Пожить хотим
— Конечно, люди хотели пожить, война была.
— Дело идет не об отдельных лицах, а об основных кадрах, тем более о широких массах. Они очень устали. И не все наверху выдерживали этот курс. Потому что очень трудно его выдержать. Прямо это не было высказано, а фактически так Брежнев заключал XXIV съезд партии словами: «Легко дышится, хорошо работается, спокойно живется!» Конечно, сказал для большевика: «спокойно живется»! Большевик так не может. Если спокойно живется, большевики не нужны. Абсолютно не нужны. Они где-нибудь наворачивают — идти вперед, пробивать трудность, а для спокойной жизни зачем большевики? Социал-демократы лучше. Они как раз на это годятся. Они подчинились этому, так сказать, стихийному движению капитализма.
— При Хрущеве — хлеб есть, продукты есть, ну и хорошо. Он и сыграл на этом.
— Не столько он, сколько его использовали ловко. Все хотели передышки, чтобы напряженность как-то ушла.
— Пожить хотим, — говорит Шота Иванович. — Живем один раз. Женщин хотим, погулять.
— Без женщин тоже не бывает. Вот Поскребышев и Власик на этом попались. Я был, так сказать, в стороне, опальный. Удивился: нет Поскребышева. Сталин его снял, но не посадил, потому что государственные деньги он не тратил. А Власик тратил в счет охраны на это дело. Но они оба Сталина не ругали. Я уже вернулся, откудова… Из Монголии? Нет, уже из Вены. Встречал Поскребышева на бульваре Тверском. Я к нему не подходил, только раскланивался. И он тоже. Он против меня интригу вел большую, Поскребышев. Хотел использовать моего переводчика Павлова. Тот поддакивал, Павлов, ничего в нем партийного нет, но служака неплохой, взял я его. Павлов английский изучил хорошо и немецкий знал хорошо. Конечно, мне такой переводчик, беспартийного типа человек, я бы сказал, не очень, но честный служака, никаких у него связей таких не было… Я его вышиб из Министерства иностранных дел после смерти Сталина, после моего возвращения в МИД. Сталин меня вышиб оттуда, а когда я вернулся в 1953-м, Павлов был переводчиком у Вышинского, Вышинский был министром после меня. Вот Павлов стал ко мне заглядывать, доносить на Вышинского.
Я ему говорю: «Вот что, Павлов, идите вы ко всем чертям. Вы мне больше не нужны. Я Вышинского знаю очень хорошо, зачем вы мне о нем всякие вещи будете рассказывать? Я вас из министерства удаляю, больше я с вами не могу работать». А я знал, что перед этим он на меня доносил.
— Бережков лучше был?
— Того я раньше выпроводил из МИДа на журналистскую работу, выпроводил, потому что чекисты доложили, что родители его с немцами в тылу. В районе Киева где-то. Может быть, это были слухи, но доложили, сообщают, я проверять не в состоянии.
Я тогда его моментально в журнал «Новое время» — нечего тебе делать у нас, Я ему даже не говорил причину, потому что черт его знает! Секреты чекисты докладывают, что тут сделаешь!
Ну, он молодой парнишка…
Поскребышев против меня работал… Интриги в верхах… Около нужных людей и около средних людей…
Сталину, я думаю, он был предан[55]. Но в грязных делах замешан. Бабы в таких случаях являются посредниками и орудием — затащить, испачкать человека. С этим приходится считаться.
Человек способный. Он заменил Мехлиса. А до Мехлиса у Сталина был Товстуха. Хороший человек. Умер, легкие.
— Военные не любят Мехлиса.
— Да, в общем, Симонов довольно хороший дал его портрет. Но вместе с тем человек был преданный.
15.05.1975, 17.07.1975, 11.03.1976, 09.01.1981
— Вы говорили, что и вас подслушивали?
— По-моему, всю жизнь меня подслушивают. Чекисты мне говорили, я не проверял. Ну, чекисты ко мне хорошо относились. Прямо говорят — поосторожней разговаривай. Просто даже без всякого умысла, мало ли. А доложат, что-нибудь еще добавят от себя. Поэтому стараемся не болтать такого чего-нибудь… Ну, вот Сталин как раз подчас уж сверхподозрительным был. Но ему и нельзя не быть подозрительным, нельзя, нельзя… И вот попадешь под какую-нибудь информацию, которая… В этом трудность. Да, трудность.
Пока классы есть, наверху только такая жизнь. Ищут любую лазейку, прямо не найдут, так через родственников, а у родственников — через швейцара, через любые связи. Готовы уступить за деньги, на любую подлость пойдут. С этим нельзя не считаться. Но я это всегда знал, всегда понимал, что, конечно, всегда на волоске можешь оказаться, это надо уж помнить. А другого выхода нет… Надо продолжать борьбу с тысячью осторожностей, которые все-таки ничего полностью не гарантируют, как ничего на свете все-таки абсолютного нет, ну что же делать? А все-таки можно участвовать с пользой дела. Мы всегда помнили провокатора Малиновского…
15.08.1975