Глава 17

КОМБИНАЦИИ

(Сальвадор Дали, 1931)

В Мадриде, как всегда в октябре, стояла чудесная погода. Поэтому мне совсем не хотелось уезжать. Но я пообещала домашним, что приеду на день рождения Яна, и не собиралась нарушать своего обещания. Дело было даже не в Яне – он вряд ли заметит мое отсутствие. Дело было в матери, которая соскучилась и очень просила ее навестить. С одной стороны, я и сама соскучилась по домашним, но, с другой – мне было как-то боязно.

В самолете нас предупредили, что в Дублине холодно и дождливо, и над Ирландией мы пролетали сквозь густую пелену облаков. Наконец раздался глухой удар шасси о посадочное покрытие, самолет бодро пробежался по бетону, потом начал с ревом тормозить.

– Вот ты и дома, Изабель, – пробормотала я, отстегивая ремни безопасности. В окна самолета стучал дождь.

В аэропорту было полно народу. Просто немыслимо, как можно в такой толпе разглядеть встречающих? Но тут я услышала свое имя…

– Изабель!

Мне на шею кинулась сестричка Алисон.

– Добро пожаловать домой, – сказала она, и мы вместе начали проталкиваться к выходу. – В доме подключают центральное отопление, – на ходу рассказывала она, – и отец не смог приехать тебя встретить.

От одной мысли, что до сего дня в доме не подключено отопление, мне стало холодно. Я с удовольствием оглядывала Алисон. Она коротко остригла волосы и только на макушке оставила несколько длинных прядей, отчего вид у нее стал таинственным и интересным, в тысячу раз более пикантным, чем был раньше. Она была одета в черные джинсы, черные башмаки и черную кожаную куртку с серым меховым воротником.

– Ты научилась водить машину? – спросила я. Она отрицательно покачала головой.

– Нет еще. То есть я собираюсь пойти на курсы, но вечера такие темные, а дождь льет постоянно, и я решила подождать до весны.

– А как же мы доберемся до дому? – удивилась я.

– Питер нас довезет, – просто ответила она.

– Питер?

– Мой друг. – Она взглянула на меня с вызовом.

– Ну что ж… – Я сделала вид, что все в порядке вещей, но на самом деле мне не терпелось увидеть человека, которого Алисон сочла достойным для такой ответственной миссии, как встреча сестры, и притащила с собой в аэропорт в такую ужасную осеннюю ночь.

Он ждал нас у выхода. Высокий, со светлыми волосами, с ясными синими глазами.

– Если у тебя будут от него дети, – тихо сказала я ей, когда издали она махнула на него рукой, – то все решат, что вы из Скандинавии.

– Изабель! – Она больно ткнула меня в бок. – Я не собираюсь иметь от него детей. Не говори глупостей.

Она подошла к нему и поцеловала в щеку.

– Вот Изабель, – представила она меня.

– Привет, – поздоровалась я.

– Привет, – ответил он. Алисон взяла его под руку.

– Извини, что так долго, – сказала она. – Там полно народу.

– Да, вижу, – ответил он.

Молчаливый, подумала я про себя. Очень трудно представить Алисон в компании с таким молчальником.

– Можно я возьму ваш чемодан, Изабель? – спросил он.

И галантный, продолжала я наблюдение. В этом есть свое преимущество.

– Большое спасибо, – это я уже произнесла вслух.

– Зря предложил, – пошутила Алисон. – У нее там в чемодане кирпичи.

– Ничего, – сказал Питер и легко поднял чемодан. На меня он произвел сильное впечатление – мой чемодан весил не меньше тонны. Когда он отошел заплатить за стоянку, я спросила Алисон:

– Где ты его нашла?

– Я с ним работаю.

– Ты серьезно?

– Совершенно серьезно.

– Служебный роман! – засмеялась я. – Алисон Кавана, отпетая феминистка, закрутила служебный роман!

– Это не роман, – обиженно возразила она. – Это дружба.

– Ну хорошо. – Я постаралась стереть с лица улыбку, но Алисон моих усилий даже не заметила. Она искала глазами Питера.

Наконец мы уселись в машину.

– Скажи, – спросила я по дороге, – зачем тебе понадобилось стричься в машине? Тут все сиденье в волосах.

