ГЛАВА 1

ПРЕЛЮДИЯ К ГАЗАВАТУ

Киев, бизнес-центр «Милениум»,

17 декабря, 18.30.

В коридоре административной части здания громко хлопнула дверь одного из служебных кабинетов. Мимо двух женщин в униформе, которые только еще собирались приступить к уборке офисных помещений, – а пока что судачили о чем-то своем возле кабины лифта – пронесся мужчина лет тридцати пяти, в цивильном темном костюме, с рацией в руке. За начальником охраны обьекта, на ходу вдевая в рукава форменную куртку «жовто-блакитного» окраса, поспешал коллега из «НАФТОГАЗА», которого в это здание привели его служебные дела.

– Гэть! – гаркнул старший охранник. – В сторону, мать вашу!

Мужчины проскочили мимо слегка опешивших женщин… Миновали кабину лифта… Начальник дежурной смены охраны резко продернул «индкарту» на датчике возле двери, за которой находится «парадная» лестница. Затем в темпе – перескакивая через две-три ступени – смайнался с третьего этажа на первый. Возле турникета, на который смотрит одной из двух своих застекленных стен размещенный в просторном фойе здания ЦПСОН,^[1] его уже дожидались двое младших коллег (эти были одеты в темные цивильные костюмы, со служебными «визитками», прикрепленными поверх нагрудного кармана пиджака).

– Ну?! – старший уставился на ближнего к нему «охоронця». – Чего рты раззявили?! Кто звонил?! Кто из вас с ним разговаривал? Где эта… «бомба»?! Почему на меня звонок не перевели?!!

Один из охранников показал рукой, в которой была зажата портативная рация, на тонированное – и прозрачное в одну сторону – стекло, за которым находится помещение «диспетчерской» с мониторами следящих телекамер и пультом охранной сигнализации.

– На «пульт» прозвонили, но… по нашему городскому номеру! – Сотрудник взглянул на наручные часы. – В шесть двадцать пять если быть точным! Звонил аноним… мужик! Но какой-то голос у него такой гугнявый… типа «синтезированный»! Не представился, кстати!

– Так это ты с ним общался, Вадим? – нетерпеливо спросил старший. – Что сказал «аноним»?

– Значит так… «Это – „Милениум“? – спрашивает. – Бизнес-центр на Владимирской?». Я ему ответил: «Да. Это – „Милениум“. А кого вам надо?». «А это… охрана?» – интересуется. Я в ответ: «Да, цэ пульт охороны. А що вам потрибно? Чи – хто??!». Вот! А он… на «мову» – не перешел! «У вас на паркинге – говорит – стоит заминированный автофургон! Синего цвета. Я не шучу! Так что, того… шевелите мудями»!! И после этого бросил трубку!..

– Так и сказал – «заминированный»? – переспросил «нафтогазовец».

– Ну да. Я хотел на вас, Николаич, разговор переключить, но…

– Дежурному по городу сообщили о ЧП? – перебил его старший.

– Да сразу же! Петро побежал на паркинг! Ну а мы вас тут дожидаемся!..

Охранники, включая примкнувшего к ним «нафтогазовца», выскочили через автоматические двери главного входа на улицу. Погода стоит тихая, небольшой минус, в воздухе кружат редкие снежинки. Свернули сразу направо, побежали вдоль паркинга, мимо высоких, сочащихся изнутри мягким янтарным светом окон ресторана «Da Vinci fish club» (это престижное, известное и за пределами украинской столицы заведение занимает часть первого этажа модернового бизнес-центра «Милениум»). Оператор «пульта», наблюдающий за ними благодаря внешним телекамерам, скомандовал по рации: «Левее от входа в ресторан! Там… туда, где Петро!».

– Эй… панове… сюда! – окликнул их коллега, сумевший первым обнаружить на паркинге подозрительный транспорт. – Ось… дывысь, Миколаевыч… оцэ, майбуть, та сама тачка!!

Действительно, почти посередке ближнего к зданию ряда разнокалиберных легковых авто, обнаружился темно-синий грузовой автофургон, на бортах которого отсутствуют какие-либо надписи.

– Чья машина? – старший осторожно потянул ручку со стороны водителя, но дверца оказалась запертой. – Где шофер? Петро?! Вадим?! Чужая тачка на паркинге?? Какого хрена, спрашивается?! Как это вы… не усмотрели?!

– Э-э-э… Николаич… у «немчуры» нашей очень похожий транспорт! – Вадим обернулся и показал на здание, в котором держат свои офисы представители многих известных и малоизвестных фирм и компаний, связанных с ТЭК и нефтегазовым транзитом. – Ну вот тех… с четвертого этажа… с «Джи-газа»!

– И у «газпромовской» структуры… у ихней «дочки»… тоже имеется разьездной микроавтобус синего цвета, – напомнил другой сотрудник, вооружившийся фонариком. Он посветил внутрь кабины через тонированные стекла, но что за груз находится в салоне… вот этих важных деталей ему разглядеть не удалось. – Похожий же транспорт!

– У них – «мерсовские» микроавтобусы! – процедил старший. – А это… это же «форд-транзит»… мать вашу так!!! Вы что, слепые?! У вас же есть следящие телекамеры… Оппа! – он присел на корточки и уставился на табличку с госномерами. – Вот только этого мне еще не хватало.

Грузовой фургон, напичканный взрывчаткой, – если верить позвонившему в «Милениум» анониму – имел российские госномера.

Выпрямившись, старший поднес к губам портативный «кенвуд».

– «Пульт», ответьте Первому!

– На связи!

– Свяжись с оперативным дежурным по СБУ!^[2] Минутку!.. ты нас видишь?

– Да, наблюдаю! Я тут смотал ленту… Ровно в шесть вечера появился этот фургон – со стороны Софийской площади! Водитель сразу вышел… и… и… куда-то подевался!

– Раньше о таких вещах надо докладывать! – рявкнул старший смены. – Звони в «бэзпэку»! И продублируй сообщение на пульт дежурному по УВД!

– Что сказать?

– Есть вероятность, что в фургоне – взрывчатка! Пусть шлют саперов. Кинолога с собакой! И побольше народа для оцепления!! Когда доложишь… Гм… Будем эвакуировать людей из здания!

– Командир! – один из сотрудников дернул его за рукав форменной куртки. – Может, попробуем взломать кормовую дверку?! Или… высадим лобовое?!

– Я т-те… высажу! – старший покрутил у виска. – Умом тронулся?! Эй, панове… а ну кончай щупать дверцы! Отойдите все от тачки! А не то…ежели грохнет, так и мокрого места от нас не останется!! Не-е… даже и не думайте… внутри может быть «растяжка»!.. Всё, ждем «спецов» и саперов!!

Старший «охоронец» облизнул пересохшие губы. Случалось всякое. В минувшем году, например, пару-тройку раз звонили с угрозами – но не в сам бизнес-центр, а в милицию. Тоже грозились взорвать «бомбу» в «Милениуме». Телефонного «террориста» удалось вычислить: им оказался молодой парень, которого одна из фирм-арендаторов за какую-то провинность вычистила из штатов… Но нынешний случай… Нет, не похоже, чтоб это было делом рук какого-то психа. Тут ситуация просто из ряда вон!

Он резко обернулся и посмотрел на «обьект», за безопасность которого – равно как и работающих здесь людей – ему надлежит отвечать по роду служебной деятельности. Одно из самых красивых деловых зданий украинской столицы, суперсовременный комплекс, в котором арендуют помещения для своих контор местные филиалы крупнейших энергетических компаний мира. Самый центр города, старинная Владимирская улица: отсюда рукой подать и до комплекса Кабмина, и до Крещатика… и до здания СБУ. Да и штаб-квартира «Нафтогаза Украины», главного героя и поставщика новостей всех последних недель, – расположенная на Богдана Хмельницкого 6 – находится всего в нескольких минутах езды отсюда.

И вот что интересно. Примерно за четверть часа до тревожного звонка в «Милениум» подьехали люди из «Нафтогаза». Двое сотрудников охраны – этих он хорошо знает. И еще женщина лет тридцати, секретарь-референт «головы» концерна «НГУ», с которой пока не доводилось контачить.

Начальник охраны обьекта лично встретил в фойе гостей, о приезде которых его проинформировали за полчаса телефонным звонком. Перекинулись словцом, после чего разделились. Помощница шефа украинского нефтегазового гиганта и один из приехавших с ней сотрудников службы безопасности прошли через коридор в Da Vinci (в фойе их также поджидала старший менеджер этого модного ресторана, где для ВИПов обычно резервируется зал «Веронезе», или – когда предстоят какие-нибудь серьезные, но «секретные» переговоры – накрывается стол прямо в помещении библиотеки, куда простых смертных не пропускают). Второй «нафтогазовский» сотрудник поднялся вместе с коллегой в его служебный кабинет, чтобы обсудить текущие вопросы. Он проинформировал местного «эсбиста», что в здании «Нафтогаза» на Хмельницкого идет какое-то важное совещение. Когда оно завершится, неизвестно, но после его окончания высокое начальство планирует приехать в Da Vinci. Скорее всего, глава НГУ будет не один. Если «випы» договорятся о совместной трапезе у Антонелли, то подьедут еще три или четыре «тела», включая куратора по ТЭКу от Евросоюза и руководителя президентской администрации…

Ну так вот. Помощница «головы» обговорит в деталях меню – на случай появления здесь «випов» – и обкашляет прочие свои вопросы с шеф-поваром и менеджерами ресторана. У охранников – свои задачи. Если из офиса «Нафтогаза» подтвердят, что мероприятие пройдет именно здесь, в расположенном на первом этаже бизнес-центра клубе «Da Vinci», то им следует позаботиться, чтобы по их части тоже все было «тип-топ»…

Короче, ничего экстраординарного – казалось бы – не намечается. Каждый должен делать свою работу. «Випы» – решать несомненно важные вопросы, цена которых зачастую исчисляется во многих миллиардах долларов, рублей или гривен. Повара – готовить и подавать на стол вкусные, изысканные блюда. Охрана и прочая челядь – делать все возможное, чтобы соблюдался протокол, чтобы ничто не помешало серьезным деловым людям провести здесь время так, как они считают нужным.

И тут раздался этот треклятый звонок.

Фургон, судя по тому, как чуть просели рессоры, определенно чем-то нагружен. Возможно, не под завязку… но и не порожний. Такой транспорт способен перевозить от двух до трех тонн груза. А если там… взрывчатка? Тот же печально известный гексоген?! Тонны взрывчатки, пожалуй, хватит с избытком, чтобы это супермодерновое здание из стекла и бетона рухнуло, сложилось, как карточный домик.

Но… но почему именно вечером?! Если фургон и вправду представляет из себя «адскую машину», то почему его не доставили на паркинг в более подходящее для – мозг тут же подсунул проклятое словцо – «теракта» время? К примеру, посреди рабочего дня, когда «Милениум» напоминает людской муравейник? И когда большинство бизнеров, причем немалого калибра, как местных, так и иностранцев, работают у себя в офисах?

После шести вечера бизнес-центр «Милениум» заметно пустеет. Сегодняшний день не исключение. К этому времени в здании осталось совсем немного народа: охрана, уборщицы, несколько сотрудников инженерно-технического персонала, да еще горстка менеджеров и референтов, подзадержавшихся в своих офисах. Так и есть: в некоторых окнах все еще горит свет…

Ах да. Еще ресторан. Как же это он забыл? Модный в среде успешных людей «Da Vinci fish club». Заведение, работающее с часу дня и до трех ночи, славящееся своими интерьерами и изысканной кухней, – это заслуга выписанного из Италии шеф-повара Антонелли – способной потрафить вкусам любого гурмана…

И тут его – старшего «охоронця» бизнес-центра «Милениум» – наконец-то «пробило»! Так-так… А если как следует пошевелить «мозгой»?! Где-то через час или немногим позже здесь могут – есть такие планы! – появиться весьма и весьма серьезные люди. Служебные совещания и официальные переговоры вещь, конечно, необходимая. Но многие вопросы обговариваются именно в неофициальной, доверительной обстановке. Для чего, кстати говоря, – а не только затем, чтобы набить брюхо вкусной едой – и существуют клубы для VIP-персон.

Не по их ли, этих важных людей, души – этот вопрос напрашивается сам собой – пригнали сюда, поближе к Da Vinci, этот гребанный синий фургон?

– Я уже прозвонил своему начальству и сообщил о случившемся, – сказал подошедший к нему коллега из службы безопасности «Нафтогаза». – Мероприятие, о котором мы с тобой говорили, Николаич, отменяется.

К ним подбежал молодой коллега.

– Дывысь, Миколайовыч! «Москали» на паркинг прыгреблысь… знимають нас на видео!!

Цедя под нос ругательства, начальник дежурной смены СБ направился к двум расположившимся чуть поотдаль мужикам, один из которых снимал все происходящее у темно-синего фургона на портативную видеокамеру. Ну да, так и есть: это были двое знакомых ему с виду сотрудников «РосУкрГазТранзит», структуры, близкой к российскому «Газпрому», чьи офисы располагаются здесь же, на пятом этаже «Милениума».

– Какого… что за дела, господа?! – зло произнес он, подойдя вплотную к «москалям» (в том, что оба они являются выходцами из российских спецслужб, – их немало здесь состоит в ранге «прикомандированных» – он нисколько не сомневался). – Ну шо?! Как прикажете понимать?! Провокациями занимаемся? Кто разрешил производить видеосьемку?!!

– А мы здесь как раз для того, чтобы предотвратить провокацию… с вашей стороны!! – «Оператор» все ж прекратил сьемку и сунул камеру под полу куртки. – Что это за подлянку вы придумали? Мы отфиксировали, что на тачке – российские номера! И уже прозвонили… кому надо! Так что не прокатит ваша гнилая задумка, панове провокаторы!

Начальник охраны скрипнул зубами. Будь его воля, он пришиб бы этих двух наглючих москалей! Ну и что из того, что он сам по национальности – русский? Он давно уже не испытывает братских чувств к своим восточным соплеменникам… какие они ему, на фиг, «родня»?!

– Петро, затрымайтэ оцих панив! – он демонстративно перешел на «мову». – Реквизуйтэ камэру! Зараз пидъидуть люды з ЭсБэУ… передастэ им цю парочку, хай допытають, як слидуе!

Две милицейских патрульных машины, одна за другой, крякая сигналками, вьехали на паркинг. С двух сторон, от Софиевской и по Владимирской, к бизнес-центру, бешенно пульсируя маяками, с включенными ревунами, неслись еще несколько спецмашин. Начальник дежурной смены охраны промокнул платком взмокший лоб, затем жестом подозвал к себе одного из коллег.

– Вадим, я тут встречу «спецов» из органов! А ты… и кто еще из наших свободен… марш в здание! Проследите, как идет эвакуация!.. И чтоб… – он посмотрел на наручные часы, – к девятнадцати ноль ноль ни одной живой души кроме охраны и спецов в «Милениуме» не было!!

В просторном, декорированном в смешанном итало-украинском стиле зале ресторана Da Vinci в это время была занята лишь от силы треть посадочных мест. За одним из столов, рядом с дальним от входа окном, глядящим на Владимирскую, устроились двое мужчин. Они появились здесь около половины шестого; сначала заказали по чашке кофе, затем – проведя около получаса в неспешной беседе – попросили официанта принести меню. Тот выполнил пожелание клиентов, а заодно еще раз оценил – по своей методике – их запросы и кредитоспособность.

Один из посетителей – плотный, крепко сколоченный субьект лет тридцати семи. Горбоносый, с темными – как и его довольно длинные волосы, собранные на затылке в пучок «а-ля Сигал» – усами и черными неспокойными глазами. Скорее всего, выходец из западной части Украины. О чем свидетельствует хотя бы то, что изьясняется он на «щырий», явно западенского разлива, «мове». Прикинут так себе: на нем средней руки костюм, галстук отсутствует, в вырезе видна сорочка с элементами народного орнамента…

Обличье и прикид другого гостя больше соотвествует статусу данного заведения. Одет строго по-деловому. Рослый, поджарый – но не сухопарый – шатен лет сорока с небольшим. Щеки гладко выбриты. Раздвоенная ямочкой почти квадратной формы челюсть. Джентельмен окутан едва уловимым – но приятным обонянию – облачком духов «HUGO BOSS». Усевшись за столик, он и не подумал снять очки с притемненными стеклами. Говорит по-русски, (показалось, что с легким акцентом). Порой вставляет в разговор общеизвестные украинские слова – «дякую», «друже» и «будьте ласкавi»…

И хотя гость отменно вежлив, что-то в нем есть такое, что способно удержать любого, кто с ним общается, на отмеренной им самим дистанции…

Вот он-то – «иностранец» – в Da Vinci иногда бывает… Не так чтоб он здесь был частым гостем, но раз-другой в месяц его здесь видят (кажется, у этого типа в «Милениуме» свой небольшой офис). Что же касается «западенца»… Гм… Он, кажется, из тех, кто проявил себя на Майдане. И кто – как выяснилось очень скоро – зубами и когтями дрались не столько за «рiдну неньку», сколько за теплое местечко и личную власть. Что-то они, радетели, поборники «незалежностi», большей частью, не торопятся вернуться к своим родным куреням. Нынче на самых престижных и хлебных местах в стольном граде Киеве сидят земели этого явного бендеровца. Многие, кто еще сравнительно недавно пересчитывавал мелочь в кармане, теперь ведут себя, как надменные родовитые «паны».

– Панове, сеньор Антонелли не сможет сегодня лично приготовить для вас выбранные вами блюда, – предупредил клиентов официант. – У маэстро сегодня… спецзаказ! Но у нас прекрасные повара! Уверен, вы останетесь довольны посещением нашего заведения…

– Розвелось вас тут, кацапiв! – пробурчал под нос «западенец». – Але нiчого! З часом ми змусимо всiх вас вивчити нашу мову!^[3]

«Иностранец» первым разделался с салатом из жаренных тигровых креветок и ризотто. Аккуратно промокнул губы салфеткой, отпил из стакана охлажденного апельсинового сока. Затем, покосившись в сторону окна, – отсюда им было прекрасно видно все, что происходит нынче на паркинге, с первой минуты, когда туда примчались охранники – негромко произнес:

– Ну что, Мыкола? Тебе все clear… понятно?

– А що ж тут не ясно? – процедил тот. – О-от же тварына… Пацюк!! Хто б миг на нього подуматы? Джон, ты знаеш, чыя вин крэатура?

– Иван, – напомнил иностранец. – Зови меня – Иван… так будет лучше. Этот… про которого мы сейчас думаем… Он был в команде… ты же в курсе? Там, – он на секунду поднял глаза горе, – его ценят… Полагают, что он – надежен и хорошо знает наш business…

Они повернули головы на шум. В зал вбежал местный охранник… Одновременно из арочного прохода, рядом с которым к потолку прикреплена настоящая венецианская гондола, показалась старший менеджер… И почти сразу же – не только в помещениях ресторана, но и, кажется, по всему зданию – из оживших динамиков ГКС разнесся мужской голос:

– Увага! Термiнова евакуцiя!.. Внимание, всему персоналу и сотрудникам немедленно покинуть здание бизнес-центра!..

Всех, кого «аларм» застал в ресторане, включая поваров и обслугу, эвакуировали через подсобные помещения и запасной выход.

Двое мужчин, которым так и не удалось нынче отведать эксклюзивных блюд лично от маэстро Антонелли, – признаться, они нисколько не переживали по этому поводу – покинули заведение одними из первых, не забыв прихватить в гардеробе верхнюю одежду. Они были, наверное, единственными, кто не пытался выяснить, что послужило причиной этого столь внезапного переполоха. Зачем проявлять любопытство? Они и так в точности знают, что именно происходит здесь и в данную минуту времени, равно как и то, кто и зачем все это затеял.

Минут примерно через пять – пройдя немного по Владимирской – они сели в припаркованный у обочины джип «Ниссан», на лобовом стекле которого красуется пропуск-«вездеход». В отличие от зевак, они не обращали внимания на звуковые и светоэффекты – а к «Милениуму» косяком потянулись милицейские транспорты, пожарные расчеты, следом промчалась и карета «скорой»…

Они забрались в джип. Иностранец сел за руль, его коллега устроился рядом, в кресле пассажира. Эти двое мужчин, каждый из которых еще до того, как прозвучал «аларм», сделал со своей трубки по короткому телефонному звонку, отменно справились со своей работой.

Они вычислили крысу, которая могла причинить их делу огромный ущерб.

ГЛАВА 2

БАРЫШНИ И ХУЛИГАН

18 декабря, санаторий «Сосны II»,

Подмосковье.

Рослый, хорошо сложенный мужчина лет тридцати пяти, одетый в «найковский» спортивный костюм синего цвета, приглушил пультом громкость телевизора, после чего подошел к трезвонившему телефону.

– Слушаю.

– Доброе утро, Владимир Алексеевич, – раздался в трубке приятный женский голос. – Вы уже позавтракали?

– Да… все строго по расписанию, – усмехнувшись, сказал мужчина. – Здравствуйте, Ирина Николаевна!

– Напоминаю, в десять утра вы должны быть у меня. Кофе не пить, сигарет не курить! Форма одежды – спортивный костюм. Номер кабинета помните?

– На память пока не жалуюсь, доктор.

– Хорошо. Жду вас в десять. Не опаздывайте!

– Буду, как штык.

Мокрушин, дав отбой, потянулся за пачкой «мальборо» и зажигалкой. Когда что-то вносят в список запретов, именно этого «запретного плода» и хочется вкусить, причем немедленно. Такова человеческая натура, и за тысячи лет со времен библейского грехопадения в этом плане, пожалуй, мало что переменилось.

Он сверился с наручными часами. До свидания с местным физиотерапевтом осталось около получаса. Накинув куртку на плечи, он прихватил со стола пепельницу и вышел через приоткрытую дверь на балкон. Сухой морозный воздух нес в себе запах хвойного элексира. Мокрушин какое-то время созерцал утренний пейзаж, бездумно глядя в заснеженные подмосковные дали. Потом с наслаждением запалил сигарету. Курить, конечно, вредно (особенно накануне довольно трудных и энергозатратных тестов). Но все же это менее вредно и опасно, чем в случае, когда в тебя, стреляя в упор, всаживают пулю, как это с ним было около года назад.

Мокрушин околачивается в этом закрытом ведомственном заведении, расположенном в реликтовом сосновом лесу в окрестностях Истринского водохранилища, вот уже четвертые сутки (и еще три дня, если врачи не надумают продлить сроки, придется здесь пробыть). Санаторий включает в себя два корпуса, соединенные между собой застекленным переходом: жилой и лечебно-профилактический. Бассейн, две сауны, тренажерный зал, бильярдная, питание ресторанного типа – к сожалению, алкогольные напитки, включая пиво, находятся под запретом. Номера на одного и двух человек, по пожеланию клиента. Сервис и квалификация персонала соответствуют стандартам частных профилакториев Швейцарии, Австрии и Германии. Санаторий, принявший первых посетителей примерно два года тому назад, находится в ведении ХОЗу Совета Безопасности РФ, с долевым участием смежных силовых структур и Спецуправления Минздрава страны. Здесь лечатся и отдыхают – или, как выражается местный персонал – «наблюдаются» – высокопоставленные чины. Преимущественно, спецслужбисты. Поэтому попасть в это хорошо охраняемое заведение, будучи человеком «со стороны», даже чиновником министерского ранга или владельцем многомиллионного капитала – невозможно. Ни за какие деньги.

Строго говоря, Рейндж – таково давнее прозвище Мокрушина – ни по должности, ни по званию – он «всего лишь» подполковник – не мог отнести себя к категории «высокопоставленных чинов». Но и к разряду простых смертных его тоже, пожалуй, причислять было бы неверно.

В свое время на него, Мокрушина, а также на его лучшего по жизни друга и однополчанина, в ту пору тоже гвардии капитана и авторитетного пеха, Андрея Бушмина, положили глаз люди из Главного разведуправления ГШ МО РФ. А за этим «интересом» стояла еще одна структура, о существовании которой они до поры даже не подозревали.

Когда экс-морпехи перебрались служить в центр, в столицу, все оказалось сложней, – но и интересней – нежели оба себе первоначально представляли. Прошло шесть с лишним лет этой новой для них и довольно необычной по любым меркам жизни. Мокрушин, по правде говоря, не считал себя «везунчиком». У него, как и любого простого смертного, случались неудачи. Плюс ко всему, такие личности, как он, не склонны прогибаться перед начальством, не заискивают, не «вылизывают» и не стучат на ближнего, По нынешним временам – это минус. Но его, Рейнджа, как минимум, терпят в Конторе. По одной простой, но, по-видимому, существенной причине: он принадлежит к крайне узкому кругу спецов, способных выполнять задания особого рода. Задания, характер и сложность которых лучше всего отображает заокеанский термин – «MISSION IMPOSSIBLE».

Миловидная женщина лет тридцати с небольшим, облаченная в белоснежный халат, с забранными под такого же цвета шапочку высветленными волосами, оторвалась от экрана лэп-топа и повернула голову к двери, в которую только что постучались.

– Войдите!

Несколько секунд она разглядывала возникшего на пороге мужчину. Визитер экипирован в спортивный костюм и кроссовки, как ему, кстати, и было велено. Но это еще не все. На голове у Мокрушина – красно-белая остроконечная шапка (деталь, явно позаимствованная из гардероба Деда Мороза). Ну а в правой руке он держит целофанированный пакет – с новогодней же символикой.

Докторша поднялась с кресла. На ее чуть удлиненном, с высокими скулами лице, которое нисколько не портило наличие очков в элегантной оправе, возникло на миг подобие улыбки. Не «дежурной», механической и отрепетированной, а настоящей, живой, когда человеку искренне рады.

– Владимир Алексеевич?! – доктор вдруг сделала вид, что она вот-вот рассердится. – Что еще это вы придумали?! Зачем?

Рейндж плотно прикрыл за собой дверь. В коридоре, над дверью кабинета, куда он только что вошел, тотчас вспыхнула надпись:

К счастью, физиотерапевт, как и в прошлые визиты, работала одна, без медседстры. Симпатичная, но строгая с виду докторша и глазом не успела моргнуть, как Мокрушин оказался уже возле нее. Женская ручка неведомо как очутилась в его сильной ладони. Несколько секунд они молчали. Наконец, глядя сверху вниз ей в глаза, Рейндж ласково, очень душевным, проникновенным голосом, от которого у хозяйки этого кабинета почему-то сразу мурашки побежали по спине, сказал:

– Ирина Николаевна!! Дорогой мой доктор!! С наступающим вас… Чмок!

Женщина выдернула руку, которую Рейндж, впрочем, успел облобызать. Вот же артист… таких еще поискать! Кстати. Мокрушин и вправду внешне здорово напоминает одного американского актера. А именно – Уильяма Дефо, запомнившегося ей по фильмам «Взвод» Оливера Стоуна и «Последнее искушение Христа» Скорцезе…

– До Нового года еще две недели, – напомнила она, поправляя очки. – Впрочем, спасибо за поздравления… Итак, вы были у меня… три месяца назад, верно? Э-э-э… Владимир Алексеевич?! Ну вот что вы за человек?!

– Я? Очень счастливый человек! Во-первых, я все еще жив… И… уж поверьте на слово, доктор… здоров, как бык! Хотя некоторые ваши здешние коллеги – есть такое подозрение! – не верят в этот факт, как в обьективно существующую реальность! А во-вторых, дорогая Ирина Николаевна, вы самый симпатичный доктор из всех, с кем мне доводилось знаться…

Рейндж, не теряя даром времени, извлек из пакета и поставил на стол бутылку шампанского «Moet&Shandon Brut Imperial». Затем выложил коробку бельгийского шоколада «Guylian Sea Shells» с нарисованными на коробке морскими ракушками. Ну и напоследок достал перевязанный ленточкой сверточек, внутри которого находятся духи Chanel № 5 – поскольку женский вкус непредсказуем, лучше всего дарить именно проверенную временем «классику»…

Само собой, он напрочь проигнорировал пару-тройку негодующих реплик, прозвучавших по ходу данной сценки…

– У вас стаканчики найдутся, Ирина Николаевна? Надо бы отметить, так сказать… Верите ли, последнее время только о вас и думал!

– Вот вы… с виду серьезный мужчина, Владимир Алексеевич! Наверное, занимаете немалую должность… иначе не попали бы к нам! – доктор из последних сил старалась сохранить «субординацию». – А ведете себя… ну чисто, как хулиган! Вот я пожалуюсь на вас нашему «главному»!

На время Ирине Николаевне удалось взять ситуацию под свой контроль. Шампанское и конфеты она спрятала в шкафчик, сверток с духами тоже был убран с глаз долой (впрочем, складывалось впечатление, что ее женская душа все же осталась неравнодушной к проявленным со стороны пациента знакам внимания). Доктор попросила Мокрушина снять «верх» спортивного костюма. Он выполнил ЦУ, оставшись в обтягивающем торс тельнике без рукавов. Хотел стащить и его, но врач сказала – «не нужно». Усадив в кресло обследуемого, она измерила ему давление и пульс. Затем, вернувшись за стол, включила свой «лэп-топ» и стала заполнять верхние строчки высветившегося на экране бланка. Каковой по окончанию нынешней процедуры, по-видимому, будет распринтован и присовокуплен к заметно распухшей за последние месяцы медкарте пациента, вместо фамилии которого в исходных данных указан трехзначный цифровой шифр.

– Ну-с? – поинтересовался Мокрушин. – Каков ваш вердикт?

– Давление в норме, – сказала врач. – Пульс, правда, несколько учащен…

– Это мое сердце так реагирует на вас, милый доктор.

– А вот мы сейчас и протестируем вашу сердечно-сосудистую, – Ирина Николаевна закончила щелкать клавишами и выбралась из-за стола. – Под нагрузочкой проверим! На моих тренажерчиках! – она кивнула в сторону дверного проема, за которой находится «спортзал» с соответствующим оборудованием. – В ходе прошлых ваших посещений, помнится…

– О-о, я этого тоже не могу забыть, – заверил ее Мокрушин.

– …вы у меня тестировались без серьезных нагрузок, – продолжила докторша, пропустив его реплику мимо ушей. – Сегодня, а затем и в последующие два дня, вы будете проходить тестирование под постоянно увеличивающейся нагрузкой!

– Разве это так необходимо? – удивился Рейндж. – Я в норме! А может, кто-то из ваших коллег… того… мутит воду? Хотите сделать из меня «инвалида»… и отправить до срока на пенсию?!

– Вообще-то у нас не принято предавать гласности мнение коллег, – Ирина Николаевна несколько смягчила тон. – Мы ведь люди подневольные, Владимир Алексеевич. Нам приказано вас «наблюдать», и вообще… Около года назад вам была сделана очень и очень сложная операция…

– Славненько меня заштопали ваши коллеги из «Бурденко»,^[4] – кивнул Рейндж. – Я им по гроб жизни обязан.

– …которая, к счастью, завершилась успешно, особенно, если учитывать характер полученных вами ранений. Но то, как вы быстро… практически без малейшей «паталогии» восстановились… Знаете, это довольно редкий… если не сказать, уникальный, случай… Гм. Давайте-ка приступим к делу!

Они перебрались в смежное помещение, где пахло, как и повсюду в этом достойном учреждении, импортными ароматизаторами, воспроизводящими, преимущественно, запахи хвои и эвкалиптового масла.

Доктор подошла к тренажеру, представляющему собой одну из разновидностей «беговых дорожек». Агрегат снабжен беспроводными – по типу манжета с липучкой – датчиками, измеряющими основные биопараметры. А также ЖДК-дисплеем, на который выводятся данные в виде цифровых и графических значений.

– Начнем с пробежки. Задание рассчитано на двенадцать минут. Скорость будете регулировать сами. За это время вы должны преодолеть не менее трех километров…

– Бегаю я быстро, – заверил ее Мокрушин. – Особенно – когда убегаю…

Едва докторша попыталась закрепить на его правом запястье одну из «манжет», как Рейндж неожиданно взял ее за плечи и привлек к себе.

– Что вы себе позволяете?! – она попыталась освободиться, но – по правде говоря – это была очень слабенькая попытка. – Прекратите, Владимир Алексеевич! У нас впереди много работы… вам сегодня надо кучу тестов сдать!

– Так я ж не против, – Рейндж осторожно снял у нее с переносицы очки и положил на приставной столик. – Но… но я предлагаю вот что: совместить приятное с полезным… Что там у нас далее по плану?

– Сначала «кросс»… – сказала докторша, вяло сопротивляясь его попыткам расстегнуть пуговицы ее врачебного халата. – Нет, нет… туда нельзя… Еще силовые упражнения… Потом, после небольшого перерыва, тест на выносливость… гребля… поосторожней с пуговицами…

– О-о… гребля?! – Рейндж помог ей избавиться от халата, под которым – если продолжать разговор про одежду – обнаружились блузка нежно-кремового цвета и строгого покроя, длиной до середины колена, юбка темной расцветки. – Одно из моих самых любимых занятий! И вообще! Чтобы сжечь энное количество калорий… И испытать физические нагрузки… Для этих целей есть более приятные способы, чем беговая дорожка и велотренажер…

Он коснулся губами прохладной женской щеки, после чего принялся расстегивать оставшиеся пуговки на ее блузке…

– Думаю, нам не следует продолжать, – женщина предприняла еще одну попытку высвободиться из его обьятий. – Это не правильно… так нельзя! Не забывайте, наконец, что я… я – доктор… и нахожусь тут «при исполнении»!

– Конечно, вы – доктор! Преотличнейший врач! Я разве спорю? Но вы… ты… не только доктор… но еще и – женщина!

Он расстегнул блузку, и тут же, переместив руки ей за спину, отщелкнул крепление бюсгалтера. В качестве награды за сноровистость – и проявленную им настойчивость – Рейндж получил доступ к тугим матово-белым полушариям с твердыми коричневатыми сосками…

– Оххх… Владимир Алексеевич… Кстати… – докторша выгнула спину, затем чуть запрокинула голову, так что он мог теперь беспрепятственно припасть к ее упругим прохладным сосцам. – Скажи мне, Володя… Почему… да, почему ты так ни разу и не позвонил мне за этих три месяца?! Ты ведь записывал мой номер мобильного? Помнишь, ты спрашивал, почему у меня нет обручального кольца? Я еще сказала тебе, что… нахожусь в состоянии развода. Ну так вот – я уже полтора месяца как свободна! Чего молчишь?

– Ммм… – Рейндж на короткое время прервал свои занятия. – Почему я не позвонил?

– Да. Почему?

– Ну так… не мог же! У меня это… Ира… я был в служебной командировке… Но только «тс-с-с!»… смотри, не проболтайся!

Партнерша царапнула его острым коготком по локтю.

– Врешь, конечно. Как и все вы, мужики… Вспоминаете о нас, когда вам это выгодно!

– У каждого свои недостатки, – сказав это, Рейндж провел рукой по талии, затем, преодолевая по ходу препятствия, скользнул дальше, к крутым бедрам и ягодицам. – Но ведь… вспоминаем же?! Дорогая… гм… почему бы тебе не снять юбку… чтобы не помялась ненароком? И колготки – тоже! Ну а «стринги»… так и быть… оставь… они нам не помеха…

Но он так и не успел осуществить свои планы, потому что докторша вдруг резко отшатнулась от него… Всего несколько секунд ей потребовалось на то, чтобы запахнуть блузку и набросить на себя халат (белая шапочка каким-то чудом держалась у нее на голове).

– Упал-отжался! – прошипела она, хватая очки с приставного столика. – Не стой… делай же что-нибудь!!!

Ирина Николаевна метнулась ко входу… хорошо, что она услышала, как кто-то постучался в дверь ее кабинета. Но чуточку не успела: старший коллега воспользовался индкартой-вездеходом и открыл дверь первым.

– Так вы у себя, Ирина Николаевна? – в кабинет вошел главрач санатория, (вальяжный, холеный господин в небрежно наброшенном на плечи халате). – Ну вот… а мы вам звоним! Разыскиваем, знаете ли…

– Меня? А зачем?.. Я у себя, на рабочем месте. – она, улучив момент, застегнула пуговицу на халате. – У меня пациент… по расписанию!

Докторша, скосив глаза, только сейчас заметила, что «пациент» – а больше ведь некому – как-то исхитрился незаметно от нее положить трубку внутреннего телефона так, чтобы никто не мог дозвониться по этой линии.

Взрослый мужчина, а позволяет себе хулиганить. Но ничего, ничего… Он еще получит за свои «шалости» и слишком уж вольное поведение! Эти два дня он у нее на «галерах» проведет! Будет крутить педали с утра до вечера… Да под такими нагрузками, что горный этап гонки «Тур де Франс» показался бы ему легкой прогулкой!..

– Вообще-то нам нужны совсем не вы, а ваш пациент, – главврач обернулся к статному, с военной выправкой мужчине лет сорока с небольшим, который стоял в коридоре и наблюдал за сценкой через открытую дверь кабинета (доктор узнала в нем одного из изредка обследовавшихся в этом элитном санатории спецслужбистов). – Вот, у Сергея Юрьевича возникло какое-то срочное дело…

– Здравствуйте, Ирина Николаевна, – сказал тот, перешагивая порог. – Владимир Алексеевич у вас?

– Э-э… да… конечно. У нас плановый осмотр.

Они переместились к проходу в «спортзал». Рейндж отжимался от пола – как ему было велено – и делал вид, что он сконцентрирован именно на этом физическом упражнении, а все остальное его не касается.

– Как самочувствие, Владимир Алексеевич? – поинтересовался визитер, на котором была одета расстегнутая на груди темно-синяя обьемистая куртка с капюшоном (ондратровую шапку и перчатки он держал в руке). – Я вижу, вы находитесь в неплохой физической форме?

– Здравия желаю, товарищ генерал! – глядя в пол и продолжая ритмично раскачивать тело вверх-вниз, натужно сказал Рейндж. – Извините… что приветствую вас… не по стойке «смирно»! Вот… исполняю… по указанию доктора… двадцать девять… тридцать…

– Достаточно! – сказали одновременно генерал Шувалов и докторша.

– Как скажете, – Рейндж поднялся на ноги. – А то я только в охотку вошел…

Шувалов пристально посмотрел сначала на своего подопечного, затем на миловидную хозяйку кабинета. У Ирины Николаевны заметно раскраснелось лицо, как-будто это она – а не ее пациент – только что занималась «физкультурой». Генерал задумчиво потер лоб, потом поинтересовался:

– Что скажете, уважаемые доктора? Здоров наш товарищ… или как?

– Обследование еще не закончено, – напустив на себя озабоченный вид, сказал главврач (ему не хотелось брать на себя ответственность). – Анализы, надо сказать, неплохие…

– «Стул» в норме, – брякнул Рейндж. – Да здоров я, здоров.

– Помолчите, – сказал ему генерал. – А вы что скажете, Ирина Николаевна?

– Пока все в пределах нормы – сухо сказала докторша. – Надо бы дополнительно протестировать под серьезными нагрузками…

– Ну, серьезными нагрузками мы его и сами, пожалуй, обеспечим… Так, так… Анализы, говорите, в норме? Значит, я могу его забрать? Медицина не против? – Шувалов вопросительно посмотрел на главврача.

– Ну… раз это решение диктуется интересами службы…

– Вы начальство, вам виднее… – Ирина Николаевна незаметно для руководства показала Рейнджу свой крепкий кулачок. – Но при первой возможности направьте Владимира Алексеевича опять к нам… Для более полного и детального обследования!

Спустя четверть часа Рейндж, переодевшись и побросав вещи в сумку, вышел через боковой проход на паркинг, где его дожидался серый «гелентваген» – это была одна из разьездных конторских машин. Антон, личный водитель и телохран Шувалова, взял у него сумку и определил ее в багажник. Оба, и Сергей Юрьевич и многолетний водила, являются выходцами из ГРУ. Уже несколько лет подряд Шувалов ведает элитным оперсоставом, частью прикомандированным от своих ведомств к совбезовским структурам и экспертным центрам, частью имеющим многомерную, разветвленную, как у Рейнджа, легенду.

Когда джип тронулся с места, генерал, как-то странно покосившись на подчиненного, за которым он лично примчался в этот подмосковный санаторий, сказал:

– Знаешь, Мокрушин…

– Что, Сергей Юрьич? Родина-мать зовет?

– Я бы не стал тебя дергать… но поступила «заявка».

– Лично на меня? – не зная, радоваться ему, или огорчаться, переспросил Рейндж.

– Да. Предлагались иные варианты. Но наш нынешний… гм… партнер… он хочет именно тебя.

Шувалов замолчал. Рейндж понял это так, что существуют вещи, о которых генерал не может – или не хочет – говорить даже в присутствии такого многократно проверенного товарища, как его личный водитель. Но, как выяснилось, дело было не в особом режиме секретности. Или – не только в этом. Короче, Рейнджа ожидал сюрприз…

Мокрушин подумал было, что они двинут на основную базу, в Балашиху. Или в Москву, где в одном из зданий на Старой площади функционирует «ситуационный» центр и где зачастую – после ознакомления с той или иной информацией, или той или иной личностью – ставится конкретная задача. Но не тут-то было: они проехали от ворот ведомственного санатория всего километров пять, когда «гелентваген» вдруг свернул на «второстепенную», и почти сразу же стал притормаживать. На этой же дороге, но следуя встречным курсом, показался еще один джип, примерно такого же серебристо-серого окраса…

– Антон, остаешься в машине, – распорядился генерал. – Мокрушин, выходим! Мне надо показать товар лицом.

Рейндж выбрался из салона на сухой морозный воздух. Неподалеку – всего в полусотне метров от них – берег полузамерзшей Истры. Гораздо дальше, в нескольких километрах, видны луковки храмов Нового Иерусалима; сам вид заснеженного ландшафта ярок, воздушен, с присутствием голубоватой дымки – как на красивой открытке с поздравлениями к Рождеству.

«Что значит – „показать товар лицом“? – удивился Рейндж, вглядываясь уже не в окрестные виды, а в остановившийся всего в паре метров от него „лексус“ с заметно тонированными стеклами (у этого джипа, как и у „гелентвагена“, были обычные московские, а не „совбезовские“, или иного госведомства, с триколором, номера). – Это что… кто это тут – „товар“?

Водитель «лексуса» заглушил движок. Когда он выбрался из джипа, Мокрушин широко усмехнулся – это был его наилепший друг по жизни Андрюша Бушмин.

– Привет, Кондор!

– Здорово, братишка!

Они обменялись крепким рукопожатием.

– Ну как ты, Рейндж?

– Да не дождетесь!

Бушмин бросил на своего давнего сослуживца и побратима странный взгляд.

– Минутку, дружище. Тут кое-кто хочет с тобой познакомиться…

Он обошел «лексус» и открыл правую заднюю дверцу. Рейндж ожидал увидеть какого-нибудь крутого перца, – Андрей не всякому станет оказывать такие знаки внимания – но он и на этот раз ошибся.

Это была… женщина. Лет где-то тридцати или около того (когда речь идет о возрасте дамы, можно здорово промахнуться в своих выкладках). В модной «стриженой» шубке бирюзового окраса, остроносых модельных сапожках, по плечам разметались роскошные иссиня-черные волосы… Солнцезащитные очки, гладкая матовая кожа лица, четко очерченные губы, оконтуренные ярко-бордового оттенка помадой… На плече сумочка в тон сапожкам и тонким лайковым перчаткам… да кто ж она такая?!

Поведение ее тоже оказалось нестандартным. Сначала эта совершенно незнакомая Мокрушину дама минуту или две сверлила его взглядом, а затем и вовсе обошла его вкруговую, – и все молчком, молчком – словно он был не живой человек, а к примеру, каменная статуя или фонарный столб.

– Ладно, – сказал Рейндж. – Я не против, если мне обьяснят, что здесь происходит. Послушайте… э-э-э… как вас там? – он искоса посмотрел на дамочку, которая вела себя, как какая-нибудь избалованная, сумасбродная, отмороженная на всю голову богачка. – Может, познакомимся для начала?

– Все представления потом, – сказал Шувалов, внимательно наблюдавший за этой странной сценкой.

– Ну а что эта… эта леди… так меня рассматривает?! Как-будто выбирает себе «джакузи» или… породистого жеребца!! Уважаемая, кажется, я к вам обращаюсь?!

– Гм, – сказала странная дама. – Примерно таким я вас себе и представляла… Что касается ваших профессиональных качеств. Я очень надеюсь, что рекомендовавшие мне вас люди – не ошиблись. Меня зовут Лариса Венглинская. О деле переговорим позже. Все, господа, можем ехать…

Выдав эту тираду, женщина круто развернулась и направилась к «лексусу». Андрей открыл заднюю дверцу, впуская ее в салон (и при этом еще умудрился подмигнуть своему озадаченному таким ходом событий товарищу). Шувалов, кашлянув в кулак, сказал:

– Ну вот и хорошо. А то у нас совсем нет времени для принятия новых кадровых решений! Ладно, давайте по машинам! Тут поблизости расположен наш обьект, так что не стоит тратить время даром…

– А если я… несогласный?! – угрюмо произнес Рейндж. – Что это за байда? Смотрит на меня, как… как на джакузи!

– Это приказ, Мокрушин, – жестким, не дающим малейшего повода для споров тоном заявил Шувалов. – С самого верха!! Надо одного субьекта из-под носа у наших украинских коллег вытащить! Ну а все прочее будет зависеть от того, что расскажет нам этот самый товарищ.

ГЛАВА 3

ЧИСТО УКРАИНСКОЕ САМОУБИЙСТВО

Время приближалось к полуночи, но движение по «одесской» трассе все еще было довольно интенсивным.

Темно-серый неновый «Aуди-100» свернул с шоссе Санкт-Петербург-Киев-Одесса на боковую дорогу. В свете фар промелькнул установленный на обочине щит с надписью – «Вiта-Почтова». Легковушка миновала лукойловскую автозаправку, оформленную в красно-белой цветовой гамме. Поселок, несмотря на близость к Киеву, – чуть более пятнадцати километров до юго-восточной окраины столицы – в этот полуночный час казался вымершим. На центральной улочке тускло горят редкие уличные фонари. В окнах некоторых домов, мимо которых просквозила «ауди», теплится электрический свет, но они тоже почему-то кажутся брошенными. Водитель, знающий данную местность как свои пять пальцев, безошибочно свернул в нужный ему переулок. Это была уже северная-восточная окраина, слегка всхолмленная, с примыкающими к ней остатками некогда густого лесного массива, – лес этот издревле почему-то называли «царским», но теперь, из-за строительства новых коттеджей, от вековой дубравы почти ничего не осталось.

Водитель остановился в самом конце переулка, у крайней справа хаты. Заглушил движок, поставил авто на ручник, выбрался из салона наружу. Мужчине, одетому в утепленное кожанное полупальто и «пыжиковую» шапку, немногим за сорок. Не лишним будет заметить, что часть своей жизни – в раннем детстве – он провел именно здесь, в этом селе. Родительская хата, правда, находилась в другом конце, неподалеку от неплохо сохранившегося до сей поры «сталинского» бункера, куда они частенько с пацанами ныряли втайне от взрослых (трехамбразурный ДОТ типа «М2» Киевского укрепрайона, построенный перед самой войной). Батьков своих Александр (Олександр, по-местному) Захарченко – именно так зовут этого мужчину – давно уже перевез в трехкомнатную квартиру в киевском районе Дарница. Впрочем, это уже совсем другая история, не имеющая отоношения к тем события, что нынче происходят вокруг самого Захарченко.

Из-за невысокого, сделанного из штакетника забора, послышался сердитый собачий лай. Вскоре осветилось одно из окон хаты; затем, спустя несколько секунд, вспыхнул свет на веранде и послышался звук отпираемой двери.

– Цэ хто там бродыть в ночи? – судя по надтреснутому голосу, хозяину было уже немало годков. – А ну цыть, Сирко!

Собака тут же заткнулась и полезла, гремя цепью, обратно в конуру.

– Дядьку Степан, це я… Захарченко!

– А-а, так цэ вы, Хведоровычу? Зараз надину кожушок та выйду!

Захарченко чуть отошел от тына, щелкнул зажигалкой, прикуривая сигарету. Пальцы мелко дрожат, как у алкаша – сказывается перенапряжение, испытываемое им все последние часы. Во рту стоит неприятный кислотно-металлический привкус, который не удается перешибить даже ментоловыми лепешками. Устал так, что суставы крутит и даже болят волосы на голове…

Он затянулся в кулак, затем неспокойно огляделся. Со стороны поселка доносится довольно оживленный собачий перебрех. На который старый – как и его хозяин, которому под семьдесят – пес по кличке Сирко особо даже не реагирует: забился себе в конуру, как ему было приказано и сидит там, свою собачью думу думает.

По другую сторону улочки, напротив, темнеет «новострой». Этот двухэтажный дом из красного кирпича с забранными в решетки окнами, – предосторожность на время строительства – в котором еще не закончена внутренняя отделка и в котором пока никто не живет, официально еще не оформлен и ни в какие реестры не внесен. Сам участок записан на Оксану, жену Захарченко. Александр Федорович примерно месяц назад предусмотрительно отправил супругу в Великобританию, город Саутгемптон, где их двадцатилетний сын постигает науку в местном юридическом колледже. За домом присматривают дед Степан и его старуха; за эту услугу Захарченко ежемесячно выплачивает им солидную прибавку к пенсии…

Скрипнула калитка; дед Степан, у которого имелись ключи от охраняемого им соседского домовладения, открыл замок на металлических воротах, затем поочередно развел створки в стороны. Захарченко медленно въехал на участок, припарковав «ауди» на небольшой площадке перед домом. После того, как дед закрыл браму, они перебросились накоротке словцом. Захарченко – как бы невзначай – поинтересовался, спрашивал ли кто его в последнее время. Или, может, кто-то из посторонних проявлял интерес к этому недостроенному особняку. Дед сказал, что кто-то из соседей интересовался, не продадут ли хозяева остаток неиспользованных стройматериалов. А также – будут ли тянуть к себе отдельную трубу для газоснабжения (они тоже хотели бы подключиться). А больше никто ни о чем не спрашивал.

Захарченко задумчиво покивал головой. Он скрывается уже более суток. Сейчас на карту поставлена его жизнь. Пожалуй, он правильно сделал, что сдернул с резервной киевской квартиры. Здесь, в пригородном поселке, он может чувствовать себя в относительной безопасности. «Стрелку» с одним нужным ему человеком он уже забил. Но до самого этого рандеву, которое состоится не ранее, чем через полтора суток, нужно еще как-то дожить.

К тому же, и это тоже немаловажно, здесь у него кое-что припрятано.

Часть накопленного про запас добра – не только наличка в евро и в американских рублях, но и дубликаты документов, которые могут быть кое-кому любопытны – хранятся в депозитарной ячейке банка. Нет, не здесь, не в Киеве, он еще с ума не сошел… Какая-то часть – спрятана тут, в укромном месте. Надо еще раз просмотреть заначенное, может, кое-что сгодится для предстоящего ему нелегкого торга.

Захарченко поблагодарил пожилого соседа и отправил его спать (не забыв вручить конвертик с шестьюстами гривнами – как бы плата за месяц вперед).

Он прошел в дом, освещая себе путь бошевским фонарем. Нашел электрощит, включил питание. Устраивать иллюминацию ему было не с руки, поэтому он включил минимум освещения. Снаружи было около ноля, в доме температура всего градуса на три или четыре выше. По-хорошему, надо бы договориться с дедом Степаном, чтобы тот каждый день хотя бы на пару-тройку часов включал мощные электрические батареи – помещения нужно прогреть, просушить. М-да. Этот дом начали строить полтора года назад, когда дела шли в гору. Особняк и хозпостройки возводили местные строители под приглядом Оксаны. Но пришлось «заморозить», хотя обьект готов на девяносто процентов – первый этаж полностью отделан. Да и хрен с ней, с этой недвижимостью. Всё имущество записано на Оксану и на племяша. Со временем можно будет распродаться и – как минимум – вернуть вложенные средства. Но не об этом сейчас надо думать, а о главном.

О том, что его, экс-полковника СБУ, капитально «развели», – он едва-едва унес ноги, обеспечив себе временную передышку. И о том, как ему теперь выбраться из того чрезвычайно сложного положения, в котором он оказался отчасти по собственной вине, отчасти по воле драматических обстоятельств.

Захарченко прошел в полностью обставленную комнату, которой – по первоначальному замыслу – предстояло быть его домашним кабинетом. Включил настольную лампу, снял кожаное пальто, перебросив его через спинку кресла. Перевел питание электробатареи на максимум – ему здесь предстоит заночевать, так что пусть хотя бы эта комната прогреется, как следует. Прошел в санузел, умылся ледяной водой, вытерся банным полотенцем, после чего несколько секунд разглядывал себя в зеркале: лицо как-то резко осунулось за последние несколько часов, лоб прочертила глубокая морщина, под глазами залегли глубокие тени… «Спокойно, Сашко, – сказал он себе. – Главное сейчас – не паниковать. Еще не факт, что случившееся следует считать провалом. Конечно, теперь придется уносить отсюда ноги. Валить не только из Киева, но и из Украины. Но и это не смертельно. Вон, тот же бывший коллега Мельниченко в схожей ситуации не пропал. Не то что б парень был в „шоколаде“, но и не бедствует. Ты тоже окажешься за кордоном не с пустыми руками, у тебя есть что предложить (и ты точно знаешь – кому). „Помаранчевые“ ведь не навсегда пришли. Если и они и дальше так будут себя отвязно вести, то их самих уже вскоре попрут. А самым буйным затянут узел на шее, да и подвесят на оранжевых шарфах – да хотя бы на том же Майдане, где их еще недавно славили, называя истинными героями украинской нации…»

Он надел поверх пиджака меховую безрукавку. Нажав кнопку потайного механизма, сдвинул чуть в сторону одну из книжных полок. Пошарил рукой в нише, нашел там небольшую связку ключей. Сунул их в карман брюк, взял «бошевский» фонарь и направился – через коридор и вниз по заскрипевшей под ногами лестнице – в «подземный» этаж особняка.

Тайник был оборудован в подвальном помещении, где предполагалось хранить запас овощей, разные соления, консерванты и прочие нескоропортящиеся продукты. Все это можно купить в ближайшем маркете, но Оксана настояла, чтобы было и «своё, домашнее». Капитальная металлическая дверь; четырехригельный замок открывается длинным, с желобками и насечками, ключом. Небольшое усилие и вот уже дверь отперта. Захарченко щелкнул включателем; подсиненный свет вспыхнувшего светильника высветил помещение размерами примерно четыре на два с половиной метра, совершенно пустое, если не считать деревянных «рыбинсов», которыми, поверх плитки, был выложен пол кладовки.

Захарченко прошел в противоположный от входа конец. Нагнувшись, выдернул один из «рыбинсов» и прислонил к боковой стене. Нащупал пальцами паз, поддел плитку – она здесь не была посажена на цементный раствор – отложил ее в сторонку. Туда же переместились еще несколько плиток. Затем он подцепил предусмотрительно захваченным сверху ножом выкрашенную под цвет бетона металлическую крышку, снял и ее. А вот и «нычка»: вмурованный в фундамент – дверкой вверх – непритязательный, но вполне надежный, с двадцатимиллиметровой стенкой и двумя механическими замками сейф времен позднего Брежнева…

Захарченко не удержался от соблазна: первым предметом, который он достал из чрева открытого им сейфа, оказался темно-вишневого окраса кейс. Щелкнули замки; внутри лежат аккуратные пачки денег – евро сотнями и полтинниками, а также доллары США в сотенных купюрах. Всего здесь – в переводе на баксы – около шестисот тысяч. Это примерно половина тех сумм, которые ему выплачивались в виде гонораров за его профессиональные услуги. А также то, что он исхитрился отщипнуть от выдававшихся ему и его людям налом средств со стороны тех, кто спонсировал различные аспекты происходящих нынче в Украине «революционных» перемен.

На какое-то время он замер, настороженно повернув голову в сторону открытой двери. Приглушенно, откуда-то издалека, послышался сердитый собачий лай. Похоже, это соседский Сирко? Через несколько секунд все затихло. Захарченко вытер ладонью лоб, покрытый липкой испариной. Нервы у него на пределе, могло и почудиться.

Там же, в кейсе, хранится «барсетка», а в ней запасной загранпаспорт на другую фамилию, но с его фотографией. Примерно полгода тому назад, когда он перешел из Главного управления СБУ по Киеву и области в полуофициальное Агентство региональной безопасности (структура эта тесно связана с людьми, нынче возглавляющими украинский нефтегазовый гигант, и не только), Захарченко обновил свой «резервный» комплект документов и затем «легализовал», проведя «новоделы» через республиканские базы данных. Когда занимаешься столь рискованным, неспокойным, непредсказуемым бизнесом, как он, никакая заначка лишней не покажется. Помимо загранпаспорта и сертификата «евростраховки», в барсетке хранится еще нал: три тысячи евро сотенными, тысяча в гривнах, а также две кредитные карточки.

Захарченко закрыл кейс и отставил его пока в сторонку. Он вновь опустился на правое колено, наклонился еще сильнее… Извлек из тайника «хьюлиттовский» ноут-бук, упакованный в специальный чехол… Потом коробку из-под женской обуви, в которую был вложен контейнер для хранения «сидюшек»… Так… запасная мобила с подзарядкой… Еще один сверток, завернутый в бумагу и старый пуховый платок – австрийский «глок» с запаской и пачкой патронов к нему. Пожалуй, этот ствол ему сейчас без надобности. Хотя бы потому, что у него в поясной кобуре есть свой ПСМ, зарегленный… Зачем ему лишний ствол? Ситуация такова, что надо работать головой, а не обвешивать себя оружием – сила по-любому сейчас не на его стороне.

Захарченко вновь повернул голову к выходу: какие-то странные звуки долетали до него… Как-будто что-то сломалось или треснуло… Может, это дед Степан вернулся? Забыл, к примеру, что-то важное сказать?

Через секунду отчетливо послышался звон битого стекла.

Экс-полковник резво вскочил на ноги. Метнулся к двери, замер в проеме, чутко прислушиваясь… Сверху вновь донеслись какие-то странные, довольно громкие звуки. Кажется, кто-то там бродит… и похоже на то, что в дом проникла целая компания…

– Ну i де вiн? – вполне отчетливо прозвучал голос, показавшийся Захарченко знакомым. – Де ця тварина?! Шукайте, вiн десь тут сховався!..^[5]

«Ну все, п…ц!! – промелькнуло в голове у Захарченко. – Вычислили!!!»

– А де тут погрiб? – донеслось сверху. – Десь повинен бути!.. Майбуть вiн, як пацюк, в яку щiлину залiз?!^[6]

У экс-эсбэушника пересохло во рту. Судя по голосу, это Мыкола Франчук… Но как они только пронюхали, что он, Захарченко, решил «залечь» не в Киеве или в любом другом месте, а здесь, в пригородной Вите-Почтовой?!

Захарченко заметался… и в правду, как загнанная в угол крыса! Выход-то из этого «погреба» только один – по лестнице, к запертой им изнутри на ключ двери!.. Которую, они, судя по репликам и возне наверху, в коридоре первого этажа – уже обнаружили.

Так и есть: через каких пару минут оттуда послышалось: «бережысь!!». А затем что-то грохнуло так, что у экс-полковника зазвенело в ушах!..

Он отступил в подвал, которому, кажется, суждено стать ловушкой для своего хозяина. Суки… высадили верхнюю дверь при помощи ВУММ!^[7] Захарченко дернул на себя металлическую дверь. Есть… заперся изнутри, на засов! Резко щелкнул по выключателю, после чего подвальное помещение погрузилось в кромешную темноту.

Несколько секунд он ничего не слышал. Потом – как сквозь вату – послышалось «гуп!», «гуп-гуп!!» Кажется, кто-то из этой компании уже смайнался по лестнице вниз и теперь пытается высадить плечом очередную вставшую на их пути преграду…

– Друже Мыкола! – послышался сверху голос «консультанта». – Ну что там?! Где наш общий friend?

– Та в погрiбi сховався! Хвилинку…

– What?! Stupids!..^[8]*** Motherfucking!.. Эй!! Take easy! Полегче! Он нам нужен живым!!

«Консультант» обменялся короткими отрывистыми репликами – на английском – со своим сотрудником (тот, впрочем, тоже мог бегло изьясняться на вполне доступной пониманию местных аборигенов смеси сербско-польско-русско-украинских слов).

В коридоре едко подванивало пластидом и металлической окалиной. Мыкола отправил двух своих бойцов наверх – по пожеланию «консультанта», который, видя, как не ладится дело у его местных коллег, решил взять все в свои руки. Площадка, которой заканчивается лестница, всего метра два на два, много народу здесь не поместится. Надо вот еще дом обыскать. Не лишним будет также обследовать весь участок, включая хозпостройки. Опять же, соседские дед с бабкой могут поведать что-нибудь интересное: сейчас они сидят взаперти у себя в клуне, собаку же, устроившую переполох, когда спецгруппа подьехала сюда на трех транспортах, пришлось пристрелить… Дел невпроворот. Но главное – вытащить «крысу» из норы, куда она успела юркнуть в последний момент.

– То що будемо робити, Джон… э-э… друже Iван? – Мыкола Франчук, равно как и его иностранный коллега, сегодня – учитывая цель их ночного визита – были одеты несколько попроще, нежели сутки с лишним назад, когда они вдвоем накоротке посетили ресторан Da Vinci. – Одну його мобiлу знайшли наверху! Але ж вiн може мати при собi резервну трубку!

– Ну? – почти весело произнес «консультант». – И кому он станет звонить? Своим русским друзьям… о которых мы с ним как раз хотим поговорить? Пусть приезжают… welcome!.. Но они не такие stupids… не приедут.

– Це так.

– Wait… подожди, я хочу с ним поговорить!

Они встали с двух сторон дверного косяка. Кто знает, что на уме у этого загнанного в угол человека? Возможно, – и вполне вероятно – Захарченко вооружен. Вдруг он начнет палить через дверь? С виду она крепкая, из металла, но все ж лучше поберечься.

Франчук, прижимаясь спиной к стене, в которую была вмурована эта треклятая дверь, держал ствол двумя руками, дулом вверх. Один из его бойцов, вооруженный АКСУ, страховал двух старших товарищей, стоя на нижней ступени лестницы. Что касается консультанта, то он по обыкновению обходился без оружия.

– Look!.. слушай, что скажу! – громко крикнул закордонный спец. – Узнал?! Не будь идиотом… выходи! Я гарантирую тебе соблюдение human rights!! С тобой будут обращаться гуманно! Полковник, мы знаем, что ты – здесь!! Все для тебя не так плохо… believe me! Ты хотел сделать отдельно от нас свой небольшой bussines… Слить секреты… и получить за это money… да? Good. O’kay! Твое желание – понятно. Но у нас есть свои желания, и есть questions… вопросы! Ты нам расскажешь, с кем из русских у тебя bussines?! И что ты успел им сообщить о наших планах?!

Из-за двери не доносилось ни звука, лишь слышалось учащенное дыхание замершего по другую сторону косяка Франчука. Последний вдруг, не выдержав, стукнул кулаком в металл и проорал:

– Вiдчини, бо вб’ю, якщо сам не вийдеш!

– Полковник, ты слышал голос своего приятеля? – поинтересовался «консультант». – Если сам не выйдешь, они… они из тебя будут ремни резать! Я верно говорю, пан Мыкола?

– Так, це дiло!

– Time is money! – напомнил Джон. – Даем тебе… три минуты на размышления! А потом… взорвем эту fucking door!!

Захарченко коротко простонал сквозь стиснутые зубы. Он забился в дальний угол подвала – на случай, если они надумают подорвать и эту дверь. Хотя понимал, что его это не спасет… Вот же влип! Эту парочку, равно как и их сотрудников, он знает, как облупленных. Надо быть идиотом, чтобы рассчитывать на снисхождение! И уж тем более – на их «гуманное поведение»… Штатовские цэрэушники – и не только они – уже не раз демонстрировали свой «гуманизм». Сейчас вообще спецслужбы любой страны действуют жестко, нет, жестоко, так сказать – «на результат». Ему ли об этом не знать.

