Глава 23

Маргарет Принсент сидела за столом и с самодовольной ухмылкой на лице вертела в руках дневник Анны в обложке из розовой замши. «Девчонке воистину цены нет, — подумала она. — Как будто сама хотела, чтобы ее нашли».

Что ж, хочет она этого или нет, ее в любом случае скоро поймают и привезут назад, что не могло не радовать. Ловчие пришли в восторг, когда узнали, где искать беглецов. Они заверили, что доставят Лишних из Блумсбери обратно в Грейндж-Холл в течение суток. Впрочем, от мальчишки было бы неплохо избавиться. И от родителей Анны тоже. Как они вообще осмелились на такое? Как они имели наглость подумать, что имеют право на то, чего все остальные лишены?

Маргарет с раздражением подумала о Властях, виноватых в случившемся. Почему ее не поставили в известность о туннеле, ведущем из подвала наружу, туннеле, начинавшемся в карцере, куда она посылала в наказание Лишних, зная, что оттуда сбежать невозможно? Почему ей ничего не сказали раньше? Такое поведение было для Властей типичным. Они не считали, что должны кому-то что-либо сообщать. Решили, что ей об этом знать необязательно.

Ну ладно, она им еще покажет. Когда Лишних вернут в Грейндж-Холл, они у нее ох как попляшут. Именно ей удалось выяснить, где скрываются беглецы. Ловчие сколько угодно могут щеголять в своей жутковатой черной форме и пугать всех пытками, но они все равно не знают, как мыслят Лишние. По крайней мере не знают столь хорошо, как она. Кому пришла в голову мысль наведаться домой к Джулии Шарп? Ловчим? Естественно — нет. Это она, Маргарет, им подсказала.

А потом, когда Лишних поймают, она будет настаивать на том, чтобы право наказания передали ей. Если, конечно, они останутся живы.

Маргарет осознавала, что в жестокости многократно превосходит неуклюжих Ловчих. Когда она закончит работать с беглецами, они даже имен своих вспомнить не смогут. Да и не пожелают.

Они будут хотеть только побыстрее обо всем забыть.

Маргарет Принсент со злобой подумала, что прежде еще никто не осмеливался вставать у нее на пути. Еще никто ни разу не выставил ее дурой. А уж тем более это касалось Лишних, которых надо усыплять при рождении, которые не имеют права появляться в этом мире.

В отличие от ее ребенка.

Ее ребенка, который имел полное право на жизнь.

Она откинулась в кресле и позволила себе на несколько мгновений углубиться в воспоминания. Воскресить в памяти сына, обещания, восторг и муки.

Она мечтала лишь обо одном — родить сына, чтобы отец ею гордился и, наконец, полюбил ее. Это, естественно, было невозможно. Она была дочерью председателя совета директоров крупнейшей компании-производителя Препарата Долголетия. Разумеется, она не могла стать Отказницей, нет, такое было просто невозможно. Но она не теряла надежды. Тогда она еще умела надеяться.

Без особой охоты она пошла учиться в университет, а потом поступила на госслужбу. Много лет составляла отчеты и подписывала бумаги и все это время думала, думала, думала, ломая голову над тем, как завести ребенка. Все ее усилия были устремлены к достижению единственной цели.

Ей нужен был ребенок, ее ребенок, Правоимущий.

Упорство принесло плоды. Она выяснила о существовании горстки людей, которым, в силу их особого положения, предоставлялись особые привилегии. Особенно Маргарет интересовала одна привилегия: она хотела подписать Декларацию, официально родить ребенка и при этом и дальше продолжать принимать Препарат. Такой привилегией во всей стране обладали всего-навсего пять человек, что являлось наградой за их самоотверженную службу государству. Когда же Маргарет узнала, что одним из этой пятерки является Стивен Фицпатрик, возглавлявший министерство, в котором она работала, четкий план сложился в голове сам собой.

Стивен был человеком гнусным и распутным; он неплохо зарабатывал, но тратил больше, чем получал, а пил так много, что его доктор назначил ему повышенную дозу Препарата из опасения, что печень и сердце не справятся с нагрузкой. Отрицательных черт у Стивена была масса. Но ему было позволено завести одного ребенка. Одного. И Маргарет решила, что это должен быть ее ребенок.

Она стала жить ради Стивена, внимала каждой фразе, брошенной им, подыгрывала его амбициям, исполняла поручения, не забывая при этом пускать в ход свои чары, — и однажды он признался, что не может без нее жить. Она без обиняков предложила жениться на ней. И он, к ее величайшему восторгу, согласился.

