джимен», в полном комплекте, с бляхой и всем, чем полагается.

Он громко рассмеялся. Остальные присоединились к нему. Я почувствовал себя так, как будто попал в пещеру с гремучими змеями.

— Ну, — сказал он, — что же мы теперь сделаем с тобой — ослом?

Глава 9

ПЕРЕД ЛЕММИ РАСКРЫВАЮТ КАРТЫ

Смешно сказать, но когда наступает такой момент, что меня вот-вот убьют, мне в голову лезут всякие глупости. Уж такой я.

Например, я сейчас думаю о том, что у Карлотты очень красивые ножки. Она стоит у открытого иллюминатора и курит. Хладнокровная, невозмутимая стерва.

Я снова вернулся на землю и взглянул на Руди. Он стоит и смотрит на меня, как все черти ада. Злобно ухмыляется и страшно доволен создавшейся ситуацией. Да, Руди — прирожденный убийца. Он убивает не потому, что боится кого-то, или потому, что должен кого-то убить, он убивает просто так, из любви к искусству. И получает от этого огромное удовольствие. Кажется, час мой пробил, потому что совершенно ясно:

Руди сейчас примется за меня, и мое единственное желание — хоть на минуту опередить его. Вы знаете, ребята, на моих глазах часто убивали людей, но я не могу спокойно перенести то, как сейчас был убит старик Сен Райма, просто так, ни за что. Бедняга.

Я засунул руку в карман и кивнул головой в сторону трупа.

— О'кей, Руди, — сказал я, улыбаясь, — но я хочу указать тебе на одну вещь, которую ты забыл. — Я вынул из кармана правую руку и указал ею на труп. Расчет был правильный. Руди посмотрел туда, на что я показываю. А я воспользовался моментом и прыгнул на этого грязногогрязного, так его и так.

Здорово получилось. Пальцами левой руки я сжал его горло, а правой наотмашь изо всей силы ударил между глаз. Мне удалось стукнуть его два раза, прежде чем остальные опомнились и поспешили ему на помощь. Я буквально наслаждался, слушая, как Руди стонал, заглатывая собственные зубы.

И тогда они на меня насели. Надо сказать, меня в жизни не раз били, но то, что со мной сделали эти черти, вы и представить себе не можете. Если и был когда-нибудь на свете до полусмерти избитый парень, так это я. Они буквально расталкивали друг друга, чтобы только хоть разок влепить мне удар, и когда они со мной покончили, казалось, что на земле мне теперь понадобится только одна вещь: могильный камень с надписью: «Он сделал все, что мог».

Левый глаз у меня полностью затек, кто-то прикрыл его бутылкой, и если мои ребра не поломались от пинков, то только потому, что их, вероятно, вогнули внутрь. Правая рука парализована от удара стулом по соответствующему нерву, как кусок каучука, пропущенного сквозь мясорубку.

Но тут заговорил Руди, и все отступили от меня. Лежа на боку, где они меня оставили, я здоровым глазом хорошо видел Руди. У него тоже не было особых оснований ликовать. Я ударил его всего два раза, но оба удара были великолепны. Половина его очаровательных зубов вылетела, один глаз закрылся, и вокруг него расплывался огромный синяк, а на горле до сих пор не исчезли следы моей левой руки.

Я хотел встать, но не смог. Он подошел ко мне и пнул ногой в лицо, и если вас когда-нибудь пинали в лицо, вы поймете, как это больно.

И он начал говорить, правда, слова можно было разобрать только с большим трудом, потому что губы у него распухли, и я искренне наслаждался этим зрелищем.

— Итак, Кошен, — сказал он, — ты решил драться. Да? Ну, хорошо. Слушай ты, сопляк, я хотел убить тебя быстро и без мучений, но теперь я решил прежде позабавиться над тобой. Я придумаю для тебя что-нибудь особенное. И тебе не раз придется взмолиться, чтобы я поскорее тебя прикончил. Вот так-то. Заберите его, ребята.

Они поставили меня на ноги и поддерживали в таком положении. Я чувствовал себя ужасно: в глазах — туман, стены куда-то уплывают и возвращаются, но я отлично видел, как Карлотта подошла к Сальтьерре, поговорила с ним о чем-то, а потом встала передо мной, руки в боки, смотрит своими змеиными глазами.

— Ай-ай-ай, — сказала она, улыбаясь, — посмотрите на Великого Лемми Кошена. Как это он позволил, чтобы его высекли, как нашалившего мальчишку? — Она повернулась к Сальтьерре. — Брось его куда-нибудь, Руди, — сказала ежа, — пока мы не придумаем для него что-нибудь. А сейчас, — продолжала она, — получи вот это на память от меня. Это за твои гениальные выдумки, которые ты тогда наговорил обо мне у Руди.

Она влепила мне пощечину. Я улыбнулся. Тогда она влепила еще одну и ушла.

— О'кей, мальчики, — сказал Руди, — вытирая носовым платком лицо. — Бросьте этого болвана в кутузку. Оденьте ему кандалы и привяжите покрепче. Да не церемоньтесь с ним. Мы потом придумаем, как над ним позабавиться. А пока кто-нибудь принесите мне виски и холодной воды.

Два или три парня выволокли меня из салона, протащили по коридору, затем свернули направо в маленький коридорчик. Потом один из них куда-то ушел и вернулся с парой железных наручников. Они заломили мне руки за спину, одели наручники и втолкнули в какую-то дверь. Там шла небольшая лесенка вниз в темноту. Один парень отступил немного и поддал меня хорошим пинком. Я скатился по лесенке вниз головой, и когда более или менее благополучно приземлился на дно этой дыры, уже ничего больше не соображал. Да-а, жизнь вообще не что иное, как один сплошной пинок.

Сколько времени я пролежал в этой дыре, не знаю, но когда пришел в себя, чувствовал себя прескверно. Каждый раз, когда я хотел повернуться, мне казалось, что кто-то разрывает меня на куски. В голове стоял звон, один глаз полностью закрыт, и вообще паскудно.

А яхта несется, как черт. Машины буквально надрываются. Куда бы мы ни шли, но видать, Руди сильно торопится.

Я немного вытянулся, и хотя, можете мне поверить, трудно говорить об удобствах, когда руки за спиной скованы наручниками, все-таки, когда мне удалось случайно повернуться и лечь вниз лицом, мне вроде как стало удобнее.

Хотя это и не имеет никакого значения, но все-таки я никак не могу понять, в чем дело. Что Руди делает на этом судне, как ему удалось захватить его, я просто не в силах был понять. Но еще раз повторяю: это теперь для меня не имеет никакого значения, так как совершенно ясно, что участь моя решена, и Сальтьерра непременно добьет меня и выбросит за борт.

Я пролежал в этой дыре очень долго. Потом дверь открылась, вошли два парня, подхватили меня и поволокли наверх в каюту. За столом сидит Руди, перед ним на столе бутылка ржаного. К разбитому глазу привязан кусок сырого мяса, а лицо, как небо при заходе солнца — все красное и синее.

— Мальчики, — сказал он. — Можете снять с него браслетики. Он теперь уже ничего никому не сделает.

И он прав, доложу я вам. Если бы кто-нибудь предложил мне тысячу долларов за то, чтобы я убил муху, я, вероятно, не смог бы сделать даже этого, до того я обессилел.

С меня сняли наручники, и я слегка потянулся, потом шлепнулся на стул. Сальтьерра подвинул мне бутылку.

— Выпей, — сказал он, — может быть, будет легче, будешь чувствовать себя лучше. Я хочу, чтобы мозг твой нормально заработал, и ты бы полностью осознал, какой же ты безнадежный болван.

Я взял бутылку, хотя, можете мне поверить, мне было больно шевелиться для этой даже цели, и отхлебнул приличный глоток. Виски хорошее, и голова у меня немного прояснилась, но я постарался, чтобы Руди этого не заметил. Я продолжал сидеть одурманенный. Я взглянул на Руди. На нем был красивый летний костюм и шелковая рубашка. Очевидно, сейчас уже следующий день. Я не мог сказать, прав ли я, потому что иллюминаторы были задернуты и горел электрический свет. Он слегка откинулся к стене, раскачивался на задних ножках стула и смотрел на меня, страшно довольный собой. Я убедился, что одним из недостатков Руди является огромное самолюбие.

У каждого преступника есть пункт, на котором он может поскользнуться, и поэтому я решил попытать счастья на этом недостатке Руди. ' — Слушай, Сальтьерра, — сказал я ему.

— Ты победил. Умный парень оказался. Как это удалось перехитрить меня?

Он улыбнулся. Потом с самодовольным видом заложил большой палец правой руки за пройму жилета. Кажется, моя лесть сработала.

— Ты прав, коп, — сказал он. — Неплохо это у меня получилось! Знаешь, я убедился, что вы, копы, не такие уж умные ребята.

— Да, кажется, я тоже прихожу к такому же заключению, — сказал я. — Но вот откуда ты узнал о Мелландере, этого я никак не могу понять.

Он засмеялся и налил себе еще стаканчик.

— Ты вообще ничего не знаешь и не понимаешь, — он насмешливо посмотрел на меня. — Мне жаль тебя. Кошен. Ты крепкий парень, во всяком случае был когда-то им. Это ведь ты тот самый коп, который ликвидировал банду Сигеллы? А? Я когда-то знавал Фреди Сигеллу. Хитрый парень, но все же ему далеко до меня. И вот где ты и поскользнулся, коп!

— И не говори, приятель, — подтвердил я. — Слушай, теперь уж" все равно это не имеет никакого значения, но скажи, куда мы едем? — я посмотрел на него. — Что это за путешествие? — продолжал я. — Это что, просто летняя прогулка, или экспедиция для исследования Северного полюса?

Он слегка наклонился к столу и снова подвинул мне бутылку.

— Выпей-ка еще, сопляк, и поудобнее усаживайся на стуле, сейчас ты будешь смеяться.

Я взял бутылку и сделал вид, что отхлебнул, а на самом деле не пил (может быть, мне удастся накачать его). Я поставил бутылку на стол. Он закурил.

— Мы едем в Англию, фараончик, — сказал он. — Как тебе это нравится? Ты ведь разыгрывал из себя умного Шерлока Холмса. Да? Ты и Мирас Дункан все знали, по крайней мере, вы так думали, что все знаете. Вы думали, мы такие ослы, что стянем ваше золото в Америке. Нет, приятель. Ты что-то в" последнее время вообще плохо стал соображать, мозги у тебя запылились, надо бы их немного проветрить.

Он совсем перегнулся ко мне через стол. И до того он был доволен собой, что его прямо так и распирало, и он не знал, что и сказать.

— Слушай, Кошен, — сказал он. — Мы украдем это золото в Англии. Больше того, ты нам поможешь это сделать.

Он выпил еще, и на сей раз несколько большую порцию, и я вижу, что виски начинают оказывать свое действие. По-моему, Руди выпил еще и до того, как я пришел к нему, так что к настоящему моменту он уже достаточно нагрузился, и если я его сейчас немножечко поддразню, он начнет трепаться еще больше, и глядишь, проболтается.

— Это неплохая идея, Сальтьерра, — сказал я. — Но, конечно, только в том случае, если тебе удастся ее выполнить. Но знаешь, не так-то легко стянуть золотые слитки. Если ты надеешься, что в Англии тебе будет легче это сделать, смею тебя уверить, ты надеешься напрасно. В Англии уже все предупреждены, а ведь у них тоже есть копы. Не так ли? И что же ты собираешься сделать? Взорвать Английский банк? Ты меня смешишь.

Он улыбнулся.

— Мы не собираемся даже подходить к банку. Это не будет ограбление банка. Если бы у тебя в башке была хоть капля здравого смысла, если бы ты был порядочным человеком, а не паршивым копом, ты бы понял, что легче всего украсть золото именно в Англии, если, конечно, правильно организовать дело. Почему? — Он снова еще ближе наклонился ко мне. — Ты знаешь, как они доставляют золото в Лондон? С корабля перегружают в вагон и в сопровождении двух клерков отправляют прямо в банк. Прямо даже не верится, что на свете могут быть такие ослы.

Я кивнул.

— Значит, ты собираешься организовать налет на вагон? Да? — спросил я. — Ну, что ж, отлично! Только знаешь, Руди, куда ты потом денешься со слитками? Тебе нельзя будет оставаться с ними в Англии.

— А, заткнись, ты, болван, — сказал он. — Меня прямо тошнит от твоей глупости. Будь спокоен, все будет проделано в ажуре. Я улыбнулся и этой улыбкой дал ему понять, что считаю все болтовней. Он допил то, что у него осталось в стакане, и налил еще.

— Это уже наше личное дело, как мы собираемся заполучить его, — сказал он. — Я только хочу сказать тебе одну вещь: вы, ребята, с самого начала все время помогали нам в этом деле. Прежде всего у нас очень удачно получилось, когда я огрел бутылкой по башке этого парня, который потом разболтался у вас в госпитале. Правда, мы и не предполагали, что он это сделает. Но, бог мой, до чего же это хорошо получилось! Вы все подумали, что мы собираемся украсть золото на территории Соединенных Штатов, и начали принимать именно те меры, которые мы от вас и ожидали: переменили пароход, и вообще сделали то, что нам было только на руку. Ну-ка, посмотри вот на это.

Он порылся в кармане, достал листок бумаги, сложенный в несколько раз, бросил его мне, и я прочитал. Вот что там было напечатано на машинке:


«Как известно, за последние два года наблюдается большой приток капиталов в Америку, частично за счет капиталовложений отдельных лиц, стремящихся заработать в период некоторого расцвета (за последние девять месяцев цены на Нью-йоркской бирже удвоились), и частично благодаря панике на некоторых биржах Европы, в связи с Италоабиссинской войной, захватом немцами Рейнской области и девальвацией франка».


Дальше шло изложение технических подробностей тройственного соглашения между Америкой, Англией и Францией относительно баланса золотого запаса этих стран. И дальше, нам стало известно, что американские страховые компании настаивают на том, чтобы золото отправлялось небольшими партиями на быстроходных лайнерах, почти на каждом из которых имеется специально оборудованное для этой цели помещение. Но в зимнее время, в связи с уменьшением туризма, некоторые крупные лайнеры снимаются с линии, вследствие чего используются суда, не имеющие таких специально оборудованных помещений.

Поэтому, если по каким-либо причинам федеральные власти заподозрят, что готовится покушение на отправляемые золотые слитки, они, несомненно, в последний момент погрузят золото на другой корабль, а не на тот, который предполагался первоначально.

В скором времени ожидается отправка золотых слитков на два миллиона фунтов. Заметьте, что такое количество золота будет весить около 8 тонн. Вероятно, большая часть золота будет в виде слитков Монетного двора Соединенных Штатов, весом, примерно, 400 унций каждый. Помните, что кубический брусок чистого золота размером 14, 1 весит приблизительно одну тонну, следовательно, слитки Монетного двора размером: 3, 5х1, 75 каждый будут весить примерно столько же, сколько хороший большой чемодан.

Учитывая все эти обстоятельства, вам следует организовать операцию на том берегу так, чтобы каждый человек возвращался от грузовика к вагону с золотом не более шести раз, чтобы не слишком растягивать время разгрузки золота".

Я быстро прочитал эту бумажку, но делал вид, что читаю ее очень медленно, как будто плохо разбираю слова, в связи с тем, что один глаз у меня был закрыт. Кроме того, во время чтения я потянулся за бутылкой и сделал вид, что выпил еще. Все это дало мне достаточно времени, чтобы прийти к интересному заключению по поводу этой бумажки.

Я сделал вид, что одно какое-то место я никак не могу прочитать, поэтому и поднес бумажку к свету. Ах, какой же я умник!

Это была отличная полотняная бумага, а машинка с мелким шрифтом и довольно плотными строчками, чтобы побольше уписалось. И вот что мне показалось очень интересным.

Листок этот был бланком, вырванным из блокнота, только заголовок бланка срезан, а водяной знак на нем такой же точно, какой был на полученном мною письме от Харбери Чайза, Парк Авеню. Другими словами, это та же бумага, только со срезанной верхушкой.

Я все еще делал вид, что читаю, а на самом деле я соображал. Я помню. Мирабель говорила мне, что когда она была у Харбери Чайза, он еще не решил, устраивать ли ему сеанс или нет, и как ей показалось, он больше склонялся к тому, чтобы никакого сеанса не устраивать. Значит, кто-то украл на квартире Чайза бланки, или может быть, заказал такие же по соответствующему образцу, с тем чтобы, когда понадобится, посылать фальшивые письма.

И еще я помню. Мирабель говорила мне, что Вилли-Простофиля был замешан в истории с похищением золота и, пожалуй, он увяз в этой истории гораздо больше, чем она предполагала. Я начинаю думать, что Вилли с самого начала участвовал в этом деле, но когда появился Мирас Дункан, Вилли перетрусил.

Предположим, я прав, тогда мы имеем первоклассное объяснение письма, которое Вилли написал Карлотте, и которое я нашел в кармане смокинга Руди Сальтьерры. Вилли был влюблен в Карлотту и хотел предупредить ее, что появился Мирас Дункан, который что-то разнюхивает и вот-вот попадет в точку. И Вилли решил, что самое лучшее, что он может сделать, чтобы спасти свою шкуру, это рассказать Мирасу. И он хотел в тот вечер предупредить Карлотту, чтобы она вышла из этого дела до того, как Мирас начнет производить аресты. Теперь я понимаю, что имел в виду Дункан, когда во время нашей беседы у Мокси он сказал, что у него намечаются помощники из любителей. Ему еще не было известно, о чем с ним будет разговаривать Вилли, но уже знал, что Вилли собирается сообщить ему что-то очень важное, и поэтому он хотел связать меня с Вилли, чтобы облегчить мою работу.

Вилли пылал горячей любовью к Карлотте, и он понимал, что для того, чтобы спасти ее шкуру, надо ей посоветовать немедленно смываться. Может быть, Вилли тогда придумал бы какое-нибудь невинное объяснение участию Карлотты в деле, и устроил бы так, чтобы ей не предъявляли официального обвинения.

Подходя к делу под таким углом зрения, все становится более или менее ясно. Как говорят, в деле блеснул луч света. Досадно только, что блеснул он слишком поздно.

Пока я все обдумывал, держался рукой за голову и сидел, тупо уставившись в письмо. А уголком глаз наблюдал за Руди: что-то он сейчас предпримет.

Потом я сложил бумажку, как она была, и вернул ее Руди. Я очень обрадовался, когда почувствовал, что моя правая рука начала немного действовать, но постарался, чтобы Руди этого не заметил. Я отдал ему бумажку левой рукой и как бы в полном изнеможении повалился на стул.

Руди так и заржал от удовольствия.

— Что же, коппер, — сказал он. — Видишь, с каким умом мы организовали эту аферу, а ты и наполовину не догадался о наших планах. А теперь, — он подтянулся, как будто собирался совершить какой-то чрезвычайно великодушный поступок, — я хочу сделать тебе одно предложение. Причем нам совершенно безразлично, примешь ли ты его или нет, я просто хочу дать тебе шанс.

Он остановился, чтобы закурить сигарету, и все время через пламя зажигалки смотрел на меня.