Но как же все-таки они тут его вычислили? Он оставил служебную мобилу у себя в кабинете! Тачку поменял, даже верхнюю одежду сменил!!

И тут его «озарило»…

Захарченко медленно стащил с головы свою новую – купил три недели назад, с наступлением зимних холодов – «пыжиковую» шапку. Классный мастер делал: такая вещица будет хорошо носиться и долго держать форму. Трясущимися пальцами развязал шнурки, с усилием опустил «уши»… Да, так и есть: пальцы без труда нащупали со стороны затылочной части инородное тело… это была капсула размером с желудь…

– Б…ь! – в сердцах выругался он. – Суки… вшили «маячок» прямо в ушанку! А я то… ну и придурок!

Вышло так, как в старом присловье: «Козак может в шинке все с себя пропить, но только не саблюку и шапку»…

– Ты что-то сказал, my friend? – донеслось из-за двери. – Решай быстрее! Ты нам не нужен… как это… поломанный?! Кстати, Alex. Мы знали о каждом твоем шаге. Могли задержать и раньше, но хотели знать, куда ты нас приведешь! Вчера был test… и ты – попался! Alex, ты помнишь ваш русский фильм? Как его… «Адьютант ваше… вашего…»? Э-э… Как там «белые» шпиона придумали ловить? Его надо было заставить себя обнаружить. Они устроили – provocation! Do you understand me? Ты понимаешь, о чем я? Мы заставили тебя расскрыться! Остальное… остальное дело техники!

Американец выдавил из себя короткий хохоток.

– Ты поверил, Alex, что мы готовы устроить такой «action»? – он сделал знак появившему подрывнику, чтоб тот устанавливал свой микрозаряд (не торчать же вечно у этой двери). – Good… мы действительно способны работать по крупному!! Но «Милениум»… никто и не собирался делать boom!!.. это была only provocation! «Подстава» по-вашему. Ну ты меня теперь понял, да?!

Он стал подниматься по лестнице в коридор, за ним – Франчук. За дверью – где засела «крыса» – раздался показавшийся совсем негромким щелчок.

Джон процедил ругательства – у него возникло дурное предчувствие.

Через несколько секунд спец направленным взрывом спецзаряда вышиб и эту дверь. В подвале обнаружили экс-полковника. Захарченко выстрелил себе из штатного ПСМ в правый висок. Когда в «бункер» вошли Франчук и иностранный спец, «крыса» уже агонизировала…

– Здох, клятий пацюк! – зло произнес Франчук. – Туди тобi i дорога!

Джон бросил на него задумчивый взгляд.

– Не понимаю, чему ты радуешься, пан Мыкола? Эххх… жаль, не получилось с ним переговорить!

Он присел на корточки и стал осматривать тайник, а также найденные там вещи и предметы.

– Это все в мою машину! – распорядился он. – Потом тщательно обыщите дом!!

– А что с этим делать? – спросил один из сотрудников.

Закордонный спец криво усмехнулся.

– Как обычно – самоубийство. Тело перевезите в его городскую квартиру… здесь вы слишком наследили! Сможете? Но действуйте аккуратно, чтобы соседи не засекли! Understand?

– А якщо… якщо його оформити як росiйского шпигуна! I об’явити, що вiн сам пустив собi при задержаннi кулю в лоб?!^[9]

– Извини, пан Мыкола, но это глупо… это не есть good, – консультант скривил губы. – Не забывай, что мы и сами действуем сепаратно от ваших государственных органов… хотя и в интересах «нэзалежной»! Если сделать так, как говоришь ты, возникнут ненужные нам разговоры. Мы и сами не должны светиться! Понял?

– Так, зрозумiло.

– Предсмертную записку напечатайте на его собственном домашнем компьютере. Все следы за собой убрать, «пальчики» протереть!! Трех человек для выполнения этой задачи будет достаточно. Со стариками решайте проблему сами. Думайте, я за вас всю работу делать не намерен! O’kay?

– Добре, друже Iване, все зробимо!

Выйдя на свежий воздух, «консультант» покачал головой. Разве кто-нибудь поверит, что этот сам застрелился?! Что он сам – без сторонней помощи – свел свои счеты с жизнью?

Опять будет работа политикам, досужим журналюгам и злым языкам.

ГЛАВА 4

НЕОЖИДАННЫЙ РАЗВОРОТ

19 декабря,

бизнес-терминал аэропорта «Внуково-3».

С командировкой в Киев что-то не клеилось. Рейндж пока мог лишь гадать, по какой причине откладывается вылет. В аэропорт они приехали около восьми утра. Тремя машинами, но с интервалами в несколько минут. Первыми к стоянке перед «Космосом» подкатил черный «BMW-5X». Антон за рулем, Шувалов в кресле пассажира. Оба в штатском. У «икса» обычные, не спецслужбистские номера. Как и у двух других машин, которые несколькими минутами спустя свернули с киевской трассы к аэропорту. Для ведомства, в котором последние несколько лет служит Рейндж, это обычная практика: чем меньше внимания ты на себя обращаешь, тем большие шансы успешно выполнить поставленную задачу.

Второй транспорт, седан «Mercedes W220» серебристого цвета, подкатил к КПП, через который, минуя пассажирский терминал, можно было проехать во внутренню зону аэропорта. Шофер предьявил местным стражам документы. Венглинская и состоящий при ней «секретарь-референт» – крепыш лет тридцати с небольшим, сотрудник СБ крупного столичного банка, ее личный bodyguard – показали погранцу свои загранпаспорта. Задержались они здесь не более минуты. Проезд открыли, все ОК. На одной из двух полос ревел движками «Boeing-737», выруливая к стартовому отрезку взлетки. Нет, это чужой борт. Их самолет «ЯК-40», зафрахтованный у компании «Харьковские авиалинии», стоит последним в ряду разнокалиберных «птичек», многим из которых предстоит подняться в небо уже в ближайшие часы…

Рядом с ним – и тоже в полной готовности к перелету – замер в ожидании своих пассажиров еще один «ЯК», но уже приписанный к российской частной авиакомпании. Этот борт зафрахтован для нужд компании «РосУкрГазэкспорт», которая, впрочем, несмотря на звучное название, имеет лишь косвенное, опосредственное отношение к прокачке российского газа через Украину. И тот и другой самолеты должны вылететь в Киев. Первый, зафрахтованный для Венглинской, осуществит – так первоначально планировалось – посадку в аэропорту «Жуляны». Второй, на котором в Киев должны отправиться Мокрушин и Бушмин в компании двух самых что ни на есть настоящих бизнесменов, должен будет приземлиться в Бориспольском международном аэропорту…

Пара спецагентов прибыла в аэропорт на «лексусе». Андрей – именно он был за рулем – нашел свободное место на паркинге, втиснув джип между двумя чужими «меринами». С собой у них имеются две небольших дорожные сумки с обычным для отправляющегося в короткую служебную командировку чела набором вещей и предметов личной гигиены. А также служебный кейс, в котором сугубо для отмазки хранятся «деловые бумаги». Ничего такого, что могло бы указать на истинные мотивы их визита в украинскую столицу. Абсолютно ничего, что могло бы вызвать вопросы или подозрение у тамошних «органов», коль вдруг кто-то ими, вновь испеченными «экспертами», вместе, или каждым по отдельности, там вдруг заинтересуется…

Для предстоящего им дела вряд ли понадобится спецоборудование. На крайняк, нужную экипировку и даже оружие можно будет заполучить уже на месте. Да, именно на самый крайний случай, потому что Шувалов, когда ставил задачу, строго предупредил: «Не забывайте, что Украина нам… гм… братская страна! Задание деликатное! Так что попрошу без „экспромтов“!.. То есть, действуем по-возможности тихо, результат даем без „шума и пыли“!..

– «Наши» бизнеры приехали! – подал реплику Андрей, заметив подьехавшую ко входу в здание терминала «Volvo». – Я тебя с ними уже в самолете познакомлю. Они, вобщем-то, в теме, оба неглупые мужики, но при них все равно наши дела обсуждать не следует.

Из «вольво» наружу выбрались двое делового вида мужчин, среднего возраста, прикинутых вполне типажно для своего статуса и рода деятельности. У одного при себе портфель, у другого – небольшой кожаный баул с ремнем, который он повесил себе на правое плечо (этот на ходу общается с кем-то по мобиле). Как только бизнесмены изчезли за дверьми терминала, где имеется – в числе прочего – и зал ожидания для VIPов, водитель «вольво» тронул с места. Но направился не на выезд, а попросту перепарковал машину – по-видимому, ему была дана команда не уезжать покамест, а ожидать ЦУ на той же стоянке, где стоял и «лексус» двух федеральных спецагентов…

Прошло около получаса, а «отмашки» от Шувалова – ставить тачку на платную стоянку и проходить с вещами в терминал и далее к самолету – все еще не было.

– Я термос с кофе захватил, – сказал Андрей. – Налить?

– Хорошая идея, – Мокрушин взял у приятеля стаканчик с горячим черным кофе. – Не люблю эти аэропорты. Вечно приходится ждать.

Рейндж сделал несколько мелких глотков, после чего задучиво уставился в лобовое стекло «лексуса». За последние несколько часов он узнал немало нового для себя. Например то, что он – оказывается – состоит в штате одной совсем недавно созданной коммерческой структуры – имеется в виду «РосУкрГазэкспорт». В должности «старшего эксперта». Что он получает там зарплату, начиная с октября месяца (хотелось бы подержать эту денежку в руках). Что его фамилия есть в списке персонала данной компании – в этом может убедиться каждый, кто надумает заглянуть на корпоративный сайт…

Точно такая же, надо сказать, история случилась с Андреем Бушминым. Который также, как выяснилось, с некоторых пор числится в списках персонала этой в сущности не очень известной – несмотря на звучное название – компании…

Еще один небезынтересный момент. С этой Ларисой Венглинской, несмотря на состоявшуюся вчера почти трехчасовую беседу, по-прежнему многое остается неясным. Откуда только, спрашивается, она свалилась на их с Андреем головы? И почему вдруг Шувалов, человек, реально являющийся одной из влиятельнейших фигур как в явной, так и в тайной иерархии российских спецслужб, относится к ней, как к очень, очень важной персоне и едва ли не ходит перед этой bussiness-women на цырлах?

– Андрей, а вот эта…

– Лариса? – Бушмин повернул голову к приятелю.

– Ну да. Скажи… э-э-э… а сколько ей лет?

– Она тех же годов, что и мы с тобой, Рейндж. Но я полагаю, ты хотел о другом спросить.

Мокрушин допил кофе и передал стаканчик другу.

– Я сначала думал, она моложе… где-то в районе тридцатника. Но когда о деле стали базарить, то как-то быстро врубился, что она далеко не девочка. И что не только в голове, но и в штанах у нее будет поболее, чем у иного мужика. Ты ее давно знаешь, Андрей?

– Я знаком с ней на несколько часов больше, чем ты, – усмехнулся Бушмин. – Пару раз видел ее на тусиловах в «европах», но представлен, кажется, не был. Венглинская – доверенное лицо олигарха М. Ведет некоторые его инвестиционные проекты. До недавних пор проживала постоянно в Будапеште, но не реже раза в месяц – на несколько дней – прилетала к нам, в Москву. Часто бывает на Украине, у них там тоже бизнес. Последние пару лет – так мне Юрьич сказал – Венглинская в основном проживает в Лондоне. Кстати. У этого вот М. и его людей есть доля в той самой компании, в штат которой мы с тобой были так резко зачислены… Собственно, это все, что мне удалось на данный момент вытащить из нашего начальника.

Мокрушин, приспустив боковое стекло, закурил «мальборину».

– Так они… эти вот Лариса и ее шеф… Они что – наши? Ну, ты понимаешь о чем я?

– Начальству виднее, чьи они будут, – Бушмин пожал плечами. – Тут какой-то бизнес, Рейндж. Наши – вашим, а ваши – нашим. Знаешь, я давно уже ничему не удивляюсь. Абсолютно ничему.

– Ну а этот вот – М? Помнится, мы о нем говорили? Вот, типа, появились олигархи новой волны… такие, как М. Но базар этот был давно…

– Сам знаешь, этот субьект не особо любит рекламировать себя. Скорее, наоборот. Что за выгода у него? Полагаю, он надеется войти в пул посредников по газовому транзиту через Украину. Но это моя собственная догадка. Я когда спросил у Юрьича о нем, так тот сказал, как отрезал: «задание простое», а потому – «нехрен глубоко копать».

– Так это что – «газовая тема»? – Рейндж удивленно приподнял бровь. – Блядь!.. Извини, брат, но в последнее время только про эти вот дела и слышно. Вот ты умный у нас, Андрюша, обьясни мне…

– Я разве говорил, что нас с тобой бросают на «газовый» фронт? – перебил его Бушмин. – Ты про Венглинскую спрашивал. Вот я и рассказал вкратце, что знаю.

Он посмотрел на «Rolex» – уже более часа они торчат на этой стоянке.

– Ну а этот, которого мы должны… типа подстраховать? – после минутной паузы сказал Мокрушин. – А если это подлянка какая-нибудь? Если хохлы задумали провокацию? Могут и нас за ж… взять!

– Ты об этом у Юрьича уже спрашивал. Не забыл, что он тебе ответил?

– Как обычно: «делайте то, что вам приказано», – Рейндж криво усмехнулся. – Ладно, братишка. Поверим еще раз начальству на слово. В том смысле, что задание – «простенькое».

В кармане у Бушмина запиликал сотовый. Андрей раскрыл мобилу, выслушал говорящего, затем, сказав – «хорошо, я понял», дал отбой.

– Ну что там? – поинтересовался Рейндж. – Кто звонил?

– Юрьич. Сказал, чтобы шли к нему. Но… без багажа!

На входе в здание бизнес-терминала они нос к носу столкнулись с кряжистым молчаливым Антоном. Тот знаком показал, чтобы они проследовали за ним. Прошли мимо местного охранника в униформе, торчащего на входе в зал для VIP-пассажиров. Антон подвел их к двери, за которой находится одно из служебных помещений. Вставил карточку в прорезь считывающего датчика, затем, когда вспыхнула зеленая лампочка, так и не проронив ни слова, кивком пригласил их проследовать внутрь.

Комната оказалась довольно простороной. Из мебели диван, два мягких кресла и письменный стол с офисным стулом. Генерал Шувалов стоял у окна, как-будто что-то или кого-то выглядывал на взлетной полосе, на которую глядится это окно. Когда в служебное помещение вошли двое его подчиненных, он как-то нехотя обернулся. Шувалов, у которого к уху был прикреплен микродинамик с тонкой дужкой микрофона, хмуро посмотрел на вошедших.

– Паршивые новости приходят из Киева, – сказал он, когда Рейндж прикрыл за собой дверь. – Может так статься, что придется менять наши планы.

– А что случилось, Сергей Юрьевич? – поинтересовался Бушмин. – И где «коллеги», с которыми мы собрались лететь в Киев?

– Ничего, обождут… без вас точно не улетят. Что случилось? Человек, из-за которого разгорелся весь этот сыр-бор… я называл вам его фамилию и род деятельности… крупно погорел. – Шувалов выковырял из пачки сигарету, прикурил от зажигалки, после чего неспешно продолжил. – Он прокололся, есть такое предположение, на этой вот мутной истории с грузовым фургоном, найденным возле бизнес-центра «Милениум». Один наш человек следит с шести утра за домом, в котором тот официально прописан… Эх, народу не хватает… Двух наших, что производили сьемку, долго допрашивали в СБУ и отпустили только после сильного давления по мидовским и бизнес-каналам. Так что приходится обходиться пока что минимумом сил. Но чел этот для нас решительно важен и нужно его как-то подстраховать. Ну так вот. Уже около часа там… возле подьезда этого дома в киевском районе Липки, где «Zet» имеет постоянную прописку, стоят две или три милицейские машины, карета «скорой»… Плюс еще какой-то транспорт, явно украинских спецслужбистов. Короче, все это довольно тревожные симптомы, я вам скажу…

– А «Zet» что, ночевал дома, у себя? – удивился Андрей. – Он же вроде как в бега подался? Что-то я пока не врубаюсь.

– Мда… события развиваются не так, как нам хотелось бы, – хмуро заметил Шувалов. – Не нравится мне это вот скопление машин и людей возле данного обьекта. Вообще-то «Zet» в разговоре с Ларисой заверил, что у него имеется надежная «лежка»… И даже не одна. Вот, ждем, пока не прояснится ситуация. Лариса тоже вылет пока задерживает. Ожидаем новых сведений из Киева.

– Так это он, этот самый «Zet» прозвонил нашим в офис в «Милениуме»? – подал реплику Мокрушин. – И местной охране, как я понял – анонимно, по телефону – дал соответствующую наводку? Так, так… А чего это он, кстати, вдруг заменжевался… ударился в панику? Испугался, что вычислят?

– Надо полагать, были основания, – сказал генерал. – Всю правду знает только он один. Не исключено, что его заподозрили в двойной игре. Кто-то придумал проверить на вшивость… чтобы быть уверенным в его абсолютной лояльности. По полученным нами данным, в тот вечер в это здание должны были подьехать руководители украинского ТЭКа и пара крупных европейских чиновников, находящихся сейчас в Киеве. Как именно все это произошло и как все было обставлено технически, мы пока доподлинно не знаем. Но есть основания предполагать, что нашему «герою» стало известно о неких «зловещих замыслах». Он ведь тоже личность очень и очень информированная. Потому и пытаемся с некоторых пор установить с ним доверительный и взаимовыгодный контакт.

– То есть… реально там могло – грохнуть? – решил уточнить Мокрушин.

– Да кто знает, что на уме… у некоторых, – Шувалов с задумчивым видом стряхнул столбик пепла в массивную хрустальную пепельницу. – Только они одни, организаторы этой провокации, точно знают, какие цели ими ставились. Целей, возможно, было сразу несколько. Кстати, вчерашние комментарии о ЧП возле «Милениума» были довольно скупы и сдержаны… Хорошо еще, что наши коллеги к тому времени не успели покинуть офис в этом комплексе. И, действуя по наводке этого самого «имярек», успели заснять фургон с российскими номерами! А то еще неизвестно, какое развитие могла бы поиметь эта история.

Все трое в унисон покачали головами. Тревога, поднятая в связи с обнаруженным на паркинге перед «Милениумом» якобы заминированным транспортом, оказалась ложной. Не было в машине никакой взрывчатки. Это стало известно еще до конца суток 17-го числа. Но история все равно мутная. Сам автофургон марки «форд», послужившей причиной паники среди охраны и персонала бизнес-центра, как вскоре выяснилось, был угнан там же, в Киеве, несколькими часами ранее (а принадлежит он вроде бы одной местной строительной фирме). Кому-то понадобилось поменять номера, прикрутив взамен «родных», киевских, раздобытые где-то – возможно, что фальшивые – российские номера (регион Белгородской области). И еще любопытный факт. Вместо анонсированной звонившим взрывчатки саперы обнаружили в салоне этого невесть кем и для чего пригнанного к «Милениуму» транспорта связку обрезков труб малого диаметра. И еще с дюжину пустых, незаправленных балонов для сжиженного бытового газа…

– Ну так вот, – после паузы сказал Шувалов. – Этот вот человек… «Zet»… у нас с ним велась работа. Через Ларису и еще через нашего сотрудника, который находится в Киеве. Он хотел продать нам свой «товар» и получить определенные гарантии, расчитывая на безбедное будущее. Мы, действуя через посредника, были уже близки к соглашению. Но тут неожиданно случился это вот «трабл». Такое впечатление, что его просчитали…

– А почему тогда сразу за одно место не взяли? – пробормотал под нос Мокрушин. – Свои же?! Ты ж говорил, Юрьич, что он еще в ночь на восемнадцатое прозвонил Ларисе?! Типа – «срочно спасайте мою задницу»!

– Ну нет, он по-другому, вообще-то, вопрос ставит, – сказал Шувалов. – Продолжает торг. Кое-что он нам «слил»… Инфа, которую он сообщил через посредника, нас сильно насторожила. Мы бы хотели получить максимально полную информацию и как можно скорее!

Генерал хотел еще что-то добавить, но вдруг жестом показал, что им следует помолчать.

– Так… так… – сказал он, передвинув дужку микрофона к губам. – Вы уверены? Да, я понял. Сообщите, если узнаете что-то новое.

Не успел он обьяснить коллегам суть происходящего, как у него запиликал сотовый.

– Вот как? – выслушав Венглинскую, сказал генерал. – Уже сообщили? Гм… Нам надо поговорить. Конечно… Да, вас проводят.

Шувалов сложил трубку и сунул ее в карман.

– Дурные новости? – поинтересовался Бушмин.

– Хуже некуда, – угрюмо произнес Сергей Юрьевич. – Сначала наш наблюдатель сообщил, что к обьекту подьехали телевизионщики… Потом вот Лариса… у нее свои источники. Сказала, что одна из украинских радиостанций несколько минут назад передала, что по такому-то адресу в квартире номер такой-то найден труп… Мужчина, предположительно хозяин квартиры… в недавнем прошлом высокопоставленный сотрудник СБУ. Имярек, опять же, предположительно – покончил жизнь самоубийством.

– Охренеть! – пробормотал Рейндж. – Ничего себе… «простое заданьице»?!

– Если это наш «Zet», то… то тут есть над чем подумать, – подал реплику Бушмин. – Ну что, Юрьич? Визит в братскую столицу, как я понимаю, теперь отменяется?

Шувалов покачал головой.

– Ты, Андрей, по-любому отправишься в Киев! Но… но уже с другой миссией! О-от же ёшкин кот! Задача-то, други мои, теперь заметно усложняется?!

– А как со мной? – полюбопытствовал Рейндж. – Я могу возвращаться в санаторий? Мне, между прочим, там еще надо всякие разные… испытания и тесты пройти!

Генерал, проигнорировав его реплику, уставился на вошедшую в комнату женщину – Антон впустил ее и тут же ретировался, плотно прикрыв за собой дверь.

Венглинская сегодня была одета в короткую стриженную шубку, длинную темную юбку с разрезом с боку и остроносые сапоги. Вобщем-то, неброско, по погоде. На голове модный плат. Лицо женщины кажется совершенно спокойным. Похоже на то, что случившееся если и взволновало ее, то не настолько, чтобы это было заметно окружающим.

Она, глядя сквозь затемненные стекла очков, – причем акцентированно посмотрела поочередно на каждого и лишь затем зафиксировала взгляд на Шувалове – сказала, выдержав паузу:

– Нас опередили, господа. Человек, на которого мы сильно рассчитывали, теперь не сможет нам помочь. В самоубийство лично я не верю. Но это уже не суть важно. Надо искать другие пути. Как вы считаете, Сергей Юрьевич?

Шувалов подавил тяжелый вздох.

– Лариса, мы по-прежнему заинтересованы в вашем посредничестве. Придется внести в наши планы существенные коррективы. Если с «Zet» случилось то, о чем мы думаем… Ну что ж, будем решать задачу с другого боку! Как вы правильно заметили: «мы пойдем другим путем»!

– Значит, я больше не нужен? – бодрым голосом поинтересовался Рейндж. – Могу отправиться «своим путем»… обратно в санаторий? Я бы, конечно, предпочел Канары… Или, на худой конец – южный берег Крыма… Но, за неимением альтернативы, готов продолжить службу в известном вам подмосковном лечебно-профилактическом учреждении!

Не только генерал, но и Венглинская вдруг уставилась на Мокрушина. Причем смотрели они на него так, как-будто он только что сморозил вселенскую глупость. Или, наоборот, изрек нечто настолько мудрое, что требовалось время, чтобы эти знания переварить.

– Крым, – наконец разлепил губы Шувалов. – Ну да, конечно! Эта проблема у нас стоит на первом месте. Вот с нее-то и надо начинать…

– Я с вами согласна, генерал. – Венглинская на какие-то мгновения сняла очки. Ее чуточку припухшие губы сложились – так почудилось Рейнджу – в ироничную усмешку. Глядя на Мокрушина, эта дамочка, у которой оказались зеленые, как у русалки или ведьмы глаза, сказала. – А вы, любезнейший, отправитесь в эту поездку со мной.

ГЛАВА 5

ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ

Севастополь, Крым.

Ковалю приснился кавторанг Тарасов, его бывший командир роты в пору кадетской молодости. Крутой перец, гроза раздолбаев (правда, в конце девяностых, говорят, сильно залетел по пьяни, был тихо спроважен в запас и потом куда-то пропал из Севика). Кэп вел себя как-то странно. Вместо того, чтобы гаркнуть – «Пааадьем, салага!! Разъетти твою етти!!!» – он вдруг наклонился к спящему в неурочный час курсантику и, эдак нежно потрепав за плечо, женским голосом проворковал:

– Лешик? Леша, миленький… проснись.

– Ну? – Коваль с трудом разлепил глаза. – Чего там?

– Я Лену к нам привезла. Говорит, есть к тебе разговор.

Коваль, толком не проснувшись, оторвал голову от подушки и пошарил вокруг себя рукой. Нащупал круглое женское колено, сжал его… Потом рука попыталась проникнуть дальше и глубже, забравшись под нижний край юбки, туда, где под колготками сокрыто теплое податливое тело. Но эти его полубессознательные действия были решительно пресечены обратной стороной.

– Леша, ну прекрати!.. Не время… мы же не одни!

– Да? – пробормотал Коваль. – А… счас… лицо ополосну и выйду. А ты, Натали, свари пока кофе. Кстати, у тебя же вроде дежурство сегодня?

– Ко мне Лена прямо с утра приехала… Дело у нее, кажется, серьезное. Так я отпросилась у главврача, меня коллега подменит.

Наталья – молодая, с довольно пышными формами женщина двадцати восьми лет, из которых примерно два с половиной года она живет гражданским браком с Ковалем. Обладает спокойным характером и неброской, но по-своему привлекательной внешностью. По профессии врач-педиатр, работает в детской поликлинике и еще трудится на полставки в городском детском госпитале. Детей у них пока своих нет. В ЗАГС, чтобы обзавестись соответствующим штампиком, тоже как-то не удосужились заглянуть. Но в перспективе, поскольку, как показала жизнь, они хорошо подходят друг другу, всё это у них было запланировано: брак, рождение и воспитание детей и все прочее, что полагается иметь семейному человеку.

Наталья, убедившись, что Коваль «очумался», отправилась на кухню. Алексей натянул на себя спортивные брюки, нащупал босыми ногами тапки, поднялся с дивана. Взял с тумбочки наручные часы. Без нескольких минут час дня. Около десяти он вернулся с работы. В начале октября, сразу по окончании летнего сезона, Коваль устроился охранять пансионат в урочище Ласпи. Почти сорок километров езды на своей «девятке», но платят по местным меркам очень прилично и даже «транспортные» на бензин в конце месяца исправно выделяют. График стандартный – день через три. Для подработка Коваль иногда берет себе «лишний» день, или же подменяет одного из коллег. Ну так вот. Вернувшись с дежурства в Ласпи, Коваль прочел найденную на кухонном столе записку от Натали, разогрел оставленнную подругой на плите снедь, плотно поел и тут же завалился спать после двух подряд суточных дежурств. Рассчитывал отдыхать до вечера, но не тут-то было…

Определенно, должна существовать какая-то веская причина тому, чтобы Натали сорвалась с дежурства: она очень обязательный и ответственный человек.

Коваль прошел в ванную, умылся, почистил зубы. Несколько секунд смотрел на себя в зеркало, окантованное розовым пластиком: широкое, скуластое, чуть обветренное лицо, на щеках трехдневная щетина – собирался вечером побриться – короткие темно-русые волосы… Мда, выглядит на все свои тридцать годков… молодой задор, присутствовавший во всех делах и начинаниях совсем еще недавно, как-то заметно поиссяк… На левом предплечье Коваля, если приглядеться, можно увидеть «тату», сделанное лет восемь или десять назад. Как свидетельство – тогда думалось именно так – «кррррутизны»: под якорям, заключенным в круг, хищная зубастая рыбешка, память о службе в батальоне МП «Пиранья».

Увидев ползущего по краю ванны таракана, Коваль щелчком сбил его по направлению к сливу, после чего на несколько секунд выпустил воду. Хорошо, что Наталья не видела этого «прусака» – как она ни старается блюсти чистоту и порядок, нет, нет, какой-нибудь лазутчик да просочится на их территорию (а она из-за этого сильно переживает). Конечно, неплохо бы сменить место жительства на более комфортное. В том же «московском» квартале, где понастроили новых домов с квартирами улучшенной планировки – бесплатно, их кстати, никто не раздает. В Севастополе найдутся и другие места, где людям жить проще, чем здесь, на «дальней окраине». Но у них, у Коваля и живущей с ним молодой женщины, тоже вкалывающей денно и нощно на двух работах, сбережения накапливаются не в пример медленней, нежели растут цены на жилье. Поэтому они вынуждены пока довольствоваться арендой этой скромной «полуторки», расположенной в одной из типовых пятиэтажек микрорайона Казачка,^[10] продуваемого, кажется, всеми на свете ветрами…

Коваль надел свежую майку с коротким рукавом, после чего вышел к женскому обществу, расположившемуся по обыкновению на кухне.

– Привет, сестричка, – чуть наклонившись, от чмокнул в щеку веснушчатую, крепенькую, в обычные дни веселую, смешливую, с задорно вскинутым носиком девушку лет двадцати шести (ну а сегодня она что-то сама на себя не похожа). – Ну? Как жизнь молодая? Надеюсь, Задорожный тебя не обижает?

Вообще-то Лена приходилась родней не ему, а Наталье – они двоюродные сестры. Она уже года три как замужем за его хорошим приятелем и бывшим сослуживцем Романом Задорожным. Проживают неподалеку, снимая половину частного дома. Рома основал свой дайвинг-клуб «Посейдон». В сезон у него очень неплохие заработки. А вот в зимние месяцы с клиентурой весьма и весьма негусто.

Отступив чуть в сторону и приглядевшись к гостье, Коваль удивленно поинтересовался:

– Что случилось, Лена? Почему у нас… это… глаза на мокром месте?

– Ромчик пропа-а-ал… – девушка, казалось, вот-вот готова была уже разрыдаться, но все же смогла взять себя в руки. – Я… я… не знаю что и думать! Уже столько времени прошло… А тут еще э т о…

– Успокойся, миленькая, давай без паники, ладно?! – Наталья ласково погладила кузину по голове, как-будто та была маленькой девочкой, которую привели к ней на прием в поликлинику. – Тебе вредно волноваться. Ничего пока не случилось. А вот мы сейчас капли от «нервов» примем…

Она достала из шкафчика какую-то бутылочку аптечного вида, накапала в фужер, разбавила кипяченой водой из чайника и передала своей явно чем-то расстроенной родственнице.

– Вот, выпей-ка это, Лена! Не бойся… это средство проверенное! Не повредит ни тебе, ни… кхм…

– Так… Я чего-то не врубаюсь?! – Коваль выковырял из пачки сигарету и стал шарить глазами по кухне в поисках зажигалки или коробка спичек. – Что значит – «Ромчик пропал»?! Я же тебе, Лена, звонил. Дня три назад, так? Ты сказала, что Роман занят делом, что он нашел какую-то работу…

– Леша, не кури, пожалуйста, – сказала Натали.

– Это еще почему? – удивился Коваль. – С каких это пор у нас введен запрет на курение? Или вы с Леной сами резко бросили курить?

Натали бросили на него странный взгляд, затем посмотрела на сестру, которая нервно теребила в пальцах носовой платок.

– Обожди минутку, подруга! Соберись пока с мыслями. Ну а я тут своему суженному пару слов шепну…

Оставив гостью на какое-то время одну, хозяева переместились в гостиную.

– Ты что, ничегошеньки не видишь?! – перейдя на полушепот, сказала Натали. – Не замечаешь, в каком она… положении?

– В смысле? – опешил Коваль.

– Похоже, ты еще толком не проснулся. Лена – беременна. Она себя неважно чувствует. Поэтому не надо при ней курить. Вредно. К тому же у нее сейчас стрессовая ситуация. И вообще, как-то все разом вместе навалилось…

– Оппа… – еще сильнее удивился Коваль. – Так она того… в положении? Так… теперь врубился.

– Ну наконец-то!

– Извини, я действительно от недосыпа туго соображаю. Ага. Я ее ведь в последний раз видел… где-то с месяц назад. То-то я смотрю, что ее формы несколько… изменились. А большой у нее срок?

– Да пятнадцать недель примерно… Они поначалу думали аборт делать, но потом решили – «рожать». Это строго между нами, понял? Они взрослые люди, и сделали свой выбор.

– Так, так… Теперь-то понятно, почему мне Роман ничего не сказал.

– Тебя собирались проинформировать на новогодние праздники. Я, вобщем-то, была в курсе. Но речь не об этом. У них что-то произошло. Какая-то странная история. Поговори с Леной, ладно? Но только будь с ней поласковее. Главное, не забывай о том, в каком она сейчас положении.

Они вернулись на кухню. Прежде, чем Коваль успел хоть что-то сказать, Лена сама начала важный для нее разговор.

– Алексей, тут такое дело, – она, отвернувшись в сторону, высморкалась в платок, затем, после паузы, спросила. – Ты когда видел Рому в последний раз?

Коваль, прежде чем ответить, принялся скрести затылок.

– Где-то в начале декабря еще, наверное. Да, точно. Понадобилось прикупить кое-что из запчастей. Мы с Ромчиком в тот день сьездили на Тучу,^[11] помнится, он новую «запаску» себе для «баяна»^[12] купил. Оттуда поехали на Шевченко… Каких пару часов возились со своими железками возле вашего гаража. Потом Рома запер бокс и мы разьехались по домам… Верите, даже по кружке пивка не пропустили! А шо случилось?

– Скажи, а он тебе звонил после этого?

– Гм… ну да! Через день или два прозвонил на мобилу. Сказал, что есть возможность накоротке подхалтурить. Вроде как можно срубить за каких дня четыре или пять штуку баксов… Что есть клиенты для зимнего экстрима. Но что ему… если он подпишется их «обслужить»… нужен надежный местный «профи», вроде меня… Ну?! Так что за история приключилась с Задорожным? Я получу хоть какие-то разьяснения?

– И ты отказался?! – обе женщины посмотрели на него так, словно именно Коваль был виноват во всех бедах (о природе которых, кстати, он пока еще ничего не знал). – Эхххх…

– Да, отказался! Хотя деньги, конечно, немалые. Но я, во-первых, был сильно простужен…

– Подтверждаю, – сказала Натали, после чего зачем-то потрогала лоб суженого. – У Леши были налицо типичные симптомы ОРЗ. И температура поднималась до тридцати восьми с хвостиком. Но мы уже неделю, как здоровы…

– Так вот, – перебил ее Коваль, – с такой простудой заниматься дайвингом^[13] смерти подобно! Особенно – в зимних условиях.

– Ни одного дежурства не пропустил, хотя и температурил! – глядя на сестру, сказала Натали. – Через день ездил в эти свои Ласпи! А там по полдня на ветру и в холоде! Меня вообще не слушается!! Хорошо еще, что у Леши «имунная» дай бог каждому… Окажись другой на его месте, свалился бы с осложнениями.

– Да ерунда все это! – отмахнулся Коваль. – Вы мне скажите, что стряслось-то? А то вы меня тут допрашиваете, а сами по делу ничего не говорите, сороки!

Женщины переглянулись, после чего Натали сказала:

– Лен, давай, наверное, я доложу Ковалю то, что ты мне в госпитале рассказала? Ну а ты внимательно слушай, и если что не так, поправляй.

Со слов женщин, которые рассказали Ковалю эту странную историю поочередно, перебивая друг друга, выяснилось следующее.

В самом начале декабря, первого или второго числа, Задорожный рассказал жене, что на него вышел один состоятельный «лох», которому хочется в компании еще двух-трех его знакомых устроить зимнюю «сессию».^[14] Фамилию клиента он не назвал, обмолвившись лишь, что тот сам нашел его через знакомого чела, и что «этот хохол готов заплатить хорошие бабки». Катер клиент вроде бы собирается сам отыскать (здесь, как и на ЮБК,^[15] с арендой плавсредств для дайвинга давно уже нет проблем). Подводное оборудование, пригодное для погружения в зимних условиях, у этой компании любителей экстрима имеется свое. Им нужен местный «гид», – они готовы даже оплатить услуги двух профи – который не только способен проконтролировать все приготовления к зимней сессии и позаботиться о безопасном дайвинге, но и показать самые интересные достопримечательности здешнего подводного мира (если, конечно, этим их замыслам не помешает разыгравшееся вдруг ненастье). В этом смысле Задорожный подходил им, по-видимому, идеально. Поскольку он, во-первых, имеет квалификацию Divemaster, то есть является профессионалом, дипломированным инструктором по «всепогодному» дайвингу. А во-вторых, поучаствовал уже в немалом количестве подобных сессий и вдобавок знает такие интересные местечки для дайвинга, куда ныряют только настоящие профи-экстремальщики…

На следующее утро – очень рано, что-то около пяти – за Романом заехали. Он был уже собран в дорогу и наказал жене, чтобы та не провожала его. Предупредил, что будет занят примерно дней пять и что ему придется на все время «сессии» поселиться у клиента. Не в самом Севике, но и не так, чтобы очень далеко от города… Лене показалось, что за мужем приезжал темного окраса микроавтобус (иных деталей она не разглядела). Увидев, что Роман забыл на столе свой мобильник, с которым он обычно не расстается, Лена набросила сверху на ночной халат куртку и выбежала из дома, надеясь догнать мужа и передать ему трубку. Но увидела лишь удаляющиеся габаритные огни транспорта.

Первые несколько суток она была, вобщем-то, спокойна. Если и переживала, то лишь из-за того, что Ромчик, прекрасно зная, в каком она положении, не соизволил ни разу прозвонить и поинтересоваться хотя бы ее самочувствием. Конечно, бывало и раньше, что Задорожный работал с клиентами по неделе и более, колеся – или передвигаясь на арендованном плавсредстве – по всему ЮБК, изрезанному во многих местах весьма привлекательными для дайвинга бухтами и бухточками. В конце концов, это не только хобби для него, но и хорошо оплачиваемое – в последнее время – занятие. Но неужели трудно, даже если ты забыл свою трубку дома, попросить сотовый у своей клиентуры и сделать хотя бы один звонок близкому человеку?

Время шло. Истекли эти самые пять суток, о которых говорил ей Задорожный. Пошел шестой день… На душе стало как-то тревожно. Лена уже хотела было сесть на телефон и начать обзванивать подряд всех друзей и знакомых, начиная с Коваля (Роман наверняка отругает ее потом за эту инициативу). Когда вдруг он с а м прозвонил на ее мобильный телефон… У Ромы был какой-то странный голос… как-будто он сильно устал или даже заболел. Сказал он – почти дословно – следующее. «Лена, ты как? – сказал он. – Нормально? Слушай сюда… и не перебивай! Значит так. Я еще задержусь. Как минимум… на неделю. Много работы. Если кто будет спрашивать… Скажи, отьехал, мол, на днях вернется. А еще лучше… вобще помалкивай! Поняла? Извини, много дел… Ну все, пока!»…

Коваль, которому все меньше и меньше нравилась эта довольно странная история, в этом месте решил вставить реплику:

– Лена, а ты не пыталась сама прозвонить по этому же номеру? Он у тебя отфиксировался?

– Конечно! Я сразу же попыталась перезвонить! Но… но номер, с которого звонил Роман, на моем сотовом почему-то не «записался».

– Так, так, – задумчиво произнес Коваль. – А ты, значит, Лена, все эти дни точно выполняла инструкцию, полученную от своего Задорожного? В том смысле, что – помалкивала в тряпочку о случившемся?

– Ты же его знаешь, Леша… он у меня строгий.

– Ну да, ну да, – пробормотал под нос Коваль. – И все же как-то странно Рома себе ведет.

Натали, устроившаяся на табуретке рядом с двоюродной сестрой, приобняла ее за плечи.

– Покажи Лешику, что ты нашла у себя в почтовом ящике вчера вечером!

Лена открыла свою дамскую сумочку, – она все это время держала ее у себя на коленях. Достала оттуда вскрытый почтовый конверт и передала его Ковалю.

– Леша, в конверте письмо, – торопливо произнесла Натали (из-за своей профессии она зачастую и со взрослыми обращалась так, как-будто это были дети, нуждающиеся в дополнительных командах). – Обрати внимание, на самом конверте приклеены марки почтового ведомства Турции. Но нет «штампика»… Да и почтовый адрес получателя не указан!

– Не слепой, вижу.

Действительно, в правом углу были приклеены две марки с полумесяцем и изображением вида на знаменитую стамбульскую мечеть Айя-София. Но нет никаких надписей и штампов, которым полагалось бы присутствовать на конверте, если бы это послание и вправду было отправлено с «турецкого берега». Даже фирменный знак почты Турции – черный символ «РТТ» на желтом фоне – и тот на подброшенном кем-то в ящик письме отсутствует.

– Ну же! – нетерпеливо произнесла Натали. – Читай!!

Коваль наконец покончил с исследованием самого конверта и перешел к его содержимому. Это был сложенный в «четвертушку» лист писчей бумаги формата А-4. На котором от руки, довольно коряво – налицо некая попытка писать прописными буквами – черной ручкой или тонким фломастером было написано следующее.

– Хорошо, что не послушалась и не уничтожила «письмо», – намеренно спокойным голосом сказал Коваль. – И правильно сделала, что пришла к нам… хотя это следовало бы сделать несколькими днями ранее!

Он потянулся было за пачкой сигарет, но тут же опомнился и одернул руку.

– Эх, Ленка… – он с легкой укоризной посмотрел на «сестричку», которая, судя по покрасневшим носику и бровям, готова была вот-вот разрыдаться. – Мы что, чужие вам? Тебе надо было, когда сама почуяла в этой истории неладное… сразу прозвонить мне! Ну или хотя бы с Натали поделилась!

– Леш, ты по делу давай! – Наталья строго посмотрела на Коваля. – И не забывай, что я тебе недавно говорила.

– Кхм… – Коваль прокашлял горло. – Пока не знаю, что и сказать. Лена. А ты уверена, что письмо это написано рукой самого Романа?

Та, всхлипнув, утвердительно кивнула.

– Да, это его «царапки», – сказала Натали. – Рома потому и пользуется всегда «печатным шрифтом», что иначе написанное им никто не в силах разобрать. В том числе и он сам.

– Мы хотя с ним и однокашники, я уже и не помню, какой у Задорожного был почерк, – пробормотал себе под нос Коваль. – Ладно! – сказал он уже громче. – Роман тут что-то начудил… Но серьезных оснований для паники, дорогие женщины, у нас нет!

– Есть, – Лена взяла у сестры очередную «нивеевскую» салфетку, промокнула влажные глазки, потом привела в порядок нос. – Есть, Леша, такие основания. Вот, посмотри, что было вложено в конверт вместе с запиской…

Он перегнулся через кухонный стол и осторожно взял то, что она держала в своей раскрытой ладони. Это был крестик. Обычный нательный крест, сделанный из сплава серебра, на крепком кожаном шнуре. Да, знакомая вещь… Вообще-то, Роман – не очень-то религиозная личность. Но этот вот серебрянный крестик, насколько помнилось Ковалю, его давний приятель носит на шее, как минимум, лет уже десять. Он не снимает его даже во время рискованных дайвингов. А на заданный однажды товарищем вопрос по этому поводу сказал, кажется, на полном серъезе: «Это, Леша, мой главный „оберег“…

– Наверное, он хотел быть полностью уверен в том, что… – Коваль на секунду запнулся. – Что ты, Лена, поверишь этому письму с «турецкими» марками. То есть поверишь тому, что его написал именно Роман, а не кто-то другой.

Он вложил крестик обратно в сложенную лодочкой женскую ладонь.

– А может, – высказала догадку Натали, – наш Рома завербовался в «наемники»?

– То есть… – Коваль нахмурился. – В киллеры подался?

– Нет, я о другом! – Натали посмотрела на него, как на несмышленыша. – Помнишь, вы как-то с Ромчиком за столом рассказывали, что какие-то подозрительные субьекты занимаются вербовкой в нашем городе?! Еще летом это было! Мол, набирают «спецов» для работы… или службы?.. в Ираке! То ли воевать т а м, то ли как частная охрана работать на нефтедобыче… И еще обещали, что оклад не менее пяти тысяч «зелеными»! И что после года службы в Ираке можно будет заполучить вид на жительство в любую западную страну, включая Штаты… Я ничего не переврала?

– Это были все «левые» дела, – Коваль скривил губы. – Какие-то жульманы пытались аферу закрутить. Но, как только выяснилось, что никто не собирается за контрактную заявку и «вызов» отстегивать по штуке баксов, все само собой и заглохло… Гм… Я краем уха слышал, что туда… в Ирак, то есть… действительно вербуют подготовленных людей… По каким-то своим каналам. И что вроде бы учебные лагеря находятся в Турции…

– Так вот и я об этом же! – выпалила Натали. – Э-э… а может Ромчика чем-то опоили?! И заставили подписать какие-то бумаги?

Ленка, сжимая в кулачке крестик, завыла в полный голос, как по покойнику. Наталья, до этого момента проявлявшая завидную выдержку, тоже вдруг закрыла лицо ладонями…

– Ша, женщины! – прикрикнул Коваль. – Вы с морпехами живете!! Или как?! Шо это еще за слезы?! А ну возьмите себя в руки! Ничего не случилось! Хватит выть! У меня из-за вас «соображалка» не работает!

Примерно через минуту установилась тишина.

– Значит так, – Коваль, хотя и был встревожен случившимся, внешне выглядел совершенно спокойным. – Можно, конечно, заявить в милицию…

– Не надо! – выпалила Лена. – А то Рома, когда вернется… он же меня прибьет!

– Ладно, «органы» в это дело пока посвящать не будем, – Коваль с усилием потер слегка заросший щетиной подбородок. – Ты, Лена, пока оставайся у нас. Натали, сидите дома, никуда не выходите и никому не звоните! Ну а я сейчас переоденусь и сьезжу… кое-куда!

– А когда… когда вернешься?! – спросила Наталья.

– И скажи, когда ты про Рому точно узнаешь?! – выпалила почти одновременной с ней Лена.

– Ты его найдешь, Леша, да?

– Ну хотя бы узнай, как можно до него дозвониться… – всхлипнув, сказала Задорожная. – Или пусть сам прозвонит… и честно все о себе расскажет!

– Вернусь не раньше вечера, – Коваль криво усмехнулся. – Может даже, ночью… Обьеду наших общих знакомых, попытаюсь аккуратно навести справки. Что-то, конечно, узнаю. Еще раз говорю: на это потребуется время! Так что вы хотя бы меня, дорогие женщины, не заносите раньше времени в списки «пропавших без вести», ладно?

ГЛАВА 6

ЧЕМОДАН, ВОКЗАЛ, РОССИЯ

Автономная Республика Крым,

20 декабря.

После того, как было получено драматичное известие о «самоубийстве» экс-полковника СБУ Захарченко, руководство несколько видоизменило планы.

Андрей Бушмин в компании с реальными «газовиками» улетел в Киев в тот же день, как и предупреждал его Шувалов.

Венглинскую и ее нового компаньона тормознули на сутки. Лариса отьехала заниматься какими-то своими делами и вновь пересеклись они лишь на следующий день, в том же коммерческом «Внуково-3», где их дожидался все тот же борт харьковских авиалиний.

В час дня по местному времени самолет «ЯК-40», зафрахтованный оффшорной компанией с Каймановых островов, благополучно приземлился в аэропорту Бельбек (Севастополь) – это бывший военный аэродром, переоборудованный и работающий последние четыре года в качестве гражданского авиатерминала.

На борту, если не считать двух пилотов и стюардессы, находились всего трое пассажиров: Венглинская, ее внушительных габаритов секретарь-референт, а также Мокрушин, которому отныне поручено руководством сопровождать повсюду Ларису Аркадьевну (и оказывать – по своей линии – полную поддержку всем ее проектам и начинаниям).

Их самолет подрулил после посадки не к новому павильону, а к частному терминалу местной авиакомпании «Крым».

Рейндж, продремавший на концевых креслах салона почти весь полет, отстегнул ремень. Сладко зевнул, потянулся, закинул в рот сразу пару мятных таблеток. После чего неспешно надел пальто, взял с соседнего кресла свою дорожную сумку и поплелся вслед за Ларисой и бдительно опекающим ее молчаливым крепышом к выходу.

– Добро пожаловать в солнечный Крым, – прощебетала на прощание стюардесса. – Спасибо, что воспользовались услугами нашей авиакомпании! Приятного вам отдыха, господа…

Рейндж подмигнул девушке в униформе. На землю он сошел последним. Погода выдалась сырая, серая, промозглая. Взлетно-посадочная полоса и асфальтированные дорожки были мокрыми после дождя; казалось, что все строения и предметы покрыты тонкой маслянистой пленкой. С неба накрапывает мелкий – а потому особенно премерзкий – дождик. Вот тебе, Рейндж, и «курорт». Стоило, спрашивается, лететь почти полторы тысячи километров, чтобы лицезреть потом этот грязно-серый депрессивный пейзаж?

Хотя в Крыму были введены чрезвычайные меры в связи с эпидемией птичьего гриппа, на прибывшей из Москвы арендованным бортом троице это обстоятельство никак не отразилось.

К самолету – едва только открылся люк – подкатили два мощных внедорожника: серого окраса «ленд-ровер» и черный «ниссан-патрул». Поскольку Рейндж не страдал завышенной самооценкой, он сделал вывод, что товарищи приехали встречать отнюдь не его, Мокрушина, а даму, при которой он нынче состоит.

Впрочем, встреча в местном заштатном аэропорту оказалась обставленной довольно скромно, по-деловому. Ни тебе цветов, ни привественных речей и расстеленной под ноги ковровой дорожки…

Из «лендровера» вышел водитель – одет темный костюм, обладает внешностью и повадками хорошо оплачиваемого сотрудника какого-нибудь элитного московского ЧОПа, специализирующегося на охране и сопровождении VIP-персон. Он вежливо поприветствовал «хозяйку». После чего помог своему коллеге Артему, прилетевшему из Москвы, загрузить багаж в кормовое отделение джипа.

Венглинская, прежде чем сесть на заднее сидение серого массивного джипа, обернулась к Мокрушину:

– Владимир Алексеевич, вы поедете со мной! А вы, Артем, – она мельком взглянула на «референта», который всю поездку не расставался с довольно пухлым, коричневатого цвета портфелем – садитесь-ка в машину сопровождения.

Они выехали из аэропорта, так и не соприкоснувшись с кем-либо из местных служащих (если не считать двух людей в штатском, расположившихся чуть в отдалении возле своей машины, но никак себя не проявившими, и еще охранника, который торчал у поднятого шлагбаума на выезде). Сразу за КПП, правда, на площадке стояли две легковушки, возле которых собралась небольшая группа мужчин, причем явно неславянской наружности. Рейндж успел заметитить, как один из них поднес к губам мобилу, и, глядя на выехавшие из аэропорта джипы, стал что-то говорить в трубку.

Мокрушин попытался представить себе, как здесь все было четыре дня назад, когда в бельбекском аэропорту – а отнюдь не в сиферопольском, как предположили досужие, но малоинформированные журналюги – на несколько часов приземлился летящий назначением в Стамбул «Боинг-747» с директором главной штатовской Конторы на борту. О чем, интересно бы знать, они тут беседовали, на пару с подьехавшим сюда из своей ялтинской резиденции «помаранчевым» президентом? И имеет ли какое-то отношение данная встреча – о которой почти ничего не известно, кроме места, где она состоялась – к тем событиям, что стали происходить буквально сразу после этого их доверительного разговора?

Даже такой прекрасно информированный человек, как Шувалов, от которого Рейндж и получил эти любопытные сведения – в качестве «информации к размышлению» – затруднился в точности ответить на этот вопрос.

Некоторое время джипы двигались по реконструированному Южному шоссе, плавно перетекшему в трассу Севастополь-Ялта.

Венглинская была то ли не в духе, то ли ее не по-женски изощренный мозг был занят какими-то сложными вычислениями… Начиная с утра, они едва ли обменялись десятком фраз. Эта женщина не делала ровным счетом ничего, чтобы завоевать симпатию своего нового знакомого. Сегодня она была одета несколько иначе, нежели в предыдущие дни. На ней длинный темный плащ, брюки заправлены в черные остроносые полусапожки; голова повязана платком золотисто-черного цвета, глаза сокрыты темными очками – практичный и в то же время стильный наряд…

– Вы о чем-то хотели со мной переговорить, Лариса Аркадьевна? – поинтересовался Рейндж, когда ему надоело играть в молчанку.

– Нет, – сказал та, даже не повернув к нему голову. – Во вском случае, не сейчас.

– А зачем тогда… Зачем вы пригласили меня в свою машину?

– Можете считать, что мне приятна ваша компания. Расслабьтесь, Владимир Алексеевич. Полюбуйтесь окрестными пейзажами. Не правда ли, чудные места?

Пара джипов проехала по трассе мимо поворота на Балаклаву (или, как говорят иногда местные – Бабаклава). Мокрушин неплохо знал эти края: в молодости раза три или четыре отдыхал в Крыму с компанией, ну а в последние несколько лет случалось бывать здесь лишь по служебной надобности. По обе стороны трассы мелькают мелкоэтажные строения, автозаправки, заведения общепита с разноцветными рекламными щитами… Миновали, на подьем, Байдарские ворота, откуда в погожие дни открывается великолепный вид на море и на знаменитую форосскую церковь, расположенную на отвесной скале.

Рейндж понятия не имел, о чем сейчас думает его спутница. У него же в голове, как только они выехали из Бельбека, крутилась лишь одна – нелепая, дурацкая, чудовищная – мысль, не имеющая абсолютно никакого отношения к полученному им от руководства заданию. А именно: ему было интересно, как отнесется Лариса к тому, если он вдруг обнимет ее, рывком привлечет к себе и грубо вопьется в ее чувственный, сочный рот…

– Лариса Аркадьевна, дорога в урочище полностью перекрыта, – сказал водитель, у которого, как и у самой Венглинской, к ушной раковине была прикреплена скобка «переговорника». – Что будем делать?

– Что, совсем не проехать? – спросила Лариса то ли у водителя, то ли у старшего охраны, который находится в следующем впереди их джипе «ниссане» и тоже пребывает у нее на связи. – Человек триста собралось, говорите?.. Продолжаем движение! Но только аккуратно, без «эксцессов».

Пара внедорожников стали притормаживать в виду обзорной площадки и расположенных по обе стороны дороги кафешек. Возле которых, кстати, там и сям припарковано не менее трех десятков разнокалиберных тачек, а также с полдюжины потрепанных плохими дорогами и временем автобусов «Икарус» и «ЛАЗ»…

Рейндж, которому происходящее нравилось все меньше и меньше, заметил на обочине цепочку людей. Двое «пикетчиков» стали активно размахивать флагами. Один стяг, насколько Рейндж успел рассмотреть, представляет из себя полотнище ярко-голубого цвета, с изображенной в левом верхнем угду стилизованной буквой «Т» желтого цвета. Другой – ядовито-зеленого окраса с изображением полумесяца, смахивающего на секущий воздух кривой турецкий ятаган…

Остальные манифестанты бодро взметнули над головами плакаты: частью нарисованные на листах фанеры, частью исписанные краской лоскуты материи, смахивающие на простыни. Обычный, надо сказать, набор лозунгов, не сильно удививший тех, кто наблюдал за происходящим из окон следовавших по трассе машин. «ВЕРНИТЕ НАШИ ЗЕМЛИ!», «КРЫМ – НАШ!!», «ВОРЫ И ОЛИГАРХИ – УБИРАЙТЕСЬ ВОН!»… Последним же промелькнул плакат, чье содержание давно уже примелькалось на территориях большинства бывших союзных республик: «ЧЕМОДАН ВОКЗАЛ РОССИЯ!»…

На этой развилке к двум джипам присоединился третий. Еще один «ниссан», но не черного, как передовой, а сталисто-серого окраса – он пристроился замыкающим в их небольшой колонне. Там же, неподалеку от поворота, застыли два милицейских «уазика»; но самих местных ментов возле служебного транспорта не наблюдается. Мощные внедорожники один за другим свернули на единственную асфальтированную дорогу, ниспадающую серпантином от трассы к урочищу Ласпи и к расположенным ближе к береговой черте корпусам домов отдыха и пансионатов…

Проехали они этой дорогой недалеко: уже в паре сотен метров от развилки передовой «ниссан» уткнулся в непреодолимое, кажется, препятствие: путь к бухте был перекрыт развернутыми поперек дороги двумя «газелями», возле которых собралась довольно многочисленная и весьма агрессивно настроенная людская толпа… Не прошло и минуты, как все три внедорожника, которые посмели сунуться в урочище, оказались окружены орущей, яростно жестикулирующей массовкой. Примерно две трети этой толпы составляют женщины и подростки, но хватает и молодых парней, в возрасте от двадцати и старше, одетых большей частью в дешевые турецкие кожанки, с натянутыми по самые брови вязанными шапочками…

«Ну не е…ты ли?! – выругался про себя Мокрушин (адресуясь к „своим“, а не к собравшимся здесь аборигенам). – Вот куда, спрашивается, прут?! Давно п…лей не получали?! Здесь хоть и не Кавказ, но башку ведь могут и тут проломить!»

У охраны, правда, имеется табельное оружие… Но хрена ли ты сделаешь, когда на тебя надвигается бешенное людское стадо?! Затопчут, блин…

Тем временем, как и предполагал Мокрушин, события стали принимать довольно драматичные очертания.

Водитель передового «ниссана» принялся истошно сигналить, требуя, чтобы организаторы этой акции растащили в стороны «газели» и освободили проход. Даже в салоне «лендровера» было хорошо слышно, как ответно, еще мощней и еще яростней загудела, забурлила, закипая, живая стена, преградившая им проезд к цели… Что там они орут, эти люди, разобрать практически невозможно. Над импровизированной баррикадой взвилось уже знакомое знамя с желтой буквой «Т» на голубом фоне. Несколько молодых людей взобрались на крыши микроавтобусов и стали что-то скандировать, явно «заводя» это и без того неспокойное сборище…

В передовой джип – из которого наружу так никто и не высунул носа (а может, не было такой команды) – со всех сторон, кажется, полетели камни!

Один из булыжников, довольно увесистый, угодил в заднее стекло «ниссана», которое, хотя и выдержало удар, покрылось в этом месте паутинкой трещин. Кто-то из парней принялся дубасить по корме джипа отрезком арматуры – он несколькими ударами расколошматил фары и «добил» заднее стекло, котороее ссыпалось вовнутрь… Рейндж обернулся и глянул в заднее стекло: группа крымскотатарского молодняка облепила со всех сторон замыкающий джип… И вот уже они принялась мерно, дружно его раскачивать, как-будто намеревались поставить тяжелый внедорожник сначала на боковину, а потом вообще столкнуть джип с тремя сидящими там охранниками под каменистый откос!..

Тут же к боковому стеклу, с его, Рейнджа, стороны, прижалась чья-то ощеренная в недоброй ухмылке небритая рожа! У Мокрушина промелькнула мысль, что дело может закончиться избиением… а то и «киднэпингом»! Дверцы заперты изнутри, но эти молодчики ведь способны рассадить камнями стекла и вытащить пассажиров из джипа. При таком повороте событий, кстати, и самой госпоже Венглинской может не поздоровиться!

Поддавшись инстинктам, он схватил сидящую рядом женщину за плечи и попытался нагнуть ее голову вниз – это минимальная защита на случай, если в дело вступят «камнеметатели»!.. Но она вдруг – с неожиданной силой – сбросила его руку с плеча и следом сердито сказала:

– Вы что, с ума сошли?! Что это вы себе позволяете?!!

– Пригнитесь! – рявкнул Рейндж. – Сами вы… сумасшедшая!!

Лариса, чуть отстранившись, повернула к нему голову и та-а-ак сверкнула глазами, что от этой вспышки, кажется, можно было бы и прикурить.

– Успокойтесь! – в ее тоне прозвучали нотки приказа. – Где ваши выдержка и хладнокровие?! Вы что, не видите, что это – перфоманс!! Это… это всего лишь постановочный спектакль! Дошло до вас, наконец?! А теперь помолчите минуту, мне надо сделать звонок!

Она поправила дужку микрофона, после чего набрала на мобиле какой-то номер. Очевидно, ее звонка ожидали, потому что говорить она стала почти сразу, как только завершила набор.

– Селям алейкум, уважаемый Исмет! Это Венглинская.

– Селям, Лариса! – отозвался в ее наушнике мужской голос. – Рад тебя слышать, уважаемая. Какими судьбами в наших краях?

– Значит так, Исмет. У меня нет времени на составление дипломатических фраз, поэтому буду говорит прямо! Или ты немедленно убираешь свою «массовку», или…

– Лариса, как можно так плохо обо мне думать? – в мужском голосе послышались почти искренние нотки удивления. – Что случилось? Какая «массовка»? Скажи… я могу тебе чем-то помочь?

– Все, Исмет, с меня хватит, – заявила своему собеседнику Венглинская. – Я рассчитывала, что мы встретимся и все обсудим, как деловые люди! Ты же прекрасно знаешь, от чьего имени я говорю?! Я тебе тему по телефону обозначила? И что я вижу?! Может, мне стоит поискать других людей, с кем можно спокойно договориться? Без всех этих… напрягов?!

– Подожди, уважаемая Лариса Аркадьевна, не кипятись, да? Слушай…

– Нет, это ты меня послушай! Я тут видела у твоих людей плакаты… Ну, типа – «ЧЕМОДАН ВОКЗАЛ РОССИЯ». И еще про то, что мы – воры! Ладно… Считай, что вы добились своего, Исмет! Вы тут баррикады надумали возводить… на нашей, кстати, территории?! Окей! Я возвращаюсь обратно в аэропорт! И пусть тут все стоит… дубом! Всё!! Алейкум селям, Исмет. Учти, следующего нашего предложения ты дождешься очень не скоро!!

Закончив разговор, Венглинская несколько секунд сидела молча, как-будто к чему-то прислушивалась или размышляла о чем-то, прежде чем принять важное решение.

– Надеюсь, никто не пострадал? – поинтересовалась она. – Поворачивайте на сто восемьдесят! Мы возвращаемся.

Еще прежде, чем водители джипов стали маневрировать на неширокой дороге, толпа вдруг раздалась в стороны, отступила от машин… Крики тоже стали затихать. И вот уже в урочище – как по мановению волшебной палочки – установилась зыбкая тишина, нарушаемая лишь ревом движков разворачивающихся на выезд мощных внедорожников.

– А что ж украинские менты не вмешиваются в происходящее? – никому конкретно не адресуясь, сказал Мокрушин. – Это ж… чисто беспредел!

– Проплачены, – процедила Венглинская. – Да они бы только порадовались, если мы тут друг другу стали бы резать глотки.

Она подняла руку, предупреждая, чтобы он помолчал. Потом приняла звонок: теперь уже е й названивал сам Исмет Сайфутдинов, крупный по местным меркам предприниматель. И, что совсем немаловажно, один из наиболее авторитетных деятелей крымского Меджлиса.

– Вообще-то, так дела не делаются, – сказала Венглинская, выслушав собеседника. – Ладно, Исмет, я поняла. Будем считать, что обе стороны несколько погорячились. Гм… так ты здесь, рядом? Ну что ж, можем перекинуться словцом, отчего же нет?

Джипы припарковались в ряд возле одного из двух «татарских» кафе, расположенных вблизи развилки и обзорной площадки.

Народ с плакатами и флагами к этому времени куда-то испарился. Примерно через минуту на площадку с трассы сьехал шестисотый «мерс». Захлопали дверцы машин. Венглинская, коснувшись руки Мокрушина, сказала:

– Составьте мне компанию, ладно?