Не желая тратить времени понапрасну, она забеременела через месяц после свадьбы. Когда на обследовании выяснилось, что у нее будет мальчик, она чуть не разрыдалась от радости. У нее родится сын, и он будет ее любить. Сын вернет ей любовь отца, который был крайне разочарован, когда жена родила ему девочку. Он с самого начала считал, что от Маргарет никакого толка, а когда выяснилось, что она ничем не проявляет себя ни в учебе, ни в спорте, разочаровался еще больше. «И ведь даже красотой особой не отличается, — сетовал порой отец. — Глаза слишком маленькие, брови излишне низко посажены, а волосы жидкие и чересчур прямые». Через несколько лет он полностью утратил к ней интерес.

Все изменилось, когда она сообщила ему о беременности. Он улыбнулся ей, пожалуй, впервые за всю жизнь. Он пожал Фицпатрику руку, сказав, что теперь Стивен член их семьи, а ведь даже на свадьбе отец счел подобный поступок излишним. Ну а после того, как лед растаял, Стивен даже согласился, что мальчику достанется девичья фамилия Маргарет, — это произошло после того, как отец согласился оплатить его долги.

Несколько месяцев Маргарет словно на крыльях летала. Она ела все только самое лучшее, не утруждала себя ничем, кроме легких прогулок, и не позволяла себе ни грамма алкоголя. Она знала, что ее сын будет самим совершенством. Он будет самым счастливым, самым любимым ребенком, который когда-либо появлялся на свет. Она будет его учить, будет о нем заботиться, будет с гордостью разгуливать с ним по улице и ловить завистливые взгляды. «Может, я не такая умная и красивая, как вы, — думала она, проходя мимо других женщин, — зато я имею право и на Долголетие, и на ребенка. Этого у вас никогда не будет». И что же случилось потом?

А потом…

Маргарет почувствовала, как к горлу подступает желчь. Ощущение было знакомым. Оно посещало ее всякий раз, когда она вспоминала тот роковой день. Когда она узнала жуткую правду, уже шел седьмой месяц беременности. Тогда она зарыдала, снова и снова повторяя: «Нет! Нет! Этого не может быть!» — не в силах смириться со страшной истиной. Маргарет хотела убивать — столь сильно, что даже купила револьвер. Но так и не сумела пустить его в ход. Не сумела даже покончить с собой — муж приказал вести за ней круглосуточное наблюдение. Он называл это уходом и заботой, но Маргарет знала, что на самом деле скрывается под этими словами. Он боялся того, что она могла сделать. И был совершенно прав в своих опасениях.

Страшная, жуткая правда заключалась в том, что у Стивена была любовница. Она появилась за несколько месяцев до свадьбы, больше года назад. В результате любовница забеременела на два месяца раньше ее и родила здорового мальчика, который, появившись на свет раньше сына Маргарет, получил статус Правоимущего. Таким образом, ее ребенок становился Лишним. Слишком поздно она узнала, что законность брака на статус ее сына не влияет. Ее мужу был позволен один ребенок. От жены или любовницы — не имеет значения. Главное — ребенок должен быть один. Точка.

Делать аборт было слишком поздно. В некоторых странах на сроки беременности не обращали внимания. В надутые животы женщин делали инъекции яда, после чего искусственно провоцировали роды, и ребенок появлялся на свет мертвым. В Англии все было иначе. Англия была страной цивилизованной. Здесь дозволялось рожать детей, которых потом забирали в Воспитательные учреждения, чтобы сделать из них рабов.

Маргарет поклялась, что не позволит так обойтись с ее сыном. Не бывать этому! Когда его, через несколько минут после появления на свет, унесли, Маргарет закричала, взывая о помощи. Ее сын не должен стать рабом. Она не может так обойтись с собственным ребенком.

Наконец, после родов, муж сжалился над ней и согласился протянуть руку помощи. То ли дело было в чувстве вины, то ли он, как и она, верил, что смерть гораздо лучше доли Лишнего, — в общем, Стивен согласился поставить во всей этой истории точку. Стивен признавал, что ребенок — его сын, и предпочел бы, чтобы он принял достойную смерть, нежели жил в бесчестье и позоре. Он даже позволил Маргарет попрощаться с сыном, в последний раз прижать его к груди и почувствовать исходящее от него тепло, прежде чем забрать навсегда, оставив ее в отчаянии — одинокой и опустошенной.