— Вот как мы собираемся организовать все дело, я хочу полностью посвятить тебя во все детали этой операции. Золотые слитки, судьба которых так волновала твоих друзей, федеральных ребят, десять часов тому назад покинули порт Нью-Йорк на пароходе «Мейберри», И поскольку корабль с золотом благополучно вышел в море, вероятно, федеральные власти вздохнули с облегчением и радуются, что все, мол, в порядке. Но все отнюдь не в порядке. Вероятно, тебе интересно узнать подробности, как именно мы собираемся стянуть это золото. И план наш до того прост, что ты и представить себе не можешь.

Он огромным глотком выпил еще один стаканчик, который только что налил.

— Ну, так как же мы собираемся это сделать? — продолжал он. — А вот как. Вы, федеральные ребята, не поняли одного, что эта операция — международного 'масштаба. Это первая операция, в которой участвуют гангстеры с обоих берегов Атлантического океана. Вы, полицейские, считаете, что у вас крепкая организация, у нас тоже есть организация.

«Мейберри» тащится, примерно, со скоростью катафалка. С таким же успехом вы могли отправить золото на парусном судне. А судно, на котором мы с тобой сейчас находимся, обладает большой скоростью, и поэтому не пройдет и двух дней, как мы нагоним «Мейберри». Но в океане мы ничего не будем предпринимать… Ничего. Просто поплывем в хвосте.

Вот так-то… Когда «Мейберри» прибудет в Саутгемптон — Англия, мы просто останемся в океане, так, нечто вроде морской прогулки. Золото пройдет таможню и будет погружено на специальный ночной поезд, идущий в Лондон. Наши английские коллеги имеют полную информацию о том, как все будет организовано.

Так как же мы все-таки организуем похищение? Когда они будут перегружать золото на поезд, мы встанем на якорь между Селои Билл и Чичестером. У нас есть точная мореходная карта этого района, и мы можем стоять в непосредственной близости от берега.

Вскоре после того, как поезд выйдет из Саутгемптона, он должен будет пройти мимо одного чудесного местечка. Что же произойдет в этом чудесном местечке?

Руди сидел, горделиво выпятив грудь, он страшно был доволен собой. — Мальчики, находящиеся с той стороны оккеана, совершат налет на поезд. Надо сказать, в Англии еще ни разу не было налетов на поезда, поэтому все там так удивятся, что не будут знать, что им делать.

Машинист этого золотого поезда вдруг увидит на путях препятствие какое-то. Естественно, он остановит поезд. Так ведь? А что еще он увидит? Следующее, что он увидит, — это револьвер, приставленный к его виску. Сорок парней будут участвовать в налете, и все они достаточно квалифицированные в этом отношении мальчики. Ближайшие сигнальные пункты будут выведены из строя. Один из наших английских коллег позаботится о том, чтобы движение на этом участке было перекрыто.

Мы разработали точную программу, по которой золотой груз будет снят с поезда и погружен на грузовики всего за 12 минут, затем грузовики промчатся к побережью через местечко под названием Хавант. Прибыв на берег, они дают нам сигнал, и мы забираем груз, послав для этого на берег две моторные лодки с плотами на буксире.

На погрузку золота на наше судно мы кладем 15 минут. После чего смываемся. Поняли?

Когда весть о похищении золота достигнет полиции, английские копы начнут искать золото в Англии. И они найдут пустые грузовики, которые в разных местах побросают наши ребята после того, как погрузят золото на наш пароход. Никому и в голову не придет мысль о том, что золото уже находится на борту корабля! Ну как тебе это нравится?

— Хмм, как мне это нравится? Конечно, это отличный план, и кажется, ничто не помешает бандитам выполнить его. На сей раз федеральные власти сыграли на руку бандитам, когда исходили из того, что похищение золота произойдет на территории Соединенных Штатов. И получается, что брат Скендала, тот, которого Руди ударил бутылкой по голове и который перед смертью рассказал о похищении золота, оказал большую услугу бандитам, потому что правительство перегрузило золото на «Мейберри», тихоходное товаро-пассажирское судно, что значительно облегчило задачу гангстеров.

И, кроме того, Руди совершенно правильно сказал, что в Англии гораздо легче организовать это похищение. Вообще, если кто-нибудь задумает совершить вооруженный налет, нет лучшего места для этого, чем Англия, потому что в этой стране никогда в жизни никому и в голову не придет, что в наши дни возможен такой налет. Я этим отнюдь не хочу сказать, что английские копы-олухи, ничего подобного, они отлично знают свое дело. Просто там, не в пример Америке, вооруженные налеты на поезда не совершаются.

Да, надо сознаться, что дело организовано неплохо, и приходится в этом отношении отдать должное Руди. Я и не ожидал, что он способен организовать подобную операцию. Хотя мне отлично известно, что у американских гангстеров давно уже появились связи с европейскими, и вообще гангстеры начинают представлять собой интернациональную организацию, точно так же, как и копы, но так как копы входят в контакт с копами других стран только после того, как появится подозрение о крупном мошенничестве международного масштаба, гангстеры всегда, выражаясь спортивным языком, имеют возможность сделать рывок вперед на старте. Однако они неизбежно проигрывают в беге на длинные дистанции.

Единственное, что может их волновать, это когда Харбери Чайз обнаружит, что у него украли яхту, потому что он тут же обратится в полицию, и у копов сразу может зародиться подозрение, не связано ли исчезновение судна с похищением золота. Они почувствуют, что дело тут неладно, начнут разыскивать «Колдунью Атлантики», и потребуется не слишком много времени, чтобы какой-нибудь сообразительный парень догадался, в чем дело.

И все же, даже в этом случае, у банды достаточно времени, чтобы успешно выполнить операцию. У них быстроходное судно, и перед ними весь земной шар, и я полагаю, найдется не одно укромное местечко, куда они смогут пришвартоваться, прежде чем будет приведен в действие морской флот США.

И меня неотступно мучила одна мысль: мне неоткуда ждать помощи. Федам неизвестно, где я нахожусь. Вообще дело мое кончено, хотя, может быть, мне как-нибудь удастся вывернуться и на сей раз. А пока что я приму условия Руди. Я взглянул на него и скорчил гримасу, как бы от сильной боли.

— Что ж… я сдаюсь, — сказал я Руди. — Мое дело кончено, и я это отлично сознаю. Какой смысл спорить с тобой? На сей раз ты победил, Сальтьерра, я это отлично понимаю. Давай говори, какие твои условия. Я согласен на все.

Глава 10

ПАУЗА ДЛЯ ЭФФЕКТА

— О'кей, приятель, — сказал он. — Вот какие у меня планы.

Он встал и открыл иллюминатор, находящийся сзади меня, потом мотнул головой, чтобы я посмотрел в иллюминатор. Я увидел Атлантический океан — огромные" водные просторы, простирающииеся на тысячи миль. Особой красоты я в нем не увидел — огромное, холодное, серое и вроде как липкое.

— Сегодня утром мне пришла в голову великолепная идея, — сказал он. — Один из наших ребят, он матрос на нашеем корабле, рассказал мне, как они в добрые старые времена поступали с такими уж слишком умными парнями, как ты. Когда парень начинает грубить, брали длинную веревку, одним концом обвязывали под мышками, второй прикрепляли к кормовым перилам, бросали парня в воду и так тащили его за собой по воде до тех пор, пока вот-вот должен был загнуться от холода и истощения. Тогда его снова поднимали наверх, поили горячим грогом, пичкали всякими лекарствами, а как только парень более или менее приходил в себя, его снова бросали за борт. В конце концов парень не выдерживал и умирал, но учти, это купанье продолжалось довольно длительное время, и, конечно, самому парню никакого удовольствия не доставляло. Ну, как тебе это нравится?

— Я не в восторге от этой идеи, — заметил я. — Ну, а для чего все это? Что это тебе даст?

Он улыбнулся. Он сейчас был похож на двух тигров, ненавидящих друг друга, и встал.

— Я считаю, что это великолепная идея, — сказал он, и пока что это единственное, что мы в отношении тебя придумали. А сейчас ты пойдешь в каюту и хорошенько подумаешь об ожидающей тебя водной процедуре. Может быть, мы начнем ее завтра, может быть, послезавтра, а может быть, даже сегодня вечером. А пока что я переведу тебя в приличную каюту скажу, чтобы за тобой ухаживали, немного подкормили, чтобы подольше не помирал, чтобы мы могли вдоволь посмеяться над болваном-копом, который воображает себя гениальным сыщиком.

Он ушел. Вошли два парня, отвели меня в другую каюту и заперли. На руки мне опять надели наручники, но только теперь их застегнули впереди. Это все-таки лучше. Потом они заперли дверь и смылись.

Я лежал и думал. Невеселые это были думы. Думай ты хоть целый день и ночь и еще день и ночь, и ничего не придумаешь, чтобы выпутаться из этой переделки.

Да, видать жить мне остается недолго, только до тех пор, пока Руди не хлебнет лишний глоток виски и не решит, что ему пора поразвлечься и проделать надо мной это издевательство с купанием в океане, а океан, когда я взглянул на него в иллюминатор, показался мне не очень-то ласковым.

Я лежу на койке, гляжу в потолок и думаю о том о сем. Может быть, вы скажете, что я какой-то чудак, ломаю голову над всякими пустяками в то время, как в любую минуту ко мне могут войти эти бандиты и излупить просто так, ради развлечения. Но, по правде говоря, во время моей работы федеральным агентом я не раз попадал в такое же, казалось бы, безвыходное положение, как и сейчас, но всегда мне удавалось тем или иным способом вырваться. И я из тех парней, которые верят, что до тех пор, пока есть жизнь, есть и надежда. Поэтому я и собираюсь, пока во мне жизнь, заниматься своим делом, то есть попытаться разгадать эту аферу с похищением золота.

Интересно было бы знать, что это пронюхал «Хмельной», отчего он срочно, как метеор, умчался куда-то, даже не намекнув мне, в чем дело. Я понимаю, при каких обстоятельствах он послал мне письмо. По-моему, дело было так:

«Хмельной» пошел к Харбери Чайзу, поинтервьюировал относительно убийства Вилли. Старик рассказал «Хмельному» о Сен Райме и заявил, что если полиция так ничего и не узнает, он собирается устроить этот сеанс и таким образом найти убийцу. «Хмельному», вероятно, очень понравилась эта идея, он уговорил старика обязательно ее провести в жизнь, после чего куда-то удрал, предварительно известив меня о предполагаемом сеансе. И, может быть, вскоре после «Хмельного» к старику пришла Мирабель, и Харбери Чайз и ей сообщил о сеансе. На что она, вероятно, сказала, что это сплошная чепуха, и что даже если Сен Райма укажет убийцу, ну и что? Одно дело, когда вещает пророк и называет имя убийцы, а другое дело доказать обвинение в суде.

Хорошо. Тогда, предположим, Харбери Чайз все-таки решил устроить сеанс, и, пожалуй, это так и было. Даже если его письмо ко мне было подложным и это не он писал его, тогда где же он? Сен Райма пришел на борт яхты, а почему Харбери Чайз не пришел?

Но с другой стороны, откуда я знаю, был ли Харбери Чайз на борту яхты или не был? Может быть, он пришел, и его тут же пристрелили, так что никто даже не успел толком увидеть его. Совершенно логично рассуждать так, что если эти ребята убили сына, то зачем им особенно церемониться со стариком?

Если это так, тогда я пропал, потому что единственный, кто мог бы начать поиски яхты, — это Харбери Чайз.

Я лежу и думаю — думаю, и никак не могу ни до чего додуматься, думай хоть пять дней и пять ночей.

Со мной стали отлично обращаться, приносят мне три раза в день отличную еду, сигареты, хотя должен признаться, каждый раз, когда открывается дверь, сердце у меня уходит в пятки, я все боюсь, не Руди ли это пришел за мной, чтобы искупать меня в океане.

Я абсолютно ничего не знаю; стюард, или лучше сказать бандит, который приносит мне еду, не отвечает ни на один из моих вопросов, просто улыбается как идиотик.

На пятый день к вечеру, я только что закончил свою очередную трапезу (кстати, обедать со стальными наручниками на руках довольнотаки трудное занятие), как дверь открылась, и в каюту ввалился Руди. Он уже здорово накачался и был страшно доволен всем на свете, особенно сам собой.

— Ну, ты, великий «джимен», как поживаешь? — начал он. — Ты должен признать, я дал тебе в течение нескольких дней отличный отдых. Ну, а как насчет того, чтобы привязать тебя к кормовым перилам? Сейчас отличный холодный вечер, и я с удовольствием послушаю, как ты заскулишь?

— Хватит трепаться, Сальтьерра, — сказал я ему, — хочешь заняться своим грязным делом — валяй. Но только без трепотни, а то у меня от нее уши болят.

— Ах, так? — сказал он. — Продолжаешь грубить? Да? Он сел на вторую койку и закурил сигарету.

— Слушай ты, болван, — сказал он. — Я хочу сделать тебе одно предложение, и если ты достаточно умный парень, так слушай: я полагаю, рано или поздно, но как-нибудь обнаружат, что яхта исчезла, не так Ли? И, вероятно, в связи с этим возникнет целый ряд вопросов.

Я, конечно, надеюсь, что они обнаружат исчезновение яхты не раньше, чем мы закончим свои дела в Англии, погрузим золото на борт и удерем. Но к этому времени, может быть, какому-нибудь парню придет в голову мысль, а куда же собственно делась «Колдунья Атлантики» и тогда всем кораблям будет дан приказ присматриваться, не попадется ли им где-нибудь навстречу это судно. В ход будут пущены рыбачьи, спасательные и сторожевые таможенные суда. Поэтому и нам надо предпринять кое-какие шаги на этот случай.

И вот Карлотта надоумила меня, что некоторые из вас, федеральных шпиков, неплохие радисты. Как насчет тебя, ты знаком с радиотехникой?

— Да, — сказал я. — Я знаком с радиотехникой, ну и что?

— А вот что: если ты хочешь продлить жизнь в своем паршивом каркасе еще дня два, ты можешь это сделать и вот как. Думаю, что послезавтра все уже будет сделано, и золото будет у нас на борту. Как только мы погрузимся, сейчас же дадим тягу подальше от берегов Англии. Вот тутто и выступаешь ты. У тебя, вероятно, есть свой кодированный номер федерального работника? И вот когда мы удерем с золотом, ты будешь внимательно слушать все радиопередачи и сообщать мне обо всем, что услышишь. После чего ты сам пошлешь радиограмму, дашь свой кодированный номер и скажешь, что являешься пленником на нашем корабле и прорвался в радиорубку, воспользовавшись тем, что все перепились до такой степени, что не могут даже стоять на ногах. Потом сообщишь о нашем намерении удрать в Мизантла Вера Круп, и тут же, не дожидаясь дальнейших расспросов, отключишься.

Нет никаких сомнений, что какой-нибудь корабль поймает это твое сообщение, и дня через два соответствующие суда отправятся в Мексиканский залив в погоне за нашей яхтой. И у них получится неплохая морская прогулка. Но только прогулка…

— А вы тем временем удерете совсем в другое место? — сказал я. — Что ж, мне хочется пожить лишних два дня, и я рад, что Карлотте пришла в голову такая великолепная мысль. Мне больше ничего не остается делать. Но что будет со мной после того, как я пошлю эту радиограмму?

— Я застрелю тебя, как самого паршивого копа, — сказал он, — и брошу тебя за борт. Но во всяком случае, это будет быстрая смерть. Или может быть, — добавил он, зевая, — ты предпочитаешь ныряние за кормой с веревкой вокруг пояса?

— Нет, благодарю, Руди, — ответил я. — Я никогда не любил воды. Если ты не возражаешь, я предпочитаю пулю, только смотри, стреляй точно в цель, а то я рассержусь.

— Ты не глупый парень, — заметил Руди. — О'кей. Значит, договорились?

— Одну минуточку, Руди, — сказал я. — Вот я все тут думал. Ты знаешь, я от природы довольно любопытный парень, и мне очень интересно было послушать, как вы собирались украсть золото. Мне кажется, что у вас сойдет все хорошо. Но мне только непонятна одна вещь: каким образом Вилли-Простофиля был связан с вами и за что вы его убили?

Он улыбнулся.

— Значит, тебе это интересно знать? Что ж, убил его я, потому что он слишком много знал. Между прочим, Вилли был совсем не такой уж глупый, как его многие изображали. Это одна причина. А вторая та, что он слишком упорно вертелся около Карлотты, и мне это не нравилось, потому что Карлотта — это моя собственность. Вилли-Простофиля, — продолжал он, смеясь. — — Знаешь, что я тебе скажу? Если бы я не узнал, что Вилли что-то известно, ты бы, может быть, выиграл и это дело. Но, вероятно, кто-то проговорился, Вилли что-то услышал и буквально сгорал от нетерпения донести обо всем куда следует.

Да, он собирался о чем-то донести, но был таким олухом, что написал сначала Карлотте о том, что ему надо с ней серьезно поговорить. Когда я увидел это письмо, я решил, что Вилли нужно как можно скорее убрать с дороги, все равно, знает ли он что-нибудь или не знает, но так будет безопаснее!

Я с удивлением взглянул на него.

— Постой, а разве он не участвовал в этом деле вместе с вами?

Руди в ответ так и заржал.

— Не будь ослом. Кошен, — сказал он, — какие у нас могут быть дела с таким болваном, как он? Он просто вертелся около Карлотты и все!

Моя мысль быстро заработала.

— Хмм, вот какие смешные штуки выкидывает иногда жизнь, — сказал я. — Значит, если бы ты его не убил, он бы рассказал все Мирасу Дункану и мы бы забрали всех вас, как миленьких?

Он кивнул.

— Может быть, и так, коппер, — согласился он. — Во всяком случае, у вас был такой шанс. Какое счастье, что я узнал о его намерениях!

— Значит, ты висел на волоске, Руди? — спросил я. — А теперь скажи мне, когда ты принял решение убить его? Потому что, ведь если бы он прожил еще два часа, все было бы в порядке, твоя песенка была бы спета.

— Ты прав, Кошен, — сказал он. — Я действительно висел на волоске. А узнал я о его намерениях в тот же вечер, только немного раньше, часов в семь, и сразу решил, что нельзя давать ему возможность разговаривать с кем бы то ни было. Он должен получить пулю сегодня же вечером. И я это сделал! А если бы я этого не сделал, может быть, все дело перевернулось бы в обратную сторону, и может быть, вместо тебя, с наручниками на руках сидел бы я.

Я ничего не ответил. Он повертелся около меня еще несколько минут, все злорадствовал и бахвалился, какой он умный, и потом смылся.

Я лежал, смотрел в потолок и все думал, думал, и вдруг понял, что, очевидно, все время приходил к не правильным выводам, потому что до сих пор никак не мог свести концы с концами.

Ведь я думал, что Вилли с самого начала был в деле, но потом он немного перетрусил и решил во всем признаться, а теперь вот Руди говорит, что Вилли не имел никакого отношения к делу о похищении золота, и я не вижу причин, по которым бы Руди мне врал, потому что Вилли уже умер и в скором времени то же будет и со мной.

И оказывается, Руди ничего не знал о намерениях Вилли до семи часов вечера, т.е. до тех пор, пока Карлотта не показала ему письмо Вилли и не сказала, что Вилли что-то известно.

И вдруг меня потрясла колоссальная мысль! Руди заявляет, что убийство Вилли не было заранее запланировано, что он принял это решение внезапно. И вот именно это обстоятельство и навело меня на такую мысль, от которой я чуть не задохнулся, а я не такой парень, который может задохнуться от какого-нибудь пустяка.

