1. ГОСТИНИЦА И САДЫ АЛЬГАМБРЫ

15 сентября 1981 года мальчик по имени Джек Сойер стоял у самой кромки воды, засунув руки в карманы джинсов, и глядел на спокойную поверхность Атлантического океана. Он был высоковат для своих двенадцати лет. Морской ветерок отбрасывал с высокого лба каштановые волосы. Джек стоял, обуреваемый тяжёлым чувством, которое не покидало его все последние три месяца — с того самого момента, когда его мать заперла двери в Лос-Анджелесе и, завертевшись в водовороте мебели, чеков и агентов по найму жилья, сняла квартиру в районе Западного Центрального парка. Оттуда они перебрались в тихое курортное местечко на пустынном побережье Нью-Хэмпшира. Порядок и размеренность полностью исчезли из жизни Джека, сделав её такой же непредсказуемой, как простиравшаяся перед мальчиком поверхность океана. Мать тащила Джека за собой по жизни, перебрасывая с места на место; что же влекло её?

Она все время куда-то спешила.

Джек оглянулся, окинув взглядом пустынный пляж. Слева простиралась Аркадия — Страна Чудес, восхитительный парк, который шумел от Дня Памяти до Дня Труда. Сейчас он стоял безлюдный и тихий, как бы отдыхая перед сражением. Грязный берег странно гармонировал с невыразительным, нависающим небом, металлические опоры напоминали угольные шахты. Там внизу жил Смотритель Территорий, но мальчик не думал сейчас о нем. Справа виднелась гостиница и сады Альгамбры, и именно туда настоящий момент переносился наш герой. В день приезда Джеку на мгновение почудилось, что он видит радугу над унылыми крышами — доброе предзнаменование, обещание перемен к лучшему. Но радуги на самом деле, увы, не было. Только флюгер крутился вправо-влево, влево-вправо, повинуясь переменчивому ветру…

Он выскочил из взятой напрокат машины, не обращая внимания на невысказанную просьбу матери сделать что-нибудь с багажом, и огляделся. Над облезлым петухом, украшавшем флюгер, нависло пустое небо.

— Открой багажник и достань сумки, сынок, — позвала его мать. — Одна опустившаяся старая актриса хочет передохнуть и немного выпить.

— Неразбавленного мартини, — буркнул Джек.

— Ты должен был ответить: «Ты совсем не так стара», — отозвалась она, откинувшись на сиденье машины.

— Ты совсем не так стара.

Она взглянула на него — взглядом старой, «иди-ты-к-черту» Лили Кэвэней (Сойер), королевы сцены двух сезонов — и выпрямилась.

— Здесь должно быть хорошо, Джекки, — сказала она. — Здесь все должно быть хорошо. Это хорошее место.

Ветер заметался над крышей гостиницы, и на секунду Джеком овладело тревожное чувство, что флюгер сейчас улетит.

— Мы избавимся на время от телефонных звонков, ладно?

— Конечно, — согласился Джек. Она хотела скрыться от дяди Моргана, она больше не хотела иметь ничего общего с деловым партнёром своего покойного мужа, она хотела завалиться в кровать с рюмкой мартини и укрыться с головой под одеялом…

— Мам, с тобой что-то не в порядке?

Слишком много смертей. Мир наполовину состоит из смертей. Над головами тревожно посвистывал ветер.

— Ничего, милый, ничего, — сказала мать. Давай поедем в одно райское местечко.

Джек подумал: «В конце концов, всегда есть дядя Томми, чтобы помочь, если все будет ужасно плохо». Он не знал, что дядя Томми уже мёртв. Эта новость пока таилась на другом конце телефонного провода.

Альгамбра нависала над водой. Грандиозное викторианское сооружение из гигантских блоков простиралось на несколько миль Нью-Хэмпширского побережья: казалось, что оно хочет поглотить весь берег. Сами сады были едва видны Джеку с его места — темно-зеленые кроны деревьев, вот и все. Медный петушок на фоне неба показывал северо-западный ветер. Памятная табличка в холле гласила, что именно здесь в 1838 году Северная методическая конференция поддержала первый в Новой Англии билль о правах. На ней были написаны пылкие, зажигательные слова Дэниэла Уэбстера: «С этого дня и навсегда — знайте, что эпоха рабства в Америке заканчивается, и скоро оно отомрёт во всех наших штатах и территориях».

Итак, день их прибытия на прошлой неделе положил конец суматохе последних месяцев в Нью-Йорке. В Аркадия-Бич не было адвокатов, нанятых Морганом Слоутом, гудков автомобилей и деловых бумаг, которые необходимо подписать и подшить, не было миссис Сойер. В Аркадия-Бич телефоны не звонили с полудня до трех часов утра (кажется, дядя Морган забыл, что время в Западном Центральном парке вовсе не калифорнийское). Честно говоря, телефоны в Аркадия-Бич не звонили совсем.

В то время, как его мать, сосредоточившись, вела машину в маленький курортный городок, Джек заметил на улицах только одного человека — сумасшедшего старика, разбрасывающего на тротуар чистые кредитные карточки. Над ними молчало пустое, серое, неуютное небо. Для полного контраста с Нью-Йорком, единственным звуком здесь был свист ветра, продувающего пустые улицы, которые казались гораздо более широкими из-за отсутствия на них транспорта. Вывески на окнах пустых магазинов гласили: «Открыты только в уик-энд», или даже хуже — «Увидимся в июне!». Перед Альгамброй пустовала сотня мест для парковки, за столиками в кафе и барах также никого не было.

И старик-сумасшедший разбрасывал кредитные карточки по улицам, забывшим о людях.

Лили объехала старика, который, как заметил Джек, смотрел им вслед с испуганным удивлением — он шептал что-то, но Джек не мог определить, что именно. Направляя машину ко входу в гостиницу, мать сказала: «Я провела счастливейшие три недели своей жизни в этом прелестном местечке».

Вот почему они упаковали все, без чего не могли обойтись, в сумки, пластиковые пакеты и чемоданы, заперли на ключ своё прежнее жилище, не обращая внимания на пронзительные звонки телефона, слышные, казалось, даже в холле на первом этаже; вот почему они со всеми пожитками втиснулись на сидения взятого в аренду автомобиля и провели в нем долгие часы по пути на север, и ещё более долгие часы, преодолевая шоссе 95, — потому лишь, что Лили Кэвэней однажды была счастлива здесь.

В 1968 году, за год до рождения Джека, Лили выдвинули на соискание международной премии за роль в кинофильме «Пламя».

В этом фильме талант Лили раскрылся более полно, чем в её обычных ролях «плохих девочек». Никто не ожидал, что Лили способна победить, и меньше всех сама Лили; но для неё гораздо более важной и приятной была пришедшая одновременно с выдвижением на премию известность — Лили ужасно гордилась собой и Фил Сойер увёз её на три недели в Альгамбру, чтобы достойно отпраздновать этот успех. Там, на другом конце континента, они смотрели вручение Оскаров по телевизору, попивая шампанское в постели. Если бы Джек был старше и проявлял интерес к подобным вопросам, то мог бы узнать, что Альгамбра была местом его зачатия.

Когда зачитали список актрис, выдвинутых на соискание премии, Лили, в соответствии с семейной легендой, прошептала Филу: «Если я выиграю, то станцую танец папуасов у тебя на животе».

Но победила Руфь Гордон, и Лили сказала: «Уверена, она заслуживает этого. Она — великая актриса». И тут же, прижавшись к груди мужа, прошептала: «Лучше предложи мне следующую роль, глупышка». Больше таких работ не было. Последняя роль Лили, сыгранная через два года после смерти Фила, была роль циничной экс-проститутки в фильме под названием «Маньяки на мотоциклах».

Пока Лили вспоминала, Джек думал, как он будет выгружать весь их багаж Одна из сумок раскрылась, и из неё высыпались старые фотографии, носки, шахматы, детские книжки и другое барахло.

Джек начал все это заталкивать обратно в сумку. Лили медленно поднималась вверх по ступенькам походкой усталой старой леди. «Я нашла своё убежище», — сказала она, не оборачиваясь.

Джек упаковал сумку, разогнулся и вновь посмотрел на небо, где, как он был уверен, мелькнула радуга. Радуги не было. Только неуютное, переменчивое небо.

— Иди ко мне, — сказал кто-то позади него тихим ласковым голосом.

— Что? — спросил он, оглянувшись.

Перед ним тянулись пустынные сады и шоссе.

— Да? — сказала его мать. Она удивлённо смотрела на него, держась за ручку дубовой двери.

— Мне показалось, — ответил он. Не было ни голоса, ни радуги. Джек выбросил все это из головы и посмотрел на мать, сражающуюся с тяжёлой дверью. — Подожди, я помогу, — сказал он и начал подниматься по ступенькам, осторожно неся большой чемодан и бумажный пакет, набитый свитерами.

До встречи со Смотрителем Территорий Джек влачил унылые дни в гостинице, сам себе напоминая спящую собаку. Его жизнь в то время казалась расплывчатым сном. Даже ужасное известие о дяде Томми, пришедшее по телефону прошлой ночью, потрясло его не так, как должно было. Если бы Джек увлёкся мистикой, он мог бы предположить, что какие-то необъяснимые силы управляют жизнями его и матери. Джек Сойер, двенадцати лет от роду, был деятельной личностью, и вынужденное бездействие этих дней после бегства из Манхэттэна смущало и раздражало его.

Джек смутно увидел себя как бы со стороны — стоящего на берегу без определённой цели, не понимающего, зачем вообще он здесь. Конечно, он горевал о дяде Томми, но сознание было затуманено, и он не сумел сосредоточиться, как и вчера, когда они с Лили смотрели на звезды, сидя на веранде.

— Ты устал от бесконечной суеты, — сказала мать, глубоко затянувшись сигаретой и глядя на него сквозь облачко дыма. — Все, что ты должен сделать, Джекки, — немного расслабиться. Это чудесное местечко. Давай же подольше насладимся им.

Боб Ньюхарт, залитый красным светом, пел по телевизору о своём башмаке, который он держал в правой руке.

— Именно этим я и занимаюсь, Джекки, — она улыбнулась ему. — Расслабляюсь и наслаждаюсь.

Он взглянул на часы. Прошло два часа с того момента, как они включили телевизор, и он не смог припомнить ничего из просмотренного.

Джек как раз встал, чтобы идти спать, когда зазвонил телефон. Старый добрый дядя Морган Слоут нашёл их. Новости дяди Моргана никогда не были слишком весёлыми, но последняя была ещё более трагичной, чем обычно. Джек стоял посреди комнаты, глядя, как лицо матери постепенно приобретает землистый оттенок. Руками она сдавила себе горло, оставляя на нем белые следы. Мать молча выслушала новость, сказала «Спасибо, Морган» и повесила трубку. Потом повернулась к Джеку, внезапно подурневшая и постаревшая.

— Держись, Джекки, ладно?

Пол поплыл у него под ногами.

Она взяла его за руку и сказала:

— Дядя Томми был убит сегодня днём, когда переходил улицу, Джек.

Джек покачнулся, как от порыва ветра.

— Он переходил бульвар Ла Синега, и его сбил фургон. Там оказался свидетель, который видел, что фургон был чёрного цвета, и сбоку на нем были написаны слова «ДИКОЕ ДИТЯ», но это… это все.

Лили начала плакать. Минутой позже, удивляясь самому себе, Джек также принялся плакать. Все это случилось три дня назад, и Джеку они показались вечностью.

15 сентября 1981 года мальчик по имени Джек Сойер стоял у самой кромки воды на пустынном пляже возле гостиницы, напоминающей старинный замок из романов Вальтера Скотта. Ему хотелось плакать, но он не мог выжать из себя ни слезинки. Его окружала смерть, смерть владела половиной мира, радуги не было. Фургон с надписью «ДИКОЕ ДИТЯ» лишил дядю Томми жизни. Дядю Томми, умершего в Лос-Анджелесе, очень далеко отсюда. Человека, обязательно повязывавшего галстук перед тем, как съесть ростбиф и не имевшего никаких деловых интересов на западном побережье.

Его отец умер, дядя Томми умер, его мать тоже может умереть. Он ощутил здесь, в Аркадия-Бич, смерть, говорящую по телефону голосом дяди Моргана. Это не было возникшим в сознании образом; он ощущал смерть физически, как дуновение морского ветра. Он чувствовал её… и чувствовал уже давно. Это тихое место помогло ему понять, что Смерть ехала с ними по шоссе-95 из Нью-Йорка, прячась за сигаретным дымом и прося его найти весёлую музыку по приёмнику.

Он вспомнил, как отец рассказывал ему о том, что он родился со старческой головой, но сейчас его голова вовсе не напоминала старческую. Напротив, он ощущал себя очень юным. «Потрясён, — подумал Джек. — Я очень потрясён. Это похоже на конец света. Разве не так?»

Волны разбивались о берег, окатывая его свежестью. Тишина была подобна серому воздуху — такая же убийственная, как нарастающее мелькание в глазах.

Когда, путешествуя по Стране Чудес, он встретил Смотрителя Территорий Лестера, то после долгих дней бесцельного существования апатия внезапно покинула его. Лестер был чернокожим с курчавыми седыми волосами и лицом, изрезанным морщинами. Сейчас Смотритель был совершенно ничем непримечателен, хотя раньше получил образование и путешествовал как странствующий музыкант. Он и не рассказывал ничего особенно интересного. Однако, гуляя вокруг игровой площадки Страны Чудес, Джек встретился взглядом с его тусклыми глазами, — и почувствовал, что оцепенение оставило его. Это было подобно тому, как если бы некая волшебная сила перешла от старика к Джеку. Лестер улыбнулся ему и сказал: «Ну, кажется, у меня появилась компания. Пришёл маленький странник».

Джек стал свободен. Если ещё мгновение назад он представлялся себе спелёнутым коконом, то сейчас почувствовал освобождение. Казалось, над стариком зажёгся серебристый нимб, еле заметный ореол света, который тут же исчез, как только Джек моргнул. Мальчик увидел, что человек держит в руках руль тяжёлой мусороуборочной машины.

— С тобой все в порядке, сынок? — человек легонько дотронулся до его спины. — Мир все ещё очень плох, или же становится немного лучше?

— Лучше, — прошептал Джек.

— Тогда ты движешься в нужном направлении. Как тебя зовут?

«Маленький странник», — сказал он в тот первый день. — «Джек-Странник». — Он выпрямился и подбоченился, как девушка на танцах. — «Человек, которого ты видишь, — Лестер, Смотритель Территорий, тоже странник, сынок, да, да — о, да. Лестер знает все дороги, даже дорогу назад, в старину. У меня был оркестр, Джек-странник, и мы играли блюзы. Блюзы на гитарах. Мы даже записали несколько пластинок, но я не обижусь, если ты ничего обо мне не слышал».

Он говорил в своеобразном ритме, каждая фраза его пела; и хотя он держал не гитару, а руль мусороуборочной машины, — он все ещё был музыкантом. Через пять секунд общения с ним Джек был уверен, что его отец, любивший джаз, составил бы этому человеку отличную компанию.

Джек околачивался возле Лестера три или четыре дня, наблюдая за его работой и помогая, если это требовалось. Ему позволялось забивать гвозди, поправлять ограду; эти простые задания, выполненные с помощью советов Смотрителя, делали его совершенно счастливым. Мальчик вспоминал первые дни после приезда в Аркадия-Бич, как кошмар, от которого его спас новый друг. Смотритель был другом, — что да, то да, — хотя эта дружба имела налёт таинственности. Через несколько дней после их знакомства (или с тех пор, как он был потрясён, встретившись взглядом со светлыми глазами старика), этот человек стал ему ближе, чем любой из друзей, исключая разве что Ричарда Слоута, которого Джек знал практически с пелёнок. И сейчас, ощущая тепло, излучаемое его новым другом, он чувствовал, что и боль от потери дяди Томми, и страх, что мать может внезапно умереть, отступают на задний план.

Но сегодня Джеку вдруг стало неуютно — он опять почувствовал себя управляемым существом, объектом чьих-то экспериментов: как будто неведомая сила забросила его с матерью на этот пустынный берег.

ОНИ хотят, чтобы он был здесь. Кто — ОНИ?

Или он сходит с ума? Внутренним зрением Джек увидел сумасшедшего старика, шепчущего что-то и разбрасывающего по тротуару чистые кредитные карточки.

В небе парила чайка. Джек дал себе слово, что поговорит со Смотрителем о своих ощущениях. Джек был уверен, что тот не высмеет его. Они уже стали друзьями, и Джек понимал, что может рассказать старому сторожу почти все.

Но он ещё не был готов. Это напоминало безумие, и он сам ещё не во всем разобрался. Джек, пересиливая себя, повернулся спиной к Стране Чудес и побрёл по берегу к гостинице.

2. ВОРОНКА ОТКРЫВАЕТСЯ

Джек Сойер не поумнел и на следующий день. Прошлой ночью ему приснился самый странный сон в его жизни. В этом сне кошмарное создание — полуразложившийся, кривой на один глаз карликовый монстр пришёл за его матерью. «Твоя мамочка почти мертва, Джек, хочешь помолиться за упокой её души?» — проквакало существо, и Джек знал — такое знание приходит только во сне, — что монстр радиоактивен, его прикосновение смертельно. Проснулся мальчик в холодном поту от собственного крика. Шум прибоя помог ему прийти в себя, но он ещё долго не мог уснуть.

Джек собирался рассказать этот сон матери; но Лили пребывала в дурном неразговорчивом настроении, прячась за клубами сигаретного дыма. Только после того, как мальчик по её просьбе принёс ей кофе, Лили слегка улыбнулась ему.

— А не поужинать ли нам вместе?

— Даже так?

— Даже так. Но только не полуфабрикаты. Я удрала из Лос-Анджелеса в Нью-Хэмпшир не для того, чтобы отравиться сосисками.

— Давай сходим в одно из кафе на Хэмптон-Бич, — предложил Джек.

— Договорились. Теперь иди играть.

«Иди играть», — с необычной для себя злостью подумал Джек. — «Ты так спокойно меня прогоняешь, мамочки! Иди играть! С кем? Мама, почему ты здесь? Почему мы здесь? Ты очень больна? Почему не хочешь говорить со мной о дяде Томми? Что случилось с дядей Морганом? Что?!»

Вопросы, вопросы… Нет ничего хуже вопросов, на которые никто не может ответить.

Кроме Смотрителя.

Вот смешно: ну как может один чернокожий старикан, которого Джек только что встретил, разрешить все его проблемы?

Он брёл по мрачному пустынному берегу и думал о Смотрителе Территорий.

«Это как конец света, верно?» — снова вспомнил Джек.

Морские чайки парили над волнами. По календарю было ещё лето, но в Аркадия-Бич оно заканчивалось в День Труда. Тишина была тяжёлой, как и воздух.

Джек взглянул на свои тапочки и увидел на них пятна мазута. «Грязный пляж», — подумал он. — «Всюду грязь». Он не знал, где измазался, и чуть отодвинулся от кромки воды.

Плакали в небе птицы. Одна из них вскрикнула особенно громко, и сразу после этого Джек услыхал квакающий, почти металлический звук. Он остановился и увидел, что звук издаёт незакреплённая лестница, ведущая на смотровую площадку на скале. Наконец крепления оторвались и лестница рухнула на ровный, утрамбованный песок, расколов надвое ничего не подозревавшего гигантского морского моллюска. Джек увидел его внутренности, — гору сырого мяса, бьющуюся в судорогах… или же это была игра воображения?

«Не хочу этого видеть».

Но до того, как он смог отвернуться, жёлтый, цепкий клюв чайки схватил мясо и поглотил его. У Джека засосало под ложечкой. Мысленно он услышал, как рвётся живая плоть, подобно вскрику от боли.

Он вновь попытался отвернуться от вздымаемых порывами ветра волн — и не смог. Чайка подавилась и выплюнула остатки грязно-розового мяса, затем вновь заглотнула его, и через секунду под пристальным взглядом её чёрных глаз Джек постиг ужасную правду: умирают отцы, умирают матери, умирают дяди, даже если они окончили Йельский университет и в своих трехсот долларовых костюмах выглядели такими же непоколебимыми, как стены банка. Возможно, дети тоже умирают… и в этом, наверное, ужасная правда жизни.

— Эй, — произнёс Джек, не замечая, что произносит вслух свои мысли. — Эй, дайте мне передохнуть!..

Чайка застыла на мгновение, буравя его глазами, но тут же возобновила свои ужасные игры с останками моллюска. «Что-нибудь хочешь, Джек? Судороги ещё не прекратились! Боже мой, невозможно поверить, что это смерть!»

Мощный жёлтый клюв вновь и вновь заглатывал и выплёвывал кусок мяса.

Кыш-ш-ш-ш — огрызнулась птица и взмыла в серое сентябрьское небо. Мальчику вновь показалось, что она смотрит на него, как оглядывают комнату, только войдя в неё — без всякой цели. А глаза… он знал эти глаза.

Внезапно ему захотелось увидеть глаза матери — её темно-синие глаза. Он не помнил, когда ещё с таким нетерпением хотел увидеть её — с тех пор, как был очень маленьким. Баю-бай, запело у него в голове голосом матери, и этим «что-то» был голос ветра. «Баю-бай, засыпай. Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. Твой папаша бросил нас, он уехал слушать джаз!» Чёртов джаз! Укачивая Джека, мать курила одну сигарету за другой, не отрывая глаз от сценария — голубые страницы, он помнил это её выражение: голубые страницы.

«Баю-бай, Джекки, все кругом спят! Я люблю тебя, Джекки. Ш-ш-ис… спи. Баюшки-баю.

На него смотрела чайка».

Внезапно Джека охватил ужас, сдавив горло железным обручем: он увидел, что чайка действительно смотрит на него. Эти чёрные глаза (чьи они?) рассматривали его. И он знал этот взгляд.

Кусок сырого мяса все ещё торчал из клюва, но чайка тут же окончательно проглотила его.

Джек повернулся и побежал, запрокинув голову и глотая горячие солёные слезы. Тапочки увязали в песке, и его единственным желанием было убежать как можно дальше от пристального взгляда, весь день преследующего его. Двенадцатилетний одинокий Джек Сойер мчался к гостинице, забыв о Смотрителе, слезы и ветер заглушали его крик, а он все пытался кричать: нет, нет, нет!

Джек остановился на пригорке и перевёл дыхание. Разгорячённый и потный, он присел на скамейку, предназначенную для пришедших сюда стариков, и убрал волосы со лба. «Возьми себя в руки. Капитан не должен покидать свой корабль».

Мальчик улыбнулся и действительно по чувствовал себя лучше. Отсюда, с пятидесяти-футовой высоты, все выглядело иначе. Возможно, виноват был барометр, показывающий перепад давления или ещё что-либо в этом роде. То, что случилось с дядей Томми, — ужасно, но с этим можно смириться. Так говорила и мама. Дядя Морган в этот раз появился со своим известием несколько поздно, но вообще-то дядя Морган всегда приносит вред.

А мама… Она, конечно, самое главное!

С ней ничего не должно случиться, — думал Джек, сидя на скамейке и вытряхивая из тапочек песок. С ней не должно ничего произойти, хотя, конечно, это возможно. Прежде всего, никто не возьмётся утверждать, что она больна раком. Верно? Конечно. Если бы она была больна, то не взяла бы его сюда. Скорей всего, они поехали бы в Швейцарию, где она принимала бы лечебные ванны или что-нибудь в этом роде. Именно так она и поступила бы. Так, может быть…

Низкий, безлико-шепчущий звук проник в его сознание. Он осмотрелся и глаза его полезли на лоб. Песок возле его левого тапочка начал шевелиться. Маленькие белые песчинки завертелись, образуя круг диаметром с палец. В центре этого круга песок внезапно опустился, образовав ямку шириной около двух дюймов. Края ямки находились в непрестанном движении — по кругу, по кругу, так что зарябило в глазах.

«Так не бывает», внушал себе Джек, а сердце, казалось, сейчас выскочит из его груди. Участилось дыхание. «Так не бывает, это мираж, или краб, или…»

Но ни краб, ни мираж тут ни при чем — это было ясно, как Божий день.

Песок закрутился ещё быстрее, звук усилился, наводя Джека на мысль о статическом электричестве, опыты с которым он проводил прошлым летом. Однако больше всего звук напоминал долгий и тягостный вздох, последний вздох умирающего.

Все больше песка приходило в движение. Затем возникла воронка, напоминающая туннель в Ад. Она то появлялась, то исчезала, появлялась, исчезала — и опять появлялась. Чем шире становилась воронка, тем отчётливее по её краям проступали буквы: С, потом СО, потом СОЧНЫЕ ФРУКТЫ, прочитал он.

Песок завертелся быстрее, ещё быстрее, с невероятной скоростью. «А-а-а-а-а-х-х-х-х-х-х-х», — усилился. Джек заворожённо смотрел на него; мальчика сковал страх. Песок раскрывался, как большой тёмный глаз: это был глаз чайки, уронившей добычу и теперь выискивающей её. «А-а-а-а-а-х-х-х-х-х-х», — шептал песок умирающим голосом. Это был не плод воображения, как очень хотелось бы Джеку голос существовал на самом деле. «Его вставная челюсть выпала, Джек, когда ДИКОЕ ДИТЯ сбило его, она выпала, — хлоп — и все. Йельский университет или нет, но когда ДИКОЕ ДИТЯ собьёт тебя и выбьет твою вставную челюсть — тебе конец. И твоей матери — тоже конец».

Джек вновь побежал не оглядываясь. Он откидывал волосы со лба, и в широко распахнутых глазах пульсировал страх.

Джек быстро проскочил веранду гостиницы. Здесь обстановка явно не располагала к беготне. В холле было тихо, как в библиотеке; серый свет струился сквозь высокие окна, освещая потёртые ковры. Джек прошёл мимо конторки и столкнулся с внимательным взглядом дневного клерка. Клерк не сказал ни слова, однако уголки его рта дрогнули в молчаливом неодобрении. Этому мальчишке ещё бы вздумалось бегать в церкви! Огромным усилием воли Джек заставил себя спокойно подойти к лифту. Он нажал кнопку, спиной ощущая, как клерк буравит его взглядом. «Этот человек улыбнулся только раз за все время — когда узнал мою мать», — промелькнуло в сознании Джека. Да и та улыбка была лишь данью вежливости.

— Я думаю, каким нужно быть старым, чтобы помнить Лили Кэвэней, — сказала мать Джеку, когда они остались в номере одни. Ещё не так давно её узнавали все — ведь за двадцать лет она снялась в пятидесяти картинах. Её называли «Королевой кинематографа», сама же она шутила — «милашка из мотеля». Шофёры такси, горничные, официанты — все они мечтали получить её автограф! Сейчас все это ушло в прошлое.

Джек переминался с ноги на ногу, ожидая лифта, а в ушах у него звенел голос, доносящийся из воронки в песке. На мгновение он увидел Томаса Вудбайна, милого важного дядю Томми Вудбайна, одного из своих опекунов — нерушимого, как каменная стена, и все-таки погибшего на бульваре Ла Синега, чья вставная челюсть валялась в двадцати футах от тела. Он вновь нажал кнопку.

Скорее же!

Потом ему померещилось кое-что похуже: его мать, поддерживаемая двумя невозмутимыми мужчинами под руки, садилась в ожидавшую её машину. Внезапно Джеку захотелось в туалет. Он стал колотить в кнопку всей ладонью, и невзрачный человек за конторкой издал удивлённый возглас. Джек сдавил другой рукой некое место пониже живота, чтобы уменьшить давление мочевого пузыря. До его слуха донёсся звук опускающегося лифта. Мальчик закрыл глаза и плотно сжал коленки. Его мать выглядела неуверенной в себе, растерянной и смущённой, а мужчины заталкивали её в машину. Но Джек знал, что это происходило не на самом деле: это были воспоминания — часть одного из снов — и это происходило не с матерью, а с ним самим.

Когда раздвижные двери лифта сомкнулись за его спиной, он взглянул на своё отражение в запылённом зеркале. Эта сцена семилетней давности вновь овладела его сознанием, и он увидел жёлтые глаза одного из мужчин, почувствовал на себе руку другого, тяжёлую и бездушную…

Это невозможно — сон наяву! Он не видит глаза мужчин, меняющиеся от голубого к жёлтому; его мать красива и добра к нему; бояться нечего; никто не умирает; и только чайка представляет опасность для моллюска. Джек закрыл глаза, и лифт начал подниматься.

Эта штука из песка смеялась над ним.

Двери лифта раскрылись, и Джек вышел. Он миновал закрытые шахты других лифтов, повернул налево и помчался по коридору к своей комнате. Здесь его бег выглядел менее неуместно. Они занимали номера 407 и 408 — две спальни, маленькую кухню и гостиную с видом на океан. Его мать раздобыла где-то цветы, расставила их в вазы, рядом поставила маленькие фотографии в рамочках.

Джек в пять лет, Джек в одиннадцать лет, Джек, ещё младенец, на руках у отца. Его отец, Филипп Сойер, за рулём старой развалюхи, вместе с Морганом Слоутом едущий в Калифорнию. В те времена они были настолько бедны, что часто ночевали в машине.

Джек распахнул дверь гостиной в номере 408 и позвал: «Мама! Мамочка!»

Его встретили цветы и улыбающиеся фотографии, но ответа не последовало. «МАМА!» Сзади захлопнулась дверь. Джек почувствовал холодок внизу живота. Он выскочил из гостиной в большую спальню справа. «МАМ!» Другая ваза с высокими яркими цветами. Пустая постель выглядела, как насмешка. На столике батарея пузырьков и бутылочек с витаминами и всякой всячиной. Джек обернулся. В окне спальни мелькали какие-то тени.

Двое мужчин из автомобиля — ни их самих, ни машину Джек описать бы не смог, — и они тащат его мать…

— Мама, — заорал он.

— Я тебя слышу, сынок, — донёсся до него из двери ванной голос матери. — Что стряслось?

— Ох, — выдохнул он, и почувствовал, как все тело расслабляется. — Ох, извини! Я не мог понять, где ты…

— Принимаю ванну, — рассмеялась она. — Готовлюсь к ужину. Надеюсь, возражений нет?

Джек понял, что ему незачем идти в ванную. Он упал в одно из расшатанных кресел и с облегчением смежил веки.

С ней все в порядке.

«ПОКА все в порядке», — прошептал приглушённый голос, и он вновь увидел воронку в песке.

В семи или в восьми милях по прибрежному шоссе, как раз около универсального магазина Хэмптони, они нашли ресторанчик под названием «Царство омаров». У Джека осталось сумбурное впечатление от прошедшего дня — он уже начал забывать о случившемся. События на пляже оставили лишь слабый отпечаток в его памяти. Официант в красном пиджаке с жёлтой эмблемой на спине, изображающей омара, проводил их к столику у длинного узкого окна.

— Мадам желает выпить? — У официанта было каменное выражение лица уроженца Новой Англии, и Джек, взглянув на свой спортивный костюм и отлично сшитое выходное платье матери (от Хальсона) сквозь призму этих водянисто-голубых глаз, почувствовал, как в нем закипает бешенство. «Мама, если ты на самом деле не больна, какого дьявола мы здесь делаем? Это же кошмарное место! Этою безумие! О, Боже!»

— Принесите мне бокал неразбавленного мартини, — сказала она.

Официант приподнял брови.

— Мадам?

— Лёд в стакане. Маслина во льду. Охлаждённый джин поверх маслины. Итак, вы можете это подать?

«Мамочка. Боже мой, разве ты не видишь его глаза? Ты кажешься себе очаровательной, а ему кажется, что ты насмехаешься над ним! Разве ты не видишь его глаза?»

Нет. Она ничего не видела. И эта ненаблюдательность у неё, которая так обострённо чувствовала людей, легла ещё одним камнем на сердце Джека. Мать уходила… во всех отношениях.

— Да, мадам.

— Потом, — продолжала она, — вы берете бутылку вермута — любой марки — и наклоняете её над стаканом. Потом ставите бутылку на полку и приносите стакан мне. Понятно?

— Да, мадам. — Водянисто-холодные ново-английские глаза остановились на его матери, неспособные, казалось, к каким-либо проявлениям чувств. «Мы одиноки здесь», — подумал Джек, впервые до конца осознав это. Боже, именно мы.

— Молодой человек?

— Я бы выпил колы, — грустно ответил Джек.

Официант ушёл. Лили достала из сумочки пачку сигарет фирмы «Герберт Тэрритун» (с детства, помнил Джек, она просила: «Достань мне мою Тэрритун с полки, сынок»), и закурила, выпустив одновременно три струйки дыма.

Ещё один камень на его сердце. Два года назад его мать вдруг бросила курить. Джек с недоверием воспринял это: она курила всегда и скоро закурит снова. Но нет… Это произошло лишь три месяца назад в нью-йоркском отёле «Карлтон».

— Ты снова куришь, мама? — спросил он.

— Да, я курю капустные листья, — пошутила она.

— Мне бы этого не хотелось.

— Почему бы тебе не включить телевизор? — перебила она с несвойственной ей поспешностью; губы матери были плотно сжаты. — Может быть, как раз показывают кого-нибудь из этих дерьмовых проповедников. Сядь и смотри, и чувствуй себя их братом во Христе.

— Извини, — выдавил он с трудом.

Тогда это был всего лишь Карлтон. Капустные листья. Но сейчас это «Тэрритун» — сигареты, где нижняя часть мундштука окрашена под фильтр, но это не фильтр. Он припомнил, как отец рассказывал кому-то, что курит «Винстон», а жена — «Чёрные лёгкие».

— Тебе что-то померещилось, Джек? — спрашивала она его сейчас, смешно зажав сигарету между вторым и третьим пальцами правой руки. Он должен был отважиться и сказать: «Мама, я вижу, ты опять куришь „Тэрритун“, — ты вернулась к старому?»

Ужасная боль пронзила его сердце, и ему захотелось плакать.

— Нет, — ответил он. — Кроме этого места. Оно немного загадочное.

Она огляделась и улыбнулась. Два других официанта — один толстый, другой худой, — оба в красных пиджаках с жёлтой эмблемой-омаром на спине, — стояли у входа в кухню, тихо беседуя. Вельветовые шторы над входом в обеденный зал отделяли кабинку, где сидели Джек с матерью. Перевёрнутые стулья украшали пустые столы. На дальней стене висела готическая гравюра, которая натолкнула Джека на воспоминание об «Умершем любимом» — фильме с участием его матери. Она играла молодую, очень богатую женщину, вышедшую замуж за тёмную подозрительную личность вопреки воле родителей. Её избранник привёз её в большой дом на берегу океана и попытался довести до безумия. «Умерший любимый» был более или менее типичным для Лили фильмом — она снялась во многих черно-белых фильмах, где неплохие, но давно забытые актёры разъезжали в «Фордах», не снимая шляп.

Неоновая надпись над вельветовыми шторами гласила: «Это отделение закрыто».

— Мрачновато здесь, верно? — спросила она.

— Как в преисподней, — ответил Джек, и она засмеялась своим заразительным смехом.

— Ох, Джекки, Джекки! — она ласково поправила его чересчур длинные волосы.

Он отвёл её руку, также улыбаясь (Боже, её пальцы состояли из кожи и костей. Она почти мертва, Джек!..).

— Не трогай меня без разрешения.

— Почему так строго?

Они ещё раз улыбнулись друг другу. Джек не помнил, когда бы ещё ему так хотелось плакать или когда бы он так сильно любил её. Что-то новое открылось сейчас мальчику… возвращение к «Чёрным лёгким» — часть этого.

Принесли напитки. Она легонько коснулась его бокала своим.

— За нас.

— Хорошо.

Они выпили. Официант принёс меню. Лили небрежно просмотрела его.

— Что бы вы предложили?

— Рекомендую морской язык.

— Принесите два.

Джек был немного смущён, заказывая за них обоих, но он знал, что мать хочет именно этого — после ухода официанта он взглянул матери в глаза и увидел одобрение своему поступку.

Принесли еду. Морской язык с лимоном был горячим и вкусным. Но Лили едва прикоснулась к содержимому своей тарелки.

— Занятия в школе начались две недели назад, — Джек успел съесть половину порции. Глядя на большие жёлтые автобусы с надписью «Районная школа Аркадии», он почувствовал себя слегка виноватым, хотя причиной этому были обстоятельства.

Лили выжидающе смотрела на него. Она уже выпила второй бокал, и официант принёс третий.

Джек передёрнул плечами.

— Подумай, что я имею в виду.

— Ты хочешь в школу?

— Что? Нет! Не здесь.

— Хорошо, — согласилась она. — Потому что у меня нет этих твоих чёртовых справок, а без свидетельства о рождении они тебя в школу не примут, приятель.

— Не называй меня так, — сказал Джек, но Лили даже не улыбнулась старой шутке.

«Мальчик, почему ты не в школе?»

Он оглянулся, как будто этот голос прозвучал где-то рядом, а не в его сознании.

— Что-нибудь не так? — спросила она.

— Нет. Впрочем… в этом чудесном парке, Стране Чудес, есть старый чёрный чудак. Славный малый… Он спрашивал, почему я не в школе.

Она выпрямилась. Улыбка пропала с её лица.

— Что ты ему сказал?

Джек пожал плечами.

— Я сказал, что болен. Помнишь, так было с Ричардом? Доктор сказал дяде Моргану, что Ричард не должен ходить в школу шесть недель, но может гулять на улице. — Джек слегка улыбнулся. — Я думаю, ему повезло.

Лили немного расслабилась.

— Я не люблю, когда ты разговариваешь с незнакомыми людьми, Джек.

— Мама, он…

— Мне неважно, кто он. Я не хочу, чтобы ты разговаривал с незнакомыми людьми.

Джек подумал о чернокожем друге; он представил себе его стальные волосы, изборождённое морщинами тёмное лицо; умные, светящиеся глаза. Он вспомнил их встречи в Аркадии, где не было никого, кроме них, да ещё поодаль два чудака играли в крокет, сохраняя глубокомысленное молчание.

Но сейчас, сидя с матерью в этом ужасном ресторане, — не чернокожий мужчина, а он сам задал себе вопрос.

Почему я не в школе?

«Все так, как она сказала, сынок. Нет ни справок, ни свидетельства. Ты думаешь, она захватила сюда твоё свидетельство о рождении? Ты так думаешь? Она слишком торопится, и ты торопишься вместе с нею. Ты…»

— Ты что-нибудь получал от Ричарда? — обронила она, и когда она закончила фразу, то к нему пришло это, и оно поразило, как удар молнии. Его руки задрожали, стакан упал со стола и разбился.

«Она почти мертва, Джек».

Голос из песчаной воронки. Он звучал в голове Джека.

Это был голос дяди Моргана. Не возможно, не почти, не как будто. Это был настоящий голос. Голос отца Ричарда.

По пути домой, в машине, она спросила:

— Что произошло с тобой там, Джек?

— Ничего. Мне почудился последний хит Джейн Круппа.

— Не смейся надо мной, Джекки, — она выглядела усталой и измученной. Между вторым и третьим пальцами правой руки была зажата сигарета. Она вела машину очень медленно — чуть больше сорока миль в час — как всегда, когда выпивала лишнее. Лили сидела прямо, юбка не прикрывала колени, а подбородок, казалось, нависал над рулевым колесом. На мгновение она стала похожа на ведьму, и Джек быстро отвернулся.

— Совсем нет, — промямлил он.

— Что?

— Я не смеюсь. Это было что-то вроде судороги. Мне очень жаль.

— Все в порядке, — ответила она. — Я думала, это связано с Ричардом Слоутом.

— Нет.

«Его отец говорил со мной из воронки в песке на берегу, вот и все! Он говорил со мной в моих мыслях, как в фильме, где ты слышала голос свыше. Он сказал мне, что ты почти мертва!..»

— Тебе его не хватает, Джек?

— Кого? Ричарда?

— Нет, папы Римского. Конечно, Ричарда.

— Иногда. — Ричард Слоут ходил в школу в Иллинойсе — одну из тех частных школ, учиться в которых очень престижно.

— Ты увидишься с ним. — Лили взъерошила его волосы.

— Мама, с тобой все в порядке? — Эти слова сами собой слетели с языка. Он почувствовал, как его пальцы впились в колени.

— Да, — ответила она, прикуривая другую сигарету (она притормозила до двадцати миль, делая это, и едущий сзади старый грузовичок нетерпеливо посигналил). — Все как нельзя лучше.

— На сколько ты похудела?

— Джекки, можно никогда не быть слишком худым, или слишком полным. — Она помолчала и улыбнулась ему. Это была усталая, грустная улыбка, сказавшая ему все, что он хотел знать.

— Мама!..

— Хватит, — оборвала она. — Все нормально, и не будем об этом. Попробуй найти мне какой-нибудь би-боп по приёмнику.

— Но…

— Поищи би-боп, Джекки, и закрой рот.

Радиостанция Бостона передавала что-то джазовое в исполнении алы-саксофона. А над всем этим царил океан. Позже Джек увидел гигантский скелет из металлических конструкций на фоне неба. И очертания гостиницы «Альгамбра».

Если это был их дом, то они были дома.

3. СМОТРИТЕЛЬ ТЕРРИТОРИЙ

На следующий день показалось солнце — тяжёлое и яркое, осветившее пляж и крыши. Волны сверкали в лучах света. Джеку показалось, что солнечный свет здесь не такой, как в Калифорнии — менее яркий, более холодный. Волны набегали и вновь возвращались в океан, потом опять набегали, окаймлённые золотой полоской. Джек отошёл от окна, привёл себя в порядок и оделся; он чувствовал, что пора идти на остановку школьного автобуса. Семь-пятнадцать. Но, конечно, в школу он сегодня не пойдёт; жизнь все ещё не нормализовалась; он и его мать, при желании, могли бы спать по двенадцать часов в сутки. Ни уроков, ни домашних заданий… никаких дел, кроме приёма пищи.

Да и был ли сегодня учебный день? Джек споткнулся о ножку кровати, и его охватила паника: как узок стал его мир… Он не сообразил, что сегодня суббота. Мальчик попытался мысленно вспомнить какой-либо примечательный день, и стал отсчитывать дни вперёд. Если допустить, что это было воскресенье, то сегодня получается четверг. По четвергам он ходил в компьютерный класс с мистером Бальго и занимался спортом. Но это было тогда, когда его жизнь текла нормально. И хотя с тех пор прошло не более месяца, мальчику показалось, что минули годы…

Из спальни он вышел в гостиную, раздвинул тяжёлые шторы, и в окно хлынул свет, озарив всю комнату и заиграв на мебели. Потом Джек нажал на кнопку телевизора и опустился на кушетку. Прошло не менее четверти часа, а мать все ещё спала. Наверное, виной тому выпитые накануне три бокала мартини.

Джек отвёл взгляд от двери комнаты матери.

Двадцать минут спустя он тихо постучал в её дверь.

— Мам? — В ответ прозвучало сонное бормотание. Мальчик распахнул дверь. Лили раскинулась на подушках и из-под полуприкрытых век смотрела на него.

— Доброе утро, Джекки! Который час?

— Около восьми.

— О, Боже. Ты голоден? — Она села и начала кулаками тереть глаза.

— Слегка. Меня тошнит от скуки. Я надеялся, что ты скоро встанешь.

— Мне бы не хотелось подниматься. Как ты полагаешь? Спустись в столовую и позавтракай. А потом прогуляйся на пляж, ладно? Если дашь мне ещё часок поспать, то твоей маме будет значительно лучше.

— Хорошо, — сказал он. — Конечно. Увидимся позже.

Её голова покоилась на подушке.

Джек выключил телевизор, и, проверив, есть ли в кармане ключ, вышел из комнаты.

В лифте пахло камфорой и аммиаком — горничная разлила химикаты. Дверь открылась: сидящий за конторкой клерк взглянул на него и с отвращением отвернулся. Даже если ты ребёнок кинозвезды, не стоит стараться выделиться, сынок… А почему ты не в школе?

Джек вошёл в столовую и увидел ряды пустых столов в полутёмном зале. Официантка в белой блузке и красной плиссированной юбке взглянула на него и отвернулась. В другом конце зала завтракали бедные пожилые супруги. Других желающих поесть не было. Когда Джек посмотрел на них, старик разрезал на четыре части крутое яйцо, ухаживая за своей женой.

— Столик на одного? — позади него материализовалась официантка, протягивая меню.

— Я передумал, прошу прощения, — Джек вышел.

Кафе, магазины — все здесь пребывало в запустении. Бармен умирал от скуки, глядя на поджаривающиеся в гриле ломтики ветчины. Лучше он подождёт, пока проснётся мать; нет, он лучше пойдёт и купит в каком-нибудь магазине пирожок и пакет молока.

Джек с усилием толкнул тяжёлую дверь и вышел из гостиницы. На секунду солнечные лунки ослепили его. Спустившись по ступенькам, он направился через небольшой парк к выходу из гостиницы.

Что будет, если она умрёт? Что будет с ним — куда он пойдёт, кто будет о нем заботиться, если вдруг произойдёт ужаснейшая из вещей, — и она умрёт в этой гостиничной комнате, умрёт, как все вокруг умирают???

Джек тряхнул головой, желая отогнать от себя эти мысли. Он не должен плакать, он не должен думать о «Тэрритун» и о том, как мать похудела. Он гнал от себя мысль о том, как, в сущности, она беспомощна и нуждается в том, чтобы ею руководили.

Джек шёл быстро, почти бежал, засунув руки в карманы. «Она все время куда-то спешит, сынок, и ты спешишь вместе с нею». Спешит, но откуда? И куда? Неужели сюда, в это пустынное местечко?

Он добрался до центральной улицы городка. Перед глазами мальчика стоял водоворот, увлекающий его в бездну, в которой нет спасения. В пустом пространстве парила чайка, широко раскрыв крылья. Она высматривала себе добычу. Джек увидел на песке её расплывчатую тень.

Где-то здесь, в Стране Чудес, был Лестер — Смотритель Территорий, чернокожий с серебристо-седыми волосами и изборождённым морщинами лицом. Именно Смотритель был нужен Джеку сейчас. Это было так же очевидно, как внезапно прозвучавший внутри мальчика голос отца его друга Ричарда.

Кричала чайка, волны искрились под лучами солнца. Джеку показалось, что и Смотритель, и дядя Морган — фигуры почти аллегорически противоположные, как если бы они были скульптурами «НОЧЬ» и «ДЕНЬ», «ЛУНА» и «СОЛНЦЕ»… свет и тьма. С тех пор, как Джек понял, что его отец нашёл бы общий язык со Смотрителем Территорий, он почувствовал к этому человеку удивительное доверие. Ну а дядя Морган… он являлся как будто другой ипостасью бытия. Жизнь дяди Моргана заполняли бизнес, сделки, деловые операции; он был так самолюбив, что не мог пережить даже проигрыш в теннис. Это целиком унаследовал его сын, тяжело страдавший, если проигрывал хоть пенни. Джек подумал, что дядя Морган иногда мошенничает в игре… и он не тот человек, который достойно примет поражение.

НОЧЬ и ДЕНЬ, ЛУНА и СОЛНЦЕ, ТЬМА и СВЕТ, и светлым началом здесь был чернокожий старик. Чем дольше Джек думал об этом, тем ближе подступал к нему страх. Он ускорил шаг и побежал.

Мальчик увидел Смотрителя. Тот стоял на коленях позади серого здания и соединял концы оборванного провода. Седая голова старика склонилась до земли, спина, обтянутая зеленой рабочей курткой, сгорбилась, башмаки напоминали два комка грязи. Мальчик вдруг понял, что вряд ли сможет рассказать что-нибудь старому сторожу. Скорее всего он вообще ничего не расскажет. Смотритель зачистил ножом оголённый конец провода, и соединил его с другим. Джек наблюдал за его работой. Безумием было думать, что Смотритель действительно способен чем-нибудь ему помочь. Чем он поможет, старый привратник в заброшенном парке?

Потом Смотритель оглянулся и заметил присутствие мальчика. На его лице засветилась доброжелательная улыбка. Джек почувствовал себя в безопасности.

— Странник Джек, — сказал Смотритель. — А я-то уж было испугался, что ты забыл ко мне дорогу, хотя мы и стали друзьями. Рад вновь видеть тебя, сынок.

— И я, — ответил Джек. — Я тоже рад тебя видеть.

Смотритель спрятал нож в карман и с неожиданной лёгкостью выпрямился.

— Эта тишина давит на уши, — сказал он, окинув Джека ласковым взглядом. — Я как раз сейчас думал об этом. Старый добрый мир становится все хуже. Путешественника Джека это тревожит. Верно?

— Да, что-то в этом роде, — начал Джек. Он ещё не продумал до конца, как рассказать о тревожащих его вещах. Это не укладывалось в обычные фразы, потому что в обычных фразах все выглядело имеющим смысл! Раз… два… три… Жизнь Джека сейчас не укладывалась в обычные рамки. Невысказанные слова рвались из груди наружу.

Он с отчаянием посмотрел на стоящего перед ним высокого седого человека. Руки Смотритель засунул глубоко в карманы; седые брови нахмурились, образуя глубокую вертикальную складку. Взгляд его светлых, почти бесцветных глаз встретился со взглядом Джека — и внезапно мальчику опять стало легче. Он не понимал, отчего именно, но Смотрителю удавалось управлять его чувствами; как-будто они встретились не неделю, а много лет назад, и сказали друг другу гораздо больше, чем просто несколько слов.

— Ну, на сегодня хватит работать, — сказал Смотритель, глядя в сторону Альгамбры. — Ещё немного, и я упаду от усталости. Ты ведь ещё не видел мою контору?

Джек покачал головой.

— Пора немного отдохнуть, мальчик. Я уверен, пора.

Они миновали волнорез и пошли по выгоревшей траве, направляясь к строениям в дальнем конце парка. Смотритель удивил Джека. Он начал напевать песенку:

«Это не совсем пение, — подумал Джек, — а нечто среднее между пением и речитативом». Он вслушивался не в слова, а в звуки голоса Смотрителя.

Исподтишка Смотритель поглядывал на Джека.

— Почему ты так называешь меня? — спросил его Джек — Почему я Путешественник? Потому что я приехал из Калифорнии?

Они дошли до билетных касс у входа в аттракционы, и Смотритель вынул руки из карманов своих широченных рабочих брюк, крутнулся на каблуках и лихо перемахнул через невысокую голубую ограду. Быстрота и грациозность его движений были почти театральными — может быть, он знал, что Джек только сейчас собирался задать ему важный вопрос?

Ты уйдёшь — мы запомним прощальный твой взгляд; Никогда ты не сможешь вернуться назад.

Пел Смотритель.

— Что? — переспросил Джек — Вернуться назад? Я не понимаю, о чем ты поешь!

Его удивило, что Смотритель ответил ему не песенкой, а обычным голосом:

— Хорошо, что ты не помнишь нашу предыдущую встречу, Джек.

— Нашу встречу? Где это было?

— В Калифорнии. Да-да, мне кажется, именно там. Ничего, что ты не помнишь, Путешественник Джек. Это продолжалось всего несколько минут. И было это… дай вспомнить… четыре-пять лет тому назад. В тысяча девятьсот семьдесят шестом.

Джек с удивлением уставился на старика. В тысяча девятьсот семьдесят шестом? Ему тогда было всего шесть лет.

— Я покажу тебе мою контору, — сказал Смотритель, и прошёл через турникет к аттракционам. Джек последовал за ним, оценивающе разглядывая прекрасную осанку спутника и удивляясь лёгкости его походки. Со спины Смотрителю нельзя было дать более двадцати.

Потом сторож остановился, освещённый яркими лучами солнца, и в глаза бросились посеребрённые старостью волосы спутника. Джеку пришло в голову, что Смотритель Территорий — это ключик к его снам и ко всему происходящему.

Семьдесят шестой год? Калифорния? Он был уверен, что никогда не встречал Смотрителя в Калифорнии… а мысли его уже были далеко, и из глубин памяти вставали картины тех дней, когда он, шестилетний мальчик, катал игрушечную машинку на ковре в офисе своего отца… отец и дядя Морган непонятно говорили о снах и видениях.

«У них есть магия, как у нас — физика, верно? Аграрное государство, использующее магию вместо науки. Ты представляешь, сколько пользы мы могли бы им принести, дав хотя бы электричество. А если дать современное оружие этим славным ребятам? Что ты думаешь по этому поводу?»

«Подожди, Морган, у меня есть мысли, которые, очевидно, ещё не пришли тебе в голову…»

Джек услышал голос отца, и это видение показалось ему удивительно реальным. Он вновь поспешил за Смотрителем, который открыл дверь маленькой красной сторожки, и выглядывал изнутри, странно улыбаясь.

— В твоей голове что-то сидит, Путешественник Джек. Что-то, что мешает тебе, как назойливая муха. Давай зайдём внутрь, и ты мне все расскажешь.

Он улыбался все шире. Джек мог бы повернуться и убежать, но Смотритель излучал доброжелательность и гостеприимство — все морщинки на его лице светились, — и мальчик вошёл вслед за ним.

«Офис» Смотрителя изнутри, как и снаружи, был выкрашен красной краской. Не было ни стола, ни телефона. Две тусклые лампочки едва освещали помещение. Посреди комнаты стоял деревянный вертящийся стул, компанию ему составлял другой стул, обитый прочной тканью.

Ручки стула подверглись, казалось, нашествию нескольких поколений кошек: лохмотья ткани свисали вниз, образуя бахрому; деревянные спинки были изрезаны множеством чьих-то инициалов. Никудышняя мебель. В одном углу стояли две стопки книг, покрытых толстым слоем пыли, в другом — старенький проигрыватель и электрический обогреватель. Взглянув на последний, Смотритель сказал:

— Пришёл бы ты сюда в январе-феврале, парень, ты бы понял, зачем я его купил. Здесь бывает очень холодно!

Но Джек в это время рассматривал картинки, украшавшие стены. Все, кроме одной, были вырезками из журналов. Обнажённые женские груди размером с арбуз на фоне унылых деревьев и вереница снятых крупным планом ног. Некоторые из женщин были не моложе его матери, другие казались всего несколькими годами старше самого Джека. Глаза мальчика скользили по их лицам — молодым и не очень молодым, по розовым, шоколадно-коричневым или медово-золотистым телам, и Джек немного смущался стоящего за спиной Смотрителя. Потом его взгляд наткнулся на пейзаж посреди фотографий обнажённых тел, и у мальчика перехватило дыхание.

Это тоже была фотография, но, она, казалось, была объёмной и манила Джека к себе. Поросшая равнина с возвышающимися вдали горами. Над горами — необыкновенно яркое небо. Мальчик явственно почувствовал всю свежесть этого пейзажа. Он узнал это место. Он никогда не бывал там, но узнал его. Это место было в одном из его снов.

— Нравится? — голос Смотрителя вернул Джека к реальности. Европейская женщина, повернувшись спиной к камере, улыбалась ему через плечо. «Да», — подумал Джек.

— Очень миленькое личико, — продолжал Смотритель. — Я сам наклеил его сюда. Все эти девочки встречают меня, когда я выхожу. Они напоминают мне о временах, когда я к чему-то стремился.

Мальчик и старик посмотрели друг на друга.

— Ты знаешь это место? — спросил Джек. — То есть, ты знаешь, где это?

— Может да, а может быть и нет. Возможно, это Африка — например, Кения. А может, мне это только кажется. Садись, Путешественник Джек. Выбирай стул поудобнее.

Джек поставил стул так, чтобы видеть пейзаж.

— Это Африка?

— Может быть и что нибудь поближе. Возможно, это место, где можно очутиться всегда, когда пожелаешь.

Джек внезапно почувствовал, что весь дрожит. Он сжал руки в кулаки, и дрожь переместилась куда-то в низ живота.

Он уже не знал, хочет ли дальше смотреть на пейзаж, но все же вопросительно поглядывал на Смотрителя, вертящегося на стуле.

— Но это не Африка, нет?

— Я не знаю. Возможно… Я дал этому месту своё название, сынок. Я зову его Территориями.

Джек опять взглянул на фотографию — длинная равнина, низкие коричневые горы. ТЕРРИТОРИИ. Да это название подходило.

«У них есть магия, как у нас — физика, верно? Аграрное государство… современное оружие для этих славных ребят…» Дядя Морган фантазировал. Его отец отвечал ему:

«Мы должны подумать о том, как попадём туда, дружище… помни, мы в долгу у них, в неоплатном долгу…»

— Территории? — переспросил он Смотрителя.

— Воздух, как лучшее из вин в бокале миллионера. Приятный дождик. Да, сынок, вот это местечко!

— Ты там был? — спросил Джек, надеясь на утвердительный ответ. Но Смотритель обескуражил мальчика: он просто улыбнулся ему, и теперь это была настоящая улыбка.

После паузы старик сказал:

— Я никогда нигде не бывал, кроме Соединённых Штатов, Путешественник Джек. Даже во время войны. Никогда не бывал дальше Техаса и Алабамы.

— Откуда же ты знаешь про… про Территории? — название Джек выговорил с трудом.

— Человек моего типа слушает всякие рассказы. Рассказы о двуглавых попугаях, крылатых людях, оборотнях и королевах. Больных королевах.

«…Магия, как у нас — физика, верно?»

Ангелы и оборотни.

— Я знаю истории об оборотнях, — сказал Джек. — Про них даже мультфильмы есть. Но все это глупости.

— Возможно. Но я слыхал, что если один человек сажает в ту землю редиску, то другой человек в полумиле оттуда может услышать запах этой редиски — так чист и прозрачен воздух.

— Но ангелы…

— Люди с крыльями.

— И больные королевы, — Джек попытался все сказанное превратить в шутку — «человек, ты говоришь глупости, брось шутить».

Но тут же ему стало тошно от собственных слов. Он вспомнил чёрный глаз чайки, таящий в себе смертельную угрозу; и услышал насмешливый голос дяди Моргана, спрашивающий, как Джек собирается поставить королеву Лили на ноги.

Королеву кинематографа. Королеву Лили Кэвэней.

— Да, — медленно произнёс Смотритель. — Кругом множество проблем, сынок. Больная Королева… она может умереть. Умереть, сынок. И не один, а два мира ждут, сможет ли кто-нибудь спасти её.

Джек застыл с раскрытым ртом. Своими словами сторож ударил его ниже пояса. Спасти её? Спасти его мать? Им овладела паника: как он может спасти её? И значат ли все эти безумные слова, что она действительно умирает в своей комнате?

— Перед тобой поставлена задача, Странник Джек, — говорил ему Смотритель. — И это святая правда. Мне бы хотелось что-нибудь изменить, но я не в силах.

— Не знаю, о чем ты говоришь, — ответил Джек. Он взволнованно дышал. В углу комнаты он заметил гитару, лежащую возле надувного матраса. «Смотритель спит с гитарой», — подумал мальчик.

— Чудеса, — сказал Смотритель. — Придёт время, и ты узнаешь, что я имею в виду. Ты знаешь гораздо больше, чем тебе кажется.

— Вовсе нет, — начал было Джек, но внезапно замолк. Он вдруг вспомнил что-то, и перепугался пуще прежнего. Другая часть прошлого навалилась на него и завладела им. Это было воспоминание о сцене, которая почудилась ему вчера утром у лифта, когда он никак не мог нажать кнопку.

— Я думаю, пора подкрепиться, — предложил Смотритель, копаясь в шкафчике.

Джек вновь увидел двух ничем не примечательных мужчин, пытающихся затолкнуть его мать в машину. Ветви деревьев шумели над крышей автомобиля.

Смотритель тем временем извлёк из шкафчика пинтовую бутылку и стакан. Сквозь темно-зеленое стекло просматривалось ещё более тёмное содержимое.

— Это поможет тебе, сынок. Один глоток — и ты сможешь оказаться в других местах, и выполнишь свою задачу.

— Я больше не могу у тебя оставаться, — Джеку было необходимо вернуться в Альгамбру. Старик удивлённо взглянул на него, и спрятал бутылку в шкафчик. Джек вскочил на ноги.

— Я беспокоюсь, — воскликнул он.

— О своей маме?

Джек кивнул, направляясь к двери.

— Тогда поспеши, и убедись, что с ней все в порядке. Ты можешь вернуться сюда в любое время, Странник Джек.

— Ладно, — буркнул мальчик и добавил: — Мне кажется… Я помню, когда мы встречались раньше.

— О-о-о, глупая твоя голова, — улыбнулся Смотритель — Этого никогда не было. Мы впервые встретились с тобой на прошлой неделе. Беги к маме, и не забивай голову всякой ерундой.

Джек выскочил из сторожки и помчался по тропинке, ведущей к городку. Над тропинкой он увидел буквы ЯИДАКРА. Ночью они загорались разноцветными огнями, и название парка было видно отовсюду. Джек заставлял себя бежать быстрее и быстрее, иногда даже казалось, что он сейчас взлетит.

Тысяча девятьсот семьдесят шестой. Джеку вспомнился один июньский полдень на Родео Драйв. Июньский? Июльский?.. Он не мог припомнить, куда направлялся тогда. К приятелю? Это не имело значения. Это был период, когда за много месяцев после смерти отца, в результате несчастного случая на охоте, он не думал о нем. Джеку было тогда только семь лет, но он знал, что у него отняли часть детства, и мог понять переживания своей матери.

Событие этого полудня летом 1976 года изменило его жизнь. После него Джек полгода спал при свете: в темноте его мучили кошмары.

В нескольких шагах от дома Сойеров из-за угла внезапно выскочил автомобиль. Он был зеленого цвета, и его марка была не «мерседес» — больше Джек не помнил ничего. Человек за рулём выглядывал в окно и улыбался мальчику. Первой мыслью Джека было, что он знает этого человека — это же Фил Сойер собственной персоной хочет поприветствовать сына. В улыбке человека было что-то притягательное. Другой человек, сидящий рядом с водителем, рассматривал Джека сквозь толстые тёмные стекла очков. На нем был отличный белый костюм. Водитель с улыбкой обратился к Джеку:

— Сынок, как проехать к отелю «Беверли Хиллз»? — Это показалось Джеку очень странным. Он указал направление вверх по улице. Отель был так близко, что отец, бывало, назначал там деловые встречи ещё до завтрака.

— Прямо вверх? — все ещё улыбаясь, переспросил водитель.

Джек кивнул.

— Ты отличный умный маленький паренёк, — сказал ему мужчина, а другой спросил:

— Это далеко?

Джек отрицательно помотал головой.

— Наверное, в нескольких шагах отсюда?

— Да.

Джеку стало неуютно. Водитель все ещё улыбался, но улыбка его сейчас была тяжёлой и пустой. И пассажир также смотрел на него неприветливо.

— Может быть, в пяти шагах? В шести? Что ты сказал?

— Около пяти или шести, я думаю, — сказал Джек и попятился назад.

— Ну, мне бы хотелось отблагодарить тебя, паренёк, — произнёс водитель. — Ты, конечно, любишь конфеты? — Он протянул в окно сжатую в кулак ладонь, потом разжал её: там была карамелька.

— Это тебе. Возьми же!

Джек нерешительно шагнул вперёд; в голове у него звучали тысячи предостережений насчёт незнакомых мужчин и конфет. Но этот мужчина сидел в машине. Если он попытается что-нибудь сделать, то раньше, чем он откроет дверцу, Джек успеет убежать. Мальчик сделал ещё один шаг. Он взглянул мужчине в глаза; они были голубого цвета, но взгляд их был тяжёлым, как и улыбка. Инстинктивно Джек почувствовал, что нужно опустить руку и уйти. Его рука застыла в дюйме от карамельки. Затем он потянулся к ней пальцами.

Рука водителя схватила его, и пассажир в очках громко засмеялся. Испугавшись, мальчик взглянул в глаза державшего его мужчины и увидел, что они начали медлить цвет от голубого к жёлтому.

Потом они стали совсем жёлтыми. Человек с соседнего сиденья распахнул дверцу и обошёл автомобиль. На его шёлковом галстуке красовалась маленькая золотая булавка. Джек попытался вырваться, но шофёр ещё холоднее ухмыльнулся и крепче схватил его.

— Нет! — кричал мальчик. — ПОМОГИТЕ!

Человек в тёмных очках открыл дверцу со стороны Джека.

— ПОМОГИТЕ МНЕ! — завопил мальчик.

Мужчина начал заталкивать его в салон. Джек брыкался, все ещё крича, но мужчина крепко держал его. Он попытался оторвать от себя цепкие руки незнакомца, и с ужасом почувствовал под пальцами не кожу, а нечто, больше всего напоминающее когти. Джек заорал что есть мочи.

С улицы послышался громкий голос:

— Эй, оставьте мальчика в покое! Слышите, вы?!

Джек вырывался изо всех сил. К ним уже бежал высокий худой негр и что-то кричал. Мужчина, державший Джека, отшвырнул мальчика на тротуар и нырнул в машину. За спиной спасительно хлопнула дверца машины.

— Поехали, поехали, — заторопился водитель, нажимая на газ.

Белый костюм перепрыгнул на переднее сидение, машина сорвалась с места и помчалась в сторону Родео Драйв, чуть не сбив с ног парня в теннисных туфлях.

Джек поднялся с тротуара. Он чувствовал себя ужасно. Мужчина в костюме сафари наклонился к нему и спросил:

— Кто они? Ты их знаешь?

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Как ты себя чувствуешь? Мы сейчас вызовем полицию? — предложил он. Джек покачал головой.

— Не могу поверить, — сказал мужчина. — Ты живёшь здесь? Мне кажется, я видел тебя раньше.

— Я Джек Сойер. Вот мой дом.

— Белый дом, — констатировал мужчина. — Ты ребёнок Лили Кэвэней. Если хочешь, я отведу тебя домой.

— Где другой человек? — спросил его Джек. — Тот, который кричал. Негр…

Он сделал пару нетвёрдых шагов и огляделся. Улица была пуста.

Негром, бежавшим к автомобилю, был Лестер, Смотритель Территорий. Он тогда спас мне жизнь, понял Джек, и изо всех сил помчался к гостинице.

— Ты завтракал? — спросила мать, выпуская колечки дыма. Она повязала на голову шарф, напоминающий тюрбан, и лицо её выглядело чужим и незнакомым. Недокуренная сигарета была зажата между вторым и третьим пальцами, потом она погасила её.

— Нет, не совсем, — ответил он, заглядывая в её спальню.

— Скажи ясно — да или нет, — она рассматривала себя в зеркало. — Неопределённость убивает меня.

В зеркале отразилось её болезненно бледное лицо.

— Нет.

— Хорошо, тогда подождём минутку, и когда твоя мама наведёт красоту, она проводит тебя вниз и купит все, что ты пожелаешь.

— Ладно, — сказал он. — Ужасно не хотелось там быть одному.

— Я знаю чего ты испугался… — Она изучала своё отражение. — Я думаю, тебе стоит подождать в гостиной. Я хотела бы сделать это сама, без посторонних взглядов. Знаешь, маленькие женские хитрости…

Джек, ни слова не говоря, вышел в гостиную.

Когда зазвонил телефон, Джек подскочил от неожиданности.

— Подойти? — крикнул он.

— Да, пожалуйста, — донёсся её приглушённый голос.

Джек снял трубку.

— Алло!

— Привет, дружок, наконец-то я дозвонился, — сказал дядя Морган. — Что, во имя Господа, случилось с головой твоей мамы? Она здесь? Я хочу поговорить с ней. Мне не важно, что она при этом скажет, но она должна поговорить со мной. Извини меня, дружок.

Джек держал трубку в руке. Ему хотелось повесить её, сесть в машину и уехать с матерью в другую гостиницу в другом штате. Но он не повесил трубку. Он позвал:

— Мам, дядя Морган на проводе. Он говорит, что ты должна поговорить с ним.

Она помолчала, и Джеку захотелось увидеть её лицо. Наконец она сказала:

— Я сейчас подойду, Джекки.

Джек уже знал, что нужно делать. Его мать прикрыла двери спальни; он услышал, как она приблизилась к стоящему на туалетном столике телефону и сняла трубку.

— Порядок, Джекки, — донеслось из-за двери.

— Порядок, — откликнулся он и зажал ладонью микрофон, чтобы не было слышно его дыхания.

— Большие неприятности, Лили, — сказал дядя Морган. — Ужасные. Если бы ты до сих пор снималась в картинах, мы бы избежали их. Ты не думаешь, что давно пора вернуться к нормальной жизни?

— Как ты нашёл меня? — спросила она.

— Думаешь тебя тяжело найти? Погоди, Лили, я заберу тебя в Нью-Йорк. Хватит тебе убегать.

— По-твоему, я убегаю?

— Твоя жизнь не бесконечна, Лили, и я не могу тратить все своё время, разыскивая тебя. Эй, парень, повесь трубку! Твой сын никогда не вешает трубку второго аппарата.

— Всегда он вешает.

Джек услыхал, как колотится его сердце.

— Повесь трубку, парень, — обратился к нему жёсткий голос Моргана Слоута.

— Не будь смешным, Слоут, — сказала мать.

— Я скажу тебе, что смешно! Смешно было забираться на этот курорт, когда ты должна лежать в больнице, вот что смешно! Господи, ведь наше дело стоит миллионы! Я позабочусь об образовании твоего сына, и видит Бог, я это сделаю. Ты же этому только препятствуешь.

— Я не хочу больше разговаривать с тобой, — заявила Лили.

— Не хочешь, но будешь. Я приеду сюда и помещу тебя в больницу силой. Мы занимаемся ангажементами, Лили. Ты владеешь половиной компании, и Джек унаследует эту половину после тебя. Я хочу быть уверенным, что о Джеке позаботятся. И если ты думаешь, что та дурость, которую ты делаешь в этом чёртовом Нью-Хэмпшире — это забота о Джеке, то ты ещё серьёзнее больна, чем полагаешь.

— Чего ты хочешь, Слоут? — устало спросила Лили.

— Ты знаешь, чего я хочу. Я хочу заботиться о вас. Я хочу заботиться о Джеке, Лили. Я дам ему ежегодно пять тысяч долларов — подумай об этом, Лили. Я хочу, чтобы он поступил в хороший колледж. Ты ведь даже не записала его в школу.

— Ты идиот, — проговорила мать.

— Это не ответ, Лили. Ты должна мне помочь.

— Какое тебе до нас дело, Слоут?

— Ты прекрасно это знаешь, черт побери! Я защищаю твои интересы в компании «Сойер и Слоут». В понедельник я закончу разбираться с бумагами, и потом позабочусь о тебе.

— Как ты уже позаботился о Томми Вудбайне? — спросила она. — Иногда я думаю, что тебе и Филу слишком везло, Морган. Вспомни, ведь когда-то вы были очень бедны, и клиентами у вас были только несколько третьеразрядных комиков и актёров-неудачников, да парочка непризнанных сценаристов. Но жизнь была гораздо лучше, чем сейчас!

— Боже, что ты мелешь? — заорал дядя Морган. — Ты не отдаёшь себе отчёта! — Он взял себя в руки. — И при чем здесь Томми Вудбайн? Это недостойно даже тебя, Лили.

— Я собираюсь повесить трубку, Слоут. Держись подальше от меня. И держись подальше от Джека.

— Ты должна лечь в больниц, Лили! Вся эта беготня…

Его мать бросила трубку, не дослушав. Джек быстренько проделал то же самое. Затем он сделал несколько шагов к окну, как будто и не был около телефона. В спальне царила тишина.

— Мама! — позвал он.

— Да, Джекки? — он едва услышал её голос.

— С тобой все в порядке?

— Со мной? Конечно, — её шаги приблизились к двери, которая с шумом распахнулась. Их взгляды встретились — две пары голубых глаз. Лили придерживала рукой дверь. Взгляды столкнулись вновь, и от этого стало неуютно. — Конечно, все в порядке. А что могло случиться?

Их разделяло знание чего-то, но чего? Джек удивился бы, если бы она узнала, что он подслушивал разговор; но потом подумал, что их разделяет её болезнь.

— Ладно, — дипломатично сказал он. Болезнь матери, о которой они никогда не говорили, вдруг выросла между ними. — Я не знаю. Мне показалось, что дядя Морган… — он запнулся.

Лили молчала, и Джек сделал ещё одно открытие. Она боялась так же, как и он.

Мать достала сигарету и прикурила. В её глазах промелькнуло что-то новое.

— Не обращай внимания, Джек. Я не думаю, что на самом деле похоже, будто я убегаю от него. Дядя Морган любит пугать меня. — Она выдохнула сизый дым. — Я боюсь, что у меня пропал аппетит. Почему бы тебе не спуститься вниз и не позавтракать одному?

— Пойдём со мной, — попросил он.

— Я хочу побыть одна, Джек. Постарайся это понять.

«Постарайся это понять.

Поверь мне».

Эти слова имели какой-то иной смысл.

— К твоему возвращению я приду в себя, — сказала она: — Обещаю.

А на самом деле она говорила: «Я хочу закричать, я больше не могу сдерживаться, уходи, уходи!»

— Принести тебе что-нибудь?

Она покачала головой, натянуто улыбаясь ему, и он вышел из комнаты, хотя тоже не хотел завтракать. По коридору он дошёл до лифта. Оставалось только одно место, куда можно пойти, и он сразу же понял это.

Смотрителя Территорий не было в его «офисе». Его вообще нигде не было видно. Джек беспомощно оглядел залитый солнцем парк. Ему стало не по себе. Со Смотрителем что-нибудь случилось? Это, конечно, невероятно, но что, если дядя Морган узнал о Смотрителе (что узнал?) и… Джек мысленно увидел фургон «ДИКОЕ ДИТЯ», выезжающий из-за угла и набирающий скорость.

Он размышлял куда пойти. Мысленно он видел отражённого в тысяче зеркал дядю Моргана, превращающегося в разлагающееся чудовище. Джек бросился прочь от этого видения, он бежал в надежде на какое-то чудесное спасение. Впереди показалось круглое строение из белого кирпича.

Оттуда доносились ритмичные звуки — топ, топ, топ. Мальчик побежал на эти звуки. Он с трудом отыскал дверь и распахнул её.

Джек ступил в темноту, и звуки стали отчётливее. Темнота вокруг него меняла формы, обретая причудливые очертания. Он протянул руку и коснулся парусины. Внезапно его осветил яркий жёлтый луч.

— Странник Джек, — произнёс голос Смотрителя.

Джек повернулся на голос и увидел старика-сторожа, сидящего на земле возле старой испорченной карусели. В руках он держал гаечный ключ, а перед ним лежала деревянная карусельная белая лошадка, как будто сделанная из чистого серебра. Смотритель осторожно положил ключ на землю.

— Теперь ты готов поговорить, сынок? — спросил он.

4. ДЖЕК РЕШАЕТСЯ

— Говори, Странник Джек, — и Смотритель отбросил ключ и подошёл к нему. — Говори, сынок, облегчи душу.

Но Джек ничего не мог сказать. Внезапно на него нахлынула горечь, слезы подступили к горлу и мальчик почувствовал, что сердце его разорвётся, если он не заплачет.

— Поплачь, Странник Джек, — Смотритель обнял его. Джек прижался горячим, мокрым от слез лицом к рубашке старика и ощутил исходящий от него мужской запах. Он обхватил Смотрителя руками и ещё крепче приник к нему.

— Плачь, и тебе станет легче, — сказал Смотритель, баюкая мальчика. — Так бывает, я знаю. Я знаю, как далеко ты побывал, Странник Джек, и как далеко тебе ещё нужно идти, и как ты устал. Так что плачь, и тебе станет легче.

Джек не вникал в смысл слов, но голос, произносящий эти слова, успокаивал и утешал его.

— Моя мама действительно больна, — выдохнул он в грудь Смотрителя. — Я думаю, она приехала сюда, чтобы избавиться от делового партнёра моего отца, мистера Моргана Слоута, — Джек отодвинулся от Смотрителя, выпрямился и вытер заплаканные глаза. Он был удивлён: впервые он плакал, не стыдясь своих слез. Не потому ли это, что мать всегда была жёсткой с ним? Лили Кэвэней не видела смысла в слезах.

— Но это не единственная причина, по которой она здесь, верно?

— Верно, — тихо ответил Джек. — Я думаю… она приехала, чтобы здесь умереть. — Его голос постепенно повышался, и последнее слово он почти выкрикнул.

— Возможно, — Смотритель внимательно смотрел на Джека. — А ты, возможно, здесь, чтобы спасти её. Её… и ещё одну женщину, похожую на неё.

— Кого? — спросил Джек, хотя знал — кого. Он не знал её имени но знал, кто она.

— Королеву, — ответил Смотритель. — Её зовут Лаура де Луизиан, и она Королева Территорий.

— Помоги мне, — попросил Смотритель. — Держи за хвост старую Серебряную Леди. Она поможет тебе освободиться, а ты поможешь мне отправить её туда, откуда она появилась.

— Как ты зовёшь её? Серебряная леди?

— Верно, — Смотритель улыбнулся, показывая белоснежные зубы. — У всех карусельных лошадок есть имена, разве ты не знаешь? Держи, Джек-Странник.

Джек поддерживал руками деревянный хвост белой лошадки. Смотритель обхватил её за ноги. Вместе они установили лошадку на карусельную площадку.

— Немного левее, — командовал Смотритель. — Так, теперь закрепляй её! Джек, хорошо закрепляй её!..

Они закрепили лошадку и, довольные, выпрямились. Негр стянул с себя свитер и бросил его Джеку.

— Мы не замёрзли?

— Только если тебе этого хочется, — весело ответил Джек.

— Хочется мне! О, Боже! — Смотритель полез в задний карман и достал оттуда темно-зеленую пинтовую бутыль. Он откупорил пробку, хлебнул, и Джек на мгновение почувствовал, что может смотреть сквозь Смотрителя. Старик стал прозрачным, как дух на сеансе у Топпера, который Джек видел в Лос-Анджелесе. Смотритель исчезал. «Исчезал», подумал Джек, «или перемещался в другое место?» Эта мысль неуловимо промелькнула в его голове и забылась.

Потом Смотритель опять стал таким, как прежде. Это походило на фокус, на мгновенную галлюцинацию. Нет. Не так. Он как бы отсутствовал какую-то долю секунды, а потом вернулся.

Смотритель с усмешкой поглядывал на мальчика. Он протянул было мальчику бутылку, но передумал и, закупорив, снова спрятал в карман. Потом осмотрел Серебряную Леди и остался доволен.

— Мы спокойны, как и полагается, Странник Джек.

— Лестер…

— Да, так меня зовут, — Смотритель медленно обходил карусель; его шаги гулко стучали в пустом здании. Джек следовал за ним. — Серебряная Леди… Полночь… Эту чалую лошадь зовут Скаут… а вороную — Шустрая Элла.

Смотритель начал напевать себе под нос:

«Шустрая Элла галопом скачет, а по ней старый Билл Мартин плачет…»

— Ух! Куда это меня понесло? — Он рассмеялся… но вновь стал серьёзным, когда повернулся к Джеку. — Ты хочешь продолжить жизнь своей матери и той женщины, о которой я тебе рассказывал?

— Я… я незнаю как — вот что хотел ответить Джек, но его внутренний голос, который уже успел напомнить ему историю с попыткой похищения его самого шесть лет назад, вскричал:

«Ты знаешь! Ты должен попросить Смотрителя помочь тебе начать — но ты знаешь, Джек. Ты знаешь».

Он отлично помнил этот голос. Голос его отца.

— Я попробую, если ты скажешь как, — сказал мальчик дрожащим голосом.

Смотритель отошёл к дальней стене комнаты — там Джек увидел странное изображение: примитивно нарисованные лошади, заключённые в большой круг. Это напомнило ему инструкцию на отцовском письменном столе (когда Джек с матерью в последний раз были в конторе у Моргана Слоута, они увидели там этот стол, и сейчас воспоминание вызвало у Джека лёгкое раздражение).

Смотритель достал огромную связку ключей, выбрал один из них и вставил в навесной замок. Открывшийся замок он снял и положил в карман. Потом толкнул стену, и та сдвинулась с места, открывая дорогу солнечному свету, величественному морскому пейзажу Аркадии — Страны Чудес. Лёгкий бриз растрепал волосы Джека.

— Пусть светит солнце, пока мы обо всем поговорим, — сказал Смотритель. — Подойди ко мне, Странник Джек, и я расскажу тебе все, что смогу… все, что знаю сам.

Тихим и мелодичным голосом Смотритель начал свой рассказ. Джек старался не упустить ни слова.

— Ты знаком с тем, что называется видениями?

Джек кивнул.

— Это не видение и не сны, Странник Джек. Это место — вполне реальное место. Оно несколько отличается от всего, что ты видел, но оно существует.

— Мама говорит…

— Сейчас это не важно. Она не знает о Территориях… но, с другой стороны, она знает о них. Потому что твой отец, он знал. И этот другой человек…

— Морган Слоут?

— Да, он. И он — знает. — Затем Смотритель возмущённо добавил, — я тоже знаю, кто он на самом деле! Вот!

— Картинка в твоей конторе… не Африка?

— Не Африка.

— Не обман зрения?

— Не обман зрения.

— И мой папа бывал в этом месте? — Джек уже сердцем чувствовал ответ, и этот ответ казался невероятным с точки зрения здравого смысла. Но как бы там ни было, Джек знал, что должен во все это поверить.

Волшебная страна? Больная королева? Поверить в это было нелегко. С детства мать ему говорила, что не нужно бояться снов, похожих на явь. Она говорила так уверенно, что немного пугала Джека. Теперь он понимал, что она, очевидно, немного боялась сама. Разве мать могла так долго прожить с отцом Джека и ничего не знать? Джек так не думал. «Возможно, она не знала слишком много… но даже это крохотное знание пугало её».

Сходить с ума. Вот о чем она говорила. Люди, не ощущающие различия между реальным и вымышленным, сходят с ума.

Но его отцу была известна другая правда. Ему и Моргану Слоуту.

«У них есть магия, как у нас — физика, верно?»

— Да, твой отец здесь часто бывал. И этот другой человек… Гроут…

— Слоут.

— Да-да! Он. Он тоже бывал. Только твой отец, Джекки, приходил смотреть и учиться. Другой парень — он приходил грабить нас.

— Моего дядю Томми убил Морган Слоут? — спросил Джек.

— Этого я не знаю. Слушай меня, Странник Джек, потому что время дорого. Если ты и в самом деле считаешь, что этот парень, Слоут, собирается сюда…

— Так он заявил, — сказал Джек. Мысль о возможном появлении здесь дяди Моргана заставила его занервничать.

— …то времени у нас почти нет. Потому что он ждёт смерти твоей матери. А его двойник надеется, что умрёт Королева Лаура.

— Двойник?

— Люди из этого мира имеют двойников в Территориях, — кивнул Смотритель. — Не очень много, около ста тысяч человек. Но двойники с лёгкостью перемещаются туда и обратно.

— Эта Королева… она… двойник моей матери?

— Да. Они похожи, как две капли воды.

— Но мама никогда…

— Нет. Никогда. Не было причины.

— У моего отца был… Был двойник?

— Да. Отличный был парень.

Джек зажмурился. Это был диалог двух сумасшедших. Двойники и Территории!

— Когда отец умер, его двойник умер тоже?

— Да. Не одновременно, но вскоре после этого.

— А у меня есть двойник? В Территориях?

И тут Смотритель посмотрел на него так серьёзно, что мурашки побежали по спине Джека.

— У тебя нет, Странник. Ты особенный. А этот парень Смут…

— Слоут, — с улыбкой поправил Джек.

— …да, он. Так вот, он знает. Это одна из причин, по которой он торопится сюда. И одна из причин, по которой ты должен идти.

— Почему? — взорвался Джек. — Что я могу сделать, если это рак? Если это рак, и если она здесь, а не в клинике, — то, значит, выбора нет; если она здесь, то, значит… — он с трудом сдерживался, чтобы не расплакаться. — Это значит, что с ней покончено.

С ней покончено. Да. Его сердце знало это: потеря веса, коричневые тени под глазами. «С ней покончено, но, Боже мой, она же моя мама!»

— Лестер, — прошептал мальчик, — что хорошего в видениях, приходящих ниоткуда? Что?!.

— Я думаю, пока тебе хватит. Поверь во все сказанное, Странник Джек. Я никогда не велел бы тебе идти, если бы это не могло помочь ей.

— Но…

— Тихо, Джекки. Не говори ничего, пока не увидишь, что я имею в виду. Пошли.

Смотритель взял его за руку и обвёл вокруг карусели. Они вышли за дверь и двинулись через парк по безлюдной аллее. Слева от них был зал Кривых Зеркал, сейчас закрытый. Справа — ряд аттракционов. Края аллеи украшали скульптуры животных — львы, тигры, медведи.

Они добрались до широкой главной улицы, именуемой в подражание Атлантик-Сити Прогулочным бульваром. В сотне ярдов находился вход в парк. До Джека доносился гулкий рокот волн и тоскливый крик чаек.

Он посмотрел на Смотрителя, собираясь спросить, что же дальше, и не является ли все это злой шуткой… но промолчал. Смотритель держал в руках бутылку из темно-зеленого стекла.

— Это… — начал Джек.

— Поможет тебе попасть туда, — ответил старик. — Многим побывавшим там это не понадобилось, но ты без этого не сможешь туда попасть. Ясно, Джекки?

— Нет.

Когда же он в последний раз закрыл глаза и мысленно переносился в волшебный мир видений, богатый запахами и ощущениями? В прошлом году? Нет. Гораздо раньше… В Калифорнии… после смерти отца. Ему было около…

Глаза Джека округлились. Около девяти лет? Так давно? Три года назад?

Было страшно подумать, что видения — иногда светлые, иногда мрачные — так надолго покинули его.

Он почти выхватил бутылку из рук Смотрителя. Им овладел страх. Некоторые из видений пугали, да и мать предостерегала от смешения реального и воображаемого («иными словами, не сходи с ума, Джекки»), — но он понял сейчас, как боится все это потерять.

Он встретился взглядом со Смотрителем и подумал: «Лестер тоже знает это. Он знает все, что я думаю. Кто ты, старик?»

— Когда долго не бываешь там, начинаешь забывать, как туда добраться,

— Смотритель показал на бутылку. — Вот почему я приготовил этот волшебный напиток. У него особый состав. — Он понизил голос.

— Это оттуда? Из Территорий?

— Нет. Там занимаются волшебством, но только немного. Этот напиток из Калифорнии. Давай, сделай глоточек и посмотри, отправишься ли ты в путешествие. Я знаю, что говорю.

— Хорошо, но… — мальчику опять стало страшно. Его губы задрожали, солнце показалось слишком ярким, а пульс забился чаще. Напиток имел металлический оттенок, и Джек подумал: «Так вот ты какой, „волшебный напиток“ — ужасный!»

— Если захочешь вернуться, сделай ещё один глоток, — сказал Смотритель.

— Она будет со мной? Бутылка? Ты обещаешь? — Мысль, что можно никогда не вернуться из этого воображаемого мира, когда мать больна и должен появиться Слоут, была ужасна.

— Обещаю.

— Ладно, — Джек поднёс бутылку ко рту… и немного отпил. Жуткий вкус — острый и горький. — Мне что-то больше не хочется!

Лестер смотрел на нем с улыбкой, но глаза его не улыбались — они остались серьёзными и неумолимыми. Пугающими.

Джек вспомнил чёрный глаз чайки из водоворота.

Он протянул бутылку Смотрителю.

— Ты бы не забрал её назад? Пожалуйста! — попросил он дрожащим голосом.

Ответа не последовало. Старик не стал напоминать Джеку, что его мать больна, или что Морган Слоут близко. Он не стал называть Джека трусом, хотя сам мальчик никогда не чувствовал себя большим трусом, чем в эту минуту. Смотритель просто повернулся… и растаял, как облачко.

Одиночество захлестнуло Джека. Старик ушёл! Бросил его!

— Хорошо же, — внезапно решился мальчик. — Если нужно, я сделаю это.

И он сделал ещё глоток.

Ничего более мерзкого ему не доводилось пить. Он уже пробовал разные вина и даже различал вкус некоторых из них. Напиток напоминал вино, но вкус его был ужаснее скисшей смеси всех вин мира, как будто его произвели из самого гнилого винограда на свете.

Джек зажмурился.

— Эй, Лестер!

Он открыл глаза, и вмиг забыл об ужасном напитке, и о матери, и о дяде Моргане, и об отце — забыл обо всем на свете.

Смотрителя не было. Исчезли аркады парка. Исчез Прогулочный бульвар.

Джек оказался в каком-то другом месте. Он был…

«В Территориях», — выдохнул мальчик, леденея от страха.

— Лестер, о Боже, я здесь, я в Территориях! Я…

Им овладело изумление. Он зажал ладонью рот и обернулся вокруг себя, рассматривая место, куда его перенёс «волшебный напиток» Смотрителя.

Океан был на старом месте, но теперь он казался темнее, почти цвета индиго. Ветер ерошил волосы мальчика. Джек взглянул на горизонт и замер: линия горизонта имела небольшой, но отчётливо видный изгиб.

Мальчик зажмурился, помотал головой и посмотрел в противоположном направлении. Заросли прибрежной травы, сочной и высокой, зеленели там, где минуту назад была карусель. Исчезли парковые сооружения. Вместо них на берегу океана валялось множество гранитных блоков. Волны разбивались о них и, пенясь, отступали в океан.

Джек больно ущипнул себя, надеясь, что все это ему чудится — но ничего не изменилось.

— Так все это случилось на самом деле! — прошептал он, и очередная волна разбилась о берег.

Внезапно мальчик понял, что Прогулочный бульвар все ещё здесь… во всяком случае, его прообраз. На его месте была тропинка, где начинался бульвар, к небольшой лощинке, на месте которой в обычной жизни находился вход в парк.

Он двинулся на север, все ещё держа зеленую бутылку в правой руке. Ему показалось, что там, в реальном мире, Смотритель так же держал свою шляпу.

«Ведь я исчез в том же месте, где и он? Думаю, что да. О, Боже!»

Пройдя несколько шагов, он обнаружил заросли ежевики. Ему ещё не приходилось видеть таких спелых, чёрных, душистых ягод. У Джека в животе что-то заурчало.

«Ежевика? В сентябре?»

Неважно. После всего случившегося сегодня (а ведь не было ещё и десяти) он не слишком удивился, обнаружив ежевику в сентябре.

Джек стал рвать ягоды, пригоршнями запихивая их в рот. Они были восхитительно сладкими и душистыми. Улыбаясь (его рот мгновенно перепачкался ежевичным соком), думая, что, наверное, совсем сошёл с ума, он нарвал вторую пригоршню… потом третью. Это было очень вкусно, хотя позже ему пришло в голову, что эти ягоды — не совсем ягоды; некоторые из них состояли из чистого воздуха.

После четвёртой пригоршни Джек зевнул. Кусты, казалось, шептали: хватит, довольно. Он ещё раз зевнул и медленно поплёлся на север, стараясь все внимательно рассмотреть.

На мгновение он приостановился и взглянул на солнце, которое выглядело маленьким и уже не таким ярким. Есть ли у него оранжевый ободок, как рисуют на старых картинках? Джек думал, что есть. И…

Перебив ход его мыслей, справа раздался чей-то неприятный крик. Джек повернулся на крик, и остолбенел. Это была чайка, но размером с орла. Её маленькая белая головка склонилась набок. Она злобно щёлкала клювом, огромные крылья поднимали ветер. Внезапно она бесстрашно атаковала Джека.

Без всякой связи с происходящим ему в голову пришла мысль о матери.

Он быстро обернулся на север, куда собирался идти. Крики чайки были настойчивы, подобно внезапному чувству голода, когда кажется, что умираешь, если не проглотишь хоть кусочек.

Он увидел флажки на возвышении — там мог бы быть гигантский павильон. «Там должна находиться Альгамбра», подумал Джек. И тут на него спикировала чайка. Он увернулся, но она сразу же возобновила попытку, раскрыв клюв и обнаружив грязно-розовое нёбо, что напомнило мальчику вчерашний эпизод. Затем чайка отлетела на некоторое расстояние и приземлилась. На Джека пахнуло запахом рыбы.

Чайка вновь собиралась в атаку.

— Пошла вон! — громко крикнул Джек. Его сердце гулко стучало, губы дрожали, во рту пересохло, но он не хотел удирать от чайки, пусть даже такой большой. — Пошла вон!

Чайка опять щёлкнула клювом… и ещё раз, как будто хотела сказать что-то.

Пока мальчик здесь гуля-а-а-ет.

Его мама умирает…

Чайка кружила над Джеком, щёлкая клювом, буравя мальчика чёрными глазами. Плохо осознавая, что он делает, Джек откупорил зеленую бутылку и сделал глоток.

Снова ужасный вкус напитка заставил его зажмуриться, а когда Джек смог закрыть глаза, то обнаружил, что стоит, как болван, возле таблички, на которой были изображены двое бегущих детей: мальчик и девочка. Надпись гласила: «ОСТОРОЖНО, ДЕТИ!» Чайка кружила вокруг, не пытаясь больше нападать на него.

Он не мог понять где он. В животе внезапно заныло. Ноги подкосились, и он сел возле таблички.

Внезапно мальчик глубоко зевнул, раз, потом другой, и спазм в животе начал ослабевать.

«Это все чёртовы ягоды, — подумал он. — Зачем я пожадничал?»

Джек понял, что вернулся в обычный мир. В Территориях он успел сделать не более шестидесяти шагов, но…

Позади светились неоновым светом большие красные буквы: АРКАДИЯ. Хотя у него было отличное зрение, надпись сейчас была так далеко от него, что он едва сумел её прочесть. Справа виднелась гостиница, внизу шумел океан. В Территориях он прошёл полторы сотни футов. Здесь он очутился в полумиле от дома.

— Боже правый! — простонал Джек и закрыл лицо руками.

— Джек! Джек, мальчик! Странник Джек!

Голос Смотрителя раздался из старой мусороуборочной машины; Джек увидел это чудо техники, за рулём которого сидел его друг.

Мотор взревел и захлебнулся. Джек быстро взобрался в кабину.

— Все в порядке, Джек?

Мальчик протянул старику бутылку.

— Когда лекарства бывают вкусными, Странник Джек?

— Наверное, никогда, — ответил мальчик.

К нему медленно возвращались силы.

— Теперь ты веришь, Джек?

Мальчик кивнул.

— Не так. Скажи это вслух.

— Территории, — выговорил с трудом Джек. — Они там. Они существуют. Я видел птицу… — он замолчал и вздрогнул.

— Какую птицу? — резко спросил Смотритель.

— Чайку. Огромную чёртову чайку. Ты не поверишь. — Он подумал и уточнил. — Нет, я думаю, ты поверишь. Другие — нет, но ты поверишь.

— Она что-нибудь говорила? Многие птицы там говорят. В основном всякую чепуху, но иногда в их словах есть смысл.

Джек кивнул. Он слушал Смотрителя, и ему вновь становилось легче.

— Я считаю, что она говорила. Но это было как… — он задумался. — Так говорил один мальчик в школе Ричарда в Лос-Анджелесе. Брендон Левис. У него был дефект речи, и его слова было очень трудно понять. Птица говорила так же. Но я понял, что она хотела сказать. Она хотела сказать, что моя мама умирает.

Смотритель одной рукой обнял Джека за плечи, и они некоторое время сидели молча. Мимо них с пакетом продуктов прошёл противный клерк из гостиницы. Друзья проводили его взглядом до поворота, где он опустил в почтовый ящик письма и направился обратно. Его лысая макушка отражала солнечный свет.

Послышался звук открываемой двери, и Джека охватило ужасное чувство пустоты. Пустынные широкие улицы. Длинный пляж, песчаные дюны. Заброшенный парк, неработающие аттракционы. Его мать нашла место, удивительно напоминающее конец света.

Смотритель запрокинул голову и запел мелодичным голосом:

— Ты чувствуешь, что тебе тоже пора в дорогу, Странник Джек?

— Наверное, — ответил мальчик. — Если это поможет ей. Смогу я помочь ей, как ты думаешь, Лестер?

— Сможешь, — веско сказал Смотритель.

— Но…

— Я не могу обещать, что все пойдёт, как по маслу, сынок. Я не могу напророчить тебе успех. Но я знаю, что ты можешь.

— А ты заметил, что Территории гораздо меньше нашего мира?

— Да.

Вдруг в голову мальчика закралась шальная мысль, и он срочно захотел выяснить, верна ли она.

— Я исчезал, Лестер? Ты видел, как я исчезал?

— Ты уходил, — сказал старик, и вдруг резко хлопнул в ладоши. — Вот так!

Джек непроизвольно улыбнулся. Он прекрасно себя чувствовал.

Через несколько секунд Смотритель сообщил:

— Есть серьёзная причина, по которой ты должен отправиться в Территории. Там ты станешь могущественным.

— И смогу помочь маме?

— Ей… и ещё одной.

— Королеве?

Старик кивнул.

— Но что я должен делать? Где? И как..

— Стоп, хватит! — Смотритель улыбнулся и взял его за руку. — Всему своё время. И потом, я не могу сказать тебе то, чего и сам не знаю… или то, что мне запрещено говорить.

— Запрещено? Кем?

— Ты опять?! Послушай, Странник Джек, ты должен отправиться в путь до того, как человек по имени Блоут…

— Слоут.

— Да, он. До того, как он появится здесь.

— Он сведёт с ума мою мать, — сказал Джек, удивляясь сказанному, потому что это было правдой. — Ты его не знаешь! Он…

— Я знаю его, — медленно ответил старик. — Я давно знаю его, сынок, и он меня знает. Он знает, что я о нем думаю. Твоя мама сумеет позаботиться о себе сама. А ты должен идти.

— Куда?

— На запад. От этого океана к другому.

— Что? — изумлённо воскликнул Джек, представив себе это чудовищное расстояние. Потом он подумал, что плохо плавает, а в том мире, наверное мог бы и летать, как один мужчина в телепередаче, которую Джек смотрел три дня назад.

— Я могу летать? — спросил он.

— Нет! — Смотритель почти закричал и строго посмотрел на Джека. — Не смей думать о небе! Если ты попытаешься лететь…

Он резко умолк. Джеку вдруг почудилась странная картина: он летит, синие джинсы на фоне синего неба, — и вдруг начинает падать, а парашюта нет…

— Ты должен идти пешком, — продолжал старик. — Будь осторожен со всеми, кто встретится тебе на пути. Бывают необычные люди… Бойся, если они прикоснутся к тебе, и не давай обмануть себя. Среди них попадаются Чужаки, Странник Джек, такие люди стоят одной ногой здесь, другой там, подобно двуликому Янусу. Я боюсь, что они узнают о твоём прибытии до того, как это произойдёт. И они будут начеку.

— Двойники? — спросил Джек.

— И они, и прочие… Больше я ничего не могу сказать тебе сейчас. Иди, если можешь. Иди к другому океану. Путешествуя по Территориям, нигде не задерживайся. У тебя есть напиток…

— Я ненавижу его!

— Неважно, — нетерпеливо возразил Смотритель. — Ты будешь идти и искать место — другую Альгамбру. Ты должен туда попасть. Это очень опасное место. Но ты дойдёшь.

— Как я найду его?

— Оно само позовёт тебя. Ты ясно услышишь зов, сынок.

— Но почему? — Джек нервно облизнул губы. — Почему я должен идти туда, если там так плохо?

— Потому что там находится Талисман. Где-то, в другой Альгамбре.

— Я не понимаю о чем ты говоришь.

— Поймёшь.

Лестер встал, потом тронул Джека за плечо. Мальчик поднялся. Они стояли лицом к лицу: старик-чернокожий и белый мальчик.

— Слушай, — медленно произнёс Смотритель. — Ты возьмёшь в руки Талисман. Не большой, но и не маленький — он похож на хрустальный шар. Потом ты вернёшься в Калифорнию и принесёшь его. Вот твоя задача, Джек. Уронишь Талисман — все будет потеряно…

— Не пойму, о чем ты, — повторил Джек. — Ты…

— Нет, — ответил старик. — Мне нужно чинить карусель. Собственно, я должен был закончить это ещё сегодня утром. Джек, у нас нет времени. Я должен возвращаться, а ты должен идти. Ничего больше не могу тебе сказать. Надеюсь, мы ещё увидимся. Здесь… или там.

— Но я не знаю, что делать!

— Ты знаешь достаточно, чтобы начать, — оборвал мальчика Смотритель.

— Ты должен идти к Талисману. Он приведёт тебя к себе.

— Я даже не знаю, как выглядит этот Талисман!

Старик усмехнулся и повернул ключ зажигания. Машинка тронулась.

— Поищи в Энциклопедии! — прокричал он и прибавил скорость.

Вот он свернул на перекрёстке и помчался в направлении Аркадии — Страны Чудес. Джек проводил его взглядом. Никогда ещё он не чувствовал себя таким одиноким.

5. ДЖЕК И ЛИЛИ

Когда Смотритель скрылся из виду, Джек побрёл к гостинице. Талисман. В другой Альгамбре. На берегу другого океана. Он был в отчаянии. Пока старик говорил, мальчик понимал почти все; теперь же на него навалилось множество вопросов, которые некому было задать. Территории — это реальность, и он вновь хотел туда. Даже не понимая всего до конца, он хотел туда. Сейчас главной задачей было постараться уговорить мать.

«Талисман», — сказал он сам себе, входя в сумрачный холл гостиницы.

За конторкой дремал клерк. Он поднял на Джека прозрачные глаза.

Мальчик твёрдым шагом подошёл к лифту. «Таскаешься с черномазыми? Даёшь им дотрагиваться до тебя руками?» Лифт летел вниз подобно большой тяжёлой птице. Двери распахнулись, и Джек вошёл внутрь. Он нажал кнопку с цифрой 4. Клерк смотрел ему в спину, продолжая мысленно сигнализировать: «Негроман. Негрофил. Тебе так нравятся ниггеры»?

Двери закрылись и лифт тронулся с места.

В лифте было тяжело дышать. Все мысли Джека сводились к одному — как сказать матери, что он собирается в Калифорнию один.

«Не позволяй дяде Моргану подписывать никаких бумаг за тебя…»

Выходя из лифта, он подумал: вот бы удивился Ричард Слоут, если бы знал, кто его отец на самом деле.

Дверь номера 408 была слегка приоткрыта. Перед ней лежал маленький коврик. Солнечные зайчики плясали на стене гостиной.

— Эй, мам, — крикнул, входя, Джек. — Ты не закрыла дверь, что случилось?

Он был один в комнате.

— Мама!

На столе был беспорядок, на тумбочке стояла недопитая чашка кофе.

Джек дал себе слово не паниковать.

Он медленно повернулся кругом. Дверь спальни была открыта. Там царил полумрак, поскольку Лили никогда не раздвигала шторы.

— Ау, я знаю, что ты здесь, — произнёс мальчик, прошёл через её спальню и постучал в дверь ванной. Ответа не последовало. Джек открыл дверь и увидел на полке розовую зубную щётку, на тумбочке — расчёску. Между зубьями запуталось несколько волосков. «Лаура де Луизиан», — прозвучал в его сознании чей-то голос, и он выскочил из ванной — это имя выгнало его.

— Нет, не нужно, — сказал он себе. — Куда же она пошла?

Он уже видел это?

Он видел это, входя в её ванную, видел, открывая дверь своей комнаты, видел, входя в ванную, где полотенце упало на пол рядом с тюбиком зубной пасты.

Морган Слоут вломился в дверь, схватил мать и повалил на пол…

Джек поспешил в гостиную…

…потащил к двери и затолкнул в машину, глаза его стали жёлтого цвета.

…схватил телефонную трубку и набрал «0».

— Это Джек Сойер из четыреста восьмого номера. Моя мама ничего мне не передавала? Она должна была быть здесь… и по непонятной причине…

— Я выясню, — ответила девушка, и Джек с замиранием ждал её ответа. — Сожалею, но никаких сообщений для четыреста восьмого.