Питер и Алисон весело засмеялись.

– Это не мои, – сказала Алисон. – У Питера есть Лабрадор. Он линяет.

– О! – Я принялась счищать собачью шерсть со своего клетчатого жакета.

– Прошу прощения, – сказал Питер. – Если бы я знал, что повезу пассажира, то обязательно пропылесосил бы сиденье. Но Алисон наскочила на меня со своей просьбой совершенно неожиданно.

– Алисон! Зачем ты это сделала? Я могла бы и на такси добраться.

– Ничего страшного, – сказал Питер. – Мы все равно собирались сегодня куда-нибудь пойти проветриться.

– Но вряд ли в аэропорт, – заметила я.

– В такую погоду ты вряд ли поймала бы такси, – усмехнулась Алисон.

Дождь лил, не переставая. Я поплотнее закуталась в свой жакет. До чего же здесь холодно! Я с тоской вспомнила о Мадриде, о своих друзьях, которые сейчас, наверное, сидят в спортивном баре или в каком-нибудь другом дешевом, но очень милом ресторанчике, каких там миллионы, и мне стало еще холоднее.

Когда мы приехали домой, центральное отопление уже подключили. В холле, по крайней мере, было тепло. Мать набросилась на меня, едва я переступила порог, и заключила в горячие объятия.

– Добро пожаловать домой, моя родная! – повторяла она, поглаживая меня по голове, как ребенка. – Наконец-то ты к нам вернулась.

Я тоже жадно прижималась к ее груди, вдыхала родной запах.

– Все хорошо, мама, – бормотала я, не слишком вникая в смысл слов. – Как хорошо вернуться домой.

– Я так боялась, что рейс задержится, – продолжала мать. – У нас такая погода!

– Рейс задержался немного, – ответила я. – Хорошо, что Алисон с Питером меня встретили.

– Да, Питер! – воскликнула мать. – Изабель права. С твоей стороны это очень любезно.

– Не стоит беспокоиться, – ответил Питер.

– Снимай скорее куртку и проходи в дом, грейся. – Матери хотелось обнять всех сразу. – Отопление уже час как работает. А то мы боялись, что придется ходить по дому, закутавшись в одеяла, и питаться возле включенной плиты, чтобы не замерзнуть.

Мне было странно вернуться под родной кров. Странно не чувствовать себя хозяйкой своей жизни. Не бродить по дому в одной рубашке. Не сметь переключать телевизор по своему желанию.

Вечером зашла Хани, подружка Яна. Она оказалась еще более красивой, чем на фотографии, и к тому же очень воспитанной и интеллигентной. Ян был от нее без ума, и его трудно было в этом упрекнуть.

Алисон, в свою очередь, была без ума от Питера Хофни. Смешно было смотреть, как вспыхивало ее лицо, когда кто-нибудь произносил его имя. И свой гардероб она сменила полностью: теперь у нее появились какие-то замысловатые изысканные вещи, в которые она облачалась, когда шла с ним на свидание.

Итак, Ян был влюблен в Хани, Алисон – в Питера, и только я, старшая сестра, стала настолько благоразумной, что не испытывала никакой влюбленности.

День рождения Яна прошел веселее, чем я думала. Он арендовал зал в соседнем пабе и пригласил настоящий оркестр, который играл хиты 1970-х. Родители были в восторге и весь вечер бодро отплясывали танцы своей молодости.

– Какая прекрасная идея! – сказала я Алисон.

– О, Ян теперь весь в ретро! – захихикала она. – Но ты права, идея прекрасная. Да и песенки ничего, веселенькие.

Ян подошел спросить, как я себя чувствую.

– О, я едва не отплясала себе ноги! – ответила я. – Такой гимнастики у меня давно уже не было.

– Ты хорошо выглядишь, – заметил между прочим он. – Алисон сказала, что, когда она к тебе ездила, ты была похожа на привидение.

– Она преувеличивает.

– Она сказала, что ты тоскуешь и много пьешь и почти ничего не ешь.

– Она преувеличивает, – снова сказала я.

– А если честно? – спросил он. Очевидно, в семье давно собирались вытащить меня на разговор.

