2

Когда партизаны въезжали на шоссе, прямо перед машиной прошла тачанка, запряженная парой холеных пегих лошадей. Сбруя их была разукрашена так, словно они везли к костелу новобрачных, однако вместо жениха и невесты Беркут увидел троих вооруженных карабинами людей в странной военизированной форме, с белыми повязками на рукавах.

Один из них, тот, что сидел на передке, вдруг оглянулся и показал кнутом в сторону машины. Двое других привстали и тоже уставились на кабину.

— Что за войско?! — спросил лейтенант Корбача^[1], и только теперь заметил, что тот наклонился к рулю, пытаясь спрятать свое лицо.

— Местная полиция, крёншки-псёншки.

— И ты знаешь этих полицаев?

— Еще как знаю! А главное, они меня узнали, — неохотно приподнял он голову.

— Ну, так уж и узнали!…

— Узнали, пан лейтенант, это точно. Смотрите, как погнали. Хотят предупредить немецкий пост. Он — в ближайшем селе.

— Почему бы и не предупредить, если представится такая возможность? Быстро меняемся местами.

— Но я стреляю хуже вас, — успел предупредить его Корбач.

— Зато я водить умею чуточку лучше тебя. А посему, дай руль и приготовь оружие, — сказал он, садясь на место водителя и срывая машину с места. — Передай наверх, пусть приготовятся. Когда начну догонять, высунься из кабины, приветливо помаши рукой. Словом, отвлеки, чтобы не открыли огонь.

Пропустив несколько встречных машин, Андрей увеличил скорость, но, заметив еще две, идущие сзади, вынужден был пропустить и их, и только тогда снова ринулся в погоню. Он обратил внимание, что полицаи пытались остановить эти машины, однако на их крики и жесты водители-немцы не отреагировали.

Чтобы окончательно не насторожить полицаев, Андрей принял левее и пошел почти по кромке, давая понять, что намерен обогнать тачанку и ехать своей дорогой. А тут еще Корбач высунулся из кабины, и, сняв пилотку, приветливо помахал ею, словно приглашал пересесть в грузовик. Это-то их и удивило.

Кучер притормозил. Задние полицаи привстали и удивленно переглянулись, не зная, как объяснить перевоплощение знакомого им хуторского парня в немецкого солдата. Вот тогда-то, воспользовавшись их замешательством, Беркут и врезался передком машины в тачанку и, словно бульдозер, буквально смел ее с дороги, хотя и машина при этом тоже чуть не завалилась в кювет. В ту же минуту с кузова почти одновременно ударили длинными очередями три автомата.

Беркут так и не расслышал, прозвучал ли в ответ хотя бы один выстрел из полицейской винтовки. Нажимая на педаль газа и все дальше и дальше уходя от места столкновения, лейтенант напряженно вслушивался, не прогремит ли выстрел вдогонку. Пока наконец облегченно не вздохнул: «Не прозвучал!»

— Ну, что там, гренадеры-кавалергарды? — выглянул он из кабины, когда опрокинутая вверх колесами тачанка осталась далеко позади.

— Отберут у тебя права, лейтенант, — ответил за всех Арзамасцев, на этот раз вполне добродушно, без обычного для себя неприятия любой стычки. — Кажется, накрыли всех троих.

— Божественно! Только так и воюем!

— Но ведь и сами могли оказаться в кювете, — запоздало проснулось в ефрейторе прирожденное неприятие какого-либо риска. Беркут уже не раз задавался вопросом: как вообще такой человек может быть солдатом? Но всякий раз сам же и оправдывал Арзамасцева: скольких подобных вояк загнано теперь в солдатский строй!

— Могли, конечно. А как еще следовало повести себя в этой ситуации?

— Можно было просто-напросто расстрелять их… — все еще не мог угомониться этот анти-солдат, наклоняясь к кабинке.

— И получить пару пуль вдогонку. А так наверняка.

— Ну, это всего лишь счастливый случай.

— Тебе, Арзамасцев, не угодишь. Одного не пойму: как ты умудрился стать ефрейтором?

Беркут действительно не мог понять этого. Впрочем, может быть, там, в окопе, среди множества подобных ему, слабо подготовленных и не склонных к военным авантюрам солдат, Арзамасцев и в самом деле представал неплохим бойцом: прилежным, исполнительным; в боях хотя и не отличался, но ведь и труса тоже не праздновал.

И все же не таких солдат желал видеть теперь рядом с собой Беркут, совершенно не таких. Да только что уж тут возмущаться? Каких война и случай послали…

Проехав еще с километр, лейтенант остановил машину и быстро поменялся местами с Корбачем.

— Оружие все время держать готовым, — напомнил бойцам. — И не сбивайтесь в кучу. Не забывайте, что у немцев такие же шмайсеры, как и у вас.

Наконец Корбач свернул на проселочную дорогу, и впереди показались островки редколесья. Со слов Звездослава Беркут уже знал, что за несколькими такими посадками должно находиться село, а за ним — лес. Правда, в глуши его тоже может явиться им небольшое село, если только немцы не сожгли его, но там уже настоящие леса, в которых можно чувствовать себя более или менее защищенными.

Еще больше ободряло Беркута то, что, судя по карте, этими лесами они смогут пройти километров пятьдесят. А там и до Украины рукой подать. И сразу же вспомнилось: Подольск, лесная база отряда, последний бой на Змеиной Гряде… Крамарчук, Мазовецкий, Мария, другие ребята — живые и погибшие…

Вновь и вновь Беркут припоминал тех, кого послал тогда на задание вместе с Мазовецким и Крамарчуком. Неужели никто из них не спасся? Неужели никого из них уже не придется встретить в лесах под Подольском?

Как все круто изменилось в его жизни! Карательная экспедиция, бой на гряде, дни скитания по лесу, предательство старика, у которого он решил переночевать и немного отогреть свою простуду… А затем вдруг плен, имитация расстрела, вновь лагерь, наконец побег, и вот теперь эти бесконечные дороги и хутора Польши…

Вечерами, сидя в землянке вместе с Владиславом Мазовецким, он не раз выслушивал почти детское фантазирование поручика о том, как, вернувшись в Польшу, он создаст небольшой партизанский отряд и развернет борьбу за независимую Польшу. Слушать — слушал, но даже в сонном бреду не мог предположить, что очень скоро сам окажется на польской земле, и что самому ему, причем раньше, чем Мазовецкому, придется пройти почти через всю Польшу. Как партизану, с боями…