— А для четыреста седьмого?

— То же самое.

— Скажите, а к ней не приходили посетители в последние четверть часа? Никто не хотел увидеть её сегодня утром?

— Нужно поискать в регистрационном журнале, — ответила девушка. — Я не знаю. Вы хотите, чтобы я посмотрела?

— Да, прошу Вас.

— Я рада, что могу хоть чем-нибудь заняться в этой трясине, — доверительно сообщила она. — Ждите у аппарата.

Долгая минута ожидания в ответ: — Никаких посетителей. Возможно, она оставила для Вас записку в номере.

— Да, я посмотрю, — выдавил из себя Джек и повесил трубку.

Правду ли сказала девушка? Или Морган Слоут расплатился за её информацию двадцатидолларовой банкнотой? Ну, это мы ещё посмотрим!

Некоторое время он сидел, бесцельно глядя перед собой. Конечно, дяди Моргана здесь не было — он все ещё в Калифорнии. Но он мог послать других, которые похитили мать. Этих людей, Чужаков, двуликих Янусов и имел в виду Смотритель.

Больше Джек не мог оставаться в комнате. Он выскочил в коридор, и дверь за ним захлопнулась. Сделав несколько шагов по коридору, он внезапно повернулся, бросился назад и отпер дверь своим ключом. Затем слегка приоткрыл её и помчался к лифту. Лили могла выйти без ключа — например, в магазин, или в киоск за свежей газетой.

Ерунда. Она не брала в руки газету с начала лета. Все новости она узнавала из сообщений по радио.

Наконец, она могла выйти прогуляться. В вестибюле он заглянул в магазинчик, за прилавком которого пожилая крашеная блондинка раскладывала стопкой свежие номера «Пилл» и «Нью-Хэмпшир Мэгэзин».

— Простите, — буркнул Джек и вышел. Он остановился у бронзовой таблички, украшавшей вестибюль.

«…начала худеть и скоро умрёт».

— Что? — удивлённо спросила стоящая за ним женщина.

— Ничего, — Джек выскочил в центр холла. Хмурый клерк вопросительно посмотрел на мальчика. Джек подошёл к нему.

— Мистер, — сказал он, стоя у края конторки. Клерк как-будто пытался вспомнить столицу Северной Каролины или основную продукцию, экспортируемую Перу.

— Мистер?

Мужчина не обращал на него никакого внимания.

Джека это не смутило.

— Я хотел бы, чтобы вы помогли мне. Вы не видели мою маму, выходящей недавно куда-нибудь?

— Что значит — недавно?

— Вы видели её или нет? Вот и все, что меня интересует.

— Боишься встретиться с ней?

— О Боже, вы идиот! — возмущённо воскликнул Джек. — Нет, я этого не боюсь. Я просто спрашиваю, выходила ли она, и если вы не слепой, то сможете мне ответить.

Его лицо покраснело от ярости, руки непроизвольно сжались в кулаки.

— Ну хорошо; она вышла, — заявил клерк, слегка отпрянув назад. — А тебе следовало бы обратить внимание на свой тон. Он должен быть более почтительным, и тебе следовало бы извиниться, невоспитанный маленький мистер Сойер.

— Вас волнуют ваши проблемы, а меня — мои, — вслух процитировал Джек фразу из песни на одной старой папиной пластинке. Она не вполне соответствовала ситуации, но вертелась у него на языке. Клерк почему-то удовлетворённо кивнул.

— Возможно, она в саду, — добавил он, но Джек уже торопился к двери.

Королева Кинематографа, Милашка из Мотеля была где-то в саду, внезапно почувствовал Джек, — но в то же время он знал, что её там нет, потому что не видел её по дороге в гостиницу. Кроме того, Лили Кэвэней не стала бы блуждать по парку: это так же мало интересовало её, как многочасовое сидение на пляже.

Проехало несколько машин. Над головой кричала чайка, и у Джека сжалось сердце.

Мальчик окинул взглядом улицу. Возможно, её заинтересовал Смотритель, и ей захотелось посмотреть на необычного нового приятеля своего сына, для чего она могла отправиться в парк. Но Джек ни разу не видел, чтобы она ходила туда. Он пошёл к центру городка.

Ближе всего были универсальный магазин и кафе. Джек подумал, что ни одно из этих мест не способно было привлечь внимание его матери, но все же заглянул в окно.

За стойкой курила плохо причёсанная женщина. К противоположной стороне стойки прислонилась официантка в розовом форменном платье. Вначале Джек никого больше не заметил, но всмотревшись, увидел за столиком в дальнем углу старую женщину, отодвигающую от себя чашку. Она достала сигарету из сумочки — и тут мальчик с ужасом понял, что это — его мать. Через мгновение острое ощущение её старости прошло, но до конца-таки не исчезло, и в памяти запечатлелись два лица — Лили Кэвэней и старой женщины — у одного и того же человека.

Мальчик осторожно открыл дверь; звякнул колокольчик, о существовании которого Джек уже знал. Блондинка-официантка приветливо улыбнулась и одёрнула платье. Мать удивлённо посмотрела на него и тоже улыбнулась:

— Дорогой мой Скиталец Джек, ты успел так вырасти, что выглядишь почти как твой отец, когда входишь в дверь, — сказала она. — Иногда я забываю, что тебе только двенадцать.

— Ты назвала меня «Скиталец Джек», — заметил он, отодвигая стул и садясь рядом с ней.

Её лицо было очень бледным, под глазами темнели круги.

— Именно так звал тебя в детстве твой отец. Мне пришло это в голову, потому что ты все утро где-то странствовал.

— Он звал меня Скитальцем Джеком?

— Что-то в этом роде… Нет, скорее Странником Джеком, — она на, миг задумалась. — Да, именно так он и звал тебя, когда ты шлёпался на пол и плакал. Это было забавно. Да, кстати, я оставила открытой дверь, поскольку не помнила, есть ли у тебя ключ.

— Я видел, — неохотно пробормотал её сын, лихорадочно обдумывая полученные сведения.

— Хочешь есть? В гостинице о еде почему-то противно думать.

Перед ними мгновенно возникла официантка.

— Молодой человек? — спросила она, открывая свой блокнот.

— Как ты узнала, что я буду искать тебя здесь?

— Куда же ещё тут можно пойти? — рассудительно заметила его мать и обратилась к официантке: — Принесите ему завтрак на троих. Он прибавляет в росте по дюйму в день.

Джек откинулся на спинку стула. Как же все-таки начать разговор?

Мать насмешливо поглядывала на него, и он решился — он должен был решиться:

— Мам, если на какое-то время я исчезну, с тобой все будет в порядке?

— Что ты имеешь в виду «все в порядке»? И что значит «на время исчезну»?

— Сможешь ли ты… Вернее — очень ли ты боишься дядю Моргана?

— Со старым Слоутом я как-нибудь разберусь сама, — улыбаясь, ответила она. — Я легко разберусь с ним. К чему все это, Джекки? Ты никуда не пойдёшь!

— Я должен, — сказал мальчик. — Правда.

Ему показалось, что он выглядит как дитя, выпрашивающее игрушку. Возвратилась официантка, неси на подносе яичницу с ветчиной и стакан томатного сока. Он отвлёкся на миг, а когда вновь пришёл в себя, то увидел, что мать намазывает маслом ломтик хлеба.

— Я должен идти, — повторил он.

Мать протягивала ему хлеб; она задумалась, и молчала.

— Какое-то время ты не увидишь меня, мама, — продолжал Джек. — Я хочу попытаться помочь тебе. Вот почему я ухожу.

— Помочь мне? — переспросила она, и мальчик услышал, что на три четверти её удивление было наигранным.

— Я хочу постараться спасти тебе жизнь, — ответил он.

— Это все?

— Я могу это сделать.

— Ты можешь спасти мне жизнь. Это любопытно, мой мальчик; ты умеешь преподносить неожиданные сюрпризы. — Она смотрела на него, но в её глазах он прочёл две вещи: скрытый страх и неосознанную надежду, что он действительно способен что-то сделать.

— Если ты не позволишь мне, я все равно сделаю это. Поэтому лучше дай мне своё согласие.

— Любопытно, особенно, если учесть, что я ещё ничего не поняла из твоих слов.

— Думаю, что понимаешь, хотя, возможно, и не до конца. А вот папа отлично понял бы меня.

Она покраснела и обиженно поджала губы.

— Это запрещённый приём, Джекки. Ты не должен использовать то, что мог понимать Филипп, как оружие против меня.

— Не мог понимать, а знал и понимал.

— Ты говоришь чепуху, сынок.

Официантка поставила перед Джеком тарелку с жареной картошкой и сосисками и молча удалилась.

Мать продолжала:

— Я не смогла, по-видимому, убедить тебя.

— Я собираюсь спасти твою жизнь, мама, — повторил он. — Мне нужно пройти долгий путь и кое-что принести оттуда. И я это сделаю!

— Мне хотелось бы знать, о чем ты говоришь.

Обычный разговор, подумал он: как будто он просит разрешения переночевать у приятеля. Он разделил сосиску на две части и отправил один кусок в рот. Мать пристально следила за ним. За сосиской последовала яичница. Бедром он ощущал холодок, идущий от бутылки Смотрителя.

— Мне бы хотелось, чтобы ты хорошенько подумал, прежде чем совершать какие-то поступки.

Джек доел яичницу и принялся за сок. Лили положила руки на колени. Чем дольше он молчал, тем нетерпеливее она ждала. Сын же, казалось полностью поглощён едой.

«Отец называл меня Странником Джеком», — думал тем временем мальчик.

— «Это верно; самое подходящее прозвище».

— Джек…

— Мама, — спросил он, — не бывало ли, чтобы папа как бы обращался к тебе издалека, в то время, как ты была уверена, что он находится в городе?

Её брови удивлённо поднялись.

— А не было ли такого, чтобы ты входила в комнату, зная, что он там, что он наверняка там, — а его там не было?

«Ответь, мама… Ответь, пожалуйста…»

— Нет, — сказала мать. — Почти никогда.

— Мама, даже со мной это случалось.

— Все и всегда имеет объяснение, и ты это прекрасно знаешь.

— Моему отцу — и ты это знаешь — всегда было трудно найти объяснение. А некоторые его поступки вообще невозможно объяснить.

Теперь замолчала она.

— И я знаю, куда он исчезал, — продолжал Джек. — Я тоже побывал там сегодня утром. И если опять попаду туда, то для того, чтобы спасти тебе жизнь.

— Тебе не нужно спасать мою жизнь! Не нужно никому спасать её! — прошипела его мать. Джек уставился себе под ноги. — Что все это значит? — она сверлила его взглядом.

— Именно то, что я уже сказал.

Их взгляды скрестились.

— Допустим, я поинтересуюсь, каким же образом ты предполагаешь спасать мою жизнь?

— Я не могу ответить, потому что я сам до конца этого не понял. Мам, мне не нужно ходить в школу!.. Дай мне эту возможность. Я буду отсутствовать не более недели; ну, может быть немного дольше.

— Я думаю, ты спятил, — сказала она. Но он видел, что ей хочется верить ему, и её следующие слова убедили его в этом. — Если — если! — я совершу эту глупость и позволю тебе осуществить твою затею, мне хотелось бы быть уверенной, что тебе не угрожает опасность.

— Папа ведь всегда возвращался, — заметил Джек.

— Я скорее пожертвую своей жизнью, чем твоей, — возразила она.

— Я позвоню, если смогу. Но не беспокойся, если за неделю не будет ни одного звонка. Я обязательно вернусь, как всегда возвращался отец.

— Все это безумие, — повторила мать. — И я тоже схожу с ума. Как ты собираешься попасть туда, куда направляешься? И где это? Хватит ли тебе денег?

— У меня есть все необходимое, — ответил он на последний вопрос, надеясь, что она не будет настаивать, чтобы он ответил и на два предыдущих. Вновь воцарилось молчание. Наконец, он добавил: — Я думаю, мне нужно идти. Я не могу много об этом говорить, мама.

— Странник Джек, — протянула она. — Я почти верю…

— Да, — ответил мальчик. — Да.

Он кивнул. «Возможно, — подумал он, — ты знаешь то, что знаю и я, Королева, поэтому так легко разрешила мне идти».

— Я тоже верю. Верю в успех.

— Теперь, когда ты сказал, что пора идти, мои слова уже не имеют значения, но…

— Я иду, мама.

— …возвращайся поскорее, сынок, — она мужественно смотрела на него.

— Но ты же не уйдёшь прямо сейчас? Нет?

— Да. Я уйду прямо сейчас. Сразу же, как только расстанусь с тобой.

— Я почти поверила в эту ерунду. Ну да ладно, ты ведь сын Фила Сойера. Ты же не отправляешься к какой-нибудь девчонке? — Она испытывающе поглядела на него. — Нет-нет. Никаких девчонок. Ладно. Спасай мою жизнь. Бог с тобой. — Она встряхнула головой, и её глаза показались Джеку особенно яркими.

— Если собираешься идти, уходи сейчас, Джекки. Позвони мне завтра.

— Если смогу. — Он встал.

— Если сможешь. Конечно. Прости меня. — Она опустила глаза. Он увидел, что щеки её покраснели, и она сейчас заплачет.

Джек нагнулся и поцеловал мать, но она почти оттолкнула мальчика. Официантка с интересом смотрела на них, словно они разыгрывали представление. Предугадывая, что сейчас скажет его мать, Джек подумал, что она все же не до конца верит ему.

Её глаза заблестели. Боже — слезы?

— Будь осторожен, — прошептала Лили и подозвала официантку.

— Я люблю тебя, — сказал Джек.

— Постарайся не забывать об этом, — теперь она почти улыбалась. — Отправляйся в путь, Джек. Уходи, пока я не осознала до конца, что это безумие.

— Я уже иду, — и он быстрым шагом вышел из кафе.

Голова раскалывалась от нахлынувших мыслей, и каждое движение давалось с трудом. Солнечный свет резал глаза. Он перебежал через Прогулочный бульвар, не обращая внимание на гудящие машины. На другой стороне улицы он сообразил, что ему понадобится кое-что из одежды. Мать ещё не вышла из кафе, когда Джек влетел в гостиницу.

Клерк удивлённо посмотрел на него. Джек не обратил на это никакого внимания. Разговор с матерью — гораздо более короткий, чем можно было ожидать — продолжался, казалось, вечность. С другой стороны, он ещё не так давно был груб с этим клерком. Извинился ли он? Джек не помнил…

Мама согласилась с его уходом — она позволила ему отправиться в путешествие. Джек не знал, что такое Талисман, но если бы даже и знал — и если бы рассказал ей об этой части своей миссии, — то она все равно согласилась бы. Если бы он сказал, что принесёт бабочку размером с носорога, она согласилась бы съесть её. Смешно, но так оно и было.

И ещё одна причина побудила Лили отпустить сына: в глубине души она знала про Территории.

Может быть, она даже просыпалась среди ночи с именем Лауры де Луизиан на устах?

В номере он быстро побросал одежду в рюкзак: рубашки, носки, свитер, шорты… Он подумал, что неплохо было бы прихватить старые джинсы, но, попробовав рюкзак на вес, отказался от этой мысли. Большинство рубашек и носков пришлось оставить, та же участь ждала и свитер. В последнюю минуту он вспомнил про зубную щётку. Теперь рюкзак весил всего несколько фунтов; с таким весом за плечами можно идти хоть весь день.

В гостиной Джек на секунду задержался, как бы прощаясь с привычными вещами. Мама не вернётся, пока не будет уверена, что он ушёл: если она увидит его сейчас, то велит остаться.

Мальчик подбежал к телефонному столику, вырвал листок из блокнота и написал на нем главное, что хотел сказать:

«Спасибо!

Я люблю тебя!

Я вернусь!»

Джек вышел на улицу, думая о том, где он… приземлится. Это было подходящее словечко. И увидит ли он Смотрителя перед тем, как «приземлится» в Территориях? Он хотел сказать старику кое-что, потому что так мало знал о том, куда идёт, кого может встретить, что должен искать!.. «Выглядит, как хрустальный шар». И это все, что мог сказать ему Смотритель о Талисмане? Это и ещё то, что его нельзя ронять? Джек ощутил свою полную неподготовленность. Словно надо было сдавать экзамен по курсу, о котором ничего не слышал.

Он подумал, что может «приземлиться» прямо там, где стоит. «Он вновь будет в Территориях», внезапно понял мальчик; он хочет вдохнуть их воздух, он уже изголодался по нему. Территории манили его — безбрежные равнины и пологие горы, поля, поросшие высокой травой, и ручьи, их орошающие… Всем своим существом Джек стремился туда. Ему стоит достать из кармана бутылку, глотнуть напиток… Вдруг он споткнулся о сумку, из которой выглядывал огромный бутерброд с колбасой и сыром, и в тот же момент почувствовал на своих плечах чьи-то руки.

— Сейчас ты отправишься, — сказал Смотритель (ибо это был он), ласково улыбаясь. — И пойдёшь своей дорогой. Ты попрощался с мамой? Она знает, что тебя не будет какое-то время?

Джек кивнул, и старик протянул ему бутерброд:

— Ты голоден? Вот, возьми, он слишком велик для меня.

— Я поел, — сказал мальчик. — И рад, что могу попрощаться с тобой.

— Смелый Джек, он отправляется в путь! — пропел Смотритель. — Счастливой дороги!

— Лестер…

— Но ты не можешь уйти без нескольких маленьких вещиц, которые я приготовил для тебя. Видишь эту сумку?

— Лестер?..

Старик отошёл от Джека и присел под деревом.

— Ты знаешь, что отец тоже называл меня Странник Джек?

— Да, я где-то слышал это, — усмехнулся Смотритель. — Подойди и погляди, что я тебе собрал. И потом, я же должен рассказать, куда пойти вначале, верно?

Джек подошёл поближе. Старик отложил бутерброд в сторону и пошире раскрыл свою сумку.

— С Новым Годом! — сказал он и извлёк оттуда ветхую истрёпанную книгу, бывшую, как увидел Джек, старым атласом дорог.

— Спасибо, — ответил Джек, беря её из рук своего друга.

— Никакие другие карты тебе не понадобятся. Вот дорога, по которой ты пойдёшь.

— Ладно! — Джек старался затолкнуть атлас в рюкзак.

— А вот это не должно находиться в мешке за спиной, — продолжал Смотритель, заворачивая в бумагу огромный бутерброд. — Это нужно нести в кармане. — И он показал пальцем на левый карман своей куртки. Между его вторым и третьим пальцами, подобно сигарете в руке Лили, был зажат белый треугольный предмет, в котором мальчик узнал медиатор для гитары. — Возьми и храни. Ты покажешь его человеку, который поможет тебе.

Джек взял у него медиатор. Таких он ещё не видел: нанесённый на него рисунок напоминал некие неизвестные письмена. На ощупь медиатор казался тяжеловатым.

— Кто этот человек? — спросил Джек, кладя медиатор в карман.

— На его лице большой шрам, так что не ошибёшься. Он — солдат. Собственно, он капитан внутренней охраны и доставит тебя по назначению, где ты увидишь то, что должен увидеть. Даму, которую тебе нужно увидеть… Тогда ты поймёшь вторую причину, по которой суёшь голову в петлю. Мой тамошний друг — он знает, что тебе нужно, и покажет дорогу к этой даме.

— Эта дама… — Джек умолк.

— Да, — сказал старик. — Ты прав.

— Она — Королева?!

— Хорошенько рассмотри её, Джек. Ты увидишь, кто она есть на самом деле, понимаешь? Потом ты пойдёшь на запад. — Черты лица старика стали жёстче и суровее. — Опасайся Блоута. И его самого, и его Двойника. Старина Блоут будет искать тебя и найдёт, если осторожность изменит тебе; когда попадёшься в сети, — он поступит с тобой, как лиса с гусем в известной сказке. — Смотритель засунул руки в карманы. Он тщательно подбирал и взвешивал каждое слово. — Возьми Талисман, сынок. Возьми и принеси его в целости и сохранности. Это нелёгкая ноша, но ты принесёшь нечто большее, чем просто нелёгкую ношу.

Джек усиленно вдумывался в слова Смотрителя. Человек со шрамом, капитан внутренней охраны. Королева. Морган Слоут, охотящийся за ним, как хищник. В этом чёртовом месте на другом конце страны. Нелёгкая ноша.

— Хорошо, — сказал он, внезапно почувствовав желание вернуться в кафе, к маме.

С теплотой в голосе Смотритель произнёс: — Да, Странник Джек — умница. Не забудь о волшебном напитке, дружок.

— Конечно, — ответил мальчик. Он извлёк из кармана тёмную бутылку и откупорил её, затем оглянулся на Смотрителя. Светлые глаза, не мигая, смотрели на Джека.

— Я помогу тебе, когда смогу.

Джек кивнул и, запрокинув бутылку, отпил глоток. Горло сдавил спазм. Зубы свело, из глаз покатились слезы.

Он долго не мог открыть глаза, но уже знал, что находится в Территориях, — по запаху, по аромату и чистоте воздуха.

Лошади, трава, свежий воздух кругом, и неожиданно — пыль и запах сырого мяса.

ИНТЕРЛЮДИЯ. СЛОУТ В ЭТОМ МИРЕ (I)

— Я знаю, что работаю слишком много, — говорил в этот вечер Морган Слоут своему сыну Ричарду. Они беседовали по телефону: Ричард — стоя возле общественного телефона в нижнем коридоре школьного общежития, его отец — сидя за столом на верхнем этаже одного из самых респектабельных зданий на Беверли-Хиллз, владельцем которого была компания «Сойер и Слоут».

— Но хочу сказать тебе, мой мальчик что потребуется немало времени для осуществления многих планов. Особенно если семья моего старого партнёра в беде. Я надеюсь, поездка будет недолгой. Во всяком случае, я не собираюсь торчать в этом чёртовом Нью-Хэмпшире больше недели! Когда все закончится, я тебе позвоню. Возможно, тогда мы прокатимся в Калифорнию поездом, как в старые добрые времена. Пожелай мне удачи!

Слоуту, любившему все делать самому, было особенно приятно занимать это здание. После того, как он и Сойер арендовали это помещение на краткий срок, а потом на более длительный, — они наконец смогли выкупить его вплоть до последнего квадратного миллиметра. Лишь первый этаж арендовал владелец маленького китайского ресторанчика.

Слоут долго спорил с китайцем, но когда тот сообразил, что ему хотят увеличить арендную плату, то сразу перестал понимать английский язык Попытки Слоута продолжались несколько дней, пока ему неожиданно не помог случай. Однажды он увидел, как из двери кухни служащий выносит бачок с растопленным жиром, и, проследив за ним, выяснил, что тот вылил жир в канализационный сток. Днём позже пришедший из департамента здравоохранения инспектор наложил на владельца ресторана внушительный штраф. Теперь работникам ресторана приходилось выносить все кухонные отходы через обеденный зал, что резко сократило число посетителей; а возле задней двери кухни Слоут посадил на цепь злющую собаку — для верности. Владелец ресторана был вынужден вспомнить английский язык и согласиться удвоить, а потом и утроить сумму ежемесячной платы.

Да, он добился этого… но если бы он не сумел настоять на своём, то не был бы Морганом Слоутом. В тот же вечер он подъехал к ресторану и, выпив предварительно три порции мартини, перебил бейсбольной битой все окна.

На следующее утро китаец попросил о встрече и предложил увеличить платежи в четыре раза.

— Вот теперь это мужской разговор, — усмехнулся Слоут. — И вот что я вам скажу. Поскольку отныне мы играем в одной команде, расходы по замене стёкол мы также разделим пополам.

Через девять месяцев после того, как компания «Сойер и Слоут» завладела зданием, арендная плата в городе резко подскочила до немыслимых размеров. Морган Слоут был чрезвычайно горд своим удачным приобретением. Прогуливаясь возле здания, он любил вспоминать, как много они вложили в компанию «Сойер и Слоут» и как велики теперь их достижения.

Чувство особой гордости проснулось в нем во время разговора с Ричардом. Прежде всего, Ричард является причиной того, что Морган вознамерился отобрать часть компании, принадлежащую филу Сойеру. Ричард — его наследник. Слоут-младший должен учиться бизнесу в лучшей школе, затем получить правовое образование — и после этого прийти работать в компанию; таким образом всесторонне вооружённый Ричард Слоут уверенной рукой поведёт компанию «Сойер и Слоут» — или просто «Слоут и сын» — в следующее столетие. Глупое желание мальчика стать химиком вызывало у отца смех. Ричард достаточно умен и в конце концов поймёт, что отец предлагает ему нечто более интересное. «Химико-исследовательские» порывы необходимо искоренить как можно скорее, и в один прекрасный день мальчик прозреет. Ну, а если его волнует справедливость в отношении Джека Сойера, то Ричард должен понять: пятьдесят тысяч в год и гарантия получения образования в колледже — это не только справедливо, но и чрезмерно щедро. Разве можно быть уверенным, что Джек захочет заниматься бизнесом или что у него есть к этому хоть какие-нибудь способности?

К тому же — кто даст гарантию, что Джек доживёт хотя бы до двадцати лет? Мало ли…

— Пора, давно пора оформить все права на собственность и подписать соответствующие бумаги! — втолковывал Слоут сыну. — Лили слишком долго скрывается от меня. Жить ей осталось меньше года, и её сознание быстро тускнеет. Я должен увидеть её, потому что так больше продолжаться не может, и она должна передать мне все права на руководство фирмой. Но я не хочу посвящать тебя в эти проблемы. Я только хочу сказать — на тот случай, если ты позвонишь — что несколько дней буду отсутствовать. Можешь написать мне письмо. И помни о поезде, хорошо? Мы обязательно сделаем это.

Мальчик обещал писать, много работать и не тревожиться за отца, Лили Кэвэней или Джека.

Иногда Слоут думал, что когда его единственный сын поступит в Стэнфордский или Йельский университет — он представит его в Территориях. Ричарду будет тогда на шесть или семь лет меньше, чем было ему самому, когда Фил Сойер в их первом маленьком офисе в Северном Голливуде сперва привёл своего партнёра в замешательство, потом в ярость (Слоут был уверен, что Фил смеётся над ним), а потом весьма заинтриговал (Фил был слишком приземлён, чтобы просто так излагать фантастическую теорию о другом мире). Когда Ричард увидит Территории, может произойти то же самое, — замешательство, ярость, удивление — если он не постарается изменить мышление сына раньше.

Слоут закинул руки за голову и слегка помассировал затылок. Разговор с сыном привёл его в доброе расположение духа: когда Ричард с ним, все идёт превосходно. Была уже ночь — в Спрингфилде, Иллинойсе, в частной школе Нельсона. Ричард Слоут идёт сейчас по зеленому коридору назад, к учебникам, думая о добрых старых временах, которые вскоре наступят вновь, и об игрушечной железной дороге. Он уже будет спать, когда его отец откроет окно и сможет вволю насладиться лунным светом и ночной прохладой.

Ему хотелось поскорее оказаться дома — дом был в тридцати минутах езды от конторы, — переодеться, поесть и, возможно, немного выпить перед тем, как отправиться в аэропорт. Но вместо этого он отправился на свидание с капризным клиентом, которое нельзя было отложить. Слоут дал себе слово, что как только удастся разобраться с Лили Кэвэней и её сыном, он сократит до минимума число подобных клиентов: ему хотелось поймать рыбку побольше. Сейчас вокруг бегают сотни брокеров, и его доля акций должна составлять не менее десяти процентов. Оглядываясь назад, Слоут недоумевал, как он мог так долго терпеть Фила Сойера. Его партнёр никогда не ставил им чистый выигрыш, он был в плену сентиментальных принципов порядочности и честности. Давно вынашивая свой план, Слоут всегда помнил, что Сойер в долгу у него; в груди кипела ярость при одной мысли о размерах этого долга; и он сжал кулаки, засунув их глубоко в карманы.

Фил Сойер недооценивал его, Моргана Слоута, и это все ещё не давало Слоуту покоя. Фил считал его хищником, которого можно выпускать только под неусыпным наблюдением. Множество прихлебателей, носящих мятые ковбойские шляпы, постоянно крутилось перед глазами. Один из них, Ди-Джель, был особенно назойливым, и в Слоуте непрерывно росло раздражение, вылившееся однажды во вспышку ярости — когда Ди-Джель особенно допёк его разговором о том, что автосервис работает плохо, день хуже ночи, а машина Слоута — дерьмо.

— Заткни свою грязную пасть, — сказал ему Слоут. — Это дерьмо, как ты выразился, стоит вдвое больше твоего недельного заработка. Я бы сейчас пристрелил тебя, идиот, и единственная причина, по которой не делаю этого — это то, что на два процента ты прав; но если ты ещё когда-нибудь заговоришь со мной и скажешь больше, чем «Здравствуйте, мистер Слоут», я пристрелю тебя так быстро, что ты даже моргнуть не успеешь.

С тех пор мерзавец Ди-Джель боялся приблизиться к нему, даже когда прощался. Иногда из окна Слоут замечал, что тот поглядывает в его сторону с задумчивым видом.

Взглянув на себя в зеркало, он обнаружил, что выражение лица у него точно такое же, как у Фила Сойера в последние секунды его жизни — тогда, в Юге.

Он улыбался.

Фил Сойер недооценивал Моргана Слоута с момента их знакомства, когда они были вольнослушателями в Йельском университете. Его тогда было легко недооценить — восемнадцатилетнего провинциала из Акрона, неуклюжего, толстого, с претензиями и амбициями, впервые в жизни покинувшего Огайо.

Слушая, как его соученики болтают о Нью-Йорке, о «21» и Аистинском клубе, о встрече с Брубеком на Байсин-стрит и Эрролом Гарнером в Ванкувере, Морган старался сохранять невозмутимый вид.

— Я предпочитаю злачные места, — с важным видом сообщал он так часто, как мог.

— Какие злачные места, Морган? — интересовался Томми Вудбайн. Остальные хихикали.

— Сам знаешь. Бродвей или Вилидж. Примерно так.

Смеялись ещё дружнее. Он был непривлекателен и плохо одет; его гардероб состоял из двух грязно-серых костюмов, висевших на нем мешком. Ещё в колледже Слоут начал лысеть, и сквозь реденькие волосики на макушке просвечивала розовая кожица.

Нет, он не был красив, и это было частью его сущности. Другие — поглощённые театром, как и они с Филом — тяготели к красивым лицам, прекрасным зубам, отличным манерам. Все они хотели стать актёрами, драматургами, авторами песен. Слоут же всегда видел себя только продюсером.

Сойер и Том Вудбайн, казавшиеся Слоуту невообразимо богатыми, жили с ним в одной комнате. Вудбайна театр интересовал исключительно с эстетической точки зрения, да ещё потому, что это интересовало Фила. Юноша из другого круга, Томас Вудбайн отличался от остальных удивительной серьёзностью и любовью к занятиям. Он хотел стать юристом, и, казалось, был справедлив и бескомпромисен, как и подобает судье. (Большинство же его знакомых считало, что у Вудбайна есть серьёзное препятствие — стеснительность). В отношении Слоута Вудбайн не проявлял никаких комплексов, проповедуя скорее жизнь правильную, чем обеспеченную. Конечно, у него было все, и если он что-то терял, то ему сразу же это возмещали; как же мог он, такой справедливый и дружелюбный, быть заносчивым?

Слоут почти бессознательно сторонился Вудбайна и не мог заставить себя называть его «Томми».

За четыре года Слоут поставил две пьесы: «Нет выхода», названную студенческой газетой «неистовым беспорядком», и «Вольпон». Эта постановка была охарактеризована как «слащавая, циничная и зловещая». Многие из характеристик подошли бы и самому Слоуту. Во всяком случае, он вовсе не был талантливым режиссёром — Морган не отличался даром видения. Но его амбиции не угасли, они по-прежнему тлели. Слоут хотел быть на виду, впереди всех. Фил Сойер тоже иногда начинал мыслить подобным образом, поскольку не был уверен, что его любовь к театру взаимна. Он решил, что можно использовать свой талант, представляя писателей и актёров.

— Давай поедем в Лос-Анджелес и откроем там агентство, — заявил Фил спустя некоторое время. — Наши родители сочтут нас ненормальными, но, может быть, дело все-таки выгорит.

Фил Сойер — Слоут понял в то самое мгновенье — вовсе не был богат. Он только выглядел богатым.

— А когда мы прочно встанем на ноги, то пригласим Томми в качестве юриста. К этому времени он уже закончит изучать право.

— Ну что ж, я согласен, — ответил Слоут, думая, что сумеет воспрепятствовать появлению Вудбайна в своё время. — Как же мы будем называться?

— Как тебе нравится «Слоут и Сойер»? Или в алфавитном порядке? Или…

— «Сойер и Слоут», конечно. Это будет правильно, поскольку идею подал ты, — заявил Слоут (чертыхаясь про себя при мысли, что его партнёр теперь всегда будет первым, а он — лишь вторым).

Конечно, родители сочли их идею безумием, как и предсказывал Фил, но партнёры все же выехали в Лос-Анджелес на взятой в аренду машине (машину брал Морган — ещё один показатель того, как многим Сойер обязан ему), сняли офис в Северном Голливуде, — здание славилось своими крысами и тараканами — заказали визитные карточки и стали посещать клубы. Четыре месяца их преследовали сплошные неудачи. У них был комик, который пил слишком много, чтобы выглядеть смешным; писатель, который не умел писать, артистка, любящая деньги до такой степени, что была готова продать своих агентов. Но как-то однажды, после виски и марихуаны, хихикающий Фил Сойер поведал Слоуту о Территориях.

«Знаешь ли ты, что я могу сделать, ты, честолюбивый болван? О, дружок, я могу путешествовать. Все время».

Вскоре после того, как они уже путешествовали оба, Фил Сойер встретил на вечеринке подающую надежды молодую актрису, и через час имел их первого значительного клиента. А у той было три подруги, которым не повезло с импресарио. А у одной из подруг был приятель, который написал действительно хороший киносценарий и нуждался в продюсере, а у приятеля был свой приятель… Не успел истечь третий год их совместной деятельности, как у них объявились новый офис, новое жильё и порядочный кусок голливудского пирога. Территории, как хорошо знал и не мог до конца понять Слоут, помогали им. Сойер работал с клиентами; Слоут с деньгами, инвестициями, деловой стороной агентства. Сойер тратил деньги — банкеты, авиабилеты; Слоут копил их, что приносило ему удовлетворение и давало возможность вскарабкаться повыше. Слоут вкладывал деньги в землю, промышленность, в бизнес, в акции. К моменту прибытия в Лос-Анджелес Томми Вудбайна «Сойер и Слоут» стоили не менее пяти миллионов.

Слоут заметил, что все ещё смущает однокашника. Томми прибавил в весе тридцать фунтов, и в своих голубых костюмах (стоимостью не менее трех сотен каждый) выглядим заправским судьёй. Его щеки всегда слегка лоснились (алкоголик? — удивлялся Слоут), манеры были блестящими, как и раньше. В уголках глаз лучились смешинки. Слоут почти сразу же понял то, что Фил Сойер никогда бы не узнал, если бы ему не рассказали: Томми Вудбайн жил со страшной тайной — он был гомосексуалистом, и сам себя называл «петушком». Это многое упрощало — даже убийство Томми.

Потому что насильники должны быть казнены, верно? И какому же подростку захочется быть изнасилованным идиотом весом в двести десять фунтов? Можно сказать, что Слоут спас Фила Сойера от тяжёлой руки правосудия. Сойер сделал Слоута своим душеприказчиком и опекуном его сына. Когда это произошло, убийцы из Территорий — те самые двое, которые некогда пытались изнасиловать мальчика — были извлечены из того мира и арестованы до того, как смогли вернуться домой.

Слоут множество раз думал, что все могло бы быть значительно проще, если бы Фил Сойер никогда не женился. Нет Лили, нет Джека — нет проблем.

Слоут собрал все факты из прежней жизни Лили Кэвэней — где, как часто, с кем, — и надеялся убить этот роман в зародыше, как чернокожий водитель убил Томми Вудбайна, но Сойер ничего не желал слушать. Он хотел жениться на Лили Кэвэней, и он женился на ней. А его чёртов двойник женился на королеве Лауре.

Вот так-то.

Слоут с удовлетворением думал, что после того, как некоторые детали будут улажены, все непременно встанет на свои места. Когда он вернётся из Аркадия-Бич, все дела компании «Сойер и Слоут» будут у него в кармане. А в Территориях произойдёт так: вожделенный плод сам свалится в руки Моргана. Как только Королева умрёт, её формальный преемник поведёт страну к вящей пользе себя и Моргана Слоута.

А потом посыпятся деньги, думал Слоут, выезжая на трассу в Марина дель Рей, где была назначена встреча. Потом посыпется все!

Его клиент, Эшер Дондорф, жил в Марина, на одной из тенистых улочек сразу же у берега океана. Дондорф был старым характерным актёром, который завоевал признание в конце семидесятых годов благодаря удачно сыгранной роли в телесериале: он играл частного детектива. Его популярность после нескольких серий стала столь велика, что авторы расширили рамки его роли, сделав Дондорфа неофициальным отцом юного детектива, подослав к нему двух убийц, придумав для него множество опасностей, и т.д. и т.п. Его жалованье удваивалось, утраивалось, и через шесть лет, после окончания показа сериала, он решил вернуться к съёмкам в отдельных фильмах. А это уже было проблемой. Дондорф думал, что он — звезда, но студии и продюсеры видели в нем только характерного актёра — известного, но не пригодного для использования в другом качестве. Дондорф жаждал славы, цветов, собственных костюмеров и сценаристов; он хотел денег, любви и больше всего — признания.

В сущности же он был нулём.

Бросив свой автомобиль незапертым на стоянке, Слоут пришёл к выводу: если он узнает, или даже сможет предположить в течение нескольких следующих дней, что Джек Сойер раскроет существование Территорий — он убьёт его. Такими вещами нельзя рисковать.

Слоут мысленно усмехнулся и постучал в дверь. Он уже знал: Эшер Дондорф пытался покончить жизнь самоубийством. Он совершил это в гостиной, чтобы привлечь к себе максимум внимания. Этот темпераментный уже-почти-не-его-клиент надеялся на внимание прессы.

Когда бледный, дрожащий Дондорф открыл дверь, тёплое приветствие Слоута было почти искренним!

6. КОРОЛЕВСКИЙ ПАВИЛЬОН

Острые листья травы выглядели похожими на сабли. Они не гнулись под ветром, а, казалось, рассекали его. Джек поднял голову. Он ещё не мог прийти в себя. Головная боль постепенно проходила, мысли прояснялись. Джек встал — сперва на колени, потом во весь рост. По пыльной дороге ехала телега, запряжённая лошадью; погонщик, бородатый краснолицый мужчина, смотрел на него. Джек попытался изобразить из себя бездельника мальчишку, вышедшего на прогулку. У него уже ничего не болело — напротив, с того времени, как Джек покинул Лос-Анджелес, он чувствовал себя как никогда лучше; дух его полностью гармонировал с телом. Тёплый, свежий воздух Территорий ласкал лицо, откуда-то доносился запах свежего сырого мяса. Джек поднёс руки к лицу и опять взглянул на погонщика, первого встреченного им в Территориях Человека.

Если погонщик обратится к нему, то как он должен отвечать? Говорят ли здесь по-английски? Отличается ли их английский от привычного ему? Он решил, что если их язык незнаком ему, то он притворится немым.

Погонщик, наконец, отвёл от Джека взгляд и что-то крикнул лошадям на достаточно старомодном английском языке. Хотя, возможно, именно так и нужно разговаривать с лошадьми. Хей, хей! Джек присел на корточки, жалея, что обнаружил себя так рано. Погонщик вновь посмотрел на него и кивнул, чем немало удивил Джека: это не было дружелюбным или недружелюбным приветствием, а скорее общением между равными. «Я буду рад, когда сделаю сегодняшнюю работу, браток». Джек улыбнулся в ответ, не вынимая руки из карманов, и остолбенел: погонщик вполне искренне засмеялся.

Одежда Джека изменилась — вместо джинсов он обнаружил на себе брюки из домотканой грубой шерсти. На плечи была наброшена голубая куртка с рядом крючков и петель вместо пуговиц. Как и брюки, она была домотканой. Кроссовки исчезли, уступив место потёртым сандалиям. Рюкзак превратился в кожаный мешок. Погонщик был одет примерно так же.

Поднимая клубы пыли, телега с грузом проехала мимо Джека. Из бочек доносился хмельной запах пива. За ними лежали груды чего-то, сперва показавшиеся мальчику автомобильными покрышками. Но это «что-то» пахло так, что перепутать было невозможно: телега везла круги сыра, какого Джеку никогда не доводилось пробовать. От внезапно нахлынувшего голода у мальчика засосало в желудке. Возле бортика были свалены туши сырого мяса — свинина, говядина, баранина, — и над ними кружились мухи. Крепкий мясной аромат подавил в Джеке чувство голода, вызванное сыром. Он вышел на дорогу и проводил взглядом телегу.

Чуть погодя, он и сам последовал за ней, идя на север.

Джек успел пройти совсем немного — и вдруг увидел крышу со шпилем, на котором развевался флаг. Туда ему и нужно идти, решил мальчик. Следующие несколько шагов он продирался сквозь кусты ежевики, и, помня её чудесный вкус, не удержался и съел несколько ягодок. Тут он обнаружил огромный навес. Собственно, это был широко раскинувшийся павильон с внутренним двориком и воротами. Как и Альгамбра, это причудливое строение — инстинкт подсказывал, что перед ним летний дворец — стояло прямо на берегу океана. Небольшие группы людей бродили на территории павильона и вокруг него. Они встречались, смешивались и вновь разделялись.

Некоторые мужчины были в богатых одеждах, но большинство одевалось так же, как и Джек. Через дворик, подобно влиятельным особам, важно прошли несколько женщин в ослепительно белых платьях. За воротами стояли небольшие палатки и деревянные хижины, рядом с ними также толпились люди. Они жевали, делали покупки, разговаривали. Где-то здесь, в этом скоплении народа, Джек должен был найти человека со шрамом.

Но вначале он решил посмотреть, во что же превратилась Страна Чудес.

Когда он заметил двух маленьких тёмных лошадок, впряжённых в плуг, то решил, что восхитительный парк стал фермой. Потом его внимание привлёк огромный рыжеволосый детина, стягивающий с себя жилет и крутящийся волчком. Он держал в руках какой-то продолговатый тяжёлый предмет. Внезапно мужчина прекратил крутиться и метнул предмет, который, пролетев значительное расстояние, упал в траву и оказался молотом. Страна Чудес была не фермой, а ярмаркой. Теперь Джек отчётливо видел столы, уставленные едой, и детей на коленях у своих родителей.

Был ли здесь, на ярмарке, Смотритель Территорий? Мальчик очень надеялся на это.

А его мать — сидит ли она все ещё в кафе, раздумывая, зачем отпустила его?

Джек повернулся и увидел, что длинная телега с грохотом въехала через ворота во двор и свернула налево, рассекая толпу на две части. Минуту спустя мальчик последовал за ней.

Он боялся, что все эти люди в павильоне будут глазеть на него и что он будет очень отличаться от них. Джек опустил глаза и попытался придать себе вид мальчика, которому поручили сделать покупки, и который ужасно боится забыть купить что-нибудь из порученного. «Лопата, две кирки, круг сыра, бутылка гусиного жира…» Но никто не обращал на него внимания. Все были заняты своими делами: ходили, беседовали, присаживались перекусить и выпить или вступали в разговоры с охранниками за воротами. Джеку незачем было притворяться. Он выпрямился и направился к воротам.

Почти сразу же он понял, что не сможет проникнуть сквозь них — два охранника с обеих сторон останавливали и допрашивали каждого, кто пытался войти во внутренние покои летнего дворца. Люди показывали свои документы или какие-нибудь значки, которые давали им право войти. У Джека был только медиатор для гитары, данный Смотрителем, но он сомневался, что эта безделушка поможет ему миновать пропускной пункт. В этот момент к воротам подошёл мужчина, показал охраннику серебряный значок — и тут же был пропущен; человек, идущий вслед за ним был остановлен. Он начал спорить, потом его тон изменился, голос зазвучал виновато. Охранник покачал головой, и человек отошёл.

— Его люди всегда беспрепятственно попадают сюда, — сказал кто-то справа от Джека. Мальчик повернул голову, желая увидеть, кто это заговорил с ним.

Но идущий рядом с ним мужчина средних лет обращался к другому мужчине, также одетому в грубое простое платье, как и большинство находящихся здесь людей.

«Да куда уж чаще всяких прочих», — ответил второй. — «Говорят, Его ожидают сегодня…»

Джек пристроился за ними и пробрался к самым воротам.

Когда мужчины приблизились ко входу, охранники выступили вперёд. Оба мужчины подошли к одному и тому же охраннику. Другой сделал шаг в сторону Джека и окинул его цепким взглядом. Мальчик отпрянул назад. Он не заметил офицера среди охранников. Во дворе были только солдаты; краснолицые, в буро-зеленой униформе, они выглядели скорей фермерами в праздничный одежде. Двое мужчин тем временем предъявили охраннику свои документы и прошли вовнутрь.

Да, по-видимому, пока он не найдёт Капитана со шрамом, он не сможет проникнуть во дворец.

К охранникам подошла группа людей и, оживлённо жестикулируя и звеня деньгами в карманах, попыталась пройти, не предъявив никаких документов. Охранник воспрепятствовал им, тщетно ища глазами кого-то — видимо, Капитана. Предводитель группы стиснул кулаки, размахивая ими перед лицом охранника. На помощь товарищу поспешило несколько солдат. Неожиданно откуда-то возник высокий крепкий мужчина в форме, несколько отличной от солдатской, — эта одежда могла быть как военной формой, так и опереточным костюмом. Вместо пилотки его голову украшала треугольная шляпа. Он отдал приказ охранникам, и те направились к предводителю маленькой группы. Но уже никто не размахивал кулаками. Группа повернулась и быстро отошла от ворот. Офицер проводил пришельцев внимательным взглядом, и что-то сказал солдатам.

Джек внимательно посмотрел на офицера и увидел длинный бледный шрам, пересекающий правую бровь.

Офицер закончил отдавать приказания и быстро пошёл прочь, не глядя по сторонам. Джек побежал за ним.

— Сэр, — прошептал он, но офицер словно не слышал его.

Джек бегом обогнул толпу стоящих перед воротами людей и, оказавшись в непосредственной близости к офицеру, вновь обратился к нему:

— Капитан!

Офицер поискал глазами столь настойчивого просителя. Мальчик подумал, что изувеченное лицо воина способно внушать лишь антипатию.

— В чем дело, мальчик? — спросил офицер.

— Капитан, мне нужно поговорить с вами. Я должен увидеть Госпожу, но не знаю, как попасть во дворец. Ах да, я забыл показать вам вот это, — он полез в карман куртки и достал медиатор. Но уже не медиатор, а длинный зуб, похожий на зуб акулы с инкрустированными золотыми пластинками.

Выражение лица Капитана изменилось. Он взял Джека за руку и приказал:

— Следуй за мной!

Они отошли в сторону от павильона. Капитан остановился. Сгущались сумерки, и лицо офицера казалось нарисованным мелом.

— Этот знак… — медленно начал он. — Где ты взял его?

— У Лестера — Смотрителя Территорий. Он сказал, что я должен разыскать вас и показать вам этот значок.

Мужчина покачал головой.

— Я не знаю этого имени. Дай сюда значок. — Он встряхнул Джека за плечо. — Давай его мне и расскажи, как он попал к тебе.

— Я говорю правду, взмолился Джек. — Я действительно получил его от Лестера, который работает в Стране Чудес. Но когда он попал ко мне, он не был зубом. Он был медиатором для гитары!

— Ты, наверное, не понимаешь, что с тобой произойдёт, мальчик! — если ты…

— Вы знаете Лестера, — настаивал Джек. — Он описал мне вас. Он сказал, что вы — капитан внутренней охраны. Он велел мне найти вас.

Капитан опять покачал головой и крепче стиснул плечо мальчика.

— Опиши этого человека, и если он тот, о ком я думаю, то я помогу тебе.

— Лестер старый, — начал Джек. — Он был музыкантом.

В глазах офицера что-то промелькнуло.

— Он чёрный — чернокожий. С белыми волосами. Глубокие морщины на лице. Он худой, но гораздо сильнее, чем выглядит.

— Чёрный человек? Ты имеешь в виду — коричневый человек?

— Ну, чернокожие ведь на самом деле не чёрные. Как и белые люди — не совсем белые.

— Чернокожий по имени Лестер, — Капитан оставил наконец в покое плечо мальчика. — Здесь его зовут Паркус. Так что ты из…

Движением головы он указал в сторону горизонта.

— Да, верно, — ответил Джек.

— И Паркус… то есть сестёр… послал тебя увидеть нашу Королеву?

— Он сказал, что я должен увидеть Госпожу. И что вы проведёте меня к ней.

— Это необходимо сделать быстро, — произнёс Капитан. — Я думаю, что знаю, как это сделать, но мы не должны медлить.

Он объяснял свои намерения как-будто отдавал приказы.

— Слушай меня. Вокруг множество незаконнорождённых детей, так что мы объявим, что ты — мой незаконнорождённый сын с другой стороны поверхности. Ты не выполнил моего приказа, и я сержусь на тебя. Думаю, что никто не остановит нас, если мы сумеем это разыграть. Так я проведу тебя вовнутрь, но могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Сможешь ли ты убедить людей, что ты — мой сын?

— Моя мать — актриса, — с гордостью за неё сказал Джек.

— Ну тогда посмотрим, в неё ли ты удался! — Капитан подмигнул ему. — Я не причиню тебе боли.

Крепкая рука сжала кисть мальчика.

— Пошли, — сказал он и повёл Джека за собой.

— Когда я приказываю тебе — мыть мостовые плиты за кухней, ты должен мыть мостовые плиты за кухней, и ничего, кроме этого, — громко произнёс Капитан, не глядя на мальчика — Тебе понятно? Ты должен делать свое дело. А если ты не делаешь своё дело, ты будешь наказан.

— Но я вымыл несколько плит… — жалобно завыл Джек.

— Я не приказывал тебе вымыть несколько плит! — заорал Капитан, волоча мальчика за собой. Люди расступались, чтобы пропустить их. Некоторые из них сочувственно поглядывали на Джека.

— Я собирался, честное слово, я хотел через минуту…

Капитан швырнул его через ворота, не глядя на солдат, и замахнулся.

— Пока что я собираюсь спустить с тебя шкуру, — ответил Капитан, и потащил его по вымощенному плитами внутреннему дворику.

Солдаты на другом конце двора внимательно наблюдали за ними.

— Играй как можно лучше! — прошептал Капитан, волоча Джека по длинному коридору.

— Я больше никогда не буду! — истошно заверещал Джек.

Они попали в другой, более узкий коридор. Дворец, как успел заметить мальчик, состоял из множества загаженных комнатушек и коридорчиков.

— Обещай! — потребовал капитан.

— Обещаю! Обещаю!..

Стоящие в коридоре люди, как один, повернули головы и внимательно рассматривали их. Один из них, отдававший перед этим какие-то распоряжения двум женщинам, подался вперёд, насторожённо глядя на Джека и Капитана.

— А я обещаю выбить из тебя всю дурь! — громко сообщил Капитан.

Слушавшие их люди рассмеялись. Все они были толстыми, без проблеска мысли в глазах, кроме одного, который отдавал распоряжения. Этот был высоким и худым. Он не сводил глаз с мальчика и офицера.

— Пожалуйста, не надо! — молил Джек — Пожалуйста!

— Каждое пожалуйста лишь продлевает порку, — ответил Капитан, и люди опять рассмеялись. Даже худой выдавил из себя некое подобие улыбки, и опять повернулся к ожидающим его женщинам.

Капитан завёл Джека в пустую комнату, заставленную пыльной мебелью. Там он наконец отпустил руку мальчика.

— Это были его люди, — вздохнул он. — Какая настала бы жизнь, если бы… — он покачал головой, словно в забытьи. — В «Книге Правильного Хозяйствования» сказано, что на землю снизойдёт кротость, но эти парни явно не страдают избытком кротости. Они жаждут богатства, они жаждут… — он поднял к небу глаза, не желая или не смея сказать, чего же ещё хотят эти люди. Потом опять взглянул на мальчика.

— Нам нужно торопиться; здесь ещё осталось несколько тайн, не известных Его людям. — Он огляделся по сторонам и толкнул тяжёлую деревянную стену.

Стена поддалась на удивление легко, и Джек прошёл через образовавшееся отверстие вслед за Капитаном.

— Ты только одним глазком увидишь её, но, я думаю, этого будет достаточно.

Мальчик безмолвно последовал за ним в потайной ход.

— Иди молча, — прошептал Капитан. Стена за ним вернулась на место, и они медленно углубились в темноту.

Вскоре глаза Джека привыкли к отсутствию света, и он начал различать размытый силуэт своего спутника.

— Стой, — сказал, наконец, Капитан. — Теперь я подниму тебя вверх. Давай руки.

— Я смогу что-нибудь увидеть?

— Через секунду узнаешь, — сказал Капитан и легко оторвал мальчика от пола. — Перед тобой панель. Сдвинь её влево.

Джек коснулся пальцами шершавой деревянной поверхности. Панель легко сдвинулась с места, и мальчик увидел крошечное отверстие, в которое не пролез бы и котёнок. Он прильнул к отверстию глазом. Его взгляду открылась большая комната, заполненная женщинами в белом и мебелью, достойной любого музея. В центре комнаты на роскошной кровати спала (или лежала без сознания) женщина; из-под одеяла выглядывали только её лицо и плечи.

Джек чуть не вскрикнул от неожиданности, потому что женщина на кровати была его матерью. Это была его мать, и она умирала.

— Ты увидел её, — Капитан крепче сжал дрожащие колени мальчика.

Приоткрыв рот, Джек наблюдал за матерью. Она умирала, в этом не было сомнений: кожа её приобрела болезненный землистый оттенок, а волосы потеряли свой прежний цвет. Вокруг неё суетились сиделки — готовили лекарства или листали какие-то книги на столе — но в их нарочитой занятости сквозила полная беспомощность. Смерть может наступить через месяц, или через неделю, или завтра — они бессильны что-либо изменить.

Джек ещё раз взглянул на лицо, похожее на восковую маску, и увидел, что эта женщина — не его мать. Более округлый подбородок, слишком классическая форма носа. Умирающая женщина была двойником его матери; это была Лаура де Луизиан. Если Смотритель надеялся, что Джек увидит больше, то ошибся: белое неподвижное лицо не сказало ему ничего о лежащей женщине.

— Все, — прошептал он, задвигая панель на место, и Капитан опустил его на пол. В темноте Джек спросил:

— Что с ней?

— Многие пытались объяснить, но… — донеслось до него. — Королева не может видеть, не может говорить, не может двигаться…

На мгновение замолчав, Капитан дотронулся до его руки:

— Мы должны идти.

Они тихо вышли из темноты в пустую пыльную комнату. Капитан стряхнул с формы приставшие к ней соринки, внимательно посмотрел на Джека. В глазах его читалась тревога.

— Теперь ты должен ответить на мой вопрос, — сказал он.

— Да.

— Ты послан, чтобы спасти её? Спасти Королеву?

Джек кивнул.

— Да. Но скажите мне, почему взяли верх эти мерзавцы? Почему никто не остановил их?

Капитан улыбнулся. Ни тени юмора не было в этой улыбке.

— Я, — сказал он. — Мои люди. Мы остановим их. Они могут проникнуть там, где охрана не слишком сильна, но здесь МЫ охраняем Королеву!

Лицо Капитана отвердело, и он нервно хрустнул пальцами.

— Тебе приказано идти на запад, верно?

— Верно. Я собирался идти на запад. А что, вы с этим не согласны? С тем, что я должен идти в другую Альгамбру?

— Не знаю, не знаю, — уклончиво ответил Капитан. — Пока что нужно вывести тебя отсюда. Я не знаю, что ты должен делать потом, и знать этого не хочу… — теперь он старался не смотреть на мальчика, и Джек это заметил. — Но здесь дольше нельзя оставаться. Давай же — ну, давай же, уйдём отсюда до прихода Моргана!..

— Моргана? — переспросил Джек, думая, что ослышался. — Моргана Слоута? Он что, придёт сюда?!

7. ФАРРЕН

Капитан как будто не слышал заданного вопроса. Он уставился в угол пустой нежилой комнаты, будто увидел там привидение. Он думал; Джек хорошо понимал это. А дядя Томми учил его, что нельзя прерывать взрослых, когда они задумались. Так же, как неприлично перебивать чей-то разговор. Но…

«Будь осторожным с Блоутом. С ним и его Двойником. Он будет охотиться за тобой, как лиса за гусем».

Это сказал Смотритель, а Джек так сосредоточился на Талисмане, что почти упустил это из виду. Сейчас эти слова с необыкновенной ясностью всплыли в памяти.

— Как он выглядит? — внезапно спросил Джек.

— Морган? — Капитан пробудился от задумчивости.

— Он толстый? Толстый и лысоватый? Ходит ли он вот так, когда волнуется? — и Джек мастерски скопировал походку Моргана Слоута. Покойный отец частенько смеялся, когда Джек демонстрировал эту походку, считая, что у мальчика дар божий.

— Ходит он так или нет?

— Нет, — покачал головой Капитан, но что-то сверкнуло в его глазах, как и тогда, когда Джек сказал, что Смотритель старый. — Морган высокий; он носит длинные волосы, — Капитан рукой дотронулся до плеча, чтобы показать Джеку их длину, — и он хромает. У него деформирована левая нога. Он носит ортопедический башмак, но… — Капитан замолчал.

— Когда я изобразил Слоута, вы явно узнали его! Вы…

— Т-с-с-с! Не так громко, мальчик!

Джек понизил голос.

— Я уверен, что знаю его, — сказал он и внезапно почувствовал страх… Происходило то, во что он не мог поверить.

«Дядя Морган здесь? О, Боже!»

— Морган — это Морган. Его ни с кем не спутаешь, мой мальчик. Пошли, давай выбираться отсюда.

Капитан взял Джека за руку. Тот нехотя подчинился.

«Лестер становился Паркусом. А Морган… это слишком большое совпадение».

— Подождите, — сказал Джек. — У неё есть сын?

— У Королевы?

— Да.

— У неё был сын, — с сожалением ответил Капитан. — Да. Мальчик, мы не можем больше здесь оставаться. Мы…

— Расскажите мне о нем!

— Нечего рассказывать, мальчик. Младенец рано умер — шести недель от роду. Ходили слухи, что один из людей Моргана — возможно, Осмонд — задушил мальчонку. Но подобные разговоры, как правило, — враньё. Я не люблю Моргана из Орриса, но каждому известно, что всякое дитя может умереть во сне. Есть выражение: «Бог дал, Бог взял». Королевское дитя — не исключение. Он… Мальчик? С тобой все в порядке?

Джек почувствовал, что теряет равновесие. Ноги стали ватными и не держали его.

Он сам был при смерти в младенческом возрасте. Мать рассказывала ему, как однажды обнаружила в колыбели почти безжизненное тельце с посиневшими губами и белыми, как мел, щеками. Она вспомнила, как вбежала с ним на руках в гостиную. Его отец и Слоут сидели на полу, пили вино и смотрели телевизор. Отец выхватил его из рук матери, сдавил его ноздри левой рукой («синяки не проходили больше месяца, Джекки», — с невесёлым смехом вспоминала мать) и стал делать Джеку искусственное дыхание «рот в рот», а Морган все это время кричал:

«Я думаю, ему это не поможет, Фил, я уверен, что не поможет!»

(«Дядя Морган был смешным, правда, мама?» — спросил Джек. — «Да, страшно смешным, сынок», — мать невесело улыбнулась и закурила очередную сигарету).

— Мальчик! — Капитан тряс его так сильно, что у Джека загудело в голове. — Мальчик! Черт побери! Если ты упадёшь здесь в обморок…

— Со мной все в порядке, — голос почти вернулся к Джеку. — Все, отпустите меня. Дайте отдышаться.

Капитан перестал трясти мальчика, но все ещё с опаской поглядывал на него.

— Все в порядке, — снова сказал Джек твёрдо, как только мог.

Но в его голове по-прежнему крутилась затёртая пластинка прошлого.

Он почти умер тогда в колыбельке. Они вскоре переехали в другое место, но Джек хорошо помнил свой дом. Мать всегда называла его «Дворец Мечты», потому что из окна гостиной открывался чудесный вид на Голливудские склоны. Он почти умер в колыбельке, а его отец и Морган Слоут пили вино, а когда пьёшь много вина, то часто приходится облегчаться, и он помнил, что во Дворце Мечты из гостиной до ближайшей ванной можно пройти только через его детскую.

Он видел это: Морган Слоут встаёт, потягивается, говорит при этом что-нибудь вроде «Я выйду на минутку, Фил», его отец не отрывается от телевизора; Морган проходит через тёмную комнату, где спит маленький Джек, крошечный Джекки Сойер, тёплый, сытый, в сухих ползунках. Он видел: дядя Морган снимает со стула тяжёлую подушку и кладёт на лицо спящему ребёнку, придерживая её одной рукой, а другую заводя за спину ребёнку. И наконец, он увидел: дядя Морган кладёт подушку на стул и быстро уходит в ванную, чтобы опорожнить мочевой пузырь.

Если бы мать почти сразу же не вошла, чтобы проведать сына…

Так ли это было? Вероятно, что так сердце подсказывало ему — что так. Он не верил в совпадения.

В возрасте шести недель сын Лауры де Луизиан, Королевы Территорий, скончался в своей колыбели.

В возрасте шести недель сын Фила и Лили Сойер почти скончался в своей колыбели… и там был Морган Слоут.

Эту историю мать обычно завершала шуткой: как Фил Сойер чуть не разбил их «крайслер», мчась в больницу после того, как Джекки вновь задышал.

Страшно смешно. Все живы.

Вот так!

— Теперь пойдем, — проговорил Капитан.

— Ладно, — Джек все ещё чувствовал слабость. — Ладно, пой…

— Т-с-с-с! — Капитан быстро огляделся вокруг. Из-за стены справа, сделанной не из дерева, а из тонкой фанеры, послышались голоса. Через щель под дверью Джек увидел пять пар ботинок. Солдатских ботинок.

Один голос заканчивал начатую ранее фразу:

— …не знал, что у него есть сын.

— Ну, — возразил другой, — незаконнорождённый есть незаконнорождённый, и ты это хорошо знаешь, Симон.

Раздался грубый смех; подобным образом смеялись старшие мальчики в школе Джека, когда рассказывали о своих любовных похождениях.

— Хватит! Прекратите! — раздался третий голос. — Если он услышит вас, вы уйдёте за Наружную Черту раньше, чем взойдёт тридцатое солнце.

Тишина.

Приглушённый взрыв смеха.

Джек посмотрел на Капитана, который прислонился к стене, крепко стиснув зубы. Было ясно, о ком говорили солдаты. Кроме того, здесь мог оказаться кто-нибудь, кто услышит… кто-нибудь плохой. Кто-нибудь, кто может удивиться, откуда действительно вдруг взялся незаконнорождённый ребёнок. Даже младенец в состоянии понять это.

— Ты достаточно услышал? — спросил Капитан. — Пошли.

Он торопил Джека.

«Тебе приказано… ах, да, идти на запад, верно?»

«Он изменился», — понял Джек. — «Он изменился дважды».

В первый раз, когда мальчик показал ему акулий зуб, который в другом мире был медиатором для гитары. И во второй раз, когда Джек подтвердил, что собирается на запад. Он явно хотел помочь ему… в чем?

«Я не могу сказать… Не могу сказать, что тебе нужно делать».

«Он хотел вывести меня отсюда, потому что боится, что нас поймают, — подумал Джек. — Но дело не только в этом. Он боится меня. Боится из-за…»

— Пошли, — сказал Капитан. — Ради Джейсона, пошли.

— Ради кого? — глупо переспросил Джек, но Капитан уже вёл его по коридорам — влево, ещё раз влево, и ещё раз влево.

— Мы шли не этой дорогой, — удивился Джек.

— Не стоит снова проходить мимо парней, которые нас уже видели, — бросил в ответ Капитан. — Это люди Моргана. Ты видел высокого?

— Да. — Джек вспомнил улыбку и глаза, которые оставались холодными. Другие выглядели помягче. Этот же производил впечатление жестокого человека. И выглядел не вполне нормальным. И ещё: он был чем-то знаком мальчику.

— Осмонд, — пояснил Капитан, сворачивая на этот раз направо.

Усиливался запах сырого мяса, воздух переполнился им. Джеку безумно захотелось есть, во рту скопилась слюна.

— Осмонд — это правая рука Моргана, — добавил Капитан. — Он видит слишком многое, и мне не хотелось бы, чтобы он дважды видел тебя, мальчик.

— Что вы имеете в виду?

— Т-с-с-с! — он почти грубо схватил Джека за плечо. Они увидели домотканую занавеску, висящую на двери. Мальчику это напомнило театральный занавес. — Теперь плачь, — прошептал ему Капитан прямо в ухо.

Он отдёрнул занавес и втолкнул Джека в кухню, переполненную самыми разнообразными ароматами (среди них доминировал уже знакомый запах мяса). Мальчик оробел в этой непривычной обстановке. Его окружали женщины в белых колпаках и передниках. Все они дружно уставились на него и Капитана.

— И чтобы больше никогда! — прорычал Капитан, встряхнув его, как удав кролика… Одновременно они продолжали двигаться через большое помещение к двери в задней стене. — Чтобы больше никогда, слышишь? Если ты ещё раз нарушишь свой долг, я сниму с тебя шкуру, как кожуру с картошки!

И тихо прошептал мальчику.

— Они все запомнят и обо всем расскажут. Плачь же, черт тебя побери!

Пока Капитан тащил его за руку через кухню, Джеку вдруг необычайно отчётливо представилась его мать, лежащая в гробу в белом платье. На ней были золотые серёжки, подаренные им два года назад на Рождество. Потом лицо её стало изменяться. Подбородок округлился, нос принял классическую форму. Волосы стали светлее и гуще. Теперь это была Лаура де Луизиан, и хотя гроб, в котором она лежала, был по размерам не больше обыкновенного, он казался огромным и тяжёлым — гроб времён викингов. Это была Лаура де Луизиан, Королева Территорий, но воображение упрямо рисовало белое платье его матери и золотые серьги, которые дядя Томми помог ему купить в магазине на Беверли-Хиллз. Из глаз Джека покатились горячие слезы — не поддельные, а настоящие. Он оплакивал не только свою мать, а обеих умирающих женщин, разрушаемых невидимой глазу силой, которая прекратит действовать только тогда, когда обе умрут.

Сквозь слезы он увидел огромного человека в развевающихся белых одеждах, идущего через комнату к ним. Он производил впечатление шеф-повара.

— УБИРАЙТЕШЬ! — зашипел он на них, размахивая вилкой, которая в его лапе производила угрожающее впечатление.

Женщины разлетелись в разные стороны, как птицы. Одна из них уронила готовый пирог и вскрикнула. По полу, как кровь, растекался клубничный сироп.

— УБИРАЙТЕШЬ ВОН ИЗ КУХНИ, БЕЖДЕЛЬНИКИ! ЭТО НЕ ПРОШПЕКТ ДЛЯ ПРОГУЛОК! ЕШЛИ ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ, Я ПОЖОВУ ОХРАНУ!

Он кричал на них, сильно шепелявя от волнения. Глаза его были полуприкрыты. Капитан отпустил Джека, лениво развернулся — и через секунду шеф-повар валялся на полу в шести с половиной футах от них. Вилка лежала рядом в луже сиропа. Шеф-повар застонал. Потом стал отползать назад, периодически оглашая кухню скорбными воплями: дескать, он умирает, Капитан убил его; он искалечен, — жестокий и бессердечный Капитан Внутренней охраны сломал ему правую руку, так что до конца дней ему предстоит оставаться калекой; Капитан причинил ему ужасную боль, и лучше бы ему не родиться…

— Заткнись! — резко приказал Капитан, и шеф-повар умолк. Сразу же. Он лежал на полу, как большой ребёнок, прижимая правую руку к груди. Кухарки, замерев, смотрели на эту сцену. Джек, моргая, заметил чернокожего мальчика (коричневого, вспомнилось ему), стоящего у края печки с приоткрытым от удивления ртом.

— Слушай, и я дам тебе совет, который ты не найдёшь в «Книге Правильного Хозяйствования», — процедил Капитан; он приподнял шеф-повара и приблизил его лицо к своему.

— Никогда не закусывай удила. Никогда… никогда!.. не бросайся на человека с ножом… или вилкой… или топором… Ты темпераментный шеф-повар, но твой темперамент не должен относиться к личности Капитана Внутренней охраны. Ты понял меня?

Шеф-повар испуганно закивал, шепча себе под нос — Джек не расслышал всего — что-то про мать Капитана и собак, бегающих вокруг павильона.

— Возможно, — сказал Капитан, — Я никогда не видел свою мать. Но ты не ответил на мой вопрос.

Он пнул шеф-повара в бок тяжёлым башмаком, потом размахнулся и ударил изо всех сил, так что шеф-повар вскрикнул. Женщины испуганно зашушукались.

— Когда же ты поймёшь, что капитаны сильнее шеф-поваров?! Потому что если ты не поймёшь, мне придётся ещё раз объяснить тебе эту простую истину.

— Я понял! — заорал несчастный шеф-повар. — Я уже понял! Я понял! Я…

— Отлично. Потому что сегодня мне и без того пришлось объяснить слишком много. — Капитан потряс Джека за плечо. — Верно, мальчик? Ну да что он может сказать? Парень — такой же болван, как и его мамаша.

Капитан обвёл взглядом кухню.

— Приветствую вас, леди. Да пребудет с вами благосклонность Королевы!

— И вам того же, добрый господин! — отвесила ему поклон самая старшая из кухарок. Остальные последовали её примеру.

Капитан потащил Джека через кухню. Мальчик вновь закричал. Из глаз текли горячие солёные слезы.

«У обеих женщин руки лежали на груди, вот так…» — думал Джек.

Они миновали ещё одну занавеску.

— Ох! — тихо произнёс Капитан. — Мне это не нравится. Слишком уж дурно пахнет…

Влево, вправо, ещё раз вправо. Джеку показалось, что они добрались до наружной стены павильона, и он с удивлением подумал, что изнутри дворец гораздо больше, чем может показаться снаружи. Они вышли наружу. Ярко светило полуденное солнце, и Джек зажмурился.

Капитан не колебался. Он вёл мальчика мимо конюшни, откуда доносилось ржание и запах конского пота. Джек увидел открытый курятник. Вокруг бродили цыплята. Хромой мужчина палкой загонял их вовнутрь. Привязанная к изгороди лошадь, ненамного больше пони, скучающим взглядом смотрела на него. Они уже почти прошли конюшню, как вдруг до Джека дошло — у лошади две головы!

— Эй! — воскликнул он. — Давайте вернёмся в конюшню. Там…

— Нет времени.

— Но у лошади…

— Я сказал, нет времени! — Капитан повысил голос. — И если я ещё когда-нибудь поймаю тебя лежащим вместо того, чтобы работать, ты получишь вдвое больше!

— Не надо! — жалобно попросил Джек (хотя на самом деле эта тема показалась ему несколько избитой). — Я больше не буду! Я буду хорошим!

Перед ними возникли высокие ворота в стене. Тяжёлые ржавые петли удерживали их. Ворота были немного приоткрыты и сквозь них проглядывала дорога. Джек понял, что они обошли вокруг павильона.

— Благодарение Господу! — облегчённо вздохнул Капитан. — Теперь…

— Капитан! — раздался голос позади них. Голос был тихий, но властный. Капитан замер. Казалось, голос ждал той самой минуты, когда они почти достигли своей цели.

— Ты не мог бы представить мне своего… хм… сына?

Капитан повернулся на голос, разворачивая Джека. Перед ними стоял высокий худой мужчина, тот, которого так опасался Капитан — Осмонд. Его темно-серые глаза меланхолически рассматривали спутников. Глаза казались бездонными. В Джеке проснулся страх.

«Он сумасшедший», — интуитивно почувствовал Джек. — «Совершенно безумный».

Осмонд сделал пару шагов им навстречу. В левой руке он держал кнут с блестящей металлической рукоятью.

— …Твоего сына? — повторил Осмонд, и сделал к ним ещё один шаг.

И Джек понял, почему этот человек казался ему знакомым. В день, когда Джека хотели похитить — разве не Осмонд был Белым костюмом?

Наверняка, это был он.

Капитан шагнул навстречу Осмонду. После секундного колебания Джек сделал то же самое.

— Мой сын, Левис, — покорно сказал офицер. Он ещё не до конца пришёл в себя, и все время смотрел в сторону.

— Благодарю, Капитан. Благодарю и тебя, Левис. Да пребудет с вами благосклонность Королевы.

Когда он тронул Джека рукоятью хлыста, мальчик чуть не вскрикнул.

Осмонд, стоя в двух шагах, разглядывал Джека с ленивым интересом. На нем была кожаная куртка: вокруг запястья обвивались браслеты (поскольку он все время держал хлыст в левой руке, Джек решил, что он левша). Длинные чёрные волосы перехватывала лента, которая когда-то была белой. Осмонд обладал двумя специфическими запахами. Первый — тот, который мать Джека называла «одеколон-всех-этих-мужчин»; это навело мальчика на воспоминания о старых черно-белых фильмах из жизни бедняков. Судьи и адвокаты в этих фильмах всегда носили парики, и, по мнению Джека, коробки, где эти парики хранились, пахли как Осмонд — сухим и горьковато-пыльным запахом дешёвого одеколона. Второй запах был более живой, но менее приятный; он как бы толчками исходил от Осмонда. Это был запах травы в долине, запах редко моющегося мужчины, запах пота.

В животе у мальчика заныло.

— Я не знал, что у тебя есть сын, Капитан Фаррен, — протянул Осмонд. Хотя он обратился к Капитану, его глаза не отрывались от Джека.

«Левис», подумал тот. «Я Левис, не забыть бы…»

— Конечно, нет, — ответил Капитан, со злостью и отвращением покосившись на Джека. — Я удостоил его чести и взял к себе в Королевский павильон, и теперь выгоняю, как собаку. Я поймал его играющим с…

— Да, да, — улыбнулся Осмонд.

«Он не верит ни одному слову», почувствовал Джек, и его охватила паника. «Ни одному слову!»

— Мальчишки бывают плохими. Все мальчишки плохие. Это аксиома.

Он похлопал Джека по плечу рукоятью хлыста. Нервы мальчика были напряжены до предела… он залился краской стыда.

Осмонд хихикнул.

— Конечно, плохие, это аксиома. Все мальчишки плохие. Я был плохим; полагаю, что и ты был плохим, Капитан Фаррен. Что? Не слышу? Был ты плохим?

— Да, Осмонд, — ответил Капитан.

— Очень плохим? — спросил Осмонд. Его слова прозвучали, как грязный намёк. Он начал вдруг пританцовывать. В этом не было ничего странного: Осмонд был изящным и гибким. Джек не почувствовал в намёке гомосексуального оценка. Нет, скорее в нем сквозило пренебрежение… и отчасти безумие.

— Очень плохим? Совсем плохим?

— Да, Осмонд, — бесстрастно согласился Капитан Фаррен. Его шрам на солнце стал багровым.

Танец оборвался так же внезапно, как и начался. Осмонд равнодушно взглянул на Капитана.

— Никто не знал, что у тебя есть сын, Капитан.

— Он незаконнорождённый. И дурак ленив, за что и наказан. — Внезапно Капитан залепил Джеку пощёчину. Удар был не очень сильный, но сознание мальчика на миг помутилось, а в ухе зазвенело. Он упал.

— Очень плохой. Совсем плохой, — лицо Осмонда приобрело равнодушно-жестокое выражение. — Вставай, плохой мальчишка. Плохие мальчишки, огорчающие своих отцов, должны быть наказаны. Более того, плохих мальчишек стоит допросить. — Он взмахнул хлыстом, и клубы пыли поднялись вокруг.

Джеку захотелось любым способом оказаться дома. Звук хлыста напоминал выстрел из пневматического ружья, которое было у мальчика в восемь лет. Такие ружья были у него и у Ричарда Слоута.

Осмонд схватил Джека за руку, подтащил к себе. Глаза его уставились в голубые глаза мальчика.

— Кто ты? — спросил он.

Вопрос прозвучал, как выстрел. Джек боялся взглянуть на Капитана и тем самым выдать себя. До него доносилось квохтанье кур, лай собаки, скрип несмазанных колёс телеги.

«Скажи мне правду; я хочу знать», — кричали глаза Осмонда. — «Ты похож на некоего плохого мальчишку, которого я впервые встретил в Калифорнии. Этим мальчишкой был ты?!.»

На мгновение в мальчике все задрожало.

«Да, я — Джек Сойер из Калифорнии. Королева этого мира — моя мать, но я умираю от страха, и я не знаю твоего босса, я знаю Моргана — и я скажу тебе все, что хочешь знать, только не смотри на меня своими прищуренными глазами, пожалуйста, потому что я только дитя, а дети — они рассказывают все-все…»

Потом Джек услышал голос своей матери:

«Ты собираешься дать себя выпотрошить этому парню, Джекки? ЭТОМУ парню? Он воняет дешёвым одеколоном и выглядит, как средневековая версия Чарльза Мэнсона… Постарайся притвориться. Ты оставишь его в дураках — нет сомнения! — если хорошо притворишься».

— Так кто же ты? — вновь спросил Осмонд, продвигаясь ближе. На лице его было написано полное доверие, которое помогало ему получать от людей нужные ему ответы.

Дыхание Джека стало прерывистым, и он прошептал:

— Я СОБИРАЮСЬ УХОДИТЬ! ХВАЛА ГОСПОДУ!

Осмонд, подавшись было вперёд, отпрянул от неожиданности. Он с отвращением взглянул на мальчика.

— Ты, чёртов маленький…

— Я СОБИРАЮСЬ! ПОЖАЛУЙСТА, НЕ БЕЙ МЕНЯ, ОСМОНД, Я СОБИРАЮСЬ УХОДИТЬ! Я НИКОГДА НЕ ХОТЕЛ ПРИХОДИТЬ СЮДА! НИКОГДА! НИКОГДА! НИКОГДА!..

Капитан Фаррен выступил вперёд и толкнул его в спину. Джек, плача, растянулся на земле во весь рост.

— Он дурачок, как я уже говорил, — услышал он слова Капитана. — Прошу прошения, Осмонд. Можешь быть уверен, он уже так бит, что на его шкуре нет живого места. Он…

— Что он здесь делает? — взорвался Осмонд. Голос его стал визгливым и высоким, как у женщины. — Что делал здесь твой незаконнорождённый ублюдок?! Не пытайся показать мне его удостоверение! Я знаю, что у него нет удостоверения! Ты хотел накормить его с Королевского стола, или он намеревался стащить королевское серебро… Я знаю… он плохой… достаточно разок взглянуть на него, чтобы понять, что он очень, чрезвычайно, необычайно плохой!

Хлыст вновь рассёк воздух, и Джек успел подумать: «Я знаю, где это происходит». Потом грубая рука сгребла его за куртку. Боль пронзила все тело. Он закричал.

— Плохой! Абсолютно плохой! Неповторимо плохой!

Каждое «плохой» сопровождалось взмахом хлыста. Мальчик потерял ощущение времени. Сколько же продолжается эта экзекуция?!.

Внезапно чей-то голос позвал:

— Осмонд! Осмонд! Вот ты где! Ну, слава Богу!

Звук приближающихся шагов.

Раздражённый голос Осмонда:

— Ну? Ну? Что стряслось?

Его рука разжалась, и Джек упал. Кто-то ласково поддержал его. Трудно было поверить, что это суровый Капитан.

Мальчик со скрытой ненавистью взглянул на своего инквизитора.

«Ты сделал это — ты бил меня и издевался надо мною. Слушай же внимательно! При случае я отомщу тебе…»

— Ты в порядке? — прошептал Капитан.

— Да.

— Что? — гневно спросил Осмонд двоих людей, прервавших мучения Джека.

Первый был одним из тех денди, мимо которых Джек и Капитан проходили, направляясь в потайную комнату. Второй был похож на погонщика, которого Джек увидел сразу же после прибытия в Территории. Этот второй был напуган; кровь прихлынула к его лицу. Левая нога погонщика была изуродована.

— Что вы скажете, болваны?

— Мой фургон опрокинулся, когда мы огибали окраину Обедней Деревни, — сказал погонщик. Он говорил медленно, как человек, убитый горем. — Мой сын погиб, господин. Его задавило бочонком. В мае ему исполнилось всего шестнадцать. Его мать…

— Что? — Осмонд побелел от гнева. — Бочонком? В Королевстве? Идиот, сын осла! Ты это хочешь мне сказать?!.

Голос Осмонда с каждым словом нарастал, как у оперного певца при исполнении сложного пассажа. Одновременно он снова начал пританцовывать… Те па, которые он выделывал, не могли не вызвать смех.

Терпеливо, как если бы Осмонд упустил нечто важное (так казалось ему), погонщик снова начал:

— Ему было только шестнадцать в мае. Мать не хотела, чтобы он ехал со мной. Я не думаю, что…

Осмонд щёлкнул хлыстом с неожиданной силой. Погонщик отпрянул назад, прижимая руки к лицу. Он сдавленно восклицал:

— Мой Господин! Мой Господин! Мой Господин!

Джек прошептал:

— Пошли отсюда! Скорее!

— Подожди, — ответил Капитан; в его глазах светилась надежда.

Осмонд набросился на денди, который отступил на шаг, что-то бормоча себе под нос.

— Это было в Королевстве?!

— Осмонд, не нужно так переживать…

Осмонд взмахнул хлыстом; стальной наконечник клацнул возле ног денди. Тот ещё немного отступил назад.

— Не говори мне, что я должен и чего не должен делать, — произнёс Осмонд. — Только отвечай на мои вопросы. Я раздражён, Стивен, я необычайно раздражён. Это было в Королевстве?

— Да, — был ответ. — Я забыл сказать, но…

— На Внешней Дороге?

— Осмонд…

— На Пограничной Дороге, баран?

— Да, — выдавил Стивен.

— Конечно, — лицо Осмонда побелело. — Где же Общая Деревня, если не на Пограничной Дороге? Разве может деревня летать? А? Может деревня перелетать с одной дороги на другую, Стивен? Может? Может?!.

— Нет, Осмонд, конечно, нет.

— Нет. И значит, на Пограничной Дороге валяются бочонки, верно? Бочонки и перевёрнутый фургон. Верно?

— Да… да. Но…

— Морган едет по Пограничной Дороге! — заорал Осмонд. — Едет, и ты знаешь, как он управляет своими лошадьми! Если его экипаж будет объезжать деревню, если кучер не успеет остановить лошадей… Он может перевернуться! Он может погибнуть!

— Боже мой! — выдохнул побледневший Стивен.

Осмонд медленно произнёс:

— Я думаю, если экипаж перевернётся, нам следует скорее ожидать его смерти, чем спасения.

— Но… Но…

Осмонд отвернулся от него и почти побежал к Капитану, стоящему рядом со своим «сыном». Позади Осмонда рыдал погонщик.

Глаза Осмонда наскоро ощупали Джека; потом их владелец, как если бы мальчика здесь не было, обратился к Капитану:

— Капитан Фаррен! Ты внимательно слушал последние пять минут?

— Да, Осмонд.

— Очень внимательно? Не упустив ни слова? Способен ли ты следовать в направлении, которое тебе подскажет твой нос?

— Да. Думаю, что да.

— Думаешь, что да? Какой же ты отличный Капитан! Я думаю, мы ещё поговорим о том, как такой отличный капитан произвёл на свет лягушечье отродье.

Его глаза холодно блеснули.

— Но сейчас для этого нет времени. Сейчас ты должен собрать своих бравых молодцов и скорее вывести их на Внешнюю Дорогу. Ты следишь за ходом моих мыслей?

— Да, Осмонд.

Осмонд быстро глянул на небо.

— Морган ожидается в шесть часов — или позднее. Сейчас — два. Я говорю — два! Ты тоже говоришь «два», Капитан?

— Да, Осмонд.

— А что скажешь ты, маленький кретин? Тринадцать? Двадцать три? Восемьдесят один час?

Джек раскрыл рот. Осмонд кривлялся, и в мальчике поднялась волна ненависти.

«Ты бил меня, но если представится возможность…»

Осмонд опять повернулся к Капитану.

— До пяти часов, я думаю, ты доберёшься до места, где валяются бочонки. После пяти быстренько очистишь дорогу. Понял?

— Да, Осмонд.

— Тогда пошёл вон отсюда!

Капитан Фаррен отдал честь и повернулся. Джек сделал то же самое. Осмонд отвернулся от них. Он смотрел на погонщика, взмахивая хлыстом.

Погонщик понял, что Осмонд сейчас приблизится к нему, и застонал.

— Пошли, — сказал Капитан мальчику. — Не хочешь же ты смотреть на это?

Нет, — быстро ответил Джек, — нет, о Боже!..

Но ещё до того, как они покинули территорию павильона, Джек услышал это — он уже однажды слышал это во сне: удары хлыста следовали один за другим, и каждый сопровождался вскриком погонщика. Осмонд также издавал звуки. Их трудно было описать, для этого нужно было увидеть его лицо — чего Джек совсем не хотел делать.

Но он был уверен, что понимал природу этих звуков.

Похоже, что Осмонд так смеялся.

Они находились в довольно людном месте. Зеваки исподтишка косились на Капитана Фаррена… и уступали ему дорогу. Капитан шёл быстро, его тёмное лицо ничего не выражало. Джек старался не отставать..

— Нам повезло, — внезапно сказал Капитан. — Чертовски повезло. Я думал, что он убьёт тебя.

У Джека пересохло во рту.

— Он сумасшедший, знаешь ли… Сумасшедший, как тот, кто мажет торт горчицей.

Джек не понял, что означает это сравнение, но был согласен с тем, что Осмонд — сумасшедший.

— Что…

— Подожди, — прервал его Капитан. Они подошли к небольшой палатке, где состоялся их первый разговор. — Стой здесь и жди меня. Ни с кем не разговаривай.

Капитан вошёл в палатку. Гуляки глазели на Джека. Грязные дети обступили его. Молодая женщина с грязным младенцем на руках учила ребёнка мочиться на землю. Джек отвернулся от неловкости и покраснел.

Женщина посмеивалась.

— Ну, маленький, выпускай же струйку! Скорее, милый! Скорее…

— Быстро, болван, или ты окончишь день в тюрьме.

Это был Капитан. Он вышел из палатки с другим мужчиной. Этот другой был старым и толстым, но у него было что-то общее с Фарреном — он выглядел как заправский солдат. В руках он держал французский рожок.

Женщина с ребёнком скрылась, не глядя больше на Джека. Капитан взял у своего спутника рожок и что-то сказал ему. Толстяк кивнул, поправил рубаху, забрал назад рожок и затрубил. Этот звук напомнил Джеку его первое приземление в Территориях; тогда трубило множество рожков, и их звуки были предвестниками.

Капитан повернулся к мальчику.

— Пошли со мной.

— Куда?

— На Пограничную Дорогу. Мой отец называл её Западной Дорогой. Она идёт на запад через маленькие деревушки, пока не доходит до границы. За Границей она идёт в рай… или в ад. Если ты думаешь идти на запад, тебе понадобится божья помощь, мальчик. Но я слышал, что Он Сам никогда не путешествует за Границей. Пошли.

Вопросы, миллионы вопросов терзали Джека, но Капитан шёл с каменным лицом, и мальчик боялся нарушить молчание. Они пошли в направлении того места, где Джек приземлился. Позади истошно кричал погонщик. Его голос был ясно слышен. Скорее, скорее прочь от Осмонда, Безумного и Ужасного!

Они свернули вправо, на широкую дорогу.

«Пограничная Дорога», — подумал Джек и поправил себя: — «Нет… Западная Дорога. Дорога к Талисману».

И он заспешил за Капитаном Фарреном.

Осмонд был прав; обоняние вело их к месту, где случилась авария. Ещё за милю до деревни в нос ударил запах свежего эля.

По дороге двигался тяжело нагруженный транспорт. В основном это были фургоны, запряжённые лошадьми (не двухголовыми, конечно). Некоторые везли ящики и мешки, другие — сырое мясо, третьи — клетки с цыплятами. Потом им встретился фургон, переполненный смеющимися женщинами. Одна из них задрала юбку и поправляла чулок.

— Боже! — выдавил из себя Капитан. — Они все пьяны. Пьяные на Королевской земле! И кучер, и пассажиры! Мерзавцы!

— Но, вероятно, дорога свободна, если весь этот транспорт смог проехать по ней?

Они вошли в Общую Деревню. Широкая Западная Дорога была покрыта пылью. Фургоны ехали один за другим; по улицам шли люди, и все они чрезмерно громко говорили друг с другом. Джеку бросились в глаза двое, стоявшие возле здания, которое могло бы быть рестораном. Они громко спорили, и через минуту уже катались по земле.

«Это не единственные пьяные в Королевстве», — подумал Джек. — «Мне кажется, этим здесь грешат почти все».

— Большие фургоны, проехавшие мимо нас, были местные, — сказал Капитан Фаррен. — Те, что поменьше, могли бы проехать, но у Моргана не маленький экипаж, мальчик.

— Морган…

— Ни слова о нем.

Запах эля стал острее и крепче. Они вышли за пределы деревни и подходили к месту аварии. Джек подумал, что они прошли уже не меньше трех миль.

«Как далеко это в моем мире?» — эта мысль напомнила ему о волшебном напитке Смотрителя.

Поток фургонов уменьшался — зато увеличивался поток пешеходов. Большинство из них покачивалось, разговаривало, смеялось. Все они хлебнули эля. Одежда людей была залита, будто они лакали эль по-собачьи. Смеющийся мужчина вёл за руку хохочущего мальчика. Он ужасно походил на бледного клерка из Альгамбры, и Джек понял, что этот мужчина и клерк — Двойники. И он, и мальчик были пьяны. Когда Джек посмотрел на них, мальчика начало рвать. Его отец взял сына на руки. Ребёнок прильнул к его груди и громко пукнул на пожилого мужчину, валяющегося у противоположного края дороги.

Лицо капитана становилось все мрачнее.

— Бог им всем судья, — сказал он.

Через десять минут они прибыли на место происшествия. Бочонки раскатились во все стороны. Некоторые из них разбились и перегородили дорогу. Одна лошадь валялась мёртвая возле фургона. Вторая — немного в стороне. Других лошадей не было видно.

Под фургоном лежал сын погонщика с рассечённой надвое головой. Половина его лица была обращена к ярко-синему небу Территорий, в глазах остывало изумление. Другая половина была засыпана обломками большой бочки.

Карманы парня были вывернуты наизнанку.

Вокруг бродило много любопытствующих. Многие были пьяны. Они громко смеялись и шумели. Когда-то мать водила Джека и Ричарда в кино на полумистические фильмы «Ночь мертвецов» и «Прочь от смерти». Пьяные, шумные люди напомнили ему зомби из этих фильмов.

Капитан Фаррен достал из ножен меч. Он был коротким и острым; Джеку он напомнил мечи Средневековья. Меч был чуть длиннее ножа мясника; рукоятка, обтянутая старой кожей, потемнела от времени. Лезвие тоже было тёмное, только конец его был блестящим и очень острым.

— Прочь! — закричал Фаррен. — Прочь от королевского эля! Убирайтесь прочь!

Гул недовольства встретил эти слова, но толпа отступила от Капитана; все, кроме мужчины с всклокоченными волосами. Весил он не менее трехсот фунтов.

— Ты хочешь иметь с нами дело, служивый? — спросил он и плеснул немного эля в сторону Фаррена.

— Ну что же, — оскалился Капитан. — Иди ко мне, если хочешь скандала.

— Я сделаю первое доброе дело за весь день — выпущу тебе кишки.

Ругаясь, пьяный гигант отступил.

— Эй вы, все! — крикнул Фаррен. — Убирайтесь! Сюда идёт рота моих людей. И пока они не пришли сюда, вам лучше исчезнуть. Потом это будет сделать гораздо сложнее. Убирайтесь, я сказал!

Толпа уже валила в направлении деревни, и впереди всех — пьяный гигант, споривший с Капитаном.

Фаррен оглядел место происшествия. Он снял куртку и прикрыл ею лицо сына погонщика.

— Интересно, кто из них выпотрошил его карманы, — медленно процедил он. — Если бы я знал, это не осталось бы безнаказанным.

Джек ничего не ответил.

Капитан долго смотрел на мёртвого юношу, потом поднял глаза на Джека.

— Теперь тебе нужно уходить, мальчик. Уходить до того, как Осмонду захочется ещё немного побеседовать с моим идиотом-сыном.

— Что теперь будет с вами? — спросил Джек.

Капитан слегка улыбнулся.

— Если ты уйдёшь, у меня не будет проблем. Я скажу, что отослал тебя к твоей матери, или что привязал тебя к дереву и убил. Осмонд поверит и тому, и другому. Он ненормальный. Все они ненормальные. Они ждут её смерти. Это произойдёт скоро. Если только…

Он не закончил.

— Иди, — бросил Фаррен. — Не задерживайся. Когда ты услышишь, что приближается экипаж Моргана, убегай с дороги и прячься подальше в лесу. Подальше. Или он почует тебя, как кошка чует мышь. Он всегда чувствует, когда что-то не в порядке. Не в привычном ему порядке. Он — дьявол.

— Я услышу его приближение? Его экипажа? — Джек смотрел на валяющиеся на дороге бочки. В лесу, наверное, темно, думал он… возможно, Морган поедет другой дорогой. Страхи и одиночество слились воедино.

«Лестер, я не могу сделать этого. Как ты не понимаешь? Я ещё ребёнок!..»

— Экипаж Моргана запряжён шестью парами лошадей с тринадцатым коренником, — сказал Фаррен. — На полном скаку они грохочут похлеще землетрясения. Ты услышишь это. Услышишь заранее и успеешь спрятаться.

Джек что-то прошептал.

— Что? — переспросил Фаррен.

— Я говорю, что не хочу идти, — чуть громче повторил Джек. Он чуть не плакал. Ему хотелось попросить Капитана Фаррена спрятать его, защитить, спасти…

— По-моему, слишком поздно хотеть или не хотеть, — произнёс Капитан.

— Я не знаю твоего задания, мальчик, и не хочу знать. Я даже не знаю, как тебя зовут.

Джек смотрел на него. Плечи его вздрагивали, губы дрожали.

— Возьми себя в руки! — с неожиданным раздражением Фаррен прикрикнул на него. — Кого ты собираешься спасать? Куда идёшь? Ты слишком юн, чтобы быть мужчиной, но ты должен, хотя бы пытаться! Ты выглядишь сейчас хуже побитой собачонки!

Слезы у Джека мгновенно высохли. Глядя на погибшего сына возчика, он подумал: «В конце концов, ведь я ещё жив. Он прав. Стыдно отступить. Я должен идти».

— Уже лучше, — улыбнулся Фаррен. — Не совсем, но немного лучше.

— Спасибо, — саркастически заметил Джек.

— Ты не должен плакать, мальчик. За тобой охотится Осмонд. Скоро к нему присоединится и Морган. Очевидно… Очевидно, это как-то связано с местом, откуда ты прибыл. Но возьми вот это. Если Паркус послал тебя ко мне, значит, он хотел, чтобы я дал тебе это. Бери и иди.

В руке он держал значок. Джек помедлил и взял его. Значок напоминал полудолларовую монетку, но был гораздо тяжелее — тяжёлый, как золото, хотя цвет его напоминал чернёное серебро. На значке был выбит профиль Лауры де Луизиан — он ужасно напоминал профиль его матери. Если отвлечься от таких несоответствий, как форма носа и подбородка — это была его мать. Джек знал это. С другой стороны значка было изображено животное с головой и крыльями орла и телом льва. Казалось, оно смотрит на Джека. Это щекотало нервы, и он засунул значок в карман, где уже лежала бутылка напитка Смотрителя.

— Зачем это? — спросил он Фаррена.

— Узнаешь, когда придёт время, — ответил Капитан. — Или не узнаешь никогда. В любом случае, я выполнил свой долг перед тобой. Скажи об этом Паркусу, когда увидишь его.

Джек почувствовал, что его вновь охватывает ощущение нереальности происходящего.

— Иди, сынок, — голос Фаррена дрожал. — Делай своё дело… или хотя бы попытайся.

Левой, правой, левой, правой… Мальчик медленно двинулся по дороге. Переступил через лужицу эля. Обошёл фургон. Мухи собирались над окровавленными трупами.

Дойдя до конца залитого элем участка дороги, он оглянулся… но Капитан Фаррен уже шёл в противоположную сторону — либо собираясь встретить своих людей, либо не желая видеть Джека.

Он сунул руку в карман, нащупал данный ему Фарреном значок; теперь он чувствовал себя несколько лучше. Держа его, как ребёнок держит данную ему на покупку конфеты монетку, Джек двинулся дальше.

Прошло около часа или двух, и Джек услышал то, что Капитан охарактеризовал как «землетрясение». А может быть, прошло уже и четыре часа. После захода солнца стало трудно ориентироваться во времени.

Джек шёл и думал о Моргане. Ему не нравилось, что придётся войти в тёмный лес, нервы его были на пределе, но ещё меньше ему нравилось то, что дядя Морган может поймать его на дороге.

Поэтому он вслушивался во все звуки и старался держаться в стороне от дороги. Вдруг он оступился и вскрикнул.

Он был совершенно одинок.

Ему хотелось покинуть Территории.

Волшебный напиток Смотрителя был хуже самого отвратительного лекарства, но он охотно выпил бы его, если бы кто-нибудь — например, Смотритель — оказался бы перед ним, когда он откроет глаза. Чувство надвигающейся опасности внезапно охватило мальчика — чувство, что опасность таится в лесу, и что сам лес это знает. Деревья тесно окружили дорогу. Среди них были незнакомые Джеку, они напоминали гибрид ели и папоротника.

«Наш мальчик?» — шептались их листья над головой Джека. — «Ты — НАШ мальчик?»

Все ты придумываешь, Джекки. Расслабься.

Деревья изменились. Казалось, они смотрят на него. Он начал думать, что лес нарочно нагоняет на него страх.

В бутылке Смотрителя осталась половина её содержимого. Этого вполне хватит, чтобы вернуться в Соединённые Штаты. Но не хватит, если при малейшем желании он будет отпивать по глоточку. Мысленно он прокручивал все, что произошло с ним в Территориях. Сто пятьдесят футов здесь равно милям там. Джек понял, что можно пройти более десяти миль здесь — и быть возле Нью-Хэмпшира там. Это походило на сапоги-скороходы.

Деревья… их цепкие, тяжёлые ветви…

«Когда начнёт темнеть, — когда небо из голубого станет пурпурным — я вернусь. В темноте я не пойду в этот лес. И если, глотнув напиток, я окажусь в Индиане или в другом месте, но Лестер сможет прислать мне ещё одну бутылочку».

Думая об этом и радуясь, какой отличный план пришёл ему в голову, Джек внезапно понял, что до его слуха доносится топот множества копыт.

Запрокинув голову, он застыл посреди дороги. Глаза его расширились, и со страшной скоростью перед глазами промелькнули две картины: большой автомобиль (не «мерседес»), двое женщин в нем — и фургон «ДИКОЕ ДИТЯ», сбивающий дядю Томми. Он увидел руки на руле фургона… но это были не руки.

Это были скорее когти.

«На полном скаку они производят шум, сравнимый с землетрясением».

Теперь, слыша этот звук — он был ещё далеко, но звучал отчётливо — Джек удивился, как мог бы он спутать скрип какого-нибудь фургона с приближением экипажа Моргана. Ошибиться было невозможно. Такой звук мог произвести лишь катафалк, управляемый дьяволом.

Он замер, почти загипнотизированный, как кролик перед удавом. Звук нарастал. Теперь Джек услышал и голос кучера:

— Ннн-ооо! Ннн-ооо! ННН-ООО!

Он стоял на дороге.

«Не могу пошевелиться, о Боже! Я не могу пошевелиться! Мамочка-а-а-а!»

Он мысленно уже видел животных, больше похожих на разъярённых тигров, чем на лошадей; видел стоящего на козлах кучера, его развевающиеся волосы, его дикие, сумасшедшие глаза.

Они приближались.

Джек увидел себя убегающим.

Это помогло ему очнуться и прийти в себя. Он бросился бежать в сторону от дороги, спотыкаясь, падая и поднимаясь. Его спину пронзила боль, и Джек скривился, не останавливаясь.

Он вбежал в лес, сперва спрятавшись за чёрными деревьями, похожими на банановые, которые он видел прошлым летом на Гавайях; потом Джек переместился под большую сосну.

Звук становился все громче. Пальцы Джека вцепились в ствол. Губы дрожали. И вот, когда Джеку показалось, что Морган никогда не появится — мимо него галопом проскакала дюжина солдат. Один держал в руке знамя, но Джек не успел прочитать вышитый на нем девиз… да и не очень стремился к этому. И вот показался экипаж.

Он промелькнул за какие-то секунды, но Джеку они показались вечностью. Гигантских размеров карета, не менее десяти футов высотой. Голову каждой лошади в упряжке украшал чёрный плюмаж, развеваемый ветром.

Позже Джек подумал, что для каждой поездки Моргану нужна новая упряжка, потому что загнанные лошади вряд ли могли пройти в таком же темпе это расстояние. Их глаза были безумными, ярко сверкали белки.

В одном из окошек кареты вдруг показалось белое лицо. Это не было лицо Моргана Слоута… но это было его лицо.

И владелец лица знал, что Джек — или какая-то другая опасность — где-то здесь. Джек увидел это по тому, как расширились зрачки пассажира и как внезапно сжались его губы.

Капитан Фаррен говорил: «Он почует тебя, как кошка чует мышь», — и сейчас Джек лихорадочно соображал: «Меня почуяли. Он знает, что я здесь. Ну и что теперь? Он пошлёт за мной в лес солдат?»

Ещё одна дюжина солдат замыкала процессию. Джек ждал, его ладони вспотели; он был уверен, что Морган отдаст приказ поймать его. Но никакого приказа не последовало; шум процессии постепенно удалялся и, наконец, стих.

«Его глаза! Они такие же; тёмные впадины на белом лице… И…»

«…Наш мальчик? ДА-А-А-А…»

Что-то обвилось вокруг его ноги. Джек попытался вырваться, думая, что это змея. Но глянув вниз, он понял, что это корни деревьев… и они подбираются к его коленям.

«Это невозможно. Корни не могут двигаться…»

Он резко выдернул ногу из образовавшегося кольца. Нога болела; ему было страшно. Он понял теперь, почему, почуяв его, Морган проехал мимо: Морган знал, что прогулка в этом лесу подобна купанию в ручье, кишащем пираньями. Почему Капитан Фаррен не предупредил его об этом? Но ведь он мог и не знать; он мог никогда не бывать так далеко на западе.

Ветви елово-папоротниковых гибридов зашевелились, пытаясь схватить мальчика. Джеку показалось, что он сходит с ума. Одна особенно гибкая ветвь внезапно взметнулась перед ним, как кобра из кувшина факира.

«НАШ мальчик! Да-а-а!»

Джек отпрянул от неё и налетел на дерево… Его ствол двигался. Ветки тянулись к мальчику.

«НАШШШ!»

Он вырывался, удерживая в сознании мысль о бутылке Смотрителя. Он боялся этих деревьев. Они, казалось, отделялись от земли. Такое не мог придумать сам Толкиен!