С тех пор Маргарет испытывала к Лишним лишь презрение. Каждый новый обитатель Грейндж-Холла напоминал ей о том, что она утратила. О том, чем ей пришлось пожертвовать по вине любовницы мужа — женщины, которую она всем сердцем ненавидела. Какое право имели Лишние хотя бы секунду радоваться жизни, когда ее сын лежал в могиле? Какое право рожать имели их матери? Никакого — в ярости отвечала сама себе Маргарет. Лишние имели только одно-единственное право — стыдиться Родительских Грехов. Целью ее существования стало отмщение. Она мстила судьбе, что так несправедливо обошлась с ее сыном. Жизнь каждого воспитанника Грейндж-Холла должна была стать кошмаром. Она не позволит, чтобы кто-нибудь из Лишних радовался жизни.

Ей казалось, что она так славно обработала Анну. Девочка искренне стыдилась преступления своих родителей. Пока здесь не появился Питер.

При мысли о Питере Маргарет прищурилась. Гадкий мальчишка. Он за это заплатит. Они оба заплатят.

Медленно вернувшись в реальный мир и заставив себя выкинуть из головы все мысли о погибшем сыне, она стала листать дневник Анны, содрогаясь от ярости при виде кощунственных мыслей, которые девчонка осмелилась доверить бумаге.

«Там, снаружи, я уже не буду Старостой. И так и не стану Ценной Помощницей. Я не знаю, кем там буду. Думаю, обычным Нелегалом».

Чувствуя, как у нее колотится сердце, миссис Принсент перебиралась от абзаца к абзацу, свирепея при упоминаниях о подслушанном телефонном разговоре, об уколах, которые она, Маргарет, делала Питеру. Миссис Принсент поняла, что эта тетрадь ни при каких обстоятельствах не должна попасть в чужие руки. Власти не поймут, что она собиралась убрать мальчишку ради его же собственного блага. Так было бы лучше всем. Побег лишь подтвердил ее правоту.

Она стала читать дальше, отметив, что планы Грейндж-Холла достались родителям Анны от соседа-доброхота. Ладно, соседу придется об этом пожалеть. Отыскать его не составит труда, а когда его поймают, он узнает, как на деле, а не на схеме выглядит изнутри тюремная камера.

«Питер удивительный», — прочла Маргарет, и ее губы гневно скривились.

— Питер — Лишний, — пробормотала она. — Гадкий, отвратительный Лишний.

Потом она нахмурилась. Оказывается, Питер был приемышем. Она этого не знала. Странно, очень странно. Кто захочет усыновить Лишнего? Однако ее внимание привлекло вовсе не это. В дневнике Анна упоминала о кольце. Кольце, которое нашли вместе с младенцем. «Золотое кольцо с печаткой»…

Глаза Маргарет широко распахнулись. Женщина тряхнула головой. Нет. Этого не может быть.

Или все-таки может? В дневнике черным по белому было написано, что Питера нашли с кольцом. Изнутри были выбиты инициалы «А. Ф.». Поверх инициалов выгравирован цветок.

Маргарет отложила дневник в сторону, повернулась к единственному во всем Грейндж-Холле компьютеру, включила его и стала ждать, когда он загрузится. Она ввела кучу паролей, являвшихся пустой формальностью, навязанной Властями, разработавшими компьютерную систему, и, наконец, ввела имя Питера в базу данных по Лишним. С раздражением она увидела, как напротив его имени появился красный флажок. Ей было отказано в доступе.

Миссис Принсент нахмурилась. Владычица Грейндж-Холла, принимавшая решения, затрагивавшие все сферы жизни Лишних, начиная от питания и заканчивая уроками и наказаниями, не терпела любых напоминаний о том, что ее могущество ограничивается лишь стенами Воспитательного учреждения.

В раздражении она выключила компьютер и сняла телефонную трубку.

— Центральное управление, — раздался в трубке женский голос. — Назовите цель вашего звонка.

— Меня зовут Маргарет Принсент. Я Заведующая Грейндж-Холлом, — энергично произнесла она. — Мне нужно дело Лишнего Питера. Того самого, который сбежал.

Повисла пауза. На том конце линии было слышно, как женщина барабанит по клавишам терминала.

— Мне очень жаль, — наконец сказала она. — На дело наложен гриф «секретно». Я могу чем-нибудь еще вам помочь?

Миссис Принсент потемнела от гнева.

— Нет, — резко бросила она. — Меня не волнует ваш дурацкий гриф, мне нужен открытый доступ к этому делу. Вы вообще понимаете, с кем разговариваете? Я — Заведующая Грейндж-Холлом, и я желаю знать, откуда этот Лишний взялся.

— Мне очень жаль, — снова произнесла женщина голосом, в котором ни на йоту не слышалось сожаления. — Дело засекречено, и вы не имеете права доступа. Если вы хотите, чтобы мы приняли во внимание особые обстоятельства, вам надо заполнить Форму 4331-Б. Срок рассмотрения — четырнадцать дней с момента поступления заявки. Вам выслать бланк?

