Глава 6. Страсти-мордасти вокруг Дыры

«Анцитаур» приятно грел бок. Так приятно, что в какой-то момент Косте причудилось, что он спит с Иркой. Но как только он обнял ее и стал целовать, она ударилась в крик: «Хреновина!» Естественно, Костя очнулся.

Командир Березин, вцепившись в ноутбук, топал ногами и орал благим матом:

— Зависла, хреновина!!! Зависла, хреновина!!!

Бараско ничего не чудилось. Он безвольно, как тряпочка, висел на спинке кресла. Его «американец» валялся под ногами. В дверь колотили:

— Открывайте, подлюки!

Бронепоезд подавал длинные, протяжные гудки: «У-у-у!!!» и летел, как камень, выпущенный из пращи.

Должно быть, снова что-то случилось со временем, подумал Костя, выглянув в окно: снаружи только-только светало. А мы бежали днем, вспомнил Костя. Мелькающий лес казался сплошными черными декорациями. Неужели все дело в «анцитауре»? Неужели он спасает меня от неприятностей? Он сунул руку в карман. «Анцитаур» действительно был теплый и даже чуть-чуть пушистый, словно бархатный. И почему Бараско его остерегался, а Сидорович — боялся?

— А хрен тебе! — отважный командир Березин безуспешно пытался перезапустить игру, но у него ничего не получалось — код, который он накануне взрыва записал, не срабатывал.

Костя сказал:

— Вернитесь назад, сделайте один шаг, запомните, а потом перезагрузитесь и введите ваш код.

Березин долго сопел над клавиатурой, вдруг подпрыгнул и впился в экран, на котором появилась надпись «дубль», а потом — «Дыра».

— Будешь моим консультантом! — радостно закричал он, грызя от нетерпения костяшки пальцев.

— Есть, товарищ командир! — вытянулся в струнку Костя.

— А это кто? — бросил Березин мимолетный взгляд на Бараско.

— Ваш второй помощник, — отчеканил Костя.

— Отлично! Будет твоим заместителем!

Бараско как раз разлепил мутные глаза и взирал на мир, как недельный пьяница:

— Где мы?

— Товарищ командир! Товарищ командир! — ломился в стальную дверь младший лейтенант Нежный. — Папа! Папа!

— Федор Дмитриевич! Федор Дмитриевич! — надрывался генерал-майор Чичвакин. — Здесь ваш сынок! Откройте, ради бога! Мы с ума сходим!

— Вот гады! — ухмыльнулся в седеющие усы Березин. — Доиграть не дадут… Открыть дверь!

В ЗКП ворвалась толпа. Младший лейтенант Нежный, на широких плечах которого, казалось, готова была лопнуть гимнастерка, бросился на шею Березину:

— Папа! Папа! Они не убили тебя?!

— Как видишь, нет, — спокойно ответил командир Березин, поправляя на груди Звезду Героя России. — Я живучий.

Косте и Бараско заломили руки.

— Отставить! — приказал Березин, с трудом разлепляя крепкие руки отпрыска на своей уже немолодой, но еще крепкой шее. — Это мои заместители по игровой части. Вернуть им оружие, и по морде больше не бить! Всем смирно! Открываю дверь! Внимание! Ахтунг! Не дергаться!

Все присутствующие в ЗКП браво отдали честь и вместе с бронепоездом, носившим название «Смерть врагам СВ!!!», влетели в Дыру. Вспышка то ли солнца, то ли ядерного взрыва ударила в окна.

— Всем стоять по местам! Рты открыть! Жалюзи закрыть! — отдавал приказы Березин. — Включить вытяжную вентиляцию! Приготовиться в ударной волне!

— Папа! Мы не погибнем?! — со страхом спрашивал младший лейтенант Нежный, повисая у него на шее.

— Мы не погибнем, сынок! — гордо отвечал командир Березин. — Мы летим в наше светлое будущее, чтобы вернуться в светлое коммунистическое прошлое. — Ура!!!

И все закричали:

— Ура! Ура! Ура!

Но как-то неуверенно, словно боялись сглазить слова командира Березина.

В этот момент бронепоезд на всем ходу во что-то врезался, и все, находившиеся в ЗКП, упали на пол. Некоторые даже разбили себе носы. Один командир продолжал, не отрываясь, играть в «Авто Зону». Он как раз должен был произвести разведку вокруг объекта.

— Папа! Не ходи! — кричал младший лейтенант Нежный. — Пусть идет кто-нибудь другой. Пусть идет он! — и показывал пальцем на генерал-майора Чичвакина.

— Я-я-я… — краснел и потел генерал-майора Чичвакин. — Я-я-я… исполню любой приказ!.. — но почему-то оставался стоять на месте.

— Тогда вперед! — командовал младший лейтенант Нежный. — Марш в разведку!

— Нет! — воскликнул счастливый отец, с трудом отрываясь от игры «Авто Зона». — Я должен сам все разведать! Так поступают настоящие сталкеры! — и он показал на экран ноутбука.

— Но мы же не сталкеры! — в отчаянии кричал младший лейтенант Нежный. — Не надо! Что я скажу маме?!

Дело в том, что Федор Дмитриевич Березин всю жизнь тайно любил его маму, но не мог с ней жить, так как ради военной карьеры вынужден был жениться на дочери высокопоставленного чиновника из МО. Это была трагедия всей его жизни. Поэтому он изводил себя службой и брался за разные опасные задания. Он сам разработал план с бронепоездом «Смерть врагам СВ!!!» и по старой комбатовской привычке считал, что в ответе за каждого солдата.

— Надо! — гордо и смело ответил командир Березин. — Надо! Скажешь, что я погиб, собирая для Родины хабар! — и, открыв бронированную дверь, попятился и выпал в сияние дня, посверкивая Звездой Героя России.

Наступила мертвая тишина. Только паровоз в отдалении чихал и кашлял. Все присутствующие вперились в щели окон и шептались, делая ставки:

— Дойдет? — спросил генерал-майор Чичвакин.

— Нет, не дойдет… — ответил сержант.

— Дойдет! — верил мичман, которому было страшно и весело.

— Три к одному, не дойдет до ближайшего бархана! — предрекал сержант.

— Пять к одному — сгорит у того куста, честное слово!

— Не-а… у той ямы, — цинично рассуждал генерал-майор Чичвакин. — В такой яме обычно «ведьмин студень» сидит. Ставлю один к десяти! — и полез в карман за толстым бумажником.

Генерал-майор Чичвакин давно уже метил на должность командира бронепоезда, но у него, во-первых, не было Звезды Героя России, а во-вторых, он был неудачливым игроком — все свои деньги спускал в казино. В Дыру он подался, чтобы подзаработать. Естественно, если бы Чичвакин стоял во главе экспедиции, то ему и весь фарт в руки.

Младший лейтенант не выдержал. Он выхватил пистолет и, размахивая им, заорал:

— Молчать, суки! Волки позорные! Мыши лабораторные! Кто посмел ставить на командира, шаг ко мне!

Все, как один, сделали этот роковой шаг, кроме генерал-майора Чичвакина, который как назло зацепился кителем за пульт управления и никак не мог отцепиться, хоть и очень старался.

Младший лейтенант Нежный был внебрачным ребенком командира бронепоезда. Он только что стал бакалавром и служил в адвокатской коллегии, поэтому не терпел несправедливости и был максималистом. Командир Березин взял его покататься на бронепоезде, а чтобы он не путался под ногами и его не пинали, как щенка, присвоил ему офицерское звание и поручил командование взводом охраны и впередсмотрящих.

— Ну все! — мертвея от злобы, заявил младший лейтенант Нежный. — На колени! Сейчас я вас, суки, убивать буду! — И выстрелил в бритую макушку старшины Русанова.

— Большое спасибо! — отдал честь Русанов. — Честное слово! — и умер с прекрасной, свежей улыбкой на устах, разгладив напоследок свои буденовские усы.

А потом младший лейтенант по фамилии Нежный по очереди застрелил мичмана, балагура и весельчака, и сержанта, мрачного и угрюмого, который мечтал посадить весь мир в тюрьму. Кого бы еще убить? — подумал младший лейтенант, озираясь и поводя пистолетом из стороны в сторону. Генерал-майор Чичвакин слегка опозорился — из-под него потекла моча.

— Не бзди, генерал, — пожалел его младший лейтенант Нежный. — Ты нам еще нужен.

— За-за-зачем?.. — выдавил генерал, решив, что его участь предрешена.

— А кто в разведку будет ходить, сука генеральская? Отец, что ли, мой? Или я? А ну живо!..

— Слушаюсь! — обрадовался генерал-майор Чичвакин, вытягиваясь в струнку. — Разрешите выполнять?

— Выполняйте!

Быстрее пули генерал выскочил из вагона и понесся на помощь отважному командиру Березину, кричал:

— Федор Дмитриевич! Федор Дмитриевич! А меня к вам ваш сынок подослал! Будем вместе хабар искать! Вы на тот бугор не ходите, там может притаиться всякая нечисть!

При этом он совершенно забыл, что правая нога у него, между прочим, плохо гнулась, а левую он обычно подволакивал. Он, как птичка, радовался жизни и свободе.

— Пора сваливать, — прошептал Бараско, боком протискиваясь в тамбур. Сквозь неплотно пригнанные стальные листы пробивался яркий свет.

— Ты думаешь, нас подорвали? — спросил Костя.

— Кто? — удивился Бараско, разглядывая что-то в щель. — Кому мы нужны в этих песках?! Тьфу ты! — от досады он сплюнул и потрогал лицо.

Под правым глазом у него наливался огромный синяк. У самого же Кости, как всегда, пострадал нос — на пол капала кровь, но Костя не обращал на это внимания. Привык, что ли? Или стал бесчувственным?

— Что случилось? — встревоженно спросил ое, прикладывая к носу заскорузлый от крови платок.

— Сам посмотри, — ответил Бараско.

Костя припал к щели. Он увидел часть железнодорожного пути, ровную поверхность с какими-то сухими растениями и склон бархана, сплошь усыпанный камнями, кажется, хабаром.

— Пойдем, — тихо сказал Бараско.

— Куда?

— Воды надо достать.

— Мы что, уходим?

— Вот именно.

— Почему?

— Да не туда попали. Зря я понадеялся на твой «анцитаур».

Костя вопросительно уставился на него. Ему стало обидно за «анцитаур».

— Да-да-да! — признался Бараско. — Я сразу понял, что ты везучий парень, «анцитаур» только подтвердил мою догадку. А он возьми да затащи нас в пустыню.

— Ты что, здесь бывал?

— Конечно, бывал. Место называется «Речной кордон». Только рекой здесь и не пахнет. Скорее всего, это тупик. Все высохло. Водохранилище испарилось. Деревья умерли. Камыш рассыпался в прах. Цивилизация загнулась еще при… как ее там… м-м-м… дай бог памяти… еще до «самостийной Украины».

— А что это такое?

— Это самая нежизнеспособная страна в мире. Была.

— Так мы в Дыре или не в Дыре?

— В Дыре! А толку?! — отвечал Бараско, мимоходом заглядывая во все закутки. — Пусть меня Зона сожрет, если вру!

Костя понял, что Дыра — это не то место, которое приводит человека в восторг, и поумерил свой пыл. Но все равно ему хотелось выскочить наружу и все-все разглядеть собственными глазами.

— Что ж делать-то? — спросил он.

— Бежать, конечно!

Они бесшумно проникли в вагон-камбуз. Повара были заняты тем, что тоже следили в окна за славным командиром Березиным, который ходил и рассматривал землю под ногами. Все ждали, что его убьет какой-нибудь экзотический хабар или ловушка. Хотел Бараско сказать, что место здесь вполне безопасное, да передумал.

— Они сейчас этот хабар нагрузят и двинут в обратный путь, — прошептал он.

— А мы? — спросил Костя. — А он?

Ему вдруг захотелось вернуться домой на бронепоезде.

— А он вернется уже не в наше время, — усмехнулся Бараско.

— А куда?

— Да в свой коммунизм и вернется.

— Хм… — недоверчиво хмыкнул Костя. — Так не бывает.

— В Зоне все бывает.

— А мы?

— А мы? — переспросил Бараско загружаясь бутылками с «минералкой». — Мы пойдем другим путем. Помнишь, классик научного коммунизма говорил?

— Не помню, я научный коммунизм не изучал.

— Но цитировал. Ладно, горе мое, — вздохнул Бараско, заметив, что Костя злится. — Тогда делай вид, что собираешь хабар.

Никем не замеченные они выскочили из бронепоезда, и Костя аж подпрыгнул — под ногами ковром лежал хабар. Он тут же забыл все свои страхи и сомнения. Хабар здесь был самый разнообразный: хабар, который почти вечно давал воду, хабар, который был способен зажигать костер — хоть сто тысяч раз, съедобный хабар, который, правда, надо было молоть, хабар-попрыгунчик и даже — хабар-ветер. И еще множество всякого другого добра, свойства которого Костя попросту не знал.

— Это все примитивный хабар, — объяснил Бараско. — Так называемый, природный. А нам нужен современный, технологический. Так что ты можешь смело все выбросить.

Действительно, пока они шли до бархана, Костя успел забить карманы камнями и песком. Ему стало тяжело идти, ноги вязли в почве, по шее побежали струйки пота.

— Ничего, — кряхтел Костя, — пригодится…

Уж очень ему не хотелось расставаться с этими очень полезными вещами. Он даже прихватил какой-то полосатый камень. Хорошо, хоть Бараско не заметил — камень еле уместился за пазухой.

Они поднялись на бархан. Паровоз отчаянно свистнул, пушки и пулеметы бронепоезда угрожающе зашевелились и ощупывали все окрест. Из выгонов высыпали команды и торопливо стали сгребать в вагоны тонны хабара.

— Дома отсеют хабар и продадут, — сказал Бараско, с презрением наблюдая за солдатами. — Нам такие жертвы не нужны.

— Зато много и сразу, — вздохнул Костя.

Честно говоря, он не знал, плохой или хороший метод обогащения изобрел славный командир Березин. Но, похоже, голова у него варила. Нет ничего проще, чем заскочить в Дыру, нагрузиться под завязку и дернуть домой.

— Папа, я что-то нашел! — кричал младший лейтенант Нежный.

— Неси сюда, сынок! — отвечал командир Березин.

— Тьфу ты! — плюнул Бараско. — Пользуется служебным положением!

— Какое же это положение? — не согласился Костя. — Это бизнес. В Москве все так делают.

— Не знаю, как в Москве, а у нас это называется дуростью.

Они спустились по другую сторону бархана и возле куста саксаула решили перекусить. Не успели умять банку тушенки и каравай хлеба, как на гребне бархана, со стороны пустыни, мелькнула и пропала чья-то голова. Костя схватился за автомат.

— Эй! — крикнул кто-то, однако не показываясь. — Давай жетон! Давай!

— Кто это? — оторопело спросил Костя, держа гребень бархана под прицелом и ежесекундно ожидая, что оттуда прилетит граната.

— Аборигены, — спокойно ответил Бараско, вычищая банку коркой хлеба. — А может, партизаны. У тебя мелочь есть?

Костя нащупал в кармане три монеты по пять рублей.

— Только просто так не отдавай, — сказал Бараско, прикладываясь к бутылке с водой.

— А что взамен?

— Сейчас посмотрим? Эй чукча, вали сюда! — позвал Бараско, едва взглянув наверх.

Из-за гребня бархана, мелькнув, как ящерица, скатился волосатый человек, одетый пестро, как американский бомж, но в какой-то разорванной треуголке времен наполеоновских войн, и первым делом, схватив пустую консервную банку, сунул ее за пазуху.

— Дай жетон! — протянул он руку. — Дай!

— Э-э-э! — замахнулся Бараско. — Положи на место!

— Дай, а? Дай! Будь другом! А я тебе такой хабар, такой!.. — человек с ловкостью фокусника извлек из своего тряпья глиняную трубочку. Флейту, что ли? Или свисток? Нет, она больше походила на палочку для ковыряния в носу.

— Не-не-не-не… — отказался Бараско. — Зачем нам твоя «фляжка»?

— Как зачем? — гримасничал человек. — Шалманить будешь.

— Нет! — твердо сказал Бараско. — Мы местное пиво не пьем. Плохое у вас пиво. — И пояснил специально для Кости: — Моча, а не пиво, они какую-то траву жуют, сплевывают в ведро, а потом заливают водой из реки, и все это бродит на солнце. Вот из этой трубочки она и течет хоть всю жизнь, но только исключительно в Дыре. А у нас — бесполезная трубка. Нет! Нет! Ты, чукча, дай нам что-нибудь полезное.

— Нема, — развел руками абориген.

— А вот у тебя «пометы».

— «Пометы» нема, есть только «фляжка».

— Ну тогда иди отсюда! — грубо сказал Бараско. — И банку нашу отдай. Из банок они украшения делают, — сказал он, обращаясь к Косте, — и продают туристам втридорога.

— На «пометы», на, — согласился абориген. — Но за нее банка и два жетона.

— Одним обойдешься, — сказал Бараско. — Отдай ему одну монету.

Обмен состоялся, и абориген исчез, оставив им, как показалось Косте, кусочек глины на веревке, чтобы носить на шее.

— Что это такое?

— Одноразовая шапка-невидимка. Пригодится за пять рублей-то, — произнес Бараско и полез по склону бархана.

— А почему они деньги называют жетонами? — Костя лез следом.

— Да потому что у них только устанавливается вычислительная система. А деньги им нужны для обозначения количества продуктов.

— Дикари, однако, — заметил Костя.

— Сейчас увидишь, какие это дикари… — пообещал Бараско и уверенно повел его на северо-восток, где, по его словам, находилось аборигенное поселение Красноводск.

— Конечно, это не наш Красноводск, просто мы его так называем, — объяснил он. — Мне там свидание назначено.

— Вот для чего я тебе был нужен, — догадался Костя. — Чтобы добраться сюда?

— Не совсем.

— А для чего? Ты же бывший полицейский.

— Я уже был им пять раз. Мне просто некуда деваться. Каждый раз, когда немцы появляются, они заставляют ходить меня с ними по Зоне. Потом меня как бы убивают. И все повторяется заново.

— Врешь ты все! — сказал Костя.

— Нет, — Бараско сел на землю и загреб жменю песка. — Ты изменил течение времени. Здесь раньше все было стабильно из года в год. Сталкеры занимались своим делом, немцы своим, военные думали, что все контролируют. Никто никому не мешал. Немцы искали свое, мы — свое, потому что не видели друг друга. А теперь все зашевелилось, и время стало течь, как этот песок. Разорван круг зависимостей потому, что тебя выбрал «анцитаур» — в общем-то, постороннего человека, даже не сталкера. Дыра должна открыться. В Дыре есть лекарство для моей дочери. Большего мне и не надо.

— Врешь, ну ведь врешь! — закричал Костя. — Наверное, ты думаешь, меня можно так просто облапошить?!

— Эх, парень, парень, ничего я не думаю. Я уже устал здесь бродить. Жизнь оказалась слишком сложной. Многое в ней запутано. Порой то, что кажется явным, на самом деле ничего не стоит. Так что не руби с плеча. Впрочем, ты свободен, можешь идти в бронепоезд и катиться в свой коммунизм.

— Не-е-е… — разочарованно выдавил из себя Костя. — Я с тобой.

— Ну смотри, — равнодушно заметил Бараско, — не пожалей.

* * *

Между тем, они даже не подозревали, что их жизнь висит на волоске. За девяносто километров к востоку, в густых черниговских лесах генерал Лаптев расправлялся с капитаном Чепухалиным. Сам Чепухалин вряд ли понимал, что с ним происходит, потому что в него вселился дух неизвестного нам существа. Нельзя сказать, что Чепухалин не контролировал события, кое-что он соображал, конечно. Но соображал он как бы с точки зрения этого существа. Кстати, существо это принадлежало к первой группе «камбунов». Всего групп было девять. Стало быть, на встречу с Чепухалиным послали самого грозного и опытного «камбуна» по имени Гайсин. На время Гайсин стал Чепухалиным, а Чепухалин, в свою очередь, стал Гайсином. Это взаимопроникновение принесло страшные плоды, ибо окончательно надорвала и без того измученную фантазированием психику Чепухалина.

Особенностью Гайсина было то, что он не мог существовать в относительно слабом магнитном поле Земли. Для него подобное магнитное поле было скорее линейным, чем закрученным. И конечно же, Егора Чепухалина в таком состоянии не застрелили, и не могли застрелить.

Впрочем, вначале дело приняло печальный оборот, ибо ни один смертный не может противостоять трем БТР-90. Кроме того, не меньше роты солдат с автоматами, пулеметами и минометами залегли окрест и держали под прицелом все входы и выходы столовой.

— Сдавайся, Чепухалин! — кричал, распаляясь, генерал Лаптев. — У меня времени нет возиться с тобой, у меня горячая линия с верховным.

— А х… тебе на рыло! — высунулся Чепухалин в окно.

Генералу Лаптеву только этого и надо было.

— Огонь! — заорал он.

Все три БТР-90 ударили из тридцатимиллиметровых пушек по этому окну, а солдаты выпустили туда же не меньше чем по рожку патронов.

Когда стих грохот, а пыль еще витала в воздухе, генерал Лаптев спросил в свой матюкальник:

— Ну что, сучонок, мало тебе?

Капитан Чепухалин не ответил. Он висел под потолком, зацепившись за крюк, и в левом ухе у него сильно звенело, поэтому он ковырялся в нем пальцем. Временно он превратился в человека-паука. Тело его стало сухим и невесомым, как у насекомого.

— Эй!.. — обрадовался было генерал Лаптев. — Супостат!.. Живой?..

Генералу действительно с минуту на минуту должен был позвонить сам президент России — Дмитрий Медведев — и санкционировать выполнение или невыполнение плана «Дыра». К этому времени генералу надо было любыми способами разобраться с сумасшедшим Чепухалиным.

Его следовало еще три года назад списать за то, что он едва не запустил ракету РС-20 на Вашингтон, думал генерал Лаптев. Сейчас у меня не было бы никаких проблем, и сидел бы я уже давным-давно в Москве. А может быть, надо было сделать так, чтобы он ее все-таки запустил? Генерала Лаптева до сих пор мучили сомнения.

А дело было так: Чепухалин проникся ненавистью к америкосам, которые засели в Вашингтоне. Оно-то, конечно, может, и правильно — нехуй всем светом править и всем свою волю навязывать, особенно свой либеральный западный монетаризм, который привел к мировому кризису. Чепухалин как раз вынашивал идею романа «Развалины Пентагона одобряю». Роман у него никак не получался, потому что запад снова стал любить Маркса и социализм, а у нас Макса обосрали с ног до головы, а за одно и его теории, и забили на прибавочную стоимость. И получалось, что всех в нашей стране в очередной раз предали. А вот если бы не предали и мы бы стояли насмерть, какими мы сейчас были бы сильными — хотя бы чисто морально. Так примерно рассуждал Чепухалин. Нищими, но сильными! Роман выходил чисто теоретическим, с большими рассуждениями и глобальными выводами о вечной несправедливости, а зрительные образы ускользали. Поэтому решил Чепухалин вначале запустить ракету и сотворить развалины, а потом, на свежем материале, написать роман. Три месяца он готовился. Развелся с Варварой. Но даже и тогда не решился бы, но совершенно случайно нашел ключи от командного пункта — сам же генерал Лаптев спьяну их и потерял. А потом так же случайно, по пьянке, выиграл в карты у соседа программу запуска ракет. Все у него вышло, никто ничего не заподозрил. Проник в командный пункт, запустил программу, нажал красную кнопку, а ракеты не взлетают. Стал разбираться. И оказалось, что в пусковой установке отсутствуют аккумуляторы. Как потом выяснилось, начальник третьей смены их пропил еще полгода назад. «Все равно ракеты никто не пускает и никогда не запустит, — объяснил он потом генералу Лаптеву. — Третьей мировой не будет! Это политический факт!» Побежал Чепухалин в гараж за аккумуляторами, а по дороге нос к носу столкнулся с генералом, который искал потерянные ключи. А так как Чепухалин его ненавидел после лейтенантской жизни, то взял и выложил, как на духу, какой бардак творится в его части и куда и зачем он, собственно, бежит — за аккумуляторами, естественно, чтобы развалить Пентагон к едрене фене. Разумеется, генерал Лаптев пришел в ужас. Начальника третьей смены как пацифиста отдали под суд, а Чепухалина хотели даже наградить за проявленную бдительность, но в предыдущих его действиях с ключами и программой пуска заподозрили злой умысел и решили сор из избы не выносить, а перевести капитана из РВСН в тактические войска. Однако вместе с Чепухалиным на всякий случай перевели и генерала Лаптева. Теперь оба при виде друг друга мучились несварением желудка.

Генерал дал команду, и третий взвод со всеми предосторожностями приблизился к столовой, а потом проник внутрь. С минуту было тихо, как на кладбище. Генерал с облегчением вздохнул. Он уже ждал доклада об окончании операции, когда внутри что-то произошло. Там вдруг замелькали то ли молнии, то ли заискрилась проводка. Надо было вначале все отключить, сообразил генерал Лаптев. Но было поздно. Один за другим из окон стали вылетать солдаты третьего взвода и рядами укладываться на газоне перед столовой, будто им всем приспичило вздремнуть.

— Мать твою… — озадаченно пробормотал генерал Лаптев, сдвигая на затылок каску, — мать твою-ю-ю…

Он сообразил, что его карьера повисла на волоске, что ему не видать повышения, как собственных ушей, а тем более перевода в столицу, и что теперь ему терять нечего. Посему он отвел войска на запасные позиции и расстрелял в упор здание столовой из ПТУРсов, автоматических гранатометов АГ-17 и полковых восьмидесятидвухмиллиметровых минометов «Поднос».

Когда пыль рассеялась, все, кто остались живы, увидели, что крыша рухнула, стены обрушились, а на месте столовки высится груда кирпичей.

Генерал Лаптев поспешил в командный пункт. До залпа ракетами тактического назначения осталось двадцать минут. Если до часа «Ч» не поступит приказ от главнокомандующего, придется стрелять, думал генерал Лаптев, почесывая за ухом своей любимой собаки по кличке Грыжа.

Он приказал принести чаю и стал ждать. Когда до часа «Ч» осталось пять минут, приказал всем молчать и слушать. Но и в час «Ч» звонка не поступило. Генерал на всякий случай прождал еще пять минут, потом — десять, потом — пятнадцать. Москва молчала. Генерал приказал проверить все виды связи. Ему доложили, что связь в порядке. Ну что ж, понял генерал, надо действовать. Груз ожидания свалился с его плеч. Зато появился груз ответственности. Политики приняли решение стереть с лица Земли Чернобыльскую Зону вместе с ЧАЭС и Дырой в придачу. Что ж, так тому и быть. И хотя генерал Лаптев никогда не видел этой самой Дыры, ему было все же жаль уничтожать ее. Сколько добра оттуда можно было взять, рачительно, по-хозяйски думал он. Сколько добра! Сколько людей можно было спасти от всяких страшных болезней! Но теперь уже все равно, понял он. Полный капец!

— Готовность две минуты! — отдал он команду.

Завыли сирены. Вентиляторы внутри командного пункта, которые давно уже вращались на полные обороты, стали вращаться еще быстрее и подняли давление еще больше. Подчиненные приготовились к тому последнему мгновению, ради которого полжизни просидели под землей.

Ровно через две минуты генерал Лаптев поднялся из кресла, надел фуражку, отдал честь и нажал на красную кнопку. Слезы радости потекли по его лицу. Несмотря на все превратности гарнизонной службы, тяготы и лишения военной жизни, генерал Лаптев последние годы жил именно для этой минуты. К ней он готовился, как к встрече с любимой девушкой.

Счастливый генерал стоял и плакал, но ничего не происходило, то есть не поступали доклады об успешно выпущенных ракетах и поражении целей и прочее. Ничего! Тишина! Абсолютная тишина!

— Дежурный! — зарычал в микрофон генерал Лаптев. — Проверить исполнение команды на пуск!

— Команда исполнена! — доложил дежурный.

— Проверить связь с дивизионами!

— Связь проверена. В норме!

— Продублировать пуск!

И снова они ждали, и снова ничего не вышло. Что за фигня? Генерал Лаптев ничего не мог понять.

Вдруг в гробовой тишине командно пункта раздался дикий смех капитана Чепухалина. Он стоял по другую сторону бронебойного стекла, за которым находился генерал Лаптев, и показывал ему фигу.

— Хватайте его! — в ужасе закричал генерал. — Хватайте! Да за яблочко! За яблочко! Да головой о ступени, о ступени!

Десятки тренированных и накачанных офицеров, прапорщиков, сержантов и рядовых бросились ловить Чепухалина. Но он то, как кузнечик, прыгал с пульта на пульт, то, как паук, быстро-быстро бегал по стенам и потолку, то, как уж, выскальзывал из рук преследователей. При этом Чепухалин гомерически смеялся, словно ему было щекотно, и от этого смеха в помещении командного пункта поднялась такая пыль, что очень скоро ничего уже не было видно, а преследователи то и дело радостно кричали:

— Поймали гада! Поймали! — И били-били-били, как умеют бить только русские, от всей души.

Но как только пыль рассеивалась, выяснялось, что это не Чепухалин, а один из преследователей. Так продолжалось минут тридцать, пока кто-то не крикнул, показывая на вентиляционное отверстие.

— Вон он! Вон! Подлый Иуда!

Генерал Лаптев, ни на кого не надеясь, побежал посмотреть. Действительно, на одной из лопастей вентилятора преспокойно сидел Чепухалин и беспечно болтал ножками.

— Ну что, — крикнул он, — генерал, поймаешь меня или нет? — Он плюнул вниз и попал на генеральский сапог.

В бешенстве генерал Лаптев выхватил табельное оружие и, крикнув:

— Слезай, падла! Слезай! — разрядил в Чепухалина всю обойму.

— Ха! Ха! Ха! — как Фантомас, рассмеялся Чепухалин и исчез.

Вентилятор снова закрутился, а к ногам обескураженного генерала упали все семь пулек табельного «макарова».

Но упрямый генерал не хотел пасовать перед каким-то капитаном, который сошел с ума. Он сел в БТР-90 и отправился в ближайший дивизион, дабы совершить пуск ракет в автономном режиме. Это был его последний шанс выправить положение.

Дивизион располагался в семи километрах на север. К нему вела замаскированная проселочная дорога, вдоль которой стояли вековые сосны. Летний ветер раскачивал их верхушки в голубом небе. Но генералу Лаптеву было не до лирики. Он приказал зарядить все пулеметы, пушки, а также — гранатометы и ПТУРсы и держать их в полной боевой готовности, а огонь открывать по любому подозрительному объекту, будь то человек или другое существо — без предупреждения и команды. Дорогу он знал, как пять своих пальцев. Что такое семь километров для БТР-90, у которого крейсерская скорость сто км в час? Чепуха. Максимум десять минут езды со всеми непредусмотренными остановками. И хотя эти десять минут пролетели, как мгновение, но знакомого шлагбаума с часовым генерал так и не увидел. Один раз над верхушками сосен вроде бы мелькнула антенна связи, но тут же пропала, и сколько генерал Лаптев ни крутил головой, больше ничего разглядеть не сумел.

— Сержант! — позвал он командира подразделения, который сидел в башенке. — Ты места узнаешь?

— Да вроде наши, — ответил после некоторого раздумья сержант. — А может, и не наши. Кто его знает?

— Что значит «не наши»! — возмутился генерал. — Ты эти штучки брось. Все места наши!

— Так точно! — бодро ответил сержант.

— Слушай мою команду: берешь троих бойцов и прочесываешь лес в радиусе ста метров, не больше. Цель — найти КПП.

— Есть прочесать лес в радиусе ста метров, — ответил сержант, — и найти КПП.

— Если обнаружите что-то необычное, стрелять на поражение.

— А?.. — заикнулся удивленный сержант.

— Под мою ответственность! Повтори!

— Стрелять на поражение под вашу ответственность.

— Молодец! — похвалил генерал. — Докладывай обстановку через каждые три минуты. Выполнять!

— Есть выполнять!

И солдаты скрылись в лесу. Больше их никто не видел, кроме нашего генерала. Прошло десять минут, двадцать, полчаса. Ниоткуда докладов не поступало, хотя генерал все еще на что-то надеялся. Он сидел на командирском месте и считал удары сердца. Оно билось ровно и уверенно. «Все обойдется, все обойдется, — твердило оно. — Все обойдется!»

Генерал сказал водителю:

— Сиди здесь и никуда ни-ни! Я сейчас…

Он вытащил пистолет, дослал в ствол патрон и пошел в лес, в котором обычно прекрасно ориентировался, потому что часто ходил по грибы. Но там, где по его расчетам должен был находиться ракетный дивизион, то есть на поле сразу за соснами, ядовито зеленело болото с островком по середине. А на том острове генерал Лаптев разглядел что-то черное. Да и вообще, вокруг этого островка творилось что-то непонятное, словно на окрестность была накинута пелена. А над болотом висели черные, мрачные тучи.

Генерал Лаптев снял с левого глаза черную повязку, чтобы лучше все вокруг разглядеть, и только ступил в то болото, как над камышом абсолютно бесшумно проплыла фигура Чепухалина на мотоцикле. На лбу у Чепухалина росли оленьи рога, а из глаз сыпались искры. Он ослепительно улыбнулся белоснежной улыбкой и сказал, да так ясно и четко, что генерал услышал, как щелкают его огромные зубы:

— Влип ты, генерал по это самое не хочу. А помнишь, как ты меня драл, когда я был лейтенантом?

— Так это ж было по службе, — ответил генерал. — А на службе, сам знаешь, без этого нельзя, иначе ваш брат на шею сядет.

— Выходит, я на твоей шее катался?

— Выходит!

— Ну тогда не обессудь, генерал! — зловеще произнес Чепухалин и прыгнул ему на шею.

Генерал Лаптев сразу погрузился в черное болото по колено.

— Неси меня на остров! — приказал Чепухалин. — Покажу я тебе твоих солдат, и ты сядешь рядом с ними.

Хотел генерал Лаптев его застрелить, да рука онемела. Хотел прочитать «Отче наш…», да язык прилип к горлу. Да и, честно говоря, генерал забыл молитву, потому во всю эту ерунду никогда не верил. Но другого выхода не было. Помнил он еще, как бабка его молилась перед иконами, и застряла у него в памяти пара фраз из Евангелия. Теперь он нес на себе то ли настоящего Чепухалина, то ли водяного черта, и избавиться от него можно было только с помощью молитв. Поэтому генерал старался вспомнить себя пятилетнего. Но в голове было пусто, как в солдатском котелке. Кроме служебных инструкций, генерал ничего не мог припомнить. Он уже погрузился по пояс, а Чепухалин знай себе командовал:

— Быстрее, товарищ генерал, быстрее! Так мы до вечера никуда не доедем.

Вот уже черная холодная вода поднялась до груди, и генерал стал задыхаться. А Чепухалин твердил одно:

— Быстрее, папаша, быстрей! Если найдешь дорогу, отпущу на все пять сторон.

— Каких пять сторон? — удивился генерал. — У нас только четыре стороны света.

— Это у вас, людишек — четыре. А у нас, чертей — пять! Можешь выбирать любую.

Вот уже вода стала доходить до горла, и генерал понял, что Чепухалин специально заманивает его на глубину, чтобы утопить. И тут он вспомнил первую строчку: «Вот имя Отца и Сына…» и произнес ее вначале робко, всего лишь один раз, да и то шепотом. Но и этого было достаточно.

— Эй, папаша! — подпрыгнул Чепухалин так, словно ему в зад вонзили вилы. — Ты что?! Мы так не договаривались!

— А как мы договаривались? — разлепил сухие губы генерал Лаптев, и ему в рот полилась холодная болотная вода. Выплюнул он ее и добавил: — И Святого Духа. Аминь!

Капитан Чепухалин — «Бух!» слетел с генеральских плеч и с головой погрузился в болото — остались торчать одни рога. Генералу сразу стало легко двигаться. А Чепухалин оторвал себе рога, которые ему мешали, превратился в кикимору и стал вокруг генерала плавать, норовя опять запрыгнуть ему на шею. Генерал стал отстреливаться. Он попал в кикимору не меньше семи раз, потому что был первоклассным стрелком — но не помогло. Кикимора сделалась только злее и быстрее. Генерал стал изнемогать. Он уже не мог быстро вертеться. И вдруг из болота вместе с пузырями всплыл обычный алюминиевый крестик на красной суровой нитке. Видно, кто-то из солдат, быть может, точно так же держал оборону перед болотными чудищами, да не выдержал, погиб, а во исполнение воинского долга послал напоследок крестик боевому генералу. Схватил этот крестик генерал Лаптев и выставил перед собой как раз в тот момент, когда кикимора болотная уже брала верх. Закатились глаза у кикиморы. Пробовала она нырнуть, да неведомая сила выталкивала ее наверх. Пробовала она закопаться в тину, да спасительная тина вся вокруг пропала. Наконец в кикиморе как будто бы что-то сломалось. Из ее ноздрей фонтаном ударила зеленая кровь, закипела болотная вода, всплыли вверх брюхом лягушки, ужи и тритоны, и кикимора тут же издохла. В этот момент генерал Лаптев ощутил под ногами дорогу и поблагодарил:

— Спасибо тебе, Боже! Буду теперь веровать до конца дней своих!

Раздвинулись черные, мрачные тучи, и оттуда, из голубого неба, ударил яркий солнечный луч и осушил богомерзкое болото.

И тогда генерал Лаптев увидел позицию дивизиона. Все шесть ракет стояли на своих местах. Командный модуль тоже никуда не делся. Только все было облеплено тиной и ряской. Все-все изъедено сомами, раками и другими болотными тварями, все-все приведено в негодность. Добрел генерал Лаптев до радиоантенны, хотел на ней повеситься, да увидел, что вокруг антенны сидят мертвые солдаты. Все как один целехоньки, все как один в полном вооружении, но не дышат. Заплакал тут генерал. Стал ходить вокруг безвременно почивших бойцов и голосить:

— Как же я теперь буду жить?! Что же я скажу вашим матерям и отцам? Ведь пали вы смертью храбрых в мирное время. И не от руки врага, а от нечисти неземной!

Так горевал и так убивался наш честный боевой генерал, что его горячая слеза капнула на сержанта. Встрепенулся сержант. Разомкнул очи и воскликнул:

— Здравия желаю, товарищ командир! Большое вам спасибо! Очнулись мы от смертельного сна!

Вслед за сержантом очнулись рядовые бойцы и тоже стали благодарить генерала, мол, мы вроде как умерли, а все слышали и видели. Хорошо, хоть нас в сырую землю не закопали. Ты нам теперь, как отец, а мы напишем о тебе большую политически грамотную статью в газету «Красная Звезда».

Прослезился генерал Лаптев, и они в обнимку направились к БТРу. Только подошли, а водитель выскакивает из кабины и кричит:

— Товарищ генерал! Товарищ генерал! Вас по специальному каналу связи.

Подкосились ноги у генерала. Понял он, что это по его душу. Хотел сразу застрелиться, да в обойме патронов не осталось.

— Спасибо вам, товарищ генерал, за выдержку и мудрость, — услышал генерал Лаптев в трубке до боли знакомый голос. — Побольше бы нам таких генералов. Мы здесь долго совещались в рамках Совета Безопасности. Принято решение Зону и Дыру не уничтожать, а исследовать комплексно на благо народов России. Благодарю вас за службу. — Генерал Лаптев, конечно, понял, что говорит с президентом, но представил его почему-то старше, с большой трубкой, набитой табаком «Герцеговина Флор», говорящим с грузинским акцентом. — Я читал ваше личное дело, — продолжал между тем Дмитрий Медведев. — Вас переводят с повышением в звании в академию ракетных войск, на преподавательскую работу.

— Служу России! — выпалил в трубку счастливый генерал, и глаза его третий раз за сутки стали мокрыми от искренних слез.

— Так что сдавайте дела. Съездите в отпуск. И на новое место. Успехов вам!

От этих простых слов генерала переклинило. Хотел он крикнуть в трубку что-то вроде: «Рад стараться!», да не нашел слов и ответил не по уставу:

— Мерси! — и лишился чувств.

А когда очнулся на руках бойцов, то понял Божий промысел. Оказалось, недаром капитан Чепухалин сошел с ума, недаром он водил его по болоту, недаром план «Дыра» рухнул, не успев начаться. Зона таким образом защищала себя. Но и это было не главное. Главное заключалось в том, что все события логично вписывались в его генеральскую судьбу. Все произошло так, чтобы он пошел на повышение. Это был самый правильный маневр, который сделал генерал Лаптев в своей жизни.

«Хорошо, что я не разбабахал Дыру. Какой я молодец!» — сказал он сам себе, забыв, что всем обязан никому иному, как капитану Егору Чепухалину.

Где ты наш славный герой? Где?