Джек схватил бутылку за горлышко и открыл её. У него перехватило дыхание. Бутылка выпала из рук. Жар пронизал все тело. Он подавлял в себе желание крикнуть.

Последним конвульсивным движением он оттолкнул корень дерева. Бутылка откатилась от ног, и в тот же момент ветка обвилась вокруг мальчика.

Джек оторвал её. Корни цеплялись за ноги. Его придавливало к земле.

Он нащупал пальцами горлышко бутылки. Корни пытались отодвинуть её от Джека. Джек успел выхватить бутылку и сделал быстрый глоток. Запах гнилых фруктов, казалось, заполнил все вокруг.

«Лестер, милый, пусть это сработает!»

Джек глотал напиток, струйки вина стекали по подбородку… Ничего не изменилось, не сработало! Его глаза были все ещё закрыты, но он чувствовал, как корни охватывают его руки и ноги, чувствовал…

…воду, затекавшую в джинсы и рубашку, чувствовал…

«Вода?!»

…сырость и слякоть, слышал…

«Джинсы? Рубашка??»

…громкое кваканье лягушек и…

Джек открыл глаза и увидел оранжевый свет заходящего солнца, отражавшегося в широкой реке. Редкий лес рос на восточном берегу; на западной стороне, где оказался он, к воде подступало далеко простирающееся поле. Земля была сырая; выпала вечерняя роса. Джек лежал у кромки воды и чувствовал, что кошмары отступили.

Он вскочил на ноги, грязный и мокрый, быстро обмыл в реке лицо и руки и стал отходить от воды; потом оглянулся и увидел бутылку Смотрителя, лежащую в грязи. Неподалёку от неё валялась пробка. Во время его сражения с деревьями в Территориях часть жидкости разлилась. Теперь бутылка была заполнена меньше, чем на треть.

Джек на мгновение застыл, глядя на реку. Это был его мир; это были старые добрые Соединённые Штаты Америки. Он не видел самолётов, прорезающих небо, но знал, что они есть. Он знал, где он; знал так же хорошо, как и своё имя. Вопрос в том, был ли он вообще в другом мире?

Он посмотрел на неизвестную реку, незнакомый пейзаж, прислушался к отдалённому мычанию коров. Он подумал: «Ты где-то в совсем другом месте, Джекки, не в Аркадия-Бич».

Да, это не Аркадия-Бич, но ведь он не изучил окрестности Аркадия-Бич настолько, чтобы с уверенностью сказать, где он. Он словно вернулся из кошмарного сна.

Возможно ли все то, что произошло с ним? Он не думал об этом. Сейчас мальчик анализировал то, что чувствовал. Его мать умирала, это он знал наверняка — ему был дан знак, и его подсознание нарисовало ему правильную картину, даже несмотря на некоторое сопротивление сознания. Очевидно, в нем создались все условия для самогипноза, и этому способствовало ненормальное вино Смотрителя Территорий. Конечно. Все это удачно совпало.

Дяде Моргану это понравилось бы.

Джек тяжело вздохнул. Он поднял левую руку и пальцами ощупал шею. Несколько секунд он стоял, замерев в недоумении. В районе адамова яблока горло горело и болело. Было невозможно прикоснуться к нему. Это сделала ветка, которая обвилась вокруг шеи.

— Значит, правда, — выдохнул Джек, глядя на оранжевую воду, слыша кваканье лягушек и мычание коров. — Все правда.

Мальчик двинулся через поле на запад, оставляя реку позади. Пройдя пол-мили, он вспомнил про огромный бутерброд Смотрителя.

Потом подумал о данном ему медиаторе.

В его мозгу мелькнула идея.

Джек скинул рюкзак и открыл одно из отделений. Там лежал бутерброд. Не часть его, не половина, а целый бутерброд, аккуратно завёрнутый в газету. Слезы благодарности подступили к глазам. Жаль, что нельзя немедленно поблагодарить Смотрителя!

«Десять минут назад ты называл его сумасшедшим старым болваном…»

Джек покраснел от стыда — это не помешало ему, однако, разломить бутерброд пополам и съесть его. Подкрепившись, мальчик почувствовал себя гораздо лучше.

Вскоре в темноте замелькали огоньки. Ферма. Невдалеке лаяла собака. Джеку стало холодно.

«Нужно найти место, где можно спрятаться и согреться».

Он свернул направо и вскоре собака умолкла. Ориентируясь на огоньки, Джек дошёл до просёлочной дороги. Он посмотрел налево, потом направо, не зная куда пойти.

«Привет, друзья, это Джек Сойер, продрогший и усталый, с рюкзаком, который упаковывал сумасшедший. Счастливого пути, Джек!»

Преодолевая усталость, Джек свернул налево. Через сорок минут он очутился возле старого сарая, обессилевший и вновь проголодавшийся.

Дверь сарая была заперта, но между нижним её краем и землёй оставалась довольно большая щель. Расширить её оказалось делом нескольких минут. Джек просунул под дверь рюкзак и пролез сам. Замок на двери обеспечивал ему некоторую безопасность.

Он осмотрелся и увидел, что сюда долгое время никто не заглядывал. Джек принялся стаскивать с себя мокрую одежду. Он нащупал значок Капитана Фаррена, достал его и увидел, что вместо монеты с профилем Королевы на одной стороне и крылатым львом на другой, держит в руке серебряный доллар 1921 года с изображением Статуи Свободы. Посмотрев на монетку, Джек засунул её обратно в карман.

Он переоделся, решив, что завтра уложит грязную одежду в рюкзак, а до утра она успеет высохнуть.

Разыскивая носки, он наткнулся на какой-то колючий предмет, достал его и увидел свою зубную щётку. Им овладело чувство дома и безопасности. Зубная щётка означала тёплую ванну, махровое полотенце и мягкие шлёпанцы на ногах. Это не имело ничего общего с мокрой одеждой, холодом, тяжёлым мешком и пустынным городом, про который ничего не было известно, вплоть до его названия.

На мальчика внезапно навалилось одиночество, и Джек заплакал. Это не было истерикой. Он оплакивал то, что он один, и так будет продолжаться ещё долго; он оплакивал свою вынужденную отстраненность от реального мира.

Ещё не высохли слезы, а Джек уже спал. Под головой лежал рюкзак, в котором оставались только смена белья и носки. Звезда освещала грязные щеки мальчика, и он крепко сжимал в руке зубную щётку.

8. ОУТЛИЙСКИЙ ТУННЕЛЬ

Через шесть дней Джек начал избавляться от охватившего его отчаяния. Он ощутил себя очень повзрослевшим, вышедшим из детского возраста. Пока он не собирался возвращаться в Территории, обосновывая своё решение тем, что выпил напиток Смотрителя в тот момент, когда это было действительно необходимо.

И потом — Смотритель сам советовал ему больше передвигаться по дорогам в этом мире. Джек только выполняет его указания.

Когда вставало солнце, он зачастую бывал сыт, и попутные автомобили подбрасывали его на тридцать-сорок миль. Территории теперь казались невероятно далёкими и нереальными; он начинал забывать их, как страшный сон. Иногда, когда Джек располагался на переднем сидении машины и отвечал на расспросы, он и в самом деле забывал о них. Территории покидали его, и Джек вновь становился обыкновенным мальчиком, каким был в начале лета.

Сейчас он находился неподалёку от Батавии, западной окраины штата Нью-Йорк, и направлялся в Буффало. Он был бы счастлив найти попутку, которая довезла бы его до Чикаго, Денвера или Лос-Анджелеса (если совсем повезёт); тогда к середине октября он сможет попасть домой.

Джек перебивался случайными заработками, и сейчас в его кармане лежало пятнадцать долларов, заработанных мытьём посуды в ресторанчике в Аубурне. Мышцы его окрепли; хотя иногда ему хотелось плакать, он не проронил ни слезинки с той первой ужасной ночи в сарае. Он контролировал себя; в этом было различие между Джеком вчерашним и Джеком сегодняшним. Мальчик теперь знал, как продолжать начатое; он понимал, что сможет выполнить порученное ему дело, хотя до конца было ещё далеко.

Если большую часть дорог он пройдёт в этом мире, как советовал ему Смотритель, то сможет быстро найти Талисман и вернуться с ним в Нью-Хэмпшир. Он понял, что тогда количество проблем значительно уменьшится.

Вот об этом и думал Джек Сойер, когда перед ним притормозил пыльный голубой «Форд». «Тридцать или сорок миль», сказал он себе. Вспомнив соответствующую страничку атласа дорог, он решил: Оутли. Это название ассоциировалось с чем-то скучным, маленьким и пустынным. Туда-то ему и надо, и ничто не остановит его.

Перед тем, как сесть в машину, Джек заглянул в открытое окно. На заднем сидении в беспорядке валялись несколько толстых потрёпанных книг, на переднем — два портфеля. Черноволосый мужчина за рулём, доброжелательно разглядывающий мальчика, явно был коммивояжёром. На спинке сиденья висел голубой пиджак, галстук был небрежно повязан, рукава рубашки закатаны. На вид мужчине было чуть больше тридцати. Как любой коммивояжёр, он любил договорить. Переложив назад портфели, он освободил Джеку место рядом с собой.

Джек по опыту знал, что первым же вопросом, который задаст ему водитель, будет вопрос: почему он не в школе?

Он уселся поудобнее, закрыл дверь и сказал.

— Спасибо.

— Далеко собрался? — спросил продавец, поправляя зеркало и трогаясь с места.

— В Оутли, — ответил Джек. — Я думаю, что ехать туда около тридцати миль.

— Ты плохо знаком с географией. До Оутли не менее сорока пяти миль. — Водитель взглянул на Джека и подмигнул ему. — Не обижайся, но я удивлён, что такой маленький мальчик добирается автостопом. Вот почему я и подобрал тебя. Кругом слишком много разных ублюдков — ты понимаешь, что я имею в виду? Газеты читаешь? Ты можешь попасть в неприятную историю.

— Конечно, вы правы, — ответил Джек — Но я стараюсь быть осторожным.

— Ты живёшь где-то там, куда едешь?

Мужчина все ещё внимательно смотрел на него, и Джек, напрягая память, назвал город, стоящий несколько в стороне от дороги:

— В Пальмире. Я живу в Пальмире.

Продавец кивнул:

— Хорошее старое местечко, — и выехал на шоссе.

Джек расслабился в удобном кресле. Чуть позже мужчина спросил:

— А не сбежал ли ты из дома? — и мальчику пришлось излагать всю свою легенду.

Он так часто рассказывал её, варьируя названия городов по мере продвижения на запад, что мог говорить практически без запинки.

— Нет, сэр. Я еду в Оутли, чтобы погостить у тёти Элен Воган. Она сестра моей мамы. Работает учительницей в школе. Мой папа умер прошлой зимой, а мама две недели назад заболела, и доктор велел ей не вставать с постели. Она попросила свою сестру, чтобы я пожил у неё немного. Она ведь учительница, да и вообще я буду ходить там в школу. Тётя Элен никому не даст бить баклуши, уж будьте уверены.

— Ты хочешь сказать, что мама разрешила тебе добираться из Пальмиры в Оутли автостопом?

— Нет, конечно, нет. Она дала мне деньги на билет в автобусе, но я потратил их. Дома у нас денег немного, да и у тёти Элен их тоже нет. Мама рассердилась бы на меня, если бы узнала, но ведь у меня было целых пять долларов, и мне так хотелось их потратить!

Мужчина искоса взглянул на него:

— Как долго ты будешь находиться в Оутли?

— Трудно сказать… Надеюсь, мама скоро поправится.

— Не езди больше на попутках, хорошо?

— У нас теперь нет машины, — сказал Джек в соответствии с легендой. Он сам себе начинал нравиться. — Можете себе представить? Воры ночью угнали её из гаража. Мистер, я должен был им помешать! — и не потому, что из-за этого мне труднее добраться до тёткиного дома. Ведь мама вынуждена теперь ходить к доктору пешком, а ей очень трудно дойти до автобусной остановки. Значит, опять придётся копить деньги и влазить в долги. Вы понимаете меня?

— Думаю, что да, — ответил мужчина. — Надеюсь, что твоя мама скоро поправится.

— Я тоже, — с достоинством произнёс Джек.

Они болтали до въезда в Оутли. В этом месте продавец остановил машину, откинулся на спинку сидения, улыбнулся Джеку и сказал:

— Удачи тебе, малыш!

Джек кивнул и открыл дверцу.

— Надеюсь, тебе не придётся надолго задержаться в Оутли.

Джек вопросительно посмотрел на него.

— Ты хорошо знаешь местность!

— Немного…

— Это настоящая дыра. Здесь нечего делать приличному парню. Кругом сплошное свинство.

— Спасибо за заботу, — Джек вышел из машины. Водитель завёл мотор, и через минуту машина скрылась из виду.

Он шёл уже больше мили по просёлочной дороге, когда увидел за полями маленькие двухэтажные домики. Домики явно не принадлежали фермерам. Не было слышно не мычания коров, ни ржания лошадей — здесь не обнаружилось ни животных, ни сельскохозяйственных механизмов. Возле одного из домиков стояла полуразобранная древняя машина. Жившие здесь люди, очевидно, настолько не любили себе подобных, что даже Оутли был слишком людным для них. Они окружили себя пустыми полями, как в старину замок окружали крепостными стенами.

Джек подошёл к пересечению двух дорог. Он начал сомневаться в правильности выбранного направления. Потом достал из рюкзака атлас дорог и стал листать его. Дорога, идущая параллельно шоссе, называлась Доггаунской. Джек посмотрел на неё и не увидел ничего, кроме чернеющих вокруг асфальта полей. Другая называлась Мельничной дорогой. На расстоянии мили от места, где находился Джек, она заканчивалась тёмным туннелем, вход в который был увит зарослями плюща. В гуще ветвей висела белая табличка, но буквы были слишком маленькими, и Джек не смог их прочесть. Он нащупал в кармане значок, данный ему Капитаном Фарреном.

Желудок напомнил о себе. Было бы неплохо подкрепиться, поэтому нужно идти в город и поискать местечко, где можно раздобыть еду. Он пойдёт и выяснит, что находится на другом конце туннеля. Джек тронулся с места и вошёл в сгущающуюся с каждым шагом темноту.

Тёмный туннель засасывал мальчика. На мгновение Джеку показалось, что он погребён под землёй. Ни единого проблеска света, который предвещал бы конец туннеля. Не случайно табличка при входе в туннель, мимо которой прошёл Джек гласила: «ВКЛЮЧИТЕ СВЕТ».

Мальчик прислонился к стене, ощутив, что на него навалилась усталость.

— Свет, — сказал он себе, мечтая, чтобы тот включился. «Туннель должен где-нибудь освещаться», — думал Джек. Он пошарил рукой по стене, потом двинулся вперёд, не переставая искать выключатель.

Что-то зашуршало впереди, и Джек замер.

«Крыса, — подумал он. — Или кролик с полей, случайно забежавший сюда. Но кролик должен производить больше шума».

Шорох повторился. Джек шагнул вперёд и внезапно услышал дыхание… И остановился, задумавшись: «Животное ли это?» Рука судорожно нащупывала выключатель. Судя по звуку, это не животное — во всяком случае, не крыса или кролик. Мальчик продвинулся ещё на несколько футов, стараясь не думать о том, что же так испугало его.

До его носа донёсся знакомый запах, природу которого он почему-то не смог определить.

Джек оглянулся через плечо. Вход в туннель был едва виден.

— Кто здесь? — окликнул он. — Эй! Кто здесь со мной?

Ему показалось, что в глубине туннеля кто-то вздохнул.

Джек напомнил себе, что находится не в Территориях — в худшем случае ему встретится одичавшая собака. Выведя её наружу, он спасёт ей жизнь.

— Эй, собака! — прошептал он. — Собака!..

Раздалось торопливое шарканье лап. Но они… приближались или удалялись? Трудно сказать. Потом он подумал, что шум, возможно, был позади него, и оглянулся. Он зашёл уже довольно далеко, и вход не был виден.

— Где ты, собака? — прошептал он.

Что-то зашуршало на земле всего в одном-двух футах от него, и Джек, отскочив, прижался к стене.

В темноте он увидел силуэт, напоминающий собачий. Джек шагнул было вперёд, но инстинктивно остановился: движущееся существо не было собакой.

В лицо ему пахнуло алкогольным перегаром. Существо приближалось.

Только сейчас он разглядел в темноте лицо — продолговатое и жёсткое, оно могло бы принадлежать юноше. Запах перегара исходил именно от него. Джек вновь вжался в стену, затаил дыхание и закрыл глаза.

До его слуха донеслись медленно удаляющиеся шаги, потом они стихли. Мальчик огляделся. Темнота, темнота. Туннель был пуст. Джек подхватил рюкзак и быстро пошёл вперёд.

Выйдя из туннеля, он снова огляделся вокруг. Ни звука, ни шороха. Мальчик прошёл ещё несколько шагов. И вдруг его сердце почти остановилось: перед ним возникли два горящих глаза. Расстояние между ними и Джеком сокращалось. Он не мог сдвинуться с места — ноги как будто присохли к асфальту. Руками он инстинктивно попытался прикрыться от опасности. Глаза приближались. Сверкнул бампер автомобиля. Из туннеля выехала машина; за рулём сидел краснолицый мужчина.

Джек, не смея пошевелиться, глядел, как автомобиль мчался в направлении деревни, — очевидно, Оутли.

В деревушке Оутли было, собственно, всего две улицы. На первой, являющейся продолжением Мельничной дороги, размещались: старое обшарпанное здание — фабрика, подумал Джек — затем контора по прокату автомобилей, закусочная (Великое Достижение Америки), кегельбан, небольшие магазинчики и автозаправка. За всем этим следовало пять или шесть кварталов старых двухэтажных кирпичных домов, перед которыми стояли машины. На другой улице располагались большие деревянные дома с верандами и лужайками. На пересечении улиц возвышался светофор, подмигивающий красным глазом. За перекрёстком виднелось огромное здание, напоминающее больницу или школу. Все остальное пространство было заполнено маленькими безликими домишками.

Большинство окон фабрики были открыты, некоторые из них выбиты. Двор захламляли обломки ящиков и обрывки бумаги. Даже респектабельные дома с верандами не производили впечатления ухоженности. Автомобили, стоящие у ворот, были преимущественно устаревших моделей.

На мгновение Джеку захотелось побыстрее убраться из Оутли, но воспоминания о туннеле заставили его отказаться от этой мысли. В центре торгового квартала громко просигналил автомобиль и мальчику вдруг стало грустно и одиноко.

С тех пор, как Джек вышел из туннеля, он никак не мог расслабиться. Мальчик засунул руки в карманы и быстро пошёл вниз по склону холма.

Вблизи вид города действовал ещё более угнетающе, чем с холма. Продавцы не выходили из своих автомобилей, на которых висели таблички: ОДИН ВЛАДЕЛЕЦ! ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ПОКУПКА! АВТОМОБИЛЬ НЕДЕЛИ! На некоторых табличках чернила размазались, как если бы их залил дождь.

На улицах было очень мало людей. Дойдя до центра городка, Джек увидел старика, который волок за собой пустую тележку для покупок. Когда мальчик приблизился, старик крепче ухватился за ручку тележки, словно опасаясь, что Джек захочет отнять её. Он старался закрыть тележку всем телом и глядел на мальчика, как на врага.

— Простите, — сказал Джек, — я собирался…

— Отстань от меня! Отстань от меня-а-А-А-А! — завопил старик, и по щекам его покатились слезы.

Джек поспешил отойти.

Двадцать лет назад, в шестидесятых годах, Оутли процветал. У людей водились деньги, люди оставляли их в маленьких магазинчиках и кегельбане, а также вкладывали в различные финансовые операции. Центральные кварталы строились с размахом.

Неподалёку от них появлялись рестораны и кафе.

Теперь почти ничто в Оутли не напоминало о былом процветании. Джеку вновь захотелось вернуться назад. Его останавливала только мысль о туннеле. Конечно, там не было оборотней, и никто не заговаривал с ним. Это все — последствия потрясения, нанесённого Территориями. Сперва — вид Королевы, затем — погибший под фургоном мальчик. Потом Морган; хищные деревья. Но это было там, где такие вещи могли произойти и считались вполне нормальными. Здесь понятие нормальности было иным.

Он остановился перед большой вывеской: МЕБЕЛЬ НАПРОКАТ. Заглянув в окно, он увидел стулья с белой обивкой. Их было не менее пятнадцати. Джек отправился дальше в поисках пищи.

Перед магазинчиком стояла машина, в ней сидели четверо мужчин. Это была древняя модель «де-сото». Табличка над ветровым стеклом гласила «КЛУБ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ». Четвёрка играла в карты. Джек постучал в окошко автомобиля.

— Простите, не знаете ли вы, где…

— Пошёл прочь! — неприветливо бросил мужчина с рыбьими глазами. Лицо его выглядело изрядно помятым.

— Я только хотел спросить, не подскажете ли вы, где можно было бы найти временную работу…

— Катись в Техас, — бросил другой мужчина, сидящий на месте водителя, и пара на заднем сидении расхохоталась.

— Проваливай, парень, не задерживайся, — добавил первый, — если не хочешь схлопотать по шее. Ишь, щенок…

Джек почувствовал, что мужчина способен от слов перейти к делу. Мальчик отступил на шаг, пробормотав:

— Надеюсь, что в конце концов я доберусь до Техаса.

Дойдя до перекрёстка, Джек свернул на другую улицу, уставленную скульптурами в духе Диснея. Неопрятная пожилая женщина поливала их из шланга.

Джек обошёл её и увидел последнее на этой улице здание. К полуоткрытой двери вели три ступеньки. На длинном тёмном окне висела табличка: БУДВАЙЗЕР. Правее была нарисована легендарная ОУТЛИЙСКАЯ ПРОБКА ДЛЯ БУТЫЛОК АПДАЙКА. Чуть пониже на жёлтой карточке было написано от руки: «ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩНИК!»

Джек поправил рюкзак на спине и поднялся по ступенькам, вспоминая при этом темноту, шорохи и увитый плющом туннель.

9. ДЖЕК В ПИВНОЙ БОЧКЕ

Через шестьдесят часов Джек Сойер прятал в прохладной кладовке «Оутлийской пробки» за бочкой пива свой багаж. Его нынешние взгляды на жизнь резко отличались от взглядов Джека Сойера, прошедшего в среду Оутлийский туннель. Через два часа, когда заведение должно было закрыться, он собирался удрать. Не уйти, не ускользнуть, а именно удрать.

«Мне было шесть. Шесть. Джеку Б.Сойеру было шесть. Джекки было шесть. Шесть».

Эта мысль весь вечер не выходила у него из головы. Значения её он не понимал, а она все вертелась и вертелась в мозгу, как деревянная лошадка на карусели.

«Шесть. Мне было шесть. Джеку Сойеру было шесть».

Кладовую отгораживала от зала всего лишь тонкая стена, и сегодня эту стенку сотрясал шум. Была пятница, а на всех предприятиях Оутли по пятницам выдавали зарплату. Поэтому кабачок был забит до отказа желающими облегчить свои карманы. Джек прикинул, что сегодня здесь побывало не менее трех сотен мужчин. Слух посетителей услаждала группа под названием «Джекки Уэльс Бойз», играющая в стиле «кантри». Ужасная группа, но зато имеющая в своём составе электрогитару.

— У этих парней есть даже электрогитара, — сказал мальчику Смоки.

— Джек! — позвала через стену Лори.

Лори была женщиной Смоки — потрёпанная блондинка в детской пластиковой кепчонке.

— Джек, если ты сейчас же не прикатишь сюда ещё один бочонок, ты получишь изрядную трёпку!

— Сейчас, сейчас, — крикнул мальчик.

Руки Джека ныли; бочки были непомерно тяжелы. Смоки Апдайк в лихо сдвинутом поварском колпаке, огромный кареглазый Смоки, которого Джек до сих пор не понимал и очень боялся, — этот Смоки стал его тюремщиком.

Внезапно воцарилась тишина.

Какой-то ковбой с озера Онтарио, повысив голос, воскликнул: «Йееее-ХООО!». Вскрикнула женщина. Разбился стакан. И вновь в зале ожило шумное веселье.

«Местечко, где едят что попало».

Сыро, как в канализации.

Джек откатил бочку на три фута. Рот его скривился в болезненной гримасе; у него закружилась голова, пот струйками стекал по спине. Бочка гремела, перекатываясь по цементному полу. Джек остановился, тяжело вздохнув; в ушах звенело. Бочка весила почти столько же, сколько и он сам, поэтому быстро двигаться мальчик не мог. Из глаз его катились слезы.

В бочке, очевидно, была щель, потому что запах пива бил в нос. Если Смоки обнаружит, нет, лучше не думать об этом.

Прошлой ночью одна из бочек открылась и залила весь пол кладовой. Джек, испуганный и притихший, выслушал все, что кричал Смоки. Это было не просто пиво, а эль — «Королевская собственность». Тогда-то Смоки и ударил его в первый раз — и мальчик, отлетев к стене, больно треснулся затылком.

— Это твоя плата за сегодня, — заявил Смоки. — И тебе же будет лучше, если впредь ничего подобного не повторится!

Больше всего Джека напугала последняя фраза. Ведь подобное может случиться ещё сколько угодно раз!

— Джек, поторопись!..

— Иду! — выдохнул мальчик. Он как раз выкатывал бочку в открытую дверь, когда наткнулся на что-то большое и мягкое.

— О Боже! Смотри, куда катишь, парень!

— Прошу прощения, я нечаянно, — поспешно сказал мальчик.

— Дать бы тебе пару подзатыльников!..

Джек подождал, пока тяжёлые шаги удалились, и продолжил свой путь.

Стены зала были покрашены ядовито-зеленой краской. Над стойкой висел плакат: ВСЕ НЕГРЫ И ЕВРЕИ, ПРОВАЛИВАЙТЕ В ИРАН!

Кругом царил шум, казалось, здесь никогда не было тихо.

Он должен уйти. Должен. Оутли — самое ужасное место в мире… в этом нет никаких сомнений.

Оутли, расположенный в глубине штата Нью-Йорк, казался мальчику тяжелейшим испытанием, выпавшим на его долю. Капкан. Ловушка. Легко попасть. И почти невозможно выбраться.

Высокий мужчина ожидал своей очереди в туалет. Он держал в зубах пластиковую зубочистку и разглядывал Джека. Джек подумал, что именно этого человека, наверное, он зацепил бочкой.

— Нечаянно, — повторил мужчина и зашёл в освободившуюся кабинку, в то время как другой мужчина из неё вышел. Глаза вышедшего и Джека на мгновенье встретились. Этот человек напоминал кинозвезду Рэндольфа Скотта, хотя был всего лишь завсегдатаем кабачка, пропивавшим в дешёвой пивной свой недельный заработок. Домой он, скорей всего, поедет либо на купленном в рассрочку «мустанге», либо на стареньком мотоцикле…

Глаза человека внезапно стали жёлтыми.

«Нет-нет, Джек, это не игра твоего воображения! Он…»

…Он, наверное, посещал городскую муниципальную школу, играл в футбол, совратил девочку-католичку и по-глупости женился на ней, а она растолстела от любви к шоколаду, и…

Но его глаза стали жёлтыми.

«Хватит!»

Что-то было в этом человеке, и неожиданная встреча навела Джека на мысль о некоем туннеле, по которому Джек пробирался в Оутли… о туннеле и о том, что случилось в темноте.

Рэндольф Скотт стоял перед Джеком. Его большие, натруженные руки расслабленно свисали по бокам.

В его глазах сверкали льдинки… и потом глаза стали менять свой цвет, постепенно желтея.

— Эй, парень… — начал было он, но Джек стремглав бросился в зал, катя перед собой бочку и забыв о её тяжести.

Шум поглотил его. Гремела музыка. Слева от него подвыпившая женщина визгливо орала в телефон (к этому телефону Джек не прикоснулся бы и за тысячу долларов). Пока она говорила, её собутыльник упорно пытался стащить с дамы полурасстегнутую блузку. На большой танцевальной площадке топтались осоловевшие пары.

— Ну, наконец-то! — Лори поманила его пальцем. В глубине стойки Смоки смешивал джин с тоником. Потом в напиток полагалось добавить водки и пива; коктейль носил глубокомысленное название «Русский черт».

Джек заметил входящего в зал Рэндольфа Скотта. Его блеклые глаза шарили по залу в поисках мальчика. Он как будто хотел сказать: «Мы ещё поговорим. Да-да! Возможно, мы поговорим о там, что могло бы произойти в Оутлийском туннеле… Или об одном известном нам обоим кнуте. Или о больных мамашах… А может, о том, что ты задержишься здесь надолго… пока не состаришься и не свихнёшься окончательно. А, Джекки?»

Джек вздрогнул.

Рэндольф Скотт улыбнулся, как будто заметил это… или почувствовал. Потом он словно растворился в воздухе.

Через секунду цепкие пальцы Смоки вцепились в плечо Джека — в поисках наиболее уязвимого места. Как всегда, это место тут же нашлось. У Смоки были очень чувствительные пальцы.

— Джек, ты должен пошевеливаться, — голос Смоки звучал почти доброжелательно, но пальцы причиняли нестерпимую боль. Его вставные зубы обнажились в улыбке, и он обдал мальчика клубами перегара.

— Ты должен пошевеливаться, или заработаешь фингал под глазом. Ты понимаешь, о чем я толкую?

— Д-да, — прошептал Джек, стараясь не дрожать.

— Отлично. Тогда все в порядке. — На мгновение пальцы Смоки сжались ещё крепче и Джек застонал. Этого оказалось достаточно. Смоки был доволен.

— Помоги поднять этот бочонок, Джек. И побыстрее! Сегодня пятница, люди хотят выпить.

— Уже суббота, — глупо заметил Джек.

— Неважно. Давай же!

Джек кое-как помог Смоки затащить бочку в подсобку за стойкой. Мускулы Смоки напряглись и буграми проступили сквозь закатанные рукава рубашки. Колпак сдвинулся набок, почти закрыв левый глаз. Затаив дыхание, Джек смотрел, как Смоки откупоривает пробку. Бочка затрещала… но не раскололась.

Мальчик с трудом перевёл дыхание.

Смоки подтолкнул к нему пустую бочку.

— Отнеси это в кладовую и прибери в туалете. Помни, что я сказал тебе сегодня днём!..

Джек помнил. Днём, в три часа раздался гудок, да такой громкий, что мальчик подскочил от неожиданности, и Лори, смеясь, сказала:

— Гляди, Смоки, он сейчас намочит свои штанишки.

Смоки отвесил ей подзатыльник и без тени улыбки посмотрел на Джека. Сегодня, сказал он, в Оутли день зарплаты. Поэтому скоро в кабачке негде будет яблоку упасть.

— И ты, и я, и Лори с Глорией должны сейчас мотаться, как заводные, — говорил Смоки, — потому что сегодня нам необходимо суметь сделать то, чего не сделаем ни в воскресенье, ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду, или четверг. Когда я прикажу тебе прикатить бочку, ты должен будешь выполнить это ещё до того, как я закончу приказ. Каждые четверть часа ты станешь убирать в мужском туалете. В пятницу парням требуется опорожняться каждые пятнадцать минут.

— А я займусь женским, — влезла Лори. Её золотистые волосы были длинными и волнистыми, а цветом лица она напоминала вампиров из комиксов. Причём она всегда ёжилась, будто от холода. — Хотя женщины в этом отношении гораздо лучше мужчин.

— Заткнись, Лори!

— Как угодно, — сказала она насмешливо. Пальцы Смоки сжались в кулак, затем разжались… Раздался треск, и на щеке у Лори отпечаталась его пятерня. Она принялась всхлипывать… но Джек с удивлением увидел выражение полного счастья в её глазах. Как будто оплеуха явилась для неё высшим проявлением внимания.

— Тебе потребуется вся твоя энергия, парень, — продолжал Смоки. — Помни, что по одному моему слову ты должен будешь немедленно вкатывать очередную бочку. И не забудь, что каждые пятнадцать минут тебе предстоит выгребать дерьмо из уборной. Старайся, и у нас с тобой не будет проблем.

А потом Джек опять сказал Смоки, что хочет покинуть кабачок, и Смоки опять обманул его обещанием насчёт воскресенья… но какой смысл сейчас думать об этом?

Выкрики и смех становились все громче. В третий раз за вечер вспыхнула драка. Смоки махнул рукой Джеку:

— Откати этот бочонок!

Джек покатил пустой бочонок к двери, оглядываясь в поисках Рэндольфа Скотта. Он увидел его наблюдавшим за дракой, и немного расслабился.

В кладовой он поставил пустой бочонок рядом с другими — это был уже шестой за сегодня. «Дело сделано», — подумал мальчик. На секунду его сердце сильнее застучало в груди: в рюкзаке был волшебный напиток, в кармане лежал значок Территорий, ставший в этом мире серебряным долларом. Он пошарил рукой и нащупал бутылку Смотрителя через зелёный нейлон рюкзака. Сердце успокоилось, но волнение оставалось; такое чувство всегда возникает перед дальней дорогой.

В мужском туалете царил полный бардак. Если в начале вечера Джек без особых усилий убирал его, то сейчас… Он набрал горячей воды и стал с мылом оттирать загрязнённый нечистотами пол. При этом Джек с волнением вспоминал предыдущие несколько дней с того момента, как он впервые попал в «Оутлийскую пробку»…

…В кабачке было темно и пусто, как в могиле, когда Джек впервые открыл его дверь. Горела только лампа над стойкой, в темноте она больше всего походила на НЛО.

Слегка улыбаясь, мальчик направился к стойке. Он почти достиг цели, как вдруг хриплый голос позади него произнёс:

— Это бар. Здесь не место несовершеннолетним. Понял, болван? Пошёл вон!

Джек чуть не подскочил от неожиданности. Он нащупал деньги в кармане и почувствовал, что ноги его подкашиваются. Мальчику двенадцати лет было рискованно просить принять его на работу без письменного разрешения родителей, поэтому, скорее всего, ему назначат минимальную плату.

Неважно. Он оглянулся и увидел сидящего у стены мужчину. Мужчина был худым, но под лёгкой белой рубашкой угадывалась крепкая мускулатура. На нем красовался белый поварский колпак — бумажная шапочка, одетая набекрень. Большая тяжёлая голова, коротко стриженные седеющие волосы. В огромных руках — калькулятор.

— Я увидел объявление о том, что вам требуется помощник, — начал Джек без особой надежды. Мужчина явно не собирался нанимать его, и Джек почти не верил, что здесь может найтись работа.

— Ты — работник? — ухмыльнулся мужчина. — Ты же должен учиться читать в перерывах между игрой в хоккей.

— Ну… я не знал, что это бар, — сказал Джек, постепенно отступая к двери. В давно немытые окна заглядывало солнце и длинными полосами ложилось на пол. — То есть я думал, что… ну, вы понимаете… что это гриль. Что-нибудь в этом роде. Я уже ухожу.

— Подойди сюда, — карие глаза внимательно разглядывали его.

— Нет-нет, все в порядке, — Джек нервничал. — Я…

— Иди сюда. Стой, — мужчина достал из ящичка сигару и прикурил её. С листа бумаги слетела муха и с жужжанием скрылась в темноте. Глаза мужчины в упор сверлили Джека. — Я не собираюсь бить тебя.

Джек медленно приблизился к нему и присел на краешек стула. Через шестьдесят часов, убирая мужской туалет, Джек подумал, нет, он знал, — что было огромной глупостью принять это приглашение присесть. Он сам приговорил себя к тому, чтобы водоворот закружил его и втащил в канализацию. Только в Оутли канализационные люки были полны не дождевой водой, а пивом.

«Если бы он тогда убежал…»

Но он не убежал.

«Возможно, — подумал Джек, — здесь все же найдётся для меня какая-нибудь работёнка».

Джек знал, что минимальная плата чернорабочему в Нью-Йорке — три доллара и сорок центов в час. Столько платили пуэрториканцам, нелегально живущим в стране и едва владевшим английским.

Подрабатывая в кофейне у миссис Бенберн, он зарабатывал в час полтора доллара, и она всякий раз говорила, что если он недоволен, то может убираться.

Сейчас, с неожиданным для себя цинизмом, он подумал, что перед ним сидит миссис Бенберн в мужском облике.

— Ищешь работу, а? — мужчина положил сигару в пепельницу, и Джек прочитал на ней надпись «КЭМЭЛ». Муха присела на лист бумаги и принялась чистить крылышки.

— Да, сэр, но, как вы совершенно справедливо заметили, это бар, — и…

Глаза мужчины, коричневые с желтоватым ободком, беспокоили мальчика. Они напоминали глаза старого кота, охотящегося за мышью.

— Да, я здесь хозяин, — сказал мужчина. — Смоки Апдайк.

Он протянул Джеку руку. Мальчик с удивлением пожал её. Через мгновение ему стало больно от ответного рукопожатия. Потом хватка ослабла… но руку Джека Смоки не отпустил.

— Ну? — спросил он.

— Что ну? — Джек боялся, что выглядит смешным и глупым; он чувствовал себя смешным и глупым. И он хотел, чтобы Апдайк отпустил его руку.

— Тебя не научили представляться, парень?

Это было настолько неожиданно, что Джек чуть было не сказал своё настоящее имя вместо того имени, под которым он представлялся всем, кто подвозил его — Левис Фаррен.

— Джек Сой-ой!.. Сойтель, — сказал он.

Апдайк задержал его руку ещё на мгновение; он не моргая смотрел на мальчика. Потом отпустил.

— Джек Сой-ой-Сойтель, — передразнил он. — Как ты думаешь, найдётся такое имя в телефонном справочнике?

Джек пожал плечами и проморгал.

— Слушай, цыплёнок, — поинтересовался Апдайк. — Ты полагаешь, что способен откатить девяностофунтовую бочку пива из кладовой в зал?

— Думаю, что да, — ответил Джек, не зная на самом деле, сможет ли. Ему казалось, что в подобном городишке не должно возникнуть слишком много проблем. Да и бар совсем пуст…

Как будто читая его мысли, Апдайк сказал:

— Да, сейчас здесь нет никого, но мы работаем с четырех-пяти часов. А в выходные кабачок всегда забит до отказа. Тогда приходится потрудиться, Джек…

— А сколько вы платите?

— Доллар в час. Я мог бы платить и больше, но… — он умолк, и его улыбка говорила: «Ты сам видишь, здесь в Оутли часы как-будто остановились в 1971 году, и с тех пор ничего не меняется».

Но глаза его не улыбались. Они жестоко, по-кошачьи изучали мальчика.

— Не густо, — протянул Джек. Он говорил медленно, а мысли метались в его голове с огромной скоростью.

«Оутлийская пробка» казалась заведением, куда не захаживали даже старые бездомные алкоголики. В Оутли, очевидно, пили непосредственно в автомобилях, которые при этом именовались клубами. Доллар и пятьдесят центов в час — это слишком мало при серьёзной работе; в местечке же, подобном этому, заработать доллар в час, казалось, делом весьма несложным.

— Да, — согласился Апдайк, вновь включая свой калькулятор, — не густо.

Его тон давал мальчику понять, что следует либо уходить, либо соглашаться; других вариантов не было.

— Думаю, что этого будет достаточно, — решился Джек.

— Ну, тогда хорошо, — улыбнулся Апдайк. — Хотя нам следовало бы познакомиться получше. От кого ты удираешь, и кто тебя ищет? — Глаза вновь приобрели карий цвет; они тяжело смотрели из-под нахмуренных бровей. — Если кто-то висит у тебя на хвосте, я бы не советовал ему совать нос в мои дела.

Джек был готов к подобному вопросу. Его сценарный дар оставлял желать лучшего, но все же он сумел придумать запасную историю для любопытствующих попутчиков. Сейчас пришёл черёд Истории N2 — «Злой отчим».

— Я из маленького городка в Вермонте, — начал он. — Из Фендервилля. Два года назад мои мама и папа развелись. Папа хотел отсудить меня, но судья оставил меня с мамой. Большую часть времени они судились.

— Ерундой они занимались, — Смоки не отрывался от столбца цифр, что-то подсчитывая с помощью калькулятора. Губы его беззвучно шевелились. Но Джек был уверен, что Апдайк не пропускает ни слова из сказанного.

— Ну, а потом мой папа переехал в Чикаго, и нанялся там на завод, — продолжал мальчик. — Почти каждую неделю он писал мне, а когда вернулся в прошлом году, то Обри побил его. Обри — это…

— Твой отчим, — закончил за него Апдайк, и у Джека округлились глаза от удивления. Голос Апдайка не выражал ни малейшей симпатии. Наоборот, он звучал насмешливо, как если бы Смоки наперёд знал все, что ещё расскажет Джек.

— Да, — сказал мальчик. — Моя мама вышла за него замуж полтора года назад. Он часто бьёт меня.

Жаль, Джек. Очень жаль. — Глаза Апдайка излучали сарказм и недоверие.

— И теперь ты направляешься в Город-солнце, где намереваешься счастливо зажить со своим отцом.

— Ну, во всяком случае, я надеюсь на это, — на Джека внезапно снизошло вдохновение. — В одном я уверен твёрдо: мой настоящий папа никогда не повесит меня за шею в туалете.

Он расстегнул воротник рубашки, чтобы показать Апдайку шрам. Сейчас шрам побледнел; ещё недавно он был пурпурно-красным. Это был след, оставленный ему веткой, чуть не лишившей его жизни в том, другом мире.

Видя удивление в глазах Смоки Апдайка, он почувствовал глубокое удовлетворение.

— Боже правый, мальчик! Это сделал твой отчим?! — Смоки чуть не подскочил на месте.

— Да. Мне показалось тогда, что голова совсем оторвалась от шеи. После чего я убежал.

— Не собирается ли он объявиться здесь?

Джек отрицательно покачал головой.

Смоки задержал на мальчике взгляд, потом выключил калькулятор.

— Проводи меня в кладовую, парень.

— Зачем?

— Я хочу посмотреть, действительно ли ты сможешь сдвинуть бочку с пивом с места. Если сумеешь это сделать, то получишь у меня работу.

К великой радости Смоки Апдайка, Джек доказал, что способен сдвинуть бочку и выкатить её в зал. Он сделал это даже с некоторой лихостью: катя бочку, он умудрился вдобавок почесать себе нос.

— Неплохо, неплохо, — заявил Апдайк. — Ты не очень подходишь для этой работёнки по возрасту, но это не имеет значения.

Он объяснил мальчику, что работать придётся с полудня до часу ночи («Конечно, если ты не устанешь раньше!»). После закрытия ежедневно с Джеком будет производиться расчёт.

Они вышли в кладовую и встретили Лори. Темно-синие шорты обтягивали её мощные бедра, и голубая блузка едва прикрывала грудь. Длинные белокурые волосы были стянуты в пучок; она курила «ПЭЛ-МЭЛ», фильтр сигареты был вымазан губной помадой. На груди её покоился большой серебряный крест.

— Это Джек, — сказал Смоки. — Ты можешь снять с окна табличку о том, что мы ищем помощника.

— Беги отсюда, мальчик, — обратилась к Джеку Лори. — Спасайся, пока не поздно.

— Закрой пасть!

— Только с твоей помощью.

Смоки влепил ей пощёчину, которая вовсе не напоминала знак проявления любви, и блондинка отлетела к стене. Джек вздрогнул и вспомнил звук хлыста Осмонда.

— Настоящий мужчина, — пробормотала Лори… В глазах её стояли слезы, но в них также читалось удовлетворение: все обстояло так, как и должно было быть.

Беспокойство Джека усиливалось. Оно почти переросло в страх.

— Не переживай, малыш, — Лори отвернулась к окну. — С тобой все будет в порядке.

— Не малыш, а Джек, — поправил её Смоки. Он вернулся на то место, где ещё недавно допрашивал мальчика, и продолжил свои подсчёты. — Малыш — это ублюдок вонючей козы. Тебя что, не учили в школе? Сделай лучше парню пару бутербродов. В четыре он приступит к работе.

Она сняла с окна табличку о найме на работу и спрятала её за шкаф, потом подмигнула Джеку.

Зазвонил телефон.

Все трое разом взглянули на него. Джеку показалось, что время остановилось. Он хорошо успел рассмотреть, что Лори бледна — поэтому следы от пощёчины были особенно заметны. Он видел выражение жестокости на лице Смоки Апдайка; вены на его руках вздулись. Он прочёл табличку возле телефона: ПОЖАЛУЙСТА, ОГРАНИЧЬТЕ ВАШИ РАЗГОВОРЫ ТРЕМЯ МИНУТАМИ!

Телефон все звонил и звонил в тишине.

Внезапно Джек с испугом подумал: «Это ко мне. Большое расстояние… большое. БОЛЬШОЕ расстояние.»

— Ответь же, Лори, — велел Апдайк. — Ты что, окаменела?

Лори подошла к телефону.

— «Оутлийская пробка», — дрожащим голосом произнесла она, потом вслушалась. — Алло? Алло?.. Ой, сорвалось.

Она повесила трубку.

— Ерунда. Это дети. Иногда они так развлекаются. Какие бутерброды ты предпочитаешь, малыш?

— Джек! — рявкнул Апдайк.

— Хорошо, хорошо, Джек. Так какие же бутерброды ты предпочитаешь, Джек?

Джек ответил. Блюдо с бутербродами немедленно появилось перед ним. Мальчик принялся за еду, запивая её стаканом молока. Насторожённость была побеждена чувством голода. «Дети, — сказала она. Дети».

Он ещё долго с удивлением поглядывал на телефон.

В четыре часа дверь заведения распахнулась. Вошло несколько мужчин в рабочей одежде. Лори заняла своё место за стойкой. Кое-кто из вошедших поздоровался со Смоки. Большинство из них хотело выпить пива. Двое или трое заказали коктейль «Русский черт». Один из них — Джек был уверен, что это член «Клуба плохой погоды», — подошёл к музыкальному автомату и стал выбирать пластинку. Смоки велел мальчику включить автомат, потом взять швабру и вымыть пол на танцевальной площадке. Мыть нужно было до блеска.

— Работу можно будет считать сделанной, когда с пола на тебя будет смотреть твоё отражение, — добавил Смоки.

Так началась его служба в «Оутлийской пробке».

«Мы заняты в основном по четыре-пять часов».

Мальчик не мог с уверенностью сказать, обманул ли его Смоки. Когда Джек отодвинул от себя пустую тарелку, в кабачке было пусто. Но к шести часам число посетителей перевалило за пятьдесят, и официантка — её звали Глория — сбивалась с ног, помогая Лори разносить галлоны вина, цистерны пива, чёртову пропасть коктейлей.

Джек подавал ящик за ящиком бутылочное пиво. Руки его тряслись, голова раскалывалась.

Между походами в кладовую и выполнением приказа «выкати бочонок, Джек» (эту фразу он уже мог предугадать заранее) он мыл танцевальную площадку и эстраду, а также выносил пустую тару. Один раз в дюйме от его головы пролетела брошенная кем-то пустая бутылка. Он отпрыгнул, сердце бешено застучало, лицо позеленело от страха. Смоки, подскочив к перебравшему посетителю, вышвырнул того на улицу.

— Иди сюда, Джек, — сказал он. — Иди и убери осколки.

Через четверть часа Смоки послал мальчика убирать туалет. Мужчина средних лет с причёской в стиле Джо Пайна стоял возле одного из писсуаров, держась левой рукой за стену и покачиваясь. Ему под ноги текла обильная струя мочи, образовав лужу.

— Вытри это, парень, — прохрипел мужчина, направляясь нетвёрдой походкой к выходу и хлопая Джека по плечу. — Я старался изо всех сил, верно?

Джек дождался, пока дверь закроется, и его тут же стошнило.

Внезапно перед глазами мальчика возникло лицо матери, более красивое, чем в любом из фильмов, где она играла. Её глаза были большими, тёмными и виноватыми. Джек увидел, что она находится одна в их номере в Альгамбре; в пепельнице дымилась забытая сигарета. Она плакала. Плакала о нем. Сердце Джека учащённо забилось; ему показалось, что он умрёт сейчас от любви и острого желания оказаться рядом с ней — в прошлой жизни, где нет туннелей, нет женщин, которым нравятся пощёчины, нет мужчин, пускающих лужу мочи себе под ноги. Он хотел быть с матерью, и ненавидел Смотрителя Территорий, виновника всех его злоключений.

Сознание Джека было заполнено простым детским желанием:

«Боже, пожалуйста, я хочу к маме, я хочу к своей МАМЕ…»

Джек задрожал; ноги стали ватными. Он подумал: «Каждый способен понять, что ребёнок хочет домой — кроме тебя, Смотритель!» В эту минуту его не беспокоило то, что мать может умереть. Он был сейчас просто мальчиком Джеком, в котором кричал инстинкт самосохранения; как в зайце, белке, олене. Он не думал в эту минуту о том, что она может умереть от рака лёгких; он был готов на все, лишь бы только мама обняла и поцеловала его на ночь, запретив брать «чёртов транзистор» в постель и читать до полуночи при свете фонарика.

Он с усилием выпрямился, стараясь прийти в себя. Он совершил ошибку, большую ошибку, да, но он не собирается отступать. Территории были реальностью, так что, по-видимому, Талисман тоже был реальностью. Он не имеет права ускорять кончину матери собственной нерешительностью.

Джек смочил тряпку в горячей воде и принялся мыть пол в туалете.

Когда он вышел оттуда, была половина одиннадцатого, и зал в «Пробке» начал пустеть: Оутли был рабочим городком, и в будние дни завсегдатаи кабачка отправлялись спать пораньше.

— Ты бледный, как смерть, Джек, — сказала Лори. — С тобой все в порядке?

— Можно мне выпить имбиря? — спросил он.

Она протянула ему стакан и, домывая пол в зале, Джек опустошил его. В четверть двенадцатого Смоки в очередной раз послал мальчика в кладовую «выкатить бочку».

Джек с большим усилием выполнил это распоряжение. В четверть первого Смоки стал торопить засидевшихся посетителей. Лори выключила музыкальный автомат, не обращая внимания на слабые протесты. Официантка Глория вымыла руки, одёрнула свитер, розовый, как жевательная резинка, — и ушла. Смоки принялся гасить свет и выставил последних четырех или пятерых гуляк за дверь.

— Молодец, Джек, — сказал он, когда все разошлись. — Ты хорошо поработал. Кое-что можно было бы делать лучше, но ты ведь новичок… Можешь лечь спать в кладовой.

Вместо просьбы рассчитаться с ним (вид Апдайка не располагал к этому), Джек побрёл в кладовую; его усталая походка напоминала походку пьяных завсегдатаев кабачка.

В кладовой он обнаружил Лори, сидящую в углу на корточках.

Её шорты задрались до места, которое вызвало у Джека сердцебиение. Джек с глупой тревогой подумал: «Что это она делает с моим рюкзаком?» Потом увидел, что Лори раскладывает на полу цветастый матрац и кладёт сверху маленькую сатиновую подушку с надписью «НЬЮ-ЙОРК — СТОЛИЦА МИРА» на одной стороне.

— Думаю, тебе будет здесь удобно, малыш.

— Спасибо, — сказал он. Это был простой жест доброты, но он взволновал Джека до слез. Мальчик попытался улыбнуться. — Огромное спасибо, Лори!

— Нет проблем. Тебе будет хорошо, Джек. Смоки не такой уж плохой. Когда ты узнаешь его получше, то поймёшь, что он вовсе не такой плохой. — В её голосе звучало бессознательное желание, чтобы так оно и оказалось на самом деле.

— Вероятно, нет, — сказал Джек, и тут же импульсивно добавил, — но утром я ухожу. Оутли не для меня, как мне кажется.

— Может быть, ты уйдёшь, Джек… а может быть, решишь задержаться на некоторое время. Почему ты не ложишься?

В её речи сквозило что-то неестественное; это не имело ничего общего со словами: тебе будет здесь удобно, малыш. Джек почувствовал фальшь, но был слишком уставшим, чтобы попытаться понять её причину.

— Посмотрим, — зевнул он.

— Конечно, посмотрим, — согласилась Лори, направляясь к двери. Она послала ему воздушный поцелуй. — Спокойной ночи, Джек.

— Спокойной ночи.

Он попытался снять рубашку… но потом решил, что снимет только носки. В кладовой было холодно и сыро. Джек сел на край матраца и снял один за другим носки. Он уже собирался лечь на подушку, приготовленную Лори, и, наверное, уснул бы, но в баре зазвонил телефон, прорезая тишину, и звонок почему-то заставил его вспомнить об ударах хлыста, о цепляющихся за ноги корнях и ветках, о двухголовых пони…

Дзинь-дзинь-дзинь, в тишине, в мёртвой тишине.

Дзинь-дзинь-дзинь, слишком долго для развлекающихся мальчишек. Дзинь-дзинь-дзинь.

Алло, Джекки, это дядя Морган. Я почуял тебя в моем лесу, глупая маленькая обезьяна. Я ПОЧУЯЛ тебя в моем лесу! Как могла тебе прийти в голову мысль, что в этом мире ты будешь в безопасности? Мой лес и там, и здесь. Последний шанс, Джекки. Иди домой, или мы отошлём туда твой труп; тогда у тебя не будет никакого шанса. Не будет, не будет, не…

Джек вскочил и как был, босой, опрометью бросился из кладовой. Ужасный холод сковал все его тело.

Он со скрипом открыл дверь.

ДЗИНЬ-ДЗИНЬ-ДЗИНЬ-ДЗИНЬ.

Потом, после паузы:

— Алло, «Оутлийская пробка» слушает. Что за дурацкая идея звонить в такое время?

Голос Смоки.

— Алло?

Опять пауза.

— Алло? Сорвалось! — Смоки со стуком положил трубку, и Джек услышал скрип половиц под его ногами. Потом шаги зазвучали на лестнице, ведущей в каморку, которую занимали Апдайк и Лори.

Джек недоверчиво уставился на зелёный клочок бумаги в левой руке и маленькую кучку монет в правой. Это было на следующее утро, в одиннадцать часов.

Наступило утро четверга, и он попросил расплатиться с ним.

— Что это? — спросил он, до сих пор не в силах поверить.

— Ты умеешь читать, — процедил Смоки, — и ты умеешь считать. Ты был недостаточно расторопным, Джек, но сообразительности тебе не занимать.

Мальчик присел, рассматривая счёт в одной руке и деньги в другой. Неудержимая злость постепенно овладевала им. «ГОСТЕВОЙ ЧЕК» — так назывался этот клочок бумаги. Он гласил:

1 бутерброд — 1 дол. 35 центов 1 бутерброд — 1 дол. 35 центов 1 стакан молока — 55 центов 1 стакан имбиря — 55 центов Обслуживание — З0 центов

Внизу стояла цифра 4 доллара 10 центов; она была обведена жирной линией. За вечер Джек заработал девять долларов; Смоки удержал из них почти половину; у мальчика осталось всего четыре доллара и девяносто центов.

Джек с возмущением взглянул на них — на стоявшую с отсутствующим видом Лори, на отвернувшегося Смоки.

— Это грабёж, — выдавил из себя он.

— Джек, ты не прав. Взгляни на ценники в меню…

— Мы так не договаривались, и Вам это отлично известно!

Лори слегка вздрогнула, будто ожидая, что Смоки сейчас ударит его… Но Смоки смотрел на Джека с ужасающим равнодушием.

— Я не внёс в счёт твою постель, не так ли?

— Постель! — Заорал Джек, и горячая волна прихлынула к его щекам. — Постель! Постель! Матрац на цементном полу! Хотел бы я видеть, как вы включите её в счёт, мерзавец!

Лори сдавленно вскрикнула и бросила взгляд на Смоки… но Смоки только сел напротив Джека и выдохнул струю сигаретного дыма в сторону мальчика. На голове его красовалась бумажная шляпа.

— Мы оговаривали с тобой условия, — сказал он. — Ты спросил, нет ли у меня подходящей работы. Я сказал, что есть. О еде не было сказано ни слова. Если бы мы сразу поговорили об этом, то, вероятно, что-нибудь можно было бы изменить. Возможно — да, возможно — нет… заметь, ты ничего не спрашивал на этот счёт, так что теперь ты должен согласиться со мной.

Джек резко сел; слезы ярости стояли в его глазах, Он попытался что-то возразить, но не смог произнести ни звука. Он буквально лишился дара речи.

— Конечно, если ты хочешь обсудить предъявленный тебе счёт…

— Идите к черту! — взорвался Джек. — Приберегите все это для следующего дурачка, который попадёт к вам в лапы! Я ухожу!

Он направился к двери, но даже сквозь слепое бешенство вдруг почувствовал, что не сможет выйти на улицу.

— Джек…

Мальчик уже взялся за дверную ручку и открыл дверь, но звук голоса остановил его. Он опустил ручку, злость куда-то улетучилась. Внезапно он почувствовал себя старым и беспомощным. Лори ушла за стойку бара и принялась протирать и мыть её. Она уже поняла, что Смоки не собирается бить Джека и, значит, все было нормально с её точки зрения.

— Ты хочешь меня бросить накануне выходных?

— Именно это я и собираюсь сделать. Вы ограбили меня.

— Нет, сэр, — сказал Смоки. — Я объяснил тебе. Если кто и виноват, Джекки, то только ты сам. Мы можем обсудить твою еду — я согласен сбросить пятьдесят процентов. Я никогда не делал этого раньше с мальчишками, которых нанимал на работу, но ближайшие выходные должны быть особенно сложными, потому что на сезонных работах по уборке яблок трудится чёртова пропасть народу. А ты мне нравишься, Джек! Вот почему я не проучил тебя, когда ты повысил на меня голос, хотя, поверь, я мог бы… Ты нужен мне на выходные.

Джек почувствовал, что гнев внезапно вернулся… и вновь улетучился.

— А что, если я все же уйду? — спросил он. — У меня есть почти пять долларов, и моё пребывание в этом паршивом городишке слишком затягивается.

Глядя на мальчика и все ещё улыбаясь, Смоки спросил:

— Помнишь мужчину, прошлой ночью напустившего на пол лужу в туалете?

Джек кивнул.

— Ты помнишь, как он выглядел?

— Гадко, омерзительно. А что?

— Это Могильщик Атвелл. На самом деле его зовут Карлтон, но вот уже десять лет он добровольно ухаживает за городским кладбищем, поэтому все зовут его Могильщик. Это было… ммм… двадцать или тридцать лет тому назад. Он пришёл служить в городскую полицию во время президента Никсона. Сейчас он шеф здешней полиции.

Смоки отхлебнул немного пива из бутылки и посмотрел на Джека.

— Могильщик скоро вернётся в бар. И если ты сейчас уйдёшь отсюда, Джек, то я не смогу гарантировать, что у тебя с ним не возникнет проблем. Возможно, это окончится отправкой домой. Возможно, сбором яблок на муниципальных землях… думаю, там не менее сорока акров, засаженных деревьями. Возможно, побоями. Или… Я как-то слышал, что наш друг Могильщик очень любит детей на дорогах. Особенно мальчиков.

Джек вспомнил расстёгнутые брюки и свисающий из них чудовищный агрегат. Ему стало плохо, ноги и руки похолодели.

— Здесь ты находишься под моим крылышком, — продолжал Смоки. — Никто не знает, когда ты выйдешь на улицу. Не знает этого и Могильщик. Конечно, ты можешь без страха ходить по городу. Попытайся, Джекки… Но где гарантия, что он вдруг не перегородит тебе дорогу своим большим «плимутом»? Он не слишком умен, но иногда у него прорезывается поразительный нюх… Или… кто-нибудь может позвонить ему.

За стойкой Лори вымыла посуду и вытерла руки; потом включила радио и начала подпевать в такт звучащей песенке.

— Вот что я скажу тебе, — подытожил Смоки. — Задержись у меня, Джекки. Отработай выходные. Потом я посажу тебя в машину и сам вывезу из города. Ты уедешь отсюда в воскресенье с тридцатью баксами в кармане и больше никогда не вернёшься. Ты уедешь, думая, что Оутли — не самое худшее в мире место. Что ты на это ответишь?

Джек посмотрел в его карие глаза и увидел в них жёлтые и красные огоньки; он видел, что Смоки обнажил в улыбке вставные зубы; он даже заметил с непередаваемым ощущением «дежа вю», что по бумажному колпаку ползёт жирная муха.

Смоки знал, что Джек не верит ни одному его слову. После отработанной субботы он проснётся в воскресенье не раньше обеда, а Смоки к этому времени будет слишком занят, чтобы отвезти его. Джек не боялся уйти; он боялся, что Смоки позвонит своему дружку Могильщику и скажет:

— Он идёт сейчас по Мельничной дороге, старина, так почему бы тебе не поймать его? Забегай потом ко мне! Сколько угодно дармового пива, но не смей входить в мой клозет, пока я не получу мальчишку обратно.

Это был один сценарий. Возможно, есть и другие, но суть оставалась неизменной.

Смоки улыбнулся ещё шире.

10. ЭЛРОЙ

«Когда мне было шесть лет…»

«Пробка» гудела подобно гигантскому улью. Джек увидел, что два стола исчезли. На освободившемся месте танцевали парочки.

— Нечего прохлаждаться, — сказал Смоки, когда Джек на секунду прислонился к стойке бара, чтобы перевести дыхание. — Убери здесь и проваливай за следующей бочкой.

— Лори не говорила…

Боль пронзила ногу: Смоки тяжёлым башмаком наступил на неё. Слезы брызнули из глаз мальчика.

— Заткнись, — прорычал Смоки. — Лори глупа, как пробка, да и ты не умнее. Живо тащи сюда бочку!

Мальчик вернулся в кладовую, прихрамывая на отдавленную ногу и удивляясь, что пальцы на ней не сломаны. Это вполне могло произойти. Голова гудела от дыма и шума. Он не мог больше терпеть все это. Если Оутли — его тюрьма, а «Оутлийская пробка» — его камера, то Смоки Апдайк — его тюремщик.

Он думал о Территориях — каковы они в этом месте — и напиток Смотрителя казался единственной возможностью спастись.

Отпить немного и…

А если он сумеет пройти на запад одну-две мили, то сможет отхлебнуть ещё чуть-чуть и приземлиться в США за пределами этого ужасного городка — где-нибудь в Бушвилле или Пемброке.

«Когда мне было шесть лет, когда Джеку было шесть лет, когда…»

Он вкатил новую бочку с пивом… Перед ним стоял высокий ковбой с большими руками, похожий на Рэндольфа Скотта, и смотрел на него.

— Привет, Джек, — сказал ковбой, и Джек с ужасом увидел, что глаза мужчины жёлтые, как цыплячий пух. — Разве тебе не говорили, чтобы ты ушёл? Ты плохо слушаешь, а?

Джек оцепенело смотрел в эти жёлтые глаза, и внезапно в голову ему пришла безумная мысль: это и был тот, кто затаился в туннеле — человек-вещь с мёртвыми жёлтыми глазами.

— Оставь меня в покое, — тихо прошептал мальчик.

Незнакомец усмехнулся:

— Ты собирался уходить!

Джек хотел вернуться… но сзади была стена. А впереди стоял ковбой, похожий на Рэндольфа Скотта, и дыхание его источало запах мертвечины.

Время остановилось, а потом медленно пошло назад.

…Между полуднем четверга — временем, когда Джек приступил к работе, и четырьмя часами, когда в кабачок после работы стали заходить посетители, телефон с табличкой «ПРОСЬБА СОКРАТИТЬ ВАШИ ТЕЛЕФОННЫЕ ЗВОНКИ ДО ТРЕХ МИНУТ» звонил дважды.

Когда он позвонил в первый раз, Джек совсем не испугался.

Двумя часами позже, когда мальчик выносил последние пустые бутылки, телефон зазвонил снова.

На этот раз Джек почувствовал себя, как животное, оказавшееся в сухом лесу во время пожара… хотя он ощущал не жар, а холод. Телефон был всего в четырех футах от мальчика. Он подумал, что сейчас увидит, как лёд выплёскивается из трубки, покрывая все кругом.

Но это был всего лишь телефон, а мороз был внутри Джека.

Он замер в оцепенении.

— Джек, — крикнул Смоки. — Сними эту чёртову трубку! За что я тебе, спрашивается, плачу?

Джек взглянул на Смоки безнадёжно, как загнанный в угол зверь, но на лице у Апдайка расплылась удовлетворённая улыбка, которая обычно появлялась после пощёчины, отвешенной Лори.

Мальчик стоял у телефона, все глубже погружаясь в холод; на руках выступила гусиная кожа, на кончике носа зависла капелька.

Он взял трубку — руки сразу оледенели. Поднёс трубку к уху. Ухо мгновенно замёрзло.

— «Оутлийская пробка», — бросил он в мёртвую пустоту, и рот его также заледенел.

Голос из трубки был скрипучим, безликим, неживым.

— Джек! — окрикнул его голос, и мальчик застыл, как после укола новокаина. — Джек, осел, убирайся домой!

Издалека он услышал себя:

— «Оутлийская пробка» слушает. Есть здесь кто-нибудь? Алло?.. Алло?..

Холодно, Господи, как холодно!..

Горло онемело. Лёгкие, казалось были отморожены. Сердце замерло; мальчик был почти мёртв.

Безжизненный голос продолжал:

«С одинокими мальчиками по дороге могут случиться большие неприятности. Спроси любого».

Он быстрым, резким движением повесил трубку, отдёрнул руку и долго стоял, глядя на телефон.

— Кто это был, Джек? — спросила Лори, и её голос звучал как бы издалека… но все же ближе, чем его собственный несколько секунд назад. Все становилось на свои места. На телефонной трубке Джек заметил отпечаток своей руки, который постепенно бледнел и исчезал с чёрной пластмассы.

В четверг вечером Джек впервые увидел человека, похожего на Рэндольфа Скотта. Толпа в кабачке в этот день была несколько меньше, чем накануне, но за столиками и стойками сидело ещё много посетителей.

Это были жители города, чьи плуги давно ржавели в пыльных сараях; люди, которые и хотели бы быть фермерами, да забыли, что для этого нужно делать. По мнению Джека, лишь немногих из них можно было представить себе за штурвалом трактора. Это были люди в темно-серых, коричневых или темно-зелёных куртках. На ремнях у них висели ключи. Лица избороздили морщины, но это были морщины угрюмости. Все они носили ковбойские шляпы, многие напоминали Чарли Дэниэлса с этикетки жевательного табака. Но Оутлийцы не жевали табак; они курили сигареты.

Джек как раз убирал в зале, когда вошёл Могильщик Атвелл. Янки насторожились; мужчины за стойкой пристально смотрели на него. Накануне Атвелл заглядывал сюда в местном варианте спортивной одежды (рубашка цвета хаки с большими накладными карманами, джинсы и ботинки с металлической пластинкой впереди). Сегодня на Могильщике была голубая полицейская форма. За плечом висело большое ружьё с деревянным прикладом. Он бегло взглянул на Джека, который тут же вспомнил слова Смоки: «Я слыхал, что старина Могильщик любит детей ни дорогах. В особенности мальчиков», и испуганно отпрянул. Атвелл широко улыбнулся.

— Решил задержаться у нас, паренёк?

— Да, сэр, — выдавил из себя Джек, и яростно принялся тереть тряпкой половицу, хотя она и так давно уже сверкала. Он ждал, когда Атвелл уйдёт. Ждать пришлось недолго. Джек увидел, что полицейский направился к стойке… и тогда мужчина, стоящий слева, обернулся и посмотрел на него.

«Рэндольф Скотт», — внезапно подумал Джек, — «вот на кого он похож».

Но если настоящий Рэндольф Скотт был героем с улыбкой человека, совершающего добрые дела, то этот выглядел скучным и не совсем нормальным.

С испугом Джек понял, что мужчина смотрит именно на него, Джека. Не на всех, кто вообще присутствует в баре, не на кого-то другого, а именно на Джека. Джек знал, что это так.

Телефон. Звонящий телефон.

Поддавшись внезапному порыву, Джек отшвырнул швабру. Он заглянул в висевшее рядом зеркало и увидел собственное перепуганное лицо.

На стене надрывался телефон.

Мужчина, стоящий слева, покосился на аппарат… и вновь перевёл глаза на Джека, замершего с тряпкой в руке. Тело мальчика покрылось «гусиной кожей», волосы на голове зашевелились.

— Если это опять какой-нибудь псих, я разобью телефон. Мне осточертели эти звонки, Смоки, — бросила Лори, подходя к аппарату. — Видит Бог, я это сделаю.

Она могла бы играть на сцене и зарабатывать, как и остальные звезды; тридцать пять долларов в день.

Джеку показалось, что все исчезли, а на земле остались только двое: он сам и этот ковбой, с большими руками и глазами, которые Джек не мог… больше… видеть.

Внезапно ковбой выговорил три слова: «Убирайся, домой, осел!»

И умолк.

Как только Лори протянула руку к трубке, телефон тоже замолчал.

Рэндольф Скотт отвернулся, допил свой коктейль и попросил:

— Налей мне ещё один, хорошо?

— Я сойду с ума, — возмущённо проговорила Лори. — Этот телефон сведёт меня с ума.

Позже, в кладовой, Джек спросил у Лори: кто был тот парень, похожий на Рэндольфа Скотта.

— Похожий на кого? — переспросила она.

— На старого актёра, играющего ковбоев. Он сидел слева у стойки.

Она вздохнула.

— Они мне все на одно лицо, Джек…

— После первого коктейля он сразу же попросил второй.

Её глаза сверкнули.

— Ах, да! Он… Он выглядел скупердяем. — Она сказала это обычным голосом… как если бы обсуждала форму его носа или выражение лица.

— Кто он?

— Я не знаю, как его зовут, малыш. Он здесь всего неделю или две. Я думаю, что он работает на мельнице. Это…

«Черт побери, Джек, я просил тебя выкатить бочонок!»

Джек как раз выкатывал его. Вес мальчика и вес бочонка были примерно равны, и поэтому периодически бочонок перевешивал. Когда Смоки из-за двери стал ругать его, Лори вскрикнула, и Джек подпрыгнул. Он потерял контроль над бочонком, пробка вылетела и пиво начало растекаться по полу. Смоки все ещё кричал; Джек, стоящий в луже пива, застыл, ожидая неминуемой расплаты.

Когда через двадцать минут он вернулся в зал, с опаской дотрагиваясь до разбитого носа, Рэндольф Скотт уже ушёл.

«…Мне шесть.

Джеку Бенджамину Сойеру шесть».

Шесть… и время снова идёт своим чередом. Мне шесть…

…Джек встряхнул головой, пытаясь отогнать эту навязчивую мысль, а мускулистый работяга, который на самом деле был вовсе не работягой, подходил все ближе и ближе. Его глаза… жёлтые и обжигающие. Он — оно? — моргнул, и Джек понял, что вместо век у него чешуйчатые мембраны.

— Ты ведь собирался уходить, — повторило оно, и протянуло к Джеку руки, которые стали деформироваться, сплющиваться, тяжелеть…

Дверь распахнулась, тишину взорвал истошный выкрик солиста группы.

— Джек, если ты не станешь порасторопнее, я буду вынужден наказать тебя, — раздался из-за спины Рэндольфа Скотта голос Смоки. Скотт отступил. Теперь его руки опять стали просто руками — сильными и уверенными; на тыльной стороне ладони вздулись синие вены. Глаза уже не были жёлтыми; обычные блекло-голубые глаза… Он последний раз посмотрел на Джека и скрылся в туалете.

Смоки приблизился к мальчику; он склонил голову на бок, отчего колпак сполз на самое ухо; губы приоткрылись и обнажили крокодильи зубы.

— Не заставляй меня больше повторять дважды, — сказал Смоки. — Это последнее предупреждение, и не думай, что я шучу.

Как и по отношению к Осмонду, в Джеке внезапно вспыхнула ярость — тот её вид, который тесно связан с инстинктом самосохранения.

Момент был подходящим.

— Я не ваша собака, и не смейте так обращаться со мной! — Джек сделал шаг по направлению к Смоки Апдайку, хотя ноги его до сих пор были ватными от страха.

Удивлённый — и даже слегка обескураженный — этим взрывом злости, Смоки отступил назад.

— Джек, предупреждаю тебя…

— Нет, приятель. Это я предупреждаю тебя, — услышал Джек собственные слова. — Я не Лори. Я не люблю, когда меня бьют. И если ты ударишь меня, я дам сдачи.

Смоки Апдайк растерялся лишь на мгновение. Он был слишком уверен в себе и — как сам считал — повидал слишком много, чтобы спустить мальчишке подобный тон.

Он сгрёб Джека за воротник.

— Не хами мне, Джек, — процедил Смоки, подтаскивая Джека ближе к себе. — Пока ты находишься в Оутли, ты — моя собачонка. Захочу — приголублю, захочу — прибью.

Он резко встряхнул мальчика. Джек больно, прикусил язык и вскрикнул. На щеках Смоки заиграли краски гнева.

— Тебе это может не нравиться, но это так, Джек. Помни, щенок — ты находишься в Оутли, и ты будешь находиться в Оутли, пока я не решу отпустить тебя. И сейчас я вобью это в твою глупую голову.

Он замахнулся и ударил Джека кулаком в лицо, отбросив мальчика к стене.

Джек почувствовал во рту привкус крови.

Смоки сосредоточенно, будто обдумывая серьёзную покупку, взглянул на него, и замахнулся вторично.

В этот момент из кабачка раздался истерический женский визг:

— Нет, Глен!Нет!

Затем послышались мужские голоса, чем-то встревоженные. Вновь закричала женщина — на высокой режущей ноте. Потом прозвучал выстрел.

— Это что ещё за шутки?! — вскричал Смоки, тщательно выделяя каждое слово, как актёр на бродвейской сцене. Он отшвырнул Джека и влетел в кабачок. Раздался ещё один выстрел, и кто-то вскрикнул от боли.

Джек был уверен в одном — пришло время удирать. Не через час, не завтра, не в воскресенье, а прямо сейчас.

Шум, похоже, стихал. Выстрелов больше не было слышно… но Джек помнил, что работяга, похожий на Рэндольфа Скотта, был ещё в туалете.

Джек быстро вошёл в кладовую, пошарил рукой за бочками и стал на ощупь искать рюкзак. Пальцы не нащупывали ничего, кроме грязного пола и воздуха; наверное кто-то из них — Смоки или Лори — заметили рюкзак и забрали его. И все это, конечно, чтобы задержать его в Оутли! Потом пальцы коснулись нейлона, и Джек не поверил своему счастью.

Он схватил рюкзак и осторожно выглянул из дверного проёма кладовой. Нужно было решить, каким путём лучше скрыться, чтобы никто ничего не заметил.

Итак…

Он вышел в коридор. В конце его была дверь. Она легко открылась, и мальчик увидел, что коридор пуст. Наверное Рэндольф Скотт давно уже поднялся в зал, пока Джек искал рюкзак. Прекрасно.

«А может он все ещё здесь? Ты хочешь с ним встретиться, Джекки? Хочешь опять увидеть, как глаза его желтеют и сужаются? Не торопись, убедись сперва, что его нет».

Но Джек не имел на это времени. Смоки мог заметить, что мальчик не помогает Лори и Глории убирать со столов и не моет пол в туалете. Смоки мог решить вернуться и получше «объяснить» Джеку реальное положение вещей. Так что…

«Так что? Иди же!

Может, он где-то подстерегает тебя, Джекки… может, он собирается выскочить, как большой Чёртик-из-Табакерки…»

Женщина или тигр? Смоки или этот работяга? Джек ещё секунду постоял в нерешительности. Возможно, человек с жёлтыми глазами все ещё в туалете; возможно, сейчас вернётся Смоки.

Джек открыл и ступил на порог тёмного холла. Рюкзак, казалось, резко прибавил в весе. Стараясь ступать бесшумно, мальчик двинулся к двери; в груди отчаянно колотилось сердце.

«Мне было шесть. Джеку было шесть».

Возвращаться никак нельзя.

«Шесть».

Коридор словно удлинился и теперь напоминал туннель. Задняя дверь в конце коридора казалась плотно прикрытой. Справа тоже находилась дверь; на ней была изображена собака. Под изображением — надпись: «ПОЙНТЕРЫ». Дверь в конце коридора была покрашена красной краской. На ней висела табличка: «ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ТОЛЬКО В КРАЙНЕМ СЛУЧАЕ! СИГНАЛ ТРЕВОГИ!» На самом же деле сигнализация бычка отключена ещё два года назад. Об этом ему рассказала Лори, когда мальчик поинтересовался назначением двери.

Почти на месте. Напротив таблички «ПОЙНТЕРЫ».

«Он здесь, я знаю… если он выскочит, я закричу… я… я…»

Дрожащей рукой Джек коснулся ручки двери аварийного выхода. Она была прохладной. На секунду мальчику почудилось, что сейчас он возьмёт и вылетит в ночь… на свободу.

Внезапно распахнулась дверь позади него — дверь с надписью «ПОЙНТЕРЫ» — и чья-то рука схватила его за лямку рюкзака. Джек сделал рывок к аварийному выходу, не думая при этом про рюкзак и волшебный напиток в нем. Если лямки оборвутся, он сумеет выскочить во двор… он думал только об этом.

Но нейлоновые лямки не хотели рваться. Дверь слегка приоткрылась и вновь захлопнулась. Джека втащило в женскую уборную, развернуло вокруг и отбросило назад. От такого удара бутылка с волшебным напитком могла разлететься на мелкие кусочки, залив при этом одежду и старый атлас дорог. Поэтому он постарался не коснуться стены спиной. Ужасная боль пронзила его.

К нему медленно подходил работяга. Руки его уже начинали деформироваться и сплющиваться.

— Ты собрался уходить, парень? — голос работяги все больше напоминал рычание зверя.

Джек попятился влево, не отрываясь от лица мужчины. Глаза того светились; они были уже не жёлтые, а просто горели огнём; это были глаза оборотня…

— Но ты можешь рассчитывать на старого Элроя, — оборотень оскалился, обнажив чёрный провал пасти и неровные зубы. — О, ты можешь вполне рассчитывать на Элроя, — слова его были подобны собачьему лаю. — Он не причинит тебе слишком большой вред.

Джек вскрикнул.

— С тобой все будет в порядке, — рычал оборотень, придвигаясь поближе к Джеку, — да-да, с тобой все будет в полном порядке…

Он продолжал говорить, но Джек не смог бы повторить сказанное. Теперь это было одно сплошное рычание.

Ногой Джек нащупал большой мусорный бак у двери. Когда оборотень почти вцепился в него когтями, мальчик схватил бак и запустил в Элроя. Бак отскочил от косматой груди, но Джек успел выскочить из уборной и стремглав помчался влево, к аварийному выходу. Он понимал, что Элрой будет преследовать его.

Джек нырнул в темноту позади «Оутлийской пробки».

Там, справа от двери, выстроились в ряд переполненные мусорные баки. Джек на бегу перевернул три из них. Позади раздался дикий грохот — бегущий за ним Элрой врезался в импровизированную баррикаду.

Джек обернулся на своего преследователя. Боже, хвост, у него есть хвост! Сейчас существо больше всего напоминало животное. Из глаз летели искры и, подобно огонькам, освещали землю.

Удирая, Джек пытался сбросить рюкзак со спины; пальцы его одеревенели, в голове стучало:

— Джекки было шесть… Боже, помоги мне! Смотритель! Джекки было ШЕСТЬ! Боже, пожалуйста…

Оборотень перескакивал через баки. Джек видел, как одна лапа-рука поднялась и вновь опустилась, зацепившись за металл, и страшный скрежет заполнил весь двор. Существо споткнулось, чуть не упало, и вновь бросилось вдогонку Джеку. Оно злобно рычало, и мальчику с трудом удалось разобрать:

— Сейчас я не просто поймаю тебя, мой цыплёночек… Сейчас я убью тебя!

Слышали ли это его уши? Или голос звучал в его голове?

Неважно. Расстояние между тем и этим миром сокращалось.

Элрой сопел сзади Джека; одежда зверя была разорвана; изо рта свисал розовый и влажный язык.

Последним в ряду был пустой мусорный бак; за ним стоял старенький «форд» выпуска 1957 года… Выглянувшая луна осветила все вокруг; глаза Элроя засверкали, как осколки стекла…

Это ведь началось не в Нью-Хэмпшире? Нет. Это началось не тогда, когда заболела его мать, и не могла, когда появился Смотритель Лестер. Это началось, когда…

«Джеку было шесть. Когда все мы жили в Калифорнии и никто ещё не был никем другим, и Джеку было…»

Он вцепился в лямки рюкзака.

Оборотень опять догонял его. Он почти танцевал, напоминая в свете луны животных из диснеевских мультфильмов. Глупо, но Джек расхохотался. Существо зарычало и прыгнуло на него. Когти были всего в нескольких дюймах от мальчика, но внезапно Элрой зацепился за ржавое железо и взревел от ярости.

Джек искал в рюкзаке бутылку. Он копался в носках; старые джинсы мешали ему. Нащупав горлышко бутылки, мальчик выдернул её из рюкзака.

Элрой огласил воздух очередным воплем и освободился от смятого колёса.

Джек быстро откупоривал бутылку, стараясь при этом не выпустить рюкзак из рук. Задача не из лёгких!

«Может ли ОНО последовать за мной?» — промелькнуло в его голове, когда он поднёс горлышко бутылки к губам. — «Сможет ли ОНО последовать за мной и прикончить меня там, на другой стороне?»

Рот Джека свело судорогой от вкуса гнилого винограда, в горле перехватило дыхание. Он слышал рычание Элроя, но звук стремительно удалялся, словно застряв на одной стороне Оутлийского туннеля, в то время как Джек быстро нёсся на другую его сторону. Мальчик почувствовал, что падает, и подумал: «О, Боже, что если я приземлюсь где-нибудь у подножья утёса или горы?!»

Он вцепился в рюкзак и бутылку, глаза его непроизвольно закрылись в ожидании того, что может случиться: будет Элрой или нет; окажется он в Территориях — или нет. Да или нет, но одежда на его теле изменялась…

«Шесть. О да, когда нам всем было шесть, и никто ещё не был никем другим, и все происходило в Калифорнии, и ты, папа, с дядей Морганом уходил куда-то, и иногда дядя Морган смотрел на тебя, как… как… как будто хотел испепелить тебя глазами; и ты все-таки умер, папочка!»

Падая, переворачиваясь, купаясь в запахах; Джек Сойер, Джек Бенджамин Сойер, Джекки, Джекки…

«…было шесть, когда это начало происходить, и кто же взорвал мою жизнь, когда мне было шесть, когда Джеку было шесть, когда Джеку…»

11. СМЕРТЬ ДЖЕРРИ БЛЭДСО

«...было шесть… когда это действительно начиналось, папа, когда проснулись те силы, которые в конце концов отправили меня в Оутли…»

Громко звучал саксофон. «Шесть. Джекки было шесть». Сперва его внимание было поглощено игрушкой, подаренной отцом, маленькой моделью лондонского такси — машинка была тяжёлой, как кирпич, и производила ужасный шум, когда катилась по деревянным половицам в новом офисе. Август, послеобеденная пора, новая заводная машинка, которая, подобно танку, громыхает по полу… работы нет, как нет и неотложных телефонных звонков. Под звуки саксофона Джек играет с машинкой… Чёрный автомобиль наехал на ножку кушетки, развернулся и остановился. Джек во весь рост растянулся на кушетке. Его отец, сидя в кресле, положил ноги на стол. Дядя Морган пристроился на стуле с другое стороны кушетки. У обоих в руках было по коктейлю; потом они поставили стаканы, выключили проигрыватель и кондиционер, и спустились к своим автомобилям.

«Когда нам всем было шесть, и никто не был никем другим, и было это в Калифорнии».

— Кто это играет на саксофоне? — услышал Джек вопрос дяди Моргана, и в хорошо знакомом голосе неожиданно промелькнули новые нотки; что-то резануло слух мальчика. Он коснулся рукой крыши игрушечной машинки, и пальцы его были холодны, как лёд.

— Это Декстер Гордон, — ответил отец. Голос его, как всегда, был ленивым и дружелюбным; Джек рукой обхватил тяжёлое такси.

— Хорошая пластинка.

— «Папа играет на трубе». Старый добрый джаз, верно?

— Постараюсь найти её для себя…

И вдруг Джек понял, почему голос дяди Моргана показался ему странным: на самом деле дядя Морган не любил джаз; он только притворялся перед отцом Джека. С раннего детства Джеку был известен этот факт, и он подумал: глупо, что отец этого не замечает. Дядя Морган никогда не станет искать для себя пластинку под названием «Папа играет на трубе», дядя Морган обманывает Фила Сойера — и, наверное, Фил Сойер не видит этого лишь потому, что никогда не уделял достаточно внимания Моргану Слоуту. Дядя Морган, самолюбивый и обидчивый («самолюбивый как людоед, подобострастный, как куртуазный адвокат» — говорила Лили), добрый старый дядя Морган вообще не заслуживал внимания — взгляд прежде всего останавливался на его лысине.

«Когда дядя был ребёнком, — думал Джек, — учителям было трудно запомнить его имя».

— Представь, как этот парень сыграет там, — голос дяди Моргана вдруг снова заставил Джека вздрогнуть. В нем все ещё звучала фальшь, но главное было в другом — слово «там» пронзило мозг мальчика и зазвенело, как колокол. Потому что там — это была страна Видений Джека. Он это точно знал. Его отец и дядя Морган забыли, что он может услышать, и собрались говорить о Видениях.

Его отец знал о стране Видений. Джек никогда не говорил об этом ни с ним, ни с мамой. Но отец знал, потому что должен был знать. Следующей ступенью, чувствовал Джек, было то, что папа поможет попасть туда самому Джеку.

Но мальчик не мог до конца осознать и выразить свои эмоции по поводу связи Моргана Слоута и страны Видений.

— Эй! — заявил дядя Морган. — А хорошо бы, чтобы парень побывал там! Они, наверное, сделали бы его Герцогом Саксофонных Земель или кем-нибудь в этом роде.

— Вряд ли, — отозвался Фил Сойер. — Вряд ли он понравился бы им так же, как и нам.

«Папа, но ведь музыкант не нравится дяде Моргану», — подумал Джек, внезапно поняв, как это важно. — «Он совсем ему не нравится. Дядя считает, что он играет слишком громко…»

— Ну, ты, конечно, знаешь об этом больше, чем я, — расслабленным тоном сказал дядя Морган.

— Просто я бывал там чаще. Но ты быстро навёрстываешь упущенное! — В голосе отца Джек почувствовал улыбку.

— О, я кое-что понял, Фил. И никогда не перестану благодарить тебя за то, что ты посвятил меня во все это! — речь Слоута прервалась, он затянулся сигаретой и поставил стакан на стол.

Слушать этот разговор было для Джека наслаждением. При нем говорили о Видениях! Происходило самое чудесное из всего возможного. Конкретного смысла слов мальчик не понимал; их язык был слишком взрослым, но шестилетний Джек чувствовал радость и восторг от Видений, и он уже был достаточно большим, чтобы в общих чертах понять их беседу. Видения были реальностью, и Джек хотел разделить эту реальность с отцом. Вот почему он так радовался.

— Только позволь мне кое-что исправить, — сказал дядя Морган, и Джеку это слово — исправить — показалось похожим на двух змей, обвившихся вокруг его ног. — Они пользуются магией подобно тому, как мы — физикой, верно? Мы говорим об аграрной монархии, где магию используют вместо науки.

— Верно, — ответил Фил.

— Они живут столетиями. Их образ жизни никогда кардинально не меняется. Так?

— Почти так, если не брать в расчёт политические течения.

Голос дяди Моргана стал жёстче.

— Ну, хорошо, забудем о политической борьбе. Подумаем о нас. Ты скажешь, — и я соглашусь с тобой, Фил, — что мы уже достаточно сделали для Территорий, и что теперь мы должны хорошо подумать, как осуществить там некоторые реформы. Я совершенно с этим согласен, и намерен руководствоваться самыми благими принципами.

Джек физически почувствовал молчание отца.

— Хорошо, — продолжал Слоут. — Пойдём дальше. Мы с тобой способны оказать помощь любому, кто на нашей стороне, и нам приятно это делать. Мы в долгу у этих людей, Фил. Посмотри, что они в свою очередь сделали для нас. Полагаю, мы вскоре окажемся в очень любопытной ситуации. Наша энергия подпитывается их энергией и возвращается, усиленная настолько, что это даже сложно представить, Фил. Мы выглядим великодушными, но так может продолжаться лишь до поры до времени, — он нервно хрустнул пальцами. — Конечно, я не знаю, как эта ситуация разрешится, но мы должны смотреть правде в глаза. Ты можешь представить, Фил, что будет, если мы дадим им электричество? Если дадим отличным парням оттуда современное оружие?! Подумай об этом. Мне кажется, это было бы замечательно. Замечательно! — Он негромко хлопнул в ладоши. — Я не хочу торопить тебя, но, мне кажется, пора подумать об усилении своего влияния на Территории. Такова, по-моему, наша задача. Я мог бы поставить тебя перед фактом, Фил, но не хочу. Ты должен хорошенько все взвесить, прежде чем мы начнём действовать. Мы можем всего достичь сами, и, вероятно, достигнем, но мне не хотелось бы быть обязанным всяким оборванцам или какому-нибудь Малютке Тимми Типтоу.

— Остановись, — сказал отец Джека.

— Самолёты, — пропел дядя Морган, — подумай о самолётах.

— Остановись, Морган! У меня есть много иных, не известных тебе планов.

— Я всегда рад услышать что-то новое, — голос Моргана стал скучающим.

— Хорошо. Я согласен с тобой в одном, партнёр, — мы должны много думать о том, что делаем там. Мне кажется, что нечто непредвиденное обязательно появится и собьёт нам наши самолёты. Все имеет свои последствия, и последствия могут оказаться чертовски неприятными.

— Например? — спросил дядя Морган.

— Например, война.

— Ерунда, Фил. Ничего подобного не будет… или ты имеешь в виду Блэдсо?

— Да, я имею в виду Блэдсо. Ты согласен, что это серьёзно?

Блэдсо? Джек удивился. Он уже слышал это имя, но не помнил — где.

— Ну, до войны ещё далеко… и, вообще, я не вижу связи…

— Ладно. Ты помнишь слухи о том, как Чужак убил Старого Короля — это было много лет назад? Слышал об этом?

— Кажется, да, — Джек вновь почувствовал в ответе Моргана Слоута фальшь.

Скрипнул стул, на котором сидел отец — Фил снял ноги со стола и вытянул их вперёд.

— Убийство привело к большим неприятностям. Сторонники Старого Короля подняли мятеж. Они победили своих врагов, захватили их земли и собственность, и таким образом разбогатели.

— Я в курсе, — холодно проронил Морган. — Они также намеревались внедрить жёсткую политическую систему.

— Нам незачем вмешиваться в их политику. Эта война длилась не более трех недель. Ну, убили сотню человек, или даже меньше! Чепуха? Чепуха… Но, Морган, кто-нибудь говорил тебе, когда эта война началась?! В каком году?! В какой день недели?!

— Нет, — прошептал Морган.

— Это было первого сентября 1939 года. Именно в этот день здесь Германия напала на Польшу. — Отец замолчал, и Джек напряжённо вслушивался в тишину, сжав в руке игрушечную машинку.

— Невероятно, — наконец выдавил из себя дядя Морган. — Из-за их войны началась наша? Ты на самом деле веришь в эту чушь?

— Я верю в это, — ответил отец Джека. — Я верю, что трехнедельная заваруха там вызвала чудовищную войну здесь, продолжавшуюся шесть лет и забравшую миллионы жизней. Вот так-то.

— Ну… — Джеку почудилось, что дядя Морган зевнул.

— Это не все. Я говорил со многими людьми там, и у меня сложилось впечатление, что чужак, убивший Короля, был действительно Чужаком — если ты в состоянии понять, о чем я говорю. Видевшие убийцу считают, что его одежда явно не соответствовала тому наряду, который носят в Территориях. Его действия выдавали полное незнание тамошних обычаев — он не понимал отсутствия денег, и не разбирался в их эквиваленте…

— Ой-ой-ой! Тоже мне…

— Погоди. Можно быть уверенным, что он был…

— Как мы.

— Как мы, верно. Гость. Морган, я считаю, что тема закрыта. Мы не знаем, что может произойти в результате вмешательства. По правде говоря, мне кажется, что мы имеем право быть только наблюдателями. Вдобавок я скажу тебе совершенно ненормальную вещь.

— Валяй, — ответил Слоут.

— Тот мир не единственный. Как и наш.

— Ты сумасшедший! — сказал Слоут.

— Я чувствовал несколько раз, когда был там, что рядом есть что-то ещё — Территории Территорий.

«Да», подумал Джек, «верно. Должны быть Видения Видений, ещё более прекрасные, а с противоположной стороны существуют Видения Видений Видений, и этот другой мир ещё лучше… Он понял, что засыпает. Видения Видений…»

Он заснул почти мгновенно, все ещё сжимая в руке крошечное такси и прижимаясь щекой к прохладной половице.

Мужчины продолжали разговаривать. Джек, очевидно, многое пропустил. Но он слышал начало и конец разговора, который вспомнит шесть лет спустя, находясь между Оутли, штат Нью-Йорк и безымянной деревней в Территориях. Сделав над собой усилие, Морган Слоут поблагодарил отца за преподанный ему урок. Первое, что услышал тогда Джек, проснувшись, — это голос отца:

— Куда это Джек запропастился?

И фразу дяди Моргана:

— Думаю, ты прав, Фил. Ты смотришь в самую суть явлений, и это замечательно.

— Где же, черт возьми, Джек? — опять воскликнул отец, и Джек приподнял голову. Чёрное такси выпало из рук и покатилось по полу.

— Ага, — сказал дядя Морган, — где тут зайка-длинные-ушки?

— Ты здесь, малыш? — спросил отец.

Скрип отодвигаемого стула, звук шагов вставшего мужчины.

Джек зевнул и медленно подтянул к себе машинку. Ноги затекли, и он не мог встать.

Шаги приблизились к мальчику. Над столом показалось красное, одутловатое лицо Моргана Слоута. Позади возникло лицо отца; тот улыбался. На мгновение мальчику почудилось, что оба мужчины парят в воздухе над столом.

— Поехали домой, соня, — сказал отец. Когда мальчик взглянул на дядю Моргана, он увидел обычное выражение лица отца Ричарда Слоута; доброго старого дядю Моргана, который всегда дарит замечательные подарки к Рождеству и дню рождения, щедрого старого дядю Моргана, такого незаметного… а перед этим? Как он выглядел перед этим?! «Как стихийное бедствие, как экспериментатор, ожидающий результата эксперимента…»

— Как насчёт мороженого по пути домой, Джек? — поинтересовался дядя Морган. — Это достаточно привлекательно звучит?

— Угу, — кивнул Джек.

— Ну, мы закончили этот разговор, — сказал его отец.

— Допустим, — проворчал дядя Морган. — Мы сейчас беседуем о гораздо более важных вещах… — И он улыбнулся Джеку.

Это произошло, когда Джеку было шесть лет. Горький вкус напитка Смотрителя разбудил в уснувшей памяти давнее событие.

Глаза дяди Моргана бегали по сторонам, а в голове Джека зародился вопрос, и этот вопрос рвался наружу…

«Кто?

Кто это может изменить?!

Кто, папа?!

Кто…»

…убил Джерри Блэдсо? Вкус напитка остро чувствовался во рту мальчика; руки судорожно шарили по земле в поисках опоры. Что убило Джерри Блэдсо?! Джек приподнялся, дыхание его с хрипом вырывалось через открытый рот. Зубы сразу свело; заледенело в горле и груди. По губам полз жучок, и Джек с трудом отогнал его. Джерри Блэдсо, да… Джерри — чьё имя всегда было написано на его рубашке. «Джерри, который умер, когда…» мальчик встряхнул головой и зажал рот рукой. Какой-то животный инстинкт подсказывал ему, что он лежит неподалёку от огромной лужи. Другой инстинкт заставил его достать вторую руку из кармана брюк.

Джек огляделся.

Он встал на колени; вокруг сгущались сумерки. Элроя рядом не было, в этом Джек не сомневался. Из сарая доносился шум. За заборами лаяли собаки. Именно такой шум Джек ещё недавно слышал в стенах «Оутлийской пробки». Так галдели подвыпившие мужчины, споря друг с другом. Вероятно, в сарае — бар, а неподалёку должна находиться гостиница или публичный дом. Вкус напитка перестал ощущаться. И Джек понял, что ему лучше не привлекать к себе лишнего внимания.

На мгновение он представил, что убегает от всех этих собак, беснующихся совсем рядом за дощатыми заборами, и встал на ноги. Небо нависало над головой, вокруг темнело. Что происходит сейчас там, в его мире? Джек опустился в густую траву и пополз. В шестидесяти ярдах от него, в чьём-то окне горела чахлая свеча, где-то справа хрюкали свиньи. Когда Джек отполз на порядочное расстояние и приблизился к дому, где горела свеча, собаки начали умолкать, и мальчик медленно двинулся вперёд к Западной Дороге. Темнота сгустилась; ночь была безлунной.

Джерри Блэдсо.

Здесь были и другие дома, хотя Джек не видел их, пока не оказался совсем рядом. Жители Территорий ложились спать с заходом солнца, исключая шумных пьяниц в гостинице. По обеим сторонам Западной дороги стояли тёмные и безмолвные строения; в этом было что-то неестественное, но мальчик не мог объяснить, что именно. Узенькие калитки запирались на засовы; крыши устланы соломой (Джек слышал о таких крышах, но никогда не видел). «Морган», — с испугом подумал он, «Морган из Орриса», — и на миг увидел обоих двойников: длинноволосого мужчину в ортопедических башмаках и делового партнёра его отца. В воображении мальчика они слились воедино — в цельного Моргана Слоута с пиратской причёской, слегка прихрамывающего. Но Морган — этот Морган — прекрасно вписывался в общую бредовость происходящего.

Джек добрался до одноэтажного здания, похожего на крольчатник. Тот, как и прочие дома, схоже был крыт соломой. Если он выберется из Оутли — или, что ближе к истине, сбежит из Оутли, — что он увидит в единственном тёмном окошке этого гигантского крольчатника? Мальчик знал: неустойчивый сигнал в телевизионном экране. Но, конечно, в здешних домах не было телевизоров, и не это его озадачило. Что-то другое, что-то, связанное со стоящими вдоль дороги домами, что-то в самом пейзаже. Была тут какая-то несуразность, хотя было почти невозможно понять — какая именно.

Телевизоры, телевизоры… Джек поравнялся с недостроенным маленьким домиком. Крыша здесь была не соломенная, и Джек улыбнулся про себя: эта деревня напомнила ему о хоббитах. Да, здесь вполне могли бы возиться хоббиты. Что они могли бы сказать хозяйке этого маленького домика? Наверное, что-то вроде:

— Мэм, мы забрели к Вам, чтобы доставить Вам удовольствие. И мы подарим Вам «Ночной огонёк» — пятнадцать каналов, и спортивные новости, и прогноз погоды, и…

Внезапно Джек осознал, что и в самом деле к домам не протянуты провода. На крышах нет антенн. Нет телеграфных столбов на дороге. В Территориях нет электричества! И тут в голове мальчика возникло ясное и чёткое воспоминание: Джерри Блэдсо был электриком в компании «Сойер и Слоут».

Когда его отец и Морган Слоут упомянули это имя — Блэдсо — он подумал, что не слышал его раньше… хотя, если постараться припомнить, он слышал это имя не менее двух раз. Но Джерри Блэдсо почти всегда именовался просто Джерри:

— Не может ли Джерри починить кондиционер? — или:

— Нужно послать Джерри поменять проводку!

И Джерри появлялся, всегда чисто и опрятно одетый, аккуратно причёсанный, в старомодных очках, — и чинил все, что пришло в негодность. Существовала миссис Джерри, которая следила за его внешним видом, и несколько маленьких Джерри, о которых в компании «Сойер и Слоут» вспоминали только под Рождество. Джек был в те времена настолько мал, что имя Джерри ассоциировалось у него с героем известного мультсериала про кота Тома и мышонка Джерри, и он представлял себе, что электрик с женой и маленькими Джерри живёт в огромной норе в углу гостиной.

Кто же убил Джерри Блэдсо? Неужели его отец и Морган Слоут, которые всегда были добры к детям Блэдсо — вспоминая о них под Рождество?!

Джек плёлся сквозь тьму по Западной Дороге. Он мечтал об одном: забыть об электрике Джерри и уснуть, как когда-то уснул в офисе у отца. Спать — вот чего он хотел сейчас, а не думать о неприятных событиях шестилетней давности. Джек пообещал сам себе, что, как только он на пару миль удалится от деревни, то обязательно поищет местечко для ночлега. Его бы устроил даже стог сена. Ноги не хотели нести тело дальше, все мускулы налились свинцом.

Это произошло давно, когда Джек частенько подсматривал за исчезновениями своего отца, Фила Сойера. Тот умел исчезать из спальни, столовой и даже из конференц-зала своей конторы. Однажды он проделал свой излюбленный трюк в гараже позади их дома на Родео Драйв.

Джек, выглянув в щёлку двери, увидел, как отец, позвякивая ключами в кармане, вышел из дома и направился в гараж; зайдя внутрь, он прикрыл дверь. Мальчик вдруг вспомнил, что машина отца находится там, где и находилась все субботнее утро — на площадке прямо перед домом. Лили, с неизменной сигаретой во рту, пару часов назад укатила на своей машине на просмотр нового фильма — так что гараж был пуст. Некоторое время Джек ждал, что же произойдёт. Двери не открывались. Тогда мальчик помчался в гараж, прокрался вовнутрь — отца не было; на цементном полу валялись пустые канистры. Вдруг он увидел крикетный мяч. Ну как тут не поверить в волшебство?! Мяч подкатился к стене и упал в невидимую лунку. Нет, его отец не играет в крикет. Конечно, нет!

— Эй! — окликнул мальчик. Тишина… Он медленно вышел из гаража. Сияло солнце, согревая лужайку перед домом. Он кого-нибудь должен позвать, но кого? Полицию? «Мой папа вошёл в гараж, и я не смог его там найти, и теперь боюсь…»

Фил Сойер появился со стороны Беверли-Хиллз спустя два часа. Его пиджак был небрежно наброшен на плечи, узел галстука распущен — Джеку отец показался похожим на человека, только что вернувшегося из кругосветного путешествия.

Джек помчался ему не встречу.

— Ты споткнёшься и упадёшь, если будешь так мчаться, — улыбнулся отец. — Я-то думал, что ты спишь, Джек-Странник…

Войдя в дом они услыхали телефонный звонок, и мальчик инстинктивно почувствовал, что телефон звонит уже достаточно давно. Отец откинул волосы со лба, потёр затылок, потом открыл дверь и подошёл к телефону. Джек услышал, как отец говорит:

— Да, Морган. — И потом: — Да? Плохие новости? Да, лучше расскажи сразу же.

После длительной паузы, во время которой Джеку было слышно, как верещит своим тонким голоском в трубке дядя Морган, отец сказал: «Боже мой! Бедный Джерри! Я немедленно выхожу».

Фил взглянул на сына, на лице у него уже не было улыбки.

— Я выхожу, Морган. Я возьму с собой Джека, но он посидит в машине.

Ноги Джека стали ватными; он даже не поинтересовался, почему придётся ждать в машине, как он спросил бы в любом другом случае.

Фил вёл машину к отелю «Беверли-Хиллз», потом свернул налево и притормозил у входа в контору. За всю дорогу он не проронил ни слова.