Водитель открыл дверцу с ее стороны. Он попытался было раскрыть зонт, но Венглинская посмотрела на подошедшего к ним Мокрушина и тот жестом попросил водителя передать зонт ему. Когда Рейндж раскрыл зонт, Венглинская взяла его под руку и негромко произнесла:

– Спасибо, Владимир Алексеевич, весьма любезно с вашей стороны.

Из двух джипов сопровождения резво вытряхнулись под моросящий дождик еще с полдюжины «бодигардов». Все в темных куртках, расстегнутых на груди, под которыми наметанный глаз без труда способен вычислить носимый в подмышечной кобуре ствол.

Из «шестисотого» с заднего сидения выбрался наружу чернявый мужчина лет примерно сорока, довольно плотного телосложения, одетый в кашемировое пальто и шляпу. У него тоже имелась охрана; кажется, все его единородцы. Сайфутдинов что-то произнес на своем гортанном наречии, адресуясь своим. После чего, широко улыбаясь и даже как-то по-особенному радушно разведя руки, направился туда, где возле парапета обзорной площадки стояли Венглинская и ее нынешний спутник…

– Госпожа Венглинская… дорогая Лариса! – округлое лицо Сайфутдинова еще сильнее расплылось в улыбке (но глаза его – чернявые, цепкие, просвечивающие – как он ни старался изобразить радость, смотрели на гостей тревожно и неспокойно). – Ну что же ты?! Разве так друзья поступают? Почему не прозвонила? Не сказала, что собираешься л и ч н о посетить наш созданный самим Всевышним благословенный край? Я бы стол накрыл по такому счастливому поводу! И встретил бы тебя, как встречают самых дорогих гостей!

– Спасибо, Исмет, ты меня уже «встретил», – холодно отозвалась Венглинская. – Ты, наверное, забыл, о чем мы с тобой говорили по телефону? Или тебя смущает, что я – женщина? Может, тебе вера или ваши традиции не позволяют решать текущие вопросы со мной, с женщиной, и притом еще – «неверной»?

– Э-э-э… ну зачем же так?! – почти натурально возмутился местный делец. – Зачем такие слова говоришь?! У нас в Меджлис сейчас женщины тоже входят, да? Вот Юля… ну, ты знаешь, о ком я говорю. Недавно она к нам приезжала. Ну так мы просто а-а-атлично с ней контачим!

– Исмет, если тебе неприятно общение со мной, ты можешь подождать, пока тебе кого другого для переговоров пришлют! Сам знаешь, нам особо не горит… собственность со временем только растет в цене! Кстати, я ведь вас не познакомила? Это Исмет… предприниматель и член правления Меджлиса. А это – Владимир… эксперт и специалист… по самым разным вопросам.

Обошлось без рукопожатий. Исмет, уже успевший обследовать своими неспокойными глазами рослого, статного спутника этой непростой дамочки, наткнулся вдруг на его твердый и не слишком дружелюбный взгляд…

– Приятно познакомиться, Владимир…

– Селям, Исмет, – сухо сказал Мокрушин. – Не могу сказать, что мне пришелся по душе этот ваш «типа народный митинг»! Что это еще за дела?

– Это… урочище и заповедник Айя – наша родовая земля с древних времен! – крутой татарин тоже посуровел лицом. – Здесь могилы наших предков! А все эти отдыхающие… они тут только гадят!! Когда мы вернем себе эти земли, то в этих заповедных местах вновь воцарятся тишина и покой. Да будет так, как решит своей милостью Всевышний наш Аллах! Сил нет смотреть, как эти… пьянчуги из Севастополя и окрестных мест и всякие туристы… пакостят и сквернословят на костях наших предков!..

Он кивнул в сторону склона, который весь, кажется, был усыпан битым стеклом, пустыми пластиковыми бутылками, обрывками бумажных и пластиковых упаковок, прочим неприглядным хламом и мусором.

– Исмет, прекрати ломать комедию, иначе ты останешься здесь, а мы поедем в аэропорт, – Венглинская скривила свои чуть подкрашенные «ланкомовской» помадой чувственные губы. – Обе «точки», вот эти придорожные кафе, держат твои люди. И магазинчик напротив… он тоже – ваш! Так что местность эту захламили не без вашего активного участия! Почему бы тебе не дать команду, чтобы это безобразие прекратилось? И чтобы кто-то из ваших постоянно следил тут за чистотой и порядком?!

– Лариса, ты не понимаешь…

– Я понимаю больше, чем ты думаешь, Исмет! – перебила она дельца. – Ваши люди сами подбросили в урочище какие-то кости, сами же их отрыли, а потом вы пытаетесь втереть властям про могилы предков и прочее! Вы нас что, за идиотов держите? Да мы судебным инстанциям… если потребуется… не только данные экспертов и историков предьявим, но и целый «камаз» древних человеских костей подгоним!.. Ближайший татарский аул был километрах в пятнадцати отсюда, это исторический факт! Или твои предки были мореплавателями и рыбаками? Ваши доводы просто смешны, а претензии на землю ничем не обоснованы!.. Кстати, раз уж зашла речь про экспертов…

Венглинская на какие-то мгновения отпустила руку Мокрушина и посмотрела на него как бы со стороны, так, как-будто и вправду хотела получить от него какие-то ценные умозаключения.

– Владимир, могу я у вас спросить?

– Да, конечно.

– Там, в урочище Ласпи… – она махнула рукой в направлении скрытых пеленой наползающего с моря – до которого отсюда было всего-то километров пять – тумана очертаний береговой линии Ласпинской бухты. – И еще в Батилимане… это все рядом… находится наша собственность!..

– Это очччень спорный вопрос! – недовольно заметил Сайфутдинов. – Тут надо разбираться… как такое могло вообще случиться!

– Это – выкупленные нашими коммерческими структурами обьекты, в которые мы уже вложили серьезные инвестиции, – продолжила Лариса. – И приватизированные нами земельные участки!

– Вы незаконно захватили почти все ласпинское урочище! – подал реплику Исмет. – И не хотите, не желаете уважать наши права, как коренного народа!!

– Так вот, Владимир, что я хотела у вас спросить, как… Как у весьма квалифицированного эксперта, – Венглинская, казалось, не слушала авторитетного крымского товарища и продолжала гнуть свою линию. – Что бы вы сделали, будь вы собственником и случись такое, чему свидетелем вы сегодня были?

Рейндж криво усмехнулся.

– Сказать дипломатично?.. Или как бы я реально поступил?

– Да, каковы были бы ваши реальные действия?

– Я бы пустил по дороге в урочище тяжелую технику! – жестко сказал Мокрушин. – За день бы нах… простите… Короче, зачистил бы всю принадлежащую мне территорию! Право собственности – священно! Разве не так?! Поэтому я дал бы добро на использование жестких… но в рамках закона… мер и спецсредств, включая применение травматического оружия и специально обученных собак!.. И еще…

– Спасибо, этого вполне достаточно, – Венглинская едва ли не впервые за то недолгое время, что они были знакомы, посмотрела на Мокрушина вполне дружелюбно, без холодка и высокомерия. – Ну что, Исмет, – женщина перевела взгляд на Сайфутдинова, который, судя по сузившимся глазам и набухшим на скулах желвакам, был оч-чень недоволен тем, в какую сторону повернулся этот их разговор. – Я так думаю, что мой шеф, когда узнает о случившемся и о содержании нашего разговора, будет сильно расстроен. Что за этим последует? Догадаться несложно: босс наверняка прикажет мне прекратить переговоры и возвращаться… А Владимир, – она опять взяла Мокрушина под локоть, – останется здесь и наведет тут полный – будьте уверены – порядок! Это ведь форменное безобразие, когда т а к встречают доверенное лицо самого хозяина!..

В какое-то мгновение Мокрушину казалось, что этот крутой перец психанет, вспыхнет… И хрен его знает, чем это могло бы кончиться! Но ничего страшного не произошло: Сайфутдинов, пробормотав что-то себе под нос на своем наречии, довольно быстро сумел взять себя в руки…

– Лариса, не обижайся сама… и нас не обижай, – он вновь расстянул губы в улыбке. – Я в том смысле, что приглашаю тебя в гости. Покушаем – я приказал барашка зарезать. Ай какой шашлык-пашлык будет… пальчики оближешь!

– Спасибо за приглашение, Исмет, – Венглинская посмотрела на него через свои притемненные очки. – Я понимаю, что ты говоришь от чистого сердца. Я очень ценю выказанное тобою радушие и теплый прием…

Сайфутдинов хотел что-то сказать, но она – вот же характер… иной мужик позавидует! – не позволила себя перебить.

– … но я вынуждена отклонить твое предложение. Я устала и хочу отдохнуть с дороги. Будь так любезен, распорядись, чтобы разобрали «баррикады»! Если кто-то попытается еще хоть раз при мне митинговать или качать права… Впрочем, эту тему мы уже обсудили. Все разговоры о делах не ранее завтрашнего дня. Так что селям, Исмет, еще увидимся.

Спустя короткое время, благополучно проехав по дороге в урочище, – и не увидев ни единой живой души, если не считать выехавшего встречно им с Ласпи транспорта с местными охранниками – джипы подкатили к одному из свежеотремонтированных трехэтажных корпусов, который расположился на самом краю реликтовой можжевеловой рощи метрах в трехстах от кромки моря.

– Артем, передай всем сотрудникам мою благодарность, – сказала Венглинская, подозвав к себе «референта». – А также каждому то, что причитается в конверте… как и договаривались!

– Будет выполнено, госпожа, – сказал тот, после чего, как показалось самому Мокрушину, бросил на нового знакомого «госпожи» ревнивый взгляд. – Какие еще будут указания? Местным сотрудникам сегодня сообщим «новость»? Или…

Сказав – «или», и жестом отпустив помощника, Венглинская посмотрела на дожидавшуюся своей очереди поприветствовать «хозяйку» администраторшу, опытную в своих делах женщину лет сорока пяти.

Обменявшись с ней несколькими фразами, Лариса Аркадьевна вдруг обернулась и уставилась на Мокрушина, который наконец получил возможность спокойно выкурить сигарету.

– Владимир Алексеевич… что же вы задерживаетесь?! Я вас жду.

Рейндж, швырнув только что начатую сигарету в урну, взял из открытого багажника свою сумку и поволокся за ней…

– А сколько здесь, интересно, сейчас проживает отдыхающих? – спросил он, когда они вошли в сверкающий чистотой вестибюль, где первым делом в глаза бросились великолепный кожаный диван, обитый мягчайшей светло-кремовой кожей и пара такого же окраса кресел. – Довольно сипатично у вас тут… даже не ожидал.

– Нисколько, – задержавшись возле выложенной мрамором лестницы, сказала Венглинская. – Здесь номера не сдаются. Вам, Владимир Алексеевич, приготовлены апартаменты, располагайтесь, отдыхайте.

– Да я, вобщем-то, и не устал… Когда вы планируете назначить новую встречу этому…

– Не сегодня, как вы уже слышали. Возможно, даже не завтра. Мы должны уложиться в три… максимум – четыре дня. И уверяю вас, это будут не самые простые дни в нашей жизни.

ГЛАВА 7

ДЕЛО ПАХНЕТ КЕРОСИНОМ

Строго наказав своим женщинам, чтобы они сидели тихо, как мышки в норке, Коваль сел в свою подержанную «девятку» и отправился по маршруту, который он предварительно уже наметил себе в уме.

Первым делом он решил заехать в «адрес» к Задорожным (Лена дала ему ключи от дома и еще от гаража в районе улицы Шевченко). Поставив машину вплотную к забору, он сначала проверил почтовый ящик, – нет ли каких писем – затем открыл «фиртку» и прошел на участок. Задорожные снимают половину частного дома, на задах которого находится огород и старый фруктовый сад, отгороженный от соседей сеткой-рыбицей. Лохматый пес отреагировал на появление чужака звонким лаем, но самих соседей, кажется, на месте нет…

Коваль поднялся на крыльцо, открыл замок, прошел через веранду внутрь дома. Две комнаты, кухня, перестроенная под санузел кладовка – с крохотной ванной и газовой колонкой. Он зажег в гостиной верхний свет, после чего стал осматривать книжные полки и старенький, еще брежневских времен, секретер… Признаться, ему менее всего хотелось рыться в чужой жизни, но ведь с чего-то же надо начинать затеянное им – с подачи Натали и ее двоюродной сестры Лены – расследование?

Он открыл один из ящиков секретера и нашел там то, что искал: оба паспорта Романа Задорожного, внутренний российский – он, как и Коваль, в свое время сделал выбор в пользу российского гражданства – и новенький загранпаспорт…

– Очень, очень странно, – процедил себе под нос Коваль. – Что ж у нас получается? Ромчик типа уехал куда-то… чуть ли не в Турцию маханул! А что ж это он с собой документы-то не захватил?!

Он бегло просмотрел бумаги, которые обнаружились в ящиках секретера; пролистнул поочередно найденные на полке фотоальбомы… И не обнаружил ровным счетом ничего полезного, ничего такого, что могло бы указать на причину столь внезапного – и странного – исчезновения его давнего приятеля.

Коваль вернул все на место, выключил верхний свет, вышел на крыльцо, запер дверь. Затем он завернул за угол дома и подошел к сложенной из силикатного кирпича и крытой шифером хозпостройке. Нашел в связке нужный ключ, открыл дверь сарая, щелкнул пакетником – тут же вспыхнула лампочка, осветившая внутренности сарая. Здесь хранится садовый инвентарь; в дальнем углу, накрытые одеялом на случай заморозков, два сетчатых мешка с картошкой…

Отдельно, на стеллажах, укутанные в куски брезента и старые солдатские одеяла, хранятся с полдюжины баллонов, десяти, двенадцати и пятнадцатилитровых, одинарных и спаренных Нашлось и еще кое-что из подводного оборудования. Но дайверской экипировки собственно самого Ромы Задорожного – например, выписанного им из Италии компьютера, «зимнего» сухого костюма с электробогревом и генератор для закачки дыхательной смеси в баллоны (всё производства фирмы «SKUBAPRO») – ни в доме, ни в хозпостройке не обнаружилось.

Коваль сел в «девятку» и отправился на Шевченко, к садам, по направлению к Камышовой, где Задорожний вот уже пару лет арендует спаренный бокс в кооперативных гаражах (минут десять езды от Казачьей).

По дороге он сделал несколько звонков со своего мобильного. Ему удалось поочередно дозвониться трем мужикам из числа их общих знакомых, но никто из них, как ему было сказано, не пересекался с Задорожным начиная с конца ноября.

Коваль был в курсе, что родители Романа проживают в Харьковской области, но побеспокоить их тревожным телефонным звонком он не решился. Лена тоже сказала, что звонить «батькам» покамест не следует: она пару дней назад говорила с ними по межгороду, так те сами справшивали, что ж Рома им так долго не звонит. Еще один знакомый, Толян Полосухин, фанат дайвинга, как и Задорожный, холостяк по жизни – он работает в частном секторе, чинит бытовую электроаппаратуру – на звонок не отозвался (или кредит кончился, или сам мобилу отключил)…

Вскоре Коваль подьехал к сдвоенному ряду кирпичных гаражей. Он остановился возле окрашенных в «шаровый» цвет гаражных ворот. Когда он отпирал браму, из открытых настежь ворот соседнего бокса выглянул знакомый с виду пожилой седовласый мужчина, на котором красовалась видавшая виды шкиперская куртка-«канадка».

– Здравствуйте! – сказал он глуховатым голосом, в котором, впрочем, угадывались командирские нотки («кап-раз» в оставке, лет двадцать назад, перед уходом на пенсию, занимал должность начштаба бригады ракетных катеров ЧФ). – Э-э-э… извините, я думал, сосед наконец появился.

– Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга, – Коваль подошел к ветерану и пожал ему руку. – Я приятель Задорожного… Алексей.

– А где сам Роман? – поинтересовался сосед Задорожного по гаражу. – Он у меня домкрат в прошлый раз позаимствовал! И еще обещал дать на время набор «бошевских» инструментов.

«Я бы тоже хотел знать, куда это пропал Задорожный» – подумал про себя Алексей.

Но вслух сказал другое.

– Он сейчас в отьезде. Я приехал посмотреть, все ли здесь в порядке. Минутку, товарищ кап-раз… сейчас открою…

Коваль поочередно развел в стороны створки ворот. «Баян» стоял в гараже, укрытый брезентом. В стене бокса был пробита арочный проход, через который можно попасть в другой, смежный отсек.

– Ага, – сказал кап-раз. – А вот и мой домкрат… Я его заберу, вы не против?

– Да, конечно. Берите, раз это ваша вещь.

– Мой, а то чей же! Можешь не сомневаться… – ветеран отнес домкрат в свой бокс… Спустя короткое время от порога вновь послышался его хрипловатый голос. – «Опелёк» мой совсем на ладан дышит… такой же древний, как и я! Кстати, Алексей… А ты из каких будешь?

– В каком смысле?

– В каких частях-подразделениях служил? Ты ведь из наших, кажется, из флотских?

– В морской пехоте служил. Последняя должность – замкомандира роты…

– В Казачьей? Или в Феодосии, в «Сатурне»?

– В Казачке. Под Феодосией наших, считайте, уже нет… одна только видимость. Я уже почти три года, как на гражданке.

– И что? Полигон «Опук» тоже отобрали?

«Вот же пристал… старый морской волк! – подосадовал про себя Коваль. – Видно, совсем не с кем старику поговорить…»

– Да вроде бы не отобрали, – сохраняя уважительный тон, сказал Коваль. – Но таких учений, как прежде, там давно не проводится.

– Хохлы совсем обнаглели! Особенно эти, нынешние… «оранжевые»! – ветеран, увидев нужную ему вещь на одной из полок, спросил. – Я могу взять вот этот комплект инструментов? Роман мне обещал.

– Раз обещал, значит – берите.

Коваль сам взял с полки компактный чемоданчик из ярко-красного пластика и передал его отставнику. Честно говоря, он надеялся, что тот сразу уйдет к себе в бокс… Но не тут-то было.

– Вот еще такой вопрос. А ваш приятель… и мой сосед… он что, на хохляцком флоте служил?

– Задорожный? – переспросил Коваль, удивленно приподняв бровь. – С чего вы взяли?

– Разве нет? А вообще здорово он на «мове» шпарит. Они тут приезжали втроем… Я у себя в гараже, как и сегодня, с электропроводкой возился… будь она неладна, эта старая развалюха!..

– Когда это было?

– Да вот… недели две или три назад! Я его с тех пор, кстати, тут больше и не видел.

– Так, так… – Коваль слегка опешил, но быстро взял себя в руки. – Ну, это, наверное, какие-то его знакомые были. Рома же вообще-то украинец по национальности… Кстати, у меня отец – чистокровный «хохол».

– Гм… – ветеран несколько смешался. – Среди украинцев есть много приличных людей.

– Я тоже так считаю, – усмехнулся Коваль. – А вот эти, его знакомые, которых вы тут видели… как они выглядели?

– Молодые парни, вот как ты, сынок. Я их, знаешь, особо и не разглядывал, оно мне надо? Но слышал, как они с Романом «балачки балакалы»… Говор у них, доложу тебе, западэнский…

– Как вы сказали? – переспросил Коваль.

– Я говорю, что они точно из бандеровского края! По молодости я в Трускавце не раз отдыхал, в том же Мукачеве… Да и во Львове бывал! Так что их галицийский диалект распознаю с ходу… не сомневайся! Наши хох… украинцы совсем иначе «балакают».

– А вы не видели, товарищ кап-раз, на каком транспорте они приехали и что отсюда взяли?

– Ну такой… микроавтобус синего цвета… марку я тебе не назову. Что взяли? Да вроде бы эти ваши… подводные причандалы. Они тут недолго совсем пробыли, не более четверти часа… А ты что, знаешь этих западэнских?

– Гм… А имена какие-нибудь называли?

– Да вроде бы нет. Хотя… Один из них сказал что-то вроде того, что не сегодня, так завтра должен приехать какой-то Мыкола…

– Мыкола?

– Да. И что именно он решит, нужен ли им еще и второй инструктор…

– А когда это было, товарищ кап-раз? Вы не могли бы вспомнить точную дату?

– В начале месяца, – после паузы сказал ветеран. – Числа второго… или даже – третьего! Ближе к вечеру. Да, точно… я уже собирался запирать гараж и идти домой. Ладно, сынок, пойду к себе, а то что-то я с тобой тут разболтался.

Когда Коваль остался в гараже один, он на какое-то время погрузился в глубокую задумчивость. Вот вылез наружу – благодаря словоохотливому «морскому волку» – какой-никакой кончик. Но в целом ситуация с исчезновением Ромы так и не проянислась..

Пока ясно одно: какие-то люди наняли Задорожного в качестве инструктора по дайвингу и местного «гида». Скорее всего, они не здешние, а приезжие. Возможно, выходцы из западной Украины. Сюда, в гаражи, они, по-видимому, наведались за подводным оборудованием. Если дед ничего не напутал с датами, то Задорожный и «заказчики» были здесь второго декабря под вечер. А на следующее утро, если попытаться точно восстановить хронологию событий, Роман, переночевав у себя дома, отправился в поездку. Кстати, за ним, согласно показаниям Лены, приезжал какой-то темного окраса микроавтобус…

Коваль проинспектировал стеллажи и пару металлических шкафов с оборудованием для дайвинга. Роман – он сам об этом рассказал – хранит здесь четыре надежных, хотя и б/у, комплекта, два из которых пригодны для работы в зимнее время. Нашелся только один гидрокостюм, пригодный для «всепогодного» дайвинга. Новенького итальянского комплекта «SKUBAPRO» здесь тоже не обнаружилось. Как и компактного импортного генератора для закачки в баллоны «нитрокса»…^[16]

Коваль запер гараж. В голове у него воцарился полный сумбур. Что-то не вытанцовывается. Где логика, спрашивается? Если Задорожный не взял с собой паспорт, – ни внутренний, ни, тем более, загранпаспорт – а из документов у него при себе, по-видимому, лишь водительские права, то вряд ли в его планы входило куда-либо уезжать. В ту же Турцию, например… ну чего он там забыл, спрашивается?

А если он обретается где-то поблизости, а то и в самом городе, то какого хрена, хотелось бы знать, он все это затеял?

И что это еще за компания, с которой он так резко законтачил? Рома, он ведь не «нацик». Наоборот, он не раз довольно нелестно отзывался о «бендеровцах». Да и от самой «помаранчевой» революции был, мягко говоря, не в восторге. Задорожный, как и многие, кто проживает здесь, находясь постоянно как бы между украинской Сциллой и российской Харбидой, по натуре не «наш» и не «ихний».

Он – можно сказать и так – «ничей». То есть, старается жить своим умом и сугубо для себя и близких…

Когда Коваль уже сел в «девятку», намереваясь отправиться домой, в Казачку, и доложить женщинам о первых результатах своего расследования, его вдруг – «пробило».

Он вспомнил, что когда копался в документах Ромчика, ему среди прочих бумаг попалась на глаза визитка, оформленная в «желто-блакитной» цветовой гамме. На глянцевом квадратике, помнится, изображен вставший на дыбы лев с короной на голове и с трезубцем, зажатым в лапе… Так, так… А ведь это знакомое ему изображение… как же это он сразу не «допер»! Ну, конечно, он его видел… и не один раз!

Примерно через четверть часа Коваль уже подьезжал к главной городской «туче». Сам базар ему был без надобности, его интересовала гостиница, сравнительно недавно открытая на Партизанской, рядом с Центральным рынком. Алексей припарковал «девятку» у обочины, чуть наискосок от трехэтажного здания «готеля», который называется – «Карпаты».

Да, так и есть: на щите перед отелем – один в один – то же самое изображение льва с короной и трезубцем, что и на визитке, которую он нашел, копаясь в бумагах куда-то запропастившегося приятеля.

Коваль приспустил стекло, выскреб из пачки сигарету, закурил. На первом этаже этого довольно симпатичного здания находится ресторан с украинской кухней, который носит одно имя с «готелем». Он здесь ни разу не был. Не потому, что является «украинофобом», – этого еще не хватало – а просто само это заведение открылось всего где-то примерно с год назад. Этим летом, когда ездили с Натали на «тучу», они уже почти собрались наведаться в «Карпаты», но что-то их тогда отвлекло от этой затеи…

– Ну? – процедил под нос Коваль. – И что теперь? Какие есть мысли… в плане дальнейших действий?

На некоторое время он погрузился в задумчивость. Вообще-то не факт, что владельцы этого обьекта, или же кто-то из постояльцев либо из обслуживающего персонала имеет отношение к истории с внезапным и труднообьяснимым исчезновением Задорожного. Откуда ему знать, каким путем эта визитка попала к приятелю? Может, Рома просто заходил сюда поужинать?..

Коваль вытащил из чехольчика свою «нокию» и набрал номер Елены Задорожной.

– Лен, это я, – сказал он, услышав в трубке знакомый голос. – Нет, особых новостей пока нет. Вот что я хотел тебя спросить… Ты не в курсе, у Романа был кто-нибудь знакомый из гостиницы «Карпаты»?.. Ну да, которая находится возле «тучи»… Впервые о таком слышишь? Гм… А в ресторане «Карпаты» вам доводилось бывать?.. Нет? А без тебя Ромчик не мог… Не знаешь… Ладно, я понял. Не расстраивайся, ладно? Ну пока… скоро, наверное, приеду, тогда все и расскажу.

Он дат отбой и сунул трубку обратно в поясной чехольчик. Ну вот, ничего не прояснилось. Ленка не в курсе, доводилось ли ее мужу бывать в этом заведении. Что дальше? Зайти внутрь и попытаться переговорить с администрацией? Но что он им скажет? Что пропал его приятель, в бумагах которого обнаружилась визитка их заведения? Вряд ли это принесет хоть какой-то результат: мало ли визиток и буклетов раздают владельцы и персонал подобного рода заведений…

Но если Коваля вежливо пошлют с его расспросами, это еще не беда. А вот ежели исчезновение Задорожного действительно как-то связан с владельцами или постояльцами «готеля»… тогда ой.

Он еще не успел толком додумать эту посетившую его мысль, как вдруг с внутреннего паркинга – через автоматические раздвижные ворота – на проезжую часть улицы выехали один за другим два транспорта.

Впереди следовал джип «паджеро», за ним… синий микроавтобус марки «Фольксваген» с тонированными стеклами.

Коваль несколько секунд довольно равнодушно наблюдал за этими двумя проехавшими мимо него по Партизанской тачками, как вдруг его словно током ударило.

– Оппа! – пробормотал он, заводя движок. – Синий фургон?! Интеррресно… девки пляшут!!

Коваль чуть выждал, пропуская вперед себя стороннюю легковушку, с тем, чтобы между ним и синим фургоном находилось как минимум одно транспортное средство. После чего тронулся в том же направлении, что и выехавший только что с гостиничной стоянки «Фольксваген».

«Обьект», за которым вдруг увязался Коваль, надо сказать, шел в аккурат в попутном ему направлении. То есть, если и не в саму Казачку, то в направлении соседнего Рабочего поселка. Или же садово-дачных участков, расположенных между окраинными бухтами и мысом Феолент, в этой живописнейшей местности, на земле древнего Херсонеса.

Скорее всего, если бы не это обстоятельство, – если бы не выбранный ими курс – то Алексей, которого, как только он тронулся с места, сразу же одолели сомнения в правильности того, что он делает, наплевал бы на эту авантюрную затею с преследованием совершенно незнакомой ему тачки. И направился бы домой, туда, где его уже ожидают женщины с подробным докладом.

А так получается как бы «два в одном»: он сидит на хвосте у синего «фольксвагена» (вообще-то микроавтобусов синего цвета в городе и окрестностях наберется не один десяток), и одновременно с этим едет в нужном ему направлении, к дому.

И еще одно обстоятельство не позволяло ему отказаться от идеи проследить за этими двумя парно идущими тачками. У обеих машин оказались не местные, крымские, а столичные киевские номера.

– Ну ни фига себе, – пробормотал Коваль, когда следовавшие в сотне метров впереди транспорты свернули в очередной раз в попутном ему направлении. – А вы не в Казачку, случаем, собрались, господа?

Он лишь чуточку не угадал: обе машины проехали нужную ему развилку и свернули к Южной бухте.

Коваль резко притормозил, и сделал это, надо сказать, вовремя: на ответвлении, куда свернули транспорты, красовался «кирпич» и еще стояли подряд несколько щитов с запретительными надписями на украинском и русском языках… Из будки, выкрашенной в защитный цвет, показался охранник в камуфляже без знаков отличия, на плече которого висит «калаш». Он подошел к «паджеро», перекинулся словцом с кем-то, кто сидит внутри джипа, затем вернулся в свою будку. Тут же поднялся шлагбаум. Обе машины нырнули под него и почти сразу скрылись за поворотом.

Коваль развернулся, отьехал пару сотен метров от развилки и прижался к обочине. Он достал из внутреннего кармана носовой платок и промокнул вспотевший лоб. Так недолго – подумал он – вляпаться в какую-нибудь нехорошую историю…

Он попытался сообразить, что за обьект может находиться в этом месте Южной бухты. Раньше, кажется, здесь был пионерлагерь… или как там сейчас называются заведения подобного рода. На самой территории ему не доводилось бывать, но он не раз проплывал мимо на посудине «паромщика» Сан Саныча, когда в своей компании «дайвинговали» в этих местах. Там, помнится, имеется пологий спуск к морю, к галечному пляжу. На берегу, среди вечнозеленых деревьев и кустарников, расположены двухэтажное кирпичное здание с оцинкованной крышей и еще с десяток примерно деревянных коттеджей…

«Похоже на то, – подумал Коваль, – что у этого обьекта переменились хозяева. Учитывая, что там появились строгие запретительные надписи и у шлагбаума торчит вооруженная охрана, эти новые землевладельцы не хотят видеть у себя посторонних людей…»

Придя к этому несложному, в сущности, умозаключению, Коваль решил, что соваться на этот обьект, не разузнав, как следует, кто там сейчас заправляет – было бы глупо. А учитывая все привходящие обстоятельства, так пожалуй, что и небезопасно.

Спустя каких четверть часа он припарковал машину у подьезда своей пятиэтажки. Хотел было уже подняться в квартиру, но вдруг вспомнил, что пока крутился по городу и преследовал – невесть зачем – синий «фольксваген», его посетила интересная мысль.

Есть еще как минимум один человек, который не только давно и плотно знаком с Задорожным, но и знает местные бухты и все окрестное побережье как свои пять пальцев. Это – Сан Саныч, еще один шкипер-ветеран, но не из военных флотских, а из гражданских, из «морфлотовских».

Алексей вспомнил, что, когда он проезжал открытый участок Южной бухты, то на «минке» – так местные называют тот причал – хорошо знакомого ему катера он не увидел. Одно из двух: или Сан Саныч катает очередную компанию, проплатившую круиз, по окрестным бухтам, или уже завершил рабочий день и пришвартовался к родному причалу в «порту приписки». А именно, к причальной стенке Казачьей бухты.

Он поднял вверх голову. Увидев женское лицо в одном из окон пятого этажа, – это была Натали – Коваль помахал ей рукой. Затем, повернушись, жестом показал на расположенный поблизости бетонный пирс, который местные называют «набережной» – мол, у меня еще есть дела, но я скоро вернусь.

Переоборудованный моторный баркас с надписью «Сокол» на крохотной рубке и регистровым номером на борту, был пришвартован первым в ряду маломерных суденышек, среди которых обыкновенный портовый буксир показался бы, пожалуй, океанским лайнером. Смеркалось; суденышко было освещено подключенным к береговому питанию и подвешенным на шесте светильником. Через иллюминатор крохотной рубки было заметно, как внутри копошится какой-то человек, одетый в темный дождевик, с наброшенным на голову капюшоном.

– Сан Саныч?! – Коваль перебрался по мосткам на суденышко. – Эй, шкипер!!

– Шо надо? – шкипер высунулся из рубки. – Хто это?

– Здравствуй, Саныч! Это я – Коваль!

– А… здорово, Леша!

Коваль пригнул голову и шагнул под навес, переходящий в козырек «штурманской рубки». Шкипер, крепенький, как боровик, мужчина среднего роста, которому было уже далеко за полтинник, вытер руки ветошкой и протянул Ковалю свою твердую, с натруженными мозолями «клешню».

Они обменялись крепким рукопожатием. Шкипер, посмотрев на него снизу вверх, поинтересовался:

– Ты поллитру принес?

– А шо, был такой уговор?

– А разве не было? – в сиплом голосе Сан Саныча прозвучали хитрованские нотки. – Или ты забыл?

– В прошлый раз мы тут у тебя с Ромчиком и Толяном Полосухиным где-то с полящика водки оставили.

– Ну-у-у… вспомнила бабка, як молодкой была!.. У тебя дело ко мне, Коваль? Или потрепаться пришел? Если дело – говори! А ежели пообщаться захотелось… тогда сгоняй в лабаз за горилкой и закусью! Я тут на моторной группе новый дроссель поставил… надо бы отметить?!

– Вообще-то, я по делу, Саныч. – Коваль, прекрасно ориентировавшийся на этой лайбе, достал из ящика сухую ветошку и постелил ее поверх привинченной к палубе лавки, с правого борта, под навесом. – Присядь, шкипер… есть разговор.

Впрочем, Коваль не сразу поднял интересующую его тему. Для начала он спросил, как у Саныча идут дела, есть ли клиентура, на ходу ли его видавшее виды суденышко… Шкипер сказал, что сейчас, в «мертвый сезон», находится немного желающих прокатиться на его «круизнике» по севастопольским бухтам: полученных гонораров едва хватает на горючку и на покрытие текущих расходов. Что же касается любителей «дайвинга», то вот уже месяца полтора как к нему – с целью нанять плавсредство для этих целей – никто из этой публики не подряжался.

– Саныч, а ты Рому Задорожного когда в последний раз видел? – поинтересовался Коваль.

– Задорожного? – шкипер откинул на плечи капюшон и насунул по самые брови видавшую виды фуражку с «крабом». – Да на прошлось неделе, наверное? Не, уже недели две прошло… точно! Кстати, я на него в обиде! Когда увидишь, так и передай!

– Так ты его, Сан Саныч, своими глазами видел? – Коваль угостил шкипера сигаретой и дал ему припалить от свой зажигалки. – Точно?

– Шо? – шкипер сделал две или три подряд глубоких затяжки, держа сигарету на особый лад, как бы в кулаке, – Ты, может, хлопче, мне не веришь?

– Верю, конечно… но где ты его мог видеть?

– Как это – хде? В Южной бухте! Помнишь, Леха, вы ныряли позапрошлым летом? Ну…там, где сбитый нашими немецкий самолет на дне лежит?

– В Южной, говоришь? – Коваль сразу же насторожился. – В каком именно месте? Там, по минимуму, останки трех самолетов времен войны на дне покоятся… «хейнкель»… «дорнье-26»…

– Он самый… «дурнье»! В западной части бухты, в кабельтове от берега, где раньше деревянные причалы старого яхт-клуба стояли… А сразу за ними – детская база отдыха!

У Коваля почему-то засосало под ложечкой. Речь наверняка о том самом бывшем пионерлагере, на территории которого менее часа назад скрылся сильно подозрительный ему синий фургон марки «фольксваген». Ну и как прикажете все это понимать?

– Так ты был там… в этой самой базе?

– Ты шо! – Саныч щелчком отправил окурок за борт. – Там новые хозяева, хрен ты к их берегу подгребешь! Я как-то надумал причалить к мосткам старого яхт-клуба, так в меня с суши из ракетницы начали пулять! Подряд несколько красных ракет шмальнули. Одна за малым в рубку не залетела!

– Даже так? – удивился Коваль.

– Когда я врал?! Ты видишь, Леха, шо на свете творится?! Скоро и причалить будет негде. С одной стороны, флотские шугают, с другой – какие-то живчики участки по берега скупают. И попробуй ты к ним сунься!

– Ну а Рому Задорожного ты при каких обстоятельствах видел, Саныч?

– Дело было так… А может, сначала – «накатим»? У меня тут есть заначка: поллилтра «домашней» и хлеб с салом для перекуса.

– Я за рулем, Саныч… но в следующий раз прийду к тебе с «гостинцами»! Ты расскажи мне, где и как выдел Задорожного! И что за обида у тебя на него?!

Саныч вытребовал у него еще одну сигарету, закурил и лишь после этого стал рассказывать. По его словам, он в тот день подрядился прокатить на своей лайбе по окрестным бухтам компашку приезжих, двух парней и девушку. Когда они пригреблись в соседнюю Южную бухту, то по ходу заметили катер, размерами раза в полтора поболее «Сокола». Судно стояло на якоре, почти посередке между «Торчком», – так местные называют эту одиночную скалу, выпирающую в мелководной части бухты – берегом в районе старого яхт-клуба и пляжем бывшей детской базы отдыха.

Один из парней, озиравший берега в бинокль, который он позаимствовал у Саныча, разглядел на открытой корме этого судна фигуры людей, двое из которых были экипированы в костюмы для подводного плавания. Он сказал, что сам занимался «дайвингом» в Красном море и на Средиземке, после чего поинтересовался, может ли шкипер подойти поближе к этому катеру.

Саныч, естественно, отказался выполнить его пожелания: они не имели права подходить к «дайверскому» судну ближе, чем на полукабельтов, потому что таковы правила безопасности. Собственно, придерживаясь такой дистанции, шкипер и стал огибать это незнакомое ему судно… как вдруг включилась на прием судовая УКВ-рация и из динамика прозвучал знакомый голос.

– Так ты с самим Задорожным говорил по рации? – переспросил Коваль.

– Какой это, нах, разговор?! – вдруг рассердился бывалый моряк. – Он меня трехэтажным матом покрыл!! Сказал, греби отсюда, шкипер, пшел прочь!..Не видишь, что мы работаем?! И вообще… опять мать-перемать!.. не шлындай тут старый м…к на своей ср…й лоханке!

– Вообще-то это не похоже на Задорожного, – задумчиво сказал Коваль. – Поверь на слово, Сан Саныч, он очень хорошо к тебе относится. Ты для него тут самый авторитетный «паромщик»!

– Так и я ж изумился!! Обгавкал меня, как распоследнего салагу! Я шо, давал какой-то повод?! Шоб так нервно и взвинченно со мной обращаться?! Это ж… просто нет слов!

– Мда… странную ты мне историю рассказал, Саныч.

– Так ты, Леша, передай своему приятелю, что у меня на него «зуб»! Я в сильной досаде! Скажи, мол, Саныч тебя видеть больше не хочет… Пока ты сам не прийдешь, не извинишься… и не «проставишься» по полной программе… Вот до тех пор и не появляйся! А шо ты, кстати, все про него, про этого Задорожного выспрашиваешь? Может, случилось чего?

– Да нет, ничего, Саныч… Я это… ищу компанию, чтобы «подайверить»! Но Задорожный, кажется, занят какими-то своими делами.

И тут вдруг в голову Ковалю пришла мысль, которую он еще каких пару часов посчитал бы бредовой, сумасшедшей, идиотской.

– Слушай, шкипер…

– Шо? Так мне доставать пляшку? Или ты сгоняешь в лабаз за «казенной»?

– Нет, я о другом, – Коваль, озадаченный ходом собственных мыслей, полез пятерней в затылок. – Вот что, Саныч. Я тут надумал «искупнуться». Ты как, подбросишь меня к месту? Я тебе, конечно, заплачу по полной таксе.

– А когда? И где, в каком месте?

– Завтра сможешь? Место? Да тут тебе каких полчаса ходу всего… Только учти… я планирую ночной «дайв»!

– Мне все равно, что днем, что ночью, – сказал Саныч. – Это ваши «дайверские» дела… Но я шо-то не вкурил?! Ты шо, в одиночку собираешься нырять?

– Если ничего не изменится… и если не найду «пару»… то да, собираюсь-таки один работать. Ну а что? Что необычного? В первый раз, что ли? Сам знаешь, как трудно найти себе сейчас, в зиму, достойную компанию! С чужими связываться неохота. Из «своих» один занят, другого нет в городе, третий не хочет… А у меня вот есть и желание, и свободное время!

Саныч помолчал минуту или две, потом, крякнув, сказал:

– Ты, паря, бывалый, тебе виднее. Ладно, Лешка, так и быть: по старой дружбе отвезу тебя на «дайв»! Если еще не передумал, подбрось мне «гривней», чтоб я мог заправиться. Сам знаешь, почем нынче «овес» для моей лошадки…

ГЛАВА 8

ПОДЖИГАТЕЛИ ВОЙНЫ

Урочище Ласпи,

21 декабря.

Вопреки прогнозу Венглинской, первые сутки их пребывания в Ласпи прошли спокойно. Дорогу в урочище больше никто не пытался перекрывать, пикеты с развилки Ялтинской трассы тоже исчезли. И даже погода исправилась; во всяком случае, прекратился дождь, немного стих ветер, пелена тумана, стоявшая над бухтой, истончилась, распалась, затем и вовсе исчезла, открыв вид на окрестности и на отнюдь не черное, а сталисто-серого окраса, как борт линейного корабля, Понтийское море.

Лариса до полудня находилась в своих апаратаментах, а затем отправилась в Ялту, в сопровождении джипа с охраной. Мокрушина она с собой в этот раз не пригласила (а он не счел нужным набиваться ей в спутники). В третьем часу дня в Ласпи на рандеву с Мокрушиным приехал давний знакомый Леня Вавилов, его сверстник по годам, кавторанг, замначальника Разведупра Черноморского флота РФ. Леон – таково прозвище Вавилова в кругу друзей и знакомых – был прикинут в штатское. И приехал он сюда не на служебной машине, а на своей личной тачке. По общему согласию, они не стали говорить о делах в апартаментах, отведенных Мокрушину. Подобного рода разговоры не предназначены для чужих ушей.

Даже для очаровательных ушек Ларисы Венглинской…

Уже примерно около часа они прогуливались по тропкам, петляющим среди хвойных кустарников и реликтовых южноморских деревьев. Воздух здесь чистейший, целебный, легкие не то что вдыхают, а пьют его, как лечебный настой, как нарзан. Погода улучшилась настолько, что теперь отлично просматривается вся бухта. Хорошо виден и мыс Сарыч на юго-востоке, – являющийся, кстати, самой южной точкой Крыма – и лесистый, с каменистыми проплешинами, мыс Айя на западе, за которым находится район Балаклавы. А за ним, на берегах бухт, раскинулся и «большой» Севастополь…

Леон, который, как выяснилось, здесь уже не раз бывал и даже отдыхал когда-то в Ласпи и Батилимане «дикарем», не только взял на себя роль гида, но и по ходу этой их импровизированной прогулки посвятил Мокрушина в последние новости, что касалось ЧФ и в целом положения дел в Крыму.

– И вот что еще тревожно, Рейндж…

Они остановились на площадке возле одной из «верхних» пещер, откуда открывался прекрасный вид на урочище, здорово смахивающее с этой точки на устроенный кем-то в лесистых горах амфитеатр.

– В последнее время заметно активизировались украинские «нацики», – продолжил Вавилов. – В Крыму сейчас пытается рулить всеми делами поставленный «оранжевыми» премьер. Заменены на присланных из Киева людей мэры многих городов и руководители районных управ. Не то что тихой сапой, а активно, я бы даже сказал – агрессивно, искореняется русский язык в местном делопроизводстве. Людей, кого считают нелояльными или просто «российскомовных», вычищают из всех органов местной и государственной власти, меняют их на «командированных».

– А что местные татары? Какие среди них настроения?

– Крымскотатарская община, наоборот, обласкана и обогрета. Но больше – на словах, нежели на деле. В Бахчисарайском, Степном и ряде других районов новые власти выделили из своих фондов земельные участки и передали их общине. Но местные ропщут, считая, что их обманули. Вроде как обещали одно, а реально дали в несколько раз меньше обещанного. Поэтому настроения… смутные. Здешние авторитетные деятели, а также, по нашим сведениям, и многие муллы в мечетях, ведут агитацию как против «русских оккупантов», которым советуют убраться поскорей в свою холодную Московию, так и против нынешних властей… но потише и поосмотрительней. Уже есть такие местности и зоны, где русским, – как коренным крымчанам, так и приезжим – лучше вообще не появляться. Про наших флотских я уже молчу: провокации случаются едва не каждый день, несмотря на все предпринимаемые нами меры предосторожности… Кстати, Меджлис тут недавно продемонстрировал свои возможности. Когда в октябре-ноябре в степной части полуострова проводились акции протеста, то на несколько часов перекрывались магистральные автотрассы и железная дорога… Это принеприятный для нас сигнал! У нас ведь, как в «первую» Крымскую, весь подвоз, все снабжение идет по единственной «нитке»! За прошедшие полтора века, скажу тебе, здесь мало что изменилось в лучшую сторону. Как были «осажденной крепостью», так по факту и остаемся ею и в нынешней ситуации.

Мокрушин задумчиво посмотрел на своего поджарого, подсушенного множеством забот и нервной обстановкой собеседника.

– Как ты считаешь, Леон… Возможны ли здесь, в Крыму, масштабные теракты? Направленные не только против собственно наших флотских обьектов, но и… против русскоязычной общины?

– Знаешь, Володя… Еще с полгода назад я бы такую тему не то чтобы исключил полностью… время, в котором мы живем, способно преподнести самые неприятные сюрпризы… Но отнесся бы к подобным версиям и предположением с большущим скепсисом. Сейчас, особеннно на фоне «газовой войны», можно ожидать любых неприятностей. Ситуация, доложу тебе, сильно накалена. И, боюсь, что делается это не без злого умысла. Если переговоры о транзите и ценах на газ зайдут в тупик, то нас здесь может капитально тряхануть.

– Ты говорил, Леон, что у вас тут активизировались «бендеровцы»?

– Да, их присуствие все более и более заметно, – Вавилов криво усмехнулся. – По нашим сведениям, новые власти сдали в аренду различным «общественным» организациям не менее двух десятков баз отдыха и лагерей от Геническа, Джанкоя и Семферополя… до Феодосии, Симеиза и Алушты. Есть теперь у них свои базы и в окрестностях Севастополя. Большинство из контингента, который здесь размещается на временной, по «вахтовому» принципу основе, активисты «майдана», причем не рядовые – «десятники» и «сотники». Такое впечатление, что дополнительно обучается и закладывается костяк будущей «армии»… Кем она будет управляться, за какие идеалы сражаться, какие будут поставлены цели, какими методами их будут добиваться, бескровными, как прошлой зимой, или попытаются спровоцировать кровавый конфликт – вот это все нас очень и очень тревожит.

– Для того, чтобы содержать такой костяк в несколько сот человек, из которого можно будет – если поступит команда – развернуть, скажем так, «корпус национальной гвардии», нужны серьезные бабки. – Рейндж задумчиво почесал переносицу. – Мда… не зря «бандеровцы» внедрились в «Нафтогаз» и провели своих представителей в руководство этого украинского аналога «Газпрома». Собственно, их главари сейчас и возглавляют эту компанию. Теперь в их распоряжении оказалась «касса», из которой они могут финансировать любые свои прожекты… включая и этот их «крымский» проект.

– Ты, Рейндж, читал аналитическую записку по их ноябрьскому «обьединенному» Конгрессу? Который состоялся в двадцатых числах октября в Ивано-Франковске? Этот документ ваши готовили, гэрэушные спецы.

– Мне его на словах пересказали, Леон. Да, информация довольно тревожная…

– «Крымский» вопрос они там рассматривали вторым пунктом, сразу после обсуждения внутриполитического кризиса в Киеве и в среде самих «помаранчевых». Обьявлена «частичная мобилизация» для работы в Крыму. На этом сборище отметились не только радикалы из УНА-УНСО, Украинского молодежного альянса, Студенческого братства и Совета офицеров Украины, но и вся верхушка такой «респектабельной» организации, как Конгресс украинских националистов.

– Главари которого как раз и входят нынче в правление «Нафтогаза». А им сейчас нужны хоть какие-то козыри! Чтобы их… этих западэнских упырей, не оторвали вдруг от «трубы»…

– А заодно и от казны.

– … к которой они присосались, маскируясь интересами «самостийности». Сами они теперь будут держаться за «кассу» не то что руками, но и зубами! Я правильно рассуждаю, Леон?

– Зришь в самый корень, – Вавилов усмехнулся. – Одно лишь уточнение, с которым, полагаю, ты тоже согласишься. Дело здесь не только в политике, замешанной на нефтегазовых миллиардах. Есть люди, которые нас мрачно, угрюмо, десятилетиями, веками – ненавидят. И не просто ненавидят, а ненавидят смертельно, как самого лютого врага. Они нам не братья, все эти западэнцы и галичане. Если только – левобережные. Ну да ладно, как-то прожили бы и без братской любви. Самое паршивое здесь то, что нас целенаправленно и очень умело «разводят», стравливают – русских и украинцев. А это, Рейндж, может закончиться большой бедой.

Примерно через час они расстались. Кавторанг Вавилов пообещал помощь и содействие, если вдруг такая необходимость возникнет. Но Мокрушин и сам пока не знал, какого рода помощь ему может понадобиться. И прежде всего потому, что в этой «крымской» арии солирует не он, а Лариса Венглинская, которой поручена известная лишь ей – да еще тем, кто выбрал ее посредником – тайная миссия.

Он вернулся в апартаменты, где бездельничал до девяти часов вечера, пока к нему в номер не постучался «референт» и не сообщил, что через полчаса, в половине десятого, его, Мокрушина, ждет у себя «хозяйка». Часом ранее он наблюдал из окна, как на хорошо освещенной площадке возле пансионата припарковался «лендровер», из которого вышли Лариса и ее «секретарь» и тут же скрылись в парадном. Рейнджа постепенно уже начала доставать ее манера секретничать и напускать тумана на ровном месте. Если бы не строгий приказ руководства, он бы послал эту всю такую деловую из себя красотку очччень далеко… Так, на всякий случай, от греха подальше. Потому что, глядя на нее, – Мокрушин и сам не знал, что это на него такое нашло – он думает не о деле, не о своем задании «особой важности». А о том, какова эта bussines-women в постели и что она, Венглинская, правая рука близкого к Кремлю олигарха М, думает о нем, Владимире Мокрушине.

Ровно в половине десятого, как ему и было назначено, Мокрушин постучался в дверь, которая расположена в аккурат напротив двери его собственного «люкса».

Открыл Артем, упакованный, по обыкновению, в костюм темной расцветки, белоснежную сорочку и глянцево отзеркаливающие черные штиблеты. В отличие от ярко выраженной вороной масти Венглинской, ее референт-секретарь – а именно так она представила свою «тень» Мокрушину – был светловолос, с короткой прической, отчего его голова походила на коротко остриженный одуван. Несмотря на типажную внешность, Артем оказался неглупым человеком. Уж кто, кто, а Венглинская не станет держать при себе человека, достоинством которого являетсяется лишь то, что он фактурой напоминает трехстворчатый шкаф.

– Проходите, шеф, – Артем посторонился, пропуская гостя в апартаменты. – Присаживайтесь… госпожа появится через минуту-другую.

«Да, очень даже неглупый субьект, – усмехнулся про себя Мокрушин. – „Шефом“ вот назвал… ему это ничего не стоило, а мне – приятно».

Рейндж не стал присаживаться, оставшись на своих двоих. Правую руку – в ней кое-что было – он отвел чуть за спину. Гостиная, в которой он оказался, напоминала апартаменты «Deluxe» в каком-нибудь европейском отеле как минимум четырехзвездной категории (его поселили, кстати, точно в таком же двухкомнатном номере с джакузи). Итальянская мебель ручной работы, тяжелые портьеры, закрывающие оба окна – бордовый с золотым шитьем бархат – персидский ковер поверх паркета… Все говорит о том, что хозяева предпочитают для отдыха не выморочный постмодернистский дизайн, а проверенный временем староевропейский буржуазный стандарт.

В гостиной тонко пахет духами и какими-то экзотическими восточными прянностями – но не приторно, а приятно. Взгляд Рейнджа упал на огромную фарфоровую вазу, в которой стоит пышный букет нежно-кремовых роз – их не менее трех десятков. Он почувствовал себя неловко, потому что в руке, отведенной за спину, у него была… тоже роза (но не сливочного окраса, а бордовая, того же цвета, что и портьеры).

Мокрушин хотел уже было сунуть цветок в компанию к другим розам, но опоздал: открылась дверь спальни и в гостиную вошла Лариса. Одета она оказалась просто, почти по-домашнему. На ней были вытертые джинсы с прорезами на коленках, сидевшие очень низко на крутых бедрах, отчего были видны и пупок с вдетым в него колечком с «камушком» и полоска коричневато-золотистой кожи между «топом» и джинсами в области талии…

Сверху – полупрозрачный топ нежно-бирюзового цвета, свободно облегающий ее довольно крупную и высокую грудь. Поверх топа некое подобие короткой майки из мелкоячеистой и тоже полупрозрачной ткани шафранового оттенка.

Формы у нее, как и предполагал Рейндж, оказались весьма и весьма привлекательными. Мокрушин, по правде говоря, избегал заводить знакомства с дохлыми, обкуренными, умученными диетами и комплексами «моделями». «Пышки» тоже не вызывают у него обычно желания познакомиться поближе… А вот Лариса… да, вот такие ему по нраву.

– Влад… можно, я вас так буду называть? – женский голос вывел его из секундного замешательства. – Спасибо, что откликнулись на мое приглашение. Если вы голодны, мы можем… Это вы – мне?

Мокрушин, растянув губы в вежливой улыбке, протянул ей розу.

– Да, это вам, Лариса. Кстати, я по вам уже соскучился.

– Спасибо, Влад, – она взяла розу и ответно улыбнулась. – Признаться, я думала, что вы…

– Это я должен признаться… – Мокрушин покосился на огромную охапку цветов в высокой фарфоровой вазе. – Я срезал розу в вашем саду… внизу, в зимней оранжерее.

– Для меня это ничего не меняет. Главное – душевный порыв, остальное – вторично.

Она посмотрела на застывшего в ожидании ЦУ помощника.

– Артем, спасибо, вы свободны.

Венглинская сама нашла высокую тонкую вазу из моравского стекла, набрала воды, затем поставила эту вазу с подаренной Мокрушиным розой на журнальный столик, отдельно от других цветов.

– Влад, если вы голодны, я могу попросить принести что-нибудь перекусить.

– Спасибо, Лариса, я уже поужинал. Как прошли переговоры? Удалось ли выйти на договоренность с Сайфутдиновым и его партнерами?

– С нашей стороны мы готовы к сделке на сто процентов. Выпьете что-нибудь?

– Не откажусь.

– Напитки в баре. Если не трудно, соорудите и мне… «маргариту».

Рейндж открыл дверцу встроенного бара. Осмотрев напитки, обернулся к хозяйке.

– Мартини «dry»… водка или джин?

– Там должна быть текила «Ольмека». И не забудьте бросить пару олив… Только зеленые, пожалуйста, а не маслины…

– Ага, нашел… Так, готово…Смешать, но не взбалтывать?

– Приятно иметь дело с умным, опытным мужчиной. Я сегодня встречалась сначала с Исметом в Ялте, а затем мы уже вместе с ним ездили в Бахчисарай, где прошли переговоры с еще двумя авторитетными людьми из числа его соплеменников…

Рейндж поставил напитки на журнальный столик. Лариса кивком указала на низкое кожаное кресло. Сама уселась по другую сторону, взяв в руку стакан с коктейлем. Она откинулась чуть назад в кресле, устраиваясь поудобней; забросила ногу на ногу, отчего в прорези джинсов показалась ее круглая загорелая коленка. Сделав глоток «маргариты», она, не выпуская стакан из длинных, с идеальным маникюром, красивых пальцев, принялась в общих чертах рассказывать, как отнеслись Исмет и его партнеры к тому, что сама Лариса назвала – «крымским проектом». И что – следует добавить – ее нынешний партнер уже успел обозвать в своих мыслях «крымским позором».

Мокрушин, слушая ее вполуха, потягивал из высокого, квадратной формы, с прозрачными кубиками медленно тающего льда стакана свой «Chivas Regal» восемнадцатилетней выдержки. Не то, что ему было неинтересно, нет. Просто его мысли были заняты другим. Вернее, он категорически не мог настроится на «деловой» лад. Его глаза то смещались к ее загорелой коленке, то поднимались выше, к чуть колышущимся в такт дыханию упругим полушариям, едва прикрытым тончайшей тканью, с просвечивающими острыми сосками, а затем и к ее сочным и в то же время резко оконтуренным губам… Какая-то часть его умственной энергии уходила на разные чисто иллюзорные предположения и пустые фантазии, а также еще на то, – одновременно шел как бы обратный процесс – чтобы побороть навеянное этими вполне определенного свойства фантазиями искушение. Не то, что он терял голову… этого не было. Да и про Венглинскую нельзя сказать, что это идеально его типаж, потому что с такими умными, знающими себе цену тетками не то, что «дружить», но даже общаться по делу довольно стремно. Тем не менее, факт налицо: неизвестно, как все сложится у них дальше, но пока что эта Венглинская на него действует, как добрый «косяк» на любителя дури – хорошо вставляет, создает приятную глазу картинку, но нутром понимаешь, что от следующего шага все ж лучше воздержаться.

– Влад, вы меня, кажется, не слушаете?

– Э-э… да. – Мокрушин сделал заинтересованное лицо. – То есть – нет. В том смысле, что я внимаю каждому вашему слову!..

– Да? А мне показалось, что вы витаете в своих мыслях… Кстати, что вы сами думаете о нашем «крымском проекте»?

Мокрушин пожал плечами.

– Думать… это не моя профессия. Я исполнитель, Лариса. Мне ставят задачу, я ее решаю. Остальное – от лукавого.

Венглинская поставила на столик стакан с недопитым коктейлем и чуть подалась вперед.

– А вот мне… когда я решала кадровый вопрос… аттестовали вас совершенно иначе. Если бы мне нужен был тупой, но квалифицированный спец, какой-нибудь служака без фантазии, я бы такого для себя и попросила. Вас, Влад, охарактеризовали совершенно иначе, как человека не только знающего свое ремесло, но и… творческого, скажем так. Ну а теперь я вас слушаю. Говорите прямо, здесь нет «прослушки».

– Буду краток, – Мокрушин усмехнулся. – Попытка перекупить местную верхушку…

– Перебить, нейтрализовать иное предложение более интересным, – поправила его Венглинская.

– …представляется мне занятием малоперспективным, если не сказать сильнее.

– Глупым?

– Ошибочным, – нашелся Мокрушин. – Знаете, я насмотрелся на такого рода личностей, как это ваш «контрагент» Сайфутдинов. Они забывают о принятых на себя обязательствах на следующий же день. И если они хоть что-то уважают, так это – силу и мощь, способную смирять и принуждать.

– Предлагаете пустить в ход силовые средства? – правая бровь Венглинской поползла вверх. – Вместо переговоров, пусть и трудных, устроить… массовый отстрел? Здесь, в суверенном государстве?

– По части «массовых отстрелов», это – не ко мне. Просто одними деньгами такие вопросы не решаются. Вот, например, пиндосы…

– Кто?

– Американцы, кто еще… – Мокрушин невольно скривил губы. – Сколько они своих зеленых рублей в Ираке на взятки тамошним вождям и муллам раскидали? Думали, что когда свалят Саддама, можно будет остальные вопросы там деньгами решить… Это ж их коронная тактика! Надеялись скупить на корню верхушку главных тамошних кланов, переманить их к себе деньгами и должностишками в новом правительстве, буйных и фанатиков острелить… И качать себе спокойно нефть по трубопроводам, куда им надо! Целая гора «зелени» была потрачена на эти цели! Но бабки эти растаяли, как снег в раскаленной пустыне. И что? Осталась лишь зловонная лужица, обитатели которой пожирают друг друга и тех же пиндосов с из союзничками… Ладно, – он махнул рукой. – Разговор ушел в сторону. Я свое мнение сказал. Одно мне непонятно, Лариса. Если все уже решено, так на кой мы тут сидим? Не то, чтобы мне здесь не нравилось… симпатично тут у вас… и ваша компания мне импонирует. То есть не какая-то там «компания», чьи интересы вы представляете, а вы лично… Хм, извините, кажется, я сказал лишнее.

– Спасибо за комплимент, – она усмехнулась уголками губ. – А то я уж было подумала, что мое общество вам претит.

– Да что вы?! – возмутился Рейндж. – Наоборот! Просто я люблю ясность. А тут… ну как бы находишься в подвешенном состоянии, что ли. Вы ведь могли уже сегодня столковаться с ними? И подписать все необходимые документы?

Она отрицательно покачала головой.

– Есть одно правило, которого следует придерживаться в таком деле, как наше: «услуга уже оказанная – ничего не стоит». Мы… то есть я и наши работодатели… создали такую схему, при которой нашим местным контрагентам будет невыгодно нас «кинуть». По-хорошему, Исмета и его партнеров следовало бы «помурыжить» еще какое-то время, чтобы у них немного поубавились аппетиты…

– Вот это – вряд ли! Они считают Крым своей вотчиной…

– Мало ли кто чего считает! – отрезала Лариса. – Бизнес в политике делается по-другому! Одни, скажем так, продают свой проект конфликта, который пока управляется и еще не перешел в горячую стадию. Есть, как минимум, два покупателя. Покупатель Икс намеревается – решая какие-то свои задачи – купить данный кризисный проект, затем дополнительно вложиться в него и перевести события в горячую фазу…

– В фазу гражданской войны, резни, в стадию управляемых извне «балканских войн»…

– Ну вот, – похвалила его собеседница. – А говорите, что не любите размышлять и анализировать. Все правильно, Влад. В данной ситуации мы, то есть покупатель Игрек, на этом своеобразном аукционе пытаемся приобрести этот важный для нас конфликтный «лот». Другими словами – поднимаем ставки до некоего разумного потолка. Потому что, если данный потенциальный кризис не купим мы, с тем, чтобы не дать ему разогнаться до «горячей» фазы, то его приобретут другие и сделают все ровно наоборот.

– Вы очень умная женщина, – Мокрушин задумчиво вертел в руке стакан с остатками «скотча», в котором плавали недотаявшие льдинки. – Странно только, что такая красивая.

Подняв глаза, Рейндж врубился, что последнюю фразу он брякнул вслух (а казалось, что подумал про себя).

– Вы не обязаны, Влад, расточать мне комплименты. Хотя… – их глаза на мгновение встретились, – как и всякой женщине, мне это приятно.

Рейнджу жутко хотелось сделать две вещи: закурить сигарету и обнять, поцеловать сидящую напротив женщину.

– Курите, если есть желание, – сказала Венглинская. – Я сама бросила совсем недавно… так что знаю, каково быть курильщиком.

– Да ничего, потерплю, – из вредности сказал Мокрушин. Поскольку его второе желание было из разряда несбыточных, он вновь перевел разговор на служебную тему. – Раз уж вы упомянули неких Икс и Игрек, то не лишним будет вспомнить и Зет, вашего ныне покойного конфидента. Насколько ему можно верить? В плане той информации, которую он вам сливал?

– Сведения, полученные от «Зет» по интересующим нас коммерческим вопросам, подтвердились полностью и целиком.

– Он был «инициативником»? Сам на вас вышел? Я так понимаю, что именно вы установили с ним доверительный контакт? И только потом был подключен еще один канал связи с ним?

– Так ли это важно? – Венглинская уклонилась от прямого ответа. – Ему нужны были деньги… и еще гарантии безопасности на будущее. Он хотел продать себя и свои знания подороже… Но случилось то, что случилось. Он проколся сам, либо его просчитали – не суть важно для нас. Важно другое, то, что он успел сообщить…

«Захарченко сообщил о том, что готовятся масштабные акции в Киеве, в Крыму и даже в Москве, – несмотря на то, что хозяйка этих апартаментов заверила его в отсутствии „прослушки“, Мокрушин не решился сказать это вслух. – В частности, в осуществление акций в Крыму у ж е вложено до десяти миллионов долларов, еще столько же, если не больше, будет перевезено в этот регион и „роздано“ на четкие цели еще до наступления Нового года… „Оранжевые“, или те, кто управляют ими, не прочь взорвать ситуацию в Крыму. И поскольку у них здесь своих силенок не хватает, они активно пытаются разыграть „крымскотатарскую“ карту… наплевав на возможные последствия этой крайне опасной игры… Жаль, что не удалось выдернуть из Киева источника этих сведений, экс-полковника СБУ Захарченко. Слишком скупа информация, слишком мало им было названо фактов и фамилий действующих лиц. Видимо, не хотел раскрывать большую часть своих карт, надеясь – потянув время – сорвать максимальный куш. Вот и доигрался: найден у себя на киевской хате с простреленной головой…»

Мокрушин хотел спросить у Венглинской, не соорудить ли им еще по одному «дринку», как вдруг запиликал сотовый. Лариса гибко поднялась с кресла, взяла со стола свою трубку, раскрыла, поднесла к уху.