Я попытался успокоиться и начал подходить к делу под совершенно новым углом зрения, чем раньше. И поверьте мне, все начало вдруг аккуратненько сходиться, все концы сошлись с концами.

И я понял, насколько гениально было мое решение прийти на борт яхты, если смотреть на этот факт с одной стороны, и насколько глупым оно было, если смотреть на него с другой стороны, хотя все равно сейчас уже я ничего не могу изменить.

Я уже вам рассказывал, что когда я вернулся из Полицейского управления в заведение Джо Мадригала, помните, в ту ночь, когда были убиты Мирас Дункан и Вилли, — мне пришла в голову одна интересная мысль. Эта мысль была совершенно правильной, но она сама по себе ни черта никому не говорила, а вот теперь мне пришла в голову другая мысль, которая вполне согласуется с первой, и если только мне удастся вырваться из моего заточения, я отлично закончу это дело.

Никаких событий не произошло до следующего вечера, когда я вдруг почувствовал, что судно начинает замедлять ход и даже, пожалуй, встало на якорь. Минут через десять после того, как стюард забрал у меня поднос после ужина, дверь отворилась и на пороге показалась Карлотта, улыбаясь во всю свою физиономию. Вид у нее был такой, как будто она нашла миллион долларов и страшно довольна этим.

Вместе с ней пришел какой-то тип в офицерской форме. Он был уже здорово пьян. Вероятно, они только что откушали роскошный обед, а сейчас самодовольно похлопывали Друг друга по спине, так как дела у них шли как по маслу.

Я сижу на краю койки.

— Добрый вечер, Карлотта, — поприветствовал я ее. — Как поживаете? Что вам здесь надо? Пришли подразнить меня?

— Почему бы вам не вести себя прилично, — сказала она. — По-моему, вы должны быть мною довольны. Если бы не я, вас давно уже съели бы акулы где-нибудь на просторах Атлантики!

— Леди, вы правы, — согласился я. — И благодарю вас от всей души! Вас осенила блестящая идея сделать меня радистом на этом плавучем гангстерском судне. Эта идея блестящая хотя бы потому, что она дает мне возможность прожить два-три лишних дня.

— Ладно, — кивнула она. — И вот что я вам скажу. Не вздумайте выкинуть какой-нибудь фортель с посылкой радиограммы. Единственное, что входит в вашу задачу — это слушать все передачи, касающиеся нашего судна и немедленно нам о них сообщать. И вы не смеете дотрагиваться до передаточного ключа до тех пор, пока вам не прикажут. Смотрите, никаких штучек, а то мы с вами не будем церемониться.

— О'кей, леди, — сказал я. — Я буду послушным. Но, по-моему, нет никаких причин лишать меня в эти дни виски. Я сегодня не выпил еще ни глотка. Неужели я чем-нибудь обидел стюарда или еще там кого, кто заведует винным погребом на этом корабле? И еще одна просьба, — продолжал я. — Так как я веду себя примерно, не будете ли вы столь добры снять с меня эти наручники, хотя бы на пять минут. Вы сами должны понять, что не так-то уж приятно и удобно быть закованным в эти штучки в течение нескольких дней.

— Это верно, — согласилась она. — И может быть, у нас найдется для вас бутылочка. А что касается наручников, я согласую этот вопрос с Руди, ведь он у нас хозяин.

Она ушла, оставив меня в компании с парнем и офицером в форме, который стоял, прислонившись к стене и до того был пьян, что можно было подумать, что он выпил несколько галлонов.

Через две минуты она вернулась и принесла на подносике бутылку ржаного и несколько стаканов. Она поставила под-носик на стол, подошла ко мне и отперла наручники.

Я быстро скинул их, и можете мне поверить, почувствовал при этом огромное облегчение.

— Но вы не вздумайте выкинуть какой-нибудь номер после того, как у вас сняли браслетики, потому что у Керца есть оружие и он умеет им пользоваться.

Керц посмотрел на меня и похлопал себя по боковому карману.

— Не беспокойтесь, леди, — сказал я. — Я ничего не собираюсь делать. Как насчет того, чтобы выпить немного?

Я встал, подошел к столу и налил три четверти стакана. Она встала около стола с другой стороны и положила на него ключи от наручников. А как раз передо мной на этом же столе лежал какой-то толстый журнал, а за ним пепельница. И мне пришла в голову блестящая мысль: если я надвину пепельницу на ключи, так, чтобы она их не увидела, а потом разозлю ее хорошенько, может быть, она от злости выскочит из моей каюты и забудет про ключи. Конечно, они перед уходом снова наденут на меня наручники, но они с автоматическим запором. Керц просто их защелкнет, и никто ничего не заметит.

И я начал разговор, сначала тихо и вежливо, потом начал спорить с Керцем о том, какую скорость может развить это судно. Я начал ему возражать, и он ужасно вскипятился. Карлотта сначала не принимала никакого участия в нашем споре, просто стояла в дверях и улыбалась, поэтому не представляло никакого труда все время локтем потихоньку двигать журнал. Журнал в свою очередь подтолкнул пепельницу и примерно через пять минут пепельница уже накрыла ключ. Пока все идет отлично.

Но тут вмешалась Карлотта.

— Эй, слушайте, что вы так раскричались! А вы ничего не понимаете в этих вещах. Кошен. Вы шпик, а не моряк. А что касается тебя, Керц, то ты до того пьян, что едва ли поймешь разницу между Италией и четвергом! Слышите, заткнитесь оба, вы мне надоели. Теперь настала моя очередь.

— А ты думаешь, что никому не недоела, драная кошка? Вероятно, думаешь, что очень красива, когда стоишь так в дверях и показываешь всем свою роскошную фигуру! А ты просто гангстерская девка!

— Слушай, Карлотта, продолжал я. — Я на своем веку видывал и не таких красавиц! Ты по сравнению с ними просто жалкая жаба, которая выползает из вонючего болота в начале весеннего сезона. Мне противно смотреть на тебя. Это такие бабы, как ты, рожают дохлых крыс, как эта тварь, — я указал на Керца. — Может быть, для такого дешевого гангстера, как Руди, ты первоклассная бэби! Он что-то уж очень расхорохорился: какой он умный да ловкий. А что это тебе даст? И куда тебя это приведет?

Сейчас вы гладите себя по головке, считаете, что отлично провернули свое дельце. О'кей! Вот послушайте-ка, что я вам скажу. Вы не можете выиграть это дело. Вы убили несколько копов в Нью-Йорке, вы убили Мираса Дункана, первоклассного парня, вы убили Вилли-Простофилю. Что ж, кажется, вы собираетесь убить и меня. Но все же говорю тебе, вы не можете выиграть это дело. Ты отлично знаешь также, что такие, как я, феды настигнут вас, где бы вы ни были, и тогда они поджарят вас, всех до единого.

Я думал, она лопнет от ярости.

— Ах, как бы я хотел присутствовать, когда вас будут поджаривать, — продолжал я. — Как бы я хотел посмотреть, когда тебя приволокут из камеры смертников только в одном чулке и разрезанной сбоку юбке, чтобы присоединить электрод к твоему голому телу! Я бы очень хотел посмотреть, как они швырнут тебя на стульчик и как из твоей шапочки только дымок пойдет, когда тебя поджарят.

— Ах, если бы мне удалось увидеть все это, я купил бы себе на радостях огромную бутылку виски! Она смотрит на меня, как все черти ада.

— Одень ему браслеты, Керц, — наконец сказала она, — и дай ему как следует по роже за меня.

Я встал. Керц достал из-за пазухи револьвер.

— Спокойно, парень, — сказал он. — Одно движение, и я всажу в тебя дюжину пуль. Ну-ка, всовывай руки в наручники!

Я протянул руки, он надел наручники и защелкнул. Потом отложил в сторону револьвер и смазал меня по лицу. Я упал на койку, но, падая, схватил руками подушку и изо всей силы швырнул ее в Карлотту и попал. Она так и шлепнулась о дверной косяк. Потом полила меня целым потоком грязных слов… и… мой план сработал.

Керц, громко смеясь, вышел из каюты, она вслед за ним, с силой захлопнула дверь и заперла ее.

Но она оставила ключи от наручников.

Глава 11

ХОЛОДНАЯ ВОЙНА

Я лежу на койке и прислушиваюсь. На яхте царит страшный шум. У меня над головой на палубе раздается топот многочисленных ног. Кажется, что-то происходит.

Я полежал еще минут пять, чтобы окончательно удостовериться, что ни Карлотта, ни Керц ко мне не вернутся и что Карлотта так и не вспомнила о ключах.

Потом я встал с койки, подошел к столу и взял из-под пепельницы ключ от наручников. В противоположной стене сделан шкаф с несколькими ящиками. Я всунул ключ в щель между ящиком и рамой, затем поднес к ключу руки, повернул их, и замок открылся.

Я снял наручники, потом подошел к столу, достал из пепельницы две использованные спички отломал у них кончики и воткнул в замок наручников.

Потом снова надел наручники, но спички помешали замку защелкнуться. С виду как будто все в порядке, но достаточно было мне тряхнуть кистью, чтобы наручники открылись. Я спрятал ключ в карман брюк и снова лег на койку.

Я пролежал примерно с полчаса. Шум на борту яхты постепенно затихал. «Колдунья Атлантики» встала на якорь. Я слышал, как о ее борт шлепались волны.

Но вот дверь открылась, в каюту вошел Руди. Вид у него решительный, глаза горят, руки трясутся. Видно, дело не обошлось без наркотиков.

— Ай-ай-ай, Руди, — сказал я. — Я думал, ты достаточно сильный, чтобы справиться одному. И что же это было? Морфий? Или сладкая понюшка?

— Заткнись, коппер, — сказал он, — и не груби, а то получишь. — Он засунул руки в карман и не спускал с меня глаз.

И до того он доволен собой, наверное, воображает себя Наполеоном среди преступников.

— Ну, ты болван, сказал он, наставляя на меня револьвер. — А я сейчас тебе кое-что покажу. Я хочу, чтобы ты убедился, что твои карты биты. Ну-ка, вставай с койки и иди впереди меня, и не вздумай сделать какое-нибудь незаконное движение, а то я взорву твой позвоночник.

— О'кей, Руди, — сказал я, — Я всю жизнь обожал фейерверк, с детства любовался им. Значит, в твоей работе наступил великий момент?

Я встал с койки, вышел из каюты, прошел по коридору и через каюткомпанию — на палубу. Руди все время шел за мной с пистолетом в руке.

Ох, и хорошо же после нескольких дней пребывания в темной душной каюте, с задраенным иллюминатором, попасть вдруг на палубу и полной грудью вдыхать чистый морской воздух. Это стоит по меньшей мере миллион долларов. Я осмотрелся. Ночь довольно темная, но тем не менее я разглядел, что мы остановились примерно на расстоянии одной мили от берега. Видно было, как белели береговые скалы.

Я подошел к перилам и облокотился.

— Роскошная ночь, Руди, для вас, — сказал я.

— Ночка, что надо, — ответил он, — и будет еще более роскошная после того, как мы все закончим. Ах, какая она тогда будет роскошная — стоимостью в десять миллионов долларов. И если тебе интересно узнать, как все это произойдет, стой здесь и смотри.

— Я смотрю, — сказал я.

Я взглянул на Руди, он впал в сентиментальность.

— Мне всегда хотелось иметь деньги, — разглагольствовал он. — Много денег. Осторожная игра не для меня. Я хочу или крупный куш, или ничего! — И подумай только, коппер, если только у тебя в голове осталось что-нибудь, чем можно думать, пройдет какой-нибудь месяц, и ты по крайней мере с тремя дырками в каркасе будешь скучать в брюхе какой-нибудь рыбы, а я в это время буду жить где-нибудь в Южной Америке или, может быть, в Мексике в роскошной гасиенде, с самой красивой женщиной, которую ты когда-либо видел на своем веку!

— И не говори, — поддакнул я ему. — Ты что же, имеешь в виду Карлотту? Значит, вы собираетесь пожениться? Да? Он казался оскорбленным.

— Конечно, поженимся! Кто нам помешает?

— Да, уж во всяком случае не я! Вероятно, к этому времени я уже женюсь на какой-нибудь морской рыбе.. Но, Руди, не думай, что у тебя будет счастливая жизнь. Ты думаешь, вы роскошно заживете с Карлоттой? Смешно. Подумайте, какая трогательная картина, двое презренных убийц в белом домике в Мексике. Руди, ей богу, это до чертиков смешно! Еще, пожалуй, скажешь, что вы с этой очаровательной леди после сладкой ночи в этом прелестном белом гнездышке будете рано вставать, чтобы любоваться восходом солнца, потому что вы вообще любите все красивое.

Слушай, — продолжал я, — конечно, тебе ничего не стоит выстрелить сейчас в меня из этой пушки, которую ты держишь в своей лапе, но все равно это тебе не поможет, ты все равно большой болван, Руди. А для Карлотты я даже слов не подберу. Послушай меня. Она кокетничала с Вилли-Простофилей. Заигрывала? А теперь вдруг воспылала страстью к тебе. А почему? Да потому, что надеется, что у тебя скоро будут большие деньги.

И думаешь, ее любовь будет продолжаться и после того, как ты женишься на ней? Ой, нет, Руди, не надейся на это. Я бы хотел еще немного пожить, чтобы посмотреть, как Карлотта заставит убрать из ее жизни и тебя! Это когда ты ей порядком надоешь, или когда она встретит другого парня, у которого еще больше денег, чем у тебя. Эх, Руди, мне прямо-таки противно смотреть на тебя, тошно становится.

— А, заткнись ты, коппер, — сказал он. — Меня не трогают такие насмешки. Карлотта создана для меня, потому что я ловкий, умный парень, и ты сам это отлично понимаешь! Может быть, она тебе самому нравилась одно время? — съязвил он. Но какой мог быть шанс у тебя, федерального пшика с твоей жалкой зарплатой? Такие женщины, как Карлотта, не для тебя. — Ну, хватит трепаться, мне надо сейчас заняться делом, а ты не двигайся, а то получишь.

Я огляделся по сторонам. Все находившиеся на корабле сгрудились к этому борту. Тут были и Руди, и Карлотта, и Керц, который, кажется, исполнял роль капитана корабля, и еще примерно человек 25 других бандитов. И поверьте мне, Руди сумел подобрать их один к одному.

Мы чего-то ожидали. Минут через 15 Керц вдруг закричал:

— Смотрите, Руди, вот оно, там впереди! Посмотри сам!

Мы посмотрели, куда он указал.

На вершине скалы сверкал маленький огонек. Он то вспыхивал, то снова гас. После пяти-шести вспышек — небольшая пауза. Потом снова вспышка. И, наконец, все прекратилось.

Я не раз видывал такие штуки. Это какой-то парень всунул электрический фонарик в железную трубу и то включит, то выключит свет, и его видно только в море и больше нигде.

— О'кей, — сказал Руди, — пошли, ребята, и действуйте быстрее!

Я пошевельнулся и сразу почувствовал дуло револьвера, приставленное к моей спине.

— Тебя это не касается, коппер, — сказал Руди. — Ты никуда не пойдешь, оставайся на месте и не вздумай чего-нибудь выкинуть, а то эта пушка автоматически сработает.

Человек 12 из команды ринулись вперед. Разделившись на две группы, побежали к привязанным по обеим бортам моторкам, отвязали их и спустили на воду. Потом одна из них обогнула сзади «Колдунью Атлантики» и встала в хвост первой лодки.

А в это время другие парни притащили на палубу два надувных плота, надули их, сбросили в море, и сидевшие в моторках взяли на буксир по одному плоту.

Кажется, я понимаю, что происходит. Поезд уже ограбили, и золото привезли на берег. Моторки и плоты с «Колдуньи Атлантики» торопятся забрать его. Да, выходит, что дело Руди выгорело! И это меня собственно не удивляет. Единственно, где они могли споткнуться, это в момент ограбления поезда. А любая контрабанда в наши дни — самое легкое занятие! Всем отлично известно, что она очень развита как в Англии, так и в Америке. Слишком уж велика протяженность береговых линий, и в такую темную ночь практически ничего невозможно разглядеть.

Я посмотрел на Руди. Рука, в которой он держал револьвер, дрожала от возбуждения. Сзади него стоит Карлотта, а за ней Керц. Пожалуй, мне пора. Сейчас самый подходящий момент. Теперь или никогда!

Все пристально смотрели на моторки. Я опустил вниз руки, скинул наручники и быстро повернулся. Руди понял, в чем дело, но слишком поздно. Прежде чем он успел что-нибудь сделать, я ударил его изо всей силы между глаз, и он свалился, как подкошенный. Потом я наклонил голову и также изо всей силы боднул в живот Карлотту. Она застонала, покачнулась прямо на Керца, и они упали на палубу.

Потом, прежде чем кто-нибудь успел опомниться, я пробежал по палубе и перепрыгнул через борт. Ох, до чего же холодная вода! Можете мне поверить, я отнюдь не был в восторге от этого холода. И нужно все время помнить: ни в коем случае не показываться на поверхности, где меня легко могут подстрелить. Поэтому, погрузившись в воду, я сразу повернул направо, проплыл наискосок под яхту и остановился, когда почувствовал край судна. Тогда я повернулся на спину, высунул из-под воды нос и подтянулся под корму.

На палубе по-прежнему кричали и шумели. Минуты через две одна из моторок, очевидно, отвязав от кормы плот, начала шнырять по морю примерно в 30 — 40 ярдах от кормы «Колдуньи Атлантики», потом и другая присоединилась к ней. Это они ищут меня. Они подумали именно то, что я и предполагал: решили, что я плыву к берегу. Им в голову не могла прийти мысль, что я прицепился к их корме.

Когда моторки удалились от яхты на значительное расстояние, я, держась все время под водой, подплыл к якорной цепи. Ухватившись за нее, высунул из воды только нос и один глаз. По-моему, я здесь в полной безопасности.

Но вот одна из моторок вернулась. Когда она проходила мимо меня, я глубоко погрузился в воду и почувствовал, как по мне прошла волна, вероятно, моторка была на расстоянии трех-четырех футов от меня, не больше.

Моторки шныряли еще минут десять и, наконец, оставили эту затею. Время действовать. Держась одной рукой за якорь, я снял с себя ботинки, потом, изловчившись, снял и пиджак. Снять жилет было уже совсем просто. И тогда я оттолкнулся и поплыл под небольшим углом немного в сторону моря, где они не будут меня искать. Во всяком случае, в такую темную ночь трудно что-нибудь увидеть.

Отплыв от яхты примерно на сотню ярдов, я повернулся на спину и полностью отдался на милость прилива. Холодно, как в ледяном доме! Вероятно, когда я доберусь до берега, меня придется оттаивать!

Потом я повернулся и снова начал грести. Я делал энергичные гребки, чтобы согреться, и все время прислушивался, не раздастся ли звук моторки. Но ничего не было слышно.

Тогда я повернулся и посмотрел назад. Хотя «Колдунья Атлантики» выключила все огни, я ее все-таки увидел. По борту поднимались какие-то белые шары. Я улыбнулся. Кажется, Руди поднимает на борт моторки и собирается смываться.

Вот я-то ликовал! Вероятно, именно то, что я удрал с яхты, заставило Руди срочно смыться, отложить на некоторое время погрузку золота. Я повернулся к берегу. Сигнал на утесе снова замигал, потом, после небольшой паузы, помигал еще раза три-четыре и исчез. Вероятно. Ребята на берегу решили, что ждать больше нечего, так как они так же, как и я, слышали звон поднимаемой цепи якоря.