– А если честно, то я действительно некоторое время пила, потому что чувствовала себя несчастной и занималась самооплакиванием. Но теперь я снова в колее, и со мной все в порядке.

– Хорошо, – быстро произнес он. – Я тебе верю. К тому же ты действительно выглядишь классно.

Я была рада, что удостоилась его похвалы. Мне самой хотелось выглядеть на все сто, и я приложила к этому максимум усилий: еще в Мадриде уложила волосы, купила облегающий блестящий топ и черные джинсы, которые сидели на мне как вторая кожа.

– Ян! – позвала его Хани. – Пошли танцевать! Это «АББА».

Он охотно бросился на ее зов. Они были чудесной парой.

Но через некоторое время я села в уголок возле барной стойки. Состояние мое резко ухудшилось, я чувствовала себя совершенно разбитой. Ян с Хани, Алисон с Питером, мать с отцом резвились под музыку, как дети. На них было радостно смотреть, особенно на мать с отцом, которые в таком хорошем настроении не были уже лет сто. Думая про их брак (что случалось довольно редко), я догадывалась, что он не столь уж счастливый. Они уже устали друг от друга. Однажды, когда я была маленькая, у них возникла ссора. Меня уложили в кровать и сочли спящей. Но я не спала, я все слышала. Когда снизу раздались ненормально громкие голоса, я на цыпочках подошла к своей двери и стала слушать.

– Я на тебе женился, разве этого недостаточно? – громко спрашивал отец, и от его слов мне стало холодно. Ответ матери разобрать было невозможно.

– Это не моя вина, – продолжал он чуть менее раздраженно. – Такое со всяким могло случиться.

А потом я услышала рыдания матери.

– Но это случилось со мной! – вскрикивала она. – Именно со мной! Это я потеряла ребенка!

Я бросилась назад в спальню и зарылась с головой под одеяло. Тогда еще я не знала ничего о потерянном ребенке и о том, почему они поженились. А когда через много лет мать все мне рассказала, то я решила, что со мной такое не должно случиться. Мой избранник женится на мне ради меня самой.

Рядом со мной сел отец.

– Ты как? – спросил он участливо.

– Хорошо.

– Ты такая красивая.

Я улыбнулась.

– Спасибо.

– Мы о тебе очень беспокоились.

– С чего бы это?

– Ну, после всего, что было. Ты тогда чувствовала себя такой несчастной.

– Только не с вами.

Он положил мне руку на плечо.

– А как твоя новая работа?

– Хорошо. Начальница добрая. Все остальные очень милые, дружелюбные.

– Когда думаешь возвращаться домой?

– Не знаю. Когда-нибудь вернусь, очевидно.

– А рядом с тобой никого не обрисовалось?

– Никого. Похожих на тебя нет.

– Что ты имеешь в виду?

– Что лишь бы кого не надо, а таких, как ты, не найти!

Я чмокнула его в щеку.

– Я вдруг обнаружила: чтобы чувствовать себя защищенной, вполне можно обойтись без бойфренда.

– Конечно, можно, – согласился он. – Но мы о тебе заботимся.

– Я знаю.

Некоторое время мы молчали.

На следующий день я позвонила Жюли.

– Как праздник? – спросила она.

– Очень хорошо. Мы вернулись домой в четыре.

– А как головка? Не болит?

– Нет.

– Что с тобой, Изабель? Ты не заболела?

– Нет, я просто мало пила. И поэтому очень хорошо себя чувствую.

– Это хорошо, что ты себя так чувствуешь, – заговорщицки произнесла она. – А то тут есть одно дело.

– Какое?

– Это касается не только меня.

Я несколько опешила. Разумеется, все наши дела касаются не только нас, высказала я мысль. Но и наших родителей, к примеру.

– Дело не в родителях! – воскликнула она. – Какая ты глупая!

Тут до меня дошло.

– Энди?

– А кто же еще?

– Когда он приехал?

– В начале недели. Ни с того ни с сего обрисовался на пороге.

– Совершенно неожиданно?

– Совершенно. Я не поверила собственным глазам.

– И какой встречи он ждал от тебя? С распростертыми объятиями?

Она засмеялась.

– Не знаю. Он вел себя очень застенчиво. Привез плюшевого медвежонка.

– Медвежонка!

– Да. И в лапах у него была огромная коробка.