– Что?! – по мере того, как она выслушивала доклад, ее брови ползли вверх. – А вы уверенно, что… Так, так… Ну так занимайтесь! Если сами не справляетесь, вызывайте соответствующую службу! Когда ликвидируете, сразу же доложите мне!..

Когда она дала отбой, у нее был очень рассерженный вид.

– Что случилось? – Рейндж тоже вскочил с места. – Я могу чем-то помочь?

Венглинская подошла к окну и сердито раздернула шторы. Рейндж тоже сунулся к окну вслед за хозяйкой. Они сразу увидели зарево: где-то в километре примерно от их пансионата, несколько левее, так что приходилось прижиматься к стеклу, чтобы увидеть это зрелище – все сильнее разгоралось какое-то строение, вокруг которого, освещенные лоскутами пламени, суетились маленькие человеческие фигурки…

– Столовая горит, – сказала Лариса на удивление спокойным тоном. – В прошлом году только построили… из ошкуренных сосновых «кругляшей». Такая типа таверна в стиле «кантри».

Она поднесла к уху свой сотовый.

– Исмет, это я, – сказала Венглинская, услышав в трубке знакомый голос. – Ну что это еще за дела?! Мы же обо всем договорились… почти обо всем!! Ах, ты не понимаешь?? У меня тут пожар, а ты вроде как не в курсе?! Я не горячусь, Исмет!!! Я ж тебе говорю, здание одно горит… реально у нас тут пожар!! Охрана вот утверждает, что – поджог!! Полыхнуло сразу… Да… нет… нет, помощь пока не нужна… Да, я тоже надеюсь, что ты контролируешь ситуацию по своей линии… Пока сама не знаю, жду подробного доклада… Ладно… Хорошо, ты тоже держи меня в курсе… все, селям!..

Венглинская, закончив разговор с Сайфутдиновым, поискала глазами Мокрушина… но его уже и след простыл.

Рейндж, заглянув ненадолго в свой номер, надел короткую кожанку, сгреб со стола початую пачку сигарет и зажигалку, после чего смайнался вниз. Заметил в вестибюле Артема и администраторшу, но разговаривать с ними не стал, потому что вряд ли они могут сообщить что-то новенькое. Он вышел из здания и бодрой походкой направился по асфальтированной дороге, идущей чуть под уклон, к зданию длинной, похожей на ангар столовой (которая теперь уже полыхала целиком, благо с моря дул свежачок, да и огню в этом строении было чем поживиться). По правде говоря, ему вовсе не обязательно было туда идти, он не пожарник и не сотрудник местной охраны. Но случившееся – как бы это ни странно звучало – дало ему возможность перевести дух. Потому что если б не вспыхнула столовая, то с большей долей вероятности вспыхнул бы он сам. Он, конечно, не сексуальный маньяк и не собирается набрасываться на первую встречную. Но в нынешней беседе с Венглинской он достиг той грани, за которой надо было либо идти напролом, действовать, как безбашенный «мачо», либо… Либо резко оборвать ту невидимую глазу паутину, которой его исподволь обволакивает эта холеная, красивая, но и хищная особа.

Уже ощутимо пыхнуло жаром от весело занявшейся столовой, которую вряд ли теперь спасут от пожиравшего ее пламени. Кто-то из сотрудников охраны – или же это был местный штатный пожарник – тщился подключить к гидранту длинную кишку шланга, но что-то не больно хорошо у него это получалось. Еще с полдюжины мужиков, большей частью экипированных в униформу охранников, по сути, превратились в таких же зевак, что и Мокрушин, который наблюдал с безопасного расстояния за происходящим.

Услышав звук автомобильного движка, он обернулся. Неподалеку остановился джип, из которого двое охранников вытащили какого-то человечка. Повалили вдруг его на землю… И стали пинать ногами.

Он направился к ним. Одновременно с Мокрушиным к джипу подбежал старший смены охраны, которого зовут Геннадий, и с которым Рейндж успел познакомиться во время сегодняшней утренней прогулки.

– Отставить! – крикнул старший. – Шо вы делаете?! Ша, кому сказано!!

Он оттащил одного из своих вошедших в раж коллег. Второй тоже прекратил избивать пойманного парня, который, закрыв руками голову и свернувшись калачиком, лежал возле джипа охраны на земле.

– Поджигатель? – догадался Мокрушин. – Где вы его поймали?

– Та возле старой базы отдыха… – отдышавшись, сказал охранник. – Их двое было! Один курвец сбежал… а этого мы перехватили!! В багажнике сумка… он ее по ходу швырнуло в кусты, но мы нашли! Там все улики. Счас, достану, сами увидите!!

Рейндж подошел к парню, нагнулся, сгреб его за шиворот – тот был одет в темную ветровку и черную, натянутую по самую переносицу шапочку – и рывком поднял с земли. Дал подзатыльника и опять как следует встряхнул, чтобы тот поскорей пришел в чувство. Сдернул с головы шапчонку, развернул лицом к себе… Так… Парень лет восемнадцати, или чуть постарше… сопляк! И от него, определенно, попахивает керосином или еще какой-то горючкой.

– Дядьку… тiльки не бийтесь, – вогнув от страха голову в плечи, заскулил парень. – Я нiчого поганого не робив… це ж якась помилка!?

– Ошибочка, говоришь? – охранник раскрыл клетчатую дермантиновую сумку – такого же типа, но размерами поменьше, нежели те сумки, что таскают «челноки». – А это шо тут у тебя, а?! Шо это тут в твоей сумке?!

Он достал один за другим два свертка. Размотал на одном наверченные тряпицы, под которыми оказалась наполненная горючкой бутылка из-под шампанского, из горлышка которой свешивался «запальный фитиль»…

– Ах ты… блядво!! – старший попытался двинуть парню в челюсть, но Рейндж успел перехватить его руку. – Чего ты его защищаешь, Алексеич?! Да его за такие дела… урррыть надо!! Сука!! Кто тебя послал сюда, пацан?! Не молчи, тварь!! А то я тебе этот «коктейль Молотова» сейчас в ж… засуну… и фитиль сзади подожгу!!!

– А вот это мысль, – оживился Мокрушин. – Хорошая идея, Геннадий… Вы пожарных уже вызвали?

– Ну да, – кивнул тот, не понимая еще, куда клонит Мокрушин. – Только они у нас тут не слишком резвые. Пока пригребутся, столовка сгорит!.. А шо такое, Алексеич? Чё за идея?

Рейндж оглянулся, пошарил глазами по ближним окрестностям, потом показал рукой на невзрачное деревянное строение, находящееся всего в полусотне шагов от них.

– Что это там у вас?

– Старая бильярдная. Но столов там нет… будем ее сносить.

– Знаешь… дешевле и проще не ломать, а сжечь, – беря парня в болевой захват, сказал Мокрушин. – Ша, факельщик, не ори! Больно, я понимаю. Но когда мы будем тебя убивать, будет еще больнее!

Ввалились в старую бильярдную. Мокрушин в темпе примотал веревкой «факельщика» к вертикальной стойке, которая служила опорой чуть просевшей кровле. Охранник, которому Рейндж велел захватить с собой одну из найденных в сумке бутылок с «коктейлем Молотова», кажется, до конца не врубался пока в суть происходящих на его глазах событий.

– Как тебя зовут, хлопче?

– Дядьку… що ж вы робите? – пацан облизнул разбитые губы. – Та Дмытро ж я… так мене зваты. Честно… я ж вам не брешу!!!

– Брешешь, гаденыш. Но лично т ы меня не интересуешь! Кто вас сюда послал? Ты из Студенческого братства? Или из молодых «оуновцев»?! Кто твой «керiвник»?! Кто твой командир?!

Мокрушин взял у охранника бутылку с горючкой. Достал из кармана зажигалку. Охранник, поняв, что «столичный товарищ» не шутит, едва не выронил фонарь…

– Вы что… реально хотите?.. Может, не стоит так резко?!

– А чего сопли жевать?! Ну, сгорит еще один обьект. Вместе с поджигателем… который был так неосторожен, что сам и пострадал! Вот такую версию, дружище, вы, охрана, и сообщите, когда сюда пригребутся пожарные или менты… Так, сдай немного назад! Чую, что полыхнет резко, как бы самим брови да ресницы не опалить!

Он тоже сдал назад, остановившись в дверном проеме. Чиркнул зажигалкой. Парень заорал дурным голосом:

– Дядечку, нi! Не палiть!! Я зараз скажу!!!

Полноценный допрос Мокрушину снять с этого гаденыша не получилось: всего через минуты две или три, как пацан начал колоться, назвав несколько имен, примчался старший смены.

– Все, Алексеич, заканчивайте!!

– Еще пару минут?

– Не, не стоит! Слышите, пожарные приехали… и ментовские машины уже подьезжают! Да и начальство по рации спрашивали! Она… то есть «хозяйка»… велела не трогать этого охломона! Потому что надо будет же передать его милиции!

…Мокрушин вернулся к себе в номер примерно через час, когда на дворе уже была полночь. Столовую, как он и думал, отстоять не удалось, и лишь по счастливой случайности пожар не перекинулся на соседнее здание одного из корпусов. Венглинская, кажется, слегка рассердилась на него. Во всяком случае, повторного приглашения к ней в апартменты не последовало.

Одежда пропахла дымом, настроение было отвратным.

«Пока не очень получается, Рейндж, – подумалось ему, когда он встал под прохладные струи душа. – Может, у твоего лучшего друга Андрюхи Бушмина, гостящего в Киеве, в отличие от тебя, все в шоколаде?»

ГЛАВА 9

БЫЛ БЫ ЧЕЛОВЕК, А СТАТЬЯ НАЙДЕТСЯ

Киев, 22 декабря.

Бушмин находился в украинской столице вот уже трое суток, и дела у него – как и у приданных ему коллег – складывались не самым лучшим образом.

Здесь, в Киеве, он имеет прикрытие по линии компании «РосУкрГазэкспорт», в штат которой Андрей был зачислен задним числом. Приехал он в столицу «нэзалэжной» в служебную командировку – и это есть чистая правда. Поэтому в день прилета ему пришлось часа два или три провести в киевском офисе данной фирмы, расположенном в одном их зданий по Богдана Хмельницкого, почти по соседству с штаб-квартирой компании «Нафтогаз Украины». Зато теперь у него развязаны руки. Местным филиалом компании Бушмину выделен служебный транспорт, джип «BMW-X». Он также получил ключи от номера в корпоративном отельчике и он абсолютно свободен в своих перемещениях.

Впрочем, Кондор нигде не появлялся в одиночку: при нем постоянно находится кто-то из троицы переподчиненных ему коллег. Двое из них работают в Киеве уже свыше полутора лет, являются свидетелями основным этапов «оранжевой революции», многое знают о местной специфике. Оба уже реально «в теме». Третьим, кто чаще всего в эти тревожные дни составлял компанию Бушмину, был ни кто иной, как Антон. Кстати, то, что Шувалов отправил вместе с Кондором на Украину своего многолетнего, преданного ему лично помощника, как нельзя лучше свидетельствует о чрезвычайной важности этой их миссии…

Около двух пополудни Кондор и сопровождающий его повсюду с нынешнего утра Антон приехали на одну из «явок», расположенную в пригородном Святошино, чтобы встретиться там с очень ценным местным «кадром». Они оставили машину во дворе и вдвоем проследовали – через «заднее крылечко» – в офис риэлтерской фирмы, под который была переоборудована типовая двухкомнатная квартира на первом этаже пятиэтажки из красного кирпича.

– Вам большой привет от Ларисы Аркадьевны, – сказал Андрей миловидной женщине, которая открыла на звонок дверь. – А вы – Виктория?

– Здравствуйте, господа, – «риэлторша» пропустила гостей внутрь, после чего заперла офисную дверь. – Милости прошу. Я здесь одна, никто нам не помешает. Кроме своего имени – Виктория, я еще отзываюсь – в кругу своих знакомых – на прозвище «Мадам». – Cказав это, она лукаво усмехнулась.

Мужчины сняли верхнюю одежду, после чего прошли вслед за «мадам» в небольшое, квадратов на восемнадцать, офисное помещение, которое выглядит вполне типовым для такого рода фирм и фирмочек. В самом офисе действительно, кроме «риэлтерши», не было ни одной живой души. Зовут ее – Виктория Мольнар^[17] (в девичестве – Райская). Она родом из Одессы, как, кстати и Венглинская (но на два года ее старше). В отличие от Ларисы, которая в свое время поступила в «плехановку» и после окончания престижного вуза зацепилась в Москве (вернее сказать, сделала златоглавую своей временной резиденцией), Виктория училась в Киеве, в местном «нархозе». Год не доучилась, вышла замуж за бизнесмена из Венгрии, четыре с лишним года прожила с ним в Будапеште… Где, кстати говоря, и пересеклись вновь ее пути дорожки с «землячкой», у которой в то время был бурный роман с самим М, проживавшим в ту пору тоже в Венгрии. С подачи именно Венглинской, сам факт знакомства с которой Мольнар-Райская старается не афишировать, Виктория в конце девяностых вернулась на Украину и открыла здесь свой бизнес. В миру и, так сказать, на свету, Виктория Мольнар является одним из средней руки риэлтеров, которых в Киеве, как и во всякой столице и «миллионике» – пруд пруди. Но это лишь прикрытие ее основного бизнеса, который находится в очень глубокой тени. На самом деле эта весьма неглупая женщина контролирует – через помощника – совершенно закрытую для сторонних структуру. Поставляющую, скажем так, отборный контингент для эскорта и иного обслуживания избранных VIP-персон. И при этом предоставляющую по пожеланию клиента и по специальным расценкам всевозможные условия для глубокого – и безопасного – погружения в «релакс»…

– Иван Иваныч, – слегка пожав руку хозяйке, сказал Бушмин. – А моего коллегу зовут… Петр Петрович. Рад познакомиться с вами, Виктория. Вы – очаровательная женщина.

– Спасибо, мне это приятно слышать, – сказала та, исподволь присматриваясь к Бушмину, в котором она безошибочно определила старшего. – Вдвойне приятно, когда тебе делает комплимент джетельмен столь привлекательной и мужественной наружности.

Андрей тоже потратил несколько секунд на то, чтобы получше ее разглядеть. Довольно высокая женщина, рост у нее около ста семидесяти пяти. Выглядит несколько моложе своих тридцати семи; держится уверенно, как человек, способный услужить, но и знающий себе реальную цену. Одета в стильный темно-серый костюм и белоснежную блузку, в ушах каплевидные сережки с камушками, на безымянном пальце левой руки перестенек, опять же с «камушками», обручальное кольцо на правой руке отсутствует – как и полагается разведенной женщине. Носит стрижку «каре», волосы ровные, один к одному, блестящие, цвета спелого каштана. Лицо гладкое, свежее, с него не сходит приятная, располагающая улыбка.

Ну что ж… Мольнар-Раевская выглядит точно так, как на той видеозаписи, которую им с Шуваловым несколько дней назад прокрутила – для наглядности – Лариса Венглинская.

– Присаживайтесь, господа, – сказала «мадам» ровным мелодичным голосом. – Кофе? Чай? Или…

– Спасибо, Виктория, как-нибудь в следующий раз.

Хозяйка жестом пригласила гостей присесть. Они устроились за одним из двух имеющихся здесь офисных столов. У обоих мужчин, пожаловавших на «явку», на руках были надеты тончайшие, телесного окраса перчатки. Конечно, хозяйка офиса не могла не обратить внимание на эту примечательную деталь. Но она была мудрой женщиной, а потому никаких вопросов по этому поводу задавать не стала.

– Я так понимаю, – сказал «Иван Иваныч», – что вы получили вполне конкретные инструкции от одной нашей знакомой? И готовы оказать нам максимальное содействие?

– Совершенно верно, – женщина, уловив, что гости не намерены попусту трепать языком, мгновенно перестроилась на деловой лад. – Кто именно из моих клиентов вас интересует?

Андрей повернул голову к коллеге. Тот достал из внутреннего кармана новый палмовский «наладонник» с дисплеем 100Х80. Включил его, взял в левую руку смахивающий на карандаш стилус. Совершив необходимые манипуляции, – если сторонний попытается войти в меню и вскрыть «секретную папку» с закачанными туда цифровыми фото, этот файл мгновенно разрушится – «Петр Петрович», не выпуская миниперсоналку из руки, продемонстрировал первое по счету фото Мольнер-Райской.

– Да, я его знаю, – сказала та. – Это… – она, понизив голос, назвала фамилию одного из замов президента компании «Нафтогаз Украины». – Но он… дайте-ка вспомнить… у нас отметился только однажды, в марте, кажется.

– Еще до назначения на нынешнюю должность? – спросил Бушмин. – Его ведь ввели в правление компании летом, в июне.

– Я не совсем в курсе таких вот кадровых тонкостей. Он в ту пору, когда я пересеклась с ним, был крупным «оранжевым» функционером. Насколько я слышала, именно он…

– Давайте называть этого человека – «Каменяр»^[18]… – предложил Андрей.

– Каменяр? – Виктория, для которой украинский является вторым родным языком, улыбнулась краешком губ, как бы показывая, что она уловила скрытый подтекст. – Хорошо, пусть будет так… Именно он, Каменяр, насколько мне известно, занимался координацией действий так называемой «национальной гвардии» во времена «майдана». Когда-то, я слышала, он был инженеришкой на львовском автобусном заводе. С наступлением свободы и самостийности стал делать себе карьеру в движении «Рух». А лет примерно… уже пять тому назад они с нышним главным «газовщиком» учредили Конгресс украинских патриотов, сокращенно – «КУПа»…

– Да, высоко взлетел наш Каменяр: из бывших полунищих инженеров в руководители «Нафтогаза», – хмыкнув, сказал Бушмин. – Такие метаморфозы возможны только во времена революционных потрясений. А при каких обстоятельствах вы с ним познакомились, Виктория?

– Несколько крупных «руховцев» как-то отмечали в одном из ночных клубов «пэрэмогу». Когда были уже крепко под градусом, потянуло… сами знаете, на что.

– Пир победителей?

– Да, вроде того. На меня вышел знакомый администратор «ночника» – мол, поможешь, Вика, решить проблему? Я, конечно, пошла им навстречу. Короче, догуливали они… эти «помаранчевые»… в одном их небольших загородных клубов, где делами рулит мой помощник. Само собой – в компании моих девочек. И вот этот, кстати, тип…

– Каменяр?

– Да. С ним приехали два бугая… его «охоронцi». Так он приказал им сначала осмотреть помещения, нет ли там аппаратуры для прослушивания и скрытой видеосьемки…

– И ничего, конечно, не нашли?

– Что я, дура? Ко мне такие «випы» приезжают… могут и прибить, если что не так!.. Ну так вот. Этот Каменяр… ну он просто жлобяра… извините…

– Ничего, продолжайте.

– Единственный из их компании, кто не проплатил оказанные ему услуги. Наверное, посчитал, что своим визитом осчастливил меня и моих девочек. Я, впрочем, не стала с ним ссориться.

– Что еще можете о нем сказать?

– Мне он показался скрытным, осторожным человеком. Кажется, очень высокого мнения о себе. Определенно, антисемит. Увидев одну мою девочку, имеющую отдаленное сходство с еврейской нацией, он возмутился – «Шо?! Жидовка?!» Я его успокоила – девочка из Тирасполя, с евреями рядом не стояла. Но он затребовал себе двух «дивчин», исключительно – «щирых „украинок“… Короче, тот еще тип.

– Больше Каменяр к вам за подобными услугами не обращался?

– Нет. Я думаю, он реально зациклен только на своих делах и проектах. Этакий – «хомо политикус»… К тому же, он перевез из Львовщины в Киев – я так слышала – всю свою родню.

– То есть, Каменяр целиком и полностью верен своей «Витчизне», собственной семье и товарищам по партии?

Виктория пожала плечами.

– Я так думаю, что он, как и многие перебравшиеся нынче в Киев «западэнци», более всего любит две вещи – деньги и власть.

Бушмин, уяснив для себя, что через вот этот канал в случае с Каменяром действовать вряд ли возможно, кивнул Антону, чтобы тот продолжил демонстрацию снимков. Как и ожидалось, Мольнар-Райская оказалась чрезвычайно информированной особой… Но, к большому сожалению, никто из тех четверых, чьи фото выводил на экран дисплея «Петр Петрович», к ее услугам в последние несколько месяцев не обращался – ни они сами, ни их ближнее окружение.

Но вот наступил главный, самый отвественный момент. То самое, из-за чего они, собственно, и попросили о встрече местную элитную «мадам». Вернее сказать, саму идею – как бы походя – высказала Лариса Венглинская. Ну, а уже Шувалов и Бушмин, обсудив ее про меж собой, решили, что идея-то – весьма и весьма недурна…

– О-о… знакомая личность, – взглянув на оцифрованное фото мужчины лет сорока с мощным подбородком (в фотогалерее, закачанной в «наладонник», имелось с полдюжины фоток этого человека разного качества и сделанных с разных ракурсов и в разные годы), сказала «мадам». – Это… очччень серьезный клиент. Он «форин»… иностранец… они-то сейчас и являются моей основной клиентурой.

– Как его зовут?

– Иван. Ну… то есть, он сам так представился. А вообще-то он – Джон… Я слышала, как пару раз к нему так его bodyguard обращался.

– Телохранители редко называют «випов» по имени, – подал реплику «Петр Петрович». – Англоязычные говорят – «boss». Скорее, это его коллега, ну или младший партнер.

– Может и так, – хозяйка решила не спорить. – Хорошо, кстати, говорит по-русски… вот этот Иван-Джон. Я даже удивилась, узнав, что он – штатовец.

– Вы пытались сам и навести о нем справки? – спросил Бушмин.

– Нет… и если бы не «специальная» просьба нашей общей знакомой, даже и не пробовала бы. Удовлетворилась бы теми несколькими словами, которыми он сам себя охарактеризовал.

– Как он вам отрекомендовался?

– Сказал, что приехал делать к нам «bussines». Какой именно, не уточнил. Когда был в другой раз… прошлой зимой… как раз «майдан» бушевал… ругался, что у нас – «fucking zima». Я у него спросила – а где вам нравится? А он засмеялся и говорит: «Где, где… На солнечных Виргинских островах – я там родился!».

«Соврал, дружище Джон, – подумал про себя Бушмин. – На свет ты появился, по имеющимся сведениям, в Филадельфии, в семье преподавателя русского языка и литературы в местном университете и „славистки“, сделавшей себе карьеру на литературе антисоветского толка. Хотя не исключено, что кроме американского, ты успел обзавестись и гражданством Виргинских островов – так удобнее, под „чужим флагом“, действовать бывшему сотруднику американской РУМО»…

– Так он что, ваш постоянный клиент?

– О, да. – Виктория усмехнулась. – Примерно раз в неделю он делает себе relax… В отличие от Каменяра, всегда хорошо платит. Похоже, что у этого Ивана-Джона денег куры не клюют.

Бушмин еще некоторое время беседовал с «мадам» о том, что его интересовало, затем спросил:

– Когда он чаще всего устраивает себя «релакс»?

– Чаще в субботу, но иногда – в воскресенье.

– А в эти выходные? Как вы думаете, он – появится у вас?

– Трудно сказать, – задумчиво произнесла «мадам». – Вообще-то у «форинов» на эти выходные выпадает «кристмас»… То есть – Рождество. Но у него здесь нет семьи, насколько я знаю. Да и не выглядит он таким уж ревнителем традиций. В прошлый раз, когда он у нас гостил, я ему сказала: «Приезжайте нам на „кристмас“, Иван, будет „специальная программа“. Наши „снегурки“ – сказала ему – обещают устроить клиентам нечто необыкновенное…»

– А он что?

– Сказал, что не знает, как у него будет со временем. Но обещал подумать.

– Он вам звонит заранее?

– Обычно – за сутки. И звонит не мне, а моему помощнику.

– Ваш помощник – надежный человек? Насколько ему можно доверять?

– Не беспокойтесь, господа, это мой личный кадр. Если Джон прозвонит, я об этом тоже буду знать.

Бушмин привстал со стула, оторвал верхний листочек с «записника», взял ручку и по памяти записал номер сотового.

– Это контактный телефон. Как только Джон даст о себе знать, сразу прозвоните по этому номеру. Ответит вам вот он, «Петр Петрович», – Андрей кивком указал на своего коллегу. – Когда надумаете прозвонить, имен называть не нужно. Скажете: «Кузен приезжает тогда-то». Все! В остальном… как договорились. Ну что, запомнили номер?

Женщина кивнула, после чего – вот же умница! – чиркнула зажигалкой и, выждав немного, бросила загоревшуюся бумажку в пепельницу.

В этот момент запиликал сотовый в кармане «Петра Петровича». Антон встал и вышел в коридор, не забыв сунуть в карман пиджака «наладонник». Разговор у него отнял не более минуты времени. Андрей тоже поднялся и стал надевать пальто и шапку. В принципе, он был удовлетворен и самим разговором, и тем, что олигарх М и его доверенное лицо Лариса Венглинская так удачно ведут свои дела и столь взыскательно подбирают себе персонал.

– И еще один существенный момент, – сказал Андрей, прежде чем попрощаться с «мадам». – Наша знакомая предупреждала, что вам, Виктория, возможно, придется покинуть эту страну? Хотя мы сделаем все возможное, чтобы лично на вас не пало ни малейшего подозрения.

– Да, такая вероятность была обговорена еще раньше, – сказала она на удивление спокойным тоном. – Это все, господа?

– Да, – осторожно пожимая ее ладонь, сказал Бушмин. – Теперь, Виктория, будем ожидать интересных для нас новостей…

Коллега сел за руль, Бушмин опустился в кресло пассажира. Когда они выехали со двора, Антон сказал:

– Звонил «Третий». Несколько минут назад местные кадры задержали Ивашова.

– Что? – Андрей развернулся к нему всем корпусом. – Где, в каком месте?

– Да на стоянке… прямо перед «Милениумом»! – процедил Антон. – Когда он садился в свою тачку! Вроде бы это люди из СБУ были. Ивашова «закоцали», посадили в микроавтобус и куда-то повезли… Это все, Кондор, что известно на данный момент.

В половине четвертого пополудни «мерсовский» микроавтобус с тонированными стеклами, который от «Милениума» сопровождали два черных «бумера» с проблесковыми маячками, вьехал на служебный паркинг одного из крупнейших киевских банков – АКБ «Славутич».

– Я требую российского консула, – заявил сухощавый, лет сорока с небольшим мужчина, одетый в утепленное кожанное пальто и норковую шапку (большие пальцы обеих рук у него были прихвачены специальной пластиковой скобкой, заменяющей наручники). – Я сотрудник немецко-швейцарской фирмы… И вдобавок еще – гражданин Российской Федерации! Эй… куда это вы меня тащите?! Я категорически протестую!!!

Двое в штатском, это были сотрудники столичного главка СБУ, взяли задержанного под локти и буквально вынесли его из остановившегося напротив одного из запасных выходов микроавтобуса.

Еще через минуту, пройдя через загодя очищенный от сторонних людей коридор и спустившись по лестнице в обустроенное под фундаментом хранилище, они оказались в помещении, где находятся разнокалиберные сейфы и депозитарные ячейки.

Примерно в середине этого довольно длинного помещения, поделенного как бы на сотовые ячейки толстыми прутьями автоматических дверей, вся эта компания, человек восемь спецслужбистов, оператор с видеокамерой, двое «понятых», местный менеджер и сам задержанный – остановились.

Старший «эсбэушник», плотный мужчина лет сорока пяти, раскрыл российский загранпаспорт, изьятый у задержанного возле своей машины на стоянке бизнес-центра «Милениум» гражданина.

– Ивашов Александр Сергеевич, – произнес он, шевеля толстыми, чуть вывернутыми губами. – Ну шо, гражданин Ивашов? Вы уже все поняли, так? Предлагаю сделать «признательное»! Раз мы с вами оказались тут, то у вас нэма… нет никаких шансов, шоб отвертеться!

– Бред, – сказал Ивашов. – Это или ошибка… или – провокация. В любом случае, пан полковник… или какое у вас там звание… вы и ваше руководство ответите за этот беспредел!

– Шо?! Вы тут потише… здесь вам Украина, а не Москва! – гаркнул старший. – Так. Теперь шо касается дела. Вы, Ивашов, сотрудник спецслужб, правильно я говорю?

– Очередной бред… – Ивашов скривил губы. – Сформулируйте четко, в чем меня обвиняют?! Хотя… пока не позовете кого-нибудь из российского посольства, я с вами вообще отказываюсь разговаривать!

– Сформулируем! – веско сказал старший. – И обвинение предьявим! Все строго по закону… по законам нашей страны! А пока что… Пока шо у нас тут – оперативно-следственные мероприятия!..

– Ну и ну. Где вас таких нашли… «законников»?..

– Значит, вы отказываетесь давать добровольные показания?

– Ни слова не скажу.

– Понятые, подойдите ближе! Вот, видите это… вот этот предмет?! – старший продемонстрировал маленький прозрачный пакетик с ключем от банковской ячейки. – Мы нашли его при личном обыске у гражданина Ивашова… Шо будет, конечно, зафиксировано в протоколе.

– Вранье! Абсолютно все – вранье и провокация!

Полковник СБУ растянул толстые губы в недоброй усмешке.

– А у нас есть пленка… видеозапись! Вы, Ивашов, приходили сюда вчера, в одинадцать часов с минутами! Мы вам покажем эту пленку, не сомневайтесь. И не только вам одному! Предадим широкой гласности… если потребуется!

– Мне это не интересно.

– Зато будет интересно общественности. И нашей, украинской «громаде», и, уверен – европейцам и американцам! Пусть знают, чем тут занимаются под прикрытием разных фондов и коммерческих структур российские спецслужбы.

– Я не состою в штате какой-либо спецслужбы.

– Но… состояли? Вы ведь бывший… а может, и не совсем «бывший»… сотрудник Службы внешней разведки России?! Так, Ивашов?

– Я не намерен реагировать на ваши инсинуации.

– Тогда вам придется столкнуться с силой улик и неопровержимых доказательств! – изрек старший. – Так! Менеджер… чи як там вас?! Помогайте нам!!

Он жестом подозвал помощника, и тот – подойдя к ним – вытащил из кейса еще один пакетик с ключом от ячейки.

– Этот ключ, – в голосе «эсбеушника» зазвенел металл, – найден в кармане у покойного Захарченко! Шо было внесено в протокол и заснято на пленку!! Ивашов, эта депозитарная ячейка… номер «три ноль шесть»… оформлена на ваши паспортные данные! И вы… да, у нас есть основания так говорить… делили ее на двоих с паном Захарченко!

– Я протестую! – оставаясь внешне спокойным, сказал Ивашов. – Ваши действия – противозаконны! Я не имею никакого отношения к тому, о чем вы здесь говорите!

– Шо? А кому Захарченко звонил несколько дней назад?! У нас есть запись ваших телефонных переговоров! Так!! Открывайте ячейку… Понятые… еще ближе! Оператор, номер ячейки возьми крупным планом!..

Менджер банка, у которого было чуть растерянное лицо, сам открыл банковскую ячейку. Оперативник из СБУ тут же остранил его, затем, натянув на руки эластичные перчатки, достал из ячейки «контейнер» и, по команде старшего – открыл его.

В контейнере лежал темно-вишневого окраса кейс. Вскрыли и его; внутри кейса хранились «ноутбук» и папка с какими-то бумагами.

Ивашов проглотил подступивший к горлу комок. Ни кейс, ни лэп-топ ему были незнакомы. Вчера он действительно здесь был. На всякий случай проверил: мало ли, может Захарченко успел перед смертью что-то вложить в «связной ящик»? Но ячейка-то вчера была пуста…

И все же надо признать, что он допустил прокол. Вернее сказать, руководство попросило Ивашова остаться еще на время в Киеве, потому что не хватало кадров, досконально, как он, знающих местную обстановку. А надо было настоять на своем. Как только поступило известие о «самоубийстве» Захарченко, с которым он был на «связи», следовало немедленно уезжать с Украины, чтобы не стать участником какой-нибудь провокации.

– Отсюда мы отправимся к нам, в «бэзпэку», – сказал полковник ему спустя какое-то время, когда его сотрудники уже сворачивали свои меропрития в банковском хранилище. – Есть версия, что наш бывший коллега Захарченко отнюдь не «самоубийца». Так шо вам, громадянын Ивашов… если вы не станете с нами сотрудничать… может быть предьявлено обвинение в убийстве.

Около семи вечера того же дня в тихом, неприметном киевском офисе на Леси Украинки встретились двое: вице-президент крупнейшей украинской энергетической компании «Нафтогаз» и один из его иностранных советников, эксперт по некоторым важным аспектам «цветных революций», бывший сотрудник РУМО, а нынче сотрудник неправительственной организации – чье название известно лишь узкому кругу людей – Джон Мэллоун.

– Я тебе дуже цiню, друже, – сказал украинец, плотный, с острым взглядом чуть исподлобья и уже наметившимся двойным подобородком мужчина лет сорока пяти. Он приехал сюда прямо со службы, из офиса на Богдана Хмельницкого 6, и был одет в темный, с проблеском костюм от кого-то из итальянских «кутюр»… вот так нынче стали одеваться «помаранчевые». – Щоб тобi не вивчити нашу мову?

«Ну да… сейчас… Буду я ломать себе язык вашим варварским наречием, – подумал про себя Мэддоун, вольготно откидываясь в кресле. – Хватит с меня того, что я с пяти лет вынужден был зубрить Russian»…

– Лучше вы учите, пан Мыхайло… – улыбнулся он обезоруживающе. – Если хотите заниматься «Real politic», учите English, это – актуально и необходимо. Русский тоже не следует забывать: полезно хорошо знать язык своих врагов! Впрочем, вы все еще неплохо им владеете… только редко пользуетесь… и это, кстати, не всегда есть good, my dear friend…

Он с ухмылкой посмотрел на украшающий одну из стен плакат, на котором был изображен бравый к о з а к, пинком под мягкое место отправляющий «москаля» в направлении потрескавшейся кирпичной стены с зубцами, на которой сидит смахивающий на квелого петуха орел с покосившейся короной на одной голове и плешью на другой. Стена эта, надо полагать, призвана символизировать московский Кремль; полудохлая птица знаменовала быструю деградацию «империи», ее умирание… Что же касается фигуры «москаля», то у него был характерный нос с горбинкой, а весь его облик как-то подозрительно напоминал карикатурные изображения «жидомасонов» и «сионистов» с какой-нибудь антисемитской листовки.

– Друже, я тебе говорил, шо меня зовут приехать в Англию? – пан Мыхайло перешел все ж таки на некое подобие «кацапской» мовы. – Там трохи грошей еще обещают скинуть… не за «так», а под будущие проекты. Ну и треба якось перетереть вопросы. А то эти «спонсоры» сами не знают, шо воны роблять! Каждый на себя одеяло тащит… хиба ж так можно?! От с вами, хлопци, можно дела делать, а те… – он с видимым раздражением кивнул в сторону жидомасонского вида «москаля». – Все хитрят, темнят… шо-то выкручивают, маракуют. Ничего у них до конца не поймешь!

– Нам сейчас в Крыму – сильно мешают, – сказал Мэллоун. – Мыкола Франчук отправился туда на следующий же день, как удалось прибить «крысу». Он проинспектирует, все ли там готово. Ну а оттуда уже переберется… сам знаешь – куда!

– Так у вас все готово?

– Yes, we are ready. Да… ждем «отмашки»! Но нужно, пан Мыхайло, быть предельно внимательным! Конечно, Russia целиком прогнила, но зверь, близящийся к агонии, все еще опасен.

Как только было получено известие о задержании Ивашова сотрудниками СБУ, Бушмин и Антон сразу же поменяли «симки» в своих сотовых. И отказались от намерения подьехать к концу рабочего дня в «Милениум» – береженого и Бог бережет. Там, в этом бизнес-центре, под сенью различных фирм и фирмочек, большей частью «совместных», зарегистрированных в оффшорных зонах, едва ли не каждый третий работает либо на спецслужбы своей страны, либо на деловую разведку тех или иных финансовых кругов. Имеет там свой небольшой офис и Джон Мэллоун – в той части здания, куда можно попасть только по беспроводной «индкарте», поднявшись с паркинга на лифте для «випов»… Появляется он там, насколько удалось установить, всего два или три раза в месяц. В последний же раз был замечен в «Милениуме» в аккурат в тот день, когда в связи с угрозой взрыва был эвакуирован весь персонал и посетители бизнес-центра…

Короче, соваться туда – учитывая случай с Ивашовым – пока не стоило.

Бушмин и Антон приехали в свой отельчик, расположенный неподалеку от Московской площади, ближе к полуночи. Андрей переоделся, принял душ, перекусил на скорую руку бутербродами – весь день мотались по городу и окрестностям, забыв о еде. Приоткрыл балконную дверь, захватил с собой пепельницу, закурил. Он испытывал сейчас очень странное чувство. В первый день, когда он оказался в Киеве, у него, хотя он и осознавал важность и высокую степень сложности порученного задания, не возникало малейшего чувства опасности. Вокруг него, в тех местах, где он успел побывать, звучала преимущественно русская речь, или же «суржик», который ему был понятен без всяких переводчиков. Сердце, душа не хотели воспринимать и этот старинный красивый город, и его население, как русских, так и украинцев, как место, где может грозить опасность, где все время надо быть начеку. Хоть убей, не мог он себя заставить рассматривать Украину, даже столь разнородную и уже не во всем понятную, как некий обьект для противостояния и противоборства, как – потенциального «противника».

Душа не принимала такого подхода. Но вот мозг, холодный, тренированный разум, подсказывал другое: не расслабляйся, Кондор, ни на секунду не забывай, что не все здесь любят твою страну.

За окном отходил ко сну огромный город, живописно раскинувшийся на приднепровских холмах. Бушмин смотрел на ночные огни и мысленно итожил то главное, что за эти дни удалось узнать, то, в чем он был сейчас уверен, и на основании чего мог начинать действовать.

ЧП возле «Милениума» – явная провокация, преследующая, по-видимому, сразу несколько целей. Чего добивались организаторы этой акции, о которой подозрительно быстро перестали говорить в местных СМИ и которую так скупо комментируют власти и представители правохранительных органов? Цели, которые поддаются анализу и расшифровке, вероятнее всего были такие. Первая: попытаться еще сильнее обострить отношения между Россией и Украиной (хорошо, что успели заснять фургон с российскими номерами, а то вообще не известно, чем бы все кончилось). Вторая: по ходу припугнуть кого-то из своих «випов», которые – есть уже такие сведения благодаря человечку из персонала ресторана Da Vinci – намеревались в тот вечер провести в данном заведении что-то вроде делового ужина. Вот, мол, «москали» – ну или кто там еще выбран на роль «злодея» – прислали «черную метку», а при случае от них можно ожидать всего, вплоть до того, что реально кого-нибудь подорвут, отравят или застрелят… Третья цель может быть не менее важной, чем две предыдущие. Возможно, кто-то из тех, кто сейчас противоборствует не только интересам России, но даже и коренным интересам собственной страны и большей части ее населения, провернули данную акцию возле бизнес-центра еще и для того, чтобы вычислить, надежно установить и нейтрализовать «крота» – им действительно стоит опасаться засланных казачков.

Бушмин прикрыл балконную дверь, задернул шторы и переместился к столу, освещенному настольной лампой.

Ивашова все еще допрашивают в СБУ. Обе стороны блокируют пока доступ к информации по этому делу представителям СМИ своих стран.

Случившееся с Ивашовым является четким сигналом: ребята, мы до поры вас особо не трогали, но сейчас ситуация переменилась и разгуляться мы вам в Киеве теперь не дадим…

Бушмин взял «наладонник», поводил по экранчику стилусом… У них накопилось достаточно сведений о некоторых личностях, чьи физиономии попали в «избранное» фотодосье. Теперь многое будет зависеть от того, насколько правдивы те сведения, которыми располагают сейчас Кондор и его группа, и насколько точно каждый из них выполнит свою задачу.

ГЛАВА 10

ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ ПОГРУЖЕНИЕ

С погодой повезло. Ночь выдалась тихой, беззвездной; с заволоченного облачностью неба накрапывает мелкий дождик (который Ковалю в задуманном им рискованном предприятии помехой не является). И не так, чтобы холодно: когда он покинул свою квартиру в половине первого ночи, – он сказал Натали, что его вызывают по служебным делам в Ласпи – термометр, прикрепленный по другую сторону окна кухни, показывал семь градусов выше ноля.

Когда «Сокол» проскользнул в Южную бухту, шкипер стал постепенно сбрасывать обороты движка.

– Саныч, ветра нет, так что прижмись поближе к «Торчку»! – сказал Коваль, на котором был одет позимствованным им из коллекции Задорожного гидрокостюм (сверху, чтобы не продрогнуть до времени, он набросил свою куртку с капюшоном). – Встань так, чтобы ты не в дрейфе лежал… а мог встать здесь на «яшку»!

– Не учи ученого! – отозвался шкипер, на котором красовался длинный, до пят дождевик с насунутым на голову капюшоном. – Ты, паря, как, не передумал еще?

– Нет, шкипер, не передумал, – вглядываясь в оконтуривающие изрезанную береговую черту где-то редкие, а где-то яркие, созвездиями огни, заявил Коваль. – Да, так хорошо будет… Ну чего, Саныч, якорь зацепился за дно?

– Нормально… буду стоять, как вкопанный, – сказал вернувшийся в крохотную рубку шкипер. – Вы, дайверы, малость того… ненормальные! Вот ты, Леха… Вместо того, чтоб греться под боком у бабы, полезешь себе яйца студить в холодную воду!.. Ну что… вижу – нарядился?! Ладно, Алексей, ни пуха тебе, ни пера. Только поаккуратней, ладно? Не забывай, паря, что одному, без напарника, надо быть в воде предельно внимательным!

– Держи наготовке «огненную воду», шкипер. – Коваль привычно плюнул в маску, и протер изнутри. – А главное, оставайся на месте.

Коваль, смахивающий в своем одеянии на морское чудовище, перешагнул через низкий борт, опустился на три или четыре балясины ниже по переброшенному через борт «шторм-трапу» и аккуратно спиной вошел в кажущуюся черной, как мазут, воду.

Каких две-три минуты он держался возле суденышка: следовало проверить, не подтекает ли костюм, нормально ли работает регулятор дыхательной смеси, хорошо ли функционируют оба клапана, наддува и сдува. Это пробное, тестовое погружение необходимо еще и для того, чтобы окончательно решить для себя: сможет ли он – и решится ли – реализовать собственную рискованную задумку?

На нем сейчас был не новый, но надежный и исправный «полусухой» гидрокостюм, изготовленный из «неопрена» – микропористой ячеистой резины (они с Ромой одного роста и схожей комплекции, так что даже подгонять особо не пришлось). Максимальной толщины, как раз для таких условий – «десятимиллиметровка». На запястьях, щиколотках и по лицу костюм имеет специальную обтюрацию, препятствующую проникновению воды внутрь, к телу. Оборудование стандартное: ласты, маска с загубником, регулятор дыхательной смеси «Атомик Т1», старый, но функционирующий компьютер. Двенадцатилитровый баллон закачан смесью под завязку; в наличии также два подводных фонаря – один укреплен на голове, другой, помощнее, прикреплен к поясу.

Что касается воды, то на поверхности, до первого термоклина, она даже на пару градусов выше, нежели температура воздуха. Поскольку холодов еще не было, море не успело остыть – условия для дайва вполне терпимые.

«Кажется, чуть подтекает левая манжета, – подумал Коваль, проанализировав работу оборудования, а заодно и прислушавшись к собственным ощущениям. – Самую малость… но подтекает. Ладно, это не страшно. В конце концов, я не собираюсь нырять на мало-мальски серьезные глубины: не для того все это было задумано.

Он на какие-то мгновения высунулся из воды и показал наблюдавшему за ним с борта суденышка шкиперу большой палец. Затем вновь поднырнул, и, не уходя глубже двух-трех метров, «встал на ласты», держа курс в нужном ему направлении.

До цели ему нужно было гребстись под водой немногим более полутора кабельтовых, или, выражаясь по-сухопутному, почти три сотни метров. Останки «дорнье», которые якобы и являются целью его нынешнего «дайва», находятся в аккурат посередине. Фюзеляж фрицевского самолета, обросший ракушками, но неплохо сохранившийся – приезжие дайверы еще не успели раскурочить и растащить на сувениры – лежит на глубине всего двенадцати-четырнадцати метров. Сохранившийся элемент правого крыла самолета нашли в полусотне метров ближе к берегу. От левого же ничего не осталось, скорее всего, оно отломилось в воздухе и упало в другом месте.

Почему именно такая идея пришла ему в голову – попытаться проникнуть на территорию «базы» с моря и попытаться понять, что же там происходит? Ну, на этот вопрос и сам Коваль, спроси кто его из знакомых, затруднился бы дать точный ответ… Он потратил еще один день, обьехав всех, кто мог знать что-то о Задорожном. Но ничего этим не добился, потому что Рома, надо сказать, по натуре своей отнюдь не болтун. А если что-то кому и расскажет, так это еще на двое надо делить… кто не без греха? Сейчас многое поменялось и люди не очень-то охотно расказывают о том, как они зарабатывают себе деньги. Задорожный тоже из таких: он знал, что и кому можно сказать, а о чем следует вообще промолчать.

Днем Коваль еще раз наведался в окрестности «базы». Оставил машину метрах в трехстах от поворота, за которым начинается охраняемая территория (новые хозяева успели обнести свои владения «колючкой» – серьезный, однако, народ). Он попытался пройти к причалам старого яхтклуба, но там тоже все было загорожено столбами с колючкой. Увидел двух мужиков, один из которых, по-видимому, служит в здешней охране: он прикинут в камуфлированный бушлат, на поясе рация и ремень с кобурой. Прежде, чем его обнаружили – наверняка возникли бы вопросы, что за мужик околачивается возле обьекта и что ему тут нужно – Коваль тихо ретировался. Толком ничего рассмотреть ему не удалось, потому что обзору мешает «запретка» и местный рельеф. Можно было, конечно, попытаться сунуться прямо к ихнему КПП. Но что дальше? Спросить, не знает ли кто такого Рому Задорожного? Да еще фото показать?.. Внутренний голос подсказывал, что, действуя в лоб, столь неосмотрительным образом, он не только не выяснит истину, но и, вполне вероятно, сам опасно засветится в этом приобретающем все более тревожные очертания деле.

Женщинам он не стал говорить всю правду. Во вском случае, про эту странную «базу» и про синий микроавтобус не обмолвился ни словом. Лена, хотя сильно встревожена, склонна придерживаться полуфантастических версий. То она говорит, что Задорожный укатил в Турцию, то он у нее плавает на яхте богатого олигарха где-то по Средиземке. А то вдруг она – а вслед и Натали – начинает чисто по-бабски подозревать Романа в том, что он нашел себе другую женщину, а все эти странные звонки и письма с турецкими марками лишь отмазка, попытка сокрыть от жены сей прискорбный факт…

Коваль отключил фонарь-«наголовник». По его расчетам, он уже приближается к цели. Осторожно высунулся из воды. Да, так и есть – берег темнеет совсем невдалеке, осталось проплыть где-то с полста метров.

Он взял немного левее, смещаясь к торчащим из воды деревянным сваям, которые смахивают на редкие гнилые зубы – это все, что осталось от причала старого яхтклуба. Свая, к которой он подплыл, сплошь покрыта слизью и еще чем-то, похожим на мох. Зацепился рукой, выплюнул загубник. Поднял на лоб маску, отдышался, стал осматриваться…

Ветхие строения яхтклуба, огороженные сразу за пустыми коробками ангаров колючкой, казались вымершими – а ни единого огонька. Он вышел по пояс из воды, прижался к последней и ближней к берегу свае. Затаился на какое-то время, прислушиваясь к ночным звукам. Если здесь и имеется ночной сторож, то собаки у него нет – «полкан» наверняка бы уже среагировал на появление из воды «морского чудища».

А вот на территории «базы», там, где находится двухэтажное кирпичное строение и деревянные домики, в разных местах горят электрические огни. И это еще не все: в ночной тишине до него доносились то приглушенный рокот автомобильного движка, то обрывки мужских голосов.

Коваль, поколебавшись несколько секунд, все ж выбрался на берег. Стараясь не шуметь, он снял с себя все лишнее, оставшись в одном лишь гидрокостюме. Аккуратно сложив свои подводные причандалы у ближнего к берегу огрызка стены яхтклуба, он вновь зашел в воду – но уже без снаряжения.

Он нашел место, где «колючка» доходила до береговой черты – последний с краю бетонный столб, на котором она была закреплена, выступал лишь немного, всего метров на шесть, в сторону бухты. Здесь шла неширокая полоса мелководья, переходящая в засыпанный галькой участок берега, ограниченный с дальней, правой стороны, скалистым выступом. Сразу за которым начинается обрывистый, так что хрен вскарабкаешься, берег с множеством разнообразных дыр, гротов и мелких заводей.

Коваль обогнул в воде столб с колючкой и, сливаясь с мелкой волной, лениво облизывающей галечный берег, вновь на какое-то время затаился, прислушиваясь и присматриваясь ко всему, что творится вокруг него.

Единственный причал, к которому могут швартоваться катера и прочие не слишком крупные плавсредства, метров на двадцать выступающий от берега к бухте, был пуст. Но это – подумал он – еще ни о чем не говорит. Если кто-то из местной публики занимается дайвингом, их плавсредство может на ночь уходить в Балаклаву или же в одну из ближних севастопольских бухт.

К счастью, хозяева не озаботились поставить светильники в этой части своих владений, не говоря уже о том, чтобы освещать берег прожектором.

Им, наверное, даже в голову не могло прийти, что кто-то сторонний способен пожаловать к ним со стороны водной акватории.

Ну что ж, это обстоятельство Ковалю только на руку.

Он сторожко выбрался из воды. Согнувшись в три погибели, ощущая под обтянутыми лишь неопреном с пропиткой подошвами каждый встречный камушек, Коваль перебрался к небольшой круглой беседке, которая была поставлена здесь еще в те времена, когда эту базу открыли и благоустроили для летнего отдыха севастопольских детишек… Далее – по тропинке через голый кустарник. Затем он прокрался к тому деревянному сборному домику, который был ближе всего к узкой полоске галечного пляжа. Еще глядя с берега, – а на этот крайний коттедж ложится отблеск одного из светильников – Коваль сделал вывод, что домик этот – нежилой. Да, так и есть: его пальцы нашарили заколоченное крест накрест пустое, без стекол, окно. Со стороны двухэтажного здания, в некоторых окнах которого несмотря на столь поздний час горят электрические огни, вновь послышался рокот движка, а затем отчетливо донеслись звуки мужских голосов…

Коваль некоторое время пытался справить с «дрожаком». Его вдруг стало всего трясти, не то от холода, все же не лето на дворе, не то от нервного напряжения. Так и не совладав до конца с этой напастью, он прошмыгнул к соседнему домику, который тоже стоял с заколоченными окнами и дверью. Высунувшись из-за угла, он наконец смог частично рассмотреть то, что происходило всего в шагах тридцати-сорока от него, на площадке возле двухэтажного кирпичного здания.

А происходило там вот что. Возле уже знакомого Ковалю синего микроавтобуса стояла, собравшись вроде как в кружок, группа мужчин числом с дюжину. Двое из них были в штатском, причем один из этих двоих что-то такое внушал остальным, активно жестикулируя, так, как-будто был чем-то недоволен. Что характерно, эти самые «остальные» были экипированы будь здоров: камуфляж, армейские ботинки с шнуровкой, черные бронежилеты, на поясном ремне кобура с пистолетом, к броникам у некоторых прикреплены рации… У всех короткоствольные автоматы: у кого заброшен за спину, у других, наоборот, пересунут под рабочую руку. И еще один штрих: лица этих мужиков, внимательно слушающих «штатского», у всех без исключения, были закрыты темными спецназовскими шлем-масками.

Старший, определенно, говорил с остальными на «мове». Но до того места, где затаился наблюдающий за этой компанией Коваль, доносились лишь отрывки этого их «базара», из которых трудно было что-либо понять. Он расслышал, правда, несколько коротких фраз и слов, которые привели его, признаться, в полное недоумение. «Не забувайте нi на мить, що ви – росiйскi менти… омоновцi!.. Дiйте жорстко, з вiрою в себе… I нiчого не бiйтесь^[19]»!

«Блин! – выругался про себя Коваль. – Ни хрена не врубаюсь. Откуда здесь взялись эти российские омоновцы?!»

Инструктаж – или что это было – завершился. Прозвучала негромкая команда. Группа людей, экипированных как сотрудники отряда ОМОНа, потянулись гуськом к зданию и скрылись из виду. Что касается двух штатских, то они… они направились прямо в сторону Коваля.

Остановились возле кустиков, лишь немногим не дойдя до сборного домика, за которым укрылся «аквалангист». И стали себе спокойно справлять малую нужду.

– Що скажеш, пане Микола? – один из них, оправившись первым, прикурил сигарету. – Ти, як керiвник… як ти все це оцiнюеш?^[20]

– Не заважило б ще трохи потренуватися, – сказал другой «штатский», тот, что толкал речь перед «омоновцами». – Та зовсiм нема часу! Треба ж вилучити декiлька днiв, щоб вони там, уже на мiсцi, подивилсь, що i як… Ти теж тут клопочи, Олекса, щоб все було гаразд. Я на тебе надiюсь, друже!..^[21]

Когда эти двое, оросив кустики, убрались в сторону здания, Коваль облегченно перевел дух.

«Ну и ну, какая-то фантасмогория, – подумал он. – Что за хрень тут происходит? Что это еще за публика? Туда ли я вообще попал? Может, я ошибся и Задорожный не имеет абсолютно никакого отношения к тому, что здесь происходит?! Оно, конечно, подозрительно… синий микроавтобус… западэнцы… Эти двое – точно с запада Украины… Ну и что? Мало ли какие бывают совпадения. А у тебя, Коваль, кажется, все держится исключительно на твоих догадках и предположениях»…

Откуда-то из-за здания отчетливо донесся собачий лай. Коваль похолодел. Теперь, когда мужская компания убралась в здание, сторожевой пес запросто может учуять присутствие «чужака». Почти не пригибаясь, он потрусил к берегу. Вошел в воду, которая ему теперь показалась почти что теплой. Обогнув в воде «межу», скоренько нацепил оборудование и занырнул обратно в солоноватую воду Южной бухты.

– Тю, дурна тварина! – охранник подобрал поводок и сердито посмотрел на овчарку, которая усиленно тащила его зачем-то на этот пустынный галечный пляж. – Та нiкого ж нема…

Псина покрутилась по берегу, после чего, поджав хвост, сконфуженно потрусила за своим вооруженным «калашом» охранником в сторону кирпичного здания…

У Коваля примерно посреди дистанции, которую он должен был одолеть, чтобы добраться до укрывшегося возле скалы плавсредства, начались кое-какие проблемы.

В какой-то момент он потерял ориентацию. То ли холод тому виной, то ли просто нервы начали сдавать, но он стал чувствовать себя крайне неуверенно. В дополнение к «наголовнику» Коваль еще включил более мощный подводный фонарь, направив его вниз, чтобы можно было ориентироваться по рельефу здешнего сравнительно неглубокого дна. Конечно, на поверхности может возникнуть некая видимость светового пятна… но в здешних бухтах вода частенько фосфоресцирует из-за медуз и прочей живности, так что вряд ли он таким вот образом «засветится».

Вдруг сноп света, шарящий по каменистому дну, очень неровному, с расщелинами и коричневато-бурыми прядями водорослей, выхватил из темени нечто такое, что едва не заставило Коваля судорожно рвануть на поверхность, подальше от того, что ему привиделось.

«Все, начались „глюки“, – пронеслось у него в голове. – Такое случается, когда проходишь термоклин… Или это я неудачную смесь закачал?..»

Кое-как он все же совладал со своими нервами. Луч фонаря метнулся влево… вправо… Ага, вот оно… Нет, это не галлюцинации… Коваль опустился ниже, на глубину примерно пятнадцати метров. Подсвечивая себе ходящим ходуном в руке фонарем, стал рассматривать ужасную находку.

…Они походили на двух манекенов, к чьим ногам… вернее даже, к ногам и к пояснице, были привязаны какие-то тяжелые железяки. У одного, кажется, задний мост от грузовика… У другого – перехваченный крест на крест цепью движок. На какие-то короткие мгновения Ковалю почудилось, что они – живые. Определенно, они чуточку покачивались на этих своих «якорях»… Но Коваль все ж догадался, что это не сами «манекены» раскачиваются, а их шевелит придонное течение.

Когда он приблизился к ним на расстояние трех-четыре метров, адреналин уже вовсю бушевал в его крови, и без того насыщенной смесью газов и кислорода… Коваль направил фонарь на ближнего к нему «манекена» – тот был по пояс голый, а руки у него, кажется, скручены сзади проволокой. Течение медленно развернуло заякоренное тело… Теперь он уже мог видеть лицо утопленника, которое – из-за не очень длительного здесь пребывания или же по причине прохладного времени года – еще не успели обезобразить представители здешней морской фауны.

За повисшим в толще воды дайвером тянулся к поверхности кипящий след выдыхаемой им смеси. Он не мог поверить своим глазам… Задорожный?! Чуть выше переносицы приятеля, из-за поисков которого, собственно, он здесь и оказался, была видна аккуратная дырочка. По всему выходит так, что прежде, чем Роман оказался на дне Южной бухты, с тяжеленной железкой в качестве якоря, ему прострелили голову.

Коваль едва отдавал себе отчет, как он добрался до ожидающего его за Торчком плавсредства – спасли инстинкты и немалый дайверский опыт.

Саныч подсобил ему взобраться по трапику на «Сокол». Матерясь вполголоса, помог ночному купальщику избавиться от снаряжения. Потом стал с ожесточением растирать оставшегося лишь в одних трусах Коваля смоченной в спирте специальной шерстяной варежкой.

Коваль же настолько продрог и настолько перенервничал, что у него буквально зуб на зуб не попадал.

– Мудак, ты, Леха! – выругался шкипер, нахлобыстав из бутыли целый стакан семидесятиградусного «первача». – Извини, конешно… но так же нельзя!! Видел бы ты сейчас, паря, свою рожу… ажно позеленел, нах!! Давай, пей… дайвингист фуев! Я уж думал… по времени… шо ты вообще не выгребешься!

Коваль опрокинул в себя стакан, и …даже не почувствовал вкуса крепчайшей горилки. Во всяком случае – поначалу. Он решил ничего не говорить шкиперу, То есть вообще ничего: ни о том, что он видел на «базе», ни о той жути, которую он пережил, обнаружив двух мертвецов на дне Южной бухты… Второго он тоже узнал – это был Толян Полосухин, еще один местный любитель дайвинга – вот почему, кстати, он не мог до него дозвониться!

– Ну шо? – шкипер, тоже порядком перенервничавший, позволил себе выпить полстакана горилки. – Почапали назад, в Казачку?

– Д-да… п-пошли отсюда… домой!

«Что я скажу Лене? – вытирая ладонью покусанные в кровь губы, подумал Коваль. – Разве такое можно рассказывать?.. Мои женщины просто сойдут с ума».

Шкипер сам выбрал якорь, затем на малом ходу направил суденышко к выходу из Южной бухты, на дне которой в потоках холодного придонного течения мерно раскачивались двое мертвецов.

ГЛАВА 11

ТОРГ ЗДЕСЬ УМЕСТЕН

Урочище Ласпи,

23 декабря.

Финальные переговоры проходили в Ласпи, в небольшом конференцзале, оборудованном на первом этаже того самого здания, в котором проживали с первого дня своего появления здесь Венглинская и прикомандированный к ней высоким руководством федеральный спецагент Мокрушин.

Сначала, в районе полудня, в урочище приехали трое мужчин из команды Венглинской. Двое из них – юристы, один из Киева, второй из Симферополя. Третий занимает пост главы одного из местных коммерческих банков, филиалы которого расположены во всех мало-мальски крупных городах Крымской автономной республики. Примерно через час после их приезда на паркинг перед зданием санатория, превращенного после ремонтных работ в гостиничный комплекс повышенного комфорта, припарковались три машины – уже знакомый Рейнджу «шестисотый» и два сталистого окраса внедорожника марки Daewoo. Исмет Сайфутдинов тоже привез с собой сразу двух юристов. А еще вместе с ним в переговорах участвовал довольно возрастной – под семьдесят – мужчина, занимающий пост, как было сказано Мокрушину, сборщика «закьята»,^[22] то есть главного «налоговика» местной крымскотатарской общины.