И когда я плыл, набрав полный рот соленой воды, и благодарил небеса за то, что у берегов Англии не водятся акулы, все время думал, почему это Руди не довел дело до конца. Ведь у него было достаточно времени, чтобы погрузить золото на борт до того, как я доберусь до берега и подниму тревогу, если я вообще доплыву, в чем можно очень сильно сомневаться.

Потом я решил, что нечего занимать свой мозг всякими догадками: неизвестно, далеко ли до берега. Меня волновала такая проблема: как бы мне выплыть на берег в наиболее удаленном от тех ребят месте, потому что, если золото привезли, значит, здесь находятся и те, кто его привез, поэтому я все время забирал вправо.

Наконец я добрался до берега. Я взглянул на море и увидел удаляющиеся огоньки. «Колдунья Атлантики» включила навигационные фонари и решила смыться отсюда.

И тут я припустился бежать. Добежал до какой-то тропинки, поднимающейся вверх, на скалу, и стал взбираться по ней. Проклятые камни сплошь изранили мои ноги, но я продолжал бежать, чтобы хоть немного согреться. Я великолепно чувствовал себя. Я одолел Руди и вконец испортил его игру. Совершенно очевидно, что когда мне удалось перемахнуть через борт и они не смогли меня найти, Руди крепко задумался. Он отлично знал, что я непременно доберусь до берега и расскажу о похищении золота и предполагаемой погрузке его на борт «Колдуньи Атлантики». И тогда у Руди не будет никаких шансов удрать. Он знал, что в этом случае английская полиция пошлет радиограммы во все страны мира и захват яхты будет делом нескольких дней.

Наконец я добрался до вершины скалы и осмотрелся. Никого и ничего не видно. В море еще виднелись огоньки «Колдуньи Атлантики», но они постепенно таяли в темноте. Да, Руди определенно убегает.

Я пошел, но шел очень осторожно, потому что, хотя и вышел на берег на значительном расстоянии от того места, где мигал сигнальный фонарик, все-таки опасался, что кто-нибудь из английских коллег Руди все еще болтается здесь на берегу, удивляясь, почему это Руди удрал, не забрав десяти миллионов долларов, которые они ему любовно доставили на берег.

И, вероятно, они уже начали беспокоиться, как бы английские копы не подняли шум из-за ограбления поезда. И вот что они сейчас сделают: снова погрузят золото на грузовики, или там еще какие автомобили, и отвезут его в какое-нибудь укромное местечко внутри страны. Наверное, у них есть какая-нибудь штаб-квартира в Англии. А то, может быть, они рассуют золото по разным местам, чтобы потом, когда шумиха уляжется, собрать его снова.

Я бежал, а мой мозг все время работал, как хорошо смазанный мотор. Кажется, дело с похищением золота еще не закончено, и я должен кое-что предпринять.

Вдали показался огонек. Подбежав ближе, я увидел коттедж. Я буквально посинел от холода и стучал зубами, а в остальном чувствовал себя отлично.

Я заглянул в заднее окошечко коттеджа. В комнате сидели какая-то дама и старик, они раскладывали пасьянс и попивали горячий чай из огромного чайника, стоявшего на столике около них. По чайникам вы всегда можете догадаться, что находитесь в Англии. По-моему, он у них круглые сутки на столе.

Я обошел коттедж с другой стороны и постучал в дверь. Вышел старик, посмотрел на меня и сказал:

— Да вы совсем мокрый, а? Вы что, упали в море?

А догадливый старик-то!

Я сказал «да» и спросил, нет ли у него телефона, и если есть, могу ли я им воспользоваться.

Он сказал: «Конечно, можете, входите». Я вошел, и он показал мне телефон в холле. Пока я дожидался, когда телефонистка проснется от сладкого сна, старушка принесла мне чашку горячего чаю. И это было отлично.

Наконец телефонистка все-таки ответила, я заказал международный разговор «Уайтхил 1212»: это Скотланд-Ярд. Там я попросил соединить меня с главным инспектором Херриком, это тот самый парень, который работал со мной по делу ван Зельден. Какой-то парень мне ответил, что Херрика сейчас нет, и не сможет ли он мне чем-нибудь служить. Я сказал: да, может, например, было бы неплохо, если бы он дал мне сухие штаны, но мне надо непременно поговорить с Херриком, и если они что-нибудь слышали об ограблении поезда с золотыми слитками, то могут получить от меня некоторые подробности этого дела, но говорить я буду только с самим Херриком.

Парень записал номер телефона, по которому мне можно позвонить. И действительно, через 10 минут раздался звонок, и на другом конце провода послышался голос Херрика.

Ну и удивился же он.

Когда я сказал ему, что я Лемми Кошен, что сижу сейчас в мокрой рубашке и без штанов в каком-то заброшенном местечке на побережье, и когда в подтверждение своей личности рассказал ему пару интимных сведений из нашей последней совместной работы, парня чуть было не хватило сразу два удара. Но мы, конечно, в конце концов обо всем договорились, я посвятил его в свои планы, и он сказал «О'кей».

Мы условились, что я останусь в этом коттедже и выпью весь имеющийся в наличии горячий чай, а Херрик тем временем позвонит в полицию Боньера и попросит прислать мне машину и сухие штаны, после чего я поеду в Саутгемптон в маленький отель под названием «Серебряная решетка», где буду дожидаться Херрика, который поспешит приехать ко мне.

Мне этот план очень понравился. Я сказал старику, что дозвонился до своих друзей, которые сейчас приедут за мной. Тогда старик усадил меня у камина, дал одеяло, горячего чая, виски и еще горячего чая, а горячий чай — отличная вещь, когда чувствуешь себя, как простуженная рыба.

А старушка — просто прелесть! Они научили меня играть в бридж втроем, и все это было бы очень мило и приятно, если бы только мокрые трусы не прилипали все время к стулу. Вероятно, я все-таки немного простудился и черт знает как расчихался, и как раз в самый разгар моего чиханья приехали ребята из Боньерской полиции. Они отвезли меня в какое-то место около Чичестера, где дали сухую одежду, которая с трудом налезла на меня, и досыта накормили отличной едой. После того, как я сказал, что чувствую себя «о'кей», мы поехали дальше.

В половине четвертого утра мы прибыли в отель «Серебряная решетка» в Саутгемптон. Владелец этой хаты ожидал меня. Мне приготовили отличную комнату, в которой ярко пылал камин; я принял горячую ванну, одел пижаму и халат, которые мне любезно предоставил владелец отеля, и уселся ожидать Херрика. В половине пятого приехал Херрик и с ним еще несколько парней.

Поверьте мне, я от души был рад встрече с таким хорошим парнем, как Херрик. Когда вы взглянете на него, ни за что не скажете, что это коп. На вид он может быть всем, кем угодно: агентом по продаже угля, страховым агентом, словом, кем хотите, только не копом. Это высокий, худой парень с ясными глазами и в котелке. Мне всегда казалось, что котелок на нем держится только на огромных ушах. Но коп он отличный. Он никогда не волнуется, и башка у него варит отлично. Мне нравится этот парень.

Мы уселись у камина и начали беседу. Я рассказал ему все дело с самого начала до конца и даже предположил, какие события предвижу в ближайшем будущем.

Прежде всего совершенно ясно, что золото еще находится в этой стране, просто его где-то спрятали.

Но одну вещь я не рассказал Херрику, так, одна мыслишка, которую я храню в самой глубине своей башки.

Это такая безумная идея, что расскажи я о ней, меня сочтут рехнувшимся. Может быть, вам тоже пришла в голову эта же мысль? Я говорю о том, что подумал, когда карабкался по тропинке вверх на скалу, до того, как попал в гостеприимный домик старичков. Я никак не могу отделаться от этой мысли. Руди Сальтьерра изменил свои планы и смылся после того, как я удрал с борта яхты. Другими словами, он был вынужден бросить золото в тот момент, когда операция уже была почти закончена, только потому, что какой-то парень (то есть я) сможет добраться до берега и заявить, что судно, на котором находится золото, называется «Колдунья Атлантики».

Вот это обстоятельство вызвало у меня много различных мыслей. И, по-моему, я нисколько не подвел и не унизил Херрика тем, что не рассказал ему об этой мысли, засевшей у меня в голове, потому что сейчас это не имеет никакого значения.

Во всяком случае, пока что нечего ломать себе голову по этому поводу. Нам отлично известно, что золото находится в Англии, его где-то спрятали ребята, укравшие его. Может быть, нет, но мне кажется, что если мои мысли подтвердятся, мы его непременно найдем, и не только его, но кое-что еще.

Более двух часов обсуждали мы с Херриком все дело и выработали определенный план проведения, и когда мы обо всем договорились, Херрик спустился вниз, натрезвонил всем, кому надо по телефону, потом вернулся, пожелал мне спокойной ночи и смылся в Лондон. Перед уходом он оставил мне английских башлей и дал удостоверение от полиции Великобритании.

Когда он ушел, я сел у камина и начал думать. Да, интересное дело это. Пожалуй, у меня еще не было таких, чтобы в ходе расследования обнаруживалось столько неожиданностей.

Вспоминая все дело, я еще больше убеждался, что операция похищения была организована с большим умом. Было разработано все до мельчайших деталей. Но даже ив этих случаях преступники неизбежно допускают хоть маленькую, но ошибочку, и вот почему они никогда не выигрывают в беге на длинные дистанции. (Помните, я приводил такой спортивный термин.). Хотя я, пожалуй, не берусь утверждать, что Руди обязательно проиграет это дело.

Потом я начал думать о Карлотте. Странные создания эти женщины! Вот, например, Карлотта. Как она поет — прямо божественно! Какая красавица, какая фигура, и все-таки предпочитает путаться с Руди Сальтьеррой, с этим подонком, самым обыкновенным гангстером и наркоманом, который, нагрузившись наркотиками, убивает людей просто так, ради развлечения.

Отсюда вы можете сделать вывод, какие же действительно странные создания эти женщины. Просто никак ни угадаешь, что та или иная женщина из себя представляет и чего добивается. Вот, например, Руди сказал, что только благодаря Карлотте он не убил меня, и только именно благодаря ее же совету меня оставили, чтобы я принимал радиограммы и в свою очередь посылал в эфир радиограммы со своим кодированным номером, и в этих радиограммах давал бы не правильные указания о местонахождении судна. Теперь я вижу, как умно это было задумано.

Руди тоже понял смысл этой идеи. Он отлично понимал, что если ктонибудь случайно узнает, что золото погрузили на борт «Колдуньи Атлантики», тоща моя радиограмма, посланная примерно через час после отплытия яхты от английских берегов, перепутает все карты для тех, кто задумает искать «Колдунью Атлантики», хотя и я до сих пор не могу этого понять — если на борту яхты нет ни одного человека, знакомого с радиоделом, откуда они смогли бы узнать, что именно передаю я в эфир. Хотя, может быть, они мне врали, и у них есть люди, знающие радиодело.

И тут я вдруг почувствовал, что я устал думать. Я выкурил последнюю сигарету и лег в постель, потому что это отличное место для ребят, которые любят поспать.

А я очень люблю!

Глава 12

ГОРЯЧИЕ НОВОСТИ

Я проспал до 10 часов. Вместе с завтраком мне принесли и утренние газеты. Почти все они в той или иной форме откликнулись на кражу золота, но меня больше всего интересовала «Дейли Скэч». Она напечатала сообщение, которое мы с Херриком составили вчера вечером. Вот что там говорилось:

"Поразительная кража золота.

Нет таких случаев в анналах истории ограбления поездов на диком Западе, которые могли бы идти хоть в какое бы то ни было сравнение с кражей золота, имевшее место сегодня рано утром.

Золотые слитки стоимостью в два миллиона фунтов стерлингов, которые были присланы сюда американским правительством, согласно тройственному соглашению, украдены сегодня из специального поезда, транспортировавшего это золото из Саутгемптона в Лондон.

Поезд был остановлен группой вооруженных людей. Двери вагонов, в которых находилось золото, были взорваны при помощи экстракта нитроглицерина, известного в криминальном мире под названием «суп». Охрана была обезоружена, и слитки из поезда перегрузили на машины, находящиеся поблизости от поезда.

Главный инспектор Херрик, которому поручено расследование, считает, что это дело рук весьма опытной шайки железнодорожных грабителей. К такому выводу инспектор Херрик приходит на основании ознакомления с обстоятельствами, при которых было совершено ограбление.

«Золотой» поезд, следовавший по специальному расписанию, находился примерно в пяти милях от местечка Харант. Впереди два огромных грузовика, один груженный кирпичом, другой чугунными решетками, столкнулись при переезде через пути. Колеса сцепились, и более легкий грузовик перевернулся.

Это произошло около часа ночи в довольно пустынной местности. Дежурный диспетчер на станции Харант, учитывая, что на удаление с рельсов грузовиков потребуется некоторое время, подал сигнал «Опасность», и золотой поезд остановился на некотором расстоянии. Между тем водители обоих грузовиков исчезли.

Проинтервьюированный нами машинист задержанного поезда сообщил утром следующее:

"Я находился примерно в четырех милях от разъезда Харант, когда вдруг получил сигнал «Опасность» и замедлил ход. Поезд еще не остановился полностью, когда кто-то с правой стороны локомотива громко закричал. Оба мои помощника и я сам, естественно, взглянули в сторону крика, а когда мы повернулись обратно, то увидели, что сто стороны локомотива по лестнице поднимается какой-то человек.

В руках у него был автомат. Он приказал нам поднять руки вверх и заявил, что если мы не подчинимся его приказу, он перестреляет нас, как собак. И безусловно, выполнил бы свою угрозу. Никто из нас не смог бы теперь узнать этого человека. Он был одет в длинный темный плащ, а лицо было закрыто темным фельдиперсовым дамским чулком с прорезями для глаз. Пока шло ограбление, этот человек все время оставался с нами на паровозе.

Мы слышали сильный шум, и уголком глаз я увидел, как 15 или 20 человек выбежали из лесочка и направились к поезду. Вероятно, такое же количество людей выбежало из леса и с другой стороны поезда. Через несколько секунд послышалось два взрыва, как теперь мне стало известно, это нитроглицерином взорвали замки в вагонах с золотыми слитками.

Минуты через четыре-пять появился другой человек, тоже в маске, с револьвером в руке и что-то сказал первому человеку. Тот приказал нам, как только будет дан сигнал «путь свободен», немедленно отправляться вперед. Неповиновение их приказу будет означать для нас незамедлительную смерть. После этого он спрыгнул с паровоза и исчез.

Через минуту мы услышали шум отъезжающих грузовиков.

Впервые в нашей стране был произведен подобный налет на поезд. И именно это обстоятельство, а также чрезвычайная организованность при проведении всей операции позволили бандитам добиться успеха.

Опросы полицией населенных близлежащих пунктов относительно направления, куда скрылись грузовики, не дали никаких результатов. К сожалению, в этой части страны очень оживленное ночное движение грузовиков, и поэтому никто не обратил внимания на грузовики с золотом.

297

Однако полиция уверена, что трудности, которые возникнут перед бандитами при попытках реализовать такое огромное количество золотых слитков, помогут ей найти преступников, дерзнувших совершить ограбление поезда.

Я повернул страницу и прочитал:

Только для «Дейли Скэч».

В дополнение к сообщению о краже золота (см. стр. 1) «Дейли Скэч» стало известно, что мистеру Лемюэлю Г. Кошену, федеральному «джимену» Соединенных Штатов, назначенному для расследования слухов о предполагаемом похищении золота на территории Америки до отправления его в Англию, сегодня утром удалось, с риском для собственной жизни, бежать с украденной в Америке частной яхты, где он содержался узником банды гангстером.

В интервью, данному нашему корреспонденту, специальный агент Кошен, проживающий в настоящее время в отеле «Серебряная решетка», Саутгемптон, заявил:

«У меня нет никаких сомнений, что похищение золота является преступлением международного масштаба. Я абсолютно убежден, что если бы не мой удачный побег с яхты „Колдунья Атлантики“, золотые слитки сейчас уже находились бы на борту яхты, направляющейся в один из иностранных портов. Я готов, если понадобится, оказать английской полиции любую помощь в розыске украденного золота».

И следующая заметочка:

«Вашингтон Трейдер», трансатлантическое грузовое судно, радировало сегодня, что они видели яхту, отвечающую описанию «Колдуньи Атлантики». Яхта, покинутая пассажирами и экипажем, была охвачена пламенем".

Что ж, о'кей, Херрик напечатал все, как мы условились. И теперь больше ничего не остается делать, как ожидать, когда Херрик получит какие-нибудь сведения об этом деле, и как я надеюсь, немедленно сообщит их мне с указанием моих дальнейших действий.

Я и решил прогуляться пока по Саутгемптону. Купил себе на деньги, которые мне дал Херрик, костюм и всякое прочее снаряжение, потом заказал разговор с посольством США в Лондоне и сообщил, где я нахожусь. Они сказали «о'кей», «продолжайте работать».

Все было бы хорошо, если бы не одна неприятность: второй секретарь посольства, между прочим, этого парня я очень хорошо знаю, сказал, что мне следовало бы написать подробный рапорт на имя Директора Федерального Бюро Расследований.

По-моему, это с его стороны — довольно грязная вылазка, я страшно не люблю письменные доклады, потому что не очень-то силен в правописании, и когда я пишу доклад, мне очень долго приходится рыться во всяких там словарях. Но, во всяком случае, я сказал ему «о'кей» и вернулся в «Серебряную решетку».

Там я достал блокнот, одолжил у парня, содержавшего это заведение, словарь, поднялся в свою комнату, и, к своему величайшему удивлению, увидел сидящего у камина с виски с содовой на столике рядом «Хмельного». И что меня особенно поразило, он был совсем трезвый!

Он взглянул на меня, улыбнулся и помахал своей лапой:

— Вот такие-то дела… ну, ты, шалопай. — Держу пари, ты не ожидал меня.

Ах, как же я был рад этому парню! Кажется, я впервые в жизни подал ему руку и сделал это от всей души. Потом мы с ним немного выпили, и он начал:

— Слушай, Лемми. Я ужасно о тебе беспокоюсь. Я приехал в Англию всего пару часов назад на «Миннетонке». И как только узнал из газет, что ты торчишь здесь, со всех ног пустился сюда. Я ужасно беспокоюсь о тебе, Лемми, потому что понял, что если бы не я, ты бы никогда не поехал в Коннектикум на «Колдунью Атлантики». И когда я услышал, что тебя чуть не прикончил Сальтьерра, мне было ужасно не по себе.

Я налил ему еще виски.

— Ну, ладно уж, хватит разводить нежности, бэби, — сказал я ему. — Давай, выкладывай, что там у тебя?

— Вот как было дело, Лемми, — начал он. — После того, как мы расстались с тобой в заведении Джо Мадригала, мне очень хотелось написать хотя бы пару строк по этому делу. Решил в этом отношении немного надуть тебя и опубликовать без согласования с тобой какой-нибудь незначительный материальчик. И я пошел к старику Харбери Чайзу, между прочим, симпатичный старикан. Он рассказал мне о Сен Райме и о том, что тот обещал ему при помощи какой-то сверхъестественной силы найти убийцу Вилли-Простофили. После долгих колебаний старик решил пойти на организацию сеанса на борту «Колдуньи Атлантики». Таково было желание Сен Райма. Старик собирался написать письмо и тебе, потому что ты был на подозрении, и он был уверен, что тебе известно гораздо больше, чем ты об этом рассказал.