Они подъехали к стоянке. Там уже находились две полицейские машины, «скорая помощь», белый «мерседес» дяди Моргана и старенький спортивный «плимут», принадлежащий электрику. У входа дядя Морган беседовал с полицейским, медленно покачивающим головой. Правой рукой Морган придерживал за плечи плачущую юную женщину в слишком большом для неё платье; она прятала лицо у Слоута на груди. Миссис Джерри, узнал её Джек; к глазам она прижимала белый носовой платок.

Фил бросил:

— Посиди несколько минут в машине, Джек, хорошо? — и быстро направился ко входу.

Неподалёку полицейский разговаривал с молоденькой китаянкой. Принюхавшись, Джек почувствовал запах горелого.

Через двадцать минут отец вышел из здания вместе с дядей Морганом. Все ещё поддерживая миссис Джерри, дядя Морган попрощался с Сойерами и усадил женщину в свой автомобиль.

— Джерри убит? — спросил Джек, когда они подъезжали к своему дому.

— Что-то вроде несчастного случая, — ответил отец. — Виновато электричество: все здание в дыму.

— Джерри убит? — упрямо спросил его сын со странной интонацией.

— Да, он мёртв, бедняга.

В последующие два месяца Джек и Ричард Слоут по крупицам восстанавливали картину случившегося. Благодаря болтливости матери Джека и экономки Ричарда, им даже стали известны некоторые любопытные детали.

Джерри Блэдсо приехал в контору в субботу, чтобы проверить сигнализацию системы безопасности, потому что накануне сигнал тревоги перестал срабатывать. Оказалось, что виной этому обрыв провода. Присев на корточки, Джерри стал соединять оголённые концы провода; зная, что в здании никого нет, он не заизолировал соединение. Потом электрик спустился к телефону, чтобы позвонить. Когда он поднимался, желая закончить работу — к зданию на велосипеде подъехала двадцатичетырехлетняя женщина по имени Лоретта Чанг, танцовщица из ресторанчика.

Мисс Чанг рассказала потом полиции, что, взглянув сквозь витринное стекло, увидела рабочего входящего из подсобки в холл. Вдруг она почувствовала нечто, напоминающее маленькое землетрясение. Долго живя в Лос-Анджелесе, Лора Чанг научилась ничему не удивляться. Она увидела, что Джерри покачал головой и склонился над проводами.

А потом коридор конторы вдруг вспыхнул, как зажжённый факел.

Пламя охватило все вокруг, отрезав электрика от выхода. Сработала противопожарная сигнализация. Над стеной взметнулся столб пламени высотой около шести футов. Огонь вцепился в упавшего и недвижно лежавшего Джерри Блэдсо. Дым постепенно заполнял все коридоры и закоулки здания. Лоретта бросилась к телефонной будке на противоположной стороне улицы. Она позвонила в пожарную часть и сообщила адрес конторы; оглянувшись, она стала невольным свидетелем ужасной картины: тело Джерри плясало на полу под напряжением порядка тысячи вольт. Одежда на электрике сгорела, волосы обуглились, кожа клочьями сползла с тела. Очки подпрыгивали на носу.

…Джерри Блэдсо. «Кто придумал это, папа?» Вот уже пятнадцать минут Джеку не встречался ни один коттедж. Холодные звезды мерцали в тёмном небе. Они подавали какие-то свои, неведомые мальчику сигналы, которых он не мог понять.

Он шёл дальше. На запад.

12. ДЖЕК ИДЁТ В МАГАЗИН

Эту ночь он провёл в Территориях, в стогу сена, выкопав в нем большую нору, которую он завалил изнутри, оставив маленькую щель для притока воздуха. Мальчик прислушивался к отдалённому писку; он где-то слышал или читал, что в стогах любят жить мыши-полёвки. Если в этом стогу тоже поселились мыши, то сегодня им придётся потесниться и уступить место Майти-Маусу по имени Джек Сойер. Он постепенно расслабился, и лишь — левая рука крепко сжимала горлышко бутылки Смотрителя. На донышке плескался остаток напитка. Мальчик подумал, достаточно ли жидкости на донышке для перехода в родной мир, или этого остатка уже не хватит. Жаль, что почти все выпито!

Он засыпал, с трудом согреваясь. Да, он опять в Территориях — в милом местечке, которое такие славные ребята, как Морган из Орриса, Осмонд и полукозел Элрой считают своим домом; в Территориях, где может произойти что угодно.

И все же здесь неплохо. Джек вспомнил своё детство, когда все жили в Калифорнии. В Территориях было хорошо, он кожей чувствовал это. Запах сена был таким же чистым, как и здешний воздух.

Едва заметные дуновения ветерка не сдвинули бы с места даже стрекозу или муху. Джек ощутил некую гордость: он сумел убежать из Оутли, подальше от «Клубов плохой погоды», безумных стариков, разбрасывающих кредитные карточки, от запаха пива и зловония нечистот… и, самое главное, от Смоки Апдайка и «Оутлийской пробки».

Он подумал, что теперь ему предстоит путешествовать в Территориях.

И с этой мыслью уснул.

На следующее утро он прошёл уже около трех миль по Западной Дороге, радуясь солнечному свету и запаху полевых трав, — который бывает только в конце лета — когда его нагнала телега. Фермер придержал лошадь и спросил:

— Ты в лавку, парень?

Джек испуганно вздрогнул; он понял, что мужчина не говорит по-английски. Это был совсем не английский язык.

«Они не говорят по-английски… но я понимаю все, что они говорят. Я думаю на этом языке… и это ещё не все — я могу говорить на нем!»

Джек понимал, что он находится в Территориях, но не верил этому до конца; слишком уж быстро менялся мир, и поэтому все казалось нереальным.

Фермер подъехал ближе. Он улыбался, выставив напоказ абсолютно здоровые зубы.

— Ты что, юродивый? — спросил он без тени враждебности.

— Нет, — Джек улыбнулся в ответ, втайне боясь, что «нет» здесь, в Территориях, может иметь какой-нибудь другой смысл. Однако он зря опасался: язык его изменился, как и одежда. — Я не юродивый. Просто моя мама велела мне опасаться незнакомцев на дорогах.

Теперь улыбнулась жена фермера, сидевшая позади мужа.

— Твоя мама права, — сказала она. — Так в лавку или нет?

— Да, — ответил Джек. — Я поэтому и иду на запад.

— Тогда садись на телегу, — предложил ему фермер, которого, как выяснилось, звали Генри. — Не стоит попусту тратить время. Люблю, знаешь ли, помочь людям по мере сил; ты вернёшься домой ещё до захода солнца. Я везу зерно. Это последнее в нынешнем году. Дрянь, конечно, хотя и это сойдёт для торговли. Глядишь, кто-нибудь и купит…

— Спасибо, — сказал Джек, устраиваясь в телеге, где было засыпано зерно. Если это зерно неважное, тогда какое же здесь считается хорошим? Зёрна таких размеров мальчик никогда в жизни не видел. Ещё на дне телеги валялись плоды, похожие на маленькие тыквы. Джек не знал, как они называются, но предположил, что вкус у них должен быть превосходным. В животе заурчало. Он понял, как голоден. Такое чувство иногда бывало у него после школы, но тогда он мог забежать в кафе и выпить там стакан молока с булочкой.

Джек прислонился спиной к бортику телеги, вытянув обутые в сандалии ноги и разглядывая все, что встречалось им на пути. Движение на дороге сегодня было оживлённым; наверное, все эти люди собрались за покупками. Фермер Генри здоровался со многими людьми. Очевидно, это были его знакомые.

Джек все ещё думал о том, каковы на вкус лежащие в телеге плоды, как вдруг в волосы ему вцепились две маленькие ручки, каждая из которых выдрала по целой пряди. Из глаз мальчика непроизвольно брызнули слезы.

Он обернулся и увидел трехлетнего малыша, стоявшего на нетвёрдых ножках. Лицо ребёнка излучало восторг от содеянного.

— Джейсон! — воскликнула его мать, но это был скорее поощрительный возглас («Вы только посмотрите, как он легко выдрал у парня волосы! Да он силач!»), — Джейсон, это нехорошо!

Джейсон не обращал на неё никакого внимания. Это было большое, здоровое на вид дитя, пахнущее так же, как и стог сена, в котором Джек провёл ночь. Волосы не вернёшь… но мальчик почувствовал, что подвернулась возможность без труда подружиться с фермерской супругой.

— Лови, — сказал Джейсон, раскачиваясь из стороны в сторону, подобно сошедшему на сушу моряку. Он улыбнулся Джеку.

— Что?

— Ап!

— Я не пойму тебя, Джейсон!

— Ап!

— Я не…

Но тут Джейсон, которому были неведомы сомнения, с размаху плюхнулся на колени Джеку.

— Джейсон, плохо! — так же запрещающе-поощряюще сделала ему замечание мать…

Джейсон безмятежно улыбнулся.

Джек почувствовал, что Джейсон обмочился. Очень здорово обмочился!

«Добро пожаловать в Территории, Джекки!»

И сидя с младенцем на руках, ощущая, как тёплая влага пропитывает его одежду, Джек расхохотался, запрокинув лицо к голубому небу.

Спустя несколько минут фермерша перебралась туда, где сидел Джек с младенцем на руках, и забрала Джейсона.

— Ооох, весь мокрый! Противный ребёнок! — сказала она все тем же тоном.

«Ну разве не прекрасно, что замечательный Джейсон так великолепно обмочился!» — подумал Джек, и опять рассмеялся. Джейсон вторил ему, засмеялась и миссис Генри.

Она переодела Джейсона, и засыпала Джека вопросами; ему достаточно приходилось отвечать на подобные вопросы в своём мире. Но здесь он должен был быть осторожен. Он — пришелец, и это могло создать непредвиденные осложнения. Джек помнил, что рассказывал его отец Моргану… «настоящий Пришелец, если ты понимаешь, что я имею в виду».

Джек заметил, что муж фермерши навострил уши. Отвечая на её вопросы, мальчик выбрал очередной вариант Истории — не тот, которым пользовался раньше, а тот, который предлагал слишком любопытным попутчикам.

Он сказал, что идёт из Общей Деревни — мать Джейсона что-то слышала о таком месте… и тут началось!.. Неужели он пришёл так издалека? Джек сказал, что да. А куда он идёт? Он ответил ей (и молча слушающему Генри), что направляется в одну деревню в Калифорнии. О таком месте она не слыхала. Джека это не слишком удивило… но странно, что никто из них не переспросил:

— Калифорния? Кто это, интересно, слышал о деревне с названием Калифорния? Кого ты хочешь обмануть, парень?

В Территориях хватало разных мест — да и деревень тоже — о которых здешние люди слыхом не слыхивали. Здесь нет силового поля. Нет электричества. Нет связи. Нет телевидения, которое могло бы сообщить им новости из Малибу или Сарасаты, или информацию о том, что трехминутный разговор с заграницей стоит пять долларов восемьдесят три цента плюс налог; или поздравить с Днём Всех Святых. «Когда живёшь в окружении сплошных тайн, то не спрашиваешь о деревне просто потому, что никогда не слышал о её существовании. Калифорния для них не более странное название, чем Общая Деревня».

Они и не спрашивали. Он рассказал им, что его отец год назад умер, и что мать очень больна (он подумал, что было бы неплохо прибавить, что королевские стражники, явившись ночью, забрали их единственного осла, но потом решил опустить эту подробность). Мать дала ему все деньги, что у неё имелись (в этом странном языке слово деньги звучало по-дурацки, что-то вроде палочек) и послала его в деревню Калифорнию погостить у тёти Элен.

— Да, нелёгкие настали времена, — протянула миссис Генри, укачивая прижавшегося к ней Джейсона.

— Общая Деревня находится возле летнего дворца, верно, мальчик?

Это был первый вопрос, заданный Джеку фермером.

— Да, — ответил Джек. — Совсем близко. То есть…

— Ты не сказал, от чего умер твой отец.

Фермер поднял голову; выражение доброжелательности мгновенно улетучилось; взгляд его стал цепким и колючим.

Да, вот и осложнения!

— Он болел? — спросила миссис Генри. — В наши дни столько болезней — тиф, чума… Тяжёлые времена!

Джеку внезапно захотелось сказать:

«Нет, он не болел, миссис Генри. Его убило током, моего папу. Понимаете, однажды в субботу он поехал на работу, оставив миссис Джерри и всех малюток Джерри — включая меня — дома. В те времена мы жили в норе в гостиной, и нигде больше, вы понимаете? И знаете что? Он был неосторожен с током и сгорел; и миссис Фини — она работает привратницей в доме Ричарда Слоута — так вот, они слышали, как дядя Морган рассказывал по телефону, что электричество заживо поджарило папу, и это было ужасно… и очки его сползли на нос, только вы ничего не знаете про очки, потому что у вас здесь их нет. Нет очков… нет электричества… нет телевизоров… нет самолётов. Не стоит умирать так, как мистер Джерри, миссис Генри. Не стоит…»

— Неважно, болел ли он, — резко сказал фермер. — Был ли он политиканом?

Джек шевелил губами, но не мог произнести ни звука. Он не знал, что ответить. Слишком сложная проблема!

Генри мотнул головой, как если бы услышал ответ.

— Слазь, оболтус! Лавка за следующим поворотом. Я думаю, ты как-нибудь дотащишься до неё пешком!

— Да, — сказал Джек. — Думаю, что да. Извините…

Фермер, все ещё искоса поглядывавший на мальчика, слегка усмехнулся.

— Нет, это ты извини, парень… Ты кажешься славным пареньком, но мы здесь люди простые, а все, что происходит у моря — это для лордов. Умрёт Королева или не умрёт… конечно, рано или поздно это случится. Бог всех забирает к себе. Но простых людей, которые влезли не в своё дело, ждёт страшная смерть.

— Мой отец…

— Я не хочу слышать о твоём отце! — торопливо возразил Генри. Его жена отодвинулась от Джека, крепче прижав к себе сына. — Хорошим он был или плохим — я не знаю и не хочу знать. Все, что я знаю — это то, что он умер (думаю, что ты не солгал, сказав это), и что его сын провёл беспокойную ночь, и что он умеет хитрить. Сын не говорит правду о том, куда идёт. Так что уходи. Меня беспокоит только моя судьба, как видишь.

Джек слез с телеги. Его огорчил страх на лице женщины. Он сам был причиной этого страха. Фермер прав — маленькие люди не должны вмешиваться в дела больших. Иначе они могут поплатиться за это.

13. ЛЮДИ В НЕБЕСАХ

Мальчик с ужасом обнаружил, что деньги, заработанные им с таким трудом, в буквальном смысле превратились в палочки; они стали похожими на игрушечную головоломку, сделанную неумелым ремесленником. Но через секунду ужас растаял, и Джек весело рассмеялся. Конечно же, палочки и были деньгами! Когда он перелетел из одного мира в другой, изменилось все, включая и это. Серебряный доллар снова стал значком с изображением грифона, рубашка — курткой, английский язык — диалектом Территорий, а старые добрые американские деньги — грудой палочек. У него было всего около двадцати двух долларов, и он решил, что примерно такую же сумму составляют те четырнадцать монет-палочек одного вида и около двадцати палочек другого, которые он обнаружил в кармане.

Проблема была скорее не в количестве денег, а в местных ценах — он очень смутно представлял себе, что здесь стоит дорого, а что — дёшево; идя через лавку, он растерялся. Если он, выбрав товар, не сможет расплатиться, то… Он не знал, что они сделают с ним. Например, выгонят… побьют… посадят в тюрьму… убьют? Вряд ли, но даже в этом нельзя быть до конца уверенным — они ведь простые люди. Они не политиканы, а он…

Он — чужой… Странник.

Джек медленно пересёк из конца в конец лавку, больше напоминающую шумную ярмарку; он обдумывал вставшую перед ним проблему. Проблема сосредоточилась в основном в его желудке — он был смертельно голоден. Мальчик заметил фермера Генри, торгующегося с продавцом коз. Рядом с мужем стояла миссис Генри, не участвующая в разговоре. Она повернулась к Джеку спиной; на руках у неё сидел младенец.

«Джейсон, один из маленьких Генри», — подумал Джек, — и он вдруг заметил Джека.

Ребёнок стал указывать на него ручкой, и Джек бросился наутёк, стараясь, чтобы как можно больше людей разделяло его и семейство Генри.

Кругом царил аромат жареного мяса. Джек видел продавцов, медленно обжаривающих над углями куски свинины; покупателей, выбирающих мясо и сало. Все они оборачивались на бегущего мальчика. Большинство покупателей были такие же фермеры, как Генри. Джек заметил, что при расчёте за покупку они протягивали руку с зажатыми в ней палочками, но скольких штук будет достаточно? — думал он.

Ладно, неважно. Он должен поесть, даже если этим выдаст себя как чужака.

Он прошёл мимо женщин с детьми и приблизился к большому мужчине, стоявшему у зажжённой жаровни; там дымились пять кусков отличной свинины. Стоящие с обеих сторон жаровни мальчики время от времени переворачивали мясо.

— Отличное мясо! — зазывал мужчина. — Замечательное мясо! Превосходное мясо! Покупайте моё чудесное мясо! Чудесное мясо только здесь! Самое лучшее мясо здесь! — И вполголоса ближайшему к нему мальчику: — Пошевеливайтесь, болваны, черт вас побери!

К торговцу подошёл фермер с девочкой-подростком и указал на второй слева кусок мяса. Мальчики прекратили переворачивать куски; хозяин снял с жаровни один из них и уложил его на ломоть хлеба. Один из мальчиков поднёс хлеб с мясом фермеру. Джек, внимательно наблюдая, заметил, что тот протянул мальчику две небольшие палочки. Когда мальчик отошёл, покупатель засунул остаток денег-палочек в карман, разломил пополам огромный сэндвич и протянул одну половину дочери, которая с нетерпением ожидала своей доли.

У Джека засосало под ложечкой. Кажется, он увидел все, что ему было нужно.

— Отличное мясо! Превосходное мясо! Самое… — продавец сверху вниз взглянул на Джека, сводя брови в одну линию; глазки под ней были маленькими, но вовсе не глупыми. — Я слышу, твой желудок распевает песенки, дружок Если у тебя есть денежки, я угощу тебя так, как не едят и в раю. Если же твой карман пуст — убирайся отсюда к дьяволу, чтобы я больше тебя здесь не видел.

Мальчики-прислужники хихикнули, хотя оба явно устали; просто смех непроизвольно вырвался у них из груди.

Запах свежеподжаренного мяса не позволял Джеку уйти. Он достал из кармана палочку покороче и показал на кусок мяса, который лежал вторым слева. Он не говорил ни слова: так, ему казалось, безопаснее. Мясник взял огромный нож и отрезал кусок; этот кусок, как заметил Джек, был меньше, чем купленный фермером, но сейчас это не имело значения. Желудок требовал пищи, причём немедленно.

Мясник уложил мясо на хлеб и сам подал его Джеку. Потом взял у мальчика деньги — не две, а три маленьких палочки.

В ушах вдруг зазвучал насмешливый голос матери: «Поздравляю, Джекки! Ты, оказывается, скряга!»

Продавец улыбнулся ему, обнажив гнилые зубы, ожидая проявления недовольства.

— Ты должен быть благодарен, что я взял всего три, а не десять или четырнадцать. А я бы мог, ты знаешь… У тебя ведь на лбу написано, парень: «Я — ЧУЖАК». Так как, будем ссориться?

Хотел ли мальчик ссориться? Он просто не мог себе этого позволить, и им овладела бессильная ярость — чувство, входящее в привычку.

— Уходи, — коротко приказал мясник. Он ткнул рукой в сторону Джека; под ногтями запеклась свиная кровь… — Ты получил свою еду. А теперь проваливай.

Джек подумал: «Я могу показать тебе фонарик, и ты убежишь отсюда ко всем чертям. Показать тебе самолёт — и ты наверняка сойдёшь с ума. Ты вовсе не так умен, как тебе кажется».

Он улыбнулся, и что-то такое было в его улыбке, что не понравилось мяснику, потому что он отпрянул от Джека, лицо его окаменело, а брови опять сошлись на переносице.

— Убирайся, я сказал! — заорал он. — Проваливай!

Джек ушёл, по-прежнему улыбаясь.

Мясо было очень вкусным. Джек торопливо откусывал от своеобразного сэндвича, и сок тёк по пальцам. Мясо оказалось свининой… и в то же время

— не совсем свининой. Вкус его богаче, ярче, чем вкус обыкновенной свинины. В Джеке пульсировали разнообразные оттенки насыщения. Вот бы школьные завтраки были такими же! — подумалось Джеку.

Теперь, немного подкрепившись, он мог с большим интересом осмотреться вокруг себя… и начал протискиваться через толпу. Больше всего он напоминал сейчас деревенского мальчишку-ротозея, пришедшего сюда поглазеть по сторонам. Мужчины, женщины и дети — все словно были рады ему, и он отвечал им тем же. Все казалось ему интересным и прекрасным. Здесь никто не скучал.

Торговый городок напомнил мальчику Королевский Павильон; здесь, как и там, тоже смешивались разные запахи (доминировали запахи поджаренного мяса и пота животных); везде разгуливали празднично одетые люди, пышущие здоровьем.

Джек остановился возле торговца коврами с вышитыми на них портретами Королевы. Глядя на них, он вспомнил о матери Хэнка Скофлера и улыбнулся. Хэнк был одним из одноклассников Джека и Ричарда Слоута в Лос-Анджелесе. У миссис Скофлер была единственная страсть в жизни — вышивание. Она бы сумела оценить коврики с изображением Лауры де Луизиан по достоинству — она, вышивавшая пейзажи Аляски и огромную репродукцию знаменитой «Тайной вечери», украшавшую их гостиную.

Внезапно лицо, вышитое на ковриках, начало меняться. Теперь это была уже не Королева — Джек видел лицо своей матери, её глубокие тёмные глаза, её тонкую бледную кожу…

Ужасно захотелось домой. В голове пульсировало: «Мама! Эй, мамочка! Боже, зачем я здесь? Мама!».

Он подумал о том, чем она могла бы сейчас заниматься. Сидеть у окна? Курить? Смотреть на океан? Читать книгу? Включать телевизор? Гулять? Спать? Умирать?

«Умерла?» — ехидно подсказал ему внутренний голос. — «Умерла, Джек? Уже умерла? Как ты полагаешь?..»

Хватит!

Из глаз полились слезы.

— Что-то случилось, дружок?

Мальчик поднял заплаканное лицо и увидел старого торговца, доброжелательно глядящего на него. Руки моряка были большими и грубыми, но улыбка — открытой и сердечной, неподдельно искренней.

— Ничего, — вспыхнул Джек.

— Если из-за ничего ты выглядишь так плохо, то как бы ты выглядел, если бы что—нибудь действительно стряслось, сынок?

— А я что, плохо выгляжу? — спросил Джек, пытаясь улыбнуться.

Удивительно, но, речь его не показалась собеседнику странной.

— Голубчик, ты выглядишь так, как будто только что потерял единственного друга или внезапно увидел оборотня!

Джек все-таки улыбнулся. Продавец ковров достал что-то из-под большого ковра; что-то овальное с короткой ручкой. Когда он показал предмет, мальчик увидел зеркало. Зеркало было маленьким и невзрачным. Такие обычно дают за победу в карнавальных играх.

— Смотри, паренёк, — сказал продавец. — Разве я не прав?

Джек глянул в зеркало и обмер. Это, несомненно, был он, но выглядел он так, будто сошёл с экрана диснеевской версии «Пиноккио», в которой волшебные сигары превращали детей в ослов. Его глаза — обычно голубые и круглые, как у всех, имеющих англосаксонских предков — стали сейчас карими и раскосыми. Волосы напоминали конскую гриву. Он попытался одной рукой отбросить их со лба, и пальцы запутались в прядях. И, что хуже всего, длинные уши свисали по бокам головы. Когда Джек дотронулся до одного из них, ухо дёрнулось.

Он внезапно подумал: «Однажды все это уже было… В обычном мире; в Видениях это было…»

Джеку четыре года. В нормальном мире (сейчас он даже в уме перестал именовать его «реальным») у них в доме был огромный кусок мрамора с розовой сердцевиной. Однажды, когда Джек играл с ним, камень упал на цементную площадку и раскололся на множество мелких осколков. Мальчик долго потом плакал, размазывая грязными руками слезы по щекам. Вот и сейчас его лицо было таким же, как тогда, много лет назад.

И вдруг с лицом начали происходить чудесные перемены. Глаза из карих, как у ослика, стали зелёными, как у кота. Уши резко уменьшились и торчали теперь на макушке.

— Ну вот, уже лучше, — сказал продавец. — Гораздо лучше, сынок. Я люблю видеть счастливых мальчиков, потому что счастливые мальчики — это здоровые мальчики, а здоровые мальчики в жизни не пропадут. Так сказано в «Книге Правильного Хозяйствования», а она всегда права. Хочешь получить зеркальце?

— Да, — воскликнул Джек. — Да, очень! — Он полез в карман за палочками. Бережливость была забыта. — Сколько?

Продавец быстро оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает.

— Возьми даром, сынок. Спрячь поглубже и никому не показывай.

— Что?

— Бери, бери… Его нельзя купить, и нельзя продать.

— Ну, если вы настаиваете… — смущённо протянул Джек.

Продавец удивлённо взглянул на него — и они оба весело рассмеялись.

— Счастливый мальчик с хорошими мозгами, — сказал продавец. — Хочется увидеть тебя, когда ты повзрослеешь и помудреешь.

Джек хихикнул. С продавцом было очень приятно общаться.

— Спасибо, — поблагодарил он (из зеркала на мальчика смотрели зеленые кошачьи глаза). — Большое спасибо!

— Благодарение Господу! — ответил продавец… и тихо добавил: — Береги себя, малыш!

Джек пошёл дальше, спрятав зеркальце в карман куртки, рядом с бутылкой Смотрителя.

Каждую минуту он проверял, на месте ли его палочки — деньги.

Неподалёку стояли двое; от них разило, как из пивной бочки. Один пытался продать другому петуха, чтобы куры лучше неслись, другой же молча внимал пылкой речи.

Джека не интересовал ни петух, ни доводы продавца. Неподалёку толпа детей смотрела, как одноглазый мужчина устраивает аттракцион. Центром внимания был попугай в большой клетке; перья были темно-зелёными, как пивная бутылка. Глаза блестели, словно золото… в четыре глаза. Как и у пони в конюшне возле Королевского Павильона, у попугая было две головы. Они смотрели в противоположных направлениях, касаясь клювами прутьев клетки.

Попугай разговаривал сам с собой, к полному восхищению детей, но Джек заметил, что вид двухголовой птицы никого особенно не удивлял. Дети словно смотрели привычный субботний мультфильм; попугай был для них зрелищем интересным, но отнюдь не новым.

А кто способен удивляться больше и откровеннее, чем дети?!

— Фью-у-у-ть! Насколько выше? — спрашивала левая голова.

— Только ниже, только ниже, — отвечала правая, и дети весело хохотали.

— Кра-а-а-к! В чем главная сила дворян? — вопрошала левая.

— В том, что король будет королём всю свою жизнь, а многие с радостью променяли бы жизнь на такой титул! — отвечала правая.

Джек засмеялся, то же самое сделали и несколько детей постарше, а остальные же только вопросительно уставились на попугая.

— А что в буфете, миссис Спрэт? — поинтересовалась левая.

— То, чего никто не может увидеть! — был ответ, и хотя Джек ничего не понял, дети зашлись от хохота.

— А что до смерти напугало ночью Алана Дестри?

— Он увидел свою жену — фью-у-у-у-ть!

К детям подошёл одноглазый продавец петуха и сердито зашипел:

— Прочь отсюда! Прочь, пока я не спустил с вас штаны!

Дети бросились наутёк; Джек — за ними, поминутно оглядываясь на удивительного попугая.

У павильона, торгующего фруктами, он купил яблоко (про запас) и кружку молока — это было самое вкусное и жирное молоко, какое ему доводилось пить. Джек подумал, что если бы кто-нибудь из молочников его родного мира торговал бы таким молоком, то остальные разорились бы за несколько дней.

Он уже допивал молоко, когда заметил приближающееся к павильону семейство Генри. Мальчик поставил кружку на прилавок, надеясь, что те, кто пил из этой кружки до него, не страдали проказой, чесоткой или чем-нибудь в этом роде. Но, скорей всего, в Территориях о таких болезнях просто не слыхивали.

Он шёл через торговый городок: мимо очередей, мимо двух толстух, покупающих горшки и сковородки, мимо чудесного двухголового попугая (его одноглазый владелец сейчас прихлёбывал из пыльной бутылки, держа за шею непроданного петуха); потом мальчик пересёк открытое пространство, где собирались фермеры. Там он на мгновение задержался. Многие фермеры курили глиняные трубки; возле них Джек увидел несколько пустых и полных бутылок. Одна из них — похожая на ту, из которой пил одноглазый владелец петуха и попугая — переходила из рук в руки. Неподалёку несколько человек грузили камни на телеги, запряжённые измученными лошадьми.

Джек миновал знакомого продавца ковров, который помахал ему рукой. Джеку показалось, что старый моряк — или кем там он был — хочет сказать: — «Пользуйся подарком, малыш, но не перегибай палку!»

Мальчик пообещал себе, что последует совету. Внезапно у него испортилось настроение. Он опять почувствовал себя чужаком.

Джек дошёл до дороги, которая походила на тропинку. Западная Дорога была значительно шире.

«Великий Странник Джек», — подумал он, попытавшись улыбнуться; затем расправил плечи и услышал, как бутылка Смотрителя звякает о зеркальце. «Вот шагает через Территории Великий Странник Джек». Прочь с дороги!

Он двинулся дальше, а мысли его вновь умчались в мир воспоминаний.

Спустя четыре часа, в полдень, Джек присел в высокой траве у обочины дороги и принялся наблюдать, как несколько человек — с такого расстояния они казались не больше муравьёв — взбираются на высокую, неустойчивую с виду башню. Мальчик выбрал это место, чтобы отдохнуть и съесть своё яблоко. До башни было около трех миль (хотя, возможно, и больше — почти сверхъестественная чистота воздуха значительно сокращала расстояние), что заняло бы по мнению Джека около часа пути.

Яблоко оказалось на удивление сочным, усталые ноги сладко ныли, и мальчик задумался, что это за башня, стоящая в чистом поле посреди нескошенной травы. И, конечно, его удивляли люди, упрямо карабкающиеся на неё.

Дул довольно сильный ветер; башня находилась с подветренной стороны, и до Джека доносились голоса людей… и их смех. Не дошёл ли он, сам того не подозревая, до Границы? Он помнил слова Капитана Фаррена: «Никто не знает, куда ведёт Восточная Дорога, и когда она пересекает Границу. Я слышал, что даже Господь Бог никогда не заглядывает за Границы…»

Джек вздрогнул.

Ему не верилось, что он зашёл так далеко. Он не чувствовал ничего похожего на те чувства, которые он испытывал, спасаясь от экипажа Моргана, от хищных деревьев… прошлое казалось теперь ужасным прологом к событиям в Оутли. Но, садясь в повозку фермера Генри, Джек не испытывал ни страха, ни злости; в Территориях он ощущал себя частью целого…

Нет, здесь он не был чужаком. Здесь — нет.

Ему пришло в голову, что он уже давно является частью Территорий. Странная мысль запульсировала в висках, звуча частично по-английски, частично на диалекте Территорий: «Когда ко мне приходит видение, то я понимаю, что это — видение; но только в момент пробуждения. Если же видение приходит одновременно с пробуждением — например, когда звонит будильник, — то происходят удивительные вещи: действительность и видение сливаются в одно… И я не чувствую себя чужим в этом сплаве реальности и запредела. Все это тесно связано. Я знаю, что мой отец видел много видений и глубоко погружался в них, но я уверен, что дядя Морган почти никогда не делал этого».

Он решил, что сделает глоток из бутылки Смотрителя сразу, как только почувствует опасность или увидит что-нибудь пугающее. Если же нет — он будет идти все время вплоть до возвращения в Нью-Йорк. Он может даже переночевать в Территориях, если сумеет раздобыть что-нибудь более существенное, чем яблоко. Но пока шоссе было пустынным, и поесть было негде, да и нечего.

С обеих сторон дороги росла трава. Джек почему-то начал чувствовать, что его путь ведёт к безграничному океану. Небо над Западной Дорогой было ясным и солнечным, но холодным («Хотя в конце сентября оно всегда холодное», — подумалось ему, и вместо слова Сентябрь ему пришло в голову местное название — девятый месяц). Джеку не встречались ни пешеходы, ни телеги. Ветер усиливался. По травяному ковру пробегали волны, рождающие низкий звук, осенний и одинокий.

Если бы кто-нибудь сейчас спросил: «Как ты себя чувствуешь, Джек?», мальчик мог бы ответить: «Все хорошо, спасибо. Бодро». Бодро было словом, которое поселилось в его сознании, когда он шёл через эту пустынную страну трав; его внутреннее состояние можно было даже назвать словом восторг. Он шёл и шёл, растворяясь в пейзаже, знакомом очень немногим американским детям его времени — пустая, бесконечная дорога под голубым небом; всепоглощающая свежесть и чистота. На небе не было ни облачка.

Все это было внове для мальчика, и он боялся пропустить что-либо. Он был подростком, склонным к софистике — вполне естественное явление, поскольку он родился в семье кинематографического агента и актрисы в Лос-Анджелесе, и никак не мог быть наивным, — но он был ещё ребёнком, особенно в данной ситуации. Путешествие в одиночестве через страну трав в любом взрослом человеке несомненно вызвало бы чувство заброшенности и, возможно, породило бы галлюцинации. Взрослый, скорее всего, обязательно воспользовался бы бутылкой Смотрителя, удалившись от торгового городка всего лишь на пару миль; или какой-нибудь другой бутылкой, так часто прибавляющей взрослым мужества.

Джек же шёл вперёд без слез и страха, и думал только: «О, Боже! Я чувствую себя хорошо… это странно, если учесть, что никого нет рядом, но это так».

И лишь его тень, постепенно удлиняясь, следовала за ним.

Он уже почти забыл, что меньше двенадцати часов назад был пленником Апдайка в «Оутлийской пробке» (хотя на руках мальчика все ещё были свежие мозоли); впервые в жизни он шёл по широкой, открытой дороге, совершённой пустынной; здесь не было рекламы «Кока-колы» или пива «Будвайзер», рядом не проносились машины, не было слышно гула самолётов, — только звук шагов по дороге и его собственное дыхание.

«Боже, мне хорошо», — подумал Джек, протирая глаза, и ещё раз определил своё состояние словом «бодрое».

Он подходил к башне.

«Парень, ты никогда не заберёшься на неё».

Джек догрыз яблоко и не думая, почему так поступает, принялся руками закапывать огрызок в землю. Казалось, башня сделана из досок, и Джек прикинул, что её высота около пятисот футов. Она выглядела полой изнутри. На верхушке была площадка, и там толпились люди.

Джек присел на обочине, обхватив руками колени. Ветер дул в спину. По траве бежали волны.

«НИКОГДА мне туда не взобраться», — подумал он, — «даже за миллион долларов».

И вдруг случилось то, чего он боялся ещё тогда, когда в первый раз увидел на башне людей: один из них стал падать.

Джек вскочил на ноги; лицо его побледнело. Мальчику уже представлялось неподвижное, распростёртое на земле тело… Внезапно глаза его расширились и из груди вырвался сдавленный крик. Человек отнюдь не падал с башни и не бросился с неё для самоубийства, он просто спрыгнул вниз. На полпути к земле что-то хлопнуло за его спиной (Джек решил, что это парашют, и ужаснулся, что тот не успеет раскрыться)…

Но это был не парашют.

Это были крылья.

Падение замедлилось и, наконец, прекратилось совсем, когда мужчина оказался в пятидесяти футах над землёй. Затем он стал взлетать, все выше и выше; крылья почти соприкасались во время взмаха; их движения были похожи на движения рук пловца, финиширующего на дистанции.

«Ой-ой-ой», — подумал Джек, изумлённо глядя вверх. — «Ой-ой-ой, что ж это происходит, ой-ой-ой!»

Второй мужчина проделал то же самое, за ним третий, четвёртый… Через пять минут в воздухе оказалось около пятидесяти человек. Они спрыгивали с башни, выписывали «восьмёрки» и оказывались с другой стороны башни; вновь «восьмёрка» — и возвращение на исходную площадку. И все повторялось сначала.

Они парили и танцевали в воздухе. Джек восхищённо смеялся. Зрелище напоминало балет на воде, где все кажется очень простым, если смотреть со стороны, и очень сложным, если попытаться самому.

Но здесь было другое. Полет людей не выглядел лёгким делом, не требующим усилий; они явно затрачивали много энергии для пребывания в воздухе; и Джек почувствовал страх за них.

Ему вспомнились времена, когда мать брала его с собой к своей подруге Мирне, которая была настоящей балериной, работающей в профессиональной труппе. Джеку приходилось видеть Мирну и других танцоров в спектаклях — мать часто ходила с ним на премьеры. Но он никогда не видел Мирну на репетициях… И вот однажды это случилось. Джека тогда потряс контраст между впечатлением от балета на сцене, где, казалось, все делается легко и просто, и репетицией у станка, когда лицо балерины обливается потом, а хореограф не хвалит, а только ругает. Комнату, где занимались балерины, заполнял тяжёлый запах пота.

На шеях вздувались вены. Кроме замечаний хореографа единственными звуками были шарканье ног по полу и тяжёлое, прерывистое дыхание. Джек внезапно понял, что танцоры постепенно убивают себя. Больше всего ему запомнилось выражение их лиц — полное сосредоточение, преодоление боли и удовольствие от выполняемой работы. Джек не мог понять, в чем тут можно находить удовольствие. Неужели боль может доставлять удовольствие?

Людям, которые летали перед ним, тоже, наверное, больно. Интересно, это действительно крылатые люди, как люди-птицы из сериала «Флэш Гордон», или крылья их подобны крыльям Икара? Впрочем, это не имело значения… во всяком случае, для Джека.

«Радость.

Они живут среди волшебства, эти люди.

Радость помогает им взлететь».

Вот что имело значение. Их поддерживала радость, и неважно, были ли крылья прикреплены к плечам или росли из них. Потому что даже отсюда он видел на их лицах такое же выражение, что у балерин из труппы Мирны. То, что делали парни в небе, было одновременно ужасно и прекрасно.

«Все это похоже на игру», — подумал Джек, и внезапно почувствовал истинность этого утверждения. Игра, или нет, — скорее подготовка к игре. Подготовка к зрелищу, участвовать в котором могут только избранные.

«Радость», — вновь пришло в голову мальчика. Он встал, рассматривая людей, рассекающих воздух. Его волосы развевал ветер. Он стоял, как юный рыбак в поэме Элизабет Бишоп; время его невинности прошло, и кругом была радуга, радуга, радуга…

«Радость — это исключительно бодрящее слово».

Чувствуя себя ещё лучше, чем раньше, когда все это только началось — только Господу известно, как давно это началось — Джек вновь двинулся вперёд по Западной Дороге. Его шаги были легки, на лице блуждала улыбка. Он оглядывался назад, и ещё долго мог видеть летающих. Воздух Территорий был настолько чист, что казался прозрачным. И даже после того, как башня и люди, парящие над ней, скрылись из виду, у мальчика осталось ощущение радости, подобное радуге над головой.

Когда солнце начало садиться, Джек понял, что не станет возвращаться в другой мир — в Американские Территории. И не потому, что волшебный напиток так ужасен на вкус. Просто мальчику не хотелось покидать этот чудесный мир.

Травы источали душистый аромат. Изредка встречались деревца, похожие на маленькие эвкалипты. Вдалеке виднелась ровная гладь воды, показавшаяся вначале Джеку частью неба, более интенсивно окрашенной. Это было озеро. «Великое озеро», подумал он, улыбаясь. Можно было предположить, что в другом мире это озеро называлось Онтарио.

Ему было хорошо. Он свернул направо, немного в сторону от Западной Дороги. Им владела радость, вскормленная чистым воздухом Территорий. Только одно тревожило мальчика, и это было воспоминание («шесть, шесть, Джеку шесть») о Джерри Блэдсо. Почему он не идёт у него из головы?

«Нет — не воспоминание… два воспоминания. Сперва я и Ричард Слоут слушали, как миссис Фини рассказывала своей сестре, что его убило током, и что очки вплавились в нос, и что она слышала разговор мистера Слоута по телефону, и что он сказал… А потом — слова отца: — Все является последовательным, только некоторые последствия могут быть неприятными. Что привело к неприятностям Джерри Блэдсо? Это ведь неприятно, когда очки вплавляются в переносицу…»

Джек остановился.

«Что ты хочешь этим сказать?»

«Ты знаешь, что я хочу этим сказать, Джек. Твой отец и Морган — они оба были здесь в тот день. И они что-то сделали, или один из них сделал. Что-то большое или малое — возможно, подбросили камень или раздавили яблочный огрызок. И вот… в твоём мире прозвучал отголосок, убивший Джерри Блэдсо».

Джек знал, почему это воспоминание так долго не уходит из его памяти

— потому что любой его поступок здесь может обернуться трагедией там. Начнётся вторая мировая война? Наверное, нет. Он никогда не убьёт ни одного короля: ни молодого, ни старого. Но что могло произойти такого, что погубило Джерри Блэдсо? Может быть дядя Морган застрелил его Двойника (если у Джерри был двойник)? Или попытался познакомить Территории с особенностями электричества? Или произошло нечто более простое — например покупка мяса в торговом городке?

Внезапно во рту у Джека пересохло.

Он подошёл к ручейку, бегущему у обочины дороги, и опустил в него руки. Руки сразу же заледенели. Ручеёк был слабо освещён лучами заката… но внезапно стал быстро окрашиваться в красный цвет, и, казалось кровь потекла ручьём вдоль дороги. Потом вода почернела. Когда она опять приобрела свой обычный цвет, — Джек увидел…

До его слуха донёсся тихий мяукающий звук, и он увидел экипаж Моргана, несущийся по Западной Дороге. На месте кучера сидел Элрой, хлыстом погоняющий лошадей. Хлыст был зажат не в руке; его держало подобие копыта. Экипаж вёл Элрой, изо рта которого шёл запах смерти; Элрой, который не мог дождаться, когда вновь найдёт Джека Сойера; Элрой, охотящийся за ним.

Джек увидел нечто, и увиденное болезненно поразило мальчика: глаза лошадей горели; Они были полны света — полны жгучего невыносимого света.

«Экипаж ехал назад той же дорогой… и он был послан за ним».

Мальчик нащупал бутылку Смотрителя и зеркальце продавца ковров. Экипаж был довольно далеко… но он быстро приближался.

Элрой на облучке… и Морган внутри. Морган Слоут? Морган из Орриса? Неважно. Это одно и тоже.

Мальчик схватил бутылку. Он нервно оглянулся, как будто ожидая увидеть появление чёрного экипажа совсем рядом с собой. Конечно, он не увидел ничего, звуки стали удаляться…

Экипаж Моргана ехал в десяти милях отсюда, на востоке.

«Все, с меня хватит», — подумал Джек, поднося бутылку ко рту. Он помедлил, и в сознании внезапно вспыхнуло: «Эй, подожди! Подожди минуту, черт побери! Ты хочешь быть убитым?»

Нет, этого он не хотел. Джек отошёл на десять или двадцать шагов в сторону, и лишь там сделал глоток.

«Нужно вспомнить, какие при этом ощущения», — подумал он. — «Мне необходимо… тем более, что я могу теперь долго не попасть сюда».

Он оглянулся на заросли трав, чернеющие в темноте. Ветер усиливался: он яростно трепал траву.

«Ты готов, Джекки?!»

Джек закрыл глаза и приготовился, зная, какие ощущения последуют за этим.

— Банзай! — вздохнул он и отпил глоток.

14. БАДДИ ПАРКИНС

Джек лежал вниз лицом на склоне холма. Он поднял голову и огляделся по сторонам. Как плохо пахло в этом мире — его мире! Газолин, другие неизвестные ему яды, выхлопные газы и шум проезжающих по шоссе машин. За спиной мальчика дорога уходила в гору, как на гигантском телеэкране.

Слева вдалеке виднелся водоём; цвет воды был таким же тёмным, как и небо. Озеро Онтарио: а грязный маленький городок, наверное, — Олкотт или Кендалл. За четыре с половиной дня он прошёл более ста миль. Джек остановился перед указателем, разглядывая чёрные буквы. АНГОЛА. Ангола? Где это? Он стал всматриваться в окутанный дымом маленький городок.

А ведь Рэнд Мак-Нелли, его бесценный спутник, говорил ему, что это озеро называется Эрай, — значит, он не потерял зря время, а, наоборот, сумел наверстать его.

Но раньше, чем мальчик осознал, как он устал после всего случившегося, после бегства от экипажа Моргана в Территориях, и даже раньше, чем он подумал об этом — он начал спускаться вниз, в городок под названием Ангола. Он, двенадцатилетний мальчик в джинсах и ковбойке, высокий не по возрасту, уже начинающий смахивать на беспризорника, с тревогой на осунувшимся лице.

Пройдя почти половину пути, он понял, что снова думает по-английски.

Спустя много дней мужчина по имени Бадди Паркинс, житель Кембриджа, штат Огайо, подобрал на шоссе N40 высокого мальчика, представившегося Левисом Фарреном. Мальчик был чем-то очень встревожен.

«Улыбнись, сынок», — хотел сказать ему Бадди. Для десятилетнего ребёнка, как следовало из рассказа, у мальчика было слишком много проблем. Мать больна, отец умер, его отослали к тёте-учительнице в Баки Лейк… Что-то в Левисе раздражало Бадди; мальчик выглядел человеком, который с прошлого Рождества не видел пяти долларов одновременно, хотя… Бадди допускал, что в чем-то этот парнишка Фаррен обманывает его.

Прежде всего, от новоявленного попутчика исходил не городской, а деревенский запах. Бадди Паркинс с братьями владели тремя акрами земли неподалёку от Аманды, в тридцати милях юго-восточнее Колумбии; и Бадди знал, что не ошибается. От этого парня исходил запах Кембриджа, а Кембридж был деревней. Бадди вырос среди запахов земли и скотного двора, пшеницы и гороха, и нестиранная одежда мальчугана, сидящего позади него, впитала в себя все эти знакомые запахи.

«А сама одежда! Миссис Фаррен, должно быть, невероятно больна, — подумал Бадди, — если послала сына в дорогу в рваных и грязных джинсах. А обувь!» Подмётки кроссовок отрывались, на носках были протёрты дыры, из которых выглядывали грязные пальцы.

— Итак, забрали машину твоего отца, верно, Левис? — переспросил Бадди.

— Да-да, именно так явились в полночь и украли её из гаража. Я считаю, что так нельзя поступать по отношению к людям, которым с трудом достаётся каждый грош, понимаете?

Честное, взволнованное лицо мальчика было обращено к нему, как если бы Паркинс должен был ответить на наиболее серьёзный со времён Никсона вопрос. Бадди внутренне согласился с мальчиком.

— Хотя, я думаю, у любого явления всегда есть две стороны, — не очень к месту заявил Бадди.

Мальчик моргнул и отвернулся. Вновь Бадди почувствовал тревогу, одерживающую в мальчике верх, и пожалел, что не дал мальчику того ответа, на который он рассчитывал.

— Наверное, твоя тётя работает в школе здесь, в Баки Лейк? — теперь он пытался как-нибудь разогнать эту тоску в недетских глазах.

— Да, сэр, верно. Она преподаёт в школе Элен Воган.

Выражение угрюмого лица не изменилось.

Снова Бадди почувствовал, что в словах мальчика нет ни капли правды: его голос был лживым. Да и выговор отличался от выговоров Огайо. Это вообще был не выговор; это был акцент.

Мог ли мальчик из Кембриджа, штат Огайо, научиться так говорить? Зачем ему это могло понадобиться?

Бадди недоумевал.

С другой стороны, газета, которую этот Левис Фаррен не выпускал из левой руки, исключала всякие сомнения. Бадди хорошо видел её название — «Ангола Геральд». Есть Ангола в Африке, и есть Ангола в штате Нью-Йорк, вблизи озера Эрай. Судя по фотографиям, он уже когда-то видел эту газету…

— Я хочу спросить тебя, Левис, — обратился он к мальчику.

— Да?

— Откуда у паренька из сорокового штата могла оказаться газета, выпускаемая в Анголе, штат Нью-Йорк? Это ведь далековато… Я не слишком любопытен, сынок?

Мальчик взглянул на газету — и ещё крепче сжал её в руке, как будто боялся, что её отберут.

— О, — сказал он, — я нашёл её.

— Черт побери!

— Да, сэр. Она лежала на скамейке на автобусной остановке возле моего дома.

— Ты выехал сегодня утром?

— Да, а потом растратил все деньги. Мистер Паркинс, если вы высадите меня возле Зейнсвилла, то надо будет совсем немного пройти влево. Я ещё успею к тёте до обеда.

— Возможно, — пробормотал Бадди, и они проехали несколько миль в полном молчании. Но больше он не мог сдерживаться, и резко спросил:

— Сынок, ты убежал из дома?

Левис Фаррен озадачил его улыбкой, — не вымученной и не насмешливой, а самой открытой.

«Смешно ему читать мораль о том, как дурно убегать из дома», — подумал Бадди. Их глаза встретились…

Через секунду, две, три… — трудно сказать, сколько это продолжалось

— Бадди Паркинс вдруг понял, что этот бродяга-мальчик позади него очень симпатичный. Странно, ведь у Бадди никогда не возникало подобного определения для лиц мужского пола старше девяти месяцев! Но, черт возьми, мальчик действительно был очень симпатичный! Чувство юмора взяло верх над сомнениями, и у Бадди — пятидесятидвухлетнего мужчины, имеющего трех сыновей, — родилось странное, непривычное ощущение. Этот Левис Фаррен, которому на взгляд Бадди было лет двенадцать, явно побывал там и увидел то, чего не увидит старина Паркинс; вот поэтому он и выглядел симпатичным.

— Нет, я не беглец, мистер Паркинс, — ответил Джек.

Потом он моргнул, глаза его вновь потускнели, и мальчик откинулся на спинку сидения, подложив под себя газету.

— Наверное, так, — Бадди Паркинс не сводил глаз с шоссе. Он чувствовал облегчение, хотя не смог бы объяснить, почему именно. — Я уверен, что ты не беглец, Левис. Здесь что-то другое.

Мальчик не ответил.

— Работал на ферме?

Левис удивлённо взглянул на него.

— Да, верно. Последние три дня. Два доллара в час.

«У твоей мамочки за её болезнью не нашлось времени постирать твою одежду, прежде чем отправить тебя к своей сестре, да?» — подумал Бадди. Но сказал другое:

— Левис, я был бы рад, если бы ты согласился вернуться домой вместе со мной. У меня трое мальчишек; младший из них, Билли, всего года на три старше тебя, и мы знаем, как ухаживать за мальчишками. Ты сможешь пробыть у нас, сколько пожелаешь, и ничего не должен будешь никому объяснять.

Он притормозил и посмотрел на мальчика. Левис Фаррен выглядел обыкновенным мальчишкой.

— Я приглашаю тебя, сынок.

Улыбнувшись, мальчик сказал:

— Это очень мило с вашей стороны, мистер Паркинс, но я не могу. Я должен увидеть мою тётю в…

— Баки Лейк, — закончил за него Бадди.

Мальчик слегка покраснел и умолк.

— Если хочешь, я помогу тебе, — повторил Бадди.

Левис покачал головой:

— Вы уже и так здорово помогли, когда согласились подвезти меня.

Через десять минут мальчик вышел возле Зейнсвилла. Бадди проводил его взглядом. Эмми, конечно, вряд ли обрадовалась бы, если бы он притащил домой грязного, голодного мальчишку, но разглядев парня повнимательнее и поговорив с ним, она бы все поняла… Бадди был уверен, что в Баки Лейк нет ни одной женщины по имени Элен Воган; он сомневался даже в том, что у этого странного Левиса Фаррена вообще есть мать; мальчик больше похож на сироту.

Он смотрел ему вслед, пока мальчик не скрылся вдали.

Ему хотелось выскочить из машины, побежать за мальчиком, вернуть его… И тут он вспомнил, что мельком видел в шестичасовых новостях. Ангола, штат Нью-Йорк. Событие в Анголе было не очень значительным, чтобы говорить о нем, но память услужливо подсказала Бадди показанную картину: балки, выступающие, подобно ногам страуса, из огромной дыры в земле над разбитыми машинами — дыра, которая могла вести только в преисподнюю.

Бадди ещё раз взглянул в направлении, где скрылся мальчик, потом включил зажигание и помчался по направлению к Лоу.

Будь Бадди повнимательнее, он мог бы прочесть и заголовок в газете месячной давности, которой так дорожил его странный попутчик:

КОВАРНОЕ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ УБИВАЕТ ПЯТЕРЫХ Репортаж собственного корреспондента «Герольд» Йозефа Гаргана

Сегодня работы по сооружению водонапорной башни в Анголе были трагически прерваны беспрецедентным колебанием почвы, что привело к разрушению здания и гибели под его обломками рабочих. В руинах было найдено пять тел, двоих все ещё не отыскали. Все семь рабочих во время происшествия находились на верхушке сооружения.

Это было первое в истории Анголы землетрясение. Армин Ван Пельт с факультета геологии Нью-Йоркского университета в телефонном разговоре охарактеризовал его как «сейсмический пузырь». Расследование причин происшествия поручено государственной комиссии по безопасности…

Погибшие: Роберт Хайдель, двадцать три года; Томас Тильке, тридцать четыре года; Майкл Наген, двадцать девять лет; Джером Вайлд, сорок восемь лет; Брюс Дэви, тридцать девять лет. Двое, ещё не найденные, были: Арнольд Шулькамп, сорок четыре года и Теодор Расмуссен, сорок три года.

Джек быстро запомнил их имена. Первое землетрясение в Анголе, штат Нью-Йорк, произошло в день, когда он свернул с Западной Дороги и подошёл к городской границе. Одна половина Джека Сойера мечтала попасть домой к толстому Паркинсу и сидеть за обеденным столом со всей его большой семьёй; попробовать жаркое и яблочный пирог миссис Паркинс — и заснуть потом в их доме в комнате для гостей, не торопясь никуда несколько дней, разве что к столу. Беда в том, что стол в Доме Паркинса виделся ему похожим на столик в мышиной норе; а сзади из джинсов всех трех его сыновей свисали тонкие длинные хвостики.

Кто играл роль Джерри Блэдсо, папа? Хайдель, Тильке, Вайлд, Хаген, Дэви; Шулькамп и Расмуссен.

Да, он знал, кто играл эту роль.

Над головой висела табличка: «УНИВЕРМАГ БАКИ. МЕСТО ДЛЯ ГУЛЯНИЯ». Неподалёку, возле торгового центра, расположилась стоянка автомобилей. Универмаг представлял собой футуристический ансамбль сооружений цвета охры, которые, казалось, не имели окон. Джек нащупал в кармане деньги: двадцать три доллара — и направился к парковочной площадке.

Он хотел добраться до Иллинойса, где в ближайшие два-три дня мог застать Ричарда Слоута. Мысль о том, что он вновь увидит своего друга, поддерживала его в трудные минуты, когда он работал на ферме Элберта Паламаунтина; и мысль о близоруком, серьёзном Ричарде Слоуте, находящемся сейчас в своём общежитии Спрингфилдской школы в штате Иллинойс, была не менее приятной, чем запах мяса, приготовленный миссис Паламаунтин. Джек очень хотел увидеть Ричарда, но его несколько деморализовало приглашение Бадди Паркинса погостить у него. Теперь он не мог сесть в первый встречный автомобиль и опять начать сочинять очередную Историю (История, казалось, теперь теряла свой смысл).

Он увидел кинотеатр. Афиши оповещали, что идёт фильм «История любви».

Ему нужно было сделать два дела. Во-первых, купить себе новую обувь. Он видел, как Бадди Паркинс рассматривал его отскочившие подмётки!

Во-вторых, — и это было самым трудным — нужно было позвонить маме. Джек панически боялся этого. Удержат ли его ноги, когда он услышит её голос? Пойдёт ли он дальше на запад, если Лили попросит его вернуться? Поэтому он не мог решить, стоит ли звонить. Ему вдруг представилось, как из снятой им телефонной будки высовывается рука Элроя — или какого-либо другого обитателя Территорий — и хватает его за горло.

Три девочки, на год или два старше Джека, остановились перед витриной и стали обсуждать модели одежды, разглядывая в витринах универмага манекены. Взглянув на девочек, Джек принялся старательно приглаживать растрёпанные волосы. Девочки в новеньких джинсах казались принцессами из сказки, они заразительно смеялись. Мальчик замедлил шаг. Одна из принцесс заметила его и что-то шепнула темноволосой подружке.

«Я изменился», — подумал Джек. — «Я совсем не такой, как они».

За рулём машины сидел белокурый парень и глазел на девочек. Он бросил беглый взгляд на Джека и отвернулся.

— Тимми? — спросила высокая темноволосая девушка.

— Да-да, — ответил парень.

— Мне просто стало интересно, откуда так воняет, — темноволосая насмешливо взглянула на Джека и вместе с подругами вошла в магазин.

Джек подождал, пока машина с Тимми скроется из виду, и тоже вошёл в магазин.

Волна холодного воздуха окатила его.

Он нашёл нужный ему отдел между закусочной и рюмочной. Отдел назывался «САМЫЕ УМЕРЕННЫЕ ЦЕНЫ». На прилавке было выставлено множество кроссовок.

Он выбрал пару своего размера, синие с красными полосками по бокам. Нигде не было указано, кто их выпустил. Они ничем не отличались от множества других пар. Джек отсчитал в кассе шесть долларов, и отказался от предложенной продавцом сумки.

На скамейке у фонтана он переобулся. Старые башмаки были отправлены в урну с надписью «НЕ БУДЬ СКОТИНОЙ», под которой чуть мельче было написано «Земля — наш общий дом».

Теперь нужно найти телефон. В кассе он купил жетоны в кабину N31 и поднялся на второй этаж.

Ангола. Водонапорная башня.

Ладони Джека вспотели.

«ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ КАБИНА» — прозвучал из громкоговорителя голос, и мальчик поспешил к телефону. Он успел заметить в телефонном зале двери с надписью «ДЛЯ МУЖЧИН» и «ДЛЯ ДАМ».

Джек набрал код и номер гостиницы «Альгамбра».

— Слушаю? — отозвались на коммутаторе, и мальчик сказал:

— Попросите миссис Сойер из четыреста восьмого номера. Звонит Джек.

Ему предложили подождать. В груди нестерпимо жгло. Наконец раздался её голос:

— Боже, дитя моё! Как я рада слышать тебя! Быть покинутой матерью слишком тяжело для такой старухи, как я. Кто бы мог научить меня ждать?

— Ты всегда умела ждать лучше всех, — сказал Джек, и слезы текли по его щекам.

— У тебя все в порядке, Джек? Скажи мне правду.

— Да, все прекрасно. Хотелось бы надеяться, что и ты… ну, ты понимаешь.

В телефоне раздался щелчок, и звук стал отчётливее.

— Я в порядке, — сказала Лили. — Просто молодцом. Мне совсем не хуже. Можно узнать, где ты?

Джек помолчал, и в трубке вновь что-то щёлкнуло.

— Я сейчас в Огайо. Скоро смогу увидеть Ричарда.

— Когда ты вернёшься домой, Джекки?

— Не знаю.

— Не знаешь? И зачем только твой отец дал тебе это глупое прозвище?..

В трубке зашумело, её голос пропал. Джек вспомнил, какой старухой она показалась в баре. Когда шум прошёл, он спросил:

— У тебя нет проблем с дядей Морганом? Он не надоедает тебе?

— Я послала твоего дядю ко всем чертям, — ответила она.

— Он был здесь? Приезжал? Он все ещё надоедает тебе?

— Я отделалась от него через два дня после твоего ухода, малыш. Не теряй времени попусту, не думай о нем.

— Он не говорил, куда собирается? — спросил Джек, но как только он произнёс последние слова, раздался щелчок и разговор прервался. Джек повесил трубку. Шум в ней был очень громким, его можно было услышать даже в коридоре.

Разговор был окончен. Джек опять снял трубку и поднёс её к уху. Тишина.

— Эй, — сказал он и дунул в микрофон.

Инстинктивно мальчик сунул руку в карман и сжал серебряный значок.

Все ещё не вешая трубку, он вдруг к собственному ужасу услышал голос дяди Моргана.

Голос был слышен так ясно, как если бы старый добрый дядя Морган стоял у соседнего телефона.

— Убирайся домой, Джек! — голос Слоута резал воздух, как скальпель. — Или ты уберёшься домой добровольно, или мы отправим тебя туда сами.

— Подождите, — начал Джек, желая протянуть время и собраться с мыслями.

— Никто больше не ждёт, дружище!.. Теперь ты покойник. Понял? У тебя не осталось ни одного шанса. Ты вернёшься в Нью-Хэмпшир. Немедленно. Или приедешь домой в гробу.

Джек услышал щелчок, и все оборвалось. Телефон замолчал и внезапно начал отваливаться от стены. Секунду он висел на проводах, а потом тяжело рухнул на пол.

За спиной Джека распахнулась дверь и раздался крик:

— БОЖЕ праведный!

Джек увидел молодого телефониста. Тот схватился за голову.

— Я не делал этого, — начал было Джек. — Это произошло само собой.

— Боже праведный! — не слушая мальчика, кричал телефонист.

Джек бросился в зал. Он уже почти добежал до эскалатора, когда услышал вопль парня:

— Мистер Олафсон! Телефон, мистер Олафсон!

Джек выскочил на улицу. Неподалёку от универмага стояла полицейская машина. Мальчик свернул направо и чуть не сбил с ног почтённого главу семьи, собравшегося с женой и шестью детьми посетить универмаг. Пробормотав извинения, Джек бросился бежать дальше.

Неподалёку на скамейке сидел пожилой негр с гитарой. Рядом стояла металлическая урна. Лицо старика было прикрыто солнцезащитными очками; шляпа сползла на лоб. Отвороты его пиджака по размерам не отличались от ушей слона.

На шее старика висела табличка, и через несколько шагов Джек смог её прочесть.

СЛЕПОЙ ОТ РОЖДЕНИЯ СЫГРАЕТ ЛЮБУЮ ПЕСНЮ БОГ ВОЗНАГРАДИТ ВАС

Он почти прошёл мимо старика с гитарой, как вдруг голос негра резанул его слух.

— Джекки!..

15. ПОЮЩИЙ СНЕЖОК

Джек быстро оглянулся на чернокожего; сердце сбилось с ритма.

«Смотритель?»

Чернокожий медленно снял шляпу.

Смотритель. За тёмными очками — он, Смотритель.

Джек был уверен в этом. Но через секунду он так же был уверен, что это не Смотритель. Тот, прежний Лестер был шире в плечах, его грудь казалась более выпуклой.

«Но если бы он снял свои очки, я бы мог сказать наверняка!»

Мальчик открыл было рот, чтобы окликнуть старика по имени, как вдруг тот начал играть, и чёрные пальцы замелькали по струнам, рождая хорошо знакомую мелодию. Это была пьеса из альбома «Джок Харт из Миссисипи». И хотя старик не пел, Джек знал слова:

Друзья, как трудно пареньку Идти с котомкой на боку!

Господь забыл тебя, дружок…

Из магазина вышел блондин в спортивном костюме и три принцессы. У принцесс в руках было мороженое, у спортсмена — по булочке в каждой руке. Они направлялись в сторону Джека, который, увлечённый стариком, их не замечал. Он сосредоточился на мысли, что это все-таки Смотритель, и Смотритель что-то прочитал в его мыслях. Иначе почему он запел именно эту песню? Ведь песня о нем, правда? О Джеке?!.

Футболист переложил в левую руку обе булочки, а правой сильно толкнул Джека в спину. Зубы Джека от неожиданности щёлкнули; боль свела челюсти.

— От тебя несёт мочой, — процедил блондин. Принцессы захихикали и дружно сморщили носики. Джек отлетел в сторону, зацепив кепку, куда слепой собирал подаяния, и деньги рассыпались.

Песня оборвалась.

Футболист и Три Крошки Принцессы удалялись. Джек рванулся было за ними; им овладела хорошо знакомая ярость. Это же чувство возникло в нем и при встрече с Осмондом, и на ферме у Элберта Паламаунтина; и в Оутли…

Но мальчик не стал догонять их, хотя знал, что мог бы — неожиданно он ощутил в себе небывалый прилив сил. Но он не хотел догонять их; он хотел остаться один. Он…

Слепой принялся шарить рукой вокруг себя, собирая рассыпанные монеты. Он складывал их в кепку. Дзинь!

До Джека донёсся голос одной из принцесс:

— Почему ему вообще позволяют там находиться? Он такой вульгарный!..

Другая ответила:

— Да, непонятно.

Джек присел на корточки и стал помогать старику собирать монетки.

— Благодарствуй, добрый человек! — глухо бормотал слепой. Джека морозило от его срывающегося дыхания. — Вот уж спасибо! Господь вознаградит тебя!

Это был Смотритель.

Это не был Смотритель.

Мысль о том, как мало волшебного напитка осталось в бутылке, заставила мальчика заговорить со стариком. Он не знал, хватит ли напитка, чтобы вновь оказаться в Территориях, но он должен был спасти свою мать и добраться до Талисмана.

— Смотритель?..

— Благодарствуем, от всей души! Господь не оставит тебя!

— Смотритель! Я — Джек!

— Здесь нет Смотрителей, мальчик. — Пальцы негра вновь начали искать монетки. Одна рука нащупала центовую монету и быстро опустила её в кепку другая неловко дотронулась до туфель проходящей мимо хорошо одетой женщины. Её лицо исказила гримаса, и дама заспешила от них.

Джек подобрал последнюю монетку. Это был серебряный доллар с изображением статуи Свободы.

Из глаз Мальчика покатились слезы, оставляя дорожки на грязных щеках. Он оплакивал Тильке, Вайлда, Хагена, и Хайделя. Свою мать. Лауру де Луизиан. Сына погонщика, лежащего мёртвым под телегой. Но больше всего себя — самого себя. Он устал странствовать по дорогам. Наверное, когда едешь в «кадиллаке», все представляется совсем иначе, но когда добираешься на попутках, сочиняя Истории, когда должен унижаться перед каждым за кусок хлеба, — дорога становится Дорогой Скорби. Джек смертельно устал… но ему нельзя плакать! Если он будет плакать, то рак сожрёт его мать, а дядя Морган убьёт его самого.

— Я не думаю, что смогу сделать это, Смотритель, — шептал он. — Не думаю…

Теперь слепой руками нащупывал Джека. Он уцепился за запястья мальчика. Пальцы сжались, как тиски. Негр дышал Джеку в лицо; мальчик прижался к его груди.

— Эй, парень! Я не знаю никакого Смотрителя, но, мне кажется, ты возлагаешь на него большие надежды. Ты…

— Я теряю свою маму, Смотритель, — прошептал Джек. — Слоут гонится за мной. Он говорил со мной по телефону. Но это ещё не самое ужасное. Самое ужасное произошло в Анголе… водонапорная башня… землетрясение… пятеро человек… «Я, я сделал это, я убил их, когда переносился в этот мир, я убил их, как мой отец и дядя Морган убили тогда Джерри Блэдсо!»

Да, это было хуже всего. Он все сказал. Он подписал себе приговор. Он — покойник.

— Эй-эй! — закричал негр. Он встряхнул Джека за плечи. — Ты берёшь на себя слишком большой груз. Сбрось с себя лишнюю тяжесть.

— Я убил их, — всхлипнул Джек. — Тильке, Вайлда, Хагена, Дэви…

— Ну, если бы здесь оказался твой друг Смотритель, — заявил чернокожий, — то кем бы он ни был, он наверняка сказал бы тебе, что ты не мог этого сделать. Ни ты, и никто другой.

— Я убил…

— Взял ружьё, приставил к их головам и спустил курок?

— Нет… землетрясение… я переносился….

— Ничего более глупого в жизни не слышал, — сказал негр. Джек с любопытством взглянул на него, но тот отвернулся. Если он был слепым, то не мог видеть полицейской машины, а ведь он смотрел именно на неё! — Ты слегка не в своём уме. Сейчас ты сидишь со стариной Пролли, мелешь всякую чушь, а потом тебе почудится, что ты и меня убил?

Старик рассмеялся.

— Смотритель!

— Нет здесь никаких Смотрителей, — старик обнажил в улыбке жёлтые зубы. — Не стоит так волноваться.

— Но я не знаю, что произойдёт, если я…

— Никто не знает, что произойдёт, если что-то совершишь, ясно? — бросил негр, который мог быть, а мог и не быть Смотрителем. — Нет, никто не знает. Если приходят в голову такие мысли, не стоит вообще выходить из дому. Я не знаю твоих проблем, мальчик, и не хочу знать. Можешь быть дурачком, рассуждать о землетрясениях и все такое. Но раз ты помог собрать мои деньги и ничего не украл — а я ведь по звуку сосчитал их, да! — я дам тебе добрый совет. Он поможет тебе. Иногда люди погибают, потому что кто-то совершает что-то… но если кто-то не делает это что-то, может погибнуть гораздо большее количество людей. Ты меня понимаешь, сынок?

Солнце отразилось в тёмных стёклах очков.

Джек почувствовал, что напряжение спадает. Слепой говорит странные вещи, но в его совете нет ничего подлого.

Подлостью было полученное им пять минут назад приказание убираться домой.

— Может даже быть, — продолжил слепой, беря на гитаре ре-минорный аккорд, — что это угодно Богу, как говаривала мне моя покойная мамочка, а тебе — твоя мамочка, если она добрая христианка. Иногда мы думаем одно, а делаем другое. Так написано в Библии. Что ты об этом скажешь, парень?

— Не знаю, — честно сознался Джек. Он был потрясён. Закрывая глаза, он видел падающий со стены телефон…

— Мне кажется, ты немного выпил?

— Что? — удивлённо спросил Джек; потом подумал: «Он говорит о волшебном напитке. Как он догадался?»

— Ты телепат, — негромко сказал мальчик. — Верно? Тебя научили этому в Территориях, Смотритель?

— Ничего не понимаю, что ты говоришь, — сказал слепой, — но глаза мои погасли сорок два года назад, и за эти сорок два года мои нос и уши стали очень чуткими. Я почувствовал запах вина от тебя, сынок. Ты весь пропах им. Ты что, мыл им голову?

Джек молчал, не в силах преодолеть растерянность. Ему только и оставалось ощупывать горлышко пустой бутылки. Да, напиток был волшебным. Всесильное волшебство. Но иногда оно убивает людей.

— Нет, я не пил, честно, — выдавил из себя Джек. — То, что у меня было, почти закончилось. Оно… Я… Мне оно даже не понравилось! — В животе от волнения что-то заурчало. — Но мне нужно ещё! На всякий случай!

— Ещё вина? Мальчику твоих лет? — Слепой негр рассмеялся и сделал неопределённый жест рукой. — Тебе это не нужно. Никому не нужен яд, для того, чтобы странствовать.

— Но…

— Подожди. Я спою тебе песенку. Может быть, она кое-что объяснит тебе?

Он начал петь, и его певческий голос не имел ничего общего с разговорным. Голос был глубоким и звучным.

«Почти настоящий вокал, — подумал Джек, — почти голос оперного певца». От звуков этого голоса по телу побежали мурашки. Прогуливающиеся по бульвару парочки, как по команде, повернули к ним головы.

Слепой пел, улыбаясь мальчику. Джек почувствовал исходящую от негра волну тепла. Была неизъяснимая прелесть в этом голосе. Звучала старая добрая песня «Тин Пэн Элли», но голос… он мог быть только оттуда, из Территорий…

Скорее проснись, и ты сможешь, дружок, Любить, и смеяться, и жить хорошо…

Гитара и голос вдруг умолкли. Позади слепого стояли два рослых полицейских.

— Знаешь, сынок, я ничего не вижу, — лукаво сказал слепой гитарист, — но чувствую за спиной что-то синее.

— Черт побери, Снежок, ты же знаешь, что побираться здесь запрещено! — проревел один из полицейских. — Что говорил тебе в последний раз судья Геллас? Только между Центральной и Отвесной улицей. Больше нигде! Ты что, совсем идиот? Тебя ограбят ещё до того, как ты попадёшь домой! Боже, я не…

Его напарник положил руку ему на плечо и кивнул в сторону внимательно прислушивающегося Джека.

— Иди к мамочке, она ждёт тебя, парень, — резко приказы первый полицейский.

Джек побрёл прочь. Он не мог остаться. Даже если бы можно было что-нибудь сделать, он не мог остаться. Ему повезло, что внимание полицейских привлёк старик по прозвищу Снежок. А если бы они стали расспрашивать его, Джека? Тут никакие новые кроссовки не спасли бы!

Он представил себя сидящим в полицейском участке, а напротив пятерых здоровенных копов, пытающихся определить, чей он и откуда.

Нет, лучше не попадаться им на глаза.

За спиной загудел мотор.

Джек поправил рюкзак и стал рассматривать свои новые кроссовки, как будто они были чем-то примечательным. Уголком глаза он увидел медленно проезжающий полицейский патруль.

На заднем сидении машины сидел слепой негр, держа перед собой гитару.

Внезапно старик повернул голову и через оконное стекло посмотрел прямо на Джека… и, хотя Джеку не было видно его глаз сквозь тёмные стекла очков, он твёрдо знал теперь, что Смотритель Территорий Лестер подмигнул ему.

Джек собирался двинуться дальше. Им овладела апатия ко всему происходящему. Он понимал, что одна из причин этой апатии — тоска по дому, но от этого домой хотелось ничуть не меньше.

Стоя возле светофора, Джек почувствовал, что близок к самоубийству. Его привела в чувство мысль о том, что скоро он увидит Ричарда Слоута (ведь не впервые же Сойер и Слоут совершали совместные путешествия, верно?).

«Иди домой, Джек, иначе тебе несдобровать», — нашёптывал голос, — «если ты вернёшься, все закончится… и потом, ведь в следующий раз могут умереть не пять, а пятьдесят человек. Или пятьсот».

Он нащупывал в кармане значок, который в этом мире опять превратился в серебряный доллар. Куда идти? Назад, на восток, домой? Или вперёд, на Запад, идти и не оглядываться?

Он стоял, сжимая в кулаке значок.

Поднималось солнце.

Ехавшая в старом железнодорожном вагоне семья имела достаточно времени на разглядывание мальчика, стоявшего невдалеке от путей. Машинисту, ведущему вагон, все время лезли в голову странные мысли: «Приключения. Опасности. Неожиданные происшествия. Мечты о славе и удаче». Он встряхнул головой, отгоняя эти мысли, и в зеркальце посмотрел на паренька у дороги. «Выбрось все это из головы, Ларри», — подумал машинист, — «а то ты как герой детской приключенческой книги».

Ларри вновь сосредоточился на дороге, развив скорость до семидесяти миль. Он напрочь забыл о мальчике в грязных джинсах.

Если он будет дома к трём часам, то ещё успеет посмотреть футбольный матч.

Значок выпал из рук. Джек вновь поднял его. Голова, изображённая на долларе…

Это была не Статуя Свободы. Это была Лаура де Луизиан, Королева Территорий. Но, Боже, какая разница между этим прекрасным изображением и бледным лицом, которое он видел в павильоне! Её красота поразила его воображение.

А ещё это было лицо его матери.

Глаза Джека наполнились слезами; он попытался сдержать их, — уже достаточно плакал сегодня!.. Он принял решение, и теперь не время плакать. Мальчик крепко зажмурился…

Когда он открыл глаза, Лаура де Луизиан исчезла; на долларе вновь была изображена Статуя Свободы.

Джек получил ответ на свой вопрос. Он бережно спрятал монетку в карман и зашагал к шоссе И-70.

Днём позже Джек пересёк границу штатов Огайо и Индианы.. Шёл мелкий осенний дождик. Мальчик замёрз и промок, его одежда отсырела, ломило все тело, голос охрип. Он подумал, что в конце концов окоченеет.

Недавно он избавился от очередного «доброжелателя», подвозившего его на машине. Все они были на одно лицо — Эмори В.Лайт, Том Фергюссон, Боб Даррент. Все они ласково расспрашивали его о семье, интересовались, нет ли у него подружки, а потом он ощущал их руку у себя на колене и слышал предложение заработать десять (двадцать, двадцать пять) долларов, если он согласится… Этих типов привлекал симпатичный двенадцатилетний мальчик. Джеку стоило больших трудов избавиться от каждого из них.

Джек стоял на шоссе И-70 где-то в западном Огайо. «ХОЧУ ДОМОЙ, В ТЕРРИТОРИИ», — промелькнуло у него в голове. Он оглянулся вокруг.

«Сыро, промозгло». Эти слова сами собой возникли в его сознании. Ему захотелось увидеть синее небо Территорий, вдохнуть прозрачный воздух.

«Но тогда можно сыграть в игру „Джерри Блэдсо“.

«Ничего не знаю об этом… Я знаю только, что ты, наверное, слегка свихнулся…»

Ища укромный уголок — ему безумно хотелось опорожниться — Джек быстро трижды вздохнул. Ну-ну, давай же… У-у-у-х! Отлично!

Он присел на обочину. Мимо проносились машины. Но что это? Нет ошибки быть не может — это, «БМВ» дяди Моргана! Номерной знак Калифорнии, МЛС, принадлежит Моргану Лютеру Слоуту. Машина быстро ехала вперёд.

«Но если Слоут в Нью-Хэмпшире, как же может оказаться здесь его машина?» Это ведь нелепо, Джек, это совпадение…

И тут он заметил мужчину, направляющегося к стоящему невдалеке от мальчика телефону-автомату и понял, что это не совпадение. На мужчине был плащ военного образца, на пять дюймов ниже колена. Джек безошибочно узнал эти широкие плечи, это крепкое телосложение…

Мужчина начал набирать номер, прижав трубку щекой к плечу. Джек спрятался за стоящую рядом будку.

«Заметил ли он меня?»

«Нет», — ответил мальчик сам себе. — «Не думаю. Но…»

Но Капитан Фаррен говорил, что Морган — тот, другой Морган — учует его, как кошка мышь. Так и случилось. Из своего укрытия в ужасном лесу Джек видел, как изменилось отвратительное белое лицо в окне экипажа.

«Этот Морган тоже может учуять его». Нужно только время.

Испуганный Джек подхватил рюкзак, зная, что делает это слишком поздно и слишком медленно, что сейчас Морган зайдёт за угол и скажет, улыбаясь:

— Привет, Джекки! Але-оп! Игра окончена — ясно, дурачок?!

Высокий мужчина, обогнув угол, мельком взглянул на Джека и зашёл в закусочную.

Вернуться. Он должен вернуться. Самые ужасные предчувствия овладели им. Джек открыл рюкзак. Там была бутылка Смотрителя, где оставалось не более трех глотков…

(«Никому, для того, чтобы путешествовать, не нужен яд, но мне он нужен, Смотритель, нужен!») …на донышке. Неважно. Он вернётся. Сердце при этой мысли заколотилось. Страх пропал. «Возвращайся, дружок, пей!»

Сзади зазвучали шаги; это был дядя Морган, но это теперь было неважно. Страх прошёл. Дядя Моргам что-то учуял, но когда он зайдёт за угол, то ничего не увидит, кроме ящика с пустыми пивными бутылками.

Джек задержал дыхание, выдохнув всю грязь воздуха этого мира, и сделал глоток. И даже с закрытыми глазами почувствовал…

16. ВОЛК

…как солнечные лучи ласкают его закрытые веки.

Сквозь запах магического напитка он почувствовал ещё кое-что… тёплый животный запах.

Джек со страхом поднялся, открыл глаза, но в первый момент ослеп — так бывает, когда находишься в тёмной комнате, и вдруг кто-то включает лампочку мощностью в двести ватт.

Джек вновь опустился на землю.

— Эй! Эй! Прочь отсюда! — слова заглушил звериный рёв, нечто среднее между мычанием и блеянием. — Прочь отсюда, пока я не выколол вам глаза!

Глаза мальчика уже привыкли к свету, и он увидел юного гиганта, стоящего посреди стада мычащих животных. Джек сел, автоматически поискал бутылку и отбросил её в сторону, не сводя глаз с юноши, стоящего к нему спиной.

Юноша был высок и плечист настолько, что ширина плеч чуть ли не равнялась его росту. Длинные, спутанные волосы тёмной волной падали на спину, прикрывая лопатки. Он управлял стадом животных, похожих на карликовых коров; он гнал их прочь от Джека, к Западной дороге.

Фигура юноши сама по себе была колоритной, но больше всего Джека поразила его одежда. Все в Территориях, кого он до сих пор встречал, носили (включая и самого Джека) туники, куртки или грубые штаны.

На этом парне был роскошный халат.

Вдруг юноша повернулся, и от страха у Джека перехватило дыхание.

Он вскочил на ноги.

Это был Оборотень — Элрой.

Пастух был Элроем.

И в то же время не был.

Джека сковал страх. Он не мог убежать, подобно оленю, испуганному факелами охотников.

Глядя на фигуру в роскошном халате, он думал: «Элрой был не таким высоким и плечистым! И у него были жёлтые глаза».

Глаза этого существа были ярко-оранжевые, совершенно неестественные для человека. Казалось, это были глаза привидения. И если лицо Элроя выглядело мерзким и жестоким, то улыбка этого парня была тёплой и доброжелательной.

Ничего общего с Элроем — понял Джек, растерявшись от удивления.

Расстояние между парнем и Джеком сокращалось; глаза пастуха стали ещё более ярко-оранжевые, улыбка — ещё более дружелюбной. Джек понял две вещи: парень не представляет опасности, и, кроме того, он медлительный. Не хлипкий, конечно, но медлительный.

— Волк! — воскликнул юноша-зверь. Его речь была протяжной, и Джек внезапно понял, что пастух и выглядит как волк. Мальчик надеялся, что не ошибся, когда решил, что никакой угрозы нет.

«Но если я ошибся, то, возможно, больше не придётся ошибаться… никогда…»

— Волк! Волк! — юноша протянул руку, и Джек увидел, что его руки, как и ноги, были покрыты шерстью, даже не шерстью, а густым волосяным покровом, особенно густо растущим на пальцах; там волосы были окрашены в белый цвет, как конская грива.

«Боже мой! Кажется, он хочет пожать мне руку!..»

Вспомнив дядю Томми, учившего его никогда не пренебрегать рукопожатием, даже если перед тобой злейший враг («Потом можешь пожелать ему сдохнуть под забором, но сперва пожми ему руку», — говорил дядя Томми), Джек подал свою руку, ожидая, что его укусят… а может, и съедят.

— Волк! Волк! Пожмём же друг другу руки! — радостно вскричал незнакомец. — Старый добрый Волк! Поприветствуй же меня! Волк!

Волк с энтузиазмом пожал протянутую ему руку.

«Шикарный халат и рукопожатие с парнем, похожим на сибирского хаски и пахнущим, как шуба после проливного дождя», — подумал Джек. — «Что же дальше? Приглашение сходить с ним на воскресную проповедь?»

— Старый добрый Волк! Он здесь, с тобой! — Волк бил себя кулаком в грудь и смеялся, восхищаясь самим собой. Потом он вновь схватил руку Джека.

«Нужно как-то отвлечь его внимание», — понял Джек, иначе они будут пожимать друг другу руки до захода солнца.

— Старый добрый Волк, — неуверенно повторил он. Эта фраза очень обрадовала его нового знакомого.

Волк засмеялся, как дитя, и, в последний раз тряхнув руку Джека, отпустил её. Боже, наконец-то! Руку никто не откусил, но болела она так, будто побывала в тисках.

— Чужак, да? — спросил Волк. Он взлохматил волосы на голове и выпрямился с чувством собственного достоинства.

— Да, — ответил Джек, думая, что может здесь означать это слово и какие последствия вызовет его ответ. Значение его, по-видимому, очень специфично.

— Да, именно это я и есть. Чужак.

— Конечно! Я нюхом определил это! Это пахнет совсем не плохо, а наоборот, приятно! Волк! Это я! Волк! Волк! Волк! — он откинул голову и засмеялся. Смех незаметно перешёл в завывание.

— Джек, — представился Джек. — Джек Сой…

Его рука опять попала в тиски.

…Сойер, — закончил он, вновь высвободившись; затем улыбнулся, ощущая невероятное облегчение. Пять минут назад он прятался за углом будки на шоссе И-70. Сейчас он беседовал с юным существом, похожим больше на животное, чем на человека.

Вот только согреться пока не удавалось.

— Волк встретил Джека! Джек встретил Волка! Ура! Прекрасно! О, Боже! Коровы на дороге! Ну разве не глупые? Волк! Волк!

Волк бросился со склона на дорогу, где стояла половина его стада, оглядываясь по сторонам с выражением удивления, как будто спрашивая, куда же исчезла трава. Это действительно была странная помесь коров и овец, заметил Джек, и подумал, как можно было бы назвать подобный гибрид.

«Волк, пасущий стадо! О, Боже!»

Джек присел и начал смеяться, прикрывая рот рукой.

Самая крупная особь в стаде была около четырех футов высотой. Все животные (коровцы, как мысленно окрестил их Джек) обросли густой шерстью. Глаза их были копией глаз Волка. Головы держались на коротких крепких шеях.

Волк гнал их от дороги. Они шли послушно, без тени страха.

«Если коровы или овцы не боятся этого пастуха», — подумал Джек, — «было бы крайне глупо бежать от него».

Джеку нравился Волк — чисто внешне, так же, как в своё время не понравился Элрой. И этот контраст был особенно важен, поскольку они походили друг на друга; только Элрой вдобавок был похож на козла, а Волк — на… волка.

Джек медленно направился туда, куда Волк пригнал своё стадо. Он вспоминал, как убегал от Элроя в «Оутлийской Пробке», вспоминал его руки-лапы, его жуткие чёрные зубы…

— Волк?

Волк, улыбаясь, повернулся к нему. Его глаза излучали благородство и ум; во всяком случае, так хотелось Джеку.

— Ты… бывший волк?

— Конечно, — радостно ответил Волк. — Ты это метко подметил, Джек! Я

— Волк!

Джек присел на камень, задумчиво глядя на Волка. Он подумал, что невозможно увидеть или услышать что-нибудь ещё более невероятное, но тут Волк огорошил его ещё сильнее:

— Как поживает твой отец? — спросил он самым обычным тоном, как если бы уже расспросил перед этим о здоровье остальных родственников, — Ну как там Фил? Волк!..

Джеку показалось, что на голову ему вылили ведро холодной воды. И тут он увидел, что в Волке произошла перемена. Тот уже не лучился счастьем — сейчас он был воплощением стыда.

— Он умер, верно?! Волк! Прости меня, Джек! Я глупый. Глупый!

— Волк поднял руки к голове и завыл. От этого звука в жилах у Джека застыла кровь, стадо сбилось в кучу и задрожало.

— Все в порядке, — сказал Джек Ему казалось, что говорит не он, а кто-то другой. — Но… откуда ты знаешь?

— Твой запах изменился, — просто ответил Волк. — Я понял, что он умер, потому что прочитал это в твоём запахе. Бедный Фил! Отличный был парень! Точно говорю тебе, Джек! Твой отец был славный малый! Волк!..

— Да, — сказал Джек, — это так. Откуда ты знал его? И как понял, что он — мой отец?

Волк взглянул на Джека, всем видом говоря: вопрос настолько ясен, что не требует ответа.

— Конечно, я помню его запах. Волки помнят все запахи. Ты пахнешь так же, как и он.

Джек внезапно подумал, что нередко слышал от людей, будто у него глаза отца, рот отца, и даже удар при игре в теннис, — но никто и никогда не говорил ему, что он пахнет, как его отец. Хотя, очевидно, в этом есть своя логика.

— Откуда ты знал его? — переспросил Джек.

Волк растерянно покосился на мальчика.

— Он бывал здесь с ещё одним, — наконец ответил он. — С ещё одним из Орриса. Я был тогда маленьким. Тот, другой, был плохим. Он похищал некоторых из нас. Твой отец не знал этого, — быстро добавил он, видя гнев на лице Джека. — Волк! Нет! Он был хорошим, твой отец. Фил.

Тот, другой…

Волк медленно покачал головой. На лице его застыло странное выражение: он вспоминал кошмары своего детства.

— Плохой, — закончил Волк — Он освободил себе место в этом мире, как говорил мой отец. В основном он — это его Двойник, но сам он — из твоего мира. Мы знали, что он плохой, мы могли бы рассказать, но кто станет слушать волков? Никто. Твой отец знал, что он плохой, но не мог почувствовать его так хорошо, как мы. Он знал, что тот плохой, но не знал, насколько плохой.

И Волк, откинув голову назад, вновь завыл. Звуки его печального голоса звучали особенно жалобно на фоне глубокого голубого неба.

ИНТЕРЛЮДИЯ. СЛОУТ В ЭТОМ МИРЕ (II)

Из кармана плаща (он купил его на востоке: Америка слишком дождлива в октябре) Морган Слоут достал маленькую металлическую коробочку. На ней было десять маленьких кнопок. Он нажал в определённом порядке некоторые из них. Слоут приобрёл этот крошечный сейф в Цюрихе. Если верить человеку, продавшему его, даже неделя в печи крематория не повредит содержимому.

Коробочка со щелчком открылась.

Слоут приподнял вельветовую прокладку и достал то, что хранил вот уже более двадцати лет: крошечный ключ, раньше торчащий в спине механического игрушечного солдатика. Слоут увидел солдатика в витрине магазина в старом маленьком городке Пойнт-Венути, штат Калифорния — и, повинуясь импульсу, не раздумывая, отдал за него пять долларов. Конечно, ему был нужен не солдатик, а ключ. Именно ключ привлёк его взгляд. Солдатика он выбросил в ближайшую урну…

Сейчас Слоут стоял позади своего автомобиля в Левисбурге, держал в руке ключ и рассматривал его. Как и медиатор Джека, ключ в Территориях всегда становился чем-нибудь другим. Однажды, вернувшись из Территорий, он уронил его в холле старой конторы. Очевидно, колдовство Территорий сохранилось в ключе, потому что этот идиот Джерри Блэдсо через час был убит. Нашёл ли его Джерри? Наступил ли на него? Слоут не знал этого, да и не интересовался. Не волновала его и трагическая гибель электрика. Его интересовала только потеря ключа. Нашёл его Фил Сойер и без комментариев отдал ему:

— Вот, Морг. Твой талисман, верно? Видимо, у тебя дырка в кармане. Я подобрал его в холле после того, как увезли беднягу Джерри.

Да, в холле. В холле, где сгорело все, что могло гореть; в холле, где ещё две недели стоял запах гари.

Все сгорело, кроме этого ключика, который в другом мире был своего рода фонариком. Слоут продел в ушко ключа серебряную цепочку и повесил цепочку с ключом на шею.

— Ну, что ж, я иду за тобой, Джекки, — странно дрожащим голосом пробормотал он. — Пора кончать с этим неприятным делом. Давно пора…

17. ВОЛК И СТАДО

Волк успел рассказать о многом, внимательно следя при этом за своими питомцами. Когда Джек спросил его, где он живёт, — Волк только махнул рукой в северном направлении. «Я живу, — сказал он, — со своей семьёй», — а потом добавил, что не женат и не имеет детей, и что не женится ещё год-два.

— Но ты сказал, что живёшь со своей семьёй!..

— О, семья! Да! Волк! — засмеялся Волк. — Конечно. Они! Мы все живём вместе. Пасём скот. Ее скот.

— Королевский?

— Да. Дай ей Бог никогда не умереть! — и Волк, коснувшись правой рукой лба, отдал весьма своеобразный салют.

Расспрашивая дальше, Джек сумел составить довольно странную картину. Семья Волка — стая живёт на огромном пространстве от границ до «поселений», как именовал Волк восточные города и деревни.

Волки — неутомимые, надёжные работники, по крайней мере, большинство из них. Их сила воспета в легендах, их храбрость не вызывает сомнений. Некоторые Волки уходят на восток, где служат Королеве — охрана, солдаты, иногда телохранители. В их жизни, объяснил Волк, есть только две высшие цели: Королева и семья. Большинство Волков служат Королеве так же, как и он: пасут стада.

Коровцы — основной источник мяса, шкур и масла для светильников в Территориях (этого Волк не сказал, но Джек сам сделал такой вывод из его слов). Все стада принадлежат Королеве, и семья Волка пасёт их с незапамятных времён. Так сказать, наследственная работа. Джек нашёл, что это похоже на отношения между буффало и индейцами в американских прериях… до прихода белых завоевателей.

— Подожди, лев окажется поверженным, а Волк — в капкане, — пробормотал Джек и улыбнулся.

— Что, Джек?

— Ничего, — ответил мальчик — Волк, а ты действительно превращаешься в зверя в полнолуние?

— Конечно, — гордо заявил Волк Он удивлённо покосился на Джека, будто тот спросил какую-то глупость. — Чужаки так не умеют, верно? Фил говорил мне это.

— Ну, а стадо? — спросил Джек — Когда ты изменяешься, они…

— Когда мы превращаемся, то уходим подальше от стада, — серьёзно сказал Волк. — Иначе мы ведь можем съесть весь скот! А Волк, который загрыз её животное, должен умереть. Так говорит «Книга Правильного Хозяйствования». Волк! Волк! В полнолуние мы уходим в определённые места. Стадо — тоже. Они глупы, но знают, что в полнолуние нужно убраться подальше, Волк! Они это отлично знают!

— Но ведь ты ешь мясо?

— Ты — вылитый отец, и вдобавок те же вопросы. Волк! Конечно, мы едим мясо. Мы — Волки, разве не так?

— Но если вы не едите животных из стада, то что же вы едите?

— Мы хорошо питаемся, — этим коротким ответом Волк отбил у Джека охоту развивать тему питания дальше.

Как и все остальное в Территориях, Волк таил в себе волшебство, восхищающее и пугающее одновременно. То обстоятельство, что он знал и отца Джека, и Моргана Слоута — или, по крайней мере, не раз встречал их Двойников — создавало вокруг Волка ореол загадочности. Все, что рассказывал Волк, вызывало у Джека множество вопросов, на большинство из которых Волк не мог или не хотел ответить.

Они много говорили о давних визитах Филиппа Сойтеля (как его здесь называли) и Орриса. Впервые они появились, когда Волк был совсем ребёнком и жил с матерью и двумя «малышками-сёстрами». Они появились так же внезапно, как и Джек, только они шли на восток, а не на запад («По правде говоря, ты — первый человек, которого я видел, собирающийся идти отсюда ещё дальше на запад», — сказал Волк).

Они были весёлой компанией. Проблемы с Оррисом возникли значительно позже. Это произошло после того, как спутник отца Джека «расчистил себе место в этом мире».

Волк — имея в виду Слоута, он называл его Оррисом — сказал, что Оррис похитил одну из сестричек («Моя мать месяц искала её, пока не поняла, что её забрал Оррис», — веско добавил Волк); время от времени он похищал и других Волков. Волк возвысил голос и, с выражением страха и благоговейного ужаса на лице, поведал Джеку, что «слабый человек» забирал некоторых Волков в другой мир, Чужой Мир, и учил их там есть мясо скота.

— Это — очень плохо для твоих соплеменников? — спросил Джек.

— Это гибельно для нас, — коротко ответил Волк.

Сперва Джек подумал, что Волк имеет в виду киднэппинг — ведь Волк, рассказывая о своей сестре, использовал глагол «похищать». Теперь он понял, что ошибся — разве что Волк, бессознательно поэтизируя события, хотел сказать, что Морган похищает умы некоторых членов семьи Волка. Наверное, Волк говорил о тех бывших волках, которые забыли своё предназначение служить Королеве и подчинялись теперь Моргану… Моргану Слоуту или Моргану из Орриса.

Эти мысли естественным образом наталкивались на воспоминания об Элрое. «Волк, который съедает порученный ему скот, должен быть казнён».

Он вспомнил о мужчинах в зеленом автомобиле, которые сначала спросили у него, как проехать к Беверли Хиллз, а потом пытались затащить его в машину.

…Глаза. Глаза изменились…

…Это попросту гибельно для них.

…Он расчистил себе место в этом мире.

До сих пор Джек ощущал безопасность и восхищение: восхищение от того, что он вновь очутился в Территориях и мог вдыхать их чистый воздух, а безопасность — от общения с большим дружелюбным Волком, в стороне от поселений, вдали от любопытных глаз.

«…Расчистил себе место в этом мире!..»

Он спросил Волка о своём отце — здесь именуемом Филиппом Сойтелем — но Волк только покачал головой. Все, что Волк знал, — это то, что Фил был отличным парнем. Он не смог даже описать отца — не помнил его внешности. Он помнил только запах, да ещё был убеждён в одном — хотя оба Пришельца казались хорошими, только Фил Сойер был на самом деле хорошим. Иногда он делал подарки Волку, его малюткам сёстрам и братьям. Одним из его подарков, изменившимся при перемещении из мира чужаков, был роскошный халат для Волка.

— Я никогда не снимаю его! — сказал Волк. — Моя мать хотела отобрать его, когда я проносил халат пять лет. Сказала, что он очень грязный! Что я из него вырос! Волк! Я не отдал его. Наконец, она пошла в лавку у границы и купила мне шесть пар таких халатов. Я не знаю, сколько она заплатила, но

— Волк! Я скажу тебе всю правду, Джек — я боялся её спросить. Но я так и не снял подарок твоего отца. Волк! Волк! В нем, я думаю, меня и похоронят,

— Волк улыбнулся так дружелюбно, что Джеку захотелось пожать ему руку. Он никогда не делал ничего подобного в своей прошлой жизни, ни при каких обстоятельствах, но он был рад пожать руку, тёплую сильную руку Волка.

— Я рад, что тебе нравился мой отец, Волк, — сказал мальчик.

— Да! Да! Волк! Волк!

А потом все полетело в тартарары.

Волк умолк и, насторожившись, огляделся.

— Волк! Что слу…

— Тсссс!

И Джек услышал то, что чуткий слух Волка уловил несколько раньше, — впрочем первым здесь был волчий нюх. Стадо сбилось в кучу и бросилось наутёк от нарастающего ужасного звука, способного разбудить и мёртвого. Вокруг все было заполнено этим звуком, и Джеку показалось, что он сходит с ума.

Волк вскочил на ноги, осматриваясь с испуганным удивлением. Этот низкий, свистящий звук все усиливался. Громко блеяло стадо; часть коровец сбилась в кучу, и мощное «бэ-э-э» слилось со свистом. Другие пытались спастись бегством…

— Черт побери, моё стадо! — вскричал Волк и помчался вниз по склону, пытаясь собрать животных вместе.

— Волк! — закричал Джек, но Волк не слышал его. Джек и сам едва слышал свой голос, заглушённый этим душераздирающим звуком. Он скосил глаза вправо и изумился. В воздухе что-то происходило. В трех футах от него земля задрожала и покрылась рябью; поверхность её исказилась. Сквозь пелену пыли Джек видел Западную Дорогу, но она казалась теперь какой-то нематериальной.

«Что-то прорывалось сквозь воздух с другой стороны! Может быть, причиной этому явилось то, что я перенесён сюда?»

Несмотря на охватившую его панику, Джек прекрасно понимал, что причина в другом.

Было ясно, кто приближался к нему.

И Джек помчался со склона вниз.

Звук ширился и разрастался. Волк пытался удерживать взбесившихся животных.

— Эй! Хватит! Стойте смирно! Волк!

Волк кричал на животных, хватая их руками за холки.

— ВОЛК! ДА ПОМОЖЕТ МНЕ БОГ! — восклицал он. Полы его халата распахнулись. С неба хлынули потоки воды. Вода была всюду. Шерсть Волка туг же промокла. Вода стекала по спинам коровец; их глаза побелели от страха.

— Волк! — крикнул Джек. — Это Морган! Это…

— Стадо, — не обращал внимание на мальчика Волк. — Волк! Волк! Моестадо! Джек! Не пытайся…

Раздался грохот, сотрясший землю. Почти так же испуганный, как и стадо, Джек посмотрел вверх и увидел, что небо прояснилось и облака куда-то испарились.

Гром довёл панику в стаде до высшей точки. Коровцы беспорядочно метались, пытаясь хоть куда-нибудь скрыться. Джек видел, что ещё несколько мгновений — и они сметут с ног Волка, из последних сил сдерживающего их натиск.

Мальчик бросился на помощь приятелю. Морган отошёл на второй план. Сейчас это было неважно. Волк в беде!..

— Джек! — раздался громовой голос. Джек узнал его. Это был голос дяди Моргана.

— Джек!..

Прозвучали громовые раскаты, и небо рассекла молния.

Отбрасывая со лба прилипшие волосы, Джек глянул через плечо… и как бы перенёсся на шоссе И-70 вблизи Левисбурга, штат Огайо. Видимость была плохая, как в грязных очках, но он увидел. Увидел угол будки. Рядом стоял автомобиль, похожий на «шевроле». Прислонившись к нему, стоял Морган Слоут. Его красное лицо исказила гримаса ненависти, к которой примешивался триумф.

Мальчик остолбенел; перепуганные животные жались к его ногам и жалобно блеяли; глаза и рот Джека были широко раскрыты от изумления.

«Он ищет меня… о Боже, он ищет меня!»

— Так вот ты где, безобразник! — обратился к нему Морган. Голос Слоута несколько отличался от того, к которому в своём мире привык Джек. Как будто они говорили по телефону, и микрофон искажал звуки.

«Ну вот, мы и увиделись, верно? Верно?!»

Морган сделал шаг вперёд; его лицо расплывалось, будто сделанное из пластилина. Джек заметил, что в руке дяди было что-то зажато, а на шее висел какой-то серебристый предмет.

Джек стоял, как парализованный. Из дяди Моргана, землевладельца и добряка, Слоут превращался в Моргана из Орриса, пытающегося захватить трон умирающей Королевы. Его руки удлинялись; цвет кожи изменился. На голове выросли волосы. Они были длинными, тёмными и почти прикрывали шею.

Плащ заменила куртка. Модельные туфли превратились в сапоги, и в голенищах вполне мог спрятаться нож. А маленькая серебристая вещичка в руке превратилась в удочку, из которой вырывалось синее пламя.

«Горящая удочка. О Боже, это…»

— Джек! — взывал о помощи Волк. Стадо попало в ручей, и сильное течение сносило животных. Некоторые из них уже погибли под лавиной воды. Мальчик бросился на помощь.

«Парень! Повернись и посмотри на меня!»

«Сейчас нет времени, Морган. Извини, но я должен помочь Волку справиться со стадом, а потом смогу уделить тебе внимание. Я…»

Синее пламя обожгло плечо Джека, как будто ударило током. Удочка слегка щёлкнула по спине одной из коровец, и та упала замертво.

«Повернись и посмотри на меня, парень!»

Он почувствовал в команде нажим, и попытался отвернуться.

Волк взывал о помощи. Волосы упали ему на глаза, как занавес.

— Волк! — крикнул Джек, но его вопль утонул в хриплом рыке грома.

Группа коровец сбила Волка с ног, и тот скрылся под водой, но вскоре снова вынырнул.

«Вот оно», — думал Джек. — «Вот оно, Морган пришёл. Удрать отсюда и поскорее…»

Но вместо этого он принялся помогать Волку спасать тонущую коровцу.

— Джейсон! — заорал Морган из Орриса, и Джек понял, что Морган говорит на диалекте Территорий. Он назвал его по имени, только здесь имя мальчика звучало, как Джейсон.

«Но сын Королевы умер во младенчестве! Умер, он…»

Вновь воздух пронзил электрический разряд.

— ПОВЕРНИСЬ И СМОТРИ НА МЕНЯ, ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ!

«Вода. Почему Слоут не переходит через неё, чтобы убить меня, Волка и всех этих животных одновременно?..»

И тут на помощь пришли полученные в школе знания. Если ток попадёт в воду, то он будет двигаться во всех направлениях, и к Слоуту тоже.

Джек повернулся и погнал коровец, как заправский пастух. Ближайшее животное было нормальных размеров, в отличие от малюток, разводимых в Территориях. Мальчик с некоторой опаской поглядывал на эту полноценную корову, однако она вместе со всеми остальными подчинилась его воле. Стадо выбралось на берег, где Джека уже ждал Волк с побелевшими губами.

Сверкнуло пламя, и трава на берегу вспыхнула. Джек и Волк оторопели. Огонь быстро распространялся по сухой траве. Через мгновение пылало все поле.

— Волк, — закричал Джек. — О Боже, Волк!

— Ох, — отозвался Волк. — Оххххх…

Джек увидел Моргана, стоящего на другом берегу — высокую пуританскую фигуру в чёрной куртке. На лице Слоута блуждало выражение задумчивости. У Джека хватило времени подумать, что волшебство Территорий оказывает воздействие на все, даже на его ужасного дядю. Морган сейчас вовсе не казался коварным чудовищем — наоборот, в его лице была даже какая-то ледяная прелесть. Он лениво помахивал серебряной удочкой, как будто она была магической волшебной палочкой, и голубое пламя хлестало пространство.

«Эй, ты, и твой дружок-идиот!» — воскликнул Морган. Губы его скривились в торжествующей гримасе, обнажив кривые жёлтые зубы, мгновенно разрушившие ощущение волшебства, возникшее у Джека.

Волк вцепился в руку Джека. Он смотрел на Моргана, его глаза горели ненавистью и страхом.

«Ты дьявол!» — зарычал Волк. — «Ты дьявол! Моя сестра! Моя маленькая сестричка! Волк! Волк! Ты дьявол!..»

Джек достал из куртки бутылку. На донышке плескалось несколько капель. Он не мог удержать Волка одной рукой, а его друг, казалось, был не способен устоять сам. Неважно. Сможет он перенестись в другой мир… или нет?

— Ты дьявол! — Волк подвывал и сползал в воду.

Запах горелой травы и перепуганных животных.

Гром.

Огонь подступил к Джеку так близко, что волосы начали дымиться.

— ЭЙ ВЫ, ОБА! — орал Морган. — Я НАУЧУ ВАС, КАК СТАНОВИТЬСЯ НА МОЕМ ПУТИ! УБЛЮДКИ! Я ПРОУЧУ ВАС! ..

— Волк, держись! — Джек схватил Волка за руку и стал тащить наверх. — Держись за мою руку, слышишь?

— Волк!

Мальчик сделал глоток из бутылки. Последние капли упали ему на язык. Бутылка была пуста. Морган что-то кричал… но звук удалялся… удалялся… удалялся…

Джеку показалось, что они провалились в шахту, Волк намертво вцепился в руку; солнце исчезло… наступал обычный для Америки октябрьский день. Холодный дождь ударил мальчику в лицо; вода оказалась гораздо холоднее, чем несколько секунд назад. Неподалёку слышался гул большого города… Люди могли подумать, что они свалились с неба…

«Невозможно, — подумал он, — но ведь произошло!» За мгновение он перелетел из Территорий в свой мир.

Назад. Немедленно назад!

Он чихнул.

Опять холодно!..

Они стояли по колено в ледяной воде.

Волк был с ним. И Волк визжал.

18. ВОЛК ИДЁТ В КИНО

Наверху промчалась электричка. Зазвенели рельсы. Волк вздрогнул и придвинулся ближе к Джеку, толкнув мальчика так, что тот чуть было не свалился в воду.

— Осторожнее, — воскликнул Джек. — Отодвинься, Волк! Это опасно! Отодвинься!

Он легонько толкнул Волка, сам того не желая. Волк весил полторы сотни фунтов и, свалившись всей тяжестью на Джека, мог утопить его.

— Волк! Не надо! Волк! Не надо! Волк!..

Волк чуть-чуть отодвинулся от Джека, но тут прогрохотал грузовик, и новый приятель мальчика вновь прижался к нему. Его глаза умоляли увести бедного Волка подальше от этого шума: «Лучше умереть, чем оставаться в этом мире!»

«Я тоже так думаю, Волк, но в том мире нас ожидает Морган. А если даже его и нет, то у меня все равно закончился волшебный напиток». В левой руке он все ещё держал за горлышко бутылку Смотрителя. Теперь она стала совершенно бесполезной. Джек отбросил бутылку в сторону. Всплеск.

Шум наверху усиливался. На этот раз проехало два грузовика. Волк в ужасе зажал уши руками. Джек заметил, что с рук Волка почти исчезла шерсть

— почти, но не вся. А первые два пальца на каждой руке Волка стали почти нормальной длины.

— Пошли, Волк, — позвал Джек — Пошли отсюда. Мы с тобой похожи на двух идиотов, ожидающих специального приглашения.

Он взял Волка за руку и почувствовал, что его новый приятель пребывает в полной растерянности.

— Не бросай меня, Джек, — попросил Волк. — Очень тебя прошу, не бросай меня.

— Нет-нет, Волк, ни в коем случае, — ответил Джек и подумал: «Как справиться со всем, что здесь происходит? Вот стою я с моим приятелем-зверем. Ну и что? А, кстати, что это случилось с Луной, а, Джек? Ты помнишь?»

Он не помнил; с неба, затянутого тучами, падали холодные дождевые капли. Выхода не было.

Каковы были шансы на успех? Тридцать к одному? Двадцать восемь к двум? В любом случае они ничтожны.

— Нет, я не брошу тебя, — повторил мальчик, и повёл Волка вдоль берега ручья. По течению плыла потерянная кем-то кукла. Её стеклянные голубые глаза смотрели вверх сквозь мутную воду.

Джек весь дрожал от холода.

За время, проведённое в Территориях, Джек прошёл на запад всего полмили — именно такое расстояние до водопоя преодолело стадо Волка. Здесь это равнялось десяти милям. Джек с трудом произвёл в уме необходимые подсчёты.

Они выкарабкались на берег, и Джек осмотрелся. В пятидесяти ярдах от них проходило шоссе. Вверху светилась надпись: «ДО ШТАТА ОГАЙО — 15 МИЛЬ».

— Будем голосовать, — сказал Джек.

— Голосовать? — не понял Волк.

— Давай-ка посмотрим на тебя.

Одежда Волка преобразилась. Кожаные штаны фирмы «ОШКОШ», голубая ковбойка военного образца, белые носки, потёртые кроссовки.

И в довершение всего глаза Волка были закрыты тёмными стёклами очков, наподобие тех, что любил носить Джон Леннон.

— Волк, ты что, плохо видел? Ну, там, в Территориях?

— Не знаю. Наверное. Волк! Но так, сквозь эти стеклянные глаза, я вижу лучше.

Он посмотрел на проезжающие мимо машины, и Джек представил, какими они могли казаться Волку металлические чудовища с жёлто-белыми глазами, мчащиеся в ночи на невероятной скорости.

— Да, теперь я вижу гораздо лучше, — подтвердил Волк.

Пару дней спустя два усталых путника добрались до города Манси, штат Индиана. К этому времени лицо Волка побледнело и осунулось. Накануне он пытался сорвать с яблони несколько поздних плодов, но ветка под ним обломилась, Волк упал с дерева и ушиб ногу. Джек все же сумел сорвать несколько яблок, но все они были червивые.

Сзади загудел автомобиль. Волк взвыл и налетел на Джека. Джек надеялся, что его спутник сумеет преодолеть свой страх перед машинами, но пока что этого не происходило.

— Все в порядке, Волк, — терпеливо успокоил Джек приятеля. — Он уже проехал.

— Так громко! — простонал Волк. — Волк! Волк! Волк! Так громко, Джек! Мои уши, о мои бедные уши!..

— Нужно заткнуть их ватой, — посоветовал Джек, думая при этом: «Тебе понравятся просторы Калифорнии, Волк. Мы ещё попадём туда. Там не будет этих машин и мотоциклов. Потерпи немного!»

— А некоторым эти звуки даже нравятся. Они…

— Нравятся! — фыркнул Волк. — Кому это может понравиться, Джек? И потом, запах…

Джек знал, что запахи Волку переносить тяжелее всего. Уже через четыре часа пребывания в этом мире Волк стал именовать его Страной Ужасных Запахов.

Джек понимал: любой человек, попавший в Территории, будет очарован царящими там ароматами. А здесь… Дизельное топливо, выхлопные газы, промышленные отходы, смог, грязная вода, ядохимикаты… Люди к этому привыкли. Но Волк не мог. Он ненавидел машины, их запахи; Волк ненавидел весь этот мир. Джеку казалось, что если он не сумеет отправить Волка назад в Территории, то скоро Волк сойдёт с ума.

Прогрохотала фура, гружённая цыплятами. За ней — несколько машин; одна из них посигналила. Волк так и подскочил на месте, больно сдавив руку Джека, но тут же опомнился:

— Извини, Джек!

— Не страшно. Брось нервничать. Нам пора перекусить.

Волк уселся рядом с мальчиком. Он знал, какой обузой является для Джека; он знал, что без него Джек шёл бы быстрее и сумел бы удалиться от Моргана на большее расстояние. Он знал, что во сне Джек видит свою мать и иногда плачет. Но мальчик только один раз заплакал, проснувшись, — это было, когда у Волка от шума машин помутилось в голове. Именно тогда Волк понял, что означает «голосовать». Понял он и то, что без Джека моментально погибнет в этой Стране Ужасных Запахов.

Их подвозил в своём старом «крайслере» пожилой мужчина, на кепке которого была надпись «СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЕ ОБОРУДОВАНИЕ».

— Привет, ребята! Мерзкая ночка, верно?

— Спасибо, мистер. Да, вы правы, — вежливо ответил Джек. Он мучительно думал, как при Волке рассказывать свою Историю, и ещё его пугало выражение лица Волка.

Водитель тоже это заметил, и его лицо окаменело.

— Тебе не нравится запах моей тачки, сынок?

Тон был таким же холодным, как и выражение лица.

Волк скривился, оставив губы плотно сжатыми.

— Ну, и что же в нем плохого? — раздражённо поинтересовался водитель.

Волк застонал.

— О, Боже, — испуганно воскликнул мужчина. Ни слова не говоря, он затормозил машину, выскочил из неё и распахнул заднюю дверцу, жестами предлагая быстро выметаться.

Когда задние огоньки «крайслера» скрылись из виду, Джек набросился на приятеля:

— Ты болван! Если бы он мог, он сразу же сообщил бы в полицию! Ты хочешь, чтобы у нас были неприятности, Волк?

Волк втянул голову в плечи.

— Не кричи, Джек, — попросил он. — Запахи здесь… Я не могу, когда так пахнет.

— Но я же ничего не чувствую! — воскликнул Джек. Его голос от волнения прервался. Он отбросил волосы со лба. Потом мальчик потрепал Волка по плечу. С таким же успехом он мог бы дотронуться до камня. Волк продолжал ныть, и это разозлило Джека.

— Ничегошеньки! — повторил он с нажимом. Волк вновь завыл, вертясь на месте, как младенец, которого побил сердитый папаша. Джек начал хлопать его по спине.

— Лучше прекрати (Хлоп!), потому что в следующей машине может оказаться полицейский (Хлоп!), или же мистер Морган Слоут в своём темно-зеленом БМВ (Хлоп!); и если все, что ты можешь, — это изображать младенца, то мы близки к гибели (Хлоп!). Ты можешь это понять?

Волк ничего не возразил. Он стоял спиной к Джеку и плакал. Джек разозлился окончательно. Кое-кто очень хотел бы его убить, и этот кое-кто знал, что, убив Волка, остальное будет очень несложно сделать.

— Повернись!

Волк выполнил приказ. Из его карих глаз ручьём бежали слезы. На кончике носа повисла капля.

— Ты меня понимаешь?

— Да, — прошептал Волк. — Да, понимаю, но я не могу ехать с ним, Джек.

— Почему? — сердито спросил Джек, иронично глядя на приятеля.

— Потому что он умирал, — тихо сказал Волк.

Джек уставился на него; вся злость мигом улетучилась.

— Джек, а ты разве этого не понял? — медленно спросил Волк. — Волк! Разве ты этого не почуял?

— Нет, — ответил Джек растерянно. Теперь ему казалось, что и он что-то почуял. Что-то, чего не чуял раньше. Что-то, похожее на вкус…

И тут он окончательно успокоился. И уселся прямо на кромку тротуара, глядя на Волка.

Да, он почувствовал запах гнилого винограда. Именно таков был запах у машины. Конечно, он не мог утверждать этого наверняка, но вероятность была большой.

Гнилой виноград.

— Это худший из всех запахов, — сказал Волк. — Так пахнут люди, когда они перестают быть здоровыми. Мы называем этот запах — Волк! — Чёрной Болезнью. Я думаю, что ему даже в голову не приходит, чем он болен. И… Чужаки не могут учуять это, верно?

— Верно, — согласился Джек. Если бы он внезапно перенёсся в комнату матери в Нью-Хэмпшире, смог бы он учуять этот запах от неё?!

Да, он учуял бы его; запах гнилого винограда, запах Чёрной Болезни.

— Мы называем это раком, — сказал он. — Мы называем это раком, и мояматьбольнаим.

— Не знаю, смогу ли я сесть в машину, — продолжал Волк. — Если хочешь, я попытаюсь, Джек, но запахи… внутри… они плохи и снаружи, но внутри…

Джек от отчаяния закрыл лицо руками. Ему не удастся отделаться от Волка; поиски Талисмана ещё далеки от завершения; Волк будет ему только мешать. Раньше или позже они непременно попадут в тюрьму.

Волк прочитал на лице Джека то, о чем сейчас лихорадочно размышлял мальчик. Ноги его похолодели, и он, как в старой мелодраме, прижал к груди руки.

— Не уходи, не покидай меня, Джек! — взмолился он. — Не бросай старину Волка, не бросай меня здесь! Ведь это ты притащил меня сюда, так, пожалуйста, не бросай меня одного…

Голос изменил ему; Волк пытался продолжать, но изо рта, как у немого, не вырвалось не звука.

«Не бросай меня здесь, ты притащил меня сюда…»

Да, именно так. Он в ответе за Волка, верно? Да, или почти да. Он взял Волка за руку и перенёс его из Территорий в Огайо — а имел ли он право так поступить? Конечно, у него не было выбора; Морган убил бы его своей светящейся удочкой. Он должен был бы вернуть Волка назад, должен был спросить: «Что тебе больше нравится, старина Волк? Быть здесь и бояться или быть там и умереть?»

Да, он должен был бы так поступить, и у Волка не было бы выбора, потому что он не силён в логике. Но дядя Томми частенько повторял одну китайскую поговорку: «Спасая кому-либо жизнь, ты отвечаешь за него до конца своих дней».

За Волка отвечал он. Джек-Странник.

— Не покидай меня, Джек, — стонал Волк. — Волк-Волк!.. Пожалуйста, не покидай старого доброго Волка! Я буду помогать тебе! Я буду караулить твой сон; я пригожусь тебе, только не покидай меня…

— Хватит ныть, лучше пошли, — строго сказал Джек. — Я не брошу тебя. Но мы должны убраться отсюда, пока не попали в лапы к полицейским. Пошли.

— Ты знаешь, что теперь нужно делать, Джек? — спросил его Волк. Уже около получаса они сидели в пыли на окраине Мунси-Тауна. Джек с улыбкой взглянул на спутника. Это была усталая улыбка, и Волку не понравились тёмные круги под глазами мальчика. Запах мальчика содержал в себе признаки болезни.

— Думаю, что знаю. Я думал об этом несколько дней назад, когда покупал себе новые кроссовки.

Он посмотрел на свои ноги. Волк последовал его примеру, и несколько минут они в молчании рассматривали кроссовки. Те были грязны и потёрты. Левый разорвался. Джек купил их… он задумчиво почесал в затылке. Трудно поверить: всего три дня назад. Всего три дня назад. Они теперь выглядели совсем старыми. Старьё.

— Во всяком случае… — начал Джек. Затем его осенило. — Видишь здание вон там, Волк?

Здание, украшенное невыразительными лепными ангелочками, возвышалось в центре площади, подобно айсбергу. Волк знал, что заасфальтированная площадка перед зданием источает запах погибших животных. Он задыхался от этого запаха, и Джек заметил это.

— К твоему сведению, надпись над ним гласит «Городское шестиэкранное шоу», — сказал Джек — Это звучит донельзя глупо, но на самом деле это кинотеатр, где одновременно крутят шесть кинофильмов. Сейчас мы решим, на какой из них пойдём. (Днём там не должно быть слишком много народа, и это хорошо, потому что у тебя, Волк, слишком потрясённый вид.) Пошли же, — он встал на ноги.

— Что такое кинофильм, Джек? — спросил Волк. Он понимал, что очень обременяет мальчика, и поэтому не вправе спорить, куда идти. Но им вдруг овладело ужасное предположение: а что, если пойти в кино и подъехать автостопом — это одно и то же? Очень возможно…

— Ну, — улыбнулся Джек, — это проще показать, чем объяснить. Я думаю, тебе понравится. Пойдём!

Мальчик несколько раз присел, разминая отёкшие ноги.

— Джек, с тобой все в порядке? — заботливо спросил Волк.

Джек кивнул. Они пошли по асфальту, который был для Волка хуже горящих углей.

…Добрую часть пути от Арканума, штат Огайо, до Манси, штат Индиана, Джек проехал на спине Волка. Его друг наотрез отказался садиться в машины, шарахаясь от их запаха и начиная выть в ответ на внезапный сигнал клаксона. Но он почти не устал. Джек думал: «Скоро ты забудешь про «почти».

Они быстро удалялись от Арканума. Волк легко шагал рядом, как будто никогда не проводил время иначе, как в подобных прогулках. Джек до полусмерти боялся встречи с полицейскими, но их никто не остановил.

Они не прошли и четверти мили, когда он попросил Волка немного подвезти его на спине.

— Как? — удивился Волк.

— Ты что, не знаешь? — Джек жестами показал, как это делается.

Понимание отразилось на лице Волка. Наконец-то он может что-нибудь сделать для Джека.

— Ты хочешь прокатиться на мне, как на лошади! — радостно воскликнул он.

— Ну, я думал…

— Конечно! Волк! Садись скорее, Джек! — Волк пригнулся, подставив плечи.

— Как только устанешь, сразу же спусти ме…

Он не успел закончить — Волк разогнался и бодрой рысью помчался по дороге. Холодный сырой воздух ударил Джеку в лицо.

— Волк, ты устанешь! — крикнул Джек.

— Нет-нет! Волк! Волк! Никогда! — Впервые с момента их перемещения в этот мир Волк был по-настоящему счастлив. Следующие два часа они бежали в кромешной тьме и, наконец, заночевали в неубранном поле.

Волк не хотел передвигаться по людным шоссе, предпочитая тихие просёлочные дороги. Джек не имел ничего против. Он настоял только на остановке у придорожного магазинчика, вблизи Харрисвилля. Пока Волк, нервничая, ждал у входа, Джек купил газету и внимательно изучил прогноз погоды. Следующее полнолуние состоится 31-го октября. В этот день будет праздник нечистой силы — Хэллоуин; что тут можно добавить?!

Джек бросил взгляд на верхнюю строчку газеты, чтобы увидеть, какое сегодня число… нет, уже вчера.

…Джек толкнул стеклянную дверь и вошёл в холл кинотеатра. Он оглянулся, чтобы проверить, следует ли Волк за ним. Кажется, его приятель успокоился. Он выглядел даже жизнерадостно… во всяком случае, в данный момент. Ему, конечно, не нравилось находиться внутри здания, как не нравилось и в салоне машины. Но здесь хорошо пахло — запах был светлым и вкусным. Слева Волк увидел стеклянный ящик, полный клочков. Оттуда и шёл хороший запах.

— Джек, — сказал он.

— Что?

— Мне хочется этих белых клочков. И не хочется мочи.

— Мочи? Ты это о чем?

Волк покраснел.

— Мочи. Во всяком случае один запах похож на мочу.

Джек устало улыбнулся.

— Наверное, тебе нужен сэндвич без масла, — сказал он. — Сядь и подожди, ладно?

— Ладно, Джек.

Билетёрша меланхолично жевала жевательную резинку. Когда Джек подошёл к ней, она на секунду прекратила работать челюстями и посмотрела на мальчика и его большого нескладного спутника. На кончике её языка белела резинка. Потом она перевела взгляд на контролёра у турникета.

— Два билета, пожалуйста, — попросил Джек, извлекая из кармана измятую пятидолларовую бумажку.

— На какой фильм? — её глаза перебегали с Волка на Джека, с Джека на Волка… Она напоминала болельщицу на теннисном матче.

— А что сейчас идёт?

— Нужно посмотреть… — она зашуршала афишей. — В четвёртом зале — «Летающий дракон». Это фильм про кунг-фу с Чаком Норрисом. — Глаза продолжали бегать вперёд-назад, вперёд-назад, вперёд-назад. — Потом, в шестом зале — мультфильмы Ральфа Бакши «Волшебники» и «Властелин колец».

Джек задумался. Волк — ничто иное, как большое дитя, а дети любят мультяшки. Это сработает лучше всего. Волк сможет наконец найти в Стране Ужасных Запахов хоть что-то привлекательное, а Джеку, возможно, удастся три часа поспать.

— Давайте на мультфильмы.

— Четыре доллара, — сказала билетёрша. — Льготный тариф закончился в два.

Она выбила из кассы два билета. Касса щёлкнула, и Волк со сдавленным возгласом отскочил в сторону.

Девушка взглянула на него; её брови поползли вверх.

— Вы прыгун, мистер?

— Нет, я Волк, — Волк обаятельно улыбнулся, обнажив великолепные зубы. Джеку даже показалось, что зубов во рту у Волка стало больше, чем день или два назад. Девушка посмотрела на его оскал и облизнула губы кончиком языка.

— С ним все в порядке, он только… — поторопился вставить Джек. — Он недавно с фермы. Ну, вы знаете этих провинциалов…

Мальчик поспешил вручить билетёрше деньги.

— Проходи, Волк.

Когда они прошли через турникет, и Джек спрятал билеты в карман джинсов, билетёрша громко прошептала контролёру: «Посмотри только на его нос!»

Джек посмотрел на нос Волка и увидел, что нос ритмично шевелится.

— Прекрати это, — процедил он.

— Прекратить что, Джек?

— Проделывать эту штуку со своим носом.

— Сейчас попробую, Джек, но…

— Тссс!..

— Помочь тебе, сынок? — спросил контролёр.

— Да, пожалуйста. Где мы могли бы перекусить?

Контролёр направился к ним, неся на подносе сэндвичи. Волк схватил сразу два, и тут же, чавкая, принялся их жевать. Оба одновременно.

Контролёр удивлённо воззрился на него.

— Что возьмёшь с провинциала! — повторил Джек. Странно, что эти двое до сих пор не вызвали полицию. Он уже не в первый раз подумал, что ситуация выглядит весьма комично. В Нью-Йорке или Лос-Анджелесе никто даже не обратил бы внимания на Волка. Здесь же, в середине континента, Волк, конечно, был диковинкой.

— Два доллара восемьдесят центов, — сумел выдавить из себя контролёр.

Джек расплатился, сосчитав в уме, что за сегодняшнее утро потратил четверть всех своих сбережений.

«Пусть бы лучше позвали полицейского», — подумал Джек. — «Это не помешало бы нам больше, чем мешает все остальное. Волк не может ехать в новых машинах, потому что не может переносить запах бензина; он не может ехать в старых машинах, потому что они пахнут соляркой; он не может ехать ни в каких машинах, потому что страдает клаустрофобией!.. Посмотри правде в глаза, Джекки! Ты не скоро сумеешь от него избавиться. Так что же ты собираешься делать? Наверное, пересечь Индиану. Причём Волк собирается пересекать Индиану пешком, а ты — ехать на нем верхом! А сперва я собираюсь повести Волка в этот чёртов кинотеатр и три часа отсыпаться, пока будут идти фильмы, или пока не придут полицейские и не заберут нас. И на этом моя история закончится».

— Желаю приятно провести время, — сказал контролёр.

— Спасибо, — ответил Джек. Он тронулся с места и вдруг заметил, что Волка с ним нет. Волк уставился на что-то, висящее над головой контролёра, с почти суеверным любопытством. Джек присмотрелся и увидел афишу, рекламирующую фильм Стивена Спилберга «Близкое столкновение».

— Пойдём, Волк, — сказал он.

Волк понял, что ему не придётся работать, уже войдя в дверь.

Комната была маленькой, тёмной и душной. Здешние запахи поэт назвал бы ароматом утраченных грёз. Волк не был поэтом. Он только знал, что доминирует здесь запах мочи, и изо всех сил боролся с отвращением.

Погас свет, и помещение погрузилось во тьму.

— Джек! — прошептал Волк, дотрагиваясь до руки мальчика. — Джек, давай уйдём отсюда!

— Тебе понравится, Волк, — ответил мальчик, удивлённый глубиной испуга Волка. Но вообще-то потрясение было в этом мире для Волка нормальным состоянием. — Сейчас начнётся, подожди!

— Хорошо, — нехотя согласился Волк, и Джек понял, что его приятель с трудом держит себя в руках. Они сели в неудобные кресла, и мерзкий запах усилился.

В ряду перед ними вспыхнул жёлтый огонёк спички. Джек почувствовал сигаретный дым и запах гари от кинопроектора, так хорошо знакомый ему с детства. Волку этот запах напомнил пожар в лесу.

— Джек…

— Тссс, кино начинается.

«…А я засыпаю».

Джек никогда не узнает, какого героизма потребовали от Волка следующие несколько минут; Волк и сам до конца не знал этого. Он знал только, что должен попытаться выдержать окружающий кошмар для блага своего друга. «Все должно быть в порядке», — думал он, — «смотри, Волк. Джек собирается вздремнуть. Все будет в порядке… Волк!..»

Но эмоции в Волке развивались весьма бурно. Его сознание говорило ему, что все в порядке, что Джек не бросит его — но все эти аргументы были равносильны тому, как мужчина с насморком уговаривает себя не сморкаться в церкви, потому что это неприлично.

Он чувствовал в темноте запах пожара, испуганно косясь на каждую тень, мелькающую в зале, и ожидая, что сейчас что-нибудь свалится ему на голову. Потом волшебное окно перед ним открылось, и он, замерев с широко раскрытыми глазами, стал ожидать, что будет дальше. Замелькали какие-то чёрточки.

— Титры, — прошептал Джек. — Прекрати шуметь, тебе это понравится.

Потом появились Голоса. Один сказал — «некурить». Другой сказал — «отстань». Один сказал — «берегиськрысы». Другой сказал — «сегоднячетвергвтораяполовинадня».

Джек сонно пробормотал что-то. Он уже почти спал.

Наконец голос сказал: «атеперьнашакинокомпанияпредставляет…» и тут Волк потерял контроль над собой. Мультфильм был довольно громко озвучен, а оператор, очевидно, забыл отрегулировать звук.

Волшебное окно открылось, и Волк увидел огонь — оранжевые и красные блики.

Он завыл и вскочил на ноги, увлекая за собой Джека, который скорее спал, чем бодрствовал.

— Джек, — вопил он. — Вставай! Пойдём отсюда! Волк! Огонь! Смотри — огонь! Волк! Волк!..

— Тихо вы там! — зашумели в зале. Открылась задняя дверь кинозала.

— Что здесь происходит?

— Волк, заткнись, — зашипел Джек. — Во имя Господа…

— У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У! — завыл Волк.

Сидящая рядом с ними женщина бросила на Волка взгляд и испуганно схватила на руки своего младенца.

— У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У!

Мужчина тремя рядами ниже повернул голову и с интересом стал рассматривать их. Его шляпа съехала набок, обнажив одно оттопыренное ухо.

— Как интересно! — сказал он. — Оборотни в Лондоне, верно?

— Все в порядке, — сказал Джек. — Мы уходим. Никаких проблем. Только… только не делай этого больше, лоно? Ладно?

Он потащил Волка к выходу. В нем поднялась волна страха.

Свет прожектора резал глаза. Женщина с ребёнком вжалась в угол. Она увидела Джека, увидела все ещё воющего Волка, и крепче прижала к себе ребёнка.

Контролёр, билетёрша, киномеханик и высокий человек в униформе приближались. Джеку пришло в голову, что человек в униформе — владелец кинотеатра. Входные двери кинотеатра были распахнуты настежь.

— Вон отсюда! — заорал мужчина в униформе. — Вон отсюда! Я уже вызвал полицию! Через пять минут они будут здесь!

«Черт тебя подери», — думал Джек, ощущая прилив надежды. — «У тебя нет времени. Если мы удерём, возможно, отпадёт повод для беспокойства».

— Мы уходим, — сказал он. — Прошу прощения. У моего… моего брата был… эпилептический припадок. Мы… мы забыли его лекарства.

При слове «эпилептический» билетёрша и контролёр отпрянули назад, как будто Джек сказал: «проказа».

— Пошли, Волк.

Глаза владельца кинотеатра расширились. Джек проследил направление его взгляда и заметил, что Волк обмочился.

Волк также увидел это. Многое в мире Джека было чужим для него, но он хорошо знал, что такое презрительный взгляд. Он громко застонал.

— Джек, прости меня. Мне так стыдно!..

«Волку СТЫДНО!»

— Выведи его отсюда, — потребовал владелец и повернулся, чтобы уйти.

Джек потащил Волка за руку к выходу.

— Пошли, Волк! — приговаривал он спокойно и доброжелательно. — Пойдём; это моя вина, а не твоя. Пойдём же!

— Стыдно! — Волк оставался безутешным. — Я плохой, Бог наказал меня, я совсем плохой!

— Ты очень хороший, — уверил его Джек. — Пойдём.

Они вышли на улицу, и октябрьское уходящее тепло приняло их в свои объятия.

В двадцати ярдах от них стояла женщина с ребёнком. Увидев Волка и Джека, она бросилась к своей машине, держа ребёнка перед собой, как щит.

— Не давай ему подойти ко мне! — вопила она. — Не давай этому чудовищу прикасаться к моему малютке! Слышишь? Не давайему приблизитьсякомне!..

Джек подумал, как бы заставить её замолчать, но так и не придумал. Он был слишком усталым.

Они с Волком направились прочь. На полдороге к трассе Джек остановился. Земля поплыла у него под ногами. Мир стал терять свои очертания. Мальчика бил озноб.

Он боялся, что Волк заплачет, как дитя.

— Джек, извини меня, пожалуйста, не сердись на меня… Я постараюсь, я больше не буду, вот увидишь…

— Я не сержусь, — сказал Джек — Я знаю, что ты… что ты — хороший, добрый…

Не успев закончить фразу, он стал проваливаться в сон. Он проснулся только вечером, и перед ним был Манси. Волк преодолел расстояние до Манси по просёлочным дорогам. Его вёл на запад инстинкт, помогающий найти дорогу перелётной птице.

Эту ночь они провели в заброшенном доме севернее Коммака, и утром Джек почувствовал, что его лихорадит меньше.

…Было позднее утро — позднее утро 28-го октября, — когда Джек понял, что на пальцах Волка опять появилась шерсть.

19. ЛОВУШКА

Итак, они провели ночь в заброшенном полуразрушенном домишке, с одной стороны котором простиралось поле, а с другой — чернел лес. Вдали виднелась ферма.

Джек решил, что здесь они с Волком будут в относительной безопасности, поэтому можно ненадолго задержаться. После захода солнца Волк ушёл в лес. Он передвигался медленно, глядя себе под ноги. Пока он не исчез из виду, Джек думал, что Волк похож на первобытного охотника, выслеживающего дичь. Мальчик немного нервничал в ожидании приятеля, но вскоре Волк вернулся, неся в руках какие-то растения.

— Что ты притащил, Волк? — спросил Джек.

— Лекарство, — важно ответил Волк. — Но оно не очень хорошее, Джек. Волк! В этом мире все не очень хорошее!

— Лекарство? Что ты имеешь в виду?

Но Волк не стал больше ничего говорить. Он достал из кармана две спички, разжёг костёр и попросил у Джека кружку. Джек нашёл пивную кружку в рюкзаке. Волк обнюхал её и сморщился.

— Слишком плохо пахнет. Нужна вода, Джек. Чистая вода. Я пойду за ней, потому что ты слишком устал.

— Волк, я хочу знать, что ты собираешься делать.

— Я пойду, — повторил Волк. — Здесь неподалёку есть ферма. Волк! Там должна быть вода. Отдыхай.

Джеку ясно представилось, как жена фермера выглядывает в окошко кухни, где перед этим она мыла посуду, и замечает бродящего по двору Волка

— с пивной кружкой в одной лапе и пучком травы в другой.

— Я пойду, — сказал мальчик. — Я сам пойду.

До фермы было около пятисот футов; её огоньки виднелись с другого конца поля. Джек без приключений набрал в кружку воды и пошёл назад. На полпути к месту их ночлега он обнаружил, что прекрасно видит свою тень, и посмотрел на небо..

На горизонте сияла почти полная луна.

Обеспокоенный Джек поспешил к Волку и отдал ему кружку. Волк понюхал, скривился, но ничего не сказал. Он поставил кружку на огонь и стал крошить туда принесённые им растения. Через пять минут из кружки начал доноситься ужасный запах. Джек чихнул. Он надеялся, что Волк не станет уговаривать его выпить это варево, которое может, наверное, убить даже слона.

Он прикрыл глаза и начал демонстративно посапывать. Если Волк поверит, что он спит, то не станет будить его. Никто не будит больного, разве нет? А Джек был болен; к вечеру его вновь начало лихорадить.

Исподтишка, сквозь ресницы, следя за действиями Волка, он увидел, что тот отставил кружку в сторону, потом сел и посмотрел в небо, обхватив колени волосатыми руками. На лице его блуждало выражение мечтательности.

«Он смотрит на луну», — подумал Джек, и ощутил лёгкое беспокойство.

«Мы не ходим вблизи стада, когда изменяемся. О Боже, конечно, нет! Мы же можем съесть их!»

«Волк, скажи: сейчас стадо — это я?»

Джек вздрогнул.

Спустя пять минут — Джек уже почти спал — Волк потянулся за кружкой, отпил немного, поставил её на место и направился к Джеку. Мальчик крепче зажмурился и замер.

— Иди сюда, Джек! — сказал весело Волк — Я знаю, что ты не спишь. Тебе не удастся обмануть старину Волка.

Джек открыл глаза и посмотрел на Волка, не скрывая удивления.

— Как ты узнал?

— У людей есть запах сна и бодрствования, — хихикнул Волк — Паже Чужаки должны это знать.

— Но мне об этом ничего не известно.

— Ладно, неважно. Выпей вот это. Это лекарство. Выпей его, Джек.

— Я не хочу, — возразил Джек. Запах из кружки вызывал тошноту.

— Джек, — Волк был терпелив и настойчив, — ты пахнешь болезнью.

Джек молча смотрел на него.

— Да, — продолжил Волк. — И тебе может стать хуже. Пока тебе ещё не очень плохо, но — Волк! — станет хуже, если ты не выпьешь лекарство.

— Волк, ты, несомненно, отличный пастух своих стад там, в Территориях, но сейчас ты здесь, в Стране Ужасных Запахов, помнишь? Здесь твоё лекарство — яд…

— Оно хорошее, — твёрдо ответил Волк. — Но не очень сильное.

Он немного подумал.

— Не все здесь плохо пахнет, Джек. Здесь есть и хорошие запахи. Но хорошие запахи — как лекарственные растения. Слабые, когда-то они были сильнее.

Волк задумчиво взглянул на луну, а Джек несколько успокоился.

— Когда-то, я думаю, это было отличное место, — сказал Волк. — Чистое и преисполненное силы…

— Волк? — тихо окликнул его Джек. — Волк, на твоих пальцах вновь появилась шерсть.

Волк замолчал и посмотрел на мальчика. Во взгляде его неожиданно промелькнула и скрылась жадная злоба. Потом он как бы взял себя в руки, отбросив дурные мысли.

— Да, — сказал он, — но я не хочу об этом говорить и не хочу, чтобы ты об этом говорил. Сейчас это пока не имеет значения. Волк! Все, что ты должен сделать сейчас, — это выпить своё лекарство.

Тон Волка исключал дальнейшие споры; Джек понял, что если не выпьет лекарство, то Волк вольёт его насильно.

— Помни, если это убьёт меня, то ты останешься один, — шутливо заметил Джек, беря кружку. Она ещё не остыла.

Тень ужасного потрясения промелькнула на лице Волка. Он поправил очки на переносице.

— Я не собираюсь убивать тебя, Джек. Волк никогда не убьёт Джека.

Мальчик выпил содержимое кружки: у него не оставалось выбора. Вкус напитка был ужасен… «и не дрогнул ли на мгновение мир? Не дрогнул ли он, как если бы они перенеслись в Территории?»

— Волк! — взмолился он. — Волк, дай руку!

Волк выполнил его просьбу, удивлённый и обрадованный: — Джек! Джекки! Что с тобой?

Вкус лекарства начал улетучиваться изо рта. В желудке распространялось приятное тепло. Мир вновь обрёл устойчивость. Его колебания были, конечно, игрой воображения… но Джек думал иначе.

«Мы почти у цели. На мгновение мы приблизились к ней. Наверное, я смогу это без волшебного напитка… наверное смогу!»

— Джек! Что с тобой?

— Мне лучше, — сказал он, выдавив из себя улыбку. — Мне лучше, вот и все.

Он не лгал.

— Пахнешь ты тоже лучше, — сказал с удовольствием Волк. — Волк! Волк!

На следующий день он начал поправляться, но все ещё был слаб. Волк посадил его на плечи, и они медленно двинулись на запад. Когда сгустились сумерки, им понадобилось искать место для ночлега. Джек заметил деревянную сторожку в гуще деревьев. Волк не возражал. Он был весь день потерянным и угрюмым.

Джек почти сразу же заснул; около одиннадцати часов он проснулся по нужде. Оглядевшись по сторонам, он не нашёл Волка. Джек подумал, что тот, возможно, опять пошёл искать лекарственные травы. Однако напиток в кружке ещё оставался, и если бы Волк считал, что в этом есть необходимость, он заставил бы мальчика допить его. При этой мысли Джек почувствовал себя несколько лучше.

Он зашёл за угол сарая; справляя нужду, он вглядывался в небо. Это была одна из тех ночей, которые изредка бывают в конце октября — начале ноября, незадолго до прихода зимы. Было удивительно тепло, лёгкий ветерок окутывал мальчика приятной прохладой.

Наверху сияла луна, белая и круглая. Она была прекрасна. Её свет озарял маленькую полянку перед сторожкой. Джек, почти загипнотизированный, не сводил с неё глаз.

«Мы не подходим к стадам, когда изменяемся. О Боже, конечно, нет!»

«А теперь стадо — это я, Волк?»

Луна имело лицо. Джек совсем не удивился, поняв, что это лицо Волка… только не такое, широкое, открытое и немного растерянное, как обычно. Это лицо было тёмным и вытянутым. Его затемняла шерсть, но дело было даже не в ней. Оно было тёмным изнутри.

«Мы не подходим к ним, мы можем съесть их, мы можем съесть их, Джек, когда мы изменяемся, мы…»

Лицо луны — лицо хищника с разверстой пастью и оскаленными зубами.

«Мы можем съесть, мы можем убить, убить, убить, УБИТЬ, УБИТЬ…»

Чей-то палец дотронулся сзади до плеча Джека и быстро пробежал по спине. Джек замер, глядя на луну.

— Я напугал тебя, Джек, — сказал за его спиной Волк. — Прости меня, Джек.

Но Джеку показалось, что Волк вовсе не чувствует себя виноватым. Ему даже показалось, что в голосе Волка звучит насмешка, и Джек внезапно понял, что его сейчас съедят.

Пришёл страх, и кровь в его жилах заледенела.

«Кто здесь боится большого Волка, большого плохого Волка, большого, плохого…»

— Джек?

«Я, я, я боюсь большого плохого Волка, о Боже…»

Он медленно повернулся.

Лицо Волка было скрыто тенью, и только ярко-оранжевые глаза сверкали на нем.

— Волк, с тобой все в порядке? — спросил Джек громко, как только мог.

— Да, — прозвучал ответ. — Я гулял под луной. Это было прекрасно. Я бежал… и бежал… и бежал. Но со мной все в порядке, Джек. — Волк улыбнулся, чтобы показать, насколько с ним все в порядке, и приоткрыл рот, заполненный огромными острыми зубами.

В Джеке взметнулся ужас. Рот походил на пасть чудовища в фильме ужасов. Волк заметил его чувства, и по его лицу пробежала тень смущения. Но под маской смущения таилось нечто иное. Нечто, побуждающее его показывать зубы и насмешливо разговаривать. Нечто, выдающее в Волке хищника.

— Прости меня, Джек, — сказал он. — Время… Оно пришло. Мы должны кое-что сделать. Мы… завтра. Мы должны… должны… — Он поднял голову вверх, и заворожённо уставился на небо. Потом снова раскрыл рот и завыл.

И Джеку показалось — вполне явственно — что Волк на луне завыл в ответ.

Ужас в мальчике нарастал. Конечно, этой ночью ему больше не удалось заснуть.

На следующий день Волк вёл себя получше. Совсем немного, но при этом чувствовал себя очень больным. Он попытался объяснить Джеку, что с ним происходит, но понять его было трудно. Он подскакивал, выл, опять садился — и опять выл, указывая пальцем на небо. Его ноги вновь покрылись шерстью.

Волк пытался сказать Джеку, что тот должен сделать, но у него ничего не получалось. Он знал, какая перемена произошла в нем, и боялся, что в этом мире может ещё больше измениться к худшему. Он почувствовал это. Он чувствовал себя во власти неведомой силы, и вечером, когда взошла луна, он убежал, увлекаемый этой силой, в лес.

Вновь и вновь Волк повторял, что не собирается убивать Джека, и что скорее убьёт себя, чем мальчика.

Ближе всего к ним находился маленький городок Дэйлвиль. Туда Джек и направился. Он вошёл в магазин, нащупывая деньги в кармане джинсов.

— Помочь тебе, сынок?

— Да, сэр, — ответил Джек. — Я бы хотел купить висячий замок.

— Ладно, сейчас поищем. У нас есть три вида. Какой тебе больше нравится? Какой ты выберешь?

— Самый большой, — сказал Джек, глядя на продавца, чьё умудрённое опытом лицо лучилось доброжелательностью.

— Самый большой, — повторил продавец. — А можно поинтересоваться, для чего он тебе?

— Для моей собаки, — быстро выпалил Джек.

История. Всегда-то им нужна История. Он продумал эту Историю по пути от сторожки, где они провели две последние ночи.

— Мне нужен замок для моей собаки. Я должен запереть её. Она кусается.

Он заплатил за замок десять долларов, и у него осталось ещё десять. Сперва, узнав цену, он хотел отказаться от покупки… но потом вспомнил, каким был Волк прошлой ночью, как он выл и как пылали его глаза…

Он заплатил десять долларов.

По дороге к сторожке он пытался остановить каждую попутную машину, но, конечно же, никто не притормозил. Наверное, он слишком напоминал бродягу.

В газете, в которую продавец завернул замок, было написано, что солнце сегодня зайдёт в шесть часов. О восходе луны там не было ни слова, но Джек предполагал, что она взойдёт самое позднее в семь. Был час дня, и он не мог придумать, куда же ему уйти от Волка на ночь.

«Ты запри меня, Джек», — сказал ему Волк. — «Хорошенько запри меня. Потому что если я выйду, то кого-нибудь поймаю и убью. И ты — не исключение, Джек. Даже ты. Поэтому запри меня и не отпирай, что бы я ни делал, или ни говорил. Три дня, Джек, пока луна не начнёт убывать. Три дня… даже четыре, если ты не будешь до конца уверен».

Да, но где? Это нужно сделать подальше от людей, чтобы никто не услышал Волка, если он начнёт выть. И потом, нужно найти что-нибудь прочнее, чем их сарай. Если Джек повесит этот крепкий десятидолларовый замок на дверь сарая, Волк спокойно выломает её вместе с замком.

Где?!.

У него есть только шесть часов, чтобы найти место… а может, и меньше.

Джек пошёл быстрее.

Ещё раньше им встречалось несколько заброшенных домов; в одном из них они провели ночь. По пути из Дэйлвиля Джек всматривался в таблички на заборах, видел надпись «ПРОДАЁТСЯ».

Он не собирался запереть Волка в одной из спален такого дома. Волк вполне смог бы сломать и эту дверь. Но в каком-нибудь из домов должен быть погреб. Это подошло бы. В погребе Волк не представлял бы опасности, а его воя никто бы не услышал.

Но дом, про который Джек знал, что там есть погреб, был в тридцати или сорока милях отсюда. Они не успеют добраться туда до восхода луны. Да и захочет ли Волк бежать сорок миль, чтобы добровольно заточить себя в тюрьму, когда время его Перемены близится?

Слишком поздно. Что, если Волк уже начал изменяться и превратился в хищника, настигающего дичь? Тогда замок, оттопыривающий Джеку карман, ничем не поможет.

Нужно поворачивать обратно. Нужно идти в Дэйлвиль и пытаться скрыться. Через пару дней ой сумел бы добраться до Лейпеля или Цикеро, и, наверное, если он поможет убирать в магазине, то его бесплатно за это покормят. Может, ему удастся даже заработать несколько долларов на какой-нибудь ферме. Тогда через несколько дней он уже будет в Иллинойсе. Он не знал, как ему это удастся, но был уверен, что проблем не будет.

И потом, думал Джек, спускаясь по тропинке к сараю, как объяснить присутствие Волка Ричарду Слоуту? Его приятелю Ричарду, в круглых очках и неизменных галстуках? Ричарду Слоуту, рациональному до абсурда и глубоко интеллигентному? Если ты чего-нибудь не видишь, то оно не существует. Ричард никогда не любил сказки, даже в детстве. Ему не нравились мультфильмы Диснея про Фей и тыквы, превращающиеся в кареты, и про злых королев с говорящим зеркальцем. И в шесть, и в восемь, и в десять лет Ричарду это казалось наивной выдумкой. Другое дело фотоснимок с электронного микроскопа или кубик Рубика (он собирал его за девяносто секунд). Как объяснить ему шестифутового, шестнадцатилетнего оборотня?

В это мгновение Джек был почти готов бросить Волка и отправиться к Ричарду, чтобы вместе с ним искать Талисман.

«А что, если стадо — это я?» — спросил он себя. И туг мальчик вспомнил одинокого Волка, сгоняющего у ручья в стадо перепуганных животных, тонущих в воде.

Сарай был пуст. Ещё при виде распахнутых ворот Джек понял, что Волк ушёл. Но мальчик не беспокоился. Его приятель наверняка был где-то рядом.

— Я пришёл, — позвал Волка Джек. — Эй, Волк! Я принёс замок.

Но очки на полу сарая дали ему понять, что он говорит сам с собой. На маленькой скамейке лежал рюкзак; позади валялась стопка журналов 1973 года. В одном углу сарая были аккуратно сложены дрова, как будто кто-то хотел разжечь костёр. Сарай был пуст. Джек вышел наружу и растерянно огляделся.

Волка нигде не было. Джек рупором сложил руки у рта:

— Эй, Волк! Я вернулся!

Он не ждал ответа и не получил его. Волк ушёл.

— Черт побери, — выругался Джек. Его раздирали противоречивые чувства. Скорее всего, Волк ушёл для его же, Джека, безопасности. Он мог быть сейчас уже очень далеко отсюда.

Но Волк мог и подстерегать его в лесу, охотясь тем временем на мышей и кроликов. Тогда над Джеком нависла страшная опасность.

Волк мог также направиться к ближайшему городку, и тогда исход может быть двояким: либо он убьёт множество людей, либо кто-нибудь пристрелит его самого.

Джек начал обыскивать прилегающие к сараю заросли. У него не было особых надежд найти Волка; он понимал, что может никогда уже его не увидеть. Через несколько дней в местной газете он найдёт леденящее душу описание того, как сошедший с ума волк появился на главной улице городка в поисках пищи. И там будут имена. Много имён, как Тильке, Хаген, Хейдель…

Он посмотрел на дорогу, надеясь увидеть там бегущую на восток фигуру Волка. Но дорога, как и сарай, была пуста.

Конечно.

Солнце было в зените, и слепило глаза.

Джек пошёл через поле к лесу. Ничто не шелохнулось при его приближении.

«СЕЗОН ОХОТЫ НА ВОЛКОВ ПРОДОЛЖАЕТСЯ», — гласила табличка у дороги.

Потом на опушке леса раздался шорох, и Джек увидел Волка, стоящего на четвереньках и не сводящего глаз с мальчика.

— Ах ты, сукин сын! — с облегчением воскликнул Джек, направляясь к нему.

Волк не шелохнулся, только тело его напряглось сильнее. Второй шаг Джек сделал менее решительно, чем первый.

Приблизившись к Волку, он заметил, что тот продолжает меняться. Его шерсть стала ещё более густой и блестящей, как будто её только что вымыли; борода, казалось, начиналась непосредственно под глазами. Тело стало шире и мощнее. Глаза сверкали дьявольским огнём.

Джек заставил себя подойти ещё ближе, но, увидев, что вместо рук у Волка появились лапы с когтями, поросшие шерстью, остановился. Волк не сводил с него глаз. Джек опять сделал шаг и опять остановился. Впервые с тех пор, как они с Волком сбежали из Территорий, у его приятеля было такое странное выражение лица. Волк все больше внутренне отдалялся от него.

Джек заставил себя взглянуть в его глаза.

— Привет, Джек! — сказал Волк, и его рот растянулся в пародии на улыбку.

— Я думал, что ты убежал.

— Я ждал здесь твоего прихода. Волк!

Джек не знал, как отнестись к этому сообщению. Происходящее напоминало ему сказку о Красной Шапочке. Зубы Волка выглядели острыми, крепкими и хищными.

— Я принёс замок, — сказал мальчик и достал замок из кармана. — Что ты надумал, пока меня не было, Волк?

Шерсть Волка встала дыбом.

— Ты теперь стадо, Джек, — сказал он. Потом поднял вверх голову и из его рта вырвался протяжный вой.

Менее испуганный Джек Сойер мог бы сказать: — Ты в своём уме? — или — Да тебя же загрызёт любая собака в округе, — но Джек нынешний был слишком потрясён, и слова замерли у него в горле. Волк вновь улыбнулся, обнажив зубы, похожие на столовые ножи, и вскочил на ноги. Казалось, он футов на семь выше Джека, а в ширину — не менее бочонка в кладовой «Оутлийской Пробки».

— Ты пахнешь лучше всего в этом мире, Джек, — хрипло сказал он.

Джек понял его намерения, Волк был в экстазе, подобно человеку, получившему крупный выигрыш на бегах.

— Отличный запах! Волк! Волк!

Джек потихоньку отступил назад.

— Ты никогда не говорил этого раньше, — прошептал мальчик.

— Раньше — это раньше, а сейчас — это сейчас, — резонно заметил Волк.

— Хорошие запахи. Вокруг появилось много хороших запахов, и Волк найдёт их.

Дело обстояло хуже, чем Джек мог предположить. В глазах Волка горела ярость. Они говорили: «Я не ел ничего; теперь я поймаю и убью. Поймаю и убью».

— Надеюсь, что хорошие запахи — это не люди, Волк, — внешне спокойно сказал Джек.

Волк издал полу-вой, полу-хохот.

— Волкам нужно есть, — в его голосе прозвучало нескрываемое удовольствие. — Ох, Джекки, как же нужно Волкам есть… ЕСТЬ! Волк!

— Я собирался запереть тебя в сарае, — бросил Джек. — Помнишь, Волк? Я принёс замок. Мы надеялись, что это удержит тебя. Пойдём же, Волк! Иначе ты натворишь много бед.

Из груди Волка вырвался дикий смех.

— Боишься! Волк знает! Волк знает, Джекки! От тебя исходит запах страха!

— Ничего странного, — согласился Джек. — Пойдём же в сарай, ладно?

— А я не собираюсь идти в сарай, — торжествующе возразил Волк. — Нет-нет, Джекки! Только не Волк. Волк не может идти в сарай. Волк помнит, Джекки. Волк! Волк помнит…

Джек отступил назад.

— Ещё сильнее боишься. Теперь даже твои башмаки пахнут страхом, Джекки. Волк!

Башмаки, пахнущие страхом — это было смешно.

— Ты должен вспомнить, что собирался в сарай.

— Неверно! Волк! Ты пойдёшь в сарай, Джек! Джек пойдёт в сарай! Я помню! Волк!..

Глаза оборотня постепенно меняли свой цвет. Теперь они были темно-пурпурными.

— Из «Книги Хорошего Хозяйствования», Джекки! История о Волке, Который Не Должен Наносить Ущерб Своему Стаду. Помнишь её, Джекки? Стадо идёт в — загон. Помнишь? Дверь запирается на замок. Когда с Волком происходят Перемены, он не идёт к загону и не срывает замок. Он Не Наносит Ущерб Своему Стаду!

Волк облизнулся.

— Нет! Нет! Не Наносит Ущерб Своему Стаду! Волк! Во имя Господа!..

— Ты хочешь запереть меня в сарае на три дня? — спросил Джек.

— Я голоден, Джек, — просто ответил Волк, и его взгляд потемнел. — Когда взойдёт луна, я должен поесть. Здесь хорошо пахнет, Джекки. Достаточно пищи для Волка. Когда взойдёт луна, Джек уйдёт в сарай.

— А что произойдёт, если я не захочу сидеть три дня под замком в сарае?

— Тогда Волк убьёт Джека. А потом небо покарает Волка.

— И все это написано в «Книге Правильного Хозяйствования»?

Волк кивнул.

— Я помнил. Я все время помнил это, Джекки, когда поджидал тебя.

Джек попытался осмыслить слова Волка.

Он должен прожить три дня без еды. Волк в это время будет свободен в своих действиях. Он будет в тюрьме, а Волк — на воле. Только так он сумеет избежать опасности, которая таится в перевоплощении Волка. Встав перед выбором — смерть или трехдневное заточение, — Джек почувствовал, что у него засосало под ложечкой. На мгновение Джеку показалось, что он грезит наяву: он, запертый на замок, будет более свободен, чем ничем не связанный Волк. Клетка его приятеля будет больше, чем клетка Джека.

Волк взглянул на мальчика, потом на небо.

— Уже недолго, Джек. Ты — стадо. Я должен запереть тебя.

— Ладно, — сказал Джек. — Я согласен.

Это было настолько неожиданно для Волка, что он зашёлся от смеха. Смех его все больше напоминал вой. Он схватил Джека за руку и потащил за собой, слегка порыкивая.

— Волк позаботится о Джеке, — приговаривал он.

— Волк, — Джек слегка задыхался. — Ты не можешь убить ни одного человека. Помни это, как помнишь притчу о волке и стаде. Если ты убьёшь хоть одного человека, люди потом убьют тебя. Я обещаю тебе, Волк, они убьют тебя…

— Не людей, Джек! Животные пахнут лучше, чем люди. Не людей. Волк!

Они шли к сараю. Джек достал из кармана замок. Он показал Волку, как пользоваться ключом.

— Подложи потом ключ под дверь, ладно? — попросил он. — Когда вновь приобретёшь прежний вид, я передам его тебе. — Джек кивнул на дверь: между краем двери и землёй была щель не менее двух дюймов.

— Конечно, Джек. Ты потом передашь его мне.

— Ну, как быть? — спросил Джек. — Мне уже сейчас идти в сарай?

— Сядь сюда, — ответил Волк, указав на полено, лежащее на полу сарая в футе от двери.

Джек удивлению посмотрел на него, потом вошёл в сарай и сел. Волк бросил на него прощальный взгляд и вышел. Задержавшись на пороге, он протянул мальчику руку. Джек пожал её. Волк сдавил его ладонь так сильно, что Джек чуть не вскрикнул от боли, но Волк этого не заметил.

— Мы останемся здесь надолго?

Для ответа Волку понадобилось около минуты.

— До некоторых пор, — и он вновь сжал руку мальчика.

Они сидели по разные стороны двери, пока не начало смеркаться. Вот уже двадцать минут Волка бил озноб нетерпения.

«Так дрожит в своём стойле лошадь перед забегом», — подумал Джек.

— Она начинает забирать меня, — тихо шепнул Волк. — Скоро мы побежим, Джек. Хотелось бы мне, чтобы ты был рядом.

Он повернул к мальчику голову, и тот прочитал в его лице то, что Волк не высказал словами: «Я могу бежать и впереди тебя, и позади, дружок».

— Думаю, нам пора запирать дверь, — сказал Джек.

— Джек на запоре, Волк за оградой, — глаза Волка свернули, напомнив мальчику глаза ужасного Элроя.

— Помни, твоё стадо должно быть в безопасности, — на всякий случай Джек отступил вглубь сарая.

— Стадо в загоне, замок на двери. Пастух не причинит Ущерба Своему Стаду.

— Запри дверь на замок!

— Именно этим я и намерен заняться, — ответил Волк. — Видишь, я запираю эту чёртову дверь на этот чёртов замок. — Он плотно прикрыл дверь, и Джек оказался в кромешной тьме. — Слышишь, Джекки? Я запираю замок. — Джек услыхал, как в замке звякнул ключ.

— Теперь ключ, — напомнил Джек.

— Ключ… Ну конечно же, ключ, — пробормотал Волк, и просунул ключ в щель под дверью.

— Спасибо, — выдохнул Джек. Он нащупал ключ рукой и аккуратно спрятал его в карман. За дверью бурно дышал Волк.

— Ты сердишься на меня? — спросил его через дверь Джек.

— Нет! Не сержусь! Волк!

— Отлично. Не людей, Волк. Помни это. Или они придут и убьют тебя.

— Не людей… У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!.. — Слова потонули в рёве. Волк всем телом ударился в дверь. — Не сержусь. Джек, — вопил он. — Волк не сердится. Волк хочет и ищет. Это уже близко. Волк!

— Я не знаю, — ответил Джек. Он чуть не плакал. Как жаль, что он не смог найти дом, где был погреб. Если бы он запер Волка в погребе…

Волк отходил от двери. Он издал звук, напоминающий вздох.

— Волк! — окликнул его Джек.

Ответом ему был короткий вой.

— Будь осторожен, — сказал Джек, зная, что Волк уже не слышит его — а если бы и мог услышать, то уже не понял бы.

Вой не прекращался. Волк выл на луну, и Джек слышал в его голосе радость от обретённой свободы. Постепенно звук удалялся. Волк бежал за луной.

Три дня и три ночи Волк провёл в поисках пищи. Он почти не спал. Волку казалось, что он совершенно свободен, в отличие от Джека. В лесу на краю поляны было полным-полно еды: мыши, кролики, кошки, собаки, белки — все это без труда он мог найти там. Он мог наесться до следующей Перемены.

Но Волк бежал за луной и не мог задержаться в лесу. Он мчался по полянам и чащам, по дорогам, изрытым бульдозерами, по заброшенным тропинкам. Он чуял запах курятника за пять миль, он даже чуял, как в нем бегают цыплята. Он чуял, как сопит спящая свинья и как переступает с ноги на ногу корова. Он чуял все запахи вокруг. Этот мир теперь не только из запахов смерти и химикатов. Он вновь ощущал могущество земли, которое присутствовало в Территориях. Он знал, что где-то далеко, в горах, где вершины покрыты снегом, из-под земли бьют холодные ключи. Он знал все… Он был свободен.

Он не убивал людей, потому что никого не встретил на своём пути. В эти три дня Волк мог бы убить большую часть населения Индианы, но его жертвами стали летучая мышь, несколько кошек и дюжина собак.

Он чувствовал себя в этом мире, как дома. Особенно сильно это чувство возникало в нем дважды. Первый раз это было в лесу, где он задрал кролика, другой — на заднем дворе фермы, где та же участь постигла без умолку лающую собаку.

И он помнил о своих обязательствах по отношению к Джеку Сойеру.

Сидя под замком, Джек получил прекрасную возможность размышлять без помех.

Единственной мебелью в сарае была маленькая деревянная скамейка, заваленная старыми журналами. Читать их он не мог, потому что в сарае не было окон. Лишь слабый луч пробивался из щели под дверью, и при его свете можно было с трудом рассмотреть картинки. Слова же были напечатаны мелким шрифтом, который к тому же оказался мало разборчивым.

Джек не представлял, как переживёт следующие три дня. Он уселся на скамейку, чтобы подумать о будущем.

Почти сразу он ощутил, что время в сарае течёт иначе, чем снаружи. Там, на воле, секунды, минуты и даже часы пролетали незаметно. Шли дни, недели, месяцы. В сарае же время тянулось медленно, и каждая минута казалась вечностью.

Второе, что понял Джек — это то, что он не должен думать о времени. Если он зациклится на этом, ему будет трудно дождаться освобождения. Он встал и принялся мерить шагами площадь сарая. Приблизительно семь на девять футов. Во всяком случае, для ночлега места хватит.

Если он обойдёт весь сарай по периметру, то пройдёт около тридцати двух футов. Если он обойдёт сарай сто шестьдесят пять раз, то пройдёт милю.

Он может не есть, зато у него есть возможность двигаться. Джек снял часы и положил их в карман, пообещав себе смотреть на циферблат только в случае крайней необходимости.

Он прошёл четверть мили, когда вспомнил, что в сарае нет воды. Ни еды, ни воды. Он читал где-то, что за три-четыре дня от жажды не умирают. До прихода Волка он продержится — не очень хорошо, но хотя бы как-нибудь. А если Волк не вернётся? Тогда ему придётся сломать дверь.

Если так, подумал он, то лучше попытаться сделать это сразу, пока у него достаточно сил.

Джек подошёл к двери и надавил на неё обеими руками. Потом надавил сильнее, и петли скрипнули. Он попробовал упереться в дверь плечом, но дверь не поддалась. Он упёрся сильнее, — эффект был тот же. Волк мог бы сломать дверь одной рукой, а Джеку не удалось даже немного приоткрыть её. Придётся ждать Волка.

Ближе к полуночи Джек прошёл то ли семь, то ли восемь миль — он сбился, сколько раз он досчитал до ста шестидесяти пяти. В животе у него урчало. Тело мальчика ломило от усталости, но он чувствовал, что не заснёт. По его подсчётам, он находился взаперти около пяти часов, но они казались ему длиннее суток. Он боялся лечь и упрямо заставлял свой мозг работать. Пытался составить список прочитанных в прошлом году книг, прослушанных пластинок, вспоминал фамилии учителей…

Бесполезно. В сознании возникали беспорядочные образы. Он видел Моргана Слоута. Лицо Волка, скрытое под водой. Джерри Блэдсо с врезавшимися в переносицу очками. Искусственные зубы дяди Томми на мостовой. Элроя, подкрадывающегося к его матери… страны Центральной Америки, Никарагуа. Гондурас. Гватемала. Коста-Рика…

Даже когда он, совершенно уставший, лёг на пол, подложив под голову рюкзак, — Элрой и Морган Слоут все ещё владели его сознанием. Осмонд хлестал кнутом Лили Кэвэней, и глаза его смеялись. Жестокая ухмылка блуждала по лицу Волка.

…Он проснулся с первым лучом зари, и почувствовал запах крови. Ему хотелось есть и пить. Джек потянулся. Да, эти трое суток пережить будет нелегко. Солнечный луч позволил рассмотреть стены и потолок сарая. Здесь было просторнее, чем ему показалось ночью. Он понял — это происходит потому, что он лежит на полу.

Он вновь почувствовал запах крови, и огляделся по сторонам, задержав взгляд на двери. В щель под ней была просунута свежеободранная тушка кролика. Она истекала кровью. Волк позаботился, чтобы он не умер с голода.

— О Боже! — простонал Джек.

Безжизненные лапы кролика внушали отвращение. Но тут же мальчика разобрал смех: очень уж комичной выглядела ситуация. Волк напомнил ему домашнего кота, каждый день приносящего своим владельцам трофей в виде мёртвого воробья или задушенной мыши.

Двумя пальцами Джек осторожно взял тушку и положил её на лавку. Он все ещё смеялся, но глаза его увлажнились от слез.

Прошла первая ночь Перемен. Они оба пережили её — и Волк, и Джек.

На следующее утро под дверью лежал большой кусок мяса с белой косточкой, обломанной с обоих концов.

Утром четвёртого дня Джек услышал, как кто-то приближается к изгороди. Вскрикнула потревоженная птица. У самой двери раздались чьи-то тяжёлые шаги. Джек приподнялся со своего импровизированного ложа.

В дверь постучали.

— Волк? — спросил Джек. — Это ты?

— Давай мне ключ, Джек.

Джек сунул руку в карман, достал оттуда ключ и просунул его в щель под дверью. Большая коричневая рука тут же схватила его.

— Принёс воды? — спросил Джек. Кое-как питаясь дарами Волка, он умирал от жажды. Его губы пересохли и потрескались, язык с трудом шевелился во рту.

Заскрежетал ключ в замке.

— Не торопись, — сказал Волк. — Закрой глаза, Джек. Иначе сразу ослепнешь.

Джек закрыл глаза руками, но сквозь пальцы просочился свет и ослепил его. Мальчик застонал от боли.

— Не торопись, — повторил Волк где-то совсем рядом. Рука Волка коснулась плеча мальчика. — Закрой глаза, — и Волк осторожно повёл его к выходу.

Джек попросил:

— Воды! — и старая кружка коснулась его губ.

Воздух снаружи был свежим и чистым — ни дать, ни взять, как в Территориях. Он отпил немного воды. На вкус она оказалась лучше любого лакомства. Волк долго держал кружку у его рта, потом отнял её.

— Если я дам тебе больше, ты можешь заболеть, — сказал он. — Попробуй немного открыть глаза, Джек — но только совсем немного.

Джек выполнил его указание. Миллион лучиков света брызнули в глаза. Он вскрикнул.

Волк сел, не выпуская из своих рук руку Джека.

— Не спеши. Понемногу, постепенно. — Он вновь поднёс к губам Джека кружку.

Солнечный свет был уже не таким слепящим. Джек смотрел на него сквозь ресницы, а капли воды падали ему в рот, орошая пересохшее горло.

— Ох, — сказал он. — Почему вода такая вкусная?

— Западный ветер, — кивнул Волк непонятно почему.

Джек шире открыл глаза. Его голова покоилась на плече Волка.

— Как твои дела, Волк? — спросил мальчик. — Ты нашёл достаточно пищи?

— Волки всегда находят достаточно пищи, — просто ответил Волк.

— Спасибо за мясо.

— Я обещал. Ты был стадом. Помнишь?

— О да, я помню, — улыбнулся Джек. — Можно мне ещё попить? — Он отодвинулся от Волка и сел на землю.

Волк протянул ему кружку. На нем опять были очки в стиле Джона Леннона; чёрные волосы на этот раз были гораздо короче плеч. Лицо Волка было усталым и дружелюбным. На нем красовалась майка с надписью «ЛЕГКОАТЛЕТИЧЕСКАЯ КОМАНДА УНИВЕРСИТЕТА ИНДИАНЫ» — размера на два меньше, чем требовалось.

Волк походил на вполне обычного человека. Конечно, он не выглядел студентом колледжа, но вполне мог бы сойти за игрока футбольной команды.

Джек моргнул, и Волк убрал кружку от его рта.

— Ну как, все в порядке?

— Отныне и навеки, — торжественно заявил Волк. — Только устал. Нужно немного поспать, Джек.

— Где ты достал майку?

— Она висела на столбе. Здесь холодно, Джекки.

— Ты ведь не убивал людей?

— Нет. Не людей. Волк! Пей воду помедленнее. — Его глаза на мгновение опять стали оранжевыми, и Джек понял, что Волк никогда не сможет стать обычным человеком.

Потом Волк зевнул.

— Немного вздремну. — Он поудобнее устроился на травке и почти сразу же уснул.

20. ИМЕНЕМ ЗАКОНА

К двум часам дня они успели преодолеть сотню миль к западу, и Джеку Сойеру казалось, что он тоже бежал за луной — так ему было легко. Выспавшийся Волк посадил его на плечи и легко покрыл расстояние от сарая до Дэйлвиля.

Они приблизились к закусочной. Волк остался ждать снаружи, а Джек вошёл вовнутрь. Прежде всего он отыскал мужскую уборную. Там он вымыл руки, лицо, шею. Подумав немного, намылил голову. Одно за другим летели на пол бумажные полотенца.

Приведя себя в порядок, мальчик вошёл в зал. Официантка с любопытством рассматривала его, пока он делал заказ. Джек решил, что её заинтересовали его мокрые волосы. Она не сводила с него взгляда и тогда, когда принесла на подносе еду.

Первый сэндвич растаял во рту. За ним последовал стакан сока. Джек был так голоден, что не успевал хорошо пережёвывать пишу. В три захода он проглотил второй сэндвич, за ним третий. И приступал к четвёртому, когда сквозь застеклённую дверь заметил, что Волка обступила толпа детворы. Мясо застряло у него в горле.

Джек поспешил на улицу, на ходу запихивая в рот пиццу и обливаясь стекающим с неё томатным соусом. Дети окружили Волка с трех сторон, глазея на того с ещё большим интересом, чем официантка на Джека. Волк сжался в комок, стараясь казаться как можно меньше, и втянул шею в плечи. Увидев Джека, он с облегчением вздохнул.

Высокий парень в джинсах, лет двадцати на вид, выходя из стоявшей неподалёку машины, улыбнулся.

— Съешь бутерброд, Волк, — как можно естественней предложил Джек и протянул Волку тарелку. Волк осторожно взял еду и откусил кусочек, ритмично заработав челюстями. Стоящие вокруг дети хихикали.

— Что это он? — спросила маленькая девочка с реденькими светлыми волосиками, сквозь которые просвечивалась розовая кожица. — Это чудовище?

А шалопай лет семи-восьми показал на Волка пальцем и заорал:

— Это Фредди Крюгер! Фредди! Да? Да? Верно?..

Волк торопливо поглощал еду. По подбородку стекал сок. Кусок мяса был проглочен с невероятной скоростью и тарелка быстро опустела. Джек взял её из рук Волка.

— Нет, это мой двоюродный брат. Он не чудовище и не Фредди Крюгер. Почему бы вам не оставить нас в покое, дети? Кыш отсюда!

Они не уходили. Волк теперь облизывал пальцы.

— Если ты будешь позволять смеяться над ним, он обязательно станет чокнутым, — сказал проходящий мимо парень. Он шёл своей дорогой, и большинство детей двинулось за ним.

— Уходите, пожалуйста! — взмолился Джек, но неугомонные дети не желали расходиться.

Волк клацнул зубами.

— О БОЖЕ, НЕ СМОТРИТЕ НА МЕНЯ! — воскликнул он. — НЕ ДЕЛАЙТЕ ИЗ МЕНЯ ПОСМЕШИЩЕ! ВСЕ ДЕЛАЮТ ИЗ МЕНЯ ПОСМЕШИЩЕ!

Дети разбежались. Волк проводил их взглядом. Он был унижен.

— Волк не хочет, чтобы над ним смеялись, — объяснил он Джеку. — Но они ещё слишком малы.

— Достаточно большие, чтобы задать им хорошую трёпку, — раздался чей-то голос, и Джек увидел, что парень из красного грузовика улыбается им. — Никогда не видел ничего подобного. Так вы — братья?

Джек кивнул.

— Эй, я не хочу сказать ничего плохого, — он приблизился к ним, стройный молодой человек в синем комбинезоне. — И я ни над кем не собираюсь смеяться. — Он помолчал, потерев руку об руку. — Мне только кажется, что вы куда-то едете.

Джек бросил взгляд на Волка, который не сводил с говорящего глаз, скрытых за очками.

— Я учился здесь, в Дэйлвиле, — продолжал парень, — и я добирался однажды автостопом отсюда до северной Калифорнии и обратно. Если вы хотите попасть на запад, могу подвезти.

— Не могу, Джекки, — тихо сказал Волк.

— Куда на запад? — спросил Джек. — Нам нужно в Спрингфилд. У меня друг в Спрингфилде.

— Нет проблем, сеньоры, — поднял руки вверх парень. — Я еду в Каюгу. Через час или полтора вы будете на полпути к Спрингфилду.

— Не могу, — опять взмолился Волк.

— Только есть одна проблема. На сидении у меня лежит груз. Один из вас сядет в кабину, другой поедет в кузове.

— Ты не представляешь, как это здорово, — улыбнулся Джек — Мы с удовольствием прокатимся с тобой.

Парня звали Бак Томпсон. Джек уселся в кабине, рядом с пластиковыми сумками, плотно закрытыми на замок. Бак сел на место водителя и предложил Джеку пиццу.

— Мне кажется, ты все ещё голоден. Эй, ешь скорее, а то, её слопает твой братец.

Они тронулись с места.

Волк ехал в кузове, опьянённый скоростью и встречным ветром, бьющим в лицо. Глаза Волка слезились, его мотало от борта к борту, но ему очень нравился такой способ передвижения.

Бак Томпсон представился фермером. Он болтал без остановки в течение семидесяти пяти минут и не задал Джеку ни одного вопроса. Когда он притормозил неподалёку от Каюги, то поискал в кармане сигарету и заявил:

— Я слыхал о красноглазых людях. Но твой братец — это нечто совершенно выдающееся, — он протянул сигарету Джеку. — Когда он впадёт в истерику, дай ему это. Советую, как врач.

Джек взял подарок и вылез из кабины.

— Спасибо, Бак, — крикнул он шофёру.

— Парень, я думал, что обалдею, когда увидел, как он ест, — радостно засмеялся Бак. — И как ты с ним управляешься?

Как только Волк понял, что путешествие закончилось, он выпрыгнул из кузова.

Грузовик сорвался с места, окутав их облаком выхлопного газа.

— Давай опять сделаем так же! — попросил Волк. — Давай опять прокатимся!

— Мне тоже этого хочется, — ответил Джек — Пошли. Мы немного прогуляемся. Кто-нибудь обязательно будет проезжать мимо.

Он подумал, что удача вернулась к нему, что скоро они с Волком доберутся до Иллинойса, до Спрингфилда, до Ричарда Слоута. Но он торопился в своих планах. Вскоре опять начались неприятности и так внезапно, что он не успел даже осмыслить их.

Ещё не скоро увидит Джек Иллинойс.

События стали развиваться с бешеной скоростью через десять минут после того, как друзья прошли мимо придорожного знака, оповещающего, что они находятся сейчас в Каюге.

Каюга уже была видна им. Справа и слева простирались поля; на горизонте виднелся городок. Навстречу ехал автомобиль.

— Ехать назад? — воскликнул Волк, шутливо хватаясь руками за голову.

— Волк едет назад! О, Боже!

— Это было бы глупостью, — ответил Джек. — Опусти руки, Волк, а то он подумает, что ты хочешь притормозить его.

Волк быстро опустил руки. Машина резко притормозила, чуть не зацепив их крылом.

— Мы не едем назад? — спросил Волк с какой-то детской интонацией.

Джек покачал головой. Он рассматривал овальный медальон, прикреплённый к крылу машины.

Полиция.

— Это полицейский, Волк. Коп. Давай идти и делать вид, что ничего не случилось. Мы не хотели его останавливать.

— Что такое коп? — спросил Волк. — Коп убивает Волков?

— Нет, — ответил Джек. — Полицейские не убивают Волков.

Это не помогло. Волк дрожащей рукой ухватился за Джека.

— Отойди от меня, Волк, прошу тебя, — прошептал Джек. — Ему это покажется странным.

Волк убрал руку.

Джек взглянул на фигуру за рулём полицейской машины, потом развернулся и пошёл в обратном направлении. То, что он увидел, не вдохновило его. Лицо полицейского не внушало доверия. А Волк не мог скрыть охватившего его ужаса. Глаза его бегали, зубы стучали.

— Тебе действительно понравилось ехать в кузове? — спросил его Джек, пытаясь отвлечь.

— Волк выдавил из себя подобие улыбки. Полицейская машина подъехала ближе. Водитель изучающе посмотрел на них. Потом он проехал мимо.

— Все в порядке, — сказал Джек. — Он поехал своей дорогой. Все в порядке, Волк.

Он вновь повернул назад, и внезапно услышал, что звук мотора полицейской машины вновь приближается.

— Коп возвращается!

— Тогда идём в Каюгу, — решил Джек. — Поворачивай оглобли и делай все, как я. Не смотри на него.

Волк и Джек побрели назад, делая вид, что не замечают машину. Волк издал звук, напоминающий то ли вздох, то ли вой.

Полицейская машина обогнала их, осветив фарами, и остановилась, перегородив дорогу. Офицер вышел из машины и направился к нашим героям. Он был высоким и мускулистым. Коричневая форма ладно сидела на нем.

— Итак, куда мы направляемся?

Волк поглубже засунул руки в карманы брюк, стараясь спрятаться за спиной Джека.

— Мы идём в Спрингфилд, сэр, — ответил Джек. — Мы пытаемся добраться туда автостопом.

— А что это за парень с тобой?

— Он мой двоюродный брат, — быстро сказал Джек, чтобы Волк не успел перебить его. — Я должен доставить его домой. Он живёт в Спрингфилде со своей тётей Элен, то есть с моей тётей Элен. Она учительница. В Спрингфилде.

Полицейский безучастно окинул их взглядом.

— Ваши имена.

Перед мальчиком встала проблема: Волк все время называл его Джеком; ему не удастся обмануть копа.

— Я — Джек Паркер, — сказал он. — А он…

— Придержи язык. Пусть скажет сам. Ты, подойди. Ты ещё помнишь своё имя, болван?

Волк пробормотал что-то невразумительное.

— Я что-то не слышу тебя, сынок.

— Волк, — прошептал тот.

— Волк. Допустим. А как твоё имя?

Волк широко раскрыл глаза и сдвинул ступни ног.

— Иди сюда, Фил, — сказал Джек, надеясь, что Волк поймёт его намёк.

Но не успел он договорить, как Волк затряс головой и заорал:

— ДЖЕК! ДЖЕК! ДЖЕК ВОЛК!

— Иногда мы зовём его Джеком, — попытался исправить положение мальчик, понимая, что все пропало. — Это потому, что он очень любит меня, и иногда только мне удаётся справиться с ним. Я, наверное, даже задержусь в Спрингфилде на несколько дней после того, как доставлю его домой — хочу убедиться, что с ним все в порядке.

— От твоей трескотни у меня разболелась голова, сынок. Почему бы тебе и малышу Джеку-Филу не сесть рядышком на заднее сиденье моей машины и не прокатиться со мной в город?

Джек не сдвинулся с места, и тогда полицейский достал из кобуры пистолет.

— Быстро в машину. Он — первый. Я хочу разобраться, почему в обычный учебный день вы болтаетесь в ста милях от дома. В машину! Быстро!

— Ой, офицер, не нужно, — взмолился Джек, и к нему присоединился Волк:

— Нет! Не могу!

— У моего брата есть проблема, — продолжал Джек. — Он болен клаустрофобией и начинает бесноваться, когда оказывается в замкнутом пространстве, особенно в салоне автомобиля. Мы можем ехать только в грузовиках, причём он садится в кузов.

— Быстро в машину! — повторил полицейский. Он сделал шаг вперёд и открыл дверцу.

— НЕ МОГУ! — заорал Волк. — Волк НЕ МОЖЕТ! Там воняет, Джекки. Воняет!..

На лице его возникла гримаса отвращения.

— Посади его в машину, или это придётся сделать мне, — приказал Джеку коп.

— Волк, это ненадолго, — дотронулся Джек до руки Волка, подталкивая друга к задней двери машины. Волк упирался, как мог. — Пожалуйста, — терпеливо попросил Джек. — Мы должны сделать это.

Но Волк был напуган. Он отрицательно качал головой.

Полицейский обошёл Джека сзади и достал что-то из кармана. Джек успел заметить, что это не пистолет; раздался щелчок и полицейский одним рывком втолкнул Волка в машину.

— Садись рядом, — скомандовал он Джеку.

Через пару минут, после того как безжизненное тело Волка дважды чуть не выпало на дорогу, они ехали в Каюгу.

— Я знаю, что произошло с тобой и твоим чёртовым братцем — если, конечно, он твой брат, в чем я сильно сомневаюсь. — Полицейский пристально посмотрел на Джека в зеркало.

Кровь в жилах Джека застыла. Он вспомнил о сигарете в кармане; достал её и смял в руке, чтобы полицейский не успел ничего заметить.

— Я одену на него туфли, — сказал Джек, — а то они потеряются.

— Оставь, — буркнул полицейский, но не стал мешать мальчику, наблюдая за ним. Улучив момент, Джек быстро сунул размятую сигарету в рот. Вкус марихуаны заполнил его. Мальчик разжевал сигарету и проглотил её.

— Тебя ожидает сюрприз, — сказал кои. — Мы очистим твою душу.

— Очистите мою душу? — переспросил Джек.

— И украсим твои руки парочкой мозолей, — весело добавил полицейский, наблюдая в зеркало, как Джек растерянно хлопает глазами.

Муниципалитет Каюги помещался в старом мрачном особняке, насквозь продуваемом сквозняками. С потолка капала вода.

— Я хочу кое-что объяснить вам, парни, — полицейский вёл их по коридору. — Вы не арестованы, ясно? Вас пригласили для беседы. Я не хочу слышать просьбы о возможности позвонить по телефону. Вы не получите её, пока не сообщите своих имён и куда идёте. Слышите меня? Мы направляемся к судье Грозадетей, и если вы не скажете нам правду, то у вас будут большие неприятности. Пошевеливайтесь же!

В конце коридора была одна-единственная дверь, и полицейский распахнул её. В комнате сидела женщина средних лет в очках и чёрном платье.

— Ещё два беглеца, — сообщил коп. — Доложите ему, что мы здесь.

Она кивнула, сняла телефонную трубку и сказала в неё несколько слов.

— Можете войти, — обратилась женщина к ним; её глаза удивлённо перебегали с Волка на Джека и обратно.

Полицейский провёл их через приёмную и открыл дверь в комнату вдвое большую, одна стена которой была заставлена стеллажами с книгами, фотографиями и дипломами. За столом сидел высокий худощавый мужчина в тёмном костюме, ослепительно белой рубашке и галстуке. Лицо его избороздили морщины, как глобус — параллели и меридианы. Волосы сидящего были черны, как смоль. В воздухе висел дым от сигареты.

— Ну, что у нас, Фрэнки? — его голос был театрально драматичен.

— Я поймал двух парней на дороге.

При взгляде на Джека судья Грозадетей растянул губы в улыбке.

— У тебя есть какие-нибудь документы, сынок?

— Нет, сэр, — ответил Джек.

— Рассказал ли ты лейтенанту Уильямсу всю правду? Он, очевидно, так не думает, иначе ты не был бы здесь.

— Да, сэр.

— Итак, расскажи и мне твою историю.

Он прогуливался вокруг стола, выпуская из ноздрей струйки дыма. Его глаза буравили мальчика, и в них не было снисхождения.

Джек глубоко вздохнул.

— Меня зовут Джек Паркер. Это мой двоюродный брат, и его тоже зовут Джек. Джек Волк. Но его настоящее имя Филипп. Он жил у нас в Дэйлвиле, потому что его отец умер, а мать тяжело заболела. Я вёз его в Спрингфилд.

— Он полоумный?

— Немного, — ответил Джек, взглянув на Волка. Его друг, казалось, ничего не понимал.

— Как зовут твою маму? — спросил судья Волка.

Тот никак не отреагировал. Его глаза были полуприкрыты, руки он глубоко засунул в карманы.

— Её зовут Элен, — сказал Джек. — Элен Воган.

Судья отошёл от стола и приблизился к Джеку.

— Ты случайно не пьян, сынок? Ты немного не в себе.

— Нет.

Судья Грозадетей подошёл к нему вплотную.

— Дай-ка мне понюхать, что за запах у тебя во рту.

Джек открыл рот и выдохнул.

— Нет. Я ошибся, — судья вновь отошёл. — Но это ещё не вся правда, верно? Не пытайся обмануть меня, мальчик.

— Мне стыдно, но мы голосовали на дороге, — сказал Джек. Ему было трудно строить фразы — начинала действовать марихуана. — Хотя это было сложно, потому что Волк, то есть Джек, ненавидит ездить в машинах. Мы больше никогда не будем делать этого. Мы не совершили ничего дурного, сэр, и это вся правда.

— Ты не понял, сынок, — сказал Судья, и его глаза опять моргнули.

«Ему это нравится», — понял Джек.

Судья Грозадетей медленно прохаживался вдоль стола.

— Голосовать на дороге — не преступление. Но вы, два мальчика, одни на дороге, едущие неизвестно куда и неизвестно откуда — это повод для беспокойства.

Его голос напоминал тягучий мёд.

— У нас есть исправительное учреждение для мальчиков вроде вас. Оно называется Солнечный Дом для Беглецов Гарднера. Мистер Гарднер работает с подростками, попавшими в беду. Мы посылаем ему найдёнышей, и он в кратчайшие сроки наставляет их на путь истинный. Это великолепно, не правда ли?

Джек возражал, хотя его рот как будто заполнила какая-то вязкая смесь.

— О, сэр, но ведь мы действительно пытались попасть в Спрингфилд…

— Я очень рад, — улыбнувшись во весь рот, сказал судья. — Но я добавлю кое-что. Когда вы будете на пути к Солнечному Дому, я позвоню в Спрингфилд и узнаю телефон этой Элен… Волк, так? Или Элен Воган?

— Воган, — повторил Джек, слегка краснея.

— Да, — задумчиво кивнул судья.

Волк потряс головой и положил руку на плечо Джека.

— Сынок, — обратился к нему судья. — Сколько тебе лет?

Волк вновь моргнул и посмотрел на Джека.

— Шестнадцать, — сказал Джек.

— А тебе?

— Двенадцать.

— Ты выглядишь на несколько лет старше. Тогда ещё больше причин помочь тебе именно сейчас, пока ты не попал в настоящую беду — верно, Фрэнки?

— Аминь, — ответил коп.

— Вы, мальчики, предстанете здесь через месяц, — продолжал судья. — Посмотрим, станет ли ваша память лучше. Почему у тебя так покраснели глаза?

— От удовольствия, — ответил Джек, и полицейский прыснул, не в силах сдержать смех.

— Уведи их, Фрэнки, — приказал судья. Он уже набирал телефонный номер. — Через тридцать дней вы будете совсем другими. Помяните мои слова.

Пока они спускались по ступенькам муниципалитета, Джек спросил Фрэнка Уильямса, почему судья поинтересовался их возрастом. Тот повернул к мальчику круглое лицо:

— Наше исправительное заведение принимает мальчиков от двенадцати до девятнадцати лет, — он усмехнулся. — Как это ты ничего не слышал по радио? Это наша главная достопримечательность. Я уверен, что о ней знают и в Дэйлвиле.

Через двадцать минут они мчались к цели.

Волк замер на сидении. Фрэнк пригрозил ему дубинкой и сказал:

— Тебе мало, осел? Я могу и добавить.

Волк задрожал, но последовал за Джеком в машину. Он зажал двумя пальцами нос и дышал через рот.

— Мы уедем отсюда, Волк, — сказал Джек ему прямо в ухо. — Через несколько дней мы будем уже далеко отсюда.

— И не надейся, — донеслось с переднего сидения.

Джека это не смутило. Он был уверен, что они сумеют вырваться на свободу.

— Вот это место, — окликнул его коп. — Ваша будущая обитель.

Джек увидел высокую стену, за которой ничего не было видно. Перелезть через неё было невозможно. Стена окружала Солнечный Дом. Машина подъехала к воротам и остановилась.

— Здесь около шестидесяти акров, — сказал Уильямс. — И кругом сплошные стены. Так что оставьте надежду сбежать отсюда.

Когда полицейская машина подъехала к воротам, они распахнулись, пропуская прибывших.

— Телекамера, — пояснил полицейский. — Здесь уже ждут вас.

Джек подался вперёд, прильнув лицом к окну. В поле работали мальчики в одинаковых куртках. Они убирали пшеницу.

— На вас, двух идиотах, я заработал двадцать баксов, — сказал Уильямс. — Плюс двадцать судье Грозадетей. Ну, разве не здорово?

21. СОЛНЕЧНЫЙ ДОМ

Джеку показалось, что дом был как будто сооружён из детских кубиков и занимал очень много места. Многочисленные окна были зарешечены.

Большинство мальчиков в поле прекратили работу и наблюдали за прибытием полицейской машины.

Фрэнки Уильямс подъехал к парковочной площадке. Из боковой двери ему навстречу вышла высокая фигура со сложенными перед собой руками. Лицо человека, окружённое ореолом седых волос, было удивительно моложавым. У него было лицо человека, способного послать кого угодно куда угодно. Его одежда была белоснежной под стать волосам: белый сюртук, белые туфли, белая рубашка и шёлковый белый шарф на шее. Когда Джек и Волк вышли из машины, мужчина в белом достал из кармана тёмные очки, надел их и внимательно осмотрел мальчиков, после чего улыбнулся. Потом он снял очки и опять положил их в карман.

— Хорошо, — сказал он. — Очень хорошо. Что бы мы делали без вас, лейтенант Уильямс?

— Добрый день, преподобный отец Гарднер, — козырнул коп.

— Здесь обычные причины, или эти двое подростков замешаны в преступной деятельности?

— Беглецы, — коп не сводил с Гарднера глаз. — Отказались назвать судье свои настоящие имена. Тот, что постарше, — полисмен указал на Волка,

— совсем ничего не говорил. Мне пришлось ударить его по голове, чтобы усадить в машину.

Гарднер трагически покачал головой.

— Почему вы не объяснили им, что они обязаны представиться? Тогда многие формальности упростились бы. Есть ли причина, по которой эти двое производят впечатление пьяных?

— Ну… старшего я стукнул промеж глаз.

— Хмммммм, — Гарднер скрестил руки на груди.

Когда Уильямс подтолкнул мальчиков к двери, Гарднер повернулся и пошёл впереди вновь прибывших. Джек и Волк поднялись по ступенькам и вошли в здание. Фрэнки Уильямс следовал за ними. Гарднер загадочно улыбался, а глаза его исподволь ощупывали мальчиков. Он вновь достал очки и надел их. Джек, почувствовавший было себя в безопасности, занервничал: он уже где-то видел эти очки.

Преподобный Гарднер сдвинул очки на самый кончик носа и посмотрел поверх них.

— Имена! Как же зовут наших юных джентльменов?

— Я Джек, — сказал мальчик и умолк. Он больше не хотел говорить ни слова. Все складывалось сейчас против него: ему казалось, что он опять в Территориях, но теперь они являлись не раем, а адом.

Властная рука легла на голову. Джек почувствовал запах хорошего одеколона. Пара меланхолических глаз смотрела на мальчика.

— И ты уже плохой мальчик, Джек? Ты ужетакой плохой?

— Нет. Мы только голосовали…

— Мне кажется, ты — крепкий орешек, — сказал преподобный Гарднер. — Тебе нужно будет уделить особое внимание.

Он убрал руку с головы Джека.

— Я думаю, что у тебя есть и фамилия.

— Паркер.

— М-да… — Гарднер снял очки и перевёл взгляд на Волка. Было неясно, поверил он Джеку, или нет.

— Ну, внешне ты производишь впечатление здорового парня. Нам нужны большие крепкие ребята вроде тебя, чтобы работать на хозяина. Могу я попросить тебя последовать примеру мистера Джека Паркера и представиться?

Джек исподтишка покосился на Волка. Тот тяжело дышал. Майка его вся была в пятнах. Волк покачал головой, и сделал жест рукой, могущий означать только одно: ему хотелось бы улететь отсюда.

— Имя, сынок! Имя! Тебя зовут Вилл? Поль? Арт? Сэмми? Или, может быть, Джордж?

— Волк, — ответил Волк.

— Отлично. — Гарднер взглянул на обоих. — Мистер Паркер и мистер Волк. Вы проведёте их вовнутрь, лейтенант Уильямс? И разве не прекрасно, что мистер Баст уже на месте? Потому что присутствие мистера Гектора Баста

— одного из наших служащих — означает, что мы можем выдать обмундирование мистеру Волку. Одно из наших правил гласит, что солдаты Господина маршируют лучше, когда на них надета форма. Гек Баст почти такой же большой, как и твой друг Волк, юный Джек Паркер. Поэтому вам очень повезло с точки зрения как одежды, так и дисциплины.

— Джек, — тихо позвал Волк.

— Что?

— У меня очень болит голова!

— Вас беспокоит ваша голова, мистер Волк? — преподобный Солнечный Гарднер обнял Волка за плечи. Волк стряхнул руку, поморщившись.

«Он тоже учуял одеколон», — понял Джек. Для Волка этот запах был подобен аммиаку для человека.

— Ничего, сынок, — Гарднер никак не отреагировал на выходку Волка. — Мистер Баст или мистер Певец наши служащие — мы их увидим внутри. Фрэнк, мне кажется, я просил ввести гостей в Дом…

Офицер Уильямс взял под козырёк и пошёл впереди мальчиков по коридору. На мгновение задержавшись, Джек взглянул в глаза Гарднера — и узнал этот взгляд.

Гарднер был двойником Осмонда.

— Прошу вас, друзья мои, — бросил Гарднер, открывая перед ними дверь.

— Кстати, мистер Паркер, — сказал Гарднер, когда они проходили мимо него, — мы не могли встречаться с вами раньше? Почему-то ваше лицо мне чрезвычайно знакомо.

— Не знаю, — буркнул Джек, внимательно глядя себе под ноги.

Пол был покрыт дорожкой, а у стены лежал зелёный ковёр. На нем стояли два стола. Сидящий за одним из них подросток взглянул на вошедших и вновь уставился в экран телевизора. Находившийся за другим столом паренёк недоброжелательно смерил Джека взглядом. Он был худой и темноволосый; лицо его выглядело умным, но злым. На кармане белого с воротником «под горло» свитера была табличка «ПЕВЕЦ».

Гарднер колебался.

— Мне все же кажется, что мы встречались раньше… Я уверен в этом; я никогда не забываю лицо мальчика, если видел его когда-то. Тебя это беспокоит, Джек?

— Я никогда не видел вас раньше, — твёрдо сказал Джек.

— Ну, позже я, наверняка, вспомню, — уверил Джека Солнечный Гарднер.

— Гек, иди сюда и помоги нашим гостям.

Массивный юноша протянул Джеку белый свитер и табличку, потом обыскал его карманы. Это, конечно, был Баст. На его круглом лице моргали неправдоподобно маленькие поросячьи глазки.

— Зарегистрируй их и выдай одежду, — вяло добавил Гарднер. Он загадочно улыбнулся Джеку.

— Джек Паркер, — раздельно произнёс он. — Интересно, кто же ты на самом деле, Джек Паркер…

Баст вытряхнул все из карманов и кивнул.

Солнечный Гарднер направился через комнату к абсолютно безучастному Фрэнки Уильямсу, на ходу доставая из кармана кошелёк. Джек увидел, что он начал отсчитывать деньги.

— Не отвлекайся, придурок, — сказал мальчик за столом, и Джек повернулся к нему. Мальчик поигрывал карандашом, злым колючим взглядом ощупывая Джека. — Твой дружок умеет писать?

— Не думаю, — ответил Джек.

— Тогда распишись за него, — Певец показал ему два корешка бумаги. — Внизу, там, где крестик. — Он откинулся на стуле, грызя кончик карандаша.

Джек решил, что он, очевидно, копирует преподобного Солнечного Гарднера.

«ДЖЕК ПАРКЕР», — написал Джек, и почувствовал, как в груди его поднимается тяжёлая волна, «ФИЛИПП ДЖЕК ВОЛК». Он вздохнул.

— Сейчас вы находитесь под опекой штата Индиана, и пробудете здесь тридцать дней, если сами не решите задержаться подольше. — Певец пододвинул к себе бумаги. — Вы будете…

— Решим? — переспросил Джек. — Что ты имеешь в виду?

Щеки Певца порозовели; он, казалось, улыбался.

— Я думаю, тебе неизвестно, что шестьдесят процентов наших воспитанников пребывают здесь добровольно. Возможно, вы также решите остаться здесь.

Джек постарался не выдать своих чувств.

Губы певца дрогнули.

— Это отличное место, и если я услышу, что вы ругаете его, то очень удивляюсь, потому что лучше этого места нет на свете. Скажу тебе ещё кое-что; у вас нет выбора. Вас прислали в Солнечный Дом. Понял?

Джек кивнул.

— А он? Он понял?

Джек посмотрел на Волка, все ещё вдыхающего воздух через рот.

— Думаю, что да.

— Отлично. Вы двое будете угольщиками. День здесь начинается в пять часов утра, когда мы молимся. До семи — работа в поле, потом завтрак в столовой. Опять работаем в поле до обеда. Затем — ленч и чтение Библии. Здесь все помешаны на этом, поэтому подумайте сразу, что именно вы будете читать. Никаких извращений из «Песни Песен», если не хотите, чтобы вас наказали. После ленча — опять работа.

Он пристально взглянул на Джека.

— Эй, не думай, что твой труд не нужен Солнечному Дому. Часть платы за работу — пойдёт в счёт предоставленной тебе одежды, еды, электричества и всего остального. На тебя будет затрачено пятьдесят центов в час. То есть ты стоишь пять долларов в день — около тридцати долларов в неделю. Воскресенье мы проводим в церкви, за исключением часа, который называется «Евангельским Часом».

Он вновь покраснел, и Джек кивнул, давая понять, что все ясно.

— Если ты откажешься от работы или будешь много болтать, тебя отправят в карцер. У нас есть тридцать дней, что бы вычистить вам, болванам, мозги и показать, какую никчёмную жизнь вы влачили до сих пор. И начнём мы немедленно.

Певец встал, его лицо цветом напоминало упавший на землю осенний лист. Он постучал костяшками пальцев по столу.

— Освободи свои карманы. Сейчас же!

— Отныне и навеки, — прошептал Волк, как бы заучивая эту мысль.

— ВЫВОРАЧИВАЙ КАРМАНЫ! — заорал Певец. — Я ХОЧУ ВИДЕТЬ, ЧТО В НИХ!..

Позади Волка возник Баст. Преподобный Гарднер, проводив взглядом копа, также смотрел в их сторону.

— Личные вещи напоминают нашим воспитанникам о прошлом, как мы заметили, — сообщил он. — Это мешает; поэтому мы считаем очень полезным избавить вас от лишних воспоминаний.

— ВЫВЕРНИ КАРМАНЫ! — орал Певец; его перекосило от злости.

Джек вынул из карманов содержимое. Красный носовой платок жены Элберта Паламаунтина, который она подарила ему, когда он разбил себе нос; две коробки спичек; несколько долларов, точнее, шесть долларов и сорок два цента; ключ от номера 407 в гостинице «Альгамбра».

— Думаю, что вам нужен и мой рюкзак, — сказал он.

— Конечно, глупец, — рассмеялся Певец, — конечно, нам нужен твой рюкзак, но сперва мы отыщем то, что ты пытаешься спрятать.

Джек был вынужден достать гитарный медиатор, кусок мрамора и серебряный доллар. Он положил все это на развёрнутый платок.

— Это — мои талисманы.

Певец покрутил в руках медиатор.

— Эй, что это? Я спрашиваю, что это?!

— Медиатор.

— А, ну конечно, — Певец продолжал крутить предмет. «Если он попытается сломать его, — подумал Джек, — то придётся врезать этому Певцу как следует».

— Медиатор… Ты говоришь правду?

— Мне дал его друг, — Джек внезапно почувствовал, как одиноко ему в эти недели скитаний. Он подумал о Снежке, похожем на Смотрителя. Джек так и не понял — Смотритель это был или нет.

— Наверное, краденый, — сказал Певец, не обращаясь ни к кому конкретно, и положил медиатор рядом со значком и кусочком мрамора.

— Теперь рюкзак.

Когда Джек снял рюкзак, Певец несколько минут копался в нем с выражением неудовольствия на лице. Неудовольствие было вызвано тем, что в рюкзаке не оказалось новой одежды.

«Где ты сейчас, Смотритель?!»

— Это вовсе не обыск, дружок, — нагло уставился ему в глаза Певец.

Гарднер покачал головой.

— Давайте посмотрим, что можно извлечь из мистера Волка.

Баст подошёл ближе. Певец сказал:

— Ну?

— В его карманах ничего нет, — вставил Джек.

— Я хочу, чтобы он ВЫВЕРНУЛ свои карманы! ВЫВЕРНУЛ! — рявкнул Певец.

— НА СТОЛ!

Волк прижал руки к груди и прикрыл глаза.

— У тебя ведь ничего нет в карманах? — спросил Джек.

Волк медленно кивнул.

— Эй ты, идиот! Вытряхивай карманы! — Певец стукнул кулаком по столу.

— Похоже, Уильямс выбил из тебя остатки мозгов.

Баст прошипел:

— Если ты не вывернешь карманы — сам получишь по морде.

— Сделай это, Волк, — шепнул Джек.

Волк тяжело вздохнул. Потом он вынул правую руку из кармана, протянул её над столом и разжал пальцы. На стол упали три спички и два отполированных водой камешка. Он проделал то же самое левой рукой, и к первым двум камешкам присоединились ещё два.

— Это пули! — испуганно воскликнул Певец.

— Не будь идиотом, Сонни, — отозвался Гарднер.

— Ты выглядишь так, будто тебя сварили, — тихо, но внятно сказал Певец Джеку, ведя его по ступенькам наверх. Ступеньки были покрыты ковром, украшенным розами. Все остальные помещения в Солнечном Доме, кроме административных, выглядели крайне запущенными. — Ты пожалеешь, я обещаю тебе это: в этом месте ещё никто не мог поиздеваться над Сонни Певцом. — Он придвинулся вплотную к Джеку. — Нелегко же вам будет вырваться отсюда — тебе и твоему кретину с камешками!

— Я не знал, что у него есть что-нибудь в карманах, — ответил Джек.

Идущий впереди Певец внезапно остановился. Его глаза сузились, лицо окаменело. Джек понял, что произойдёт, за мгновение до того, как кулак Певца ударил его по скуле.

— Джек? — тревожно спросил Волк.

— Все в порядке.

— Если ещё раз заденешь меня, то получишь вдвое больше, — бросил Певец Джеку. — А если заденешь в присутствии преподобного Гарднера, то получишь в четыре раза большие, ясно?

— Да, — кивнул Джек. — Нам дадут какую-нибудь одежду?

Певец выругался и пошёл вверх по лестнице, а Джек все ещё стоял, вглядываясь в его сутулую спину. «Ты тоже», — сказал он сам себе. — «Ты и Осмонд. Однажды».

Потом он двинулся за Певцом. Волк плёлся следом.

В длинной комнате, уставленной ящиками, Певец ждал у двери, пока высокий юноша рылся на полках в поисках одежды для наших друзей.

— И башмаки. Выдай им башмаки, — сказал Певец, не глядя на кладовщика. «Бесстрастность — это добродетель», — таким, вероятно, был следующий местный завет преподобного Гарднера.

Им с Волком подобрали по паре башмаков. Потом Певец повёл их дальше. Коридор, казалось, был бесконечным. Они поднялись на самый верх. С обеих сторон коридора тянулись ряды узких дверей с крошечными прорезанными в них окошечками. Больше всего это напоминало тюрьму.

Певец остановился перед одной из дверей.

— В первый день здесь никто не работает. К работе вы приступите завтра. Так что идите и почитайте до пяти Библию. Потом я поведу вас в церковь к службе. И переоденьтесь, ясно?

— То есть мы просидим следующие три часа под замком? — переспросил Джек.

— А ты хочешь, чтобы я пожал тебе руку? — пошутил Певец и вновь покраснел. — Если бы вы пришли сюда добровольно, я бы показал вам окрестности. Но поскольку вас доставила сюда полиция, вы почти преступники. Поэтому идите в свою комнату и поразмышляйте о Боге. Если вам повезёт, через тридцать дней вы выйдете на свободу. — Он вставил ключ в замок, отпер дверь и застыл возле неё. — Входите. Мне ещё нужно работать.

— Что будет с нашими вещами?

Певец нарочито развёл руками:

— Глупец, ты думаешь, что они кому-нибудь нужны?

Джек воздержался от комментариев.

Певец вздохнул.

— Ладно. Все это будет лежать в ящике, и на нем будет табличка с вашими именами. В ящике в подвале — там мы все храним свои вещи и деньги, пока не выходим на свободу. Теперь входите, пока я не разозлился.

Волк и Джек вошли в маленькую комнату. Когда Певец отпирал дверь, под потолком автоматически зажёгся свет, осветив помещение без окон, в котором не было ничего, кроме железной кровати, умывальника в углу и металлической табуретки.

На белой стене остался след от когда-то висевшей в этом месте картины. Щёлкнул замок. В окошко в двери заглянуло лицо Певца.

— Ведите себя хорошо, — сказал он улыбаясь, и исчез.

— Нет, Джекки, — сказал Волк. Потолок нависал над ним в дюйме от макушки. — Волк не может находиться здесь.

— Лучше присядь. Ты хочешь пробить потолок головой?

— Что?

— Не обращай внимания. Садись. Мы с тобой попали в беду.

— Волк знает, Джекки. Волк знает. Это очень плохое место. Не могу здесь находиться.

— Почему это плохое место? То есть, как ты узнал это?

Волк тяжело опустился на табуретку, сбросив на пол новую одежду, и раскрыл лежащую на кровати книгу. Это была Библия в голубом переплёте. Там же лежали две брошюры — «Дорога к вечному блаженству» и «Бог любит вас».

— Волк знает. И ты тоже знаешь. — Волк посмотрел на него, потом перевёл взгляд на книгу в руках и начал перелистывать страницы. Джек подумал, что это первая книга, которую видит Волк.

— Белый человек, — еле слышно прошептал Волк.

— Белый человек?

Волк взял в руки одну из брошюр; она раскрылась — следом за названием в ней помещалась фотография Солнечного Гарднера, человека, посвятившего свою жизнь служению Богу.

— Он, — сказал Волк, — Белый убийца, Джек. С кнутом. Это — одно из его мест. Волк не должен находиться в его месте. Джек Сойер тоже не должен. Никогда. Мы должны выбраться отсюда, Джекки.

— Мы выберемся, — ответил Джек. — Я обещаю тебе. Не сегодня, не завтра — но скоро!

Волк печально вздохнул.

— Скоро…

«Скоро», — пообещал он, и Волк поверил ему. Волк был полностью деморализован. Джек не знал, видел ли Волк Осмонда в Территориях — но он наверняка слышал о нем. Репутация Осмонда в Территориях среди членов семьи Волка была ещё хуже, чем Моргана. Но, хотя Волк и Джек узнали в преподобном Гарднере Осмонда, Гарднер не узнал их, и за этим крылись две причины. Или Гарднер издевался над ними, или же он был Двойником, как мать Джека, — то есть был связан с Территориями, но не осознавал этой связи.

И если Джек думает правильно, то им, возможно, удастся спастись. Во всяком случае, пока у них есть время подумать и решить.

Джек одел новую одежду. Чёрные башмаки, казалось, весили несколько фунтов и подходили на любую ногу. Ему с трудом удалось заставить Волка переодеться. Потом они лежали. Джек слышал, что Волк начал засыпать. Вскоре и его сморила дремота. Засыпая, он думал о маме: она где-то там, в темноте, зовёт его, зовёт, зовёт…

22. ПРОПОВЕДЬ

В пять часов дня зазвенел электрический звонок. Волк подскочил с кровати, разбудив спящего рядом Джека.

Через пятнадцать секунд звонок умолк.

Волк забился в угол, сжавшись в комок.

— Плохое место, Джек, — стонал он. — Отвратительное место! Нужно выбраться отсюда! ВО ИМЯ ГОСПОДА!

Стук в стену.

— Закрой свою пасть!

С другой стороны раздался хохот, напоминающий лошадиное ржание.

— Сейчас ваши души очистятся, друзья!

Хохот зазвучал вновь.

— Плохо, Джек! Волк! Джейсон! Плохо! Плохо, плохо…

Джек услышал грохот открывающихся дверей и топот башмаков.

Он подошёл к Волку. Им овладела непреодолимая усталость.

— Волк! — сказал он. — Волк, прекрати…

— Не могу, Джекки, — стонал Волк, обхватив голову руками.

— Ты должен, Волк. Сейчас мы войдём в холл.

— Не могу, Джекки, — причитал Волк, — Это плохое место, плохие запахи…

Из холла раздался чей-то голос — Джеку показалось, что это Гек Баст:

— Выходите к службе!

— Выходите к службе! — присоединился к нему ещё чей-то голос, и они слились в дуэт:

«Выходите к службе! Выходите к службе!..»

— Если мы хотим выбраться отсюда, Волк, не стоит сердить их.

Через минуту дверь распахнётся, и за ней будет стоять Баст, или Сонни… а может быть и оба. Будет лучше, если Джек и Волк не станут артачиться. Но как уговорить Волка? «Боже, прости меня за то, что я втянул его в это», — подумал Джек. — «Но что сделано, то сделано. Нужно искать выход».

— Волк! — окликнул он. — Ты что, хочешь, чтобы Певец опять начал бить меня?

— Нет, Джек, нет…

— Тогда лучше идём вместе со мной. Ты должен помнить, что от тебя зависит, как будут обращаться со мной Певец и Баст. Певец уже ударил меня из-за твоих камешков…

— Кое-кто мог бы дать ему сдачи, — Волк говорил тихо, но глаза его горели страшным оранжевым огнём. На мгновение он обнажил белые зубы. Казалось, они начали расти.

— Не смей даже думать об этом, — резко сказал Джек. — От этого будет только хуже.

— Джек, я не знаю…

— Ты постараешься? — спросил Джек и бросил быстрый взгляд на дверь.

— Я постараюсь, — ответил Волк, и в глазах его сверкнули слезы.

Коридор был пронизан солнечными лучами. Перед двадцатью дверями стояло сорок мальчиков, по двадцать с каждой стороны. Джек и Волк появились последними, но на них никто не обратил внимания. Певец, Баст и ещё два мальчика кого-то мутузили на ковре. Их жертвой был невзрачный парнишка лет пятнадцати по фамилии Мортон. Один из двух других мальчиков, как позже узнал Джек, носил имя Варвик, другой — Кейси.

— Когда мы захотим поговорить с тобой, мы спросим тебя сами, — орал Варвик. — Не смей высовываться, Мортон! Понял?

— ОТВЕЧАЙ ЕМУ! — велел Кейси.

— Да, — прошептал Мортон.

— ЧТО? ПОВТОРИ!

— Да, — повторил Мортон.

— Тогда пошёл вон, идиот, — приказал Певец, и Мортон, пошатываясь, встал в строй. Мальчиков ожидала служба и ужин.

Служба справлялась в большой высокой комнате по дороге в столовую. Вокруг стоял запах жареного мяса, и ноздри Волка начали ритмично раздуваться. Впервые за весь день выражение интереса промелькнуло в его глазах.

Джек решил быть осторожным. В углу он заметил нечто чёрное, явно не органического происхождения. Это был крошечный микрофон, замаскированный в стене. Он, вероятно, являлся частью службы. Так было лучше слышно преподобного Гарднера.

Он ожидал начала молитвы. Эти люди — Гарднер, Сонни-Певец или Гектор Баст — заточили его здесь и не собираются освобождать, а теперь ещё эта служба!

Самое удивительное, что все мальчики шли на службу явно с охотой.

Служки-мальчики в белых одеждах — уселись в центре комнаты. Джек оглянулся и увидел, что все присутствующие с нетерпением смотрят на открытую дверь. Он подумал, что причина, должно быть, кроется во вкусно пахнущем ужине. Но тут быстрым шагом вошёл преподобный Гарднер, и нетерпение на лицах сменилось восторгом. Мортон, ещё четверть часа назад производивший крайне жалкое впечатление, просто лучился счастьем.

Мальчики встали на ноги. Волк остался сидеть, удивлённо глядя по сторонам, и Джеку пришлось потянуть его за отворот куртки.

— Делай то же, что и все, Волк! — шепнул он.

— Садитесь, мальчики, — улыбаясь сказал Гарднер. — Пожалуйста, садитесь.

Все сели. На Гарднере были новёхонькие синие джинсы и белая шёлковая рубашка. Он с улыбкой скользил глазами по своей пастве. Большинство мальчиков восхищённо смотрели на него. Джек обратил внимание на одного из воспитанников — волнистые каштановые волосы, изящные маленькие руки, хрупкое тело. Почему-то он напомнил мальчику покойного дядю Томми.

— Итак, начнём. Гек, приступай.

Гек приступил. Он произносил слова молитвы быстро и механически, как будто копировал голос с пластинки, где воспроизводились лексические правила. После обращения к Богу о продлении их дней и прощении прегрешений, Гек Баст протараторил «Во имя Отца, и Сына, и Святого духа, Аминь!» и сел.

— Спасибо, Гек, — Гарднер взял стул и сел на нем задом наперёд, будто ковбой на лошади. Он был весел и дружелюбен; замеченный ранее Джеком налёт безумия исчез. — А теперь немного покаемся. Руководи нами, Энди.

Варвик занял место Гека.

— Благодарю Вас, преподобный Гарднер, — сказал Варвик и взглянул на мальчиков.

— Покаемся, — продолжил он. — Кто начнёт?

Взметнулся лес рук. Три… пять… восемь!

— Рой Одерсфельд, — выбрал Варвик.

Рой Одерсфельд, высокий мальчик с бородавкой на кончике носа, сложив руки перед собой.

— Я украл в прошлом году у моей мамы десять долларов, — завёл он высоким голосом. — Я пошёл в зал игровых автоматов и проиграл их все, — он моргнул. — А мой брат заболел пневмонией и попал в больницу в Индианаполисе! Потому что я украл эти деньги! Вот моё покаяние!

Рой Одерсфельд сел.

Солнечный Гарднер спросил:

— Может ли Рой быть прощён?

В унисон прошелестело:

— Рой может быть прощён!

— А может ли кто-либо из присутствующих здесь простить его?

— Никто из присутствующих здесь не может.

— Кто же может простить его?

— Только Господь.

— Просил ли ты Господа простить тебя? — спросил Гарднер Роя.

— Много раз! — Джек увидел, что по щекам Роя текут слезы.

— И когда ты увидишь свою маму, ты расскажешь ей, как плохо поступил по отношению к ней и своему маленькому брату?

— Конечно.

Гарднер кивнул Энди Варвику.

— Покаялся! — провозгласил Варвик.

Покаяние закончилось к шести часам, и покаялись почти все, кроме Джека и Волка. Некоторые каялись в мелких кражах — другие говорили об употреблении алкоголя и курении. Были, конечно, и сбежавшие из дома.

Их вызывал Варвик, но все смотрели на Гарднера и говорили… говорили… говорили…

«Они любят его, мечтают о его расположении, и, покаявшись получают его. Некоторые, скорей всего, даже слегка наговаривают на себя», — подумал Джек.

Запахи из столовой усиливались. В желудке у Волка громко заурчало, и Джек толкнул его локтем в бок.

Закончилось последнее покаяние, и Гарднер встал. Он стоял в дверном проёме, глядя на проходящих мимо него мальчиков. Когда очередь дошла до Джека и Волка, он придержал мальчика за руку.

— Я встречал тебя раньше.

«Покайся», — говорили его глаза.

И Джек почувствовал потребность сделать это немедленно.

«Конечно, мы знаем друг друга. Ты же хлестал меня кнутом…»

— Нет, — вслух ответил он.

— Да. Конечно, да. Мы встречались раньше в Калифорнии? Майне? Оклахоме? Где?

«Покайся!»

— Я не знаю вас.

Гарднер хихикнул.

— Так ответил апостол Пётр, когда его спросили, узнает ли он Иисуса,

— заметил он. — Но Пётр солгал. Я думаю, ты тоже лжёшь. Так где же? В Техасе? Эль-Пасо? Или в Иерусалиме в другой жизни? На Голгофе, месте распятия?

— Говорю Вам…

— Да, да, я знаю, мы встретились лишь сегодня. — Вновь раздался смешок. Волк, как заметил Джек, отпрянул от Гарднера, от которого исходил терпкий запах одеколона, смешиваясь с запахом безумия.

— Я никогда не забываю лица, Джек. Никогда не забываю лица или места. Я вспомню, где мы встречались.

Его глаза перебегали с Джека на Волка и обратно.

— Приятного аппетита, Джек. Приятного аппетита, Волк. Завтра начнётся ваша настоящая жизнь здесь.

Он направился к лестнице, но на полдороге обернулся:

— Я никогда не забываю лица, Джек. Я вспомню!

«Боже, — подумал Джек, — надеюсь, что нет. Во всяком случае после того, как мы будем в тысячах миль отсюда…»

Что-то тяжёлое ударило его. Джек влетел в столовую и упал; из глаз посыпались искры. Когда он смог сесть, то увидел Певца и Баста, стоящих над ним и смеющихся. Позади них маячил Кейси. Волк внимательно посмотрел на маленьких негодяев, и что-то в его взгляде не понравилось Джеку.

— Нет, Волк! — быстро приказал он.

Волк замер.

— Ну почему же? — Гек Баст слегка посмеивался. — Не слушай его. Попробуй ударить меня, если хочешь. Я люблю перед едой слегка размяться.

Певец взглянул на Волка и сказал:

— Оставь дурака в покое, Гек. Он — только тело. — И кивнул на Джека.

— Вот кто голова. И эту голову мы будем перевоспитывать. — Он обратился к Джеку тоном, каким говорят с маленькими детьми. — И мы перевоспитаем вас, мистер Джек Паркер. Можете мне поверить.

Неожиданно для себя Джек отчётливо произнёс:

— Ты — гнида.

Певец густо залился краской. Гек Баст сделал шаг вперёд, но Певец удержал его за руку. Глядя на Джека, он сказал:

— Не сейчас. Позже.

Джек встал на ноги.

— Не советую со мной связываться, — сказал он. И было в его лице что-то сильное и предостерегающее, что заставило его обидчиков отступить.

Джек подумал, что даже дядя Томми остался бы доволен ужином. Мальчики сидели за длинными столами; их обслуживали четверо в белых халатах из их же числа.

Перед каждым возникла тарелка бобов с подливой, сосисками и большим куском мяса. Потом были поданы пластиковые стаканы с молоком. На стаканах и тарелках была надпись: ШКОЛЬНАЯ КОМИССИЯ ИНДИАНЫ.

Волк сосредоточено жевал, зажав в руке кусок хлеба. Он съел не менее пяти сосисок и полную тарелку бобов. Думая о маленькой непроветриваемой комнате и неприятных последствиях бобов для желудка, Джек решил, что ночью ему не помешал бы респиратор.

Окончив есть, мальчики вставали, убирали со стола и поправляли стулья. Джек отнёс свою и Волка посуду на кухню. И тут ему пришла в голову мысль.

Это место не было тюрьмой. Это была, скорее, трудовая школа, и поэтому, наверняка, её нередко посещали инспекторы департамента просвещения. Они, конечно же, регулярно бывали на здешней кухне. Наверху все окна были зарешечены. Но решётки на окнах кухни? Это маловероятно. Они бы вызвали слишком много вопросов.

Из кухни можно было бы попытаться осуществить побег, и Джек принялся осматривать её. Она напоминала обычную кухню кафетерия в его школе в Калифорнии. Белые пол и стены, ряды стальных моек и контейнеров. Большие шкафы и овощные баки. Трое мальчиков под надзором повара мыли посуду. Лицо повара напоминало крысиную морду. К нижней губе приклеилась сигарета. Джек подумал: как допускает преподобный Гарднер, что в его заведении кто-нибудь курит? Все это казалось добрым знаком.

На окнах не было никаких решёток.

Мужчина, похожий на крысу, взглянул на Джека и передвинул сигарету в уголок рта.

— Новички? Ты и твой приятель, а? — спросил он. — Ничего, скоро обживётесь. Здесь быстро обживаются — верно, Сонни?

Он подмигнул Сонни-Певцу. Певец, казалось, смутился, как младенец.

— Вы же знаете, что вам запрещено разговаривать с воспитанниками, Рудольф, — сказал он.

— А кто ты такой, сопляк, чтобы поучать меня? Лучше иди и пожуй ослиный хвост — это пойдёт тебе на пользу, — насмешливо процедил Рудольф.

Певец посмотрел на повара. Губы Сонни задрожали, потом сжались в струну. Он внезапно повернулся.

— Вечерня! — закричал он. — Вечерня! Все к вечерне! Быстро вставайте, убирайте со столов и идёмте. Мы опаздываем! К вечерне!

Мальчики спустились по ступенькам в импровизированную церковь. Здесь был свежий воздух; в помещении было прохладно. Где-то играл орган.

Мальчики сели на скамьи. Перед ними возвышалась кафедра, оснащённая микрофоном. Это показалось Джеку несколько странным для церкви. По бокам кафедры стояли два видеомонитора. Один из них должен был демонстрировать правый профиль преподобного Гарднера, другой — левый; но сейчас они бездействовали. Стены были задрапированы темно-красной тканью; в левой стене оказалось встроено окно. Джек увидел Кейси. Тот достал пару наушников и надел их на голову.

Да, это была церковь, но здесь с тем же успехом могла бы разместиться радио— или телестудия. Джек внезапно подумал о Джимми Сваттерте, Рексе Хамберде, Джеке Ван Импе.

«Ребята, включайте ваши телевизоры — и это вас ВЫЛЕЧИТ!»

Слева от помоста открылась маленькая дверь, и оттуда вышел Солнечный Гарднер. Он был весь в белом, с головы до пят. На лицах многих мальчиков возникло выражение экстаза.

Волк повернулся к Джеку и прошептал:

— В чем дело, Джек? От тебя исходит интересный запах…

Джек сжал пальцы так сильно, что они побелели.

Солнечный Гарднер, чьё лицо лучилось здоровьем, перевернул страницу огромной Библии, лежащей на кафедре. Джека на мгновение охватило волнение.

Внимательно смотрел на Гарднера сквозь очки Кейси. Затаил дыхание Гек Баст и Певец. Гарднер взглянул на Кейси и тот быстро включил стоящую на проигрывателе пластинку.

— Бойтесь соблазнов дьявольских, — сказал Солнечный Гарднер. Его голос был низким, задумчивым, мелодичным.

— Не поддавайтесь искушению.

Иначе вас скосят, как траву, И перережут, как стадо овец.

Верьте в Господа и будьте хорошими, Тогда вы попадёте в Территории…

(Сердце Джека Сойера замерло в груди)

— И вам Господь исполнит все ваши желания.

Идите Божьей тропой; Верьте в Господа.

Забудьте о злобе и вражде.

Не поддавайтесь искушению, Тогда Господь ниспошлёт вам благодать И заберёт в свои Территории.

Гарднер закрыл Библию.

— Боже, позволь мне сказать от твоего имени несколько слов.

Он долго рассматривал свои руки. В очках Кейси отражалась вертящаяся пластинка. Потом Гарднер поднял глаза, и в сознании Джека зазвучали вдруг слова: «Где мы виделись? Не в королевстве? Ты не хочешь рассказать мне о перевёрнутой повозке, вёзшей бочки королевского эля? А?..»

Солнечный Гарднер внимательно оглядел своих слушателей. Все лица были повёрнуты к нему — круглые, вытянутые, бледные, розовые, открытые и замкнутые…

— Что это значит, мальчики? Поняли ли вы тридцать седьмой псалом? Поняли ли эту прекрасную песню?

«Нет», — говорили их лица. «Не совсем… объясни нам… объясни…»

Внезапно Гарднер крикнул в микрофон:

— Это значит НЕ СТИРАЙТЕ ЕГО!

Волк слегка вздрогнул.

— Теперь вы знаете, что это значит? Вы все услышали?

— Да! — крикнул кто-то позади Джека.

— ДА! — голос преподобного Гарднера заполнил большой зал. — НЕ СТИРАЙТЕ ЕГО! ПОТ! Это хорошие слова, верно, дети? Это очень хорошие слова, верно?!

— Верно… ВЕРНО!

— Этот псалом велит не обращать внимания на искушения! НЕ СТИРАТЬ! ПОТ! Этот псалом говорит, что если вы ПРИДЁТЕ К ГОСПОДУ И БУДЕТЕ ГОВОРИТЬ С ГОСПОДОМ, ВЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ НЕВОЗМУТИМЫ! Понятно, дети? Вы поняли?

— Да!

— Алилуйя! — воскликнул Гек Баст.

— Аминь! — поддержал его сидящий позади него мальчик.

Гарднер взял в руку микрофон и стал прохаживаться по залу. Он напоминал Диззи Гиллеспи, Джерри Ли Левиса, Стэна Кентона и Джейн Винсент одновременно.

— Вы не должны бояться! Вы не должны бояться тех, кто захочет показать вам грязные картинки! Не должны бояться тех, кто скажет, что от мелкой кражи ещё никто не умер! КОГДА ВЫ ОБРЕТЁТЕ ГОСПОДА, ВЫ ПОЙДЁТЕ С ГОСПОДОМ. Я ПРАВ?

— ДА!

— НЕ СЛЫШУ! Я ПРАВ?

— ДА!

— И КОГДА ВЫ ПОЙДЁТЕ С ГОСПОДОМ, ВЫ БУДЕТЕ ГОВОРИТЬ С НИМ?!

— ДА!

— ЕСЛИ Я ПРАВ, СКАЖИТЕ — АЛЛИЛУЙЯ!

— АЛЛИЛУЙЯ!

— ЕСЛИ Я ПРАВ — СКАЖИТЕ О-Е!

— О-Е!

Мальчики раскачивались взад-вперёд, и Джек с Волком не могли противостоять этому общему движению. Некоторые плакали.

— А теперь скажите, — тепло обратился к ним Гарднер. — Могут ли в этом месте родиться дурные помыслы? Как вы думаете?

— Нет, сэр, — выкрикнул худой мальчик с выбитым зубом.

— Верно, — сказал преподобный Гарднер, вновь подымаясь на помост. — Аминь. Господь говорит, — так сказано в Книге пророка Исайи — что если вы тянетесь к Господу, он даст вам орлиные крылья; каждый из вас будет сильнее десятерых; и я хочу сказать вам, что СОЛНЕЧНЫЙ ДОМ — ЭТО ГНЕЗДО ОРЛОВ, ВЕРНО?

— ВЕРНО!

Наступила пауза. Гарднер ходил взад-вперёд по подиуму; его белые волосы развевались на ходу. Когда он заговорил вновь, голос его был тих. Мальчики слушали его, затаив дыхание.

— Но у нас есть враги, — сказал он почти шёпотом.

По залу что-то прошелестело и затихло. Гек Баст угрожающе огляделся, и его кулаки сжались. Лицо Баста было, как у больного тропической лихорадкой. «Покажите мне врага», — говорило оно. — Покажите — и вы увидите, что произойдёт с ним».

Глаза Гарднера, казалось, наполнились слезами.

— Да, у нас есть враги, — повторил он. — Дважды правительство цитата Индиана пыталось закрыть моё заведение. Знаете, почему? Этим гуманистам не нравится, как я учу моих мальчиков любить Иисуса и свою страну. Хотите узнать старый секрет?

Все они не сводили с него глаз.

— Мы не безумцы, — заговорщическим тоном сказал преподобный Гарднер.

— И это их пугает.

— Аллилуйя!

— Да!

— Аминь!

Гарднер прохаживался по помосту, печатая каждое слово.

— Мы пугаем их! Пугаем их, когда они выпивают лишний коктейль или выкуривают лишнюю сигарету марихуаны. От нас исходит аромат божьей благодати, а им не нравится этот запах! Поэтому они подсылают своих инспекторов и пытаются доказать, что моих мальчиков здесь бьют. ВАС БЬЮТ?

— Нет! — раздался дружный хор. Джек заметил, что Мортон кричит с не меньшим энтузиазмом, чем все остальные.

— НЕТ!

— Они подсылают к нам гнусных репортеришек из гнусных газетёнок, — завопил преподобный Гарднер. — Они приходят к нам и говорят: «Не обращайте на нас внимания; мы опытные эксперты; лучше дайте нам выпить и все осмотреть». Но мы сумеем оставить их в дураках. Верно?

— Да!

— Они не находят ни одного гнилого боба в котле. Они не находят ни одного мальчика в смирительной рубашке, или обритого наголо. Они видят здесь мальчиков, о которых можно сказать, что самое суровое наказание, которому они подвергались, — это лёгкий шлёпок. Аллилуйя!

— АЛЛИЛУЙЯ!

— Даже Департамент Образования, мечтающий снять меня и открыть сюда доступ дьяволу, даже они не могут сказать, что шлёпок — это что-то противозаконное. Они находят здесь СЧАСТЛИВЫХ детей! ЗДОРОВЫХ детей! Детей, думающих о Боге и говорящих с БОГОМ. Аллилуйя!

— Аллилуйя!

— Бог защищает тех, кто любит Его, и он не любит курящих, коммунистов и радикальных гуманистов, которые приходят сюда и утомляют моих мальчиков. У нас были дети, которые пытались что-нибудь рассказать этим пройдохам. Я слышал записи таких разговоров, и я хорошо узнал их голоса. Теперь этих мальчиков здесь нет. Бог прибран их, а я — я только человек…

Он потряс головой, чтобы показать, каким это было несчастьем. Но глаза его метали молнии.

— Преподобный Гарднер не забыл их. Он выкинул их на дорогу. Он послал их в Территории, и они были там беззащитны: деревья — и те могли там съесть их.

Тишина в комнате звенела от напряжения. Даже Кейси замер.

— В Библии сказано, что Господь послал Каина на Запад Эдема, в страну Нод. Это все равно, что быть выброшенным на дорогу, дети. Только здесь вы в безопасности.

Он обозрел собравшихся.

— Но если вы будете болтать… если вы солжёте… тогда вас ничто нс спасёт. Помните это, мальчики. Помните. Да спасёт нас Господь!

23. ФЕРД ЯНКЛОФФ

Джеку понадобилось менее недели, чтобы понять — только перелёт в Территории может спасти их от Солнечного Дома. Ему хотелось попытаться, но он не мог ничего сделать.

Голос его подсознания неизменно нашёптывал, что то, что плохо здесь, будет ещё хуже там. Это, вероятно, самое плохое место в мире… как червоточина в яблоке.

Но выход должен быть.

Волку и Джеку, как и другим мальчикам, не повезло: они проводили большую часть времени на так называемых дальних полях. Это было в миле от основного здания. Там они целыми днями собирали булыжники, потому что в это время года другой работы не было. Последний стог убрали ещё в середине октября.

Часто шёл дождь, и земля на поле представляла собой грязное чавкающее месиво.

«Предположим, мы попытаемся», — в сотый раз думал Джек. — «Предположим, мы решим бежать. Куда? На север, где у подножья каменной стены растут деревья. Там заканчиваются его владения».

Там могла быть калитка.

«Мы перелезем через стену. Волк подсадит меня».

Мог быть лаз.

«Пролезем в него. Или…»

Или Волк опять будет плакать, разглядывая мозоли на руках. Джек гнал от себя упрямые мысли о силе, скрытой в Волке… и если его попросить, сила эта вырвется наружу…

Это было бы наихудшим выходом из положения.

И что тогда?

Бежать, конечно. Если бы им удалось бежать из Солнечного Дома, то дальше они бы решили, что делать.

Ни Певец, ни Баст (Джек называл их в уме Чёртовыми Близнецами) не смогут помешать им. И попытаться нужно ещё до первых декабрьских морозов.

«Так пытайся! И…»

Им руководило не то, что Волк становился все более подавленным. Джек все время думал о Лили, находящейся в дюйме от смерти, пока Джек распевает здесь «аллилуйя».

«Попытайся. С волшебным напитком или без него. Попытайся».

Но пока Джек решался, попытку осуществил Ферд Янклофф.

Умные люди часто думают одинаковым образом.

События развивались стремительно. Только что Джек слушал обычные циничные бредни Ферда, а в следующее мгновение Ферд уже крался через поле к каменной стене.

…Было холодно и сыро; шёл дождь со снегом. Джек разогнул спину, оглядываясь в поисках Сонни-Певца. Пока Сонни не трогал его. Очевидно, таков был приказ Гарднера, которому Джек был зачем-то нужен. В этом крылась ещё одна причина, почему нужно было побыстрее сматывать удочки отсюда.

В двадцати ярдах справа работал Волк. Их разделял мальчик с выбитым зубом — Дональд Киган. Донни дружелюбно улыбнулся; с его губ сорвался свист. Джек быстро оглянулся.

Слева был Ферд Янклофф. За неделю, проведённую в Солнечном Доме, они с Фердом стали закадычными приятелями.

Ферд цинично усмехнулся.

— Донни явно влюблён в тебя.

— Да брось ты, — ответил Джек, покраснев.

— Я думаю, Донни кончает, когда ты заговариваешь с ним, — продолжал Ферд. — Верно, Донни?

Донни Киган рассмеялся, не слыша, о чем они говорят.

Джеку стало ещё неуютнее.

— Прошу тебя, прекрати.

«Донни влюблён в тебя».

Это было смешно, но бедный Донни на самом деле был влюблён в него… и Донни, возможно, был не единственным. Джеку вспомнился приятный мужчина, который приглашал его к себе домой и который высадил его вблизи Зейнсвилла. «Он увидел это первый, — подумал Джек. — Этот мужчина первый увидел во мне что-то новое».

Ферд сказал:

— Ты становишься здесь очень популярным, Джек. Мне кажется, даже старина Гек Баст неравнодушен к тебе.

— Ты обалдел, — сказал Джек. — То есть…

Ферд отбросил очередной булыжник и встал. Он быстро огляделся вокруг, увидел, что никто из соглядатаев не смотрит в его сторону, и повернулся к Джеку.

— А сейчас, мой дорогой, — заявил он, — я совершу большую глупость и уйду отсюда.

Он послал Джеку воздушный поцелуй и помчался к каменной стене в конце Дальнего Поля. Педерсен болтал в это время с Варвиком о девчонках. Гек Баст сопровождал Гарднера в Манси. Ферд получил приличную фору прежде, чем начался переполох.

— Эй! Эй, ловите его!

Джек помчался за Фердом, который нёсся, как стрела. Видя, как приятель приводит в исполнение его собственный план, Джек почувствовал восхищение, искренне желая Ферду удачи: «Давай! Давай же! Во имя святого, давай!»

— Это же Ферд Янклофф, — закричал Донни Киган и внезапно расхохотался громким, отрывистым смехом.

Мальчики в тот вечер собрались, как обычно, на покаяние — но покаяние не состоялось. Энди Варвик сообщил им, что у них есть перед обедом час для «общения» и вышел.

Джек подумал, что под маской «важной птицы» Варвик на самом деле трус.

А Ферда Янклоффа с ними не было.

Джек оглядел всех присутствующих. Если это называется «общаться друг с другом», то что было бы, если бы Варвик вдруг объявил тихий час. Все расселись вдоль стен, и молча принялись рассматривать свои руки. Они не хотели «общаться». Они хотели выслушивать чужие покаяния и каяться сами.

Джек напряжённо думал: «Его нет здесь, потому что они убили его. Все они сумасшедшие. Если бы им предложили выпить отраву, они, наверное, вежливо поблагодарили бы и выпили».

Он оглянулся вокруг, глядя на эти бледные, усталые, растерянные лица — и подумал, как они засияли бы, если бы сюда вошёл преподобный Гарднер.

Они бы сделали это, если бы Солнечный Гарднер предложил им. «Они бы выпили; они могли бы по его приказу придушить меня и Волка. Ферд был прав — они видят в моем лице что-то такое, что связывает меня с Территориями, и поэтому слегка влюблены в меня… И Гек Баст тоже… Хотя этот болван не способен любить. Да, они немного влюблены в меня, но Гарднера любят гораздо больше. Они — сумасшедшие».

Все это мог сказать ему Ферд, и, сидя здесь, в общей комнате, Джек представил, как Ферд говорит ему это.

Он рассказывал Джеку, что в Солнечный Дом поместили его родители, новообращённые христиане, которые проводили свои дни в молитвах. Никто из них не понимал Ферда, который был сделан из другого теста. Они считали, что Ферд — дитя дьявола, коммунистический, радикально-гуманистический перерожденец. Когда он сбежал из дома в четвёртый раз и был пойман все тем же Фрэнки Уильямсом; его родители приехали в Солнечный Дом, куда перед этим заточили Ферда, и отлично поладили с Солнечным Гарднером. Они нашли здесь решение всех своих проблем, которые возникали в связи с их неугомонным сыном. Солнечный Гарднер обратит их сына лицом к Господу. Он станет щитом на его пути. Он примет его из их рук и изолирует от улицы.

— Они прочитали про Солнечный Дом в «Санди рипотс», — говорил Ферд Джеку. — И прислали мне открытку, где писали о том, что если бы не Солнечный Дом, то вскоре я горел бы в геенне огненной. Я написал им ответ

— Рудольф тайком отправил его. Дольф — отличный парень. — Он помолчал. — Ты ведь знаешь, что я подразумеваю под словами «отличный парень», Джек?

— Нет.

— Тот, кого можно купить, — сказал Ферд и зло рассмеялся. — Дольф стоил мне два бакса. Итак, я написал им письмо, где говорилось, что все прочитанное ими в «Санди Рипотс» про смирительные рубашки и карцер — правда. О, они не смогли доказать это. Наш шеф — большой ловкач. И ты со своим приятелем ещё испытаешь это на собственной шкуре.

Джек сказал:

— Эти парни из «Санди Рипотс» всегда легко берут людей в оборот. Так говорит моя мама.

— О, он очень хитрый. Когда они приехали сюда, он изобразил для них рай, но неделю перед этим мы пожили в аду. Он был замороженным, как Снежная Королева. Именно тогда он сбросил Бенни Вудрафа со ступенек третьего этажа, найдя у него комиксы. Бенни три часа был без сознания, и до сих пор не может вспомнить, кто он и откуда.

Ферд помолчал.

— Он знал, что они приедут. Так же, как он всегда знает, когда нагрянет проверка. Он прячет смирительные рубашки в кладовую и делает вид, что карцер — это просто сарай.

Ферд вновь цинично рассмеялся.

— Знаешь, что сделали мои предки? Они отослали Гарднеру ксерокопию моего письма. «Для моего же блага», — написал в следующем письме мой папочка. Ну а потом, конечно, меня посадили в карцер.

Вновь резкий смех.

— Скажу тебе и другое. Он не убивает детей. Они просто исчезают — не без его помощи, конечно.

«Как теперь исчез и сам Ферд», — подумал Джек, глядя, как Волк меряет шагами комнату. Руки мальчика были очень, очень холодными. Он вздрогнул.

Кажется на Волке прибавилось волос. Так быстро? Конечно, нет. Но это скоро произойдёт.

«А кстати, Джек, пока мы сидим здесь, думая об опасности этого сидения — как там твоя мама? Как там Милашки Лил, Королева Бродвея? Худеет? Испытывает боль? Чувствует ли она, как что-то гложет её изнутри, пока ты сидишь в этой тюрьме? Участвует ли Морган в распространении метастазов?»

Мысль о смирительной рубашке заставила его вздрогнуть, и он почти наяву увидел карцер — металлический ящик на заднем дворе, куда запирают непокорных.

— У него есть лицензии на производство денег, — говорил Ферд, пока они собирали булыжники на Дальнем Поле. — Его религиозные представления все время крутят по радио и кабельному телевидению. Мы — его капитал. Мы поем по радио. У него есть Кейси — домашнее радио и телевизор одновременно. Кейси записывает на плёнку каждую заутреню и снимает видеофильм на каждой вечерне. Все это он монтирует вместе, но это ещё не все. Кейси — хранитель очага. Видел ли ты «жучок» в своей комнате? Это он устанавливает «жучки». Все, что мы делаем, видно на экранах в его комнате, куда есть выход из офиса Гарднера. «Жучки» записывают и разговоры. Кейси прослушивает их и все подозрительное сообщает Гарднеру. Он сделал для Гарднера радиотелефон.

Ферд гримасничал и кривлялся.

— Ты заблуждаешься, — осторожно сказал Джек.

— В отношении Солнечного Дома я не заблуждаюсь. Гарднер богат, хотя и не рекламирует это. Одна женщина подарила ему талисман, охраняющий от дьявольского сглаза; я повторяю, он всегда знает, когда придут с проверкой. Тогда мы убираем это место с головы до ног. Баст прячет смирительные рубашки в кладовую, а карцер заполняет бобами. И когда они приходят, мы идём в класс. Много ты видел здесь классов?

— Ни одного.

— Ни одного, — согласился Ферд, и вновь цинично хохотнул. Его смех можно было перевести так: «Представляешь, что я обнаружил? Я должен буду здесь умереть, если ничего не переменится. Но во всем есть своя хорошая сторона. Ты ведь понимаешь меня?»

Таков был ход мыслей Джека в тот момент, когда цепкие пальцы вцепились в его ухо и сдёрнули со стула. Он увидел круглое, как луна, лицо Гека Баста.

— Мы с преподобным как раз были в Манси, когда в местную больницу привезли твоего дружка, — сказал Баст и кровь пульсировала в его пальцах. Джеку было очень больно. Он застонал, и Гек довольно засмеялся. — Он как будто побывал в микроволновой печи. Врачам понадобится много сил, чтобы вытащить его.

«Он говорит это мне», — подумал Джек. — «Он говорит это всем сидящим в этой комнате. Мы должны знать, что Ферд ещё жив».

— Ты — безмозглый болван, — сказал Джек, — Ферд…

Гек ударил его. Джек упал на пол. Мальчики шарахнулись в стороны.

Где-то хихикнул Донни Киган.

Раздалось рычание. Гек обернулся и увидел стоящего со сжатыми кулаками Волка.

— А, наш дурачок наконец решил потанцевать, — Гек довольно оскалился.

— Ладно, я люблю танцевать. Подойди же, ублюдок, и давай потанцуем.

Из уголка его рта стекала слюна. Волк подошёл ближе. Джек безуспешно пытался удержать его.

— Что здесь про… — прозвучало от двери. Это вошёл Сонни-Певец. Не было необходимости заканчивать вопрос — он все увидел своими глазами. С улыбкой Сонни прикрыл дверь; его мрачное лицо осветилось.

Джек увидел, что Певец приближается к Геку и Волку.

— Волк, осторожнее…

— Я буду осторожен, Джек! Я…

— Давай же потанцуем, кретин, — повторил Гек Баст и ударил Волка, отбросив его на пару шагов назад. Донни Киган опять захихикал.

Кулаки Гека были большими, но кулаки Волка — ещё больше.

Без единого звука он размахнулся и первый же удар достиг цели, стерев улыбку с лица Гека Баста. Он явно уступал по силе своему противнику.

— Ты, мерзавец, ты не должен убивать своё стадо, — приговаривал Волк.

— Это написано в Библии, и это написанию в Книге Правильного Хозяйствования, что ты…

Бам-м-м!

— …никогда Хлоп!

— НИКОГДА НЕ ДОЛЖЕН убивать стадо.

Гек, подвывая, упал на колени. Волк выкручивал ему руку, и Гек в этой позе напоминал фашиста, отдающего нацистский салют. Хватка Волка была каменная; на лице его не отражалось практически ничего.

— Волк, хватит! Прекрати!..

Джек заметил, что дверь была открыта, а Сонни исчез. Почти все мальчики повскакивали на ноги и отступили подальше от Волка.

В дверном проёме появились люди. Кейси, Варвик, Сонни, другие… И сам преподобный Гарднер с маленьким саквояжем в руке.

— Хватит, я сказал! — глядя на вошедших, крикнул Джек.

— Ладно, — спокойно ответил Волк. Он отпустил руку Гека, и та безжизненной плетью повисла вдоль тела.

— Ладно, Джек.

На Волка набросились сразу шестеро. Кто-то вскрикнул.

— Держите его! — завопил Гарднер. — Держите его! Крепче!

Он торопливо открывал свой саквояж.

— Нет, Волк! — кричал Джек. — Бросьэто!..

Мгновение Волк активно защищался, но почти сразу же перестал. Джеку вспомнилась история о Гулливере, пленённом лилипутами. Волка прижали к стене, хотя кое-кто (а именно Сонни-Певец) делал это с явной опаской.

— Держите его, — кричал Гарднер, доставая из саквояжа шприц.

— Так же нельзя! — Джек бросился на помощь, но Гарднер отшвырнул его к другой стене. Волк вновь стал отчаянно бороться, но даже для него шестеро противников оказалось многовато.

— Джек! — завыл он. — Джек! Джек!

— Держите же его! — и Гарднер со всего размаха всадил иглу в плечо Волка.

Волк, откинув голову, обмяк.

«Я убью тебя, негодяй», — внезапно подумал Джек. — «Убью тебя, убью тебя, убью тебя…»

Кейси сильным ударом разбил Волку нос, и кровь брызнула на пол. Множество рук держало бунтаря, и Волк уже не мог сопротивляться. Вокруг мелькали перепуганные лица наблюдавших за этой сценой мальчиков.

— В карцер! — загремел голос Гарднера. — А ты, мистер Паркер, может быть, ты теперь скажешь мне, где мы встречались?!

Джек ни слова не говоря, глядел себе под ноги глазами, полными слез бессилия и ярости.

— Итак, в карцер! — уже спокойнее сказал Гарднер. — Когда он запоёт, ты почувствуешь себя по-другому, мистер Паркер. Совсем по-другому.

И Гарднер вышел.

Когда Джек и остальные мальчики шли к заутрене, Волк все ещё сидел в карцере. Солнечный Гарднер с иронией поглядывал на Джека: «Ну, так как же, мистер Паркер?»

«Волк, это моя мать, моя мать…»

И днём Волк ещё оставался под замком. Проходя мимо карцера, Джек заткнул руками уши, чтобы не слышать его стонов.

В этот момент его окликнул Сонни.

— Преподобный Гарднер ожидает тебя в конторе, чтобы выслушать твоё покаяние. И он велел передать, что выпустит этого дурака в ту же минуту, как только услышит от тебя то, что ему хочется узнать.

На лице Сонни читалась явная угроза.

— Я не могу сказать ему то, что он хочет услышать, — ответил Джек. Внезапно он сильно толкнул Сонни в грудь. Тот отлетел назад, нелепо взмахнув руками.

— Ладно же, — заявил Сонни, выпрямившись. — И ещё преподобный Гарднер велел передать, что твой дружок страдает из-за тебя.

— Я отлично знаю, из-за кого он страдает.

И все же в ушах Джека все время звучали стоны Волка…

К обеду Волк затих, и Джек понял, что по приказу преподобного Гарднера его выпустили из карцера, чтобы своими стонами он не привлёк ничьего внимания.

Волк лежал на кровати в их комнате. Он слабо улыбнулся вошедшему Джеку.

— Как твоя голова, Джек?

— Как ты, Волк? Все в порядке?

— Я стонал, а ты не помог мне…

— Волк, прости меня, — взмолился Джек. Волк выглядел странно — он был белым, как мел.

«Он умирает, — подумал Джек. — Нет, — поправил он сам себя.

— Волк начал умирать с того момента, когда они удрали из Территорий от Моргана. Но теперь он умирает быстрее. Слишком белый… но…»

Руки и ноги Волка теперь покрывала густая шерсть, которой ещё два дня назад не было.

Джек высунулся в окно и взглянул на Луну. С предыдущего полнолуния прошло всего семнадцать дней…

— Ещё не время для Перемен, Джекки, — сухо сказал Волк. Это был голос инвалида. — Но в этом ужасном месте я начал меняться преждевременно…

— Гарднер назначил цену за твоё освобождение, но я не смог заплатить её. Мне хотелось, но… Волк… моя мать…

Голос Джека захлебнулся в слезах.

— Тссс, Джекки… Волк знает. Волк все знает…

Волк улыбнулся своей ужасной улыбкой и взял Джека за руку.

24. ДЖЕК НАЗЫВАЕТ ЗВЕЗДЫ

Ещё одна неделя в Солнечном Доме. Приближалось полнолуние.

В понедельник сияющий Гарднер велел мальчикам склонить головы и поблагодарить Бога за исцеление их брата Фердинанда Янклоффа. Во время лечения Ферд обратился душой к Господу, сказал преподобный Гарднер, безмятежно улыбаясь. Он позвонил родителям и сказал, что просто мечтает служить Господу, и родители забрали блудного сына домой. Умер и похоронен на полях Индианы… или в Территориях, куда никакая инспекция не в состоянии добраться.

Во вторник непрерывно шёл дождь. В этот день никто не работал. Большинство обитателей Солнечного Дома отсыпались, но для Джека и Волка, конечно же нашлось занятие. Волк чистил чулан. Джек убирал в туалете. Мальчик размышлял, что Кейси и Варвик, приказавшие ему выполнять эту грязную, по их мнению, работу, никогда, очевидно, не сталкивались с мужской уборной в «Оутлийской Пробке».

В среду появился Гек Баст с рукой на перевязи.

— Доктор сказал, что я уже никогда не смогу ею пользоваться, как раньше, — бросил он Джеку. — Не сомневайся, ты и твой приятель поплатитесь за это. И очень скоро…

— Ты хочешь, чтобы то же самое случилось и со второй твоей рукой? — спросил его Джек… но на самом деле он испугался.

— Я не боюсь его, — ответил Гек. — Преподобный Гарднер разрешил нам разделаться с вами, независимо от того, скажешь ли ты ему то, что он хочет знать, или нет. Помни об этом, красавчик.

И Гек улыбнулся.

Со времени этого короткого разговора прошло всего шесть часов. Прозвонил колокол, сзывающий всех на покаяние. Волк крепко спал, не слыша гулких ударов.

Что они сделали с его другом в карцере? Да нет, карцер тут ни при чем. Виновен даже не Солнечный Дом. Причина кроется во всем этом мире. Волк просто тоскует по дому. Он перестал смеяться и редко улыбается. Силы покидают его.

«Скоро это случится, Джекки. Я умру. Волк умрёт».

Гек Баст сказал, что не боится Волка; казалось, изувеченная рука Гека — это последнее, на что способен Волк.

Звонил колокол.

…Этой ночью, в четыре утра, когда Волк забылся тяжёлым сном, дверь их комнаты открылась и вошли Сонни и Гек. Они повели Джека в контору преподобного Гарднера.

Гарднер сидел при полном параде на краешке стола. Позади него висела картина, изображающая переход Иисуса через Галилейское море. Справа темнело окно, через которое было видно студию Кейси. В руке Гарднер держал тяжёлую связку ключей, которой он поигрывал во время разговора.

— Ты ещё ни разу не покаялся, Джекки, — мягко обратился он к мальчику. — Покаяние облегчает душу. Не покаявшись, мы не будем спасены.

— Мне не в чем каяться перед Вами, — резко ответил Джек.

— Думай, что говоришь, болван! — крикнул Сонни. — Мы сумеем постоять за своего благодетеля!

— Да снизойдёт на тебя Божья благодать, Сонни, — кротко сказал Гарднер, и вновь обратился к Джеку.

— Подойди поближе, сын мой.

Джек выполнил его приказание.

— Так как же тебя зовут на самом деле?

— Джек Паркер.

Он заметил дьявольский огонёк в глазах Гарднера и хотели обернуться, но опоздал. Резкий удар свалил его на пол.

— Откуда ты, порождения дьявола?

— Из Пенсильвании.

Боль сковала левую сторону тела. Он лежал на полу, прижав колени к груди.

— Поднимите его.

Сонни и Гек поставили Джека на ноги.

Гарднер достал из кармана спички. Затем зажёг свечу и стал приближать её к лицу мальчика. Девять дюймов. Шесть дюймов. Джек почувствовал тепло. Три дюйма. Ещё ближе. Пламя обжигало лицо. На лице Гарднера играла безмятежная улыбка.

— Так откуда я знаю тебя?

— Я никогда не встречал Вас раньше, — воскликнул Джек.

Пламя приблизилось ещё ближе. Джек попытался отклонить голову, но Сонни крепко держал его.

— Где я встречал тебя? — повторил Гарднер. — Это твой последний шанс.

«Скажи ему, ради всего Святого, скажи ему!»

— Если мы и встречались раньше, то я не помню, где. Возможно, в Калифорнии…

Пламя было совсем близко, и вдруг погасло. Джека охватило облегчение.

— Уведите его, — приказал Гарднер.

Они поволокли Джека к дверям.

— Тебя не ждёт ничего хорошего, — вслед ему сказал Гарднер. — Я добьюсь от тебя ответа. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Почему ты не хочешь облегчить свою участь, Джек?

Джек ничего не ответил. Руки Сонни сдавили ему горло.

— Скажи ему!

Часть самого Джека требовала этого, потому что…

«…потому что покаяние облегчает душу».

Но Джек вспомнил голос своей матери, её глаза… её полные боли и надежды глаза…

— Я не могу сказать то, чего не знаю, — твёрдо ответил он.

Гарднер слегка усмехнулся.

— Уведите его обратно, — приказал он.

Ещё одна долгая неделя в Солнечном Доме.

Джек убирал на кухне. Только три часа назад он вернулся с очередного допроса.

Повар Рудольф с циничным интересом рассматривал его. От повара сильно пахло виски.

— Тебе лучше убраться отсюда, новичок, а то они положили на тебя глаз.

— Да, мне необходимо бежать отсюда, — согласился Джек. — Мне и моему большому другу. Сколько ты взял бы с нас за то, что отвернёшься, когда мы выйдем через заднюю дверь?

— Гораздо больше, чем ты в состоянии заплатить мне, дурачок, — ответил Рудольф, но взгляд его не был злым.

Да, конечно — они забрали все. Медиатор, серебряный доллар, кусок мрамора, его шесть долларов… все пропало. Все это спрятано в конверте в офисе Гарднера. Но…

— Я выпишу тебе чек.

Рудольф засмеялся.

— Чек! Сходи с ним, сам знаешь куда, с этим чеком!

— Нет, серьёзно. Сколько ты хочешь? Ферд Янклофф сказал, что за два доллара ты можешь отправить письмо. Хватит ли тебе десяти, чтобы не заметить, как мы выйдем отсюда?

— Ни десяти, ни двадцати, ни ста, — спокойно ответил Рудольф. В его взгляде Джек прочитал жалость к себе и Волку. — Да, я проделывал это раньше. Иногда за пять баксов. Иногда, — хочешь — верь, хочешь — не верь — бесплатно. Я мог бы сделать это бесплатно для Ферда. Он был славным парнишкой. Этимерзавцы… — Рудольф замолчал. В кухню заглянул Мортон, но повар сделал угрожающий жест, и Мортон исчез.

— Тогда почему же нет? — нетерпеливо спросил Джек.

— Потому что я боюсь.

— Кого ты имеешь в виду? Сонни?

— Певца?! — Рудольф презрительно передёрнул плечами. — Я нс боюсь ни Певца, ни Баста. Я боюсь его.

— Гарднера?

— Он — настоящий дьявол, — Рудольф понизил голос. — Я расскажу тебе что-то, чего не рассказывал ещё никому. Однажды он задержал мне зарплату, и я пошёл к нему в контору. Я не люблю ходить туда, но на этот раз… ну, я должен был увидеть его. Мне были нужны мои деньги. Я видел, как он направлялся туда, и был уверен, что он у себя. Я постучал в дверь и вошёл. И знаешь что, парень? Еготам не было.

Рудольф говорил все тише и тише.

— Я подумал, что он в студии, но там его не оказалось. Он не мог пройти в церковь, потому что из конторы в неё нельзя попасть. Так куда же он мог подеваться? Куда могуйти?

Джек, который знал куда, безмолвно смотрел на Рудольфа.

— Я думаю, что он — дьявол из ада, и у него есть дыра, в которую он ныряет, чтобы попасть в пекло, — сказал Рудольф. — Я бы хотел помочь тебе, но не могу. Никаких денег не хватит, чтобы я мог напиться до полусмерти и обойти Гарднера. А теперь уходи, чтобы никто не заметил нас.

Но, конечно, их заметили. Как только он вышел из кухни, его обступили Варвик и Кейси.

— Ты не должен был так долго торчать на кухне, красавчик, — сказал Кейси. — Придётся наказать тебя.

Варвик усмехнулся.

— А как же! Давай-ка, расставь стулья, да поживее!

На следующее утро, в четыре часа, его опять разбудили и доставили к Гарднеру.

Гарднер перелистывал Библию. Он посмотрел на мальчика, как будто был удивлён его появлением.

— Ты готов покаяться, Джек Паркер?

— Мне не в чем…

Вновь пытка огнём… Пламя обжигало кончик его носа.

— Покайся. Где мы встречались? Я все равно добьюсь этого, Джек. Где? Где?

— Сатурн! — воскликнул Джек. Ни о чем другом он не мог сейчас думать.

— Уран! Меркурий! Астероиды! Ио! Ганимед! Дея!..

Гек Баст ударил его ногой в пах. Ужасная боль согнула Джека пополам.

Солнечный Гарднер, с улыбкой наблюдавший это, произнёс с расстановкой:

— Я не успокоюсь, пока не узнаю. Подумай об этом, Джек. До завтрашнего утра.

Но Джек решил, что завтра утром их с Волком уже не будет здесь. Если Территории находятся рядом, то они постараются оказаться в Территориях…

…если, конечно, сумеют.

25. ДЖЕК И ВОЛК ПОПАДАЮТ В АД

План друзей был прост. Им необходимо оказаться в Территориях. Джек не вполне представлял себе, насколько география и топография Территорий соответствует географии и топографии Индианы, но они должны попытаться.

Он объяснил Волку, что и как они будут делать после завтрака.

— Извини меня, — добавил он. — Я втянул тебя во все это. Я виноват во всем.

— Нет, Джек, — ласково сказал Волк. — Мы попытаемся. Возможно… — в голосе его прозвучала надежда.

— Да, — ответил Джек. — Возможно.

Джек был слишком взволнован, чтобы завтракать, но побоялся, что отказом от пищи он привлечёт к себе всеобщее внимание. Поэтому он съел яйца и картофель с ломтиком бекона.

После завтрака Волк вопросительно посмотрел на Джека и, дождавшись кивка, направился в сторону туалета. Выждав пару минут, показавшихся Джеку вечностью, мальчик последовал за ним.

Войдя в туалет, Джек плотно прикрыл за собой дверь.

— Ну, — сказал он, — давай попробуем.

— Хорошо. Давай, Джек. Я боюсь.

Джек грустно усмехнулся.

— А я не боюсь?

— Как мы…

— Не знаю. Дай мне руки.

Волк протянул ему обе руки. Джек взял их в свои и крепко зажмурился.

— Волк, ты должен захотеть вернуться! Захотеть! Помоги же мне!

— Если смогу! Волк!

Джек почувствовал запах лизола. Невдалеке проехала машина. Зазвонил телефон. Он думал: «Я выпил волшебный напиток. Я выпил его в своём воображении. Я чувствую его на губах. Он холодит мне горло…»

Земля поплыла под ногами. Волк закричал:

— Сработало, Джек! Сработало!

Запах лизола отступил. Как в тумане, он услышал… кто-то снял телефонную трубку и спросил:

— Да, кто это?.. Это, это…

«Это волшебство. Это волшебство, и я сделал его — сначала в раннем детстве, и потом — сегодня. Прав был Смотритель, прав был слепой певец Снежок. ВОЛШЕБНЫЙ НАПИТОК — ВО МНЕ САМОМ».

Он напряг свою волю… другие запахи… земля под ногами потеряла устойчивость…

«Кажется, мы падаем», — мелькнуло в голове у Джека. Но это было не падение. Просто они уже находились не в туалете, а стояли на земле. Пахло серой. Кошмарный запах, означавший крах всех надежд.

— Джейсон! Что это за запах? — простонал Волк. — Мы не можем здесь оставаться, не можем…

Джек увидел, что форменный костюм Волка вновь превратился в халат. Очки в стиле Джона Леннона исчезли. И…

…и Волк стоял на самом краю выступа скалы.

— Волк! — он подскочил к другу и схватил его за полу халата. — Волк, нет!

— Джекки, это Копи! Творения Моргана! Я слышал о них. Я могу обнюхать их…

«Волк, это опасно! Ты упадёшь!»

Волк немного отступил назад.

— Копи! — стонал он. — Джекки, это Копи. Джек, это кошмарное место!

Из глубины Копей поднимался дым, пропитанный ядовитыми парами. До Копей было около полумили, Джек видел фигуры людей, движущихся по тропинке к этому ужасному месту.

Все вокруг напоминало тюрьму. Надсмотрщики конвоировали заключённых, каждый из которых толкал перед собой тяжёлую тачку.

Надсмотрщики были мало похожи на людей. Боже, да это оборотни!

У каждого из оборотней в руках был хлыст, которым они подгоняли конвоируемых людей.

Процессию возглавлял монстр. Он кричал что-то на неизвестном языке и щедро хлестал людей, с трудом передвигающихся под тяжестью груза. Хлыст украшали такие же серебряные накладки, как и на хлысте Осмонда.

С каждым ударом на теле какого-нибудь из заключённых выступала кровь. Бедняги волокли свои тележки; один из них упал. Монстр склонился над ним и до слуха Джека донёсся звук, напоминающий выстрел из ружья. Умирающий человек повернул голову и посмотрел прямо в глаза Джеку.

Это был Ферд Янклофф.

Волк тоже видел это.

Они переглянулись.

И перелетели обратно.

И вот они вновь в тесном туалете. Потрясающе! Даже с Конаном—варваром не случалось ничего подобного!

— Джек, нет! Джек, нет! Копи! Это были Копи! Нет, Джек!

— Успокойся! Успокойся! Волк! Мы вернулись!

— Нет, нет, не…

Волк медленно открыл глаза.

— Вернулись?

— Да, Волк…

Внезапно дверь туалета распахнулась. На пороге стоял Энди Варвик. Он схватил Волка за отворот рубашки и толкнул. Волк отлетел к стене, сбив при этом рулон туалетной бумаги, поскользнулся на кафельном полу и упал.

Варвик повернулся к Джеку, а в туалет уже входил Сонни.

Не ожидая, пока Сонни проявит свои намерения, Джек размахнулся и ударил его кулаком в нос. Раздался треск ломающейся кости. Джек на мгновение почувствовал удовлетворение. Мысленно он сказал Волку: «Мы молодцы, Волк! Ты сломал руку одному мерзавцу, а я — нос другому».

Сонни со стоном отшатнулся; кровь заливала его лицо.

Джек, сжав руки в кулаки, наступал на него:

— Я предупреждал тебя, чтобы ты оставил меня в покое, Сонни?! Сейчас я хорошенько проучу тебя.

— Гек! — звал Сонни. — Энди! Кейси! Кто-нибудь!..

— Сонни, ты зря кричишь. Сейчас я…

Что-то врезалось в Джека, он потерял равновесие и головой ударился об зеркало. Сейчас тысячи осколков посыпятся на пол… Но зеркала в Солнечном Доме были сделаны не из стекла, а из стали. Самоубийствам не место в столь благопристойном заведении!

Джек оглянулся в поисках того, кто нанёс ему удар, и увидел Гека Баста, сжимающего в руке кастет.

Он посмотрел на Гека, и внезапно его осенило: «Так это был ты! Это ты стоял над Фердом в последние минуты его жизни в том, другом мире! Это ты был монстром, это ты был Двойником!..»

Джек, рывком вскочив на ноги, нанёс Геку Басту удар в грудь, и тот упал лицом в унитаз.

Тотчас подоспели и другие. Волк пытался подняться на ноги. Его волосы падали на лицо. Сонни крался к нему, намереваясь ударить.

— Только тронь его пальцем, Сонни, — раздельно произнёс Джек, и Сонни отступил. Джек подал Волку руку и помог подняться. Он увидел, как сквозь пелену, что шерсти на Волке стало ещё больше. «Это из-за того, что он волнуется… Приближается его Перемена, и это невозможно предотвратить».

Он и Волк стояли вдвоём против остальных — Варвика, Кейси, Педерсена, Пибоди, Певца, к которым присоединился и очухавшийся Гек. Джек заметил, что его враги выстроились в ряд, как недавно выстроилась процессия в Копях.

— Они занимались любовью, кретин и красавчик! — закричал Сонни. — Мы с Варвиком застукали их!

Джек похолодел. Бежать некуда. Он слегка отодвинулся от Волка.

— Ну, кто первый? — спросил он. — Подходи!

— Ты собираешься справиться с нами? — спросил Педерсен.

— Сейчас сам узнаешь. Ну, подходи!

На лице Педерсена появилась нерешительность. На шаг отступил Кейси… Все они замерли. В Джеке ожила глупая надежда…

— Разойдитесь, дети мои, — раздался властный голос, и лица врагов Джека просветлели.

Это был преподобный Гарднер.

Он прошёл мимо своих помощников, направляясь к вжавшимся в угол друзьям. В руке у него был все тот же чёрный саквояж.

Он посмотрел на Джека и изрёк:

— Знаешь ли ты, что сказано в Библии о гомосексуализме, Джек?

Джек только оскалил зубы, словно это он был Волком.

Гарднер грустно заметил, как будто произошло именно то, чего он ожидал:

— Все мальчишки плохие. Это аксиома.

Он открыл саквояж и достал шприц.

— Думаю, что ты и твой друг совершили нечто худшее, чем просто содомский грех. Ну-ка, ребятки, помогите мне.

Сонни и Гектор нерешительно выступили вперёд.

Гарднер, держа в руке шприц, протянул саквояж Варвику.

— Я никогда не верил в вынужденное покаяние, но без покаяния нет веры в Бога; а там, где нет веры в Бога, — там властвует дьявол. Все, что я совершаю, — во имя тебя, Господи! Педерсен, Пибоди, Варвик, Кейси — хватайте их!

Мальчики, как послушные псы, поспешили выполнить его команду. Джек бросился было на Пибоди, но его мигом окрутили.

— Дайте мне убить его! — вопил Сонни, чьи глаза сверкали лютой ненавистью. — Я хочу убить его!

— Не сейчас! — ответил Гарднер. — Возможно, позднее. Мы ещё успеем сделать это, Сонни.

Как человек, пробудившийся от долгого сна, Волк встряхнулся и посмотрел вокруг. Он увидел пленённого Джека, увидел шприц и сбросил с плеча своего друга руку Педерсена. Из груди Волка вырвался рык.

— Нет! ОТПУСТИТЕ его!..

Гарднер с невероятной ловкостью скользнул в сторону Волка. Это напомнило Джеку танец Осмонда. Шприц дрожал в его руке. Волк попытался выхватить шприц, но Гарднер увернулся.

Встревоженные мальчишки отступали к двери. Никто не хотел связываться с Волком.

— Отпустите ЕГО!

— Волк!

— Джек!.. Джек!..

Глаза Волка, как в калейдоскопе, непрерывно меняли свой цвет. Он протянул руку к Джеку, но тут подоспевший Гек Баст рывком повалил его на пол.

— Волк! Волк! — закричал Джек. — Если ты посмеешь убить его, сукин сын…

— Тссс, мистер Джек Паркер, — прошептал ему на ухо Гарднер, и Джек почувствовал, как в правое предплечье легко вошла игла шприца. — Успокойся. Мы немного просветлим твою душу. А потом, возможно, мы посмотрим, как ты повезёшь гружёную тележку по спиральной дороге. Ты можешь спеть «аллилуйя»?

Это было последнее, что услышал Джек, проваливаясь в темноту.

«Аллилуйя… аллилуйя… аллилуйя…»

26. ВОЛК В КАРЦЕРЕ

Прошло много времени, прежде чем Джек очнулся. Он лежал, не подавая признаков жизни. Болела голова и нестерпимо хотелось пить. Джек попытался пошевелить руками и не смог: руки были скручены за спиной смирительной рубашкой.

«Ферд быстрее прошёл через все это, Джекки», — подумал он, и мысль о Ферде немного отвлекла его от головной боли.

Гек Баст:

— Он очнулся.

Преподобный Гарднер:

— Ещё нет. Я вкачал ему столько, что даже крокодил вырубился бы. Он проснётся не раньше девяти часов вечера. Пусть поспит. Гек, ты пойдёшь и послушаешь покаяние мальчиков. Скажи им, что вечерней службы сегодня не будет. Мне нужно встречать самолёт, и освобожусь я очень поздно. Сонни, ты останешься и поможешь мне.

Гек:

— Он дышит так, будто очнулся.

Гарднер:

— Иди, Гек. И попроси Бобби Пибоди проследить за Волком.

Сонни (с иронией):

— Ему там не по душе, верно?

«Волк, они снова заперли тебя в карцер», — подумал Джек. — «Я виноват… Это моя вина… моя…»

— Когда дьявол покинет его, то он начнёт кричать. Иди же, Гек! — услышал Джек голос преподобного.

— Да, сэр.

Джек продолжал лежать неподвижно.

Сидя в металлическом карцере, Волк выл весь день, стуча ногой в дверь. Он не рассчитывал выбить дверь, как не рассчитывал и на то, что его выпустят отсюда. Просто в нем кипела ярость.

Его крики оглашали Солнечный Дом и прилегающие поля. Мальчики, слышащие их, нервно переглядывались, не говоря ни слова.

— Сегодня утром я видел его в туалете, — тихо сообщил Рой Одерсфельд Мортону.

— Они действительно его подозревали, как сказал Сонни? — спросил Мортон.

Очередной вопль из карцера заставил мальчиков на мгновение замолчать.

— Да ещё как! — проложил Рой. — Я не успел разглядеть, но Бастер Оутс все видел и сказал, что член у него огромных размеров. Так он сказал.

— О, Боже! — Мортон был потрясён.

Волк выл весь день, но когда зашло солнце, он замолк. Тишина в карцере пугала мальчиков ещё больше. Они все чаще переглядывались, исподтишка бросая взгляд в сторону карцера. Шести футов в длину и трех в высоту, карцер больше всего напоминал железный сейф. «Что там происходит?» — удивлялись мальчики. И даже во время покаяния их глаза нет-нет, да и обращались к окну, за которым виднелся карцер.

«Что же там происходит?..»

Гектор Баст знал, где блуждают сейчас их мысли, но не мог отвлечь их внимание. Ожидание чего-то необычного овладело питомцами Солнечного Дома. Их лица пылали, глаза сверкали нетерпением.

«Что же там происходит?!»

То, что там происходило, объяснялось просто.

Волк собирался следовать за луной.

Он почувствовал, что это произойдёт сегодня — когда начало садиться солнце, и небосклон заалел. Было ещё рано следовать за луной — и это огорчало его. Но Волк знал: это время обязательно наступит. Волк слишком долго держал себя в руках, повинуясь воле Джека. Он проявил во имя Джека большое мужество в этом мире.

Но сейчас он последует за луной, потому что умирает. Сил бороться у него почти не осталось. Странное состояние!

Его рот внезапно заполнился зубами.

После ухода Баста по ушей Джека донёсся металлический скрежет ключей в замке несгораемого шкафа.

— Абельсон. Двести сорок долларов и тридцать шесть центов.

Питер Абельсон был из команды внешней охраны. Он был, как и все парни в этой команде, горд и неприступен и не имел физических недостатков. Джек видел его только несколько раз.

— Кларк. Шестьдесят два доллара и семнадцать центов.

— Не повезло ему, — заметил Сонни.

— Я говорил ему, что бояться не надо. Но ты не перебивай меня, Сонни. В десять-пятнадцать в Манси прибывает мистер Слоут, а дорога туда неблизкая. Я не хочу опоздать.

— Простите, преподобный Гарднер.

Гарднер отпустил ещё несколько реплик, но Джек перестал прислушиваться. При имени Слоут он впал в шок, хотя где-то в глубине души допускал возможность подобного хода событий. Откуда же едет Морган? С Запада? С Востока? Из Лос-Анджелеса или Нью-Хэмпшира?

«Здравствуйте, мистер Слоут. Я надеюсь, что не слишком потревожу вас, но местная полиция доставила мальчика — точнее, двух мальчиков, из которых только один имеет интеллект. Мне кажется, я откуда-то знаю его. Или это… моё второе „я“ знает его. Он представился Джеком Паркером, но… Что? Описать его? Хорошо…»

Время неумолимо приближалось.

«Я говорил тебе, Джекки, чтобы ты вернулся домой… а сейчас слишком поздно».

Все мальчики плохие. Это аксиома.

Джек приподнял голову и осмотрел комнату. Гарднер и Сонни в противоположном углу занимались своими подсчётами. Гарднер диктовал фамилии и суммы в алфавитном порядке, Сонни считал. Перед Гарднером лежала стопка конвертов, с которых он и считывал сведения.

— Темкин. Сто шесть долларов.

Зашуршал конверт.

— Я думаю, что он вновь оступился, — сказал Сонни.

— Господь все знает, но выжидает, — мягко заметил Гарднер. — С Виктором все будет в порядке. А теперь заткнись: мы должны покончить с этим до шести.

Сонни звякнул ключами.

Над Джеком висело полотно с Иисусом, идущим по воде. Сейф был открыт.

Джек увидел кое-что интересное: на столе у Гарднера лежали два конверта. На одном из них было написано «ДЖЕК ПАРКЕР», на другом — «ДЖЕК ФИЛИПП ВОЛК». Там же находился его рюкзак. И ещё рядом валялась связка ключей.

Слева виднелась дверь — личный вход Гарднера из помещения. Это — единственный путь…

— Еллин. Шестьдесят два доллара и девять центов.

Гарднер взял в руки последний конверт и вдруг резко прикрыл его ладонью.

— Наверное, Гек был прав. Кажется, наш дорогой друг, мистер Джим Паркер пришёл в себя.

Он встал из-за стола и направился к Джеку. Его глаза смеялись. Из кармана он достал зажигалку.

— Только твоя фамилия на самом деле не Паркер, верно, дружок? Твоя фамилия — Сойер. Да, Сойер. И скоро придёт тот, кого ты чрезвычайно интересуешь. Мы расскажем ему немало интересного, верно?

Чиркнула зажигалка, и лицо Гарднера осветилось белым огоньком.

— Покаяние невероятно очищает душу, — подытожил он, и погасил зажигалку.

Вжик.

— Что это было? — спросил Рудольф, глядя на плиту, где дымился почти готовый ужин.

— Что именно? — поинтересовался Джордж Ирвинсон, в чулане, где он чистил картошку.

Донни Киган громко рассмеялся.

— Я ничего не слышал, — нахмурился Ирвинсон. Донни опять рассмеялся.

Рудольф сердито посмотрел на него:

— Ты, идиот! Ты слишком много счищаешь с картофелины.

«Фьють-фьють-фьють».

Вжик. Крак.

— Ну, теперь ты слышал?

Ирвинсон замотал головой.

Внезапно Рудольф испугался. Эти звуки доносились из карцера, который, как он был уверен, был хорошо заперт. Там сидел этот большой мальчик, один из тех двоих, которые занимались любовью в туалете. Вторым был тот мальчик, который накануне разговаривал с ним о побеге. Мальчишки говорили, что у большого мальчика огромный член… и ещё они говорили, что он сломал руку Баста, как тростинку. Это, конечно, ложь, но…

Вжик.

В этот момент Ирвинсон оглянулся. И внезапно Рудольф решил, что ему необходимо подняться в ванную, которая располагалась на третьем этаже. И не возвращаться сюда два или три часа. Он устал от чёрной — очень чёрной! — работы.

ВЖИК-ВЖИК!

Рудольф снял колпак, положил его на весы поверх приготовленной для ужина соли, и вышел из комнаты.

— Куда вы? — крикнул вслед Ирвинсон. Его голос дрожал. Донни Киган, не поднимая головы, чистил картошку; волосы упали на лицо Донни, скрывая его выражение.

ВЖИК! ВЖИК! ВЖИК-ВЖИК-ВЖИК!

Рудольф не ответил Ирвинсону. Он почти вбежал на второй этаж.

Все время Рудольф думал, что пора подыскать себе новую работу.

ВЖИК!

Отлетел верхний болт, удерживающий на петлях дверь в карцер.

ВЖИК!

За ним последовал нижний.

ВЖИК!

Дверь карцера распахнулась, и в проёме возникли две когтистые лапы.

Волк пробивал себе дорогу на волю.

Пламя взад-вперёд двигалось перед глазами Джека. Гарднер гипнотизировал его взглядом. Это было бы слишком, если бы не выглядело столь ужасно. При других обстоятельствах Джек с удовольствием посмеялся бы. А может, он ещё посмеётся!..

— У меня есть несколько вопросов, на которые ты мне ответишь, — говорил Гарднер. — Мистер Морган сам мог бы без труда добиться от тебя ответа, но я хочу избавить его от лишних проблем.

— Я не знаю, что вы имеете в виду.

— Как давно ты можешь перемещаться в Территории?

— Я не знаю, о чем Вы говорите.

Пламя приближалось.

— Где негр?

— Кто?

— Негр, негр! — заорал Гарднер. — Лестер, Паркус, как там он ещё себя называет? Где он?

— Я не знаю, о ком Вы говорите.

— Сонни! Энди! Развяжите его левую руку и дайте мне!

Следующие несколько минут Джека подвергали кошмарной пытке: Гарднер зажигалкой прижёг ему кожу между пальцами. Джек пытался сопротивляться, но это было бесполезно. Комната наполнилась запахом палёной кожи.

— Дьявол, покидая тело всегда кричит, — приговаривал Гарднер. — Верно, дети мои?

— Да, благодарение Господу! — ответил Варвик.

— О, я знаю секрет мальчиков и дьяволов! — хихикнул Гарднер. Он склонился над Джеком и мальчика одурманил терпкий запах одеколона. — Ну, Джек? Как давно ты Перемещался? Где негр? Как много известно твоей матери? Кто посвятил тебя во все это? Что рассказал тебе негр? Это, Джек, только начало.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

Гарднер оскалился в усмешке.

— Мальчики, мы должны очистить душу этого бедняги. Свяжите его левую руку и развяжите правую.

Вновь чиркнула зажигалка.

Джордж Ирвинсон и Донни Киган все ещё были в кухне.

— Здесь кто-то есть, — нервно сказал Джордж. Донни ничего не ответил. Он закончил чистить картошку, и стоял теперь возле ведра с очистками. Он не знал, что делать дальше. Он только знал, что в зале сейчас происходит покаяние — и всей душой стремился туда. Но ведь Рудольф не отпускал их! Лучше остаться здесь.

— Я что-то слышу, — повторил Джордж.

Донни засмеялся:

— Ха-ха-ха!

— Прекрати этот кошмарный смех! — рявкнул Джордж. — У меня под матрацем спрятана новая книга о приключениях Капитана Фракасса. Если ты пойдёшь и посмотришь, кто там есть, я дам тебе её почитать.

Донни покачал головой и вновь залился ослиным смехом.

Джордж бросил взгляд в сторону двери. Звуки. Скрежет. Скрежет двери. Так скребётся собака, когда хочет войти. Только какая же собака может скрестись в дверь, которая возвышается над землёй на семь футов?

Джордж выглянул в окно. Он не увидел ничего подозрительного. В глубине двора виднелся карцер.

Джордж направился к двери.

Джек громко закричал. Теперь к его мучителям присоединился и Кейси. Они втроём держали его — Кейси, Варвик и Сонни.

Ладонь Джека почернела от копоти. Гарднер взял конверт с пометкой «Джек Паркер» и высыпал на стол его содержимое. Из общей кучи он достал медиатор.

— Что это?

— Медиатор для гитары, — ответил Джек. Его руки тряслись.

— Что это в Территориях?

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Это становится в Территориях игрушкой?

— Не знаю, о…

— Что это?

— Мрамор?

— А чем он становится в Территориях? Зеркалом?

— Я не знаю, о чем…

— ЗНАЕШЬ! ОТЛИЧНО ЗНАЕШЬ, СЫН ОСЛА!

— …вы говорите.

Гарднер провёл рукой перед глазами Джека. В пальцах был зажат серебряный доллар.

— Это сувенир, подаренный мне «на удачу» тётей Элен.

— Что это в Территориях?

— Коробка «воздушной кукурузы».

Гарднер щёлкнул зажигалкой.

— Даю тебе последнюю возможность, парень.

— Он превращается в плейер и играет «Безумные ритмы».

— Дайте мне его правую руку! — приказал Гарднер.

Джек сопротивлялся, но они одолели его.

В загончике волновались индюки.

Джордж Ирвинсон пять минут простоял у двери, не решаясь открыть её. Скребущий звук больше не повторялся.

— Я докажу тебе, что нечего бояться, — раздражённо сказал он. — Если веришь в Бога, то бояться нечего.

Произнося последние слова, он открыл дверь. На пороге стояло кошмарное существо; глаза его горели багровым огнём. Джордж заметил мохнатую лапу, украшенную шестидюймовыми когтями. Через секунду лапа оторвала голову Джорджа Ирвинсона и метнула её через комнату, разбрызгивая кровь, под идиотское хихикание Донни Кигана.

Волк ворвался в кухню, стоя на четырех лапах. Он смерил Донни Кигана тяжёлым взглядом и помчался в холл.

«Волк! Волк! Отныне и навеки!»

В голове Джека звучал голос его приятеля. Он проникал сквозь боль, подобно острому ножу.

Джек подумал: «Волк путешествует с луной». Эта мысль доставила ему странное удовольствие.

Гарднер оглянулся; глаза его округлились. Он сам в этот момент напоминал зверя — зверя, почуявшего опасность.

— Преподобный отец? — спросил Сонни. Он соображал гораздо медленнее. «Он любуется собой», — подумал Джек. — «Если я начну говорить, Сонни будет разочарован».

— Я что-то слышу, — сказал Гарднер, — Кейси, пойди и проверь кухню и холл.

— Хорошо, — Кейси вышел.

Гарднер перевёл взгляд на Джека.

— Я собираюсь ехать в Манси, — повторил он, — и когда я встречу мистера Моргана, то хотел бы дать ему некоторую информацию. Так что лучше скажи мне, Джек. Не заставляй причинять тебе лишнюю боль.

Джек посмотрел на него, в душе надеясь, что паника и страх не проявляются на лице. Если Волк все-таки выбрался из карцера…

Гарднер держал о одной руке медиатор Смотрителя, в другой — значок капитана Фаррена.

— Так как же они выглядят в Территориях?

— Когда я перемещаюсь, они превращаются в черепаховые ножки, — истерически засмеялся Джек ему в лицо.

Кровь ударила Гарднеру в голову.

— Свяжите его и бросьте на пол. Посмотрим, что произойдёт, если мы поджарим его ножки!..

Гек Баст проводил покаяние. Все, что скажут эти оболтусы, он знал наперёд. Я украл у матери деньги, я курил марихуану во дворе, я пил виски, я сделал это, я сделал то. Детские шалости. Ничего интересного. Гек хотел спуститься вниз, чтобы участвовать в обработке олуха Сойера.

А потом они приступят к недоумку, искалечившему его правую руку. Вот это будет настоящее удовольствие.

Мальчик по имени Вернон Скарда бубнил себе под нос:

— …Я и он, мы увидели ключи. И он велел мне украсть это. Но я знал, что это плохо, и я сказал ему это. Но он настаивал.

«Великий Боже», — думал Гек. На противоположном конце комнаты он увидел подавляющего зевок Пибоди.

Внезапно распахнулась дверь. Стена вздрогнула, и мальчик по имени Том Кэссиди упал на пол. Остальные мальчики повскакивали со стульев… множество пар испуганных глаз уставилось на ворвавшегося в комнату Волка.

Вернон Скарда умолк, часто моргая глазами.

Волк обвёл взглядом собравшихся. У двери стоял Педерсен. Волк, выпрямившись и почти упёршись головой в потолок, быстро кинулся к нему. Когти разорвали спину Педерсена. На мгновение можно было увидеть его печень, потом все утонуло в море крови. Оглушительный рёв сотряс стены.

Волк обернулся… его глаза остановились на Геке Басте. Гек нервно переступил с ноги на ногу, не отрывая от Волка испуганного взгляда. Он знал, кто это… или, во всяком случае, кем это существо было раньше.

Джек вновь сидел на стуле, руки его были связаны за спиной.

— Итак, — Гарднер держал зажигалку таким образом, чтобы Джек мог её видеть. — Слушай внимательно, Джек. Я собираюсь опять начать задавать тебе вопросы. И если не получу правдивого ответа, то больше ты никогда не увидишь своих безделушек.

Сонни хихикнул. Этот наполовину покойник не понимает, что его ждёт.

— Преподобный Гарднер! Преподобный Гарднер! — это был Кейси, и он был крайне взволнован. Джек открыл глаза. — По лестнице поднимается чудовище.

— У меня нет сейчас желания шутить.

— Донни Киган смеялся в кухне, а потом…

Внезапно Джек услышал голос:

— ДЖЕККИ! ГДЕ ТЫ? ГДЕ ТЫ, ЧЕРТ ПОБЕРИ?!

— Я здесь, Волк! В конторе Гарднера! Внизу!

По ступенькам загрохотали шаги.

— Преподобный Гарднер! — воскликнул Кейси. Он был бледен, как стена.

— Что это?. Что…

— Заткнись! — крикнул ему Гарднер, и Кейси поперхнулся от неожиданности. Гарднер оттолкнул его и бросился к сейфу. Оттуда он извлёк пистолет и взвёл курок. Впервые Преподобный Гарднер был явно испуган.

Глаза Сонни, Варвика, Кейси — все они устремились наверх, ожидая появления чудовища.

Гарднер смотрел на Джека. Уголки его рта нервно подрагивали.

— Это ведь он идёт сюда, верно? — спросил он и кивнул, как если бы он услышал ответ. — Он придёт… но не думаю, что останется.

Волк нёс на руках Гека. Гек молил о пощаде, и кровь струилась по шее, заливая одежду.

— Пожалуйста, — бубнил Гек. — Пожалуйста, не надо…

Волк встряхнул рукой. Гек почувствовал, что у него разорвано горло. Больше он ничего не чувствовал…

В холле Пибоди поскользнулся в крови Педерсена и упал на пол. Поднявшись, он помчался на первый этаж, торопясь изо всех сил. Дети в панике разбегались. Пибоди пытался вспомнить, что нужно делать в экстремальной ситуации, но никто не мог дать ему инструкцию, как вести себя в такой экстремальной ситуации, как эта. Он решил было посоветоваться с Преподобным Гарднером, но потом вспомнил про телефон.

Он набрал номер полиции, и через мгновение разговаривал с Фрэнки Уильямсом.

— Пибоди, из Солнечного Дома, — представился он. — Вы должны немедленно прислать сюда побольше полицейских, лейтенант Уильямс. Здесь бушует…

Снаружи он слышал скрежет крошащегося дерева, злобное рычание и чей-то полный отчаяния крик.

— …настоящий дьявол.

— Какой дьявол? — недружелюбно спросил Уильямс. — Позови мне Гарднера.

— Я не знаю, где он, но здесь нужна ваша помощь. У нас гибнут люди. Гибнут дети.

— Что?

— Поскорее пришлите ваших людей, — торопливо говорил Пибоди. — И много оружия.

Опять чей-то крик. Звук падения тяжёлого тела.

— Автоматов, винтовок — всего, что угодно. Можете захватить бомбу.

— Что?!

Пибоди повесил трубку раньше, чем Уильямс закончил. Он спрятался под стол, прикрыл голову руками и стал молиться о том, чтобы все это оказалось лишь сном, самым ужасным в его жизни кошмаром.

Волк, подобно Тарзану, перескакивал возникающие на его пути препятствия. «Вниз. ВНИЗ. Джек находится внизу. Черт побери, где же это?»

Запах свежей крови опьянял его. Он пытался сосредоточиться, но не мог. Он помнил только одно: нужно поскорее найти Джека, пока сам Волк окончательно не утратил способность мыслить.

Он вновь заглянул в кухню… и внезапно вспомнил. Это внизу, вот за этой дверью.

— Волк! — вскричал он, но дети на первом и втором этажах услыхали лишь леденящий душу вой. Волк напряг все мышцы и сильно толкнул запертую дверь. Она поддалась и Волк помчался по лестнице вниз. Где-то там было тесное место, где с ними разговаривал Плохой Белый Человек.

Джек сейчас там. Волк чует его.

А ещё он чует Белого Человека… и оружие в его руке.

Осторожней…

О, Волк осторожен! Он может бежать, и плакать, и убивать, но когда нужно… Волки умеют быть очень осторожными.

Он молча спускался по лестнице, сверкая глазами.

Гарднер нервничал, глаза его перебегали с Кейси на Джека, останавливаясь на закрытой двери, ведущей в зал.

Шум внезапно прекратился.

Сонни направился к двери:

— Я пойду и посмотрю, что…

— Ты никуда не пойдёшь! Стой здесь!

Сонни послушно замер.

— В чем дело, Преподобный Гарднер? — спросил Джек. — Вы, кажется немного нервничаете?

Сонни ударил его:

— Помни, с кем говоришь, болван! Помни, с кем говоришь!..

— Ты тоже нервничаешь, Сонни? И ты, Варвик, и Кейси?

— Заткните ему пасть! — внезапно рявкнул Гарднер. — Можете вы хоть что-нибудь сделать? Или я все должен делать сам?

Сонни вновь, на это раз сильнее, ударил Джека. Он разбил ему нос, но Джек улыбнулся. Волк был совсем близко… и он будет осторожен. Может быть, им, все же удастся выбраться отсюда?

Кейси вдруг вскочил на ноги и быстро заморгал:

— Преподобный Гарднер! Я слышу сирену, за воротами.

Глаза Гарднера метнулись к Кейси.

— Что? Какую? Где?

— Звучит так, будто сигналят несколько машин, — ответил Кейси. — Ещё не близко. Но они подъезжают. Это несомненно.

Нервное напряжение Гарднера ослабло — Джек это заметил. Он сел, прижав ладонь тыльной стороной ко рту.

Дело не в том, что происходит наверху, и не в сиренах. Он знает, что Волк близко. Он чует его… и ему это нравится. Волк, у нас есть шанс! Есть!

Гарднер протянул Сонни пистолет.

— У меня нет времени разбираться ни с полицией, ни с тем, что творится наверху, — сказал он. — Морган Слоут важнее. Я-еду в Манси. Ты и Энди едете со мной. Сонни, ты подержишь под прицелом нашего друга Джека, пока я выведу из гаража машину. Когда услышишь сигнал — выходи.

— А Кейси? — спросил Энди Варвик.

— Да-да, ладно, и Кейси тоже, — сразу согласился Гарднер, и Джек подумал: «Он просто хочет сбежать от вас, болваны, а вы не хотите даже пошевелить извилинами, чтобы понять это. Вы будете ждать его сигнала до самой смерти!»

Гарднер поднялся. В лице Сонни появилось что-то новое, когда он наставил на Джека пистолет.

— Если появится его друг, — добавил Гарднер, — пристрели его.

— Как он может появиться? — удивился Сонни. — Он же в карцере!

— Неважно. Он дьявол, они оба дьяволы, это несомненно. Если он появится — убей его; убей их обоих.

На связке ключей он нашёл нужный.

— Ждите сигнала, — повторил Гарднер и вышел. Джек напряг свой слух, чтобы услышать сирены, но не смог.

За Гарднером захлопнулась дверь.

Время остановилось.

Минута казалась двумя, две минуты — десятью. Четыре минуты тянулись, как целый час. Троица почитателей Гарднера напоминала сейчас игроков в «Замри». Никто не сдвинулся с места. Они лишь напряжённо вслушивались в тишину.

— Вы что, не знаете, что он не возьмёт вас с собой? внезапно сказал Джек, и сам удивился тому, как непринуждённо прозвучал его голос.

— Заткнись, — буркнул Сонни.

— Не стоит так сдерживать дыхание, а то вы уже посинели, — продолжал Джек.

— Ещё слово — и Энди даст тебе в нос, — сказал Сонни.

— Ну-ну, — ответил Джек, — сломай мне нос, Энди. Застрели меня, Сонни. Полицейские приближаются, а Гарднер сбежал — и они обнаружат здесь вас троих, стоящих перед трупом в смирительной рубашке, да ещё и со сломанным носом.

— Двинь ему, Энди, — приказал Сонни.

Энди Варвик оторвался от двери и направился к Джеку. Тот смело повернулся к нему.

— Давай, Энди, ударь меня. Я выдержу.

Энди Варвик сжал кулак, занёс его… и остановился. В его глазах появилась неуверенность.

На столе тикали часы. Джек быстро взглянул на них и обратился к Варвику:

— Прошло четыре минуты, Энди. Как ты думаешь, сколько нужно времени, чтобы вывести машину из гаража? Особенно, когда спешишь?

— Я не хочу слушать тебя! — на лице Варвика теперь отражалась настоящая тревога.

— Почему бы тебе не спросить Кейси, близко ли теперь сирены? — спросил Джек. — Вас бросили, и вы это прекрасно знаете. Хотите, расскажу, что вскоре произойдёт? Здесь будет плохо, я уверен. Хозяин почуял это — и бросил вас. Судя по звукам наверху…

Певец ударил Джека по щеке, и голова мальчика дёрнулась.

— …вас ожидает встреча с серьёзным противником, — закончил Джек.

— Заткнись, или я убью тебя! — прошипел Сонни.

— А ведь прошло уже пять минут, — напомнил Джек.

— Сонни, — сказал Варвик, — давай освободим его от этой штуки.

— Нет!

— Ты ведь помнишь, что говорил преподобный Отец? Никто не должен видеть смирительной рубашки. Они не поймут. Они…

Клац! Кто-то приближался.

— Сонни! Энди! — закричал в панике Кейси. — Они ближе… сирены! О, Боже! Что же нам делать?

— Давай освободим его, — настаивал Варвик.

— Преподобный Гарднер также говорил…

— Неважно, что он также говорил. — Голос Варвика дрожал от страха. — Мы в западне, Сонни! Мы в западне!

Джеку показалось, что теперь и он слышит вой сирены.

Сонни смотрел на него, и в глазах его было что-то такое, что Джеку на мгновение показалось, что Певец сейчас выстрелит в него.

— Ты развяжешь его, — внезапно обратился Сонни к Варвику. — Я не желаю прикасаться к нему. Он грешник и подозрительная личность.

Пальцы Энди Варвика быстро развязывали узлы на теле Джека.

— Лучше молчи, — приговаривал он. — Лучше молчи, или я сам убью тебя.

Правая рука свободна.

Левая рука свободна.

Все тело свободно. Джек расправил плечи.

Варвик рылся в сейфе Гарднера.

— Прекрати! — приказал Сонни. — Ты думаешь, я буду смотреть и молчать?

Энди собирался ответить ему, но тут в комнату, подобно вихрю, ворвался Волк.

От неожиданности Кейси нажал кнопку магнитофона, и оттуда полились звуки:

— КОММУНИСТЫ, — произнёс голос Гарднера, — ОНИ ДАДУТ ПРОЧЕСТЬ ВАМ ВСЕ ЭТИ ГРЯЗНЫЕ КНИЖОНКИ. ОНИ СКАЖУТ ВАМ, ЧТО НЕ НУЖНО СЧИТАТЬСЯ С ЗАКОНАМИ! ОНИ НЕ ВОЗРАЖАЮТ ПРОТИВ ГОМОСЕКСУАЛИЗМА! ОНИ…

— Выключи, Кейси, выключи, — кричал Варвик.

— ПРИДЁТ ДЕНЬ, ДЕТИ МОИ, И ВСЕ КОММУНИСТЫ, ГУМАНИСТЫ, ЧЁРТОВЫ АТЕИСТЫ БУДУТ СМЕТЕНЫ С ЛИЦА ЗЕМЛИ. МЁРТВОЕ ДЕРЕВО НЕ ПЛОДОНОСИТ! СКАЖЕМ ЖЕ АЛЛИЛУЙЯ…

Приближались сирены, хлопали дверцы машин. Слышались чьи-то голоса.

— Это ты во всем виноват, — Сонни целился в Джека из пистолета 45-го калибра. Раздался выстрел. Но Сонни промахнулся, и попал не в Джека, а в стоящего рядом Волка.

— Волк!

Волк ударился правым плечом в стену, сбросив при этом фотографию Солнечного Гарднера на пол. Раздался второй выстрел, за ним третий, заглушая голос Гарднера, записанный на плёнке.

Четвёртый выстрел. Волк упал на четвереньки. За ним тянулся кровавый след.

— ДЖЕККИ! ДЖЕККИ! ОНИ УБИВАЮТ МЕНЯ…

Джек схватил настольные часы — это было первое, что подвернулось под руку.

— Сонни, оглянись! — вопил Варвик. — Огля…

Волк бросился на него. Они сцепились, как в диком танце.

— …В ГЕЕННЕ ОГНЕННОЙ НАВСЕГДА! ТАК СКАЗАНО В БИБЛИИ!

Джек ударил Сонни часами по голове. Сонни, пошатываясь, пытался прицелиться в него. Джек схватил вывалившийся циферблат и засунул Сонни в рот…

Волк схватил Варвика и швырнул его в направлении Сонни. Варвик перелетел через комнату, и, падая, свалил Сонни с ног. Волк приблизился к ним. Сонни спустил курок, но выстрела не последовало раздался только сухой щелчок.

— Нет, — кричал Сонни. Он вновь и вновь нажимал на курок, а потом бросил пистолет в сторону Волка. Волк схватил его за руку.

— Нет! — кричал Сонни. — Нет, не надо, ты не должен, ты должен сидеть в карцере, я здесь главный… я… я… я-а-а-а-а…

Волк рывком оторвал руку Сонни, и из раны показалась кость. Джек увидел это и потерял сознание…

Когда он пришёл в себя, комната была залита кровью. Волк стоял посередине. Его глаза опять стали жёлтыми, как угасающие свечи. С ним что-то произошло — он вновь стал привычным Волком… и тут Джек понял, что это значит. Есть легенды о том, что это значит. Есть легенды о том, что оборотней убивают серебряными пулями, но нет легенд о том, как оборотни умирают сами.

Волк стал сам собой, потому что умирал.

— Волк, нет! — застонал Джек, пытаясь встать на ноги. — Нет!

Полуживой Энди Варвик уползал на четвереньках через открытую дверь. Глаза его были широко открыты.

— Джекки…

Голос Волка скрипел, как старое дерево.

— Джекки… Ранил… тебя? Он…

Волк сполз на пол.

— Нет, — сказал Джек, поддерживая голову друга. — Нет, он не задел меня, Волк.

— Я… я… сохранил… моё стадо…

— Да-да, конечно, — слезы капали из глаз Джека, но он не замечал их.

— Хороший… старина Джекки…

— Волк, я пойду наверх… там копы… там врачи…

— Нет! — голос Волка стал твёрже. — Уходи… совсем уходи!

— Без тебя не могу, Волк!

— Волк… не хочет жить в этом мире, — он перевёл дыхание и попытался улыбнуться. — Пахнет… слишком плохо пахнет.

— Волк… послушай, Волк…

Волк взял его за руку.

— Я люблю тебя, Джекки.

— Я тоже люблю тебя, Волк. Отныне и навеки.

Волк улыбнулся.

— Возвращаюсь, Джек… я чувствую это… Возвращаюсь…

— Волк!

— Возвращаюсь домой…

— Волк, нет! Я люблю тебя! Останься!

Волк, казалось, весь засветился, как будто внутри него зажглись тысячи огоньков.

— …прощай…

— Волк!

— …люблю тебя, Дж…

Волк исчез. На месте, где он лежал, остался только кровавый след.

— О, Боже! — простонал Джек. — О, Боже!

Он со стоном заметался из угла в угол.

27. ДЖЕК ПРОДОЛЖАЕТ ПОНИМАТЬ

Шло время. Джек не знал, сколько — много или мало. Он сидел, бессильно свесив руки, и думал о Волке.

«Он ушёл. Да, он ушёл. Подумай, кто убил его, Джек. Кто убил его?»

Наверху раздались шаги. «Кто-то идёт», — вяло отметил про себя Джек.

«Уходить. Волк велел уходить».

Я не могу. Не могу. Я устал. Все, что я делаю — неверно. Убиты люди…

Успокойся. Сейчас не время для самобичевания. Подумай о своей матери, Джек…

Нет. Я устал.

…И о Королеве.

Пожалуйста, оставь меня в покое…

Он услышал скрип открываемой наверху двери, и это привело его в чувство. Он не хотел, чтобы его здесь застали. Пусть обнаруживают его снаружи, во дворе — но только не здесь, в залитой кровью комнате, где его пытали, а его друга убили.

Не думая о том, что он делает, Джек взял конверт с надписью «ДЖЕК ПАРКЕР». Там лежали медиатор, серебряный доллар, осколок мрамора и атлас дорог. Он сунул все это в рюкзак и надел его, двигаясь, как загипнотизированный.

Шаги на лестнице, медленные и осторожные.

— …где же чёртов свет…

— …пахнет, как в зоопарке.

— …смотрите, ребята…

«Когда они войдут, то наверняка увидят меня…»

Неважно. Он двигался для успокоения своей совести, не более того.

Задний двор был пуст. Джек постоял на верхней ступеньке и огляделся, чтобы убедиться в этом. В помещении звучали голоса, там вспыхнул свет. Он думал о том, как они отреагируют, увидев, что творится внутри.

Слева от Джека прозвучал удивлённый голос:

— О, Боже! В это невозможно поверить!

Джек повернул голову на звук. Голос звучал из карцера. Кто-то обследовал бронированную дверь.

— Паули, они держали здесь детей! Детей! Тут на стене есть инициалы…

Вспыхнул фонарик.

— …и слова из Библии… и рисунки. Детские рисунки. Ты думаешь, Уильямс знал об этом?

— Должен был знать, — ответил Паули, все осматривающий дверь. Паули был снаружи, его коллега — внутри. Стараясь не шуметь, Джек направился к открытой калитке. Он прошёл за гаражом и вышел на дорогу. Отсюда был виден длинный шлейф полицейских машин перед входом в Солнечный Дом. Джек наблюдал за ними, сжав руки в кулаки.

— Я люблю тебя, Волк! — прошептал он наконец, и вытер мокрые от слез глаза. Он вышел на дорогу, думая о том, что, очевидно, его арестуют в ближайшие полчаса. Но прошло три часа, а его не обогнала ни одна полицейская машина. Наверное, полицейским нашлось, чем заняться в Солнечном Доме.

Джек шёл по шоссе. В темноте он увидел на горизонте огоньки фар, и остановился. Он стоял под тёмным небом Индианы, слушая, как приближается шуршание шин.

Ветер развевал его волосы. На сердце лежала тяжесть от потери Волка. Но как же все-таки хорошо было на свободе!

Через час его подобрал грузовичок.

— Куда держишь путь, дружок? — спросил водитель.

Джек был слишком уставшим и расстроенным, чтобы сочинять что-либо.

— На запад, — сказал он. — Чем дальше, тем лучше.

— Довезу до Мидстейта.

— Отлично, — ответил Джек и заснул.

Грузовичок мчался, разрезая ночь. Он ехал на запад, по направлению к Иллинойсу.

28. СОН ДЖЕКА

Образ Волка не покидал Джека. Он жил в сердце мальчика. Волк был… Джеку понадобилось время, чтобы подобрать подходящие слова, и это слово было «благородный».

И такое благородное существо погибло из-за него…

«Я спас своё стадо». Джек Сойер больше не был стадом. «Я спас своё стадо». И немало людей, подвозивших мальчика — среди них встречались даже такие, которые никогда никого не подвозили раньше — удивлялись, видя его наполненные слезами глаза.

Джек пересекал Иллинойс и думал о Волке. Он почему-то не сомневался, что в этом штате проблем с «автостопом» не будет, и оказался прав: иногда было достаточно, не поднимая руки, просто посмотреть в лицо водителю — и машина останавливалась. Большинству водителей его История была не нужна. Все, что ему приходилось делать — это в двух словах объяснить цель своего путешествия:

— Я собираюсь повидаться в Спрингфилде с другом.

— Хорошо, хорошо, — отвечали водители. Да и слышали ли они его слова?

Он вспоминал Волка, его манеру говорить, есть; вспоминал, как Волк приносил ему в сарай пищу… И глаза мальчика наполнялись слезами.

Неподалёку от Денвилла его подобрал пятидесятилетний седой человечек. Он долго смотрел на Джека, как на старого знакомого, и наконец сказал:

— Ты замёрз, сынок. Тебе нужно что-нибудь потеплее твоей курточки.

— Да, вы правы, — ответил Джек. Солнечный Гарднер считал эту курточку достаточно тёплой одеждой для работы зимой, но ома на самом деле насквозь продувалась осенним ветром.

— У меня есть пальто на заднем сидении, — сказал водитель. — Возьми его. Нет-нет, не отказывайся. Это пальто твоё. Поверь, я не замёрзну.

— Но…

— Все равно у тебя нет выбора. Ведь теперь это твоё пальто. Одень его.

Джек нащупал предложенную одежду на заднем сидении. Это было шерстяное пальто цвета маренго.

— Это моё старое, — объяснил водитель. — Я вожу его в машине, потому что не знаю, что с ним делать. Так что возьми его.

Джек завернулся в большое пальто, натянув его поверх куртки. Ему сразу же стало теплее.

— Отлично, — улыбнулся человечек. — Теперь, стоя на холодной дороге, ты сможешь поблагодарить мистера Майлса П.Кигера из Огдена, штат Иллинойс, за спасение твоей шкуры. — Он смотрел на него так, будто хотел сказать больше; слова на мгновение повисли в воздухе; человечек все ещё улыбался. Потом улыбка сползла с его лица и Кигер отвернулся.

В сером утреннем свете Джек разглядел шрам, пересекающий его щеку.

«Твою шкуру?»

Ох, нет…

Твою прекрасную шкуру, восхитительную, изумительную… Джек засунул руки поглубже в карманы и плотнее запахнулся. Майлс П.Кигер из Огдена, штат Иллинойс, смотрел перед собой.

— Спасибо за пальто, — искренне поблагодарил его Джек. — Правда. Я буду признателен Вам, где бы ни был.

— Надеюсь, — ответил Кигер. — Ладно, забыли. — Его голос стал заговорщическим. — Я знаю здесь одно местечко. Если хочешь, можем там перекусить.

— У меня нет денег, — нахмурился Джек. Оставшиеся два доллара и тридцать восемь центов нельзя было назвать деньгами.

— Не беспокойся об этом.

Они заехали в придорожное кафе. Джек, думая о том, как теперь ему будет тепло, направился к двери, но остановился, заметив, что Кигер все ещё стоит возле машины, глядя на него.

— Говори, — сказал Кигер.

— Давайте, я верну Вам пальто, — предложил Джек.

— Нет, оно теперь твоё. Я только подумал, что на самом деле не голоден, и будет лучше, если я пораньше приеду домой.

— Конечно, — кивнул Джек.

— Здесь ты легко поймаешь другую машину. Обещаю. Иначе не бросил бы тебя на дороге.

— Я понимаю.

— Держи. Я обещал накормить тебя, и накормлю, — он полез в карман и протянул Джеку купюру. — Возьми это.

— Нет, спасибо, — стал отказываться Джек. — У меня ещё есть несколько долларов.

— Бери, бери. И приятного тебе аппетита.

Джек взял купюру. Десять долларов.

— Большое Вам спасибо.

— А почему бы тебе не взять ещё и газету? Она скрасит твоё время. — Кигер достал с заднего сиденья сложенную вчетверо газету. — Я уже прочёл её.

Он протянул газету Джеку.

Джек засунул её в глубокий карман пальто.

— Не обижайся на меня, но мне кажется, ты проживёшь очень интересную жизнь, — добавил Кигер.

— Она и сейчас достаточно интересна, — ответил Джек.

Обед стоил пять долларов и сорок центов, Джек уселся в уголке и раскрыл газету. На второй странице была статья, которую накануне он прочёл на первой странице газеты в Индиане. «ПРОИЗВЕДЕНЫ АРЕСТЫ, СВЯЗАННЫЕ С УЖАСНЫМИ УБИЙСТВАМИ». Судья Грозадетей и офицер полиции Фрэнк Уильямс обвинялись в вымогательстве денег и смерти шести мальчиков и Солнечном Доме Гарднера. Популярный евангелист Роберт «Солнечный» Гарднер внезапно исчез из Дома до прибытия полиции, и арест его пока невозможен по причине неизвестности его местопребывания. БЫЛ ЛИ ОН ВТОРЫМ ДЖИМОМ ДЖОНСОМ? — гласила подпись под карикатурным портретом Гарднера. Собаки полицейского департамента помогли разыскать место захоронения умиравших мальчиков — пять тел; их почти невозможно идентифицировать, за исключением одного Ферда Янклоффа. Его тело отдано родственникам для погребения. Родственники не верят и то, что произошло с их сыном. Разве могла их любовь к Богу убить его?

Обед был вкусным, но аппетит у Джека пропал начисто. Он доедал отбивную, когда к кафе подъехал огромный грузовик с детройтскими номерами. Шофёр улыбнулся ему раньше, чем Джек успел открыть рот.

— Подвезти тебя, малыш? Я еду в Декатур.

Декатур был в полпути отсюда до Спрингфилда.

Сняв на ночь за три доллара домик в мотеле, о котором ему рассказал водитель грузовика, Джек увидел два важных сна. Он запер дверь на засов, спрятал рюкзак под подушку и уснул, сжав в кулаке кусок мрамора, который в Территориях был зеркалом. Где-то слабо звучала музыка. Джек различил звук тромбона и альт-саксофона. «Завтра я увижу Ричарда Слоута», — подумал он, засыпая.

…Вначале ему приснился Волк. Их разделяла огненная река. Волк поднял лапу, доказывая Джеку, что его не убили. Джек радостно помахал рукой ему в ответ: он был счастлив, что Волк жив и не сердится на него.

Они стояли на небольших холмиках. Внезапно между холмиками начала образовываться щель; густая завеса дыма закрыла друзей друг от друга.

— Джейсон! — кричал Волк. — Джейсон! Джейсон!..

— Я здесь, — кричал в ответ Джек.

— Не могу сделать этого, Джейсон! Я не могу!

— Попытайся, — отвечал ему Джек.

Волк собрался было перепрыгнуть к Джеку, но щель все увеличивалась, и после нескольких попыток Волк оставил эту затею:

— Волк не может! Не может!

— Я люблю тебя, Волк!

— Джейсон! БУДЬ ОСТОРОЖЕН! ОНИ ИДУТ ЗА ТОБОЙ! ИХ МНОГО!

— Много кого? — хотел спросить Джек, но не спросил. Он знал кого.

Потом ему приснился другой сон.

Он все ещё находился в залитой кровью конторе Гарднера. На полу лежит неподвижное тело Сонни, неподалёку от него — Кейси. Джек держит за руку умирающего Волка. Только Волк — это не Волк.

Джек держит за руку Ричарда Слоута, и это Ричард умирает. Глаза за линзами выражают страдание от непереносимой боли. «Нет, нет, нет», — кричит в ужасе Джек. Рука Ричарда слабеет, кровь заливает рубашку.

— Я не хочу умирать, — шепчет Ричард, и каждое слово даётся ему с усилием. — Джейсон, ты не должен… не должен…

— Ты не можешь умереть, — уверяет его Джек. — Нет, нет, нет…

Внезапно тело Ричарда напрягается, и из груди вырывается долгий вздох; потом Ричард ловит взгляд друга.

— Джейсон, ты убил меня. — Каждое слово подобно удару хлыста. Глаза его закрываются, тело тяжелеет. В теле больше не теплится жизнь. Джейсон де Луизиан замирает, потрясённый…

…а Джек Сойер, проснувшись в холодном поту в холодной постели, долго не мог прийти в себя. Он сжимал руками голову и тяжело дышал.

Ричард.

Волк, пересекая этот ужасный мир, звал… кого?

Джейсона.

Сердце мальчика было готово выскочить из груди, как у лошади, когда после бешеной скачки её отводят в стойло.

29. РИЧАРД В ТЕЙЕРЕ

К одиннадцати часам следующего утра Джек, спрятав рюкзак в конце огромного футбольного поля, покрытого пожухлой травой, входил на территорию Тейерской школы. Он искал комнату Ричарда — пятый подъезд Нельсон-Хауза.

Холодный ветер пронизал его с головы до пят. Джек поглубже запахнулся в пальто Майлса П.Кигера.

Он шёл по направлению к общежитиям. Из окон раздавались сонные голоса.

Перед Джеком возникла бронзовая скульптура, изображающая пожилого человека, сидящего на скамье с книгой в руке. «Старина Тейер», — понял Джек. Тейер смотрел в сторону учебных зданий.

Джек свернул вправо. Внезапно в окне под ним раздался шум — мальчишечьи голоса выкрикивали какое-то имя.

— Этеридж! Этеридж!

Вскрики… шум… Скрип деревянных половиц…

— Этеридж!..

За спиной Джека хлопнула дверь. Джек глянул через плечо и увидел высокого мальчика с темно-русыми волосами, спускающегося по ступенькам Спенс-Хауза. На нем были твидовая спортивная куртка, галстук и охотничьи сапожки. Длинный шарф несколько раз обматывался вокруг шеи, защищая её от холода. Его лицо было лицом помещика, осматривающего свои владения. Джек натянул пальто на голову и двинулся дальше.

— Я, кажется, не разрешал тебе идти, — крикнул высокий мальчик. — Стой на месте.

Джек уже дошёл до следующего здания.

— Кому говорю? — раздался окрик за его спиной. — СТОЙ!

Джек понял, что все это относится к нему.

Он повернулся. Сердце громко стучало в груди.

— Немедленно иди к Нельсон-Хаузу, кто бы ты ни был. Иначе я пожалуюсь твоему коменданту!

— Да, сэр, — Джек быстро повернулся, собираясь идти в указанном направлении.

— Ты опаздываешь на семь минут! — прикрикнул на него Этеридж. — Иди, кому сказано! — и Джек побежал.

Спускаясь с холма, он увидел длинный чёрный лимузин, подъезжающий к воротам. Он подумал, кто бы мог сидеть в лимузине. Наверное, чей-нибудь папаша.

Чёрный автомобиль медленно ехал вперёд.

«Нет, — подумал Джек. — Я ошибся».

Лимузин подъехал к ограде и остановился. Мотор работал. Чёрный шофёр, выйдя из машины, открывал дверь пассажиру.

Из лимузина вышел старый седой мужчина. На нем была чёрная накидка с белым воротничком и солидным галстуком. Мужчина кивнул шофёру и направился к главному корпусу. Он даже глазом не повёл в сторону Джека. Шофёр задумчиво смотрел в небо, как бы размышляя, пойдёт ли снег. Джек, отступив назад, наблюдал, как старик входит в здание. Шофёр продолжал смотреть в небо. Джек, подумав, продолжил свой путь.

Нельсон-Хауз был трехэтажным зданием по другую сторону ограды. Два окна на первом этаже давали нескольким его обитателям неоценимые привилегии: они могли читать до глубокой ночи или играть в карты; остальным приходилось довольствоваться телевизором.

Обойдя здание, Джек увидел дверь с табличкой «ПЯТЫЙ ПОДЪЕЗД». До самого угла тянулся ряд окон.

И здесь, за третьим окном — спасение. Потому что здесь был Ричард Слоут, очкарик с вечно испачканными чернилами руками, сидящий верхом на стуле и читающий толстые книги. Даже сейчас он читал у окна, сидя боком к Джеку. Голова Ричарда поднялась от книги. Его отвлёк внезапный шум за окном.

— Ричард! — тихо окликнул его Джек, и удивлённое лицо друга повернулось к нему. — Открой окно!

Он надеялся, что по движению его губ Ричард поймёт, что нужно делать.

Ричард встал со стула, ещё не оправившись от неожиданности. Джек жестами ещё раз попросил его открыть окно. Когда Ричард добрался до окна, он положил руку на защёлку и некоторое время рассматривал Джека. В этом взгляде был приговор грязному лицу Джека, грязным волосам, странному посещению — и многому другому. Наконец он открыл окно.

— Привет! — сказал он. — Большинство людей предпочитает пользоваться дверью.

— Замечательно, — рассмеялся Джек — Когда я стану человеком, то поступлю так же, как и большинство людей. Отойди, ладно?

Джек подтянулся и взобрался на подоконник.

— Ты знаешь, — сказал Ричард, — это даже приятно — видеть тебя. Но скоро мне нужно идти на завтрак. Ты, я думаю, вполне можешь присоединиться. Любой может находиться в столовой.

Он замолчал, как будто и так сказал слишком много.

— А ты не мог бы принести мне что-нибудь поесть? Мне бы не хотелось, чтобы меня видели.

— Интересное дело, — пожал плечами Ричард. — Сначала ты сводишь всех, включая моего отца, с ума своим побегом, потом неожиданно являешься сюда, а теперь ещё требуешь, чтобы я носил тебе еду. Замечательно. Просто здорово!

— Нам нужно о многом поговорить, — сказал Джек.

— Если, — Ричард не вынимал рук из карманов, — если ты сегодня же вернёшься в Нью-Хэмпшир илиесли позволишь мне позвонить отцу, чтобы он забрал тебя отсюда, я принесу тебе что-нибудь поесть.

— Я хотел бы поговорить с тобой кое о чем, Ричи. Конечно, и о моем возвращении заодно.

Ричард кивнул.

— Где же тебя носило, Джек? И зачем ты и твоя мать терзаете моего отца? Молчи, Джек. Я действительно считаю, что ты должен вернуться в Нью-Хэмпшир.

— Я вернусь. Обещаю. Но сперва я должен кое-что сделать. Можно мне где-нибудь присесть? Я смертельно устал.

Ричард кивнул на кровать, потом опёрся рукой о стоящий рядом с Джеком стул.

В коридоре хлопали двери. Мимо комнаты Ричарда прошла оживлённо беседующая компания.

— Читал ли ты о Солнечном Доме? — спросил Джек. — Я был там. Двое моих друзей погибли в Солнечном Доме, и один из них был оборотнем.

Лицо Ричарда стало непроницаемым.

— Очень занимательная подробность, потому что…

— Я действительно был там, Ричард.

— Этому я верю, — ответил Ричард. — Ладно. Я скоро вернусь и принесу тебе поесть. — Он окинул Джека взглядом и вышел.

Джек сбросил башмаки и закрыл глаза.

Почти каждый год до гибели Фила Сойера семьи Ричарда и Джека отдыхали и Южной Калифорнии.

После его смерти Морган Слоут и Лили Кэвэней-Сойер попытались не нарушать традицию, и вчетвером они отправились в старенький отель на острове Сибрук. Но эксперимент не удался.

Мальчики проводили много времени в обществе друг друга. Они гуляли по берегу и все время разговаривали.

Смерть отца изменила планы Джека на будущее. Он начал ощущать, что не хочет сидеть на отцовском стуле за столом, и что ему нужно в жизни нечто большее. Что большее? Он знал — как знал некоторые другие необъяснимые вещи, — что это «большее» было связано с его Видениями. Когда он осознал это, то обнаружил, что его друг не способен понять это «большее» и, более того, нуждается в совершенно противоположном. Ему было нужно «меньшее».

Ему было нужно только то, что можно потрогать.

— Это все, к чему ты стремишься? — спросил он как-то Ричарда, читающего книгу «Жизнь Томаса Эдисона».

— К чему я стремлюсь? Когда вырасту? — Ричард был немного удивлён вопросом. — Да, это очень здорово. Но я не знаю, к этому ли я стремлюсь.

— А ты знаешь, чего хочешь, Ричард? Ты всегда говоришь, что хочешь быть химиком-исследователем. Почему ты так говоришь? Что это значит?

— Это значит, что я хочу быть химиком-исследователем, — улыбнулся Ричард.

— Ты ведь понимаешь, о чем я. В чем цель химика-исследователя? Ты думаешь, это будет интересно? Или ты надеешься изобрести лекарство от рака и спасти миллионы человеческих жизней?

Ричард открыто посмотрел на друга из-под очков.

— Я не думаю, что сумею победить рак, нет. Но цель не в этом. Цель — в открытии механизма работы организмов. Цель в том, чтобы эти организмы работали без помех.

— Порядок.

— Тогда почему ты улыбаешься?

Джек усмехнулся.

— Ты решишь, что я ненормальный. Мне бы хотелось найти нечто, что является причиной болезней.

— Это не вполне нормально.

— Не думал ли ты, что в жизни есть что-то большее, чем просто порядок? — спросил он Ричарда, скептически слушающего его. — Тебе не хочется немного волшебства, Ричард?

— Знаешь, иногда мне кажется, что ты мечтаешь о хаосе. Или ты смеёшься надо мной. Если ты желаешь волшебства, то я прекращаю этот разговор. Я могу разговаривать только о реальных вещах.

— Но кроме реальности есть кое-что ещё…

— Да, в «Алисе в Стране Чудес»! — повысил голос Ричард.

Джек понял, что его мечты непонятны другу.

— Я не смеюсь над тобой, — сказал он. — Все это я сказал потому, что ты всегда говоришь о своей мечте стать химиком.

Ричард, успокаиваясь, посмотрел на Джека.

— Тогда не делай из меня дурака, — сказал он. — Виной всему здешний воздух.

К приходу своего друга Джек, умытый и посвежевший, просматривал книги на столе Ричарда. Странно, но вместо «Органической химии» и «Математических задач» там лежали «Властелин колец» и «Подводная лодка».

Ричард принёс большую бумажную тарелку, полную еды.

— Ну, как завтрак? — поинтересовался Джек.

— Тебе повезло. Цыплята на вертеле. Ты не будешь жалеть бедных попавших на обед птичек — так вкусно они приготовлены.

Аромат, исходящий от цыплят, возбудил в Джеке приступ бешеного аппетита. Джек начал жадно есть.

— Когда ты ел в последний раз? — Ричард сдвинул очки на кончик носа.

— В последний раз это было вчера, около обеда. Я немного голоден, Ричи. Спасибо за цыплёнка. Он превосходен. Это самый лучший цыплёнок, которого я когда-либо ел. Ты молодец.

— Имей в виду, — сказал Ричард, — если кто-нибудь найдёт тебя здесь, мне придётся оправдываться. Поэтому нам нужно подумать, как отправить тебя обратно в Нью-Хэмпшир.

На минуту воцарилась тишина; мальчики обменялись взглядами.

— Я знаю, что ты ждёшь от меня объяснения моим поступкам, Ричи, — сказал Джек с набитым ртом, — и поверь мне, это будет нелегко.

— Ты изменился, — заметил Ричард. — Ты выглядишь… повзрослевшим. Но это не все. Ты внутренне стал другим.

— Я знаю, что изменился. Ты тоже стал бы другим, если бы провёл со мной все это время, начиная с сентября, — Джек улыбнулся, глядя на серьёзного, хорошо одетого Ричарда и понимая, что никогда не сможет сказать Ричарду правду о его отце. Он был просто неспособен сделать это. Если обстоятельства сделают это за него, то так тому и быть; но сам он не сможет нанести другу столь ужасный удар.

Ричард внимательно смотрел на Джека, ожидая начала рассказа.

Чтобы оттянуть момент, когда придётся убеждать рационального Ричарда в невероятном, Джек спросил:

— А где твой сосед? Я видел, что его чемоданы лежат на кровати.

— Ну, с ним произошла интересная история. Он покинул школу. Я думаю, за его вещами кого-нибудь пришлют. Бог знает, какую сказку ты сделаешь из этой истории, но парня из соседней комнаты зовут Рауль Гарднер. Сын того самого Гарднера, от которого ты убежал, — Ричард будто не услышал изумлённого возгласа Джека. — Рауль был самым обыкновенным ребёнком, но никто особо не расстроится из-за его ухода. Когда в газетах вышла эта статья об убитых детях, он получил телеграмму, где ему предписывалось покинуть Тейер.

Джек отложил в сторону крылышко цыплёнка.

— Сын Солнечного Гарднера? У этого негодяя есть сын? И он был здесь?

— Он приехал в начале семестра.

Внезапно Тейерская школа стала представлять для Джека огромный интерес.

— А каким он был?

— Садист, — ответил Ричард. — Иногда из комнаты доносился ужасный шум. И однажды я увидел мёртвую кошку, у которой не было ни глаз, ни ушей. Когда увидишь его, то можно поверить, что он в состоянии замучить кошку. И ещё от него дурно пахло. — Ричард помолчал немного и осторожно спросил: — А ты действительно побывал в Солнечном Доме?

— Тридцать дней. Это был ад, или то, что следует за адом. В это тяжело поверить, Ричард, и я это знаю, но со мной там был оборотень. И если бы он не был убит, когда спасал мою жизнь, то был бы сейчас здесь, со мной.

— Оборотень. С шерстью на лапах. Превращающийся каждое полнолуние в кровожадного монстра, — уточнил Ричард.

— Ты хочешь узнать, что я делал? Хочешь, чтобы я рассказал, почему проехал «автостопом» через всю страну?

— Я готов слушать, — ответил Ричард.

— Хорошо. Я пытаюсь спасти жизнь моей матери.

— Ну, и как же ты собираешься сделать это? — удивился Ричард. — У твоей матери, очевидно, рак; как считает мой отец, она нуждается в помощи врачей и науки… а ты «голосуешь» на дорогах? Каким же образом ты хочешь спасти её? С помощью волшебства?

Глаза Джека наполнились слезами.

— Ты все прекрасно понял, старина! — он закрыл глаза руками.

— Эй, прекрати… Не плачь, Джек, ну, пожалуйста! Я знаю, что это ужасно, я имею в виду не… — Ричард тихо подошёл к Джеку и обнял его за плечи.

— Все в порядке, — Джек опустил руки. — Это не безумные фантазии, Ричи, что бы ты ни думал по этому поводу. — Он сел. — Мой отец называл меня Джеком-Странником, и точно так же меня назвал старый негр в Аркадии…

Джек надеялся, что не ошибся в хорошем отношении к нему Ричарда. Взглянув в лицо другу, он понял, что был прав. Его друг взволнованно слушал его.

И Джек начал свой рассказ.

Вокруг двух мальчиков бурлила жизнь, но они ничего не замечали. Джек рассказывал Ричарду о Видениях. От Видений он перешёл к Смотрителю Территорий. Он описал голос, звучавший из воронки в песке. Потом рассказал о том, как получил «волшебный напиток» и перенёсся в Территории.

— Но я думаю, что дело не в вине, — сказал Джек. — Позже, когда бутылка опустела, я обнаружил, что для перемещений не нуждаюсь в напитке. Я могу это сделать сам.

— Прекрасно, — невозмутимо сказал Ричард.

Джек попытался описать Территории — дорогу, летний дворец, Капитана Фаррена, умирающую королеву; Осмонда, сцену во Всеобщей деревне; Пограничную Дорогу, которая была, на самом деле, Западной дорогой. Он показал Ричарду медиатор, кусочек мрамора и значок. Ричард подержал все это и вернул Джеку без комментариев. Потом Джек описал Оутли, и Ричард слушал его с широко открытыми глазами.

Джек постарался избежать отождествления Моргана Слоута и Моргана из Орриса в сцене на шоссе И-70 в западном Огайо.

Потом Джек описал Волка таким, каким увидел его впервые. Он рассказал, как не хотел Волк садиться в машины. Впервые он говорил о Волке без слез. Но, дойдя до истории с Фердом Янклоффом, Джек ощутил их солёный вкус.

Ричард долго молчал. Потом он встал и достал из тумбочки чистый носовой платок. Джек громко высморкался.

— Вот что произошло со мной.

— Где ты все это вычитал? Каких фильмов насмотрелся?

— Дурак, — Джек направился через комнату за своим рюкзаком, но Ричард удержал его за руку.

— Я не знаю, что и думать, но мне кажется, что ты не лжёшь. Я верю, что ты был в Солнечном Доме. И я верю, что у тебя был друг по имени Волк, который там погиб. Извини, но я не могу воспринимать всерьёз Территории, и не могу поверить, что твой друг был оборотнем.

— Значит, ты считаешь меня сумасшедшим?

— Я думаю, что ты попал в белу. Но я не собираюсь звонить отцу или выгонять тебя. Ложись в мою постель и спи. Если мы услышим, что приближается мистер Хейвуд, ты сможешь спрятаться под кровать.

Ричард критическим взглядом окинул комнату.

— Тебе нужен отдых. Я уверен, что это часть твоих проблем. Тебе пришлось натерпеться всякого, и теперь тебе нужен отдых.

— Да, — согласился Джек.

Ричард посмотрел вверх:

— Скоро я уйду играть в баскетбол, а ты сможешь остаться здесь. Позже я принесу тебе поесть. А главное — тебе нужно отдохнуть и попасть домой.

— Нью-Хэмпшир — это не дом, — сказал Джек.

30. ТЕЙЕР СТАНОВИТСЯ СТРАННЫМ

Джек выглянул в окно и увидел группу мальчиков, прогуливающихся между библиотекой и учебным корпусом. С ними был Этеридж; его шарф развевался на ветру.

Ричард снял с вешалки твидовую спортивную куртку.

— Думаю, что тебе все же лучше вернуться в Нью-Хэмпшир. Сейчас я пойду играть в баскетбол. Тренер Фрезер назначил мне встречу. Не хочешь ли ты переодеться? У меня найдётся рубашка, которая подошла бы тебе. Мне прислал её отец из Нью-Йорка, ошибочно выбрав неправильный размер.

— Давай посмотрим на неё, — сказал Джек. Ему действительно было необходимо переодеться.

Ричард дал ему рубашку, запечатанную в пластиковый пакет.

— Ты можешь взять ещё и куртку, — предложил Ричард. — Свитер найдёшь в комоде. Ну, и, конечно, можешь пользоваться моими галстуками. Если кто-нибудь зайдёт, говори, что ты из школы в Сент-Луисе, и здесь по обмену. У нас бывают такие случаи, когда учащиеся отсюда уезжают туда и наоборот.

Он направился к двери.

— Я вернусь перед обедом.

Джек увидел в окно Ричарда, удаляющегося в обществе Джона Мак-Пи, Левиса Томаса и Стивена Джей Голда. Потом он наугад взял с полки книгу и улёгся в постель.

Ричард очень долго не возвращался. Джек в седьмой раз мерил шагами комнату. Он не мог представить, куда подевался его друг, и на душе у него было тревожно.

В пятый или шестой раз взглянув на часы, Джек заметил, что снаружи нигде не видно студентов. Что-то случилось не только с Ричардом, а с целой школой.

Время обеда прошло. «Наверное, — думал он, — Ричард умер. Наверное, внезапно вымерла вся школа».

Он ничего не ел, кроме принесённого Ричардом цыплёнка, но не был голоден.

Джек сел на кровать, размышляя, что же можно предпринять.

Внезапно в коридоре послышались шаги. Они приближались к двери, и Джек поспешил открыть её.

На пороге стоял Ричард. Мимо него по коридору прошли два взлохмаченных и разгорячённых парня. Где-то зазвучала рок-музыка.

— Где ты был весь день? — спросил Джек.

— Ты знаешь, сегодня происходили странные вещи. Во всех классах отменили занятия, и все пошли на тренировку во главе с мистером Дафри.

— Кто такой мистер Дафри?

Ричард с удивлением взглянул на него.

— Кто такой мистер Дафри? Он — предводитель. Ты, что, совсем ничего не знаешь об этой школе?

— Нет, но кое-что уже понял.

— Помнишь, я говорил тебе, что сегодня тренер Фрезер назначил мне встречу? В это время он ожидал прихода своего друга. Фрезер в нашей школе — человек новый. Здесь никогда не было хороших атлетических традиций, и я надеялся, что с приходом Фрезера что-нибудь изменится. Мы думали, что его друг научит нас чему-нибудь интересному, но…

— Дай сообразить. Этот друг произвёл на тебе впечатление человека, серьёзно занимающегося спортом?

— Наверное, нет. — Ричард пожал плечами. — Он с пониманием взглянул на Джека. — Он все время курит и носит длинные волосы, что никак не вяжется с тренерской работой. Даже глаза у него странные. — Ричард одёрнул свитер. — Мне кажется, он вообще не имеет представления о баскетболе. Он не может показать нам ни одного приёма игры. Сегодня мы только бегали по кругу и бросали мячи в корзину, а он кричал на нас. И смеялся. Как будто играющие в баскетбол дети — это самое смешное, что он видел в жизни. Встречал ли ты тренера, которому тренировки кажутся смешными? Даже разминка была странной. Он только сказал нам: «Ладно, делайте броски», — и закурил. Потом сказал: «А теперь немного побегайте по кругу». — И все. Он был несколько странным, и я хочу сказать об этом завтра тренеру Фрезеру.

— А я бы не стал говорить об этом ни с ним, ни с предводителем, — сказал Джек.

— Ну, конечно, — улыбнулся Ричард. — Мистер Дафри — один из этих. Человек из Территорий.

— Или работает на них.

— Не ищи в этом никакого тайного смысла. Ты можешь таким образом найти объяснение всему, чему угодно. Это безумие. Ты связываешь нереальные вещи.

— И вижу причины там, где они скрыты.

Ричард пожал плечами: на мгновение в его лице появилось что-то жалкое.

— Ты уже говорил это.

— Подожди минутку, — попросил Джек. — Помнишь наш разговор о разрушенных в Нью-Йорке зданиях?

— Башни Дождевиков.

— Вот это память! Хотелось бы и мне иметь такую.

— Джек, ты…

— Глупости, я знаю. Как ты думаешь, на меня обратит кто-нибудь внимание, если вечером мы вместе сходим купить газету.

— Зачем тебе это?

«Потому, что я хочу знать, что здесь происходит», — подумал Джек, но сказал совсем другое:

— Мне хотелось бы сменить обстановку, дружок, — и пошёл за Ричардом по длинному, выкрашенному зеленой краской коридору.

31. ТЕЙЕР СТАНОВИТСЯ АДОМ

Джек первый заметил перемену и понял, что произошло; это случилось раньше, пока Ричард отсутствовал.

Внезапно умолк скрежет металла, именуемый тяжёлым роком. Отключился телевизор в холле.

Ричард остановился и открыл рот, собираясь что-то сказать.

— Мне это не нравится, — опередил его Джек. — Здесь стало слишком тихо.

— Ха-ха! — попытался отшутиться Ричард.

— Ричард, можно кое-что спросить у тебя?

— Да, конечно.

— Ты боишься?

На лице Ричарда было написано, что он хочет сказать нечто больше, чем просто «Нет, конечно, нет — в это время здесь всегда происходят подобные вещи». К несчастью, Ричард совершенно не умел лгать. Милый старина Ричард.

— Да, — ответил Ричард, — я немного испугался.

— Можно ещё кое-что спросить у тебя?

— Думаю, можно.

— Почему вы разговаривали шёпотом?

Ричард долго смотрел на него, ничего не отвечая, потом повернулся и двинулся вперёд по коридору.

Двери других комнат были как закрытыми, так и открытыми. Джек услышал очень знакомый запах, доносившийся из-за одной полуоткрытой двери, и настежь распахнул дверь.

— Кто из них курит наркотики? — спросил он.

— Что?! — Ричард даже вскрикнул от неожиданности.

Джек громко шмыгнул носом.

— Улавливаешь?

Ричард вошёл в комнату. Включённая настольная лампа, раскрытый учебник на столе, рок-журнал на кровати. Открытки на стенах: Коста-дель-Соло, Фрозо, Эль-Пасо. На журнале лежали наушники, из которых еле слышно доносилась музыка. И — сигарета в пепельнице, источающая запах марихуаны.

— Если ты рассчитывал, что я пересижу у тебя под кроватью, то кто-то, видно, решил навесить на тебя употребление наркотиков.

— Скорее в этом обвинили бы тебя, — Ричард, как загипнотизированный, смотрел на дымящуюся сигарету, и Джек подумал, что тот потрясён даже сильнее, чем когда-то давно, когда Джек однажды при родителях показал ему фигу.

— Нельсон-Хауз пуст, — заметил Джек.

— Не смеши! — резко возразил Ричард.

— Точно говорю тебе. Здесь остались только мы с тобой. Но более тридцати мальчишек не смогли бы покинуть общежитие без единого звука. Да они и не покидали его; они просто исчезли.

— Разреши поинтересоваться, куда. В Территории?

— Не знаю, — ответил Джек. — Может быть, они все ещё здесь, но на каком-то ином уровне. Может быть, там; может быть, в ещё каком-нибудь месте. Но их неттам, гденаходимся мы.

— Закрой эту дверь, — взволнованно сказал Ричард, и, не дожидаясь, пока Джек выполнит его просьбу, резким движением захлопнул её сам.

— Ты хочешь…

— Я даже не хочу до неё дотрагиваться, — ответил Ричард. — Я пожалуюсь на них мистеру Хейвуду.

— Ты действительно сделаешь это? — насмешливо поинтересовался Джек.

Ричард потупил глаза.

— Нет, вероятно, нет. Но мне это не нравится.

— Непорядок? — спросил приятеля Джек.

— Да. — Они вновь направились в холл.

— Я хочу знать, что происходит вокруг, — спросил Ричард, — и поверь мне, я сумею разобраться в происходящем.

«Это может нанести гораздо больший ущерб твоему здоровью, чем марихуана, Ричи», — подумал Джек, следуя за приятелем.

Они стояли на лестничной площадке, выглядывая в окно. В лучах заходящего солнца Джек увидел скамейку у подножья статуи основателя школы Тейера, и на ней группу ребят.

— Они курят, — сердито воскликнул Ричард. — Они курят прямо на виду.

Джеку вспомнился наркотический дым в холле.

— Да, они курят, — подтвердил он, — и вовсе не те сигареты, которые хранятся в сигаретнице твоего отца.

Ричард нервно постучал костяшкой пальца по стеклу; лицо его говорило: «То, что происходит у подножья статуи, так же нелепо, как чьё-нибудь замечание о том, что земля плоская, или что нечётные числа могут делиться на два без остатка».

Джеку было от всей души жаль своего приятеля, и он искренне хотел, чтобы тот поскорее оправился от потрясения.

— Ричард, — сказал он, — эти мальчики — не учащиеся Тейера, верно?

— Нет, ты действительно сошёл с ума, Джекки. Они старшекурсники. Я прекрасно знаю каждого из них. Парень в дурацкой шляпе с полями — Норрингтон. В зелёных гетрах — Бакли. Я вижу Гарсона… Литлфильда… тот, который в шарфе. — Этеридж…

— Ты уверен, что это именно Этеридж?

— Конечно, это он! — раздражённо воскликнул Ричард. Внезапно он распахнул окно и до половины высунулся наружу.

Джек попытался втащить его назад:

— Ричард, пожалуйста, послушай…

Ричард ничего не хотел слушать. Он крикнул:

— Эй!

— Нет, не нужно привлекать к себе внимание, Ричард…

— Эй, ребята! Этеридж! Норрингтон! Литлфильд! Какого черта, что за ерунда здесь творится?

Группа ребят прекратила беседовать. Тот, на ком был шарф Этериджа, повернулся на голос Ричарда. Лучи заката освещали его лицо. Ричард зажал себе руками рот.

Правая половина лица действительно напоминала Этериджа — но более взрослого Этериджа, Этериджа, побывавшего там, где приличные мальчики не бывают, и совершившего многое такое, чего приличные мальчики не совершают. Другая половина лица была сплошным месивом шрамов, из которых, подобно кратеру, выступал глаз. Он был будто сделан из мрамора. Из левого уголка рта стекала длинная струйка слюны.

«Это его Двойник, — подумал с неожиданной уверенностью Джек. — Там, внизу, — Двойник Этериджа. Наверное, они все — Двойники. Двойник Твиннера, и Двойник Норрингтона, и Двойник Бакли. Может ли так быть?»

— Слоут! — крикнул псевдо-Этеридж и сделал пару шагов по направлению к Нельсон-Хаузу. Теперь солнечные лучи освещали только изуродованную часть его лица.

— Закрой окно! — прошептал Ричард. — Закрой окно. Я ошибся. Он похож на Этериджа, но это не Этеридж; это мог бы быть его старший брат; но это не Этеридж. Закрой окно, Джекки, скорее закройего…

Двойник Этериджа сделал ещё один шаг по направлению к ним. Изо рта его вырвался долгий вопль.

— Слоут! — кричал он. — Отдай нам твоего пассажира!

Джек и Ричард переглянулись — лица обоих были перекошенные.

Вой прорезал ночь… потому что уже наступила ночь.

В глазах Ричарда Джек увидел то, что заставило вздрогнуть — тень его отца: «Почему ты явился сюда, Джекки? А? Зачем доставляешь мне столько неприятностей?»

— Ты хочешь, чтобы я ушёл? — тихо спросил Джек.

В глазах Ричарда на мгновение вспыхнула ярость, но тут же сменилась обычным выражением доброжелательности.

— Нет, — ответил он, приглаживая рукой волосы. — Нет, ты никуда не пойдёшь. Там… там дикие собаки. Дикие собаки, Джек, в школе Тейера! То есть… ты видел их?

— Да, Ричи, видел, — так же тихо ответил Джек. Его друг напоминал сейчас придурковатого родственника Дональда Дака, Гиро Гирлуза.

— Позвонить Бойтону — он отвечает здесь за безопасность — вот что я собираюсь сделать, — сказал Ричард. — Позвонить Бойтону и в полицейский участок.

Из зарослей деревьев раздался вой, похожий на человеческий. Ричард смотрел в темноту. Уголки его рта вздрагивали.

— Закрой окно, Джекки, ладно? Меня лихорадит. Думаю, что я простудился.

— Ты прав, Ричи, — ответил Джек, и закрыл окно, отделяя их от нарастающего воя.

32. ВЫСАДИ СВОЕГО ПАССАЖИРА!

— Помоги мне, Ричард! — крикнул Джек.

— Мне бы не хотелось двигать стол, Джек, — Ричард говорил поучительным тоном. Под глазами у него отчётливо виднелись тёмные круги. — Он должен стоять там, где стоит.

У ограды снаружи нарастал вой. Перед дверью стояла кровать. Комната Ричарда выглядела ужасно. Ричард обвёл её взглядом, потом подошёл к кровати, и снял с неё одеяла. Одно он, ни слова не говоря, протянул Джеку, другое постелил на полу. Потом лёг на одеяло, завернулся в него и замер, забыв снять очки. В лице Ричарда была молчаливая покорность судьбе.

Снаружи все стихло. Нельсон-Хауз казался пустынным и безлюдным.

— Я не хотел бы разговаривать о том, что происходит снаружи, — сказал Ричард. — Я не хочу думать об этом.

— Хорошо, Ричи, — примирительно ответил Джек. — Мы не будем об этом разговаривать.

— Спокойной ночи, Джек.

— Спокойной ночи, Ричард.

Ричард слабо улыбнулся ему. Улыбка была до крайней степени усталой, но согрела сердце Джека.

— Я все ещё рад твоему появлению, — сказал Ричард, — и мы утром поговорим обо всем. В этом будет больше толку. Да и моя лихорадка пройдёт.

Ричард перевернулся на правый бок и закрыл глаза. Через пять минут он забылся в тяжёлом сне.

Джек ещё долго сидел у окна, вглядываясь в темноту. Иногда вдалеке мелькали огоньки машин, направляющихся в Спрингфилд, и их неожиданно яркий свет прорезал тьму, окутавшую школу Тейера.

Ветер усиливался. Джек слышал, как он срывает с деревьев остатки листвы, играет ими, свистит в проходах между корпусами.

— Идёт этот парень, — тихо сказал Джек спустя час или полтора. — Двойник Этериджа.

— Ч-ч-ч-то?

— Ладно, не обращай внимания. Спи. Ты ведь не хочешь ничего замечать.

Но Ричард уже сидел. Он был глубоко потрясён и очень испуган. Плющ, обвивший стену их общежития, сейчас обуглился, поблёскивая желтизной.

«Слоут! Отдай нам твоего пассажира!»

Внезапно Ричарду безумно захотелось спать. Спать, пока весь этот кошмар не закончится, пока не пройдёт лихорадка. Он больнице никогда не будет стоять у раскрытого окна… он помнил, что это вредно, ещё когда впускал Джека в комнату.

И тут ему стало стыдно от собственных мыслей.

Джек бросил быстрый взгляд на Ричарда. Тот все дальше уносился в волшебную страну снов.

Мнимый Этеридж был невысокого роста. Он подпрыгивал на траве, пытаясь дотянуться до подоконника. На нем болталось пальто военного покроя с табличкой «Этеридж» на кармане, шею украшал голубой галстук с вышитой буквой «Э».

Он мог пошевелить только одной половиной лица. В волосах его застрял мусор, к одежде прилипли листья.

— Слоут! Отдай нам твоего пассажира!

Джек вновь взглянул на Двойника Этериджа, и по чувствовал, что подпадает под гипноз этих бегающих глаз. Он отвёл взгляд.

— Ричард! — крикнул Джек. — Не смотри ему в глаза!..

Ричард не ответил; он со сдержанным интересом выглянул в окно.

Джек толкнул приятеля плечом, чтобы тот пришёл в себя. Ричард в ответ взял ладонь Джека и прижал её к своему лбу.

— Я очень горячий?

Голова друга, по мнению Джека, была слегка тёплой, не более того.

— Довольно горячая, — тем не менее соврал он.

— Знаю, — с явным облегчением в голосе произнёс Ричард. — Я могу попасть в больницу. Думаю, что мне сейчас необходимо принять антибиотик.

— Отдай его нам, Слоут!

— Давай передвинем стол к окну, — вновь предложил Джек.

— Тебе ничто не угрожает, Слоут, — уверял Этеридж за окном. Он гримасничал, то есть гримасничала правая сторона его лица; левая хранила неподвижность.

— Почему он так похож на Этериджа? — вяло поинтересовался Ричард. — И почему его так хорошо слышно, хотя окно закрыто? И, наконец, что с его лицом? — С каждым новым вопросом голос мальчика креп, и, наконец, своим обычным тоном Ричард задал самый важный для себя вопрос: — Откуда у него галстук Этериджа, Джек?

— Не знаю.

— Отдай его нам, Слоут, или мы сами войдём и возьмём его!

На лице двойника Этериджа сияла каннибальская улыбка.

— Высади своего пассажира, Слоут! Он мёртв! Он мертвец, и скоро начнёт разлагаться!

— Помоги же мне придвинуть стол! — рявкнул Джек.

— Ладно, — ответил Ричард. — Сейчас мы это сделаем, но потом я лягу. Возможно, я отправлюсь к врачу. Что скажешь, Джек? Это хорошая мысль?

Он нетерпеливо ждал, когда Джек кивнёт и одобрит эту чрезвычайно хорошую мысль.

— Посмотрим, — ответил Джек. — Сперва надо закончить дело. Стол. Они могут проникнуть в любую щель.

Вскоре Ричард начал зевать, и им вновь овладел сон. Само по себе это было уже достаточно плохо; но потом в его глазах появились слезы, и это было ещё хуже.

— Я не могу отдать его, — стонал во сне Ричард голосом пятилетнего ребёнка, всего Джек весь похолодел. — Я не могу отдать его; я хочу к папе; пожалуйста, кто-нибудь, скажите мне, где мой папа!.. Он пошёл в туалет, но теперь его там нет; я хочу к папе, он скажет мне, что делать…

Что-то скреблось в окно. Джек вскрикнул от неожиданности.

Внезапно окно разлетелось вдребезги, и сотни мелких осколков посыпались на пол.

— Отдай нам твоего пассажира, Слоут!

— Не могу! — стонал Ричард, укрытый с головой одеялом.

— Отдай его нам! — прозвучал подвывающий насмешливый голос. Вокруг дома бесновались собаки.

— Нет, — шептал в бреду Ричард, — где мой папа? Я хочу, чтобы он вышел из туалета. Пожалуйста! Пожалуйста! ПОЖАЛУЙСТА!.. — Джек, стоя на коленях, изо всех сил потряс Ричарда за плечо.

— Это только сон, очнись, очнись!

— Очнись-очнись-очнись! — запел снаружи хор. Так могли бы петь существа, описанные Уэллсом в «Острове доктора Моро».

— Про-снись, про-снись, про-снись! — вторил другой хор.

Выли собаки.

В окно летели камни, осколков на полу становилось все больше.

— ПАПА В ТУАЛЕТЕ! — вскричал Ричард. — ПАПА, ВЫХОДИ, ПОЖАЛУЙСТА, ВЫХОДИ, Я БОЮСЬ!

Он плакал и во сне хватал воздух руками.

В окно влетел камень, способный разбить даже комод.

— ПАПА-А-А-А-А-А!.. — тоненьким голоском закричал Ричард.

И тут Джек ударил его!

Ричард сразу же открыл глаза. Он удивлённо, как бы не узнавая, уставился на Джека, затем перевёл дыхание.

— Бред, — сказал он. — Это все из-за лихорадки. Ужасно, я не помню, что произошло, — добавил он торопливо, стараясь опередить возможные вопросы Джека.

— Ричард, нам нужно уходить из этой комнаты!

— Уходить из… Зачем? — Ричард посмотрел на Джека, как на сумасшедшего. — Я не могу это сделать, Джек. Меня терзает лихорадка… у меня высокая температура… Я не могу…

— Но они бросают камни, Ричард!

— Галлюцинации не могут бросать камни, Джек, — Ричард как будто объяснял простые истины.

В окно влетел очередной булыжник.

— Высади своего пассажира, Слоут!

— Пойдём, Ричард, — Джек помог другу встать на ноги и повёл его к двери. Ему было безумно жаль Ричарда — хотя, конечно же, не так, как Волка.

— Нет… болен… лихорадка… я не могу…

В окно летели камни.

Ричард вздрогнул и повис на плече у Джека.

Загрохотал дикий хохот. Собаки выли и дрались между собой.

Джек увидел, что бледное лицо Ричарда стало ещё бледнее, и встревожился. Но он был недостаточно быстр, чтобы воспрепятствовать Ричарду войти в комнату Рауля Гарднера.

Ричард распахнул дверь комнаты соседа, и Джек, не сдержавшись, воскликнул:

— Смотри, что это?

В комнате все было перевёрнуто вверх дном. Стулья валялись по углам; на портрете Элдера Тейера были выколоты глаза, а голову его венчали рожки. На полу блестел разбитый стакан.

На лице Ричарда застыл ужас. Он не мог понять, как можно было допустить такое в школе Тейера, которая, как он считал, всегда славилась своей благопристойностью. Если подобное могло случиться…

— Кто это сделал? — сердито спросил он, и сам себе ответил: — Наверное, эти мерзавцы.

— Возможно, — ответил Джек. — Давай пойдём и посмотрим, что творится наверху.

— Зачем?

— Ну… может быть, мы найдём ещё что-нибудь. — Джек говорил просто, чтобы что-нибудь говорить. — Возможно, там остался ещё кто-нибудь нормальный, вроде нас.

Взгляд Ричарда, обращённый на Джека, кричал: «На самом деле я не хочу ни на что смотреть, но сейчас мои желания, похоже, не имеют никакого значения». Вслух же он сказал:

— Я не уверен, что смогу подняться по ступенькам. Меня всего трясёт.

— Нужно попытаться, — и Джек повёл его к лестнице.

Дойдя до второго этажа, они услыхали странный шум, разорвавший царившую в Нельсон-Хаузе тишину.

Выли и лаяли собаки — не одна, не десять, а сотни. Зазвонил колокол в церкви. Это сочетание звуков было непереносимо. Джек выглянул в окно. Одна из собак атаковала дерево. Две другие лаяли на памятник Тейера и пытались откусить бронзовую руку.

Джека всего передёрнуло.

— Пошли, Ричард!

И Ричард без возражений последовал за ним.

Второй этаж встретил их перевёрнутой мебелью, распахнутыми окнами, разбросанными пластинками и одеждой.

На третьем этаже было тепло и сыро; стоял густой туман. Когда они подошли к двери с табличкой «Душевая», стало жарко, как в сауне. Туман сгустился.

— Стой здесь и жди меня, — сказал Джек.

Ричард кивнул. Стекла его очков запотели, но он не пытался протирать их. Джек толкнул дверь и вошёл. Его одежда сразу же промокла под потоками горячей воды. Помещение было залито водой; все двадцать кранов были отвёрнуты, и все они были направлены на центр комнаты. Вода стекала в канализацию через отверстие в полу, но очень медленно.

Джек разулся и принялся поочерёдно закручивать краны. У него, конечно не было причин делать это, и он ругал себя за дурацкую потерю времени — но он тоже, как и Ричард, любил порядок.

Покончив с кранами, Джек вышел в коридор и не обнаружил там Ричарда.

— Ричард! — В груди у него что-то сжалось. — Ричард!

В воздухе висел тяжёлый туман. Тишина. Влажная, липкая тишина.

— Ричард, где ты, черт тебя побери?

— Я здесь, — рука Ричарда опустилась ему на плечо, и Джек вздрогнул от неожиданности.

Они сидели в комнате на третьем этаже, в комнате малышка по имени Альберт Хамберт. Ричард успел поведать Джеку, что хозяин этой комнаты — самый толстый мальчик в школе, и его прозвали Альберт-Окорок. В это было несложно поверить: в комнате скопилось великое множество всякой еды. Банки с едой перемежались коробками с мультфильмами, на которых было написано: «Любящая мамочка поздравляет сыночка с днём рождения».

«Некоторые любящие мамочки дарят своим деткам мультфильмы, а папочки покупают им рубашонки, — вяло подумал Джек, — и если в этом есть какой-нибудь смысл, то Джейсону известно, в чем он».

Они перекусили, и Джек занял наблюдательную позицию у окна, а Ричард снова уселся на кровать.

— Ты нервничаешь, — сказал он Джеку, — из-за того, что месяцами шатаешься по дорогам. Пора тебе вернуться домой, Джек.

— Лучше помолчи. Ты что, не видишь, что происходит вокруг?

Ричард облизнул пересохшие губы.

— Я нашёл объяснение этому. У меня жар. Ничего этого нет, и мне только кажется. Ну, а если нет, то… Тогда во всем виноваты наркотики. Ты никогда не пробовал наркотики, Джек? — В глазах его был неподдельный интерес. «Наркотики могли бы быть причиной твоих выдумок», — говорили они.

— Нет, — сердито ответил Джек. — Ты мне всегда казался реалистом, Ричи. Никогда не ожидал, что увижу момент, когда твои — твои! — мозги откажутся работать.

— Джек, но это…

Он не успел закончить — вдребезги разбив стекло, влетел камень.

33. РИЧАРД ВО ТЬМЕ

Ричард вскрикнул и поднёс руку к лицу; очки слетели с переносицы на пол.

— Слоут, высади его!

Джек встал. Гнев душил его.

— Нет, Джек! Отойди от окна! — попросил его Ричард.

У дороги стояло чудовище-Этеридж и смотрело на них.

— Пошёл вон! — крикнул на него Джек. В ответ Этеридж захихикал. — Приказываю тебе именем моей матери, Королевы!

Этеридж гримасничал:

— Она умирает, Сойер! Королева Лаура умирает, и твоя мать тоже умирает… умирает в Нью-Хэмпшире… Слоут! А где твой галстук?

Ричард принялся растерянно ощупывать шею, лицо его подрагивало.

— Как только ты отправишь своего гостя, мы уйдём, Слоут! И все станет как раньше! Ты ведь этого хочешь? Разве ты не любишь свою школу, Слоут?

Ричарду очень хотелось, чтобы все стало как раньше. И он любил свою школу. Он посмотрел на Джека. Он должен был на что-нибудь решиться.

Внезапно он вцепился Джеку в руку и заорал не своим голосом:

— Оно д-дотронулось д-до м-меня-а-а! Что-то дотронулось Д-ДО М-МЕ-НЯ-А-А-А…

Голова Ричарда покоилась на плече у Джека, и он, давясь слезами, рассказывал историю, которая давным-давно, много нет назад случилась с ним и его отцом. Однажды отец вошёл в туалет, и так долго не выходил оттуда, что Ричард начал беспокоиться. Наконец он не выдержал и пошёл к туалету. Он звал отца, но тот не отвечал. Ричард открыл дверь туалета — там никого не было… Он начал плакать. Внезапно чья-то зелёная рука дотронулась до его плеча, и в темноте злобно сверкнула пара жёлтых глаз… Потом все исчезло.

Отец вернулся в комнату через несколько часов, причём вошёл в неё не из туалета, а из коридорчика, где — Ричард это точно знал! — его быть не могло.

Мальчик не просил отца ничего объяснить ему, а сам старался не думать о случившемся. Прошло время, и он начисто все забыл. Вспомнилось ему это только сегодня, когда в школе Тейера начала происходить всякая чертовщина.

Джек надеялся, что после того, как Ричард излил ему душу, Слоуту-младшему должно стать легче. Но нет, друга колотила лихорадка, и он больше ни о чем не хотел ни говорить, ни слышать.

Джек уложил его в постель Альберта, затем разыскал в шкафу таблетку аспирина, напоил Ричарда, и тот через пять минут крепко спал.

К пяти часам вечера задремал и Джек. Когда он проснулся, было уже темно. Ричард тяжело дышал во сне и, казалось, не собирался просыпаться.

Как ему помочь? Нужно поскорее сматываться отсюда. Но как?

Хочет ли Джек на самом деле брать Ричарда с собой? Те, кто поджидает их на улице, явно так не думают, в этом Джек уверен.

«Пора, Джекки! Перелетай в Территории; бери Ричарда с собой. Этого они от тебя никак не ожидают».

Ричард проснулся, но лучше ему не стало. Его по-прежнему сильно лихорадило. Кроме того, он плохо видел без очков, а они разбились.

Джек ещё раз напоил его аспирином, и друг уснул до утра.

Утром Ричарду стало немного лучше.

Они подошли к окну. Слева высилось какое-то странное восьмиугольное сооружение.

— Что это, Ричард?

— Депо.

— Что значит «депо»?

— Само по себе это слово ничего не значит. — Ричард, не отрываясь, смотрел в окно. — Когда-то оно использовалось Спрингфилдскими железнодорожниками. Это было давно — то ли в восемнадцатом, то ли в девятнадцатом веке. Здесь проходила важная железнодорожная ветка, которая соединяла западное и восточное побережье.

Что-то всплыло у Джека в голове, повернув ход его мыслей.

— Западное побережье? — в его сознании отчётливо вспыхнуло слово: Талисман!

Спрингфилд был одним из трех или четырех крупнейших железнодорожных узлов… Узловая транспортная точка. Так вот почему волшебство Моргана так успешно именно здесь!

— Здесь было много всяких построек, среди них даже угольные шахты, — продолжал Ричард. — Сейчас от всего этого осталось только депо. Конечно, это не настоящее депо — слишком уж оно маленькое. Скорее это контора, где станционные служащие и путевые обходчики хранили свои вещи.

— А как помещение используется сейчас?

— Там находится маленький театр. Наш драматический кружок показывает в нем свои постановки.

— Интересно, дверь в него заперта?

— Конечно. Но почему…

Джек решительно встал и направился в двери.

— Пошли, — скомандовал он.

Ричард попробовал протестовать, но упоминание о поджидавших их на улице тварях заставило его решиться.

— Мы пойдём к депо, — прошептал Джек. — До него не более пятидесяти ярдов. Если оно не заперто, мы войдём в него. Если нас никто не заметит, то двинемся дальше, к калитке. Оттуда ведёт тропинка, и через четверть мили мы уже будем в городке.

— Ну что ж, я готов, — простонал Ричард.

— Тогда вперёд!

Они уже преодолели половину пути, как вдруг опять зазвонил колокол, и собачий хор отозвался на звон.

Их преследовали. Мальчики помчались к депо, держась за руки. Оглянувшись, Джек увидел огромного белого волка, явно вожака стаи, догонявшего их. «Это, наверное, старик из лимузина», — подумал Джек. За ним следовали другие волки и собаки… Внезапно Джек понял, что это не вполне волки и собаки; некоторые из них были наполовину трансформировавшимися мальчиками, другие — взрослыми мужчинами (очевидно, учителями).

— Мистер Дафри! — завопил Ричард. — (Эй, парень, ты видишь слишком хорошо для человека, лишившегося очков!) — Мистер Дафри! О, Боже!

Джек взглянул на предводителя школы Тейера — худого пожилого мужчину с седыми волосами, длинным носом и гибким телом обезьянки. Он кривлялся, глядя на мальчиков, и его пожелтевшие от никотина пальцы тянулись им вдогонку.

— Высади своего пассажира! — визжал Дафри. — Высади его, он слишком хорош для тебя!

«Что означает „пассажир“?» — подумал Джек.

Они с Ричардом, мальчики и учителя, волки и собаки — все мчались к депо.

— Джек, оно кусается! — кричал Ричард.

— Держись, Ричард! Держись!

Он подумал: «Все поменялось. Теперь Ричард — моё стадо. Я должен сберечь его. Да поможет нам Бог!»

«Пассажир — это тот, кто едет. А откуда может ехать пассажир? Конечно, из депо. Теперь мы с Ричардом станем пассажирами».

«Джек, чего происходит?» — стонал Ричард. — «Что ты делаешь? Прекрати это! ПРЕКРАТИ ЭТО! ПРЕКРАТИ!..» Джек не слышал его. Он внезапно почувствовал, что стал лёгким, как пушинка, и может перескочить… — нет, перелететь! — ограду, как те люди, с крыльями за спиной.

Там, наверху, свет и свежий воздух; там — радуга, радуга, радуга…

Итак, Джек Сойер переместился в Территории, покинув школу Тейера, где звонил колокол, и лай собак стоял в воздухе.

На этот раз он захватил с собой Ричарда, сына Моргана Слоута.

Вот так-то…

ИНТЕРЛЮДИЯ. СЛОУТ В ЭТОМ МИРЕ. ОРРИС В ТЕРРИТОРИЯХ (III)

Вскоре после того, как Джек и Ричард исчезли из Тейера, туда въехал Морган Слоут. Он припарковал машину, потом достал из кармана коробочку с кокаином и нюхнул немного. Через несколько минут мир стал гораздо ярче и живее. Отлично! Он подумал о том, каково могло бы быть действие кокаина в Территориях!

В два часа ночи к Моргану в Беверли-Хиллз примчался Гарднер, разбудил его и рассказал о происшедшем. В Спрингфилде в это время была полночь. Голос Гарднера дрожал; он боялся, что Морган разгневается из-за того, что он упустил Джека Сойера.

— Этот мальчишка… этот плохой, гадкий мальчишка…

Слоут не рассердился. Напротив, он был очень спокоен.

Что ж, значит, не удалось. Не удалось здесь — удастся там.

Он постарался поскорее выпроводить Гарднера, затем лёг на кровать, закрыл глаза… и открыл их уже Морганом из Орриса.

Сейчас он уже не лежал, а сидел на заднем сиденьи Экипажа, которым управлял человек по имени Андерс. Они направлялись на запад — к границе, к месту под названием Пограничное Депо.

Экипаж тряхнуло, и Морган выругался.

Они добрались до пограничного Депо — школы Тейера — ещё перед рассветом. Если мальчики ещё там, то их будет несложно захватить; если же нет — их поджидают Взорванные Земли. Жаль, что с ублюдком Сойером сейчас находится Ричард, жаль… Ничего, Оррис потерял своего сына и пережил это.

Джек, перемещаясь из одного мира в другой, всегда оставался самим собой; Слоут, напротив, всегда заканчивался там, где начинался Оррис. Ему всегда везло, но Сойер был ещё более везучим.

— Скоро твоё везение закончится, дружок! — сказал про себя Оррис.

Он закрыл глаза и вытянул руки; почувствовал, как ноет изуродованная нога… Открыв глаза, он был уже Слоутом и лежал в своей комнате на кровати, глядя в потолок.

Через час он выехал из дому. В Спрингфилд.

— Могу я чем-нибудь помочь вам?

— Что? — Слоут увидел подростка-старшеклассника — светловолосого и высокого.

— Я — Этеридж, сэр. Сегодня я дежурный. Вы выглядите несколько… растерянным.

— Все в порядке. Просто здание этой школы вызывает у меня разные воспоминания. Я здесь не впервые, мистер Этеридж. В Тейере учится мой сын, Ричард Слоут.

Этеридж на мгновение задумался, потом его взгляд прояснился.

— Ну конечно же! Ричард!

— Мне бы хотелось сперва побеседовать с предводителем…

— Думаю, это возможно. У него сейчас нет занятий, — Этеридж улыбнулся и пошёл дальше.

Слоут подошёл к Нельсон-Хаузу. В глаза ему бросились разбитые стекла. Одно, другое… Он почувствовал страх: неужели два мальчика сумели переместиться отсюда в Территории? Последовать за ними?..

Но зачем? Если они в Территориях, то могут быть только во Взорванных Землях, и оттуда им не выбраться. Там их встретит Осмонд со своим ужасным сыном. Беспокоиться не о чем.

Он оглянулся — не наблюдает ли кто за ним — и вошёл в депо.

Запах пыли, спёртый воздух… Он вспомнил, что в Тейере это помещение отводилось под школьный театр.

Слоут закрыл глаза и вновь открыл их. Теперь он был и Территориях. Обстановка в помещении несколько изменилась. Напротив стоял стол, на нем — погасшая лампа. Три тарелки…

Слоут (точнее, Оррис) шагнул вперёд, слегка подволакивая ногу.

«Кто же ел из этих тарелок? Андерс, или Джейсон, или Ричард… мальчик, который мог бы быть Раштоном, если бы мой сын был жив?..»

Раштон утонул, когда плескался в пруду возле Большого Дома. Это случилось во время пикника. Оррис с женой много выпили. Было жарко. Их дитя играло на берегу. Уделив некоторое время сексу, Оррис с женой уснули на солнышке. Орриса разбудил детский крик. Раштон был в воде. Сын умел немного плавать «по-собачьи», достаточно, чтобы некоторое время продержаться на плаву… Оррис бросился в воду, но проклятая нога мешала, и это стоило сыну жизни. Мальчик пошёл ко дну, когда Оррис был совсем близко. Оррис сумел вытащить его, но… Раштон был весь синий, и почти сразу же умер.

Через шесть недель Маргарит покончила с собой.

Через семь месяцев после этого маленький сын Моргана Слоута тонул в бассейне. Но Ренер успел выловить его, и дыханием «рот-в-рот» спас Ричарду жизнь.

«Боже, упокой его душу», — подумал Оррис и вдруг вздрогнул. На полу, в углу лежал старик Андерс, служащий депо. Возле него валялась бутылка, из которой на пол лилось вино. Старик похрапывал, потом вдруг глубоко вздохнул…

Оррис без сожаления смотрел на Андерса. Ему придётся умереть! Слоут, как всегда, планировал убийство, а Оррис его осуществлял. Именно Оррис в теле Моргана Слоута пытался убить Джека, когда тот был ещё грудным младенцем. Именно Оррис наблюдал за убийством Фила Сойера в Юте (так же, как он наблюдал за убийством его двойника, наследного принца Филиппа Сойтеля, в Территориях).

У Слоута был вкус к крови, но не хватало смелости — поэтому все, что он, Слоут, планировал, совершал Оррис.

«Мой сын умер, и все же он жив. Сын Сойтеля умер — сын Сойера все ещё жив. Но это можно исправить. НУЖНО исправить! Вам не видать Талисмана, друзья. Вы оба умрёте в местечке, которое является радиоактивной копией Оутли. Боже, спаси их души!»

Он хотел было разбудить старика Андерса, но тут до его слуха донеслось ржание. Это наверняка Осмонд. Отлично! Вот он пусть и займётся старым мерзавцем, забывшем о долге.

Оррису не хотелось допрашивать старика: он и так прекрасно знал, что тот может рассказать.

«Ребята, вы едете навстречу собственной смерти», — удовлетворённо подумал Оррис, а потом ему в голову пришла ещё более приятная мысль: «Они ведь, возможно, уже мертвы!»

— Отлично, — подумал он и закрыл глаза.

Секундой позже Морган Слоут вышел из депо. Он шёл и продумывал свою поездку на западное побережье.

Он поедет в маленький калифорнийский городок Пойнт-Венути. Но вначале он отправится на восток — нанести визит Королеве…

— Морской воздух будет мне полезен, — вслух сказал он.

Мотор чихнул, и автомобиль рванулся с места, унося своего владельца. На восток.

34. АНДЕРС

Джек внезапно понял, что, хотя он все ещё бежит, теперь он бежит по воздуху, как герой мультфильма, падающий вниз с высоты двух тысяч футов. Но здесь не было двух тысяч футов. Он сообразил, что земли вообще не видно, и несколько футов просто пролетел, не помогая себе ногами. Его догнал Ричард, и они заскользили по воздуху вместе.

— Смотри, Джек, — кричал Ричард. — Смотри на волка! Смотри на мистера Дафри! Смотри!

— Прекрати, Ричард! — вопли приятеля испугали Джека больше, чем все предшествующие события. Ричард, казалось, помешался. — Прекрати! Все в порядке! Они ушли!

— Смотри на Этериджа! Смотри, Джек!..

— Ричард, они ушли! Оглянись же вокруг, черт тебя побери!

Сам Джек оглянуться не мог, но знал, что прав: воздух был спокойный и чистый, вокруг царила безмолвная тёплая ночь.

— Смотри, Джек! Смотри, Джек! Смотри!..

А вдруг Ричард и всамом деле сошёл с ума? Джек глянул в его лицо и со всего размаха ударил приятеля по щеке.

Ричард повернулся на полуслове и отпрянул от Джека.

— С тобой все в порядке, Ричард?

Тот удивлённо взглянул на Джека:

— Ты ударил меня, Джекки!

— Да, извини. Но только так можно успокоить человека, впавшего в истерику.

— У меня не было истерики! У меня никогда не было истерики и моей…

— Ричард оборвал себя и оглянулся: — Волк! Где он, Джекки?

— Если мы сумели перебраться через забор, он уже не догонит нас!

Ричард не мог понять, что забор, о котором он говорит, остался в другом мире. Джек потянул друга за руку.

— Волка нет, Ричард.

— Как?

— Мы сумели сделать это.

— О чем ты говоришь?

— О Территориях, Ричард. Мы в Территориях! Мы перелетели! — «А ты, дурачок, не хотел верить мне», — подумал Джек, вытирая колено. — «В следующий раз, когда я захочу прихватить с собой кого-нибудь, я лучше возьму младенца, который верит в существование Санта-Клауса и Бабы-Яги».

— Это же смешно, — медленно сказал Ричард. — Территорий не бывает, Джек.

— Если их не бывает, то почему же нас не съел огромный белый волк? Или твой собственный чёртов предводитель?

Ричард открыл рот, чтобы ответить, а затем вновь закрыл его. Он оглянулся вокруг с некоторым вниманием (во всяком случае, Джеку так показалось). Джек сделал то же самое, радуясь тёплому чистому воздуху. Морган и его команда придурков могли появиться здесь в любой миг, но сейчас было невозможно не восхищаться сказочным перемещением в здешние места.

Теперь они были в поле. Высокая желтеющая трава, перемежающаяся колосками — не пшеница, но что-то вроде неё, — слегка колыхалась под дуновением ветерка. Справа виднелось деревянное строение; перед ним горел факел. Пламя было очень ярким. Здание, как заметил Джек, представляло собой восьмигранник. Позади факела на земле лежало что-то металлическое с яркими отблесками от факела. И вдруг Джек понял, что это…

Это были железнодорожные рельсы.

И Джек подумал, что знает, куда эти рельсы должны вести.

На Запад.

— Пойнелл, — позвал он.

— Я не хочу туда идти, — ответил Ричард.

— Почему?

— Происходит слишком много странных вещей, — Ричард нервно облизнул губы. — В этом здании тоже может быть что-нибудь такое… например, собаки. Сумасшедшие люди. — Он опять облизнул губы. — Насекомые.

— Говорю же тебе, мы в Территориях! Все странное и ненормальное осталось в другом мире. Здесь чисто. Разве ты не чувствуешь это?

— Территорий не бывает, — упрямо повторил Ричард.

— Оглянись вокруг.

— Нет. — Голос Ричарда стал тоньше и плаксивее, чем обычно.

Джек указал рукой на траву.

— Взгляни на это!

Ричард отвернулся.

Джеку захотелось хорошенько врезать ему. Но вместо этого он сосчитал про себя до десяти и стал взбираться на холмик. Он увидел, что одет так же, как и прежде в Территориях, а на шее у него висит огромный красный медальон. Точно такой же медальон он обнаружил на шее у Ричарда. Пальто мистера Майлса П.Кигера превратилось в подобие мексиканского пончо. «Я одет так, что могу выступать в труппе Тако Белл», — подумал он и улыбнулся.

Как только Джек направился к холмику, Ричард впал в панику.

— Куда ты идёшь?

Джек посмотрел на Ричарда и вернулся. Он положил руки на плечи друга и посмотрел ему прямо в глаза:

— Мы не можем здесь оставаться. Кто-нибудь из них мог заметить, что мы перелетели сюда. Я не знаю, способны они последовать за нами или нет. Но точно знаю, что мы должны уходить отсюда. И покончим с этим.

— Я знаю, мне все это снится…

Джек кивнул в сторону деревянного строения:

— Ты можешь идти, а можешь остаться. Если хочешь остаться здесь, то я вернусь за тобой, когда обследую местность.

— Ничего этого нет, — не слушая его, бубнил Ричард. — У меня лихорадка. У меня бред. Как ты попал в мой бред, Джек?

— А почему бы тебе и впрямь не остаться здесь, Ричи? Если ничего этого нет, тогда не о чем переживать.

Он вновь двинулся вперёд, думая о том, сколько ещё предстоит выдержать таких странных диалогов с Ричардом.

На полпути к холмику Ричард догнал его.

— Я вернусь за тобой, — сказал Джек.

— Я знаю. Просто я подумал, что плохо идти одному.

— Тогда держи рот на замке, если мы встретим кого-нибудь. Мне кажется, кто-то смотрит на нас из центрального окна.

— Что ты собираешься делать?

Джек улыбнулся.

— Рассказать очередную сказку. Только этим я и занимаюсь с тех пор, как покинул Нью-Хэмпшир.

Они подошли к крыльцу. Ричард дрожащей рукой сжал плечо Джека.

— Что?

— Ладно, все это сон, и я удостоверился в этом.

— Как?

— Мы с тобой говорим не по-английски. Мы говорим на каком-то другом языке и говорим превосходно, но это не английский.

— Да, — согласился Джек. — Странно, правда?

Он вновь двинулся вперёд, оставив Ричарда стоять с широко раскрытым ртом.

Через секунду Ричард присоединился к нему. Факел остался позади, и мальчики отбрасывали на крыльцо длинные колеблющиеся тени. Они подошли к двери. Она была старой и потемневшей, на ней едва просматривалась надпись:

ДЕПО

Джек поднял руку, чтобы постучать, но потом передумал. Нет. Он не будет стучать. Это не частное владение, судя по надписи; слово ДЕПО ассоциировалось у него с большим автобусным или трамвайным парком.

Он рывком открыл дверь. И тут же раздался неприветливый голос:

— Убирайся, дьявол! Убирайся! Я отправляюсь только утром! Клянусь! Поезд в сарае! Уходи! Я обещал, что поеду — и поеду! А сейчас оставь меня в покое!

Мальчики вздрогнули. Помещение было чистеньким, но весьма древним. На одной колонне висела табличка «СТАНЦИЯ ОТПРАВЛЕНИЯ», на другой — «СТАНЦИЯ ПРИБЫТИЯ».

Джек решил, что надписи были выполнены очень давно, потому что написаны они были мелом. Если бы это произошло только что, крошки мела валялись бы на полу.

Неподалёку стояли огромные песочные часы. Они были размером с бутылку из-под шампанского и наполнены зелёным песком.

— Оставь меня одного! Я же обещал, что поеду… Пожалуйста, Морган! Если не веришь мне, загляни в сарай! Поезд готов! Я клянусь, что он готов!

Кричал старый большой человек, всего на пару дюймов не достающий головой потолка. Ему могло быть лет восемьдесят. Лицо его украшала седая борода, от уголков глаз разбегались лучики морщин. На нем была белая кельтская куртка.

Джек быстро взглянул на Ричарда, когда старик упомянул имя его отца. Но Ричард, очевидно, ничего не заметил.

— Я не тот, за кого ты меня принимаешь, — сказал Джек, подходя к старику.

— Уходи! — кричал старик. — Ты — дьявол в человеческом обличье! Он готов, говорю тебе! А сейчас уходи!

На руке у Джека висел рюкзак. Он развязал его и нашёл то, что хотел — значок Капитана Фаррена, значок с Королевой на одной стороне и грифоном на другой.

Он положил значок на стол, и прекрасный профиль Лауры де Луизиан, так похожий на профиль его матери, стал виден истерически кричавшему старику.

Заметив значок, старик внезапно умолк. Его глаза округлились; он смотрел на Джека, как будто только что заметил его.

— Джейсон, — дрожащим голосом прошептал он. Голос дрожал не от страха, а от восхищения. — Джейсон!

— Нет, — сказал Джек. — Моё имя… — и тут он понял, что в этом странном мире его имя было не Джек, а…

— Джейсон! — старик рухнул на колени. — Джейсон! Ты пришёл! Теперь все будет хорошо, все будет хорошо!

— Эй, — отшатнулся Джек, — эй…

— Джейсон! Джейсон пришёл! Теперь Королева поправится, и все будет хорошо!

Странная реакция старика озадачила Джека, и он взглядом попросил у Ричарда поддержки. Но друг уже растянулся на полу и явно собирался спать, ни на что не обращая внимания.

— О, черт! — выругался Джек.

Старик, стоя на коленях, что-то бормотал. Ситуация приобретала комический оттенок. Из этого положения надо было как-то выходить.

— Встань, старый верный слуга! — сказал Джек. Он подумал, что у Христа и Будды были, вероятно, аналогичные проблемы. — Встань же!

— Джейсон! Джейсон! — не слышал его старик.

Джеком овладело чувство беспомощности. Он повторил:

— Встань! Встань на ноги! Достаточно!

Старик целовал его ноги в пыльных сандалиях.

«Я не знаю, читали ли они здесь, в Территориях, Роберта Бёрнса, но думаю, что они должны…»

«Чмок-чмок-чмок…»

— Хватит, я больше не могу! ВСТАНЬ! — заорал он, и дрожащий старик с трудом поднялся на ноги, избегая взгляда Джека.

Около часа Джек потратил на попытки завязать разговор со стариком — чтобы Андерс, как его звали, смог сказать что-нибудь более серьёзное, чем О-Джейсон-мой-Джейсон-как-велик-ты-в-своих-милостях. В то же время он начинал привыкать к оказываемым ему Андерсом знакам почтения. Он чувствовал себя не только Джеком, но и… КЕМ-то другим.

Но ведь он умер.

Да, это правда. Джейсон умер, и это устроил Морган из Орриса. Но, может быть, ребята наподобие Джейсона умеют воскреснуть?

Все это время Ричард спал, и это было хорошо, потому что Андерс много говорил о Моргане.

Когда-то здесь было последнее депо, и оно носило название Пограничного ДЕПО. Теперь это обиталище монстров.

— Как это? — поинтересовался Джек.

— Не знаю, — старик уставясь в темноту, раскуривал трубку. — Ходят разные истории про Взорванные Земли, но все они отличаются друг от друга, и все до одной начинаются словами «Я знаю человека, который встречал человека, который три дня находился на краю Взорванных Земель, и он рассказывал…». Но я никогда не слышал, чтобы история начиналась словами «Я три дня находился на краю Взорванных Земель…» Чувствуешь разницу, мой Господин Джейсон?

— Да, — медленно ответил Джек.

Взорванные Земли.

— Никто не знает, что это такое, верно?

— Не знаю, — сказал Андерс. — Но если хотя бы четверть из того, что мне известно, — правда…

— Что же ты слышал?

— Что там есть монстры, которые делают по приказу Орриса разные штуки. Что там есть огненные шары, которые скатываются с горы и опустошают землю. И если слишком близко подойти к такому шару, то человек может заболеть ужасной болезнью. Он потеряет волосы; все его тело покроется ранами; потом человека начнёт рвать, и будет рвать до тех пор, пока не разорвётся его горло…

Андерс встал.

— Мой господин! Почему ты так смотришь? Ты что-нибудь заметил в окне?

«Радиационное отравление», — думал тем временем Джек. — «Он не знает этого, но он описывает точные симптомы радиационного отравления».

Они изучали на уроках физики ядерное оружие и последствия его применения. Кроме того, Лили Кэвэней была активисткой Движения за ядерное разоружение, и эта проблема очень волновала Джека.

«Как точно, — подумал он, — связаны радиационное отравление и само название Взорванных Земель!» И он понял ещё кое-что: запад был первым местом на земле, где проводились ядерные испытания — ещё до Хиросимы. В Америке было немало правительственных земель, где состоялись подобные испытания — в штатах Юта и Невада.

Сколько же этого оружия хочет перенести сюда после смерти Королевы Слоут? Сколько уже перенёс?

— Ты плохо выглядишь, мой Господин! Ты побелел, как мел. Дать тебе воды?

— Все в порядке, — ответил Джек. — Сядь. И прикури свою трубку, она погасла.

Андерс вынул трубку изо рта, набил её и вновь посмотрел в окно; в глазах его читался страх.

— Но я скоро узнаю, правдивы ли эти истории, мой Господин…

— Как?

— Я уже провёл одну ночь во Взорванных Землях. Я должен отвезти дьявольскую машину Моргана из Орриса.

Джек удивлённо взглянул на него.

— Куда? К океану? К большой воде?

Андерс вяло кивнул.

— Да, — сказал он. — К воде. И…

— Что?

— И тут он встретит меня, и мы поедем вместе.

— Вместе — куда?

— К Чёрному отелю, — дрожащим голосом сказал Андерс.

«Чёрный Отель» — похоже на название мистического романа. И ещё… все это началось в отёле — в отёле «Альгамбра», в Нью-Хэмпшире, на Атлантическом побережье.

Был ли какой-нибудь отель в старо-викторианском стиле на берегу Тихого океана? Означало ли это, что его странное путешествие близится к концу? Был ли там такой же восхитительный парк, как в Альгамбре? Если следовать идее Двойников и двойственности…

— Почему ты так странно смотришь на меня, мой Господин?

— Я думаю.

Джек загадочно улыбнулся.

— И я хочу, чтобы ты меня перестал так называть.

— Как, мой Господин?

— Мой Господин.

— Мой Господин? — озадаченно спросил Андерс. Он не мог этого понять.

— Неважно. Расскажи мне все, что знаешь.

— Постараюсь, мой Господин, — ответил Андерс и приступил к рассказу.

Всю свою жизнь Андерс провёл в Пограничной Зоне. Он знал Моргана, потому что Морган был Господином Границы. Его настоящий титул, Морган из Орриса, имел не столько официозное, сколько практическое значение. Оррис являлся столицей Пограничной Зоны. Около пятнадцати лет назад к Моргану потянулись плохие Волки. Сначала это ничего не значило, потому что их было очень мало. Но позже Волков становилось все больше и больше, и, как слышал Андерс, с момента, когда Королева заболела, большинство Волков открыто присоединилось у Моргану. Кроме того, появились ещё другие — такие, которые одним своим видом могут свести с ума.

Джек вспомнил Элроя и вздрогнул.

— То место, где мы сейчас находимся, — оно имеет название?

— Нет, мой Господин, но люди называют это место Эллис-Брейк.

— Эллис-Брейк, — повторил Джек. (Что это: Иллинойс? Небраска?)

— Продолжай, — попросил он Андерса.

…Отец Джека имел шофёра, выезжавшего из Пограничного Депо. Его преемником стал Андерс. На востоке в это время происходили тревожные события: смерть старого Короля и последовавшая за ней короткая война. И, хотя война закончилась победой сторонников Доброй Королевы Лауры, тревожные события происходить не перестали. Казалось, на западе поселился дьявол.

— Я не уверен, что понял тебя, — сказал Джек, хотя сердцем все понимал.

— На западе, мой Господин. На краю земли. У кромки большой воды, куда мне предстоит ехать.

«Другими словами, это началось в том самом месте, откуда пришёл мой отец… мой отец, и я, и Ричард… и Морган. Старина Слоут».

Проблемы приходили из-за Границы. Они достигли Востока, и тут заболела Королева. Она была почти при смерти.

— А может, это неправда? — с надеждой в голосе спросил Андерс.

— Откуда мне знать?

— Разве ты не её сын?

Возникла долгая пауза, прерываемая шумным дыханием Ричарда. Казалось, даже сердце Джека на мгновение замерло.

Потом он ответил:

— Да… я ее сын. И это правда… она очень больна.

— Но она при смерти? — выдохнул Андерс.

Джек слегка усмехнулся.

— А это мы ещё посмотрим…

Андерс сказал, что когда начались неприятности, Морган из Орриса был никому не известным мелким помещиком — и ничего более.

Люди посмеивались над ним, но мало-помалу смех прекратился. Началось возвышение Моргана. Он взлетел наверх, как дьявольская звезда на небосклоне.

В далёкой Пограничной зоне политика не имеет особого значения, сказал Андерс. Жителей волновали только прибывшие сюда Плохие Волки. Но когда Волки перебрались в Другое Место, о них быстро перестали вспоминать.

Потом стали доходить слухи о том, что Волки и другие странные существа начали объединяться. Их предводителем был ужасный человек, всегда исчезавший после начала работы его команды. Андерсу как-то довелось его видеть. Но вскоре он снова исчез.

— А как его звали? — спросил Джек.

— Не знаю. Волки называли его Этот-С-Плёткой, а население звало дьяволом. Правы были и те, и другие.

— Как он был одет? Вельветовая куртка? Башмаки с пряжками?

Андерс кивнул.

— Он пах крепкими духами?

— Да! Да!

— А на хлысте был металлический наконечник?

— Да, мой Господин. Дьявольский хлыст. Он внушал нам ужас.

«Это был Осмонд. Это был Солнечный Гарднер. Он был здесь… потом Королева заболела и его призвали в летний дворец, где я впервые его увидел».

— Его сын, — спросил Джек. — Как выглядел его сын?!

— Ужасно. Один глаз его был выбит. Это все, что я помню. Он… он… его сына тяжело увидеть. Волки боялись его ещё больше, чем отца, хотя у него не было хлыста. Они говорили, что он тусклый.

— Тусклый, — повторил Джек.

— Да. Так они называют тех, кого тяжело видеть.

Андерс помолчал.

— Он был жестоким. Он любил издеваться над маленькими существами. Знаешь, я не люблю, когда пытают животных, а они кричат от боли.

Слова Андерса порождали в голове Джека множество вопросов, но для расспросов не хватало времени.

Андерс должен был ехать на запад. Скоро мог проснуться Ричард, и тогда он наверняка поинтересуется, кто такой Морган, о котором они говорят, а также кто тот тусклый парень, который напоминал его соседа по Нельсон-Хаузу.

— Они построили рельсы, — продолжал Андерс, — и рельсы эти ведут во Взорванные Земли. Завтра я поведу по ним поезд.

Он вздохнул.

— Нет, — сказал Джек. — Это будешь не ты. Это буду я. И он.

Джек указал на Ричарда.

— Джек! — сонно глянул на него Ричард. — О чем вы говорите? И почему этот человек стряхивает пепел на пол?

Андерс даже не повернул головы на голос Ричарда.

— Мой господин… конечно… но я не понимаю…

— Не ты, — повторил Джек. — Мы. Мы поведём поезд вместо тебя.

— Но почему, мой Господин? Почему?

— Потому что, — сказал Джек, — в конце рельсов находится то, что мне необходимо. Я надеюсь на это…

ИНТЕРЛЮДИЯ. СЛОУТ В ЭТОМ МИРЕ (IV)

Десятого декабря Морган Слоут сидел на неудобном деревянном стульчике возле кровати Лили Сойер, Он замёрз, и кутался в тёплое кашемировое пальто, засунув руки в карманы. Но настроение его было прекрасным. Лили умирала. Она уходила туда, откуда не возвращаются.

Она совсем не напоминала Королеву, лёжа в своей маленькой кровати. Болезнь поработала над ней, изменив лицо и состарив лет на двадцать. Вокруг глаз прорезались морщины. Она была укрыта многочисленными пледами и одеялами. Слоут знал, что пребывание Лили в Альгамбре было оплачено, потому что он и был тем человеком, который все это оплатил. Теперь она была в отёле просто гостьей. За ней ухаживали три сиделки, которых также нанял Морган.

Увидев, что она открыла глаза, он сказал:

— Ты выглядишь лучше, Лили. Я думаю, ты начинаешь поправляться.

Едва шевеля губами, Лили выдохнула:

— Не знаю, с чего бы это ты вдруг решил проявить человечность, Слоут.

— Но ведь я — твой лучший друг!

Теперь она широко открыла глаза, и в них было что-то такое, что не понравилось ему.

— Убирайся отсюда, — прошептала она. — Ты — бесстыдник.

— Я пытаюсь помочь тебе, и я хочу, чтобы ты это поняла. У меня с собой все необходимые бумаги, Лили. Единственное, что ты должна сделать — подписать их. Сделай это — и ты со своим сыном будете обеспечены всю жизнь. Я не собираюсь ни в чем ограничивать Джека. Ты говорила с ним?

— Ты же знаешь, что нет, — сказала она. Но не вздохнула при этом, на что он, откровенно говоря, рассчитывал.

— Я хотел бы, чтобы он был здесь.

— Обойдёшься.

— Думаю, я могу воспользоваться твоей ванной, — Морган встал. Лили, игнорируя его, закрыла глаза. — Надеюсь, он не попал в беду, — добавил он.

— Иногда с мальчиками на дорогах происходят ужасные вещи. — Лили не реагировала. — Происходит такое, о чем страшно подумать.

Он направился в ванную. Лили лежала под горой одеял, белая, как лист бумаги.

Слоут плотно захлопнул дверь ванной и открыл оба крана. Из кармана он достал двухграммовую коробочку, где лежал самый лучший сорт кокаина, который он сумел найти. Он разделил порошок на две половины и вдохнул одну из них, на пару минут задержав дыхание… подставил руки под струю воды, прислушиваясь к ощущениям в носу.

Потом умылся.

«Превосходный поезд, — думал он, — и этот превосходный поезд скоро повезёт нас с сыном…»

Он представил себе поезд, который был одинаковым в обоих мирах. Это — первое воплощение его длительного плана по внедрению современной технологии в Территории; первая попытка прибыть в Пойнт-Венути с этим полезным грузом.

Пойнт-Венути! Как сладостно звучали эти слова! Малыш Джек Сойер должен быть невероятно удачлив, чтобы добраться до Пойнт-Венути. Однако, если это случится, Джек найдёт там Чёрный Отель, и… вполне возможно, что тогда он унесёт с собой Талисман. А если так…

Если так — все складывается прекрасно.

И Джек Сойер, и Талисман окажутся разрублены пополам. Джек добудет для него Талисман. Добудет для него силу. Славу.

Чтобы отпраздновать этот вывод, Слоут достал коробочку с кокаином и шумно втянул в ноздрю оставшуюся половину.

Чихая, он вошёл в спальню, Лили была немного оживлённее, но это не огорчило его; скоро произойдёт то, о чем он давно мечтает.

Она насмешливо взглянула на него:

— У дяди Слоута появились вредные привычки.

— А ты умираешь, — сказал он. — Что же лучше — мои привычки или твоё состояние?

— Побольше нюхай эту дрянь — и ты тоже скоро умрёшь.

Рассерженный её словами, Слоут грузно опустился на ступ.

— Ради Бога, Лили, поправляйся, — буркнул он. — И тогда увидишь, что в нашей сумасшедшей жизни это помогает. Не хочешь попробовать?

— Убирайся отсюда!

Слоут приблизил к её лицу коробочку с наркотиком.

Лили с трудом села на кровати и, как ядовитая змея, плюнула ему в лицо.

— Сука! — выругался он, вытирая лицо платком.

— Если ты не считаешь это постыдным занятием, то почему же спрятался в туалете, чтобы понюхать это? Не нужно отвечать. Лучше оставь меня одну. Я не хочу больше тебя видеть, Слоут. Убирайся.

— Ты хочешь умереть в одиночестве, Лили, — ухмыльнулся он. — В этом городке есть похоронное бюро, и оно с радостью предоставит тебе свои услуги. А твой сын будет убит, потому что не сумеет выдержать то, что его ждёт, и никто в этом мире не вспомнит ни о тебе, ни о нем. — Он скривил губы в презрительной гримасе, глядя, как её пальцы теребят край одеяла. — Вспомни Эгнера Дондорфа, Лили. Нашего клиента. Я читал о нем в «Голливудских новостях». Он попытался застрелиться, но промахнулся и теперь лежит в коме. И это может протянуться очень долго. У тебя и старины Эгнера есть много общего, как мне кажется.

Она отвернулась. Глаза её, казалось, запали ещё глубже.

— Мой сын собирается спасти мне жизнь, и ты не сможешь остановить его, — прошептала Лили.

— Ну-ну, не надо нервничать, — ответил Слоут. — Это мы ещё увидим.

35. ВЗОРВАННЫЕ ЗЕМЛИ

— Но ведь это опасно, мой Господин! — вскочил на ноги Андерс.

— Джек? — непонимающе спросил Ричард.

— Ведь это опасно и для тебя! — сказал Джек, глядя на старика.

Андерс покачал головой. Он выглядел как озадаченный пёс.

— Мы будем не в большей опасности, чем был бы ты. Вот что я имею в виду, — добавил Джек.

— Но, мой Господин…

— Джек? — переспросил Ричард. — Я спал, а сейчас проснулся, но мы все ещё находимся в этом странном месте; я, наверное, все ещё сплю… но я хочу проснуться, Джек. Мне уже надоел этот сон.

«Вот почему ты протираешь свои чёртовы очки», — сказал про себя Джек. Вслух же он сказал другое:

— Это не сон, Ричи. Мы как раз собираемся в путешествие по железной дороге.

— Что?!

— Мой Господин Джейсон, — вмешался Андерс. — Разве это необходимо? Разве необходимо тебе вести эту дьявольскую машину через Взорванные Земли?

— Вне всяких сомнений, — ответил Джек.

— Где мы сейчас находимся? — снова спросил Ричард. — Ты уверен, что они не преследуют нас?

Джек повернулся к нему. Ричард сейчас напоминал ему глупого щенка.

— Хорошо, — сказал он. — Я отвечу на твои вопросы. Мы находимся в Территориях, в местности под названием Эллис-Брейк…

— У меня раскалывается голова, — Ричард устало прикрыл глаза.

— И, — продолжал Джек, — мы собираемся ехать на поезде вместо этого старого человека через Взорванные Земли к Чёрному Отелю — или, во всяком случае, постараемся подъехать к нему как можно ближе. Вот как обстоят дела, Ричард. Хочешь — верь, хочешь — нет. А потом мы подумаем, как же нам избавиться от тех, кто нас преследует.

— Этеридж, — прошептал Ричард. — Мистер Дафри. — Он огляделся вокруг.

— Это неудачная шутка, Джек.

— Оставь свои замечания при себе, Ричард. Сейчас мы должны пойти и посмотреть, как управлять этим чёртовым поездом.

Сын Сойера и сын Слоута, сын Принца Филиппа Сойтеля и сын Моргана из Орриса. Джек взглянул на Ричарда: о Боже, он опять спит!

Внезапно Джеку пришла в голову мысль, и он обратился к Андерсу:

— Скажи у Моргана из Орриса есть сын?

— Был, мой Господин. Мальчика звали Раштон.

— И что произошло с Раштоном?

— Он умер, — просто ответил Андерс. — Морган из Орриса не смог быть отцом.

Вдвоём они разбудили Ричарда. Как мышонок из мультфильма, тот вновь открыл глаза, улыбнулся и попытался вновь заснуть.

— Еда, — настоящая еда. Разве ты не голоден?

— Я никогда не ем во сне, — ответил Ричард со свойственным ему рационализмом. — Хотя я действительно голоден. Джек, мы в самом деле поедем на поезде?

— Да.

— А ты умеешь управлять им?

— Вряд ли это сложнее, чем управлять моей игрушечной железной дорогой. Это сможем и ты, и я.

— Я вовсе не намерен пробовать. И вообще, я хочу домой.

— Лучше встань и поешь, — Джек взял Ричарда за руку. — Мы направляемся в Калифорнию.

Втроём они сидели вокруг маленького столика в тёплой уютной комнате. После вкусного ужина Андерс достал тяжёлую бутылку с красным вином, и они выпили по глоточку.

Андерс показал Джеку, как управлять поездом. И вот они с Ричардом несутся сквозь ночь к заветной цели.

Не прошло и часа с момента их отправления, но Джек увидел, что окружающий пейзаж начал меняться. Даже сквозь темноту было заметно, что сперва все вокруг стало жёлтым, а позже — красным. На горизонте вспыхивали светящиеся шары, никак не менее десяти футов в диаметре. После каждой такой вспышки воздух разогревался, и это ощущалось даже в идущем полным ходом поезде. Внезапно один светящийся шар вспыхнул прямо на их пути, как бы желая стереть Джека Сойера и Ричарда Слоута с лица земли. «Радиационное заражение», — подумал Джек.

Ричард спал. Он вскрикивал и стонал во сне:

— НЕТ! Я НЕ МОГУ ЕХАТЬ ТУДА!

Туда? Джек удивился. Куда это «туда»? В Калифорнию? Или есть на свете ещё какое-нибудь место, куда подсознательный самоконтроль не позволяет Ричарду направляться?

Тьма рассеялась, и наступило утро. Они ехали по Взорванным Землям, и их окружал ничем не примечательный пейзаж. То, что ночью казалось жёлтым и красным, имело самый обычный цвет. Только часто попадались деревья с обломанными ветками, напоминающими обрубленные руки. Иногда поезд проезжал мимо маленьких водоёмов; вода в них казалась чёрной, и только лягушки квакали вокруг. Джек подумал, что рыба в такой воде не прожила бы и часа.

Джек посмотрел вперёд в сторону горизонта, и замер в ужасе: горизонт был настоящим горизонтом: над ним возвышался силуэт какой-то головы, напоминающий лох-несское чудовище.

Ну как может над горизонтом возвышаться голова?! Хорошо, что Ричард спит и не видит этого.

Иногда попадались животные. Джек заметил крокодила с головой и руками человека, ползущего на горку. Потом в расщелину между двумя скалами вползла змея с головой червя. Встречались собаки-мутанты. Пролетала маленькая птичка с обезьяноподобной головкой и крыльями, заканчивающимися обыкновенными пальцами.

Но неприятнее всего была встреча с двумя неизвестными животными, пьющими из чёрного водоёма. У животных обнаружились длинные зубы и человеческие глаза. Голова напоминала свиную, лапы — кошачьи; лица покрывала шерсть. Как могли возникнуть подобные монстры? Только в связи с радиоактивными выбросами.

«Таким однажды может стать и наш мир, — подумал Джек — Какой ужас!»

Глаза Джека болели от напряжения, все тело ломило. Он сел на пол, облокотившись спиной на дверь и незаметно для себя уснул. Проснулся он от того, что Ричард теребил его за руку. Было время обеда.

— Джек, что с тобой?

— Все в порядке, — мальчик часто-часто заморгал глазами. — А как ты себя чувствуешь?

— Немного лучше. Только голова все ещё болит.

— Ты очень шумел, когда…

— Когда спал. Да, возможно, — Ричард помолчал, потом добавил: — Я знаю, что не сплю сейчас. Знаю, что мы едем на поезде. Знаю, что это место называется Взорванные Земли. Я понимаю, что мы в Территориях, и неважно, насколько все это невозможно. — Он поискал взгляд Джека. — Ты помнишь огромные песочные часы в депо? — Когда Джек кивнул, Ричард продолжил: — Когда я увидел их, то понял, что все это не выдумки. Эта вещь существует реально. Здесь все существует реально.

— Ты долго спал…

— Я ещё очень уставший, и в целом не очень хорошо себя чувствую…

— Ричард, я хочу спросить тебя. Есть ли причина, по которой ты боишься попасть в Калифорнию?

Ричард отрицательно покачал головой.

— Слышал ли ты о месте, называемом Чёрным Отелем?

Та же реакция. Он не сказал правду, понял Джек, но тут же к нему пришла уверенность, что нужно просто подождать. Возможно, до той поры, когда они доберутся до Чёрного Отеля. Двойник Раштона, Двойник Джейсона: да, вместе они смогут добраться до места заточения Талисмана.

Под скамейкой они разыскали ящик и, надеясь, что в нем найдётся что-нибудь съедобное, открыли его. То, что они обнаружили, потрясло обоих.

— Это «Узи», — сказал Ричард. — Израильские автоматы. Ужасное оружие. Любимая игрушка террористов.

— Откуда ты это знаешь?

— Я смотрю телевизор. А ты как думал?

Они поспорили. Джек считал, что автоматы нужно взять с собой; Ричард отказался.

— Мне дурно от одного их запаха. И потом — ты знаешь, как им пользоваться?

— Ладно, — Джек взял из его руки автомат.

И тут Джек увидел на холме со стороны Ричарда человекоподобную фигуру, крадущуюся по склону.

— Эй, — он не верил своим глазам. — Эй, Ричард!

— Что?

— Смотри! Что это? — Джек показал в сторону холма. Но теперь никакого движения он не заметил.

— Какая разница? — спросил Ричард. — И потом, я ничего не вижу.

— Тихо, — Джек увидел ещё один силуэт. — Их двое. Странно, откуда взялся второй?

— Странно, что они вообще откуда-то взялись, — ответил Ричард. — И я не думаю, что они хотят как-то повредить нам.

Джек сжал в руке автомат, и вдруг его сковал ужас: а вдруг у тех, кто сейчас находится на скале и, очевидно, подстерегает их, есть такое же оружие?

— Ричи, — сказал он. — Мне нужна твоя помощь.

— Что я должен делать? — голос его друга дрогнул.

— Возьми свой автомат и смотри в оба.

Он встал на колени, и Ричард последовал его примеру. Позади раздался долгий вопль, затем — молчание.

— Они знают, что мы видели их, — бросил Ричард. — Но где же они?

Ответ последовал немедленно. Один из силуэтов — человек? — вдруг бросился бежать по склону по направлению к поезду. За ним клубилась пыль. Он издавал вопли, как индеец, и что-то поднимал в руках. Над головами мальчиков засвистели пули.

— Я убью его, — сказал Джек, снимая автомат с предохранителя. Он поднял голову, прицелился и нажал на спуск.

Того, что произошло потом он никак не ожидал. Автомат запрыгал в его руках, как живой, производя оглушительные выстрелы. Запахло гарью. Бегущий человек замер, но не потому, что был ранен, а от изумления. Джек, наконец, догадался снять палец со спуска. Выстрелы прекратились.

Человек вновь побежал к поезду, громко топая ногами. Потом Джек увидел, что это не ноги, а огромные конструкции, напоминающие лыжи. Бегущий старался по мере возможности укрываться между деревьями.

Джек сжал «узи» обеими руками и сделал одиночный выстрел. Следом раздался щелчок и Джек понял, что у него кончились патроны.

Он схватил автомат Ричарда, прицелился и короткой очередью попытался попасть в стоящую на пути поезда тень, надеясь убить хотя бы это существо.

— Прикрывай меня, — крикнул Джек Ричарду и сунул ему в руки ещё один автомат.

— Хорошие детки, послушные детки, — раздался справа от них голос, и невозможно было определить, как далеко находится говорящий. — Остановитесь

— и я тоже остановлюсь. И вы отдадите мне автоматы. Вы слишком хорошо стреляете, как я посмотрю.

— Джек прицелился на голос и выстрелил.

— О, Боже, — простонал Ричард.

— Прекрасно, — сказал голос. — Сейчас хорошие мальчики остановятся.

Поезд мчался к говорящему.

— Не спускай пальца с курка, — прошептал Джек. — Сейчас начнётся…

Руки Ричарда дрожали. Он казался Джеку совсем младенцем.

Внезапно Джек вспомнил, как старик Андерс переживал, будут ли они в безопасности. Теперь он мог ответить на этот вопрос иначе. Что такое Взорванные Земли для мальчика, который сумел удрать от Смоки Апдайка?

Тишину разрезал ужасный грохот, и Джек прицелился в бегущее справа от поезда существо. Теперь можно было рассмотреть его лицо. Это было лицо дьявола — длинные зубы, крючковатый нос; голова напоминала змеиную. В одной руке существо сжимало нож. Джек нажал на спуск. Голова разлетелась во все стороны.

Брызнула кровь, попав на рубашку Джека.

— Я попал в него! Он умер!

— Как тебе это удалось?! — прошептал Ричард.

Джек взял его руки в свои и увидел, что они дрожат.

— Я люблю стрелять в тире, — ответил он, зажмурившись.

Он проснулся через двенадцать часов. Над Взорванными Землями вновь встало солнце. Больше никто им не встретился.

«Как могло случиться, — устало думал Джек, — что монстры узнали про автоматы? Или здесь, на западном побережье, никто не хочет связываться с поездом Моргана?»

Ничего этого Ричарду он не сказал.

К вечеру до Джека донёсся запах солёной воды.

36. ДЖЕК И РИЧАРД ИДУТ НА ВОЙНУ

Несмотря на протесты друга, Джек пересчитывал имеющееся в их распоряжении оружие: четыре автомата «узи», двадцать ящиков патронов, десять ручных гранат.

— Что ты хочешь делать со всем этим арсеналом? — спросил Ричард. — Ты что, собираешься воевать с целой армией?

— Что-то вроде этого, — ответил Джек.

Ещё один день подходил к концу. Сгущалась тьма. Они приближались к Калифорнии. Им с матерью иногда приходилось бывать в Калифорнии, — а вот Слоуты там отдыхали часто! — но он помнил слова Лили о том, что окрестности Мендосино и Саусалито похожи на Новую Англию.

«Так и должно быть. Странным образом я возвращаюсь к месту, где уже был когда-то».

Он был рад, что Ричард уснул. Теперь он мысленно разговаривал с другом.

«Хочу, чтобы ты кое-что знал, Ричи. Моргану известно, что я приближаюсь, и они планируют грандиозную встречу. Нас ждут его Волки, которые мечтают захватить все оружие, которое мы везём. И я думаю, мы должны удивить их».

«Конечно», — думал Джек, — «можно остановиться, не доезжая до цели, и обойти опасности как можно более окружным путём. Легче и безопаснее. Но все это тогда достанется Волкам. Разве можно такое допустить, Ричи?»

Сейчас они не просто мальчики. Они — коммандос. Они — мстители. Они отомстят за все: за то, что Джека пытали, за смерть Волка, за разрушение школы Ричарда и, наконец, за то, что Морган Слоут в Нью-Хэмпшире мучает его мать.

Пришёл час расплаты.

Джек крепко сжал в руке «узи» и почувствовал, что запах солёной воды усилился.

Утром Джеку удалось немного вздремнуть. Разбудил его голос Ричарда:

— Смотри, что-то впереди!

Перед тем, как взглянуть в указанном направлении, Джек оценивающе посмотрел на Ричарда: он надеялся, что при свете дня его друг будет выглядеть лучше, но нет… Ричард все ещё болен.

— Эй! Поезд! Привет, поезд! — раздался чей-то голос, похожий на рык, и Джек оглянулся. Они приближались к какому-то зданию. На крыше его стоял Волк, но все сходство с покойным другом Джека заканчивалось горящими оранжевыми глазами. Лицо оборотня носило отпечаток жестокости и глупости. Шерсть свисала клочьями. Он был одет в подобие униформы наёмника.

— Поезд! — кричал он, в то время, как расстояние между ним и мальчиками сокращалось. — Поезд!

— Джек, что это? — спросил Ричард, сжав руку Джека; голос его дрожал от страха.

— Это Волк. Один из Волков Моргана.

«Джек, ты произнёс его имя. Болван!»

Но времени думать об этом не было. Джек поставил палец на спуск автомата.

— Морган? Кто это — Морган? Какой Морган?!

— Не сейчас, — сказал Джек.

Он сосредоточился на отмеченной мишени — на Волке.

«Поезд Андерса! Прибывает! Поезд!»

Волк улыбался и протягивал к поезду руку. Внезапно улыбка исчезла:

— Эй, а где же старик? Волк! Где же…

Джек выстрелил, целясь в левый глаз Волка.

Вспыхнуло пламя. Волка отбросило назад, и он тяжело упал на землю.

— Джек! — лицо Ричарда было таким же диким, как и лицо Волка перед этим. — Ты имел в виду моего отца? Мой отец замешан в это?!

— Ричи, ты мне веришь?

— Да, но…

— Тогда оставь это. Оставь. Сейчас не время.

— Но…

— Возьми автомат.

— Джек…

— Ричард, возьми автомат!

Ричард нагнулся и взял один из лежащих «узи».

— Ненавижу оружие, — проворчал он.

— Знаю. Я и сам не особенно люблю его, Ричи. Но сейчас пришёл час расплаты.

Вокруг колеи высились стены. Из-за них доносились какие-то звуки, напомнившие Джеку репортажи о воинских учениях. Поезд мчался в полной тишине, но по обе стороны пути таилась опасность. Они подъезжали к воротам. Осталось не более пятидесяти ярдов.

— Тормози, Джек! — крикнул Ричард.

— Незачем. Мы проскочим сквозь ворота. Смотри, не наделай в штаны от страха.

— Джек, ты сошёл с ума!

— Я знаю.

Сто ярдов. Пятьдесят.

— Джек, ты не передумал?

— Нет. Осторожнее с автоматом, Ричи…

Двадцать пять ярдов.

Десять.

Пять…

Поезд пронёсся сквозь ворота, увлекая их за собой.

Ворота казались крепкими, к тому же их подпирали два здоровенных бревна. Поезд же не был слишком большим, а его батареи почти исчерпали себя. Ситуация была критической, и оба мальчика рисковали жизнью, но ворота имели ахиллесову пяту — они висели на старых, покрытых ржавчиной петлях.

Поезд, мчащийся со скоростью двадцать пять миль в час, сорвал ворота с петель и помчался дальше, толкая их перед собой. Падая, ворота придавили очередного беднягу Волка, и следующие несколько футов из-под створок выглядывали его ноги.

Джек внимательно смотрел по сторонам.

— Справа! — крикнул он Ричарду.

— Что делать? — крикнул Ричард в ответ.

Джек заплакал. Он оплакивал дядю Томми Вудбайна; неизвестного ему сына возчика; Ферда Янклоффа; Волка; свою мать; но больше всех — Королеву Лауру де Луизиан, которая также была его матерью. Он плакал, как Джейсон, и его голос дрожал, когда он отдал приказ.

— УБЕЙ ИХ!

И первым открыл огонь справа.

Они отбивались, как могли. Несметное количество Волков бросилось на поезд. Это были отборные воины, прошедшие пятилетнюю подготовку в «войсках» Моргана. Их было много, но они опоздали. Поезд уже мчался дальше, мимо казарм; мальчики отстреливались, и небезуспешно. Много Волков остались на шпалах позади поезда.

Со стороны Ричарда появилось странное существо, напоминающее аллигатора. Ричард прицелился, нажал на спуск, но ничего не произошло. Патроны кончились.

Аллигатор упорно полз за ними. В отличие от Волков, лицо его носило отпечаток разума.

Ричард размахнулся и бросил гранату, и тут же в панике завопил изо всех сил:

— Джек, ложись!

Джек сразу упал на пол, не глядя по сторонам. Ричард тоже, но перед этим увидел странную, почти комическую сцену: существо-аллигатор схватило гранату… и попыталось жевать её.

Раздался оглушительный взрыв. Аллигатора разорвало на мелкие кусочки. Земля вокруг была забрызгана кровью. Посреди кровавой лужи Ричард увидел оторванную ногу без башмака.

Паузы, возникшей после взрыва, оказалось достаточно, чтобы Ричард успел перезарядить автомат.

Джек увидел, что оставшиеся в живых четверо Волков в панике мечутся там, где ещё недавно были ворота. Они выли от ужаса. Джеку стало немного жаль их. Он поднял автомат и затем вновь опустил его, зная, что позже встретится с ними в Чёрном Отёле, зная, что совершает ошибку… но ошибался он или нет, он не мог сейчас выстрелить им в спину.

Внезапно со стороны казармы раздался высокий, почти женский голос:

— Выходите! Выходите, я сказал! Шевелитесь! Живее!

И свист хлыста.

Джеку был знаком этот свист. Он узнал и голос. Он узнал бы его где угодно. Из-за спин тех, кто оставался в казармах, вышли три фигуры. Лишь одна из них была человеческой — Осмонд, с хлыстом в одной руке и автоматом «стэн» — в другой. На нем был красный плащ и чёрные башмаки, забрызганные свежей кровью. Слева от него стояло козлоподобное существо, взглянув на которое, Джек сразу же узнал его. Это был ужасный ковбой из «Оутлийской Пробки». Это был Рэндольф Скотт. Это был Элрой. Он показал Джеку язык и скорчил гримасу.

— Убей его! — приказал Элрою Осмонд.

Джек попытался поднять автомат, но тот внезапно как бы налился свинцом. Осмонд — это было плохо, Элрой — ещё хуже, но то, что стояло рядом с ними, было просто кошмаром. Это была местная версия Рауля Гарднера, сына Осмонда, сына преподобного Гарднера. Существо это и в самом деле напоминало ребёнка, но ребёнка, изображённого пациентом клиники для умалишённых.

«Болен из-за радиоактивного излучения… Джейсон, я думаю, сын Осмонда однажды подошёл слишком близко к огненному шару… Джейсон… О, Боже… кто же был его матерью? Во имя всего святого, КТО ЖЕ БЫЛ ЕГО МАТЕРЬЮ?!»

— Убейте самозванца! — кричал Осмонд. — Спасите сына Моргана, но убейте Самозванца! Убейте Лже-Джейсона!

— Выходите, цыплятки! — к мальчикам приближался Элрой. Его хвост развевался на ветру. За ним следовал Рауль Гарднер. Позади бежал Осмонд.

Джек поднял «узи» и прицелился. В это время вскрикнул Ричард — и одновременно затрещал его автомат.

— Это Рауль! О, Джек, о, мой Бог, о, Джейсон, — это Рауль, это Рауль…

Автомат сделал ещё несколько выстрелов и замолк.

Рауль встрепенулся и, мяукая, помчался к поезду. Его верхняя губа приподнялась, обнажив длинные зубы. Джек подумал, что Рауль мог бы быть человеком. Но сейчас это был настоящий демон.

Внезапно Джек ощутил тепло. Сперва тепло… потом стало жарче. Что это? У него не было времени думать.

Ричард перезарядил автомат, и прицелился в Рауля.

— Не давай ему убить меня, Джек! Не давай ему убить меняааа…

Рауль булькал и мяукал. Его руки пытались схватиться за поручни. Джек заметил, какие жёлтые у него пальцы.

— Вернись! — кричал на сына Осмонд, в его голосе безошибочно угадывался страх. — Вернись! Он плохой! Он убьёт тебя! Все мальчики плохие! Вернись! Вернись!

Рауль не слушал его. Он сделал бросок вперёд, и Ричард вскрикнул от неожиданности, отпрянув в дальний угол кабины.

Рауль лез в кабину. Джек поднял автомат и выстрелил. Половина лица Рауля разлетелась вдребезги. Но он все ещё преследовал их, пытаясь ухватиться за мальчика своими скрюченными пальцами.

Вопли Ричарда и Осмонда слились воедино.

Внезапно Джек понял, что должен сделать. Он выхватил из кармана значок Капитана Фаррена. На солнце засверкал профиль Королевы.

— Во имя её! Прочь из этого мира! — выкрикнул Джек и ударил Рауля значком по голове.

Значок вошёл в голову чудовища, как нож в масло. По телу Рауля пробежала дрожь. Вокруг все накалилось от неведомо откуда взявшейся жары. Но Джек все давил и давил рукой на значок, глубже прорезая им голову монстра.

— Во имя Королевы и её сына! Пропади пропадом из этого мира!

На лице Осмонда застыл ужас. Рауль стонал; цвет его лица стал жёлтым потом чёрным. Он свалился на землю и замер без единого движения.

Осмонд схватился за голову.

— Несчастный! — кричал он, показывая пальцем на Джека. — Что ты наделал! Ты убил моего сына, моего мальчика! Я отомщу! Я убью тебя! Морган убьёт тебя! О, мой дорогой единственный сын! МОРГАН УБЬЁТ ТЕБЯ ЗА ТО, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ! МОРГАН…

Джеку почему-то вспомнилось, как сидели они с Волком на холме у ручья, и Волк рассказывал о своей семье. Было хорошо и спокойно… пока не появился Морган.

И сейчас Морган появился вновь — он не перелетел, а просто переступил в этот мир.

— Морган! Это…

— Морган, Господин…

— Господин из Орриса…

— Морган… Морган… Морган…

Звук нарастал. Волки выли, катаясь в пыли. Осмонд танцевал свой странный танец, ритмично хлеща кнутом землю:

— Плохой мальчишка! Сейчас ты поплатишься! Морган идёт! Морган идёт! Джек оглянулся и увидел Ричарда с гранатой в руке, похожего на мальчика, играющего в войну. Но это была не игра, и если Ричард увидит здесь своего отца, то испугается и может сойти с ума.

Джек подошёл к другу и крепко обхватил его руками. Внезапно он услышал голос Моргана:

— Что поезд здесь делает СЕЙЧАС, идиоты?

Он услышал стон Осмонда:

— Жалкий самозванец убил моего сына!

— Пошли, Ричи, — прошептал Джек. — Пора перелетать обратно.

Он закрыл глаза, сосредоточился… и наступил тот момент, когда оба перелетели.

37. РИЧАРД ВСПОМИНАЕТ

Они ещё слышали вопли Осмонда: «Плохие! Все мальчишки плохие! Аксиома! Все мальчишки! Плохие! Плохие!..»

Ричард вскрикнул. Друзья летели по воздуху. Потом Джек упал на землю. Голова Ричарда оказалась у него на груди. Джек, не открывая глаз лежал на земле, поддерживая Ричарда, прислушиваясь, принюхиваясь…

Тишина. Её нарушало щебетание двух-трех птиц.

Холодно. Запахи… словом, не такие, которые бывали в Территориях. Запахи сотен людей и сотен моторов. Его нос чувствовал все это даже здесь, в месте, где, как он слышал, не было машин.

— Джек! Все в порядке?

— Конечно! — Джек открыл глаза, чтобы понять, правду ли он сказал.

Сначала ему показалось, что это не Америка, а какое-то другое место. Или та же Америка, но на пару столетий позже. На рельсах все ещё стоял поезд, и он был таким же, как и раньше. Случилось нечто другое. Изменилась сама местность.

— Где мы? — спросил Ричард.

— Я не знаю, — ответил Джек, и добавил, высказывая свои худшие опасения: — Возможно, я сумел перенести нас в другое время. Вскоре они поняли, что никакого перелёта через время не состоялось. Их окружали бараки, увитые плющом. Перед одним из них стояла табличка с надписью:

НЕ ВЪЕЗЖАТЬ!

ПРИКАЗ ГОСУДАРСТВЕННОГО ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ КАЛИФОРНИИ.

НАРУШИТЕЛИ БУДУТ НАКАЗАНЫ!

— Джек, — сказал вдруг Ричард. — Я должен спросить у тебя кое-что, и прошу обязательно мне ответить. Я хочу спросить тебя…

«О, я знаю о чем ты хочешь спросить меня, Ричи!»

— Через несколько минут, — перебил его Джек. — Я отвечу на все твои вопросы. Но вначале надо сделать более важное дело.

— Какое дело?

— Это место напоминает военный лагерь.

— Вроде тех, где солдаты готовятся к третьей мировой войне?

— Да, вроде этого. Я собираюсь выгрузить из поезда оружие. Нет возражений?

— Пока нет.

Они внесли оружие в калитку. За ней высился колодец. Джек стал поочерёдно сбрасывать в него автоматы. Напуганные шумом птицы вспорхнули с веток и взволнованно защебетали над головами мальчиков.

Оставив большую часть патронов в поезде, они подожгли их и, отбежав на несколько десятков футов, упали в траву лицом вниз. Раздался оглушительный взрыв, к небу взлетел столб пламени. Поезд горел. Он него отлетали куски металла, очередями грохотали патроны…

Мальчикам повезло — их не зацепила ни одна пуля. Это прекрасно.

Хуже было другое. Они уже вышли за калитку, как вдруг Ричард произнёс:

— Моему папе не понравится, что ты взорвал его поезд.

Джек увидел, что его друг плачет.

— Нет, это ему совсем не понравится, — отвечая самому себе, подытожил Ричард.

Они прошли около двух миль. По пути встречались глубокие овраги и траншеи; иногда они натыкались на буреломы и груды поваленных деревьев.

«Это натворило землетрясение», — подумал Джек.

Укромное место, подходящее для тайн.

Они шли молча. Ричарду, казалось, было слишком трудно разговаривать… или, задавать вопросы.

Лишь пройдя довольно большое расстояние, Ричард слабым голосом окликнул приятеля:

— Эй, Джек!

Джек повернулся и увидел, что друг его падает, а лицо его приобретает мертвенно-бледный оттенок.

Джек подхватил его:

— О, Боже! Ричард!

— Через пару минут мне станет лучше, — Ричард учащённо дышал; глаза его были полуприкрыты. — Прости меня.

— Сможешь ли ты удержаться на моей спине? Я повезу тебя на себе.

«Как когда-то Волк», — подумал Джек.

Ричард был совсем не тяжёлым. Это происходило потому, что он сильно похудел за последнее время. Но Джеку было легко и по другой причине. Он знал: сейчас он совершает доброе дело.

— Я знаю этого человека, — внезапно заявил Ричард.

— Какого?

— Человека с хлыстом и пистолетом. Я уже видел его.

— Когда? — изумился Джек.

— Давно. Когда я был ещё ребёнком. Тогда, когда мне приснился этот… забавный сон в туалете, который, на самом деле, не был сном. Это был отец Рауля?

— Почему ты так думаешь?

— Да, это был он. Точно, — твёрдо сказал Ричард.

Джек остановился.

— Ричард, куда ведут эти рельсы?

— Ты знаешь, куда. В городок под названием Пойнт-Венути. — В голосе Ричарда звучали слезы. — И там есть Чёрный Отель. Я знаю это.

— Я тоже, — ответил Джек, и они пошли дальше. Туда, где таилось спасение его матери.

— Я знаю этого человека, — повторил Ричард. — Он приходил к нам в дом. Всегда к заднему входу. Он не звонил и не стучал в дверь. Он… скрёбся в неё. Он был очень высоким, и у него были белые волосы. Почти всегда он был в тёмных очках с зеркальными стёклами. Ещё когда я прочитал о нем в «Санди Рипотс», я подумал, что где-то видел его. Мой отец, прочитав заметку, чуть не выронил свой бокал и сразу же помчался куда-то. Только этого человека звали не Гарднер, когда он приходил к моему отцу. Его звали… дай вспомнить… что-то вроде Орлон…

— Осмонд?

Ричард кивнул.

— Да, именно так. Он приезжал раз в один-два месяца. Иногда чаще. Было время, когда он появлялся каждую ночь, а потом пропадал на полгода. Я всегда уходил в свою комнату, когда он появлялся. Мне не нравился его запах… его одеколон. Из-под этого запаха наплывал другой…

— Как будто он не мылся лет десять.

Ричард удивлённо посмотрел на Джека.

— Я тоже знал его как Осмонда, — пояснил Джек. В Территориях, ещё до встречи с ним в Индиане, как с Гарднером.

— Тогда ты видел и этого… это существо?

— Рауля? — Джек покачал головой. — Рауля там не было. Я не видел ни его, ни его американского двойника. Сколько тебе лет было, когда ты впервые увидел Осмонда?

— Около четырех. И эта история в туалете… ну, ты знаешь… ещё не произошла.

— А эта история… она произошла, когда тебе было пять лет?

— Да.

— Когда нам обоим было пять.

— Да. Можешь опустить меня на землю, я немного пройдусь сам.

Они молча шли по дороге. Джек вспомнил…

(Шесть, Джекки было шесть) …Именно тогда он случайно подслушал разговор отца и Моргана Слоута. А позже, в том же году, что-то появилось из темноты и дотянулось до него и его матери. Это было ни что иное, как голос Моргана Слоута. Морган звонил из Юты. Он, Фил и Томми Вудбайн уехали туда на три дня на охоту в ноябре. Там был ещё один приятель — Рэнди Гловер, — который всегда охотился с ними. Морган позвонил, чтобы сказать, что Фил убит каким-то охотником. Они с Томми вынесли его из леса. Фил был в сознании и попросил Моргана передать Лили и сыну, что он их любит. Через пятнадцать минут он умер.

Морган не убивал Фила; там был Томми и мог подтвердить, что все они стояли рядом, когда прогремел злополучный выстрел. Но, возможно, все было не так просто, и причиной смерти дяди Томми стало вот что: Морган Слоут устал бояться, что тот о чем-нибудь проболтается.

— Скажи, а этот человек приезжал тогда, когда наши отцы поехали на ту, последнюю охоту?

— Джек, мне было только четыре года…

— Нет, Ричи, не четыре, а шесть. И ты не мог забыть. Так приезжал он перед тем, как мой отец умер?

— Да, именно тогда он появлялся почти каждую ночь, — тихо ответил Ричард.

Джек жёстко сказал:

— Мой отец погиб на охоте в Юте, дядя Томми — в Лос-Анджелесе. Тебе не кажется, что смертность среди друзей твоего отца необычайно велика?

— Джек… — голос Ричарда дрожал. — Я… зачем ты так…

— Почему же ты не хотел хоть немного довериться мне?

— Я боялся, — тихо признался Ричард. — Я боялся, что если я буду думать об этом, то начну меньше любить отца. И я был прав, — Ричард закрыл лицо руками и заплакал.

Джек проклинал себя последними словами: зачем он сказал все это Ричарду! Ведь Морган — его отец!

Он приложил все усилия, чтобы успокоить друга. Он напомнил ему, что знание всегда поможет и что сейчас их важнейшая задача — найти Талисман. Нужно идти… идти в Пойнт-Венути.

Они медленно тронулись в путь. В Ричарде как будто что-то прорвало, и он начал вспоминать. Оказывается, он многое знал… Знал, например, о поезде, который принадлежал отцу, знал о военном городке — Лагере Готовности.

— Есть только одна вещь, которую мой отец велел никогда не говорить тебе — то, что из Лагеря Готовности в Пойнт-Венути ведёт прямая железнодорожная ветка. Когда-то здесь ходили троллейбусы, но потом машины вытеснили их. Отец приобрёл это место и перестроил его. Когда-то он даже прокатил меня по железной дороге к Пойнт-Венути. Это было давно, когда мы были ещё детьми…

Ричард помнил название мотеля, в котором они тогда остановились — «Королевский Мотель». Этот мотель находился неподалёку от гостиницы, которая очень интересовала его отца. Она была построена из дерева, но производила впечатление каменной. Старый чёрный камень.

— Мой отец называл её Чёрным Отелем.

— Твой отец купил её?

Ричард немного подумал и кивнул:

— Да. Но не сразу, потому что сперва на её двери висела табличка «Продаётся».

— И вы не останавливались в ней?

— Нет, никогда!

— А твой отец никогда не входил в неё?

— Как мне известно, нет. Мне кажется, он боялся.

— Боялся чего?

Ричард помолчал, задумавшись.

— Он каждый день подходил к ней, когда мы были в Пойнт-Венути. Подходил и стоял — час, два, три. Почти всегда он был один. Иногда к нему присоединялись его странные друзья.

— Волки?

— Кажется, да. Но они ещё больше боялись этого места, чем мой отец. Бывал там и Осмонд. Он тоже боялся… Однажды отец сказал: «Придёт время, и ты все поймёшь, Ричи». Я часто думал об этом месте, особенно, когда он добавил, что в отёле есть нечто, хранящееся там уже долгое время, и это «нечто» никто не должен видеть. «Только один человек в мире может коснуться этого рукой, но я не допущу, чтобы он даже приблизился сюда. Мне хотелось бы иметь это, но я даже не стану пытаться. Пусть лучше это лежит там, где лежит». Он назвал это «безрассудством Фила Сойера».

Джек даже не рассердился. Напротив, им овладело радостное возбуждение. Это был Талисман. Центр всех возможных миров — Американских Территорий, собственно Территорий, гипотетических «территориальных» Территорий… Универсальность, разноуровневый макрокосмос миров — все было в этом предмете. Конечно, он был безрассудством Фила Сойера, безрассудством Джека… Моргана Слоута… Гарднера… и, конечно, надеждой двух королев.

— Это что-то больше, чем Двойники, — сказал Джек. — Это триады… квадратуры… кто знает? Здесь Морган Слоут; там Морган из Орриса; возможно, Морган, король ада где-нибудь ещё. Но он никогда не войдет в отель!

— О чем ты говоришь, Джек?

— Понимаешь, некоторые вещи и некоторые люди не повторяются. Они… ну… исключительные. Таков Талисман. Таков я. У меня был Двойник, но он умер. И, очевидно, не только в Территориях, а и во всех остальных мирах. Я знаю это — я чувствую это! И мой отец это знал, вот почему звал меня Странником Джеком. Когда я здесь, меня нет там, когда я там — меня нет здесь. Итак же происходит стобой, Ричард. Твой Двойник в Территориях умер. Морган из Орриса — не твой отец, хотя и похож на него. Он не может войти в Чёрный Отель. Но он знает, что могу войти я, и он хотел бы, чтобы ты был на его стороне. Для возможности помешать мне.

Ричард начал дрожать.

— Джек, я не смогу выйти туда, — тихо сказал он, но друг не слышал его. Он уже шёл вперёд.

«В середине декабря 1981 года мальчик по имени Джек Сойер стоял у кромки воды, держа руки в карманах джинсов, и смотрел на тихоокеанскую ширь. Ему было двенадцать лет, и он был необыкновенно красив для своего возраста. Он думал о своей умирающей матери, о друзьях, отсутствующих и присутствующих, и о мирах, известных и неизвестных ему».

«Я прошёл мой путь, — думал он. — От побережья до побережья. Странник Джек Сойер».

На глаза навернулись слезы. Он был здесь — Талисман; он был близко.

— Пойдём, — сказал Джек Ричарду, — я думаю, мы почти пришли. И они бок о бок пошли по дороге, ведущей в Пойнт-Венути.

38. КОНЕЦ ПУТИ

С тех пор, как Джек рассказал Ричарду о Талисмане, он и сам поверил в то, что это правда: Талисман знал, что они идут. Он чувствовал это все время, и сейчас чувство усилилось. Как будто гигантский магнит притягивал его к себе. Талисман казался Джеку чем-то большим, огромным. Маленький предмет не может обладать такой силой.

И Джек думал, сможет ли он поднять и унести что-то настолько монументальное. Талисман был заключён в магическом неприступном старом отёле, его трудно будет взять. Джек ощутил прилив сил; он надеялся, что не ослабеет до встречи с Талисманом.

— Мы войдём в этот отель, Ричард, — говорил он другу. — Ты и я. Вместе. Я ещё не знаю, как мы это сделаем, но уверен, что у нас получится. И никто не сможет помешать нам. Помни это.

Ричард полуиспуганно, полупризнательно посмотрел на него.

— Ты имеешь в виду моего отца?

— Я имею в виду кого угодно, — ответил Джек не совсем искренне. — Пойдём же.

— Но как я должен понимать тебя? Я не хочу…

— Ты уже достаточно много понял, Ричи, — сказал Джек.

И Ричард слегка улыбнулся в ответ.

Немного позже Ричард устал, и Джек опять посадил его на себя верхом.

— Не бойся, дружище, — сказал он. — Я позабочусь о тебе. Теперь ты — стадо.

— Что?

— Никто не сможет принести тебе вреда, включая и тебя самого.

Они прошли ещё немного, и им стали попадаться деревья, какие растут в Территориях. Деревья жадно тянулись к ним ветками-руками, корни опутывали ноги; по земле полз липкий шёпот: «МАЛЬЧИК! Здесь МАЛЬЧИК! НАШ мальчик здесь».

Хотя был полдень, небо пожелтело, как старая фотография в газете. Солнце скользило за тучами, изредка поглядывая, словно оранжевый фонарь. Талисман манил Джека все сильнее.

«Яиду ктебе», — думал Джек, и с каждым шагом силы его возрастали. Он убирал со своего пути ветки и переступал через шевелящиеся корни. — «И если мне придётся пройти через сотни различных миров, я пройду этот путь.»

Через несколько минут Джек Сойер впервые входил в Пойнт-Венути.

39. ПОЙНТ-ВЕНУТИ

Пойнт-Венути лежал в долине, прямо у берега океана. Его окружала деревянная стена, за которой виднелись металлические конструкции — видимо, фабрика, но людей там не было. Ветер поднимал пыль на пустых парковочных стоянках. Внешне Пойнт-Венути казался пустынным, но Джек знал, что это не так. Морган Слоут и его когорта поджидали прибытия Странника Джека и Рационалиста Ричарда. Талисман манил Джека, звал его, и он послушно шёл вперёд.

Две вещи бросились в глаза: длинный «кадиллак» с зажжёнными задними фарами и какое-то движение над крышей фабрики.

«Пойнт-Венути сейчас был наиболее опасным местом во всей Северной и Южной Америке», — подумал Джек, — «но это не сможет остановить их на пути к цели».

Ричард с трудом поспевал за ним. Он еле волочил ноги.

— Не представляю, как смогу дойти. Я умираю от усталости. — Он растеряно посмотрел на Джека. — Что происходит со мной, Джекки?

— Не знаю, но я знаю, как это прекратить.

Он надеялся, что говорит правду.

— Это сделал со мной мой отец? — спросил несчастным голосом Ричард. — Очень уж похоже на вирус или что-нибудь в этом роде. Это сделал мой отец?

— Думаю, что если и да, то не нарочно.

— Не верю, — сказал Ричард.

— Скоро все кончится. Мы почти у цели.

Внезапно Джек почувствовал себя так, словно ему дали волшебный меч. Никто в Пойнт-Венути не сможет остановить его. Он шёл своим путём, с ним был Ричард, и все непременно будет хорошо.

Внезапно перед ними возникло четыре или пять деревьев-хищников из Территорий. Они тянули к ним ветки, пытаясь схватить за одежду. Джеку показалось, что когда он в первый раз осматривал дорогу, этих деревьев не было. Их корни вылезли из земли и извивались, как змеи.

«НАШ мальчик? НАШ мальчик?»

Мальчики перешли на другую сторону дороги, но одно из деревьев вдруг совершило фантастический прыжок и вновь возникло у них на пути.

«МОЙ, МОЙ, МОЙ, МОЙ МАЛЬЧИК! Д-А-А-А-А!!»

Рыдающий звук возник в воздухе, и Джек на мгновение подумал, что Морган из Орриса мчится сюда из другого мира, чтобы стать Морганом Слоутом, но вместо отца Ричарда деревья вдруг сгрудились посреди дороги и попадали, как подстреленные животные.

Когда Джек смог связно думать, он сказал:

— Деревья-камикадзе. Я думаю, все в Пойнт-Венути несколько более дикое, чем везде.

— Из-за Чёрного Отеля?

— Конечно, но ещё и из-за Талисмана. — В десяти ярдах он опять увидел несколько деревьев. — Здесь все смешалось — хорошее и плохое, чёрное и белое.

Джек взглянул на деревья, и ему показалось, что они склонили кроны, как бы прислушиваясь к его словам.

«Весь этот город — как большой Оутли», — подумал Джек. Странник пройдёт через него; но если здесь есть туннель, то Джек войдёт в него только в крайнем случае. Не хотелось бы встретить в Пойнт-Венути кого-нибудь вроде Элроя.

— Я боюсь, — сказал позади него Ричард. — Джек, если деревья умеют прыгать, то что может ждать нас дальше?

— Не бойся, — ответил Джек — Я заметил, что даже когда деревья движутся, они не могут перемещаться очень далеко. Их может обогнать даже такой индюк, как ты.

Когда-то Пойнт-Венути, был по-видимому, чудесным курортным городком, но эти времена давно прошли. Теперь город походил на Оутлийский туннель, и Джек должен был пройти через него.

В небе вспыхнули красноватые маленькие огоньки — вспыхнули и погасли. «ДЖЕЙСОН, ТЫ НУЖЕН МНЕ», — шептал ему Талисман.

Джек поискал глазами отель. Он каким-то чудом переместился из конца улицы влево, на склон.

— Я не дойду туда, — сказал Ричард.

Джек, глядя на отель, положил руку Ричарду на плечо. Отель владычествовал над Пойнт-Венути. В нем был Талисман, и Талисман звал его.

— Он растёт, Джек, — выдохнул Ричард. — Отель, он растёт. Это невозможно, но только что он был меньше.

— Ничего невозможного, — ответил Джек, хотя и сам был потрясён.

— Я боюсь, — сказал Ричард, а Талисман проговорил-пропел: «Джейсон, ИДИ ЖЕ!»

Путь им опять преградили деревья. Одно из них цепко схватило Ричарда за руку, и только невероятные усилия Джека помогли другу вырваться на волю.

«ДЖЕЙСОН, ИДИ ЖЕ, ИДИ ЖЕ!..»

Ричард совсем ослабел, и теперь Джек все время нёс его на себе. Он улыбался, сам того не замечая: им овладело чувство триумфа. Он мог бы пронести Ричарда всю дорогу до Иллинойса, если бы этот великий поющий предмет, заключённый в отёле, приказал ему сделать это. Джек подумал: «Здесь так темно потому, что эти миры соединяются вместе, как будто происходит наслоение кинокадров».

Он почувствовал присутствие людей ещё до того, как он увидел их. Джек знал, что они не нападут на него. Они только смотрели. Из окон, из-за углов, с чердаков — они смотрели на него в страхе и недоумении.

Ричард на его спине задремал, и слегка похрапывал во сне.

Они проходили мимо обшарпанных двухэтажных домишек. На одном из них вдруг вспыхнули буквы: «ТЫ СЕЙЧАС УМРЁШЬ!»

Джек пообещал себе, что не станет заглядывать в окна.

— Дитя, — закричала вдруг какая-то женщина. — Милое дитя Джейсон!

Джек посмотрел на неё, и она отпрянула от окна.

«ИДИ, ТЫ МНЕ НУЖЕН, — пел Талисман. — ТЫ ПРАВ, САМОЕ ГЛАВНОЕ — ВЕРИТЬ».

Взойдя на холм, он увидел копошащихся внизу людей. Они что-то высматривали, пользуясь биноклями. Джеку пришло на ум первое впечатление от королевского летнего дворца. Люди, снующие, как муравьи…

Тут он похолодел: ему вспомнилась Королева.

В поле зрения появился Гарднер. Он отдавал приказы, не переставая высматривать кого-то.

Джек затаил дыхание.

— Мы оказались в любопытном положении, Ричард, — прошептал он другу.

— Впереди нас ждёт отель, вдвое увеличивший свой размеры, а позади — самый ненормальный человек в мире.

Он снова улыбнулся и стал спускаться к берегу.

40. СМОТРИТЕЛЬ НА БЕРЕГУ

Подходя к склону горы, Джек споткнулся и упал на траву, увлекая за собой Ричарда. Они поднялись и увидели, что прямо перед ними раскинулся берег океана. Гонимые ветром волны набегали на тёмный песок. Джек посмотрел налево. Возле отеля он увидел комплекс одноэтажных построек, над которым высилась табличка «КОРОЛЕВСКИЙ МОТЕЛЬ».

К нему направлялся Солнечный Гарднер в обществе нескольких человек в чёрных костюмах. «Он не знает, что я уже здесь», — понял Джек.

Люди в чёрном, а также водители неведомо откуда взявшихся лимузинов — все глазели в направлении горы. Джек поблагодарил судьбу за везение — ещё пять минут назад он был бы легко обнаружен своим преследователем.

Ему были видны сейчас только два верхних этажа отеля. До отеля оставалось не более двадцати футов, но для этого нужно было пересечь заливчик.

«ИДИ СЮДА, ИДИ ЖЕ!» — звал Талисман.

Убедившись, что их никто не видит, мальчики перебежали от подножья горы к самой кромке воды, преодолев открытый участок берега.

И тут прозвучал голос, смутно знакомый голос; и Джек внезапно узнал его.

— Джек Сойер, — звал голос. — Сюда, сынок.

Голос принадлежал Смотрителю Территорий.

— Иду, — Джек увидел, что Смотритель скрывается за высокими камнями, стоящими в воде.

— Пойдём, Ричи. Здесь Смотритель.

— Смотритель? — Ричард отпрянул назад так быстро, что Джек забеспокоился.

— Я не вижу его. И я так устал…

— Садись ко мне на спину.

Подползая к Смотрителю, он услышал усиленный громкоговорителем голос Гарднера:

— ИЩИТЕ! И ДОКЛАДЫВАЙТЕ КАЖДЫЕ ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ!

— Смотритель! — прошептал он, смеясь от радости. Но смех улетучился при одном только взгляде на старика; надежда уменьшилась ровно наполовину.

Потому что Смотритель выглядел ещё хуже, чем Ричард. Гораздо хуже. Из одежды на нем были только шорты, и вся кожа Лестера была изъедена страшной болезнью, напоминающей проказу.

— Присаживайся, Странник Джек, — пригласил он мальчика; булькающий звук вырвался из его груди. — Мне нужно многое сказать тебе, так что слушай внимательно.

— Что с тобой? То есть… Боже, Лестер… могу я что-нибудь сделать для тебя?

— Приготовься слушать, и не беспокойся обо мне. Я не слишком хорошо выгляжу, чтобы показываться на глаза, но достаточно хорошо, чтобы сказать тебе все, что нужно. Отец твоего приятеля немного поохотился за мной. Он будет охотиться и за своим сыном. Он не хочет, чтобы его дитя шло в отель. Но ты взял его с собой. Ты сделал это.

Смотритель перевёл дыхание.

— Ты хороший мальчик, — посмотрел он на Джека. — Перед тобой лежит дорога, и ты пройдёшь её.

— Как там моя мама? Расскажи мне. Она ещё жива?

— Ты скоро сам сможешь поговорить с ней, и увидишь, что все в порядке, — ответил Смотритель. — Но сначала добудь это, Джек, потому что иначе она умрёт. Умрёт и Королева Лаура. При королевском дворе её уже почти считают мёртвой. И все они боятся Моргана. — Его лицо помрачнело. — Потому что они знают, что Морган спустит шкуру с каждого, кто сейчас не на его стороне. Осмонд и его банда повсеместно распускают слухи, что она уже мертва. А если Королева умрёт, Странник Джек, если она умрёт… — Он опустил голову: — Тогда в обоих мирах начнётся чёрный террор. Чёрный террор. Сделай же это, сынок. Сделай это. Ты можешь. Больше ничего не остаётся.

Джек не спросил старика, что он имеет в виду.

— Я рад, что ты понял, сынок. — Смотритель прикрыл глаза и уронил голову на грудь.

— Талисман ждёт тебя, — после паузы продолжил он. — И я подожду тебя здесь.

— Но как я доберусь до него? Подход к воротам охраняется, а переплыть с Ричардом я не смогу.

— Садись верхом, — Смотритель держал теперь в руках старую лошадку с карусели. — Ты помнишь, как её зовут?

В памяти Джека всплыло имя: «Серебряная Леди».

Смотритель кивнул.

— Достань Талисман, Джек. Вот все, о чем я прошу.

— Гостиница построена так, что над водой нависает её балкон. Скачи прямо туда. Ты откроешь большое окно — и попадёшь в столовую. Там и ищи Талисман. И не бойся его, сынок. Он ждёт тебя и сам опустится тебе в руки.

— А эти мерзавцы не будут преследовать меня?

— Ну, они как раз не могут войти в Чёрный Отель. Не бойся, и помни, что я тебе сказал.

Мальчики вскочили на лошадку и сорвались с места. Вдогонку им неслись разъярённые крики Гарднера, в этот момент поднявшегося на холм и заметившего их:

— ЛОВИТЕ ЕГО! УБЕЙТЕ ЕГО! ТЫСЯЧА ДОЛЛАРОВ ТОМУ, КТО СНИМЕТ С НЕГО ГОЛОВУ!

Лошадка несла мальчиков над водой. Талисман пел, он звал Джека. Они добрались до лестницы, ведущей к балкону. Теперь нужно было суметь подняться по ней наверх. Первым полез Ричард, и его тут же постигла неудача. Руки сорвались со скользкой перекладины и он полетел вниз. Не долетев до края воды, он зацепился курткой за металлический крюк, выступающий из стены здания.

— Помоги мне, Джек!

— Давай руку!

Джек перелез с лошадки на лестницу и подал Ричарду руку. Ричард схватился за неё обеими руками.

— Сейчас я вытащу тебя. Постарайся не дрыгать ногами. Ты готов?

— Да.

Джек потащил Ричарда наверх. О, каким тяжёлым казался ему сейчас его друг! Через две секунды Ричард Слоут стоял на перекладине.

— Я не пойду дальше, — сказал он. — Иначе я совсем свалюсь. Мне плохо, Джек!

— Осталось совсем немного, Ричи. Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Я помогу тебе.

Ричард подтянулся на руках и ухватился за следующую перекладину. Джек, оценив взглядом высоту лестницы, прикинул, что она составляет не менее тридцати футов.

— Теперь переставляй ноги, Ричард!

Ричард медленно поднял одну, потом вторую ногу. Внезапно Джек понял, что друг теряет сознание. Он попытался удержать его, но не смог, и Ричард полетел вниз, в бурлящую тёмную воду.

ИНТЕРЛЮДИЯ. СЛОУТ В ЭТОМ МИРЕ (V)

Королевский мотель пустовал уже около шести лет, и пах так, как пахнут здания, где давно никто не живёт. Слоут не любил этот запах ещё со времени смерти своей бабушки. Ему не хотелось бы, чтобы этот запах омрачил момент его триумфа.

Хотя это, конечно, не имело значения.

«Ричард уже мёртв. Мой сын мёртв. Он уже никогда не приедет в „Агинкорт“ — Чёрный Отель. Он мёртв. Джек Сойер убил его, и я вырву его глаза за это».

— Я убью его, — прошептал Морган.

Внезапно он подумал о своём отце.

Гордон Слоут был лютеранским священником в штате Огайо. В детстве Морган панически боялся его. Молодой Слоут уехал в Йельский колледж не за знаниями; это было место, где его папаша не мог до него добраться. С первого же дня учёбы Моргана власть отца над ним исчезла, и он мог делать все, что ему заблагорассудится.

Но сейчас Морган думал не об этом. В голове у него звучали слова: «Что больше может потерять человек, если он уже потерял собственного сына?»

Внезапно этот запах — запах-пустого-мотеля, запах-бабушки, запах-смерти — защекотал у него в носу, и оба Моргана — Слоут и Оррис — испугались.

«Что больше может потерять человек…»

Как сказано в «Книге Правильного Хозяйствования», «человек, принёсший в жертву… своё семя…»

«Что больше может потерять…»

«…будет проклят, проклят, проклят…»

«…человек, если он потерял своего сына?..»

Умер. Один сын умер в том мире, другой — в этом.

Твой сын умер, Морган. Умер в воде. Ты не можешь спасти его. Не можешь…

«Что больше может потерять…»

Внезапно к нему пришёл ответ.

— Он принёс большую пользу миру, — вскрикнул Морган и рассмеялся. Через десять минут к дому подъехал автомобиль. Морган подошёл к окну и увидел Гарднера, выходящего из машины.

Через секунду тот скрёбся в дверь. Морган увидел его безумный взгляд и подумал, что это может значить, — хорошее или плохое.

— Морган! — стонал Гарднер. — Открой мне, мой Господин! Новости! У меня новости!

Морган открыл дверь.

— Полегче! — сказал он. — Полегче! Гарднер!

— Они пошли в отель… с берега… идиот пропустил их… в воде… мы поймаем их в воде…

— Помедленнее, — успокоил его Морган. Он закрыл дверь и, достав из кармана коробочку, протянул её Гарднеру. «Кокаин успокоит его», — решил Морган.

Они вошли в отель — ну что же… Морган уже видел в сознании силуэт деревянной лошадки.

— Мой сын… — протянул он. — Что сказали люди, был он с Джеком или нет?

— Никто не знает. Кто-то говорит, что видел его, кто-то — что нет.

«Неважно. Если он не умер раньше, — умрёт сейчас. Ему достаточно один раз вздохнуть в этом месте, и этого будет достаточно».

Глаза Гарднера увлажнились. Пружина, сжимавшаяся внутри него, ослабла.

Единственное, что огорчило Моргана — это рассказ Гарднера о присутствии на берегу старого негра. Он задумался.

«Талисман. Талисман — это…

Ключ?

Нет, конечно, нет.»

Не ключ, а дверь; запертая дверь между ним и его судьбой. Он хотел не открывать эту дверь, а разрушить её, чтобы она не смогла появиться вновь.

Когда Талисман будет разбит, все миры станут его мирами.

— Они вошли туда, Гард, и мой сын уже никогда не выйдет оттуда. Ты потерял своего сына, Гард, а сейчас я теряю своего.

— Сойер! — рявкнул Гарднер. — Джек Сойер! Джейсон! Это…

— Хватит! Теперь слушай меня, Гард.

— Да, мой Господин.

Глаза Гарднера-Осмонда были переполнены внимания.

— Мой сын никогда не выйдет из Чёрного Отеля, и я думаю, что и Сойер не сможет выйти оттуда. Отлично, что на самом деле он не Джейсон — это наверняка убьёт его, или сделает безумным, или отправит за сотни миров отсюда. Но он может и выйти, Гард. Да, может. Ты говоришь, старый негр был на берегу?

— Да.

— Лестер, — сказал Морган, а Осмонд добавил: — Паркус.

— Он умер? — безразлично поинтересовался Морган.

— Не знаю. Думаю, что да. Послать к нему людей, чтобы добили?

— НЕТ! — быстро сказал Морган. — Нет, но мы собираемся оказаться невдалеке от него. Ты… я… все мы. Потому что если Джек выйдет из отеля, то сразу пойдёт туда. Он не бросит своего старого дружка на берегу, верно?

Теперь Гарднер начал понимать.

— Нет, — оскалился он, — конечно, нет.

— Тогда пойдём, Гард, — приказал Морган. — Пойдём на берег.

41. ЧЁРНЫЙ ОТЕЛЬ

Ричард Слоут не умер, но когда Джек вытащил его из воды, он был без сознания.

«Кто теперь стадо? — спрашивал в голове Джека Волк. — Будь осторожен, Джекки! Волк! Будь…»

«ИДИ КО МНЕ! — звал Талисман. — ИДИ КО МНЕ, И ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО…»

Он взял Ричарда на руки и пошёл к одному из тех окон, о которых говорил Лестер. Окно было зашторено, и на шторе была надпись:

«ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ»

Потом надпись изменилась, и он прочитал:

«ОНА УЖЕ МЕРТВА, ДЖЕК, ТАК ЗАЧЕМ ЖЕ?»

Внезапно в голове прозвучал голос его матери:

— Никто не сможет тебя заставить решиться, только ты сам. Ты сделаешь что-то, если ты действительно хочешь это сделать.

— Ладно, мамочка, — сказал Джек и слабо улыбнулся, хотя его голос дрожал. — Для тебя. Надеюсь, кто-то оценит это.

С Ричардом на руках он ступил в столовую Чёрного Отеля.

У него возникло ощущение, что какая-то сила препятствует его продвижению, но он сделал усилие, и через секунду ощущение пошло.

В комнате не было темно; там царил полумрак из-за зашторенных окон. Джек вздрогнул и вдохнул в себя запах пустоты.

Но здесь было нечто, чего Джек боялся.

Потому что это место не было пустым.

Что именно здесь было, он не знал, но знал, что Слоут не сможет войти сюда, да и никто другой. Воздух был тяжёлым и неприятным, как медленно действующий яд. Здесь гуляла смерть. Джек не мог объяснить своих ощущений словами, но он чувствовал, что все Талисманы в мире не защитят его от того, что ему здесь угрожает. Его вовлекали в странный ритуал, значения которого он пока не понимал.

Он был наедине с собой.

Что-то скользнуло по его шее. Это был большой паук, висящий на паутине. Джек увидел его глаза. Он не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь паучьи глаза раньше. Джек пытался обойти его, но паук следовал за ним. Мерзкая тварь извернулась и прыгнула на лицо Ричарда, стараясь залезть к нему в рот.

Джек выхватил из кармана темно-зелёный кусок мрамора, и паук, шипя, отбежал от мальчика.

Джек вложил в руку лежащего без сознания Ричарда мрамор, поцеловал друга в щеку, и пересёк столовую. В дальнем конце её были запертые двери. Когда Джек подошёл к ним, двери зашипели:

«Ты боишься Слоута, и плохих Волков, и оборотней, и тренеров, которые на самом деле не тренеры… Мы же не боимся ничего. Они ничто для нас. Морган Слоут для нас — не более, чем муравей. Он живёт всего двадцать лет, и это меньше, чем время между двумя нашими вздохами. Нас интересует только Талисман — связь всевозможных миров. Все, что ты ищешь, ты найдёшь за нами».

Джек открыл двери. За ними была лестница. Он поднялся на второй этаж и попал в огромную биллиардную. Здесь должно быть то, что ему нужно.

— Беги! Джек, беги! — шептали стены. — Эта штука убьёт тебя! БЕГИ! БЕГИ!

Он не мог бежать. Он мог умереть, но не мог бежать — потому что постыдно спасаться бегством. Что-то хватало его за руки, пытаясь задержать, но он упрямо рвался вперёд.

«Я не вор, — сердито подумал Джек. — Эта штуки может убить меня, но я не убегу. Потому что я не вор.»

— Я не убегу! — закричал он, и эхо прокатилось по всему отелю. — Я не вор! Слышите меня? Я иду за тем, что принадлежит мне, и Я НЕ ВОР!

Если оно собирается действительно убить меня, то умрёт моя мать, умрёт Ричард; и Слоут победит…

«ДЖЕК!» — кричал голос Смотрителя.

«ДЖЕЙСОН!» — кричал голос Паркуса.

«Где медиатор? Воспользуйся им! Воспользуйся, пока не поздно! ПОКА НЕ ПОЗДНО!»

Джек достал из кармана медиатор, и в этот момент перед ним вспыхнули тысячи огоньков, слились воедино — в радугу — и очертили лицо… лицо Лауры де Луизиан.

(Лицо Лили Кэвэней-Сойер).

— Во имя Королевы, ты, недоношенный ублюдок! — кричали они вместе — но этот крик был криком всего существа Джека-Джейсона.

— Убирайся из этого мира! Во имя Королевы и её Сына — убирайся!

Джек высоко поднял медиатор в руке — и все исчезло, осталась только пустая биллиардная, и здесь он надеялся увидеть то, что так долго искал.

42. ДЖЕК И ТАЛИСМАН

В своей спальне в Альгамбре Лили Кэвэней-Сойер внезапно отложила книгу, которую читала. Ей показалось, что она слышит чей-то голос — нет, не чей-то, а Джекки! — и этот голос зовёт её. Она прислушалась, но ничего больше не услышала. Джека все ещё не было, рак пожирал её понемногу, и через полтора часа она должна была принять очередную таблетку, чтобы притупить боль.

Иногда ей хотелось принять все эти большие коричневые таблетки одновременно, тогда её страдания прекратились бы.

Удерживало её от этого только то, что у неё был Джек — она так хотела вновь увидеть его, что сейчас ей даже почудился его голос.

— Ты — старая сумасшедшая корова, Лили, — сказала она сама себе, и сжала сигарету в тонких прозрачных пальцах. Потом сделала две затяжки и погасила её. Вновь раскрыла книгу, но читать не смогла, потому что слезы душили её, текли по щекам, и она хотела бы выпить все таблетки одновременно, но сперва хотела увидеть его вновь, своего Странника Джека, его сияющие глаза и ясный лоб.

«Возвращайся домой Джекки, — думала она, — пожалуйста, поскорей, возвращайся домой, или мы никогда не увидимся. Пожалуйста, Джекки, прошу тебя…»

Она прикрыла глаза и постаралась уснуть.

«ДЖЕЙСОН! КО МНЕ!» — пел Талисман, и мальчик послушно шёл на голос.

Во многих мирах Чёрный Отель был всего лишь чёрными развалинами — в мирах, где высохли моря и окаменело небо.

Эти миры сейчас проходили у него перед глазами, как мелькают берега, когда ты плывёшь на моторной лодке.

«ДЖЕК! ДЖЕЙСОН! — звал Талисман сквозь все эти миры. — КО МНЕ!»

И Джек шёл к нему, и это было подобно возвращению домой.

Дорогу ему преградил рыцарь в чёрных доспехах.

Джек испугался и выставил перед собой медиатор Смотрителя.

— Я не собираюсь связываться с тобой, — сказал Джек. — Лучше уходи отсюда…

Чёрная фигура взмахнула булавой, и та с огромной силой ринулась вниз. Джек успел отскочить. Булава врезалась в пол и выбила несколько половиц.

Рыцарь вновь занёс булаву. На этот раз удар вскользь пришёлся по левой руке мальчика, и он чуть не взвыл от боли.

«Все волшебство в ТЕБЕ, Джек! Ты ведь знаешь это!»

— Лучше бы тебе уйти, рыцарь!

Рыцарь на мгновение замер.

— Прости, мой мальчик… это ты мне?!

Булава просвистела вновь.

Внезапно к Джеку пришла уверенность.

— Убирайся! Именем Королевы приказываю тебе!

Под шлемом вспыхнул красный свет, и внезапно шлем оказался в руках Джека, потому что больше ему не на чем было держаться: рыцарь исчез.

Мальчик положил пустой шлем на пол и двинулся дальше.

В то время, когда Джек уничтожил чёрного рыцаря, Солнечный Гарднер бросил взгляд на берег. Он услышал глухой взрыв, как будто под отель был заложен динамит. В ту же секунду вспышка света осветила «Агинкорт», и все небесные светила — луна, и звезды, и планеты, и метеориты — все внезапно замерло.

— Морган!

Морган не оглянулся. Он смотрел на лежащего в двадцати футах от них Смотрителя Лестера, старину Паркуса. О, как он ненавидел этого человека, верного слугу Королевы! Паркус лежал на песке лицом вниз, из ушей его струилась кровь.

Моргану хотелось надеяться, что Паркус ещё жив, но умом он понимал, что старик мёртв уже не менее пяти минут.

— Морган! — вновь окликнул его Гарднер.

— Ну? Что?!

— Смотри! Смотри на крышу отеля!

В это самое мгновение земля качнулась у них под ногами и вновь замерла. Морган решил сначала, что ему это показалось. «Никогда никаких землетрясений в Индиане не было», — думал он.

Из окон отеля вырвался столб света.

— Что это значит, Морган? — испуганно спросил Гарднер. — Он, наверное, убил охранников. Я знаю, что это звучит глупо, но думаю, что именно это и произошло…

Губы его дрожали.

— Мы победим, Гард, — твёрдо сказал Морган. Если он и любил кого-нибудь в своей жизни, кроме своего погибшего сына, то это был этот человек. Они прошли долгий путь, как Морган из Орриса и Осмонд — и как Морган Слоут и Роберт Гарднер.

— Мы победим, — повторил он. Он много лет ждал этого момента; его расчёты верны. Джек выйдет из отеля с Талисманом в руках. Эта вещь даёт необычайную власть… но она очень хрупкая.

— Мы разделаемся с ним, когда он выйдет. В любом мире. Пока мы вместе… Дрожащие губы немного успокоились. — Морган, конечно, я…

— Помни, кто убил твоего сына.

Гарднер разразился проклятиями в адрес Джека, но Морган прервал его.

— Помни об этом, и хватит. Мы сможем остановить его, нужно просто посмотреть, по какой дороге он пройдёт. Он будет нести в руках то, что уже многие годы мешает нам.

Ослепительный белый свет вспыхнул сразу во всех окнах отеля — свет тысячи солнц. Окна засверкали как хрусталь бокала.

Двое сообщников помчались к берегу, где собирались подстеречь Джека.

Джек медленно подошёл к тому, что так долго искал. Талисман, слабо покачиваясь, висел над его головой.

Это был хрустальный гранённый шар трех футов в диаметре; его украшала бриллиантовая корона. «Это целый мир, — подумал Джек. — Целый мир — ВСЕ миры — в микрокосмосе. Это — ось всех возможных миров».

Талисман пел, вращался, вспыхивал.

Джек стоял под ним, чувствуя, как силы вливаются в него, подобно тёплому дождю. Он ощущал огромную радость; он смеялся, закрыв лицо руками.

— Иди ко мне, — восклицал он, и превращался в Джейсона.

— Иди ко мне, — вновь восклицал он и превращался опять в Джека Сойера.

Талисман дрожал в воздухе.

— Иди ко мне!

И Талисман начал опускаться.

Итак, после многих недель поисков, тяжёлых переживаний, потери и обретения друзей, после многих суток без сна и ночей, проведённых в чистом поле, после встречи с демонами и оборотнями — Талисман пришёл к Джеку Сойеру.

Мальчик рассматривал его, и мальчика не покидало чувство единения миров. Какова на самом деле в нем доля Джейсона? Какова — Джека? Очевидно, у Джека действительно был Двойник, иначе он исчез бы от прикосновения к этому сияющему шару.

— Не переживай, Джек, — прошептал тёплый и ясный голос.

Он держал его в руках — шар, мир, все миры, добро, тепло и славу; все теперь стало другим.

«Ты сейчас держишь в руках ось единства миров, Джек! — это был голос его отца. — Не урони его, сынок. Не урони!»

43. НОВОСТИ ОТОВСЮДУ

Лили Кэвэней, спавшая после принятого лекарства, внезапно села в постели. Впервые за эти недели щеки её порозовели. В глазах засияла надежда.

— Джейсон! — окликнула она, и испугалась: она назвала сына другим именем. Но во сне, от которого она только что пробудилась, у неё был сын по имени Джейсон.

— Джек! — поправила она себя. — Джек, где ты?

Ответа нет… но она почувствовала его, к ней пришла уверенность, что он жив. Впервые за шесть последних месяцев ей было по-настоящему хорошо.

— Джекки, — повторила она и потянулась за сигаретой. Она долго смотрела на сигареты, и вдруг швырнула их, всю пачку, через комнату: — Думаю, я не буду больше курить. Верь мне, сынок. Твоя мама любит тебя.

И она обнаружила, что на лице её до сих пор блуждает беспричинная глуповатая улыбка.

Донни Кигану, дежурившему на кухне Солнечного Дома в тот день, когда Волк вырвался из карцера, не повезло. Сейчас он находился в сиротском приюте, в Макси, штат Индиана. Он и в самом деле был сиротой.

Сейчас он шёл по тёмному коридору, и вдруг остановился, широко раскрыв глаза. Тучи на декабрьском небе внезапно разошлись, и на западе появилось солнце.

— Тыправ, ялюблю его! — с торжеством в голосе крикнул Донни. Он обращался к Ферду Янклоффу, хотя, не будучи чересчур смышлёным, успел забыть его имя.

Донни залился идиотским смехом. Захлопали двери, другие обитатели приюта выглядывали, чтобы узнать, что происходит. Один мальчик шепнул другому, что Донни похож на Иисуса.

Мгновение прошло; облака вновь сгустились, и солнце исчезло. Но Донни теперь твёрдо знал: любовь на свете существует!

Судья Грозадетей, отправивший Джека и Волка в Солнечный Дом, больше не был судьёй. Теперь он сидел в тюрьме.

В этот момент он как раз чистил ногти перочинным ножом.

Внезапно он воскликнул:

— Черт побери! А почему бы и нет? — и вонзил нож себе в сердце.

Смоки Апдайк подсчитывал выручку в «Оутлийской Пробке». Все было прекрасно. Внезапно с его головы свалилась бумажная шляпа. Потом раздался щелчок, и газовый кран сам собой открылся, наполняя комнату удушливым газом.

На калькуляторе Смоки высветилось единственное слово:

«ТАЛИСМАН-ТАЛИСМАН-ТАЛИСМАН-ТАЛИСМАН…»

Через мгновение раздался взрыв, и «Оутлийская Пробка» была разнесена в щепки.

Невелика потеря, детки.

В школе Тейера внезапно зазвонил церковный колокол, разбудивший дремавших на лекциях студентов.

Этеридж похлопал рукой по столу, сражаясь с логарифмом. Устав, он подошёл к окну.

За окном, лая, как собака, бегал руководитель школы, мистер Дафри.

В городке Гослин, штат Огайо, невдалеке от Аманды и Колумбуса, мужчина по имени Бадди Паркинс работал в курятнике. Внезапно он вспомнил мальчика, назвавшегося Левисом Фарреном, которого он подвозил в Баки Лейк; парень сказал тогда, что едет к тётке, Элен Воган. Ему почудилось, что мальчик сейчас здесь, с ним. Он начал смеяться и пританцовывать на месте. Им овладела радость, желание путешествовать, помогать кому-нибудь.

И над ним сияла радуга.

Солнечный Дом пустовал уже несколько недель. Никто не пользовался газом на кухне, и служащие компании «Газ и электросети Восточной Индианы» долго не могли найти объяснения, почему же газовый баллон взорвался, разрушив при этом все здание.

Напоминает «Оутлийскую Пробку», верно?

Скажем «аллилуйя!» В Пойнт-Венути всколыхнулась земля. Силы, таившиеся в ней, вырвались на свободу.

Началось землетрясение.

44. ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

Джек почувствовал, что отель сотрясает какая-то дрожь, и почти не удивился. Он подумал вдруг, что находится вовсе не в отёле, не в Пойнт-Венки, не в Мендосино, не в Калифорнии, не в Американских Территориях, и даже не в других Территориях. Он находится сейчас в тысячах разных миров. И не просто находится — он сам сейчас был этими мирами. Талисман был чем-то большим, чем считал его отец. Он был не только осью всех миров, но и этими мирами — мирами и пространствами между ними.

Джек был сейчас везде, он был всем. Он был травой и птицей, драконом и яйцом, пылью и воздухом, цыплёнком и курятником…

В сердце его вспыхивали тысячи солнц.

Он умирал в геенне угольных шахт.

Он с ветром нёсся над землёй.

Он был…

О, он был…

«Он был Богом. Богом или чем-то вроде этого».

«Нет! — в ужасе закричал Джек. — Нет, я не хочу быть Богом! Пожалуйста! Я ТОЛЬКО ХОЧУ СПАСТИ ЖИЗНЬ МОЕЙ МАТЕРИ!»

Внезапно Талисман, который он держал в руках, вспыхнул белым светом.

Снаружи земля начала колебаться ещё интенсивнее. Горы обрушили на городок камни и щебень. Вздымалась пыль.

Бригада Волков Моргана бросилась наутёк. Некоторые удирали в машинах, другие — пешком. Они мчались по улицам, сбивая с ног прохожих.

Очередное колебание почвы сбило с ног стоящего на берегу Гарднера. Он упал на песок и застонал.

Морган сорвал с его плеча мегафон.

— Все сюда! — заорал он в него, и понял, что не нажал кнопку «ВКЛЮЧЁН». Он исправил свою ошибку. — ВСЕ СЮДА! КО МНЕ! ЭТО ТОЛЬКО ШУМОВОЙ ЭФФЕКТ! СЮДА! ОЧЕРТИТЕ КРУГ ВОКРУГ БЕРЕГА! ТЕ, КТО ХОЧЕТ СПАСТИСЬ! СЮДА! ЗДЕСЬ ВАМ НИЧТО НЕ УГРОЖАЕТ! СЮДА, ЧЕРТ БЫ ВАС ПОБРАЛ!

Он помог Гарднеру подняться:

— Вставай, дружище!

К ним присоединились несколько Волков. Другие убежали. Морган видел, как один из них упал на землю и начал бить её кулаками, как будто земля была злейшим врагом.

По центральной улице ехал грузовик с надписью «ДИКОЕ ДИТЯ», убивший в своё время Томми Вудбайна. Внезапно земля разверзлась, и и ней образовалась щель. Грузовик свалился в неё, и края щели сомкнулись.

— Спокойно, — обратился Морган к Гарднеру. — Я думаю, что отель разрушится и погребёт его под обломками. А если он выйдет оттуда — ты убьёшь его, какое бы землетрясение при этом ни было.

— Мы узнаем, когда ЭТО разобьётся?

— Да, узнаем. Солнце почернеет.

Землетрясение продолжалось уже семьдесят четыре секунды.

Талисман переливался в руках Джека в такт его сердцебиению.

Он казался стеклянным, но когда Джек слегка надавил на него пальцем, осталась вмятина. Мальчик улыбнулся… но улыбка тут же исчезла.

«Таким поступком ты можешь убить биллионы людей. Помни про разрушения в Анголе, штат Нью-Йорк…»

«Нет, Джек», — шептал Талисман. Он был живым.

«Нет, Джек: все будет хорошо… все будет хорошо… только верь; будь честен; встань; не время ждать…»

«Радуга, радуга, радуга», — подумал Джек, и удивлённо посмотрел по сторонам.

Внезапно он услышал крик Ричарда, и это отвлекло его от созерцания Талисмана.

Отель трещал и раскачивался. Джек помчался туда, где оставил друга. Он прижимал Талисман к груди, стараясь не споткнуться на ступеньках.

Внезапно землетрясение прекратилось. Только для Джека оно все ещё продолжалось. В его сознании земля продолжала содрогаться.

На середине лестницы он остановился, прислушиваясь. Все тихо.

Тишину вновь разрезал крик Ричарда:

— Джек! Пожалуйста! Мне кажется, что я умираю! — умолял его друг.

— Ричард! Иду!..

Он опять помчался вниз по ступенькам. Все вокруг рушилось. Стекла бились и разлетались брызгами.

Регистрационная стойка была перевёрнута, двери распахнуты, и сквозь них в комнату врывался яркий солнечный свет. Старый тёмный ковёр казался в этом свете ещё темнее.

«Тучи разошлись», — подумал Джек. — «Снаружи светит солнце».

Он влетел в столовую, и увидел Ричарда, лежащего на полу. Из носа у него бежала кровь. В лужице крови ползали белые жучки; они подбирались к лицу мальчика. Один слетел с его носа, когда Ричард глубоко вздохнул.

Ричард стонал и вскрикивал, как в агонии.

Джек приблизился к другу, и тут из угла выскочил паук, плюясь ядом. Джек поднял вверх Талисман. Он излучал свет — свет радуги — и паук, шипя, отпрянул назад.

В углу комнаты Джек увидел кусок мрамора, оставленный им Ричарду. Камень крутился на месте, и затем остановился.

Поддерживая Ричарда, Джек поместил Талисман ему на грудь. Ричард внезапно прекратил стонать. Джек было испугался, но почти сразу же обнаружил, что друг ясными глазами смотрит на него.

Он провёл Талисманом вдоль всего тела Ричарда. Талисман вспыхнул ярко-голубым… темно-красным… жёлтым… и, наконец, зелёным светом.

Потом свет опять стал белым.

— Джек, — спросил Ричард. — Это то, за чем мы пришли?

— Да.

— Оно прекрасно, — Ричард в нерешительности протянул руку. — Можно мне подержать его?

На мгновение Джек сильнее прижал к себе Талисман. «Нет! Ты можешь разбить его! И потом, он мой! Я в поисках его пересёк всю страну! Я сражался за него! Я не могу дать его тебе! Мой! Мой!..»

Внезапно Талисман в его руках — и это испугало Джека больше, чем любое землетрясение — стал чёрного цвета. Белый лучик погас.

«Ты станешь для меня новым „Агинкортом“? — спрашивал его Талисман. — Даже мальчик, если захочет, можем стань отелем…»

В голове Джека зазвучал голос его матери: «Если ты не можешь поделиться этим, Джек, если не хочешь рискнуть им для своего друга, то можешь оставаться там, где находишься. Если ты не можешь поделиться этим, Джек, — дай мне умереть, потому что мне не нужна жизнь, купленная такой ценой».

Талисман стал внезапно невероятно тяжёлым. Джек, едва удерживая его, передал Ричарду. Руки Джека болели, они побелели от напряжения, но Ричард легко удержал шар. И Талисман тут же засиял ярким светом. Джеку стало лучше. Он переборол себя!

Ричард улыбнулся, и улыбка сделала его лицо удивительно прекрасным. Такой улыбки на лице друга Джек не видел никогда; здоровый румянец проступил на щеках Ричарда. Он прижал Талисман к груди и сияющими глазами посмотрел на Джека.

— Тебе лучше?

Улыбка сияла, как свет Талисмана.

— В тысячу раз лучше, Джек. Помоги мне встать.

Джек подставил ему плечо. Ричард держал Талисман.

— Возьми Талисман, — сказал он. Я ещё слаб и могу уронить его. А потом, я чувствую, что он хочет вернуться к тебе.

Они направились к выходу. Джеку было весело, и он улыбался, но в нем опять начала пробуждаться тревога. Землетрясение закончилось… но не закончилось кое-что другое. Их подстерегал наверху Морган. И Гарднер.

— Ты готов к этому, Ричи?

— К чему?

— Там твой отец.

— Нет, не отец. Отец умер. Там, наверху, его… как ты называл это? Двойник.

— Нам нужно приготовиться к сражению.

— Я сделаю все, что смогу.

— Я люблю тебя, Ричи.

Ричард с готовностью улыбнулся.

— Я тоже люблю тебя, Джек. Давай же, пойдём, пока я не начал нервничать..

Слоут верил, что держит все под контролем — не только ситуацию, но и себя. Он верил в это до тех пор, пока не увидел сына — слабого, больного, но все ещё живого, выходящего из отеля в обнимку с Джеком Сойером.

Слоуту также казалось, что он может держать под контролем свои чувства к сыну Фила Сойера. Но его гнев привёл к бесконтрольности, а она в свою очередь явилась причиной того, что мальчик ещё жив.

Его сын ещё жив. Его сын, которого он хотел сделать своим преемником, идёт, опираясь на плечо Сойера.

И это не все. В руках Сойера, подобно звезде, упавшей на землю, горел Талисман. Внезапно Слоут почувствовал, что земное притяжение возросло, и ему трудно двигаться.

— Больно! — застонал позади него Гарднер.

Большинство оставшихся с ними Волков беспомощно завыли, другие попытались бежать…

Моргана пронизал страх, но тут же вспыхнуло его обычное желание владеть миром, и он снова потерял контроль над собой.

— УБЕЙ ЕГО! — приказал он Гарднеру. — УБЕЙ ЕГО! УБЕЙ, ВЕДЬ ОН УБИЛ ТВОЕГО СЫНА! УБЕЙ ЕГО И РАЗБЕЙ ЧЁРТОВ ТАЛИСМАН!

Слоут был похож сейчас на безумного ребёнка.

— УБЕЙ ЕГО! ТЫ УБИЛ ЕГО ОТЦА, УБЕЙ ЖЕ И ЕГО!

Тем временем Гарднер уже седлал карусельную лошадку. Он видел, как Джек прижимает Талисман к груди. «Я прострелю ему грудь», — подумал он.

Ричард поднял голову и увидел двоих мужчин невдалеке от тела Смотрителя Территорий.

— Джек, смотри!

Джек удивлённо оглянулся вокруг.

— Что…

Это произошло быстро. Джек полностью пропустил все. Ричард увидел, но не смог объяснить, что произошло с Джеком. Прозвучал выстрел, сверкнула вспышка и ответная волна света выстрелила из Талисмана — сперва белая, потом зелёная, голубая, и, наконец, лимонно-жёлтая.

Три волка упали замертво.

— Что? — вскричал Морган. Его рот был широко открыт. — Что?

Он увидел, что на левой руке Гарднера нет ни одного пальца. Правой рукой Гарднер выхватил нож и помчался в сторону Джека.

— И-и-и-и-и-и… — визжал он.

Морган нащупал на шее ключ, повернулся и побежал в противоположную сторону.

Он сам позаботится о Джеке Сойере — и о Талисмане, конечно.

45. МНОГИЕ ПРОБЛЕМЫ РАЗРЕШАЮТСЯ НА БЕРЕГУ

Гарднер мчался к Джеку; кровь заливала его лицо. Он совершенно обезумел.

— У него нож, Джек, — прошептал Ричард.

Раненая рука Гарднера оставляла следы на белой рубашонке.

— ДЬЯ-А-А-ВОЛ! — вопил он, и гулкое эко носилось над водой.

— Что ты собираешься делать? — голос Ричарда сорвался.

— Откуда я знаю? — ответил Джек. Это было правдой. Он не знал, как защититься от сумасшедшего, но был уверен, что сумеет постоять за себя.

Гарднер бежал по песку. Кровавая маска закрывала его лицо, кровь капала на песок. Расстояние между ним и мальчиками сокращалось. А Морган Слоут… на берегу ли сейчас?

Джек попятился назад, поддавшись внезапной панике. Рука Ричарда придержала его за плечо. «Нож!» — услышал он далёкий голос Смотрителя.

Повинуясь инстинкту, Джек взял Талисман обеими руками.

— Ты убил моего отца! — крикнул он Гарднеру в лицо.

— А ты убил моего мальчика, ублюдок!..

Гарднер замахнулся на мальчика ножом — и тут из Талисмана вырвался жёлтый луч, который отсек ему правую кисть. Нож упал на землю.

Джек приблизился к Гарднеру, держа перед собой Талисман. Гарднер выл как раненый зверь. Кожа его почернела и облезла. Через секунду на песке лежал окровавленный воротник белой рубашки — все, что осталось от Солнечного Гарднера.

— Все в порядке, — сказал Джек. Он чувствовал странное удовлетворение. — Идём к Лестеру, Ричи.

Он не видел Моргана, и опасался, что тот в любую минуту может оказаться около Смотрителя.

Джек протянул Талисман Ричарду:

— Я позабочусь о тебе, а ты должен позаботиться о нем. Не урони его, Ричи. Если ты его уронишь…

(«Как это говорил Смотритель?»)

— …Если ты его уронишь, все будет потеряно.

Лицо Ричарда было бледным, как у покойника на полицейской фотографии.

«Это все отель. Он отравил Ричи».

Но дело, вероятно, не только в отёле. Это Морган. Его отравил Морган.

Ричард, опираясь одной рукой на плечо Джека, нёс в другой руке Талисман.

«Ричард болен. Болен раком. Он болен им всю жизнь. Морган Слоут до чёртиков радиоактивен, и потому Ричард умирает…»

Джек стал пробираться к камням, между которыми раньше лежал Смотритель.

Но Смотрителя он не обнаружил.

Следы на песке говорили о том, что Смотритель уполз на восток. Джек с Ричардом на спине начал взбираться на скалу, чтобы посмотреть, где же его старый друг. На полпути он ссадил с себя Ричарда, передав ему Талисман.

Ричард упёрся головой в песок, раскачиваясь со стороны в сторону. При других обстоятельствах это могло бы показаться даже смешным, но сейчас было не до смеха. Руки Ричарда медленно разжались… Талисман выскользнул из них, прокатился несколько футов, достиг берега и замер, отражая небо и облака — но не поверхностью, а каким-то внутренним светом.

— Ричард! — закричал Джек. Где-то позади находился Морган, но сейчас Джек забыл о нем. Ричард… Ричард…

Ричард скатился вниз, и Джек увидел, что бледное усталое лицо его друга залито кровью. Клок кожи с волосами был сорван с головы и почти закрывал один глаз.

— Он разбился? — прерывающимся голосом спрашивал Ричард. — Джек, когда я выпустил его, он разбился?

Внезапно глаза его округлились, как будто он увидел что-то позади Джека.

— Джек! Джек! Смотри!..

В это мгновение Джека захлестнул кожаный ремень, перехватив ему ноги. Мальчик не успел даже вскрикнуть.

— Отлично, — услышал он голос Моргана Слоута. — Но ты что-то не очень хорошо выглядишь, Джекки. Совсем не хорошо.

Джек повернулся и увидел то, чего никак не ожидал увидеть. Перед ним стоял мужчина с белым лицом и чёрной окладистой бородой. Он был высок и крепок, тёмные глаза насмешливо смотрели на Джека. «А ведь я никогда до сих пор не видел Моргана из Орриса», — подумал Джек. Морган Слоут стал Морганом из Орриса, а вот Джек все ещё оставался Джеком; Джейсоном он не стал.

В десяти ярдах от них лежал Талисман. Ричарда рядом не было, но для Джека это не имело значения.

К нему приближался Морган.

— Да, ты явно плохо выглядишь, дружок, — произнёс Морган из Орриса, рассматривая Джека, как водитель машины рассматривает сбитое им животное — без особого интереса.

— Ты создал для меня много проблем, — Морган подошёл ближе, — но сейчас…

— Кажется, я умираю… — прошептал Джек.

— Ещё нет. О, я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но, поверь мне, ты ещё не умираешь. Вот через несколько минут ты узнаешь, как чувствуют себя, когда действительно умирают.

Внезапно Джек резким движением согнутых ног ударил Моргана в лицо, разбив ему при этом нос и губу.

Морган из Орриса отпрянул назад, взвыв от боли и неожиданности.

Джек вскочил на ноги. На мгновение он увидел чёрный замок — гораздо больший, чем отель; потом метнулся в сторону, подхватил талисман и мгновенно переместился в Американские Территории.

— Негодник! — кричал Морган Слоут! — Негодник! Моё лицо! Ты ударил меня в лицо!

Джек повернулся к нему, держа в руках Талисман.

Морган Слоут схватился руками за щеку; из уголка рта вытекала струйка крови, и Джек решил, что, очевидно, выбил ему зуб. В другой руке Морган держал нечто похожее на ключ, и из этого предмета вырывались сверкающие пульки, врезающиеся в песок позади Джека.

Талисман беспрерывно менял свой цвет, подобно радуге. Казалось, он понимал, что Слоут рядом. Внезапно из него вырвался белый луч, и Слоут, отпрыгнув, нацелил ключ в голову Джека.

— Ты ударил меня, маленький ублюдок, — он вытер кровь с подбородка. — Не думай, что эта стеклянная игрушка поможет тебе. Ему осталось существовать меньше, чем тебе.

— Тогда почему ты боишься его? — спросил Джек, выставив Талисман перед собой.

Слоут заметался из стороны в сторону, как будто боялся, что Талисман сейчас выстрелит. «Он не знает, как это действует», — понял Джек, — «он ничего не знает о Талисмане, он только знает, что хочет его заполучить.»

— Опусти его на землю, — крикнул Слоут, — и отойди от него, ублюдок. Иначе я прострелю тебе голову. Опусти его.

— Ты боишься, — сказал Джек. — Талисман находится перед тобой, но ты боишься подойти и взять его.

— Я не собираюсь брать его, — возразил Слоут. — Ты, чёртов Самозванец, опусти его, и увидишь, как он разлетится на мелкие кусочки.

— Иди же и возьми его, Слоут! — В Джеке нарастала ярость. — Я не Чёрный Отель! Я только ребёнок! Неужели ты не можешь отобрать у ребёнка стеклянную игрушку?

В центре Талисмана вспыхивали и гасли голубые огоньки. Джек почувствовал, что из самого сердца Талисмана исходит сильное излучение. Талисман знал, что Джеку предначертано освободить его. Талисман знал о его существовании с момента рождения, и ждал. Ему был нужен Джек Сойер, и никто другой.

— Иди же и попробуй взять его, — вновь повторил Джек.

Слоут выстрелил в мальчика из ключа. Безрезультатно. Джеку стало смешно. Он оглянулся в поисках Ричарда и охота смеяться пропала. Ричард с залитым кровью лицом лежал на земле.

— Твой сын умирает, — сказал он Слоуту.

— Как и твоя мать. Опусти же этот чёртов предмет, пока я не свернул тебе шею. И отойди от него.

Слоут подбросил ключ вверх, и небо внезапно почернело. И Талисман, и лицо Моргана потемнели одновременно: свет в Талисмане погас. Джек понял, что ещё не знает всех возможностей Слоута. И тут пошёл снег, скрывая Слоута за своей пеленой. До Джека донёсся лишь сухой смешок.

Она выбралась из своей инвалидной коляски и кое-как подошла к окну, глядя на мёртвый декабрьский берег.

Внезапно к окну подлетела чайка, и в этот момент она подумала о Слоуте. У чайки был взгляд Слоута. Она разозлилась. Чайка не может быть похожа на Слоута, и чайка не должна подлетать так близко к людям… это неправильно. Она прижалась лбом к холодному стеклу. Птица махала крыльями и не улетала. В голове у больной ясно зазвучали слова: «Джек умирает, Лили… Джек умирает…»

— НЕТ! — крикнула она. — КЫШ, СЛОУТ!

Она ударила кулаком по стеклу и разбила его. Чайка отлетела назад. Поток холодного воздуха хлынул в комнату.

По руке Лили потекла кровь; нет, не потекла — побёжала. Рука была порезана в двух местах. Она вытерла руку о подол ночной рубашки.

— НЕ ЖДАЛА ЭТОГО, МЕРЗАВКА? — крикнула она чайке, кружащей над садами, едва сдерживая слезы. — Оставь его в покое! ОСТАВЬ МОЕГО СЫНА В ПОКОЕ!..

Она вся перепачкалась в крови. В комнате стало холодно. Чайка скрылась в небе.

— Оглянись, Джекки!

Тихо. Слишком тихо.

Ничего. Темнота… снег… шум прибоя.

— Не там, Джекки. Теперь ближе. Он ближе.

— Иди и возьми его, Слоут!

— У тебя нет шансов, Джек. Я могу схватить тебя в любой момент.

Сзади… и близко… и…

Внезапно Слоут возник прямо перед ним. От неожиданности Джек споткнулся о тело Смотрителя и чуть было не упал.

Где-то рядом стонал Ричард.

«Он пытается заставить меня запаниковать», — думал Джек.

— Я смеялся, когда умирал твой папаша, Джек. Я смеялся над глупым выражением его лица…

(Теперь Слоут был слева)

— …и моё сердце пело, как птица.

Пауза. Слоут оказался сзади мальчика и завёл новую песенку.

— Забудь свою мамочку, Джекки, — насмешливо произнёс он.

Джек оглянулся. Слезы бежали из его глаз. Свистел ветер. «Волшебство в тебе самом», — говорил Смотритель, но куда подевалось это проклятое волшебство?! Где оно?!

— Заткнись насчёт моей мамы!

— Тебе пора забыть о ней. Навсегда.

Опять справа. Тень Слоута танцевала в темноте.

Сзади! Близко!

Джек поднял Талисман, и тот сверкнул белым светом. Лицо Моргана исказила гримаса боли. Свет коснулся Слоута, ранив его.

— У неё были отличные ножки, Джек, у твоей мамочки! О-о-о-о-о!..

«Не давай ему свести тебя с ума!»

Но он ничего не мог с собой сделать. Это о его маме говорил этот грязный тип; о его маме!

— Заткнись! Прекрати!

Слоут проскочил мимо него, мимо лежащего Ричарда и окутал их пеленой снега.

Внезапно небо прояснилось; на нем вспыхивали звезды. Джек понял, что Морган переместился в Территории. В мальчике вскипела ярость, и он с Талисманом в руках последовал за противником.

Морган тут же переместился обратно. Джек не отставал от него.

Талисман излучал яркий свет.

Снег шёл все сильнее. Он набивался в рот и нос, мешал двигаться. И сквозь белую завесу сверкали глаза Слоута.

Ричард Слоут осторожно открыл глаза. Он очень замёрз. Рана на голове болела, и по холодной руке стекала тёплая кровь. Но он все ещё был жив!

Он услышал голос отца, и сознание полностью вернулось к нему.

Ричард оглянулся, чтобы оценить ситуацию.

Джек и отец стояли друг напротив друга. Джек, грязный, оборванный, совсем ребёнок — но гордое величие все явственнее проступало в нем.

Слоут улыбался. Это был его, Ричарда, отец, но в то же время это был совсем чужой человек. Он перестал быть его отцом, когда стремление владеть миром перевесило в нем все остальные чувства.

— Так мы долго будем бегать друг за другом, — сказал Джек — Я никогда не отдам тебе Талисман добровольно, а ты никогда не осмелишься сам забрать его. Отдай мне твою игрушку!

Ключ в руке отца описал полукруг и нацелился на Ричарда.

— Сперва я прикончу этого мальчишку. Хочешь посмотреть, как из него получится отбивная? Лучше поставь на землю Талисман, Джек, и отойди.

Ричард понял, что сейчас этот человек убьёт его.

А потом он убьёт старика-негра, Смотрителя Территорий. Если уже не убил.

И тут он увидел, что Джек разжимает пальцы и ставит Талисман на землю.

— Джек, нет!

Джек даже не взглянул в его сторону.

«Нельзя владеть этой вещью и не делиться ни с кем. Этому не учат в школе, но я понял это во время моих скитаний.»

— Не нужно больше убийств, — сказал он.

Талисман лежал на берегу, каждая его грань сияла всеми цветами радуги, и в этот момент Джек понял, как важноуметь отдать то, чтодорогосамому.

— Не нужно больше смертей, — повторил он. — Иди и разбей его, если сможешь.

И добавил:

— Мне жаль тебя!

Для Моргана это оказалось последней каплей. Он запустил в Талисман ключом.

Внезапно сознание Слоута наполнилось воспоминаниями — о Джерри Блэдсо и его жене; Джерри, которого он убил, и Ните Блэдсо, о Лили Кэвэней… Лили, которая однажды съездила ему по носу, когда, напившись, он пытался приставать к ней.

Из Талисмана вырвалось пламя — сине-зеленое пламя. Оно подхватило ключ и направило его на Моргана Слоута. Намерения Моргана с удесятерённой силой обратилось против него самого…

На грани двух миров разверзлась пропасть, вроде Оутлийского туннеля,

— и Слоут провалился в неё. За ним последовал ключ. Все это произошло на глазах у Джека.

И мальчик вдруг увидел… солнечный свет!

И ещё он увидел, что Смотритель и Ричард улыбаются ему.

— Отлично сделано, — говорил Смотритель. — Отлично!

А над ними сияла радуга.

Джек схватил Талисман и протянул его Ричарду, который был ещё и Раштоном; он протянул его Смотрителю Территорий Лестеру, который был тем, кем был.

Он исцелял их.

Радуга, радуга, радуга!..

46. ДРУГОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Он исцелил их, хотя и не понимал, как это произошло. Талисман пел, сверкая у него в руках.

Смотритель поднялся на ноги и обнял Джека за плечи.

— Все кончено, — сказал он, улыбаясь. Но старик выглядел плохо. Он явно устал больше, чем Джек. Талисман исцелил его, но не до конца. «Этот мир медленно убивает его», — подумал Джек. — Он убивает в нем ту часть, которая является собственно Смотрителем Территорий. Несмотря на действие талисмана, он все ещё умирает…»

— Ты сумел сделать это, — продолжал старик. — Ну, а теперь подойди к своему поверженному другу.

Джек приблизился к Ричарду. Тот спал, укрытый снегом.

— Возьми его за руку.

— Зачем?

— Мы переместимся в Территории.

Джек вопросительно посмотрел на старика, но тот ничего не стал объяснять. Он только кивнул, что означало: «Да, ты правильно услышал».

«Ну что же, — подумал Джек. — Я всегда доверял ему…»

Он взял Ричарда за одну руку, Смотритель — за другую, и они начали перемещаться…

Человек, стоящий рядом с ним, не был Смотрителем. Он мог бы быть его младшим братом. Сильный и здоровый — отнюдь не немощный больной старик.

— Смотритель… то есть, мистер Паркус… что…

— Я думаю, что вам, мальчики, нужен отдых, — ответил Паркус. — Особенно твоему другу, но и тебе тоже. Твой друг слишком близко подошёл к последней черте… и ему просто необходимо хорошенько прийти в себя.

Паркус и Джек подхватили Ричарда на руки и понесли вдоль берега.

Цвет песка менялся. Он был уже не чёрным — сейчас он приобрёл нормальный жёлтый цвет. Песок был тёплым, снег куда-то исчез. Они опустили Ричарда.

— Здесь вы можете поспать. Спите спокойно — ничто вас не потревожит. Те, которые были там, — Паркус указал в сторону Пойнт-Венути, — знают, что произошло; им известно, что Оррис умер. Дьявол из этих мест, понимаешь? Ты чувствуешь это?

— Да, — прошептал Джек. — Но… мистер Паркус… вы не… не…

— Не уйду ли я, хочешь спросить ты? Уйду, и очень скоро. Но сперва скажу тебе кое-что. Когда вы проснётесь утром, идите на восток… не перемещайтесь в другой мир! Оставайтесь здесь, в Территориях. А мне теперь предстоит много работы. Такие вести, как новость о смерти Моргана, быстро долетают до восточных земель, и кое-кто попытается скрыться. Если я не потороплюсь…

Он задумался.

— Когда присылают счета, по ним нужно платить. Морган умер, но на свободе бродят его помощники.

— Вы работаете здесь кем-то вроде полицейского, да?

— Я тот, кого вы называете Верховным Судьёй. — Паркус улыбнулся, и на мгновение в нем промелькнули черты Смотрителя.

— Иногда ты будешь видеться со мной. Может быть, в магазине, или же в парке…

— Но Смотритель… ему было плохо… Талисман не смог ему помочь…

— Смотритель стар. Ему столько же лет, сколько и мне, но твой мир быстро состарил его. Не переживай, он ещё поживёт на свете!

— Ты обещаешь?

— Да. Так вот, ты и твой друг пойдёте на восток. Вам нужно пройти пять миль. Прогулка ваша будет лёгкой и приятной. Когда дойдёте до большого дерева — самого большого, которое можно себе вообразить — ты возьмёшь Ричарда за руку, и вы переместитесь в свой мир. Вы окажетесь на дороге, ведущей в маленький городок Сторивиль в Северной Калифорнии. Там найдёте стоянку автомобилей…

— А дальше?

Паркус засмеялся:

— Не знаю, не знаю. Возможно, ты встретишь там кого-нибудь знакомого…

— Но как же мы…

— Тссс! — и Паркус, положил руку на лоб мальчика, как делала в детстве его мать. — Хватит вопросов. Все будет хорошо.

Джек закрыл глаза. Он начинал засыпать.

— Ты смел и честен, Джек, — веско сказал Смотритель-Паркус. — Я хотел бы, чтобы ты был моим сыном… и знай: я восхищаюсь тобой.

Джек попытался улыбнуться.

— Моя мама всегда говорила…

И, не закончив, уснул.

Они подходили к автостоянке, держась за руки. В другой руке Джек бережно нёс Талисман.

Внезапно он остановился, тронув Ричарда за плечо.

— Я хочу, чтобы ты кое-что знал, — сказал Джек.

— Что?

— Я люблю тебя.

Глаза Ричарда внимательно изучали гравий, покрывавший дорогу. Он, не поднимая головы, кивнул. И Джек вспомнил однажды сказанные матерью слова: «Джекки, бывают моменты, когда чувства невозможно выразить словами».

— Мы почти у цели, Ричи, — сказал он, давая Ричарду прийти в себя. — На автостоянке нас должен кто-то встретить.

— Наверное, Гитлер? — неудачно пошутил Ричард. Он переборол душившие его слезы и был готов идти дальше.

Они дошли до стоянки. Прямо перед ними припарковался чёрный «кадиллак». Точно такой, какой был в Тейере, а потом в Пойнт-Венути.

Дверца его открылась, и оттуда показалась крепкая нога, обтянутая голубыми брюками. Из-под брюк выглядывал чёрный ботинок.

Ричард вздрогнул. Наконец из машины выбрался весь водитель.

Это был Волк — конечно же, Волк! — и Джек подсознательно знал это с самого начала. Волк был почти семи футов высотой, длинноволосый, с сияющими оранжевыми глазами.

— Волк! — закричал Джек. — Волк, ты жив! Ты жив!

Волк приветственно улыбнулся ему.

— Джек Сойер! Волк! Смотрите-ка! Все так, как сказал Паркус! Я здесь, и ты тоже здесь! Джек и его друг! Волк! Великолепно! Волк!

Увы, это был не его Волк. Запах его был другим… Другим, но в тоже время очень похожим. Это был брат старого знакомого Волка. Старше и мудрее, но не менее добрый.

— Я знал твоего брата, — сказал Джек, — твоего младшего брата.

— Мой брат Волк! — Волк подошёл ближе и прикоснулся пальцем к Талисману. В ту же секунду в Талисмане что-то вспыхнуло и погасло.

— Я любил твоего брата. Он спас мне жизнь! После Ричарда он был самым лучшим моим другом! Мне жаль, что он умер.

— Сейчас он на луне, — серьёзно сообщил Волк. — Но он вернётся. Все возвращается, как и луна… Ну, поехали. Пора выбираться отсюда.

Мальчики уселись, и «кадиллак» тронулся с места.

— Джек? — У Ричарда на лице читался испуг.

— Все в порядке.

— Но куда…

— К моей маме, в Аркадия-Бич, штат Нью-Хэмпшир. Через всю страну в салоне первого класса.

Внезапно Джек обнаружил на сидении старый чехол от гитары.

— Волк! А Лестер что, должен был ехать с нами?

— Не знаю никаких Лестеров, — был ответ.

Джек указал на чехол:

— А откуда взялось это?

Волк улыбнулся, сверкнув зубами.

— Паркус, — сказал он. Оставил для тебя. Чуть не забыл.

Он достал из кармана старую потрёпанную открытку. На ней была изображена карусель; очень многие лошадки были знакомы Джеку — Шустрая Элла, Серебряная Леди…

Джек посмотрел на дату выпуска открытки — 4 июля 1984 года. На обороте рукой Смотрителя — не Паркуса! — было написано:

«Ты совершил великий подвиг, Джек. Если понадобится, воспользуйся тем, что в чехле, а если нет — выброси это!»

Джек расстегнул «молнию». Они с Ричардом заглянули в чехол.

— Боже правый! — одновременно воскликнули оба.

Потому что чехол был набит двадцатидолларовыми купюрами.

Они мчались на восток через Кентукки и Манси. Они заезжали перекусить в придорожные ресторанчики, и Джек не уставал удивляться тому, сколько самой разнообразной еды может поглотить Волк.

Вторую ночь своего пути они провели неподалёку от городка Джулайсбурга, штат Колорадо, в чистом поле. Волк приготовил им отличный ужин, и сейчас они, наевшись, лежали в своих спальниках, глядя в звёздное небо, а Волк танцевал среди сугробов.

— Я люблю этого парня, — задумчиво сказал Ричард.

— Я тоже. Но ты не видел его брата.

— А хотелось бы… — Внезапно Ричард изменил тему разговора. — Я начинаю забывать все, что с нами случилось, Джек. И я чувствую, что причиной тому моё огромное желание забыть. Слушай, а ты уверен, что с твоей мамой все в порядке?

Джек пытался трижды дозвониться Лили, но телефон в её номере не отвечал. Не отвечал и офис отеля. Но Джека это не слишком беспокоило. Он верил, что все в порядке. Он застанет её там. Больную… но живую! Он надеялся.

— Да.

— Тогда почему она не отвечает на телефонные звонки?

— Думаю, Слоут проделал какой-то трюк с телефоном, — сказал Джек. — Но чувствую, что она там.

— И если исцелитель ещё работает… — Ричард кивнул на Талисман, — ты… то есть… ты думаешь, она разрешит… разрешит мне остаться с вами?

— Нет, — пошутил Джек. — Она с удовольствием отправит тебя в сиротский приют. Не будь идиотом, Ричи, — конечно, ты останешься с нами.

— Но… после всего, что сделал мой отец…

— Твой отец, Ричи, — сказал Джек. — Не ты!

— И ты не будешь напоминать мне…

— Нет, если ты хочешь забыть.

— Хочу, Джекки. Очень хочу.

Они мчались на восток, через Небраску и Айову…

К закату пятого дня они въехали в Новую Англию.

47. КОНЕЦ ПУТЕШЕСТВИЯ

Вся их долгая поездка из Калифорнии в Новую Англию, казалось, слились в один бесконечный день и вечер.

С Талисманом происходили странные метаморфозы. Как только они покинули Калифорнию — он внезапно погас, и только на рассвете пятого дня вновь начал возвращаться к жизни…

«Оутли», — подумал Джек к концу шестого дня, — «я должен показать Ричарду туннель и „Оутлийскую пробку“; кроме того, нужно сказать Волку, какой дорогой ехать… но он не хотел видеть Оутли во второй раз, не находя в этом ни удовольствия, ни удовлетворения.

Волк вёз их по шумному шоссе И-95, они уже достигли Коннектикута, и от Аркадия-Бич их отделяли всего несколько штатов. Теперь Джек считал каждую минуту, каждую милю.

В четверть шестого 21-ого декабря, спустя три месяца с того момента, как Джек отправился на запад, чёрный «кадиллак» свернул на гравийную дорогу, ведущую к гостинце «Альгамбра».

На западе закат играл калейдоскопом красно-оранжевой гаммы, переходящей в жёлтый… голубой… пурпурный. Ветви деревьев трещали под напором холодного зимнего ветра; деревья напоминали скелеты, неспособные вернуться к нормальной жизни.

Шины автомобиля трещали по гравию. По приёмнику передавали записи «Криденс». «Люди, знакомые с моим волшебством», — пел Джон Фогерти — «наполнили землю дымом».

Перед входом в отель «кадиллак» остановился. Близился конец дня; садилось солнце, окрашивая западное небо цветами славы.

Здесь.

Отныне и навеки.

Салон автомобиля наполнился слабым, невыразительным светом. Талисман мерцал… но его мерцание было тусклым, как умирающий костёр.

Ричард медленно повернулся к Джеку. Его лицо было измученным и испуганным. К груди он прижимал книгу Карла Сагана «Мозг Брока», как будто она была чем-то хрупким и могла разбиться.

«Талисман Ричарда», — подумал Джек и улыбнулся.

— Джек, ты хочешь…

— Нет, — сказал Джек. — Подожди в машине, пока я не позову тебя.

Он открыл дверцу, собираясь выйти, потом оглянулся на Ричарда. Бледный и усталый, тот выглядел жалким.

Не задумываясь о том, что делает, Джек откинулся назад и поцеловал Ричарда в щеку… Ричард обвил руками шею Джека и на мгновение крепко прижался к нему. Потом он отпустил его. Оба при этом не проронили ни звука.

«21 декабря мальчик по имени Джек Сойер стоял у кромки воды, сжимая в руках Талисман и смотрел на ночную громаду Атлантического океана. Именно в этот день ему исполнилось тринадцать лет, но он об этом не вспомнил. Он стоял, думая о своей матери. Собирается ли она включать в своей комнате свет? Он надеялся, что да».

Джек не сводил глаз с мерцающего Талисмана.

Лили тянулась измождённой, иссохшей рукой к выключателю. Она нащупала его и включила. Тот, кто увидел бы её в тот момент, отвернулся бы. В последнюю неделю рак развивался все стремительнее, она весила сейчас не более семидесяти восьми фунтов. Скулы обтягивала похожая на пергамент кожа; коричневые круги под глазами стали почти чёрными, а сами глаза ввалились внутрь. Грудь исчезла. Руки выглядели бесплотными.

Но это было не все. В последнюю неделю у неё началась пневмония.

В её ослабленном состоянии она, конечно, была первым кандидатом на любое респираторное заболевание, но здесь свою роль сыграли разные обстоятельства.

Некоторое время назад батареи в гостинице перестали, работать. Она не могла наверняка сказать, как давно, потому что время для неё перестало существовать. Но с этого момента гостиница стала ледяным домом. Могилой, в которой она умирала.

Все это произошло тогда, когда она разбила рукой стекло, прогоняя чайку, похожую на Слоута. Очевидно, Слоут проделал ещё и эту штуку. Все ушли. Все. Не осталось сиделок. Не осталось дежурного клерка внизу. Слоут засунул их всех в карман и унёс отсюда.

Четыре дня назад — когда она не нашла в комнате ничего, что можно было бы съесть — она сползла с постели и медленно направилась к лифту. Она захватила с собой стул, используя его как опору при ходьбе, и одновременно для отдыха. Коридор длиной сорок футов она преодолела за сорок минут.

Она несколько раз нажимала кнопку вызова лифта, но кабина так и не пришла. Кнопка даже не засветилась.

Лили выругалась про себя и медленно стала опускаться вниз по лестнице.

— Эй! — крикнула она, тяжело опираясь на спинку стула.

«Наверное, они не слышит меня, хотя должны были бы», — подумала она, и снова крикнула что есть силы.

Никто не пришёл. Телефон отключён. Гостиница превратилась в мавзолей. Но она не хотела умирать в мавзолее!

Она поползла обратно, но вдруг сильная боль перекосила её на один бок, и она, соскользнув со стула, тяжело упала на ступеньки…

С большим трудом Лили добралась до своей комнаты, и с этого момента она потеряла счёт времени. Но она ещё держалась, потому что в глубине угасающего сознания жила странная уверенность, что Джек возвращается и скоро будет с ней.

Сейчас она почувствовала начало своего конца. Словно по спирали её засасывало в воронку в песке.

Чтобы вырваться из этой спирали, она попыталась зажечь свет. Для этого она встала с постели. До сих пор у неё не хватало сил; доктор в последний визит посмеялся над самой идеей встать. Но сейчас она рискнула.

Она дважды падала, пока, наконец, не встала на ноги; затем нащупала стул и с его помощью начала передвигаться к окну.

Лили Кэвэней, Королева Бродвей, шла. Это была походка существа, съедаемого раком и лихорадкой.

Она добралась до окна и выглянула в него.

Внизу она увидела человеческий силуэт… и пылающий шар.

— Джек! — попыталась крикнуть она, но у неё ничего не получилось. Из груди вырвался какой-то свистящий звук, и она без сил повалилась на подоконник.

Внезапно светящийся шар в руках фигуры ярко вспыхнул, осветив лицо держащего его человека, и это был лицо Джека. Это был Джек! Джек вернулся домой!..

Фигура побежала.

Джек!

Глаза её стали ярче. По жёлтым щекам текли слезы.

— Мама!

Джек увидел её; она выглядела ужасно — как будто в окно выглядывал призрак.

— Мама!

Он получался по ступенькам, перескакивая через них; Талисман в его руках вспыхнул ярко-красным светом… и погас.

Он летел к их номеру, и, наконец, услышал её голос, как тихий шорох в траве.

— Джекки?..

— Мамочка!

Он ворвался в комнату.

Внизу, в машине, нервничал Ричард, поглядывая сквозь очки на окна. Что там делает Джек? Он заметил, что в нескольких окнах наверху вспыхивает и гаснет белый свет. Ричард опустил голову и вздохнул.

Он увидел её — мать лежала на полу под окном. Вся комната, неприбранная и пыльная, казалась пустой… Слова застряли у Джека в горле. Потом Талисман вспыхнул ярким светом, осветив комнату. Её волосы разметались по грязному ковру. Обескровленная рука тянулась к нему.

Он почувствовал запах болезни, запах приближающейся смерти. Джек не был врачом, и не заметил многих перемен в Лили. Но он знал одно: его мать умирает и осталось очень мало времени. Она дважды повторила его имя, но он понял, что она бредит. Он положил ей на голову руку и поставил Талисман на пол рядом с ней.

Казалось, её волосы полны песка. Лоб горел, как огонь. Она лежала в неудобной позе, и Джек поднял её, чтобы перенести. Мама стала почти невесомой. Рука её безжизненно свисала вниз.

С Ричардом в Пойнт-Венути тоже были плохи дела, но её тело содержало в себе гораздо меньше жизненных сил, чем его.

«А Ричард почти умирал тогда».

Она вновь произнесла его имя, и он заплакал. Тело в его руках задрожало.

Он положил её на кровать, убрал с лица волосы и укрыл её одеялом.

Когда-то, в самом начале его странствований, мать показалась ему старухой. Потом он привык к её виду, и Лили Кэвэней-Сойер вновь стала в его глазах самой собой. Обычно люди не могли определить её возраст — она всегда была очаровательной блондинкой, с неизменной улыбкой на лице. Лили Кэвэней, чьи кинофильмы пользовались неизменным успехом.

Женщина на кровати меньше всего походила на известную актрису. Слезы Джека внезапно высохли.

— О, нет, нет, нет, — он дотронулся пальцем до её ввалившейся щеки.

Казалось, она не может пошевелить рукой. Он взял её руку в свою.

— Пожалуйста, пожалуйста…

Он даже не мог говорить.

А потом он понял, какое усилие сделала эта измождённая женщина.

Она смотрела на него. Она знала, что он вернулся. Она почувствовала момент его возвращения.

— Я здесь, мама, — прошептал он, шмыгнув носом и почувствовал, что весь дрожит. — Я принёс его. Я принёс Талисман.

Талисман на полу продолжал мерцать. Но снег был тусклый, слабый, туманный. Когда Джек исцелял им Ричарда, он водил им вдоль тела друга; то же самое проделывал он и со Смотрителем. Но здесь было что-то другое. Он понимал это, но не знал, какое «это» другое…

Он понял, что и он, и Талисман не сумеют спасти его матери жизнь.

Талисман мерцал все реже. Потом из него полился непрерывный белый луч. Джек тронул шар, и Талисман весь залился светом… радугой! НАКОНЕЦ-ТО!

Джек подошёл к кровати. Талисман сейчас осветил стены и потолок комнаты, сосредоточив свой свет на кровати.

Джек почувствовал пальцами, что структура света изменяется. Его стеклянная поверхность становилась мягче, податливее; пальцы мальчика почти вдавились в него.

И в этот момент к Джеку пришло сильное чувство, что Талисман изменяется навсегда, и что он скоро потеряет его. Талисмана больше небудет. Пальцами он ощущал теперь не стекло, а, скорее, пластик. Тёплый пластик. Джек быстро вложил Талисман в руки матери. Талисман знал своё дело; он ждал этого мгновения; он был предназначен именно для этого.

Джек не знал, чего он должен ожидать. Вспышки света? Запаха лекарств? Колокольного звона?

Ничего не произошло. Его мать продолжала лежать неподвижно, как мёртвая.

— Ну, пожалуйста! — простонал Джек. — Мама, пожалуйста…

Дыхание в его груди замерло. Внезапно одна из вертикальных граней Талисмана сдвинулась с места, образовав щель, и из этой щели вырвался свет. Много, очень много света.

Со всех сторон зазвучала музыка — это пели птицы, празднуя своё существование.

Джек слабо понимал происходящее. Он подался вперёд и увидел, что Талисман соскользнул с кровати. Из него вырывалось сияние. Ресницы матери дрогнули.

Из Талисмана вылетел сгусток бронзового света и замер в руках Лили. Её бледное лицо слегка порозовело.

Джек весь напрягся.

Что?

Музыка?

Золотистое облако окутало тело его матери. Джек увидел, как вокруг Лили движутся потоки света, как они спускаются к ногам. Комнату заполнил прекрасный чистый запах, запах земли и цветов, запах жизни. Джек глубоко вдохнул этот запах, и ему почудилось, что он сам в этот момент вторично родился на свет. Джек глянул прямо в сердце раскрытого Талисмана.

Теперь он начал осознавать происходящее; он слышал музыку, слышал пение птиц за тёмным окном…

Музыка? Что?…

Маленький шарик света пролетел мимо него и скрылся внутри Талисмана. Джек моргнул. Один скрылся — появился другой, на этот раз голубой. Голубой, коричневый, зелёный цвета вспыхивали на поверхности Талисмана. Джек стоял, как парализованный. Он чувствовал себя крошечной частичкой, атомом в огромном мире.

Мать пошевелила правой рукой и вздохнула.

Она будет жить! Теперь он знал это. Все произошло так, как сказал Смотритель, и Талисман вдохнул жизнь в её тело, источенное болезнью. Он изгнал и уничтожил дьявола, убивающего её. Джеку хотелось расцеловать Талисман. Ноздри его щекотали запахи земли, жасмина и гибискуса. На реснице повисла слезинка, и сейчас она играла всеми цветами радуги в лучах Талисмана. Джек видел, как в ослепительно голубом небе взошло ослепительно жёлтое солнце. Музыка наполнила Талисман, комнату, весь мир. На поверхности Талисмана женские лица сменялись мужскими, потом детскими… Из глаз покатились слезы: он увидел лицо своей матери, тут же ставшее лицом Королевы. Потом он увидел своё собственное лицо, и уже не мог совладать с нахлынувшими на него чувствами. Он расцветал. Он купался в лучах света. В ушах его звучали трубы и тромбоны, пели саксофоны, гремели фанфары.

Глаза Лили раскрылись шире. Они смотрели на Джека с недоумевающим выражением: где-я-нахожусь. Так смотрит на мир новорождённый младенец. Потом она сделала глубокий вдох, и…

…и река миров, галактик и вселенных фонтаном забила из Талисмана. Все они были окрашены в цвета радуги. Они проникали в её рот и нос… они играли на её щеках. На мгновение мать была вся окутана излучением…

«…на мгновение его мать была Талисманом».

Следы болезни исчезли с её лица. Это не напоминало смену кадров в мультфильме. Это произошло сразу. Это произошло мгновенно. Она была больна… а теперь совершенно здорова. Розы цвели на её щеках. Волосы сделались гуще и богаче, они вновь приобрели оттенок тёмного мёда.

— О мой БОГ… — шептала Лили.

Радуга с её лица исчезла — но здоровье осталось.

— Мам? — он подался вперёд. Что-то хрустнуло в его руках, как целлофан. Это был Талисман. Он положил его на ночной столик, уронив на пол несколько бутылочек с лекарствами. Но это не имело значения, ей больше не были нужны никакие лекарства.

Его мать улыбалась. Это была радостная, удовлетворённая улыбка: «Здравствуй, мир, это опять я! Что ты думаешь по этому поводу?»

— Джек, ты вернулся домой, — наконец произнесла она, и дважды моргнула, как бы пытаясь убедиться, что это не мираж.

— Конечно, — ответил он, пытаясь улыбнуться. Это ему удалось, но слезы все ещё бежали по щекам.

— Я чувствую себя намного лучше, Джекки.

— Да? — Он вытер глаза тыльной стороной ладони. — Это хорошо, мам.

В комнате на четвергом этаже пустынного курортного отеля на побережье в Нью-Хэмпшире тринадцатилетний мальчик по имени Джек Сойер подался с закрытыми глазами вперёд и крепко обнял свою мать. Его обычная жизнь, наполненная школой и друзьями, играми и музыкой, жизнь нормального тринадцатилетнего мальчика возвращалась к нему. Это сделал для него Талисман, понял он. Когда он обернулся, чтобы взглянуть на него, Талисман исчез.