Хотя Мокрушин был, как говорится, не при делах, Венглинская зачем-то пригласила на это мероприятие и его. Поначалу казалось, что стороны быстренько подпишут заранее заготовленные документы, ударят по рукам и разьедутся, довольные итогами заключенной сделки. Но едва они все расселись за столом, как опять начались какие-то торги. Один из юристов, привезенных Исметом, вытащил из кейса список обьектов, которые предполагалось либо переуступить – за очень низкую, почти символическую плату – коммерческим структурам, подконтрольным местным татарам, либо – по другим обьектам – оформить договора аренды либо субаренды на различные сроки (список занимал полторы страницы машинописного текста). Киевский юрист, работающий на Венглинскую, или, если угодно, на ее шефа, международного дельца М, просмотрел этот проект «рамочного соглашения», после чего взял «паркер» и спокойно вычеркнул из него добрую треть позиций. Банкир, которому он передал этот листок, тоже кое-что зачеркнул. А также переправил цифирь в той колонке, где были проставлены сроки аренды: во всех записях, где прописаны временные параметры, он зачеркнул крестиком цифру «49» и надписал другие, устраивающие работодателей сроки – где 3,5 года, где 4, максимум – 5 лет…

Исмет, к которому попал в итоге этот черканный-перечерканный список, просмотрел его, затем с крайне недовольным видом передал «аксакалу». Тот нацепил на переносицу очки и тоже стал его смотреть, причем все это длилось так долго, что Рейнджу даже показалось, что дедок просто-напросто уснул над этой цифирью…

Лариса, единственная женщина за столом, одета в деловой брючный костюм темной расцветки и белую блузку с шейным украшением в виде черной бархатной ленточки, на которой закреплен медальон из белого золота от «Bulgary». Столь же скромным и подходящим к антуражу казалось и кольцо на левой руке (из той же коллекции). Из нагрудного кармана пиджака уголком выглядывает белоснежный платок. С того момента, как приехали гости, она произнесла лишь несколько дежурных фраз, а потом – как могло показаться – уже не вмешивалась в ход событий. Рейндж подумал, что на Кавказе вряд ли могло такое случиться, чтобы женщина, пусть даже такая крученная-перекрученная, как Венглинская, разруливала бы вместе с мужчинами важные вопросы. Многое, конечно, и там меняется, но женщин обычно к обсуждению подобные сделок не допускают. Что бы ни говорили, но Исмет Сайфутдинов и его соплеменники имеют несколько иной менталитет, нежели кавказские вайнахи, балкарцы или адыги. Они не лучше, и не хуже, они – другие. И это обстоятельство, учитывая характер нынешней миссии, кажется, вполне устраивало Ларису Венглинскую и тех, кто ее сюда направил…

Листки с различными исправлениями и пометками порхали над столом вот уже около часа. Исмет и привезенный им в Ласпи аксакал были в головных уборах: бизнесмен-татарин – в шляпе, а пожилой седобородый мужчина в высокой каракулевой шапке, с белой ленточкой, свидетельствующей о том, что он совершил хаджи посетил святые для всякого правоверного места в Медине и Мекке…

Хотя Рейндж в эту лабуду особо не вникал, смысл происходящего ему был понятен. Смысл этот был прост и циничен до безобразия. Кое-кто, враждебные, скажем так, российскому руководству силы, пытались разыграть «крымскотатарскую» карту, направить бурлящую энергию местной этнической общины в нужное им русло. На эту цель, как стало известно, были выделены денежные средства (впрочем, не слишком большие). В Крыму активно действуют эмиссары «помаранчевых», посланцы разного рода националистических организаций и представители зарубежных фондов и институтов, враждебных России. Эта карта, наряду с попытками осложнить существование базирующемуся в Севастополе Черноморскому флоту РФ, в соответствии с замыслами некоторых деятелей в Киеве (а также тех, кто дергает их за ниточки), должна существенно повлиять на весь расклад в ходе крайне сложных переговоров между «Газпромом» и «Нафтогазом» по поставкам газа и его транзиту через Украину. Равно как и послужить дополнительным козырем для той крупной игры, которую ведут за одним столом Россия, Евросоюз и Соединенные Штаты. Любое осложнение, любые скандалы сейчас были только на руку тем, кто противодействует попыткам Кремля перекроить энергетическую карту Европы и тем самым усилить позиции России – которая хотя и медленно, но верно поднимается с колен – как у своих ближних границ, так и в целом на международной арене. Именно по этой причине российские власти делают все возможное, чтобы не допустить серьезных провокаций в этот ответственнейший момент, когда многое поставлено на карту. Для того, чтобы полностью или в значительной степени нейтрализовать «крымский» проект «помаранчевых», Кремль, опираясь как на свои спецслужбы, так и на «своих» крупных бизнесменов, решил на корню перекупить этот набирающий обороты «кризис». С тем, чтобы не дать разгореться тлеющим углям, чтобы не позволить своим конкурентам перевести этот наметившийся уже конфликт в горячую фазу. Остальное было делом техники и торга, который занял несколько месяцев. Сайфутдинов и его партнеры получат частично в собственность, частично в субаренду на оговоренное в договорах время – с возможностью продления договоров – около двух десятков различных обьектов, которые находились до сего дня в собственности российского капитала. Среди этих обьектов – два крупных санатория в Алуште, дома отдыха и новые коттеджи в Евпатории, Судаке, Феодоссии, один из здешних ласпинских обьектов, а также несколько консолидированных земельных участков во внутренней части полуострова…

Иными словами, суть этой сделки заключалась в следующем: собственность и деньги верхушке местной этнической общины в обмен на спокойное, взвешенное поведение в отношении русских крымчан и в целом российских интересов.

Рейндж, который здесь нужен был как пятое колесо телеге, встал из-за стола – он сидел самым крайним, ближе к выходу – и вышел через боковую дверь на небольшую террасу.

Прикурил сигарету. Облокотившись на перила, стал смотреть куда-то в сторону морского горизонта. Останки сгоревшей столовой успели разобрать и вывезти куда-то с глаз долой. Лариса вела себя с ним, с Мокрушиным, довольно холодно. Возможно, ей не понравилось то, что он усвистал на пожар, оставив ее в номере одну. Или те методы, при помощи которых он попытался вызнать у «поджигателя» кое-какие сведения. Может быть, теперь он, представляющий здесь спецслужбистскую «крышу», после успешно проведенных – договорятся ведь, куда им деваться, раз приехали – переговоров ей уже и на фиг не нужен. Дело в шляпе, миссия закончена, до свиданья, гуд бай, аривидерчи… Катись теперь, Вова, обратно в свою холодную заснеженную «рашку».

Когда он вернулся в помещение, то выяснилось, что «стороны» уже уладили все разногласия и теперь вовсю подписывают разные документы. Рейндж, глядя на довольные лица всех без исключения участников, невольно выматерился… но не вслух, а про себя.

Более всего это мероприятие, свидетелем которого он стал, смахивало на римейк позорных переговоров в Хасавюрте. С поправкой на то, что вместо Масхадова здесь рулит местный делец и член Меджлиса Сайфутдинов, а роль генерала Лебедя выпало исполнять доверенному лицу олигарха М. Ларисе Венглинской…

Когда эта бодяга наконец закончилась, Мокрушин сказал Исмету Сайфутдинову, что у него есть к нему минутный разговор.

Венглинская, хотя и вскинула удивленно бровь, – когда услышала реплику, отпущенную ее «партнером» – не сделала ничего, чтобы воспрепятствовать этому их разговору.

Двое мужчин вышли на боковую террасу. Исмет, с трудом сдерживавший переполняющие его позитивные эмоции, вопросительно посмотрел на Мокрушина. Рейндж, уставившись на него немигающим взглядом, сказал:

– Вот что, господин хороший. Как я понимаю, вы получили то, чего добивались. Поздравляю вас с удачной сделкой: вы извлекли максимум выгоды из сложившейся ситуации. Но хочу вас серьезно предупредить. Если вы или кто-то из тех, чьи интересы вы здесь представляете, нарушите свои обязательства… Если вы не обеспечите полный контроль за своими соплеменниками, то вас… лично вас, господин Сайфутдинов, будут ожидать очень крупные неприятности.

Дружелюбная – хотя и несколько искусственная – улыбка мигом сошла с лица члена Меджлиса.

– Зачем так нехорошо говорите, уважаемый Владимир? – он укоризненно покачал головой. – Никто не может сказать, что Исмет Сайфутдинов не держит свое слово.

– Мое дело – предостеречь. А ваше… как можно серьезнее отнестись к моим словам.

– Хорошо, я это учту. Все?

– Нет. Есть еще одно пожелание. Теперь уже от меня лично: я высказываю его вам, Исмет, сугубо в частном порядке.

– Только, пожалуйста, без угроз, ладно?

– Вы пока не сделали, кажется, ничего такого, чтобы вам стоило меня опасаться, – Мокрушин усмехнулся краешком губ. – Но угроза действительно существует. Пожелание у меня такое: будьте предельно осторожны, господин Сайфутдинов. Уделите повышенное внимание собственной безопасности. Есть люди и определенные силы, которым может сильно не понравиться то, в каком направлении идет процесс. Настоятельно советую отнестись к сказанному серьезно, потому что любая недооценка здесь чревата пагубными последствиями…

Сайфутдинов еще некоторое время сверлил его взглядом, потом, отведя глаза в сторону, сказал:

– Ваша жесткая позиция компенсируется умным, прагматичным подходом. Благодарю за выказанную вами заботу о моей личной безопасности. Надеюсь все же, что все эти опасения не подтвердятся…

Они сухо распрощались. А еще через несколько минут Сайфутдинов со своими людьми направился к ожидавшим их на паркинге машинам…

Венглинская лично проводила гостей, после чего ушла в свои апартаменты, не перекинувшись и словцом с Мокрушиным.

В свою очередь, Рейндж даже не стал пытаться вызвать ее на разговор… да и о чем им сейчас вообще разговаривать? Он так понял, что миссия его завершена. Теперь надо ожидать дальнейших ЦУ от руководства: либо его отзовут обратно в Москву, либо отправят в Киев, на подмогу Кондору, (который наверняка занят там более сложным и ответственным делом нежели то, что было поручено ему, Мокрушину).

Он где-то час примерно бродил по берегу ласпинской бухты, какая-то часть которой теперь будет контролироваться структурой, завязанной на Сайфутдинова. Потом вернулся к себе в номер, плюхнулся в кресло и стал просматривать накопившуюся на журнальном столике стопку прессы: администраторша каждый день приносит в номер московские, киевские и местные крымские газеты (и во всех печатных СМИ «газовый конфликт» стоит на первых полосах)…

Около шести вечера, когда снаружи стемнело, в номер постучались.

– Владимир Алексеевич, хозяйка просит вас зайти к ней, – сказал возникший на пороге Артем. – Если, конечно, вы не заняты…

Мокрушин хотел из вредности сказать, что он «занят», но затем, процедив – «а она сама не могла мне позвонить?» – выскребся из кресла, где он уж было задремал, и направился вслед за Артемом в соседний номер.

Лариса, одетая в джинсы, клетчатую рубаху и пушистые тапки на босую ногу, жестом отправила своего импозатного помощника за дверь.

– Выпьете чего-нибудь, Влад?

– Разве что яду… Но готов выпить только после вас, Лариса Акадьевна: вы своей активностью и напором заслужили честь отравиться первой.

– Ну вот еще! Прекратите сердиться… вам это не идет, – она подошла поближе и вслед за ней переместилось окутывающее ее невидимое облачко, сотканное из нежных ароматов. – Я же вижу: дуетесь, как мыш на крупу! Вы что, и вправду всерьез считаете, что мы тут совершили что-то вроде предательства? Но вы же умный человек…

– Прикидываться дураком выгоднее… но очень не хочется.

– Мы сделали ровно то, чего требовала наличная ситуация.

– Ну да. И проплатили тоже – наличкой.

– Лучше платить, чем воевать. Это первое. И второе: мы с вами, или кто-то другой, но «договариваться» все равно надо было.

– Будете опять меня опутывать вашей липкой паутиной?

– Конечно, буду, – на ее сочных чувственных губах возникла мягкая улыбка.

– В конце концов, это мое кредо: использовать в своекорыстных целях сильных и талантливых мужчин…

– Сказано откровенно… хотя и с большой долей цинизма, – Мокрушин, испытывая силу ее привлекательности и магнетизма, все ж старался держать свои чувства и эмоции под контролем. – Скажите прямо, Лариса, на что я вам сдался? Не знаю, что за таланты вы во мне разглядели… Или вам для коллекции нужен еще один человек, который будет держать над вами зонт и называть вас – «хозяйка»?

– Вы уж простите моим сотрудникам их маленькую слабость… – мягкая улыбка сменилась чуть насмешливым выражением. – Неоднократно просила не называть меня так, ни в глаза, ни – за глаза… Но ничего не могу поделать… прямо какой-то «культ личности» развели, представляете? Влад, вы поужинаете со мной сегодня… в девять вечера, допустим?

Мокрушин негромко рассмеялся.

– Вообще-то, я предпочитаю сам назначать даме свидание… Гм… Разве я могу отказать такой блестящей, феерической женщине, как вы, Лариса? Однако… могу и отказать. Если вы немедленно не ответите на мой вопрос, будете ужинать в одиночестве. Вы тогда просто помрете тут со скуки!

– А вот мы во время ужина и обсудит этот вопрос. Нас ждет еще одно дело, посерьезней того, что мы здесь провернули. Обещаю, что раскрою все свои планы касательно ближайшего будущего.

– Как всегда, эти планы – низменны и почти преступны?

– Конечно, – она тут же нанесла ответный укол. – Скажите, Влад… а вам, до знакомства с таким исчадием ада, как я, никогда не доводилось совершать ничего аморального и противозаконного?

Мокрушин хотел уже было направиться к бару, потому что для дальнейшей пикировки крайне желательно было взбодрить себя. Да хоть тем же «скотчем» восемнадцатилетней выдержки, который он дегустировал двумя днями ранее… Но вдруг – тактами из оперы Бизе «Кармен» – напомнила о себе одна из двух сотовых трубок, лежавших на журнальном столике.

Венглинская, попросив извинения у собеседника, раскрыла сотовый и, посмотрев на дисплей, ответила на вызов.

Она выслушала человека, который ей прозвонил, и в лице ее что-то неуловимо переменилось. «Я поняла, – сказала она в трубку. – Когда станут известны подробности, сообщите…»

– Что? – почувствовав неладное, спросил Мокрушин. – Что еще стряслось?! Опять, что ли, поджог?

Ее лицо на короткие мгновения стало отстраненным и каким-то совершенно назнакомым… совсем чужим.

– Только что мне сообщили, – наконец сказала она, – что неподалеку от Бахчисарая совершено покушение на Исмета Сайфутдинова.

ГЛАВА 12

ПЕРВОЕ И ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Коваль по возвращении так ничего и не рассказал своим женщинам о том страшном открытии, которое он невольно сделал во время своей рискованной ночной вылазки. В конце концов, – подумал он – Задорожного уже не воскресишь. Уж лучше пусть его жена Лена, особенно в ее нынешнем положении, еще какое-то время пробудет в неведении. Пусть она и дальше думает, что Роман то ли плавает на яхте где-то по Средиземному морю, то ли нанялся в наемники – служить в Ираке. Пусть даже она подозревает его в супружеской измене, в том, что он завел где-то пассию на стороне, у которой и живет. Пусть. Будет намного хуже, если не сказать, катастрофичней, если Лена узнает правду – что ее муж убит неизвестными, и что его тело нынче покоится на дне Южной бухты, в компании одного мертвого его приятеля…

«Ложь во спасение» – вот как обозначил Коваль ту линию, которой он, как бы ему не трудно приходилось, должен будет придерживаться в ближайшее время.

Конечно, в данном случае истина не может быть сокрыта навечно. Те, кто убили Задорожного и Полосухина, надеются, что они надежно спрятали концы в воду. Их бы, наверное, полностью устроил такой неопределенный «статус-кво», при котором эти двое числились бы не покойниками (да еще и умершими насильственной смертью), а как бы находились между небом и землей. Мало ли людей, выйдя однажды из дому, исчезают потом бесследно?

Надо бы извлечь тела со дна Южной бухты, пока еще есть, что извлекать. И неплохо бы сообщить о случившемся… Но – кому именно сообщить? Местным правохранительным органам? Ну, так на тебя же, Коваль, могут и повесить этих двух покойников, такое нынче случается сплошь и рядом. Конечно, можно поднять старые связи и попытаться поговорить на эту тему с теми, кто имеет выходы на прокуратуру и особистов Черномоского флота России… Но не факт, что они заинтересуются случившимся и вообще захотят светиться в этом деле, от которого весьма и весьма дурно попахивает.

И чем больше Коваль ломал голову над тем, как ему следует поступить в этой крайне паршивой, чреватой многими осложнениями ситуации, тем яснее и четче он понимал, что в одиночку с этим свалившимся на него бременем ему не справиться.

Коваль проспал – точнее, делал вид, что спит – до двух часов. Натали позвонила в свой госпиталь и кое-как отпросилась на три дня, пообещав отработать «должок» в период близящихся новогодних праздников. Коваль заставил себя сьесть приготовленную подругой глазунью, запил кофе, после чего они втроем отправились на сьемную хату Задорожных – было принято решение, что ближайшие несколько дней Лена поживет у них, у Ковалей, на квартире.

Пока женщины загружали тряпками две большие дорожные сумки, Коваль еще раз просмотрел документы Задорожного, а также их семейные фотографии за последние несколько месяцев. Визитку гостиницы «Карпаты», на которой изображен уже знакомый ему лев с трезубцем, Коваль забрал еще раньше, вложив ее в свою записную книжку. На обратной стороне визитки кем-то от руки черной шариковой ручкой был записан номер сотового телефона. Алексей уже пробовал по нему прозвонить с городского таксофона. Но в трубке каждый раз звучал голос оператора мобильной связи: «абонент временно недоступен»…

Более ничего существенного, что могло бы хоть как-то обьяснить случившееся, в документах и вещах Романа Задорожного ему обнаружить не удалось.

Женщины есть женщины… Коваль расчитывал, что они пробудут на фазенде Задорожных минут двадцать, ну от силы полчаса. А получилось, что они задержались здесь около двух часов – ему даже пришлось повысить голос, иначе они копались бы тут до позднего вечера.

Наконец собрали вещи, кое-как уместили сумки и пакеты в багажник «девятки», сели в машину, поехали обратно. Они уже подьезжали к своему микрорайону, когда запиликал сотовый телефон Коваля.

– Алексей, привет, это Геннадий, – услышал он в трубке голос своего ласпинского начальника. – Ты где сейчас?

– У себя, дома, – не вдаваясь в детали, сказал Коваль. – А что?

– Садись в тачку и срочно приезжай в Ласпи! Есть серьезный разговор.

– Но… У меня тут тоже есть… как бы – срочное дело. А если я завтра утром подьеду? Мне как раз в смену!..

– Коваль… я ж тебе, кажется, ясно сказал?! Бросай все свои дела нах… и приезжай! А то можешь вообще без работы остаться. Все, жду тебя, не задерживайся!

Алексей, дав отбой, выматерился про себя: ну вот, все один к одному! Хоть возьми и разорвись на несколько частей!

Он вьехал во двор пятиэтажки и поставил машину возле подьезда.

– Леш, так ты что… опять поедешь в Ласпи? – спросила Натали. – Ты же только рано утром оттуда вернулся!

– Не знаю, что и делать, – буркнул Коваль, выцарапывая из багажника две тяжеленные сумки. – Вы чего, кирпичей туда нагрузили?! Гм… Наверное, придется-таки туда смотаться. Понятия не имею, зачем я там понадобился!

Он подождал, пока женщины возьмут из багажника легкую поклажу. Запер машину, забросил за спину один баул, другой подвесил за ручки на сгиб локтя и первым вошел в подьезд.

Поднялся, пыхтя, на верхний пятый этаж; за ним, чуть поотстав, поднимались женщины. Споткнувшись на лестнице между четвертым и пятым этажом, Коваль матюгнулся: только недавно ввернул лампочку на своей площадке, но она не горела – то ли вывернули, то ли накрылась.

Он поставил сумку – ту, что держал на сгибе локтя – на площадку. Достал из кармана ключи, отделил нужный, от дверного замка. Взялся за дверную ручку…

И тут его пальцы нащупали закрученную вокруг основания ручки проволоку.

Натянутую, кажется, так туго, что в наступившей тишине даже послышался звон струны, которая вот-вот может лопнуть.

Коваль ощутил во рту противную железистсую сухость. Сердце, пропустив несколько ударов, теперь принялось с такой бешенной силой колотиться в груди, что он едва смог расслышать собственный голос.

– Натали, Лена… назад!! Назад, кому сказано?!!

Наталья, продолжая медленно подниматься по лестнице, встревоженно спросила:

– Почему ты кричишь?! Что случилось, Леша?

– Не знаю пока… – Коваль, боясь что «струна» оборвется даже при звуках его громкого голоса, перешел на свистящий полушепот. – Натали, я тебя очень прошу!.. Спуститесь вниз… обе – ты и Лена! Так надо… я потом все обьясню!

– Что там такое, Леша? – Натали тоже понизила голос и замерла на площадке между четвертым и пятым этажом. – Замок на входной двери сломан? А может… может в милицию надо позвонить?!

– Спускайтесь вниз… без лишних базаров! – Коваль медленно повернул к ней голову, все еще удерживая пальцами проволочную петельку, наброшенную на ручку двери. – Бегом из подьезда! Бегом!! Стойте у машины… я сейчас и сам к вам спущусь!

Те две или три минуты, пока снизу не послышался хлопок двери парадного, показались Ковалю вечностью.

Его глаза уже привыкли к полусумраку. Снизу, с площадки третьего этажа, где горела «дежурная» лампочка, сюда тоже достигала какая-то толика света. Стараясь не делать резких движений, удерживая пальцами левой руки конец от «струны», привязанной к ручке его квартиры, Коваль снял с плеча тяжелую сумку… Ну вот, теперь у него руки полностью свободны. И сам он свободен в решениях: то ли отпустить руку, зафиксировавшую проволочную петлю на дверной ручке… и махануть стремглав вниз, надеясь, что потревоженная им «конструкция» не сработает… То ли торчать тут до скончания века, дожидаясь приезда милиции и спецов по саперному делу.

Коваль выбрал третий путь, наиболее короткий, но и рискованный.

Он достал из кармана зажигалку. Чуть изменил положение ног – ранее его без малого девяносто кэгэ давили целиком на левую ногу… Высек огонь, проведя зажигалкой, сколько хватило длины руки, вдоль туго натянутой «струны»… Теперь он смог получше разглядеть «гостинец», который невесть кто – и зачем – подвесил к дверной ручке его сьемной квартиры.

Это была классическая «растяжка». Граната Ф-1, в просторечии «лимонка». Примотана чем-то вроде скотча к металлической лесенке, по которой можно попасть – через закрытый на замочек люк – наверх, на плоскую крышу пятиэтажки… Усики на взрывателе «эфки» уже разогнуты, проволока одним своим концом закреплена на «колечке», другой тянется от лесенки к входной двери квартиры Коваля… Стоило только не заметить ему эту натянутую струну… стоило кому-нибудь попытаться открыть – изнутри или снаружи – дверь квартиры… и быть бы большой беде.

Коваль погасил зажигалку, аккуратно положил ее в карман куртки. Очень медленно, стараясь даже не дышать, вытер рукавом пот, струившийся по лицу, затем вытер и саму влажную ладонь – о полу куртки… «Хорошо еще, – подумал он, – что именно я шел впереди. Да и то, что никто из соседей – а тут на площадке еще две квартиры – не подорвался на этой гребанной растяжке, тоже можно расценить, как удачное стечение обстоятельств…»

При ином раскладе он не стал бы рисковать, а прозвонил бы по телефону в дежурную часть севастопольского УВД и сделал бы соответствующее заявление. Но ему почему-то не хотелось сейчас никуда звонить. Не хотелось всей этой шумихи и ненужных расспросов (понятно ведь, что просто так, без веского повода, никто не станет устраивать растяжки в подьезде обычного жилого дома)…

Он сделал несколько вдохов и выдохов. Потом сместился к лестнице, обжал «эфку» ладонью правой руки, с тем, чтобы зафиксировать рычаг взрывателя, не дать ему «выскочить», а лимонке – взвестись.

Загнул обратно усики чеки. Ну вот, теперь все в порядке… можно отмотать скотч и снять саму гранату.

Коваль стащил обе сумки вниз. Женщины, встревоженные донельзя, ждали его у машины. Он открыл багажник и поочередно запихал туда оба баула.

– Кладите пакеты обратно, – сказал он вполголоса. – И давайте без лишних базаров, ладно?! Когда отьедем… я… Короче, поехали-ка на фиг отсюда!!

Он почти силком запихнул своих женщин на заднее сидение девятки. У него возникло ощущение, вполне обьяснимое в его нынешнем состоянии, что поблизости есть чужие глаза. Что за ним – или за ними – следят. Он рванул с места, как заправский автогонщик. Поглядывая в зеркало заднего обзора, просвистел вдоль бетонной стенки – «всепогодного» плавсредства «Сокол», кстати, сегодня на «парковке» не было.

– Коваль, обьясни, наконец, что происходит! – потребовала Наталья. – В последнее время ты… ты… Ведешь себя, как ненормальный!

Алексей остановил «девятку» возле открытого участка бухты.

– Натали… выйти-ка на минутку!

– А я? – подала голос Елена. – Я тоже хочу знать правду!

– Тебя зовут – «Натали»?! – почти грубо сказал Коваль. – Нет? Тогда оставайся в машине!

Он взял подругу за рукав и потащил ее за собой. Они отошли примерно на двадцать шагов от «девятки». Наталья, несколько напуганная происходящим, вырвала руку из его ладони.

– Леша… ты что?! Зачем и куда ты меня тянешь?! Ты что… утопить меня надумал?! Я тебя боюсь.

– Тебе не меня надо бояться! – Коваль, став спиной к «девятке», достал из кармана куртки «эфку», с намотанной вокруг ребристой поверхности и рычага взрывателя проволокой. – Вот… гостинец нам кто-то подбросил! «Растяжку» поставили… суки! Если бы я не заметил…

– Эт-то что… граната? – трясущимися губами спросила Наталья. – Она… что… настоящая… боевая?

– А ты думала – пасхальное яичко?! Стой на месте! Я сейчас от нее избавлюсь, а то стремно в кармане таскать!

Он отошел чуть дальше, к обрезу берега, и бросил опасный предмет в воду. Здесь приличная глубина, никакой ныряльщик не донырнет, да и на «яшку» тут обычно никто не становится…

Когда он вернулся, на его Натали не было лица.

– Ой, Леша, что-то мне… как-то дурно стало.

– Держи себя в руках, Наталья! – сказал он по-возможности строго. – Хватит с меня беременной Ленки! Вы же сами втравили меня в это дело… что касается розыска Задорожного! Или забыла, с чего все началось?!

– Ой, Лешик… – она теперь сама схватилось за его рукав. – Ой, как нехорошо…

– Да что ты… разохалась тут! Домой нам нельзя. Надо в другое место куда-то ехать! Ты только Ленку как-нибудь того!.. Не говори ей, ладно?! Наври чего-нибудь: лично я ничегошеньки сейчас сообразить не в состоянии! А вам женщинам… придумать какую-нибудь историю… Как два пальца об асфальт!

– Леша, миленький…

– Ну чего, придумала уже? Нет? Соображай быстрее, Натали! Не можем же мы торчать здесь до бесконечности!.. Но и Ленке не стоит в с е рассказывать. Сама ж говорила, что ее надо «беречь» и не нервировать!

– Леша, я наверное…

– Что? Так ты сама Ленке все скажешь?

– Э-э-э… нет… то есть – потом! А сейчас я кое-что хочу сказать… уже от себя!

– Ну? – Коваль развернул подругу лицом к себе. – Я так и знал, что вы не все мне сообщили… Так ведь? Когда рассказывали эту историю с исчезновением Задорожного?! Наверное, что-то недосказали тогда мне, что-то важное утаили?!

– Нет, нет, это касается нас с стобой! Вобщем, Леша… – Наталья, чего почти никогда не случалось прежде, стало часто хлюпать носом. – У меня большая задержка… по срокам… Ну, ты понимаешь, да?

– Н-не понял…

– Ну, то есть…

– Ты что… тоже того… залетела?!

– Как ты нехорошо сказал… Я хотела тебе сообщить! Но тут вот с Леной стряслась беда! – она высморкалась в платочек, после чего уставилась на Коваля, который, признаться, на какие-то мгновения просто потерял дар речи. – А ты что, Алешенька, не рад тому, что я тебе сейчас сообщила?

Коваль судорожно вздохнул: только недавно на руках у него была одна женщина в «интересном положении». А теперь вот выяснилось, что – две, включая его Натали. Ну и ну.

Он вымученно усмехнулся и погладил подругу по мокрой щеке.

– Я просто на седьмом небе от счастья! Тем более, надо поскорей убираться отсюда: я не могу и не хочу подвергать вас серьезной опасности.

ГЛАВА 13

МУЖЧИНЫ ГОВОРЯТ: «ВОЙНА…» – И НАСПЕХ ЖЕНЩИН ОБНИМАЮТ

Крымские горы – невеликие горы, но и в их ущельях и распадках сумерки опускаются раньше, чем на побережье или в степной части полуострова.

После завершения переговоров в Ласпи с представителями М, Сайфутдинов отвез сборщика «закъята» в Бахчисарай – тот неважно себя чувствовал, а потому отказался от участия в небольшом праздненстве, которое намечалось по поводу заключения удачной сделки. Исмет для порядка задержался в доме старейшины около полутора часов: неловко было вот так сразу уезжать от прихворнувшего человека. Но и оставаться здесь дольше он не мог, потому что уже к семи вечера ожидается приезд избранных гостей. Это будет, конечно, мероприятие не того масштаба, что отмечаемый летом сабантуй, «праздник плуга», но все же – определенно – сегодня есть что отпраздновать, есть веский повод пожертвовать сразу несколькими барашками…

В начале седьмого вечера, миновав «старый» Бахчисарай, поделенный речкой Чурук-Су как бы на две части, «шестисотый» и джип сопровождения сьехали с трассы М18 на дорогу, ведущую в Богатое Ущелье, склоны которого живописно поросли чаиром, лесистыми фруктовыми садами. Надо сказать, что именно в своем родовом селе, где Исмет недавно построил новый просторный дом, он и задумал провести это праздничное мероприятие, где будут только свои люди, самые-самые близкие…

На одной из развилок, на обочине не очень хорошего качества трассы, водитель, подняв капот, копался в моторе своей темно-серого окраса, явно «бэушного» вида иномарки. Машина его стояла чуть наклонно: передком к обьездной гравийке, по которой можно было выехать на ту же симферопольскую трассу, и кормой к предгорному шоссе (движение по которому в это время года, прямо надо сказать, не очень оживленное).

Обычное, вобщем-то, дело, привычная глазу картинка. Дорогие здесь сложные, встречаются крутые подьемы, попадаются также незаделанные ямы и колдобины… Многие из автотуристов на этом «обламываются»…

Мужчина, одетый в темную кожанку, в черной шапочке, натянутой по брови, поправил ушной микродинамик, в который транслировались доклады сразу двух наблюдателей… А вот и ожидаемый доклад!

Второй его коллега, дремавший, казалось, в кресле пассажира, тоже встряхнулся… Прихватив с собой «сучку» с двумя скрепленными изолентой магазинами, он выбрался из салона. Позицию он занял возле машины, причем, устроился так, чтобы его не заметил водитель приближающегося автотранспорта…

На ближний к повороту срез скалы лег отсвет фар. Послышался шум движков. В унисон клацнули автоматные затворы. Оба пассажира «обломавшейся» в Богатом ущелье иномарки вскинули «калаши» и взяли на мушку вывернувший из-за поворота транспорт… это был «шестисотый»!

Слитно ударила стрелки; очереди, выпущенные из АКСУ, стеганули огненно-дымными струями по лобовому стеклу черного «мерина»! Водитель, которому пуля раздробила плечо, не совладал с управлением, вследствие чего «мерс» пошел юзом!.. А затем его и вовсе развернуло поперк дороги!

Оба стрелка дружно перенесли огонь по салону, по боковым стеклам!..

Водитель серого «DAEWO», державшийся за «шестисотым», резко переключился на задний ход… Мигом сдал назад, только шины протестующе взвизгнули! Кто-то из охраны, по-видимому, успел по ходу этого маневра вытряхнуться из салона! Во всяком случае, с той стороны, от поворота, кто-то стал садить по засаде из пистолета… Стрелок пустил в том направлении очередь; быстро перезарядился, передернул затвор, стал пятиться, крикнув напарнику – «ходу, ходу!!!»

Не успело еще затихнуть эхо, разносящее звуки пальбы далеко по окрестностям, как оба стрелка запрыгнули в свой транспорт… А еще через несколько секунд, водитель иномарки, ударив по газам, рванул по боковой дороге, вынося себя и напарника из-под ответного огня и возможного преследования.

Исмет Сайфутдинов, потрясенный случившимся, – всего-то пара-тройка километров до его родного села! – какое-то время ожидал, пока охрана разрешит выйти из машины.

Ему пришлось даже повысить голос, потому что племянник Марат, который состоит при нем и как личный водитель, и как его телохранитель, не хотел, чтобы дядя осматривал подбитый «мерс» и – таким образом – подвергал свою жизнь новой опасности…

Все же Исмет настоял на своем. Какое-то время он смотрел, как охрана оказывает первую помощь водителю, у которого помимо ранения в плечо пулей – как бритвой – была срезана мочка уха. Марат сразу прозвонил в село, чтобы прислали подмогу и вызвали скорую из Бахчисарая…

Сайфутдинов обошел вкруговую продырявленный во многих местах «шестисотый». Это просто чудо (или воля благословенного Аллаха), что он, Исмет, в последний момент пересел в джип с двумя охранниками. Марат, кстати, поменялся местами с водителем DAEWOO, потому что он никому и никогда не уступает привилегии возить своего уважаемого дядю… Не случись этого «чуда», воистинно спасительного промысла небес, его, Исмета, сейчас наверняка не было бы в живых.

Сайфутдинов достал из кармана сотовый и прозвонил Венглинской.

– Лариса, это я, – услышав знакомый голос, сказал он в трубку. – Да, цел и невредим… хвала Всевышнему! Марат тебе уже сообщил, да?.. Не знаю, кто такие… Согласен, это не телефонный разговор… Повторяю, со мной все в порядке… Нет, помощь не нужна – сами разберемся!

Он уже хотел было дать отбой, но вдруг вспомнил еще кое-что, показавшееся ему сейчас важным.

– Лариса, минутку! Вот еще что… Передай своему знакомому… да, Владимиру… Передай, что… Нет, скажи так: «Звонил Исмет и просил поблагодарить тебя за своевременное предупреждение!..»

Если бы не звонок старшего коллеги и не эта паршивая история с «растяжкой», едва не закончившаяся трагически, вряд ли Ковалю пришла бы в голову мысль приехать в Ласпи вместе со своими женщинами.

То есть, в самой себе такой поездке не было никакого криминала. Они своей компанией не раз и не два приезжали в урочище. Ставили палатку неподалеку от Батилимана, купались, загорали, рыбачили, пили местное вино… Короче, отдыхали, как и многие другие, кто предпочитает цивилизованным условиям домов отдыха «дикарский» образ жизни.

Но сейчас налицо совершенно иная ситуация. Примерно с октября месяца длится какая-то хозяйственная тяжба. Местная татарская община периодически пикетирует проезд в урочище. Не раз случалось, что какие-то молодчики швыряли камни в легковушки и микроавтобусы, которые все же пытались «прорваться» в сторону бухты. Страсти тут кипят нешуточные. Хозяева, опасаясь поджогов и попыток «самозахвата», – говорят, все окрест принадлежит одному из крупных российских бизнесменов – увеличили штат охраны. Короче, ситуация нынче, в «мертвый сезон», сложилась очень и очень непростая.

Ох, как все непросто…Натали и ее сетра родом из Геническа, небольшого городка на юге Херсонской области, расположенного близко к перешейку и Арбатской стрелке. И у той, и другой отцы служили в свое время на евпаторийской базе ЧФ, один в морской авиации, другой в инженерных частях. После увольнения в запас вернулись в родной город, а дочери вот нашли себе ухажеров и перебрались жить в Севастополь…

И у Коваля, и у этих двух молодых женщин, имелось немало знакомых в городе. Можно было, казалось, вернуться хотя бы на фазенду к Лене. Но после ЧП с растяжкой все эти варианты казались опасными. Они все трое – прежде всего, конечно, он, Коваль – капитально «засветились». Он ведь за прошедшие дни пытался активно наводить справки об исчезнувшем Задорожном. Кому-то из «заинтересованных» лиц стало известно об этом его «частном расследовании». Иначе зачем бы понадобилось неизвестным подвешивать смертельный гостинец у дверей сьемной квартиры Алексея Коваля?..

Обращаться в органы он пока не решался. Это не безопасно. У него сейчас, по сути, оставался один вариант: отвезти обеих женщин в Геническ, к родне. Где за ними присмотрят надлежащим образом, где они смогут пожить некоторое время, пока все как-то не разрешится – в прямом и переносном смысле этого слова…

Но отправляться на ночь глядя в столь неблизкую поездку – через весь полуостров! – он тоже не решился. Был бы он один, еще б куда ни шло… У него же нынче на руках две женщины. Причем обе, как выяснилось недавно, в «интересном положении». А ну как тормознут их где-нибудь на ночной трассе? А у него при себе даже завалящего газового пистолета нет.

Поэтому Коваль – хотя и не без колебаний – проложил курс в Ласпи. Начальник охраны Геннадий заканчивал ту же «систему», что и Коваль с Задорожным (правда, на пару лет раньше их). Он же сосватал Алексею эту непыльную, в сущности, и неплохо оплачиваемую работенку. В Ласпи сейчас не сезон, все базы закрыты – в связи все с теми же «беспорядками». Но есть несколько гостевых домиков, где постоянно проживают охранники и местный персонал. Ну так неужели Гена не разрешит им провести ночь в одном из гостевых коттеджей, где Коваль и его спутницы, учитывая наличие охраны, хоть на время окажутся в безопасной обстановке?

Коваль припарковал «девятку» на служебной стоянке возле двухэтажного коттеджа, отведенного для проживания местного персонала.

– Женщины, посидите немного в машине. Я сейчас с одним из наших переговорю! Может быть, останемся здесь даже ночевать…

Он нашел старшего по «режиму» в небольшом кабинетике, расположенном на первом этаже коттеджа.

– Коваль, хорошо, что подьехал! – Геннадий, плотный, с ранними залысинами мужчина лет тридцати пяти, тщательно затушил окурок о край пепельницы и лишь после этого подал руку своему сотруднику. – Значит, такая вот тема. Наши хозяева наметили провести сокращение штатов. Нас, охрану, тоже подсократят… покамест на треть. У тебя как, Леша, имеется желание служить тут и далее? Но только учти – к лету, как меня известили, нас могут еще «ужать» в плане штата!.. И тогда уже я не смогу никому гарантировать, что его не сократят, даже – тебе. Ну? Что молчишь? Слушай, Леха… ты какой-то… Как-будто не в себе! У тебя что, стряслось что-нибудь?

Коваль выцарапал трясущимися пальцами сигарету из почти пустой пачки. Прикурил… жадно всосал в легкие табачный дым. Он подумал, что Геннадий, возможно, единственный человек, с которым он может поделиться сокровенным, у которого он может спросить совета.

– Гена, у тебя есть несколько минут?

– Найдется. Только не тяни… а то меня тут дергают с разных сторон!

Коваль сделал еще пару судорожных затяжкек. А потом, не вдаваясь во второстепенные подробности, стал рассказывать о той истории с исчезновением Задорожного, в которую ему довелось вляпаться…

Примерно за час до того, как Мокрушин должен был явиться к Венглинской, дабы отужинать в ее компании, к нему в номер постучался один из местных «секьюрити».

– Владимир Алексеевич, шеф спрашивает, вы можете сейчас к нему подойти?

– Кто? – переспросил Рейндж, не врубившись поначалу, о ком идет речь. – Чей шеф?

– Наш старший… а вот он сейчас, кстати, на связи!

Охранник передал «московскому гостю» свою рацию. Мокрушин, нажав на тангенту, сказал:

– Геннадий, я тебя слушаю!

– Алексеич… хорошо, что ты у себя! Есть дело. Ты можешь сюда, к нам, в «гостевой» подойти? Или мне – к тебе?!

– Э-э-э… я вобщем-то, не так, чтобы свободен… У меня вскоре должна состояться важная встреча. А что за дело, дружище?

– Даже не знаю, как сказать… Приехал тут один человек… наш сотрудник… и вообще – из наших! Он мне тут одну историю сейчас рассказывает! И что-то мне подсказывает, что и тебе, Алексеич, было бы интересно послушать этого товарища!

– Да? – Мокрушин взглянул на часы. – Добро, я сейчас сам к вам подойду!

Через несколько минут он вошел в кабинет старшего по «режиму», в котором было накурено, хоть топор вешай.

Геннадий познакомил его с недавно подьехавшим сотрудником.

– Алексей Коваль.

– Владимир, – представился Рейндж, сочтя излишним называть свою фамилию. – Ну? Что у вас стряслось?! Только давайте выйдем на свежий воздух! У вас тут так надымлено, что можно прокоптиться до костей… А мне совсем скоро предстоит посетить одно светское мероприятие!

Они вышли на улицу. Коваль на секунду отлучился: сказал женщинам, что им придется еще немного подождать и попросил не отходить далеко от машины. Мокрушин, на правах старшего, проложил курс так, чтобы они не удалялись от «гостиницы», где в апартаментах Ларисы, наверное, уже накрывают стол на двоих.

– Алексей, ты где служил? – поинтересовался Мокрушин. – Ты из флотских?

– Я служил в «Пиранье»… а наша часть базировалась в Севастополе, в бухте Казачьей. Но я уже три года, как на гражданке.

– Так ты – из «пехов»?!

– Так точно… не знаю вашего чина и звания.

– Давай-ка не будем тут «чиниться», – просто сказал Мокрушин. – Я ненамного тебя старше, Алексей, так что обращайся ко мне – на «ты». К «пехам» я неровно дышу… у меня… скажем так… в этой среде хватает знакомых. Вот что, братишка: докладывай в темпе, что стряслось! Только коротко, четко и ясно: у меня в запасе не более… четверти часа!

– А вы… а ты, Владимир?..

– Считай, что я тут – самый главный, – усмехнулся в вечерней темноте Мокрушин. – Расслабься, брат. Все очень просто. Ты знаешь Геннадия… поэтому и решил ему довериться в каких-то важных делах. Так? Геннадий кое-что знает обо мне… И если ты веришь своему начальнику и знаешь его не первый день, то должен понимать, что этот наш разговор происходит не на пустом месте. Следовательно, не тяни кота за… Понятно, да? Так что врубай «полный перед»: ты можешь быть со мной предельно откровенен!

Пока Коваль собирался с мыслями, решая, как отфильтровать главное от ненужных подробностей, Геннадий сам взял на себя инициативу в этом их мужском разговоре.

– Коваль видел «омоновцев» в Севастополе! В полной экипировке! – выпалил он. – И плюс… тут еще… кажется… замешаны какие-то «бандеровские» аквалангисты!..

– Омоновцы? В своем штатном прикиде? – Мокрушин даже опешил поначалу. – Здесь, в Крыму? Вы, часом, не бредите, мужики? У вас же тут свои спецназовские команды: разные «беркуты», «соколы», «грифоны» и прочие «барсы»… Откуда здесь взяться ОМОНу?!

– Вот именно! – подал реплику Коваль. – Я тоже поначалу глазам своим не поверил! Но я не только их видел… воочию… но еще и слышал базар двух мужиков! Они единственные были там в штатском! Оба, сдается мне – галичане, западенцы! Одного из них зовут Мыкола, он у них типа старший…

– Та-ак… – крякнул Мокрушин. – Уже становится интересно. Ты фамилию этого самого «Мыколы», часом, не расслышал?

– Нет… но другой называл его – «панэ кэривнык»! То есть – «начальник».

– Где ты их мог видеть, Алексей? – Мокрушин, который привык полагаться на шестое чувство, ощутил в эту минуту, что парень обладает какой-то важной и интересной информацией и что нужно-таки его выслушать. – А ну-ка выкладывай подробности!

Коваль вкратце рассказал о том, что у него пропал приятель, и что он в последние несколько дней сам, в одиночку, пытается распутать эту вот историю. Его исповедь, возможно, была бы намного пространней и сумбурней, но Мокрушин своими вопросами неуклонно возвращал его к главному. А именно, к рассказу о виденном на базе, которую Коваль тайно посетил минувшей ночью.

– Так значит, их старший… этот вот Мыкола… Он вроде как устроил им там «генеральный смотр»?

– Да, вроде того.

– А своему приятелю он сказал, что… что – подготовка закончена? Что его люди готовы действовать?

– Не совсем так… Он сказал, что…типа к его сожалению… маловато времени у них для тренировки! И теперь они куда-то вроде бы должны ехать! Потому что им… вот тем, кого он осматривал, еще нужно освоиться… Осмотреться уже на месте!..

– Он озвучивал какие-нибудь населенные пункты? Куда их собираются перебросить, этих вот виденных тобою на базе «омоновцев»?

– Я этого не слышал.

– Когда они должны по замыслу главаря покинуть «базу»?

– Этого я тоже не знаю.

– А твой приятель…

– Задорожный?

– Да. Он что… инструктор по дайвингу? Он где вообще-то служил?

– Да в Казачьей, как и я… Но он хороший спец, что касается подводного плавания… Был…

Коваль, судорожно вздохнув, – наконец-то он сможет снять камень с души – стал рассказывать о той страшной находке, которую он обнаружил прошлой ночью на дне Южной бухты.

Разговор затянулся несколько дольше, чем планировал Мокрушин.

Они подошли к парадному «гостиницы». Рейндж сказал:

– Обождите меня здесь! Мне нужно кое с кем словцом перекинуться.

Подымаясь на свой третий этаж, он вытащил из кармана мобилу с чипом декодера. Прощелкал в меню номера, нашел нужный и включил набор.

– Леон, здравствуй, это я… Узнал? Ты сейчас занят? Не особенно? Сможешь подьехать? Да, дело архисрочное… Наисрочнейшее! Понадобится, думаю, твоя помощь… Так что давай, жми ко мне, не мешкая!

Он спрятал сотовый в карман. Не снимая верхней одежды, постучался в хозяйский номер. Открыла ему сама Венглинская, на которой красовалось нечто змеящееся и переливающееся всеми цветами радуги, но заметно декольтированное и оставляющее открытыми плечи и руки, на которых были длинные, выше локтя, перчатки.

– Вы всегда опаздываете на свидания? – сказала она ледяным тоном, пропуская его в номер. – Вообще-то, опаздывать – это привилегия дамы.

– Я пришел извиниться, Лариса. Увы, я не смогу сегодня с вами отужинать…

Она удивленно вскинула брови.

– Вот как? Занятно. В моей практике это первый такой случай.

– Нет… вы меня не так поняли. Я бы с превеликим удовольствием. Но у меня возникли дела по службе…

– Мы еще толком не познакомились, а вы уже ищете отговорки?

– Более того: я, скорее всего, не буду ночевать…

– Дома? – она язвительно усмехнулась. – А где вы проведете ночь, если не секрет?

– Понятия не имею, – Рейндж обезоруживающе улыбнулся. – Кстати. Тут приехали Коваль и с ним еще кое-кто.

– Две молодые женщины? Мне уже доложили.

– Вы не могли бы дать команду, чтобы их разместили? Временно… с подобающим комфортом?

– В первый раз встречаю подобного наглеца… Ладно, так и быть, скажу, чтобы в а ш и х женщин устроили на ночлег.

– Я знал, что вы умница и добрый человек … если только хорошенько к вам присмотреться! Лариса, вы выглядите просто восхитительно! Могу я вас обнять… перед тем, как откланяюсь? Скажем, как боец, уходящий на фронт?! Разве я не заслуживаю – поцелуя?

Лариса гибко уклонилась от его обьятий.

– Еще чего! – она показала ему на дверь. – Я не раздаю незаслуженных наград.

И прежде, чем Мокрушин успел закрыть за собой дверь, она крикнула:

– Не смейте долго шляться! Завтра, не позднее полудня, мы должны вместе выехать в аэропорт.

ГЛАВА 14

ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ ПОГРУЖЕНИЕ – «ДУБЛЬ № 2»

Когда Мокрушин и составивший ему компанию Коваль приехали на присланном по распоряжению Вавилова в Ласпи транспорте на один из причалов в Камышовой бухте, часы показывали без четверти два ночи.

Увидев пустующий пирс и на нем одинокую фигуру одетого в дождевик с капюшоном Леона, – тот дождался их возле своей тачки – Мокрушин попросил нового знакомого покамест оставаться в машине.

– Ну что, Леон? – спросил он, набрасывая на голову калюшон (опять заморосил препротивный дождик). – Все сделал, как я тебя просил?

– Обе шифрограммы ушли… Ответа на них пока нет, пришли обратно только «квитанции». И еще раз была продублированна депеша, согласно которой мне и моему отделу приказано оказывать тебе максимальное содействие.

– Ну вот и действуй! Где заказанный мною катер?!

– Уже вышел… Небольшая задержка случилась из-за заказанного тобою оборудования. Я также поднял двух своих ребят, кто имеет соответствующую квалификацию…

– Одного было бы достаточно. Ну да ладно… путь будут двое, для подстраховки.

– Сейчас мой зам инструктирует еще троих наших…

– Это та «бригада», что нужна для отвлечения? Добро, Леон. Ты, помнится, говорил, что у вас тут уже отработаны кое-какие приемы и технологии? Вот мы и испытаем их непосредственно в деле!

Вавилов, уворачиваясь от свежего соленоватого ветерка, прикурил сигарету.

– Слушай, Рейндж…

– Ну?

– А ты уверен, что это… не какая-нибудь провокация?! Про этого Коваля, в принципе, хорошо отзываются… И гражданство он взял российское…

– Но фамилия у него – хохляцкая?

– И это – тоже. Ты пойми меня правильно, Алексеич! Не очень хорошо вот так действовать, с бухты-барахты! Надо бы присмотреться к этой базе в Южной бухте! А заодно и к гостинице «Карпаты», где «нацики», похоже, свили свое осиное гнездо.

– В твоих словах, Леон, конечно, есть резон. Поверь, дружище, я бы не стал устраивать «алярм», не стал бы ставить посреди ночи на уши тебя и твоих сотрудников, если бы у меня не было своих – очень веских – резонов! Ты же дока в наших делах… опытный спец! Прежде, чем устроить вселенский «шухер», подняв на ноги наше начальство… вплоть до политического руководства страны… мы… то есть я и ты, как лицо, отвечающее за сбор и анализ разведданных в регионе… мы должны сами перепроверить ту инфу, которой решил поделиться с нами этот бывший «пех» Коваль! Потому что за распространение «дезы» в этом крайне скользком вопросе нам с тобой не то что погоны, но и бошки поотрывают!

– А я о чем тебе толкую, Рейндж?! – Вавилов сделал затяжку из зажатой в кулаке сигареты. – Я и предлагаю – не торопиться! Сначала надо разузнать все хорошенько. А уже после этого, досконально все вызнав, доложить начальству перепроверенную нами информацию!

– Ты все правильно говоришь, Леон! Вот только одно упустил из виду…

– Что именно?

– То, что у нас ни хрена нет времени! Если Коваль говорит правду, то мы уже – опаздываем!

– Ты имеешь в виду этих? Которые под российских омоновцев были прикинуты?

– Именно! Я хочу понять, что т а м конкретно происходит. Что за подлянку задумали эти люди?! И я очень опасаюсь того, что если мы не «пробьем» дотошно и своевременно этого «Мыколу» и его компанию… То еще неизвестно, где он и его «омоновцы» могут вынырнуть уже в самом скором времени!

– Гм… Вот этот момент меня тоже сильно тревожит. И еще то, что эта вот подозрительная компания, обосновавшаяся на базе в Южной бухте, искала для каких-то неясных нам целей спецов по подводному плаванию.

– Они их нашли, – сказал Мокрушин. – Как минимум – двух. Задорожного и Полосухина. Особенно настораживает то, что этих двоих – убили. А затем еще и притопили их тела, так, чтобы нескоро обнаружились!

– Так что ты решил, Рейндж? Коваль тоже с вами отправится?

– Да, мы заехали попутно в одно местечко и он там прихватил с собой свое оборудование. Говорит, что без него нам сложно будет на месте сориентироваться… Короче, он вызвался сам все показать. Ну а я не стал, с учетом дефицита времени и прочих обстоятельств, его сильно отговаривать.

– А как он тебе вообще? От него ведь сейчас многое зависит.

– Ты про Коваля спрашиваешь? Уффф… Ну не похоже, Леон, чтобы он врал! Или чтобы он преподнес нам какую-то подлянку. И он сам, и обе женщины, что он привез в Ласпи, надеясь найти там убежище – они выглядят сильно расстроенными. Да и слишком сложно все это как-то для осуществления провокации… А потому – похоже на чистую правду.

Снабженный кранцами старый пирс, где они стояли, с приближающегося к ним плавсредства осветили лучом прожектора. Через минуту к стенке встал серый, словно обсыпанный золой, катерок, на котором не было ни флага, ни каких либо опознавательных флагов.

На пирс сошел один из двух вызванных кавторангом спецов – это был старший прикомандированной к штабу ЧФ компактной команды «боевых пловцов». Он коротко доложился.

Минут примерно десять, позвав еще в компанию и Коваля, они вчетвером обсуждали детали предстоящего им рискованного ночного мероприятия.

Затем Рейндж и Леон обменялись крепким рукопожатием. Декабрьская ночь длинна, но не бесконечна. И раз уж принято решение, то надо действовать, пока еще есть время осуществить задуманное.

Катер, гоня перед собой бурун чуть фосфоресцирующей даже при безлунном и беззвездном небе воды, менее чем за полчаса домчал их «сборную команду» до входа в Южную бухту. Двое «тюленей», а также Рейндж и Коваль, – главный «виновник» происходящего – не теряя времени, разобрали подводное оборудование. И, работая довольно слаженно, так, словно они уже не раз занимались этим в прошлом, помогая друг другу, стали готовиться к предстоящему «заплыву»…

Действовать было решено по уже опробованной сутками ранее Ковалем схеме. Как только катер, резко сбавив обороты, скользнул в неширокую горловину бухты, Коваль – он уже был одет в гидрокостюм – встал за штурвал. Флотский мичман, который на короткое время уступил ему управление, по команде щелкнул тумблером на пульте, погасив «топовый». Теперь светились лишь приборы управления в рубке да экранчик радара, высвечивающий береговую черту и «камень» посреди бухты…

Уверенно ведомый Ковалем, который, в сущности, лишь повторял маневры шкипера Сан Саныча, катер вскоре встал на якорь за Торчком, всего метрах в двадцати от крутого скалистого выступа. Алексей намеревался предупредить своих спутников о некоторых особенностях зимнего дайва. Но, увидев экипировку и отметив про себя то, как его новые знакомые сноровисто обращаются с подводным оборудованием, он понял, что они, включая и Владимира, не новички, и что вряд ли он им подскажет что-то такое, чего бы они и сами не знали.

– Будем работать двумя парами, – взяв на себя командование, сказал Мокрушин. – Разбираем порядковые номера. Ты, Алексей, – «Первый», – он кивнул Ковалю. – Вы, «служба», – он посмотрел на силуэты изготовившихся к работе «тюленей», – «Второй»… и «Третий». Я, соответственно – Четвертый. Впереди идут номера «один» и «два», мы с Третьим страхуем… Работаем аккуратно, без «шума и пыли»! Второй и Третий, берете с собой «дыроколы», но оружие применять лишь на крайняк! Ножи всем раздали?! Сверим часы! На моих… ноль-два-четыре-три! Все, братишки, начинаем работать!

Ковалю показалось, что на этот раз он добрался до свай яхт-клуба гораздо быстрее, чем минувшей ночью. Все ж в компании заниматься подобными делами не так стремно, как в одиночку… Конечно, он ни на миг не забывал, что на дне бухты покоятся двое утопленников. Но они уговорились с Владимиром, что наведаются к ним уже на обратном пути. А покамест все мысли были об этой «секретной базе», оборудованной на охраняемом участке берега. И о тех людях, которые лишь с недавних пор обосновались здесь, но уже успели оставить после себя кровавый след.

Мокрушин, вслед за «тюленем», который шел на ластах так бойко, что он едва за ним поспевал, зацепился рукой, затянутой в перчатку, за скобу на одной из свай, находившихся всего в десятке метров от берега. Рейндж выплюнул загубник и вдохнул свежий, чуть йодированный воздух. Если медики, мониторящие состояние здоровья перенесшего операцию после огнестрельного ранения спецагента Мокрушина узнают, чем он тут занимается, то не только сам Рейндж, но и его начальник наверняка получит нешуточную выволочку. Но кто ж им расскажет.

Коваль, высунувшись почти до пояса из воды, какое-то время вглядывался в ту сторону, где за «колючкой» виднеются электрические огни. Их, светлячков, было гораздо меньше, нежели минувшей ночью. На охраняемой территории, складывается впечатление, включено только дежурное ночное освещение. Окна двухэтажного кирпичного строения вообще темны. Голубоватый свет пробивается лишь из оконного проема ближнего к этому зданию коттеджа.

Рейндж извлек из поясного чехла позаимствованный у моряков ночной «геовид». Еще один ПНВ, совмещенный с маской, имеется у старшего из «тюленей», которому нынче присвоен псевдо – Второй. Минуту или две они рассматривали в ночную оптику галечный пляж, на который им предстоит вскоре «высадиться», и подходы к строениям, находящимся по другую сторону заплетенной до берегового среза ограды из колючей проволоки…

Мокрушин спрятал «геовид» обратно в чехол. Со стороны берега, откуда-то сверху, из-за заросшего деревьями и кустарником склона, донесся сердитый собачий лай. Рейндж сверлился с циферблатом часов, совмещенных с компасом. Это наверняка люди Леона себя обозначили… Причем свое «шоу» они начали ровно в то время, как и договаривались – часы показывают 03.15.

Прошло еще несколько секунд и вдруг погасли огни: темень воцарилась не только на «базе», но и в ближних окрестностях Южной бухты.

«Вперед! – мысленно скомандовал себе и своим коллегам Мокрушин. – Теперь нельзя терять ни минуты времени…»

На развилке, всего метрах в пятнадцати от шлагбаума, перекрывающего проезд на территорию «базы», остановилась «техничка» с надписью на бортах – «СЕВГОРЭНЕРГО».

Здесь, вдоль шоссейки, петляющей в окрестностях приморской бухты, проходит линия электропередачи, укрепленная на бетонных «Т»-образных опорах. Один из двух «монтеров», экипированных в синий комбез и такого же цвета куртку с капюшоном, с надписью «СГЭ» на спине, прихватив сумку с инструментом, влез в «люльку» подьемника. Напарник включил агрегат и поднял люльку до высоты фарфоровых изоляторов электроопоры. «Монтер» перекусил один из проводов, после чего стал менять «негодный» изолятор. Причем делал он это очень и очень неспешно…

Со стороны караульной будки и шлагбаума за ними какое-то время наблюдали двое местных охранников, одетых в камуфляж и брезентовые плащи. Овчарка, которая была при них, злобно обгавкала устроившихся неподалеку от вьезда на базу «ремонтников». Один из охранников подтащил ее за поводок к себе и перещелкнул карабин на длинную, метров в десять, цепь.

– Цыть, нездолужна тварына! – выругался он. – Без тебе тут найдэться кому розибратыся!

Поправив ремень с автоматом, висящим на плече дулом вниз, охранник подошел к «аварийной» машине.

– То що трапылось, хлопци?

– Авария на линии, – сказал водитель. – Где-то «коротнуло»… Вот, ищем причину.

– А цэ воно надовго?

– А х… его знает. Может, за час и справимся.

Охранник хотел еще что-то спросить, но потом махнул рукой, обернулся и направился к своему напарнику, наблюдавшему за ними с другой стороны опущенного шлагбаума. «Монтер» про себя усмехнулся: даже если кто-то из «сторожей» догадается позвонить на пульт дежурному «электрику», то там подтвердят, что случилась небольшая поломка – метрах в шестистах отсюда, сразу за «S»-образным участком шоссе, невесть по какой причине упал один из столбов, оборвав провода местной линии электросетей…

Часть экипировки решено было оставить на территории старого яхтклуба (так, как это делал Коваль во время своего первого визита на базу). Рейндж и его напарник, двигающиеся вслед за первым двумя номерами, высадились на галечном пляже. У местной стражи, определенно, имеется лишь один четвероногий помощник – собачий лай временами доносится с другой стороны обьекта, из-за небольшого скверика, который был разбит тут еще в те годы, когда берега бухты оглашали крики детворы и звуки пионерских горнов.

Коваль и приданный ему боевой пловец, поднимаясь по выложенной плиткой тропе, просквозили к деревянному домику с заколоченными окнами (тому самому, затаившись возле которого Алексей невольно подслушал разговор «Мыколы» и его друга «Олексы»). Рейндж и его напарник, миновав беседку, проскочили еще дальше, к домику, соседствовавшему с тем коттеджем, в окне которого был замечен свет.

Мокрушин, высунувшись из-за угла, стал рассматривать в «геовид» кирпичное строение, до угла которого отсюда было не более двадцати пяти шагов. Со своего временного НП он мог видеть его фасад, обращенный к морю и частично торец здания. Существовало опасение, что у местных имеется запасной дизель-генератор, на случай вот таких примерно «траблов» с электричеством. Но если он и был, то его не запустили – территория базы вот уже несколько минут была погружена в темноту…

Внезапно послышался звук скрипнувшей двери. Рейндж отпрянул за угол. И, как выяснилось, очень вовремя: какой-то тип, появившийся из дверей ближнего к кирпичной двухэтажки коттеджа, включил свои переносной фонарь…

– То що сказав Олекса? – прозвучал совсем неподалеку чей-то голос. – Ты йому доповiв, що у нас тут гасло зникло?^[23]

– Я йому на мобiлу прозвонив… насилу його добудився! – донесся голос человека, вынырнувшего словно ниоткуда. – Олекса спитав – «що трапилось?». Я йому – «так i так»… А вiн обматюкав мене: «Вас там зараз п’ятеро… так навiщо ти менi дзвониш iз-за дурницi?!» Наказав, щоб ми тут гав не ловили^[24] i щоб ретельно^[25] несли охорону…

– То це йому легко так балакати! Вiн собi знай хропе в лiжку…^[26]

– Та й ще не один… У нього, я чув, добра краля iз прислуги в «Карпатах»…

– А ми тут пiд зливою i вiтром… Як собаки!..

Один из охранников чиркнул зажигалкой, прикуривая сигарету.

– Я тобi, друже, казав, що треба було в «омоновцi» записуватися! По сорок штук «зелених» на рило… оце вже зовсiм непоганi грошi! Та ще стiльки ж – зразу по зверненню з Москви!^[27]

– Але ж як би була гарантiя, що живим звiдтiля вернешся… то може i я б пiшов… Та що про це балакати?!

– А чого ты не захотiв iдти ото на тiй… «бункеровщик»?! Там теж гарнi грошi обiцяли…^[28]

– Та хотiв, але не взяли… бо погано росiйскою мовою володiю…^[29]

Вскоре их голоса стали затихать. Подсвечивая себе фонариками, эти двое направились к кирпичному строению, так и не обнаружив тех, кто пристально наблюдал за ними из темноты.

«Итак, их тут, как минимум, пятеро, – подвел для себя итог Мокрушин. – Двое возле шлагбаума… там же и собака. Плюс эта парочка, что бродят по обьекту с фонарями… Пятый… Их пятый товарищ, скорее всего, дежурит в самом здании… вот к нему, скорее всего, эти двое сейчас и направились…»

– Братишка, а ну-ка проследи за ними! – свистящим шепотом сказал Мокрушин, адресуясь Второму. – А мы тут небольшую ревизию устроим.

Один из приданных Рейнджу спецов бесшумно исчез, растворившись в ночи. Остальные просквозили к коттеджу, который занимают охранники. Рейндж нащупал дверную ручку и аккуратно потянул на себя… дверь оказалась заперта. Тогда он обошел постройку и на некоторое время застыл у окна, которое смотрит в сторону бухты (именно в нем ранее был виден свет… наверное, от включенного телеящика). Снял «бошевский» фонарь с пояса, включил его и посветил в оконный проем. Окно, как и следовало ожидать, лишь частично занавешено. В просвет между неплотно задернутыми занавесками были видны кое-какие детали обстановки: стол с брошенными после раздачи или незаконченной партейки игральными картами… двухтажные «нары» с подушками и одеялами – ребятки устроились по-походному, без постельного белья… В углу, на подставке, стоит серый кубик телевизора. И ничего похожего на «пульт охраны» – возможно, его здесь попросту нет, как нет в пределах видимости наружных телекамер. Даже на кирпичном здании не видно кронштейнов с камерами видеонаблюдения. Одно из двух: либо эти люди дилетанты, либо они считают, что им тут особо некого опасаться…

Мокрушин оставил второго бойца возле этого коттеджа, поручив ему наблюдать за обстановкой и в «случ-чего» сигнализировать об опасности. Сам же на пару с Ковалем направился к следующему домику.

Оказавшись у цели, он с некоторым удивлением отметил про себя, что входная дверь, через которую можно попасть внутрь этого коттеджа – обшита металлом и еще перечеркнута крест накрест двумя прочными металлическими полосами. А между ними намотана цепь, звенья которой в двух местах прихвачены добротными увесистыми замками…

Он обошел коттедж вкруговую, пытаясь сообразить, для каких нужд может использоваться данное строение. Выяснилась еще одна интересная деталь: окна этого домика целиком закрыты деревянными щитами (он сначала подумал, что ставнями, но потом разобрался… именно – щитами)…

– Братишка, а ну-ка подмогни! – прошептал он Ковалю. – Доставай тесак… попробуй подковырнуть какую-нибудь доску… но только аккуратно! Ты действуй тут, а я перемещусь к другому проему… Попытаюсь там чего-нить раскурочить!

Рейндж сместился к тому окну, которое находится с торца этого плоского одноэтажного коттеджа. Ощупал пальцами край щита… Определенно, он сделан из крепких досок, вот только скреплен лишь одной диагональной планкой… Но зато деревянная обшивка, к которой этот щит был прибит, оказалась не то, чтобы совсем трухлявой, но вполне податливой.