– А что в коробке?

– А в коробке еще одна коробка. – Казалось, что на том конце провода она просто прыгает от радости. – А в ней еще одна, потом еще одна и так далее, до самой маленькой коробочки.

– Жюли!

Я уже знала, что за этим последует.

– Это такое восхитительное кольцо, Изабель! – едва не пела она. – Я тут же его надела.

– И не снимаешь до сих пор?

– Разумеется. Я его так люблю!

Вечером я пришла к ней домой. Она вся лучилась от счастья. Ее темно-каштановые волосы, почти натурального цвета, блестели при свете ламп. Она была одета в черное шелковое платье.

– Вот это да! – Глядя на нее, я чуть не присела от восторга. – Покажи кольцо.

Оно было сказочно красивым. Почти таким же красивым, как мое.

– Потрясающе! – выдохнула я. – А где же Энди?

– Он в гостиной. Мы смотрели телевизор.

Энди без тапочек полулежал на диване со стаканом пива в руках и читал газету. При виде меня он вскочил на ноги.

– Изабель! Рад тебя видеть!

– Привет, Энди! Мои поздравления.

– Спасибо, Изабель, я так счастлив.

– И я! – радостно пропела Жюли.

– Как это тебя угораздило? – спросила я Энди.

– Просто я не могу без нее жить, вот и все.

Жюли вспыхнула.

– О Энди, – сказала я. – Как это все до невероятности банально!

– Ну и что? Главное, что это правда.

– А когда ты это понял?

Он на минутку задумался.

– Однажды во время работы, – наконец сказал он. – Я сидел за столом и никак не мог сосредоточиться. Из головы не выходила Жюли. И тут я понял, что если ее упущу, то просто сойду с ума.

Жюли еще сильнее вспыхнула и застеснялась.

– И тогда он решил меня не упускать, – сказала она.

– Решил не звонить, боялся, что она начнет возражать. – Он слегка усмехнулся. – Наш последний разговор вышел не слишком многообещающим. Оставался один шанс – захватить ее врасплох.

Жюли подхватила его рассказ.

– Дома никого не было, и я мыла голову. Только я собралась ее подсушить, как раздался звонок в дверь. И вот тебе пожалуйста.

– Стоит такая мокрая, дрожит от холода, – вставил Энди.

– И мишка у него в руках такой мокрый и замерзший! – вспомнила Жюли.

– Кажется, ты больше внимания обратила на мишку, чем на меня, – горестно заметил Энди.

– Ты тоже выглядел очень несчастным, – ободрила его Жюли.

– Я же знал, что ты обожаешь мишек!

Они счастливо засмеялись и взялись за руки. Потом снова повернулись ко мне.

– А дальше все было как в книжке, Изабель! – пропела Жюли. – Он сказал, что меня любит!

Казалось, для Энди ее слова прозвучали откровением.

– Да-да, ты именно так сказал! – подтвердила Жюли, давая ему хороший пинок. – А потом попросил выйти за тебя замуж.

– Как романтично, – вставила я слово. – Первый раз в жизни слышу такую историю.

– Сперва я просто не знала, что сказать, – продолжала рассказывать Жюли. – А потом он вручил мне плюшевого мишку и коробочку с кольцом.

– Кольцо пришлось впору? – деловито спросила я.

– Изабель! – Жюли взглянула на меня укоризненно.

– Немножко велико, – ответил за нее Энди. – Завтра мы его чуть-чуть уменьшим.

– Никому я его не отдам! – воскликнула Жюли.

– Как я рада за вас обоих! – от всего сердца поздравила их я. – И когда же счастливый день?

– Следующим летом, – со вздохом ответила Жюли. – У Энди в будущем году контракт в Праге на три месяца, потом он должен вернуться на некоторое время в Штаты, и только потом мы сможем пожениться. Раньше июня или июля по всем прикидкам не получается.

– Но вы можете уже сейчас зарегистрироваться! – подала реплику я.

– Изабель Кавана! Вообрази, что скажет моя мать, если мы не устроим самую грандиозную и пышную церемонию на свете!

– Она хочет общественного резонанса?