— Нет, спасибо. Все в порядке, — поджала губы миссис Принсент.

Она повесила трубку. Неужели ей так никто ничего и не расскажет? Она должна знать, откуда взялся этот поганец Питер. Откуда у него взялось это кольцо с печаткой? Если он окажется вором, она убьет его собственными руками. Но прежде она будет его пытать, наслаждаясь каждым мгновением его мук, пока он сам не станет умолять о смерти.

Потом Маргарет в голову пришла идея. Не самая приятная, но другого пути решить проблему у нее все равно не было. Она снова сняла телефонную трубку и набрала по памяти номер.

— Стивен, это я, — произнесла Маргарет, стараясь говорить спокойно. — Да, спасибо. Все нормально. Надеюсь, ты тоже. Стивен, я должна сообщить тебе кое-что очень важное. Нет, это не телефонный разговор. Ты можешь немедленно приехать в Грейндж-Холл? Отлично. Просто отлично. Спасибо, Стивен.

— И это все, что они выяснили? Блумсбери? Да они вообще представляют, каких размеров район?

— Больше мне ничего не сообщили, — пожал плечами Фрэнк. — Велели проверять каждый дом.

— И эти козлы еще думают, что им все известно. И после этого имеют наглость называть себя разведывательным отделом. Тоже мне разведчики.

Фрэнк посмотрел на своего коллегу Билла, вздохнул и, воздев очи горе, произнес:

— Слушай, давай лучше займемся делом. Поработаешь Ловчим с мое и со временем перестанешь думать о разведке. Как только люди увидят, что мы не собираемся шутить, мы быстро нападем на след. Инструмент не забыл?

Билли удивленно изогнул брови и злобно ухмыльнулся:

— Куда же мне без моего заветного ящичка? Без него я как без рук.

— Ладно, тогда давай займемся делом, — произнес Фрэнк. — А ничего здесь домики, миленькие такие. Может, и удастся чего себе прихватить, кроме этих Лишних. Я знаю, что за народишко в таких домиках живет. Стоит их маленько прижать, и они уже верещат от боли. Я так думаю, что к концу дня мы управимся.

Родители не стали ее бить. Они ни разу ее не ударили. Никто ей не сказал, что она дура, гадина и бестолочь.

На самом деле, Анне от этого было совсем плохо. Лучше бы ее ругали. Анна умела сносить побои и оскорбления. Когда девушка знала, что получает по заслугам, она воспринимала наказание с облегчением, как кару, что давала ей силы жить дальше.

Однажды Анна слышала, как миссис Принсент сказала одной из Наставниц: «Знаете, добротой вы можете их погубить». Заведующая не знала, что Анна ее слышит. Тогда девушка не поняла смысла этих слов. Теперь он до нее дошел. Она никогда не подозревала, что доброта может причинять такую боль, не знала, каким мучением может обернуться любовь, которую испытывают к тебе другие.

Вместо того чтобы на нее накричать или наказать за дневник, родители с Питером на несколько секунд замолчали, а потом тихо и ласково спросили, что именно она там написала. Когда Анна ответила, мама широко улыбнулась и сказала, что это все ерунда, и Анне ровным счетом не из-за чего переживать. Но Анна все равно не находила себе места. Она знала, что это не ерунда. Совсем не ерунда. Это она во всем виновата.

Они с Питером спрятались в подвале. Родители сказали, что ребятам лучше некоторое время побыть там и что все непременно обойдется. Но это явно было не так. Теперь они прятались, а до того, как Анна призналась в потере дневника, родители говорили, что прятаться нет нужды. Они даже держали занавески отдернутыми — все равно никому и в голову не придет искать здесь сбежавших Лишних. Анна знала, что родители очень волнуются, потому что у папы над правом глазом была такая же жилка, как у мистера Саржента, и сейчас жилка нервно билась. Они решили, что сегодня же вечером им всем нужно будет перебраться в деревню. А по первоначальному плану они должны были отправиться в путь только через несколько дней.

В подвал можно было попасть через потайной люк из кухни. Люк находился под столом и был укрыт половиком. Питер рассказал, что раньше, в те времена, когда дома обогревали с помощью печей, здесь хранили уголь. Теперь никакого угля здесь, конечно же, не было.

Внизу имелись диван и кресло, которые можно было разложить, так что получались две большие кровати. Как только ребята спустились вниз, Питер все рассказал Анне. Он объяснил, как раскладываются диван и кресло, показал занавеску, скрывавшую ведро на случай нужды. Показал полки, на которых хранилась еда.