Мокрушин, орудуя ножом, который он извлек из закрепленных на правом бедре ножен, поддел сначала «скрепу», роль которой выполняет поперечная доска… Помогая себе пальцами свободной руки, чуть отогнул ее… но отрывать полностью не стал, потому что не было такой нужды. Затем одну за другой подковырнул снизу еще две доски, находившиеся как бы в сердцевине закрывающего окна щит. Их тоже не стал полностью отрывать, а лишь приподнял, стараясь не пораниться о торчащие на краях острия гвоздей…

– Я там «дырку» проделал, – раздался свистящий шепот Коваля. – Но мне высоты не хватает, чтоб заглянуть!

– Добро… но давай сначала здесь докончим! Подставь-ка спину, братишка! У меня тоже есть успехи… счас будем посмотреть, чего тут у них припрятано.

Вернув тесак в ножны, Мокрушин отцепил фонарь. Коваль присел на корточки у стены… Рейндж, оскользнувшись пару раз, все ж взгромоздился ему на загривок… Опять поддел обе ослабленные доски, после чего направил подсиненный светофильтром луч в образовавшийся проем.

Сначала луч света уперся в противоположную стену, на которой – на гвоздях или же на крючках – были развешаны синие и черные кевларовые бронежилеты, а также «лифчики» (кажется, пустые, без боезапаса). Под ними, на полу, составлены в рядок ботинки на толстой полошве… добротная спецназовская обувка. Левее, на столе, виднеются сваленные грудой пояса с пустыми кобурами, а также с полдюжины УКВ-раций, типа «кенвуда» или «моторолы»… На одной из тужурок отчетливо видна надпись – ОМОН…

Последнее, что ему удалось разглядеть, это был громоздкий металлический шкаф – глядя на него, можно смело предположить, что именно в его чреве хранится огнестрельное оружие…

Мокрушин соскользнул со спины экс-пеха на землю. Быстро приладил доски на место, благо острия гвоздей на нижнем краю щита четко совпали с уже пробитыми ранее отверстиями.

Рейндж заценил, что Коваль не стал у него ничего расспрашивать. Сейчас не уместны базары типа – «а чего ты там увидел, в той комнате?». Все ж в этом мужике чувствуется выучка… Ну да чему удивляться? «Черный берет», пусть и из бывших – этим уже все сказано.

Они сместились к другому оконному проему, где уже успел поработать Коваль. Замерли, прислушались. Ну что ж, покамест все тихо; собачка хотя и побрехивает, но звуки эти доносятся с безопасного расстояния, а это не может не радовать…

Мокрушин проверил, насколько ослаблены доски и как сподручней далее действовать. Кое-как исхитрившись, вновь взгромоздился на плечи своего добровольного помощника. Чуть сдвинув в сторону левой рукой полуоторванную доску, правой включил фонарь и стал разглядывать в образовавшуюся дырку помещение, соседствовавшее с комнатой, которую он про себя прозвал – «склад оружия и экипировки»…

По площади эта комната была примерно такая же, как и соседняя – квадратов двадцать пять. Посередке ее стоит большой массивный «тэйбл», размером в игровой стол для русского бильярда. Почти всю его поверхность занимает… макет «большого» Севастополя! Надо же… и где они только его, этот макет, раздобыли?!

Рейндж, естественно, не мог разглядеть всех деталей. Но те фрагменты, которые ему были видны, не оставляли места для сомнений: да, это был именно макет города, в котором базируются корабли и береговые подразделения Черноморского флота России… Вон, даже несколько игрушечного вида корабликов разбросаны там и сям вдоль городских пристаней; вполне угадываются очертания севастопольских бухт…

– Оппа… – пробормотал Мокрушин. – А это что у них тут такое?!

Луч фонаря, рыскающий по темным закоулкам «штабного помещения», – название придумано было Рейнджем на ходу, для себя, а не для рапорта – высветил в правом, по диагонали, углу груду сложенного там оборудования, прикрытого куском брезента. В одном месте, где возникла прореха, можно было разглядеть кое-что интересное. Например, кислотного, почти оранжевого окраса, спаренные баллоны – определенно, это была амуниция для работы под водой…

«Ну ни фига себе?! – промелькнула в голове у Мокрушина, который и сам слегка опешил после всех этих сделанных им на „базе“ открытий. – А вот, Рейндж, тебе и следы „аквалангистов“!.. Хм. А чего вы это тут, хлопчики, хотелось бы знать, прикидывали на этом макете?! Вот так-так! И подводной амуницией, значит, разжились? Вы, гаденыши фуевы, последыши недобитков, случаем, не собираетесь ли повторить тут по-новой историю с гибелью „Новороссийска“?^[30] Что, панове, возникло желание повторить чужой успех? Или, может, еще чего покруче придумали?..»

Мокрушин наконец избавил Коваля от своего веса. Стараясь не шуметь, Алексей приладил доски щита на их штатное место. Рейндж, сдвинув манжету, посмотрел на часы – с момента, как погас свет, прошло ровно сорок пять минут.

Оба «тюленя», как им было велено, следили за охранниками. Двое из которых, как доложил нарисовавшийся ненадолго Третий, находятся возле КПП. А еще двое, – уже знакомая парочка – торчат в холле двухэтажного строения в компании еще одного – пятого по счету и последнего – охранника.

Определенно, прав был некий «Олекса», предупреждая местных «хлопцев», чтобы те – «не ловили гав». Но это уже их проблемы, а Рейнджу надо в темпе решать, как ему действовать дальше, что именно следует предпринять с учетом обнаруженных «улик» и в целом наличной ситуации.

«Конечно, – подумал он, – можно взять всех этих достаточно беспечных „хлопцев“ за ж… поставить в позу и заставить их – или попытаться – выложить все, что они знают. Не факт, что кто-либо из этой компании расскажет что-то полезное. Охранникам, как правило, особых секретов не доверяют… Любой из них скажет: „Ничего не знаю, моя хата с краю“… Обращайтесь, типа, к начальству за „справочкой“. И что дальше? Что потом с ними делать? Сверлить им дырки в головах и топить в бухте, как это было кем-то проделано с Задорожным и его приятелем? Тот же „Олекса“ приедет на утро, или же прозвонит… И скажет: „А где ж мои хлопцы?! Куда они подевались? Что с ними сторяслось? А не дело ли это рук клятых москалей?“…

И все тогда пойдет насмарку.

Будут потеряны те важные козыри, которые оказались на руках благодарю случаю… и братишке Ковалю. Будет также утрачен фактор внезапности…

Тех, кого здесь натаскивали, переодев в российскую форму, на «базе» сейчас нет. Возможно, этих людей, которых наверняка разобьют на тройки, двойки, а то и «рассыпят» пооодиночно, назначив дату и место сбора, нет уже не только в Севастополе, но и в Крыму. Свою экипировку, служившую им сугубо для тренировочных целей, они оставили здесь. Зачем ехать в Тулу со своим самоваром? В России можно достать, купить, обменять или украсть все или почти все, включая экипировку и оружие любой системы. Так что тащить с собой через границы и таможни опасный груз… в этом нет никакой нужды.

Да и с «аквалангистами» пока нет полной ясности. Так что пусть себе Олекса спокойно нежится в своем гостиничном номере, под боком у «гарной дивчины». Пусть эти пятеро и дальше «ловят гав». Сейчас не время «хипиш» поднимать. Наоборот, желательно, чтобы до поры все так и оставалось на своих местах…

Свет в окрестностях Южной бухты врубили без четверти пять утра. Как раз в этот момент катер – с благополучно вернувшимися «дайвингистами» на борту – снялся с якоря и тихонько выскользнул из Южной бухты, взяв курс на «Камышовую», куда вскоре должен подьехать Леон.

Трупы двух «утопленников», учитывая всю сложность и трагичность происходящего, решено было пока не поднимать. Мертвецам уже некуда спешить, поэтому в первую очередь следовало позаботиться о живых.

ГЛАВА 15

ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ

Киев, 24 декабря.

Предрождественский день, хотя он и выпал на субботу, для Джона Мэллоуна, экс-сотрудника американской военной разведки РУМО, а ныне эксперта и консультанта «украинских неправительственных институтов развития демократии», оказался довольно хлопотным.

Утром, после завтрака, взяв в компанию своего коллегу, бывшего сотрудника РУМО Мэтью Стивенса, – того самого, с которым он приезжал несколько дней назад в Виту-Почтовую, где состоялась неудачная акция по захвату экс-полковника СБУ Захарченко – он отправился за город. А именно, на обьект, который посвященные называют просто – «Лес».

Ехать пришлось недалеко, немногим более двадцати километров по шоссе Киев-Житомир. На развилке возле села Белогородка Киево-Святошинского района джип свернул на аккуратную асфальтированную дорогу, вскоре упершуюся в КПП, сооруженный на опушке смешанного леса.

Здесь двух американцев, приехавших по предварительному уговору, встретил – с оформленным пропуском – их соотечественник, действующий сотрудник ЦРУ. Надо сказать, что с мая 2005 года Агентство обзавелось небольшим, со штатом в десять человек, филиалом украинской резидентуры, разместившимся с позволения новых властей на обьекте ГУР^[31] возле села Белогородка. Выгода для ЦРУ несомненна: Лэнгли через эту свою структуру теперь мог смотреть изнутри на работу не только самой «внешней разведки» СБУ, но и – через нее, через контроль над «секретным» документооборотом и собираемыми базами данных – способен теперь контролировать деятельность еще двух аналогичных местных структур, отвечающих за сбор разведывательной информации. А именно: Главного управления разведки минобороны Украины (ГУР МО) и Оперативно-розыскного управления Госкомграницы Украины (разведка в приграничной полосе).

Джип, в который подсел их соотечественник, – Питер Ковальчук, 34 года, уроженец Чикаго, выходец из семьи украинских эмигрантов, покинувших город Луцк в годы Второй мировой войны и осевших затем в Штатах – проехал около полукилометра по территории режимного обьекта и остановился на площадке возле аккуратного двухэтажного строения с красной островерхой крышей, рядом с которым на лужайке установлены две спутниковые антенны, параболическая и в форме увеличенного стократ шара для игры в гольф.

Коллега из ЦРУ, идеально выбритый, но с совершенно обыденным, вполне заурядным лицом, одетый в костюм унылой серой расцветки, провел визитеров в собственный кабинет, расположенный на первом этаже «филиала».

– Кофе? Или… по такому поводу… чего-нибудь покрепче?

– Спасибо, Питер, достаточно будет кофе, – сказал Мэллоун. – Еще раз хочу поблагодарить тебя, что согласился принять нас в этот предпразничный день.

– Присаживайтесь, парни. Мне это ничего не стоило, потому что я все равно обязан торчать здесь как минимум до ланча…

Хозяин кабинета вытащил стеклянную емкость из стоявшей на подогреве кофеварки. Неспешно разлил горячий напиток в кружки с местной символикой – желтый трезубец на голубом фоне…

– Я созванивался с координатором проекта, – передав соотечественнику кружку с кофе, сказал цэрэушник, – Он подтвердил линию на тесное сотрудничество с вашим «фондом»… Но, скажем так, это должно быть конфиденциальное, негласное вззаимодействие… Впрочем, мы с вами не первый день «дружим». Так что не будем тратить время на пустую болтовню. Итак, джентельмены, что именно вас интересует по линии нашего киевского «филиала»?

Мэллоун, устроившись поудобнее в жестковатом офисном кресле, сказал:

– Нас интересуют два момента. Нужна конкретная, точная информация. Первое. Какова реакция российских спецслужб на ЧП, имевшее место неделю назад возле бизнес-центра в «Милениуме»? Были ли отфиксированы в Москве какие-либо реакции на этот случай? Что говорят и что умалчивают, какое из русских ведомств проявляет наибольший интерес к случившемуся?.. Второй момент: все то же самое, но применительно к недавнему факту «самоубийства» экс-сотрудника СБУ Захарченко. Нам важно знать, проявляют ли в России интерес к этому ныне покойному уже человеку. Я говорю именно о властях и спецслужбах России, а не о реакции СМИ…

Цэрэушник, за спиной которого, занимая почти всю стену, висит карта Восточной Европы, какое-то время молчал, сложив ладони перед собой в некое подобие треугольника. Наконец, подняв глаза на Мэллоуна, он сказал:

– Боюсь, что вы обратились за информацией не по адресу. Здесь, скорее, тема не наша, а коллег из московского филиала.

– С ними мы тоже переговорим… если того потребуют интересы нашего государства, нашего общего дела. – Мэллоун, чтобы его реплика не показалась обидной для сотрудника Лэнгли, скрасил озвученную им важную мысль дружелюбной улыбкой. – Так вот, Питер. Сугубо между нами. Я знаю, что вы целиком и полностью контролируете аппарат ГУРа. Вы знаете все, что знает украинская разведка. Что докладывает в последние дни их резидентура из Москвы? Что вообще у вас есть любопытного по российским спецслужбам? В плане нарастающего противостояния между Москвой и Киевом, между «Газпромом» и «Нафтогазом»?

На лице цэрэушника отчетливо проступила саркастическая ухмылка.

– Хотите, я скажу вам, что такое – украинская внешняя разведка? Только между нами, парни, хорошо? Так вот – это полное дерьмо! Да, да, дерьмо!! Ноль… пустое место!

– Неужели все так плохо? – подал реплику Стивенс. – У них ведь – общая школа… советская выучка, еще андроповского образца?..

– Плюс многотысячная диаспора в Москве! Да и в целом… огромное количество этнических украинцев разбросано по России, – добавил Мэллоун. – С такими возможностями да не наладить оперативный сбор информации о восточном соседе?!

– Тебе ли, Джон, не знать местной обстановки? – цэрэушник посмотрел на Мэллоуна. – Ты несколько лет сам служил при московском «атташате»! Да и здесь уже немало времени провел! Вы в курсе, что новое руководство Украины капитально почистило ГУР СБУ?

– Да, кое-что доводилось слышать об этом.

– Тогда вы должны знать, что начиная с мая была проведена тотальная чистка этого ведомства. Уволено или отправлено в запас почти семьдесят процентов сотрудников! На смену им пришли совершенно некомпетентные люди… потому что отбор велся не по профессиональным качествам, а сугубо по национальному и идеологическому признаку! Несколько лет назад, когда формировались украинские спецслужбы, был один такой местный деятель, которого до сих пор часто вспоминают… Некий подполковник Горошко, в ту пору замкомандира Изяславской бригады ГРУ… ее после развала СССР пытались какое-то время сохранить, но все же – расформировали. Он, этот Горошко, когда ему поручили привести к присяге новой самостийной державе солдат, сержантов и офицеров своей части, вызывал каждого из них к себе в кабинет, и спрашивал: «С москалями воевать будешь?»…

– Что, так прямо и спрашивал?

– Да, в лоб, не давая времени на размышления… Представь, каков идиот. И таких тут – немеряно. Так вот. Когда мы помогли местным «оранжевым» парням взять в Киеве власть, этот подход вновь стал актуальным – при наборе новых кадров в госструктуры и силовые ведомства. Конечно, так прямо уже не говорят, но тех, кто не то, что с симпатией, а хотя бы нейтрально относится к России – в которой «оранжевые», как и мы, видим перед собой «вечного» противника – выбросили на улицу, без «выходного пособия».

– То есть, ГУР СБУ фактически осталась без профессионалов?

– Вот именно. Прежние, хотя тоже особо не блистали, все же что-то делали по линии разведки. А нынешние… они ни на что не годятся! И даже не хотят учиться своему ремеслу! Считают, что одной лишь ненависти к «москалям» в нашем непростом бизнесе вполне достаточно, чтобы занимать свои посты и должности.

– Но ведь есть посольство… есть консульства! Есть, наконец, бизнес-структуры, где в службах безопасности работают люди из ГУРа?!

Цэрэушник пренебрежительно махнул рукой.

– Дерьмо… Все эти люди, складывается такое впечатление, либо неумны, либо работают сугубо на свой карман. Плюс к этому имеют место хронические проблемы с финансированием, тот же ГУР сидит на голодной казенном пайке. Доходит до смешного: офицеры получают командировки за кордон, но денег на эти цели им не дают. Приказ есть, а денег – нет. Вся эта канитель соверешнно парализовала работу ведомства. Атташаты за рубежом неукомлпектованы, агентурная работа не ведется по причине отсутствия способных кадров и хотя бы минимального финансирования. Если и поступают доклады из тех же обескровленных резидентур, то все это полностью заимствовано из открытых источников, из тех же российских СМИ…

– Все это очень печально, – поморщившись, сказал Мэллоун. Он знал положение дел не хуже этого цэрэушного хмыря, но все же в душе надеялся, что у контролирующего ГУР СБУ филиала Агентства найдется хоть какая-то полезная ему информация. – Ну а что у вас, Питер, имеется по линии вашего собственного ведомства? Надеюсь, ЦРУ еще не растеряло своих возможностей в Москве?

– Сейчас плотно отслеживаются все аспекты «газовой войны», – уклончиво ответил цэрэушник. – В структурах «Газпрома» и его дочерних предприятий работает на разных должностях множество выходцев из российских спецслужб. Есть сведения, что в состав некоторых подразделений этого гиганта… прежде всего тех, что работают в экспортном направлении, инфильтрованы действующие сотрудники ФСБ, ГРУ и СВР. Тут русские придумали нехитрый, в сущности, способ… Они увольняют – задним числом – сотрудника из органов, проводя бумаги через кадровые управления соответствующих служб и ведомств. И точно также – задним числом – оформляют его в бизнес-структуру, где тот будет какое-то время исполнять известные только ему и его руководству обязанности. То есть, это фиктивные перемещения. Нами уже отмечены случаи, когда тот или иной сотрудник после нескольких месяцев работы в частной компании, – где у него неизмеримо более высокий оклад, чем на госслужбе – вновь оказывается в аппарате спецконторы, вновь возвращается на свое место, или продвигается там же, в своем ведомстве, вверх по служебной лестнице…

– Это свидетельствует о том, что русские исподволь возвращают себе былую форму, – сказал Мэллоун. – В принципе, мы тоже практикуем такие вещи. Но это все пока общие слова, коллега! А нам нужны факты. Как выразился однажды русский президент, назовите мне «фамилии, адреса и явки»! Именно применительно к тем темам, которые я затронул, потому что прочее меня интересует в меньшей степени…

– Я должен еще раз запросить «куратора», – после паузы сказал Питер Ковальчук. – Я также пошлю соответствующий запрос нашим коллегам из московского «филиала». Уверен, они знают об интересующих вас вопросах гораздо больше, чем я… человек, сидящий в этом гребаном «лесу»! Но учтите, джентельмены: в связи с наступающими рождественскими праздниками ответ придет не ранее середины следующей недели…

Он задумчиво почесал переносицу.

– И это в лучшем случае, потому что коллеги в Москве вынуждены подстраиваться под местные условия. А там, в России, как вам должно быть известно, фактически все уже бросили работать! И это безобразие будет продолжаться, по-видимому, до середины января…

По дороге в Киев Мэллоун ругал «соседей» – про себя, конечно – последними словами.

«Долбанные цэрэушники, дармоеды, лукавые бюрократы!.. Привыкли протирать штаны в своих креслах! Всё возможное делают, лишь бы только вообще ни хрена не делать!! А такие, как Джон Мэллоун, которым платят уже в частном порядке, из закрытых фондов, вынуждены таскать каштаны из огня… фактических делать их работу!..»

Да и «помаранчевые» тоже хороши! Перегрызлись про меж собой, как стая голодных собак, схлестнувшихся за валяющуюся на земле кость! Не понимают прописных истин! Не понимают того, что важно не только – и не столько – захватить власть в стране, но и надежно закрепиться на господствующих высотах! А для этого, как минимум, нужно научиться поворачивать на себя финансовые потоки! И, что не менее важно, неустанно крепить «органы», добиваясь не только лояльности, но и повышения эффективности их работы! И еще следует, не брезгуя и не капризничая, привлекать к работе на данном этапе знающих людей, «спецов», как это делали в свое время Ленин и Троцкий…

– Куда теперь двинем? – поинтересовался Мэтью, когда они проехали автостанцию «Пивденную» и комплекс ВДНХ. – В наш офис, или…

– Или. Едем теперь к украинским коллегам. Сначала в главный офис СБУ, а потом – в их столичный филиал.

В сам офис на Владимирской 33 – Мэллоуну, кстати, было любопытно узнать, что именно в этом здании во время войны размещалось «гестапо» – они не стали заходить. Хотя Джону, надо сказать, здесь не раз уже доводилось бывать, благо с местными «эсбэушниками» у него налажен плотный деловой контакт, он все же предпочитал назначать встречи своим «конфидентам» либо в ближайшем кафе, либо разговор происходил в машине, на одной из окрестных парковок.

Стивенс остался в машине. Мэллоун устроился за столиком в кафе, заказав себе кофе «по-турецки». Через пару минут подошел предупрежденный телефонным звонком «конфидент». Это был мужчина лет тридцати восьми в штатском, местный кадр, занимающий должность замначальника одного из отделов Департамента контрразведки СБУ. Разговор занял около четверти часа. «Эсбэушник» рассказал, что он и его коллеги сейчас разбираются с «гадюшником», который себе свили в «Милениуме» – совсем невдалеке от кафе, где они разговаривали и от офиса СБУ – российские спецслужбисты, примерившие на себя личины «предпринимателей». Наблюдение ведется не только за бизнес-центром, но и за другими офисами, которые для себя арендуют разные фирмы и фирмочки. За всеми ними, складывается вечатление, стоят не только конкретные бизнес-структуры, но также интересы управляемых и направляемых Кремлем спецслужб…

С трудом сдерживая нарастающее раздражение, Мэллоун задал своему «конфиденту» несколько вопросов, на которые тот ответил пустыми общими фразами. Попросив держать его в курсе, – если появится что-то «важное» – американец сухо распрощался со своим украинским коллегой.

Shit! У этой страны, переживающей постреволюционное похмелье, не только нет своих квалифицированных, знающих ремесло «шпионов», но нет, кажется, и профессионалов, умеющих выявлять чужих агентов и плести причудливые, смахивающие на паутину кружева тонкой контрразведывательной работы…

Часа примерно через полтора – нужный человека не сразу смог освободиться – они подьехали к зданию киевского главка СБУ. Припарковавшись на площадке, предназначенной для личного транспорта сотрудников этого учреждения, стали ожидать очередного «конфидента».

Вскоре из здания вышел плотный, коренастый мужчина лет сорока пяти в наброшенной на плечи куртке. Это был старший сформированной недавно оперативной бригады СБУ, тот самый, что производил задержание Ивашова возле бизнес-центра «Милениум».

«Эсбэушник», от которого разило колбасой и луком, забрался на заднее сидение джипа, усевшись рядом с Мэллоуном. После коротких приветствий на русско-украинском наречии, Джон спросил о главном:

– Ивашов еще у вас?

– Покы що да… У нас, в слидчем изоляторе. Зараз до нього прыйшлы консульский работник и аж двое адвокатов.

– Полковник, вы при допросах спрашивали у него о том, что я вас просил?

– Та спрашивал… и не раз! Так он же, собака, ничего не хочет рассказывать.

– А если на него как следует – «нажать»?!

– Та вы шо! – полковник сделал большие глаза. – Нам строго заборонено… запрещено даже пальцем до него притрагиваться. А не то что – «пытать»!

– Я что, произнес слово «пытка»? – спросил Мэллоун. – Между терминами «нажать» и «пытать» есть масса отличий, вы не находите?

– То воно так, конешно… Алэ ж одними словами от этой скользкой гадюки… от Ивашова… ничего не добьешься! Я давлю на него, как могу. Мы ему до конца суток должны предьявить официальное обвинение… Ну так я на этом вот поле и играю! То, шо, допустим, коммерческий подкуп… или незаконные валютные сделки… это одно дело. Это мы можем ему предьявить. В «шпионаже» мы пока не обвиняем, потому шо не было такой команды…

«И не будет, – подумал про себя Мэллоун. – В Вашингтоне не захотят столь резкого обострения: конфликт должен нарастать по поступательной, это дает возможность более эффективно управлять здешними политическими и финансовыми группировками…»

– Так он, значит, отрицает, что был знаком с Захарченко? – невольно поморщившись от колбасно-лукового духа, шибающего от «эсбэушника», спросил американец. – И что получал от него некие сведения, касающиеся как «Нафтогаза», так и… Так и других секретов?

– Все начисто отрицает… утверждает, шо все это – «чисто провокация»…

– Thanks за информацию, пан полковник, – изобразив дружелюбную улыбку, сказал Мэллоун. – Держите меня в курсе, как будут развиваться события…

Проводив взглядом «бэзпэку» до служебного входа, по обе стороны которого высажены декоративные ели, Мэллоун мрачно покачал головой.

– Ты думаешь, Джон, русские кого-нибудь пришлют в Киев? – уловив его настроение, спросил чуть более младший по возрасту и положению Стивенс. – В связи с «самоубийством» одного нашего… уже в прошлом… общего знакомого? Но… но что им известно? В конце концов, даже Захарченко не был до конца посвящен во многие детали! Ну, ты понимаешь, о чем я?..

– Меня сейчас беспокоят две вещи, Мэтью. Как там дела у Мыколы и его парней?.. Им ведь через несколько дней предстоит крайне ответственное и опасное дело.

– Если только не поступит команда приостановить или же отменить осуществление нашего «проекта»…

– Судя по тому, как накалились страсти, такого приказа может и не поступить.

– Будем надеяться, Джон, что «хлопци» справятся, что не зря в них вложены такие серьезные средства.

«Средства эти больше чем наполовину – „попилены“, – хмыкнул про себя Мэллоун, который и сам был не дурак маленько „отщипнуть“ от денег заказчика. – Может, и на две трети… Лишь бы только не получился „пшик“, а то потом очень непросто будет восстанавливать пошатнувшуюся рекпутацию… Сейчас многое поставлено на карту. Украинцы – в большинстве своем – все ще не видят в России врага. Заклятого, смертельно опасного противника. Это плохо. Трудно, трудно будет переломить ситуацию, изменить настроения больших человеческих масс. Но надо, непременно надо столкнуть этих два народа лбами, потому что это первостепенная задача: того требуют интересы стратегической геополитики, к такой цели стремятся и работодатели …»

– Второе, что меня несколько тревожит, – сказал он, задумчиво глядя в боковое стекло, – это то, что мы почти ничего не знаем о контригре самих русских… Как не знаем и о том, к большому нашему сожалению, что именно успел им сообщить наш бывший коллега Захарченко.

– А может, и нет никакой «контригры»? У русских полно провалов. Случай с Захарченко, которого ты так ловко просчитал и «пробил», хотя и косвенное, но все же подтверждение тому…

– Да, у этих… из Кремля… не все ладится, – Мэллоун кивнул. – Но не надо забывать, что у них есть уйма парней, которые всего за несколько лет стали богаче наших Рокфеллеров и Фордов… Можно что угодно про них думать, но они не идиоты. Особенно те, кто закрепился у вершин власти. Чего, кстати, нельзя сказать о наших «оранжевых» друзьях…

– Что дальше, Джон? Какие наши действия? Ты не забыл, случаем, что сегодня праздничный вечер?

Мэллоун посмотрел на часы, потом перевел взгляд на молоденькие ели, которые были высажены возле входа в здание киевского управления СБУ.

В отличие от Мэтью, у которого в Кливленде проживают жена и трое детишек, он холост… И к тому же настолько циничен, – в душе – что никакие праздники, вроде «кристмаса», его абсолютно не волнуют.

– Пустые хлопоты, – сказал он. – Считай, ближайшие два-три дня будет стоять вся работа… Мы с тобой, дружище, тоже заслужили небольшой отдых. Тем более, в этот праздничный для многих вечер!

Он вытащил из кармана одну из двух трубок, которыми он здесь, в Киеве, пользуется сугубо для «местных коммуникаций». Поискал в меню заветный номерок…

– Хэллоу…это ваш клиент звонит, – сказал он, услышав в трубке знакомый голос. – Да, Иван… Кто-то мне обещал праздничную ёлку и «снегурочек»?!

– Рад вас приветствовать, дорогой друг, – прозвучало в трубке. – Ёлка украшена, апартаменты для вас готовы! Наши «снегурочки» с нетерпением ожидают дорогого гостя… Сегодня, Иван, они необыкновенно хороши! Просто супер!

– Что, уже ждут?! – На лице у Мэллоуна расцвела широкая ухмылка. – Надеюсь, их не разберут до моего приезда? Ага, луших оставили – special for me? O’kay… я скоро буду!

ГЛАВА 16

ПРОЩАЙ, ЛЮБИМЫЙ ГОРОД

Крым, 24 декабря.

Долгожданная шифровка из центра пришла в одинадцать утра. Старший мичман, войдя в кабинет кавторанга Вавилова, – где тот на пару с Мокрушиным коротал время за кружкой кофе – открыл папку и передал «московскому гостю» полученную только что и спешно дешифрованную депешу из Центра.

Рейндж пробежал глазами текст, затем внимательно перечел еще раз послание от руководства. Он только недавно разговаривал с Шуваловым по «засовской» связи, теперь вот пришел письменный приказ.

– Меня отзывают, Леон. Старшим по нашей линии пока назначают тебя.

Кавторанг, прочтя послание из Москвы, бросил на него задумчивый взгляд.

– Признаться, Рейндж, я расчитывал, что мы вместе доведем это дело до ума… А что с Ковалем и его женщинами?

– На эту тему я послал отдельную депешу. Полагаю, твое руководство уже сегодня получит какие-то инструкции из Москвы. Вместо меня пришлют другого человека… и даже – не одного. Места для «закладок» я твоим «тюленям» показал прошлой ночью, тут вы и без меня справитесь. Следите за этим «змеиным гнездом», ладно?.. Особенно внимательно… но и аккуратно… отслеживайте тех, кто обосновался в «Карпатах»! – Мокрушин посмотрел на часы. – Ладно, Леон, давай прощаться! Приятно было свидеться…

– Приезжай к нам, Володя, летом, на шашлыки, на рыбалку… – Они обменялись крепким рукопожатем. – А по поводу этих гадов особо не переживай… мы теперь ими плотно займемся!

Флотский шофер отвез Мокрушина и дожидавшегося его в одном из помещений штаба Черноморского флота Коваля в урочище Ласпи. При постороннем человеке они не стали разговаривать о деле. Но, когда водитель высадил их возле гостевого коттеджа в Ласпи, настала пора расставить все точки над «i»…

Выйдя из машины, они перекинулись словцом с поджидавшим их здесь начальником охраны Геннадием. А затем Мокрушин жестом попросил Коваля следовать за ним.

Закуривая на ходу, они направились по дорожке в сторону гостиницы, где наготове уже стояли джип для «випов», а также два внедорожника, выделенных для сопровождения и охраны.

– Алексей, случилось то, что случилось, – сказал Мокрушин. – Ты нам здорово помог… Вывел нас на эту гребаную «базу», и на тех, кто использует в качестве еще одной базы гостиницу «Карпаты»… Мое руководство попросило передать тебе искреннюю благодарность… Знаешь, есть даже желание как-то отметить тебя…

– Спасибо. Но это обязательно.

– Для меня – дело принципа, – сказал Мокрушин. – Короче, твои дела обстоят сейчас следующим образом. В Севастополе вам – тебе и твоим женщинам – появляться пока нельзя. Ты в этой истории серьезно «засветился», то же самое касается и твоих подруг.

– Наверное, нам лучше на время уехать… в Геническ, к примеру? – задумчиво произнес Коваль. – У моих женщин там проживает родня.

– Можно рассмотреть и такой вариант, но я думаю, что и это для вас – небезопасно.

– Так что же нам делать в таком разе?

– Не буду от тебя скрывать, Алексей: я поставил вопрос о возможном вашем переезде из Крыма…

– Куда? – опешил Коваль.

– В Россию. В центральный регион. А может и в Москву… если ко мне прислушаются.

– Э-э-э… как-то неожиданно это все…

– У вас будет время и возможность подумать и обсудить эту тему со специальным человеком, которому поручат решить ваши вопросы. Учитывая сложившуюся ситуацию… и еще то, что ты, Коваль, оказал нам неоценимую услугу, перед руководством поставлен вопрос о выделении вам жилья и некоей подьемной суммы, которой вам хватило бы для обустройства на новом месте! Вопросы переезда – если примете такое решение – обсудите, как я уже сказал, с другим человеком. Понимаю, что не хочется надолго прощаться с любимым Севастополем, но боюсь, у вас сейчас просто не остается иного выхода…

Они остановились неподалеку от входа в «гостиницу». Возле парадной нетерпеливо переминался с ноги на ногу Артем, который наверняка – по указанию своей хозяйки – поджидал здесь Мокрушина… Рейндж, глядя на Коваля своими красными после экстремального дайва и бессонной ночи глазами, сказал:

– Тела двух твоих знакомых поднимут со дна бухты несколько позже. Может быть, до того момента тебе не следует рассказывать своим женщинам об этой «находке»… В отношении всего прочего, Алексей, тебя дополнительно просветят и проинструктируют. Ну все, давай прощаться, братишка.

Они обменялись рукопожатиями, а затем неожиданно обнялись, как близкие друзья.

Как выяснилось, у Рейнджа в запасе было всего около получаса времени, чтобы принять душ и привести себя в порядок перед отьездом.

В половине второго пополудни небольшая кавалькада машин покинула стоянку возле гостиницы, направившись к выезду из ласпинского урочища. Венглинская вела себя холодно, сдержанно. Ее голова была повязана платом, концы которого спадали на грудь, на отвороты плаща. У нее были накрашены губы, а ее глаза по обыкновению сокрыты за притемненными линзами очков…

И все же то, что Мокрушин оказался с ней в одной «карете», давало хоть какие-то основания надеяться, что их взаимоотношения не покачнулись, не разрушились окончательно. Что когда-нибудь, вполне возможно, у Рейнджа еще будет возможность поправить свое пошатнувшееся – в глазах этой непростой женщины – реноме…

– Итак? – спросила она сухо, когда они уселись на заднее сидение джипа. – Надеюсь, вы интересно провели минувшую ночь?

– Зря вы меня в чем-то подозреваете, – усмехнулся Мокрушин. – Знаете, я скучал без вас. Интересно, чем мог бы закончиться вчерашний ужин при свечах?

Из рации, которая была включена на прием, донесся голос начальника охраны.

– Хозяйка, тут человек от Исмета вышел со мной на связь. Просит на минуту остановиться возле развилки!

Венглинская адресуясь к сидящему на переднем сидении Артему, сказала:

– Узнайте, что им нужно.

Тот вытащил из гнезда в панели управления «кенвуд» и продублировал по рации запрос.

– Говорят, что хотят перекинуться словцом с… Владимиром, – донеслось из динамика. – Обещают, что надолго не задержат.

Джип с охраной, шедший в полусотне метров впереди «лендровера», вьехал на площадку возле одного из двух расположенных в этом месте татарских кафе. Там же припарковался и «центровой» джип… Мокрушин, теряясь в догадках касательно причины этой задержки, выбрался из машины. А следом за ним вышел и «стриженый одуван», посланный, очевидно, своей хозяйкой…

Со стороны ближнего к ним кафе навстречу Мокрушину двинулся мужчина примерно его возраста, одетый в темное пальто и шляпу. Рейндж вспомнил, что он видел этого субьекта в свите Сайфутдинова. А именно, в тот день, когда они на пару с Ларисой общались с крутым татарином, организовавшим в честь их приезда неслабое представление.

– Селям алейкум, уважаемый Владимир, – поприветствовал его подошедший мужчина.

– Селям…

– Исмет… он сам не смог приехать, да? Он попросил сказать вам – чокъ сагъ олуньыз! По-вашему… «большое спасибо».

– За что?

– Он сказал – за своевременное предупреждение.

– Хм… не очень понял… Но передай Исмету, что я благодарю его за то… что он – поблагодарил меня. Надеюсь, он здоров? Все в порядке, говоришь? Ну что ж, привет ему от меня… Может, когда еще свидимся!

Мужчина вытащил из-под полы какой-то предмет. Оказавшийся, при ближайшем рассмотрении, вложенным в расцвеченные золотыми проклепанными бляшками кожаные ножны татарским ножом с украшенной золочением и разноцветной эмалью рукоятью…

– Что это? – удивился Мокрушин. – Зачем?

– Это – «пычакъ»… нож по-вашему. Исмет просил передать тебе, уважемый Владимир, с благодарностью.

Поскольку отказ от подарка мог нанести тому, от кого он прислан, смертельную обиду, Мокрушин вынужден был принять это неожиданное подношение.

– Красивая вещь, – повертев в руках «пычакъ», сказал он. – Повешу у себя дома на стене… будет память про эту поездку. Поблагодари от моего имени Исмета. Теперь мы можем ехать? Мы, вообще-то, торопимся.

– Еще, уважаемый, велено сказать на словах… Недавно приезжали из Киева люди, предлагали хорошие деньги…

– Так, так… – Мокрушин настрожился. – Что за люди? И за что они вам хотели заплатить?

– Люди эти… – мужчина на мгновение замялся, выбрая слова. – Они – оранжевого цвета. Призывали к нехорошим вещам… Но мы не хотим здесь… э-э-э… насилия и беспорядка!

«Вас просто перекупили, кунак, – подумал Мокрушин. – Но об этом вслух, конечно, говорить никто не станет…»

– Мы хотим спокойно жить на своей земле, – веско сказал местный. – Наши старейшины запретили брать деньги у этих людей. Никто из нашей молодежи не поедет в Москву…

– Ты сказал – в Москву?! – Рейндж насторожился еще сильнее прежнего. – А это точно, что «оранжевые» вербовали людей… для поездки именно в Москву?

– Я сказал, да? Н а ш и туда не поедут! Но мы не знаем… они могли найти других… тех, кто им нужен, кто им будет помогать.

Сказав это, мужчина провел ладонями по лицу, как-будто делал намаз. Потом, показывая, что разговор закончен, он слегка кивнул на прощание и, круто развернувшись на каблуках, направился к двум соплеменникам, дожидавшимся его возле входа в татарское кафе.

Мокрушин вернулся в машину, после чего водители запустили движки и резво тронулись по трассе в направлении поворота к аэропорту Бельбек.

Рейндж показал Венглинской «сувенир», но рассказал ей лишь первую часть разговора. Остальное он решил вначале доложить руководству по возвращении в Москву. Пусть оно, начальство, само решает, нужно ли сообщать такого рода информацию Венглинской, от которой она наверняка попадет к олигарху М, а может, и еще к кому-нибудь… И пусть ломает голову, что вообще сие может означать.

Вскоре они подьехали к КПП аэропорта. Через боковое стекло был уже виден маневрирующий на взлетке ЯК-40, к борту которого их – Венглинскую, Мокрушина и Артема – должны доставить выехавшие из Ласпи транспорты…

Но тут вдруг возникла неожиданная препона. Из двух машин – микроавтобуса и ГАЗ-З1 – высыпали какие-то люди. Их было человек десять или двенадцать… Четверо в штатском, остальные в камуфляже, в масках, при оружии, причем на их черных тужурках отсутствуют какие-либо опознавательные знаки и надписи.

– Майор держбезпеки Терещенко, – представился их старший, державший возле губ мегафон. – Всем выйти из машин! Старший охоронной команды… быстро ко мне!!

– Эт-то что еще за клоунада? – Венглинская скривила губы. – Захотелось после драки кулаками помахать? Ну-ну.

– Не умеют достойно проигрывать, – поддакнул ей Мокрушин. Вспомнив о полученном только что «сувенире», которой, между прочем, может рассматриваться и как «холодное оружие» и как «предмет истрической и культурной ценности», он встрепенулся. – А может, это… из-за «пычака», который мне подарили? Типа такая вот – «дешевая провокация»?!

– Ваш сувенир тут ни при чем, – Лариса поднесла к уху один из своих сотовых. – Семен, здравствуй, дорогой!.. Тут нас в Бельбеке местные эсбэушники тормознули! Да… да… не то, что не пропускают к самолету, но вообще требуют выйти из машин! Ага… так… хорошо, поняла… я тебя – тоже…

Сложив трубку, она сунула ее в дамскую сумочку.

К их джипу подошли двое мужчин в штатском, один из которых небрежно – костяшками пальцев – постучался в стекло со стороны водителя.

– Вам шо, по сто раз приказы повторять?! Всем выйти из машин! И приготовить документы… Зараз будэмо ваши личности устанавливать!!

– Пшел вон, дешевка! – процедила Венглинская. И добавила – уже своим. – Никому не выходить из машины… пусть только попробуют применить силу!

Вся эта форменная ерунда продолжалась еще минут сорок. Терещенко и его коллега попеременно то уговаривали пассажиров выйти из джипа, то принимались кому-то названивать по своим мобилам. Но потом, наверное, уже им кто-то прозвонил и дал новые ЦУ, потому что вся эта гоп-компания вдруг расселась в свои тачки… И уже спустя минуту их – и след простыл.

…В начале восьмого вечера ЯК-40 с тремя пассажирами на борту приземлился в заснеженной Москве. Но не в коммерческом Внуково-3, а по соседству, в «президентском» международном Внуково-2. Где Мокрушина, едва он успел сойти с трапа, сразу взяли в крутой оборот…

ГЛАВА 17

ГПУ К ВАМ САМО ПРИДЕТ

Где-то под Киевом.

Двое американцев ненадолго заехали на квартиру к Мэллоуну, чтобы тот мог переодеться и оставить в встроенном сейфе документы (которые он обычно на такого рода мероприятия с собой никогда не брал). Джон, по обыкновению, захватил с собой лишь резервный бумажник, в котором хранятся водительские права – местного образца – и некоторая сумма наличных сотенными купюрами. Вот и все, помимо соответствующего «блата» и собственного желания, что требуется для посещения элитного борделя, в котором он намеревается скоротать вечерок и всю нынешнюю ночь…

Времени было уже около восьми вечера, когда джип, управляемый безотказным Мэтью, выбрался на «правительственную» трассу, по которой ежедневно мелькают туда-сюда президентские и кабминовские спецмашины с мигалками и транспортом сопровождения. Они проехали Ирпень, неподалеку от которого находятся резиденции многих известных на Украине личностей. Здесь же, в этой живописной местности расположены такие элитные поселки, как Конча-Заспа, где проживают сплошь местные «випы», и где, к слову сказать, «застрелился» небезызвестный генерал Кравченко, за несколько часов до запланированного визита в Генпрокуратуру Украины…

По правде говоря, близ Киева до сих пор не выстроено ни одного «элитного» места проживания, соответствовавшего бы полностью всем предьявляемым требованиям. По настоящему элитных закрытых зон с высокоразвитой инфраструктурой, с надежнейшей охраной и высоким качеством жизни нет ни на Бориспольской трассе, ведущей в крупнейший аэропорт Киева, ни в окрестностях одесского шоссе, ни в районе правительственных резиденций. В отличие, кстати, от той же Москвы, вокруг которой возникли целые зоны элитного жилья… Но у русских нуворишей, оседлавших нефтяные и газовые потоки, надо сказать, денег не в пример больше, нежели у их бедноватых украинских сородичей.

Тем не менее, Мэллоуну больше нравилось жить в Киеве, нежели в Москве (он мог сравнивать). Такому, как он, существовать здесь намного вольготнее. Жизнь в украинской столице не то что проще, но приятнее для человека, который озабочен не только вопросами карьеры, но и не прочь расслабиться. Конечно, в России больше возможностей. Там «пилят» совсем другие деньги. Он тоже в свое время немного поучаствовал в «распиловке», благо через его руки проходили немалые суммы налом. Но начальство заподозрило что-то недоброе. Начались финансовые проверки, пришлось писать хренову тучу обьяснительных и докладных… Кое-как отмазался и сразу подал в отставку – это было в две тысячи первом. После чего перешел на вольные хлеба: такому спецу, как он, со знанием языка и большим опытом оперативно-агентурной работы, в нынешнюю эпоху цветных революций на постсоветском пространстве, найти себе работу – высокооплачиваемую! – не составляет особого труда… Начинал старшим инструктором в «неправительственном» учебном лагере под Белградом, где обучал по своей линии будущих цветных революционеров. Потом резко пошел на повышение. И вот уже полтора года он осуществляет здесь, Киеве, поддержку некоторым проектам, призванным продвигать демократию далее на восток. А заодно и блокировать попытки Кремля вновь превратить Киев в своего сателлита…

Мэллоун был доволен своей нынешней жизнью. В Москве, даже в относительно комфортные девяностые годы, он не мог позволить себе посетить местный элитный бордель. Приходилось осторожничать, изыскивать такие варианты, чтобы не только русские, но и свои не взяли на карандаш, чтобы не нарваться вдруг на крупные неприятности. А здесь ему некого бояться, здесь у него, как говорят сами русские – да и местные тоже – «все схвачено». Он мог позволить себе здесь то, чего не может позволить себе самая крутая шишка в родных Штатах. Ему тут нет нужды трястись из-за долбанного «харрасмента»,^[32] из-за пуритантских взглядов окружения, из-за боязни засветить левые доходы, из-за пятого и десятого! Он тут по-настоящему свободен. Здесь он имеет такую степень свободы и независимости, в этой наполовину варварской стране, которая и не снилась подавляющему большинству его соотечественников, совершенно по-идиотски полагающих, что именно они живут в царстве свободы и демократии.

Темно-серый джип, проехав немного вдоль невысокой кирпичной стены, остановился у ворот. Мэтью хотел посигналить, но в этом не было необходимости. Половинки ворот поползли в стороны. Вот уже показался знакомый Мэллоуну по прошлым посещениям охранник… А вот еще один знакомец: по дорожке от ближнего ко вьезду коттеджа спешит хитроватый, всегда улыбающийся и очень приветливый к гостям управляющий, которого Мэллоун обычно называл про себя – Puzan.

– Ну так что, Мэтью? – Мэллоун посмотрел на младшего партнера. – Я вижу, ты в очередной раз предпочитаешь хранить верность своей Жаклин?

– Э-э-э… как-нибудь в следующий раз, Джон. К тому же я приглашен на вечер знакомым из «атташата». Отсюда поеду к себе, переоденусь и сразу отправляюсь в гости… Джон, хочу у тебя спросить…

– Как долго я тут пробуду?

– Да, именно это.

Мэллоун, поприветствовав взмахом руки подошедшего к машине Пузана, сказал партнеру:

– Пока и сам не решил. Зависит от настроения… Да ты расслабься, дружище! Когда попадешь за праздничный стол, прочитай молитву и от моего имени… – Он усмехнулся. – А то мне здесь как-то несподручно! Мыкола и его приятели будут пока действовать самостоятельно. Отдыхай, Мэтью! Утром, думаю, местные меня сами доставят в Киев! Если что, созвонимся, – он открыл дверцу и стал выбираться из джипа. – Так что счастливого тебе Рождества, приятель!..

Мэллоун, стоило ему только оказаться в этом славном местечке, сразу же ощутил прилив хорошего настроения. Он по-дружески похлопал местного «менеджера». Но не по плечу, как обычно, а по выступающему над перетянутыми кушаком чреслами животом, выпирающим из-под надетого на него черного – с белой манишкой – смокинга.

– How are you, dear Puzan?! Как дела, дружище? Когда будем…это… рожать baby?!

– Сердечно рад вас поприветствовать, дорогой наш, любимый…

– Это я должен быть сегодня во фраке! – прервал его Мэллоун. – Ты знаешь, Puzan, что сегодня праздник?! А-а… у вас Cristmas отмечают после New Year! Ха-ха… у вас все, не как у людей! У вас, и у русских! Но женщины… ваши женщины… они просто – brilliant…

Охранник закрыл за спиной ворота. Мэллоун и «пузан» двинулись по дорожке к ближнему от ворот коттеджу. Всего их здесь три: один довольно большой, с холлом и каминным залом, и еще два аккуратных, но меньшего размера строений. В одном из них, где в апартаменты можно попасть через отдельный вход, «Иван» обычно и кутил…

Мэллоун отметил про себя, что сегодня на площадке перед «усадьбой» заметно меньше машин, нежели обычно. Да и само здание, а также территория, включающая в себя небольшой пруд и что-то вроде парка, были освещены скромнее, не так, как зачастую здесь бывает по вечерам… Но еще не вечер, – сказал он себе – еще слишком рано. Да и не факт, что в этот бордель сегодня решат наведаться его обычные завсегдатаи…

Они подошли к коттеджу, у которого горел свет лишь в одном из окон второго этажа.

– So… итак?! Где обещанные тобой, Puzan, «снегурки»?

«Управляющий» открыл своим ключем дверь и – насколько позволил живот – согнулся в полупоклоне.

– Welcome!.. вас с нетерпением ожидают внутри!

Широко ухмыляясь, Мэллоун шагнул в полусумрак коридора. Он даже не обернулся, когда за ним захлопнулась дверь. Его разбирало любопытство: что за сюрприз для него приготовили на этот раз madame и ее управляющий Puzan?..

– Снегурки-и-и… – позвал он негромко. – Вы где спрятались?! Ага!.. хотите со мной в прятки сыграть?!

Из темноты вдруг вынырнули два силуэта, своим ростом и габаритами что-то не очень походившие на местных красавиц. Вот тебе и сюрприз, какого даже не ожидал: Мэллоуну мигом вывевернули руки в суставах! Он хотел позвать на помощь, но тщетно: рот залепили куском пластыря… Обшарили карманы, вытащили лопатник и сотовый телефон…

И спустя короткое время поволокли – взяв с двух сторон под локотки – обратно к выходу!

Почти беззвучно отьехал в сторону люк микравтобуса, который подогнали вплотную к коттеджу.

Мэллоуна запихнули внутрь, усадив в кресло. И тут же защелкнули на правом запястье наручник, второй браслет которого сомкнулся на руке одного из нападавших, который занял соседнее кресло!

Водитель завел движок. Тронулись… миновали открывшиеся словно по щучьему велению ворота…

Мэллоун, только сейчас врубившись, что это все не шутки, что его реально куда-то увозят, попытался было вырваться из цепких обьятий… Кто-то из этой компании треснул его вполсилы по затылку, затем в салоне прозвучал мужской голос:

– Сиди тихо, б…ь, а то пристрелю, нах!!

ГЛАВА 18

ПРЕСТУПНЫЕ ЗАМЫСЛЫ

Рейнджу после посадки в «президентском» аэропорту Внуково-2 не дали возможности выкурить даже сигаретку. И уж тем более, не позволили попрощаться с очаровательной и опасной, как кобра, Венглинской. Прямо у трапа, как бы оттерев чуть в сторону элегантный лимузин «хозяйки», Рейнджа ожидал массивный здоровяк «гелентваген», окутанный облачком синевато-холодных всполохов. Сотрудник в штатском взял у прибывщего из Бельбека пассажира сумку. Другой – водитель – распахнул дверцу. Так что Рейндж, не успев толком ступить на землю, оказался сразу на заднем сидении «гелентвагена», рядом с приехавшим встречать его в аэропорт генералом Шуваловым.

Спецслужбистский транспорт унесся в сторону выезда с такой скоростью, что никто из присутствовавших при этой сцене не успел и глазом моргнуть…

– Ну и наделал ты шума, подполковник, – сказал Сергей Юрьевич, когда они выехали на киевское шоссе. – Скажу сразу: не все верят твоим докладным! Поэтому, готовься… будут клевать тебя в темечко, в печень, и во все прочие места! А заодно и меня, как твоего непосредственного начальника…

«Гелентеваген» всю дорогу до Старой площади мчал с включенной спецсигнализацией, по левой полосе – для совбезовской машины сделали сквозной «зеленый» коридор.

Проскочили через арочный проезд, мимо поста; припарковались в колодце внутреннего двора одного из зданий, где размещается аппарат Совбеза РФ. Вдвоем, Шувалов и Мокрушин, прошли через служебный проезд и сразу направились к спецлифту, посредством которого можно попасть в подземную часть здания, на двухуровневый обьект, который называется – «Малый Ситуационный центр Совета безопасности Российской Федерации».

Когда они миновали «шлюз», через который можно попасть во внутренние помещения МСЦСБР, Рейндж взмолился: дайте, мол, чуток времени, чтобы он мог хотя бы нужду справить. «Десять минут на то, чтобы оправиться, – сказал Шувалов. – Все уже собрались и ждут только нашего появления…»

Рейндж снял верхнюю одежду, передав ее сопровождавшему их здесь сотруднику. Зашел в туалет, справил малую нужду, ополоснул лицо, и даже – набравшись наглости – выкурил сигарету (хотя на обьекте курить строго воспрещается)…

Когда Мокрушин на пару с поджидавшим его Шуваловым вошел в «малый зал», – одна стена которого была целиком прозрачна и через нее был виден операционный зал МСЦСБР – у него, натурально, отвисла челюсть. Еще бы. Несмотря на субботний вечер, посмотреть и послушать его, Мокрушина, скромного – он так всегда сам про себя говорит – «бойца невидимого фронта», приехала спецслужбистская элита.

Здесь оказались сплошь «зубры»…

Первые замы директоров ФСО, ФСБ и СВР.

Заместители глав НАКа и АТЦ…^[33]

Начальник Оперуправления ГРУ ГШ МО РФ.

Глава разведуправления при ГШ ВМФ РФ.

Руководитель «двадцать второго» департамента президентской администрации, куратор спецслужб, помощник президента С.

И еще сам Шувалов, который в тайной иерархии российских силовиков стоит, как минимум, не ниже любого из тех спецслужбистов, кто приехал на это закрытое совещание.

– Подполковник Мокрушин, – сам представил своего подчиненного генерал Шувалов. – Владимир Алексеевич.

Сказав это, он посмотрел на С., словно спрашивая, следует ли продолжать представление. В принципе, здесь собрались «свои», ну а о Мокрушине и его статусе спецагента разряда «элита», знали те из собравшихся, кому полагалось это знать по роду службы и по занимаемой должности.

С. поднялся из председательского кресла, поздоровался за руку с Мокрушиным, затем, посмотрев на занявших свои места за овальным столом спецслужбистов, сказал:

– Подполковник выполняет специальное задание и потому наделен особыми полномочиями… Я полагаю, в дальнейших представлениях все мы не нуждаемся.

Он выждал паузу, но никто из присутствующих не проронил и словечка.

– Приступим, – сказал С. – Владимир Алексеевич, берите указку и доложите нам, что именно вы видели – и слышали – на расположенной под Севастополем «диверсионной базе».

Рейндж уже около часа торчал возле двухметрового ЖДК-экрана, на который оператор вывел электронную карту города-героя Севастополя и его ближних окрестностей. Карта оказалась интерактивной – можно управлять масштабом, перемещать фрагменты и выбирать нужный сегмент местности, укрупняя изображение до максимума. В руках у докладчика дистанционный пульт с нехитрым управлением и еще электронная указка, позволявшая не только тыкать в тот или иной участок на карте, но и «рисовать» кончиком на экране, ставить значки или выделять обьекты, взяв их в кружочек.

Собранное здесь начальство, как понял Рейндж уже с первых минут, успело еще до его появления ознакомиться с присланными из Севастополя шифрограммами. А кое-кто, тот же С., к примеру, наверняка еще затребовал и прочел стенограмму телефонных переговоров по «засовской» связи между Шуваловым и федеральным спецагентом Мокрушиным.

С одной стороны, это несколько облегчало задачу Рейнджа – не надо начинать «аb ovo», то есть с самого начала. А с другой, усложняло, потому что Шувалов запретил своему подчиненному упоминать на этом закрытом совещании фамилию Венглинской, равно как говорить целиком всю правду об этой их «крымской миссии»…

Когда вопросы наконец иссякли, Мокрушин подошел к столу, взял бутылку «эванса», скрутил пластиковый колпачок, налил полный стакан минералки и жадно выглохтал воду, не смущаясь присутствия старших по чину товарищей.

– Преступный замысел налицо, – задумчиво сказал С. – Мы сейчас получаем информацию из Кива, которая в чем-то прямо, а в чем-то пока косвенно подтверждает то, что мы только что услышали.

Помощник президента поднял глаза на Мокрушина.

– Благодарю вас, подполковник. Добытая вами в Крыму информация имеет большое государственное значение. Сергей Юрьевич, проинструктируйте товарища Мокрушина в отношении дальнейших действий! И отдайте все необходимые распоряжения по вашей линии! А мы с вами, коллеги, после технического перерыва продолжим совещание…

Спецслужбисты в наступившей тишине стали подыматься с кресел. Рейндж подошел к «председательствующему», который тоже намеревался направиться к выходу из зала. За ними, удивленно приподняв правую бровь, двинулся и Шувалов.

– Товарищ помощник президента, разрешите обратиться?

Они втроем задержались у дверей.

– Обращайтесь, Владимир Алексеевич, – сказал С.

– Я направил запрос по Ковалю… с просьбой предоставить ему…

– Я в курсе, – перебил его С. – Сергей Юрьевич мне и об этом докладывал. Поставленный вами вопрос мы решим в рабочем порядке… Все?

– Прошу прощения, но я хотел бы знать наверняка. Эти люди будут перевезены из Крыма? Как скоро это случится? И какое именно жилье им предполагается выделить?

Двинув эту довольно дерзкую речь, Мокрушин скосил глаза на украшающий стену за креслом председательствующего портрет Верховного, так, словно хотел заручиться и его поддержкой.

– Мокрушин, вам же сказано, что вопрос этот будет решен, – подал реплику Шувалов. – Хотя должен заметить, что вы берете на себя слишком многое, когда раздаете обещания людям… Вы ставите вопрос, чтобы на троих им было выделено сразу две квартиры… Да еще и в Москве или в ближнем Подмосковье?! Между прочим, это уже не ваша компетенция! Все, тема исчерпана!

– Тогда я поставлю вопрос иначе, – хотя Рейндж какой-то частью рассудка понимал, что его «заносит», он уже не мог остановиться. – А что все мы… и в целом власть… собираемся делать, если вдруг из Крыма в Россию хлынут десятки, а то и сотни тысяч беженцев?! В каком все они окажутся положении, если мы не можем оперативно помочь всего-то троим людям? Один из которых оказал – вольно или невольно – очень ценную услугу по линии национальной безопасности?!

– Обьявляю вам, подполковник, строгий выговор! – сухо сказал генерал Шувалов. – А сейчас – «кррругом!»… и марш на выход!!

– Минутку! – задержал их С. – Обойдемся без выговоров! Значит так, Мокрушин. Уже завтра вылетают в Крым двое специально командированных людей, которые на месте решат, как дальше быть с Ковалем и его женщинами. Если они примут решение переселиться из Крыма в Россию, мы здесь оперативно решим вопрос с жильем и поможем с деньгами и трудоустройством. Вас удовлетворит такой ответ?

– Так точно. Это как раз то, что я хотел услышать.

– Ох, и трудно вам будет дослужиться до генеральской папахи, – С. усмехнулся и протянул ему ладонь для рукопожатия. – Сергей Юрьевич сейчас поставит вам новую задачу. Помните, подполковник, что руководство страны на вас очень рассчитывает…

Когда инструктаж, который Шувалов провел в своем кабинете, завершился, на часах было четверть второго ночи.

Сергей Юрьевич сам проводил агента до служебной парковки, где его ожидал уже знакомого вида седан «Mercedes W220». А в качестве шофера за ним приехал еще один знакомец – Артем.

– Шеф, я переложил вашу сумку в багажник «мерина», – сказал «стриженый одуван». – Мне приказано доставить вас… прямиком на «обьект»!

– Поехали, – Рейндж забрался в пахнущее кожей и уже знакомым ему женским парфюмом нутро «мерса». – Беспокойные у нас с тобой начальники… Сами по ночам не спят, и нам не дают!.. Радио не врубай, Артем, – хочу хоть немного вдремнуть!

Пробок в это время суток уже почти не было, но поездка за город, в один из расположенных на берегу Истринского водохранилища коттеджных поселков, все равно занял час с хвостиком.

Почти все это время Рейндж проспал, вольготно расположившись на заднем сидении. Благо он умел «выключаться», когда была такая возможность – даже столь непродолжительный отдых способен во многом освежить, восстановить силы и энергию.

Он расплющил глаза лишь когда «мерс», ведомый «одуваном», вьехал на территорию охраняемого коттеджного поселка. С силой провел ладонью по лицу, стряхивая липкую паутину сна. Забросил пару мятных лепешок в рот. «Мерин» остановился на площадке перед сравнительно небольшим – квадратов на двести – симпатичным домом с нежно-кремовыми стенами и ассиметричной крышей ярко-синей расцветки. Кажется, приехали…

Артем взял из багажника «походную суму» Мокрушина. Открыв входную дверь своими ключами, он включил светильник в прихожей, поставил сумку и тут же сделал «ручкой».

– Я рядом, во флигеле, – сказал «одуван». – Снимайте верхнюю одежду… вот новые тапки. А теперь проходите… вас уже ждут!

Клацнув замком, закрылась за Артемом входная дверь. Рейндж, пожав плечами, стал прислушиваться к звукам.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – позвал он. – Гостей вызывали?

Мокрушин раздвинул половинки дверей, за которыми оказалась гостиная. В царящем здесь полусумраке весело и тепло потрескивают дрова в камине. Рейнджу сразу захотелось улечься на полосатую шкуру, – хм… кажись, настоящая, тигровая – которая была брошена сверху на паркет. Или бросить кости на диван, обитый тончайшей сафьяновой кожей. И гори оно все ясным огнем.

Он покинул каминный зал и двинулся по коридору, ориентируясь на знакомый нежно-дурманящий аромат, и еще на отсвет, падающий в коридор из приоткрытой двери.

– Кхе, кхе! – сказал он, не рискуя переступить порог ванной комнаты. – Тук, тук… я, собственно…

– Ну что вы там топчетесь?! – донесся до него знакомый голос. – Идите сюда… я хочу на вас взглянуть!

Рейндж опять кашлянул в кулак – он пребывал в легком замешательстве. Потом все же решился и перешагнул порог ванной комнаты. Оно, это помещение, было размерами в квадратов эдак двадцать, и примерно треть его занимает «джакузи». Зеркала украшают сразу две стены, потолок тоже зеркальный. На специальных подставках горят свечи и ароматические палочки, запах их не приторен, но будоражит, волнует, завлекает…

Джакузи как бы накрыт обьемной массой разноцветной пены, сквозь которую можно было разглядеть не очень-то многое. Но зато каков простор для фантазии!..

Рейндж, задрав голову к потолку, где он видел отражение более информативное, чем нежели когда он пытался хоть что-то рассмотреть через пенное облако, произнес:

– Доброй ночи, Лариса Аркадьевна! Мне вот тут сказали, что у вас есть еще какой-то замысел… И что для осуществления этих ваших новых преступных планов, вам опять понадобятся мои скромные услуги. Я целиком в вашем распоряжении…

Глядя в потолок, как на вспомогательный экран, Рейндж заметил и круглую загорелую коленку, и лишь слегка прикрытые эфемерным пенным облаком крепкие полушария грудей с острыми коричневатыми сосками… И женскую головку, повернутую в его сторону…

Из пены вдруг вынырнула рука, пальчиком поманила его, приказывая подойти поближе.

Он подошел, присел на корточки и положил руку на край джакузи.

Влажная женская ладошка тут же легла сверху.

– Ну что, герой, вы уже спасли мир?

– Нет. Пока что я получил «строгача» от начальства… И еще мне было приказано поступить в ваше распоряжение. Так что – располагайте мною, как вам заблагорассудится.

– Ты, наверное, устал? – внезапно переходя на более доверительный тон, спросила Венглинская. – Налей себе чего-нибудь… мини-бар у тебя за спиной! А мне сделай, если не затруднит – «маргариту».

Этому приказу Рейндж подчинился, как никогда охотно.

– Спасибо… – из облака пены вновь высунулась рука и взяла стакан с коктейлем. – Ты что, еще не разделся?!

– А что… надо? – Иокрушин едва не поперхнулся – то ли от слишком крупного глотка скотча, то ли от прозвучавшей реплики. – В смысле… снять с себя одежду? Всю? Я правильно понял?

– Ну да, конечно, – сказала Венглинская. – Одетым не очень удобно принимать водные процедуры, ты не находишь? Не знаю, как ты, Влад, но лично я считаю, что джакузи не самое худшее место для делового разговора.