– Разумеется, хочет! – Жюли просто клокотала от переполнявших ее чувств. – Она ждала моей свадьбы с самого дня моего рождения! К тому же у Энди греческие родственники, они тоже обожают грандиозные семейные торжества.

– И что, они все приедут в Ирландию? – с любопытством спросила я.

– Откуда мы знаем, – безразлично вздохнул Энди. – Я им еще не говорил.

– То есть как?

Он несколько замялся.

– То есть я рассказал своим родителям – я к ним ездил на День благодарения, и Ари тоже знает, а больше никто.

– Его родители были разочарованы, что он не женится на гречанке или на худой конец на американке, – с улыбкой сказала Жюли. – Но потом они согласились, что ирландка – вообще-то тоже не самый плохой вариант.

Мне стало смешно.

– Вот это будет день!

– Да, – скромно подтвердила Жюли. – Я тоже на это надеюсь.

Мы расселись перед телевизором и принялись за коктейли.

– А где же твои? – спросила я.

– Отправились с визитом к сестре, – ответила Жюли. – Она насмотрелась программ по приготовлению разных блюд и решила поэкспериментировать на своих родственниках. Мы с Энди попали у нее в черный список, потому что отказались сегодня прийти. Я отговорилась твоим визитом и пообещала, что мы зайдем в другой раз. Меня просто в дрожь бросает от мысли, что там соберется вся наша разношерстная семья.

– Зато прекрасная возможность всем представить Энди, – заметила я.

– Ничего страшного, – храбро сказал он. – Я не против больших семей.

– Да и я, в сущности, – призналась Жюли. – Просто в массе Донеганы несколько утомительны.

По телевизору шла «Правдивая ложь» с Арни в главной роли. Энди заметил, что у Джеми Ли Кертис – самое совершенное тело в мире. Пока мы баловались чаем с конфетами, Арни благополучно спасал Джеми Ли, а заодно и весь свободный мир от гибели.

– Потрясающе, – сказала Жюли, когда фильм кончился. – Совершенно неправдоподобно. Я имею в виду даже не фильм – я имею в виду скорей живот Джеми. После семнадцати у женщин такого вогнутого живота не бывает.

– А у меня и в семнадцать такого не было, – призналась я. – И, судя по всему, уже никогда не будет, потому что мне больше нравится отдавать должное этим замечательным конфетам.

– Что ж, раз тебе нечего терять, ты можешь себе заодно позволить и кусочек фруктового торта!

Мы с Жюли отправились на кухню за тортом.

– До чего же я счастлива! – щебетала Жюли, разрезая торт. – Я просто не могу в это поверить!

– Кажется, раньше ты говорила, что если он позвонит, то ты еще подумаешь, стоит ли вообще с ним разговаривать.

– Ты что, с ума сошла? – Жюли не на шутку испугалась. – К тому же он не позвонил. Он явился лично. И я его очень люблю.

Это было видно невооруженным глазом, потому что их любовь каждую минуту выражалась в массе самых незначительных вещей. В том, с каким взаимным пониманием они смотрели друг на друга, как они представляли себя в будущем единым и неразделимым целым. Точно так же я чувствовала себя с Тимом. Внезапно меня захлестнула такая волна отчаяния, что я едва не заплакала.

– Я сейчас приду, – пробормотала я, выбегая в туалет.

Там я села на крышку унитаза и подперла голову руками. Мое отчаяние на этот раз не было связано с потерей Тима – это была самая настоящая ревность.

Мне самой стало страшно от силы своей ревности. И к кому? К своей лучшей подруге! Я завидовала тому, что она любит и любима, а я сижу здесь одна. Как это глупо, говорила я себе. Как по-детски. Я преодолела свое чувство к Тиму, всю историю оставила позади. Так чего же мне вдруг стало так больно?

Но я не могла ничего с собой поделать.

Если бы все у нас вышло хорошо, то сейчас у нас был бы уже ребенок. Мы стали бы настоящей семьей. Какая я дура, говорила я себе, зажимая руками рот, чтобы не разреветься вслух. Прекрати сейчас же дурить, Изабель!

Кто-то однажды сказал, что зависть – самое непродуктивное из всех чувств. Я напомнила себе это изречение, постаралась взять себя в руки и вернулась в гостиную, где вместе с Жюли и Энди продолжала праздновать их счастливое соединение.