Тогда я написал тебе письмо, в котором предупредил, что старик собирается пригласить тебя. Я хотел, чтобы ты заранее все обдумал и принял необходимые меры, так как был уверен, что ты непременно захочешь присутствовать на этом сеансе.

Поздно вечером я снова зашел к старику. Но, оказывается после моего первого визита у него была небезызвестная тебе Мирабель Гайфорд и отговорила его от этой затеи.

Прежде всего, сказала она, этот сеанс никакой пользы для дела не принесет, потому что если даже Сен Райма укажет убийцу, это будет голословное обвинение, а суд запросит доказательства; а во-вторых, она уверяла, что Харбери Чайза за такую штуку поднимут на смех. И он согласился, что никакого сеанса он устраивать не будет.

Он также сказал мне, что после ее ухода хотел позвонить капитану «Колдуньи Атлантики» и отменить свое распоряжение относительно организации сеанса. Но почему-то ни капитана, ни основных членов команды на борту яхты не оказалось.

Я понял, что происходит что-то неладное, мне удалось узнать, что кто-то позвонил команде и сказал, что Харбери Чайз вызывает их всех на Лонг-Айленд, чтобы принять командование другой яхтой. Но мне-то отлично было известно, что старик никуда их не вызывал. Я поехал на Лонг-Айленд и нашел капитана, который болтался там в поисках несуществующей яхты. И я понял, что кто-то умышленно снял с «Колдуньи Атлантики» всю команду. Тогда я позвонил в отель тебе, но мне сказали, что ты уже уехал в Коннектикут. Значит, кто-то задумал какое-то темное дельце.

На утро, возвратившись в Нью-Йорк, я прежде всего бросился к старику и рассказал, что происходит. Тогда он взял машину, и мы как черти понеслись в Нью-Лондон и там узнали, что «Колдунья Атлантики» отчалила в неизвестном направлении и неизвестно, кто находится на ее борту!

Тогда я все понял! Вероятно, старик успел послать пригласительное письмо Сальтьерре, а потом, когда раздумал организовывать сеанс, просто позвонил Рули по телефону. И тут Руди осенила блестящая идея — украсть «Колдунью Атлантики», пуститься на ней вдогонку за «Мей-берри» и попробовать разыграть роль пирата.

И тут мне пришла в голову мысль: а предположим, они собираются стянуть золото здесь, в Англии, погрузить его на «Колдунью Атлантики» — самую быстроходную яхту, и смотаться сс ним. И, как видишь, я оказался прав!

Я рассказал об этой моей догадке Харбери. Видел бы ты, как он разгорячился. И особенно потому, что теперь у него уже не было никаких сомнений в том, что это все сделал Руди, и старик поклялся всем, что есть на свете святого и еще целой кучей отнюдь не святого, что он непременно сам лично пристрелит Сальтьерру. Он был теперь абсолютно уверен, что это именно Руди убил Вилли.

Мы вернулись в Нью-Йорк. Старик нанял каких-то сыщиков, которые обыскали квартиру Руди и нашли там письмо — Руди бросил его в камин, но оно не сгорело, — в котором были указаны некоторые детали этого дела, в частности, там был адрес какой-то хаты, находящейся здесь, на этой стороне океана.

Ну, старик Харбери буквально рассвирепел! Он заявил, что немедленно же отправится в Англию, найдет здесь Сальтьерру, сорвет с него штанишки и всадит в него несколько пуль. Он сказал, что не хочет ввязывать в это дело полицию. Он собирается застрелить Руди лично сам, и ничто на свете не удержит его от этого акта возмездия. И он спросил, не хочу ли я сопровождать его в этой поездке в Англию.

Хочу ли я? Как ты думаешь? Ведь наклевывалась такая колоссальная статья! Но только старик ни в коем случае не хочет называть мне этот адрес. Я понятие не имею, где находится эта хата, которая, вероятно, и является резиденцией Руди. Как только я приехал сюда, услышал, что золото украли, и пока внимательно читал все газеты, Харбери смылся. Он нанял машину и умчался в Лондон, по крайней мере, так он заявил в гараже, когда нанимал машину.

Ну так что же? А вот что. Вот какой у меня план: я срочно поеду в Лондон, найду там старика, потому что совершенно очевидно, он остановился в одном из дорогих отелей, и я не отвяжусь от него до тех пор, пока не вытяну из него тот адрес. И как только я его узнаю, я непременно свяжусь с тобой, где бы ты ни был. Ну, что ты на это скажешь?

— По-моему, это о'кей, — сказал я ему. — Я согласен! Кати, как можно скорее в Лондон, узнавай у старика адрес, а я пока буду здесь. Как только узнаешь адрес, звони мне сюда, и чем скорее я услышу твой голосок, тем лучше.

Он взглянул на часы.

— Как раз через несколько минут отправляется скорый поезд, — сказал он. — Я еще успею на него. Ну пока, Лемми. Увидимся! Мы непременно накроем эту банду.

— Еще бы, — сказал я. — И прошу тебя, не делай ничего, что бы не понравилось твоей маме!

После его ухода я взял блокнот, и, вооружившись словарем, начал строчить рапорт на имя начальника. И вот что получилось:


"Отель «Серебряная Решетка». Саутгемптон, Англия. От специального агента Лемюэля Генри Кошена

Директору Федерального Бюро Расследования Вашингтон США.

Сэр, по получении Вашего указания, я связался со специальным агентом Мирасом Дунканом в кафе Мокси. Но во время нашего свидания мне практически не удалось получить от него никаких сведений относительно отправки золота. Дункан назначил мне второе свидание в тот же вечер в клубе «Селект» Джо Мадригала для того, чтобы дать дополнительную информацию.

Но, как вам известно, никакой информации он мне сообщить не мог, так как был убит до того, как я прибыл в это заведение. Чарль Фрон, или другими словами Чарль Чайз, приемный сын Харбери Чайза, был убит в ту же ночь.

После освобождения из Нью-Йоркской полиции я вернулся в заведение Джо Мадригала, где мною были найдены доказательства, что Чайз был убит Руди Сальтьеррой. В то время меня не интересовало убийство Чайза, я считал убийство Мираса Дункана более важным делом и был уверен, что оно связано с предполагаемым похищением золота. Но я пришел совершенно к твердому заключению, что Дункан был убит не Сальтьеррой. И у меня сразу же возникла мысль:

Кто именно и почему убил Дункана. Но я решил проверить правильность моих догадок. Результаты проверки полностью подтвердили правильность моего предположения.

Прежде всего я проверил реакцию предполагаемого убийцы на кое-какие мои слова. Затем установил причастность Руди Сальтьерры и Карлотты де ля Рю и других к убийству Мираса Дункана и Чарля Чайза и их участие в деле с похищением золота.

Моя проверка была успешной и…"

Кто-то постучал в дверь, и после того, как я сказал «войдите», вошел парень. Хороший паренек. Он показал мне свой полицейский значок, этот сержант и передал мне чемодан и письмо от Херрика, после чего смылся. Я был страшно рад, что он прервал мое занятие. Это освободит меня хотя бы на некоторое время от подыскивания слов для доклада директору, поэтому я с удовольствием пошел к камину, уселся поудобнее в кресло и прочитал письмо от Джона Херрика.

Вот оно:


"Дорогой Лемми.

Как мы с тобой условились, мною отданы следующие распоряжения:

1. Два наших работника в штатской одежде — оба хорошие ребята и отличные стрелки — будут непрерывно дежурить у твоего отеля. Если ты куда-нибудь пойдешь, они будут следовать за тобой в том случае, если на тебе будет одет белый шарф, который находится в чемодане. Если ты пойдешь без шарфа, они останутся у отеля.

2. Полицейским машинам отдано следующее приказание:

С того времени, как ты получишь это письмо, три машины будут непременно курсировать в округе Саутгемптона. Эти машины будут иметь непрерывную связь по радио с дежурным офицером Саутгемптонской полиции. По первому твоему телефонному звонку, после того, как ты назовешь свой кодированный номер 32/34, — эти машины выедут в любое названное тобою место.

3.С большим трудом мне удалось достать для тебя «люгер». Ты найдешь его в чемодане с двумя запасными обоймами. Я надеюсь, ты не используешь все посылаемые тебе патроны. Милый Лемми, ради всего святого помни: ты в Англии, а наши начальники не любят, когда их прелестные британские пейзажи засоряют трупами, даже если эти трупы являются результатом меткого выстрела полицейского офицера.

Мы предпочитаем арестовывать преступников.

Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся в полицию Саутгемптона. Начальник просит передать тебе горячий привет. Он благодарит за бутылку яблочной водки, которую ты прислал ему после успешного окончания дела ван Зелден. Он уверяет, что после этой водки у него несколько дней болело горло.

Надеюсь, что твой план полностью удастся, хотя, откровенно говоря, я лично сомневаюсь.

Но уж таков навеки

Джон Херрик".

Я открыл чемодан, нашел белый шелковый шарф и «люгер», как я его обычно ношу с двумя запасными обоймами. Оружие в отличном состоянии — начищено и смазано. Хороший парень Херрик, всегда обо всем позаботится!

Да, кажется, мне больше ничего не остается делать, как снова углубиться в словарь и продолжать этот проклятый рапорт. На чем, бишь, я там остановился?

"… полностью подтвердила некоторые мои предположения. Наиболее существенным пунктом в этой проверке было установление причастности некоего электромонтера Скендала к убийству Чарля Чайза. Он преднамеренно дал ложное алиби Сальтьерре, на основании которого последний был отпущен из Нью-Йоркской полиции. Адрес Скендала я узнал от судебного репортера чикагской газеты, некоего Тартана, который хорошо знаком с посетителями заведения Джо Мадригала, а также с работниками этого ресторана, и который неоднократно оказывал мне помощь в других делах.

В ту же ночь я беседовал со Скендалом. Он живет еще с одним парнем над гаражом, принадлежащим организации Сальтьерры. Когда я вышел из этого гаража, на меня было совершено покушение. Это покушение еще раз подтвердило мои…"

Слава богу, опять перерыв! Зазвонил телефон. Я пошел в спальню, взял трубку. Это из Саутгемптонской полиции подтвердили, что с полицейскими машинами будет все в порядке. Я сказал им «большое спасибо». И после этого разговора решил лечь спать именно в то время, когда следовало бы писать рапорт. И, вероятно, я здорово устал, потому что только добрался до постели, как сразу же уснул.

И как же здорово я поспал! А проснулся я от телефонного звонка. Телефон трезвонил, как черт.

Я открыл глаза. Оказывается, уже совсем темно, и огонь в камине погас.

Я вскочил и включил свет. По дороге к телефону взглянул на часы, стоявшие на камине. Было 11 часов. Да, неплохо поспал!

Я взял трубку и страшно обрадовался — это был «Хмельной».

— Слушай, приятель, — сказал он. Парень был в страшном возбуждении.

— Все в порядке, Лемми, через час я узнаю этот адрес. И вот что мы сделаем: давай встретимся сегодня ночью в половине первого в гараже Фальдена, это примерно в пятидесяти ярдах в сторону от шоссе Ботлей Род. Им сейчас никто не пользуется, вот уж примерно год, как он закрыт. В половине первого я буду там и привезу тебе адрес и еще кое-какие новости. Пока, Лемми, так не забудь: гараж Фальдена, на Ботлей Род, в 12.30.

— Хорошо, дорогуша, — сказал я ему. — Я буду там, как штык. Отличная работа, «Хмельной». Придется нам когда-нибудь назначить тебя начальником полиции.

Он ничего не ответил, просто прищелкнул языком и повесил трубку.

Глава 13

ДЛЯ КОГО-ТО ЗАНАВЕС

Кажется, дело скоро придет к концу, и я правильно угадал, что приятели Руди прячут золото где-нибудь здесь, неподалеку.

Совершенно очевидно, бандиты, которые собрались погрузить золото на борт «Колдуньи Атлантики», были страшно удивлены, когда обнаружили, что яхта куда-то смылась. И также совершенно очевидно, что они приготовили какое-то помещение, где могли бы спрятать золото, хотя бы на время, в случае, если ограбление поезда произойдет несколько раньше, чем на горизонте появится судно. И, конечно, они сняли хату здесь, около Саутгемптона, так как им обязательно надо будет потом погрузить его на судно, пусть не на «Колдунью Атлантики», а на какоенибудь другое. И «Хмельной» подтвердил правильность моих догадок. Я полагаю, что поскольку он назначил мне свидание в гараже на Ботлей Род, значит, где-то там неподалеку находится и хата, адрес которой он узнает у Харбери Чайза.

Я позволил себе закурить сигарету и все думал, как бы мне получше организовать это дельце. И, наконец, я выработал твердый план.

Я позвонил в полицию Саутгемптона и сказал им, что полицейские машины следует сконцентрировать за гаражом, примерно в двух милях вниз по Ботлей Род. Полицейские должны внимательно следить и брать на заметку продвижение всех машин в этой местности. Но слежку нужно организовать так, чтобы сами полицейские машины оставались незамеченными. Они должны стоять на месте и сообщать точные сведения: какие и в каком направлении проехали. И если они заметят что-нибудь очень интересное, следует немедленно же сообщить об этом в полицию Саутгемптона, откуда потом, если, конечно, сочтут нужным, будут посланы по радио приказ всем полицейским машинам.

Потом я попросил прислать полицейскую машину с радиоприемником лично для меня. Машину мне следует прислать с таким расчетом, чтобы я смог попасть в гараж на Ботлей Род ровно в 12.30. После этого разговора я снова лег, потому что глубоко верю в исключительную пользу отдыха перед началом любого дела.

Но мне вскоре пришлось подняться. Мне подали машину. Водителя я отослал, так как предпочитаю провернуть все сам, своими собственными силами.

Потом поднялся к себе наверх, положил в карман брюк «люгер», выпил немного виски, снова спустился вниз без белого шарфа на шее и сел в машину.

По дороге я обдумывал отдельные детали своего плана. Но жизнь — интересная штука, и не всегда происходит так, как ты намечаешь. И часто бывает, что после того, как ты все тщательно разработаешь, вмешивается судьба — или как там называют эту штуку, которая управляет нашей жизнью, — и тогда происходит как раз наоборот. И, главное, ты абсолютно бессилен перед судьбой.

До Ботлей Род я добрался довольно быстро. Это довольно пустынное место. Ехал я с очень небольшой скоростью, стараясь не пропустить в темноте этот чертов гараж.

Наконец, проехав по дороге миль десять, я его увидел. Это трехэтажное здание, расположенное среди группы деревьев и достаточной удаленности от главной дороги. Я свернул на тропинку, идущую слева от гаража, и как раз в это время раздался по радио голос Саутгемптоновской полиции.

Полиция Саутгемптона вызывает все полицейские машины — говорилось в извещении. Все машины должны сконцентрироваться в 15 — 17 милях вниз по Ботлей Род. Необходимо прикрыть все дороги, ведущие к главному и второстепенному шоссе. На данный момент никаких сообщений не поступило.

Я вышел из машины и направился к гаражу. На часах на панели приборов было 12.15. Поскольку я пришел немного раньше, пожалуй, немного осмотрюсь тут.

Я подошел к гаражу, и, пройдя по тропинке сзади, вошел в открытую дверь.

Передние ворота гаража закрыты, но ставня на одном из окон поднята, и поэтому мне довольно хорошо все видно при лунном свете.

Но особенно видеть-то там было нечего, за исключением кучи старого хлама на полу.

В гараже не слышно ни звука. Я подошел к окну и выглянул на главную дорогу, находящуюся примерно в 60 ярдах отсюда. Там никого и ничего нет. Луна светит вовсю, и я, вероятно, сразу же увижу «Хмельного», когда он сюда подъедет. А он обязательно приедет на машине.

Я подождал еще минут пять. Ничего и никого. Тогда я решил спуститься вниз и посмотреть, нет ли «Хмельного» где-нибудь около гаража, потому что, если он сказал, что будет в 12.30, то он непременно должен быть здесь именно в это время, и мне не очень-то нравится торчать здесь без дела. Я снова спустился вниз, послышался шум: кто-то со скрипом ставил машину на тормоза. Я быстренько вышел через заднюю дверь и посмотрел, кто это приехал. Но никого и ничего не увидел, хотя постоял там минуты две-три.

Тогда я снова вернулся в гараж. Одна из передних дверей оказалась слегка приоткрытой. Я хотел подойти к ней, чтобы посмотреть, но тут вдруг из темноты раздалось два выстрела, один за другим.

Я быстро повернулся и увидел, что «Хмельной» сползает вниз со второго этажа. Я сразу понял, что у парня дела плохи. Одной рукой он ухватился за грудь, и когда я на него посмотрел, из его рук выпал револьвер, который упал вниз, на пол первого этажа. «Хмельной» тупо уставился на него, вид у парня был ужасно глупый, как будто беспробудно пил недели три подряд. Потом откинулся от края спуска и прислонился к стене спиной. Шляпа у него упала, и он смотрел на нее так, как будто в жизни никогда не видел шляп.

Потом постоял немного, раскачиваясь, все искал глазами револьвер, сделал шаг вперед и поскользнулся. Он упал через борт спуска на пол первого этажа и лежал лицом вниз. Когда я подбежал к нему, он пытался подползти к револьверу, до которого ему оставалось фута четыре.

Я подбежал, поднял револьвер и положил себе в карман.

— Спокойно, паренек, — сказал я ему. — Я вернусь через минуту.

Он улыбнулся.

— Да? — сказал он. — И все-таки ты уже опоздаешь. Я сдаю документы и отправлюсь домой, Лемми.

— Похоже, что так, — сказал я. — Ну, и что же, по-твоему, я должен делать? Огорчаться? Тебе бы, «Хмельной», надо было умереть до того, как ты родился. Ну, ладно! Через минуту я вернусь, и мы с тобой еще поговорим.

Я вышел через заднюю дверь, быстро сбежал к передним воротам и успел только мельком заметить серую машину, на всех парусах удирающую в сторону главного шоссе. Но мне нечего беспокоиться об этой машине, копы возьмут ее на заметочку.

Я вернулся в гараж. «Хмельной» лежал там же, где я его оставил. Я посадил его, прислонив к стене. Видик у него был неважнецкий. Я нащупал в его кармане фляжку, разжал ему зубы и влил в глотку немного его собственного виски.

В углу валялся старый деревянный ящик. Я подвинул его поближе и сел, не спуская глаз с «Хмельного». Одна пуля распорола ему брюхо, другая чистенько, навылет, прострелила грудь. Думаю, что это дело всего нескольких минут.

Он открыл глаза, посмотрел на меня и улыбнулся. Я влил ему еще один глоток виски. Мне хотелось как можно дольше удержать в нем жизнь.

— Ну, коппер? — сказал он хриплым голосом. — Как дела?..

Я посмотрел на него.

— Слушай, чертов ты сын, — сказал я ему. — Ты ведь отправляешься в лучший мир. Не так ли. И ты много нагрешил на нашей земле, «Хмельной». Почему бы тебе перед отходом не признаться чистосердечно. Да, это была действительно чистая работа, когда ты пристрелил Мираса Дункана.

Он опять улыбнулся.