ГЛАВА 19

UNHAPPY CRISTMAS^[34]

Где-то под Киевом.

Мэллоун, для которого случившееся было сродни грому среди бела дня, предположил, что произошла какая-то накладка. Что люди, задержавшие его, фатально ошиблись, приняв Джона Мэллоуна, гражданина США (а заодно и Виргинских островов), за кого-то другого. А следовательно, когда кретины в масках привезут его в Киев, – или куда там они его собираются доставить? – то очень быстро выяснится неприятная дня них истина. Которая будет заключаться в том, что они сами уже вскоре превратятся в жертв, что они – как исполнители, так и их начальство, что называется, «попали». И что всех их ждут впереди крупные неприятности, среди которых отставка и пинок под ж… будут самыми мягкими вариантами наказания, ожидать которого им долго не придется…

Но события стали развиваться самым неожиданным для него образом.

Микроавтобус, в который запихали отловленного в элитном борделе американца, был в пути лишь немногим более десяти минут. А это означало, что ни в какой Киев его не собираются везти, потому что за это время можно, в лучшем случае, добраться до одного из соседних населенных пунктов – так оно, вероятнее всего, и было.

Водитель заглушил движок. Почти беззвучно открылась боковая люковая дверь; в салон снаружи тут же сквозанул пахнущий снегом ветер. Мэллоуна, запястья которого были скованы наручниками, с дурацким колпаком на голове, закрывающим обзор, аккуратно извлекли из салона. «Осторожно, ступеньки!» – прозвучало над ухом. – «Давай, человече, топай своими ногами… а не то схлопочешь по почкам!»…

Задержанного ввели в какое-то помещение. Усадили в жесткое кресло. Действуя в четыре руки, зафиксировали в нем клиента – используя для этого что-то вроде манжетов с липучками. И только после этого сняли у него с головы «дедморозовский» колпак и отодрали пластырь, который мешал ему говорить.

– What the hell are you Guys doing?! – задержанный эту фразу скорее не произнес, а проревел. – Are you crazy?!!

В комнате, кроме него, находились еще как минимум четверо. Все в штатском, все крепкого телосложения мужики, лица закрыты шлем-масками.

Интерьер помещения, в котором нет, кажется, ни одного окна, выдержан в стиле сурового минимализма: из мебели тут имеется кресло, в котором, собственно, сидит задержанный, а также стол с какой-то аппаратурой и еще три или четыре табуретки.

С потолка свисает лампа без абажура. Еще один светильник, напольный, установлен рядом с креслом. Свет яркой лампочки, бьющий Мэллоуну в глаза, мешает ему рассмотреть еще какие-нибудь детали, кроме уже вышеназванных.

К нему подошел один из этих четверых. Достал из нагрудного кармана какую-то ксиву и продемонстрировал ее задержанному. Не успел Мэллоун толком разглядеть, что там, в этой ксиве написано и чья там фотография, как человек в маске захлопнул удостоверение и сунул его обратно в карман.

– Управление внутренней безопасности, полковник Иванов. Гражданин Мэллоун, вы задержаны по подозрению в совершении ряда тяжких преступлений…

– What?! – взорвался тот. – Откуда вы… stupids?! Из какого ведомства?! Из МВД?!! Кто вам отдал приказ арестовать м е н я?! Вы хоть знаете, к т о я такой?! Дайте мне позвонить вашему боссу! Я требую!!!

– Кто вы такой, мы немного наслышаны. Но если вы, мистер Мэллоун, хотите сами что-то о себе рассказать, мы – не против.

– Fuck off, guys! Дайте мне позвонить!! Я требую связать меня с вашим руководством… Нет, ваш boss теперь… get the fuck out.. он – вне игры!!

– Вы что, угрожаете нам?

– Э-э-э… нет! Дайте мне сделать звонок… и все сразу прояснится!

– Кому вы хотите позвонить? Назовите фамилию, должность, номер телефона!

Произнеся это, незнакомец достал из кармана сотовый, тем самым как бы показывая, что он – возможно – готов выполнить просьбу задержанного.

Облизнув пересохшие губы, Мэллоун назвал фамилию начальника службы безопасности компании «Нафтогаз Украины».

– Номер его сотового я на память не помню, – добавил он. – Можно позвонить их дежурному, нас сразу соединят с этим человеком… или же с его заместителем!

– Этот номер, полагаю, вбит в записную книжку в вашем сотовом? – Незнакомец, представившийся «полковником Ивановым», небрежно махнул рукой в сторону стола, где его коллега, вооружившись «ноут-буком» с фрикерской^[35] программой и другим необходимым оборудованием, колдовал над трофейной трубкой. – Назовите «пин-код», и после того, как разблокируется ваша трубка, наберем номер этого вашего знакомого!

– Не помню… – Мэллоун ощутил приступ тревоги. – Это вообще не моя трубка… Взял со стола по ошибке… когда ехал сюда… в этот…

– В бордель, – подсказал «Иванов». – Значит, трубка – не ваша?

– Shit… – процедил задержанный. – О чем мы вообще говорим?! Вот что… Можно прозвонить в СБУ! Оперативному дежурному! А он соединит… с кем я скажу!

– Выражайтесь точнее! Кому именно вы хотите прозвонить?! У вас что, Мэллоун, имеются какие-то «особые полномочия»?!

– Это не ваше дело! Звоните в СБУ!! Уровень начальника одного из департаментов вас устроит? Надеюсь, это несложно? Тут для вас даже не требуется знание «пин-кода» от чужой трубки!!

– Плохи ваши дела, мистер Мэллоун, – сказал незнакомец. – Мы как раз и расследуем преступную деятельность некоторых сотрудников упомянутого вами ведомства…

– What the fuck?! – изумленно произнес Мэллоун. – Это… это же… оху…ть можно! Вы… кто вам дал такую санкцию?!

– Не твое собачье дело. СБУ – наши конкуренты. Поэтому никаких звонков в эту контору!!

– Тогда… – Мэллоун шумно сглотнул кадыком. – Звоните… в аппарат Совбеза! Да хоть самому… – он назвал фамилию высокопоставленного украинского чиновника. – Вам там обьяснят, кто я такой!!

– Ну так обьясни нам сам! Зачем нам лишние уши, дружище?

– Look! – на лбу у Мэллоуна мелкими бисеринками выступил пот (хотя в помещении было довольно прохладно). – Послушайте, guys! Произошла какая-то чудовищная ошибка!.. И если вы не хотите, чтобы всех вас сильно наказали… советую немедленно прекратить этот fucking спектакль!! Иначе вам всем будет fucking конец!.. Я – гррражданин ЮЭсЭй! Требую… настаиваю, чтобы вы позвонили в посольство США в Киеве! Ваше расследование… mind you own fucking business!..

– Shut up! – грубо оборвал его Бушмин, играющий роль «полковника Иванова». – Помолчи минутку, Мэллоун! Ты, что называется – «попал»! Fucked up situation… проще говоря – п…ц!! Или ты будешь точно и четко отвечать на мои вопросы…

– Kiss my ass!..

– А если ему паяльник в ж… засунуть?! – предложил подошедший к ним Антон (он тоже был в маске). – Принести?

– Не стоит, – сказал «Иванов». – Труп с обгоревшим задом и расплавленными кишками будет выглядеть не слишком эстетично. И уже точно, с гарантией, что не сойдет за труп самоубийцы!..

– Why?.. – Мэллоун заерзал в кресле, металлическое основание которого было вмуровано в бетонированный пол. – Почему – «труп»?! Почему – «самоубийцы»?! Я… я не понимаю…

– Что, Джон, не хочется помирать? – процедил Бушмин. – Одному твоему знакомому… ныне покойному… тоже, наверное, не хотелось умирать в расцвете жизненных сил! Даю тебе… пять минут! На то, чтобы собрался с мыслями и решил для себя – ты хочешь умереть нынешней ночью, или предпочтешь сохранить себе жизнь.

Задержанному надели на голову наушники, в которые из плеера транслировалась громкая музыка. Не для того, конечно, чтобы трепать ему нервы «хитами» российской попсы, не для пытки. А для того, чтобы он не слышал, о чем тут будут разговаривать «Иванов» и его подручные…

Оставив Мэллоуна наедине с его невеселыми мыслями, – и кошачьими визгами попсы – Бушмин и Антон переместились к столу, за которым колдовал технарь из их команды, спец по фрикерским делам и прочим электронным наворотам.

– Ну что? – спросил Кондор. – Удалось взломать «пин»?

– Да, все получилось, – доложил технарь. – Я «перепрошил» его «симку», считал и перезаписал, сделав для гарантии еще и дубликат. По факту, у нас сейчас есть две трубки, идентичные и по набору, и по сигналу…

– В «список абонентов» и в «записную» уже заглядывал?

– Да, у меня есть полный доступ. Что именно нужно найти?

– Номера Захарченко там есть?

– Стерты. Осталась лишь закладка – «Alex1»…

– А что, есть еще и «Алекс» номер два?

Технарь прошелся пальцами по клавиатуре, развернул к нему лэп-топ, на экране которого высветились записанные в столбик цифры и какие-то буквенные обозначения.

– В память забито семь номеров. Два из них – городские, с указанием кода «межгорода»… Остальные – сотовые. И я бы не исключил, что их пять, а не один…

– На случай, если будут меняться «сим-карты»?

– Да. Мы ведь тоже пользуемся схожими приемами.

– Ты уже отсмотрел, что за город?

– Один – львовский номер, другой, судя по коду, в Севастополе. Могу выйти на справочную базу и «пробить» абонента или учреждение.

«Оппа! – сказал себе Бушмин. – Только сегодня Шувалов скинул свежую инфу! А не номер ли это гостиницы „Карпаты“?.. А этот самый Alex… Возможно, никакой не Алекс, а… Олекса, правая рука Мыколы Франчука»…

– Обязательно «пробей»… но чуть позднее! Нашел еще что-нибудь интересное для нас?

– Я пока не все просмотрел, но на букву «М» есть кое-что любопытное, – технарь сначала прощелкал нужные кнопки на трофейном сотовом, потом, сверившись с данными на плоском экранчике лэп-топа, удовлетворенно кивнул головой. – Вот, например… «М#1». Три номера: два городских киевских… и один – номер сотового!

– И чей это, по-твоему номер?

– Один из городских – номер домашнего телефона… Каменяра, который нам удалось раздобыть!

– Даже так? – Бушмин почесал через ткань маски затылок. – Хотя да… чему тут удивляться?! Они, судя по нашим сведениям, самые близкие партнеры, наш «янки» и этот «западэнец»! А Каменяр… его имя как раз начинается на букву «М»… – он посмотрел на продолжение «телефонного справочника», скачанного из трубы Мэллоуна. – Интересно… А что это у него тут за «М#2»? Штук десять номеров… не много ли?

– Я думаю, принцип тот же, что и со «вторым» Алексом. То есть, этот канал подразумевает коммуникацию с человеком, который либо имеет несколько «серых» трубок, либо способен менять «сим-карды», привязываясь к «прошитому» списку номеров.

– Есть тут и один городской, верно?

– Да, наш, московский… Пробить?

– Да, и его, и севастопольский! Ну а так, чтобы стояла закладка – «Мыкола», или, к примеру – «Франчук»? – сказав это, Бушмин вспомнил, что в инфе, полученной незадолго до начала этой акции от Шувалова, имелась короткая информация и по Франчуку (о том что он, возможно, отьехал в Москву). – Ну ни хрена себе… Технарь, ты поаккуратней, ладно?! Может так статься, что этот… что на Эм и под номером «два»…

– Ты думаешь, это – Франчук? – спросил Антон, у которого, похоже, мысль работала в том же направлении. – А эти номера, что вбил Мэллоун… это типа контактных телефонов? На случай, если понадобится связаться с тем хмырем?

– А давай-ка мы у самого Джона спросим, – сказал Бушмин. – Но прежде надо с нашим «пародистом» словцом перекинуться…

Он подошел к мужчине, который все это время, пока длилась первая фаза допроса, просидел молча на табуретке. Это был довольно редкой специальности – среди спецслужбистов – человек. Бушмину уже как-то приходилось пользоваться его услугами, и еще тогда он убедился: другого такого, чтобы умел так точно, так узнаваемо копировать человеческую речь – причем в самом широком голосовом диапазоне – даже на российской эстраде с ее полчищами «пародистов» не сыскать.

– Ну что? – спросил он у присланного из Москвы спеца. – Хватило времени? Или ты настаиваешь, чтобы я еще с ним побазарил?

– …mind you own fucking business!.. – сказал спец голосом Мэллоуна. – Я гррражданий ЮэсЭй!.. Дайте мне сделать звонок… иначе вам fucking конец!..

– Отлично! – сказал Бушмин. – В который раз удивляюсь, как тебе это удается? Гм… Возможно, твои таланты и не понадобятся… Но лишний козырь в рукаве не помешает!

Кондор подошел к «клиенту» и сдернул с его головы наушники.

– Ну что, мистер Мэллоун, будем плотно сотрудничать, или предпочтете отправиться к праотцам?!

– Вы не посмеете! – плюясь слюной, выкрикнул тот. – За мной стоит великая страна! Моим коллегам известно, куда я уехал… Им известно мое местонахождение! Бордель перевернут кверху ногами! И вам тоже не уйти… не сомневайтесь!

– Да и хрен с ним, с тем борделем! – сказал «Иванов». – Тем более, что его владельцы не при делах – мы сами все провернули! А за нас вам вообще не следует беспокоиться… вы о себе лучше подумайте!

– Да пошли вы… – скривился американец. – Fuck off!..

Бушмин повернул голову к спецу. Тот встал с табуретки, подошел к ним вплотную, и – как бы накаляясь яростью – сказал:

– Shut up, dick sucker! Stop bitching!.. You have bored me a lot, shithead!! Тебя что, мy friend, не учили в школе хорошим манерам?! Что вылупился… не ждал такого поворота?!

У Мэллоуна и вправду от изумления глаза на лоб полезли…

– Ouu… holly fuck!! Что… что это было?!

– А разве не узнал? – удивился «Иванов». – Это был твой голос, Джон! Неплохо, да? Я вот, например, ну никак вас по голосу не могу различить… Знаешь, я бы дал тебе возможность подольше поговорить с твоим «аккустическим двойником», но нет времени – «time is money»!..

Мэллоуну вдруг пришла в голову мысль, от которой его пробил нервный озноб.

– Э-э-э… джентельмены… вы – не местные? Вы… вы из… Russia?! И я так думаю now… что вы из Кэй Джи Би…

– Ты бы еще сказал – из ГПУ, – ухмыльнулся Кондор. – А еще «спецом» считаешься! Ладно, не о том речь! Вернемся в русло нашего делового разговора. Мистер Мэллоун, вы готовы с нами сотрудничать? Учтите, я не люблю помногу раз задавать один и тот же вопрос! В сущности, теперь вы нам не очень-то и нужны…

– Но… это же против правил! Мы… Россия и ЮЭсЭй – партнеры по анти… антитер… короче – союзники!

– В ж… таких союзников! – перебил его Бушмин. – Я говорю про вас, Мэллоун, а не про Америку! Мы в курсе, где вы раньше служили – в Москве на вас имеется досье! Вы, когда ушли из штата РУМО, даже позаботились о некоем прикрытии, пробив себе еще и гражданство Виргинских островов. Я полагаю, это было сделано для того, чтобы, когда вы обоср…сь вдруг, даже капли вашего собственного shit не упало на репутацию страны, которая и без того далека от ангельски чистой!

– Но есть же определенный кодекс, есть «джентельменские» правила… которые обязаны соблюдать спецслужбы цивилизованных стран!

– Бросьте! Не вам говорить! Для вас эти правила «фэйер плэй»… что пипифакс: подтерли свой грязный ass, и пошли себе дальше, внедрять «демократию» огнем и мечом! Это ведь вы, Мэллоун, придумали провокацию с якобы напичканным взрывчаткой фургоном! К которому были привинчены российские дорожные номера!

– Bullshit!..

Бушмин, не глядя, протянул руку назад. Антон вложил в нее стопку фотоснимков. Перелистнув их, Бушмин продемонстрировал один из них Мэллоуну.

– Узнаете, Джон? Не очень хорошего качества… но и без экспертизы можно разобрать! Вы… и еще некий Мыкола Франчук… покидаете ресторан Da Vinci через запасной выход! Да, да, в тот самый вечер – семнадцатого числа! На фото проставлены показания таймера! Если вам интересно узнать, то сотрудники СБ «Милениума» задержали двух россиян с видеокамерой. Но они – скажу по секрету – лишь отвлекали внимание. Потому что еще двое производили скрытую сьемку… Уже имелось подозрение, что там, в бизнес-центре, где много российских офисов, может быть организована крупная провокация. Потому и удалось хорошо подготовиться!..

– Не понимаю… не помню! – процедил Мэллоун. – Даже если я и был в «Милениуме», это не есть – криминал! У меня там, кстати, свой офис…

– Вы с вашим галицийским приятелем оказались единственными, кто даже не поинтересовался, что же случилось на паркинге перед «Милениумом»…

– Я не этот… не зевака! И не такой идиот…

– Конечно, зачем вам было задавать вопросы обслуге и смешиваться с толпой «зевак»?! Вы-то лучше всех – за исключением приятеля Мыколы – знали, что там в действительность происходит.

Мэллоун крупно сглотнул. Он почувствовал себя в западне. Похоже, эти люди следили за ним. Не зря все же он подозревал, что кремлевские спецслужбы не оставят тот случай без внимания. Жаль, что не удалось допросить Захарченко… Вот же сука, этот «Alex#1» – продал-таки его своим русским «конфидентам»…

– То, что произошло с вашим знакомым… я говорю о Захарченко… тоже не отнесешь к «фэйер плэй»! – продолжил Бушмин. – Вы, как нам теперь понятно, попытались взять его в Вите-Почтовой… Но не все у вас получилось! Зачем-то соседей, деда с бабкой спалили: еще два трупа за вами!

– Чушь…

– Вы не бесплотный дух, Мэллолун! Вы настолько обнаглели… настолько чувствуете себя безнаказанным… Что даже особо не стараетесь, не страхуетесь! Оставляете после себя следы, в том числе и – кровавые!

– Меня что, будут судить? – попытался было иронизировать тот. – Здесь, в Украине? Или хотите устроить процесс в Москве? Вы же вроде… неглупые люди?!

В это время послышалась знакомая уху Мэллоуна мелодия – ожил его сотовый телефон…

– Ну вот, my friends, – Мэллоун натянуто усмехнулся. – Я вам говорил, что меня будут – искать!!

– Технарь, кто звонит? – спросил Бушмин.

– Абонент… который Эм «первый»!

«Каменяр?! – промелькнуло в голове у Бушмина. – Архиважный звонок. Но говорить нам пока еще, наверное, рановато…»

– Пусть себе названивает! – бросил он в адрес технаря. Потом уставился – через прорези маски – на задержанного. – Все, Джон, будем закругляться. Хочешь узнать свое ближайшее будущее?

Мэлллоун уже с трудом контролировал себя. Он не до конца понимал смысл игры русских, но зато понимал другое. Что все очень серьезно, что они готовы пойти до конца. Джон Мэллоун для них не кадровый сотрудник мощного ведомства могучей Америки, а всего лишь «частное лицо», подрядившееся поработать тут за неслабые бабки. Почему он не попросил Мэтью приехать за ним и забрать его в четко оговоренное время их борделя?!

Ах да… сегодня же рождественский вечер! Для кого-то праздник, а для него, Мэллоуна – unhappy Cristmas…

Не дождавшись ответа, Бушмин поставил все точки над «i».

– Вас, Мэллоун, обнаружат мертвым… нынешним утром… в снятых вами апартаментах… Да, да, в борделе! Медицинское освидетельствование покажет, что вы несколько перебрали с алкоголем и «транками»! И к тому же подстегнули свою сексуальность сразу двумя таблетками «виагры»… Вы еще не старый человек, но у вас оторвался «тромб», – след от иньекции «инсулиновой» иглой совершенно незаметен. Он, этот проклятый тромб, закупорил важную артерию… В итоге – фатальный исход!

– Э-э… но… постойте!

– «Каменяр» прекратил попытки набора, – вклинился в их беседу технарь.

– Ну и ладненько… мы ему уже вскоре сами перезвоним! Он – я в этом просто уверен – даже не догадается из телефонного разговора, что с ним общался не мистер Мэллоун, а кто-то другой. – Бушмин вновь уставился на «клиента». – Большого скандала, уверен, не будет, если вас, дружище, найдут мертвым в том «готеле», куда вы так полюбили ездить… чтобы поразвлечься со славянскими девушками! Расследования тоже не будет. Потому что оно никому не выгодно – ни вашим, ни местным, «оранжевым».

– Знаешь, как у нас говорят? – подал реплику Антон. – «Погиб Трофим, ну и хрен с ним!» Вот так и с тобой будет! Законопатят в гроб, перевезут останки на твою американщину, и там захоронят… Возможно даже, если начальство твое даст «добро» – будет гимн, флаг и прощальный салют.

«Иванов», как бы ни к кому конкретно не адресуясь, распорядился:

– Готовьте иньекцию! Я числил мистера Мэллоуна за умного человека, но… Теперь вижу – что ошибся!

– Дайте сигарету, – выдавил из себя Мэллоун. – И обьясните толком, что вам от меня нужно!

Всего за час Мэллоуна раскололи по тем направлениям и вопросам, которые были выбраны для «тестирования» – до самого копчика.

Этот мистер явно не собирался скоропостижно помирать. Хватиться его пока не должны, да никто и не собирается держать его тут вечным пленником. Выдался тот самый редкий случай, когда можно осуществить полноценную «вербовку», намертво привязав к себе и к своему ведомству матерого, казалось бы, вражину! В данном случае это можно было сделать лишь одним способом: заставить его раскрыться, расколоть по самое никуда! Так все закрутить, так подстроить, чтобы эта тварь предала своих же, чтобы данная вербовка была скреплена кровью и пороховой гарью! Чтобы ему, Мэллоуну, будет он работать на новых «хозяевов», или нет, даже в голову не взбрело рассказать кому-либо о событиях этих нескольких последних часов…

Еще через полчаса, – имелась возможность оборвать разговор в любую секунду – Мэллоун, проинструктированный «Ивановым», прозвонил «Каменяру». Выяснилось, что тот собирается 26-го в Англию, где состоится одно важное мероприятие (и куда он лично приглашен). «Каменяра» интересовало, не принял ли «друже Iван» решение тоже лететь в Лондон? «Нет, пане Мыхайло, не получится, – ответствовал тот. – Вы же знаете, у меня и тут полно дел»…

Во второй половине ночи Мэллоуна «дожали» окончательно. Он основательно «поплыл» и стал кое-что рассказывать о Франчуке и Олексе. Хотя, конечно, пытался и тут юлить, выдавая себя за не слишком поинформированного в этих вопросах человека…

В семь утра, предоставив Антону и коллегам доканчивать начатое с Мэллоуном, Кондор отправился в «корпоративный» отельчик. Еще через два часа, едва успев принять душ и переодеться, он направился в аэропорт «Жуляны», где под «парами» уже стоял чартерный «ЯК-40».

Ему было велено, прихватив с собой «пародиста», экстренно возвращаться в Москву. С тем, чтобы получить инструктаж перед выполнением нового задания, смысл и детали которого до поры держались в секрете.

ГЛАВА 20

РАЗБОРКА В ПРЕДМЕСТЬЕ

Ближнее Подмосковье,

25 декабря.

Вуйко, когда еще был жив, наставлял своего онука: «Все добрые дела, Мыкола, делаются пораньше с утра! Увидел след зари, вставай и иди трудись…». Матинка, женщина немногословная, но строгая, тоже любила поучать двух своих детей, сына и доню: «Кто рано встает, тому Бог подает…»

Может, потому и смогли выжить в многолетней красноярской ссылке, что придерживались дедовских правил: много трудились, не роптали, пели в неволе грустные гуцульские и галицийские песни, молились Деве Марии, учили и наставляли детей, рожденных в неласковой чужой земле. И мечтали, стремились душой и всеми помыслами к тому, чтобы «повернутися живими та здоровими на рiднi простори, побачити свою кохану Вiтчизну, поцiлувати рiдну землю та навiдатись на цвинтар за селом, щоб в пояс поклонитися могилам предкiв»…

Долгих восемнадцать лет его семья провела в сибирской ссылке, на спецпоселении: с лета пятьдесят второго и по семидесятый год. Уже и усатый грузин, клятый враг и ненавистник щирых украинцев – голодомор и ссылки ему никто не забудет! – помер… И развенчавший «культ» Мыкыта Хрущ вылетел со своего кремлевского кресла. И «бровастый», чем-то смахивающий на «своего», украинского брата-козака, вдоволь насиделся на царском месте… А таким, как вуйко Франчук и его старуха-жена, при которых на поселении проживала увеличивющаяся почти с каждым годом семья, все еще не давали полной «реабилитации». Все еще считали возвращение таких, как они – «бендеровцев и буржуазных националистов» – на родину, в Западную Украину, делом «вредным и несвоевременным».

Младший Франчук, онук Мыкола, не помнил такого, чтобы кто-то из родни его прямо настраивал против москалей. Этого и не нужно было. Потому что неприязнь к русским, к москалям, к кацапам, было привычной, природной сущностью – как воздух, который ты вдыхаешь, как молоко матери, которая дала тебе жизнь. Вот, говорят, что у простых русских – отзывчивая, добрая душа. Может оно и так, но в тех леспромхозах на берегах Тубы и Амыла, притоках Енисея, такие «добряки», судя по рассказам старших, почти не встречались. Кроме «лишенцев», тут оседали «вольняшки» и еще всякие-разные человеческие отбросы. Рвань, пьянь, нищета, лень и воровство… Подростки сплошь «приблатненные», чвиркали через губу, дразнились, лезли в драку; когда подросли, стали носить самодельные финки с наборными ручками за голенищем сапога. Надсмехались над языком, над обычаями, над их песнями… И заливались, просто ржали, как кони, когда узнали, что в бараке, где живут «хохлы», в одной из комнат подвесили – перед Рождеством, еще до Нового года – елку к потолку, вниз макушкой (а не знают того, что это – гуцульский обычай)…

Нет теперь тех леспромхозовских поселков. Ничего от них, как расказывали Мыколе, не осталось. Один был затоплен при разливе, другой просто обветшал, обезлюдел… И от больнички той, где в шестьдесят восьмом родился на удивление крепкий пацан, названный по святцам Мыколой – тоже не осталось и следа…

Так что у Мыколы Франчука, народившегося в глухом сибирском уголке, но прожившем почти всю свою жизнь на родине «батькiв», сумевшем, вопреки не слишком «благополучной» родословной получить высшее образование во Львове (еще при Советах), имелся свой личный счет. И не столько к «москалям», которых он презирал, сколько к той холодной, бездушной, проржавевшей во многих местах махине, которая называется – «российским государством».

На часах Франчука было ровно десять утра. Он на пару с местным помощником сидел в салоне подержанного «Ауди-100». Фамилия помощника – Гнатенко, прозвище – Гнат. Земляк Франчука, родом из Львовской области. Ему тридцать пять, из них уже лет восемь он проживает большей частью в России, в ближнем Подмосковье. По специальности он строитель, прекрасный каменщик, обучен сварочным работам и малярному делу. Работал на «шабашке», потом составил собственную бригаду. Ну а сейчас контролирует сразу несколько бригад, в которых сплошь трудятся выходцы из Западной Украины – они сооружают коттеджи в Московской области, как правило, с нулевого цикла и под «ключ».

У Гната есть связи среди местных чиновников (правда, занимающих невысокие должности). Он также имеет знакомства в милиции, где служат, кстати говоря, немало этнических украинцев. Нелегко было привлечь его на свою сторону, но деньги решают все. За услуги Гнатенко было предложено четыреста тысяч долларов, причем сто пятьдесят уже выплачено – авансом. К тому же Франчук пообещал, что Гнат по возвращении во Львов получит возможность занять «хлебное» место: либо для него освободят одно из высоких чиновничьих кресел, либо – по желанию – поспособствуют процветанию учрежденной им на Львовщине частной строительной фирмы…

– Ну то шо, Гнат? – выждав еще четверть часа, спросил Франчук. – Так где обещанные тобой люди?

– Давай еще трохи обождем, друже, – Гнат, сидевший в кресле водителя, покосился на своего нового «работодателя». – Если бы они сильно запаздывали, мне б уже прозвонили! Шо с них взять… москали… не могут, шоб не опоздать!..

Франчук приспутил стекло, прикурил от зажигалки сигарету. Они еще раньше все уговорились меж собой, что по приезду в Москву будут общаться по-русски. Ну или, скажем так, стараться не выделяться «мовой» среди местных. Он и еще двое его спутников приехали в один из подмосковных городов сегодня во втором часу ночи, поэтому он чувствовал себя немного сонным, вялым. К настоящему времени в указанные им адреса прибыли – благополучно миновав границу – девять человек, считая его самого. Еще трое, кому выпало добираться междугородным автобусным сообщением сложным маршрутом Симферополь-Запорожье-Харьков-Белгород и далее через Курск в Москву, должны обьявиться этим вечером, где-то после девяти. В принципе, самому Франчуку было необязательно присутствовать на этой первой по счету акции. Но он счел важным увидеть собственными глазами, как все произойдет и насколько замысел будет близок к плану. Он не имел оснований не доверять Гнату, но хотел убедиться, правильно ли расходуются выделенные ему деньги, потрачены ли они с толком или выброшены на ветер (а то и прикарманены)…

– Дывысь, Мыкола! – оживился Гнатенко. – Вот они… перебегают через «носовиху»! Ну, зараз начнется…

Их машина была припаркована рядом с универсамом, кормой к расположенному на первом этаже многоэтажного здания магазину и передом к густо забитому транспортом в этом месте Носовихинскому шоссе. По другую сторону трассы, являющейся, по сути, центральной улицей этого подмосковного города, расположен городской рынок. Ближе к привокзальной площади – вещевой, сразу за ним, но составляя как бы одно целое – продуктовый. «Толчок» здесь не самый крупный, но и не так, чтобы маленький. Выбор на него упал сразу по двум причинам. Начинать с более людного и масштабного обьекта не следовало. Ибо возникновения критической ситуации следовало добиваться не одной, пусть и шумной акцией, а несколькими, тремя-четырьмя последовательными точечными акциями. Это как дом взорвать: можно истратить большое количество ВВ, а можно поступить умнее и экономнее – хорошенько все обдумать, наметить «критические» места и просверлить дыры в несущих конструкциях. Заложить совсем небольшое количество взрывчатки, просчитать время и последовательность подрыва, и лишь затем взрывать – строение сложится, как карточный домик.

Вторая, и, пожалуй, что главная причина, такова: этот рынок полностью контролируют выходцы из Кавказа. Помимо этого, их соплеменники составляют значительную часть и среди торговцев. А в самом этом городе, расположенном всего в десятке километров от МКАД, число «инородцев» за последние пять лет – утроилось…

Группы молодежи и подростков, человек по пятнадцать-двадцать в каждой, появились одновременно с двух сторон: от ж/д вокзала, благодаря которому этот город и носит свое нынешнее название, и от жилых домов, расположенных по другую сторону «носовихи».

Большинство из них были прикинуты, как сущая гопота, как русские скины из самых бедных слоев: темно-серые и черные мешковатые куртки-«бомберы», нелепые штаны, у кого-то спадающие – в гармошку – на «берцы» и едва не волочащиеся по земле, а у иных, наборот – слишком короткие, так что на бегу видны худые голые лодыжки. Только у двух или трех, кого успел рассмотреть Франчук, были реально выбритые под ноль черепа, остальные просто носят короткую стрижку… И еще забавный момент выхватили из всей этой затеявшейся кутерьмы глаза Франчука: у одного их скинов, пробежавшего с корешами всего метрах в десяти от него, у его «бомбера» с надписью «SKINS» на спине, подкладка оказалась… оранжевого цвета.

Скины, ворвавшиеся на рынок через боковой проход с аркой, напоминали сбившихся в стаю оголодавших, злых, бешенных псов. У всех было при себе какое-то подручное оружие. У одних – куски арматуры, которые до поры, обернув газетой, прятали под полой «бомберов». У других – цепи. А у двух или трех старших по возрасту парней, хотя и не новые, но еще вполне пригодные для подобных акций бейсбольные биты… У большей половины низ лица прикрыт повязанной тряпицей, типа «банданы» – все ж опасались, что могут быть узнаны и опознаны, потому и страховались дополнительно.

Те из молодцев, кто перемахнули через «носовиху», под завывание сирен, клаксонов, под визг тормозов и крики прохожих, первыми проломились в ряды продуктового рынка. Никаких «вопилок» и «кричалок», никаких лозунгов и плакатов! Утробный вой катил впереди них; кричали как сами скины, – не только от злобы или ярости, но и от страха – так и те, кто у них оказался на дороге, или кто уже успел заметить этот смерч, ворвашийся в торговые ряды…

И пошла «молотьба»! Заметив кавказцев или просто смуглых, не походящих на «истинных арийцев» людей, не только мужчин, но и женщин, остервенело накидывались на таких, валили на грязную землю, били чем попало и по чему попало…

Вакханалия длилась совсем недолго: после минутного замешательства, среди царящего здесь, казалось бы хаоса, пошла, что называется, «оборотка».

Не только молодые парни из «базарников», но и те, кто постарше, побросали свои торговые места, и, вооружившись кто чем, устремились туда, где свирепствовали молодчики, где избивали «иноверцев». Из б\у внедорожника «Митцубиси», стоявшего на территории рынка, с торца «мясного» павильона, выскочили двое молодых смуглолицых парней… Стремглав понеслись к боковому проходу, расстегивая на ходу куртки и доставая из кобуры свои явно зарегленные стволы!

Да и пара сотрудников ЧОПа тоже наконец очнулись: один охранник стал связываться с кем-то по рации, другой, вытащив из поясной кобуры «ИЖ-70», побежал к месту разборки вслед за двумя кавказскими парнями…

Кто-то выстрелил в воздух; послышался звук сирены подьехавшего от привокзальной площади патрульного экипажа…

Скинхедами кто-то неплохо управлял, потому что они резво, со всех ног, понеслись на выход из «толчка», напоминающего теперь потревоженный, сердито гудящий улей.

Некоторые побросали там же свои цепи и железные прутья – унести бы ноги!

Двух или трех пацанов тащили под руки их товарищи…

Такая вот небольшая группка миновала «ауди», в котором сидели заказавшие это зрелище двое мужчин. Франчук увидел уже знакомого парня, на котором красовалась куртка-«бомбер» с оранжевой подкладкой. Теперь вот его волокли, взяв под руки, двое перепуганных – судя по пепельным лицам и выпученным глазам – парней, которым вряд ли больше восемнадцати.

Скин прижимал руки к животу. Пальцы, лицо, куртка – все в следах крови. Глаза закрыты, губы закушены – больно! Он, несмотря на помощь дружков, едва перебирал ногами: у него либо огнестрельное в живот, либо кто-то в заварухе пырнул ножом…

– Сколько ты, Гнат, заплатил грошей их старшему? – спросил Франчук.

– Та двадцать пять штук «гринов»… я ж тебе говорил!

– За такие гроши могли бы и побольше народу сюда нагнать! – Мыкола, хотя и был доволен увиденным, все ж напустил на себя хмурый вид. – И пошустрее пацанов надо привлекать! А то эти… как дохлые мухи!

– Да хде ж я тебе их возьму?!

– Ладно, Гнате, не сердыся… Для первого раза сойдет!

«Ауди» выкатил на одну из городских улиц. Не успели они выбраться на пригородное шоссе, как запиликал сотовый Франчука. Тот разложил трубку – на экране появилась надпись «Iван#1». Вообще-то странно – подумал Франчук. У них не было такого уговора, чтобы созваниваться ежедневно. Но Мэллоун не такой человек, чтобы беспокоить его из-за пустякового вопроса.

– Слушаю, Иванэ.

– Мыкола, как дела? – у Мэллоуна, как показаллось, был немного уставший голос. – Ты уже… на месте?

– Так. Все идет нормально. А шо?

– Слушай сюда! Планы меняются… Алло! Ты меня слышишь?!

– Минуту!

Франчук попросил водителя остановиться. Гнат послушно приткнулся к обочине. Мыкола вышел из «ауди» и, прохаживаясь по тротуару, возобновил разговор.

– Слушаю! Уточни, друже, шо именно меняется?!

– Значит, так… Приостанови все, ничего не предпринимай! Сегодня вечером тебе надо будет встретиться с одним человеком, это будет… новый «куратор»! Он тебе обьяснит, что дальше надо будет делать… Даст тебе новые инструкции! Слушаешь меня?

– Слухаю.

– Записывай… ну или запоминай номер контактного телефона… – Мэллоун дважды произнес его в трубку и еще заставил собеседника повторить, чтобы убедиться точно, что все – верно. Также он назвал имя и приметы этого человека (еще один «янки», похоже). – Позвони ему, понятно?! Прямо сейчас! Он тебе скажет время и место, где вы сможете встретиться и поговорить за дело!

Закончив разговор, Франчук вновь уселся в машину. Звонок этот его несколько озадачил. Признаться, он недолюбливал Мэллоуна: тот слишком высокомерен, циничен, любит поучать. А главное – складывается такое впечатление – презирает все украинское, кроме, разве что, местных панночек…

Мыкола решил не заморачиваться. Зачем ему тут сдался еще один «поводырь»? Начало положено, и оно вышло – удачным. Обойдется и без «инструкторов» (которые, надо полагать, потом попытаются присвоить себе лавры победителя). К тому же, при всем уважении к мистеру Мэллоуну, у Мыколы Франчука есть свое собственное начальство. От которого никаких ЦУ о том, чтобы приостановить вополощение «проекта», покамест еще не поступало.

Но к одному из советов и наставлений, которыми его регулярно пичкал этот «янки», Мыкола решил прислушаться. Он вытащил «симку» из мобилы, сломал ее, а саму трубку – как одноразовое «изделие» – выбросил в ближайший мусорный контейнер.

ГЛАВА 21

WELCOME TO UNAITED KINGDOM!

Великобритания,

26 декабря.

Частный самолет «Gulfstream IV», арендованный малоизвестной компанией, зарегистрированной в оффшоре на Каймановых островах, совершил посадку в аэропорту Хитроу (Heathrow) в два пополудни по гринвичскому времени.

Почти все три часа, пока длился перелет, Рейндж испытывал огромное желание сорвать с Венглинской одежду, разложить ее прямо на креслах и удовлетворить свою похоть (кстати, он никогда «этим» не занимался на высоте восьми тысяч метров)… Желание это было не столько – и не только – аморальным и абсурдным, но и трудно обьяснимым с точки зрения физиологии. Надо сказать, что они на пару с Ларисой почти сутки только и делали, что занимались «этим». В джакузи, на тигровой шкуре, брошенной возле потрескивающего угольками камина, на огромных размеров кровати, которую иначе, как сексодромом, и не назовешь, и вновь – в джакузи…

Ну чисто, как ненормальные – не пара людей, а парочка изголодавшихся сексуальных маньяков, дорвавшихся, наконец, до любимого занятия.

Утром, когда они втроем – Артем был за рулем – выехали во «Внуково», Мокрушин чувствовал себя бессмысленным, лишеным чувств и эмоций муляжом, внешне напоминающим живого человека. Он словно побывал в утробе анаконды, которая высосала из него все жизненные соки. Или в чаше огромного экзотического цветка, названия которого он не помнил – этот хищный цветок, пользуясь своей обманчиво красивой внешностью, заманивает разную живность, а потом, «схлопнувшись», прикрыв лепестки, переваривает жертву в своей ненасытной утробе.

Лариса по-тихому ему шепнула, что она чувствует себя так, как-будто ее прокрутили через мясорубку. Сказала, что у нее еще никогда и ни с кем такого не было. Врет, небось, как и всякая женщина. А может, и не врет: она общается преимущественно с «випами», вроде своего олигарха М, а у тех вся сила сосредоточена в «калькуляторе», встроенном вместо мозгов… В остальном же они заурядные мужички, многие из которых страдают, вдобавок, сексуальной дисфункцией.

Во Внуково-3 их ожидал элегантный двенадцатиместный «гольфстрим». Трудяга «ЯК-40», на котором они слетали в Крым и обратно, для того вояжа, который им предстоит, совершенно не годится. Многие европейские страны уже ввели запрет на пролет такого рода самолетов над своей территорией. К тому же, в том месте, куда они направляются, важна любая мелочь. Там встречают именно – «по одежке». Все видят, все замечают, обращают внимание на каждую мелочь. Поэтому и понадобилось заказывать в аренду «пафосный» лайнер – пошла серьезная игра, на большие деньги, и здесь уже не до копеечной экономии.

Ну вот: когда поднялись в воздух, ему вспомнилось все, что они вытворяли за минувшие сутки. Он хотел переключить мозги на деловой лад, отвлечься, так сказать, от предмета искушения, но у него не очень получалось. Лариса выглядела даже более соблазительно, нежели обычно. На ней был темно-синий брючный костюм (легкое пальто она сняла, когда вошла в салон «гольфстрима»). Лицо у нее было гладкое, свежее, но какое-то холодное и отстраненное. Словно чувствуя что-то, – волну опастности от своего «партнера» – она села в конец салона. Артем устроился посередке, а Рейндж оказался в кресле, ближнем к кабинета пилотов. Несколько раз за время полета он оглядывался назад, пытаясь перехватить ее взгляд. Но тщетно: Венглинская, как бы не замечая его, все время, пока длился полет, слушала музыку и листала какой-то захваченный в дорогу глянцевый журнал на английском…

«Гольфстрим» приземлился на терминале для «частников», расположеном где-то на задворках огромнейшего – крупнейшего не только в Лондоне, но и в Европе – комплекса аэропорта Хитроу. Еще на подлете, когда заработала сотовая связь, Венглинская прозвонила человеку, которого называла по имени – Семеном. Доложила о прибытии, после чего прикрепила устройство «хенд-офф» к ушной раковине и сделала еще один звонок кому-то из местных товарищей или джентельменов.

Все трое прошли через «зеленый коридор». Мокрушин и Артем предьявили паспорта с «шенгеном». Сотрудники таможни и «иммигрэйшн» – один – индус в чалме и в форме, второй – темнокожий – задали им рутинные вопросы. Саквояжи, в которых был минимум вещей, проcветили на установке X-ray. Получили наконец по штампу в паспорта – «добро пожаловать в Соединенное Королевство»!..

Что касается Венглинской, то она предьявила британский паспорт, а потому к ней вопросов вообще никаких не возникло.

Они вышли из здания терминала. Официально, скажем так, их никто здесь не встречал. Артем подкатил тележку к припаркованному на автостоянке седану – это был «мерс», один в один как тот, на котором Венглинская передвигалась по Москве. Он щелкнул «брелоком», отключая сигнализацию. Открыл дверцу хозяйке, потом перегрузил вещи с тележки в багажник.

Мокрушин сел за руль, ощутив поначалу даже легкий дискомфорт. Что отличало эти две машины, которые были приписаны к Ларисе Венглинской, так это дорожные номера и еще то, что у британского седана – правый руль. Температура плюс восемь, пасмурно, но без осадков.

– Через сорок минут киевский борт должен совершить посадку! – обьявила Лариса, когда все наконец расселись. – Так что времени у нас в обрез…

Рейндж завел движок и тронулся с места. Но не в сторону Tunnel road, не на выезд из расположенного в пятнадцати милях к западу от центра Лондона аэропорта Хитроу. А по одной из внутренних дорог – мимо вертолетной площадки – в самое сердце этого комплекса, к «четвертому» терминалу, где уже вскоре должен приземлиться борт из Киева.

Через несколько минут он припарковал машину на автостоянке перед зданием терминала, найдя свободный пятачок – довольно близко от одного из боковых выходов. Они вышли из «мерса» – все трое. Венглинская, повесив сумочку на плечо, направилась сразу в зал прибытия: нужно было не пропустить прибытия «клиента», встретить его на выходе, как только он и его помощник пройдут паспортный контроль.

Мокрушин и Артем поднялись эскалатором на второй этаж, где было полно всяких-разных маркетов и забегаловок, где можно было, коротая время перед вылетом, перекусить блюдами почти любой кухни мира. Народу вокруг полно: смешение рас и языков… Белые лица, определенно, здесь были в меньшинстве.

Ни местные сувенирные лавки, ни закусочные, ясное дело, двух мужчин, только что прилетевших из Москвы, совершенно не интересовали.

«Одуван», раскрыв газетку, устроился в пластиковом кресле.

Мокрушин прошел чуть дальше и встал возле окна, из которого был виден кусок взлетно-посадочного поля и длинный переход, заканчивающийся «шлюзом» и переходником, через который пассажиры из пристыковавшегося лайнера проходят в помещения досмотровой зоны.

Ожидание оказалось недолгим.

В микронаушнике послышалась короткая женская реплика – «ten minits!» Мокрушин прошел чуть дальше того места, где с газеткой сидел Артем и вошел в мужской туалет. Закрылся в свободной кабинке, справил нужду. Спустил воду. Действуя неспешно, снял куртку. Она у него была двухсторонней и двухцветной: одна сторона небесно-синего окраса, с кожанными вставками, другая – цвета спелого баклажана, то есть, более темной расцветки (и тоже с кожанными вставками). Вывернул и тут же надел обратно – «баклажанным» цветом наружу.

Достал из вшитого кармашка «визитку», которую прищепил поверх нагрудного кармана куртки. На визитке было его фото, под которым значились – по-английски, естественно – имя и фамилия, а также занимаемая дожность – «manager»

Поддев ногтем, он сковырнул липкую наклейку с названием фирмы-изготовителя, под которой оказалась пришита матерчатая эмблема – изображенный на щите олень на фоне старинного замка. Размер «нашивки»: сто тридцать на сто миллиметров. А под ней, под эмблемой, если приглядеться, прошитые золотой нитью полукружием выстроились буковки: Old Reading Tower.

Точно так же Мокрушин поступил с перчатками: вывернул их. Были – коричневатые, стали – светло-бежевые, почти белые.

Он вышел из кабинки, на время сняв перчатки и сунув их в карман куртки. Подошел к умывальнику, неспешно вымыл руки, затем провел мокрыми руками по волосам. Прошелся дополнительно расческой, зализав влажные волосы назад. Лицо у него было гладко выбрито: воспользовался электробритвой за час до посадки. Глянулся в зеркало. Кажись, все ОК. Из зеркала на него – несмотря на минимум затраченных усилий – смотрел какой-то малознакомый тип…

Мокрушин выбрался из мужского туалета и направился в зал прибытия. Это был довольно стремный момент: стоит только местным «security» обратить на него внимание, как возникнут вопросы – «что это еще за маскарад с переодеванием»? Зашел в туалет один чел, а вышел оттуда – уже кто-то другой! Одетый в разновидность униформы одного из старинных британских поместий…

Впрочем, чтобы заметить «подмену», одних телекамер, которых здесь, в этом здании, десятки – и на виду, на кроншейнах, и скрытых, хорошо замаскированных – абсолютно недостаточно. В местном ЦПУ, где операторы аэропортовской СБ несут круглосуточное дежурство, сотни мониторов, на которые стекается изображение от множества телекамер, установленных на всей территории комплекса и даже на подьездных коммуникациях. А потому заметить, что у заглянувшего в туалет гражданина куртка поменяла окрас с ярко-синего на «баклажановый», и что на правом нагрудном кармане у него появилась «визитка», а слева, у сердца, теперь видна эмблема с названием одного из британских поместий – шанс один из миллиона. Другое дело, что если задумка не выгорит, если события начнут сильно отклоняться от написанного сценария, то и для Рейнджа возникнет реальная угроза со стороны местных спецслужб.

В Скотланд-Ярде дураков не держат. И если случится крупный прокол, то надо будет уносить отсюда – из Туманного Альбиона – ноги как можно скорей, пока человек с его приметами и данными не будет обьявлен в розыск…

Первый вице-президент «Нафтогаза», получив приглашение от своих лондонских знакомых посетить поместье в ста милях на запад от Лондона, где после рождественских праздников должна собраться интересная компания, некоторое время колебался: стоит ли ему туда вообще ехать. Сейчас идут очень напряженные переговоры с «Газпромом». Глава «Нафтогаза» пребывает в постоянных разьездах, курсируя в треугольнике Киев-Москва-Ашхабад, а потому ему, первому вице-президенту украинского газового гиганта приходится фактически заниматься всеми текущими оперативными вопросами.

Но и от предложения, поступившего из Лондона и продублированного еще одним давним партнером-спонсором из-за кордона, тоже нельзя было – ну никак! – отказаться. Если пан Мыхайло не собирается заканчивать карьеру, если он мечтает – а так оно и есть – занять должность своего «друга», своего «побратима», которым сейчас многие недовольны, и самолично возглавить «Нафтогаз», то он не может не прислушаться к мнению и пожеланиям своих влиятельных зарубежных партнеров.

Конечно, – думал он, – плохо, что среди них заметную роль играют евреи, но так уж сложилось, что без их поддержки вряд ли удастся справиться с бешенным нажимом «газпромовцев», на стороне которых нынче активно играют немцы, австрийцы и итальянцы… И уж точно, что не получится спихнуть «побратима», который та-а-ак вцепился в свое кресло главы «Нафтогаза», что выкинуть его оттуда можно, лишь оторвав руки или даже голову…

Вот и об этом тоже следовало поговорить с партнерами-спонсорами. Ну а один из них, перечисливший по разным каналам в денежную кассу украинских патриотов двадцать пять миллионов долларов, горит желанием, кажется, переговорить с паном Мыхайлом тет-а-тет: на что были истрачены эти немалые «гроши» и когда следует ждать обещанного «обострения ситуации»…

Так что отвертеться от приглашения слетать в Великобританию было никак нельзя. Пан Мыхайло созвонился с опальным олигархом Б., и тот подтвердил, что он тоже будет на этом мероприятии. Поместье, в котором состоится послерождественская вечеринка для «своих», – как-будто эти люди, большая их часть, верят во Христа и в Деву Марию… только в золотого тельца и веруют – было сравнительно недавно куплено крупнейшим международным дельцом несколько сомнительной репутации. А именно, любителем выстраивать хитроумные схемы олигархом М, с которым считался Кучма, и с которым вынужден считаться – при решении «газового» вопроса – даже нынешний президент Украины, вопреки всем сделанным публично заявлениям.

Лететь в Лондон пришлось регулярным рейсом из Киева, потому что «голова» не разрешил воспользоваться корпоративным самолетом – сказал, что «самому нужен». Приглашающая сторона не смогла вовремя решить вопрос с частным бортом, или же не захотела. Оплачивать же суточную аренду «частника» из своего кармана пан Мыхайло не собирался, поэтому и пришлось воспользоваться обычным регулярным рейсом, вылетев из Борисполя в лондонский аэропорт «Хитроу».

В поездку он взял с собой тридцатилетнего парня, своего референта. Самолет, прибывший из столицы Украины, приземлился в Хитроу точно по расписанию. Свои вещи в багаж пан Мыхайло и его помощник не сдавали: они уже завтра утром вылетают обратно в Киев. Так что у каждого при себе был лишь портфель с необходимым для суточного проживания набором предметов гигиены и разной полезной мелочевкой…

Поскольку у пана Мыхайла и его референта были при себе диппаспорта, процедура оформления отняла считанные секунды. На выходе из зала прибытия, по другую сторону турникетов, обнаружилась Лариса Венглинская – она приветственно помахала затянутой в сиреневатую перчатку рукой. Рядом с ней стоял уже знакомый пану Мыхайле по прежним посещения Англии ее внушительных габаритов референт. И еще – какой-то местный джентельмен в фирменной униформе.

Пан Мыхайло не очень-то был рад, что именно с этой особой ему предстоит добираться до поместья. Но, с другой стороны, в пути он сможет высказать ей кое-что из накопившегося… Хотя, наверное, будет лучше, если он озвучит свою позицию относительно свежих событий лично М., чьим доверенным лицом, в сущности, является эта прилетевшая в Хитроу почти в одно время с ним business-women.

Венглинская на удивление тепло поприветствовала прибывшего из Киева бизнесмена. Даже изобразила некое подобие дружеского поцелуя. Но пана Мыхайла такими штучками нелегко обмануть: он располагает верными сведениями, что business-women летала в Крым и провела там переговоры с лидерами крымских татар (перебежав кое-кому дорожку и серьезно повлияв на тамошний расклад)…

– Я на вас сердитый, Лариса! – пробурчал украинец. – Хиба ж так можно?!

Были у нас на Украине… все молчком, тишком!.. И даже в гости до нас, в Киев, не завернули!

На ее лице появилась обезоруживающая улыбка.

– Не сердитесь, пан Мыхайло… скоро вы получите все необходимые разьяснения! Меня попросили дождаться вас, так что будем добираться в замок вместе! Кстати, нас прислали встретить вот этого джентельмена, – она повернула голову к «ряженому», который почтительно, но и с достоинством поприветствовал первого зама главы «Нафтогаза» и его референта. – Нас ждет вертолет… Ах да! – она посмотрела на Артема. – Вам с коллегой из Киева придется немного обождать… Из-за пробок на Perimetr Road и на шоссе M-4 машина, высланная за вами, несколько запаздывает…

Венглинская повернулась к «менеджеру», на лице которого застыла вежливая полуулыбка. Она перевела только что сказанное на английский и попросила уточнить, когда именно в Хитроу приедет «кэб», который заберет отсюда Артема и референта украинского «газовика». Тот сказал, что ждать придется не менее получаса. Возможно, чуть больше – добавил он (каждую из нескольких фраз на английском, которые по ходу требовалось произнести «менеджеру», Мокрушин повторил раз по двадцать – Лариса добивалась от него абсолютно точного попадания в «произношение»)…

– Ну что, джентельмены?! Давайте выбираться отсюда… время не терпит!

Венглинская взяла нафтогазовского начальника под руку.

И, не давая опомниться ни ему, ни его референту, – который остаётся тут на пару с Артемом дожидаться транспорта – повела его к выходу, заняв его уши разговором о том, какое крутое поместье всего за …надцать миллионов фунтов прикупил себе один их общий знакомый.

«Менеджер» усадил «випов» на заднее сидение «мерса». Сам уселся за руль, выехал с автостоянки перед терминалом № 4 и взял курс в сторону вертолетной площадки.

Через несколько минут он припарковал седан на небольшой автостоянке, за которой в два ряда выстроились винтокрылые машины, по сути – воздушные «такси», которыми предпочитают пользоваться многие состоятельные граждане.

Он открыл дверцу, галантно помог даме покинуть салон. Достал из багажника сумку, которую взял в левую руку, и чемодан – его он нес в правой. Лариса вновь взяла прилетевшего из Киева «газовика» под руку. Они втроем направились к ближнему к ним четырехместному геликоптеру, у которого при их приближении стали медленно, но верно раскручиваться лопасти…

Пилот, сухощавый мужчина лет тридцати семи, с типичной для «томми» наружностью, попривествовал своих клиентов взмахом руки, после чего надел шлем и стал запрашивать у своего диспетчера «добро» на вылет. В ходе предварительного инструктажа Рейнджу сказали, что пилот знает свое дело и что никаких сторонних разговоров с ним вести не следует. Мокрушин так и поступил. Сначала он загрузил вещи в небольшой отсек, который находится сразу за креслами для пассажиров. Потом помог Венглинской и «пану» занять кресла и пристегнуться ремнями безопасности. После чего занял единственное оставшееся свободным кресло, пристегнулся и характерным знаком, понятным любому воздушному извозчику, показал пилоту, что они могут взлетать…

Винтокрылый таксомотор шел почти строго на запад, на высоте около полукилометра, параллельно автомагистрали М-4.

Вскоре, хорошо различимые с высоты, внизу и по правую руку, промелькнули кварталы Рединга, небольшого сравнительно города, расположившегося на берегах Темзы, административного центра графства Бэркшир. Хотя поместье носило то же название, что и этот университетский город, с приставкой «старый» – Old Reading – это было, скорее всего, лишь совпадением, потому что находилось оно значительно дальше, милях в шестидесяти на запад, в соседнем графстве…

Пан Мыхайло в начале полета чувствовал себя неважно. Но геликоптер, набрав высоту, шел ровно; никакой качки не ощущалось, так что тошнота быстро прошла. В кабине было довольно шумно, поэтому он, по предложению более опытной в таких делах Венглинской, надел наушники, в которые транслировалась какая-то легкая музыка. Ощутив, что вертолет стал снижаться, пан Мыхайло повернул голову к овальному иллюминатору, расположенному с его стороны. Когда он приезжал в эту страну, его всегда удивляло, что даже в зимнюю пору поля и склоны небольших холмов здесь окрашены в изумрудный цвет. А многие кустарники и даже деревья – завезенные из колоний и привитые, отселекционированные на местной почве – сохраняют свой лиственный наряд…

Ага… вот она – усадьба!

Пан Мыхайло увидел левее, в паре километров, замок в стиле викторанской эпохи – он был коричневато-розового окраса, вытянутый на фоне зеленой лужайки и стены леса, поднимающегося за ним, с острыми башенками… Референт, за день до отлета, нашел в Сети информацию об этом поместье и ознакомил с нею своего шефа, скачав даже несколько цветных фотографий. «Мда… – подумал он, разглядывая поместье, которое их воздушное „такси“ сейчас облетало по широкой дуге. – Неслабая фазенда…»

Шутка ли – три с половиной тысячи акров земли! В самом замке, который, вопреки приставке к названию, отнюдь не древний и даже не «старый» по местным меркам, – всего-то полтора века – имеется шесть отменно декорированных гостиных… Почти два десятка спален с ванными комнатами… Еще на территории расположены с десяток отдельных домов и коттеджей.

Девятьсот акров лесных угодий!.. Наверняка тут можно поохотиться если не на оленя, то на куропаток… Да еще и какая-никакая рыбка, надо полагать, водится в местном пруду…

Он увидел сверху какой-то лимузин, вьезжающий через ворота на центральную дорожку, обсаженную с двух сторон аккуратно подстриженными туями. Еще примерно с дюжину легковых авто представительского класса стояли на площадке рядом с замком…

«Вероятно, – подумал он, – многие из тех, с кем сегодня предстоит встретиться и перекинуться словцом, уже прибыли в гости к новому владельцу этого некогда принадлежавшего известному аристократическому роду поместья»…

Геликоптер пошел на посадку.

Но они сели почему-то не на территории поместья, а по другую сторону ограды, где был расположен небольшой – в сравнении с замком – и довольно старый дом, сложенный из камня. И что еще любопытно, возле дома, где имелась стоянка на пять-шесть легковых машин, не было видно не только автотранспорта, но и ни единой живой души!

– Ну вот… добрались до места! – обьявила Лариса, отстегивая ремень безопасности. – На выход, панэ Мыхайло… «приехали»!

«Газовик» вслед за Венглинской спрыгнул на землю.

– А чого цэ?… Мы ж должны вроде в замок были прилететь?! – несколько удивленно сказал он. – А шож мы не там сели, зачем – тут?!

– Нельзя туда на «вертушке», – обьяснила Лариса. – Хозяин не велит! Да вы расслабьтесь… мы тут все-все предусмотрели! Уж будьте уверенны!

Рейндж мигом выдернул чемодан и сумку из «багажника». После чего знаком показал «пайлоту», что тот может быть теперь свободен.

Некоторое время все трое так и стояли перед домом, отвернув лица от воздушного потока, срывающегося с лопастей подымающегося чуть наискосок вертолета… Через несколько секунд открылась входная дверь; из дома на площадку вышел хорошо знакомый Рейнджу гражданин, на котором был обычный цивильный прикид: расстегнутая на груди «ветровка», джинсы, утепленные «кроссачи», черная «водолазка». Вот что значит приехать на несколько часов раньше остальных: можно переодеться в более подходящий, нежели у остальных, прикид для работы…

– Привет всем, – сказал Кондор.

– Здорово, братела, – отозвался Мокрушин по-русски (чем поверг «нафтогазовика» в сильнейшее замешательство). – Мы к тебе в гости. Не прогонишь?

– Бери его слева, – сказал Бушмин. – Я – справа! Здоровый, однако, боров! Раз-два… потащили!

… «Газовик» на какие-то секунды реально «поплыл», потеряв ориентацию во времени и в пространстве.

С ним случилось что-то вроде обморока.

Очнулся он в старом деревянном кресле, похожем на трон какого-нибудь древнего вождя бриттов.

Правая рука захвачена в кисти браслетом, цепочка от которого тянется к кольцу, вмурованному в пол. В помещении сыро, прохладно, сумрачно. Немного пахнет свежей стружкой и лаком – наверное, здесь ведется какой-то ремонт…

– Тема нынче такая, пан Мыхайло, – обьявила Венглинская. – У нас есть всего час времени, чтобы решить, как с вами поступить. И от того, будем мы разговаривать, как друзья, или, наоборот – как в р а г и, зависит ваша собственная жизнь.

ГЛАВА 22

ИДЕТ ОХОТА НА ВОЛКОВ, ИДЕТ ОХОТА…

В подземном помещении МСЦСБР всю ночь с 25-го на 26-е декабря, а также утром и в течении дня царила напряженная атмосфера.

Именно здесь, в «малом центре» на Старой площади, функционировал созданный согласно санкции высшего руководства страны оперативный штаб, которому поручено отслеживать некоторые опасные аспекты российско-украинского «газового» кризиса. Он, этот назревавший уже давно конфликт, обостряется с каждым днем – из-за взаимных обвинений и жесткости, неуступчивости сторон. А также по причине привлечения мощных интеллектуальных, финансовых и PR ресурсов.

«Газовый спор» уже вызвал сильную озабоченность за рубежом, особенно в Европе, которая все в большей степени зависела от бесперебойных поставок российского голубого топлива.

Существовала реальная опасность провокаций, любая из которых могла привести к непредсказуемым последствиям. В Москве не хотели войны: ни «холодной», ни, тем более, «горячей». Но приходилось действовать жестко, чтобы вскрыть образовавшийся колоссальный гнойник, чтобы раз и навсегда покончить с этой «газовой гангреной». Надо было навести порядок в поставках энергоресурсов, а заодно «зачистить», вывести из этого прибыльного бизнеса тех, кто годами жирует, спекулируя российским и среднеазиатским сырьем. И кто – при всем этом – цинично плетет интриги против Кремля, против нового руководства «Газпрома», против Российского государства…

Хотя генерал Шувалов числился лишь одним из трех заместителей руководителя данного «временного» штаба, именно он занимался «конкретикой». У него и только у него одного имелась санкция отдавать приказы на проведение «активных мероприятиях» (но только по тем направлениям, которые входили в его компетенцию).

26-го декабря события развивались весьма динамично. Вторые сутки в Москве и Подмосковье производился розыск Мыколы Франчука и тех людей, которых он – согласно добытым сведениям и проведенному анализу – направил в Москву с некоей миссией (скорее всего, замыслы их носят далекоидущий, преступный характер).

Мероприятия по этой линии осуществлялись точечно, силами специально сформированных из сотрудников спецслужб групп и бригад. От того, чтобы задействовать машину тотального федерального розыска, решено было пока отказаться. Шувалову четко разьяснили, что поднимать сейчас, в момент острейшей межгосударственной дискуссии, вопрос об отлове неких «бендеровских диверсантов», мягко говоря, не уместно. Но «пробить» эту явно опасную компанию нужно во что бы то ни стало. Причем сделать это следует в самые кратчайшие сроки, чтобы не дать им возможности устроить какую-нибудь масштабную провокацию, которая может нарушить все далекоидущие планы, пустив события по одному из самых худших для Кремля сценариев…

Гражданин Украины по фамилии Франчук, соответствующий имеющемуся описанию его возраста и внешности – как явствует из данных ФПС и Таможенного комитета – границу РФ в декабре месяце не пересекал. Технарям удалось лишь отследить примерное местонахождение абонента сотовой связи, которому звонил из Киева «Iван» – разговор был оборван, а сигнал от «трубы» уже вскоре пропал…

Надо признать, что Франчука надеялись взять без особого труда, на «фу-фу». Бушмину и его людям в Киеве удалось не только нейтрализовать Мэллоуна, не только заручиться его согласием – пусть и вынужденным – стать «двойным агентом», но и организовать от него «звонок другу». Ход казался сильным, но он почему-то не сработал: Франчук не стал звонить новому «куратору», как ему было велено. В «адресе», который Мыколе сообщил его американский friend, – там его ожидает засада – он тоже до сей поры не обьявился.