Это напомнило Анне время, когда Питер только что объявился в Грейндж-Холле, и ей пришлось ему все объяснять. А теперь они поменялись ролями. Питер сказал, что ему доводилось прятаться в подвале и раньше. Казалось, он испытывал от этого чуть ли не восторг, словно впереди их ждало увлекательное приключение, а не кошмар, обрушившийся на них по ее вине.

— А вот по этому ходу мы можем, в случае чего, выбраться наружу, если Ловчие проникнут в дом, — сказал он, указав на отверстие в стене. — Через него раньше подавали сюда уголь…

Анну вдруг затрясло.

— Что они с нами сделают, если поймают? — спросила она тихим дрожащим голосом. — Что станется с малышом и родителями?

Питер отвел взгляд.

— Они нас не поймают, — твердым голосом ответил он, но Анна поняла, что ему тоже страшно.

— Вам надо было выкинуть меня на улицу, — чуть слышно прошептала она. — Тогда тебе ничто бы не угрожало. Меня бы схватили, и Ловчие сюда бы не пришли. Это я во всем виновата.

Питер повернулся к ней всем телом, и Анна увидела, как у него сверкнули глаза.

— Ты ни в чем не виновата, — сказал он. — Это я допустил ошибку. Это я придумал план побега, и это я был обязан все предусмотреть. — Он посмотрел в сторону и неожиданно резко повернулся к ней — их взгляды встретились. — Важнее всего ты, Анна. Ты, а не я. Это твои родители. Твои — не мои. Они всего-навсего меня усыновили, мне просто повезло. Может, ты и Лишняя, тогда я Лишний вдвойне — потому что мои собственные родители от меня отказались. Пойми же, я всем обязан твоим папе и маме. Если что-то случится, в этом будет только моя вина.

Глаза Питера блестели. Когда юноша увидел, как она на него смотрит, он опустил взгляд и отвернулся в некотором смущении.

Анна нахмурилась, глубоко задумавшись, и робко взяла его за руку. Она размышляла о юноше, который пришел, чтобы ее спасти, который мечтал об их дружбе еще до того, как они встретились. Ей вспомнилось, как он дрался с Чарли, сражался с Наставниками, бился со всем и каждым — и все ради нее, ради ее родителей, за шанс заслужить право быть любимым, заслужить право на жизнь. А потом она вспомнила о времени, что она провела в Грейндж-Холле, пытаясь угодить миссис Принсент, силясь стать лучшей Лишней, самой Ценной Помощницей — только ради того, чтобы понравиться миссис Принсент и показать ей, что она все-таки кому-то нужна. И тут до Анны дошло, что они с Питером, на самом деле, очень похожи. Друг без друга им будет тоскливо и одиноко. Друг без друга они погибнут, как цветы без солнца. Анна поняла, что пойдет за ним на край света, а россказни о розах и двухголовых детях больше ее не пугают. Ее ужасало другое — возможность потерять Питера. Это страшило ее больше всего на свете.

— Питер, ты ведь даже не подозревал о моем дневнике, — сказала она, и голос ее чуть надломился. — И если хочешь знать, это я тебе всем обязана. Всем-всем, — она подняла на юношу взгляд. — Если бы не ты, я была бы просто Лишней Анной. Никем. Если бы не ты, я бы никогда не узнала, что такое настоящий друг…

Девушка замолчала, не в силах выразить всю глубину накопившихся чувств. Она разозлилась на весь мир, потому что он, Питер, вырос без любви и без права на Долголетие, а ведь он заслуживал его более чем кто-либо другой.

Вместо слов она просто молча посмотрела ему в глаза. Она очень хотела, чтобы он увидел в них, как на ладони, все, что было у нее на душе: все ее мысли, страхи и чаяния.

Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова, пока у Анны не загудело в голове, — никогда прежде она не испытывала ничего подобного, никогда не заглядывала ни в чью душу. Глядя на Питера, она поняла, почему Лишним не разрешалось поднимать глаза. Сейчас Анне казалось, что ей открылось все, что только можно узнать.

Потом, в тот самый момент, когда она уже собиралась отвести взгляд, Питер чуть слышно промолвил:

— Я люблю тебя, Анна Кави, — неловко наклонился, и его губы нашли ее. Почувствовав, как он нежно целует, Анна поняла, что больше она не Лишняя. И Питер тоже.

Лишний — значит, ненужный.

Но нельзя быть Лишним, если кто-то не может без тебя жить. Ты не Лишний, если тебя любят.