— Откуда ты знаешь, что это сделал я, Лемми? — спросил он. — Я думал, что все было проделано так чисто, что никто не сможет догадаться. И вообще, я думал, что на сей раз ты проиграл. И знаешь, коппер, продолжал он, я начинаю верить, что ты действительно умный и ловкий парень! Как ты узнал, что я убил Дункана?

— Не задавай глупых вопросов, осел, — сказал я ему. — Башка у меня пока что работает нормально! Ты помнишь, в ту первую ночь у Джо Мадригала я послал тебя позвонить, нет ли для меня каких-нибудь поручений у Мокси? Помнишь? Ну так что же ты сделал? Ты прошел мимо двух пустых телефонных будок и направился в самый конец, к третьей будке. А зачем тебе понадобилось пойти, если на дверях висело объявление «Аппарат испорчен». — Я сейчас скажу тебе, зачем. Ты удивился, откуда взялось такое объявление в будке, в которой лежит труп? И ты хотел проверить, был ли кто в будке после тебя и там ли еще лежит труп. Если бы ты не знал, что в третьей будке лежит труп Дункана, ты бы сразу зашел в ближайшую. Нет, ты пошел посмотреть самую последнюю. И убил ты незадолго до того, как я пришел туда.

Сначала я об этом не догадался. Я понял это только потом, когда снова вернулся ночью к Джо Мадригалу удостовериться в том, что ВиллиПростофиля был убит Сальтьеррой. И тогда я понял, что ты в одной компании с Руди.

Но ты неопытный преступник, «Хмельной». Тебе бы нужно было оставаться простым судебным репортером. А в том, что ты работаешь на Руди, я убедился еще раз, когда его подручные пытались обстрелять меня из автомата после того, как я вышел от Скендала. Кроме тебя, кто знал, что я пошел к Скендалу? И этим самым ты себя выдал.

Твое дело кончено. И у тебя не хватило ума заранее предвидеть, что с тобой именно так разделаются. Разве ты не знаешь, как поступают гангстеры с такими парнями, как ты, после того как вас полностью используют.

Он судорожно вздохнул.

— А, заткнись, ты, коппер, — сказал он. — Ты ловкий парень, но ты тоже получишь свое. Я не единственный, кто заработал пулю в этом деле. Они убьют и тебя. Кошен.

— О'кей, парень, — сказал я. — Может быть, и убьют. Что ж, я к этому готов! А вот если не убьют, значит, таково мое счастье. Но могу сказать тебе одно: прежде чем я покончу с этим делом, как следует поцарапаю этих проклятых бандитов. Может быть, дело дойдет и до перестрелки, и я надеюсь, что счастье улыбнется мне и на сей раз я выстрелю первым.

Он застонал и открыл глаза.

— А, чепуха, коппер! Они выстрелят первыми. Ты ничего не знаешь!

— Ерунда. — Слушай, «Хмельной», — продолжал я. — У тебя не так много времени, почему бы нам не перейти к сути дела? Давай выкладывай все откровенно. Тебе так же, как и мне, отлично известно, что происходит. Только, может быть, тебе известно немного более, чем мне, и ты можешь мне помочь. Давай говори… только говори быстрее.

Он опять улыбнулся, на сей раз слабой улыбкой, чуть заметной.

— Не будь дураком, Лемми, — сказал он. Я не буду говорить. Ты меня поймал, но говорить я не буду. Валяй, узнавай все сам, — добавил он совсем заплетающимся языком.

Я наклонился к нему совсем близко.

— Слушай, ты, парень, — сказал я ему. — Кто это тебя угостил? Ну, давай, скорее говори, кто в тебя стрелял? Он открыл наполовину остекленевшие глаза.

— Она… — прошептал он. — Эта проклятая Карлотта… «Ядовитый плющ»… это…

Он умер.

Я закрыл ему глаза и встал. У меня было такое чувство, как будто меня мордой сунули в распоротую подушку. Ах, так значит, Карлотта была здесь, и это она убила парня…

Черт возьми! Меня буквально охватил столбняк. На несколько секунд, а потом я даже присвистнул от поразившей меня мысли. Я выбежал из гаража, включил машину, выгнал ее на шоссе и нажал на все педали, как будто за мной гнались все черти ада.

И я все время прислушивался, нет ли радиосообщения от полиции Саутгемптона. И, наконец, послышалось извещение, которое прозвучало для меня, как самая божественная на свете музыка.

— Вызывает полиция Саутгемптона, — услышал я. — Серый кадиллак прошел вниз по Ботлей Род десять минут тому назад. Машина движется в крайне странной манере. Сначала миль пять на полной скорости, потом, на протяжении двух-трех миль со скоростью не больше 15 миль в час, потом снова скорость увеличивается до 50 и т.д.

Сейчас машина идет ровным ходом со скоростью 25 миль в час .

Я поднажал на акселератор и свистнул. Я все понял! Наконец-то я все понял. Все это время ходил вокруг да около, а теперь все понял. И также понял, что я самый безнадежный олух, который когда-либо подписывал контракт на работу в качестве детектива.

Я давал все время не меньше семидесяти миль, и поскольку дорога мне была совсем не знакома, я раза два чуть не перевернулся, учитывая, что в Англии левостороннее движение, к которому я совсем не привык.

И вскоре я начал догонять. Вдали показались задние сигнальные огоньки машины, за которой я так бешено гнался, огоньки серого кадиллака. Я догнал машину и пошел вслед за ней, с одинаковой с нею скоростью. Серый кадиллак примерно в полмили от меня сделал левый поворот, и тут с одной из боковых дорог выехала полицейская машина.

Я затормозил. Это был Херрик.

— Ну как, бэби? — спросил я его. — Кажется, я прав? Ну-ка, держись за мной, только не подъезжай слишком близко, и если я куда-нибудь заверну, держись спокойно. Вообще никуда не вылезай до тех пор, пока я тебя не попрошу.

Он улыбнулся.

— Что ж, хорошо, Лемми, — сказал он. — Командуй. Это ведь твой парад.

Я снова нажал. Повернув налево, я увидел впереди себя на том же расстоянии серый кадиллак. Он замедлил ход. Я тоже. Затем кадиллак сошел с дороги и поехал между деревьями к какому-то дому, стоявшему в парке, примерно в четверти мили от главного шоссе.

Я проехал по шоссе еще с четверть мили, потом свернул на траву и постарался, осторожно пробираясь между деревьями, приблизиться к дому. Я вылез из машины. В 20 — 30 ярдах от меня за поворотом стоял серый кадиллак с потушенными фарами. Я подошел к кадиллаку. В машине никого нет, только на заднем сиденье лежит дамская перчатка. Я взял ее и сразу узнал запах духов. Это перчатка Карлотты, точно такой же запах был в уборной Карлотты, когда я искал там смокинг Руди в заведении Джо Мадригала.

Я улыбнулся.

— На сей раз я тебя поймал, «Ядовитый плющ», — сказал я.

Я обыскал машину, насколько это было возможно в темноте, обшарил все, что можно, но больше ничего не нашел. Вернулся я к своей машине, устроил совещание сам с собой и решил, что сейчас нужно действовать как можно быстрее.

Но я очень беспокоился, потому что затеял сразу два или три дела одновременно.

Прежде всего мне нужно найти золото, потому что именно за эту работу мне платят жалованье, и в то же время мне хочется как можно скорее распутаться в деле Карлотты.

Я страшно досадовал на себя, что не обыскал «Хмельного» перед тем, как уйти из гаража, и не потому, что кто-то после меня мог это сделать, а просто потому, что теперь мне придется для этой цели вернуться туда, а это значит потерять какое-то время, а время сейчас так дорого.

Я сел в машину, развернулся и поехал обратно к гаражу. Луна своим волшебным светом освещала роскошный английский пейзаж. Как только я выехал на шоссе, я погнал, как сумасшедший. И пока я гнал, я все время думал о Карлотте и о том, как она ловко придумала, выбежав из гаража, заставить парня Руди, сидевшего в машине за рулем, особым способом вести машину. Я думаю, она это проделывала для того, чтобы привлечь мое внимание к какому-то определенному дому, где меня, вероятно, ожидает жаркая встреча с неким комитетом, который с радостью наполнит меня свинцом до такой степени, что я утону в любом водоеме, даже если буду при этом одет в пробковый костюм.

Надо отдать справедливость Карлотте, у дамочки железные нервы!

Но я пока что там у них не покажусь. Я не поеду туда до тех пор, пока не закончу два-три дела, потому что уже заключил пари сам с собой.

Я вернулся в гараж, поставил машину у входа и вошел в помещение. Сначала я посветил немного, чтобы посмотреть, не болтается ли там ктонибудь в ожидании меня с целью тут на месте пристрелить, — и только потом вошел.

Я пошел прямо к тому месту, где оставил «Хмельного». Лунный свет к этому времени несколько переместился, и «Хмельной» был теперь в темноте.

Я снова включил фонарик. «Хмельной» все еще полулежал, привалившись к стене у спуска сверху, где я его оставил, и мне показалось, что он все еще улыбается несколько загадочной улыбкой, предоставляя мне возможность самому распутывать все дело.

Я подошел к нему, обыскал одежду, подкладку его пиджака и вообще всего обыскал. Поднял шляпу, которая упала, когда он споткнулся, подпорол на ней подкладку, но ничего не нашел.

Кажется, моя поездка будет напрасной, но все-таки, может быть, мне удастся найти что-нибудь наверху.

Я поднялся на второй этаж, все время освещая дорогу фонариком. Поднялся и на третий этаж. Там было темно и сыро. В углу стоит скамейка, и на ней что-то лежит. Я подошел поближе. Это оказалось парой перчаток, совершенно новеньких.

Я внимательно осмотрел перчатки. Эти перчатки были приобретены не для носки, а для того, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Они совсем новые, и когда я их вывернул, чуть не подпрыгнул от радости, потому что там была этикетка фирмы: Грине, мужские костюмы. Рамсей.

Может быть, это поможет мне найти то, что я ищу.

Я быстро спустился вниз, вышел из гаража и сел в машину. Доехал до поворота, на котором стоял указательный столб «На Рамсей», и повернул на эту дорогу.

Я не встретил ни одной полицейской машины, да у меня и не было особого желания встречаться с ними, потому что я считаю, что если Херрик делает то, что я его просил, он сейчас находится около того места, куда меня своим великолепным трюком привела Карлотта, и он останется там до тех пор, пока я ему не скажу. Может быть, я большой дурак, что действую в одиночку, но вы уже, вероятно, заметили, ребята, что я вообще привык работать в одиночку, и меня всегда бросает в дрожь, когда при выполнении какого-нибудь задания мне приходится работать бок о бок с полицейскими шпиками.

Другая причина, по которой я предпочитаю провести эту работу соло, заключается в том, что методы моей работы отличаются некоторой грубостью, а английские копы не очень-то жалуют рукоприкладство. А я уже неоднократно убеждался, что лучший способ заставить парня все рассказать — это сначала избить его, как следует, а потом перейти к милой вежливой беседе. А копы, которые не верят в силовые методы работы, всегда попадают в беду, потому что единственный способ разговаривать с гангстерами в любой стране земного шара — это дать им сначала где-нибудь в тихом уголке по морде.

Я остановился в предместьях Рамсея. Остановился там я потому, что увидел небольшой белый коттедж с вывеской «Хемпширская полиция». Я вышел из машины и начал барабанить в дверь (никакого звонка там не было), и примерно минут через пять из верхнего окна высунулся какой-то парень и спросил, что мне надо в такой поздний час.

Этот парень, вероятно, начальник полиции, и если я ему расскажу, что тут происходит, он спустится вниз и начнет делать что-нибудь такое, что совсем не надо начинать. Мне неоднократно приходилось убеждаться, что очень часто, когда ты говоришь людям правду, они тебе не верят.

Поэтому я сказал, что я — американец, только что прибывший из Саутгемптона, и что я ищу своего дядю, который поселился где-то здесь недалеко от Рамсея, и что я надеюсь, он мне поможет найти моего дядю, так как это вопрос жизни и смерти.

Коппер оказался довольно хорошим парнем, хотя несколько провинциальным. Он натянул штаны, спустился вниз и долго стоял, глубокомысленно почесывая затылок и рассуждая сам с собой, кого именно я могу иметь в виду?

Во время этой сцены с почесыванием я сунул ему в руку фунтовый билет, и он тут же вспомнил, что недавно какой-то парень снял хату под названием Плейс Плайс, что это очень красивый домик примерно в четырех милях отсюда. Он точно рассказал мне, где именно находится этот домик и как его найти.

Я спросил его:

— "А что, парень, снявший этот дом, не привозил ли какую-нибудь особую мебель?". На что копер сказал:

— "Да, это очень интересно, но парень действительно привозил какую-то мебель и поместил ее пока что в другой хате, примерно в одной миле от Плейс Плайс. Это небольшая ферма, и он специально нанял ее под склад для своей мебели, и как раз сейчас мебель туда перевозится."

Меня это сообщение очень образовало, так как, кажется, я попал на правильный путь. Я подробно расспросил парня, где находится эта ферма, сунул ему еще один фунтовый билет и сказал, что мой брат по имени Джон Херрик дожидается меня в полицейском участке Саутгемптона, и что я буду считать большим одолжением с его стороны, если он позвонит туда и попросит передать моему брату Джону Херрику, что я поехал на ферму и прошу его немедленно примерно через час приехать туда же. Я надеюсь, что полиция Саутгемптона передаст это мое поручение по радио и Херрик поймет меня и пошлет на ферму одну из полицейских машин.

Я пожелал парню спокойной ночи и снова помчался по шоссе. Вскоре я доехал до развилки, и на дороге, идущей вправо, увидел ферму, длинное одноэтажное здание. Я оставил машину у забора, но в ворота фермы не вошел, а прошел еще по шоссе с четверть мили и потом по полю потихоньку подкрался к дому сзади.

Я был полностью удовлетворен, так как на заднем дворе стоял огромный грузовик. Когда я подошел совсем близко к забору, то услышал шум мотора. Держась все время в тени забора, я подошел к грузовику совсем близко и увидел, как три парня таскали какой-то груз через черный ход дома и грузили его на машину.

Я выждал удобный момент и проскользнул во двор, за сарай с инструментами, откуда мне очень хорошо было наблюдать за всем происходящим. Вот они закончили работу. Один из парней залез на шоферское место и включил фары, второй сел в кузов грузовика, и машина тронулась. Третий парень остался во дворе.

Машина выехала на развилку дороги и стала набирать скорость, а парень все стоял в воротах и смотрел ей вслед. Потом засунул руки в карманы и направился к дому. Он весело насвистывал и вообще был страшно доволен жизнью.

Когда он проходил мимо сарая, в котором я спрятался, я выдал ему, что полагается, а именно всего один классический удар в то место, где кончается верхний позвонок, и он упал, как подкошенный.

Я схватил его за шиворот и потащил через двор на поле за фермой. Там была какая-то канава. Я швырнул его туда и уселся на краю в ожидании, пока тот не придет в себя.

А когда он начал наконец шевелиться, я запрокинул ему голову и щипал его ноздри до тех пор, пока парень не вспомнил, кто он такой. Тоща я достал из кармана револьвер и показал ему.

— Слушай, парень, — сказал я, — мы сейчас с тобой тихо, мирно побеседуем, никто нам не помешает. И ты веди себя прилично, делай все, что я тебе скажу, а то я выколочу из тебя душу семнадцатью различными способами. Ну, так что же ты будешь делать? Будешь говорить или нет?

Он посмотрел на меня, потом на револьвер, потом почесал шею в том месте, где кончается верхний позвонок, и сказал, что он будет говорить.

Глава 14

КОНЕЦ БОССА

Я дал этому парню несколько минут, чтобы он окончательно пришел в себя, потом посоветовал ему внимательно и спокойно послушать все, что собираюсь ему сказать. Я также предупредил его, что если он не будет отвечать на мои вопросы и не расскажет мне все, что меня интересует, мне придется снова заняться им.

Он обдумал мои слова и пришел к заключению, что ему, пожалуй, лучше все откровенно мне рассказать. Тогда я обыскал его, нашел в кармане брюк «38-ой испанский автоматик». Это, знаете, один из тех пистолетиков, который, когда вы нажмете курок, или выстрелит в другого парня, или взорвется в руках и может оторвать вам нос. Причем никогда не знаешь, как именно он поступит. Я отобрал у него этот револьвер, и мы уселись для мирной беседы.

Я спросил его, встречал ли он когда-нибудь парня по прозвищу «Хмельной». Он сказал, что знает такого парня. Тот только сегодня утром был здесь. Но он очень мало может о нем рассказать, потому что не главный здесь, а главный сидит сейчас в доме и, вероятно, очень рассердится на него, если он долго не появится.

Он также сказал, что ящики, которые они грузили, действительно ящики с золотом и что прибыли они сюда прошлой ночью. Перевозят их в Плейс Плайс, зовут парня, который живет там, Мелфорд, и это, по всей видимости, «крутой парень».

Я спросил, много ли золота уже перевезли. Он сказал, что ящиков осталось еще на один грузовик и что перевозят они только на одной машине, которая должна скоро вернуться. Он сказал, что они должны были погрузить золото на какой-то корабль, а судно смылось, и английские гангстеры чувствуют себя неважно, потому что они вроде как бы уже выполнили свою часть работы и хотят поскорее развязаться с этим делом.

Я спросил его, сколько он получит за это дело. Он ответил, что все получат поровну, по 250 английских фунтов, и деньги им должен выдать Джек Маргалла, который возглавляет английскую группу этой операции.

Я спросил его, что из себя представляет Маргалла. Он назвал его отъявленным бандитом, который уже неоднократно имел дело с английской полицией.

Я задал ему еще несколько вопросов, но он уверял, что больше, ему ничего не известно, он просто один из рядовых бандитов, которых наняли для совершения определенной работы, не посвящая в подробности.

— Отлично, бэби, — похвалил я его, когда он окончил свой рассказ. — А теперь быстренько вставай и отправляйся обратно продолжать работу по погрузке. Только ты в дом не входи, просто погуляй на дворе, ходи и посвистывай до тех пор, пока не придет грузовик. И помни, я все время буду около тебя, не спущу с тебя глаз, так же, как и моя пушка. Только одно подозрительное движение с твоей стороны, и ты срочно отправишься в гости к господу Богу в рай. А теперь давай, топай.

Он смылся, и я пошел за ним. Я видел, как он вошел во двор и как из дома объявился другой парень. Это был огромный верзила, и держался он хозяином.

Я снова спрятался в сарае и не выпускал из вида этих парней. Они о чем-то болтали. И тут послышался звук мотора.

Грузовик въехал во двор, из дома вышли еще два парня и начали погрузку. А парень, с которым я разговаривал, оказался достаточно умным, он держался все время на середине двора и не пытался выкинуть какой-нибудь номер.

Темп их работы снизился, и я понял, что погрузке приходит конец. Я выбрался из барака и вдоль забора прокрался к дороге. Я надеялся, что парень не увидит, как я ухожу и будет думать, что я все еще наблюдаю за ним с револьвером в руке, и поэтому будет вести себя, как мы с ним условились.

Я прошел ярдов пятьдесят и спрятался за деревьями. Минуты через две-три из ворот выехал грузовик. На переднем сиденье сидели два парня, еще два были в кузове.

Но я надеюсь, парень из Хемпширской полиции позвонил Джону Херрику, значит, полицейская машина уже находится поблизости, и в случае необходимости окажет мне помощь.