Трудно судить, почему «галициец» так себя повел. Возможно, нутром почуял опасность, как волк чует угрозу, обходя расставленные охотниками ловушки и капканы стороной. А может, есть еще какая-то причина тому, что он проигнорировал поступившее от «Iвана» указание…

Как бы то ни было, он пока на свободе, как и его люди; а это значит, что опасность не устранена.

Шувалов и его аналитики усиленно морщили лбы, пытаясь просчитать, что именно задумали эти неспокойные «козаки». У Сергея Юрьевича «щелкнуло» в мозгу, когда он знакомился с самой свежей сводкой МВД по Москве и Московской области.

Он обратил внимание на случай в подмосковном Ж., где группа молодых скинхедов попыталась устроить погром – и во многом это получилось – на местном рынке, где сильны позиции одной из кавказских этнических групп. Один из нападавших был доставлен в местный госпиталь, где нынешней ночью скончался от тяжелой ножевой раны. Троих погромщиков задержали сотрудники местного райотдела – с ними плотно работают (и они уже начали давать небезынтересные показания). Около полутора десятков жертв избиения были доставлены в ближайшие медицинские учреждения. Двое из них имеют тяжкие черепно-мозговые травмы, за их жизнь до сих пор идет борьба, но гарантий врачи не дают…

А для того, чтобы успокоить, утихомирить не на шутку возмущенных выходкой «нациков» граждан иной национальности пришлось даже вызывать отряд ОМОНа…

Ну так вот. Человек, который разговаривал с «Иваном» по мобильной связи, примерно в то же время находился в этом самом городе Ж.

Тут вот что еще настораживает.

Коваль видел Мыколу Франчука на «базе» под Севастополем в компании как минимум десятка мужчин, экипированных подобно бойцам отрядов ОМОНа. Понятно, что цвет камуфляжа, оружие и прочее снаряжение у бойцов различных отрядов ОМОНа может существенно отличаться. Сути дела это не меняет. Они – эти «козаки» – рядились под российских омоновцев, и это завляет кое о чем серьезно задуматься.

Мокрушин тоже сумел разглядеть во время своей несколько авантюристичной вылазки на ту же «базу» элементы экипировки – эти «козаки», покинув тренировочную базу в Крыму, явно отправились в Россию налегке…

Возможно, – предположил Шувалов – вчерашняя акция в Ж. была пробой сил, своеобразной прикидкой. Кто-то мог проплатить главарю – или вождям – этих вот подмосковных скинхедов. Чтобы они науськали своих парнишек на кавказцев… А если брать шире и глобальнее, то на «иноверцев», людей, исповедующих ислам.

Не исключено, что уже вскоре акции такого рода будут повторены, но в увеличивающемся, возрастающем масштабе.

С еще более резонансными и более опасными для общественной безопасности последствиями.

Может так статься, что в результате всего двух или трех подобных акций среди мусульман и в этнических группах, проживающих в столичном регионе, вспыхнут беспорядки, начнутся какие-то протестные или даже насильственные действия.

Для поддержания пошатнувшегося правопорядка при таком неблагоприятном развитии событий будут привлекаться доволнительные силиы милиции, ОМОН и даже внутренние войска.

Вот тогда-то, когда события обострятся в должной степени, и могут обьявиться – в любом месте! – эти самые лжеомоновцы.

И устроят такую провокацию, что мятежи в предместьях Парижа могут показаться мальчишеским дебошем, легкой и почти невинной забавой эдаких шалунишек…

Еще один источник зреющей угрозы – Крым и город Севастополь, где базируется российский Черноморский флот и где проживают в большинстве своем те, кто по-прежнему считают Россию своей родиной, а Крым – российской землей.

Второй такой кровавой угрозы, как та, что исходит от просочившихся в столичный регион «лжеомоновцев», допускать было нельзя.

Там ведь, в Крыму, тоже может сильно полыхнуть… в любую минуту.

Но сама обстановка, а также фактор неожиданности позволяют не откладывать решение назревшей проблемы в долгий ящик.

Шувалов, еще раз взвесив все «pro» и «contra», отдал приказ по своей линии – провести в Крыму серию «точечных» спецмероприятий.

…Но главные события – и Сергей Юрьевич понимал это, как никто иной – происходят именно сейчас, в эти самые минуты, в небольшом каменном доме, расположенном неподалеку от английского поместья «Old Reading Tower»…

ГЛАВА 23

ВАМ МАТ, ТОВАРИЩ ГРОССМЕЙСТЕР!

Сорокапятилетний мужчина, успевший на своем высоком посту обрести начальственный лоск и барские привычки, заметно раздобревший, раздавшийся во все стороны за последний год, поначалу даже и не понял, в какую западню его угораздило попасть.

– Эй!.. вы шо?! Совсем з глузду зъихалы?! – его лицо налилось кровью. – Панна Лариса?!! Лариса Аркадьевна… шо вы себе позволяете?! Это шо, шутки у вас тут такие?! А ну немедленно снимите с меня этот… эти кандалы!! И обьясните, наконец, шо тут происходит!!!

Минуты две или три, казалось, на него не обращали никакого внимания. Те двое, что затащили его сюда и надели на запястье браслет от цепи, сразу же отобрали у нафтогазовского топ-менеджера документы, портмоне и сотовый телефон. «Ряженный» прощелкал кнопками мобильника, видно, хотел войти в «меню». Другой раскрыл сумку, выложил на стол ноут-бук, извлек оттуда же еще какое-то компактное оборудование… Похоже, этих двоих сейчас более всего интересует сотовый телефон топ-менеджера «Нафтогаза», нежели он сам.

«Каменяр» повернулся всем корпусом… он только сейчас заметил присутствие еще одного субьекта. Невысокий, сухощавый мужчина лет тридцати пяти или чуть более – он сидит на деревянном табурете у стены, противоположной входу. Лицо малозапоминающееся. Но глаза смотрят цепко. Очень неприятный у него взгляд, кажется, что этот человек хочет просветить тебя всего, как рентгеновский аппарат. Нос у него острый, подвижный – как у собаки-ищейки… В левой руке он держит включенный на запись цифровой диктофон, в правой – опять же, включенная – портативная видеокамера, направленная на явно подрастерявшегося в связи со столь резким поворот событий «клиента».

«Каменяр» попытался было подняться из кресла, благо длина цепочки, крепящейся к ручному браслету, позволяет это сделать. Но из другого угла помещения, из-за стола, тут же донесся суровый окрик:

– Сядь на место!! Будешь дергаться, получишь в репу!

«Каменяр» плюхнулся обратно в кресло. Хотя его не били, не пытали, и вообще пока не ясно было, что им нужно, топ-менеджера почему-то начало трясти… Да так, что у него даже зубы лязгнули.

Венглинская эти несколько минут, вопреки собственному заявлению, что они должны дорожить каждой секундой, потратила на то, чтобы привести в порядок прическу и слегка припудрить носик и персиковые щечки. Убрав косметичку в свою дамскую сумочку, она наконец соизволила продолжить этот их едва только начавшийся разговор.

– Пан Мыхайло, вы поступаете весьма неосмотрительно. Вы действуете не просто глупо, или ошибочно… Это бы полбеды. Но ваше поведение в последние месяцы и, особенно, в последние дни, наносит ущерб многим серьезным людям. А значит оно – преступно.

– Я шо-то не понимаю…

– Вы вздумали смешивать серьезный бизнес, который, кстати, выстраивали не вы и не ваши «оранжевые» партнеры, с радикальным национализмом. Если бы речь шла только о риторике, нас бы это нисколько не тревожило. Но вы, не умея работать, как следует, ищете возможностей сломать механизм устоявшегося бизнеса. В котором – ровным счетом ничего не смыслите!

– Та шо вы такое говорите?!

– Вы знаете, кто я, и знаете, кто мой босс. Мы не лезем в большую политику. Мы озабоченны «бабками». Мы их – зарабатываем! Но когда нам пытаются помешать делать наш бизнес, мы вынуждены-таки влезать в «большую политику»! Для того, чтобы не дать таким, как вы, наделать больших глупостей. Чтобы исправить неблагоприятный ход событий, которые могут привести к катастрофическим последствиям.

– Ну а я тут при чем?! – возмутился «Каменяр». – Меня-то вы в чем обвиняете?!

– В преступных и крайне опасных намерениях, – сказала Венглинская. – Понимая, что не обладаете талантами и способностями, необходимыми – хотя бы – для удержания своих позиций во власти, вы сознательно накаляете обстановку. Воспользовавшись денежными фондами вашей Компании, и отчасти «спонсорскими» средствами… почти половину из которых вы… да, да, лично вы!.. присвоили, фактически украли… и вашими тесными связи среди украинских ультранационалистов… вы придумали, как вам казалось, «гениальную» многоходовую операцию. Вы надумали взорвать «бомбу» в стане самого противника, коим для вас является не только Кремль, но и Россия. Фактически вы решили поджечь соседский дом, думая, что сможете у этого костра погреть руки… А заодно и порадоваться на соседскую беду! Что, развее не так?!

– Це все цiкаво, – процедил «Каменяр». – Але ж [Это все интересно, но]… но это все – слова!..

– Конечно, вы сами, пан Мыхайло, решительно не способны придумать в деталях ту схему, по которой сейчас пытаются действовать ваши сподвижники, боевики из УНА-УНСО и прочих организаций, рекрутированных для выполнения этого задания! У вас в голове родилась только сама эта опасная идея! А разработкой плана, как большой специалист в такого рода вопросах, занимался ваш американский советник… Джон Мэллоун, известный также, как – «Iван».

– Шо? – лицо «Каменяра» заметно побледнело, но он все еще не собирался складывать оружие. – Якый Мэллоун? Не знаю никакого «Мэллоуна»…

– Да что вы говорите? – притворно удивилась Венглинская. – А он вас отличной знает!.. Вам показать имеющиеся у нас фотоснимки, где вы запечетлены в компании этого джентельмена? Показать запись, сделанную скрытой камерой, фиксирующую, как вы вместе с ним выходите из офиса вашей партии, что находится на Леси Украинки… всего каких дней пять или шесть назад?! Или дать прослушать километры пленки, на которых записаны результаты прослушки разговоров этого Мэллоуна?! Особенно интересны те места, где он со своим приятелем Мэтью Стивеном обсуждает в приватной обстановке все ваши действия и планы…

Она посмотрела на наручные «картье», украшенные по периметру самих часов – через один – дюжиной двухкаратных бриллиантов.

– Но у нас, пан Мыхайло, нет времени на долгие базары и на просмотр всей этой добытой по разным каналам «компры»! Осталось… уже менее сорока минут! Либо вы примете наши условия, либо – умрете по окончанию озвученного мною срока.

«Каменяр» шумно сглотнул. Его лицо из «бурачного» превращалось на глазах в пепельно-серое…

Он только сейчас начал осознавать, насколько опасна оказалась затеянная им игра. Начиная ее, – отчасти с подачи тех, кто хитроумно подталкивал его к такому решению и кто дал денег на «раскрутку» данного проекта – он предполагал, что если что-то пойдет не так, то пострадают лишь рядовые исполнители. Как это чаще всего и случается. Но вот, выяснилась пренеприятная новость. Именно он, человек, в руке которого сходятся все важные нити, стал основной мишенью для российских спецслужб, которые, когда им это выгодно, используют в своих целях мощные возможности крупного бизнеса. В том числе – как выяснилось только что – и тех, кто на словах не раз заявлял, что ненавидит засевшую в Кремле «чекистскую мафию»…

– Не знаю ниякого Мэллоуна, – он держался за эту фразу, как утопающий – за соломинку. – Може, и есть где-то такой… Може, где и пересекались… Но я его… вот так, шоб лично… не-е, такого не знаю.

К ним подошел Кондор. Сначала он, уловив вопросительный взгляд Венглинской, кивнул: «все ОК, взломали „пин“, нашли кое-что интересное…». Потом – перевел посуровевший взгляд на допрашиваемого.

– Бросьте строить из себя идиота, «Каменяр»! Открою вам один секрет. Который, если у нас случится «недопонимание», вы унесете с собой в могилу! Так вот. Джон Мэллоун – «многостаночник»! Он косит бабки на всем, на чем их только можно срубить! Опущу кое-какие подробности… Скажу лишь, что он… работает в том числе и на нас!

– Шо?! – невольно вырвалось у «клиента». – Брешете!!

Бушмин достал из кармана диктофон «Sony». Вставил микрокассету, которую он достал из вшитого кармашка, и включил кнопку «PLAY».

В помещении зазвучали голоса двух людей. Один голос явно принадлежит вот этому самому мужчине, который держит в руке включенный на воспроизведение диктофон. Другой… Вне всякого сомнения, вторым участником этой записанной на пленку беседы был сам Джон Мэллоун.

Что же касается качества записи, то оно идеально – лучше просто не бывает.

– …это все интересно, Джон, что ты рассказываешь… Давай подведем краткий итог сказанному! Еще раз сформулируй, что именно задумал «Каменяр», и какова будет последовательность действий его людей.

– It’s fucking situation, my friend! Пан Мыхайло хочет взорвать ситуацию сразу в трех «узловых точках»! – донесся из динамика голос Мэллоуна. – Первый узел – Крым и база вашего navy fleet в Севастополе! Старшим у них сейчас… Олекса Зленко! Часть их людей разместилась в гостинице «Карпаты»… это самый центр города! Другие… они живут на базе… это бывший детский лагерь на окраине города! Там они проходили «трэнинг»…

– А что именно они там задумали, Джон?

– Сначала idea была такая… Хотели подготовить группу «силз»… пловцов! Для чего наняли двух местных «дайверов». Отдельно двумя транспортами завезли special equipment… магнитные мины… еще взрывчатку, детонаторы!

– Откуда взяли?

– Это я не знаю. Достали, как у вас говорят, по «своим каналам»…

– Продолжай, дружище.

– Я, когда узнал, сказал, что они – stupids! Я спросил, неужели вы хотите взорвать какой-нибудь корабль в гавани? Они сказала – да. И, может, не один! Я их предупредил, что ничего не выйдет. Что у них нет спецов!.. Они сказали, что заставят двух местных сделать за них всю работу! Но те, как я понял… отказались! Что с этими двумя сделали, я не знаю… Но когда один «козак» утонул, они отказались от этой craze idea… в пользу резервного плана.

– Что за план?

– Простой и относительно легкий. Два их «kozak» устроились по поддельным документам на… на нефтебазу. Еще раньше… месяца два early. Один – сторожем, другой нанялся в crew… в экипаж small.. танкер! Кем? I don’t know, but… но, думаю, на низкую должность… Они должны пронести взрывчатку на этот танкер… который снабжает топливом NAVY…

– Военные корабли Черноморского флота России?

– Yes, sir.

– Они уже заминировали бункеровщик?

– May be… я точно не знаю.

– Они хотят устроить подрыв в ходе бункеровочной операции? Когда танкер с топливом пришвартуется к одному из военных кораблей?

– Yes, sir. А может… может взорвут прямо на нефтебазе! Их нужен… как бы случайный взрыв! Чтобы политики из Киева могли заявить: русские – Fuck off! Уберите свой fucking флот из Севастополя!..

Бушмин перемотал пленку, чтобы прослушать следующий «интересный» эпизод записанной в ночь с 24 на 25 декабря беседы. «Каменяр» попытался было что-то сказать, но в итоге промычал нечто нечленораздельное. Кондор вновь включил диктофон на воспроизведение.

– А что в Киеве они задумали?

– О-о-о… хотят устроить big provocation! Когда начнется war…

– Война? В каком смысле?

– Э-э-э… нет, не бои… конечно… Я образно говорю… Когда произойдут actions в Севастополе и в Moscow… начнется ссора между Russia and Ukraine! Тогда пан Мыхайло… как это говорится?.. Он «под шумок» уберет своего босса… главу Corporation!

– Каким образом это планируют сделать?

– Так, как это было… ten days ago… Когда была провокация в «Милениуме». Только в car с российскими номерами теперь будет настоящая «Bomb»… Хотят сделать так, чтобы подумали – на русских. А Компанию возглавит…

– Пан Мыхайло?

– Да… он так надеется.

– Руководство Украины в курсе этих замыслов? Президент или глава правительства что-нибудь обо всем этом знают?

– No… я так не думаю. Они не разрешат такие actions… Потому что это – опасная fucking авантюра…

Бушмин выключил диктофон.

– Полагаю, слушать дальше нет смысла, – сказал он. – Все, что сообщил нам Мэллоун, подтвердилось целиком и полностью. Мы контролируем всю банду, включаю ваших подопечных Мыколу Франчука и Олексу Зленко. Я думаю, пан Мыхайло, что вы заслужили виселицы. Но мы ограничены во времени, а потому…

– Потому ты сдохнешь от иньекции, – сообщил подошедший к ним Мокрушин, в руке у которого был шприц с тончайшей инсулиновой иглой, и еще резиновый жгут. – Примерно через двадцать минут после укола, который я тебе сейчас всажу…

– … у вас, пан Мыхайло, случится сердечный приступ, – подхватила эстафету Венглинская. – Как раз по дороге в замок – вот вас и хватит «кондрат»!

– Местный эскулап засвидетельствует, что ты помер от обширного инфаркта, – подыграл Бушмин. – А здешнему констеблю будет нечего расследовать!..

– Вас, пан Мыхайло, доставят самолетом обратно в Киев, – продолжила гвоздить клиента Венглинская. – Но уже – неживого. Потом повезут хоронить на вашу Львовщину. Но я не думаю, что похороны будут пышными. И памятника не поставят – вы ж не Степан Бандера. Вы – проворовавшийся жулик, прикрывавший воровство и прочие свои пороки святыми для кое-кого лозунгами. Уж мы позаботимся, чтобы о вас пошла самая худая слава… И чтоб вас последними словами даже после смерти поминали все ваши знакомые, и ваши «руховские» побратимы…

Бушмин посмотрел на «пародиста». Тот встал с табурета, передал включенную камеру Мокрушину, а затем подошел вплотную к «Каменяру» и остро посмотрел ему в лицо.

– Я зараз сам буду дзвонити по всiм номерам, якi у тебе знайшли в «книжцi»! – сказал он голосом «Каменяра», причем настолько точно воспроизводил тембр и все интонации, что можно было и вправду подумать, что говорит сам пан Мыхайцло. – Сам поцiкавлюсь стосовно мiстонахождення Миколи Франчука в Москвi! Декiлька його хлопцiв уже затримали! I будь впевнен, друже, я ж таки його знайду!^[36]

Венглинская, обождав несколько секунд, пока «клиент» слегка отойдет от очередного шока, заявила:

– Итак, пан Мыхайло. Как у нас говорят – время подбивать бабки! У вас на выбор есть два варианта. Первый: не далее, как через полчаса вас не будет в живых. Будьте уверены – здесь собрались не те люди, чтобы заниматься блефом!..

– Я ще не хочу вмирати… – выдавил из себя «клиент». – Що… шо от меня требуется?

На устах Венглинской появилась легкая усмешка.

– Почему-то я так и думала, пан Мыхайло… Условия наши таковы. Первое условие. Вы звоните по контактному номеру… или номерам, если их несколько… и скажете то, о чем вас попросят эти господа, – она кивнула в сторону Бушмина и Мокрушина. – Слово в слово! Причем звонок «другу» вы должны будете сделать в течение уже ближайших нескольких минут…

– Или вы сдаете нам Франчука, или мы заберем вашу жизнь, – внес уточнение Бушмин. – Подумайте, кто вам дороже: Мыкола или вы сами!

Венглинская, глядя немигающим взглядом на «клиента», продолжила:

– Второе условие. Даже после всего случившегося нам выгодно оставить вас в прежней должности. Но вы будете находиться с нынешней минуты полностью под нашим контролем. Вам даже будет разрешено и дальше изображать из себя помаранчевого идиота! Но что касается дел – тут вы без нас и пальцем не сможете пошевелить! Понятно вам?!

Пан Мыхайло только сейчас вспомнил о носовом платке. Достал его свободной левой рукой из кармана, вытер мокрое от пота лицо, после чего вдруг поинтересовался:

– А шо, Лариса… мои гроши мне хотя бы оставят?

На устах business-women вновь просквозила змейкой тонкая ухмылка.

– Если будете работать на нас и на тех, на кого укажем, счета – не тронем. А теперь делайте то, что вам скажут мои товарищи…

ГЛАВА 24

СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ СТРАДА

Уже смеркалось, когда Олекса Зленко, только что прихавший с «базы» в гостиницу «Карпаты», получил от прозвонившего ему из Киева человека приказ: взять с собой двух своих людей и немедленно отправляться в Симферополь, в местную «штаб-квартиру».

Спустя четверть часа он и еще двое его товарищей выехали на темно-синем микроавтобусе с отельного паркинга. О причинах вызова можно было только догадываться. Возможно, – думал Олекса – начальство решило внести кое-какие коррективы в тщательно разработанный план. В принципе, у них тут все «на товсь». Лишь бы только не отказались от проведения самой операции: было бы очень жаль тех усилий, которые затрачены на подготовку серии акций в Севастополе и пригородах им и его боевыми побратимами.

Вот, пришлось даже двух местных «дайверов» пришить и спустить на дно бухты. Не захотели, твари флотские, обучать дальше тех трех ребят, которые были назначены Олексой в «подводные диверсанты». Заподозрили, что все эти «тренировки» проводятся не просто так, ради забавы, а с дальним умыслом. Стало понятно, что они даже за большие деньги не подпишутся далее участвовать в этом мероприятии. Четыре дня их держали взаперти и по-всякому уговаривали. Мол, поставите «магнитки» на пару военных посудин, и будете не только живы, но и при крутых бабках. Не подписались. С трудом уговорили Задорожного позвонить жене – чтобы не подняла тревогу до времени. Сказали, что если она что-то заподозрит и начнет базарить лишее или побежит в ментовку, то придется и ее саму в таком разе пришить…

И еще записку придумали послать, продолжая ту же игру на затягивание времени.

Один из корешей этого «дайвингиста» оказался особенно настырным. Именно к нему перебралась явно встревоженная исчезновением мужа Елена Задорожная. Олексе пришлось послать человека, чтобы тот поставил «растяжку» у входной двери этого любознательного флотского товарища. Тот, надо сказать, как-то смог обезвредить смертельный «сюрприз». А потом вдруг исчез со своей подругой и женой Задорожного… Наверное, восприняли случившееся как грозное предупреждение. А потому и решили на время перебраться в другое место… или же вообще уехали из города.

Олекса стал уже подремывать в своем кресле. Синий микроавтобус миновал Бахчисарай, бывшую столицу бывшего Крыского ханства. Какие-то суки, – этих людей явно прислали из Москвы – перекупили на корню местных авторитетных кунаков. С которыми первоначально завязывались интересные, казавшиеся перспективными отношения. Исмет Сайфутдинов и его соплеменники «кинули» своих недавних союзников. Жаль, что несколько дней назад посланные Олексой «хлопцi» смогли лишь подранить водителя этого коварного татарина, а сам он, как стало известно – не пострадал…

Движение по трассе было обычным для этой зимней поры – не слишком интенсивным.

Водитель микроавтобуса в какой-то момент увидел в зеркале заднего обзора фары приближающейся легковушки. Темного окраса иномарка резво пошла на обгон… С правой стороны одномоментно скользнули вниз боковые стекла. В образовавшиеся оконные проемы неожиданно высунулись два автоматных дула, на которые были навинчены «пэбээсы».^[37]

Когда машины поровнялись на этом почти пустынном отрезке шоссе, из иномарки ударили тугие свинцовые очереди… Звон, скрежет, звук тупого удара, и… тишина.

Иномарка притормозила у обочины. С правой стороны выскочили двое мужчин в масках, вооруженные «калашами». То, что осталось от микроавтобуса, улетевшего на скорости около ста километров в час далеко в кювет, было похоже на смятую, продырявленную во многих местах консервную банку…

Бойцы перевернули сдвоенные обоймы, замотанные скотчем, передернули затворы и выпустили целиком по рожку в это месиво из деформированного металла и человеческих тел. А еще через минуту иномарка, свернув на одну из боковых дорог, растворилась в темноте.

…Место для акции было выбрано не случайно.

Просто кое-кому было выгодно убрать Олексу и его подручных именно здесь. Каждый стремится использовать подвернувшийся случай. Пусть те, кто станут расследовать это «разбойное нападение», задают свои вопросы Сайфутдинову, на которого неподалеку от этого места несколько дней назад было совершено покушение…

Примерно в то же время, когда на шоссе Севастополь-Бахчисарай-Симферополь звучали скраденные глушителями автоматные очереди, на борт портового бункеровщика «Инкерман» поднялись четверо людей в штатском. Капитан, предупрежденный посланным заранее кавторангом Вавиловым сотрудником, сопроводил прибывших товарищей прямо в каюту моториста-донкермана, где отдыхал после вахты устроившийся на эту должность месяца полтора назад двадцатичетырехлетний парень, который, как выяснилось, устроился на новое место работы по поддельному паспорту, имея также поддельные диплом об окончании «шмоньки» и сертификат моториста-донкермана (хотя, надо сказать, в своей специальности он «петрил»).

На парня, который спросонья не мог понять, что происходит, надели наручники и сопроводили в небольшую каюткомпанию.

На «Инкермане» находилось лишь пятеро членов экипажа; их собрали в небольшой каюте «мастера» и некоторое время не позволяли никуда выходить – опасались, что у внедренного бендеровцами хлопца на бункеровщике может быть сообщник.

«Моторист», на которого сразу стали всячески давить севастопольские «особисты», заметно нервничал и даже – трусил. Прибыли флотские саперы, без собачки, потому что на этом прокопченном, пропахшем до киля солярой и мазутом корыте от выдрессированной на поиск взрывчатки ищейки толку будет ноль. Обыск в его каюте ничего не дал. Но в подпалубной каптерке, где хранится ветошь и разная корабельная всячина, в одном из рундуков нашли брезентовую сумку, в которой, аккуратно разложенные в полотняные мешочки, лежали четыре десятка кирпичного цвета толовых шашек – по двести граммов каждая. А также запалы и приличный моток бикфордового шнура…

«Моториста» и найденную на танкерочке сумку с взрывчаткой увезли с собой особисты; трое же оставшихся сотрудников продолжали методично обыскивать жилые и служебные помещения. Капитану бункеровочного корабля, который вызвался оказать помощь прибывшим саперам, наказали вплоть до особого распоряжения держать язык за зубами…

Около семи часов вечера по местному времени в горловину Южной бухты проскользнул небольшой катерок, на борту которого находились двое мужчин, в которых Рейндж, окажись он здесь, без труда узнал бы «тюленей», номеров Второго и Третьего, в чьей компании ему довелось совсем недавно плавать – и нырять – в этих водах.

Катер не стал на этот раз подходить к «Торчку» и становиться там на якорь. В этом просто не было нужды. Под коттеджем, в имеющейся там щели между фундаментом и половым покрытием, – тем самым коттеджем, внутри которого находятся «оружейная комната» и макет Севастополя с отмеченными на нем местами базирования кораблей и частей российского ЧФ – не далее, как минувшей ночью было установлено ВУ с радиоуправляемым взрывателем, продублированным еще и схемой, срабатывающей от прозвона с «мобилы».

Старший где-то с минуту смотрел в оптику на «обьект», до которого отсюда было около полумили. Свет горел лишь в двух окнах кирпичного строения. Он достал из ящичка чехол, в котором находился пульт дистанционного управления радиовзрывателем.

…Коттедж – как показалось – подпрыгнул… И еще в воздухе стал распадаться на куски и фрагменты!

До слуха «тюленей» с небольшой задержкой донесся тугой, плотный звук, напоминающий хлопок, с которым раскрывается в воздухе парашют…

Соседние два или три коттеджа разметало не хуже того, под которым, собственно, и рвануло.

Появились клубы дыма…

Ну а в самом здании окна вышибло вместе с рамами и сорвало оцинкованную крышу…

Катер спокойно, на среднем ходу, вышел из бухты, в дальней оконечности которой только что прогремел довольно мощный взрыв.

– Похоже, у бендеровцев там еще и своя взрывчатка была, – процедил один из «тюленей». – Ну и… тем лучше! Пусть думают, кому это интересно, что грохнула одна из тех хреновин, которые они там неосторожно хранили…

ГЛАВА 25

РАССТАВАНИЕ БЕЗ СЛЕЗ

«Каменяр» оказался совсем неглупым человеком. Он сделал правильный выбор…

У пана Мыхайло, как у большинства «випов», трубка имела тотальный роуминг, позволявший дозваниваться практически отовсюду в любую точку цивилизованного мира. К счастью, абонент, передвигавшийся в данное время по одной из трасс Московской области, сразу же отозвался на звонок с этого мобильного телефона. «Каменяр» сказал своему собеседнику, находящемуся почти в трех тысячах километрах от него, ровно то, что его попросили сказать…

После окончания архиважного телефонного разговора спецслужбистские кукловоды передали «управление» этим превращенным в марионетку существом в надежные руки Ларисы Венглинской. Которой, надо отметить, тоже было не впервой манипулировать самыми разными людьми.

Согласно первоначальному плану на этот важный разговор с первым вице-президентом компании «Нафтогаз Украины» отводилось полтора часа времени. Лариса, когда сказала, что у них есть всего час, чтобы выяснить вопрос «бить или не бить», намеренно оставила эти тридцать минут про запас, на случай, если «Каменяр» начнет слишком уж упираться, строить из себя целку. Затягивать процесс вербовки надольше было опасно: пан Мыхайло, когда самолет из Борисполя еще только приземлился в Хитроу, прозвонил на сотовый местному кукловоду Б., сказав тому, что он уже в аэропорту и скоро выедет присланным за ним транспортом в поместье, где они и смогут переговорить о некоторых своих совместных проектах.

К тому же, нельзя забывать и о референте, прилетевшем в Лондон вместе с ним. Пусть даже он, молодой помощник «Каменяра» – в компании с Артемом – будет добираться до Old Reading Tower на высланной за ними машине дольше, чем если бы они летели на твоздушном такси, все же и их поездка будет не слишком протяженной по времени – где-то через час эти двое уже должны будут подьехать в замок…

– Снимите с него эту железку! – распорядилась Венглинская. – Пан Мыхайло… Даю пять минут на то, чтобы привести себя в порядок!

Бушмин и «пародист» занялись «Каменяром». Сняли с него браслет, осмотрели запястье, нет ли характерных ссадин или царапин. Все ОК: этот деятель слишком любит себя, – и слишком боится боли – чтобы наносить себе какие-либо раны или увечия.

Андрей вернул ему часы, паспорт и «лопатник» с пятью тысячами евро номиналом по сто и пятьсот, а также полудюжиной кредитных карт. Сунул ему в карман его дорогой мобильник, которым тот не сможет воспользоваться ближайшие несколько часов…

Помог ему надеть пальто, шарф и шляпу…

Вручил портфель…

Придирчиво оглядел «клиента» со всех сторон…

Ну что ж, прикид в полном порядке, на лице ни синяков, ни ссадин, вот только сам «фэйс» у него какого-то землистого оттенка… Но эту деталь можно списать на дальний перелет или неважное самочувствие.

– Пан Мыхайло, мы будем все время рядом, мы будем следить за каждым вашим шагом, мы будем слушать каждое сказанное вами слово! – предупредил он первого зама главы «Нафтогаза». – На ваших руках теперь кровь… И если вы сделаете хоть один неверный или не слишком взвешенный шаг, все, кому это интересно будет знать, узнают, что именно вы с д а л и Олексу Зленко и Франчука! И наоборот: если вы проявите должное понимание, разум и выдержку, то никто и никогда не узнает, что же на самом деле произошло, какого рода «накладка» случилась и на ком лежит главная вина…

На площадке перед каменным домом припарковался лимузин, присланный из поместья за прилетевшими – вроде как т о л ь к о ч т о – на воздушном такси из Хитроу Венглинской и украинским газовым магнатом.

Лариса сама подошла к Мокрушину – чтобы попрощаться.

– Я бы тебя с удовольствием познакомила с нашими «сливками»… – сказала она. – Там соберутся люди, совокупный капитал которых превышает двести миллиардов долларов… Жаль, но я не могу тебя взять с собой в эту «тусовку».

– И не надо. – Он усмехнулся. – Потому что, дорогая, когда я вижу их самодовольные рожи, у меня рука сама тянется к пистолету… Ну что, Лариса? Мы, наверное, теперь нескоро увидимся?

Он неожиданно привлек Венглинскую к себе. И крепко, проникающе впился в ее сочные уста…

Ей, чтобы вырваться, чтобы разорвать эти цепкие обьятия, пришлось упереться кулачками в его грудь…

– Эх, хороша… – пробормотал он. – До чего же сладкая… и порочная женщина!

Она помахала ему ручкой уже от порога.

– Хороша Маша – да не ваша!..

Водитель, одетый в точно такую же униформу, которая была на Мокрушине, – когда встречали в зале прибытия Хитроу «Каменяра» – положил вещи в багажник авто и распахнул дверцу перед появившейся из дверей каменного дома Венглинской.

Лариса села сзади, рядом с украинским магнатом.

Водитель тоже уселся за руль; они тронулись и покатили по асфальтированной двурядке в сторону главных ворот поместья.

– Смените выражение лица, – процедила Венглинская. – Улыбайтесь! Берите пример с наших западных партнеров: такому прищемишь яйца, а он все равно скалит зубы в улыбке… И не показывет, что ему – больно.

Пан Мыхайло посмотрел на руки, словно проверяя, не проступила ли сквозь перчатки кровь, которая отныне на нем будет всегда, как каинова печать.

Они вьехали на «центральную аллею» и покатили к замку, где были припаркованы роскошные лимузины прибывших на эту элитную вечеринку «випов».

Первый вице-президент крупнейшей компании своей страны нацепил на лицо фальшивую улыбку, которая временами напоминала судорогу боли.

Ему неожиданно пришла в голову мысль, что все, кого он здесь увидит в ближайшие часы, и хозяин, международный воротила М, и опальный олигарх Б, и десятка два или три «випов», состояние любого из которых исчисляется – как минимум – сотнями миллионов долларов… что все они, в сущности, мало отличаются от него самого. От них тянутся нити к их марионеткам, от тех – к другим, от других – к третьим. А кто-то и их самих дергает за ниточки, несмотря на их миллиарды. И так – до бесконечности.

Эта мысль помогла ему примириться с остатками совести. Она показалась ему мудрой, наполненной глубокого смысла. И она, эта мысль, была для него – спасением.

ГЛАВА 26

НУ, А КАК СТРЕЛЬБА ПОЙДЕТ, ПУЛЯ ДЫРОЧКУ НАЙДЕТ

Франчук и Гнат – последний сидел за рулем подержанной «ауди» – ехали по «рязанке». Они направлялись в подмосковное Лытаркино, где находится одна из сьемных квартир, куда только днем сегодня подьехали последние трое «хлопцив» из числа тех, кто прошли спецподготовку на секретной базе в Крыму, под Севастополем. Проехали Люберцы, как вдруг на мобильный телефон Гната неожиданно прозвонил Сам.

Гнатенко, управляя иномаркой левой рукой, правой прижал трубку к уху.

– Добрий… – отозвался он на прозвучавшее в трубке приветствие. – Спасибi, почуваюся непогано… Вам потрiбен Микола? А ось я йому зараз трубку передам!..^[38]

Франчук взял у него сотовый.

– Слухаю!.. Так, це я, шановний… Що? Так… так… я чую вас дуже добре!.. Вiрно, я з ним тiльки вчора балакав… Зрозумiв… але ж… Добре, зробимо все, як ви кажете!..^[39]

Он дал отбой. Цедя под нос матюги, вернул трубку Гнату. Тот несколько удивленно поинтересовался:

– Шо-то не так, Мыкола?

– Шеф лаеться на меня, шо я проигнорировал ЦУ от цього «янки»… Того, шо вчора мне прозвонил!

– Ну так прозвони йому! – Гнат свернул на нужный поворот. – Ты хоть запомнил, Мыкола, тот номер, шо тебе продиктовали?!

– Та ще не жалуюсь на память…

Франчук достал из кармана куртки мобилу и стал по памяти набирать номер контактного телефона, который вчера утром сообщил ему Джон Мэллоун, прозвонивший из Киева.

Абонент ответил на третьем гудке.

– Здравствуйте… а Пал Палыча можно к телефону? – произнес Франчук по-русски «условную фразу».

– Я вас слушаю, – сказал незнакомый мужской голос, в котором прозвучал легкий иностранный акцент. – А кто говорит?

– Вам привет от племянника Ивана из Ростова! У меня от него вам небольшая посылка. Куда мне подьехать?

– Отлично! – сказали на другом конце линии. – Я ждал звонка еще вчера!..

Значит так, друже… Я сейчас назову тебе «городской» номер. Позвонишь из ближайшего таксофона! Мы сможем говорить откровенно, линия будет – «защищена»…

Через несколько минут «ауди» свернул к придорожной автозаправке: здесь имелся таксофон, а заодно можно и долить в бак бензина…

Когда Франчук, закончив разговор с «Пал Палычем», сел в машину, у него было хмурое лицо.

– То що вони кажуть? – спросил Гнат. – Якi будуть роспорядження вiд керiвницьтва?^[40]

– Хочуть, щоб ми показали – товар лицем!

– Що? В реальному дiлi? Так швидко? Ти ж казав, Микола, що почнемо через декiлька днiв?^[41]

– Та нi… Завтра ранком – смотрини! Буде «Iван»… та ще новий куратор!. – Он скривил губы. – Вони, майбуть, думають, що ми тут всi грошi про мiж собою «порозпилювали»!.. Що ми водимо керiвництво за нiс!.. Ну то й файно! Хай самi переконаються, що нашi хлопцi всi на мiсцi! I що ми готовi дати мокалям в пику прямо тут, в москальскiй столицi!^[42]

«Большой сбор» был назначен сравнительно недалеко от того места, куда они ехали тем вечером – на одном из обьектов, расположенных близ подмосковного Лытаркино.

Обьект этот на деле представляет из себя небольшой пакгауз, числившийся некогда за Минобороны. Вернее, за одной из дислоцировавшихся здесь частей Московского военного округа, которая в середине девяностых была расформирована (а все, что можно было продать, включая помещения – было распродано). К нему, этому уже довольно ветхому складу, когда-то вела отдельная ж/д ветка, но рельсы давно сняли и о «железке» напоминали лишь полусгнившие, трухлявые шпалы, да еще грузовой пандус.

Пакгауз, о котором идет речь, находится за восточной окраиной города, неподалеку от полигона, на котором проводят свои тренировки и «перестрелки» те, кто любят поиграть в ненастоящую войну, в «войнушку», как они сами обычно выражаются. Всякие ряженые в «милитари», со стволами, имитирующими боевые стрелковые системы, соревнующиеся преимущественно в страйкбол и в пейнтбол…

Строение это, не представляющее собой сколь-нибудь серьезного коммерческого значения, – хотя до МКАД отсюда немногим более двадцати километров – нынешней осенью оформил в субаренду Гнатенко. Опять же, этот ветхий пакгауз ему и даром не нужен. Но его попросили подыскать как раз что-то именно в таком вот духе: чтоб было недалеко от российской столицы, и чтобы сам обьект был не слишком на виду, чтобы он располагался не в самом людном месте, а как раз – наоборот.

И за эту услугу с ним тоже щедро расчитались наличными…

«Стрелку» забили на девять утра. Мыкола Франчук прозвонил всем своим людям, осевшим к этому времени на трех сьемных квартирах. И предупредил, чтобы к назначенному сроку все они без исключения подьехали в условленное место.

Снаряжение для будущих акций было припрятано именно в этом старом пакгаузе близ Лытаркино. Амуниция, большую часть которой удалось прикупить в одной из соседних областей, хранилась в двух тайниках, которые Гнат, имеющий большой опыт строителя, оборудовал – разобрав полы – собственноручно. Дюжина автоматов АКСУ, запасные патроны и рожки к ним, полтора десятка пистолетов ПМ… Двенадцать комплектов экипировки по сезону… Легкие кевларовые бронежилеты…Портативные рации «моторола»…

Короче, там, в этих тайниках, аккуратно разложенное по ящикам и водонепроницаемым мешкам, имелось все, что только могло понадобиться для проведения тех акций, что были запланированы организаторами этой опасной затеи.

На место предстоящего смотра добирались по двое и по трое. Одни воспользовались автобусным сообщением, другие – пригородной электричкой, сойдя на платформе, расположенной примерно в полутора километрах от «обьекта». Ключи от всех замков и запоров еще два дня назад были переданы Гнатом Франчуку, ну а тот вручил их своему заместителю. Который, кстати сказать, только вчера посетил обьект, – где по ночам бдит поставленный туда Гнатом сторож из своих, из западенцев, приезжаюших в Москву на приработок – после чего доложил Мыколе, что все в «полном порядке»…

Гнат приехал за Франчуком на сьемную квартиру с небольшим опозданием. Оправдывался тем, что ночью был снегопад, что машина едва завелась, что у москалей нет нормальных дорог, что замучили проклятые пробки.

Мыкола понял, что Гнат немного трусит. Если бы не обещанное ему солидное вознаграждение, он, возможно, вообще «откосил» бы, предпочтя на данном этапе уйти как бы в сторону. Но Гнатенко оч-чень любил «грошi», и эта его страсть к деньгам оказалась сильнее лукавства и осторожности.

Мыкола не стал пенять своему местному приятелю за то, что тот опоздал. И, тем более, не счел нужным выказывать вслух свои подозрения. Без Гната и его связей ему, Франчуку, и его людям, будет очень сложно выполнить те задачи, которые нынче перед ними стоят.

А задача такая: загнать каленую занозу под сердце клятым москалям, заставить «русского медведя» отбиваться от целой своры более мелких – но злых и кусучих – хищников. Которые, по мысли разработчиков операции и по мнению самого Франчука, пренепременно начнут нападать, травить его со всех сторон, отвлекая, забирая всю «медвежью силу» на борьбу с этой стервенеющей на глазах сворой…

Планировалось совершить еще как минимум две акции, подобных тем, что была проведена на днях в подмосковном Ж. Но только более крупных, предполагающих наличие множества пострадавших среди тех, на кого нападут. Оптимально, с человеческими жертвами (об этом есть кому позаботиться). Одна такая акция планируется шестого января, вторая двумя сутками позже – восьмого, в воскресенье.

Обе – на окраинах уже самой Москвы, на многолюдных рынках, где, как в Ж., держат свои торговые точки «иноверцы».

Если в результате этих «разогревающих» акций удастся добиться высокого накала внутри проживающих в столице и в подмосковном регионе этнических групп, исповедующих преимущественно ислам, то можно себе представить, что будет твориться спустя еще два дня, в священный для всех мусульман праздник Курбан-Байрам!..

Акции-то будут осуществлять от имени и под лозунгами этих дурачков, этих «полезных идиотов», которые бреют себе головы, носят «бомберы» и часами готовы смотреться в зеркало, вытягивая правую руку в нацистском приветствии!..

Вот пойдет заруба-то! И не с «нациками», не с этими бритоголовыми отморозками, ассамими властями, как московскими, так и с федеральными…

В этот день, десятого января, наверняка будет преогромное скопление верующего народа… да хотя бы в той же соборной мечети на проспекте Мира! Вряд ли власти решатся после случившегося, после того, как станет известно о «погромах», и о жертвах, – а они будут – запретить местной мусульманской общине проведение публичных мероприятий религиозного характера. Нет, на такой решительный шаг, опасаясь еще большего взрыва, они не пойдут. Другое дело, что постараются усилить по максимуму меры безопасности, введут «усиление», перебросят в столицу и область подкрепление из числа сотрудников правохранительных органов из соседних регионов и областей…

Вот тогда-то настанет черед бойцов, которых «натаскивали» несколько месяцев, готовили именно для такого рода акций. Любую информацию в России можно купить. Были бы только желание, мозги, чтобы не «залететь» по глупости, а главное – «грошi». Сведения, касательно тактики действия российского милицейского спецназа в самых различных ситуациях, в том числе и в ходе разгона «несанкционированных» публичных мероприятий, давно уже не секрет. А то, что считается «секретом» или «гостайной», покупается за наличные оптом и в розницу…

В местах, где скапливаются десятки тысяч людей, а особенно верующих, переполненных религиозными чувствами, либо гневом и яростью, любой выстрел может вызвать необратимую цепную реакцию.

А если по толпе верующих начнут стрелять российские омоновцы в масках? В этот же день взорвется не только Москва и область, где проживает до трех миллионов «иноверцев», но и весь Кавказ, и все поволжские автономии!..

В первые минуты и даже часы посеянного ими в Москве хаоса и паники «хлопцям» будет сравнительно легко исчезнуть.

Если все получится именно так, как задумано, то, возможно, вообще обойдется без жертв среди «своих». А если кто-то и погибнет, то он будет внесен – покамест тайно, чтоб враги не прознали – в мартиролог героев Украины, отдавших жизнь за свободу и независимость родной страны от ненавистного москальского ига.

Во что бы то ни стало надо решить поставленную перед ними задачу: сорвать подписание полномасштабного «газового» соглашения, фактически лишающего – в ближней перспективе – украинцев контроля над трубопроводными системами и их собственного ТЭКа. И вызвать внутри России волну кризисов такой силы, чтобы у москалей все их усилия уходили на то, чтобы потушить пожар в собственном доме. А эта передышка, этот временной задел поможет партии «оранжевых» окончательно сделать Украину независмой от восточного соседа, уйти от него… да хоть в Европу.

Порвать со своим прошлым царской и советской поры, уйти окончательно, уйти – навсегда.

Гнат свернул с дороги, ведущей в Лытаркино, на короткий, метров всего в полтораста, проселок. Среди заснеженных деревьев показалось грязно-серого окраса строение. «Смотр», наверное, будет серьезный: ведь в этом рискованном деле нельзя позволить себе и малейшей промашки. Вероятно, новый «куратор» захочет лично переговорить с «хлопцями», а также осмотреть образцы оружия и экипировки.

«Только вот странно – вглядываясь в лобовое стекло, подумал про себя Франчук – что все двери пакгауза закрыты, а возле строения не видно транспорта, на котором сюда предполагали приехать Мэллоун и новый куратор…»

Гнат подкатил почти вплотную к торцу пакгауза, к тому месту, где по лестнице можно подняться на пандус.

– Шось никого я тут не бачу?! – сказал он озабоченно. – А дэ ж наши хлопци?

Словно в ответ на этот его недоуменный вопрос, как-то разом, одномоментно все, что окружало их, вдруг пришло в движение!

Из-за угла пакгауза – там было им определено место для засады – вынеслась разом группа спецназовцев… В бронниках! В камуфляже! В пуленепробиваемых шлемах! Вооруженные короткоствольными то ли «кедрами», то ли «кипарисами»!!!

Гнат только рот разинул от изумления. Все его мышцы на время парализовал страх. Франчук, для которого случившееся тоже было подобно грому и молнии в ясный день, взглядом затравленного волка смотрел прямо перед собой. Спецназ, – ни у одного из бойцов не было отличительных знаков – почему-то не стал действовать по подьехавшему к пакгаузу транспорту. Вместо того, чтобы, воспользовавшись эффектом неожиданности, «штурмануть» тачку, вытащить из салона и уложить мордой в землю двух пассажиров, шестеро спецназовцев – оставаясь метрах в пяти или шести – взяли «ауди» в полудужие и изготовились к стрельбе…

Франчук, мозг которого все еще отказывался верить в то, что видели его глаза, резко обернулся. Путь к отступлению тоже, как выяснилось, отрезан; откуда-то взялся массивный микроавтобус и перегородил дорогу, по которой они подкатили к пакгаузу…

– Та що ж це таке?.. – простонал Гнат. – Ти як хочешь, друже… а я… Я знати нiчого не знаю… I моя хата с краю!

Он уже намеревался выйти из «ауди», – с поднятыми над головой руками – и даже лихорадочно размышлял, какие «отмазки» ему лучше придумать, чтобы отбрехаться, когда начнутся допросы… Но тут вдруг произошло то, чего не ожидал ни он, ни его приятель Мыкола Франчук…

Один из спецназовцев, очевидно, старший, голосом подал команду.

От группы отделились двое. В унисон передернули затворы. Выверенная автоматная очередь – промахнуться с такого растояния невозможно – прошила боковое стекло «ауди». И разнесла голову водителю, который так и не успел осознать, что же здесь в действительности происходит…

Франчук, из груди, из горла которого вдруг вырвался наружу утробный вой, с лицом, забрызганным кровью и мозгами соратника, рывком, помогая себе локтем и плечом, распахнул боковую дверцу… и даже успел наполовину высунуться из проема…

Второй спецназовец сбил его очередью на землю; затем, подойдя чуть ближе, произвел контрольный в голову.

Прошло около часа.

…Задержанных по одному поднимали с пола внутреннего складского помещения, где они лежали в рядок, – со скованными сзади руками, с нашлепнутым на губы куском пластыря и полотняным мешком на голове, из-за которых они немного походили на арестованных ку-клус-клановцев. Гнали через ворота по пандусу, стаскивали по ступеням, вталкивали в один из трех грузовых фургонов, которые несколько минут назад подьехали к месту событий.

К этому времени уже были взломаны полы и найдены оба тайника – с оружием и экипировкой.

Генерал Шувалов контролировал эту «точечную» спецоперацией с первых минут. У него были совершенно уникальные полномочия, и в эти минуты он воистину наделен способностью решать вопросы жизни и смерти – своей волей, данной ему властью, решать без суда и следствия.

Стоя чуть в стороне, в компании двух своих одетых в штатское сотрудников, он наблюдал за тем, как действуют привлеченные им «силы и средства».

Трупы двух убитых мужчин все еще находились там, где их настигла смерть. Водитель сидит в кресле, ткнувшись простреленной головой в приборную панель. Человек, которого он сюда доставил, лежит на земле возле «ауди» в лужице собственной крови…

Шувалов подумал про себя, что будь ситуация несколько иной, эти двое, скорее всего, остались бы живы. Оружия у них при себе не оказалось; да если бы и было, еще не факт, что стали бы отстреливаться до последнего патрона, или подорвались бы гранатой (как это случалось на Кавказе).

Задержанные уже подтвердили, что один из убитых ни кто иной, как Мыкола Франчук. Другой – некий Гнатенко, про которого тоже кое-что уже известно. При Франчуке нашли российский паспорт с мастерски переклееным фото. Документ был проведен через ПВС Московской области – кто-то из «паспортистов» опять сядет за взятку или «пособничество». А еще нашли служебное удостоверение капитана милиции, старшего оперуполномоченного УР (уголовного розыска) райотдела города Шахты Ростовской области…

Да, в иной ситуации их бы задержали, заковали в браслеты, «оформили» строго по закону и отвезли в то же Лефортово, в СИЗО, где им устроили бы допрос с пристрастием.

Можно было бы раскочегарить гр-р-рандиознейший скандал, обвинив не только украинских ультранационалистов, но и все нынешнее «оранжевое» руководство в подготовке терактов на территории Российской Федерации.

И придать этому вот делу такую окраску, так все это негодяйство пропиарить в собственных и мировых СМИ, что померанчевые имели бы крайне бледный вид.

Но. Есть одно существенное «но».

Этого делать сейчас нельзя. Категорически нельзя, просто – невозможно.

По одной, но очень весомой причине: громкий скандал сейчас не в интересах Москвы. И не в интересах «Газпрома», делающего все, чтобы перестроить управление энергопотоками, а заодно и денежными реками, которые во многом утекают сейчас в карманы разных «посредников».

Пока еще не подписаны важнейшие соглашения между «Газпромом» и «Нафтогазом», такой скандал был бы выгоден только тем силам, которые мечтают сорвать эту стратегическую сделку.

Следствие, конечно, будет проведено, но широкая общественность ничего об этом не узнает. Одиннадцати задержанным будут предьявлены обвиненения в рэкете, в создании организованной преступной группы, в вымогательстве денежных средств от членов украинской диаспоры, в распространении наркотиков, наконец (если так будет решено).

Но в одном их не обвинят наверняка: в планировании и подготовке теракта, то есть в том, чем они в действительности занимались.

Была еще одна серьезная причина, приведшая к такому решению – «исполнить» этих «западенцев».

Так уж случилось, что возникла необходимость скрепить договор с двумя новыми «агентами влияния», которые дали согласие на сотрудничество с одной из российских спецслужб.

Сделать это следовало так, чтобы никто из них не решился до конца дней своих нарушить слово, перешагнуть через данные им обязательства.

Для такого рода договоров и расписок самые надежные чернила – человеческая кровь.

Двух мертвяков отсняли в разных ракурсах: для фото и видеорахива.

Пришла пора убирать отсюда «ауди» с пулевыми отверстиями и забрызганным кровью салоном. А также увозить тела двух убитых при «попытке оказать вооруженное сопротивление силам правопорядка» мужчин – Франчука и Гнатенко.

Шувалов подошел поближе к простреленнной, с открытыми настежь дверцами иномарке.

Некоторое время он стоял молча. Потом, не зная, как еще выразить свое отношение к случившемуся, с досадой сплюнул на испятнанную кровью землю.

– Увезите тела в спецморг! – распорядился он. – И хорошенько приберитесь здесь после себя… чтоб не осталось никаких следов.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

4 января, санаторий «Сосны II»,

Подмосковье.

Мокрушину было приказано вернуться в «Сосны» и продолжить медицинское освидетельствование. Его ожидали здесь второго числа, но он «подзакосил» и приехал двумя сутками позднее. Надо быть идиотом, чтобы сдаться эскулапам уже на следующий день после празднования Нового года.

Попытка же вообще увильнуть от свидания с медкомиссией закончилась тем, что Шувалов обьявил своему подчиненному устный выговор. Сергей Юрьевич, когда Рейндж прозвонил ему, чтобы тот помог отмазать перед медициной, заявил: «Ваше здоровье, товарищ Мокрушин, является национальным достоянием. Таким же, как недра, почва, водные ресурсы и лесные запасы! А потому вы обязаны заботиться о нем самым тщательным образом, о чем я еще раз вынужден вам напомнить!..»

Великобританию Мокрушин покинул в одиночку, на следующий же день, двадцать седьмого декабря. Обратно на родину он отправился не авиарейсом прямого назначения, а через одну из европейских столиц, это обычная в таких случаях практика.

В отличие от большей части населения России, которому вновь презентовали длительные новогодние каникулы, многие высшие чиновники и сотрудники некоторых спецслужб эти несколько дней, как тех, что предшествовали наступлению Нового года, так и последующие трое суток, провели в состоянии полной мобилизации.

Рейндж встретил Новый год в компании своих коллег в Балашихинском федеральном центре. От Шувалова он узнал все подробности случившегося в подмосковном Лытаркино. Были приняты повышенные меры безопасности. Но, к счастью, никаких серьезных провокаций – чего всерьез опасались – в эти переломные для отношений двух «братских» стран дни не последовало.

Мокрушин приехал в санаторий в восемь утра. Ему выделилил тот же номер, что и в минувший заезд, когда забирать его из «Сосен» приезжал лично Шувалов. Рейндж принял душ, переоделся в спортивный костюм. Разбирая сумку, он первым делом вытащил из бокового кармашка конверт, который он обнаружил в почтовом ящике, когда заезжал за вещами на свою холостяцкую квартиру, расположенную в районе Братиславской.

Конверт, на котором отсутствовали какие-либо надписи и на котором не было почтовых марок и штемпелей, источал хорошо знакомый ему аромат. Это был запах очень больших денег и очень дорогих женщин, с которыми простой смертный в реальной повседневной жизни никогда не пересекается.

В конверт вложена роскошная, с обьемным золотым теснением новогодняя поздравительная открытка. Текст которой – на английском – был адресован «Лаки Владу», «Счастливчику Владу» и содержал в себе пожелания быть в наступающем году здоровым, богатым и любимым.

Вместо подписи – отпечаток губ, kiss, дамский поцелуй. Даже такие особы, как Венглинская, иногда позволяют себе быть женщиной…

В двойную, книжечкой, открытку, оказалась вложенной… визитка. Лицевая сторона у нее нежно-бирюзового цвета, с переплетенными вензельными буквами «М» и «V». На ней, на этой лицевой стороне, под «вензелями», кто-то чернильным «паркером» от руки, аккуратным каллиграфическим почерком записал в две колонки какие-то цифры. Задачка для Мокрушина оказалась не сложной: сначала идет код страны, следующие три цифры – код города, и далее, собственнно, номер телефона.

Верхняя колонка цифр – номер абонента в столице Великобритании.

Нижняя – номер абонента в Вене, столице Австрии.

На обратной стороне визитки – как бы позолоченной – тем же почерком было начертано:

Рейндж был в курсе, что минувшей ночью было-таки принято «судьбоносное решение». Такие как он, в некоторых случаях узнают новости несколько раньше, чем они становятся достоянием СМИ. Именно в эти минуты по многим ТВ каналам, как отечественным, так и зарубежным, шла прямая трансляция пресс-конференции. На которой руководители «Газпрома» и «Нафтогаза Украины» – со следами бессонной ночи на их лицах – обьявили, что переговоры по газовому транзиту и поставкам топлива на саму Украину завершены, что подписан «стратегический договор» и что обе стороны полностью удовлетворены достигнутыми результатами.

Он даже не стал включать «ящик». Зачем? Самого интересного обывателю не покажут, а всей правды никогда не расскажут. Все самое важное и любопытное останется за кадром. И многие из ключевых персоналий тоже останутся там, где им существовать привычнее всего – за кулисами. В сущности то, о чем говорят на сегодняшней пресс-конференции, несет в себе столько же конкретной, правдивой, достоверной информации, как и «научные» сведения о «черных дырах» в дальних уголках космоса…

В половине десятого утра затрезвонил телефон.

– Слушаю!

– Владимир Алексеевич… с прошедшими вас! – прозвучал в трубке приятный женский голос. – Вы уже позавтракали? Отлично. Не забыли, что у вас есть задолженность?! Кофе не пить, не курить! Жду вас в четверть одиннадцатого… продолжим тестировать вас на тренажерчиках!

Рейндж, едва сдерживая широкую усмешку, положил трубку. Можно не сомневаться, что сегодня Ирина Николаевна будет очень, очень строга с ним. Но ничего… Он захватил с собой пакет с «сувенирами» и бутылку коллекционного вина: доктор славная женщина, и при том у нее очень приятная наружность.

Набросив на плечи куртку и захватив с собой пепельницу, он вышел на балкон.

Вокруг царила первобытная тишина.

Издалека, из-за Истры и заснеженных лесов и далей, вставало солнце, смахиваюшее на бледно-желтую янтарную гемму.

Несколько минут Мокрушин стоял недвижимо, ощущая себя частью этого ландшафта, всего этого мира. Ему почему-то расхотелось курить. Он вернулся в номер, думая о том, что зима в этом году обещает быть необыкновенно суровой.

1

Центральный пункт систем охраны и наблюдения.

2

Служба безопасности (бэзпэкы) Украины.

3

Но ничего! Со временем мы заставим всех вас выучить родной язык (укр.).

4

Здесь – Центральный военный клинический госпиталь имени Бурденко.

5

Ну и где он? Где эта тварь?! Ищите, он где-то здесь спрятался!.. (укр.).

6

А где тут подвал? Где-то должен быть!.. Наверное он, как крыса, в какую-то щель забрался?!

7

ВУММ – взрывное устройство малой мощности.

8

Что?! Идиоты!..

9

А если… если его оформить, как российского шпиона? И затем обьявить, что он сам при задержании пустил себе пулю в лоб.

10

Казачка, Казачья бухта – пригородный поселок, юго-восточная окраина «большого» Севастополя.

11

Туча, Автотуча – городской рынок в Севастополе (местный сленг).

12

Баян – здесь – автомобиль марки «BMW».

13

Дайвинг (анг. Diving)– ныряние, погружение под воду. Дайвер – ныряльщик (экипированный, как правило, аквалангом и пр.).

14

сессия – серия погружений, занимающая, как правило, несколько дней.

15

ЮБК – южный берег Крыма, прибрежный район от Ялты на запад.

16

Нитрокс – смесь газов, применяемая при закачке в баллоны дыхательной смеси. Состав и пропорции зависят от глубины погружения, температуры окружающей среды и др. факторов.

17

Мольнар – мельник по-мадьярски. Это слово до сих пор в ходу в регионе Закарпатья, входившем ранее в состав Австро-Венгерской империи.

18

«Каменяр» – программное стихотворение поэта Ивана Франко. По-украински «каменяр» означает – каменотес, работник каменоломни.

19

Ни на секунду не забывайте, что вы – российские менты… омоновцы!.. Действуйте жестко, с верой в себя… И ничего не бойтесь.

20

Ты, как руководитель… как ты все это оцениваешь.

21

Не помешало бы еще немного потренироваться. Но совсем нет времени! Нужно ведь выкроить несколько дней, чтобы они там, уже на месте, посмотрели, что и как… Ты тоже тут хлопочи, Олекса, чтобы все было путем. Я на тебя надеюсь, дружище.

22

Закьят (закят) – практикующийся в некоторых этнических мусульманских общинах «внутренний» налог.

23

Так что сказал Олекса? Ты ему доложил, что у нас тут свет исчез.

24

Гав не ловили» – не ловили ворон, были начеку.

25

Ретельно – старательно, тщательно.

26

Легко ему так говорить! Он себе знай храпит в кровати.

27

Я тебе, приятель, говорил, что надо было в «омоновцы» записываться! По сорок тысяч «зеленых» на каждого… вот это уже совсем неплохие деньги! Да еще столько же – сразу по возвращении из Москвы.

28

А почему ты не захотел идти на тот… «бункеровщик»? Там тоже хорошие деньги обещали.

29

Да хотел, но не взяли… потому что плохо русским владею.

30

В ночь на 29 октября 1955 г. линкор «Новороссийск» (в прошлом «Джулио Чезаре»), после мощного взрыва и безуспешных попыток спасти корабль, затонул в одной из севастопольских бухт. Погибло более шестисот человек экипажа. По одной из версий причиной гибели корабля стали действия неких – предположительно, итальянских – морских диверсантов.

31

Главное управление разведки СБУ.

32

Hurrasement – домогательство, половая дискриминация, преступление на сексуальной почве.

33

Антитеррористический центр ФСБ РФ.

34

Нестчастливое Рождество.

35

Фрикер – специалист по взлому и перенастройке радиоволновых электронных приборов, в т. ч. и трубок, используемых в системах мобильной связи.

36

Я сейчас сам буду звонить по всем номерам, какие нашли у тебя в «книжке»! Сам поинтересуюсь относительно местонахождения Мыколы Франчука в Москве! Несколько его ребят уже задержали! И будь уверен, дружище, что я его таки «пробью».

37

ПБС – прибор бесшумной стрельбы.

38

Спасибо, самочувствие неплохое… Вам нужен Мыкола? А вот я ему сейчас трубку передам.

39

Слушаю!.. Да, это я, уважаемый… Что? Да… да… я слышу вас очень хорошо! Верно, я с ним только вчера разговаривал… Понял… но… Хорошо, сделаем все, как вы говорите.

40

Так что они говорят? Какие будут распоряжения от руководства.

41

Что? В реальном деле? Так быстро? Ты же говорил, Мыкола, что начнем через несколько дней.

42

Да нет… Завтра утром – смотрины! Будет «Иван»… да еще новый «куратор»!.. Они, наверное, думают, что мы тут все бабки про меж собой «попилили»!.. Что мы водим руководство за нос!.. Ну и ладно! Пусть сами убедятся, что наши мужики все на месте! И что мы готовы дать москалям в морду прямо здесь, в их москальской столице.