Здание находилось бог знает где, но мы нашли его быстро. Водитель уверенно нырял из одного узкого переулка в другой, оставляя позади бесконечные заправки, автосервисы и заводы – на вид совершенно заброшенные. После того как я села в такси и поздоровалась, он не посмотрел на меня ни разу. Даже деньги взял, не глядя и не пересчитывая, и сразу рванул с места так, что завизжала резина. Но это ничего: я привыкла.

Я вышла из машины в половине третьего – ровно за полчаса до того времени, на которое была назначена встреча, и на пятнадцать минут раньше, чем сама собиралась приехать.

Грязная стеклянная дверь с трудом открылась, пропуская меня внутрь.

У старого турникета, перед лестницей, плакала девушка. Хороша она была сказочно – стройная, нежная, хрупкая. Светлые локоны спадали ей на лицо, закрывая глаза, испачканные голубой тушью.

– Откройте! Дайте мне выйти!

– У вас паспорта нет, значит, не открою, – старушка в синей форме удовлетворенно причмокнула губами и скрестила руки на груди.

– Вы же меня впустили без паспорта всего час назад! А сейчас я просто хочу выйти!

– Час назад была не моя смена. А я без паспорта не выпущу!

– Вы меня знаете, я здесь раньше работала и очень часто ходила!

– Ничего я не знаю.

Девчонка шагнула назад, вроде бы собираясь подниматься по лестнице. Но потом резко прыгнула вперед и, опершись руками о края турникета, легко перескочила через ограждение, выбежала вон, ни разу не обернувшись.

И тогда милая старушка с белыми кудряшками увидела меня. На несколько секунд она замерла с открытым ртом, а потом, словно спохватившись, взяла мой паспорт, покрутила его в руках и суетливо нажала на кнопку. На турникете зажглась зеленая стрелка, я забрала мой паспорт и прошла внутрь. Зачем рядом со скрипучими турникетами нужны такие старушки в синей форме? Явно не для того, чтобы остановить злоумышленника. Скорее, чтобы испортить настроение честным гражданам и симпатичным блондинкам.

Я же не вызываю у старушек – в синей форме или без нее – никаких чувств, кроме жалости. Эта, к примеру, даже не заглянула в мой паспорт. И будь я злоумышленницей, на моем пути не было бы даже такой, вполне символической преграды.

– Не пугайтесь, когда увидите наш офис, – говорила мне по телефону сотрудница этого удивительного здания, – мы скоро переезжаем. Новое помещение будет готово самое позднее – через полгода, и там все очень красиво! – А потом таинственно добавила: – Между прочим, в основном благодаря ему... – И под конец с нескрываемой гордостью: – Он наш самый продаваемый автор. Но вы, конечно, об этом знаете!

– Извините, не знаю.

– Неужели даже ничего о нем не слышали? Не знаете о «Теории душ»? О «Вратах мира»? О «Докторе странствий»? Этого просто не может быть... Он удивительный человек! Писатель, ученый, мистик... – голос в телефонной трубке становился все более растерянным.

– Видите ли, мне больше известно о политиках.

– Ах, вот как... – Голос уже блуждал в непроглядном дремучем лесу, не зная, как выбраться к свету. – Ну что ж... Это ничего... Он вам понравится.

Я промолчала. Для меня не имеет значения, понравится он мне или нет. Наоборот, я бы скорее согласилась работать с тем, кто мне совсем не нравится. Так проще. Я молчала достаточно долго, и моя собеседница, судя по всему, набрела на тропинку:

– Мы готовы платить, сколько скажете. В разумных пределах конечно...

Если бы не десять лет профессиональной практики, я бы, наверное, вздохнула. Разумные пределы. Ими ограничено все то, что могло бы закончиться великими открытиями, музыкой, разрывающей душу, или большой любовью, на худой конец. Но моя работа не имеет никакого отношения к высоким материям, а значит, разумные пределы – это как раз то, что нужно.

– Как, вы говорите, его зовут? – спросила я, доставая из сумки блокнот и ручку.

– Алексей Козаков. А меня Катя.

«Катя. Алексей Козаков». Я записала в блокнот его имя и фамилию, чтобы не забыть, пока доберусь до компьютера и Интернета. Будь я знаменитым писателем и мистиком, выбрала бы себе более звучный псевдоним. Но это мое личное мнение, не более того.

– Хорошо, Катя, я подумаю.

– Конечно, думайте, – обрадовалась моя собеседница. – Но я вам советую приехать и с ним познакомиться. С Алексеем непросто, но он – очаровательный мужчина.

Непростой и очаровательный обойдется дороже. Впрочем, сумму можно будет обсудить при встрече.

– Я, возможно, заеду на следующей неделе.

– Прекрасно! И я вас умоляю: не пугайтесь, когда увидите наш офис.

Я снова промолчала. Она меня умоляет, подумать только! Главное – вы не испугайтесь, Катя, когда увидите в вашем офисе меня. Но, принимая во внимание мою внешность, я могу вам сделать скидку.

Сказать, что я некрасива, – значит не сказать ровным счетом ничего. Не знаю, какой страшный грех совершили мои родители. Или, может быть, я сама сильно провинилась в прошлой жизни? Так или иначе, в этой жизни я родилась уродиной и уродиной умру.

Есть женщины, рожденные привлекать. Есть женщины, рожденные для иных целей. Но каким бы ни был высший замысел в отношении меня лично, он пока остается тайной. Я не привлекаю, но в общем-то и не отталкиваю. Чаще всего меня просто не замечают. Мужчины, женщины, дети, даже собаки – все они смотрят как будто сквозь меня. И это полностью опровергает тот факт, что собаки якобы ориентируются в пространстве с помощью носа, а не глаз. Впрочем, нельзя отрицать возможности того, что я и пахну настолько по-уродски, что не представляю интереса даже для собак.

Я поднялась по облезлой лестнице на третий этаж и открыла дверь с номером 312. Мне навстречу из-за компьютеров поднялись несколько голов, но глаза, как обычно, смотрели сквозь меня.

Я сделала шаг вперед и громко произнесла:

– Здравствуйте. Мне нужна Катя.

– А вы?.. – послышался голос откуда-то из глубины комнаты.

– Анжелика, – без всякого выражения ответила я.

Но глаза всех присутствующих уже смотрели на меня в упор.

Да, меня чаще всего не замечают. Но стоит мне назвать мое имя, как жизнь на несколько секунд останавливается. Все глаза обращаются ко мне, а потом стыдливо опускаются вниз. Готова поклясться: тот, кто впервые видит мое лицо и слышит мое имя, говорит про себя: «Бывает же такое!» – после чего становится со мной преувеличенно любезен. Просто из благодарности судьбе – за то, что с ним самим не случилось ничего подобного.

Помимо на редкость некрасивого лица и неловкого тела, мои родители наградили меня еще и звучным именем Анжелика. Надеюсь, в первые дни жизни мое уродство еще не было таким очевидным, иначе имя, данное мне родителями, из просто неподходящего превращается в издевательское. Согласитесь, такого не заслужил ни один новорожденный младенец, даже сильно провинившийся в прошлой жизни.

В школе меня звали Маркизой Ангелов, и самые строгие учителя тайком смеялись, услышав это прозвище. Я не виню их за это. Маркиза Ангелов? Анжелика? Неуклюжая уродина с именем рыжеволосой роскошной соблазнительницы? У того, кто все это придумал, не осталось для меня ни капли привлекательности, зато умением мыслить трезво меня оделили сполна. Анжелика... Комичность этого имени очевидна. Так что смейтесь. Я не обижусь.

– Я Анжелика, – без всякого выражения повторила я, и из глубины комнаты ко мне вышла невысокая, коротко стриженная женщина.

– Здравствуйте, – растерянно протянула она. – Алексей немного задерживается...

– Ничего подобного. Это я приехала раньше. Я предоставила ей возможность спокойно изучить мое лицо.

«Нам вас рекомендовали как одного из лучших специалистов, да что там, мне говорили, что лучше вас никого нет и быть не может», – говорила мне по телефону эта Катя. Что ж, похоже, советчик ни словом не обмолвился о том, как я выгляжу. Это сюрприз, дорогая Катя, и я прекрасно понимаю, насколько он приятный.

Она смотрела на меня очень внимательно. Конечно, ей было непросто: за какие-то пятнадцать минут, до приезда их самого популярного писателя, ей нужно решить – стоит ли ему вообще меня показывать? Что скажет автор бестселлеров, узнав, что новый персональный ассистент, которого предлагает издательство, – настоящая уродина?

Катя осмотрела меня с головы до ног. Не предложила мне ни пройти, ни выпить чаю. Я стояла спокойно и старалась не мешать. Мне известны все мои плюсы и минусы. У меня тощее угловатое тело, некрасивое лицо и жидкие волосенки. Назвать их волосами не повернется язык. Но одеваюсь я хорошо и дорого, косметика – максимально естественная, духи – самые нейтральные.

Человек тщеславный никогда не возьмет меня на работу: такую, как я, нельзя с шиком представить компаньонам или, переодев в вечернее платье, вести под руку на торжественный ужин. Меня нельзя трахать после затянувшихся переговоров где-нибудь в Новом Уренгое. Вернее, теоретически это можно сделать, но вряд ли такое придет кому-нибудь в голову.

Зато я говорю по-английски, по-немецки, по-французски и немного читаю по-итальянски. Я знаю латынь, древнегреческий и имею представление об устройстве арамейского и санскрита, хотя этими языками, как вы понимаете, приходится пользоваться довольно редко. Я умею печатать слепым методом со скоростью двести тридцать знаков в минуту, и притом без ошибок. Я могу в разгар горячего сезона найти билет на самолет, который улетает прямо завтра, и знаю, кому заплатить, чтобы ни одна газета не пронюхала о том, как вчера мой работодатель напился и бил посуду в модном баре. И еще я очень нравлюсь женам работодателей, поэтому человек, недавно и удачно женатый, вполне может взять на работу такую, как я.

– Ваш писатель женат? – спросила я Катю, которая все еще не могла определиться, и неожиданно для меня самой этот вопрос оказался решающим. Он аккуратно лег на ту чашу весов, на которой было написано: «Черт с ним, давайте попробуем и посмотрим, что он скажет». Чаша перевесила, Катя улыбнулась и дотронулась до моего рукава.

– Он не женат, – заговорщически шепнула она. – Поэтому мы и ищем для него новую секретаршу.

– Тогда вы ошиблись. Я не секретарша – я персональный помощник, и стою очень дорого.

Я взялась за ручку двери, но Катя меня остановила:

– Подождите! Вы – как раз то, что нужно! И если он согласится, тогда... В общем, я уже говорила, что мы готовы платить, сколько скажете. Нам обязательно нужен тот, кто сможет разобраться с этим бардаком...

Катя провела руками по волосам и тяжело вздохнула. Видимо, в последнее время ей действительно приходилось несладко: лицо у нее было совсем невеселое, а под красивыми глазами – синяки.

– Пойдемте в кафетерий, – предложила она. – Я расскажу вам про Козакова. У него как раз заканчивается контракт, который мы подписали на десять книг, и если его сейчас не задобрить, со следующей книгой этот гад уйдет к конкурентам!

Мы пили мутноватый чай, и я слушала про писателя – слушала то, о чем уже несколько дней назад сама прочитала в интернетовских досье. Но не в моих правилах прерывать того, кто собирается платить столько, сколько я скажу.

За последние пять лет мистик создал девять книг – три трилогии – и только что начал десятую. Он написал их сам – без рабов, плагиата и ночных бдений талантливого редактора. Что самое удивительное – писал их с удовольствием и почти без капризов. Его первая трилогия называлась «Доктор странствий», и читали ее в основном женщины. О «Теории душ» уже были высокого мнения и некоторые мужчины, а после «Врат мира» к ногам писателя, кажется, пали все без исключения. Говорил он едва ли не лучше, чем писал, и с успехом ездил по стране с выступлениями. У автора были последователи, которые носили его на руках и молниеносно скупали тираж. Но это не значит, что с ним не было проблем.

– Он мог бы стать новым Хаббардом, – Катя вздохнула и без удовольствия глотнула свой мутный чай. – Толкиеном! Кем угодно! Но с ним так сложно! Он все забывает, по рассеянности не приходит на пресс-конференции, он пьет и теряет документы... Недавно потерял ноутбук с началом нового романа, сейчас пытается восстановить по памяти и без конца причитает, что мы не можем повлиять на милицию – чтобы нашла потерянное. Лучше бы он повлиял на свою карму, о которой так складно пишет! – Катя невесело улыбнулась. – А еще... Это просто для примера, чтобы вы поняли, что происходит... Так вот, моя ассистентка купила ему билет на самолет в Екатеринбург, там была встреча с читателями, и сдуру отдала ему в руки, представляете, какой ужас? – Катины глаза широко раскрылись.

– Нет, не представляю.

– Он его потерял. Потерял за одну минуту! Прошел двадцать метров от того места, где встречался с ассистенткой, до окошка регистрации на рейс, а билета нет! И знаете, что он сделал? Сказал, что существование не готово принять его в Екатеринбурге, потому и пропал билет! Взял свой чемодан и вышел. И уговаривать его было некому, потому что я болела, а его секретарша, – тут Катя посмотрела на меня и сама себя поправила, – то есть я хотела сказать, персональный помощник... Она как раз заявила, что видеть его больше не желает.

– Почему не желает?

– Женщины...

– А что с женщинами?

– У него их слишком много... И он их слишком быстро бросает... Так всегда было.

Довольно странно для мистика, вам не кажется? Но это мое личное мнение, а потому я оставила его при себе.

– Между нами говоря, его бесконечные бабы создают массу сложностей. Я имею в виду – для нас это сложности, а ему все как с гуся вода! У него даже есть очень хитрая теория на этот счет. Но об этом он вам сам пусть расскажет. И его секретарша...

Катя закурила сигарету и нервно выпустила дым. Почему-то мне показалось, что она сама тоже не осталась равнодушной к непростому, но симпатичному автору.

– При чем здесь его секретарша? – на всякий случай спросила я, хотя вообще-то все было ясно и так. Нет ничего нового в этом мире под солнцем. Его помощница была женщиной, рожденной привлекать. Ее можно вести под руку в вечернем платье, с ней некогда скучать в Новом Уренгое, но... Как вы прекрасно понимаете, здесь есть свои «но».

– Он ее бросил. То есть перестал с ней спать и уволил, – вздохнула Катя.

Мне показалось или в ее глазах на самом деле мелькнула искра злорадного торжества?

– А она говорит, что беременна... И если вы станете работать, то с этим нужно будет разобраться в первую очередь!

– С беременностью?

– С секретаршей. Она его преследует, а ему хоть бы что. Но пока она на что-то рассчитывает, это еще полбеды. Вот когда отчается, представляете, что она может рассказать газетам? Тогда конец...

– Вряд ли стоит об этом беспокоиться, Катя. Ведь до сих пор еще ни одна его женщина ничего не рассказала?

– Ему еще никогда не попадались такие упорные, – тоскливо шепнула она, как будто сожалея о чем-то своем, и несколько капель мутного чая упали на стол.

Я молча пожала плечами. За три месяца работы хорошая секретарша может узнать о своем начальнике очень многое, и, как правило, этим сведениям – не место в газетах. Но стоит ли называть это концом? Откровенно говоря, мне не приходилось слышать о мужчинах, чья карьера была безвозвратно погублена влюбленными секретаршами.

– Его семинары... – как будто подслушав мои мысли, выдохнула Катя. – Официально мы об этом ничего не знаем и знать не хотим, но вот вам придется с этим что-то сделать, и как можно скорее. Там творится что-то невообразимое. Оргии какие-то... На него уже один раз завели дело, и нам это стоило очень дорого.

Катя закурила еще одну сигарету и снова вздохнула. На нее страшно было смотреть – бледная, замученная, нервная. Если бы у меня было такое же красивое лицо, я не стала бы убиваться на работе, можете мне поверить.

Конечно же вслух я не сказала ничего подобного. Просто отметила в блокноте «секретарша». И строчкой ниже – «семинары».

А в следующую секунду зазвенел Катин мобильный.

– Это он. Он здесь! Пойдемте! И вот еще что: имейте в виду, его новая баба – настоящая змея. И этот его... Борис – гад порядочный.

Одним глотком она допила свой мутный чай и побежала к двери. Я не спеша пошла за ней. Одно из несомненных преимуществ, которое дает женщине уродство, – это возможность не суетиться по пустякам. Когда-то, давным-давно, может быть, даже в прошлой жизни, я уже пропустила самое важное, что могло у меня быть, – свою красоту. Так стоит ли теперь торопиться только потому, что кто-то требует моего присутствия?

Был май, а он сидел на мягком диване издательства босиком, сложив ноги по-турецки, – загорелый и очень красивый. Его кожаные светло-коричневые шлепанцы были небрежно сброшены на полу. Его лицо казалось спокойным и отстраненным, но первое, что поразило меня, было совсем не лицо.

Его ступни. Сильные и при этом удивительно изящные пальцы совершенной формы. Если вы спросите меня, какую форму ноги я считаю совершенной, я не смогу ответить ничего вразумительного. Гармония человеческого тела не измеряется сантиметрами и килограммами, здесь действуют совсем другие законы, о которых наверняка гораздо больше знает автор кармических теорий. Однако ступни мистика, сложенные как будто для медитации на мягком диване издательства, были совершенны. Рядом с такими ногами хочется сесть на пол, опустить их в теплую душистую воду, потом обернуть полотенцем. А может быть – и собственными волосами. При условии, что они окажутся достаточно длинными и густыми, разумеется.

Не думайте, что я размечталась. Я родилась не для того, чтобы привлекать, и тем более – не для того, чтобы прикасаться к ступням совершенной формы. По крайней мере, тот, кто все это придумал, не обделил меня здравым смыслом, и я никогда не заблуждалась на свой счет.

Я прекрасно знаю, что мистик сидел именно так, как положено сидеть автору теории об устройстве этого мира. Мысленно я поаплодировала ему.

Он скользнул взглядом по открывшейся двери, но меня не заметил.

– Лешечка! Как хорошо, что ты все-таки смог к нам заехать! – Катя бросилась к дивану и поцеловала мистика в щеку.

– Ну что ты, Катя, ради тебя я готов приехать куда угодно.

Его голос был еще лучше, чем ступни, – низкий, мягкий, бархатистый. Он вил коконы, он окутывал теплым невесомым одеялом и прятал от непогоды.

Я ничуть не удивилась, что этот мужчина слишком часто меняет женщин. Он просто не может иначе. Я бы даже не удивилась, если бы мне сказали, что женщины сами сменяют друг друга, выстраиваясь в очередь у его дверей, и моментально спускают с лестницы тех, кто уже удостоился его внимания.

– Леша, я хочу, чтобы ты познакомился с девушкой, которая, как я очень надеюсь, станет твоим новым секретарем, – прощебетала Катя, особенно напирая на слово «очень».

– Я тоже очень хочу с ней познакомиться. – Он откинулся на спинку дивана и мечтательно улыбнулся. – Но вот станет ли она моим секретарем, зависит совсем не от нас с тобой. Правда, Катя?

Его лицо было таинственным и немного печальным, и глядя в его бездонные глаза, даже я вполне могла бы подумать – он видит гораздо больше нас всех. Но как нарочно, произнося эти очень правильные для мистика слова, он смотрел прямо на меня. То есть, строго говоря, смотрел в мою сторону. Но на самом деле – сквозь меня. А это значит, что и видел ничуть не больше всех остальных, точно так же не замечавших моего присутствия.

– Знакомься, – улыбнулась Катя. – Это Анжелика.

Чтобы он понял, о ком идет речь, Кате пришлось подойти ко мне вплотную и показать пальцем.

– Это Анжелика.

– Это? Анжелика?

И как обычно, жизнь на несколько секунд остановилась.

Именно тогда я поняла, что он достоин уважения. Ни один мускул не дрогнул на спокойном лице. Бархатный голос не изменился. Мистик даже не усмехнулся, что случается с очень немногими.

– Я очень рад с вами познакомиться, Анжелика. Меня зовут Леша.

А потом он встал с дивана и босиком пошел ко мне навстречу.

– Я тоже рада, Алексей. Но только я не секретарша. Я персональный помощник.

Он улыбнулся и пожал плечами. «Разве это что-то меняет?» – говорил его взгляд. Он взял мою руку и слегка коснулся ее губами. Нужно ли это понимать в том смысле, что существование ответило мне милостивым кивком? Я не знала.

И не думайте, что я не заметила: мистик и гуру представляется инфантильным именем Леша. Выйдя за дверь, я достану блокнот и запишу: «Леша». Если мы станем работать вместе, это будет первое, о чем я ему скажу.

Он не задал мне тех вопросов, на которые я уже отвечала много раз. Где я работала раньше? Достаточно ли у меня времени, чтобы окружить заботой такую важную персону, как он? Достаточно ли у меня терпения и опыта? И я не рассказала ему о политике, который стал бизнесменом. И о предпринимателе, который баллотировался в губернаторы. Я даже не заикнулась о ведущем популярной телевизионной передачи, а работой с ним я горжусь больше всего.

Я не сказала мистику, что опыта у меня больше, чем у кого бы то ни было: пока те, кто рожден привлекать, выполняли свое предназначение, я занималась исключительно работой.

У меня достаточно терпения, чтобы отдавать работе мой разум, и достаточно разума, чтобы не отдавать ей душу, не создавая проблем ни себе, ни другим. Работаю я отлично, стою очень дорого и всегда ухожу сама – когда становится неинтересно или в другом месте предлагают более привлекательные условия. Он не спросил меня ни о чем подобном, и я промолчала.

Пару минут он внимательно смотрел мне в глаза, и все это время в комнате стояла невероятная для такого большого помещения тишина. Менеджеры по распространению, редакторы и секретари, казалось, замерли в ожидании. А он просто смотрел мне в глаза, и при этом стоял так близко, что я чувствовала слабый запах восточных благовоний. Так пахли его волосы? Или одежда? А может быть, загорелая кожа? Это так и осталось для меня загадкой.

Он стоял очень близко, и уже в те первые минуты я понимала, что он опасен. Опасность излучали его прищуренные светло-зеленые глаза, его таинственная улыбка. Об опасности кричало тело – такое спокойное и каждую секунду готовое к прыжку. От таких, как он, умной женщине нужно бежать без оглядки. Впрочем, к уродинам это не относится: тот, кто все это придумал, заранее позаботился о моем спокойствии.

– Мне нужно немного подумать, Анжелика. Надеюсь, вы не обидитесь? – спросил мистик, и это прозвучало так трогательно и задушевно, как будто его и правда волновало – обижусь я или нет.

– Разумеется, – ответила я.

Я еще не успела договорить, а он уже взял мою руку и еще раз поднес к губам. Я попрощалась с автором кармических теорий и спустилась вниз по лестнице. А чаша весов у меня за спиной снова застыла в нерешительности.

Нет ничего нового в этом мире под солнцем, и я прекрасно знала, что происходило наверху, в офисе издательства. Я почти видела, как автор вновь сел на диван, скрестив босые ноги.

– Она же уродина, – сказал он и смущенно улыбнулся. – Неужели я не заслужил ничего получше?

– Она лучше всех, я же говорила! – ответила Катя.

– Но она настоящая уродина, этого ты мне не говорила, дорогая! И потом, существование...

– Но, учитывая то, что случилось в прошлый раз, твое существование будет очень радо уродине! – Катя произнесла эти слова на одном дыхании и мгновенно испугалась, что сказала лишнее. – Уродина – это то, что тебе нужно! Лешечка, подумай: секретарши уходят от тебя раз в три месяца...

– Это сильнее нас с тобой, ты же знаешь.

– Конечно, сильнее, но все-таки... Она будет прекрасно следить за делами, а без женского внимания такой мужчина, как ты, никогда не останется!

Сказав это, Катя смутилась, а мистик тактично потупил глаза. Он еще делал вид, что сомневается, но чаша весов с надписью «Черт с ней, давайте попробуем» уже медленно опускалась вниз.

Мой телефон зазвонил раньше, чем я успела доехать до дома.

– Анжелика, ура! Он согласился.

– Отлично. Давайте обсудим мою зарплату. Я стою очень дорого, я же говорила.

Его бывшую секретаршу тоже звали Катей. Вторая Катя. Катя номер два. Автор «Теории душ» неравнодушен к Катям – простите за каламбур.

Я приехала к ее дому в восемь вечера и позвонила.

– Кто вы? – Голос в домофоне был слаб и измучен.

– Я персональный помощник Алексея. Новый персональный помощник. Он просил меня к вам приехать.

– Почему он сам не приехал? – Голос немного окреп.

– Он болен. Не может выйти из дома и почти не разговаривает. Бронхит.

Дверь открылась, и я пешком поднялась на четвертый этаж. Мне не нравятся лифты: в них появляется отвратительное ощущение, что от вас уже ничего не зависит. Не доехав до четвертого этажа, вы застреваете между вторым и третьим и висите там в полной беспомощности – несколько часов или несколько минут, это уже вопрос личного везения. Или на полпути вы понимаете, что вам совсем не хочется на пятый, но механизм уже запущен, кнопка «стоп» не работает, и никакая сила не поможет вам вернуться назад. Двери неумолимо раскрываются на пятом.

Несомненное премущество уродства – это возможность решать за себя. Пока женщины, рожденные привлекать, с большим или меньшим успехом воюют против воли мужчин и одновременно пытаются навязать им свои собственные желания, я сама выбираю этаж, который мне нужен. Оставьте мне это право, я не прошу слишком многого.

В дверях стояла девушка с растрепанными светлыми волосами. Они спадали ей на лицо, прилипали к щекам, перемазанным синей тушью. Вчера утром она же рыдала у проходной издательства. Ее кожа была очень светлой, лицо – тонким и восхитительно-нежным. Какой же должна быть та, ради которой мистик оставил эту?

– Здравствуйте, – вежливо проговорила я. – Меня зовут Анжелика.

Она подняла на меня покрасневшие глаза. В них мелькнуло удивление, но жизнь не остановилась. Вторая Катя была слишком занята собой, чтобы обращать внимание на других. Она не заметила меня вчера и, по большому счету, не замечает сегодня. Я же, в отличие от нее, замечаю все вокруг: ведь на свете нет ни мужчины, ни ребенка, которые помешали бы мне ясно видеть происходящее.

– Проходите, – предложила Катя и всхлипнула.

Маленькая темная прихожая. Старая вешалка и шкаф без дверцы. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: это всего лишь съемная квартира, из которой Кате номер два скорее всего придется выехать после непростой истории с писателем.

– Зачем он просил вас приехать? Он хочет что-то передать?

– Нет.

– Тогда зачем? Что ему нужно? Убедиться, что мне без него плохо? – Ее глаза стали влажными, но даже мне было понятно, что в душе женщины, рожденной привлекать, затеплилась надежда. А значит, с этим надо было заканчивать как можно скорее.

– Ему от вас ничего не нужно, Катя. Я вас обманула. У него нет никакого бронхита. Ему безразлично, плохо вам без него или хорошо. Он даже не знает, что я здесь. Я приехала для того, чтобы с вами договориться. Если вам нужны деньги, я сделаю так, что вы их получите.

Я посмотрела ей прямо в лицо и не отвела взгляда, когда она отшатнулась в сторону. Я не стала извиняться, когда она побледнела и прислонилась спиной к стене.

– Мне не нужны его деньги.

Должна признаться, что мне и раньше встречались женщины, которые легко переходили от самой радужной надежды к полному презрению. Но никто еще не делал этого так быстро.

– Зря, – заметила я, и мой голос прозвучал глухо, бесстрастно.

– Пусть ими подавится!

– Зря. Но это всего лишь мое мнение.

– Пусть подавится! Если он думает, что может меня купить...

Катины покрасневшие глаза превратились в щелки, а нежные ладони крепко сжались в кулаки.

– Катя, он об этом не думает, – тихо пояснила я.

И в ту же секунду ее глаза раскрылись так широко, как будто она впервые меня увидела.

– Как вы можете все это говорить? Он сожрал меня, и вас сожрет, можете не сомневаться!

Я грустно улыбнулась. Впрочем, это слишком громко сказано. Я не умею по-настоящему улыбаться. Мой рот кривится, показывая неровные мелкие зубы, но назвать это улыбкой может только кто-то, очень ко мне расположенный.

– Вам не кажется, что для еды он мог бы выбрать вместо меня кого-нибудь более аппетитного?

Она усмехнулась, и стало понятно, что самое сложное позади. Я не вызываю ничего, кроме жалости, даже у отвергнутых любовниц. И это еще одно из несомненных преимуществ, которое дает женщине уродство.

Только увидев их втроем, я поняла, насколько точными оказались слова первой Кати.

День был теплый и ясный, и все трое стояли посреди просторной гостиной Козакова, залитые прозрачным солнечным светом. В комнате не было ничего, кроме светлого дивана, двух кресел и книг, сложенных стопками вдоль стен. Мистик, одетый в легкую рубашку и широкие брюки, обнимал за плечи «настоящую змею» – черноволосую высокую женщину. Ее гладкие блестящие волосы струились вдоль гибкой спины. Изогнувшись в талии, она прильнула к нему и прикрыла глаза. Змея – лучше и не скажешь – сексуальная, загадочная, опасная. За такую женщину можно отдать десяток заплаканных Кать разного возраста и впоследствии ни разу не пожалеть об этом.

Чуть дальше, у кресла стоял невысокий, коротко стриженный мужчина с мелкими чертами лица и глазами, острыми, как бритвы. «Гад, но порядочный», – в этом тоже не может быть никаких сомнений. Он широко улыбался.

– Знакомьтесь, дорогие мои, – Анжелика, – нараспев произнес мистик. – А это Иринушка, моя муза. И Борис, мой друг и соратник.

Наверняка мой приход был подготовлен, а потому жизнь не остановилась.

Мне редко приходится встречать женщин, которые смотрят на меня без жалости или хотя бы без сочувствия, но Змея оказалась одной из них. Она сверкнула черными глазищами под полуприкрытыми веками, и в этом взгляде не было ни капли сострадания. Наверняка в другое время и в другом месте она могла бы нежно свернуться колечком у огня. Но сейчас обвилась вокруг мистика, и это не предвещало ничего хорошего для той, которая захотела бы на него посягнуть. К счастью, и в этом случае тот, кто все это придумал, заранее позаботился обо мне.

– Здравствуйте, – сказала я. Змея не произнесла ни слова. Порядочный гад чуть склонил голову в знак приветствия.

– Анжелика! Подумать только, вы приехали вовремя! – воскликнул он, приложив руку к сердцу. По его насмешливой интонации сложно было сказать, задал ли он вопрос или просто констатировал факт.

– Я приехала вовремя. Что в этом странного?

– Я ни разу не встречал женщины, которая появлялась бы тогда, когда обещала, и там, где обещала. Может, вы и не женщина вовсе? – Борис довольно усмехнулся.

Я не улыбнулась ему в ответ. У меня есть свои недостатки, но привычка опаздывать не входит в их число. Я могу появиться некстати или не вовремя. Могу позвонить в дверь, когда меня совсем не ждут, но опоздать – такого еще не было.

– Могу я предложить вам чаю? – спросил мистик.

Продолжая обнимать свою Змею, он внимательно изучал меня без малейшего стеснения.

– Не предлагайте. Не будем терять времени.

– Настоящий профессиональный секретарь не теряет времени даром?

– Я не секретарь. Я персональный помощник.

Козаков едва заметно усмехнулся, хитрая искорка в его глазах вспыхнула и сразу же погасла.

– Я помню. Вы мне уже говорили. Вы не хотите пить чай, так чем же вы хотите со мной заняться?

Можно было бы подумать, что Змея его укусит. Но она всего лишь фыркнула, гибко отстранилась от мистика и плавно вышла на кухню. Когда она двигалась, ее спина оставалась идеально ровной, но при этом казалось, что эта Иринушка может в любой момент и без малейших усилий сложиться в тугое колесо.

– Чем же вы хотите заняться, Анжелика? – повторил Козаков.

– Это зависит от вас, – ответила я. – Расскажите о том, что мне нужно сделать в первую очередь.

Не дожидаясь приглашения, я села на диван и раскрыла блокнот. На первой странице уже было три записи: «секретарша», «семинары», «Леша». Я достала ручку и вычеркнула «секретаршу». Затем посмотрела на Козакова, который все еще усмехался, но его лицо становилось все более растерянным.

– Внимательно вас слушаю, – продолжила я и на новой странице написала: «18 мая».

– Вы что – собрались писать под диктовку? – Мистик прислонился спиной к стене и сложил руки на груди, а порядочный гад уселся в кресло, всем своим видом показывая, что происходящее его не касается.

– Можно воспользоваться диктофоном, – я достала его из сумки и положила рядом с собой на диван, – но я больше привыкла делать пометки в блокноте. Вы не возражаете?

– Да пожалуйста... – он пожал плечами. – Вот только я понятия не имею, что вам диктовать...

– Расскажите о самом важном. Какая помощь вам нужна прямо сейчас?

– Я... Я не знаю... Мои секретари раньше договаривались о встречах и иногда ездили со мной на выступления... Вот и все. Кажется, на следующей неделе я должен куда-то лететь. Катя об этом знает...

Я записала в блокнот: «Поездка на следующей неделе – Катя».

– Послушайте, Алексей, я не секретарь и могу гораздо больше, чем договариваться о встречах. Туда, где не требуется ваше присутствие, я могу ездить сама. Я в состоянии заниматься всеми вашими делами, для этого и нужен персональный помощник. Вам не придется отвлекаться от творчества.

– Уффф... Я не знаю... Я не привык, – Козаков растерянно взглянул на Бориса, но порядочный гад, не отрываясь, изучал молодые зеленые листья за окном.

– Вы привыкнете очень быстро. Просто скажите, что вас сейчас беспокоит больше всего, а я подумаю над тем, как с этим разобраться.

– Катя считает, что я слишком рассеянный и все забываю, – не очень уверенно произнес Козаков. – Вы можете с этим что-нибудь сделать?

Первое, что я подумала: какая именно Катя так считает – номер один или номер два? Разумеется, вслух не произнесла ничего подобного. Вслух я сказала так:

– Это очень просто. Каждый раз, когда к вам поступает важная информация, вы можете позвонить мне – в любое время суток. Я все запишу и напомню. Что еще вас беспокоит?

– Что меня беспокоит? – В глазах мистика снова мелькнула искорка. – У меня недавно потерялся ноутбук. Приходится восстанавливать несколько глав по памяти – вот это меня действительно беспокоит! – с вызовом бросил он.

– Когда и где он потерялся?

– В такси, две недели назад, кажется во вторник. Но может, и в среду. Не помню.

– Это значит, второго мая? Или третьего?

– Это значит – не помню! Можете вы с этим помочь? – В голосе мистика явно прозвучало раздражение.

Я не удивилась и не расстроилась: мало кому нравится, когда появляется человек, который обещает в одночасье разобраться со всем, что сводило вас с ума всю сознательную жизнь.

– Не сердитесь, – очень спокойно проговорила я. – Не уверена, что получится найти ваш компьютер, хотя я попытаюсь. Но можно придумать кое-что на будущее. Как часто вы пишете?

– Каждый день! – Мистик недовольно дернул плечом, как будто я сказала что-то невыразимо глупое.

– Мы можем договориться о времени, и я каждый день буду приезжать и делать копию того, что вы написали.

– Вы будете каждый день делать копию текста?!

– Да.

Мистик развел руками и, поскольку гад продолжал демонстративно смотреть в окно, крикнул в сторону кухни:

– Она похожа на джинна из бутылки! Вы действительно записываете все, что я говорю? Вы случайно не издеваетесь? – Затем Козаков сел рядом со мной на диван и с любопытством заглянул в мой блокнот.

«Копия текста. Каждый день», – записала я и подчеркнула жирной чертой.

– Что значит «секретарша»? Почему вы ее зачеркнули?

– Потому что проблема решена.

– Какая еще проблема?! – Козаков не двинулся с места, но я заметила, что его взгляд беспокойно метнулся в сторону двери. Значит, не все ему с гуся вода? На кухне не раздавалось ни звука.

– Катя – та, что из издательства, – рассказала мне о вашей предыдущей помощнице.

– Что же она вам рассказала? – Ему даже наверняка не все с гуся вода, потому что глаза Козакова превратились в две светло-зеленые щелочки, и я подумала, что совершенно не завидую Кате номер два, если мистику случалось смотреть на нее так же.

– Только то, что она слишком эмоционально отреагировала на увольнение. Но, повторяю, эта проблема уже решена.

– Как?

– Она согласна получить выходное пособие и больше вас не беспокоить. Все будет заверено у нотариуса. Сумма разумная.

– Меня не волнует сумма, – отозвался мистик и не спеша поднялся с дивана. – Иринушка!

В дверях с большой чашкой чая стояла змея, ее волосы переливались на солнце всеми цветами радуги, а черные глазищи были похожи на два здоровенных пылающих угля.

– Вы еще не закончили? – лениво произнесла она. Была ли она недовольна упоминанием о предыдущей любовнице или тем, что я слишком долго отрываю от нее Козакова? Как бы то ни было, переживать ей было явно не из-за чего.

– Почти, душа моя, – ответил мистик и двинулся к ней, как будто его тянуло магнитом. И вряд ли в этом мире найдется хоть один мужчина в здравом уме и трезвой памяти, который решился бы его осудить.

– Что ж, вы прекрасно поработали, – бросил он мне. – У вас там записано «Леша». Что это значит?

– Что при деловом общении уместнее пользоваться полным именем. «Леша» оставляет впечатление чего-то инфантильного. Я знаю, о чем говорю, можете мне поверить.

Змея снова фыркнула, а порядочный гад впервые за все время оторвался от окна и уставился на меня.

– Я вас услышал, – без всякого выражения произнес Козаков. – А семинары? Что с семинарами?

– Если нужна помощь с семинарами, я готова ее предложить.

– Этим занимаюсь я, – отрезал Борис, – и помощь мне не нужна.

– Как скажете, – я поднялась с дивана. – Дайте мне знать, когда нужно будет сделать копию текста. Всего доброго.

Я вышла в прихожую, открыла дверь и закрыла ее за собой. Никто из них не сказал ни слова и не двинулся с места, чтобы меня проводить. Не думайте, будто я была этим задета. У меня есть масса и более важных поводов для того, чтобы обидеться на судьбу.

Мой телефон зазвонил раньше, чем я успела доехать до дома.

– Она на самом деле беременна? – спросил Козаков.

– Об этом, Алексей, я не имею ни малейшего представления. Но вот что я хочу вам сказать: ваша поездка намечена не на следующую неделю, а на конец этой. В субботу мы летим в Петербург. Я заеду за вами в десять, будьте готовы.

– Хорошо.

– Катя заказала два билета. Но если нужен еще один – для Ирины – я могу его найти.

Козаков ответил не сразу.

– Не надо, это лишнее. – И еще через пару секунд: – Может быть, вы спросите ее о ребенке, Анжелика?

– При всем уважении, Алексей, я очень сомневаюсь, что она будет со мной откровенничать.

Пожалуйста, не забудьте: послезавтра, в субботу, десять утра.

И я повесила трубку. Разрешение моральных противоречий клиента не входит в мои обязанности.

Но не думайте, что я не заметила: знаменитый мистик и гуру решил оставить свою сексуальную Змею за бортом.

Утро субботы было холодным и пасмурным, как будто лето постояло у дверей в нерешительности, а потом развернулось, плюнуло, да и ушло восвояси. Такси остановилось у дома Козакова в 9.55. Мелкий дождь нещадно сыпал на серый московский асфальт, и, разумеется, мистика у подъезда не было. Не было его и в 10.15, и в 10.30, а телефон Козакова отвечал мне протяжными длинными гудками. В 10.45 знаменитый автор кармических теорий появился на пороге – в плаще и с огромным клетчатым зонтом в руках. Его лицо было загорелым и улыбчивым, а глаза светились таким безупречным покоем, которому бесполезно искать объяснения.

– Доброе утро, – весело проговорил он, когда я вышла к нему навстречу. – Ну что, поедем? – Он сложил свой клетчатый зонт, поставил в багажник дорогой кожаный саквояж и раскрыл передо мной дверцу: – Прошу вас, Анжелика! – Затем он широко улыбнулся и сел со мной рядом.

И сразу же еле заметный запах восточных благовоний наполнил воздух. Козаков расстегнул верхнюю пуговицу плаща, положил руки на колени ладонями вверх. А потом, как и положено знаменитому мистику, замер и погрузился в себя. И должна вам признаться, что не восхищаться им было бы невозможно.

– Вы везете с собой ноутбук? – спросила я, когда мы пересекали границу города. – Если да, то давайте сразу же скопируем на диск то, что вы успели написать.

Он не спеша повернул голову ко мне и улыбнулся:

– Пока не надо. Я не так уж много успел. Нужно было собираться, вы же понимаете...

– И все-таки давайте скопируем. Так мне, да и вам тоже, будет гораздо спокойнее.

– Дорогая Анжелика... Лика... Можно я буду вас называть так? Мне кажется, имя Лика вам идет гораздо больше! – Козаков легко дотронулся до моей руки. – Так вот, дорогая моя Лика, я совершенно не хочу вас утруждать.

– Мне не сложно. Это займет всего пару минут.

Мне случалось видеть мужчин, способных быстро распаляться, но никто из них не мог бы сравниться с Козаковым. Он помрачнел, словно черная туча накрыла его загорелое лицо, а от покоя не осталось и следа.

– Вы слушаете, что я вам говорю? – очень тихо спросил он, и от этого вопроса по моей спине побежали мурашки. – Там нечего копировать. Нечего! Неужели это непонятно?

Его голос был похож на шипение, а раздражение изливалось на меня, как яд. Что ж, похоже, у мистика и его Змеи гораздо больше общего, чем могло показаться на первый взгляд. И хотя Козаков говорил очень тихо, водитель заметно вздрогнул, а потом обеспокоенно глянул на нас в зеркало. А я? Я всегда готова к сюрпризам.

– Что вы застыли, дорогая моя? Разве я непонятно говорю? – еще раз спросил мистик.

– Теперь понятно, – так же тихо ответила я. – И если вы не против, я предпочитаю, чтобы меня звали тем именем, которое мне дали родители.

– Извините. Я не хотел вас обидеть, – произнес он, и туча, омрачившая его красивое лицо, стала медленно рассеиваться.

– Вам не за что извиняться. Вы не сказали ничего обидного.

Автор кармических теорий переживал кризис и воспринимал его весьма болезненно – это было очевидно. Я бы совершенно не удивилась, если бы мне сказали, что он не терял свой компьютер, а всего лишь пытался таким образом оправдаться перед издательством за задержку новой книги. Но это всего лишь мое личное мнение, и, разумеется, я оставила его при себе.

Что же касается моего звучного имени... Даже человеку, не наделенному воображением, понятно, что сократить Анжелику до Лики было бы самым простым вариантом. Выкинуть четыре буквы и навсегда избавиться от нескольких мучительных секунд после знакомства и слов «Бывает же такое!», которые ясно читаются в глазах собеседника. Но я никогда не пошла бы на подобное сокращение – ни в четырнадцать, когда Маркиза Ангелов казалась убийственно жестокой, ни в двадцать, когда я с успехом прятала лицо за раскрытыми книгами, ни тем более сейчас, когда приняла свое уродство как данность. Почему я так упорствовала? От обиды на судьбу или от того, что раз и навсегда смирилась со всем, полученным при рождении? Обе точки зрения одинаково верны, и то, какую из них вы выберете, не имеет ни малейшего значения.

До самого аэропорта мы с Козаковым ехали в полном молчании, и только капли дождя, которые вдруг стали большими и тяжелыми, гулко стучали по стеклу.

Все так же молча мы вошли в зал вылета. Видимо, в это пасмурное утро даже путешественникам не хотелось покидать свои уютные городские квартиры: пассажиров в аэропорту было на удивление мало.

– Мы успеваем. Регистрация еще не закончилась. Пойдемте, – позвала я Козакова и достала из сумки билеты.

У нашей стойки было всего четыре человека. Я сняла куртку и повесила ее на ручку моего небольшого ярко-зеленого чемоданчика – такой не нужно сдавать в багаж, но если бы это и пришлось сделать – он ни за что не затерялся бы среди темно-серых и черных.

Когда подошла наша очередь, я протянула билет мистику и сделала шаг вперед, но тут же остановилась.

– Давайте-ка я пропущу вас вперед.

– Как вам удобнее, – улыбнулся Козаков и подошел к стойке.

Мне приходилось летать в самолетах с политиками, бизнесменами и даже с ведущим популярной телепередачи, но еще никогда до этого я не видела, чтобы сотрудница аэропорта за какую-то пару секунд расцветала самой солнечной из всех возможных улыбок.

– Здравствуйте, – пропела она. – Я просто не верю моим глазам! Я читала все ваши книги!

– Мне очень приятно это слышать, – ответил мистик, и, разумеется, его голос был низким и бархатистым, он звучал, как музыка, вил коконы и хранил от непогоды.

– А когда же выйдет новая книга? – Щеки девушки заметно порозовели, а глаза радостно вспыхнули.

– Очень скоро. И я обязательно подарю вам ее – с автографом, – пообещал Козаков, при этом не делая ни малейшей попытки узнать, как можно связаться с симпатичной сотрудницей аэропорта.

Впрочем, она этого не заметила.

Так уж создано природой, что люди, рожденные привлекать, безоговорочно верят в свою исключительность. Козаков виртуозно пользовался тем, что создано природой, с легкостью раздавая надежды, которым не суждено было осуществиться. Но мне ли было его за это осуждать?

– Пожалуйста, ваш паспорт и билет, – попросила девушка, не переставая улыбаться.

– Конечно.

Козаков опустил руку в карман плаща, но тот оказался пуст. Тогда мистик похлопал себя по карманам брюк и нашел паспорт. Затем вынул портмоне из тисненой кожи и растерянно заглянул внутрь. А открыв саквояж, повернулся ко мне.

– Анжелика, вы будете смеяться, но я понятия не имею, куда делся билет.

Ну конечно. Номер с потерянным билетом, похоже, был любимым фокусом знаменитого писателя.

– Ничего страшного. Я дала его вам меньше минуты назад. Мы с вами не двигались с места, и к нам никто не подходил. Билет просто не мог потеряться, давайте поищем вместе, – как можно спокойней предложила я.

– Давайте! Давайте поищем! – согласился Козаков и протянул мне свой плащ.

Я проверила все его карманы, я раскрыла саквояж и, не обращая ни малейшего внимания на недовольные возгласы стоявших за нами, медленно перебрала все, что было внутри. Я заставила Козакова снять свитер и продемонстрировать мне карманы рубашки. Наконец, я изучила его портмоне из тисненой кожи и даже проверила свою собственную сумочкку. Билета не было.

– Подойдите к окошку авиакомпании, – предложила поклонница мистика. – Я сейчас им позвоню. Скорее всего они смогут восстановить билет.

Мы отошли от стойки. Козаков казался расстроенным и немного смущенным.

– Анжелика, я ума не приложу... Не знаю, что и сказать...

– Скажите только: вы хотите, чтобы я восстановила ваш билет? До вылета еще сорок минут, я вполне могу это сделать.

Мистик покраснел.

– Я думаю, не стоит... Понимаете, любое событие – это знак, и, похоже, мне не надо сегодня никуда лететь!

– Что ж, тогда уезжаем. Я переоформлю билет на завтра. Ваше выступление завтра в восемнадцать ноль-ноль. Мы вполне успеем, а принимающая сторона даже сэкономит на гостинице.

Я повернулась и пошла к выходу. Когда-то, много лет назад, я смирилась с самым обидным, что могло быть в жизни женщины, – с уродством. И чтобы вывести меня из себя, нужно нечто большее, чем номер с потерянным билетом.

Мы взяли такси и доехали до дома Козакова в полном молчании.

Перед сном я набрала его номер.

– Добрый вечер, Алексей. Вы смотрите новости?

– Нет, – недовольно ответил он, и я представила себе гибкую длинноволосую Змею, от которой ему пришлось оторваться, чтобы снять трубку. – А что?

– Знаете, что случилось с самолетом, на котором мы должны были лететь в Питер?

– Что? – моментально оживился мистик. В этот момент он уже отодвинулся от Змеи на приличное расстояние, а может быть, и оттолкнул ее ногой в дальний край кровати. – Неужели?! Он упал?! Это и на самом деле был знак. Видите ли, существование иногда дает понять...

Я не стала это выслушивать.

– Самолет благополучно приземлился в аэропорту города Санкт-Петербурга. По расписанию. Без задержек, – четко произнесла я и в награду получила несколько секунд восхитительного, растерянного молчания. – Во время полета был подан горячий завтрак исключительного качества. Все пассажиры живы и здоровы. Вы еще у телефона?

– Да, я здесь. Неплохо у вас получилось... Поздравляю.

– Не могли бы вы ответить мне на один вопрос?

– Пожалуйста, – щедро согласился он.

– Скажите, куда вы все-таки дели билет? Козаков довольно хмыкнул:

– Обещаете, что не скажете людям в издательстве?

– Да.

– У вас есть мои книги? – спросил мистик, и его бархатный голос стал тягучим и напевным.

– Да. Катя прислала мне полный комплект.

– Но вы их еще не читали, да? Ничего страшного, не оправдывайтесь. «Доктор странствий», книга вторая, страница сто двадцать шесть. Почитайте, – тут уже его голос превратился в чистый сахар – неудивительно, что выступления Козакова собирают полные залы.

– Простите, что?

– Читайте и поймете. Всего доброго. – Не дожидаясь моего ответа, он повесил трубку.

Я почти видела Змею, которая тут же свернулась клубком в его руках.

«Читайте и поймете» – гениальный слоган для рекламной компании следующей книги. Я достала блокнот и записала на новой странице: «Читайте и поймете». Лучше не бывает.

Затем убрала блокнот в сумку и распаковала трилогию «Доктор странствий». Взяла вторую книгу и открыла страницу 126. Правую часть разворота украшало черно-белое графическое изображение ограненного камня. На левой был всего один абзац текста – книгу явно «разгоняли», чтобы получить приличный объем. Этот абзац назывался так: «Алмаз в кармане мудреца».

«Когда все ученики уселись в круг, Доктор сказал:

– Говорят, что однажды мудрец купил алмаз необыкновенной величины, а самый ловкий вор в городе это увидел и захотел его украсть. Он принялся следить за мудрецом. Тот купил билет на поезд, и вор сделал то же самое. Они сели рядом. И когда мудрец отлучился со своего места, вор перерыл все его вещи, но не нашел алмаза. Когда мудрец лег спать, вор обыскал все его карманы и опять ничего на нашел. Наутро они вышли из поезда, и вор взмолился:

– Где ты спрятал алмаз? Я же видел, как ты его купил!

Мудрец ответил:

– Я знал, что ты захочешь его украсть. И поэтому спрятал его там, где ты ни за что не стал бы искать – в твоем кармане.

– Признайся, Доктор, ты был тем мудрецом? – спросили ученики.

– Нет, конечно. Я был тем вором, – признался Доктор».

Я положила книгу на стол, вышла в коридор и сняла с вешалки куртку. В правом кармане лежал авиабилет Москва—Санкт-Петербург—Москва на имя Алексея Козакова.

У мистика было всего несколько секунд перед окошком регистрации, но он успел. Надо признаться, что ни одному из политиков, с которыми я работала прежде, не приходило в голову выкинуть нечто подобное.

Я поставила будильник на восемь часов и легла спать. На следующее утро мы должны были снова лететь в Питер.

В воскресенье весь город был окутан сероватым туманом, а известный мистик и гуру снова появился у дверей своего подъезда в 10.45 – в плаще, с большим клетчатым зонтом в руках. И его загорелое, улыбчивое лицо по-прежнему казалось совершенно неуместным среди мелкого дождя и холодного ветра.

Козаков сложил свой зонт, поставил саквояж в багажник и уселся рядом со мной. Его глаза сияли и казались почти прозрачными, а воздух мгновенно наполнился еле заметным ароматом восточных благовоний.

– Вы нашли билет? – спросил он вместо приветствия.

– Да, спасибо. Правда, я не могу понять, зачем вы его спрятали. Мы же взрослые люди, можно было просто сказать, что не хотите ехать, и не устраивать цирк.

– Это не цирк, дорогая Анжелика. Это был порыв. Поток, который меня подхватил и понес, а я позволил этому случиться. – Голос мистика был глубоким и искренним, как будто полный зал почитателей уже собрался у его ног. – Другими словами, я понятия не имею, зачем сделал это. Так вышло. Еще вопросы?

– Почему ваша байка про алмаз показалась мне такой знакомой?

Козаков усмехнулся.

– Не байка, душа моя, а даосская притча. Я спер ее у кого-то из буддистов. Удивительно, но вы первая, кто поймал меня с поличным.

Я не стала возражать, но, в сущности, здесь нет ничего удивительного: пока мужчины и женщины, рожденные привлекать, занимались друг другом, ничто не мешало мне читать буддийские притчи.

– А сейчас, если вы не против, мне нужно сконцентрироваться на выступлении.

Козаков расстегнул верхнюю пуговицу плаща и положил руки на колени ладонями вверх.

При этом глаза у него были добрые-добрые.

Нет ничего нового в этом мире под солнцем. И даже сюрпризы, которые здесь могут преподнести, украдены у живших когда-то.

В зале было холодно и недостаточно светло, но все места оказались заняты еще за двадцать минут до начала. Ровно в шесть Козаков открыл боковую дверь и не спеша прошел по рваной красной дорожке к сцене. На нем были обычные джинсы и свитер неопределенного оттенка, но мое внимание привлекло совсем другое. Первое, что я увидела, – это его босые ступни идеальной формы. Не глядя под ноги и не заботясь о том, на что он мог бы наступить в этом не слишком чистом зале, мистик поднялся по ступенькам и сел за старенький стол, похожий на обычную школьную парту. Затем налил из бутылки немного воды в стеклянный стакан и выпил.

– Я желаю вам добра, – без всякого вступления начал Козаков.

И хотя скрипучий микрофон старого ДК не мог передать глубины и силы его бархатного голоса, по залу пронесся восхищенный вздох.

– Заметьте, что я не желаю вам здравствовать, потому что физическое здоровье – это всего лишь иллюзия. Я не желаю вам быть богатыми, потому что богатство – точно такая же иллюзия, как и здоровье. Я не желаю вам счастья, ведь и это иллюзия. Тем более я не желаю вам любви, потому что получить или потерять ее невозможно: она живет внутри каждого из нас. А тот, кто думает иначе, всего лишь тешит себя самой главной иллюзией из всех, придуманных людьми. Я желаю вам добра... Но и добро – это не больше, чем иллюзия, разве не так? Человеку, который это понимает, совершенно не нужны мои пожелания. Но раз вы здесь, значит, вам все-таки чтото от меня нужно. Что же это? Задавайте вопросы, я готов на них ответить.

После этого он снова налил себе воды. А в темном и холодном зале начали медленно подниматься руки, и я спустилась к зрителям, чтобы собрать записки с вопросами.

Если мне не изменяет память, я была на пятидесяти трех сессиях политических дебатов. Я сто восемнадцать раз стояла за камерой во время прямого телеэфира и даже присутствовала (вместе с кандидатом в губернаторы) при спасении из горящей квартиры трех младенцев ангельского вида. С популярным телеведущим я регулярно посещала православный храм по воскресеньям и синагогу по субботам – с преуспевающим бизнесменом. Но никогда прежде мне не случалось видеть на лицах людей такой непобедимой надежды, как в холодном и не слишком чистом зале старенького ДК.

Автор кармических теорий знал все на свете. Он мог правдоподобно объяснить, почему болеют дети, отчего уходят мужья и какие высшие законы управляют любыми человеческими желаниями. Он шутил и рассказывал истории. Сдвигал брови и просил недостойных незамедлительно покинуть зал. Уверял, что любовь в сердце – это единственное сокровище, которое нужно беречь, и строил глазки девушке в третьем ряду. При этом его бархатный голос вил коконы, баюкал и хранил от непогоды, а его руки неподвижно лежали на столе ладонями вверх.

Ровно в восемь Козаков допил последний глоток воды и, не прощаясь, поднялся. Он не спеша спустился со сцены и босиком прошел по старой грязно-красной дорожке к боковой двери.

Его глаза были красными и воспаленными, на лбу выступил пот и даже издалека было заметно, что мистик дрожит.

– Вы с ума сошли, – сказала я ему. – Почему вы сидели босиком в таком холоде?

– Это ничего, – очень тихо ответил Козаков, и его голос больше не был ни бархатным, ни глубоким, не вил коконы и не хранил от непогоды – он сам молил о защите.

– Как это ничего?! Вы заболеете.

– Я всегда практикую босиком... И никогда от этого не болею. У вас есть полотенце или платок? Извините, я не предупредил, что это может понадобиться.

– Бумажная салфетка подойдет?

Он промокнул салфеткой лоб, и от этого его волосы стали взъерошенными, а выражение лица сделалось необыкновенно трогательным.

– Пожалуйста, давайте поедем как можно скорее, – попросил он.

– Конечно. Вам вызвать врача?

– Не надо. Я не заболею. Как-нибудь я вам об этом расскажу подробнее.

Козаков улыбнулся, надел носки, ботинки, плащ, взял в руки свой большой клетчатый зонт, и мы вышли в туман и дождь.

– Ваш единственный недостаток, дорогая Анжелика, – задумчиво произнес мистик, пока мы ждали такси, которое вот-вот должно было подъехать, – состоит в том, что вы не можете водить машину.

– Совершенно с вами согласна, – коротко ответила я.

Но если быть совсем точной, мистик был неправ: я могу водить машину. Я просто ее не вожу, и у меня есть на то причины.

Автомобили проносились мимо, обдавая нас брызгами. Дождь нещадно сыпал ледяными каплями. Козаков раскрыл надо мной свой клетчатый зонт, и именно тогда я впервые за много лет пожалела о том, что не была рождена привлекать. Вполне возможно, что, будь у меня чуть меньше здравого смысла, я опустилась бы перед ним на колени и тоже просила бы немного той самой надежды, которая заставляет ходить горы.

Когда мы подъехали к гостинице, туман стал густым и молочно-белым, а контуры домов проступали из него, как силуэты затерянных замков. В вестибюле было тихо и пусто, но как только мы вошли, от стены беззвучно отделилась женщина.

– Алексей Алексеевич, я к вам. У вас есть минутка?

– Да. Поднимайтесь на шестой этаж, – без всякого выражения ответил мистик, а потом обернулся ко мне: – Анжелика, предупредите, пожалуйста, администратора, чтобы пропускал ко мне других.

– Будут и другие?

– Будут, можете не сомневаться...

– А как же ужин? Я могу заказать вам его в номер.

– Не надо. Я никогда не практикую на полный желудок, – устало улыбнулся Козаков и двинулся к лифту.

Его волосы все еще были влажными, лицо – загорелым и очень красивым. К счастью, тот, кто все это придумал, сполна оделил меня здравым смыслом. Я прекрасно понимала, что он идет через вестибюль гостиницы именно так, как положено знаменитому мистику, – плавно, неторопливо и очень легко.

И не думайте, что я не заметила, как, проходя мимо зеркала, автор кармических теорий внимательно посмотрел на свое отражение. Не сомневаюсь, что он остался доволен увиденным.

Я поднялась по лестнице на шестой этаж и бесшумно прикрыла за собой дверь номера. Город за окном был залит молочно-белым туманом, и где-то внизу проносились машины, далекие и призрачные, как кометы. Их водителям и пассажирам не было никакого дела ни до знаменитого мистика, ни тем более до меня. И от этого на душе было легко и спокойно. Может быть, это и есть идеальное человеческое счастье – знать, что все лишнее проносится мимо, не задевая тебя и не расстраивая. Но об этом наверняка гораздо больше меня знал автор кармических теорий, чей глубокий голос, приглушенный тонкими стенами, иногда долетал до меня из соседнего номера.

Я зажгла желтоватую лампу над столом, достала из сумки блокнот и раскрыла его на странице, подписанной «21 мая, воскресенье». Я помнила всё наизусть, да и список на сегодня был совсем коротким:

– 23.00 – забрать конверт внизу.

– Завтрак для Козакова (вегетарианский).

– Выезд завтра – в 12.00. Такси.

Я закрыла блокнот и с удовольствием потянулась. Возможно, мистик планировал спасать страждущих до самого утра – это его право. А меня ждал двухчасовой массаж, заказанный еще из Москвы, и вкусный ужин с хорошим вином. В глубине моего просторного номера стоял массажный столик, и я знала, что в проигрыватель уже вставлен диск со звуками текущей воды – мой любимый.

Я родилась уродиной, и многие из вас смотрят сквозь меня, но это совершенно не значит, что я лишена удовольствий. В сущности, мне доступны все радости этого мира, которые можно купить за деньги. Я много работаю и стою очень дорого, но у меня нет ни ребенка, ни мужчины, которые могли бы разделить со мной материальные блага. Так стоит ли отказывать себе в том, что продается?

Стрелки часов указали половину девятого, и почти сразу в дверь тихо постучали.

– Добрый вечер, Анжелика. Очень рад вас видеть снова, – сказал массажист, и я ни на секунду не усомнилась в его искренности: чаевые, которые я оставляю, – это вполне существенный повод для радости.

Я уже шесть раз останавливалась в этом отеле, а мои предпочтения остаются неизменными: массажист был молод, высок и очень хорош собой.

Я легла на столик, укрытый душистым полотенцем. А потом по моей спине потекло теплое масло, которое пахло южными травами, и заскользили сильные руки мужчины, рожденного привлекать. Я медленно провалилась в невесомое облако, сотканное из самых сладких человеческих удовольствий, которые можно купить за деньги в городе Санкт-Петербурге.

Через два часа мне был подан ужин: маленькие золотистые рыбки дорадо и овощи, запеченные на гриле, два бокала отличного розового вина, шоколадный торт и кофе на десерт.

Я не спеша поела в своем номере. В поездках я всегда поступаю именно так. Ведь меня нет смысла переодевать в вечернее платье и с шиком демонстрировать компаньонам, а потому те, с кем я работаю, предпочитают ужинать без меня.

И даже когда поблизости нет коллег, мое общество с успехом заменяют женщинами, рожденными привлекать. Мне известны все мои сильные стороны, но умение скрасить досуг усталого мужчины вряд ли возможно считать одной из них.

Одиночество за ресторанным столиком, строго говоря, ничем не отличается от одиночества в номере. А от одиночества в собственном теле нам и вовсе никуда не уйти.

По крайней мере, тот, кто все это придумал, наградил меня прекрасным метаболизмом.

В соседнем номере беспрестанно открывалась и закрывалась дверь, а бархатный голос Козакова перемежался с женскими и – очень редко – мужскими репликами. Но все это ничуть не помешало мне с удовольствием поесть.

Ровно в одиннадцать я сняла телефонную трубку. Конверт уже ждал меня внизу, и я вышла в коридор, бесшумно прикрыв за собой дверь. В нескольких метрах от меня стояла женщина, прислонившись плечом к стене, опустив голову и закрыв лицо руками. Еще одна встретилась мне возле лифта – ее глаза лихорадочно горели, а пальцы на руках торопливо двигались, как будто она про себя перечисляла что-то очень важное. Третья с потерянным видом сидела на диване в вестибюле – это была та самая, которую Козаков пригласил к себе сразу после выступления.

– Может быть, вам нужна помощь? – спросила я, и, медленно возвращаясь из небытия, она подняла на меня глаза.

– Он и так мне помог, вы просто не представляете! За полчаса изменилась вся моя жизнь! Все по-другому, я и подумать о таком не могла! Спасибо вам и ему спасибо. А за меня не волнуйтесь, за мной сейчас сестра приедет...

Подумать только, полчаса – и вся жизнь до сегодняшнего дня выглядит совсем по-другому. По сравнению с этим любые удовольствия, которые можно купить за деньги, кажутся просто ничтожными. Что он там с ними делает? Лечит наложением рук?

Я подошла к стойке администратора, возле которой сидел молодой человек настолько неприметной внешности, что большинство проходивших мимо наверняка смотрели сквозь него. Но только не я. Я увидела его сразу. Он улыбнулся, показав кривые зубы, и дал мне конверт с крупной надписью печатными буквами «А. КОЗАКОВ».

– Что в нем? – спросила я. – Меня об этом не предупредили.

– Деньги, как обычно, – ответил парень.

– Деньги?

– Ну да, за выступление. До свидания. После этого он ушел, а я достала из сумки блокнот, записала «деньги в конверте» и подчеркнула двумя жирными чертами. Вне зависимости от того, что думает существование по тому или иному поводу, я считаю такую форму оплаты совершенно неприемлемой. Я подошла к стойке.

– Я хочу заказать завтрак в номер шестьсот восемь. Пожалуйста, вегетарианский.

– Минутку, я проверю, – отозвалась девушка-администратор, как и положено, глядя сквозь меня. – Гость из шестьсот восьмого уже заказал в свой номер завтрак на двоих. Но он не просил вегетарианский. Вы хотите, чтобы я перезвонила ему и уточнила?

Должна признаться, что вопрос прозвучал достаточно ехидно. Но чтобы меня расстроить, нужно что-то несомненно большее, чем отказ от вегетарианства.

– Спасибо. Не надо, – без всякого выражения ответила я. – Просто вызовите для нас такси в аэропорт на двенадцать.

Я поднялась на шестой этаж пешком. Коридор был пуст. Спасенные женщины отправились по домам, а может быть, и непосредственно к своему глубинному «я» – кажется, именно так называлось у Козакова обретение покоя. Вокруг было тихо, приглушенные лампы неохотно освещали мягкий ковер и идеально выкрашенные нежно-розовые стены. Последователь кармических теорий наверняка сказал бы, что в этом призрачном свете воздух звенел и вибрировал, но я скажу иначе: кто-то очень сообразительный трудился здесь над освещением и звукоизоляцией. Кто-то, чья работа стоит очень дорого, можете мне поверить.

Оглянувшись по сторонам, я быстро приложила ухо к двери Козакова: в первые несколько секунд из его комнаты не доносилось ни шороха. А потом воздух прорезал глубокий и страстный женский стон. Мне это показалось или он на самом деле жарким вихрем пронесся по коридору, заглянув в каждый уголок, забравшись под каждую дверь?

Вот вам и наложение рук.

Я зашла к себе, разделась и легла в постель. В сущности, удовольствия Козакова отличаются от моих только тем, что ему все достается бесплатно. Я закрыла глаза, и невесомое облако, сотканное из человеческих радостей, постепенно снова сомкнулось вокруг меня, принося с собой разноцветные легкие сны. И если ночью другие стоны проносились по коридору, разрезая воздух и вселяя беспокойство в умы честных граждан, то я их не слышала.

Утром ровно в одиннадцать я набрала номер Козакова – он не ответил. Что ж, времени до отъезда было вполне достаточно. Я не спеша сложила вещи в мой ярко-зеленый чемоданчик, выпила чашку чая и спустилась вниз.

Ни в 11.45, ни в 12.00 мобильный мистика не отвечал, а в 12.15 оказался выключен.

– К телефону в номере он тоже не подходит, – растерянно улыбнулась девушка-администратор. – Но из отеля не выходил, это точно! Давайте я отправлю к нему кого-нибудь из наших сотрудников.

Сотрудник вернулся через несколько минут, сообщив, что дверь ему не открыли, но в довольно резких выражениях предложили спуститься вниз и спокойно ждать.

А еще через четверть часа Козаков вышел из лифта в лобби отеля с большим зонтом и дорогим кожаным саквояжем в руках. Его лицо было усталым и очень красивым, а маленькие морщинки в уголках губ стали похожи на четкие штрихи, которые рисуют на щеках грустных клоунов.

– Доброе утро, Анжелика, – процедил он. – Должен вам сказать, у меня еще никогда не было такой назойливой секретарши.

– Я не секретарша, – начала было я, но он меня перебил, раздраженно дернув плечом.

– Знаю, знаю, персональный помощник. Мы уже можем ехать или будем выяснять отношения до бесконечности?

С этими словами он вышел на улицу, сел в такси и с шумом захлопнул дверцу. Зонтик и саквояж он положил рядом с собой на сиденье, так что мне пришлось разместиться впереди.

Если таким образом Козаков хотел задеть меня, у него ничего не вышло: по части оскорбительных выходок мистик явно не дотягивал до успешного бизнесмена и даже близко не стоял рядом с ведущим популярной телепередачи.

В полной тишине мы доехали до аэропорта и прошли регистрацию в последний момент. А едва оказавшись в самолете, автор кармических теорий достал из кармана темные очки.

– Спокойной ночи, Анжелика, – проговорил он. – И будьте любезны, проследите, чтобы меня никто не будил. Это не слишком унизительное поручение для персонального помощника?

– Совсем нет, – ответила я.

– Ну и прекрасно.

Он надел очки и откинулся на спинку сиденья. До того момента, как самолет приземлился в Москве, знаменитый мистик ни разу не пошевелил и пальцем – можете мне поверить, я следила за ним очень внимательно.

Настоящая Змея встречала нас в зале прилета. Она была с ног до головы одета в черное, ее длинные волосы струились по спине. Нежно обнимая автора кармических теорий, она сверкнула на меня глазищами из-под пушистых ресниц, и, должна признаться, этот взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Выглядишь ужасно, – констатировала она, пробежав пальцами по лицу Козакова. – Не спал, не ел и толком не отдохнул. Надо было взять меня с собой, и все вышло бы по-другому.

Если бы не десять лет профессиональной практики, я бы, наверное, усмехнулась: настолько точными оказались слова глазастой Змеи. Будь она с нами, все и правда могло бы выйти совсем иначе, вот только вряд ли ей стоит знать о деталях путешествия.

– Это все Анжелика виновата, – не глядя на меня, бросил мистик. – Не смогла найти билет!

– Я сделала все возможное, но времени было слишком мало, – очень спокойно произнесла я, и в ту же секунду мистик быстро взглянул на меня, а в его светлых глазах вспыхнула и погасла стремительная яркая искра.

– А при первой встрече обещала мне буквально луну подать на тарелочке... Эх, женщины...

– Что делать, Алексей. Вы тоже не сказали мне, что станете терять билеты, опаздывать и выключать телефон.

– Вам наверняка сказали об этом в издательстве, – улыбнулся мистик и обнял свою Змею. – «Доктор странствий», книга первая, страница восемьдесят семь.

– О чем это вы? – спросила я.

– Читайте и поймете, – ответил Козаков, и голос его при этом был тягучим и бархатным. – Теперь мы можем идти или снова будем выяснять отношения до бесконечности?

Не дожидаясь ответа, он пошел прочь, а Змея плавно двинулась с ним рядом. Козаков остановился у самых дверей и обернулся ко мне:

– Иринушка за рулем. Вы хотите, чтобы мы подбросили вас домой, Анжелика?

– Спасибо. Я прекрасно доберусь сама.

В Москве было ясно. Ласковый ветер шелестел ярко-зеленой листвой и приводил в беспорядок прически. Как только я дошла до стоянки такси и уселась в машину, мимо промчался красный кабриолет. Настоящая Змея одной рукой держала руль, а другой отчаянно жестикулировала, пытаясь в чем-то убедить знаменитого мистика. Он смотрел в сторону, а морщинки, которые делали его похожим на грустного клоуна, стали еще более четкими.

Дома я поставила мой ярко-зеленый чемоданчик в прихожей, повесила на крючок куртку и открыла первую часть «Доктора странствий» на странице восемьдесят семь. Правую сторону разворота украшало довольно безвкусное изображение пышного венка, в котором переплелись розы, гвоздики и лавровые ветви. На левой стороне была небольшая главка, которая называлась так:

«Человек, который опоздал на свои собственные похороны».

«– Этот человек опаздывал всегда, – начал Доктор, и все вокруг засмеялись, потому что каждый подумал о ком-то знакомом. – Его завтрак превращался в обед, а обед – в ужин. Его лето начиналось осенью, а осень – зимой. У него не было детей, потому что ни одна женщина ни разу не дождалась встречи с ним. У него не было друзей, потому что ни один мужчина не мог дождаться, когда он попросит о помощи, а без этого – какая дружба? И вот однажды этот человек умер. На его похоронах собрались женщины, которые могли бы родить его детей, и мужчины, которые хотели бы предложить ему свою помощь. Самого усопшего там не было, но поскольку все привыкли, что он опаздывает, никто не удивился. Гости ели и пили без него, и, между нами говоря, без покойника им было гораздо веселее.

– Значит, этот человек не умер? – спросили Доктора.

– С чего вы взяли? – удивился он.

– Но как же он мог опоздать на свои похороны?!

– Ах, это, – улыбнулся Доктор. – Это не важно. Главное, что он успел умереть».

Мой телефон зазвонил раньше, чем я успела закрыть книгу.

– Анжелика, это настоящий кошмар! Я не знаю, что с этим делать! – кричала в трубку Катя номер один, и было похоже, что она вот-вот расплачется. – Вам же говорили, что в первую очередь нужно разобраться с предыдущей секретаршей!

– По-моему, именно это я и сделала.

– Это только по-вашему! Она прислала нам диск, и это конец... – тут Катя почему-то смущенно хихикнула. – Конец всему!

– Что на диске?

– Завтра утром я отправлю его вам с курьером. Посмотрите и поймете.

Катя тяжело вздохнула и повесила трубку. А я достала блокнот и записала: «Посмотрите и поймете». Если по книгам Козакова когда-нибудь снимут фильм, меня еще будут носить на руках за эти записи.

Это был ничем не примечательный изумрудно-зеленый диск без надписей. Я очень осторожно держала его на ладони, а у меня в ушах все еще звенел голос Кати номер один, которая очевидно балансировала на грани истерики:

– Как еще не смотрели? Включайте немедленно! И сразу предупреждаю: с этим... – тут она немного помолчала, и мне показалось, что я слышу, как скрипят ее белые зубки, – с этим... Козаковым будете разговаривать вы!

Я включила DVD. Диск медленно уехал внутрь, и уже через пару секунд появилось изображение. Именно тогда стало понятно, что диск этот достаточно примечателен, и истерика первой Кати объяснилась сама собой.

Прямо передо мной на экране телевизора возникло лицо знаменитого мистика – его глаза были слегка прикрыты, а рот – приоткрыт. Выражение, между нами говоря, довольно дурацкое. Но очень быстро крупный план сменился другой картинкой, и тут уже кому угодно стала бы ясна причина такого странного выражения. Автор кармических теорий сидел на мягком кресле в своей собственной просторной гостиной. Он был совершенно голым и держал на коленях светловолосую тонкую девушку, которая медленно раскачивалась из стороны в сторону, обняв его руками за шею – Катя номер два.

Ее нежные локоны текли по спине, как белоснежная пена водопада. Если бы тот, кто все это придумал, дал мне такие же удивительно прозрачные волосы, я бы ни минуты не стала убиваться из-за того, что мистик сменил мою постель на логово змеи, можете мне поверить. Ладони Козакова лежали на ее талии, и таких трепетных пальцев я не видела никогда. Хотя много ли мне известно об удовольствиях, которые нельзя купить за деньги?

Я, не отрываясь, смотрела на экран. Девушка все раскачивалась, не ускоряя темпа и не замедляясь, а руки мистика все так же трепетали на ее талии, и казалось, что непостижимая для меня бесконечность раскрывалась перед ними. Затем автор кармических теорий встал с кресла, без видимых усилий поднял девушку на руки и неторопливо вышел из кадра. В последний момент она повернула голову так, что стало видно лицо.

И тут уже непостижимая бесконечность раскрылась для меня: это была не Катя. Я набрала номер издательства.

– Ну что, посмотрели, Анжелика? – страшным шепотом спросила Катя номер один. – Что вы на это скажете?!

– Скажу, что фильм занятный. Я спрошу у Алексея, кто его прислал.

– Это она! Его ненормальная секретарша! И ведь я вас предупреждала, Анжелика! – Катя начала говорить чуть громче и, видимо, прикрывала трубку рукой.

– Это не она.

– А тогда кто же?! Кто прислал запись, на которой она с этим чертовым Козаковым?!

– Вы не поняли. Девушка на диске – это не Катя. Вы, наверное, не досмотрели запись до конца? До того момента, когда видно лицо?

– Куда уж там! – задохнулась Катя номер один. – Не могу же я в офисе смотреть такое!

Я бы совсем не удивилась, узнав, что она все-таки скопировала запись на свой жесткий диск, чтобы как-нибудь задержаться и увидеть все целиком.

– Подождите, как же... Если это не его секретарша, то кто тогда? – спохватилась Катя.

– Понятия не имею, – ответила я. – Придется в любом случае спросить у Козакова.

– Давайте, – еле слышно выдохнула Катя.

Я почти видела, как на другом конце города тугие кольца ревности сжимают ее складное тело. А тот факт, что эта ревность была и глупой, и совершенно неуместной, ничуть не облегчал ее страданий.

– Я вас внимательно слушаю, Анжелика. Голос Козакова был мягким и бархатным, и, будь у меня чуть меньше здравого смысла, я сочла бы, что он обволакивает меня с ног до головы.

– Возник вопрос, который требует вашего участия, – пояснил я.

– А именно? – спросил мистик, и было слышно, как он зевнул.

– А именно, в издательство прислали диск, и запись на нем достаточно эротическая.

– Ну а я тут при чем?

Тут автор кармических теорий зевнул еще раз, и в его голосе явственно почувствовалось раздражение, а где-то вдалеке послышался недовольный женский голос: видимо, сексуальная Змея проявляла нетерпение.

– Притом, Алексей, что вы в этой записи выступаете в главной роли.

– То есть?

– То есть вы очень красиво трахаете длинноволосую блондинку, и неплохо бы было вам понять, кто это. А потом связаться с девушкой и узнать, зачем она прислала запись в издательство.

Несколько секунд автор кармических теорий растерянно молчал, и должна признаться: эту тишину я слушала с большим удовольствием.

– Диск у вас? Вы можете его привезти? – наконец спросил Козаков.

– Конечно. Я буду у вас максимум через час. И еще одно, Алексей: Ирине эта запись вряд ли понравится.

– Я вас услышал, – произнес он, и при этом его голос был таким ледяным и колючим, что у женщины, рожденной привлекать, наверняка по спине побежали бы мурашки.

Я же просто повесила трубку, убрала диск в прозрачный чехол, положила в сумку блокнот, заточенный карандаш, оделась и вышла на улицу.

Солнце так щедро изливало на город свое тепло, что я попросила таксиста остановиться за пару километров до дома Козакова. Водитель, как и все другие, взял деньги, не пересчитывая, и даже не взглянул в мою сторону, когда я вышла из машины. Я с удовольствием подставила лицо солнечным лучам и не спеша двинулась к дому мистика. Таких, как я, не украшает загар: под солнцем мое лицо не расцветает, а только темнеет и покрывается пигментными пятнами. Впрочем, вряд ли можно сказать, что загар идет мне во вред: лицо, которым меня наградил тот, кто все это придумал, невозможно испортить чем бы то ни было. Но тем не менее, когда солнечные лучи заскользили по моей коже, я зажмурилась от наслаждения. Ведь возможность радоваться весеннему теплу – это одно из немногих доступных мне удовольствий, которые нельзя купить за деньги.

Настоящая Змея сама открыла мне дверь, недобро сверкнув глазищами из-под бесконечных ресниц. На Иринушке было короткое цветастое платье, которое делало ее похожей на хиппи.

– Надеюсь, вы понимаете, что приехали совсем не вовремя? – спросила она, и очарование было разрушено: стало понятно, что Змея не имеет никакого отношения к безмятежным детям-цветам.

– Не сердитесь, Ирина, это просто моя работа.

– Знаю, – фыркнула Змея и ушла.

В гостиной, в том самом светлом кресле сидел знаменитый автор кармических теорий. Его руки лежали на подлокотниках ладонями вверх. Его босые ступни утопали в мягком бежевом ковре и были удивительно хороши, его ногти так блестели в солнечном свете, что сам собой возникал вопрос: а не красит ли их мистик нежно-розовым прозрачным лаком?

– Здравствуйте, Анжелика, – произнес Козаков. – Давайте сюда ваш диск.

Я достала изумрудно-зеленый диск и протянула ему.

– Садитесь. Вы не против подождать здесь, пока мы с Иринушкой посмотрим запись? Телевизор у меня в спальне. Или, может быть, хотите к нам присоединиться?

В глазах Козакова вспыхнула и сразу же погасла ослепительно яркая искра.

– Спасибо, – как можно спокойнее ответила я, – это кино я уже видела.

– Вам понравилось? – спросил он, и его левая бровь иронично изогнулась.

– Очень. Вы там прекрасно смотритесь. Козаков усмехнулся, а его гибкая Змея снова фыркнула, причем значительно громче прежнего. После этого они оба вышли из комнаты, а я уселась в то самое кресло, достала из сумки блокнот и на новой странице написала число: «23 мая».

Сколько длилась эта запись? Десять минут? Пятнадцать? Тридцать? Я не знала. Когда это необходимо, я становлюсь нечувствительна к течению времени. Я давно не жду ничего для себя, а потому умею дожидаться других без печали и без раздражения.

Через некоторое время раздались легкие шаги, Козаков крикнул:

– Эй, ты куда?

Сразу после этого с грохотом закрылась входная дверь, что только подтвердило мою правоту: настоящей Змее совсем не понравилось эротическое кино. Знаменитый мистик досматривал диск в одиночестве, и, откровенно говоря, я понятия не имею, зачем ему это понадобилось, если только он сам не был заворожен созерцанием своего собственного загорелого тела.

Зазвонил мой мобильный.

– Что там у вас? – взволнованно спросила первая Катя.

– У нас все в порядке.

– Что тут может быть в порядке, Анжелика?! Он посмотрел?

– Смотрит.

– О боже. Пусть смотрит скорее! Надо что-то делать!

– А из-за чего вы, собственно, так разволновались, Катя?

– Как это? – где-то на другом конце города Катя захлебнулась весенним воздухом, а может быть, и собственным возмущением. – Это же ужас что такое... Скандал...

Меня всегда удивляла легкость, с которой эмоции лишают разума женщин, рожденных привлекать.

– А вы подумайте, Катя: что ужасного в этом диске? Ваш автор не женат. Он не давал обета безбрачия, не делает ничего противоестественного, а девушке явно больше восемнадцати. Да вам нужно вывесить эту запись на официальном сайте издательства и готовиться к допечатке тиража, потому что каждая женщина, увидевшая это, бросится в магазин и купит его книжку, чтобы при личной встрече попросить автограф!

– У него? Автограф? – еле слышно выдохнула Катя.

– Ну разумеется, не у нас с вами.

– Вы... Вы мне все-таки потом позвоните... Я закрыла крышку телефона и убрала его в сумку.

В дверях, прислонившись к стене, стоял автор кармических теорий. Он смотрел на меня в упор. Мне показалось или его лицо было чуть румянее обычного?

– А вы молодец, Анжелика, – тихо промолвил он. – Не ожидал от вас такого.

Именно тогда мне стало ясно, что мы с ним сработаемся. Он стоял неподвижно и смотрел на меня так внимательно, что на какое-то мгновение даже показалось: замысел того, кто все это придумал, раскрылся перед Козаковым безо всяких подсказок. Но мне только показалось.

– Я слышал вашу мысль про сайт издательства, – усмехнулся мистик. – Если серьезно, что вы предлагаете делать?

– Я думаю, надо в любом случае поговорить с девушкой. Если хотите, это сделаю я.

Он немного помолчал.

– Боюсь, это будет непросто.

– Почему? Кто это? Сначала мы думали, что это Катя, но ведь это не она?

– Не она, – согласился Козаков, и яркий румянец залил его загорелое лицо.

– А кто?

– Кира, – он пожал плечами, – кажется.

– Кажется?

– Кажется... Я не уверен... В этом-то и проблема. И я понятия не имею, как с ней связаться.

– Простите за нескромный вопрос, но зачем вам понадобилась эта запись?

Козаков пожал плечами:

– Она сама так захотела. Кажется, говорила, что любит кино... Или работа ее как-то связана с кино... И не смотрите на меня так, я прекрасно понимаю, что сглупил. Но я сделал то, что сделал, и этого не изменишь.

Мистик прошел в комнату и сел в свободное кресло рядом со мной. А вслед за ним из коридора плавно двинулся огромный белый кот с янтарно-желтыми глазами. Он остановился у моих ног и замер.

– Шива! – воскликнул Козаков. – Ну наконец-то соизволил выйти! Познакомься с Анжеликой.

– У вас есть кот? В прошлый раз он даже не показывался...

– Да уж, – усмехнулся мистик, – у него сложные отношения с Борисом. Шива его не любит.

Кот потерся головой о мои ноги, и я уже протянула руку, чтобы погладить его, но Козаков меня остановил:

– Осторожнее, Анжелика. Шива похож на киску из магазина мягких игрушек, но на самом деле это хищный зверь. Я вам не советую его трогать.

Зверь хитро взглянул янтарно-желтым глазом на хозяина, повел хвостом и запрыгнул мне на колени. Он лениво разлегся, как будто знал меня тысячу лет.

– Ндаааааа, – только и протянул Козаков. – В жизни не видел ничего подобного... Чтобы Шива сам забрался к кому-то на колени? Да он даже со мной не позволяет такого.

– Мррр, – довольно произнес Шива и фамильярно почесал об меня ухо, при этом его янтарно-желтый глаз хитро блеснул.

«Ну что, съели? То ли еще будет», – как будто говорил этот взгляд.

Да, меня чаще всего не замечают. Мужчины, женщины, дети, даже собаки – все они смотрят сквозь меня, я не представляю для них ни малейшего интереса. Исключение составляют кошки, которые как будто замечают во мне то, чего не видят или не хотят видеть все остальные.

– Вы хотите чего-нибудь выпить? Может быть, вина? – спросил Козаков. – После того как Шива принял вас за свою, я не могу отпустить вас просто так.

– Я бы не отказалась от чая.

– Зеленый или черный?

– Черный.

– Почему-то я так и думал, – очень серьезно заключил автор кармических теорий.

И если бы я была рождена привлекать, то в ту же секунду опустилась бы на колени у его ног и попросила разрешения остаться с ним рядом. Учитывая тот факт, что настоящая Змея ушла, хлопнув дверью, у меня наверняка были бы все шансы. К счастью или к сожалению, я родилась совсем не для этого, а потому всего лишь спросила:

– Вы хотите, чтобы я позвонила Ирине?

– Нет, – мистик поморщился. – Совершенно незачем, Анжелика.

Козаков, как ни в чем не бывало вышел на кухню, а через несколько минут вернулся с чашкой чая для меня и бокалом белого вина для себя.

– Вы осуждаете меня, Анжелика? – спросил он.

– Ничего подобного, – откликнулась я, и это была чистейшая правда: разве есть у такой, как я, право осуждать такого, как он?

– Это все из-за моей Шакти, – тихо и как будто через силу произнес Козаков.

– Шакти?

– Да. «Врата Мира», книга первая, страница двести три.

– Мрр, – лениво изрек Шива, как будто подтверждая слова хозяина.

Козаков сделал глоток вина. В его бокале искрилось солнце. Оно разбивалось на миллионы маленьких огненных искр, и казалось, что, сидя в своей гостиной, мистик пьет чистейший солнечный свет.

Дома я открыла первую часть «Врат Мира». Правую страницу украшало изображение женщины, оседлавшей единорога. Ее волосы развевались по ветру. В ее глазах отражались звезды, и луна, и солнце, а может быть – и множество других, еще не известных науке светил. Она летела вперед, и было непонятно – несет ли ее сказочный зверь с серебристой шкурой или сам ветер. Отрывок на левой странице назывался так: «Появление Шакти».

«Она появится неожиданно и принесет с собой то, что я давно уже ищу. Она дотронется прохладными пальцами до моего лба, и придет понимание самого важного – то самое, что так долго от меня ускользало. Она легко прикоснется к моим векам, и я увижу то, что давно надо было бы увидеть. Ее тело откроется для меня, и вместе с ним откроется сама бесконечность.

Моя Шакти повернет колесо судьбы, которое слушается только ее нежных рук, и древние врата мира со скрипом распахнутся. И когда мы пройдем через них, она бросит на наши следы горсть золотой пыли, чтобы никто другой не мог пойти вслед за нами. После этого возвращение уже невозможно, и мир больше не будет для меня таким, как прежде. Прошлое окажется разрушенным, но что с того?»

Я закрыла книгу. На мой взгляд, слишком много соплей, но это всего лишь мое личное мнение, не более того.

Мне случалось встречать женщин, которые, махнув рукой на здравый смысл, ждали принца. Но мужчина, ждущий свою Шакти? Люди с легкостью верят в сказки, которые когда-то сами придумали, и знаменитый автор кармических теорий не был исключением.

Пока мужчины и женщины занимались друг другом, я читала индийские мифы, в которых Шакти была женой Шивы и богиней животворящей страсти. Но мне никогда не приходилось слышать, будто бы она являлась собственной персоной, чтобы открыть двери перед кем бы то ни было, пусть даже очень достойным.

Писал ли Козаков о том, во что искренне верил, или всего лишь о том, во что очень хотелось бы верить? Я не знала.

Он был рожден привлекать, и женщины слетались к нему, как невесомые мотыльки к жаркому огню среди влажной ночи. И если многие из них сжигали на этом огне свои прозрачные крылья, вряд ли стоило винить в этом мистика. Он ждал появления своей Шакти, подумать только. Он искал ее в каждой новой женщине, и кто я такая, чтобы осуждать его за это? Может ли безногий осуждать здорового за то, что тот бегает слишком быстро? И что здоровому до тех осуждений? К счастью, у меня достаточно здравого смысла, чтобы это понимать.

С того дня я больше ни разу не видела настоящую Змею и даже не слышала ее имени. Мы ждали, что девушка с диска снова даст о себе знать, но этого тоже не случилось. От «кажется Киры» не было никаких вестей.

А мистику все это было как с гуся вода.

Настоящая Змея больше никогда не показывалась мне на глаза, но это совсем не значит, что не было других. Возможно, я пропущу кого-то, кто пользовался благосклонностью знаменитого мистика в течение нескольких следующих недель, да и многие ли достойны того, чтобы о них вспоминать? Они появлялись из ниоткуда и уходили в никуда, а Врата Мира так и оставались закрытыми для автора кармических теорий. Стоило ли его пожалеть или поздравить? Этого я не знала, да в общем-то и не хотела знать. В конце концов, в обязанности персонального помощника не входит курирование расплывчатых образов, созданных авторским воображением.

Впрочем, женщины самого автора были вполне реальны.

Глуповатая стройная Марина с телом, как будто выточенным из розового каррерского мрамора.

Тихая кареглазая Инна, которая появилась незаметно и так же незаметно исчезла, как будто растаяла в жарком московском воздухе. Неприметную Ольгу я помню потому, что каждая улыбка превращала ее в сияющую красавицу, а Настю – потому что из-за нее мистик отказался давать интервью самой популярной газете и ровно четыре дня не отвечал на телефонные звонки.

Потом были две Наташи – кажется, по очереди, но очень может быть, что и одновременно.

Потом Анна, которая от души презирала меня, красавица Надя, и еще одна Анна, которая боялась меня как огня, а возможно, и сильнее.

В середине июня я сопровождала автора бестселлеров в Сочи, где он выступал на маленькой сцене, построенной прямо на берегу. Перед ним на деревянных некрашеных скамейках сидели почитатели таланта, а в первом ряду сверкала загорелыми коленками Оксана. На вид ей было не больше восемнадцати, и я никогда не забуду ни ее коленок, ни того, как она рыдала в аэропорту, провожая Козакова в Москву.

В начале июля мы ездили в Казань, а потом в Екатеринбург и Уфу. В каждом из этих городов как по волшебству появлялись женщины, готовые украсить досуг мистика.

Они приходили и уходили, а жизнь текла своим чередом. Знаменитому автору кармических теорий все это было как с гуся вода. Казалось, он не радовался, когда они появлялись, и не расстраивался, когда они исчезали. Среди них не было Шакти. Вернее, ее не было до поры до времени.

Однажды в середине июля, когда Москва днем задыхалась от солнечных лучей, а ночью – от воспоминаний о них, мой телефон зазвонил в одиннадцать вечера.

– Анжелика, я вас не разбудил? – спросил Козаков, и при этом его голос не был ни бархатным, ни глубоким.

Казалось, автор кармических теорий порядком смущен и расстроен.

– Я не сплю, Алексей. Что случилось?

– Откровенно говоря, мне неудобно в этом признаваться, – я почти видела, как он очаровательно улыбнулся и, может быть, даже растерянно развел руками.

– И все-таки в чем дело? – как можно спокойнее поинтересовалась я.

– Ужасно глупо, Анжелика... Я в баре... и... я потерял ключи от дома. Ума не приложу, что мне теперь делать.

Если бы не десять лет профессионального опыта, я, наверное, облегченно вздохнула бы. Мне случалось принимать более поздние звонки от моих работодателей и разбираться с куда более серьезными проблемами.

– Что мне делать, Анжелика? – жалобно простонал Козаков.

– Скажите, где вы находитесь, и я минут за пятнадцать забронирую номер в ближайшей к вам приличной гостинице.

– У меня нет с собой документов...

– Это не проблема.

– Боюсь, что вместе с ключами пропало и мое портмоне. То есть я совершенно без денег.

– Тогда вызовите такси и приезжайте ко мне. Когда подъедете, я спущусь и расплачусь с водителем. Вам есть на чем записать адрес или вы его запомните?

Козаков помолчал несколько секунд.

– Вы пустите к себе в дом постороннего мужчину? – усмехнулся он наконец и, поскольку я ничего не ответила, продолжил: – Давайте адрес. Я запомню.

Он приехал через полчаса, и за это время я успела сделать несколько звонков.

На экране домофона я видела машину ярко-желтого цвета, которая остановилась прямо у подъезда. Знаменитый автор кармических теорий открыл дверцу и вышел. Его джинсы были такими же потертыми, как обычно, а рубашка такой же изысканно небрежной. Даже на маленьком мерцающем экране домофона было видно, что он очень, очень красив.

Я спустилась на улицу и протянула деньги таксисту. Он взял их, не глядя на меня и не пересчитывая. И сразу же рванул с места так, что заскрипела резина. Я совершенно этому не удивилась, но Козаков вздрогнул от неожиданности.

– Благодарю вас, дорогая Анжелика, – церемонно произнес он, и в ту же секунду я поняла, что он довольно много выпил.

Его глаза были грустными и усталыми, а волосы взлохмаченными.

– Пойдемте, Алексей, – пригласила я. – Не стоит стоять тут среди ночи.

Он пошел за мной сразу же и без возражений. Мы миновали охранника, а затем консьержа, который изумленно взглянул на моего гостя, и Козаков спросил:

– А как же моя квартира? Ее могут открыть ключами и ограбить...

– Это вряд ли. Один сговорчивый милиционер уже заступил на пост у ваших дверей, а отличный специалист по замкам сменит личинки завтра утром. К сожалению, уже слишком поздно, чтобы вызвать его прямо сейчас.

– Вы волшебница, – тихо констатировал Козаков, и я заметила, что морщинки в уголках рта, которые делали его похожим на грустного клоуна, снова стали глубокими и четкими.

– Я надеюсь, Шива не будет оскорблен вашим отсутствием?

– Не будет, – беспечно бросил мистик. – Мы с ним прекрасно друг друга понимаем.

Мы поднялись на девятый этаж на лифте. Сама я, разумеется, хожу пешком, но автор бестселлеров явно был не в том состоянии, чтобы передвигаться по лестницам.

Я открыла дверь перед Козаковым. Он прошел в квартиру, огляделся по сторонам и изумленно присвистнул:

– Неплохо, Анжелика. Вот уж не думал, что секретарши живут в таких хоромах...

– А секретарши в них и не живут.

– Вам ее кто-то подарил? Мужчина? – спросил мистик, как будто не слышал моих слов.

– А вы представляете себе мужчину, который захотел бы это сделать? – ответила я, и Козаков моментально смутился.

– Простите... Я не хотел...

– Бросьте, Алексей, вы не сказали ничего обидного.

Моя квартира на самом деле хороша, и мне это прекрасно известно. Посудите сами, иначе с чего бы она стоила так дорого?

У меня две спальни и две ванные комнаты, отделанные бежевато-розовым мрамором. Когда встаешь на него летом, он приятно холодит ступни, а зимой хитрая система обогрева делает его неуловимо теплым. Моя кухня оснащена по последнему слову техники. Я не слишком люблю готовить, но если вдруг захочется это сделать, у меня есть все возможности.

Но главная гордость моей квартиры – это гостиная, в которой одну стену заменяет огромное полукруглое окно. Большинство домов вокруг гораздо ниже моего, и поэтому с девятого этажа город на много километров вокруг виден как на ладони. Ночью, когда темно, вид становится особенно хорош. Внизу горят фонари и разноцветные вывески, мелькают белые фары автомобилей, чуть вдалеке тлеют подсвеченные башни Кремля.

Многие скажут, что воздух в центре столицы непригоден для жизни, но я видела, что Козаков, который замер у окна, не произнесет ничего подобного. Я подошла к нему и открыла дверь балкона – она расположена с самого края полукруглого окна и скрыта портьерой, так что если не знаешь о ее существовании, то догадаться об этом довольно трудно.

Мы вышли на балкон, и хотя многие считают, что воздух здесь не вполне пригоден для жизни, той прохладной летней ночью в это верилось с трудом. Город внизу мерцал и переливался всеми цветами радуги, а мистик стоял, взявшись руками за гладкий бортик, и, не отрываясь, смотрел куда-то в даль.

– Вы хотите что-нибудь выпить или съесть? – спросила я, и автор бестселлеров еле заметно вздрогнул, как будто я вернула его на землю из заоблачных далей.

– Боюсь, что на сегодня я выпил достаточно, – невесело усмехнулся он. – Хотя сейчас мне вроде бы уже получше. От сока я бы не отказался... И может быть, бутерброд? С сыром? Это будет не слишком сложно?

– Совсем нет, – заверила я и вышла на кухню.

Я достала из холодильника пакет с гранатовым соком и налила его в два стакана. Нарезала сыр, разложила по ломтикам хлеба. Должна признаться, что все эти действия вызывали достаточно странные чувства. Не исключаю, что, будь у меня чуть меньше здравого смысла, я бы даже расплакалась: знаменитый мистик был первым гостем, которого я угощала в моей квартире, хотя живу здесь больше шести лет.

Я вышла на балкон с подносом в руках, и мы расположились там же – в плетеных креслах. Ради того чтобы я могла любоваться отсюда светящимся городом внизу, горничной приходится протирать их дважды в день влажной губкой. Но Козаков не волновался о чистоте кресла. Он просто сел в него и сразу же устроился так удобно, как будто бывал здесь много раз. Он взял стакан, но при виде тарелки с бутербродами брови мистика удивленно поползли вверх.

– Что это? Квадратная тарелка? – изумился он.

– Как видите.

– Они у вас все такие?

– Да.

– Вы удивительная женщина, Анжелика, – насмешливо проговорил он. – Зачем вам квадратные тарелки?

– Скажем так: мне с ними гораздо удобнее, – ответила я.

Строго говоря, мои тарелки нельзя назвать квадратными: у них гладкие закругленные концы, о которые невозможно пораниться. На то, чтобы пользоваться именно такими тарелками, у меня, разумеется, есть свои причины, о которых я не собиралась сообщать автору кармических теорий. Пока не собиралась. Не зря же эту посуду делали специально для меня на маленьком заводике в итальянской глуши.

Тем временем Козаков смотрел на меня очень внимательно. Если бы я была рождена привлекать, то наверняка покраснела бы под этим взглядом, как и многие, многие другие. К счастью, подобные фокусы на меня не действуют, а потому я встретила взгляд мистика легко и свободно. По части игры в гляделки мне нет равных, и если он думал тягаться со мной, то лишь зря терял время.

Он внимательно смотрел на меня, и его глаза, которые в темноте казались почти карими, искрились сотнями маленьких, едва уловимых искр: мистик был очень хорош и прекрасно знал об этом. А я была уродиной, и у меня было достаточно здравого смысла, чтобы помнить об этом всегда. Однажды, много лет назад, я уже приняла мое уродство как данность, так стоило ли тешить себя иллюзиями только из-за того, что знаменитый автор кармических теорий бессовестно разглядывал меня на моем собственном полукруглом балконе?

Ни один мужчина не смотрел так на меня до этого и вряд ли когда-нибудь взглянет после. К счастью, тот, кто все это придумал, сполна наделил меня разумом, чтобы понимать это и принимать без грусти.

– Никогда бы не подумал, что вы живете в таком месте... Это удивительно, – тихо признался Козаков.

В сущности, в этом не было ничего удивительного, ведь у меня нет ни мужчины, ни ребенка, на которых я могла бы потратить то, что зарабатываю. А некоторые губернаторы после удачной предвыборной компании бывают очень щедры.

Ночь казалась тихой и ласковой, как в сказке, а мне было совершенно нечего терять.

– Вы сейчас живете здесь одна, Анжелика? – тихо спросил мистик, и его голос был не просто мягким и бархатным – он был коконом из самых тонких эротических нитей, какие только может создать мужчина.

– Да, живу здесь одна, – прямо ответила я. – И не только сейчас, а всегда.

Он удивленно поднял левую бровь:

– Вы не любите мужчин? Может быть, вы предпочитаете женщин? Я давно за вами слежу и ни разу не видел, чтобы вы кому-нибудь симпатизировали...

Если бы не десять лет профессиональной практики, я бы, наверное, рассмеялась ему в лицо. Как это глупо, как по-мужски самонадеянно – полагать, будто бы кто-то, непривлекательный для мужчин, окажется привлекательным для женщин.

– Я ничего не имею против мужчин, Алексей, – очень спокойно отозвалась я. А потом поднялась, вышла в гостиную и вернулась с блокнотом в руках. – Есть еще один вопрос, который надо прояснить до того, как вы отправитесь спать.

– Какой же? – несколько растерянно спросил Козаков.

– Что именно пропало вместе с вашим портмоне? Там были какие-то документы? Кредитные карты? Постарайтесь вспомнить, а я сделаю все возможное, чтобы восстановить потерянное как можно скорее.

– Паспорт... Полис медицинской страховки... Карточки? Карточек у меня с собой не было, только наличные.

– Прекрасно.

Я записала название страховой компании и закрыла блокнот.

– Если вы не против, я покажу вам гостевую спальню и займусь делами.

– Конечно, – поспешно согласился мистик, и его голос зазвучал так, как будто Козаков только что безнадежно запутался в своих собственных эротических нитях, но еще не вполне это осознал.

И не думайте, что я не заметила: автор кармических теорий предпочитал не полагаться на судьбу. У него была медицинская страховка.

Я открыла перед мистиком дверь спальни и пропустила его внутрь.

– Еще один вопрос, Алексей: что вы хотите съесть на завтрак?

Он удивленно вскинул на меня глаза:

– А какие у нас варианты?

– Практически любые, – невозмутимо заявила я. – Просто скажите, чего вам хотелось бы.

– И вы это для меня приготовите?

– Нет. Но в доме напротив прекрасное кафе, и они доставляют заказы на дом.

– Тогда горячий шоколад и хачапури. У них есть шоколад и хачапури, как вы думаете?

– Думаю, да.

После этого я пожелала автору бестселлеров спокойного сна, закрыла дверь и вышла. Около получаса ушло на телефонные звонки, а затем я легла спать. И если женщине, рожденной привлекать, наверняка мешали бы уснуть мысли о мистике в соседней спальне, то для того чтобы потревожить меня, нужно что-то гораздо более существенное. Я заснула очень быстро и раскрыла глаза только утром, когда зазвонил телефон.

– Доброе утро, Анжелика, – услышала я голос консьержа. – К вам курьер из кафе. Пропустить его наверх?

Через десять минут завтрак стоял на столе в кухне, а я была одета, причесана и накрашена. Несомненное преимущество, которое дает женщине уродство, – это возможность не тратить времени на сборы ни утром, ни вечером, и вне зависимости от предстоящих встреч. По большому счету, никакие ухищрения не способны скрыть того, что дано мне природой. Так стоит ли обманывать саму себя, тем более что обмануть других все равно не удастся?

Я легко постучала в дверь Козакова:

– Доброе утро, Алексей. Завтрак готов.

Он вышел очень быстро. Его глаза были такими светлыми, а лицо таким спокойным и красивым, как будто не было накануне ни алкоголя, ни украденных ключей. Мистик сел за стол и взял в руки высокий картонный стакан. Искусно запакованный шоколад был обжигающе горячим и ароматным, а хачапури – нежным и поджаристым. Козаков сделал глоток и посмотрел мне в глаза.

– Спасибо вам, Анжелика. Ума не приложу, что бы я без вас делал.

– Не сомневаюсь, что нашлись бы и другие желающие приютить вас на ночь, – усмехнулась я.

– Возможно. Но я очень сомневаюсь, что они смогли бы выставить охрану у моих дверей.

– Это просто моя работа, – напомнила я, стараясь, чтобы эти слова прозвучали как можно спокойнее.

Тем не менее слышать похвалу мистика мне было очень приятно, ведь он был прав. В этом городе, как и во многих других городах, нашлось бы достаточно женщин, которые с удовольствием пригласили бы его к себе. Но я готова поклясться, что среди них нет ни одной, которая не мешала бы ему спать и смогла бы разобраться с пропавшими ключами.

– А что это за мешки, которые так портят дизайн вашей кухни? – Козаков указал на четыре высоких черных мусорных мешка у окна.

– Ах, это... Это на самом деле ваши мешки, Алексей.

– То есть?

– Это письма, которые вам пишут поклонники, а издательство пересылает мне.

Мистик изумился так, что отхлебнул слишком много шоколада, и над его верхней губой появились смешные коричневые усы.

– И вы... Неужели вы на них отвечаете?!

– Не на все, конечно.

– С ума сойти. Я и не предполагал...

– Катя сказала мне, что однажды вы в очень резкой форме просили вас по этому поводу не беспокоить.

– Ну да, конечно...

Я стою очень дорого, но только потому, что работаю исключительно хорошо.

Еще через час мы со знаменитым автором кармических теорий присутствовали при взломе двери и замене замков.

– Очень вам советую, Алексей, – сказала я, когда все было готово и мастер ушел, – сделать запасной комплект ключей. Все-таки открыть дверь ключом и сменить замки гораздо проще, чем ее взламывать. Хранить комплект нужно в надежном месте, вне квартиры, разумеется.

– Например, у вас? – спросил мистик.

– Например, в сейфе банка. Если хотите, я забронирую для вас ячейку.

– Мама дорогая, – еле слышно выдохнул Козаков. – Наверное, хочу... Знаете, иногда рядом с вами я чувствую себя малым дитем...

– Прекрасно, – заявила я. При этом мое «прекрасно», разумеется, относилось к банковскому сейфу, а не к способности вызывать сыновние чувства у автора бестселлеров.

Когда я уже взялась за ручку двери, из спальни не спеша вышел Шива. Он приблизился ко мне и чинно кивнул головой.

– Как дела, Шива? – спросила я.

Он сверкнул янтарными глазами и, не удостоив меня ответом, удалился в направлении кухни.

«Может быть, однажды я и залез к тебе на колени, – как будто говорил его взгляд. – Но это совершенно не значит, что ты можешь обращаться ко мне, когда сама пожелаешь».

Мой телефон зазвонил раньше, чем я успела сесть в такси.

– Анжелика, я забыл вас спросить о следующих выходных, – услышала я Козакова. – У вас есть на них какие-нибудь планы?

Должна признаться, что вопрос прозвучал достаточно злорадно, но для того чтобы обидеть меня, этого явно маловато.

– У меня нет определенных планов, – ответила я без всякого выражения.

– В таком случае, может быть, вы поедете вместе со мной на семинар?

– Конечно, я могу это сделать. Но вряд ли это понравится Борису.

– Его я беру на себя. Значит, вы с нами? Выезжать надо в пятницу, часа в два.

Сев в такси, я достала из сумки блокнот и записала:

«Пятница, 14.00 – семинар».

Перед моими глазами тут же возникла улыбающаяся физиономия Бориса, вот только эта улыбка не предвещала для меня ничего хорошего.

Я вернулась домой и не спеша поднялась пешком на девятый этаж. Пока меня не было, горничная убрала со стола и вымыла посуду. Я налила себе немного гранатового сока и несколько минут посидела на балконе. Впрочем, сейчас это было не очень приятно: в будний день, в два часа пополудни слишком много машин, да и солнце пекло нещадно.

В гостиной на низком столике лежала раскрытая книга – «Доктор Странствий», часть третья. Единственное, к чему в моем доме никогда не прикасаются горничные, – это книги, особенно раскрытые.

Когда Козаков успел оставить мне это послание? Я не заметила.

Я взяла книгу.

Правую страницу украшало изображение мужчины, который сидел на земле, прислонившись спиной к высоченной горе. Позади него, на вершине клубился дым вулкана, у ног мужчины плескалось море. Он сидел, опустив голову, и лица его не было видно. Но я ни секунды не сомневалась: подними он сейчас голову, и на меня посмотрели бы прозрачные глаза мистика.

Главка на левой странице называлась так: «Мужчина, которого любили женщины».

«– Говорят, что в одной деревне жил мужчина, которого очень любили женщины, – сказал Доктор, и все вокруг отложили свои дела, потому что на этот раз он говорил очень тихо. Накануне Доктор выпил слишком холодного вина, и теперь у него болело горло.

– Женщины приходили к нему на рассвете, появлялись на закате и забегали на несколько минут после обеда, пристроив своих детей соседкам. Он любил их всех и не обижал никого. Они возвращались домой с сияющими глазами, забирали у соседок детей и блаженно улыбались несколько дней подряд. Это продолжалось много лет, вот только мужчинам, которые жили в той деревне, такое безобразие совсем не нравилось. И конечно, в один прекрасный день их терпение иссякло. Они поймали того, кого любили их женщины, и отрезали то, что считали источником всех своих бед.

Доктор замолчал и закрыл глаза, как будто не собираясь продолжать.

– И что же? – спросили его.

– А ничего, – лениво ответил Доктор. – Все осталось по-прежнему. Женщины, как и раньше, приходили к тому человеку на рассвете, появлялись на закате и все так же забегали на несколько минут после обеда.

– А как же источник всех бед?

– Видимо, он был не в том, о чем подумали мужчины, – пояснил Доктор. И хотя ему задали еще очень много вопросов, он больше не произнес ни слова: у него слишком болело горло».

Я закрыла книгу и прошла в гостевую спальню. Разумеется, горничная навела порядок и здесь – сменила белье, застелила постель, пропылесосила пол, а может быть, совершила массу других, неизвестных мне манипуляций. Вряд ли в спальне осталась хоть одна пылинка, которая помнила бы присутствие Козакова, но тем не менее едва уловимый аромат восточных благовоний, казалось, пропитал все в этой комнате. Впрочем, я не нашла в этом ничего удивительного. Человеческое сознание иногда преподносит и более странные сюрпризы и не делает исключений для тех, кто не рожден привлекать.

Будь у меня чуть меньше здравого смысла, я, наверное, легла бы в постель гостевой спальни и не покинула ее до самого утра. К счастью, у меня были более важные занятия. Я вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь, а затем прошла на кухню. Через некоторое время позвонила в кафе дома напротив и заказала тигровых креветок, жареных в пряном соусе. Налила себе бокал белого вина, бросила в него несколько маленьких кубиков льда. А потом открыла первый из четырех черных мешков, которые, как справедливо заметил мистик, портили интерьер моей кухни.

Я не сомневалась: где-то на другом конце города знаменитый автор кармических теорий ждет, когда я позвоню ему и расскажу о том, что прочла отрывок о мужчине, которого любили женщины. Я взяла телефон и набрала его номер.

– Прекрасно написано, Алексей.

Возможно, мистику было многое известно о жизни и смерти, но, услышав мои слова, он рассмеялся, как ребенок.

День был нежным и прозрачным, как улыбка младенца. Ни одного облака на небе и ни одного движения ветра на земле. В такой день хорошо бы сложить в сумку мягкий плед и бутерброды, да с самого утра бежать из Москвы – чем дальше, тем лучше.

Я вышла на балкон и уселась там с чашкой чая в руках. Мой телефон зазвонил почти сразу же.

Всего десять часов утра, но Катя номер один была уже на взводе.

– Анжелика, вы смотрите новости? – крикнула она в трубку.

– Нет, пью чай, – очень спокойно ответила я.

– Ча-ай?

В женщинах, рожденных привлекать, меня всегда удивляла склонность задавать совершенно ненужные вопросы.

– Ну да, чай. На балконе.

– Анжелика, какой еще чай?! Немедленно включайте новости!

Я не спеша поднялась с кресла, вошла в гостиную и включила телевизор. Молодой румяный диктор стоял на фоне груды серых пыльных обломков. Несмотря на раннее утро, он, как и Катя, был уже на взводе и спотыкался практически на каждом слове. Тем не менее мне было ясно: в Москве произошел несчастный случай. Обрушился почти достроенный многоэтажный жилой дом, который должен был стать самым высоким зданием в городе. При этом жертв, как ни странно, не было, но могло быть очень много.

– Анжелика, ну что вы там застыли?!

– Смотрю новости, – терпеливо ответила я.

– Бог с ними, потом посмотрите! – крикнула Катя, с легкостью меняя направление мысли. – Главное не это, главное вот что: завтра в двенадцать пресс-конференция, и Козаков должен на ней быть. Привезите его во что бы то ни стало и вовремя. Слышите, Анжелика?! Вовремя!

– Я привезу его. Но при чем здесь Козаков?

– Как это при чем? Башня обрушилась. Башня! Понимаете?

– Нет, извините.

– «Врата Мира», часть первая, страница сто восемьдесят два, – объяснила Катя.

Жаль, что ее голос не был ни глубоким, ни бархатным. Он не умел вить коконы и хранить от непогоды, а потому слова «„Врата мира“, часть первая, страница сто восемьдесят два» не имели в ее устах магической силы. Они были просто словами – не больше и не меньше.

Я попрощалась с Катей и открыла книгу.

Правую страницу разворота украшало черно-белое изображение башни, сложенной из крупных камней. Ее шпиль, сильно наклонившийся влево, все еще высоко поднимался над другими домами города, но было очевидно, что еще несколько мгновений – и все сооружение рухнет вниз. Люди разбегались от наклонившейся башни во все стороны, но мало кому удастся спастись – это тоже было очевидно. Главка на левой стороне разворота называлась: «Человек, который умел выпрямлять башни».

«– Говорят, что в одном городе много лет назад была построена башня, – сказал как-то Доктор. – Она возвышалась над всеми домами, над деревьями и холмами вокруг. Зачем ее построили, никто не знал. В ней нельзя было жить, на нее нельзя было забраться, чтобы полюбоваться окрестностями. На башне даже нельзя было повесить маяк, чтобы подать сигнал кораблям, которые ночью проходили мимо стен этого города. Но все-таки башня была, и многие люди приезжали в город только для того, чтобы на нее полюбоваться. Но вот однажды башня слегка наклонилась в сторону, и жители заволновались: что будет, если она упадет? К счастью, в тот день в городе как раз оказался проездом человек, который умел выпрямлять башни. Он сказал:

„Если вы отдадите мне самый большой дом в вашем городе, я выпрямлю башню, мне случалось справляться и не с такими. Без меня она свалится и задавит вас всех“.

Жители согласились и поселили его в самом просторном доме.

Каждое утро человек, который умел выпрямлять башни, выходил на главную площадь и чертил на песке какие-то странные знаки. Башня не становилась ровнее, а кое-кто даже считал, что она наклонилась еще больше.

„Идиоты, – говорил человек, который умел выпрямлять башни. – Неужели вы думаете, что такие вещи делаются за три дня? Если вы мне не верите, я уеду сегодня же, а ваша башня рухнет и задавит вас всех. А если хотите, чтобы я остался, выройте рядом с моим домом бассейн и выложите его бело-голубой мозаикой, чтобы я мог отдохнуть после трудов, ведь в вашем проклятом городе постоянно стоит жара“.

Жители согласились и сделали рядом с домом бассейн.

А человек, который умел выпрямлять башни, стал выходить на центральную площадь и рисовать свои знаки дважды в день.

Но башня не становилась ровнее, а многие даже считали, что ее шпиль вот-вот свалится на соседние дома.

„Идиоты! – говорил человек, который умел выпрямлять башни. – Неужели вы не видите, что она вот-вот поднимет голову к солнцу? Если вы хотите, чтобы я остался, пусть ваши женщины по очереди приходят мыть мозаику в моем бассейне, ведь ваша проклятая белая галька очень быстро становится серой. Пусть приходят все женщины до одной, даже жена губернатора! Когда каждая из них побывает в моем доме по два раза, башня распрямится“.

Жители согласились, и женщины по очереди стали приходить к человеку, который умел выпрямлять башни.

В день, когда жена губернатора встала на четвереньки, чтобы помыть мозаику бассейна, башня рухнула. Она подняла груду пыли и очень напугала жителей, потому что камни раскатились по всему городу. Удивительно, но никто из жителей города не был раздавлен и не получил даже ни одной царапины. Единственным, кого задавило камнем, был человек, который умел выпрямлять башни. Он унес свой секрет в могилу, и с тех пор в том городе никогда не строили зданий выше человеческого роста. Ведь теперь выпрямлять башни было некому».

Я закрыла книгу и набрала номер Козакова.

– Вы смотрите новости, Алексей? – спросила я.

– Конечно нет, Анжелика! Что случилось? – недовольно буркнул мистик.

– «Врата мира», часть первая, страница сто восемьдесят два, – медленно произнесла я. – Включайте телевизор.

– Минутку, – только и сказал автор бестселлеров.

Еще через несколько секунд он вернулся к телефону.

– Я вас внимательно слушаю, Анжелика.

– Завтра в десять утра пресс-конференция, на которой будут обсуждать рухнувшую башню, и издательство просит, чтобы вы были там.

– Я там буду, – пообещал мистик, и его голос был таким глубоким и трогательным, как будто он сам умел выпрямлять башни.

На следующее утро такси остановилось у дома мистика в 9.30. Разумеется, знаменитый автор кармических теорий не появился ни в 9.30, ни в 10, ни даже в 10.30. Его телефон отвечал мне жизнерадостной мелодией в стиле диско, которой Козаков заменил длинные гудки. В 11.05 дверь подъезда раскрылась, и мистик шагнул на улицу, щурясь от яркого солнечного света, который безжалостно заливал все вокруг.

Козаков был одет в джинсы, футболку и в меру помятый льняной пиджак, в руках он держал небольшой портфель. Лицо мистика казалось бледным, а глаза – утомленными и чуть покрасневшими. Но будь я рождена привлекать, я бы сделала что угодно, лишь бы удостоиться его взгляда.

Козаков медленно приблизился к машине, открыл дверцу и сел рядом со мной на заднее сиденье.

– Доброе утро, Анжелика, – устало произнес он. – Вам понравилась песенка? Я подобрал ее специально для вас, чтобы вам не было слишком тошно по полчаса слушать гудки в моем телефоне.

– Больше похоже на полтора часа, Алексей.

– Не будьте занудой... Я взял с собой компьютер, и если вы не передумали, то сделайте, пожалуйста, копию текста. Сегодня ночью я кое-что набросал.

Он улыбнулся мне одними глазами, и я уверена, что женщина, рожденная привлекать, до самой смерти не забыла бы такого взгляда. Но я больше внимания обращаю на мои прямые профессиональные обязанности, чем на особенности памяти, а потому отчеканила:

– Конечно, я сделаю копию. Давайте компьютер.

В 11.50 мы вошли в зал, подготовленный для пресс-конференции, и Катя номер один едва не лишилась чувств, увидев нас на пороге.

– Лешечка! Ты не представляешь, как мы все ценим твою пунктуальность! Просто удивительно, насколько тонко ты чувствуешь ситуацию.

– Я стараюсь, – ответил Козаков, оглядев зал, который только начинал наполняться людьми.

Затем он посмотрел прямо на меня. В его глазах вспыхнула и сразу же погасла недобрая и очень яркая искра.

– Ради тебя, Катя, я готов на что угодно, – лениво произнес мистик, и его голос был глубоким, бархатным, он вил коконы из нежнейших нитей, какие только способен создать мужчина.

– Пойдем скорее! Нужно прикрепить микрофон... И я познакомлю тебя со всеми, – щебетала Катя, уводя Козакова.

А я села в последнем ряду, достала из сумки блокнот и приготовилась замечать все, что достойно внимания.

Кроме мистика за длинным столом на сцене сидели трое – представитель городской администрации, социолог и сотрудник страховой компании. Довольно странный набор для пресс-конференции, которая транслировалась в прямом эфире, но мир телевидения живет по своим собственным законам. Об этом мне отлично известно со времен работы с ведущим популярной передачи.

Я раскрыла блокнот на чистой странице и написала число: «12 августа». Впрочем, с самого начала было похоже, что этому листку предстояло остаться пустым. Представитель городской администрации – лысеющий мужчина в плохо сшитом костюме – говорил о том, что город не может отвечать за все возводимые объекты. Социолог – классическая ученая дама в очках – приводила статистические данные, свидетельствующие о том, что люди все больше боятся природных катаклизмов и катастроф, спровоцированных самим человеком. А сотрудник страховой компании – вялый тип с незапоминающимся серым лицом – без устали повторял, что его компания платит по счетам всегда и, разумеется, заплатит сейчас, как только выяснится причина обрушения и будут найдены виновные.

Козаков сидел рядом с ними и был от них гораздо дальше, чем Северный полюс от Южного. Его глаза были усталыми и почти прозрачными, а его лицо – бледное и очень красивое – казалось лицом человека из другого мира. Он внимательно смотрел в зал, и под его взглядом расцветали женщины, рожденные привлекать, а мужчины невольно расправляли плечи.

Казалось, происходящее вокруг не имеет к знаменитому автору кармических теорий ни малейшего отношения. И скорее всего так оно и было.

Должно быть, не замечая ничего важного в пресс-конференции, я отвлеклась и пропустила момент, когда микрофон взяла женщина.

– У меня вопрос к Алексею Козакову, – сказала она.

Мистик перестал изучать стену и внимательно посмотрел на нее. Она стояла ко мне спиной, и я видела только стройное тело и длинные рыжеватые волосы, собранные в хвост. Наверняка это ее натуральный цвет: такого оттенка невозможно добиться никакими косметическими ухищрениями.

– Я вас внимательно слушаю, – произнес автор кармических теорий. Его голос был ровным и глубоким, а лицо осветилось изнутри, как будто эта женщина нажала на невидимый для всех нас выключатель.

– Хотелось бы услышать, что вы думаете о случившемся. Нам только что очень рационально объяснили, почему дом рухнул. Наверное, ваше мнение очень отличается от всего, что здесь говорили? И вообще, как вам кажется, есть ли смысл строить такие здания?

Мистик не стал торопиться с ответом. Он выразительно оглядел журналистку с головы до ног, так что ни у кого не осталось сомнений: он заметил и ее стройное тело, и волосы удивительного рыжеватого оттенка, и ее лицо, которое тоже наверняка было достойно его внимания.

– Как вас зовут? – спросил он наконец.

– Екатерина, – ответила она, причем для этого ведущему пресс-конференции пришлось снова броситься к ней через весь зал с микрофоном.

Я не видела ее лица, но уже в тот момент я почти не сомневалась, что передо мной Катя номер три.

– Не бывает бесполезных событий, Екатерина, – медленно произнес Козаков, и его голос был таким теплым и искренним, как будто автор бестселлеров очень хотел, чтобы она ему верила. – Но бывают события, смысл которых нам пока не ясен. Видимо, сейчас мы столкнулись с одним из них.

После этих слов в зале стало на удивление тихо. Журналисты, осветители, специалисты по звуку – все они замерли у меня на глазах. Даже те, кто сидел за столом рядом с Козаковым, выглядели крайне неловко. Может ли быть, что им – вполне довольным своей жизнью и своими поступками – стало стыдно за то, что они тут говорили?

Больше не было задано ни одного вопроса, и через десять минут мы с автором кармических теорий вышли на улицу, и он зажмурился от солнечного света, который снова хлынул ему в лицо.

– Вы хотите есть, Анжелика? – спросил он. – Давайте пройдем вниз по улице, я знаю там отличное место.

Не дожидаясь моего согласия, он положил руку мне на плечо и направил в нужную сторону.

– Может быть, мне стоит взять контакты той журналистки? – спросила я.

Мистик рассмеялся мне в лицо:

– Вы очень проницательны, Анжелика. Но я умею сам знакомиться с женщинами, которые мне нравятся. А теперь пойдемте.

– Я должна перед вами извиниться, Алексей. По всей видимости, ваше присутствие здесь было совершенно бесполезным.

Он улыбнулся мне одними глазами и двинулся прочь. Конечно же я пошла за ним. Отличное место оказалось маленьким кафе с индийской кухней. Столики там были покрыты не очень чистыми клеенками, а стулья покачивались на неровных ножках.

– Вот что я вам скажу, – произнес мистик, когда мы уселись и сделали заказ. – Я живу как хочу, Анжелика. Запомните это. Я прихожу туда, куда хочу, и тогда, когда хочу. Я встречал очень многих людей, которые пытались меня переделать. Вы знаете, где сейчас эти люди?

– Понятия не имею.

– Я тоже. Они ушли. А я остался прежним. Так что не старайтесь привести меня вовремя туда, куда я хочу опоздать. Вы меня понимаете? Я вижу, что вы понимаете все гораздо лучше тех, кто был со мной до вас.

– Я вас поняла, – кивнула я, и благодаря десяти годам профессиональной практики мой голос не дрогнул. Но не думайте, что я не заметила: он не сказал «Те, кто со мной работал до вас». Он сказал иначе.

– А теперь передайте мне, пожалуйста, тарелку с хлебом, – попросил Козаков.

– Извините. Я не могу.

– Не можете? – Левая бровь мистика насмешливо поднялась вверх. – Не можете передать мне тарелку?

– Не могу.

– Можете в полночь выставить милицейский пост у моих дверей и за один день восстановить паспорт? И не можете дать мне тарелку с хлебом?

– Не могу. Но я могу взять с тарелки хлеб и дать его вам.

Автор кармических теорий взглянул на меня очень внимательно, и в тот момент мне снова показалось, что замысел того, кто все это придумал, раскрылся перед мистиком без каких-либо объяснений.

В его прозрачных светло-зеленых глазах вспыхнула и все ярче разгоралась искра, которая свела бы с ума очень многих. К счастью, такой, как я, нет ни малейшего смысла терять голову из-за такого, как он. А потому я встретила взгляд Козакова без смущения.

– Давайте хлеб, Анжелика, хотя я и знаю, что вы не мыли руки перед обедом. Вот этот, пожалуйста. – И знаменитый автор кармических теорий указал на самый большой и пышный кусок хлеба, усыпанный ароматными зернышками поджаренного кунжута. – Я не знаю, как вам это удается, – тихо продолжил он, – но вы с успехом выпендриваетесь там, где обычной женщине это и в голову не пришло бы.

– А что мне еще остается? – так же тихо откликнулась я.

Козаков довольно усмехнулся.

Строго говоря, он был неправ. Мне известны все мои слабые стороны, но привычка выпендриваться никогда не входила в их число. Мне нет нужды лезть из кожи вон, чтобы выделиться из числа других женщин. Я не знаю, какой страшный грех совершили мои родители. Или может быть, я чем-то сильно провинилась в прошлой жизни. Так или иначе, в этой жизни сама природа поставила меня отдельно от всех остальных. И бывают дни, когда я отдала бы все блага этого мира, лишь бы приблизиться к другим хоть на шаг. Но к сожалению, а может быть, и к счастью, тот, кто все это придумал, не дал мне такой возможности. И если я говорю, что не могу взять в руки тарелку с хлебом, у меня есть на то свои причины, даже если я не собираюсь сообщать о них вслух.

Козаков все так же внимательно смотрел мне в глаза, и ни один мускул не дрогнул на его красивом лице. Любой другой на его месте бросился бы извиняться перед уродиной за слова, которые прозвучали довольно оскорбительно, но знаменитый автор кармических теорий всего лишь сказал:

– Приятного аппетита, Анжелика.

А потом намазал свой хлеб душистой массой грязно-зеленого цвета и с удовольствием откусил большущий кусок.

Именно тогда я заметила компанию из троих мужчин за соседним столиком. Все они не отрываясь смотрели на меня.

Да, чаще всего меня просто не замечают. Мужчины, женщины, дети – все они смотрят сквозь меня. Иногда мне даже кажется, что мое тощее тело попросту способно пропускать взгляды точно так же, как все другие тела пропускают рентгеновские лучи. Но рядом с Козаковым все было иначе. Я замечала эту странность и раньше, но именно в тот день – двенадцатого августа, когда листок в блокноте для записей оказался пуст, я поняла в чем тут дело.

Рядом с мистиком мое тело теряло способность пропускать человеческие взгляды. Даже наоборот, я начинала их притягивать. И стоило нам вдвоем появиться на пороге, как все головы оборачивались ко мне. Значило ли это, что отблеск его красоты делал меня чуть более привлекательной? К счастью, тот, кто все это придумал, дал мне достаточно здравого смысла, и я не обольщалась ни минуты. Я прекрасно понимала, что не становилась краше, когда знаменитый автор кармических теорий шел со мной рядом, слегка придерживая за локоть.

Но мое уродство как будто уравновешивало его красоту. Вполне может быть, что такие, как я, нужны именно для этого. Для того чтобы колесо судьбы повернулось вокруг своей оси и круг человеческих притяжений замкнулся.

– А вы привлекаете всеобщее внимание, Анжелика, – задумчиво произнес Козаков.

«Вот уж никогда бы не подумал», – говорил при этом его взгляд.

Не слишком вежливо, но это всего лишь мое личное мнение, и я оставила его при себе. Он был красавец и автор бестселлеров, а я... Кто я такая, чтобы его осуждать?

Мой телефон зазвонил, когда я доедала горячую булочку, начиненную вишней.

– Примите мои поздравления, – сказала Катя номер один. – Еще никому никогда не удавалось вовремя привести Козакова ни на одно мероприятие!

– Что ж, мне лестно быть первой.

– Правда, он зол как черт, но это уже мелочи, – добавила Катя.

Мне показалось или в ее голосе прозвучали нотки злорадного торжества?

– Не волнуйтесь, Катя. Мне кажется, сейчас все в порядке, – ответила я.

– Вот и прекрасно, – отозвалась Катя, и теперь уже в ее словах ясно прозвучало некоторое разочарование. – Какие у него планы на ближайшее время?

– Завтра мы едем на семинар.

– На семинар? Что значит «едем»?! Вы едете вместе?

– Да.

Иногда женщины, рожденные привлекать, бывают на удивление непонятливы, даже если добиваются завидных высот в профессиональной деятельности.

– Тогда я вас снова поздравляю, Анжелика. До этого никому из нас туда попасть не удавалось. Смотрите там в оба. Я ведь вам говорила, что это наша самая главная головная боль?

– Да, Катя, я помню.

– Всего хорошего. И позвоните мне, когда вернетесь.

Катя номер один повесила трубку. Я и не знала, что возможность сопровождать мистика на семинар стоит считать знаком величайшего доверия, которого еще ни разу не удостоился никто из них. Что ж, это значило, что я не была одной из них – только и всего.

На следующий день была пятница, и машина, за рулем которой сидел Борис, остановилась у дверей моего дома в 15.30 – ровно на полтора часа позже условленного времени. Мистик удобно разлегся на заднем сиденье, но, увидев меня, потеснился и открыл дверцу мне навстречу.

Порядочный гад прикрыл глаза и приложил руку к сердцу – видимо, в знак глубочайшего расположения. На этот раз он был подстрижен еще короче, что ему очень шло, а улыбка оставалась такой же широкой, как раньше.

– Анжелика! – воскликнул он, словно ожидал увидеть кого угодно, но только не меня. – Подумать только, это снова вы!

Он весело мне подмигнул и завел двигатель.

– Не вижу в этом ничего удивительного, – ответила я. – Вы приехали к моему дому, разве не так?

Борис расхохотался, как будто услышал отличную шутку. Но все время, пока порядочный гад смеялся, его глаза изучали меня через зеркало заднего вида, и этот взгляд был на удивление серьезным и трезвым.

– Сколько вы с нами? Три месяца? Или уже больше? Поздравляю вас, Анжелика! Еще ни одной из его секретарш не удавалось продержаться так долго.

Я могла бы промолчать. Или рассмеяться ему в лицо. Или сказать, что мне крайне лестно слышать подобные слова. В таких ситуациях не стоит торопиться с ответом, поскольку первые слова, которые приходят в голову, далеко не всегда самые удачные. Я еще не успела принять решение, как следует поступить, когда раздался голос Козакова:

– Она не секретарша, а персональный помощник. А теперь, если вы не против, давайте помолчим. Мне нужно сосредоточиться. И вообще пора ехать. Мы и так опаздываем!

Это было сказано тоном, не терпящим возражений, как будто причиной нашего опоздания была болтливость Бориса или моя собственная медлительность. Мистик откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и положил руки на колени – ладонями вверх. Что и говорить, именно так и положено сидеть создателю теории об устройстве этого мира. Борис тронулся с места, осторожно выехал из маленького двора, заставленного автомобилями, и влился в поток машин на улице. Он не произнес ни слова и даже не посмотрел на меня, но мне было ясно, что именно в тот момент я приобрела врага.

В полном молчании мы проехали около пятидесяти километров. За окном сначала проплывали городские дома, затем мелькали деревья и проносились деревеньки.

Все это время легкий запах восточных благовоний витал в воздухе, Борис, не отрываясь, смотрел на дорогу, а знаменитый автор кармических теорий не подавал ни малейших признаков жизни. Он ни разу даже не шевельнул пальцем, можете мне поверить – я следила за ним очень внимательно. Мы свернули с шоссе, проехали по узкой улице маленького подмосковного городка и остановились у дверей аккуратного трехэтажного дома, который стоял на отшибе, прямо у реки.

– Приехали, – сообщил порядочный гад. – Выходим.

Козаков открыл глаза.

– Оставьте ваши вещи здесь, Анжелика. Борис отнесет их в вашу комнату, – распорядился мистик. После этого вышел из машины и двинулся к свеженькому, недавно покрашенному крыльцу.

Возможно, автору бестселлеров было многое известно об устройстве этого мира, но он не увидел или не захотел увидеть взгляда, который бросил на меня порядочный гад. В этом взгляде была и обида, и злость, и пренебрежение. Женщина, рожденная привлекать, могла бы улыбнуться Борису и одной улыбкой исправить эту оплошность мистика, погруженного в самого себя, а может быть – в размышления о высоких материях. Но мои улыбки не производят ни малейшего впечатления на мужчин, и это одно из несомненных неудобств, которые доставляет женщине уродство. Как видите, мне известны все мои слабые стороны. Я была бессильна бороться против неприязни Бориса, а потому не стала терять времени даром, а просто встала и пошла за Козаковым. Он поднялся по ступеням, выкрашенным светло-коричневой краской, открыл дверь и приветливо кивнул немолодому охраннику у входа. Тот же, увидев Козакова, бросился впереди него со всех ног с радостным криком:

– Прибыли! Прибыли!

А мистик медленно пошел по узкому коридору. Наверняка его давным-давно ждали, но для знаменитого автора кармических теорий это не было поводом для спешки. Он двигался плавно и спокойно, однако вместе с тем его гибкое тело источало такую таинственную силу, которая была видна даже мне, а ведь меня сполна наделили способностью не поддаваться фантазиям.

Козаков открыл дверь в самом конце коридора и вошел в просторную комнату, где уже собрались участники семинара. Их было человек семьдесят, они сидели и лежали прямо на полу – на ковриках, пледах и подушках. В распахнутые окна через край лилось лето, и когда Козаков открыл дверь и прошел внутрь, в комнате сделалось очень тихо. Он встал на небольшом возвышении и скрестил руки на груди, внимательно изучая зал. Мне он не дал никаких указаний относительно того, в чем заключалась моя задача, а потому я просто прошла за ним следом и села на пол в самом конце зала.

Знаменитый автор бестселлеров стоял перед нами – загорелый и очень красивый. Его тело по-прежнему казалось спокойным и расслабленным, но я могла бы поклясться, что в любую секунду мистик был готов к прыжку в неизвестность.

Некоторое время он просто изучал зал, и под его взглядом стало так тихо, что было слышно, как за окном поют птицы и проносятся мимо машины на удаленном шоссе.

– Я рад вас здесь видеть сегодня, – безо всяких приветствий начал мистик. Его голос был глубоким и бархатным, он хранил от непогоды и обещал нечто такое, чему невозможно противиться.

– Я рад, что вы захотели провести эту часть своей жизни со мной. Вот только... – он немного помедлил, выдерживая паузу. – Вот только не уверен, что смогу вас чем-то удивить. Я всего лишь такой же человек, как и вы.

С этими словами Козаков стал не спеша расстегивать ворот своей светлой рубашки. Он снял ее и аккуратно развесил на стуле, который стоял здесь же, на возвышении. Он сел на стул, развязал ботинки и разулся. Затем Козаков снял джинсы, причем под ними оказались красные трусы длиной едва ли не до колен, разрисованные нелепыми желтыми цветами. Он снял и их, после чего неторопливо и очень внимательно разложил свою одежду на стуле.

Через какую-то пару минут после начала семинара знаменитый автор кармических теорий стоял на своем возвышении совершенно голым, и в его загорелом теле не было ни малейшего изъяна.

– Как видите, я такой же человек, как и все остальные. Так что мне совершенно нечем вас удивить. Я не могу сказать ничего такого, чего вы не знали бы. И не могу сделать ничего такого, чего не можете сделать вы.

После этого он развел руками и растерянно улыбнулся, а по залу пронесся восторженный вздох. Мне случалось принимать участие в скандальной избирательной компании политика с криминальным прошлым, и я никогда не стыдилась этой работы. Я сто восемнадцать раз стояла за камерами во время прямого телеэфира, делала официальные заявления от имени известного предпринимателя, и ни один мускул не дрогнул на моем лице. Я собственноручно накладывала резиновые жгуты ведущему популярной передачи после неудачной попытки перерезать вены, и меня не тошнило при виде крови. Я громче всех смеялась над Маркизой Ангелов, и за все десять лет учебы в школе никто не видел моих слез.

Меня сполна наделили способностью мыслить разумно, но, глядя на мистика, я понимала, что здравый смысл не имеет ничего общего с происходящим. Он стоял на возвышении перед нами – такой беззащитный и такой неуязвимый. Он был точно такой же человек, как все остальные, и он был совершенно другой. И если бы тот, кто все это придумал, оставил мне хоть малейшую возможность поддаваться порывам, я бы бегом бросилась к мистику через весь зал, чтобы скрыть его от десятков глаз, которые изучали его.

К счастью, я не сделала ничего подобного, потому что через несколько секунд все вокруг пришло в движение, и мне стало ясно, почему семинары Алексея Козакова, знаменитого мистика и автора теории об устройстве этого мира, были главной головной болью работников издательства: люди вокруг меня тоже начали раздеваться.

В те минуты я впервые за много лет поблагодарила того, кто все это придумал, за то, что окружающие, как обычно, смотрели сквозь меня. И никому не было дела до одетой уродины, которая неподвижно сидела в углу и не решилась даже достать из сумки блокнот, чтобы записать в нем «Семинары. Правила для подписи».

Солнце за окном клонилось к закату, а полностью раздетые и наполовину раздетые люди вокруг меня неподвижно сидели, взявшись за руки и посылая друг другу вибрации своих тел и душ. Все они по-прежнему смотрели сквозь меня, и даже горящие глаза самого мистика ни разу не задержались на моей скромной фигуре. Я не была рождена привлекать, и даже вибрации, которые излучает мое тело, не производят ни малейшего впечатления на окружающих.

Я молча смотрела, как люди вокруг меня разбиваются на пары и прижимают друг друга к груди. Как они с закрытыми глазами медленно бродят по залу, сталкиваясь и вновь расходясь в разные стороны. Как они встряхивают руками под ритмичный стук африканских барабанов и замирают с блаженными улыбками на лицах.

Каким бы ни был смысл всех этих поступков, он не мог скрыть от меня главного, а именно: Катя номер один снова оказалась права. Я приехала в этот маленький городок не для того, чтобы разделить мистический транс Алексея Козакова, и меня не зря наделили способностью мыслить здраво. С тем, что здесь происходило, нужно было что-то делать, причем как можно скорее, потому что закрыть второе уголовное дело, возбужденное против мистика, будет значительно дороже.

Между тем стук африканских барабанов постепенно перешел в соловьиные трели и звук льющейся воды, а затем запись закончилась. Мистик открыл глаза.

Он не спеша оделся и завязал свои идеально начищенные ботинки, после чего поднялся и окинул взглядом зал.

– Очень рад, что вы провели это время со мной, – приветливо произнес он. – Ужин, как обычно, в восемь. Отбой, как обычно, в одиннадцать. Жду вас всех здесь же, завтра в десять. Форма одежды – удобная.

После этого он, не прощаясь, скрылся за дверью, а все вокруг меня снова пришло в движение, потому что участники семинара начали одеваться, тщетно пытаясь разобраться в куче одежды, которая была отброшена за ненадобностью несколько часов назад.

А поскольку моя одежда по-прежнему была на мне, я вышла из зала, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на чью-нибудь руку. В коридоре было сумрачно и пусто. Мистик успел исчезнуть, и я понятия не имела, где именно находится та комната, в которую Борис должен был отнести мои вещи.

Из комнаты напротив раздавались голоса. Я открыла дверь.

Это была уютная небольшая столовая с розовыми стенами и белыми занавесками, в которой пахло чем-то печеным и сладким. За одним из столиков в компании двух молоденьких девушек сидел Борис. Девчонки весело щебетали, а порядочный гад развалился на стуле между ними, предоставив им развлекать себя разговорами.

– Добрый вечер, Борис, – как можно спокойнее проговорила я. – Не хочу вас отрывать, но мне нужно знать, куда вы отнесли мои вещи.

– Анжелика! Это вы! – усмехнулся порядочный гад, а жизнь, как и положено, остановилась на несколько секунд, когда его собеседницы уставились на меня во все глаза. Они смотрели на меня с ужасом, который вполне объясним в их возрасте. В восемнадцать уродство кажется катастрофой, в двадцать пять – наказанием небес. Но после тридцати понимаешь, что отсутствие красоты – не больше чем досадное недоразумение, которое всего лишь делает жизнь такой, какой она и должна быть.

– Так где же мои вещи?

– Ах, вещи! Они остались в багажнике, дорогая Анжелика. У меня не было времени ими заниматься. Так что, если вам не лень, прогуляйтесь к машине!

Не дожидаясь моего согласния, Борис швырнул мне ключи. Готова поспорить: он нарочно бросил их так, чтобы я не поймала, но не тут-то было. У меня непривлекательное тощее тело, но меня наградили отличной координацией движений. Я сделала всего один шаг влево, быстро подняла руку вверх и крепко сжала ключи.

– Спасибо, – без всякого выражения произнесла я и вышла.

– Ваша комната на втором этаже! – донеслось мне вслед. – Номер двести два!

Машина Бориса – старенький темно-серый «опель» – стояла на небольшой парковке прямо у крыльца. Я открыла багажник и достала мою дорожную сумку, после чего без труда поднялась по лестнице на второй этаж. Я не была рождена привлекать, и мне нет смысла усложнять мою жизнь лишним багажом, который вряд ли сможет что-либо изменить. В моей сумке лежал запасной комплект одежды, третья часть «Врат Мира», зубная щетка, крем для лица, зарядное устройство для телефона и еще пара мелочей.

Комната номер двести два была рассчитана на двоих, но у окна поставили узкую раскладушку, чтобы поселить здесь же третьего. На двух кроватях уже лежали чьи-то вещи, а раскладушка, по всей видимости, ждала меня. Я была почти уверена, что порядочный гад специально устроил эту историю с дополнительным спальным местом, чтобы мне досадить. Но если бы ему пришлось хоть раз ночевать в армейском полевом лагере, чтобы утром принять участие в переговорах о возвращении заложников, Борис наверняка придумал бы для меня что-нибудь более изощренное.

Я поставила сумку рядом с раскладушкой и вышла на улицу. Есть мне не хотелось, но погулять вдоль реки было бы совсем неплохо. А после я с удовольствием лягу спать. К слову, я сплю очень крепко, и если вдруг порядочный гад захочет раньше утра получить обратно ключи от своей машины, ему придется изрядно постараться.

Я проснулась оттого, что дверь открылась и кто-то с негромким смехом вошел в комнату.

Уже стемнело, и круглая луна висела на небе, заливая призрачным светом пейзаж за окном. На мгновение включился свет и тут же погас.

– Тихо, – шепнул женский голос, – здесь уже кто-то спит.

– Ага, – отозвался второй голос – очень мягкий и ласковый.

Я не сделала ни одного движения, и очень скоро обе моих соседки улеглись.

Когда сон уже укрывал меня своим мягким коконом, одна из девушек снова заговорила.

– Ты не знаешь, с кем он? Говорят, он привез кого-то из Москвы...

– Понятия не имею, – тут же отозвалась вторая. – И тебе не советую забивать этим голову. А из Москвы он привез секретаршу.

– Почему тогда никто ее не видел?

– Ее видели девчонки из столовой. Говорят, она страшная как черт. Другая с ним просто не сможет работать.

– Но у него наверняка кто-то есть! Такой мужчина не может быть один...

– Может – не может... Какая тебе разница?

– Это же чудо – быть с ним рядом...

– Ничего чудесного. Моя подруга была с ним пару раз.

– И что?

– Говорит, быть с ним рядом – это очень холодно и страшно, так что зубы стучат. Как будто тебя вывели за руку в пустыню среди ночи, а потом бросили и ушли. А ты осталась, сидишь, как дура, и понятия не имеешь, куда тебе деваться.

После этого в комнате снова наступила тишина. Я почти не сомневалась, что моя соседка говорила не о подруге, а о самой себе. И это было странно: Кира из эротического кино не казалась ни замерзшей, ни испуганной. Но кокон сновидений все плотнее смыкался надо мной, а странности реального мира становились все более призрачными. Не думайте, что я не услышала: секретарша мистика страшна как черт. Однако этого было явно недостаточно для того, чтобы лишить меня сна.

Я проснулась, когда еще не было семи утра. Обе мои соседки сладко спали, уткнувшись носами в подушки, а я поднялась, ополоснула лицо холодной водой, оделась и вышла. Вокруг было тихо: уставшие участники семинара восстанавливали вибрации своих тел и душ, чтобы с новыми силами начать день. Я прошла по коридору и у одной из дверей едва не упала, споткнувшись о дорогие ботинки из коричневой кожи. Без сомнения, они принадлежали мистику. А значит, не оставалось сомнений и в том, что сам автор кармических теорий практикует где-то поблизости, причем делает это, как обычно, босиком.

Я аккуратно поставила ботинки у стены, чтобы о них не споткнулся никто другой, а затем вышла на берег реки, захватив с собой книгу Козакова.

Я села у самой воды и раскрыла третью часть «Врат Мира» наугад.

Правую страницу разворота украшало изображение длинноволосой Шакти, которая сошла с единорога на землю. У ног женщины пенилась быстрая горная речка, и ее брызги влетали вверх, образуя ледяное облако. Шакти стояла на высоком камне, а рядом с ней огромный зверь с серебристой шкурой наклонил голову вниз, чтобы напиться. Шакти держалась рукой за его рог, который подозрительно напоминал мужской член в состоянии эрекции. Хотя много ли я видела возбужденных мужчин, чтобы делать подобные предположения?

Главка на левой странице называлась так: «Шакти, которая сожгла всех до единого».

«Когда Шакти спустилась в город и объявила, что теперь она будет жить здесь, все очень удивились. Но больше всех удивился тот мужчина, в доме которого она решила остаться.

– Почему ты выбрала меня? – спросил он. – У меня на голове лысина, а на носу бородавка, из-за которой меня весь город зовет Единорогом!

– Может быть, мне как раз и нужен Единорог? – ответила Шакти.

– С бородавкой? – рассмеялся мужчина. Глаза Шакти вспыхнули, и в ту же секунду вспыхнули остатки волос на голове мужчины, а вскоре сгорел и он сам, так что осталась только кучка обугленных костей.

Шакти перешла через дорогу и сказала, что станет жить в другом доме.

– Я? – испуганно спросил хозяин. – Я? Да ты с ума сошла, Шакти! Моя жена убьет нас обоих!

Он не успел сказать ничего больше, потому что его ботинки уже пылали ясным пламенем, а через пару минут и он сам превратился в горстку золы.

А Шакти ушла на другую улицу и постучала в дом на углу.

– Почему ты стучишься в мой дом, Шакти? – спросил ее мужчина, который жил там. – Может, ты выбрала его потому, что он самый большой и красивый во всем городе и тебе просто захотелось отдохнуть в роскоши? Я знаю, чем мой дом лучше других домов, но вот чем я сам лучше других мужчин?

Он не успел договорить, потому что крыша его дома уже догорела и обрушилась. А Шакти зашла в соседний дом, а потом еще в один, и еще. Ее везде встречали вопросом: „Почему я?“, и к концу дня она сожгла всех мужчин в городе.

Когда стало темнеть, Шакти поднялась по горной тропинке на вершину и поселилась в хижине пастуха, который понятия не имел, кто она такая и вообще говорил с трудом, а поэтому не задал ей ни одного вопроса».

Я закрыла книгу. Солнце было уже высоко, но воздух все еще оставался прохладным. В середине августа осень подбирается так близко, что по утрам не заметить ее попросту невозможно. Я попробовала рукой воду: она была ледяная.

Не знаю, где был мой здравый смысл, но я разделась и прыгнула в реку. Я переплыла на другой берег и сразу же вернулась назад. Прошло не больше двух минут, но когда я приблизилась к тому месту, где только что сидела, там уже стоял Козаков.

Он был одет в ту же самую рубашку и джинсы, а его ступни совершенной формы оставались босыми. Он стоял на берегу и смотрел на меня, а его глаза смеялись, рассыпая вокруг мелкие искры.

– Что это вы тут делаете, Анжелика? – спросил он. – Вот уж не думал, что вы любительница купаться по утрам голышом!

– Я в общем-то не собиралась, – начала было я.

– Ах, значит, порыв? Вдруг захотели и позволили этому случиться? Это я понимаю, – проговорил он и уселся на берег. – Вы тут еще и книжки мои читаете? С ума сойти... Вы просто источник сюрпризов какой-то... Кстати, жаль, что вы не захотели вчера присоединиться к нам во время семинара и после, за ужином...

Он говорил, медленно перелистывая страницы, а я оставалась в воде, которая была такой холодной, что обжигала кожу. Похоже, знаменитому мистику не приходило в голову, что на свете могут быть женщины, которые не мечтают показаться ему без одежды. И тогда я вышла из воды к нему навстречу. Я постояла пару минут на ледяном ветру, чтобы немного высохнуть, и все это время знаменитый автор кармических теорий разглядывал меня без малейшего смущения, но готова поклясться: ни один мускул не дрогнул на моем лице. Я не была рождена привлекать, но это не значит, что я позволяю над собой потешаться.

Я оделась, стараясь, чтобы он не заметил спешки. В конце концов, я была всего лишь женщиной – точно такой же, как и все остальные. И он столько видел их – одетых и раздетых – сколько мне и не снилось даже в самом фантастическом сне.

– Вы не объяснили, в чем состоит моя задача на семинаре, – сказала я.

– Просто наблюдайте, а потом поделитесь соображениями. Я ведь не дурак, Анжелика, хотя вы с Катей, кажется, думаете иначе. А снова иметь дело с родной милицией мне хочется еще меньше, чем издательству, уж можете поверить.

– Я вас поняла.

– Спасибо вам, Анжелика. Что бы я без вас делал? – плавно произнес мистик, и его слова прозвучали так тепло и задушевно, как будто не он только что издевательски рассматривал мое тощее тело, пока я одевалась на ледяном ветру.

– Это моя работа, – ответила я. – Впрочем, у меня есть одно пожелание. Пожалуйста, в следующий раз, когда вы захотите, чтобы я сопровождала вас в поездке, дайте мне возможность самой позаботиться о размещении.

– Чего? – растерянно протянул Козаков, который уже отвлекся от моей скромной персоны и погрузился в созерцание пейзажа на противоположном берегу.

– Я не привыкла спать на раскладушке и быть третьей в номере, рассчитанном на двоих. Мне нужна отдельная комната.

– Раскладушка? – Голос мистика снова стал задушевным. – Извините, я и не предполагал...

– Я знаю.

– Борис обо всем договорится...

– Спасибо, не стоит. Лучше я сама. Здесь, наверное, есть управляющий?

– Понятия не имею. Спросите у охранника... у этого человека на входе...

– Хорошо. Я так и сделаю. Кстати, я вас хотела спросить еще вчера: с кем остался ваш Шива?

– Сам с собой, разумеется, – надменно ответил Козаков. – По утрам к нему заходит соседка и оставляет еду. Большего он все равно бы ей не позволил.

– Мне кажется, у вас с ним очень много общего.

– Да что вы? – изумленно поднял бровь мистик, но я знала: он прекрасно понимает, что я имею в виду.

Я собралась уходить, но Козаков меня остановил.

– Может быть, вы сегодня поучаствуете в семинаре? Вам так будет проще понять, что здесь происходит.

– Хорошо. Я так и сделаю.

После этого я повернулась и ушла. Строго говоря, мне и так было ясно, что здесь происходит. Но не в моих правилах спорить с теми, кто платит мне столько, сколько я скажу.

На завтрак у них были сырые овощи, зерновой хлеб, который из-за отсутствия синтетических склеивателей не резался на куски, а только рассыпался на крошки, и массы настолько странных зеленовато-коричневых оттенков, что о их происхождении не хотелось и думать. Последователи кармических теорий запивали все это травяным чаем, заваренным на молоке.

Я съела несколько долек рыжего перца и вышла из столовой. К счастью, я знаю один очень достойный ресторан, который доставляет свои блюда даже в Подмосковье. Я набрала номер и заказала на обед спагетти болоньезе и маленькую бутылку сухого красного вина.

Если верить не кармическим теориям, а научно доказанным фактам, мы живем всего один раз. И я не вижу смысла в том, чтобы отказывать себе в таких безобидных удовольствиях, как вкусный обед и хорошее вино. Но это мое личное мнение, не более того. И разумеется, я оставила его при себе.

До начала семинара оставалось еще пятнадцать минут, и я поднялась на второй этаж. Дверь в комнату двести два была раскрыта настежь. Я заглянула внутрь: возле раскладушки у окна, наклонившись, стоял Борис. Не было никаких сомнений в том, что он копался в моей дорожной сумке.

– Может, вам чем-нибудь помочь, Борис? – очень спокойно спросила я.

Он не вздрогнул, не вскрикнул и не сделал ни одного резкого движения. Просто не спеша разогнулся и лениво протянул:

– Мне нужны мои ключи!

– Так надо было всего лишь попросить, Борис. Если бы я знала, что это срочно...

– Ты все отлично знала, – рявкнул порядочный гад, а от его ленивой медлительности не осталось и следа.

– Разве мы перешли на «ты»?

– Давай ключи!

Я достала связку из кармана куртки и бросила ее Борису. Он был рожден привлекать, но к сожалению, природа не наградила его хорошей координацией движений, а потому ключи от машины с глухим стуком упали на пол.

Борис взглянул сначала на связку, потом – на меня. На какое-то мгновение мне показалось вполне вероятным, что он бросится на меня с кулаками, но тут из коридора раздался голос:

– Что это у вас тут происходит?

В дверях стоял Козаков. Его волосы были влажными. Значило ли это, что он тоже искупался в ледяной реке или только что вышел из теплого душа? Я этого не знала.

Мистик быстро взглянул на меня, а затем на Бориса, и я ни секунды не сомневалась, что этот взгляд не сулил порядочному гаду ничего хорошего.

– У нас все в порядке, Алексей. Не беспокойтесь, – доложила я.

– Я и не думал беспокоиться, – ответил автор кармических теорий, но туча, которая медленно надвигалась на его лицо, была мрачнее любой из тех, что мне приходилось видеть на небе.

Порядочный гад нагнулся и поднял ключи с пола. По всей видимости, тот, кто все это придумал, обделил Бориса не только быстротой реакции, но и не наградил здравым смыслом: вместо того чтобы исчезнуть как можно скорее, он наклонился еще раз и вынул из моей сумки маленький мешочек из алого шелка.

– Что это за дерьмо вы возите с собой, Анжелика? Песок? Воспоминание о романтической истории из далекой молодости? Или, может, из прошлой жизни?

Он подбросил мой мешочек в воздух и тут же его поймал.

– Положи его на место сейчас же, – тихо велела я.

Я произнесла всего шесть слов, и ни одно из них не было ни грубым, ни оскорбительным, но порядочный гад вздрогнул. Может быть, мой голос был достаточно злым и решительным. А может быть, в ту минуту замысел того, кто все это придумал, раскрылся для Бориса безо всяких объяснений? На мой взгляд, вероятность такого исхода ничтожно мала, но все же исключать ее не стоит.

Он наклонился еще раз и положил мой мешочек обратно в сумку. А после этого вышел из комнаты и шумно спустился по ступенькам вниз.

– Неплохо, Анжелика. А я-то спешил вам на помощь, – прокомментировал Козаков.

Если бы ему случалось сопровождать успешного предпринимателя на переговоры с представителями криминальной группировки, которые велись с применением достаточно шокирующих методов убеждения, мистик знал бы, что с порядочным гадом я могу справиться и сама.

– А кстати, и правда: зачем вам мешочек с песком? Вы вроде бы большая девочка, – улыбнулся автор бестселлеров.

– При всем уважении, Алексей, – ответила я, – это вас не касается. Сейчас без пяти минут десять. Давайте не будем опаздывать.

Я подошла к окну, возле которого стояла моя дорожная сумка, застегнула «молнию» и защелкнула маленький металлический замок. Крайне непредусмотрительно, что я не сделала этого раньше.

Я вошла в зал для занятий и села у стены, в том же самом углу, что и вчера. Правда, за прошедшую ночь многое изменилось. Возможно, Борис был более разговорчив, чем следовало, а возможно, молоденькие официантки из столовой оказались чрезвычайно эмоциональны и впечатлительны. Как бы то ни было, пока я шла через зал, жизнь стояла на месте, а все глаза были прикованы ко мне.

Именно в такие моменты мне сильнее всего хочется стать одной из них – этих людей, которые сидят, стоят или ходят вокруг и ни секунды не задумываются о собственной исключительности. И именно в такие моменты я яснее всего понимаю, что это невозможно. Сама природа исключила меня из их числа. Меня отделили и поставили в сторонке в полном одиночестве.

Достаточно жестокое расположение, как мне кажется, но это всего лишь мое личное мнение, не более того. И есть ли смысл сопротивляться тому, что было определено очень давно – быть может, задолго до моего рождения?

Я прошла через зал, не спеша и не опуская взгляда. Я не была рождена привлекать, но вряд ли этого стоит стыдиться.

Мистик появился через несколько секунд. На возвышении стоял стул, но Козаков убрал его в дальний угол, а потом уселся на полу, скрестив под собой босые ступни совершенной формы. И сразу же в зале стало так тихо, как будто последователи кармических теорий попросту перестали дышать.

– Для тех, кто приехал к нам в первый раз, я скажу, что обычно в субботу бывает другая программа. Но сегодня я хочу ее изменить, потому что... Честно говоря, я и сам не знаю почему.

Тут мистик усмехнулся, и его бархатный голос чуть дрогнул, а зал наконец-то выдохнул и задышал.

– Я предлагаю вам помедитировать вместе со мной, – тихо продолжил Козаков. – Закройте глаза и ищите любовь внутри себя, ведь это единственное, что имеет смысл искать. А если вам станет неуютно, можете выйти на улицу и продолжить медитацию без меня. Я не обижусь. Обед, как обычно, в два.

После этого мистик закрыл глаза и застыл на своем возвышении, а зал вокруг меня пришел в движение, потому что последователи кармических теорий усаживались поудобнее, скрещивая свои босые ступни, которым конечно же было очень далеко до ног Козакова.

К счастью, меня сполна наделили здравым смыслом, и я прекрасно понимала, что автор бестселлеров сидит именно так, как и положено знаменитому мистику. Его лицо было спокойным и очень красивым, и даже маленькие морщинки, которые делали его похожим на грустного клоуна, стали тонкими и незаметными.

Когда все вокруг вокруг стихло, я прислонилась спиной к стене, приготовившись незаметно наблюдать за медитацией, но тут Козаков открыл левый глаз. Им он посмотрел на меня в упор, затем открыл правый глаз и мне подмигнул. А потом знаменитый автор кармических теорий сделал нечто и вовсе невозможное: он показал мне язык, высунув его до самого подбородка. Что самое удивительное – похоже, никто, кроме меня, этого не заметил.

А мистик снова закрыл глаза и застыл на своем возвышении. Он ни разу не пошевелился до самого перерыва, можете мне поверить – я наблюдала за ним очень внимательно. Я смотрела на него, и вряд ли кто-то может упрекнуть меня в том, что на этот раз я не участвовала в семинаре. Закрывание или открывание глаз ничего не меняет в сути медитации. И будь у меня чуть меньше здравого смысла, я бы призналась, что в тот день я чувствовала тепло, которое шло от сердца и согревало мое тощее нескладное тело. Было это тепло той самой любовью, которую многие безуспешно ищут внутри себя долгие годы? Не думаю, что автор бестселлеров Алексей Козаков смог бы с полной уверенностью ответить на этот вопрос.

Я не знаю, что было у них на обед. Ко мне же приехал симпатичный молодой человек на крошечной машинке, с эмблемой ресторана на левой двери. В его сумке было два тщательно упакованных контейнера – в одном находилась порция превосходных горячих спагетти, в другом – небольшая бутылочка вина, охлажденного до идеальной температуры. Если вы спросите меня, какую температуру следует считать идеальной для сухого красного вина в теплый августовский день, я отвечу так: вы делаете глоток и понимаете, что именно таким и должно быть это вино. Вот и вся температура.

Я вышла на берег реки и с удовольствием поела в тишине и одиночестве.

Последователи кармических теорий должны были возобновить свои занятия ровно в три, и я не спеша двинулась к зданию. На ступеньках сидел Козаков и задумчиво смотрел на совершенно пустую дорогу.

Увидев меня, он поднялся. Что ни говорите, а знаменитый мистик был прекрасно воспитан.

– Вы не стали с нами обедать, Анжелика? – спросил он, и его левая бровь чуть заметно изогнулась.

– Не стала, – коротко ответила я.

– Отчего же?

Строго говоря, я не считаю, что обязана рассказывать о своих гастрономических пристрастиях даже тем, кто согласен мне очень хорошо платить. А потому я не стала вдаваться в объяснения.

– Я заказала обед из Москвы, – вот и все, что я ему сказала.

Козаков внимательно посмотрел на меня, а затем подошел поближе и даже чуть наклонился ко мне.

– Вы, кажется, пили? – осведомился он, и надо признаться, его ядовитая интонация могла бы на много дней лишить покоя женщину, рожденную привлекать. К счастью, на меня подобные приемы не действуют.

– Да. Немного вина, – без всякого выражения произнесла я.

– В таком случае, я боюсь, вам нельзя присутствовать на наших практиках. Я не могу этого позволить. Это негласное правило, – объявил Козаков, и его бархатный голос был чрезвычайно печален.

– Прекрасно. Значит, увидимся вечером. У меня есть что сказать о том, что я вижу. В том числе о правилах.

– Я дам вам знать, когда буду свободен, – надменно заявил Козаков.

После этого он повернулся ко мне спиной и вошел в здание, закрыв дверь прямо у меня перед носом. Что ж, прекрасное воспитание мужчины, рожденного привлекать, – это точно такая же иллюзия, как и все остальное в этом мире под солнцем.

Я уверена, что знаменитый мистик без малейших сомнений подписался бы под этими словами.

Пока последователи кармических теорий практиковались во вселенской любви друг к другу, я без труда нашла управляющего, который за несколько минут переселил меня в очень симпатичную комнатку на третьем этаже.

Я перенесла туда мою дорожную сумку и распахнула окно – в сотне метров от меня медленно текла река, унося свои воды на юг, а может быть, и на север. Мне не было никакого дела до сторон света.

Я придвинула кресло как можно ближе к окну и уселась, закинув ноги на подоконик. Третья часть «Врат Мира» раскрылась на странице двести шесть. Видимо, мистик, перелистывая книгу на берегу, не упустил возможности загнуть для меня уголок страницы. Что ж, мои прежние работодатели изобретали и более изощренные методы общения с персональным помощником, так что я совершенно не удивилась.

Правую часть разворота украшало изображение женщины, которая легко раскинулась на подушках. Ее глаза были блаженно прикрыты, а роскошные длинные волосы текли золотистой рекой. У ее ног сидел мужчина в свободной одежде и обеими руками держал ее тонкую ступню. Позади них огромная туча нависала над морем, и резкие молнии разрывали ее в клочья, но эти двое, казалось, не замечали ничего вокруг. Правда, сказать, куда смотрит мужчина, было бы довольно трудно, ведь у него не было лица. Его одежда, волосы, пальцы и даже ногти на руках и ногах были прорисованы очень четко, а вместо лица – зловещий пустой овал, как будто художник вдруг бросил рисовать и отправился по своим делам.

Главка на левой странице называлась так: «Массаж ступни».

«– Говорят, что однажды Шакти встретила мужчину с руками, легкими как ветер, – сказал Доктор, и все повернулись к нему, потому что никто никогда не слышал о таких мужчинах. – Он всего лишь сделал ей массаж ступни, но воображение у Шакти было отличное, и она решила, что после такого может летать.

„Проси чего хочешь, – сказала она, – все сделаю“.

А надо сказать, что мужчина, которого она встретила, обладал не только легкими руками, но и острым умом. Он внимательно посмотрел на Шакти, которая раскинулась на его подушках, на ее волосы, которые текли, как золотая река, на ее лицо, которое стало еще нежнее и румянее, чем обычно. Он не стал размениваться по мелочам.

„Хочу твое колесо судьбы“, – попросил он, прекрасно понимая, с кем имеет дело.

„Ладно, бери“, – согласилась Шакти.

„И еще немного золотой пыли, которую ты бросаешь на дорогу, чтобы никто не пошел по твоим следам!“

„Хорошо“, – опять согласилась Шакти, но ее хмурые брови уже не обещали ничего хорошего.

Тут мужчина еще раз внимательно посмотрел на нее и добавил:

„И ключ от врат мира. Он ведь у тебя?“

„У меня“, – призналась Шакти.

После этого она дала ему все, что он просил, и ушла.

Времени у нее было предостаточно, и через тридцать лет, когда он умер, Шакти вернулась. Она разжала его ледяные пальцы и вытащила ключ, для которого так и не нашлось подходящего замка. Она перевернула вверх дном весь дом и забрала мешочек с золотой пылью, хитрый узел которого так и не сумел развязать усопший. А потом она протерла пыль с колеса судьбы, которое слушается только ее нежных рук, и погрузила его на своего единорога. После этого она ушла прочь, и те, кто встретил ее по дороге, уверяют, что она бормотала себе под нос: „Ну и дура!“»

Я закрыла книгу и посмотрела в окно. Внизу река текла, а на противоположном берегу еле слышно шелестели деревья. Я подставила лицо солнцу и закрыла глаза. У автора кармических теорий определенно было отличное воображение, и писал он именно о том, о чем и положено писать знаменитому мистику.

Когда я проснулась, были уже сумерки и заметно похолодало. Мой телефон звонил, я протянула руку и ответила.

– Приходите, если не передумали, – хмуро сказал Козаков. – Только поскорее. Я устал.

– Если вы устали, Алексей, давайте все обсудим в другой раз.

– Сказал же, приходите! – медленно выговорил он и повесил трубку.

Если он думал задеть меня, то просто не видел ведущего популярной программы после вручения национальной премии, которая досталась другому. Я ополоснула лицо холодной водой, чтобы окончательно проснуться, и спустилась к охраннику, чтобы узнать, в какой комнате остановился Козаков. Через три минуты я постучала к нему в дверь.

Дверь открылась сразу же, но я увидела совсем не Козакова. Передо мной стоял невысокий мужчина с кудрявыми и не очень чистыми волосами до плеч. До этого я не замечала его среди участников семинара. Его просторная и не слишком аккуратная одежда не скрывала того прискорбного факта, что весил мужчина килограммов на тридцать больше, чем следовало бы человеку такого роста. Впрочем, первое, на что я обратила внимание, был совсем не его толстый живот. Первое, что я увидела, – это его ясные, ярко-голубые глаза, которые взглянули на меня внимательно и как-то тревожно.

Мужчина открыл передо мной дверь и сделал шаг назад.

– Здравствуйте, – сказал он. – Проходите. Козаков лежал на кровати, подложив руки под голову, и не сделал ни малейшей попытки подняться при моем появлении.

– Анжелика! – воскликнул он таким тоном, как будто ожидал увидеть перед собой кого угодно, но только не меня. – Знакомьтесь: это лучший в мире специалист по энергетическим потокам, Антон. Ну а это Анжелика.

И в ту же секунду я поняла, что именно показалось мне таким тревожным в глазах Антона: он не смотрел сквозь меня. В отличие многих других, специалист по энергетическим потокам увидел меня сразу же, а когда Козаков назвал мое имя, жизнь не остановилась. Она просто продолжила свое течение, как та река, которую видно из окна моей комнатки на третьем этаже. Был ли он и правда крупным специалистом в своей области или всего лишь смотрел вокруг внимательнее, чем другие? Этого я не знала.

– Чем именно вы занимаетесь? – спросила я. – Специалист по энергетическим потокам – это для меня слишком туманно.

– Разными вещами, – все так же уклончиво ответил гость Козакова и при этом улыбнулся одной из самых теплых улыбок, какие мне только случалось видеть.

– Да ладно, скажи ей, – рассмеялся мистик. – Этот человек, Анжелика, умеет несколькими прикосновениями выравнивать потоки инь и ян. Вы знаете, что это такое?

– Я знаю, что такое инь и ян, если вы об этом справшиваете. Но понятия не имею, как и зачем их выравнивают.

– Вы отстали от жизни со своими политиками. Бывают и такие профессии, – Козаков откровенно надо мной издевался. – Дело в том, что энергетические потоки у большинства людей совершенно перекошены. Собственно, из-за этого люди болеют, злятся и не могут понять, чего хотят в этой жизни. Понимаете? Все беды этого мира – от сбитых энергетических потоков.

Я не была готова к тому, чтобы аргументированно спорить о важности энергетических потоков в этом мире. Но откровенно говоря, я никогда не слышала о том, чтобы такое странное занятие становилось профессией. Более того, мне кажется довольно сомнительным, чтобы кто-то мог подобным образом заработать себе на жизнь. Я имею в виду – прилично заработать.

Впрочем, это всего лишь мое личное мнение, а потому я оставила его при себе.

– Покажи ей, – произнес Козаков, и эти слова были больше похожи на приказ, чем на просьбу.

Видимо, Антону тоже случалось попадать и в более неприятные ситуации, а потому он не удивился тону мистика и ничуть не выглядел задетым.

– Вы не против? – тихо спросил он, а затем подвинул мне стул. – Садитесь.

Я села, а он встал у меня за спиной и положил одну руку мне на голову, а другую – на солнечное сплетение. Не исключено, что женщина, рожденная привлекать, сказала бы, что от этого прикосновения искры пробежали по ее телу. К счастью, я прекрасно осознавала, что ничего подобного не произошло. Ладони специалиста по энергетическим потокам были на удивление сильными и теплыми. Мне было приятно ощущать их на моем теле, но не более того.

В таком положении он постоял минуту или две. А затем убрал руки, обошел вокруг стула и сел на корточки передо мной.

Он посмотрел мне в глаза, и тогда жизнь всетаки остановилась. Меня сполна наградили здравым смыслом, но я не смогла избавиться от ощущения, что за пару секунд он увидел всю мою жизнь – от рождения и, может быть, до самой смерти.

Вот я, Маркиза Ангелов, за третьей партой в среднем ряду, и никто не сидит со мной рядом. Вот я дома с учебником готовлюсь к сессии за первый курс, а на улице орут птицы и коты, и кажется, я – единственная во всем мире, кого никто не ждет под окном. Вот я в личном самолете кандидата в губернаторы, мы вдруг начинаем резко снижаться над Черным морем, и все вокруг хватаются за телефоны, и я – единственная, кто не делает этого: меня никто не ждет на земле, как много лет назад никто не ждал под окнами в самый разгар весны. Вот я на моей кухне, оборудованной по последнему слову техники, передо мной квадратная тарелка с бутербродами, а на полукруглом балконе смотрит в даль знаменитый мистик, который уже и думать забыл обо мне и моих бутербродах... Но тем не менее где-то наверху уже поворачиваются со скрипом древние звезды, чтобы встать именно так, как нужно...

Специалист по энергетическим потокам моргнул, и жизнь продолжила свое течение, а я так и осталась сидеть на стуле посреди комнаты Козакова в полной растерянности.

– Мне здесь нечего делать, – тихо сказал специалист и поднялся.

– Все так плохо? – лениво осведомился Козаков.

– Наоборот.

– Как это наоборот?! – воскликнул мистик и даже встал с постели. – Так не бывает!

– Я сказал, мне здесь нечего делать, – повторил специалист по энергетическим потокам.

После этого он наклонился и легко подул мне в лоб. А потом вышел из комнаты и даже не подумал попрощаться. Между тем мистик прошел через комнату и встал прямо передо мной.

– Что это был за номер? Я еще ни разу не видел, чтобы он говорил, будто у кого-то все в порядке.

– Откровенно говоря, мне нечего вам ответить, Алексей. Я еще ни разу не встречала ни одного специалиста по энергетическим потокам, – честно призналась я. – Но если вы хотите узнать мое мнение о семинаре...

– Оставьте пока ваше мнение при себе! – рявкнул мистик.

Будь у меня чуть меньше выдержки, я бы наверное, подскочила на месте. Но после работы с преуспевающим бизнесменом, который в качестве решающего аргумента в разговоре довольно часто использовал огнестрельное оружие, меня не так легко испугать. Я не двинулась с места и не сказала автору кармических теорий ни слова. Я даже не взглянула на него, но уже в следующее мгновение он взял еще один стул и поставил его рядом со мной.

– Извините меня, Анжелика. На этих семинарах я кошмарно устаю... Хотите выпить?

– Нет, спасибо.

– Как хотите, – пожал плечами мистик, после чего достал из бара две маленькие бутылочки виски. Их содержимое он вылил в один стакан и уселся на стуле рядом со мной, совершенно позабыв о том, что негласные правила не позволяют пить алкоголь во время семинара. Впрочем, правила редко относятся к тем, кто устанавливает их для других, так что в поведении знаменитого мистика не было ничего удивительного.

– Расскажите мне немного о себе, Анжелика, – попросил он.

– Что именно вы хотели бы узнать?

– Например, чем вы занимаетесь после работы?

– У меня не слишком много занятий, – начала было я, но он меня перебил.

– Подождите! Вы неправильно сидите, Анжелика. Не стоит класть ногу на ногу, так вы пережимаете мышцы, а вместе с ними и нервные окончания. Конечно, так сидеть удобнее. Но это все равно что зажать руками и нос, и рот, чтобы не чувствовать неприятного запаха, понимаете?

После этого он сделал большой глоток из стакана, поставил его на столик и придвинулся ко мне. А потом взял обеими руками мою левую ногу, которая лежала на правой, и, немного помедлив, опустил ее на пол. Его руки были горячими, и ощущать их на теле было даже приятнее, чем прикосновения специалиста по энергетическим потокам.

Мистик сидел ко мне так близко, что еле заметный аромат восточных благовоний окутывал меня, как облако. Козаков смотрел мне прямо в глаза, и будь у меня чуть меньше здравого смысла, я бы поверила, что он в жизни не видел ничего интереснее. Его глаза сияли, впрочем я прекрасно понимала, что это сияние не относится лично ко мне. Оно было скорее проявлением любви ко всему миру, а я... Так или иначе, но в этой жизни я родилась уродиной и уродиной умру, и у меня достаточно разума, чтобы помнить об этом всегда.

– Я тебе не нравлюсь? – тихо спросил он.

Ну конечно, как же без этого? Вряд ли на свете есть еще хоть одна женщина, способная устоять против такого вопроса, заданного таким мужчиной. Очень может быть, что я единственная в своем роде, и наверяка знаменитый мистик встретил меня неспроста.

– Может, ты меня боишься? – спросил мистик.

– Дело не в этом, – ответила я и встала.

У меня некрасивое лицо и тощее тело. Я не была рождена привлекать. И пока другие мужчины и женщины занимаются друг другом, я занимаюсь исключительно работой. Меня нет смысла переодевать в вечернее платье и вести под руку на официальных мероприятиях, и тем более такой, как я, не похвастаешься перед компаньонами. Но все же... Все же почти всегда возникает момент, когда моему работодателю приходит в голову вопрос: «А почему бы и нет?» Этот аргумент аккуратно ложится на ту чашу весов, на которой написано: «Черт с ней, давайтека попробуем и посмотрим, что из этого получится. Она ведь тоже женщина, разве нет?»

И тогда все они говорят примерно то же самое, что и знаменитый мистик Алексей Козаков, автор бестселлеров и создатель вполне правдоподобной теории о происхождении этого мира.

– В чем же дело? – спросил он. – Расскажи мне, я тебя выслушаю.

Его голос был глубоким и бархатным, он вил коконы и хранил от непогоды. Казалось, он мог бы сохранить меня и от самой себя, и от того, кто все это придумал... Впрочем, последнее уже маловероятно.

– Я не была рождена привлекать, Алексей, – просто ответила я. – И, при всем уважении, я не заметила, чтобы мы с вами переходили на «ты».

– Глупости. Лично я не вижу никаких препятствий для того, чтобы заниматься сексом с некрасивыми женщинами, – заявил Козаков.

Я рассмеялась в голос:

– Прекрасно сказано, Алексей.

За десять лет профессиональной практики мне не приходилось слышать, чтобы кто-то говорил со мной о сексе так прямо и по существу.

– И? – выжидательно осведомился он.

– И все же я предпочитаю отказаться.

– Ну, как хотите, – пожал плечами автор кармических теорий. – Все-таки вы ужасно странная, Анжелика.

Если принять во внимание все обстоятельства, окажется, что тут нет ничего странного. Но вслух я предпочла этого не говорить.

Я попрощалась со знаменитым мистиком и поднялась на третий этаж. Лестница и коридор были совершенно пусты, но за закрытыми дверями смеялись, разговаривали и наверняка любили друг друга последователи кармических теорий. Им не было никакого дела ни до меня, ни до моих странностей. И в сущности, это было прекрасно: сознавать, что все лишнее отгорожено от меня плотными дверьми с надежными замками.

В моей комнате я разделась и легла в постель. Я не была рождена привлекать, и нет смысла обманывать саму себя, забываясь в объятиях мистика, который склонен любить весь этот мир целиком, при этом не отдавая себя никому в отдельности.

Я не жалела о том, что ушла, а чтобы лишить меня покоя, несомненно нужно нечто гораздо большее, чем предложение эротического характера. Но тем не менее в ту ночь я не сомкнула глаз до самого утра. Не исключено, что именно тогда древние звезды со скрипом становились так, как нужно, а замысел того, кто все это придумал, раскрывался перед мистиком без всяких объяснений.

В семь стало очевидным, что оставаться в постели больше нет никаких причин, а потому я поднялась, оделась и вышла на улицу, где небо было серым и пасмурным, а воздух – холодным и влажным. Казалось, за одну ночь лето кончилось и пришла самая настоящая осень, с ветром, гнилыми листьями и дождями.

Я прошла вдоль реки и в девять вернулась, чтобы позавтракать и не опоздать к началу семинара: сегодня мне не возбранялось наблюдать за происходящим.

На завтрак у них, как и за день до этого, был травяной чай, заваренный на молоке, сырые овощи и массы все тех же странных цветов и оттенков.

Мой телефон зазвонил в тот момент, когда я доедала редиску.

– Доброе утро, Анжелика, – хмуро сказал Козаков. – Я в Москве.

– А как же занятия?

– Передайте им, что занятий не будет. Пусть проваливают. Вам понятно?

Не дожидаясь моего ответа, он повесил трубку, предоставив мне успокаивать и выпроваживать разочарованных последователей кармических теорий. Жаль, но среди них не было вчерашнего специалиста по энергетическим потокам. Можете мне поверить: я смотрела очень внимательно.

Разумеется, знаменитому мистику не было никакого дела до того, каким образом я буду возвращаться в Москву. К счастью, я знаю компанию, которая очень быстро высылает такси даже за город. А потому уже в двенадцать была дома, и у меня на столе стоял большой стакан хитро упакованного горячего шоколада.

– О чем он вообще думает, Анжелика?! – возмущалась Катя номер один, и я отодвинула трубку подальше от уха, потому что она говорила слишком громко. – За последние несколько дней он не смог вразумительно ответить ни на один мой вопрос! Что с ним творится? Он пьет? Сидит на таблетках? Курит какую-нибудь дрянь?

– По-моему, Катя, вы сами себе ответили: он пьет. Или сидит на таблетках. Или курит какую-нибудь дрянь.

– Это я понимаю, – раздраженно сказала Катя. – Меня интересует – почему?

– Вот этого я, к сожалению, не знаю.

– А должны бы знать, Анжелика! Вам платят как раз за то, чтобы вы знали про Козакова всё и разбирались со всеми его проблемами. Делайте что хотите, но его надо вытаскивать из этого состояния! Он должен был сдать рукопись на верстку еще два месяца назад!

– Он потерял ноутбук, – напомнила я. И хотя лично мне кажется, что история с пропавшим компьютером не имеет ни малейшего отношения к реальности, я не стала говорить этого вслух.

– Все равно! Сделайте что-нибудь, Анжелика! И немедленно!

С этими словами Катя номер один повесила трубку, а я так и осталась сидеть в растерянности на моем полукруглом балконе. Тонкий месяц висел в черном небе прямо надо мной, а вокруг было так тихо и пустынно, что не верилось, будто я нахожусь в центре суматошной Москвы. Впервые за две недели тучи рассеялись, а небо стало ясным и звездным.

Я положила телефон на маленький столик, поплотнее закуталась с мягкий плед из верблюжей шерсти и сделала глоток горячего сладкого чая.

Мне шесть раз приходилось разыскивать по миру жену преуспевающего бизнесмена, которая имела весьма неприятную привычку исчезать после каждой серьезной ссоры со своим благоверным. С помощью моделей, услуги которых прекрасно оплачивались, я в течение трех лет с успехом помогала ведущему популярной телевизионной передачи скрывать его принадлежность к мужчинам нетрадиционной сексуальной ориентации. С кандидатом в губернаторы, репутация которого оставляла желать лучшего, мне дважды посчастливилось ускользнуть от демонстрантов конкурирующих партий. И видит Бог, ни в одном из этих случаев я не теряла присутствия духа.

Но когда я смотрела в погасшие глаза мистика, который отказывался выходить из дома и даже слышать ничего не хотел о сроках сдачи рукописи, у меня попросту опускались руки. Чем такая, как я, могла помочь такому, как он?

И если женщина, рожденная привлекать, наверняка сочла бы, что я сама и стала причиной мрачного настроения Козакова, то мне было понятно, что все как раз наоборот: в тот злополучный вечер после семинара автор кармических теорий снизошел до меня только потому, что нечто темное и неизбежное уже приближалось к нему, как поток.

Что мне оставалось? Я допила чай, зашла в гостиную и плотно закрыла за собой дверь балкона, чтобы холодный ветер не мог ворваться в комнату. Затем включила компьютер и открыла файл, коротко названный «Контакты Козакова», после чего сделала несколько телефонных звонков.

На следующий день, 5 сентября, номер Козакова не отвечал. Мистик не пожелал снять трубку ни 6-го, ни 7-го, ни 8-го. Я услышала его голос только 9 сентября, но радоваться было нечему.

– Отвалите, Анжелика. И больше никогда не появляйтесь, – вот и все, что я услышала от автора бестселлеров.

Возможно, менее опытная помощница и последовала бы совету мистика, но я стою так дорого еще и из-за того, что мне совершенно некуда торопиться. Когда не ждешь ничего для себя, время становится на удивление скользкой субстанцией и понимаешь, что подгонять или удерживать его нет никакого смысла. Ничто не занимает меня, кроме работы, а потому мое терпение практически безгранично.

12 сентября Козаков позвонил мне сам и без всяких предисловий распорядился:

– Приезжайте, Анжелика. Я дома. Меньше чем через час я была у него.

Он сидел передо мной в светлом кресле своей просторной гостиной – в том самом кресле. Его лицо было бледным и измученным, а свитер неопределенного серого оттенка – откровенно мятым. На ноги он надел шерстяные носки грубой вязки, но, по всей видимости, даже это не спасало Козакова от холода.

В то ледяное утро он даже не был красив. А в его покрасневших глазах читалась такая бесконечная тоска, что, будь у меня чуть меньше здравого смысла, я опустилась бы на колени у его ног, чтобы собственным дыханием согреть его замерзшие ступни совершенной формы. Не знаю, правда, как бы он к этому отнесся.

Конечно же я не сделала ничего подобного, а скромно села в уголок его мягкого дивана и достала из сумки блокнот.

– Выкладывайте, что у вас есть, Анжелика, и проваливайте, – хмуро проговорил он. – Можете обижаться, но мне сейчас совершенно не до вас.

Я могла бы напомнить Козакову, что он сам звонил и потребовал, чтобы я приехала, но вряд ли это что-нибудь изменило бы. А потому просто приняла его правила игры.

– Катя из издательства... – начало было я, но Козаков меня перебил.

– И уж тем более не до Кати из издательства, так ей и передайте. Так что у вас там? Давайте быстрее, Анжелика, я не собираюсь тут торчать с вами целый день.

После этого он прикрыл покрасневшие веки и положил руки на колени – ладонями вверх.

– Хорошо, – отозвалась я. – Борис готовит новый семинар, и на него уже записалось почти сто человек.

– Так это же прекрасно. Просто праздник какой-то. А вы с Борисом подружились, да? Перезваниваетесь? Не теряете связи? Голубки... – хмуро пробурчал Козаков, и при этом его глаза превратились в две узкие жесткие щелочки.

Я заглянула в мой блокнот и решила оставить вторую часть его высказывания без комментариев.

– Конечно, сто человек – это очень хорошо. Но если вы действительно хотите избежать возможных проблем и готовы выслушать мои наблюдения...

– Я готов выслушать ваши наблюдения, но прямо сейчас! – рявкнул мистик и резко поднялся с кресла. – И уберите ваш дурацкий блокнот, Анжелика! Если бы вы только знали, как он меня бесит!

Терпение мистика было на пределе, и вряд ли такой, как я, стоило его испытывать, а потому я перешла прямо к делу. В сущности, блокнот был мне не нужен: все пометки я помнила наизусть.

– Я считаю, что неписаные правила ваших тренингов нужно превратить в договор, который должны подписать все участники.

– А именно? – устало осведомился мистик и повернулся лицом к окну, за которым медленно ползли сквозь пробки машины.

– А именно: никаких участников младше восемнадцати лет, даже если они приедут вместе с родителями. Никакого алкоголя и наркотических веществ. Никаких физических контактов между участниками, кроме тех, что будут предложены ведущим. А вы уж потрудитесь не предлагать ничего сомнительного.

– Разве я предлагал что-то сомнительное? – недовольно отозвался Козаков, но я не стала ему отвечать.

– И конечно, Алексей, не стоит показательно раздеваться во время занятий.

– По-вашему, я раздевался показательно?

– При всем уважении, по-моему, именно так и было. В правилах нужно написать, что все практики проводятся в комфортной спортивной одежде, и тот, кто не привезет ее с собой, не будет допущен к занятиям. Каждый участник должен лично прочитать договор и подписать его не позднее чем за три дня до начала тренинга. Нарушители отстраняются от занятий без объяснения причин и возврата денег.

– Так вот и без объяснения? – пожал плечами Козаков. – То, что вы здесь несете, больше похоже на пионерский лагерь, чем на мистический опыт. Но я вас услышал. Еще что-нибудь?

– Еще женский журнал предлагает вам съемку и интервью. И по-моему, это отличная возможность анонсировать новую книгу.

– Да что вы? И что же они обо мне напишут? Что я один из десяти самых перспективных холостяков Москвы? Про мою любимую марку одежды? Про то, как я планирую отпраздновать Новый год?! О чем со мной будут разговаривать эти тупицы?!

– Они хотят говорить о вашей Шакти. Козаков по-прежнему стоял лицом к окну, но я видела, как распрямились его плечи.

– Можете им сказать, что я согласен. Завтра в три. Если это все, то мне нужно побыть одному. Время медитации, Анжелика.

После этого он вышел на кухню и вернулся с небольшой пластмассовой баночкой в руках. Взял чайную ложку смеси неопределенного серо-зеленого цвета и отправил в рот. При этом его лицо сначала сморщилось, а потом стало заоблачно-спокойным.

– Хотите попробовать? Отлично очищает мозг – всем без исключения, – обратился ко мне мистик. – Нет? Ну тогда до свидания. Вы в состоянии самостоятельно найти выход и захлопнуть за собой дверь? Это не слишком унизительно для персонального помощника такой квалификации?

Разумеется, я была в состоянии выйти сама. А вопрос об унизительности происходящего я в связи с работой просто не рассматриваю.

– Всего хорошего, Алексей. Я уточню время с редакцией и завтра в два буду у вас, – вежливо сказала я.

Возможно, знаменитому автору кармических теорий было многое известно об устройстве мозга и даже о жизни и смерти, но вряд ли он подозревал, какой должна быть квалификация персонального помощника, чтобы за один вечер организовать подобное интервью и подтвердить нужное время – завтра в три.

У самой двери в коридоре Козакова разлегся Шива. Увидев меня, он медленно поднялся и подошел ближе. Его шерсть была белой и пушистой, а глаза светились, как два маленьких осколка горячего солнца. Хандра хозяина явно не имела никакого отношения к Шиве. Он потерся о мои ноги, обошел меня кругом. А потом звонко мурлыкнул и склонил передо мной свою мохнатую голову в самом искреннем поклоне, какой мне только случалось видеть.

Такси остановилось у дома Козакова ровно в два, и, представьте себе, мистик стоял у дверей с большим клетчатым зонтом в руках. Тяжелые ледяные капли падали с неба и наверняка гулко стучали по ткани зонта. Мне не было слышно этого звука: я сидела в такси. Но я ни секунды не сомневалась, что именно из-за этого рваного ритма мистик вышел из-под козырька подъезда.

Увидев меня, автор кармических теорий не спеша сложил свой зонт и открыл дверцу машины. Он сел рядом и принес с собой едва уловимый сладковатый запах восточных благовоний.

– Да, я сегодня вовремя, дорогая Анжелика. Умею, если захочу. Можете оставить ваши восторги при себе, – не здороваясь, заявил он.

Не слишком вежливо, но не в моих правилах учить хорошим манерам того, кто платит мне столько, сколько я скажу, а потому я оставила слова Козакова без внимания. Я молча кивнула ему вместо приветствия. Возможно, мне показалось, но в глазах мистика мелькнула искра недоумения, как будто он в очередной раз испытывал на прочность мое терпение и остался удивлен результатом.

Его лицо было еще чуть бледнее обычного, но он держался очень прямо, а его глаза уже горели прозрачным зеленым светом, и я знала, что именно на этот загадочный свет слетались женщины – без страха и без сомнений.

Как всегда в начале сентября, город был буквально запружен машинами, и мы еле двигались, пробираясь по узким улицам в центр. Предполагалось, что съемка пройдет на открытой веранде модного кафе. Не слишком хорошая идея для такой погоды, как мне кажется. Но это всего лишь мое личное мнение, не более того.

Впрочем, если им удастся как следует выстроить свет, все будет не так плохо: пальто мистика казалось достаточно теплым. Наверное, не помешал бы шарф, но шарфа автор кармических теорий не надел.

– Передайте им, Анжелика, – сказал мне Козаков накануне, – чтобы даже не думали приносить мне одежду на съемку. Я буду сниматься в том, в чем приду, или не буду сниматься вообще. Это понятно?

Разумеется, это было понятно. Но вряд ли мистик отдавал себе отчет в том, чего мне стоило убедить в этом стилиста журнала.

В 2.57 мы остановились у дверей кафе, и я протянула деньги водителю такси, который их внимательно пересчитал, а потом не менее внимательно взглянул на меня.

– До свидания, – без всякого выражения сказал он, но этого было достаточно для того, чтобы развеселить мистика.

– А вы сегодня пользуетесь успехом у водителей, Анжелика. Прическу сменили? – съязвил автор бестселлеров, открывая дверь кафе.

Он переступил порог, и в ту же секунду мне стало ясно, что с ним все будет в порядке, вне зависимости от того, наденет ли он шарф или простудится, задумчиво позируя перед камерой. Потому что, несмотря на его простуды, насморк, усталость от непосильных мистических трудов или творческие кризисы, древние звезды где-то наверху уже со скрипом поворачивались для того, чтобы расположиться именно так, как нужно.

А здесь, во вполне земном и темноватом зале кафе это выражалось в том, что к мистику со всех сторон потянулись люди.

Нежная барышня-хостес расцвела улыбкой, приветствуя Козакова, который улыбнулся ей в ответ. Хмурый охранник распрямил плечи, сам того не замечая. Менеджер кафе – высокая изысканная дама – дотронулась до руки мистика, провожая нас на открытую веранду, где уже были установлены осветительные приборы, и худенькая девушка-фотограф суетилась вокруг камеры на высоком штативе. Несколько больших цветных пакетов с одеждой, которую Козаков не собирался надевать, уже были сложены у стены.

А в кресле-качалке, укрывшись пледом, медленно раскачивалась женщина. Она сидела к нам спиной, и ее лица не было видно. Только светло-рыжие волосы сбегали по спинке кресла мягкой волной. Это были волосы удивительного теплого оттенка, добиться которого невозможно никакими косметическими ухищрениями. Услышав наши шаги, женщина приподнялась и обернулась. Неустойчивое кресло резко качнулось назад, и от этого теплая волная ее волос слегка коснулась пола.

У меня не было ни малейших сомнений, что в тот момент звезды закончили свое движение, расположившись именно так, как и было задумано.

Она откинула в сторону свой плед и поднялась нам навстречу. При этом ее стройное тело плавно скользнуло вверх, а ее мягкие волосы так же плавно устремились вниз.

– Здравствуйте, – сказала она. – Меня зовут Екатерина.

– Я вас прекрасно помню, Катя, – сразу же отозвался мистик, – а я Леша. – Тут он хитро посмотрел в мою сторону и сам себя поправил: – Алексей.

Его голос был глубоким и бархатным, он согревал, он вил коконы, он обещал все удовольствия этого мира, а может быть, даже некоторые из тех удовольствий, что находятся за его пределами.

Ни один мускул не дрогнул на лице Козакова, но оно как будто осветилось изнутри. Впрочем, это всего лишь мои догадки. Таким, как я, мало что известно об огнях, которые освещают лица, но это не значит, что я их не вижу.

– Спасибо, что вы вовремя, – быстро сказала Катя. Мне она всего лишь коротко кивнула и сразу же перевела взгляд на Козакова.

– Мне говорили, что вы всегда везде опаздываете, но я сразу поняла, что это вранье. Кстати, у вас отличное пальто. Но мы тут кое-что подобрали... Посмотрите, вдруг вам что-то понравится, хорошо?

– Хорошо, – ответил Козаков и безропотно подошел к разноцветным пакетам.

Я не знаю, заметила ли Катя, как осветилось лицо знаменитого мистика. Не говорила ли она так быстро и деловито только потому, что еще надеялась избежать огня, который рвался наружу и которому не умели противостоять женщины?

– Давайте начнем со съемки, чтобы отпустить фотографа, – щебетала Катя. – А потом у нас будет время, чтобы спокойно поговорить. Кстати, сколько у нас будет времени?

– Очень много, – просто ответил Козаков. Его интонация была ровной, а лицо – очень спокойным, но Катя вдруг перестала щебетать и внимательно посмотрела ему в глаза. А уже в следующее мгновение ее нежное лицо залилось краской до самых корней волос, и только кончик тонкого носа остался совершенно белым.

Я отошла в сторону и села в кресло у стены. Я больше ничем не могла помочь знаменитому автору кармических теорий, который с растерянной улыбкой рассматривал ворох курток, плащей и свитеров, разложенных перед ним на полу. Катя номер три продолжала щебетать, и мистик позволил снять с себя пальто, а потом ровно восемь раз переоделся в одной из маленьких комнаток кафе под руководством журнального стилиста.

Когда фотоаппарат щелкнул в первый раз и вспышка осветила улыбающее лицо Козакова, в Москве повалил снег.

Удивленные граждане наверняка задирали головы к небу: шутка ли – настоящая метель тринадцатого сентября? Более романтическая особа на моем месте сказала бы, что в этом городе только два человека остались равнодушны и к снегу, и к совершенно неуместным молниям, которые прорезали темные тучи, и даже к тому, что через несколько минут метель закончилась, тучи рассеялись и ярко блеснуло солнце.

Мой телефон зазвонил, когда я в одиночестве допивала черный кофе в полупустом зале кафе.

– Анжелика, – сказал Козаков, – вам совершенно незачем здесь меня караулить. Я сам справлюсь, к тому же мы почти закончили.

– Вы не хотите, чтобы я посмотрела съемку?

– Не хочу вас задерживать, – нежнейшим голосом ответил мистик.

– О чем вы говорите? Они снимают на цифру, и если вы почти закончили, то сразу же можно все посмотреть. Вы же не хотите неприятных сюрпризов?

– Вы очень милы, Анжелика, но все-таки вам больше нечего здесь делать.

В трубке был отчетливо слышен мелодичный женский смех.

– Как скажете, Алексей.

Я допила кофе и вышла на улицу, где снова моросил мелкий серый дождь. Я совсем не мила и прекрасно это понимаю. Но вряд ли стоит над этим смеяться, даже если природа наградила тебя волосами теплого светло-рыжего оттенка, которого невозможно добиться никакими косметическими ухищрениями.

Семнадцатого сентября, во вторник, в Москве было ветрено и промозгло, но мистик, не задумываясь, снял свои ботинки у дверей небольшого зала в частном чайном клубе. Затем Козаков снял и носки, акуратно свернул их, положил в левый ботинок и медленно пошевелил пальцами ног.

– Это что, обязательно? – подняла брови его спутница.

– Конечно нет, Катя, – улыбнулся мистик, – но я всегда практикую босиком.

Катя только пожала плечами. Нет ничего нового в этом мире под солнцем, и я оказалась права. Журналистка стала Катей номер три. Впрочем, нумерация требует уточнения: она была Катей номер три на моей памяти, а в жизни мистика и до меня наверняка встречалось достаточное количество Кать. Но нельзя отрицать очевидного: из троих эта была самой лучшей – стройной, нежной, обманчиво хрупкой. Только взгляд ее синих глаз был на удивление тверд. Такой женщине не предложишь взять деньги и больше никогда не появляться, а тем более – не заставишь редактировать твои рукописи в издательстве с десяти до шести.

Автор кармических теорий на несколько секунд закрыл глаза, а потом решительно взялся за ручку двери.

Он не поздоровался с теми, кто сидел в зале на низких мягких скамеечках, плетеных ковриках и прямо на дощатом полу. Козаков замешкался в дверях, чтобы пропустить вперед свою Катю, а затем бесшумно двинулся через зал. Он не сказал ни слова и не попытался привлечь внимание к собственной персоне, но я видела, как все головы поворачиваются к нему – одна за другой. И когда автор кармических теорий усаживался на приготовленное для него место у стены, все глаза уже были прикованы к нему и его спутнице. Я шла за ними, но те же глаза, которые внимательно разглядывали Козакова и его женщину, как обычно, смотрели сквозь меня.

Мистик посмотрел по сторонам, а затем так же молча кивнул мне, и я пошла по залу, чтобы собрать записки с вопросами. Как всегда, я сложила листки и листочки в красную лаковую шкатулку.

В полной тишине Козаков разобрал записки.

– Я начну с этой, – негромко объявил он, и его бархатный голос был глубоким и мягким, он вил коконы и хранил от всех напастей этого мира. – Мне нравится этот вопрос. «Вы часто говорили, что любовь в себе – это единственное, чего стоит искать, но ни разу не объяснили, как именно это сделать».

Автор бестселлеров усмехнулся, и самые смелые из его слушателей тоже позволили себе улыбнуться.

– Возможно, еще вчера я иначе ответил бы на этот вопрос, – продолжил Козаков, – но сегодня я говорю так: а она вам нужна, эта любовь в себе? Плюньте и забудьте. Ерунда это...

При этих словах Катя снова недоуменно подняла бровь, а Козаков быстро дотронулся до ее руки.

– Не ищите любовь в себе, – невозмутимо посоветовал он, – и тем более не ищите ее в других. Мы понятия не имеем, что нам нужно, и стремимся совсем не к тому, к чему следовало бы. Это очень человеческие качества, и избавиться от них не в силах ни вы, ни я...

Тут мистик смущенно развел руками и улыбнулся так мило и растерянно, что сопротивляться его обаянию не было никакой возможности. Он опустил глаза и некоторое время изучал свои босые ступни идеальной формы.

– Но, впрочем, у нас есть шанс. Этот шанс – готовность принять то, что само нас найдет. Как правило, именно оно нам и нужно, но умение это понять – уже качество мудреца. Я знаю человека, – задумчиво произнес мистик, но услышать об этом человеке нам не довелось, потому что речь Козакова прервал бодрый звонок мобильного телефона, и тут же все взгляды без исключения обратились к Кате номер три.

Она не смутилась и не покраснела, а просто раскрыла свою большую синюю сумку (я готова поспорить, что ее подбирали под цвет глаз) и достала телефон.

– Да, я вас слушаю, – четко произнесла Катя.

Затем она легко поднялась и вышла, прижав к уху телефон. А мистик остался в зале. Годы медитаций не прошли бесследно, и его загорелое лицо осталось непроницаемым. Некоторое время он помедлил, ожидая ее возвращения. Но его рыжеволосая женщина не вернулась ни через минуту, ни через две, ни через три. Мистик перешел к следующей записке, и при этом его лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций. Но по тому, как он несколько раз сжал пальцы ног, я поняла: на этот раз ему не все было как с гуся вода.

В тот вечер существование преподнесло сюрприз автору теории об устройстве этого мира: его рыжая Катя так и не появилась.

Через час все записки были разобраны. Козаков вежливо отказался от чаепития в клубе и не спеша вышел из зала. Именно тогда выяснилось, что ботинки и носки, крайне непредусмотрительно оставленные им у дверей, отсутствуют.

Выдержка мистика была достойна восхищения.

– Я надеюсь, такси нас ждет, Анжелика? – невозмутимо спросил он, а в его темных зрачках вспыхнула и сразу же погасла хитрая искра.

Такси нас ждало, и знаменитый автор бестселлеров, не моргнув глазом, босиком прошел по коридору чайного клуба, спустился по ступенькам и прошлепал по ледяным лужам к машине. Его телефон зазвонил, когда мы проезжали по узким улочкам центра. В машине было очень тихо, и я услышала бодрый голос Кати:

– Ты все еще практикуешь? А я скучаю... И чтобы мне не было так одиноко, я взяла на память твои ботинки. Ты не сердишься?

– Нет.

– Заедешь ко мне?

– Вряд ли, душа моя. У тебя уже достаточно материала для статьи, – очень спокойно ответил Козаков и убрал телефон в карман.

А потом он прикрыл глаза и положил руки на колени – ладонями вверх.

– Вы не хотите заехать в обувной магазин? – спросила я, и мистик не спеша повернулся ко мне:

– Не сейчас, Анжелика. У меня встреча.

– Встреча?

– Да. В конце этой улицы, на перекрестке, под часами меня ждет дама. Вы не против, если мы пригласим ее к нам присоединиться? – галантно осведомился автор бестселлеров.

– Разумеется, нет, – ответила я, хотя вряд ли его интересовало мое мнение.

Через пару минут такси остановилось у тротуара. Пешеходов в такую погоду было мало, а те, кто по необходимости оказался на улице, бежали вперед, не разбирая дороги, лишь бы быстрее убраться с дождя и холодного ветра. Только одна хрупкая фигурка стояла неподвижно на углу, под большими электронными часами.

У девушки не было зонта, и мелкие холодные капли сыпались ей на голову. Если она стояла здесь больше пяти минут, то наверняка промокла насквозь, и несложно догадаться, что уже вечером она свалится в постель с температурой.

Козаков открыл дверь машины и босиком пошел к ней по мокрому тротуару, она повернулась ему навстречу, и тогда я увидела ее лицо. В тот момент стало ясно, что существование все-таки умудрилось преподнести сюрприз и мне.

Это была девушка-фотограф, которая снимала мистика для журнала.

Козаков подошел к ней и взял ее за руки.

Так они и стояли – босой мужчина и промокшая женщина – на оживленной улице, среди стремительной московской осени. На них было холодно даже смотреть, но казалось, что ни один из них не собирался двигаться с места. Я тоже вышла из машины.

– Мне очень неловко вас отвлекать, – произнесла я, и при этих словах мистик недоуменно обернулся, как будто и думать забыл обо мне и о такси. – Но вы оба простудитесь. Садитесь в машину!

– Анжелика – моя вторая мама, – усмехнулся Козаков. – Вы помните Лию?

Она улыбнулась мне, близоруко прищурившись, и я поняла, почему автор кармических теорий стоял в ледяной луже босиком, забыв все на свете: улыбалась она так тепло и приветливо, как будто прижимала вас к самому сердцу.

Мы вернулись в машину, только теперь мне пришлось перебраться на переднее сиденье, потому что сзади, прижавшись друг к другу, уселись мокрые голубки. Мистик держал хрупкую Лию за руку, и надо признаться, что более дурацкое выражение лица у него было только в эротическом кино с участием девушки по имени «кажется Кира».

Я понятия не имею, когда он успел договориться о встрече с Лией и как собирался в нужный момент избавиться от Кати номер три. По всей видимости, знаменитый мистик гораздо больше знал об устройстве этого мира, чем простые смертные.

Еще через четверть часа они высадили меня из такси у дверей моего дома и отбыли в неизвестном направлении.

А я поднялась пешком на девятый этаж, вошла в мою квартиру и поежилась от холода. Может быть, горничная только что закрыла форточки, которые она так любит держать нараспашку во время уборки. А может быть, я так замерзла на улице, что не могла согреться даже в теплой и сухой квартире.

Я отправилась на кухню и заварила себе крепкий чай. А затем набрала в ванну очень горячей воды. Но даже в обжигающей ванне мне было холодно, как будто что-то непоправимое уже случилось, а я не уследила, и исправить это теперь не могла ни я, ни даже знаменитый автор кармических теорий.

Когда я засыпала, укрывшись двумя одеялами и пледом, у меня перед глазами все еще стояло нежное лицо Лии, которая умела улыбаться, как никто другой.

Во сне она смотрела на меня как обиженный ребенок и тихо жаловалась:

– Как ты могла, Анжелика? За что ты так со мной? Теперь он меня съест, точно так же, как и вас всех.

– Неправда! Я думала, ему понравилась Катя, а тебя я даже не заметила... И к тому же колесо судьбы... И меня-то он не съел! – отвечала я.

– Это только потому, что ты невкусная, – вздыхала в моем сне Лия.

И я знала, что она совершенно права.

Выспаться той ночью мне не удалось.

– Анжелика, – нерешительно произнес мистик в телефонную трубку, – вы еще не спите?

– Разумеется, сплю.

– Простите. Мне очень неловко, что я вас потревожил...

Часы показывали начало четвертого, но я сильно сомневалась в том, что Козакову и в самом деле было неловко.

– Что-то случилось, Алексей?

– Ээээээ...

– Только не говорите, что вслед за ботинками пропала вся ваша одежда.

– Не смешно, Анжелика. Может быть, повод, по которому я звоню, покажется вам ничтожным, но для меня это очень важно, понимаете? Так что не сердитесь.

Его голос был чистый сахар, и наверняка автор бестселлеров прекрасно понимал, что сердиться на него невозможно даже в начале четвертого ночи.

– Я написал пятнадцать страниц текста, – торжественно сообщил мистик, а я сделала вывод, что пятнадцать страниц – это повод для гордости. – Может быть, вы согласитесь сделать копию?

– Разумеется. Я приеду прямо с утра.

– Анжелика, – вкрадчиво начал Козаков, и мне уже было ясно, к чему он клонит, – видите ли, это очень сильный материал. И я чувствую себя неуютно, когда у вас нет копии...

Я села в кровати и включила свет.

– Минут через сорок я буду у вас. Постарайтесь за это время не потерять компьютер.

– Какая вы все-таки злая, Анжелика, – буркнул мистик, но голос у него был очень довольный.

Такси приехало за мной через пятнадцать минут. Я оделась потеплее и вышла на улицу. Было по-прежнему сыро и холодно, а с неба сыпал отвратительный мелкий дождь. От одного воспоминания о том, как Козаков стоял на улице босиком, преданно глядя в глаза промокшей Лии, меня мороз пробирал по коже.

Мы ехали мимо домов, расцвеченных рекламой, но светящихся окон было совсем мало. Я представила себе мистика, который сидит у себя дома, прижимая к груди ноутбук, чтобы не потерялся. Я представила Бориса, который наконец-то заснул в компании двух молоденьких девушек, а может быть – трех. Первую Катю, которая беспокойно кутается в одеяло, даже во сне не забывая о том, что срок сдачи новой рукописи давно миновал. И Катю вторую, которая вглядывается в темноту за окном, в очередной раз вспоминая загорелое лицо мистика. И Лию, которая закрылась в ванной и достает из неведомых мне емкостей только что отпечатанные снимки. Впрочем, это маловероятно: вряд ли фотографы сейчас делают это сами. Скорее, она рассматривает кадры на мониторе компьютера, выбирая самые лучшие.

Где-то за этими темными окнами пряталась настоящая Змея, неприметная Ольга, и Анна, которая боялась меня как огня, и Марина с телом, как будто выточенным из розового мрамора... Вспоминали ли они в ту ночь знаменитого автора кармических теорий, который наконец-то открыл свой компьютер и принялся писать? Или предпочли запереть свои воспоминания в сундучки и шкатулки и больше не беспокоиться понапрасну? И можно ли было считать, что он их сожрал?

Вряд ли даже автор теории об устройстве этого мира смог бы вразумительно ответить на такой вопрос. А о том, что в ту ночь происходило с ботинками мистика в квартире Кати номер три, мне не хотелось даже и думать.

Он встретил меня у дверей в шелковом халате, разрисованном иероглифами. Его лицо было чуть бледнее обычного, но выглядел мистик очень довольным.

– Анжелика, как хорошо, что вы приехали! – радостно воскликнул Козаков.

В первый момент мне показалось, что он меня расцелует, но конечно же он не сделал ничего подобного.

– Компьютер не потерялся, я очень его берег, – улыбнулся мистик и повел меня в гостиную, где на светлом кресле – том самом кресле – и правда лежал тонкий серебристый ноутбук.

Рядом с компьютером разлегся снежно-белый Шива.

– Видите, его надежно охраняли, – прокомментировал Козаков, – А-ааанжелика, на вашем месте я бы все-таки был осторожнее...

Но я уже погладила Шиву и уселась рядом с ним, положив компьютер на колени. Зверь был не против и даже позволил мне быстро почесать себя за ухом.

Мистик молчал.

На то, чтобы скопировать текст, у меня ушло не более двух минут.

– Ну что ж, если больше вам ничего не нужно, Алексей...

Я собиралась поехать домой и спокойно поспать до утра, но автор бестселлеров смущенно улыбнулся и легко дотронулся до моей руки.

– Дорогая Анжелика, я... может быть, я прошу у вас слишком многого... Но...

– Но что?

– Вы не могли бы почитать текст прямо сейчас? Мне очень важно услышать беспристрастное мнение.

– Мрррр, – авторитетно подтвердил Шива.

Не в моих правилах отказывать работодателю в столь важных вещах, даже в четыре часа утра, а потому я молча села на диван и снова раскрыла серебристый компьютер Козакова.

И не думайте, что я не заметила: он не решился обратиться со своей просьбой ни к Кате номер три, ни к улыбчивой Лии. Хотя нельзя исключать возможности того, что он просто не считал их мнение беспристрастным.

Главка, набранная на компьютере Козакова, называлась «Домик в деревне».

«Я пишу эту книгу зимой, в маленьком деревенском домике. На много километров вокруг нет ни одной живой души. Я не взял с собой телефона для связи с внешним миром, у меня нет ни телевизора, ни радио, и я понятия не имею о том, что происходит с другими. Один раз в неделю ко мне приезжает машина, которая привозит все необходимое, но я не разговариваю с водителем. Он ставит к моей двери сумку и забирает со ступеней список того, что мне понадобится в следующий раз. Когда я уехал в самый разгар морозов, мои друзья недоумевали: зачем? Но иначе было нельзя. Такие книги, как эта, не пишутся среди разговоров и светской жизни... Иногда по утрам я с трудом открываю дверь: слишком много снега выпадает за ночь. Иногда температура опускается так низко, что отопление не справляется, и я надеваю на себя всю одежду, которую я взял с собой, но все равно мерзну. И все же иначе нельзя. Такие книги, как эта, не пишутся в комфорте».

Наверняка этот разворот в книге будет украшен изображением маленького заснеженного домика с елками у забора и дымом из трубы. Красота, да и только.

Я подняла глаза на Козакова, который удобно сидел в кресле, положив ногу на ногу. Хотя отопительный сезон в Москве еще не начался, в его квартире было тепло и уютно: хорошая система кондиционирования отлично выполняла свою задачу. Пока я читала первые строки, мистик успел выйти на кухню и вернуться с чашками и чайником, и теперь колдовал над маленьким столиком, изображая ночную чайную церемонию. Шива внимательно следил за ним своими янтарными глазами, как будто все происходящее касалось его самым непосредственным образом и он тоже был не против выпить хорошего чаю.

А может быть, внимание зверя привлекал шелковый халат хозяина, разрисованный золотистыми иероглифами, которые сверкали и переливались на свету.

«В первую ночь я несколько часов ворочался в кровати, не в силах понять, какой назойливый звук мешает мне уснуть. И только под утро понял, что этот звук – тишина, такая непривычная для городского жителя. Нет ни машин, ни трамваев, ни случайных прохожих, ни птиц, ни собак, ни даже звука капели. Эта тишина звенела в моих ушах, привыкших к шуму, и мешала уснуть. Мы так привыкли ко всему ненужному, что уже не умеем обходиться без суеты. И я не исключение...»

– Анжелика, вы будете пить чай? – спросил Козаков. – Берите скорее вашу чашку, а то чай остынет и вкус уже будет не тот.

Мистик разложил на столике груши, орехи и даже выставил две тарелки с разными сортами халвы.

Он взял горсть орехов и устало улыбнулся.

– Прошу вас, Анжелика, чувствуйте себя как дома, не стесняйтесь. Может, хотите выпить что-нибудь покрепче?

– Нет, спасибо, – ответила я и сделала глоток из чашки.

– Ну, как знаете.

«В первые дни я совершенно не мог писать. Я сидел здесь один, молча смотрел, как снег ложится на землю, а моя голова буквально раскалывалась от воспоминаний. Они наскакивали друг на друга, сталкивались, перемешивались и, казалось, хотели свести меня с ума. А когда я наконец засыпал, воспоминания возвращались в виде пугающих ярких сновидений...»

Козаков разлегся на диване и так радостно откусил грушу, что сок брызнул во все стороны, попав даже на монитор компьютера. Я молча достала из сумки салфетку и вытерла ноутбук.

«Через неделю после заселения ко мне в первый раз должна была приехать машина с продуктами, и я уже думал о том, что нужно отсюда убираться. Я не мог ничего писать, и во всем этом не было никакого смысла. Но на шестой день мой мозг как будто избавился от всего лишнего, и я наконец-то понял, зачем я здесь...»

Когда я дочитала до этих слов, Козаков как раз успел доесть грушу и поднялся с дивана. Из кармана шелкового халата он достал маленький стеклянный пузырек и высыпал на ладонь несколько гранул крайне подозрительного серого цвета.

– Хотите? – спросил он меня. – Я знаю, что не хотите. И не надо смотреть на меня так осуждающе!

Это было уже слишком. Я аккуратно закрыла компьютер и положила его рядом с собой на широкую ручку кресла.

– Что такое, Анжелика? – озабоченно произнес мистик. – Вам не нравится?

– Мне нравится, – ответила я. – И я с вами согласна: такие книги, как эта, не пишутся в комфорте, при влиянии лишнего шума и ненужных событий.

Козаков улыбнулся, и одновременно с этим его левая бровь иронично изогнулась.

– Вас смущает несоответствие антуража? – спросил Козаков, проглотил свои подозрительные гранулы, довольно причмокнул и спрятал пузырек в карман. – Но разве это важно? Разве важно, где и как я пишу эту книгу, если я ее все-таки пишу?

Мистик снова наполнил маленькую чашечку ароматным чаем и протянул ее мне. Когда я сделала глоток, он продолжил:

– Иногда мне кажется, что вам стоило родиться лет на тридцать раньше и быть пионеркой. Вы слишком прямолинейны! У вас все только черное и белое, никаких полутонов. Красная Шапочка – хорошая, Волк – плохой, да?

– Понятия не имею, с чего вы это взяли. Я просто стараюсь быть честной, Алексей...

– Честной?! – Он встал напротив меня, скрестив руки на груди. – И что же вы вкладываете в это понятие? Неужели соответствие внутреннего и внешнего? Может быть, вы сейчас будете мне доказывать, что я не прав? Может, вы думаете, что мне нужно было наплевать на все сроки, дождаться зимы, уехать в глушь и мерзнуть там пару месяцев, чтобы написать то, что я прекрасно могу написать и здесь?! Вы это будете мне доказывать?

Его лицо покраснело, а маленькие морщинки, которые делали его похожим на грустного клоуна, проявились сильнее обычного. Мистик был не прав: я не собиралась ничего доказывать.

Я молча допила чай и поставила чашку на стол.

– Знаете что, Алексей? – как можно спокойнее сказала я. – Вы мешаете мне сосредоточиться. Так что я лучше поеду домой и почитаю там, а потом сразу же вам перезвоню. Всего доброго.

– Как вам будет угодно, – холодно произнес Козаков и скрестил руки на груди.

– М-я-я, – неодобрительно высказался Шива.

Они оба проводили меня до дверей, причем кот обвивался вокруг моих ног, пытаясь изобразить нечто, похожее на цирковой номер.

Когда я надела сапоги и пальто, зазвенел домофон:

– Вы заказывали пиццу? – спросил хриплый мужской голос.

– Конечно, – отозвался Козаков, при этом морда у кота стала настолько хитрой, как будто инициатором заказа пиццы был именно он.

Козаков подмигнул коту, внимательно заглянул мне в глаза и смущенно улыбнулся:

– Ну что вы хотите, Анжелика? Я всего лишь живой человек. И Шива, представьте себе, с удовольствием ест пиццу с грибами...

Откровенно говоря, он был прав. Мы всего лишь живые люди, и к тому же Шива... Словом, вряд ли такая, как я, могла осуждать их обоих. Я поплотнее закуталась в шарф, и тут женский голос у меня за спиной произнес:

– До свидания, Анжелика. Спокойной ночи.

Мы с Козаковым обернулись одновременно. В дверях его спальни стояла Лия, завернутая в ярко-красную простыню. Ее очень короткие волосы были взлохмачены и стояли дыбом, а глаза были по-детски прищурены, то ли потому, что она вышла из темноты на свет, то ли потому, что плохо видела, но не носила очков.

– Зачем ты встала? Иди спать, душа моя, – мягко проворчал Козаков, а она улыбнулась мистику так, как будто уже обнимала его всем телом.

– Меня разбудил звонок, – улыбнулась она. – Это пицца? Надо же, как этот зверь с вами нежничает, Анжелика. На меня он сегодня ужасно шипел...

В ее словах прозвучал такой же укор, как в моем сне:

«Как ты могла, Анжелика?»

Я смотрела на нее, не в силах отвести глаз. Шива звонко мурлыкал, свернувшись у моих ног.

Знаменитый автор кармических теорий помедлил немного и обратился ко мне:

– «Доктор Странствий», часть первая, страница двести восемьдесят семь. Я не смею вас больше задерживать, Анжелика.

Я попрощалась и вышла, а дверь у меня за спиной закрылась без единого звука, как по волшебству.

У лифта я встретила разносчика пиццы. В руках он держал большую квадратную коробку и пакет, в котором звякали стеклянные бутылки. И я ничуть не удивилась бы, если бы мне сказали, что это было пиво для кота, который с удовольствием ест пиццу с грибами.

Такси ждало меня на улице, и казалось, что ночь стала еще холоднее и непрогляднее. Когда я села в машину, водитель тронулся с места, даже не взглянув в мою сторону.

Я откинулась на спинку сиденья. Все-таки вставать в начале четвертого очень вредно для самочувствия, особенно в такую погоду: перед глазами все плыло, и рекламные огни сливались за окнами такси в разноцветные яркие пятна. Меня все еще знобило, и что ни говорите, а такой расклад казался мне крайне несправедливым: мистик, который расхаживал по лужам босиком, и Лия, которая стояла без зонта под дождем, чувствовали себя прекрасно. А я, по всей видимости, простудилась.

Я спрятала руки в карманы и закрыла глаза. Не думайте, что я не понимала: мистик писал именно так, как положено было автору кармических теорий, и вряд ли стоило обращать внимание на антураж. Козаков был не прав только в одном – мне и в голову не приходило его обвинять, ведь я-то прекрасно знала, как обманчиво может быть внешнее. Кто может знать об этом больше, чем уродина?

Дома я раскрыла первую часть «Доктора Странствий» на странице двести восемьдесят семь.

Правую часть разворота украшало изображение мужчины, который прижимал к себе голову женщины, ласково перебирая ее длинные волосы. Она улыбалась, хитро поглядывая на читателя сквозь взлохмаченные пряди. Это могла бы быть идеальная романтическая картинка, если бы не одна довольно своеобразная деталь: тела женщины нигде не было видно, а от одного взгляда на ее улыбчивую голову по спине бежали мурашки. Но казалось, мужчину это совершенно не смущало: он нежно перебирал волосы своей дамы, не замечая ничего странного, и был вполне счастлив.

Главка на левой странице называлась так: «Голова любимой женщины».

«Когда-то много лет назад, когда Доктор был еще совсем молод и с удовольствием давал советы, у него было два любимых ученика. Они ездили с Доктором по всему миру, внимательно слушали то, что он говорил, а самое важное аккуратно записывали в блокноты. И все было бы хорошо, но только, переезжая из города в город, ученики становились все тоньше и бледнее.

– Что это с вами? – спросил однажды Доктор. – Вы чахнете на глазах. Неужели это я вас так замучил?

– Нет, – вздохнули ученики, – это не ты. Это наши женщины, которых мы возим с собой, если ты не заметил.

– А что такое с вашими женщинами?

– Они устали, спрашивают, когда мы вернемся домой, причитают и не дают нам ни минуты покоя.

– Ах, это, – рассмеялся Доктор, – нет ничего проще. Отправьте их домой!

Ученики переглянулись между собой, но смеяться не стали.

– Как же мы их отправим? Дома они не станут дожидаться, пока мы закончим путешествие, – сказал один.

– А мы будем далеко и не сможем их удержать, – вздохнул другой.

Доктор посмотрел на их растерянные лица и рассмеялся еще громче.

– Значит, вам кажется, что здесь вы сможете их удержать? Так знайте, что есть только один способ навсегда удержать женщину рядом с собой – отрезать ей голову и прижать ее к себе как можно крепче. Именно так я и советую вам поступить.

Ученики снова переглянулись и ушли прочь.

Тем же вечером один ученик отправил свою женщину домой, а второй – отрезал подруге голову и прижал ее к себе как можно крепче.

Неизвестно, кто из двоих оказался в итоге счастливее, но Доктор с того самого дня больше никогда не давал советов».

Я закрыла книгу и убрала ее на полку. Не раздеваясь, легла в кровать и снова накрылась двумя одеялами и пледом из верблюжьей шерсти. Небо за окном медленно становилось из черного грязно-серым, и приближалось самое холодное, самое тревожное время суток, которое наступает перед рассветом.

Я накрылась с головой, но все-таки меня била дрожь, а перед глазами стояло нежное, сонное, по-детски трогательное лицо Лии. Будь она рядом, я бы кричала ей: «Лия, беги! Не смотри ему в глаза. Закрой уши своими маленькими ладошками, которые с такой легкостью удерживают тяжеленную камеру, и не слушай, что он говорит. Беги как можно скорее и никогда не оглядывайся назад, береги свои крылья...»

К сожалению, а может быть, и к счастью, Лии не было поблизости. Не будем забывать, что даже Доктор Странствий с некоторых пор остерегался давать людям советы.

На следующий день я проснулась ровно в полдень, голова раскалывалась, а горло болело. Почему-то я ни секунды не сомневалась, что Козаков и его трогательная Лия остались совершенно здоровы и чувствуют себя прекрасно: иногда эмоции гораздо лучше защищают от холода, чем самые теплые шарфы. Но тот, кто все это придумал, не дал мне даже малейшего шанса для такой защиты.

А потому я поднялась с кровати и отправилась на кухню заваривать сбор лесных трав. Затем растерла виски пихтовым маслом и снова улеглась в кровать. Я не признаю врачей и никогда в жизни не выпила ни одной таблетки. Я не считаю нужным перекладывать ответственность за свое здоровье на других людей, даже если у них есть дипломы и белые халаты. Хотя не уверена, что этим стоит гордиться.

С того самого вечера, когда Козаков ходил босиком по лужам, а я заболела, ни один его день не прошел без участия Лии. Она сопровождала нас на встречи с читателями, держала мистика за руку во время выступлений, преданно глядя ему в глаза. Она не расставалась с фотоаппаратом, но было похоже, что единственным сюжетом ее снимков стал знаменитый автор кармических теорий. Не знаю, понимал ли он, какое сокровище попало ему в руки. Казалась ли ему эта хрупкая девушка такой же чудесной, как и мне?

Разумеется, он не обсуждал этого со мной. Но его глаза светились, как будто маленькая ясноглазая Лия сумела зажечь в его сердце теплый огонь, чего другим не удавалось.

Дни текли один за другим, мистик оставался с ней рядом, а ее глаза становились все яснее и прозрачнее. Его книга двигалась, и в последнюю неделю октября мы отправили в издательство начало рукописи.

– Анжелиииииика, – пропела мне в трубку Катя номер один. – Наконец-то! Начало просто потрясающее, я прямо-таки поверила, что он сидел один в домике среди снегов! Пусть пишет скорее! Нам нужна неделя на редактуру, неделя на корректуру и несколько дней на верстку. Мы должны выйти до Нового года, слышите? Делайте что хотите!

Я не стала с ней спорить. В сущности, она была права: я необходима именно для того, чтобы все было так, как им нужно.

А на следующий день лицо знаменитого мистика смотрело со всех рекламных щитов в городе. Журнал вышел с фотографией Козакова на обложке, и кадр, сделанной Лией, украсил автобусные остановки, стены метро и даже фасады некоторых домов.

На этих фото его лицо было надменным и очень красивым. Он смотрел прямо в камеру, и его прищуренные зеленые глаза, цвет которых был многократно усилен при цветокоррекции, были безбрежны и спокойны. Но тем не менее автор бестселлеров был опасен. Ощущение опасности сквозило в уголках его плотно сложенных губ. Об опасности кричали тонкие морщинки, которые делали его похожим на грустного клоуна.

От такого мужчины умной женщине надо бы бежать без оглядки, вот только Лия не собиралась делать ничего подобного.

Догадывалась ли она о том, что случится, уже тогда, когда сделала этот кадр? Чувствовала ли она, что ее крылья уже загорелись, когда фотоаппарат щелкнул в первый раз и вспышка осветила надменное лицо мистика? Я очень хотела верить, что это было именно так.

– Шевелитесь, Анжелика! – бодро командовал в трубке голос Козакова. – Мы уже в ресторане и хотим вас видеть прямо сейчас. Без вас ведь не было бы ни съемки, ни журнала, ни даже рукописи. Да, да, не спорьте! Приходите, и будем праздновать!

– Если я вам нужна, то подъеду примерно через полчаса, – ответила я.

– Вы нам еще как нужны, Анжелика! И не надо ехать, приходите пешком. От вашего дома это ровно пятнадцать минут, погода отличная.

– Возможно, именно так я и сделаю.

– Возможно? Именно так? Не надо выпендриваться, Анжелика! Будьте проще!

Мистик довольно расхохотался и повесил трубку.

На то, чтобы собраться, у меня ушло не больше пяти минут.

Погода и правда была прекрасная: яркое, холодное солнце заливало все вокруг, небо было до неприличия синим, листья – желтыми, а в прозрачном воздухе уже ясно сквозило предчувствие снега...

Я шла по улице, а машины ползли рядом, и надо признаться, что Козаков был прав: я двигалась пешком гораздо быстрее, чем водители в своих автомобилях.

Если во многих случаях я и предпочитаю такси, это вовсе не потому, что выпендриваюсь. Сама природа поставила меня отдельно от всех остальных, и я не вижу ни малейшего смысла в том, чтобы увеличивать эту дистанцию. Но вряд ли знаменитому мистику приходило в голову, что чувствует в толпе женщина, когда все прохожие до единого смотрят сквозь нее. Разве мог это представить тот, кто притягивал взгляды где бы то ни было?

Я быстро шла по улице, ледяное осеннее солнце изливало на меня свой свет, но отказывалось греть. Точно так же, как и люди, которые шли рядом, скользили по мне взглядом, но отказывались видеть. Их взгляды скатывались с меня, как капли воды с чешуи ядовитой рыбы. И каждый прохожий снова и снова напоминал мне о том, что я родилась уродиной и уродиной умру. Наверняка автор теории об устройстве этого мира не думал ни о чем подобном, когда предлагал мне пройти до ресторана пешком.

Но это ничего, я привыкла.

Ровно через двадцать минут после звонка мистика я вошла в ресторан. В середине дня в понедельник почти все столики были пусты, и я увидела их сразу же. Они сидели вдвоем друг напротив друга и держались за руки. Козаков смеялся и что-то говорил, а Лия молча смотрела на него. Мне показалось, что она даже не дышала.

Впрочем, первое, что привлекло мое внимание, был не завороженный взгляд Лии и не ее хрупкие руки, на которые положил свои ладони мистик. Первое, что я увидела, была ее побритая наголо голова.

– Вам нравится, Анжелика? – спросила Лия.

Если бы не десять лет профессиональной практики, я бы, наверное, растерялась. Вряд ли стоило говорить, что ее взгляд стал еще пронзительней, а сама она сделалась еще больше похожа на ребенка, который ничего не знает, но тем не менее знает все на свете.

Я просто ответила:

– Вам идет.

А она улыбнулась так тепло и ласково, как будто прижала меня к самому сердцу. Будь у меня такая улыбка, я бы не позволила знаменитому мистику даже пальцем притронуться к моим волосам. Впрочем, понять, чем руководствуются женщины, рожденные привлекать, иногда бывает довольно сложно.

– По-моему, идеальная форма черепа, – авторитетно заявил Козаков и провел рукой по голове Лии. – Я собой горжусь.

– Вы собой гордитесь? Почему?

– Я сам ее побрил!

Мистик мне подмигнул, и в его глазах вспыхнула и сразу же погасла ослепительно яркая искра.

– Почему? – только и спросила я.

– Потому что это очень мощный обряд перерождения, Анжелика, им пользовались еще в древности! После такого человек рождается заново, в нем раскрываются способности, о которых он даже не подозревал, – тут мистик снова погладил Лию и улыбнулся. – К тому же она сама так хотела.

– Да, я сама так хотела, – выдохнула Лия.

– Во что же вы переродились? – спросила я у нее, но Козаков уже громко звал официанта, и они меня не услышали, а может быть – не захотели услышать.

– Что вы будете пить, Анжелика? – поинтересовался мистик. – Да не сидите вы, как пень. Ну что вы, в самом деле? Никогда не видели лысых женщин?

– Извините. Я буду пить то же, что и вы.

– Это значит, шампанское? Прекрасно! Наконец-то мы напоим Анжелику!

Я сделала глоток из бокала, но, как обычно, не почувствовала ничего, кроме кисловатого вкуса и пузырьков, которые сразу же ударили мне в нос, заставляя чихать.

Это всего лишь еще одна странность, данная мне при рождении: спиртные напитки не оказывают на меня ни малейшего влияния. Они меня не согревают, не заставляют кровь бежать быстрее, и уж тем более не делают мою голову тяжелой, а ноги – непослушными. Я не пьянею никогда. И несомненно, это весьма ценное качество для персонального помощника. Однако иногда мне бывает искренне жаль, что безотказное средство, которое помогает многим другим забыть все на свете, в моем случае совершенно бессильно.

Козаков был весел, шутил и сыпал тостами. Его лицо искрилось радостью, и я не знала, в чем причина: в алкоголе, обряде перерождения или в Лии, которая смогла зажечь эти искры.

В тот вечер она почти не говорила. Казалось, полураскрытыми губами она ловит каждое слово, сказанное автором бестселлеров, что таким образом слова переходят от него к ней, и при случае она непременно их произнесет. А может быть, превратит эти слова в изображения при помощи своей фотокамеры.

Лия не успела убежать от мистика, а теперь было уже поздно. И тот, кто все это придумал, наверняка был доволен случившимся.

Я шла домой, когда уже стемнело, прохожих стало меньше. С автобусных остановок, рекламных щитов и даже с фасадов некоторых домов на меня смотрело лицо Козакова, сфотографированное Лией для обложки журнала. И казалось, в этот холодный вечер он единственный, чьи взгляды не стекают по мне, как капли воды по чешуе ядовитой рыбы.

Но я знала, что это всего лишь иллюзия.

Мой телефон зазвонил, когда я собиралась ложиться спать.

– Анжелика, – произнес в моей трубке испуганный голос. – Помогите, я не знаю, что мне делать! Это Лия.

Откровенно говоря, я догадывалась, что однажды услышу нечто подобное, но не думала, что это случится так скоро.

– В чем дело? – спросила я.

– Я не знаю! Ему плохо! Он ужасно бледный и говорит, что у него нет сил шевелиться.

– Если он перебрал спиртного, дайте ему побольше воды или травяного чая и постарайтесь уложить в кровать.

– Нет, он больше не пил. Мы приехали к нему, и все было нормально, но потом он сел в кресло, стал совершенно зеленый и говорит, чтобы я шла домой! Мне кажется, что ему очень плохо...

– Вот что, Лия. Не вздумайте никуда выходить. Я отправляю к вам «скорую помощь» из его страховой компании и выезжаю сама. У него в портмоне должен быть страховой полис, найдите его. Если не найдете, не волнуйтесь, у меня есть копия.

– Полис? Хорошо, я попробую. Как вы думаете, когда приедет «скорая»? – всхлипнула Лия – Ой, подождите, он хочет вам что-то сказать.

– Анжелика, не будьте дурой, – прошипел в трубку Козаков, и его голос не был ни глубоким, ни бархатным. Он звучал глухо и тускло, как будто доносился из подземелья. – Мне не нужна «скорая». Но если хотите помочь, позвоните Борису. Пусть он найдет того типа.

– Какого именно?

– Специалиста по энергетическим потокам, Антона.

Меньше чем через час Антон – специалист по энергетическим потокам – ворвался в квартиру Козакова как вихрь. Его ярко-голубые глаза были бездонны, а длинные волосы так же неряшливы, как и в прошлый раз. Его одежда казалась почти фантастической – огненно-рыжий балахон с рукавами, перехваченными тесемками, и широченные брюки. Ни куртки, ни пальто, ни даже свитера. И это в конце октября! Казалось, он приехал не с другого конца Москвы, а явился сюда с другого конца света. Из тех краев, где всегда жарко и сказочные птицы неторопливо перелетают с ветки на ветку. Он и сам был похож на экзотическую птицу – яркую и горластую.

Антон на пару секунд остановился на пороге комнаты, а затем решительно потребовал, чтобы все убирались из спальни. Грозно глянул на Бориса, делавшего вид, что к нему это не относится, и крайне непочтительно дал пинка Шиве, который озабоченно крутился под ногами.

Затем внимательно посмотрел на заплаканную Лию.

– Что у барышни с волосами? – хмуро спросил он.

– Я их сбрила, – всхлипнула она. – Вернее, он сбрил... Леша...

Специалист по энергетическим потокам не произнес в ответ ни слова, но было видно, что новость ему очень не понравилась.

Он молча скользнул взглядом по мне, и, как в прошлый раз после семинара, я почувствовала, что он увидел меня насквозь, рассмотрев всю мою жизнь от рождения и до самой смерти.

– Привет, Анжелика, – сказал Антон. – Когда мы закончим, надо будет поговорить.

А затем вошел в спальню и шумно закрыл за собой дверь.

– Ну что, допрыгался? – грозно спросил Антон мистика, и его низкий голос был слышен даже в гостиной. – А ведь я тебя предупреждал! Уезжай немедленно, иначе я ни за что не отвечаю! И какого черта ты побрил ее наголо, несчастный?

Мы не услышали ответа Козакова, который неподвижно лежал в кровати, не открывая глаз. Я ничего не понимаю в энергетических потоках, но даже мне было ясно: с мистиком творилось что-то неладное. За несколько часов его лицо стало бледным и измученным, а веки потемнели, как будто он не спал много ночей подряд.

Из спальни не доносилось ни звука, и мы тоже сидели в полной тишине. Только время от времени всхлипывала Лия и беззаботно мурлыкал Шива, свернувшись белоснежным пушистым комком у моих ног, а Борис нервно постукивал кончиками пальцев по спинке кресла.

Минут через двадцать Антон вошел в гостиную и уселся на пол у стены.

– Вы все, – торжественно заявил он, – сделайте так, чтобы наш умник уехал куда-нибудь подальше как минимум на год. И следите, чтобы он не высовывался, сидел тихо.

Борис медленно повернулся к нему:

– А как же семинар через неделю? Записалось уже сто тридцать два человека, такого еще никогда не было! Они все оплатили занятия и подписали до-го-вор!

Слово «договор» Борис произнес по слогам и при этом выразительно посмотрел в мою сторону.

– О семинаре можешь даже не вспоминать, – отрезал специалист по энергетическим потокам. – Верни людям деньги, а до-го-вор оставь себе на память.

Антон кашлянул и продолжил:

– А вообще, знаешь что, Боря? Принеси-ка мне воды!

Я ожидала чего угодно – вспышки гнева, язвительной усмешки, а может быть, даже самой настоящей потасовки. Но к моему изумлению, Борис сразу же встал, отправился на кухню и вернулся со стаканом в руках. Я не верила своим глазам, но он не выглядел ни рассерженным, ни оскорбленным.

Антон выпил воду одним глотком, не отрываясь, а потом вручил Борису пустой стакан.

– Спасибо тебе, друг. На этом все. Вы оба, – тут специалист по энергетическим потокам показал пальцем в сторону Лии и Бориса, – отправляйтесь по домам.

– А как же он? Он будет один? – тихо спросила Лия.

В ее голосе прозвучала такая тоска, что только кто-то очень настойчивый посмел бы разлучить ее с мистиком. Даже я не уверена, что справилась бы. Но Антону было не занимать упорства.

– Я сказал: по домам! – решительно заявил он. – И никому больше не позволяй брить твою голову, женщина! Особенно ему.

Специалист по энергетическим потокам резко кивнул в сторону спальни, и при этом его полный живот под рыжим балахоном заколыхался, как резиновый.

Пока Лия одевалась в прихожей, Борис успел заскочить на кухню и вымыть стакан. В тот момент я была готова поверить, что человеческой жизнью, да и самими людьми управляют энергетические потоки.

Когда входная дверь захлопнулась, а Шива гордо удалился в спальню хозяина, специалист по энергетическим потокам легко поднялся с пола и сел рядом со мной на диван.

– Как вы это сделали? – спросила я его.

– Что именно?

– Вы заставили Бориса сбегать за водой на кухню, а потом еще и помыть стакан!

– Разве я его заставлял? – Антон хитро мне подмигнул. – Это элементарно, Анжелика. Нужно всего лишь знать, какой энергетический центр работает. Если говорите с родными, задействуйте сердце, с любимыми – сексуальные чакры, а с теми, кто приносит вам воды, говорите через живот. Но все это не важно, не сбивайте меня с мысли! Важно вот что: отменяйте все встречи нашего умника.

Я достала из сумки блокнот и остро заточенный карандаш.

– Вы имеете в виду все встречи на этой неделе?

Он посмотрел на меня так, как будто я сморозила величайшую глупость, и покачал головой.

– Я имею в виду все, что есть, и навсегда, Анжелика. Встречи с читателями, лекции, ответы на вопросы, консультации, не знаю, чем он еще занимается... Как только ему станет лучше, пусть собирается и уезжает. Купите ему билет в один конец – куда-нибудь в финскую деревушку, где его никто не знает. Пусть сидит там тихо, пишет свои гениальные труды и носа не высовывает. Да, побритую барышню лучше оставить здесь. Но если будет очень упираться, так и быть, пусть берет ее с собой!

Я отложила блокнот в сторону. Без сомнения, специалист по энергетическим потокам был силен и прекрасно это знал. Но к счастью, тот, кто все это придумал, дал мне достаточно здравого смысла, чтобы не поддаваться таким фокусам.

– Отменить все? Это невозможно, – очень спокойно заявила я.

– Да что ты? – удивленно произнес Антон, как будто говорил с несмышленым ребенком. И не думайте, что я не заметила: он перешел на «ты», хотя до этого был чрезвычайно любезен. Это почему же?

– У него обязательства перед издательством по продвижению новой книги. Сейчас он как раз должен встречаться с читателями и отвечать на вопросы! Алексей не может никуда ехать.

– Ты не понимаешь, девочка: он не может не ехать!

Я хотела было возразить, но специалист по энергетическим потокам только замахал на меня руками:

– Если останется здесь, то развалится на куски у тебя на глазах, вот увидишь...

– Может быть, вы потрудитесь объяснить, что с ним? Если нужен врач, я найду нужного специалиста, у меня есть все возможности.

– Ты молодец, девочка, но твои возможности тут не помогут, – специалист по энергетическим потокам достал из кармана большой мятый платок и вытер лоб. – Скажем так: ты не замечала, что он сжирает всех на своем пути?

– Честно говоря, нет, – ответила я, хотя мой ответ не был таким уж честным.

«Он съел меня, и вас тоже съест», – говорила Катя номер два в своей съемной квартире, из которой ей наверняка пришлось съехать после истории с мистиком. «Быть с ним рядом – это очень холодно и страшно, так что зубы стучат», – шептала в полной темноте девушка на семинаре. И конечно Лия: «Как ты могла, Анжелика?»

– Я вижу, что ты все замечала, – вкрадчиво продолжил Антон. – Он высасывает людей и выбрасывает за ненадобностью. Все эти женщины, читатели и почитатели, даже его секретарши... Я не могу тебе точно объяснить, что он с ними делает, но ты наверняка и сама понимаешь. Он приходит и уходит, а они еще долго болтаются как будто в космосе, не могут понять, куда двигаться дальше. Он их сжирает... А такое не проходит просто так.

– Но меня-то он не сожрал! Специалист по энергетическим потокам усмехнулся.

– Тебя не так просто сожрать, Анжелика. Поэтому ты продержалась с ним так долго и именно поэтому я говорю с тобой. Отмени все его встречи и отправь куда подальше. Может быть, это единственный шанс, и кроме тебя, этого никто не сделает. Я знаю, что ты сможешь.

– Почему он побрил Лию? – тихо спросила я.

– Потому что уже наложил на нее свою лапу. Волосы – это жизненная сила, девочка. Можно сказать, мы вынули ее из кастрюли, в которой уже булькал бульон. Главное, чтобы она не угодила в него снова.

Антон поднялся с дивана, и при этом его толстый живот снова заколыхался под оранжевым балахоном.

– Ладно, мне пора. А ты побудь с ним, не стоит его все-таки оставлять одного ночью. Если что, звони. Я приеду. Не давай ему есть до утра и не прикасайся к нему руками, – тут специалист по энергетическим потокам невесело улыбнулся, – иначе сама угодишь в суп.

– Вряд ли этот суп был бы вкусным, – заметила я.

Антон взглянул мне в глаза, и я готова поклясться: он увидел в них гораздо больше, чем я была готова показать кому бы то ни было. А потом взял мою руку и медленно склонился надо мной, приложив ее к своему лбу.

– Я надеюсь, ты замолвишь за него слово, когда придет время, – сказал он.

– О чем это вы?

– Спроси у нашего умника. Он даже писал об этом в своих трудах. Кажется, в первой части «Теории душ», – ответил Антон и вышел за дверь в своих сказочно-ярких одеждах.

Ни куртки, ни пальто, ни даже свитера, и это в конце октября! Но откровенно говоря, с того дня, когда мистик ходил босиком по лужам, а Лия едва не попала в бульон, меня сложно чем-то удивить.

Часы показывали начало второго ночи, когда я осторожно открыла дверь в спальню. В комнате было темно, и только мутные фонари проливали в окно немного тусклого света.

Мистик лежал под одеялом и не шевелился.

– Кто это? Лия? – тихо спросил он и открыл глаза.

– Нет, это я, Алексей. Лию отправили домой, она слишком нервничает, чтобы сидеть всю ночь у вашей постели.

– А вы собираетесь сидеть всю ночь у моей постели? – довольно язвительно осведомился Козаков, и я поняла, что он чувствует себя гораздо лучше.

– Да, если вы не против. В отсутствие специалиста мне поручено следить за вашими энергетическими потоками.

– Ну если вам поручено... Какие еще наставления оставил вам этот тип?

– Не кормить вас до утра и не трогать руками. Козаков глубоко вздохнул:

– Это правильно, Анжелика. Я бы и сам вам этого не позволил, – тихо произнес он, причем его голос стал на удивление мягким и глубоким, как будто не было ни ночных звонков, ни плачущей Лии, ни специалиста по энергетическим потокам. – Еще что-нибудь?

– Еще он сказал отменить ваши встречи. Вы хотите, чтобы я это сделала?

– Я подумаю. Но семинар обязательно состоится.

– Антон говорил...

– Я знаю все, что говорил вам Антон, и даже намного больше, – возразил мистик, – но все-таки семинар состоится.

Его голос был на удивление мягким, но не допускал ни малейшей возможности для возражений.

– Как вы себя чувствуете? – спросила я.

– Я в полном порядке, не волнуйтесь. Мне не хотелось бы сейчас вставать, но вы вполне можете расположиться в гостиной. Совсем необязательно караулить мой сон. Только задвиньте занавески, если вам не трудно.

Я пошла через комнату и тут же споткнулась обо что-то жесткое.

– Осторожнее, Анжелика! Это штанга.

– Штанга? Вы занимаетесь со штангой?

– А вы видели мой трицепс, Анжелика? Вы думали, он достался мне в наследство от бабушки? К вашему сведению, я хожу в спортзал три раза в неделю.

Это сюрприз: оказывается, совершенное тело мистика не было даром природы. Что ж, его можно было от души поздравить с успехами.

Я аккуратно прошла к окну и задернула шторы. В комнате сразу же стало темнее и тише, как будто вместе со светом фонарей пропали и беспокойные звуки ночного города.

– Возьмите плед в верхнем ящике шкафа и ложитесь спать, – сказал мистик, и его слова прозвучали почти нежно. – Спасибо вам, Анжелика.

– Не за что. Это всего лишь моя работа, – ответила я.

– Врете вы все, я вам не верю. Вы ведь работаете не из-за денег, правда? Меня невозможно терпеть из-за денег, даже если их очень много.

– Оставьте вопросы до утра, Алексей. Отдыхайте.

Я взяла плед из шкафа и вышла в гостиную.

– Все-таки вы ужасно вредная, – крикнул мне вслед знаменитый автор кармических теорий.

Откровенно говоря, я считаю, что он был совершенно здоров. Я бы даже ничуть не удивилась, если бы мне сказали, что он нарочно устроил этот спектакль – чтобы все его жалели.

На подоконнике в гостиной были сложены все труды Козакова. Я взяла первую часть «Теории душ» и стала медленно перелистывать страницы. То, что я искала, обнаружилось ближе к середине книги.

Правую сторону разворота украшало изображение длиннобородого старца в белых одеждах, который сидел на песке, сложив ноги по-турецки. Он внимательно смотрел на весы с круглыми чашами, которые находились прямо перед ним и замерли в состоянии равновесия.

Рядом, подняв руки к небу, стоял мужчина. И его лицо было таким отчаянным и потерянным, что было ясно: от того, будет ли в этот миг услышана его мольба, зависит очень, очень многое.

А чуть поодаль, на песке у самой воды беззаботно лежала женщина, устремив взгляд в сторону бескрайнего моря. А у ее ног, как обычный домашний зверь, улегся единорог с серебристой шкурой.

Главка на левой стороне разворота называлась так: «Суд».

«– Вы знаете, что ждет каждого из вас после смерти? – спросил Доктор и внимательно посмотрел на каждого из своих учеников.

Разумеется, они знали.

– Рай! – радостно воскликнул один.

– Ад, – мрачно констатировал другой.

– Переселеееение дуууууш, – протянул третий.

– Довольно! Есть очень много вариантов, – прервал их Доктор. – Но вы знаете, от чего все зависит?

Разумеется, они знали и это.

– От наших поступков! – крикнул один ученик.

– От помыслов, – предположил другой.

– От кармы, – заявил третий.

– Довольно! – снова прервал их Доктор, у которого было неважное настроение. – Ни черта вы не знаете... Но я вам, так уж и быть, расскажу. После смерти вы попадете на суд. Тот, кто все это придумал, заглянет в ваши дурацкие глаза и за одну секунду увидит все – и ваши поступки, и помыслы, и карму, будь она неладна... Он увидит много хорошего и плохого тоже достаточно, так у всех бывает, и ничего тут не попишешь. Когда чаши весов остановятся в равновесии (а они почти у всех именно так останавливаются, можете мне поверить), тот, кто все это придумал, спросит: „Есть ли в этом мире женщина, которая согласна замолвить за него слово?“ И если найдется такая, чаша весов, на которой написано „хорошо“, опустится вниз, а Врата Мира со скрипом распахнутся. А если такой женщины не будет, старик кивнет в сторону лодки, которая поплывет по вонючей воде к подножью горы, и дальше сквозь пещеры неизвестно куда. И тут я уже вам не завидую».

Я закрыла книгу и погасила свет. На мой взгляд, женщины, рожденные привлекать, слишком часто меняют свое мнение, чтобы можно было на них полагаться в вопросах жизни и смерти. Но знаменитый мистик наверняка гораздо больше меня знал о женщинах и о том, что ими движет.

Я легла на диван и укрылась пледом. В гостиной Козакова не было плотных штор, а потому я не могла закрыться от мутного света фонарей и городского шума. По потолку скользили причудливые тени, превращаясь то в невиданных животных, то в дороги, ведущие далеко-далеко. Но ни тени, ни жесткий диван, ни мысль о женщине, которая замолвит слово за знаменитого мистика, не помешали мне заснуть очень быстро.

Я проснулась от того, что теплая рука легла мне на лоб.

Козаков сидел на полу у дивана и внимательно разглядывал мое лицо.

– Как вам спалось в моем доме, Анжелика? – спросил он.

Его голос снова был мягким и бархатным, он вил коконы, а может быть, и заманивал в суп. Я бы никогда не поверила, что всего несколько часов назад он лежал в своей спальне не в силах пошевелиться, если бы не видела этого собственными глазами.

– Мне спалось хорошо, – ответила я. Козаков не двигался с места и даже не думал убирать руку с моего лба. В этот момент на другом конце дивана зашевелился Шива и недовольно спрыгнул на пол, выгнув белую спину дугой.

– Что? Шива спал здесь вместе с вами? – поднял бровь знаменитый мистик. – С ума сойти можно. Как вы его заманили?

– Никак, – я пожала плечами. – Он сам пришел...

– Кстати, это самый действенный метод – дождаться, чтобы он пришел сам. Работает с мужчинами, женщинами и даже с котами! – задумчиво проговорил мистик, а затем нежнейшим голосом продолжил: – Спасибо вам за то, что вы вчера сделали, Анжелика. Чем мне вас отблагодарить? Хотите массаж?

– Массаж?

– Ну да. Вы лежите здесь на узком диване. Наверняка вам было неудобно, хотя вы и не признаетесь. Я хочу сделать для вас что-нибудь приятное, но понятия не имею, чем вам угодить.

Если бы не десять лет профессиональной практики, я бы рассмеялась ему в лицо. Разумеется, угодить женщине, рожденной привлекать, было бы значительно проще! Но конечно же вслух я не сказала ничего подобного.

– Вы слишком закрыты, Анжелика. Нельзя же все время жить с таким каменным лицом, честное слово.

Наверное, я могла бы ему возразить. Могла бы сказать, что лицо, данное мне при рождении, не располагает к жизненным удовольствиям. Даже наоборот, оно само по себе закрывает меня от всего мира, и возможно, у того, кто все это придумал, были на мой счет особенные планы. И если бы знаменитый мистик дал себе труд задуматься об этом, то эти планы стали бы ему ясны без всяких объяснений.

Но он не дал себе такого труда.

Вместо этого он дотронулся до моих волос. Его пальцы заскользили нежно и уверенно, они перебирали прядь за прядью, нажимали на какие-то точки и разливали по моему телу тепло. Таким, как я, недоступны удовольствия, которые нельзя купить за деньги, и я прекрасно понимала: вряд ли кто-то еще в этой жизни дотронется до меня так же. А пальцы знаменитого мистика, как и его бархатный голос, умели вить коконы и хранить от непогоды. И казалось, что каждым своим прикосновением он делает меня немного краше – что мои волосы блестят и вьются кольцами, что начинает светиться радостью лицо... Вот загораются глаза и становятся ярче губы...

При рождении меня сполна наградили здравым смыслом, однако в то утро я порядком размечталась.

Не знаю, сколько времени прошло, но вдруг за солнечными бликами, которые плавали у меня перед глазами, возник специалист по энергетическим потокам. Он был взлохмачен и одет в ярко-рыжий балахон.

«Волосы – это жизненная сила, девочка», – рассудительно произнес Антон и погрозил мне пальцем. И почти сразу я ясно услышала бульканье горячего супа в большой кастрюле.

Никому не захочется отдавать свои жизненные силы просто так, и я не исключение. Я открыла глаза и села.

– Что такое? Вам не нравится? – удивленно спросил Козаков.

– Мне нравится. Но лежать на диване и правда неудобно. А угодить мне очень просто: может быть, вы закажете что-нибудь на завтрак?

– Я не заказываю завтраков, Анжелика, – отрезал он. – Я готовлю их сам. Можете ко мне присоединиться.

Он поднялся и вышел на кухню.

А я поправила подушки на диване и сложила плед. Затем умылась холодной водой и причесала волосы. С кухни уже вкусно пахло поджаренным хлебом и яичницей, когда открылась дверь и в квартиру тихо вошла Лия.

– Как он? Где он? – крикнула она с порога.

– Там. Готовит завтрак.

Я кивнула в сторону кухни, и Лия бросилась туда бегом, не сняв ни сапог, ни куртки. В ту секунду я подумала, что если и есть на свете женщина, которая замолвит слово за знаменитого мистика, это будет именно она. С кухни не доносилось ни звука, и мне стало ясно, что пора уходить.

Я оделась и тихо вышла за дверь. В сущности, завтрак, который Козаков готовил на кухне, не был моим, и я не имела ни малейшего права его есть. Мистик и его ясноглазая Лия могли сколько угодно наслаждаться яичницей и друг другом, но меня ждали дела.

Я спустилась по лестнице на первый этаж и вышла на улицу. Утро было таким же серым и мутным, как свет ночных фонарей. Я прошла до ближайшего перекрестка и остановила машину. Усевшись поудобнее, достала свой блокнот и остро заточенный карандаш. На новой странице я написала: «29 октября» и принялась за список самых важных дел. Думать о том, что сейчас происходит с энергетическими потоками знаменитого мистика, мне было некогда.

Я отменила встречу Козакова с читателями и пообещала двум газетам, что мистик ответит на их вопросы по электронной почте. К счастью, редакторов мало волнует, кто им на самом деле отвечает, если письмо приходит с нужного адреса.

Я объявила организаторам эзотерического фестиваля, что им придется обойтись без выступления Козакова и обещала, что он подпишет все книги, которые будут продаваться в фойе. Они не возражали: организаторов фестивалей тоже не волнует, кто ставит автографы на книгах, если подписи похожи на настоящие.

Я перенесла на следующую неделю интервью на радио и отменила новое выступление в чайном клубе.

В течение часа я собственноручно написала и отправила в мужской журнал размышления знаменитого мистика о том, почему рыжие женщины значительно сексуальнее темноволосых, а затем без малейшего финансового ущерба сдала в кассу два авиабилета до города Екатеринбурга.

Я позвонила в кинокомпанию и предупредила, что на вечернюю встречу приеду в одиночестве, но тут меня ждал сюрприз.

– Нет, – решительно ответила мне девушка-секретарь. – Генеральный продюсер будет встречаться только с автором, мы вас об этом предупреждали.

– Автор болен, и вряд ли сможет присутствовать на встрече в ближайшие дни. Скорее всего ему придется на некоторое время уехать, чтобы поправить здоровье.

– Что ж, – бесстрастно отозвалась секретарша, которая не зря получала свои деньги, – в таком случае нужно перенести встречу на более отдаленное время. Карина Александровна уезжает в отпуск и вернется через две недели. Позвоните, когда Алексей поправится, и я уверена, что она найдет для него время в любой день после возращения.

Несколько секунд я слушала короткие гудки, а затем повесила трубку. Я не сомневалась, что Карина Александровна была женщиной, рожденной привлекать, а значит, переубедить ее в чем бы то ни было довольно сложно.

Разумеется, Козаков никуда не уехал. Он не собирался поправлять здоровье и даже думать не желал об отмене семинара.

– Мое здоровье еще никогда не чувствовало себя лучше, – кричал он в трубку, – и надо быть полной дурой, Анжелика, чтобы отменить все встречи на целую неделю! У меня в жизни не было такой самостоятельной секретарши! Карину Александровну можете назначать на любой день. Я здоров.

– При всем уважении, Алексей, я думаю, вам стоит немного прийти в себя.

– Это вы не в себе, Анжелика, если решили по собственной инициативе отменить встречу с кинокомпанией. Пять лет мои книги прекрасно продаются, но еще не было ни одного предложения о съемках фильма. А эти ребята настроены очень серьезно, неужели вы не понимаете? Я нажалуюсь Кате, и вас моментально уволят!

– Как вам будет угодно, – без всякого выражения произнесла я.

Я не рассердилась и не обиделась. Фильм, снятый по книге, и в самом деле мог сильно изменить жизнь знаменитого мистика. И если он слишком эмоционально реагировал на любую задержку, это вполне можно было понять. Когда не ждешь ничего для себя лично, мотивы других людей становятся на удивление ясны и понятны, и это еще одно из несомненных преимуществ, которые дает женщине уродство.

Я позвонила в офис кинокомпании в тот же день, и новая встреча была назначена на конец ноября, сразу же после возвращения Карины Александровны из отпуска.

И как бы ни сердился Козаков, дело было сделано, и ему не оставалось ничего другого, кроме как смириться с тем, что приготовило в этот раз сущестование. Он провел неделю наедине с Лией и ни разу не соизволил высунуть нос из квартиры. Причем к концу этой недели он был настроен так миролюбиво, что даже одобрил мой текст о рыжих женщинах, написанный для мужского журнала.

А в первую пятницу ноября он приехал на семинар и снова прошел босиком по коридору свежевыкрашенного трехэтажного дома у реки. К чести мистика, надо отметить, что он прекрасно умел учиться на собственных ошибках, а потому сначала поднялся на второй этаж и оставил там свои дорогие ботинки из мягкой коричневой кожи, и только после этого спустился вниз. Он плавно проследовал к залу, где его уже ждали последователи кармических теорий, и поднялся на возвышение.

– Я рад вас видеть, – просто сказал он, – и рад, что вы захотели видеть меня. Надеюсь, каждый найдет здесь то, что ищет.

Мистик улыбнулся и внимательно обвел глазами зал, который на этот раз был заполнен практически до отказа.

– Похоже, что многие сегодня приехали впервые, и я хочу познакомиться с каждым.

Зал зашевелился, и к возвышению, на котором стоял Козаков, потянулась длинная змейка.

Он здоровался и что-то говорил последователям кармических теорий. Из дальнего конца зала мне не было слышно слов, но я видела, что уже в те первые минуты по лицу знаменитого мистика стекали мелкие капельки пота.

Когда приветствия были закончены, Козаков уселся на стул и еще раз внимательно осмотрелся.

– Ну и что вы притихли? Может, вы ждете, что я буду учить вас жить? Хрен вам, просветленные! Сегодня все наоборот: вы говорите, а я слушаю. Ты, – тут мистик крайне нетактично указал пальцем в глубину зала, – выходи сюда.

Мы подождали, пока невысокая девушка в очках выбралась на возвышение и встала рядом с мистиком.

– Ну, говори! – нетерпеливо дернул плечом он.

– А что говорить? – спросила она.

– А я откуда знаю? Ты сама вышла ко мне, никто тебя силой не тащил. Значит, тебе есть что сказать. Так что не стесняйся, мы слушаем тебя очень внимательно.

Последователи кармических теорий дружно хохотали, и я бы совсем не хотела оказаться на месте несчастной девчонки, которая растерянно хлопала глазами и не могла произнести ни слова. На вид ей было не больше двадцати, и она явно многое бы отдала, чтобы оказаться в тот миг как можно дальше от мистика и всех его просветленных последователей.

– Ну? – выжидательно произнес Козаков. На какую-то долю секунды мне показалось, что девчонка заплачет, но она закусила губу, сжала руки в кулаки и громко крикнула:

– Вы все придурки!

После чего спрыгнула с возвышения так резко, что очки в толстой оправе подскочили у нее на носу, и бегом кинулась за дверь. Не знаю, получила ли она то, за чем приехала на семинар Козакова. Но одно мне было ясно: в обозримом будущем она вряд ли будет интересоваться кармическими теориями.

Мистик проводил взглядом девчонку, а затем откинулся на спинку стула, устроился поудобнее и положил руки на колени ладонями вверх. При этом лицо у него было очень довольное, как будто именно на такой поступок он и рассчитывал, предлагая ей говорить.

– Следующий, – бесстрастно сказал Козаков, и, к моему удивлению, на сцену вышли сразу несколько человек.

– Вы все хотите высказаться? – невозмутимо поднял бровь мистик. – Очередей я не признаю, так что говорите все вместе!

И они начали говорить – сначала голоса звучали еле слышно, но постепенно становились все громче, а потом заговорили и те, кто сидел в зале. Последователи кармических теорий кричали, смеялись, пели и завывали на все лады, и их голоса сливались в самый странный хор из тех, что мне когда-либо приходилось слышать. Отдельных слов было не разобрать, их речи смешивались и улетали вверх в полном беспорядке. Очень может быть, что каждый из них говорил о чем-то важном, вот только услышать это важное было совершенно невозможно... Не удивлюсь, если нечто подобное можно было много лет назад наблюдать в Вавилоне.

Между тем мистик медленно покачивался на своем стуле, прикрыв глаза, как будто происходящее не имело к нему ни малейшего отношения.

После ужина я поднялась наверх. В этот раз я заранее позаботилась о моем размещении, и меня ждала маленькая комнатка на третьем этаже с окнами на реку.

Не зажигая свет, я распахнула ставни, и холодный воздух с реки хлынул мне в лицо. На улице было темно и влажно, плотные облака застилали небо, скрывая звезды, луну, а также и все другие, пока неизвестные науке светила.

Мой телефон зазвонил через несколько секунд.

– Анжелика, – голос Козакова больше не был ни глубоким, ни бархатным, он звучал глухо и хрипло, – у меня к вам очень важная просьба. Пожалуйста, спуститесь к реке и принесите мне немного воды.

Он не стал дожидаться моего ответа. И надо ли говорить, что просьба знаменитого мистика гораздо больше была похожа на приказ?

Что ж, мне случалось выполнять и более странные задания. Я открыла дверь и спустилась вниз. В кухне на первом этаже я захватила небольшой пластмассовый графин.

В темноте река казалась мутной и зловещей. Сложно было даже представить, что именно в этом месте я купалась три месяца назад, и солнечный свет заливал все вокруг, и зеленые деревья ласково склоняли свои ветви к земле. К счастью, тот, кто все это придумал, дал мне достаточно здравого смысла, чтобы не пугаться темноты.

Я спустилась к воде и набрала полный графин.

Мистик, не отрываясь, пил большими глотками, а остатки ледяной воды вылил себе на голову, наклонившись над раковиной.

Откровенно говоря, я сильно сомневаюсь, что по своему составу эта вода пригодна для питья. А вопрос о том, стоит ли ею обливаться в конце осени, на мой взгляд, и вовсе не подлежит обсуждению. Но это всего лишь мое личное мнение, и я оставила его при себе.

Козаков промакнул волосы полотенцем и вышел из ванной.

– Спасибо, Анжелика, – сказал он и протянул мне графин, – вы меня снова очень выручили.

Его волосы были совсем мокрыми, а глаза покраснели – то ли от холодной воды, то ли от усталости.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила я.

– Я в порядке. Спокойной ночи.

– Вам больше ничего не нужно?

Он только молча мотнул головой и очаровательно улыбнулся.

– Вам стоит высушить волосы. Может быть, вам нужен фен?

– Глупости, я прекрасно обойдусь. Отправляйтесь спать, уже поздно. Пойдемте, я провожу вас до вашей комнаты, чтобы вы не думали, будто я плохо воспитан. Вы ведь именно так и думаете, да?

– Да, – ответила я. – Но это всего лишь мое личное мнение, не более того.

– «Не более того»! – передразнил меня Козаков и весело расхохотался. Не знаю, что смешного он нашел в моих словах. Возможность говорить мужчине то, что думаешь, – это одно из несомненных преимуществ, которые дает женщине уродство. Конечно, если у женщины достаточно здравого смысла, чтобы не тратить силы на бесполезные попытки переломить свое предназначение.

Как будто подслушав мои мысли, мистик перестал смеяться и взлянул на меня очень серьезно.

– Вы же понимаете, что личные мнения – это как раз самое важное, что может быть? Только на личных мнениях и строится жизнь, вам так не кажется?

– Не кажется.

Козаков пожал плечами и галантно открыл передо мной дверь.

– И все-таки я вас провожу, Анжелика.

Он прошел рядом со мной по темному коридору, свет в нем не горел. По всей видимости, владельцы этого милого домика на берегу реки были сторонниками экономного использования электричества. Из-за закрытых дверей не доносилось ни звука. Что бы ни делали сейчас последователи кармических теорий, они делали это бесшумно.

Козаков поднялся по лестнице, заботливо придерживая меня за локоть, и остановился около моей двери.

– Спокойной ночи, Анжелика, – тихо прошептал он, наклонившись к самому моему уху, и я почувствовала слабый запах восточных благовоний.

А затем он взял мою руку и медленно поднес к губам, как в тот день, когда я впервые увидела его в издательстве.

– Если не сможете заснуть, приходите. Поговорим, – хитро добавил Козаков, и при этом его прищуренные глаза смеялись. – Откровенно говоря, мне немного одиноко, так что я даже советую вам прийти.

– Почему же вы не взяли с собой Лию?

Вокруг было темно, но я увидела, как изменилось его лицо. Его глаза перестали рассыпать хитрые искры, а губы сложились в невеселую усмешку.

– Ей здесь не место, Анжелика. Слишком много эмоций тут намешано, а она еще просто ребенок...

После этого он повернулся и пошел прочь по коридору. Он ни разу не обернулся, но я могу поклясться, что ясно услышала бульканье супа в большой кастрюле. Для кого предназначался этот суп – для ясноглазой маленькой Лии или для меня самой? Этого я не знала.

Мистик двигался плавно и медленно, и его силуэт с очень прямой спиной постепенно сливался с густым мраком коридора.

У меня достаточно здравого смысла, чтобы не пугаться чего бы то ни было. Но тем не менее, только включив свет и плотно закрыв за собой дверь комнаты, я почувствовала себя немного спокойнее.

Та ночь была тихой и зловещей. Ни дуновения ветра, ни птичьего крика не доносилось с реки, и ни одного шороха – из самого дома. Как будто все его обитатели замерли в ожидании чего-то необъяснимо важного.

К счастью, ожидания самого мистика и его последователей не имели никакого отношения ко мне лично. Я работаю хорошо и стою очень дорого, но это не мешает мне спокойно спать по ночам.

А ровно через десять дней в Москве выпал снег, и знаменитый автор кармических теорий прошел по хрустящим ступенькам подъезда и уселся рядом со мной в такси. Его лицо было свежим и очень красивым, и, надо признаться, ему удивительно шел мягкий светло-серый шарф, обернутый вокруг шеи. Нас ждала встреча с представителем кинокомпании, и мистик явно был во всеоружии.

– Доброе утро, Анжелика, – сказал он мне, и в его глазах вспыхнула и сразу же погасла хитрая искра. – Волнуетесь перед встречей?

– Честно говоря, нет. А вы думаете, что мне стоит волноваться?

– Конечно нет, – тихо ответил мистик, и его голос был таким глубоким и бархатным, как будто это от меня зависело – будет ли снято кино по произведениям Козакова. – Волноваться не стоит никогда. Жизнь такая, какая есть, и другой не будет.

Мистик, не отрываясь, смотрел вперед, и тот, кто видел его впервые, мог бы подумать, что он погрузился в себя. Но мне было ясно, что он всего лишь разглядывал свое отражение в зеркале заднего вида. Не сомневаюсь, что он остался доволен увиденным: в то первое по-настоящему зимнее утро он и в самом деле был очень хорош. А его глаза излучали такое безбрежное спокойствие, которому бесполезно искать объяснения. Вряд ли в этом мире нашлась бы хоть одна женщина, способная остаться рядом с ним равнодушной, и наверняка Карина Александровна не станет исключением.

– Ну что же, Анжелика, вы наверняка разузнали что-нибудь о нашей дорогой Карине Александровне?

Конечно же я разузнала. Козаков мог сколько угодно пускать в ход свое обаяние, но не в моих правилах отправляться на важные встречи, ничего не зная о том, с кем предстоит разговаривать. Иначе я не стоила бы так дорого.

– Она дочь очень состоятельного человека, и благодаря этому в тридцать два – владелица кинокомпании.

Козаков вздохнул и развел руками:

– Я предполагал нечто подобное. Что делать, Анжелика... Если хочешь, чтобы кино было снято, приходится иметь дело с богатыми дочками. Дура?

– Вряд ли, Алексей. По крайней мере, они снимают фильмы, которые отлично продаются.

Козаков снова вздохнул:

– Симпатичная?

– Сложно сказать. В сети нет ни одной приличной фотографии. Похоже, она не любит попадать в светскую хронику.

– Это вселяет надежду, – задумчиво произнес Козаков и снова посмотрел на себя в зеркало.

– Почитайте, я кое-что о ней записала.

Я раскрыла сумку, чтобы достать свой блокнот, но в этот момент водитель резко затормозил, и вместе с блокнотом на колени знаменитого мистика выпал маленький мешочек из красного шелка, перехваченный сложным узлом.

Козаков проигнорировал блокнот и осторожно взял в руки мешочек.

– Вы все время возите его с собой? – спросил мистик, и его левая бровь недоуменно изогнулась. – Что-то вроде талисмана?

– Да, – коротко ответила я. Он покрутил в руках мешочек.

– Вряд ли это песок... Слишком мелкий и легкий... Что это, Анжелика?

Он смотрел мне в глаза так серьезно и внимательно, что я подумала: замысел того, кто все это придумал, все же раскрылся перед мистиком. Но этого не случилось: Козаков вернул мне мешочек и взялся за блокнот, в котором я аккуратно записала все то, что могло пригодиться мистику во время разговора.

Мы подъехали к офису кинокомпании в 11.45, ровно за пятнадцать минут до того времени, когда была назначена встреча. Мы поднялись в сверкающем лифте на третий этаж и отдали свои пальто в руки безукоризненно вежливой секретарши, которая прибыла в этот офис прямиком из модельного агентства, не иначе. Мы даже успели сделать несколько глотков чая, когда перед нами раскрылась дверь кабинета.

– Проходите, прошу вас, – пропела секретарша. – Карина Александровна вас ждет.

Похоже, что все в этом офисе было идеально: сотрудники безупречны, стены свежевыкрашены и даже картины подобраны со вкусом. Вот только знаменитый мистик, не желая демонстрировать хороших манер, впереди меня прошел в просторный кабинет Карины. И за его прямой спиной мне было мало что видно. Я успела заметить только высокое окно, которое выходило на реку, и мебель отличного качества.

А потом я услышала мелодичный женский голос. Он был так же прекрасен, как и все остальное в этом офисе, и я бы совсем не удивилась, если здесь не обошлось без отличного педагога по актерскому мастерству. Работа этого педагога стоила очень дорого, можете мне поверить.

– Ну здравствуй, Козаков. Узнаешь меня? – спросил голос.

И тут Козаков остановился как вкопанный, а я едва не наступила ему на пятки. Но все же годы медитаций не прошли бесследно, и в следующую секунду мистик снова двинулся вперед, а я услышала его ответ.

– Конечно, душа моя, – вкрадчиво произнес Козаков, как будто целый зал почитателей уже собрался у его ног.

Однако в кресле перед нами, положив ногу на ногу, сидела всего одна женщина – молодая и очень красивая. Светлые волосы сбегали по ее плечам пенной волной.

– А вы, наверное, Анжелика? – спросила она, взглянув на меня. «Бывает же такое», – ясно читалось в ее глазах.

Но я не обратила на ее сочувственный взгляд ни малейшего внимания, потому что в тот самый миг непостижимая бесконечность раскрылась и для меня.

В кресле перед нами сидела «кажется Кира». «Она любит кино, – говорил мне мистик, – или ее работа как-то связана с кино...»

Если бы только мужчины, рожденные привлекать, умели прислушиваться к тому, что говорят им женщины непосредственно перед сексом, многое в этом мире стало бы значительно проще.

«Кажется Кира» сидела в кресле и покачивала левой ногой. А мистик молча стоял прямо перед ней. Нет ничего нового в этом мире под солнцем, и я прекрасно понимала, что происходило тогда у него на душе. Чаши весов где-то наверху застыли в равновесии, и мистику предстояло решать: как быть дальше? Возможно, ему и правда было многое известно о жизни и смерти, и поэтому он сомневался совсем недолго. Он плавно шагнул вперед, а чаша весов, на которой написано: «Черт с ней, пусть будет, как она хочет», медленно двинулась вниз.

Козаков подошел к Карине и сел рядом с ней на ручку кресла.

– Я недавно посмотрел твое кино, – лениво произнес он. – С большим удовольствием посмотрел. Надеюсь, то, которое мы снимем вместе на этот раз, будет не хуже. – А потом поднял глаза на меня. – Вы свободны, Анжелика. Я справлюсь без вас.

Не было ни малейшего смысла возражать, и я вышла вон. Я оделась, попрощалась с секретаршей, которая в отсутствие Козакова оказалась не такой уж и вежливой, и спустилась по лестнице вниз.

От офиса «кажется Киры» до моего дома было рукой подать, и я пошла пешком. На улице мела метель, и казалось, что снег заметал мои следы, как только я успевала поднять ногу, и благодаря этому дорога у меня за спиной оставалась белой и нетронутой.

Может ли быть такое, что женщины так же стремительно исчезали из воспоминаний Козакова? Пусть среди них не было Шакти, но ему наверняка попадались те, что были достойны его памяти? И что же он делал с этими женщинами, если красавица и хозяйка кинокомпании рискнула своим добрым именем, прислав в издательство изумрудно-зеленый диск с записью эротического фильма?

У меня не было ответа ни на один из этих вопросов.

Мой телефон зазвонил только вечером.

– Анжелика, что с ним случилось? Его мобильный выключен с самого утра, – тихо сказала Лия.

И хотя уродство дает мне возможность говорить именно то, что я думаю, у меня не хватило духу сказать ей правду.

– Я думаю, он пишет, Лия, – как можно мягче соврала я. – Не волнуйтесь. Утром я была с ним на встрече в кинокомпании, и все прошло отлично.

– Значит, будет кино?!

– Конечно же будет.

– Я так рада, Анжелика! Я хочу спросить у вас еще одну очень странную вещь. Можно?

– Спрашивайте.

– У меня отросли волосы... Как вы считаете, я больше ему нравлюсь с волосами или без?

– Лия, – сказала я, и только благодаря десяти годам профессиональной практики мой голос не дрогнул, – я думаю, его симпатии совсем не зависят от длины ваших волос.

– Да? Вы уверены? Тогда я еще подумаю, – прошептала она.

Я повесила трубку и легла в постель, но заплаканное лицо Лии так и стояло у меня перед глазами. Она была всего лишь ребенок, а в этой истории и правда было замешано слишком многое.

Пока она размышляла о длине волос, знаменитый мистик сделал свой выбор, и старая кастрюля с супом была выброшена за ненадобностью, а новую уже поставили на огонь. Вот только не сварят ли в ней самого Козакова? Я почти ничего не знала о «кажется Кире», но чутье мне подсказывало, что такая, как она, вполне может сварить его с потрохами.

Впрочем, у меня было достаточно здравого смысла, чтобы понимать: вся эта история не имела лично ко мне никакого отношения. Она протекала мимо, как и все другие истории, которые случались до или после. В сущности, в этом мире под солнцем нет и не может быть ничего нового.

А значит, я могла спать спокойно. Я ждала, что Лия позвонит мне еще не раз, но этого не случилось. Она была ребенком, и как все дети, знала очень многое из того, что неведомо взрослым.

Козаков занимался исключительно подготовкой съемок в компании «кажется Киры», а его ясноглазая возлюбленная исчезла, как будто ее и не существовало вовсе. И откровенно говоря, мне совсем не хотелось думать о том, что с ней случилось.

Пресс-конференция по случаю начала съемок состоялась за несколько дней до нового года.

На улице трещали морозы, и окна покрылись сеткой замысловатых зимних узоров. Небольшой зал кинокомпании был забит до отказа, но все-таки в нем было холодно.

Впрочем, знаменитому мистику это – как с гуся вода. Не обращая внимания на температуру за окном и на чистоту пола в здании, Козаков босиком прошел через весь зал и как ни в чем не бывало уселся на один из двух стульев, приготовленных на сцене. Руки он положил перед собой на стол – ладонями вверх. Рядом с ним, на втором стуле сидела «кажется Кира», но он даже не взглянул в ее сторону.

Ее платье стоило дороже, чем одежда всех журналистов, которые собрались в зале, можете мне поверить. Ее белокурые волосы сбегали по спине пенной волной. В этом ярко-красном платье, рядом с мистиком она была сказочно хороша.

Она взяла в руки микрофон, чтоб поприветствовать публику, но Козаков положил ей руку на плечо и что-то тихо сказал. Она опустила микрофон, а мистик заговорил сам.

– Я рад, что вы захотели провести этот час со мной, – не здороваясь, сказал он.

Зал для пресс-конференций был оборудован так же безупречно, как и все остальное в офисе кинокомпании. Качественная техника не искажала звуков, а потому голос Козакова был глубоким и бархатным, он вил коконы, он хранил от непогоды и каждому из пришедших обещал именно то, чего ему больше всего хотелось.

В сущности, журналисты мало чем отличались от последователей кармических теорий: когда мистик заговорил, в зале сделалось так тихо, как будто присутствующие перестали дышать.

– Это не совсем обычная пресс-конференция, и я не буду отвечать на ваши вопросы о «Докторе странствий», – продолжил Козаков. «Кажется Кира» недоуменно повернулась к нему, но мистик не удостоил ее даже взглядом.

– Все, что я хотел сказать о «Докторе странствий», уже написано в трех частях книги, и повторять это было бы глупо. Вместо этих глупостей я предлагаю вам совершенно новый кармический опыт. Давайте помедитируем вместе. Пожалуйста, разуйтесь. Практиковать имеет смысл только босиком.

«Кажется Кира» пыталась что-то шептать ему на ухо, но автор бестселлеров только отмахнулся. Он встал из-за стола и уселся на полу, скрестив ноги по-турецки.

Откровенно говоря, мне не приходилось слышать о том, чтобы вместо фуршета с алкогольными напитками журналистам предлагали медитацию. А потому идея мистика показалась достаточно странной даже мне, и я прекрасно понимала «кажется Киру», которая и вовсе не находила себе места. Она чувствовала, что ситуация стремительно выходит из-под контроля, она знала, что так не делается... Но все же она слишком мало знала мистика.

– Пожалуйста, присоединяйтесь, – просто сказал Козаков, – а если вам это не по душе, вы можете на выходе взять пресс-релиз у Анжелики.

Он не слишком вежливо ткнул пальцем в мою сторону, и несколько голов обернулись ко мне.

Между тем сам Козаков улыбнулся и внимательно обвел глазами зал. Он сидел именно так, как и положено сидеть автору теории о создании этого мира: его спина была очень ровной, а руки лежали на коленях ладонями вверх. Казалось, его мало интересует, останется ли кто-нибудь в зале, или каждый из пришедших предпочтет ясный текст на листе бумаги туманным перспективам медитации. Мистик закрыл глаза и больше не произнес ни слова.

Я готова поспорить, что именно его спокойствие легло на чашу весов, на которой было написано: «А давайте-ка попробуем, если не понравится, всегда можно уйти». Чаша медленно поползла вниз, а зал постепенно пришел в движение. Люди снимали обувь и усаживались на полу. «Кажется Кира» смотрела на них во все глаза: вряд ли в этом прекрасно оборудованном помещении когда-либо происходило нечто подобное.

Я стояла в дверях с толстой пачкой распечатанных листов, но они никому не понадобились. «Кажется Кира» была единственной, кто покинул зал в самом начале медитации.

Ровно через час Козаков поднялся. Не прощаясь и не глядя под ноги, он босиком прошел к выходу. Его лицо было влажным от пота, а глаза покраснели.

– Анжелика, у вас есть платок?

Я протянула ему бумажную салфетку, и он промакнул ею лоб, отчего его волосы стали трогательно взлохмаченными. Мы прошли в гримерную, где автор бестселлеров обулся и надел пальто. Такси ждало нас у входа, а рядом с машиной стояла невысокая хрупкая девушка. Лия.

Увидев ее, Козаков обернулся ко мне, как будто ища поддержки, но в этот раз я была бессильна ему помочь. И с потерянным лицом он пошел к ней навстречу. Лия стояла на тротуаре, загораживая двери такси, а потому проигнорировать ее было просто невозможно.

Знаменитый мистик молча остановился перед ней, но бульканье супа в кастрюле стало оглушительно громким.

Ее голова была побрита наголо, а глаза казались такими бездонными, что смотреть в них было просто невыносимо.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – тихо спросил он.

– Да, хочу.

– Так скажи, душа моя.

Лия взглянула ему в лицо и четко произнесла:

– Дурак ты, Козаков.

Затем она повернулась и ушла прочь. На меня она даже не взглянула.

На месте знаменитого мистика я не стала бы рассчитывать на то, что Лия замолвит за него слово на суде, когда придет время. Хотя с женщинами, рожденными привлекать, ничего нельзя сказать наверняка.

Лия скрылась за углом, а автор бестселлеров открыл дверь такси и уселся на заднее сиденье.

Некоторое время мы ехали в полном молчании.

– Как вы думаете, все прошло удачно? – наконец спросил Козаков, и его голос был таким хриплым, как будто мистик очень долго и громко говорил.

– Вы имеете в виду Лию или медитацию?

– Разумеется, медитацию! Не будьте дурой, Анжелика, с Лией я как-нибудь разберусь сам.

Откровенно говоря, я сильно сомневалась, что с Лией теперь можно «как-нибудь разобраться», но эту мысль я оставила при себе.

– Пожалуй, медитация прошла хорошо, но я понятия не имею, какие будут отзывы.

– Разве это важно, Анжелика? Важно то, что происходило с ними несколько минут назад, а если кто-то из них захочет сказать, что этого не было... Что ж, значит, этого и не было, правда?

– Скажите об этом Карине Александровне.

– Я так и сделаю, – холодно ответил он. – А теперь извините меня. Мне нужно отдохнуть.

Он закрыл глаза и положил руки на колени – разумеется, ладонями вверх. Мы ехали по заснеженным улицам, а круглая луна, как будто украденная из фильма ужасов, неподвижно висела прямо перед нами.

Мистик молчал, и когда через полчаса мы остановились у его дома, мне стало ясно: с автором бестселлеров творится что-то нехорошее. Он открыл глаза, но его взгляд казался таким отстраненным, как будто Козаков был за много километров от меня.

– Анжелика, – очень тихо сказал он. – Вас не затруднит подняться со мной и позвонить этому типу – специалисту по энергетическим потокам?

Разумеется, я сделала это. Я поднялась вместе с ним, помогла ему снять пальто и даже развязала его дорогие ботинки из мягкой темно-коричневой кожи. Я уложила мистика на кровать в спальне и поставила чайник в кухне. Я погладила лохматого Шиву, который почувствовал неладное, жалобно мяукнул и улегся у ног хозяина. А потом я набрала номер Антона.

– Я так и знал, что этим кончится, – недовольно буркнул специалист по энергетическим потокам. – Я ведь вас предупреждал, Анжелика, но разве его переспоришь?! Ладно, не оправдывайтесь, я все понимаю. Скажите вот что: он по крайней мере может говорить?

Я передала трубку мистику и села рядом с ним на кровать. В комнате было очень тихо, и я слышала каждое слово Антона.

– Допрыгался, умник? – кричал специалист по энергетическим потокам. – Я говорил тебе заканчивать с этими фокусами? Говорил, что надо уезжать, иначе тебе крышка?

– Говорил.

– Так что же ты этого не сделал, несчастный? Искал, кого бы еще сожрать? Все тебе было мало?!

– Какая разница? – тихо произнес Козаков. – Я сделал то, что сделал, и этого не изменишь.

– Вот именно!

– Ты не мог бы сейчас приехать?

– Не мог бы, – отрезал Антон. Несколько секунд они оба молчали, а потом специалист по энергетическим потокам снова заговорил.

– Слушай меня внимательно. Я сейчас слишком занят, чтобы бросать все и мчаться к тебе. Но если продержишься до утра, я тебя заберу в семь и отвезу в один маленький деревенский домик без телевизора, радио и телефона. Будешь сидеть там один до весны, рубить дрова и писать свои вирши. Тогда, может быть, я смогу тебя выровнять. Согласен?

Козаков помолчал, глядя в потолок, залитый мутным светом фонарей. В этом свете лицо мистика казалось по-настоящему жутким, и будь у меня чуть меньше здравого смысла, я бы со всех ног бросилась на другой конец города и упала к ногам специалиста по энергетическим потокам, лишь бы он только сменил гнев на милость.

– Согласен, – наконец произнес Козаков. – А что, если я не продержусь?

– А ничего! – крикнул Антон. – Раньше думать надо было!

Козаков положил телефонную трубку рядом с собой и посмотрел на меня. Мы остались с ним вдвоем, и помощи было ждать неоткуда. Не исключено, что все это время я обходилась мистику так дорого только для того, чтобы в тот мутный вечер оказаться рядом.

– Вы тоже уходите, Анжелика? – спросил он.

Если бы не десять лет профессиональной практики, я бы, наверное, расплакалась: таким тихим и растерянным был его голос.

– Конечно нет, – ответила я. – Я останусь с вами до утра.

– А потом, вам, наверное, нужна будет новая работа. Вряд ли я скоро вернусь из этого леса... Вы будете по мне скучать, Анжелика?

– Буду.

Я вышла на кухню и заварила чай. Мне мало что известно о чайных церемониях, а потому я просто взяла из шкафа первую попавшуюся баночку с заваркой, насыпала немного в чайник и залила кипятком.

– Совершенно дикий способ заварки, – поморщился Козаков, а Шива рядом с ним недовольно зашевелился. – Пожалуйста, откройте шкаф и на нижней полке возьмите мое лекарство.

Я направилась к шкафу, но открыть его так и не успела: в ту самую секунду, когда я взялась за дверцу, зазвонил мой телефон.

– Анжелика, я знаю, что вы не бросите нашего умника, так что слушайте внимательно, – распорядился специалист по энергетическим потокам. – Он станет просить у вас эти чертовы пилюли и порошки – ни в коем случае не давайте! Слышите, ни в коем случае! Иначе ему крышка, и я ни за что не отвечаю! Вы меня хорошо поняли? Ну, будьте!

Мистик невесело усмехнулся и поплотнее закутался в одеяло.

– Все чувствует, гад! – сказал он и закрыл глаза.

За окном валил снег, и я представила себе, как растут сугробы около маленького домика посреди леса. Ни телевизора, ни радио, ни телефона, только снег и деревья – на много километров вокруг. Выходит, что в этот раз мистику не удалось перехитрить существование, и такие книги, как эта, действительно не пишутся в суете.

Козаков заснул, и, наверное, я сама тоже задремала, потому что не заметила, как он сел в кровати и выпил еще немного остывшего, отвратительно заваренного чая. Часы на стене показывали половину третьего.

– Анжелика, – тихо позвал мистик, – откройте шкаф и дайте мне лекарство.

– Не дам, – ответила я.

– Это всего лишь сбор трав, но действует очень быстро, понимаете? Что вам сказал этот тип?

– Что, если я дам порошки, вам крышка. Так что, Алексей, можете подняться и взять в шкафу то, что вам нужно. А на меня не рассчитывайте.

Козаков не двинулся с места. Несколько минут он молчал.

– Анжелика, я всего лишь искал мою Шакти, разве справедливо то, что со мной происходит?

На мой взгляд, автору складной теории об устройстве этого мира не пристало говорить о справедливости. Но это всего лишь мое личное мнение, и я промолчала. К тому же Козакову и не нужен был мой ответ.

– Этот тип говорит, что я сжираю всех на своем пути, но разве это так, Анжелика? На самом деле я каждый раз отдаю им частицу себя, но если они отдают мне больше, разве я в этом виноват? Так устроен этот мир, и другим он не будет! И эти бабы, которые спят со мной... Среди них нет Шакти, а я ведь жду ее появления много лет!

– А с чего вы взяли, что когда она появится, то непременно будет с вами спать? – спросила я.

Мистик уставился на меня, как будто я сказала что-то на удивление глупое. И даже Шива поднял голову и приоткрыл один глаз, который сверкнул в темноте желтоватым огоньком.

– Потому что, Анжелика, в этом и есть предназначение женщины, но только как мне вам это объяснить? Вы закрыты от всех на десять замков! Такая спокойная, такая сдержанная, ни одного резкого слова!

Козаков перешел на крик, и Шива недовольно зашевелился.

– Не стоит так волноваться, Алексей.

– «Не стоит так волноваться, Алексей!». «Как вам будет угодно, Алексей!». «При всем уважении, Алексей!». Как будто я не знаю, что каждый раз, когда мы куда-то едем, к вам по вечерам таскаются массажисты!

– А к вам таскаются женщины, так в чем же здесь разница?

– Разница в том, что я не вру самому себе! И я хотя бы им не плачу!

Я встала и подошла к окну:

– Вряд ли вы сможете это понять, Алексей. Я не была рождена привлекать и мне недоступны удовольствия, которые нельзя купить за деньги.

– Да? Это почему же? – осведомился мистик, который и не думал извиняться.

– Потому что мое лицо...

– Да разве дело в лице?! Это просто отговорки для того, чтобы остаться в стороне.

– Сама природа поставила меня в стороне. И наверняка это было сделано с какой-то целью.

– Что вы несете, Анжелика?! С какой еще целью? Да можете вы хоть раз в жизни сделать то, что вам хочется, и не держать наготове свой дурацкий блокнот?! – заорал мистик, а Шива подскочил как ужаленный.

Я еще надеялась, что замысел того, кто все это придумал, раскроется перед Козаковым, но этого не случилось. Он не замер с открытым ртом, не застыл, как громом пораженный, не упал к моим ногам, чтобы хоть раз прикоснуться к ним своим бестолковым лбом. Я сделала, что смогла, но теперь я была свободна.

Козаков без сил прислонился к спинке кровати и вытер платком лицо. Но я больше не сомневалась, что он протянет до утра и даже значительно дольше.

В сущности, в предложении мистика «сделать, как я хочу» не было ничего невозможного. Я была не в силах помочь ему в поисках Шакти, здесь все зависело только от него самого. Но сделать то, что мне хочется, – вполне.

В такую ночь, когда сугробы вокруг маленьких домиков среди леса вырастают до самой крыши, а любой шум бесследно тонет в пушистом снегу, можно сделать все на свете.

– Хорошо, Алексей, – сказала я, – давайте попробуем.

Я встала и вышла из комнаты, а мистик замер, глядя мне вслед. В ванной я открыла шкаф под раковиной и обнаружила там небольшой пластмассовый тазик зеленого цвета. Разумеется, он был круглым – вряд ли кто-то, кроме меня, будет специально выбирать себе овальный. Я помедлила, прежде чем прикоснуться к нему: слишком много времени прошло с тех пор, как я делала это в последний раз. Мне запрещено прикасаться к круглым предметам, потому что любой из них в моих руках превращается в Колесо Судьбы. Стоит его повернуть хотя бы чуть-чуть, и многое изменится. А женщина, которая все меняет по собственному усмотрению, совсем не входит в планы того, кто все это придумал. Из-за этого я не вожу машину, заказываю для себя квадратные тарелки и даже к компьютерным дискам прикасаюсь с максимальной осторожностью.

Но в такую ночь, как эта, было возможно все, и поэтому я аккуратно взяла в руки тазик. И пусть где-то далеко со скрипом повернулось Колесо Судьбы, мне не было до этого никакого дела. Я набрала горячей воды и добавила несколько капель ароматического масла, которое стояло здесь же, на полочке. Я взяла с вешалки мягкое полотенце и вернулась в комнату.

Знаменитый мистик смотрел на меня во все глаза, когда я опустилась на колени у его кровати.

– Пожалуйста, опусти ноги в воду, – сказала я, и он сделал это без возражений.

Я вымыла его ноги и промакнула их полотенцем, ведь как бы хороша ни была эта снежная ночь, мои волосы не сделались гуще или длиннее.

А затем я медленно намазала его ступни душистым маслом. Я прикасалась к его ступням совершенной формы очень аккуратно, я скользила по ним пальцами: когда не ждешь ничего для себя лично, руки становятся очень чувствительными. А Козаков сидел так тихо, что мне показалось: на какое время он даже перестал дышать.

Я ничего не понимаю в энергетических потоках, но не было никаких сомнений в том, что ему стало лучше.

Когда я закончила, часы показывали половину четвертого и автор довольно складной теории об устройстве этого мира спал, прислонившись к спинке кровати. Я осторожно укрыла его ноги одеялом.

Снегопад за окном прекратился, и круглая луна, как будто украденная из фильма ужасов, висела прямо за окном. До приезда специалиста по энергетическим потокам оставалось не больше трех часов, а я сделала для мистика все, что смогла. И если он не увидел Шакти, я не в силах была ему помочь. Жизнь такая, какая есть, но, может быть, в следующей жизни все будет иначе.

Я наклонилась над спящим мистиком и легко поцеловала его в лоб. С этим поцелуем к нему придет понимание того, что так долго от него ускользало. Я легко прикоснулась к его векам, чтобы он увидел то, что уже давно надо было увидеть. А что касается тела, которое якобы раскроется для мистика, то это просто его домыслы, мои дорогие, просто домыслы. Хорош был бы тот, кто все это придумал, если бы это мне позволил.

А затем я открыла дверь спальни, и древние Врата Мира со скрипом отворились. Мистик много лет искал к ним ключи, не зная того, что любая дверь может стать Вратами, если взяться за нее правильно. Мне пора было уходить: тот, кто все это придумал, наверняка заждался. И я сама слишком долго ждала того дня, когда снова взгляну в его глаза.

Я достала из сумки маленький мешочек из красного шелка, развязала узел, справиться с которым не под силу никому из смертных. Я достала горсть золотой пыли и в последний раз посмотрела на Козакова. Во сне он был очень, очень красив.

А рядом со спящим мистиком стоял снежно-белый Шива и смотрел на меня во все глаза. В темноте они горели хитрыми янтарными огоньками.

– С кем ты останешься, Шива, когда он уедет до самой весны, а может быть, и до осени? – спросила я, и кот шустро подбежал ко мне.

– Мрррр, – значительно произнес он и тут же юркнул в открытую дверь.

Я засмеялась. Невозможно уйти от судьбы, но тому, кто действует быстро и смело, иногда удается оставить существование в дураках.

– Так и быть, я возьму тебя с собой. У меня теперь будет сразу два Шивы, – сказала я, хотя по большому счету от меня уже ничего не зависело.

Я вышла за дверь и бросила за собой горсть золотой пыли, чтобы никто не мог пойти по моим следам. Дверь закрылась.

За окном начинало светать, но Алексей Козаков – знаменитый мистик и автор кармических теорий – этого не видел. Он спал, и я не сомневалась, что его энергетические потоки были в полном порядке: не каждый мистик, пусть даже создавший довольно убедительную теорию об устройсте этого мира, может похвастаться тем, что я собственноручно сделала ему массаж ступни.

Правую страницу разворота украшало изображение женщины, которая внимательно рассматривала свое отражение в воде. Неподалеку в реке плескался единорог с серебристой шкурой, а рядом с женщиной на траве лениво разлегся белый и очень пушистый кот. От реки через холмы вела узкая тропинка, которая петляла между деревьями и оврагами, а по ней уходил прочь мужчина, и его голова была понуро опущена.

Отрывок на левой странице назывался так: «Предсказание, которое не сбылось».

«Этот человек сидел под деревом с таким несчастным лицом, что Шакти специально сошла с дороги поговорить с ним. Кот и единорог, конечно же последовали за ней.

– Что с тобой? – спросила она. – Чем тебе помочь?

– Ты мне ничем не поможешь, женщина, – хмуро ответил тот. – Мне было предсказано, что под этим самым деревом я встречу Шакти.

– И что же? – ласково спросила Шакти, расцветая гордой улыбкой.

– А ничего! Предсказание не сбылось, хотя я сижу здесь уже три дня.

– Как это не сбылось? – изумилась Шакти.

– А так! Проходил пастух со стадом козлов, которые ужасно воняли. Проходили дети, которые голосили так, что у меня едва не треснула от шума голова. Проходили женщины, которые голосили еще хуже, чем дети. Старухи, собаки, птицы... Пробегали муравьи, проползала черепаха... Но Шакти среди них не было!

– Может быть, ты просто ее не узнал?

– Я? Я ее не узнал?! Да ты в своем уме, женщина?! Я прекрасно знаю, как она должна выглядеть.

– И как же? – тихо спросила Шакти, которая уже начинала сердиться.

– Она красавица, – мечтательно произнес мужчина, – линии ее тела плавные и неспешные, ее волосы длинные и густые, как волна. Ее глаза сияют ярче солнца. И каждый, кто видит ее, преклоняет перед ней колени.

Человек хмуро смотрел вдаль, и Шакти окончательно потеряла терпение.

– А я? – крикнула она. – По-твоему, я не похожа на нее?!

– Ты?! – изумился мужчина. – Да ты посмотри на себя! У тебя волосы темные, а у Шакти должны быть светлые. У тебя коленки острые и грудь тощая, а тело Шакти должно быть гладким, как луна! И я еще не видел никого, кто преклонил бы перед тобой колени! Я отлично знаю, какой должна быть Шакти, так что не сбивай меня, женщина!

– Ну если знаешь, то жди, – ответила Шакти.

Она повернулась и пошла прочь, а за ней – единорог с серебристой шкурой и белый, очень пушистый кот».