В это время как раз мимо меня проезжал грузовик. Я слышал, как шофер переключал скорость. Я достал «люгер» и двумя выстрелами погасил одну из фар. Шофер, очевидно, очень удивился, машина замедлила ход. Тогда я вышел из-за деревьев и разыграл классическую сцену вооруженного налета.

Я подошел к грузовику и приказал обоим парням, сидевшим в кабине, сойти на землю. Я также сказал, что если в кузове кто-нибудь сидит, пусть и они присоединятся к этим двум парням, а то я рассержусь, спущу с них штанишки и всыплю им по первое число. Очевидно, они мне поверили, потому что из кабины сразу вылезли оба парня и к ним присоединился третий, сидевший в кузове.

Послышался шум подъезжающей машины, и прежде чем кто-нибудь успел опомниться, с главного шоссе к нам вывернула полицейская машина. Значит, Хемпширский полицейский не подвел и Джону Херрику передали мое поручение.

Я выстроил этих трех парней в линейку на борту грузовика.

— Вот что, ребята, — сказал я им. — Игра окончена! Ваша карта бита, и думаю, что некоторым из вас придется довольно продолжительное время отдохнуть в соответствующем заведении. Поэтому предупреждаю вас: ведите себя тихо и спокойно, не делайте ничего, что бы нам не понравилось.

Из полицейской машины выпрыгнуло три человека, и я передал им трех парней и велел доставить их Херрику.

Они сказали «о'кей», и я попросил их передать Херрику, чтобы тот держался поближе к хате, куда Карлотта покатила на своей серой машине, и что я сам, вероятно, скоро туда приеду, и мы с ним отлично провернем дельце.

Один из копов спросил, что я собираюсь делать с грузовиком, я ответил, что об этом я позабочусь сам, и что если все пойдет хорошо, и никто не задумает снять с меня мерку для савана, мы, может быть, с ними скоро увидимся. Потом я спросил шофера, который в настоящий момент был больше похож на большую гиену, где находится Плейс Плайс, и он мне рассказал. После этого копы посадили всех трех парней к себе в машину, и они укатили.

Я подошел к грузовику, влез на шоферское сиденье и повел машину по шоссе. Вдали показался Плейс Плайс. К подъезду дома вела асфальтовая автомобильная дорожка. Ворота были открыты, я въехал и остановился около входной двери.

Из дома вышел какой-то парень и окликнул меня. Он спросил, что я, такой-сякой, делаю и почему остановился здесь, а не подал машину к заднему входу в дом. Я сказал, что сейчас покажу ему, почему остановился именно здесь, и он спокойно ожидал, пока я вылез из машины. В руке я держал «люгер», но он не видел его в темноте. Я сказал, чтобы он наклонился ко мне, я хочу объяснить ему, почему именно здесь остановился. И когда он наклонился, я изо всех сил стукнул его револьвером. Он так и хлопнулся. Я оттащил его в сторону и оставил там, потому что совершенно очевидно, что в ближайшее время парень не сможет причинить мне никаких неприятностей, если только у него вообще не получилось сотрясение мозга.

Потом я спрятал «люгер» в карман брюк, а испанский автоматик, который я отобрал у парня, спрятал в правый рукав, на случай, если кто-нибудь захочет пошутить надо мной. Подошел к входной двери и позвонил.

Я ожидал минуты две-три. Вышел огромный парень, одетый, как дворецкий, и спросил, что мне надо. Я сказал, что мне надо видеть мистера Мелфорда и что видеть его мне нужно срочно, потому что у меня очень важное дело.

Парень немного подумал, потом сказал, что мистер Мел-форд очень занятой человек, и вряд ли он сейчас может кого-либо принять. Я сказал, что очень жаль, потому что если он немедленно не допустит меня к мистеру Мелфорду, мне придется как следует стукнуть его по морде, так что он долго не сможет понять, откуда на него свалились громы и молнии. Я также сказал, что мне надо видеть мистера Мелфорда по делу о хищении золотых слитков из казначейства Соединенных Штатов и что часть этих слитков я привез сюда, и они сейчас находятся там, на грузовике, у входа, и что теперь мне на это он скажет.

У парня был такой вид, что его вот-вот хватит удар, но он все-таки нашел в себе достаточно силы, чтобы сказать, что он сейчас пойдет узнать, не сможет ли мистер Мелфорд принять меня. Он ушел и буквально через минуту вернулся и попросил меня следовать за ним.

Я пошел за парнем по коридору, застеленному роскошным пушистым ковром. Да, Плейс Плайс — чертовски милое местечко.

Дворецкий открыл дверь и пропустил меня в комнату. Это огромная комната, обставленная мебелью красного дерева и с огромными кожаными креслами и кушетками. По стенам на полках масса книг, а у камина, который находится справа от меня, стоял огромный старик. На вид ему было — около 60 лет, волосы совсем седые, а глаза как буравчики. Лицо худое, и держался он самоуверенно. Вообще вид молодцеватый, какой бывает у старичков, которые очень много внимания уделяют своей внешности.

Он улыбнулся. Говорил он с легким английским акцентом.

— Чем могу служить? — спросил он. — И с кем имею честь разговаривать?

Я сел на одно из огромных кресел, взглянул на старика и улыбнулся.

— Бросьте вы эти свои упражнения в изящной словесности, мистер Мелфорд, — сказал я ему, — и давайте сразу перейдем к делу. Я уже сказал вашему дворецкому — я имею в виду того парня, который, вероятно, сейчас подслушивает нас у двери, зажав в руке заряженный пистолет, — что я привез часть золотых слитков, отправленных в Англию казначейством Соединенных Штатов. Грузовик с золотом находится у вашего подъезда.

Вот как обстоит дело. И я подумал, что мне следует немного побеседовать с вами, чтобы доказать, что вы не самый умный человек на свете и что даже такой незначительный человек, как я, которого дядя Сэм нанял наблюдать за порядком и который не умеет разговаривать салонным языком и иногда использует несколько грубоватые приемы в работе, даже такой человек оказался более умным и ловким, чем вы!

Он приветливо улыбнулся мне, сидя с видом школьной учительницы, собирающейся пожурить первоклассника за то, что тот прогулял все уроки, заигравшись с мальчиками в хоккей.

— Все это очень интересно, — сказал он, — но боюсь, что я не совсем понимаю, о чем вы говорите. И все еще не знаю, с кем имею честь разговаривать.

Я встал. Подошел к двери, запер ее, но ключ положил в карман и вернулся на свое место. Он все еще сидел и улыбался.

— О'кей, — сказал я. — Значит, вы решили придерживаться такой позиции? Ну что же. Я сейчас тебе все расскажу. Садись-ка ты поудобнее в это креслице и слушай меня внимательно. Советую тебе максимально насладиться сидением в таком мягком, удобном кресле, потому что тебе недолго осталось сидеть в кожаных креслах, как бы не пришлось пересесть совсем на другой стул.

Мое имя Лемми Кошен. Я джимен. Тебе ведь известно обо мне все. И если твое имя Мелфорд, тогда я скажем — Сиамский король. Нет, ты не Мелфорд, твое имя Харбери Чайз, и ты самый паршивый на свете сукин сын, который привык загребать жар чужими руками, потому что у тебя слишком кишка тонка, чтобы все делать самому.

Он вскипел, как тысяча чертей, и судорожно сжал пальцами ручки кресла.

— Слушай ты, великолепный мой, — продолжал я. — Я сейчас расскажу тебе одну сказочку, и когда я кончу, ты поймешь, почему и зачем я пришел к тебе.

Ну, вот так слушай:

Жил-был один парень, который считал себя чертовски умным и ловким. Это был крупный босс с Уолл-Стрита, и с и вел знакомства с порядочными людьми. У него был приемный сын, который был немного не того, болтался по ночным клубам с разными дамочками и т.д., и его звали там ВиллиПростофиля.

Однажды этот самый уоллстритовский парень обнаружил, что дела-то у него идут не ахти как хорошо. А если говорить более точно, парень стоял перед крахом, и ему срочно была нужна огромная куча денег. Как я сказал, у него было много знакомых, работающих в различных правительственных учреждениях. Познакомился он и с одним парнем из Казначейства США. Этот парень — кузен Мирабель Гайфорд, которая была помолвлена с Вилли-Простофилей.

Так вот. Уоллстритовский парень решил, что в связи с предстоящим вступлением в родственные отношения ему удастся выкачать из парня, работающего в казначействе, сведения об очередной отправке золота в Европу.

И ему это удалось! А когда он получил эти сведения, устроил так, что помолвка Мирабель и его сына была расторгнута. Сделал он это потому, что Мирабель страшно была недовольна поведением ВиллиПростофили, который продолжал болтаться по ночным клубам. Но уоллстритовский парень, которого звали Харбери Чайз, хотел, чтобы Вилли продолжал вертеться в ночных клубах, потому что при его содействии Харбери мог навербовать себе самых отъявленных головорезов для предстоящей работы.

Ну-с, так. Вилли нашел ему отличного, прямо-таки первоклассного гангстера по имени Сальтьерра. Харбери и Сальтьерра встретились и договорились о том, каким образом им лучше всего хапнуть это золото, но сделать это они хотели так, чтобы никто не мог заподозрить Харбери.

А между тем один из подручных Сальтьерры попал в госпиталь и проболтался там, феды взволновались и принялись за работу. Вилли-Простофиле нужны были деньги, Харбери отказал ему в них, потому что у него самого их больше не было, хотя об этом никто не догадывался. Вилли ужасно рассердился. А тут еще понял, что происходит что-то подозрительное, и он решил все рассказать. С одной стороны, чтобы отомстить папаше, а с другой — чтобы его не приняли за одного из членов этой банды. Но Сальтьерра и «Хмельной» — это репортер одной из газет и подручный Сальтьерры — каким-то образом пронюхали, что Вилли собирается встретиться в клубе Джо Мадригала с «джименом» по имени Мирас Дункан. Поэтому они договорились пристрелить обоих — и Мираса Дункана, и Вилли, и они это очень мило проделали в один из вечеров. Но их обеспокоило одно обстоятельство: в городе появился еще один «джимен» по имени Кошен. Кошен начал повсюду совать свой нос, начал что-то понимать, и банда решила как можно скорее от него отделаться. После того, как Сальтьерре не удалось его подстрелить при выходе от Скендала, они решили заманить Кошена на борт быстроходной яхты и убить там.

Это был очень хороший план, потому что Харбери продолжал бы оставаться в стороне. У Харбери был домашний ясновидящий пророк по имени Сен Райма. Сен Райма заявил Харбери, что его приемного сына убил Сальтьерра. Харбери и сам отлично это знал, но он предложил Сен Райме устроить сеанс на борту яхты.

Это была отличная мысль, потому что заманив обоих, и Сен Райму, и Кошена, на борт яхты, легко можно было там убить, а одновременно использовать эту яхту для того, чтобы забрать у английских гангстеров украденное золото.

И все было сделано так, что Харбери вроде не имеет к этому делу никакого отношения. Яхту, мол, у него украли. Мирабель Гайфорд, между прочим, роскошная девчонка, услышала об этом сеансе, а так как она и раньше слышала от Вилли кое-какие намеки, почуяла, что происходит что-то неладное. Она попыталась остановить Кошена, чтобы он не ездил на яхту, потому что у нее есть кое-какие сомнения, но Кошен ее не послушал.

Яхта отчалила от берегов Америки. На следующий день Харбери заявил, что яхту у него украли. Он сделал вид, что очень возмущен этим делом, и на первом же пароходе отправился в Англию, где несколько месяцев тому назад уже снял дом. Между прочим, вот этот самый дом, и нанял по рекомендации Сальтьерры несколько парней для ограбления поезда и отправки золота на борт «Колдуньи Атлантики».

Но Сальтьерра свалял дурака. Он не убил Кошена, когда у него была такая возможность. И когда Кошен добрался до берега, Руди пришлось срочно смываться. Затем Харбери прочитал в газете заметку о том, что Кошен остановился в таком-то отеле в Саутгемптоне. Он подумал: Кошен — опасный человек, его надо немедленно убить. И тут снова призывают «Хмельного», он все еще продолжает играть роль репортера. И тот рассказывает Кошену какую-то несусветную чепуху о том, что Харбери узнал английский адрес убийцы его приемного сына и собирается выведать у Харбери этот адрес и сообщить его Кошену.

Кошен делает вид, что поверил «Хмельному» и едет в гараж, в котором «Хмельной» собирался убить Кошена. Но, как видите, не он убил, а его убили, и я скоро узнаю, почему.

Но этот олух купил себе пару новых перчаток в Рамсее и не сорвал с них этикеток магазина. И по этой этикетке Кошен и добрался до тебя, Харбери!

Ну, как тебе нравится эта сказочка?

Он все еще сидит и улыбается. Потом достает из жилетного кармана огромную сигару, откусывает кончик и берет ее в рот.

— Очень интересно, мистер Кошен, — сказал он. — Я могу воспользоваться вашей любезностью и задать вам только один единственный вопросик. Каким образом вам удалось связать меня, беднягу, с этим делом.

— Ты допустил три промаха, Харбери, — сказал я ему, — но мне некогда сейчас разъяснять твои ошибки, ты лучше позвони-ка своему дворецкому, пусть он принесет тебе шляпу и поедем со мной прогуляться. Я собираюсь сдать тебя лично, и следующий кроссворд ты уже будешь решать в тюрьме. Вот так-то!

Он вздохнул. Потом встал, подошел к столику, на котором лежали спички и хотел закурить сигару. Но она что-то не раскуривалась, тогда он отбросил ее и открыл другой ящик, побольше размером, чтобы взять сигару из того ящика. Я это ожидал, и когда он повернулся ко мне с револьвером, который достал из сигарной коробки, я уже вытряхнул из рукава испанский автоматик и точным выстрелом прострелил ему правую руку. Вскрикнув от боли, он уронил револьвер на пол.

— Слушай, Харбери, — сказал я ему. — Я не возражаю против того, чтобы ты закурил. Но к чему эти шутки?

Он обвязал руку носовым платком и улыбнулся мне. Он был ужасно похож на дьявола во гневе.

— Боюсь, что вы слишком добры ко мне, мистер Кошен, — сказал он. — Разрешите мне спросить, куда мы с вами сейчас поедем?

— Пожалуй, ты лучше посиди здесь спокойно, — сказал я ему. — Я организую так, что тебя заберут. Да тебе, собственно, и некуда отсюда убежать.

Он кивнул.

— Не могу ли я на некоторое время остаться один? — сказал он. — Если вы будете достаточно любезны оставить мне вот это — он ткнул ногой в револьвер, валявшийся на полу — может быть, это будет наиболее легким и удобным выходом для всех нас. — Возможно, — сказал я ему. — Но если ты решил покончить с собой, делай это быстро и только не промахнись. Сальтьерра не промахнулся, стреляя в Вилли, «Хмельной» не промахнулся, всаживая в Мираса Дункана две или три пули, Сен Райма тоже получил по крайней мере пять пуль. Поэтому, Харбери, не жди от меня сожалений и огорчений по поводу того, что ты решил отдать концы добровольно. Ну, пока, старик.

Я прошел по комнате и вышел через балконную дверь, мне не хотелось проходить по коридору, так как ребята могли подумать, что это Харбери стрелял в меня.

Я оказался сзади дома и обошел его с правой стороны, Грузовик все еще стоял у входа.

Когда я подходил к нему, из дома послышался выстрел. Харбери сдержал свое слово и застрелился, что, по-моему, было очень умно с его стороны. Около дома никого не было, за исключением того парня, которого я огрел револьвером. Он лежал все там же, витая в сладких сновидениях, навеянных на него моим ударом. Машина так и стояла с не выключенным мотором.

Я впрыгнул в кабину, включил скорость и выехал за ворота. Я проехал по Ботлей Род к тому месту, где свернул серый кадиллак Карлотты, потому что настало время побеседовать с Руди и Карлоттой, они, вероятно, уже заждались меня.

По-моему, после того, как золото было перевезено в Плейс Плайс, Харбери должен был бы пойти к Руди и договориться с ним о дальнейшей его судьбе. И вот, по-моему, что они должны были бы сделать: Харбери, получив золото, немного отсиделся бы у себя в Плейс Плайс, пока шум вокруг кражи немного поутихнет. И тогда он зафрахтовал бы здесь для себя какое-нибудь судно, погрузил бы на него золото и отправил в то место, которое было у них заранее запланировано.

Я медленно ехал по шоссе, и меня догнала полицейская машина. Я показал копу свое удостоверение и сказал, что машина до краев нагружена золотом, пусть он о ней позаботится. Я также спросил его, где находится Херрик, и коп пообещал проводить меня к нему.

Проехав две-три мили, мы свернули налево. Там, среди группы деревьев, спряталась полицейская машина и около ее капота стоял Херрик. Сквозь деревья виднелась задняя стена дома, в которой Руди, Карлотта и вся их компания ожидала моего визита.

— Кажется, ты неплохо проводишь сегодняшний вечер, Лемми? — улыбнулся он мне. — И, по-моему, ты на сей раз просто используешь меня в качестве работника окружного бюро поручений. Может быть, ты все-таки посвятишь меня в то, что происходит?

Я коротко рассказал ему обо всем и сказал, что если он разрешит мне еще с полчаса вести игру на свой страх и риск, мы непременно сегодня же покончим с этим делом.

Он понял, что иного выхода нет. Он отлично понимает, что если это дело вести официальным путем, мы ничего не добьемся.

Но мне с большим трудом удалось уговорить его отпустить меня к Руди одного. Только после того, как я объяснил ему, почему именно я хочу пойти туда один, он сказал «О'кей».

Мы договорились, что три полицейские машины окружат дом Руди. Две из них примерно в четверти мили вниз по шоссе, а третья машина — машина Херрика, будет прикрывать дом сзади.

Он дал мне полицейский свисток, и мы уговорились, что когда я начну наигрывать на нем веселенькие мелодии, копы немедленно ворвутся в дом и сделают все, что положено.

Он немного проводил меня.

— Я не должен бы разрешать тебе так рисковать, Лемми, — сказал он. — Но я знаю, что ты страшно упрямый парень, и может быть, действительно тебе виднее, как надо поступать! Но мне будет очень тяжело, если вдруг этот самый Сальтьерра задумает поупражняться в стрельбе, использовав тебя в качестве мишени.

Я посоветовал ему не говорить глупостей. Ведь Руди неизвестно, что его дом окружен полицией; ему также не известно относительно судьбы Харбери, и если я к нему заявлюсь, он подумает, что я просто клюнул на приманку Карлотты и заявился к ним в одиночку, и тогда, если мне улыбнется счастье, я выполню свой план.

Правда, надо сознаться, у меня самого на сердце кошки скребли, потому что я знаю: Руди — очень жестокий парень и он здорово рассердился на меня. Очень возможно, что увидев меня, он сначала выстрелит, и только потом, так сказать, под занавес, удостоит своей беседой.

Но я всегда верил, что риск — благородное дело.

Глава 15

ФИНАЛ

Под прикрытием деревьев я пробрался к дому, но пошел не в главный вход, а решил поискать, нет ли где-нибудь входа для прислуги. Дом был погружен в темноту, и если бы я не знал, что меня там ожидает целая компания, можно было бы подумать, что в доме никого нет.

Обходя дверь, я увидел балконную дверь. Поработав перочинным ножиком минуты три, я справился с замком и проскользнул в комнату. Я пробирался ощупью, потому что не хотел чиркать спичку, а в комнате было темно-темно, как в угольной шахте. Но я привык уже ориентироваться в темноте и поэтому без особого труда нашел дверь.

Рядом с дверью буфет, и на нем несколько бутылок. Я взял одну и бросил ее на пол, как будто случайно задел. Потом достал из кармана «люгер» и начал медленно поворачивать ручку двери. Я нарочно замешкался, чтобы дать возможность бандитам приготовиться к встрече со мной.

Наконец дверь открылась, и я вошел в коридор. И только я вошел, как почувствовал, что к моей спине кто-то приставил дуло револьвера и вежливо попросил поднять руки вверх.

Я сразу узнал голос. Это Сальтьерра. —

Я повернулся.

— Батюшки, никак это тот самый олух коппер, — сказал он. — Слушай, что это с тобой случилось, ты, сопляк? Что ты все лезешь мне на глаза? Хотя вообще-то это очень мило с твоей стороны прийти к нам. Мы вообще собирались повидаться с тобой как-нибудь, у нас есть небольшое дельце, которое следует обсудить.

Он обыскал меня и отобрал «люгер».

— Смотри, Руди, будь осторожен с оружием, — сказал я ему. — Это не мой револьвер. Я должен его вернуть! Он улыбнулся.

— Ну и нервы у тебя, коппер! — сказал он. — Ты больше никогда в своей паршивой жизни не воспользуешься услугами револьвера. Ну-ка, иди вперед и точно выполняй мои приказания.

Я пошел вперед. В конце коридора открылась дверь, и я вошел в большую комнату.

Отличная комната. Роскошно меблирована. Посредине огромный стол. Все окна плотно закрыты шторами, в углу ярко пылает камин. На столе масса бутылок. Они неплохо проводили время.

Вокруг стола сидело много парней, которых я видел на борту «Колдуньи Атлантики». Некоторые из них совсем окосели, а некоторые еще держались на ногах. Во всяком случае, и у тех, и у других отвратительные, звериные рожи. Я думаю, что всех разыскивает не одно тюремное заведение.

Во главе стола, с видом царицы Савской, сидит Карлотта. При виде меня она вспыхнула и окинула таким взглядом, как будто я был дохлой гремучей змеей.

Руди жестом указал мне на стул. Я сел. Он налил большой стакан виски и подал мне.

— Выпей, коппер, — сказал он. — Это твой прощальный бокал, потому что больше уже мы не допустим никаких ошибок в отношении тебя. Мы выдадим тебе что полагается здесь же и сейчас же.

— Отлично, Руди, — сказал я, — Но прежде, чем я начну читать отходную, ты мне расскажи кое-что. Как вы все это организовали? Мне очень интересно узнать. Умно все придумали!

— Еще бы, конечно, умно, — сказал он. — Тебе ведь не было известно, что «Хмельной» работал с нами? Не было? Так вот это мы с ним все проделали! Как только мы прочитали заметку в газете о том, что ты сидишь в Саутгемптоне, мы решили, что «Хмельной» зазовет тебя в какое-нибудь укромное местечко и пристрелит. Карлотта решила, что если вдруг «Хмельному» не удастся убить тебя, тогда ты, вдруг увидев Карлотту, поедешь вслед за ней, потому что у тебя такая глупая привычка всюду совать свой нос. И ты клюнул на эту приманку.

Ты думаешь, мы страшно огорчились, когда ты нырнул тогда с борта «Колдуньи Атлантики»?

Я улыбнулся.

— Конечно, это несколько спутало твои карты, Руди, — сказал я ему, — Тебе пришлось отложить погрузку и смыться. Вероятно, это ты сам поджег яхту и переправился на берег на моторках.

Между прочим, — продолжал я, — тебе, вероятно, умник ты этакий, известно, где находится золото? А? А ты не думаешь, что твои английские коллеги могут тебя предать?

Я с очаровательной улыбкой окинул взглядом всех присутствующих. По выражению их лиц я почувствовал, что затронул самую больную струнку. Руди нарочито расхохотался.

— Не обращайте на него внимания, ребята, — сказал он. — Он хочет нас напугать, и вообще протянуть время, чтобы придумать какой-нибудь выход для себя! Карлотта только что рассказала мне о том, что «Хмельной» оплошал — он промахнулся с первым выстрелом, и тоща ты пристрелил его сам. Что ж, надо отдать тебе справедливость, ты хороший стрелок, Лемми, но и дамочка тоже не дура, сумела притащить тебя сюда!

— Слушай, Руди, — сказал я ему. — Почему бы тебе не взяться, наконец, за ум? Как вы думаете, ребята, что с вами будет теперь?

— А вот что я скажу тебе, — весело подмигнул Руди. — Прежде всего мы сейчас убьем тебя, потому что нам ужасно не нравится твоя физиономия. И ты причинил нам слишком много неприятностей. После этого, бэби, мы посидим здесь немного, отдохнем. Ты помнишь, я тебе уже говорил, что мы работаем в международном масштабе. Так вот, у нас крупная международная организация, и мы все равно заберем золото, несмотря на твой героический акт ныряния с борта «Колдуньи Атлантики». Здешние копы никогда не найдут золото, и когда они уже устанут его искать, мы найдем другое судно и исчезнем вместе с золотом.

— Значит, вы считаете, что кто-то здесь будет охранять ваше золото? — сказал я. — Но послушай, Руди, если зоолото у них на руках, чего им беспокоиться о вас? Они ведь находятся в своей стране, и им здесь легче орудовать, чем вам. И может быть, они вас надуют. Нет, ты все-таки скажи, что вы будете делать, если они вас надуют?

И еще одно обстоятельство: тебя разыскивают в Штатах за убийство. Конечно, об этом сообщили и в Англию, и английские копы рано или поздно поймают тебя, отправят в Штаты и там тебя поджарят. И тебе все это отлично известно самому!

— Да? — огрызнулся он. — Ты так думаешь, коппер? Все-то он знает! До чего же ты умный парень! Ну так о чем тебе хотелось бы узнать перед тем, как я убью тебя?

— Ты отлично знаешь, что меня интересует, Руди, — сказал я. — И давай кончай со мной скорее, не тяни. Он залпом выпил стакан виски и громко рассмеялся.

— Хорошо, болван ты этакий. Но только позволь мне сказать тебе, что я не собираюсь тебе ничего рассказывать. Ничего! Понял? И скажу тебе больше: в этой стране ни у кого нет никаких материалов против меня. Все, что я сделал, все это было в Штатах, и если здешние копы задержат меня и отправят в Штаты, то что ж? Вероятно, меня будут судить. Пожалуйста! У меня там есть друзья, которые все мне устроят. Понял?

— Нет, Руди, ты все равно пропал, — сказал я ему. Когда ты вернешься в Штаты, тебя будут судить за убийство Вилли-Простофили.

— А какие у них доказательства?

Я рассказал ему, как я вернулся в ту ночь обратно в клуб Джо Мадригала и нашел его смокинг с простреленной дыркой в кармане и письмо от Вилли Карлотте. — Должен признаться, что я не сразу понял, что произошло с этим письмом, — Думал, что Карлотта сама отдала его и предупредила тебя, что Вилли собирается разболтать все полиции. Но когда мы были на борту «Колдуньи Атлантики», ты мне проговорился насчет этого письма. Ты сказал, что принял решение убить Вилли примерно часов в семь, т.е. в тот момент, когда к Джо Мадригалу прибывает вечерняя почта. Ты перехватил письмо, адресованное Карлотте, вероятно, она о письме и понятия не имеет, и распечатал его. Сделал ты это из ревности, тебе было интересно, о чем Вилли-Простофиля пишет твоей Карлотте.

Я все хорошенько продумал и взвесил, — продолжал я, — и полагаю, что догадался, как все дело происходило.

Вот послушай:

Ты узнал, что Вилли в каком-то ночном клубе крутится вокруг некоей дамы Карлотты. И когда ты ее увидел, ты сам влюбился в нее и устроил ее на работу в клуб Джо Мадригала.

Но тут «Хмельной» увидел Мираса Дункана. Он знал, что Дункан — «джимен» и что, вероятно, он ведет дело о предполагаемой краже золота. После того, как ты перехватил письмо Вилли к Карлотте, мы с «Хмельным» решили, что настало время убрать и Мираса Дункана, и Вилли, и вы договорились: «Хмельной» убьет Дункана, ты убьешь Вилли. «Хмельной» пришел в клуб до прихода Мираса. Кто-то из подручных вызвал Мираса к телефону в третью, последнюю будку. Когда Дункан был в будке, «Хмельной» открыл дверцу и выстрелил в Дункана из твоего револьвера с глушителем. Но он не успел ни убрать труп, ни запереть будку, потому что как раз, когда он выходил из коридора, в клуб вошел я.

И тогда он понял, что я тоже работаю по золотому делу вместе с Дунканом. Он ведь отлично знал, кто я. И когда я ему сказал, что мое имя теперь Перри Райс, он окончательно убедился, что я пришел для встречи с Дунканом и что мы с ним будем вести это дело вместе.

Ему не удалось убрать труп сразу, он надеялся сделать это немного позже.

Но я сам первый наткнулся на труп Дункана и повесил на будке объявление: «Аппарат испорчен». А потом, когда я попросил «Хмельного» позвонить кое-куда по моему поручению, он, дурак., прошел мимо двух пустых будок к третьей, последней, и сделал он это для того, чтобы посмотреть, убрали труп Дункана или нет. Вероятно, он надеялся, что ты об этом уже позаботился. С этой минуты я начал подозревать «Хмельного».

И вероятно, он решил, что это ты повесил объявление о том, что аппарат испорчен. Поэтому он спокойно вернулся ко мне, потрепался еще немного, и когда Карлотта начала петь, вышел из клуба через главный вход, обошел здание кругом, подошел к задней двери, ведущей за кулисы. Там он передал тебе револьвер, из которого убил Дункана. Ты берешь этот револьвер, убиваешь из него Вилли, потом снова передаешь револьвер «Хмельному», и он смывается. Тогда ты спокойно идешь в комнату Карлотты. И вот почему, когда я к вам ворвался, никакого револьвера у тебя не оказалось. «Хмельной» знал, что тебя вызовут в полицию, и вероятно, он до чертиков смеялся, когда узнал, что и меня тоже забрали. Поэтому он и завернул в полицию, чтобы выручить меня.

На следующий день я рассказал ему обо всем, и рассказал правду, потому что мне неоднократно приходилось убеждаться, что если ты хочешь запутать преступника, самое лучшее рассказать ему правду. Я также попросил его указать мне адрес Скендала. Он сказал мне его и сейчас же предупредил об этом и Скендала, и тебя и посоветовал тебе убить меня, когда я буду выходить от Скендала. И ты это организовал. Но откуда ты мог знать, что я пошел к Скендалу? Только от «Хмельного». Потому что когда я заметил, что твои ребята дежурят у моего отеля «Корт», я перебрался в другой отель и никто из вас не знал, куда именно я выехал.

— Кажется, я кое-что знаю и без твоих рассказов? А? Он улыбнулся.

— Не смеши меня, коппер, — сказал он. — Может быть, ты кое-что знаешь, а, может быть, и нет, но если тебе известно только то, что ты мне рассказал, то немного же ты знаешь! А я буду нем, как рыба. Если английским копам удастся арестовать меня когда-нибудь, они смогут добиться только высылки меня в Штаты, а там мне не страшен ни один суд.

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть какой-то друг, который поможет тебе оправдаться? — спросил я. — Но только друг должен быть очень влиятельным человеком, Руди. Дело-то ведь очень серьезное!

Он ничего не ответил мне. Просто сидел, смотрел на огонь камина, потягивал виски и улыбался.

На другом конце стола сидел Керц. Он вдруг заговорил:

— Слушай, Руди, — сказал он. — К чему вся эта трепотня? Пристрели парня и баста. Слишком уж он много знает!

— Отлично, Руди, — сказал я. — И тогда у тебя прибавится еще одно обвинение. Да, кстати, вероятно, твой влиятельный друг, на которого ты так надеешься и который должен помочь тебе в случае судебного разбирательства, не кто иной, как Харбери Чайз? Так вот, позволь мне кое-что тебе сообщить, и я уверен, от моих слов у тебя загорятся уши! Дело в том, что Харбери Чайз скоропостижно скончался. Он застрелился полчаса тому назад, после того, как мы с ним мило побеседовали, и я сообщил ему, что все дело раскрыто.

И еще одно не менее приятное сообщение — продолжал я — все золото у нас! Мы забрали его с фермы, находившейся неподалеку от дома старика. Он хранил золото на ферме. Вот так-то! Теперь можешь смеяться.

Да, еще одно! Я намерен забрать тебя в Штаты с собой, где тебя посадят на стул, а твои товарищи получат приличные сроки от двадцати до пятидесяти лет. Как вам это нравится, ребята?

Наступила тишина. Зловещая тишина.

— Мне смешно смотреть на вас, — продолжал я. — Вы считаете себя опытными, до того глупы, что не могли вовремя догадаться: погода для вас начинает портиться. А что касается Карлотты, один вид ее вызывает у меня головную боль, мне она совсем не нравится. Можешь мечтать о ней, Руди, о ней и о маленькой гасиенде, когда будешь сидеть в камере смертников в ожидании своей очереди на стул. Вот увидишь, как она тебя приласкает!

Руди помрачнел. Потом поднял револьвер. И надо признаться, я что-то немного струхнул.

Но тут вмешалась она.

— Одну минуточку, Руди. Этот парень считает себя слишком умным. Может быть, ему и удалось кое-что сделать, и положение у нас не очень завидное. Но я хочу лично пристрелить его несмотря ни на что. Я убью этого паршивого коппера, даже если это будет моим последним деянием на земле!

Она впилась в меня зелеными змеиными глазами, направляясь к Сальтьерре. — Дай-ка мне твой револьвер, Руди, — сказала она. — Я сейчас покажу вам, как надо обращаться с этим паршивым федеральным шпиком. Что-то уж очень расхвастался! Посмотрим, как он сейчас грохнется на пол вместе со своей бляхой.

Руди был похож сейчас на рассерженную жабу. Потом он улыбнулся и отдал ей револьвер. Все сидящие вокруг стола крысы тоже заулыбались.

— Выстрели ему в брюхо, дорогая, — сказал Руди. — Так больнее.

Я встал.

Карлотта направилась ко мне, и я невольно любовался ею: ко мне приближался грациозный тигр.

Она остановилась передо мной и подняла револьвер.

Я посмотрел ей прямо в глаза. И вдруг увидел, что выражение их резко изменилось. Она круто повернулась ко мне спиной.

Я засмеялся.

— Руки вверх, Сальтьерра, — резко скомандовала она голосом, напоминающим звук стали. — Стреляю в первого, кто посмеет двигаться!

Видели бы вы, до чего они были ошеломлены таким поворотом дела. Они буквально окаменели от неожиданности, а челюсть Руди отвисла. Того и гляди парень свихнется.

— А вы не очень огорчайтесь, ребята, — весело сказал я. — Я был не меньшим ослом, чем вы. Все время эта дама пыталась связаться со мной, все время пыталась доказать, что именно тот человек, с которым хотел связаться Мирас Дункан, когда пригласил меня к Джо Мадригалу.

И какой же я был дурак! Просто жуть! Она пригласила меня к себе на квартиру, а я не пошел. Я думал, что это трюк Сальтьерры! Она помогла мне освободиться от наручников, когда я был на борту яхты, а я-то, осел, думал, что перехитрил ее и вытянул у нее ключики! Оказывается, она сама мне их подкинула.

Но сегодня я все понял. Когда я пошел в гараж на свидание с «Хмельным», он ожидал меня на верхнем этаже. Он хотел убить меня так же, как убил Дункана, а эта милая дамочка перехитрила вас. Она сказала вам, что пойдет в гараж, чтобы притащить за собой меня. Эх, вы, сопляки, она пошла туда, чтобы спасти меня! И только после того, как она убила «Хмельного», я наконец понял, какую роль она играет в этом деле.

Эх вы, дураки! Неужели думаете, что я пришел сюда один только потому, что безнадежный осел? Нет! Я знаю, что если бы сюда нагрянула полиция, кто-нибудь из вас мог догадаться, что это именно она Привела ее с собой, и тогда любой из вас всадил бы в нее пару пуль.

Я взглянул на Руди. Он действительно был на грани сумасшествия.

— Это она убрала «Хмельного», — сказал я. — Она знала, что «Хмельной» пошел в гараж убить меня. Она наврала вам, что поехала, чтобы привезти меня сюда, чтобы потом здесь убить. — Она рассказала, что «Хмельной» промахнулся и я пристрелил его, а теперь еду вслед за ней. Ваш олух, сидевший в машине, слышал два выстрела, и в голову ему не пришло, что все могло быть как-нибудь иначе.

Ты совершеннейший дурак, Руди! Помнишь, ты показал мне на борту яхты документ о предполагаемой отправке золота? Так вот, это сообщение было напечатано на той же бумаге, с теми же водяными знаками, что и записка, которую я получил от Харбери Чайза. Это мне многое сказало. Я понял, что «Хмельной» взял на себя организацию этого сеанса на борту «Колдуньи Атлантики», чтобы убить там и Сен Райму, и меня. И все это время Харбери Чайз должен был оставаться в стороне, чтобы мог потом помочь вам.

А что касается вас, Карлотта, — сказал я, — то если вы не самая красивая, самая умная, очаровательная женщина на свете — тоща, значит, я президент Кубы. Потом, когда у меня будет свободное время, я придумаю вам кучу комплиментов! А пока что надо работать.

Я дал ей полицейский свисток, который получил от Джона Херрика, а она протянула мне револьвер.

— Я присмотрю за этим цирком, — сказал я ей. — А вы топайте на улицу, встаньте там на ступеньки и изо всех сил дуйте в этот свисток, и когда придет Херрик и вы почувствуете, что собираетесь упасть в обморок, скорее возвращайтесь обратно, чтобы я успел схватить вас, потому что даже когда я был на борту яхты «Колдунья Атлантики» и ненавидел вас до черта, мне часто хотелось схватить вас в объятия так, чтобы у вас косточки затрещали! Ну так вот, если вас кто и подхватит, когда вы будете падать в обморок — так это буду я.

Она мило улыбнулась мне, и от этой улыбки я почувствовал себя китайским императором. Через минуту я услышал, как она насвистывала, и еще через пять минут Херрик и английские копы ввалились в комнату.

А гангстеры все еще спокойно сидели, положив руки на стол. Когда копы застегивали на них наручники, ко мне подошла Карлотта.

— Что это вы там говорили относительно обморока, мистер Кошен? — спросила она. — Я никогда не падаю в обмороки… я не такая девушка… — И не успела она окончить фразу, как слегка вскрикнула и потеряла сознание.

Я, естественно, подхватил ее. И пока она лежала в моих объятиях, оказывал ей первую помощь. Конечно, делал это с большим удовольствием. Я думал, что когда все это дело полностью кончится, может быть, мне следует заняться Карлоттой посерьезнее, потому что моя старушка мама всегда говорила, что мужчине в жизни нужны три вещи: сытная вкусная еда, крепкий сон и любовь красивой женщины.

А матушка Кошен разбиралась в этих вещах.

Примечания

1

Пиндос — презрительное прозвище, даваемое американцами выходцам из Средней и Южной Европы

2

Сенаторская любезность — поддержка сенаторами друг друга при назначении на государственные посты


на главную | моя полка | | Ядовитый плющ |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу