Таша Рейвен. Село Лесное

Снова пустота… снова колющие сладкие лучики серебристых искр… всё ещё больно, но уже не так… уже можно вытерпеть… но страх повторения боли гонит и гонит вперёд, к бесконечно далёким серебристым искрам. Они добрые, они ласковые, они не причинят вреда.

Эта странная жгучая… как назвать? Мало понятий, мало слов… что-то происходит внутри меня, слова рождаются, словно ниоткуда — но я понимаю их смысл… не всегда… то, что произошло — огонь. Странное слово, но я чувствую, что оно есть сущность обжигающего нечто, коснувшегося меня… изуродовавшего меня… Много огня, очень много огня… море огня? Море?

Мое тело обожжено… я это понимаю, но смысл слов ускользает… что такое тело? Вопросы, вопросы…

Я мчусь навстречу звёздам…

Кажется, родилось новое слово… звезда… что оно означает?

Пусть эти искорки и будут звёзды… хорошее слово. Я вижу звёзды-искорки, я чувствую их сладкие уколы… их много, они везде… почти везде… их нет впереди… почему их нет? Я знаю, наверное, это ещё один холодный каменный шар, он закрывает от меня звёзды… я промчусь сквозь него, камень не задержит, и я снова увижу звёзды…

А-а-а-а!!!

Это не… это не… Я не знаю, что это такое… это не камень… оно невидимо, но оно держит меня… я не могу вырваться… если бы меня не обожгло тем огнём, я бы… не могу! Меня тянет туда, в чёрное ничто… Я не хочу!!!

— Альта! Проснись, девочка!

Таша трясла воспитанницу, а та верещала на одной ноте, словно запас воздуха в её груди был бесконечен. Наконец вопль оборвался, и в то же мгновение Альта открыла глаза, уставившись на госпожу совершенно диким взглядом, переполненным болью и ужасом.

— Ну, слава Эмиалу! — Таша устало присела на кровать. — Я уж думала, у тебя сердце разорвётся. Ты меня с ума сведёшь.

— Простите…

— Да чего уж там. Знаешь, пожалуй, придётся нам с тобой поехать в Торнгарт, пусть Метиус с тобой позанимается. В конце концов, он лучший целитель Ордена. Ты опять ничего не помнишь?

Альта некоторое время разглядывала одеяло, затем перевела взгляд на свои пальцы — несколько ногтей сломано, свежая кровь. Видимо, пребывая в бессознательном состоянии, она разорвала довольно прочную ткань. Таша покачала головой и забормотала формулу «исцеления». Кровь тут же свернулась…

— Опять огонь?

— Нет… не знаю, но, кажется, не огонь. Что-то другое, но очень страшное.

— Найдёшь, с чем сравнить?

Теперь пауза стала долгой. Таша встала, плеснула в бокал сока, залпом выпила. Жидкость тут же выступила испариной на лбу, сердце билось слишком часто, что и неудивительно, вопли Альты способны перепугать кого угодно. Интересно, почему эти проклятые сны вернулись к ней именно сейчас? Ведь за последние полмесяца не было ни разу, пока они не вернулись сюда, в Рейвен-Кэр. Может, старый замок на девочку так действует? А что, вполне возможно. Мало ли зданий, попав в которые, ощущаешь гнетущее беспокойство? Или наоборот, расслабленность и умиротворение… Да, с этим сидением на привязи надо заканчивать, да и повод удобный. Приказы — приказами, но если пребывание в замке плохо влияет на здоровье девочки, Метиус спорить не станет.

И если уж ему так хочется держать Ташу под присмотром, то дом в Торнгарте для этого вполне подойдёт.

Да, решено, сегодня же стоит заняться подготовкой к отъезду. Раздать указания, слуги соберут вещи… АрШан, вне сомнений, пожелает сопровождать их, дабы не нарушить приказа арГеммита. Парень не признается в том, что исполняет роль надзирателя, но слишком уж навязчив, чтобы сомневаться в полученных им распоряжениях. Значит, втроём? В городском доме Рейвенов есть слуги… послать гонца, пусть предупредит о приезде хозяйки, со смертью Патиса, старого мажордома, прислуга в доме изрядно распустилась — понимали, что госпожа не получает удовольствия от пребывания в покоях, некогда щедро политых кровью. И в самом деле, как давно леди Рейвен не была там? Больше трёх лет… достаточный срок, чтобы нерадивые слуги забыли о твоем существовании и начали жить своей жизнью. Ничего, встряхнутся.

— Водоворот, — сообщила Альта, выходя из ступора.

— Что?

— Больше всего это походило на водоворот. Меня куда-то тянуло, а я не могла выбраться, не хватало сил.

— Ты водовороты-то хоть раз видела? — усмехнулась Таша.

— Читала, — потупилась девушка. — Но написано было очень образно.

— Ясно… что ничего не ясно. Спать будешь?

— Уже, наверное, не усну, — Альта зевнула, но глаза оставались ясными. — Уже утро?

— Кому как, — рассмеялась леди Рейвен. — Крестьянам утро, а для нас так почти ночь. Лично я бы не отказалась вздремнуть до середины третьей стражи… а лучше до её конца, но подозреваю, что ничего из этой затеи не выйдет.

— Встаю, — решительно откинула рваное одеяло Альта, и тут же ойкнула. — Холодно-то как.

— Камень вокруг, — пожала плечами Таша. — То холодно, то жарко, у жизни в замке есть свои отрицательные стороны. Хотя есть и положительные… наверное.

Не слишком привыкшая к жизни в каменных стенах — хотя за три-то года можно было и приспособиться — Таша от возвращения в отчий дом испытывала преимущественно раздражение, усугублявшееся тем, что поездка не принесла практически никаких успехов. Этого можно было ожидать, но девочка отправлялась в путь с такими надеждами, что сейчас Таша искренне сожалела, что вообще подкинула воспитаннице эту идею. Хотя, кто кому подал идею, это большой вопрос. Месяц назад леди Рейвен представлялось хорошей мыслью покинуть на время Рейвен-Кэр и заняться расследованием обстоятельств появления безымянной приблуды на просторах Инталии. Всё лучше, чем тупо сидеть в замке и ждать, когда Метиус разродится каким-нибудь указанием.

— Пойду, разбужу мастера Ларзена, — сообщила Альта, торопливо одеваясь. — Тренироваться лучше по холодку… а то он вечно меня гоняет, когда солнце в зените.

— Тренироваться лучше в любое время, — нравоучительно заметила Таша, — и днем, и ночью. И не думаю, что Ларзен спит… я вообще не думаю, что в замке спит хоть кто-нибудь.

Мысленно она добавила, что кому положено по работе — уже встали, а кто может себе позволить подремать ещё чуток — наверняка не перенесли воплей из этой спальни. Не первый раз… вся прислуга поглядывала на девочку с искренним сочувствием, непоседливую красотку в замке любили. Хм… хозяйку уважали и слегка побаивались, а Альту именно любили. Чем это она так расположила их к себе? Быть может, именно тем, что выйдя из самых низов, она так и не научилась разговаривать со слугами свысока. Ну и то, что девчонка красива, сказывается — никто не равнодушен к красоте, тем более, такой солнечной и юной.

Почему-то в памяти всплыло лицо Диланы Танжери… тоже ведь красива, очень. Но эта красота вызывает только дрожь.

Таша подошла к окну, плотнее запахнула пеньюар, затем, убедившись, что тонкая ткань не способна защитить от прохлады, накинула на плечи шаль. Слабый ветерок шевелил иссиня-чёрные волосы, старался забраться под теплую густую шерсть шали, приятно освежал лицо. Горизонт уже посветлел, наливаясь красноватыми отблесками, а вот лес вдалеке выглядел сплошной чёрной полосой — его лучи солнца высветят ещё нескоро.

Новый день, ещё один день в замке. Теперь надо думать, что делать дальше… в ходе поездки удалось узнать не так уж и много, но всё же больше, чем ожидалось. Теперь это стоит как следует осмыслить. Хотя и так понятно, что где-то на горизонте маячит её величество тайна.

Тайна — это хорошо, это просто замечательно… без хорошей тайны в каменных стенах замка можно сойти с ума от скуки.

В не слишком дальний поход отправились втроём — Таша, её повизгивающая от предвкушения удивительных открытий воспитанница и приставленный арГеммитом надзиратель. АрШан особого восторга перед предстоящей поездкой не высказал — настроение у молодого воина было препаршивым. Охота на волков закончилась не то чтобы совсем плохо — стаю большей частью перебили, уцелевших порядком изранили — но и волки, попав в безвыходную ситуацию, кидались на копья с остервенением. Разорвав глотки троим загонщикам, вожак и несколько молодых хищников, пятная кровью траву, всё-таки ушли.

Ещё с десяток мужиков отделались ранами — двое ещё неизвестно, выживут ли, остальным придётся до конца жизни щеголять изрядными шрамами — кому плечо порвали, кому бедро исполосовали. АрШана от выпущенных кишок уберегла добротная орденская кольчуга. Уберечь-то уберегла, да сама схватки с матерым волчищей не пережила, когти огромного зверя превратили тонкое плетение в клочья, сельскому кузнецу работы дней на десять, если остальные заказы забросит. А уж то, что на теле — Таша специально проверила — не осталось даже синяков, и вовсе можно было отнести лишь на невероятное везение.

Таша, выслушав отчёт телохранителя, выдала пострадавшему кольчугу из отцовских запасов. Лорд Рейвен оружие любил и ценил, а вот к латам, кольчугам и щитам относился почти равнодушно, пополняя коллекцию экземплярами не столько исключительного качества, сколько оригинальными.

Некоторые доспехи, больше похожие на облачение демонов, по задумке мастера должны были вызывать страх одним своим видом, другие поражали искусной гравировкой, вязью золотой и серебряной проволоки. Попадались турнирные доспехи, толстые, способные защитить от чего угодно, вплоть до прямого копейного удара. Да ещё с дополнительными пластинами, надеваемыми поверх шлема и кирасы… в таком уж точно, упадешь — и не встать. В бою от них толку никакого, обзора почти нет, движения сковывают похуже колодки…

Но о латах не было и речи — собираясь в путь, экипироваться следовало соответственно, не тащить же с собой вьючную лошадь ради тяжёлых доспехов. Так что досталась арШану кольчуга не из выдающихся, скромная, хотя надёжного панцирного плетения. Но воин рад был и такому подарку — тот, кто прошел (пусть и не до конца) школу Ордена, на всю жизнь привыкает к тяжести брони, и без неё уже ощущает себя не в своей тарелке.

А вот Альте наставница преподнесла воистину драгоценный подарок.

Стараниями Блайта, коллекция шпаг, скопированных с древних магических изделий великого альМегера, изрядно проредилась. Несколько клинков, наверное, и сейчас украшают стены резиденции нынешнего Консула — Таша не раз подумывала о том, чтобы написать письмо Его Величеству Императору Гурана с просьбой вернуть имущество. Ответа она, ясное дело, ни за что не дождалось бы, но надо же как-то поддерживать имидж нахалки? А потом… кто знает, вдруг и в самом деле отдадут?

Но пока что язвительное и в меру наглое письмо пребывало лишь в планах, а стеллаж со стеклянными шпагами украшали лишь три клинка. Ещё три остались в Торнгарте, последняя, седьмая (и единственная из всех зелёная) обычно находилась у леди Рейвен под руками.

— Тебе какая больше нравится?

Обычная девушка из хорошей семьи — пусть и прошедшая обучение в Ордене — вряд ли проявила бы слишком большой интерес к оружию. Нельзя сказать, что Таша была уникальным — и среди дочерей знатных особ, и среди волшебниц встречались любительницы острых игрушек. Нечасто — но встречались. И всё же женщины к мечам, шпагам, топорам и прочему убийственному инструменту чаще относились равнодушно, с готовностью признавая красоту и, главное, стоимость — при этом не испытывая того трепета, какой неизбежно зарождается в груди воина, кладущего ладонь на эфес великолепного клинка.

По всей видимости, общение с леди Рейвен не прошло для её воспитанницы даром. Глаза у Альты загорелись, дыхание явно перехватило.

— Вы?.. Мне?..

— Тебе, тебе, — усмехнулась леди. — Выбирай.

— Красную, — чуть слышно прошептала Альта.

С точки зрения торговца, кроваво-красный клинок был в коллекции наименее ценным. Оригинал, знаменитый «Рубиновый шип», некогда лишивший рассудка Илану Пелид, Святительницу Инталии, был существенно длиннее и тяжелее. Вероятно, неведомый мастер, изготовивший шпагу, и не пытался копировать Клинок Судьбы — просто делал оружие для кого-то из заказчиков, по мерке. А может, просто точно не знал размеров легендарного «Шипа». Это, безусловно, сказалось на цене — точные подобия, такие, к примеру, как потерянная на острове Зор копия «Изумрудного жала», ценились знатоками вдвое дороже.

Но денежные вопросы девочку, очевидно, не интересовали. Переливы света факелов в красном стекле полностью покорили Альту, она готова была любоваться ими вечно.

— Держи, — Таша сняла шпагу с подставки. — Как обычно говорится, прими от сердца, владей с честью. Ножны не забудь.

— Госпожа, а почему вы ножны не носите?

— Опыт богатый, — фыркнула Таша. — А вот тебе просто носить шпагу в кольце пока рановато. Иди, собирайся, выезжаем рано.

Но утром следующего дня отъезд пришлось отложить. Как часто бывает в подобных случаях, навалилась масса «совершенно неотложных» дел, которые необходимо было разрешить немедля, а лучше — ещё быстрее. Где-то к обеду Таша сдалась и приказала расседлывать лошадей.

Следующим утром история повторилась. Крестьянские споры следовало разрешить ко всеобщему удовольствию, принять трудное решение об очередном наказании криворукой поварихи, распорядиться насчёт сбора подати, нанять работников для починки обветшавшей стены замка, прочитать несколько «архиважных» писем… А тут ещё у одной из лошадей подкова отвалилась, а кузнец, как назло, выдул накануне здоровенный жбан пива и теперь маялся головой, и слушать не желая о работе — видать, лихо в башке молоточки стучали.

Когда на третий день вновь явился Дерт с перечнем наиважнейших проблем, Таша легонько поманила кастеляна к себе.

— Ну?

— Что желает госпожа? — старик прикинулся невинной овечкой.

— Госпожа желает знать, сколько серебра отсыпал тебе Вершитель арГеммит, чтобы твое занудство подольше удерживало меня в этих проклятых стенах.

— Как вы только подумали такое, госпожа! — оскорбился старик, глядя на леди совершенно невинным взглядом. — Я верой и правдой служил вашей семье всю жизнь, госпожа, неужели вы считаете, что я пожелаю причинить вам вред! Никакое серебро и золото мира…

— Угу… — насмешливо кивнула Таша, — дед, эту присказку я знала, ещё когда маленькой была. Вред ты причинять не намерен, а вот пользу… Правильно я говорю?

Старик потупился.

— Правильно. Ещё раз спрашиваю, сколько тебе заплатил арГеммит, чтобы ты неусыпно заботился о моём благе?

— Не брал я серебра, госпожа, — пробурчал кастелян. — И золота не брал. Разве что монетку малую, не ради прибытка, а для памяти. Его могущество, господин арГеммит, сказал, что госпоже надлежит в замке оставаться, то для её блага… — он задумался, и без особой уверенности в голосе добавил, — и для блага Ордена, вот как. И ещё сказал, что ежели госпожа всё ж уедет, отправить гонца в Торнгарт, весть передать.

— Послал уже?

Старик помолчал, затем вздохнул.

— Нет, госпожа. Думал… так всё выйдет… — и тут же торопливо забормотал: — оно ведь и впрямь дел-то навалилось! Управление владениями вашими, оно ж присмотра требует. Кто, как не хозяйка, всех рассудит, всем работу укажет…

— Значит так, друг мой, — голос Таши был холоден и ничего дружеского в себе не содержал, — мы выезжаем через четверть стражи. Если по какой-нибудь причине, пусть от тебя и не зависящей, этого не произойдет, ты у меня до гроба будешь одними только золотарями командовать, понял?

Видимо, угроза возымела своё действие — часа ещё не прошло, а лошади были оседланы, припасы уложены в мешки, сонный и раздраженный арШан сидел в седле и ждал, пока женщины к нему присоединятся. Альта на этот раз нетерпения проявляла меньше — после двух разочарований не верила, что поездка вообще состоится. Но ничего непредвиденного не случилось, золотари — люди нужные, кто спорит, но навек входить в их дружную и ароматную компанию кастелян почему-то не хотел.

Альте досталась Искорка, некрупная серая в яблоках лошадка, изящная и спокойная. Под арШаном неторопливо двигал копытами могучий жеребец, способный вынести и рыцаря в полном турнирном облачении — пожалуй, под подобной тяжестью Искорка попросту сломала бы себе хребет. Конь самой леди Рейвен, совершенно чёрный, с ухоженной гривой и роскошным хвостом, вполне подходил наезднице — одетой в чёрную кожу с серебряной отделкой. Коня звали Мраком, характер у него был отвратительный и слушался он только саму Ташу и старшего конюха. А каждый из мальчишек, прислуживающих на конюшне, мог похвастаться следами от зубов этого демонического отродья.

Ехали не торопясь — лето в самом разгаре, но небо затянуто облаками, солнце не печёт, да ещё и ветерок радует. Не настолько сильный, чтобы вздымать клубы пыли, но и достаточный, чтобы не страдать от жары. Груза на лошадях немного — в этих местах война толком и не бушевала, деревни и села, почитай, в половине дневного перехода всегда найдутся, так что ночевать в лесу под кустами не придётся. Это если в дальний путь отправляться, к закатным берегам, к Гленнену или Троеречью, там и палатка не повредит, и провианта с собой взять придётся немало. А здесь, в центре Инталии, кошель с монетами — лучшая поклажа, и накормит, и крышу над головой даст.

Ясное дело, леди Рейвен, и по положению благородной госпожи, и по статусу мастера Ордена, ужин и ночлег может получить, не заплатив и медяшки. Не в таверне, понятно, там платят и холопы, и купцы, и благородные господа. Сам Святитель, если придёт нужда с визитом куда-то ехать, прикажет слугам за постой полновесным серебром рассчитаться. Но на тавернах, что готовы предоставить путникам стол и крышу, свет клином не сошёлся. В любой дом постучать, приказать — холопы, может, что-то и пробурчат недовольно, но спорить не решатся. Только смысла в этом немного. Несколько монет благородную госпожу не разорят, зато для недовольства Орденом ни у кого повода не возникнет.

А сейчас подобное недовольство, пусть и в мелочи, совершенно Несущим Свет не нужно. Что ни говори — ослаб Орден, по сути, войну проигравший. Пока ещё прежнюю силу наберёт. Да и в лучшие годы Вершители неодобрительно относились к тем, кто, прикрываясь белыми латами рыцаря или обручем волшебника, притесняли селян. Если ради дела — что ж, бывало, приходилось рыцарям целые села выжигать, оставляя жизнь разве что детям-несмышлёнышам. Пусть и живется в Инталии получше, чем у соседей, но недовольные временами находились и здесь, баламутили односельчан, подбивая на бунт. В этом случае светоносцы не церемонились, наводя порядок так, что во всех окружающих поселеньях смерды потом долгие годы вздрагивали при грохоте копыт рыцарского коня. Зато там всё ясно — поднял топор на Орден или Святителя — получи по заслугам.

Сейчас — другое дело. Поредели ряды светоносцев, кое-кто из дальних сёл вполне может подумать, что железная перчатка Ордена проржавела, неспособна сжаться с прежней силой. Это не так. Просто не стоит давать рыцарям повода применить силу…

Поля, распаханные сервами, что жили под рукой Рейвенов, остались позади. Дорога свернула в лес, запетляла меж огромных стройных сосен. Альта, приподнявшись в стременах, принялась зыркать по сторонам, изображая из себя бывалого осторожного путника. Руку на эфес подаренной шпаги положила, словно в любую минуту нападения ждёт.

Таша заметила мелькнувшую на губах арШана ухмылку. Воин был совершенно спокоен, прекрасно понимая, что здесь им опасаться нечего. Альта просто молода ещё, да и воспитывалась в Школе, где про разбойников хоть и говорили, но вскользь, без подробностей. Засаду в сосновом бору только совершеннейший глупец устраивать будет — подлеска почти нет, сквозь строй деревьев всё, как на ладони, не на один десяток шагов видно. И на деревьях толком не укрыться. На выстрел из лука незамеченным не подойдёшь, а без лучника какая засада?

Вот кончатся сосны, пойдет обычный лиственный лес — там придётся быть повнимательнее. В непосредственной близости от Рейвен-кэра о грабежах давно ничего не слышно, а вот подальше всё может быть. Трое путников, пусть и вооружённых — лакомый кусок, добычи не в пример больше, чем с какой-нибудь телеги, набитой сеном. Что у простого холопа взять? Клячу отнять, одежонку, если не сильно изношена, топор (без ножа и топора в путь и баба не отправится), может, горсть меди в кошеле найдётся. Правда, и риску никакого, не станет мужик из-за скарба ерепениться. Жизнь дороже.

Богатые путники — дело иное. И оружием владеют, и за добро своё будут стеной стоять. Тут уж вдвоём-втроём дела не сделать, сильная банда нужна, страху нагнать, убедить, что шансов защититься немного.

— Госпожа! — Альта, наконец, перестала вертеть головой по сторонам и пристроила свою лошадку рядом с могучим чёрным жеребцом. — А тут что, правда, разбойников нет?

— Тебя это огорчает?

— Ну… — неуверенно пожала плечами девушка, — скучно как-то.

Таша весело рассмеялась. Как быстро забывается всё плохое… хотя, три года с небольшим прошло, если подумать, срок немалый. Побег из Школы, разорённой гуранцами, стычка с бандитами в лесу, драка в таверне, бегство от имперских галер, снова бегство — на этот раз не на быстрой шхуне, а на утлой лодочке, под свист стрел и вспышки боевых заклинаний, в третий раз бегство — уже посуху… Столько впечатлений для ребёнка… ну хорошо, уже почти взрослой девушки, сколько ей тогда было? Тринадцать? В пятнадцать — уже в самый раз замуж…

Но три года прошло — и ведь не помнит ни крови, ни сбитых ног, ни страха смерти. Скучно ей.

— Леди, а расскажите про разбойников? Вы же с ними, наверное, часто встречались?

Правду говорят люди, что за беседой любая дорога много короче кажется. Так что уговаривать наставницу девушке особо не пришлось, та и сама не прочь была поболтать. И АрШан тут же подогнал коня поближе… понять можно, парень, хоть выучку в Ордене и прошел, вряд ли много в жизни успел повидать, его опыт не сравнится с тем, что приобрела леди Рейвен, выполняя (удачно или неудачно — не о том разговор) поручения Вершителя арГеммита.

«Кстати, а парень-то не дурак… — мысленно похвалила воина Таша, — другие тут из себя ветерана многих битв изображать стали бы, а этот понимает, что учиться ему и учиться ещё.»

— Ну что ж… что знаю — расскажу. И в самом деле, сталкиваться приходилось. Да и тебе — помнишь, там, в лесу, когда я ранена была?

— Так то ж разве разбойники? — презрительно фыркнула Альта, — смех один. Вчетвером против волшебницы… дураки.

— Не такие уж дураки, — покачала головой леди Рейвен. — Видишь ли, дорогая, будь я тогда здоровой, шансов они бы не имели. Хотя и очень сильного мага легко убить стрелой в спину. Вспомни — двое испугались и удрали, третий был убит… а оставшийся слишком умен, чтобы пытаться победить в схватке с мастером Ордена один на один. А вот если бы его подручные не сплоховали, нам с тобой пришлось бы туго.

— Так чего ж они сразу не стреляли?

— В том-то всё и дело… эти четверо из Инталии были.

У каждой страны свои законы, с этим не поспоришь. Бывает, что и язык один — как, скажем, в Инталии и герцогстве Тимретском, но законы всё равно разные. Где немногим отличаются, а где и разительно. Земля тоже неодинакова — Инталия лесистая, в Гуране озер и болот не счесть, Кинтара пустынна, там где степь, а где и пустоши каменистые. Индар горист и на зелень беден. Потому и разбойники — а какое из государств может похвастаться, что напасть эта искоренена полностью — ведут себя по-разному.

Скажем, в Кинтаре лихой люд действует наскоком. Редко когда на грабеж пешком идут, пока по ровному полю до обоза доплетёшься, стрелами утыкают, да и к обороне приготовятся, если расслабились. А всадники налетят, пуская стрелы на скаку, затем в мечи охрану каравана возьмут. Ну, а после того, как оборона сломлена, примутся неторопливо ценности отбирать. А вот хозяев каравана, да работников их, наверняка отпустят, за выкуп — или просто так, на развод. Известно, что не до последней медяшки купец в товар вкладывается, оклемается, нового товару соберёт. Бывает, умные главари банд что-то вроде договора заключают — мол, мы тебя, уважаемый, три года не трогаем, а на четвертый — не обессудь, попадёшься — быть тебе без товара. Вроде бы и разбой совершеннейший, а купец из небогатых согласится с радостью — это ж три года можно на охране немного сэкономить. Совсем без воинов караван не отправишь, но нанять можно тех, что похуже, подешевле.

В Гуране, где за подобными случаями приглядывает Тайная Стража, охотники за чужим добром свидетелей оставлять не любят. Мертвые не говорят… даже если с ними как следует поработают маги в чеканных масках. Живой мертвец сражаться может, говорить и приказы понимать, работу делать — если не очень сложную. Но вот рассказать о том, почему умер, не сумеет, жизнь до смерти и жизнь после смерти — вещи разные, память почти ничего не сохраняет. Поэтому, если обоз в засаду попадёт и охрана отбиться не сумеет, вырежут подчистую, никого не оставят. Более того, с товаром осторожно поступят — если монеты, ткань, оружие обычное или, скажем, припасы — продадут или себе оставят, а вот вещи приметные могут и не взять. Или взять — но так, чтобы никто не узнал потом, кому принадлежало. Из украшений камни выковырять, золото и серебро в слитки переплавить, дорогую, на заказ сделанную броню в кузню отдать на перековку. Люди Консула дело своё знают, найдут у кого объявленную в розыск вещицу — особо разбираться не станут.

В Индаре законы строгие. Кровь проливать там — преступление из худших, хоть на дуэли, хоть в пьяной драке. Поэтому если бандиты и пытаются кого ограбить — то без убийства дело обходится. Сетями закидают, дубиной по хребту съездить могут… хотя, что там говорить, Круг Рыцарей за порядком на своих землях следит, да и много ли награбишь, когда и мужчины, и женщины с подростками с оружием ходят. Разве что одинокого путника… нет, в Индаре для разбоя места неподходящие.

Ну, а здесь, в Инталии, обычно разбой с разговоров начинается — как тогда, в лесу. Выйти на дорогу перед обозом, показать силу — позвенеть железом, пустить пару стрел… И потребовать кусок пожирнее — не так, чтобы всё отобрать, а долю малую… или не очень малую, если обоз богатый и стражи в нем немного. Но если хозяин или приказчик каравана артачиться начнёт, то дело и до клинков дойти может, а там как повернётся. Где стражу одну посекут, а где и всех под корень вырежут. Поэтому тот бандит, что на свою беду наткнулся на леди Рейвен, и не приказал сразу пристрелить беспомощных. Начал с разговоров, с предложения отдать имущество без драки… с точки зрения Таши — дурость несусветная, но благодаря этой дурости они и уцелели.

— Стало быть, если бы дело в Гуране было, нас бы сразу убили? — Альта передёрнулась, словно по коже мороз прошёл.

— Ну, люди-то разные бывают, сама понимаешь, разбойникам закон не писан. Хотя убили бы наверняка.

— А если бы мы деньги и оружие отдали?

— Хм… ты как считаешь, четверо мужиков с женщины только монеты взять захотят?

Намек был достаточно прозрачным, и Альта покраснела так, что алым затянуло даже уши. АрШан заржал в голос, Таша бросила на воина недовольный взгляд, тот подавился смехом и замолчал.

Заночевать пришлось в глухой деревушке, недостаточно значимой для того, чтобы иметь собственный храм Эмиала. Но таверна там, ясное дело, была — нашёлся некогда предприимчивый человек, построил довольно большой дом, разделенный на две части — в одной гостей потчевали, в другой спать укладывали.

Места в гостевых комнатах было немного, но теснота — извечный спутник любого странника. Хочешь простора — иди спать на сеновал, или вообще ночуй в лесу. Справедливо рассудив, что крыша над головой и набитый пахучим сеном тюфяк лучше, чем утренняя роса и злобное комарье, Таша настояла на ночлеге. Хотя и видела — Альте, впервые отправившейся в самое настоящее путешествие, куда интереснее была бы ночь у костра, да обязательно с долгой беседой. Те рассказы, которыми потчевал её Блайт, ещё не забылись, как и удивлённо-восхищённое состояние слушателя, приобщающегося к тайнам и приключениям.

Леди Рейвен весьма опасалась, как бы к Альте вновь не пришли её сны. Не хватало ещё переполошить всю таверну воплями… но ночь прошла на удивление спокойно, видимо, девочка в достаточной мере умаялась, проведя весь день в седле, и на кошмары попросту не осталось сил.

Утром, как следует позавтракав — хозяин перед гостями, готовыми платить серебром, рассыпался мелким бисером — отправились дальше. Отдохнувшие кони по утренней прохладе быстро донесли хозяев до леса, где начавшее припекать с очистившегося неба солнце уже не причиняло путникам особых неудобств.

— Госпожа, можно спросить?

— Да, конечно.

— Я вот вспоминаю эту книгу, где про ауры написано. Получается, что синие искорки — это способности к магии, жёлтые — к воинскому делу, зелёные — к знахарству… А красные?

— А что там про красные-то было? — освежить в памяти содержание фолианта Таша так и не удосужилась. Значение алых отблесков в магической ауре было ей прекрасно известно, но… неужели в книге об этом не написано?

Не исключено, что кто-то в Ордене решил ответ на этот простой и неизбежный вопрос отнести к тайному знанию, раз уж в каноническом труде по магии ауры автор «забыл упомянуть» о красных искрах. Интересно, а много ли у Несущих Свет подобных секретов? Наверняка имеются тайны, недоступные иному Вершителю, не то что обычным членам Ордена. Таша, при всей её любви к загадкам, предпочитала скорее действие, чем чтение старых книг, а потому о многом знала понаслышке. Вот, скажем, «алый свиток», хранящий отвратительное заклинание вызова демона — штука настолько малоизвестная, что в Ордене вряд ли найдётся больше двух десятков людей, кто знает, о чём речь. Вернее, про «призыв» слышал каждый, кто хоть сколько-нибудь интересуется магией Крови, но вот о том, где и как хранится текст заклинания, известно лишь избранным. Судя по рассказам Блайта, к той же запретной категории относилось и всё, хоть каким-либо боком связанное с Магией Формы — хотя до встречи с мятежным Консулом и Альта, и сама леди Рейвен слышали о Школе Формы лишь мельком. Очень уж старательно были вымараны из книг упоминания о магии, подвластной любому.

Хватало и других тайн, не относящихся к магии, но весьма переплетающихся с жизнью Ордена. Кое-что Таша знала на уровне сплетен, кое-чем поделился арГеммит, в зависимости от настроения — либо пользы для, либо просто так, без явной цели. Но вот с какого перепугу Вершители умалчивают о красной ауре?

— Почти ничего, леди. Вернее, совсем ничего. Перечислены синий, жёлтый, белый, зелёный, фиолетовый, лиловый, а дальше сказано, что «есть и другие цвета». Я так понимаю, что и красный может быть, верно?

— Может. Просто говорить об этом… — Таша на мгновение замялась, подбирая подходящее к случаю слово, — не принято. Красный, девочка моя, это знак демона. Красным искрит аура созданий, которые появляются в нашем мире через червоточину, создаваемую магом.

— Э-э… но, госпожа, в книге написано, что аура есть только у разумных созданий.

— Так ли? — леди насмешливо посмотрела на воспитанницу. Неужели великолепная память девочки дала сбой?

— Нет, я не то… я помню, что аура есть у любого живого существа, но у зверей и птиц она серая и без искр.

— Правильно, — степенно кивнула наставница. — Искры в ауре — свидетельство магической предрасположенности, поэтому у животных её нет. Цвета ауры — свидетельство склонности характера, а у неразумных тварей нет характера. Вернее, нет в том смысле, в котором мы его понимаем у людей.

— Но тогда…

Альта осеклась на полуслове, а Таша (может быть, впервые в жизни) задумалась о том, что если некто считает информацию секретной то, возможно, имеет для этого основания. Почему-то считалось, что чудовища, призванные сильнейшим из заклинаний Крови, могучие и злобные демоны, готовые сокрушать всё на своём пути, разума почти лишены. Действия их направляет призвавший маг, да и то опосредованно, вкладывая в тварь свои желания на этапе плетения формулы. Пожирающие тварь изнутри боль, ярость, стремление убивать и полное отсутствие страха приписывались сути заклинания, построенного на многочисленных жертвах, на потоках крови, необходимой для «призыва».

— Девочка моя, — заговорить снова подопечной Таша не дала, — я не знаю, что тебе ответить. Красные отблески на чёрном фоне — признак демона, пришедшего по воле магии «призыва». Я не знаю, разумны ли эти твари.

— Разумны, — прошептала Альта. — Я вот подумала… ведь демонов всегда вызывали ради битвы. И ещё говорят, что наш мир для них смертелен… как думаете, госпожа, что будет чувствовать человек, если его насильно куда-то приволокут, где его ждёт сперва рабство, а затем и неизбежная смерть?

— Люди разные, — хмыкнул арШан, вмешиваясь в беседу. — Одни смирятся, другие озвереют, третьи попытаются на себя руки наложить, четвертые начнут выгоду искать. Думаете, молодая волшебница, демоны впадают в ярость?

Альта, покрасневшая от удовольствия — ещё бы, почти настоящий рыцарь Ордена назвал её волшебницей — важно кивнула.

— Никто ведь не пробовал поговорить с демоном по-доброму.

— Кто знает, кто знает, — нарочито задумчиво пробормотала Таша, искоса поглядывая на воспитанницу. — Говорят, при «призыве» каждый третий маг погибает. Может, эти «каждый третий» как раз и пытаются поговорить с демоном «по душам», как считаешь?

— Вам бы всё шутить, — насупилась девушка, — а мне их жалко.

— Тебя послушать, так и волков, что стада режут, пожалеть надо.

— И их тоже, — гнула своё Альта. — Я не дура, понимаю, что волков перебить придётся, но они просто жить хотят, голодные ведь. А зайцев или мышей на стаю не хватит, вот и идут туда, где мяса много.

Таше оставалось лишь покачать головой. Демона пожалеть… куда мир катится?

Альта озиралась так, что ещё немного — и шею вывихнет. Шесть лет, срок немалый, да и много ли детская память способна сохранить, но и в сёлах, вроде этого, не то что за шесть — и за шестьдесят лет мало что меняется. Сгорит какой-нибудь дом или два, построят новые — но такие же, отличающиеся разве что в малом, незначительном. А потом пройдет не так уж много времени, брёвна потемнеют, наличники рассохнутся, свежепоставленный забор покосится — не то, чтобы совсем упасть, но и новым выглядеть перестанет. И только взгляд старожила сможет отличить, где строение недавнее, а где уж почти что древнее.

Ну и память детская — она разная бывает. Кто лишь обиды от родителей запоминает крепко, кто, наоборот, ласку. Альта помнила практически всё — и то, что получала, и то, о чём только мечтала.

Дом местного управителя, к примеру, изменился. Побогаче стал, поухоженнее, хотя стены те же. Зато не соломой крыт, как большая часть других домов, а глиняными плитками внахлест, аккуратно, чтобы ни одна дождевая капля внутрь не просочилась. И служит такая крыша долго, и знак дает, что не простой селянин в доме обитает.

Вообще, если по крышам судить, сразу видно, ещё на подъезде, у кого в доме достаток. Самый большой дом, несомненно, управителю принадлежит. Чуть поменьше — богатейшему из местных лавочников. Лавочник, понятно, и рад бы домину побольше отгрохать, да кто ж ему позволит. Вот и строит так, чтобы управителя не превзойти… но и не отстать сильно. Третий — наверняка Служителю Эмиала Светлого укрытие от непогоды обеспечивает. Служители разными бывают, кто-то богатства не чурается, кто-то, напротив, старается скромность демонстрировать в полном соответствии с официальной политикой Обители. Но скромность — скромностью, а тяга к удобствам никому не чужда, только не у каждого на это средства имеются.

Путники ехали медленно, несколько раз дотошно расспрашивали встречных, как проехать к дому Управителя. На фырканье Альты — мол, она тут дорогу найдёт ночью и без факела — арШан спокойно ответил, что дать хозяину возможность приготовиться к приезду гостей, неважно, желанных или нет, есть признак уважения. Альта пробормотала что-то насчёт того, что не всякий хозяин этого уважения заслуживает, но спорить не стала.

А потом начала получать откровенное наслаждение от этой прогулки по улицам большого села — из многих, настежь открытых окон, на неё с восторгом пялились местные обитатели. И не только юнцы, первый раз в жизни видевшие молодую золотоволосую красавицу, в дорогом (что не из крашеной холстины — наверняка дорогое) наряде, да ещё со шпагой на боку. И от девиц, не желавших упустить подобное зрелище, хватало выразительных взглядов — только в них сквозил не восторг, а жгучая зависть. Понимали, что на фоне заезжей гостьи выглядят, мягко сказать, слабовато. Таша на своём боевом жеребце тоже смотрелась сногсшибательно, хотя её наряд, дополненный мастью коня и цветом волос, вызывал скорее робость, чем восхищение. Что поделать… простонародье любит простые аналогии. Весь в белом — стало быть, сторонник Светлого Эмиала, носишь чёрное — ну…

Управитель времени на подготовку к приёму гостей получил в достатке, поэтому встретил их на пороге своего дома.

— Какая честь для нас, госпожа волшебница!

Таша милостиво кивнула. По такому случаю она позаботилась надеть тонкий серебряный обруч со светло-зелёным, под цвет глаз, изумрудом. Увы, не «горящим». В обычное время подобных украшений девушка не носила, но обстановка требовала…

Надменно кивнув, Таша, опершись о руку арШана, спрыгнула с коня. Мгновением позже спешилась и Альта, чуть неловко — шпага зацепилась за упряжь. Слава Эмиалу, хоть не упала.

— Твоё имя?

Голос волшебницы звучал чуточку прохладно. Пусть она здесь и гостья, но если лавочник или трактирщик, скажем, служат тому, кто платит, то управитель служит Святителю и, тем самым, ещё и Ордену. Желательно, чтобы об этом не забывали.

— Гешар Тит, сиятельная! — его глаза лучились преданностью.

Таша знала, что такое обращение уместно, скорее, в адрес высшей элиты Ордена. И управитель это знал. С одной стороны — немного лести, с другой — молчаливое согласие эту лесть принять. Тит не дурак, дураки на подобных постах подолгу не задерживаются, стало быть, понимает, что орденская волшебница прибыла сюда не из праздного любопытства и уж точно не проездом — тогда отправилась бы прямиком в таверну. Следовательно — будут неприятности, поскольку волшебница Света не явится в гости лишь для того, чтобы сообщить какую-нибудь столичную сплетню или порадовать управителя вестью о снижении налогов.

Торопливо, пока гостья не начала серьёзный разговор на пороге (мало ли, вдруг дело отлагательств не допускает), управитель затараторил:

— Милостью Святителя и Ордена, я управитель села Лесное. Вы и ваши спутники, не иначе, устали с дороги, сиятельная. Снизойдите до скромного угощения, посланного нам Эмиалом. Уж и вода согрета, нынче лето сухое, дороги пыльные. Нижайше прошу не отказать.

Снова кивок. Слова тут излишни, тем более, слова добрые — хватит и того, что волшебница Несущих Свет принимает приглашение. Тут же подбежали слуги, приняли поводья коней. Не стоило сомневаться — их обиходят со всем прилежанием. Хозяин тут же отступил в сторону, снова поклонился и распахнул перед гостьей дверь.

Как выяснилось, Эмиал неплохо позаботился об угощении для путников. Стол ломился от пусть и не слишком разнообразных, но с душой приготовленных блюд. Однако Таша, лишь пригубила вина — наверняка отменного по местным меркам, но безнадёжно посредственного в сравнении со знаменитыми экземплярами личной коллекции арГеммита — и притронулась к еде ровно настолько, чтобы соблюсти приличия. Эта сдержанность в полной мере была компенсирована Кайлом, который, как и любой молодой мужчина в его возрасте, никогда не упускал случая хорошо поесть и выпить.

— Могу ли я узнать, сиятельная, какое дело привело вас в наши края?

— Можешь, — Таша отставила бокал. — Девять лет назад в этом селе появилась девочка-сирота…

— Как же, сиятельная, помню, помню… — заторопился Тит, и тут же расплылся в льстивой улыбке. — Её потом в Школу Ордена увезли. Какая честь для нашего скромного села. С той поры и не видел я ту девочку, уж и не знаю, жива ли она.

— Жива, — голос Альты прозвенел то ли сталью, то ли льдом. — Не узнал меня?

По враз побелевшему лицу управителя поползли красные пятна. Таша мысленно сделала себе заметку выспросить потом Альту, чего это Тит так испугался? Хотя догадаться несложно — видать, несладко пришлось сироте, и управитель к этому руку приложил. А то и ногу. Интересно, чего он сейчас ожидает? Мести? В принципе, это не в обычаях Ордена, но сердцу не прикажешь. Скажем, нынешний статус Альты в качестве ученицы (навечно, поскольку никто её не исключал, но и продолжать обучение не собирался) формально не позволяет ей приказать мужикам повесить или, как вариант, прилюдно высечь сельского управителя… да и, если на то пошло, любого другого мужика или бабу. Но это формально — а на практике всё зависит от того, насколько немил Тит односельчанам. Если многим насолить успел — то и по приказу простой ученицы отделают так, что мало не покажется.

— Г-госпож-жа… — наконец смог из себя выдавить управитель. — Я так рад…

— Раньше при виде меня ты радости не испытывал, если я правильно помню, — прошипела Альта.

Леди Рейвен с нескрываемым интересом посмотрела на воспитанницу. Сейчас девушка напоминала взбешенную кошку — глаза горят, шерсть вздыблена, когти выпущены, лапа готова в любой момент нанести удар. В такой ярости Таша её ещё никогда не видела.

«О, Эмиал, да она же его сейчас прикончит!»

— П-простите, г-госпожа… если чем обидел… я… всё, что угодно…

А вот в этом он прав. Явись сюда Альта просто так, одна, разговор вполне мог бы оказаться иным. Ученица Ордена — персона не малозначительная, но и падать перед ней на колени Тит вряд ли стал бы. Простой селянин — возможно, но уж никак не управитель. Но девчушка (что ж он ей сделал-то?) явилась в сопровождении воина и волшебницы, носящей обруч с камнем. Тут уж, если дело плохо повернётся, и заступничество Служителя из местного Храма может не спасти.

— Обидел? Ну что ты, Тит, — в голосе послышалось шипение. — Разве можно счесть обидой, если на ребёнка, посмевшего взять яблоко из твоего сада, спускают собак?

«Интересно, а Лейра знала об этом случае, когда забирала девочку из села? Может и знала, но вряд ли приняла близко к сердцу. Госпожа Попечительница не отличалась бесконечной добротой, особенно в отношении тех, кто не отобран для её любимой Школы. Вот если бы Тит после отбора хотя бы косо посмотрел в сторону новоиспеченной ученицы, ему бы пришлось несладко.»

Внезапно с лицом Альты произошла новая перемена, столь же резкая, но куда менее пугающая. Ярость исчезла, пухлые губки улыбались — ну просто милая девочка, само обаяние.

— Ответишь на вопросы со старанием — прощу. Будешь юлить — язык отрежу.

При этом голосок был ласковым, но сказано было настолько серьёзно и многообещающе, что Тит покрылся холодным потом.

— Д-да, госпожа, всё, что пожелаете…

— Остынь маленько, вон, вина глотни, — буркнула Таша, адресуя реплику хозяину дома, одновременно глазами приказывая спутнице не увлекаться. Немолод управитель, ещё пара таких трюков, и у старика вполне может сердце не выдержать.

Тит вцепился в здоровенную чашу с вином с таким рвением, словно тонул — и сам Эмиал прислал ему на помощь бревно. Выхлебав чуть не половину, заливая попутно одежду и пол, управитель наконец перевел дух и уставился на Альту и Ташу (как он умудрился смотреть сразу на обеих и не приобрести при этом пожизненное косоглазие, так и осталось для леди Рейвен загадкой) по-собачьи преданным взглядом. Только что хвостом не вилял…

— Обозы торговые к нам нечасто заглядывают, — говорил Тит почти спокойно, временами степенно прикладываясь к чаше с вином, но Таша видела, что пальцы у управителя чуть заметно подрагивают. Видать, и впрямь решил, что обиженная сирота, выбившаяся в орденские ученицы, с него шкуру спустит. — Живем-то мы, сиятельная, сами видите, не на большом тракте. Опять-таки, Торнгарт недалече… кому что дорогое купить надо — тот уж сподобится в город съездить, три дня пути всего, ежели не торопиться. Опять же, лавка в селе большая… как у арЛемада сына в орденцы забрали, он поначалу совсем дела забросил.

Управитель поскреб жидкую бороденку, затем снова опустил нос в чашу. Альта и Таша коротко переглянулись — забавно получается, судя по имени, этот местный торговец в своё время на службе Ордену мечом махал, иначе приставку «ар» к отцовскому имени ни за что бы себе не позволил, с этим в Инталии довольно строго. Почему на покой ушел?

— АрЛемад, он вообще со странностями, — видимо, Тит заметил переглядывающихся девушек и поспешил пояснить, пока спрашивать не стали. — Говорят, хорошим воином был, белого плаща удостоился. Только в какой-то драке ему так шестопером по шлему съездили, полгода пластом лежал, говорить не мог. Потом оклемался маленько, но служба уже не пошла, как на коня залезет, да вниз, на землю, посмотрит, тут же под копыта и валится. Деньжат прикопил к тому времени, лавку вот построил.

Тит причмокнул, словно и сам в той торговле некоторую долю имел. Хотя… вероятно, что-то и в самом деле имел, всё, что в селе делается, мимо управителя да Служителя Храма пройти никак не может. И если Служитель долю имеет по закону, то управителю, дабы что-то сверх положенного урвать, лисицею крутиться надо. А уж простаком уважаемый Гешар Тит не выглядел.

— Лавка, сиятельные госпожи, и в самом деле знатная, — теперь он именовал «сиятельной» не только леди Рейвен, но и её спутницу, справедливо решив, что немного (а лучше много) лести не повредит, — почитай, в округе самая большая. Опять-таки, торговым людям сюда товар вести невместно. Много ли навару, когда или арЛемад что получше скупит, да потом тем же торговцам за полторы цены всучить попытается, или сами хозяева в город свезут. Мороки немало, да только в городе расторговаться получше можно, арЛемад — мужик себе на уме, прижимистый, с него много не стрясешь. Вот и выходит-то, что обозы в наших местах редко бывают, разве что кто дело плохо знает, или в Торнгарте цена плохая, вот и шарят по селам, где что взять подешевле, да своё продать хоть бы не в убыток.

— Ты о том обозе говори, — Альта вроде бы и улыбалась дружелюбно, но так улыбается хорошо обученный пес, встречая незваного гостя. Вроде и не рычит — а клыки наружу.

— Дык, я ж и говорю, — Тит поерзал на лавке, при этом отодвинувшись от девушки чуть не на ладонь. — Времени сколько прошло, всего и не упомнишь.

— А ты постарайся, — сухо посоветовала Таша.

Говорливого (от страха, что ли) управителя надо бы поторопить, иначе воспитанница окончательно взбесится. Что на неё нашло-то? Вернее, чем Тит её в прошлом так допек? Собак спустил? Так это дело обычное, если кто в твой сад или огород забрался, науськать на него пса — самое дело. И собаке наука, и воришке долгая память.

— Обоз этот аккурат десять лет тому как в наших местах объявился. Точно говорю, не девять, а уж десять. В тот год как раз крышу на…

— Про обоз!

— Ну да, так о чём и говорю-то. Обоз так себе, прямо скажем, дрянь, а не обоз. Две телеги, в каждой по одной лошади. И людишек-то почитай, смех один. Купчина сам-друг, да баб с ним четверо, да детишка вот одна была.

Таша мысленно согласилась с управителем, что обоз этот и в самом деле слова доброго не стоил. Везти хоть сколько-нибудь приличный товар практически без охраны — двое мужиков для такого дела мало, а баб никто и считать не станет — дело глупое. Или товару было немного и плёвого, или кто-то из мужиков себя непобедимым воином считал. Такое бывает, только вот опытные бойцы потому и до опыта дожили, что знают — на любого умельца может найтись не меньший мастер. Или не мастер, зато с арбалетом или луком. Пожалуй, это походило на попытку своё дело начать — сначала налегке пути разведать, выяснить, где в каком товаре нехватка, а там можно и серьёзный караван собрать, пусть и на заёмные, для начала, средства.

— Торговлишка у них тут не пошла, — глубокомысленно сообщил Тит. — Да и товар, скажу я вам, сиятельные госпожи, в наших местах не самый нужный. Железо кой-какое, старое…

— Оружие?

— Не, всякое железо… скобы там, гвозди разные… да я не присматривался особо. Железо-то паршивое, ржавое изрядно, а в местах наших, сиятельные госпожи, железа хватает. Почитай, в болотах его немало добывают, да и Орден, пусть ведёт его свет Эмиала, ежели заказ какой даёт, так непременно потребный материал привозит.

Таша коротко кивнула, соглашаясь. Своих мастерских у Ордена хватало, и доспехи делали настоящие умельцы. Но железа всегда требовалось больше, чем имелось рабочих рук, и всякую мелочь — гвозди, подковы, хозяйственный инвентарь и прочее добро та же незабвенная Мара, твёрдой рукой правившая Школой Ордена, предпочитала заказывать не в орденских мастерских, а на стороне. И дешевле, и быстрее.

— А кузнец-то у нас знатный, какое попало железо не возьмет, побрезгает. Он ещё при отце моём…

— Про обоз!

— А, ну про обоз, оно так… — Тит почесал затылок, глотнул вина, затем с обидой поглядел на опустевшую посудину и торопливо налил себе ещё. — Так они и не расторговались, дальше поехали. Там, в полудне пути, сельце стоит, маленькое, кузнеца у них-то и нет, тамошние к нам ходють, а то и дело, наш-то кузнец…

Поймав взгляд волшебницы, Тит подавился очередным комплиментом в адрес неведомого кузнеца и продолжил, уже почти по делу.

— Ну и поехали. В лесу, знамо дело, неспокойно было, пошаливали лихие люди. Но мы-то знаем, а пришлые… кто ж им скажет-то. Ежели бы спросили, оно конечно, так ведь молчком всё. Ну и поехали. А три дня как прошло, девчушка-то и пришла. Ну мы ж не звери, дитю приютили. А мужики в лес пошли, посмотреть, что там, да как. Ну и нашли… Уж и не знаю, чем тот купец разбойничков прогневил, может, за меч схватился, а то и юшку кому пустил. Ну те и озверели вконец. И купца, и мужика, что с ним ехал… да и баб тоже. Вот скажите, сиятельная госпожа, баб-то за что? Бабы-то справные, в теле… одна только всё на телеге лежала, то ли хворая, то ли с устатку.

— Тех, кто купца убил, нашли?

— Как же не найти, сиятельная, как же… почитай, по осени, как деревья листву сбросили, их и посекли. Солдаты орденские в наших местах случились, а с ними и белоплащник…э-э… в смысле, орденский рыцарь, пошли ему Эмиал верную руку и надёжный щит. Ну дык, кто-то из селян про тот обоз и брякнул. А рыцарь-то молод, горяч… посадил двоих ратников в телеги, приказал вещички поверх кольчуг натянуть, не богатые, но и не бедные, в самый раз чтобы… да в лес отправил… а другие его солдаты, вишь, кто за телегой той тишком пошёл, а кто и село наше окружил.

— Село-то зачем? — удивилась Альта.

Таша сокрушённо покачала головой. Это ж надо, вроде и взрослая совсем, заму… в общем, выглядит как взрослая, а соображает, как дитя.

— Потом объясню. Ты рассказывай дальше, Тит, рассказывай.

— Ну дык, разбойнички-то и попались на приваду, как мышь на сырный катышек. Там их и… того…

— Стало быть, про тот обоз больше ничего не знаешь? — прищурилась Таша. В том, что всей правды из управителя, хотя и подрагивающего от страха, вытянуть пока не удалось, она не сомневалась ни на мгновение. — Откуда они ехали, кто такие?

— Эмиалом клянусь, сиятельная, всё как на духу.

— Допустим. Ладно, говоришь, с кузнецом они торг вели? Ну-ка, пошли кого, пусть кузнец сюда идет, с ним поговорим.

Управитель не нашел в себе силы поинтересоваться, почему он должен пропахшего потом и дымом кузнеца тащить в свой чистенький дом. Тут же выполз из-за стола, бросился к двери, явно в восторге от мысли убраться, хоть бы и на время, подальше от орденских волшебниц.

— Сей же час приведу, сиятельная, сей же час. Слуги что, — бормотал он на ходу, — слуги, они ж напутают всё, сам приведу, уж чтобы наверняка…

— Альта, чем ты его так напугала?

Девушка невинно улыбнулась, неспешно извлекла из ножен тонкий недлинный кинжал и принялась неторопливо постукивать остро отточенным лезвием по столешнице, выковыривая из гладко оструганного дерева щепки.

— Когда он на меня собак спустил, да ещё калитку перед носом закрыл, чтобы убежать не могла, я только и успела, что на дерево влезть, а то искусали бы до смерти. Псы у Тита всегда злющие были, и на человека натасканные. Ну я ему с дерева и пообещала, что как вырасту, отрежу ему уши…

— И только?

— И… не только. Тогда-то он хохотал чуть не до икоты, а теперь вспомнил. Орденские волшебницы слов на ветер не бросают, это каждому известно. Госпожа, вы обещали объяснить, зачем рыцарь село окружить приказал?

— Это же очевидно…

Что в детских сказках, что в книгах, коими благородные дамы до слёз учитываются, разбойники — частые и желанные гости. Или разбойники благородные, храбрые до отчаянности, щедрые к друзьям. Или разбойники злобные — но такие в книгах подолгу не живут, обязательно найдётся кто-то благородный и храбрый до отчаянности, разбойников тех в мелкую стружку порубит, обязательно друга или девушку-красавицу от негодяев спасёт, да и неправедно нажитое добро, как водится, прикарманит. А то и друзьям раздаст, ибо тоже к друзьям щедр. Что поделать, каждый, кто про сильного да смелого читает, поневоле его образ на себя прикидывает, потому и не бывает такого, чтобы книгу про вора и подлеца писали.

Так что разбойники — дело в книге нужное и уместное. Правда, те, кто подобные книги или сказки сочиняют, часто ради красивостей и завлекательного повествования несколько от реальности отступают. Куда ни глянь — лесные злодеи живут в глухой чащобе, наведываясь к обжитым местам только чтобы резать да грабить. А нахватав добычи, снова уходят в леса или в болота…

Ну, бывает и так. От армии отбившиеся или позорно бежавшие солдаты, мужики, которых односельчане пинками и дрекольем изгнали, ещё кто-то… но нечасто. Добычу в лесу куда деть? Обрядиться в кинтарийские шелка, увешаться драгоценностями, выдуть захваченное пиво и вино? И жить в землянках, где под ногами вода хлюпает? Нет, не слишком это интересно получается.

Добычу необходимо продать — так, чтобы стража, которой любой разбойник что кость в горле, не пронюхала. Сбывать потихоньку, не привлекая внимания. Иногда — подальше от места, где добыча захвачена, как можно подальше. Пиратам с Южного креста в этом отношении легче, на островах у них добычу подчистую купят, хоть и за полцены — а затем пойдёт в тот же Кинт Северный вполне себе мирный торговый караван, чтобы добро на торги доставить. Лесной братии в этом отношении сложнее.

Да и что в лесу каждый день делать? Селян обижать? Так с них, селян, что взять-то? Воз сена и пару медяшек в тощем кошельке? И ради этой добычи шарахаться по лесу, рискуя нарваться на солдат?

Потому и редко устраивают разбойники скрытые в глубине леса, куда и не всякий охотник дорогу знает, тайные лагеря. В жизни зачастую всё гораздо проще. Живут тати в добротных избах, а на промысел выходят в ночи, да и то не часто, чтобы соседи ни о чём не догадались. Посмотришь на такого — вполне себе хороший хозяин, дом обустроен, жена по хозяйству возится, детишки во дворе бегают. Да и сам мужик то в поле горбатится, то в лес за дровами отправляется, то на охоту вместе с соседями идет. И мало кто догадается, что помимо обычных повседневных дел есть у этого человека и ещё одно занятие.

Богатые обозы — они ведь не из воздуха по велению богов появляются. Откуда-то в путь отправляются, через деревеньки и села проходят — а там, хочет купец или не хочет, а слушок пройдёт — куда направляется, да что везёт. Ну и охрану сосчитать, прикинуть, кто из воинов, сопровождающих караван, чего стоит. А уж если купец в таверне остановится на ночлег, тут и вовсе сведений мешок соберётся — чем расплачивался, тугой ли кошель, с опаской держится, или ничего не боится, носит ли кольчугу — всё для успеха тёмного замысла важно.

Что ж получается? А получается, что разбойные отряды, готовые до нитки обобрать неосторожного путника, большую часть времени живут по окрестным селам тихо и мирно, поджидая, пока хороший случай представится. Так что тот рыцарь, намереваясь разбойников ловить, поступил совершенно правильно. Село окружил — дабы никто из сельчан об его плане подельников предупредить не мог. Наверняка понимал, что если и не кто-то из разбойников, то уж пара их осведомителей наверняка поблизости найдётся.

— То есть, — скрипнула зубами Альта, — ты хочешь сказать, что тот обоз в засаду попал, потому что местные её и организовали?

— Надеюсь, ты не собираешься вырезать село под корень?

Девушка вздохнула.

— Когда вспоминаю, как я здесь жила, хочется вырезать. Может, не всех… но кое-кого — очень хочется.

За дверью послышались тяжёлые шаги. Тит нашел-таки кузнеца и доставил его для допроса с пристрастием.

— Думаешь, кузнец из той банды?

— Сомневаюсь, — покачала головой Таша. — Кузнецы, как правило — люди не бедные и очень уважаемые. Его я о другом расспросить хочу… хотя вряд ли он что полезное скажет. А вот насчёт разбойничьих пособников мы позже разберёмся. Если управитель о них ничего не знает, значит, он круглый дурак. А дураком Тит не выглядит.

— Сиятельная, дозволь войти? — в грохочущем басе, раздавшемся от распахнувшейся двери, подобострастия не было ни на грош. Слова — лишь дань вежливости.

Сразу стало понятно, что дом этот строился не в расчёте на стать заявившегося детины. В дверь, не такую уж и узкую, кузнец протискивался боком, да ещё сгибаясь в три погибели — притолока приходилась ему как раз на уровне глаз. Поприветствовав орденскую волшебницу, её спутницу и уже изрядно захмелевшего арШана, кузнец осторожно присел на жалобно скрипнувшую лавку.

Выглядел он весьма впечатляюще — здоровенный бугай в кожаном, во многих местах прожжённом переднике поверх столь же попорченного огнем кожаного полукафтана, распространял вокруг ароматы дыма, крепкого пота и горелого масла. Таша оглядела кузнеца с изрядным удивлением — мог бы и приодеться, не по своим делам же шёл, а на встречу с волшебницей. Или одержимый служебным рвением Тит прямо от горна мастера приволок?

— Чего изволите, госпожи?

Поначалу вспомнить события десятилетней давности кузнецу не удавалось. Затем, многократно потеребив короткую густую бороду, он кое-что из себя выдавил — в основном, в подтверждение слов управителя — что обоз был плохонький, а товар — дрянь.

— Каким тот торговец из себя был? Ну так я, госпожа волшебница, особо-то не присматривался. Одет небогато, прямо сказать, бедно. В торговле-то, госпожа волшебница, одёжка — первейшее дело, ежели одет, как нищий, кто ж с тобой торг иметь станет? Вот если бы…

Выслушав длинную тираду о том, как должен одеваться уважающий себя купец, Таша попыталась перевести русло беседы в нужное для себя направление.

— А те, что с ним ехали?

— Про тех и вовсе ничего сказать не могу, — не видал я их. Токмо с мужиком тем беседу вел, да не срядились.

Задав ещё с десяток вопросов и получив столько же ответов, то коротких, то пространных, но одинаково бесполезных, Таша махнула рукой.

— Ладно, ступай. Жаль, что не знаешь, откуда обоз этот приехал…

— Дык это… как же не знаю-то? Вы, госпожа волшебница, всё про странное толкуете, как одет, да каков с лица, да не поминал ли чего про дитю, что с обозом ехала. Разве ж я про такое знаю? Наше дело простое, он мне товар, я ему — монету, если товар нравится, или же путь со двора, если его барахло не сгодится ни для чего.

— Не зли меня, — очень вежливо попросила леди Рейвен. — Рассказывай, что про торговца знаешь. Откуда, как зовут, чего в краях наших делал.

— Имя не спрашивал, врать не буду. К чему имя-то? Не за столом мне с ним сидеть, а на торгу монеты-то любого имени важнее. Чего в село приехал — ясно, торговать хотел, в телегах барахла немало, да только как есть поганое. А вот откуда — из того тайны он не делал. Поморник, аж с Блута.

Заметив непонимающий взгляд Альты, наставница пояснила:

— Поморниками называют всякий сброд, что на берегу добром, которое море выбрасывает, побираются. Вообще говоря, занятие только на первый взгляд бессмысленное — в тех местах корабли нередко тонут, на берег немало разного попадает. Бывает, что кто-то из таких вот мужиков в одночасье богатым становится — то труп в дорогой кольчуге вынесет, то сундучок с серебром… Всякое случается. В большинстве своём они едва концы с концами сводят, а то и вообще от голода мрут, но меньше поморников от этого не становится. Я читала, что у них правила свои есть и берега на участки поделены. Зайдешь на чужое место, а ещё хуже подберешь что-нибудь — убить могут. А вот пираты поморников уважают, часто монетку-другую подкидывают, вроде примета такая. Говорят, по правилам — если поморник живого человека на берегу нашёл — обязательно поможет. А жизнь пиратская непредсказуема — сегодня ты на палубе и с добычей, завтра — за бортом, верхом на доске, и тешишь себя надеждой, что вынесет течением к земле.

— Оно так, госпожа волшебница, — прогудел кузнец. — Этот поморник и сказал, что его с насиженного места выгнали. Зашёл на чужой берег раз, зашёл второй. По-первости били только, потом сговорились и отовсюду гнать начали. Ну он, что накопить удалось, в телегу погрузил, да поехал нового счастья искать. В Инталии поморников отродясь не было, берега свободны, ходи да ищи себе добро. Честно работать эта погань не желает, ну да пусть его…

— А бабы с ребёнком?

— Да не знаю я, госпожа волшебница, как на духу говорю, не знаю. И не спрашивал… может, жена с сёстрами и дочкой, может — по дороге прибились. Кто их разберёт.

— Что ж, благодарю тебя, добрый человек, — Таша достала серебряную монету и протянула кузнецу.

Тот повертел монетку в пальцах, пожал плечами, словно удивляясь, за что это ему деньги перепали, поклонился и вышел, обдирая могучим телом косяки. Почти тут же в дверь скользнул Тит, нацепивший умильную до приторности улыбку.

Допрос с пристрастием, которому в течение последовавшего получаса подвергся управитель, принес свои плоды, пусть и не сразу. Поначалу Тит упорствовал, уверяя, что о лесных разбойниках ничего не знает, а если бы знал, не преминул бы своевременно доложить властям. При этом вид имел столь честный, что даже неискушенная в общении с подобными людьми Альта не поверила ни единому его слову. Леди Рейвен кивала, соглашалась — мол, доложить властям надо обязательно, это дело доброе — но постепенно мрачнела. Злить волшебников Ордена — вообще дело опасное, но большинство из них всё-таки умеют худо-бедно держать себя в руках. Леди Рейвен к этому большинству не относилась.

— Альта, там у меня в дорожной сумке несколько баночек в полотняном мешочке, принеси, пожалуйста.

— Сейчас, госпожа.

— И скажи мне, Тит, у тебя найдётся хорошая бритва?

— Найдётся, сиятельная, как же не найтись. Самая лучшая, из Кинтары привезена, — управитель явно весьма обрадовался смене темы. — Сами-то мы, сиятельная, бороды не бреем, это дворяне там, или ещё кто из рыцарей моду взял с голым подбородком ходить. Вы не подумайте, сиятельная, что я осуждаю, чай, не в глухом лесу живем, что такое мода — знаем. Да только…

Он осекся, мучительно задумавшись, зачем столичной волшебнице нужна бритва. Таша не стала дожидаться, пока Тит сообразит.

— Бороду мы твою брить не будем, — кивнула она. — И в самом деле, раз уж у вас тут модно с бородами ходить, зачем мужику красоту портить. Мы тебе немножко затылочек побреем, потом я там кое-что нарисую… а после этого, уважаемый, ты мне как на духу всё расскажешь. И про разбойников, и про сборы налогов, и про другие грешки. Есть у тебя грехи перед Эмиалом и Святителем? Есть, есть, не отвечай… сейчас ведь соврёшь, а как я с рисунком закончу, там уж твоей искренности можно будет полностью доверять.

Магия — удел избранных, но это не означает, что простой народ ничего о ней не знает. Любой мальчишка, делая человечка из глины, представляет себя могущественным волшебником, создающим голема. Ополченцы, возвращаясь к родным очагам, любят рассказывать о славных денечках — и о собственной удали, и о магах, обрушивающих на врагов потоки огня и льда. И об «оковах разума» знают многие — в Инталии пытки используются нечасто, только если сильного мага поблизости найти не удается. Здесь же, относительно недалеко от столицы, о пойманных душегубов руки никто марать не станет. Сам же управитель гонца пошлет — и через десяток дней прибудет маг, способный наложить «оковы». Таша прекрасно знала, что ничего особо сложного в этом нет — вот «путы разума» дело иное, это признак настоящего таланта.

Ну, а под «оковами» подозреваемый ничего не утаит… Пытки в этом отношении куда хуже, боль заставит человека себя оговорить в чём угодно. Да и не только боль… мать, не задумываясь, возьмет на себя вину сына, мужчина попытается защитить возлюбленную, брат пожертвует собой ради брата. Не всегда, разумеется, но такие случаи — не редкость. А государству не нужна жертва, ему требуется порядок и справедливость. Если вина не вполне очевидна, в дело вступает магия — и она обеспечит справедливость приговора.

Таша с тоской вспомнила, как её провели, словно девчонку, подставив здорового бугая, выболтавшего под «оковами» совершеннейшую чепуху. Да, страшные тайны и секретные секреты удержать в себе не получится, проблема лишь в том, чтобы человек знал то, о чём его спрашивают.

Несомненно, Тит имел за душой много такого, о чём ему не хотелось бы рассказывать волшебнице Ордена. Мало кто из управителей может похвастаться кристальной честностью, большинство живет по принципу «со Святителя не убудет», не видя ничего дурного в том, чтобы кое-что из налогов, подлежащих отправке в Торнгарт, оседало в их собственных сундуках. Немного, можно сказать, самую малость — но из этих крох и складывается благосостояние. А вот если эти вольности вскроются — тут как повезет. Наказание могут назначить и попроще — плетьми или изъятием имущества, изгнанием или каторгой. А если судья — в этой роли чаще всего выступает местный Служитель храма, с которым у Тита отношения были не из лучших — пожелает, то может потребовать и очищения пред ликом милосердного Эмиала… Ну а как очищение происходит, известно любому.

Стоит отметить, что костёр, открывающий заблудшей душе дорогу к истинному свету, в Инталии — дело нечастое. Скажем, за обычный грабёж или убийство виновника отправят в рудники или на плаху… если попросту не вздёрнут сразу, на месте преступления. Но покушение на налоги — это, по сути, покушение на власть Святителя, на его дарованные Эмиалом права. И вряд ли местный жрец будет благодушен, его понять можно — старость приближается, а место — не из доходных. Проявить принципиальность, жёсткость, да ещё перед селянами правильные слова произнести, чтобы поняли и на будущее запомнили — глядишь, кто-то из столицы заметит рвение.

А в том, что орденская стерва не ограничится вопросами о лесных разбойниках, Тит нисколько не сомневался.

— Н-не надо… сиятельная… всё скажу…

Из сбивчивого рассказа следовало, что (как Таша и предполагала) в каждом селе у грабителей были свои глаза, пристально наблюдающие за дорогами и обозами. Если верить Титу — ну, а не верить вроде бы и смысла не было, напуган управитель был до дрожи в коленках — в этом селе лихоимцев было лишь двое. Один — ещё зелёный пацан… вернее, тогда, десять лет назад, он пацаном был. Сейчас — мужчина зрелый, да толку с того.

— Помешался он тогда… я, сиятельная, и не знал, что он в лес ходит, как есть не знал, светлым Эмиалом клянусь. Уж потом, когда дело-то это случилось, оно и ясно стало. Здан — тот вообще не вернулся, вроде как на охоте сгинул, а этот припёрся… совсем дурной, заговаривается, каждой тени боится.

— Чего ж ты его выгораживал-то?

— Ну, это… — Тит потупился, но соврать под угрозой применения магии не посмел. — Племянник он мой, так значит. Сеструхи сынок… Тогда ведь сопляк-сопляком тогда был, какой спрос с него, а сейчас, гляди ж, как чего-то спужается, так или в штаны наложит, или забьётся куда-нибудь, хоть бы и в собачью конуру, и иначе, как булкой медовой его оттуда не вытащишь. А страшит его, почитай, что угодно. Грешно блаженного-то обижать… он, может, и поразбойничал всего-ничего, да и не убил никого.

— А помешался-то почему?

— Кто ж его ведает? Мы с сеструхой уж расспрашивать пытались, да после тех расспросов только портки вновь стирать. Видать, узрел что-то недоброе, вот и тронулся маленько. Видать, было от чего, Здан-то мужик был могучий и злой, его всё село стороной обходило. Ан гляди ж, сгинул. Правду сказать, сиятельная, я и сам с облегчением вздохнул, негоже такого соседа иметь. Я-то на него управу никак найти не мог, хоть и лютый, да никого до смерти в селе не зашиб, а если просто юшку из носа пустить или, к примеру, челюсть в драке свернуть — так это… ну, бывает. А вообще-то Здан мужик работящий был… чего его в лес-то потянуло, кто бы знал.

Таша пробарабанила пальцами по столу, затем повернулась к воспитаннице:

— Альта, так ты мешочек-то принеси.

— З-зачем м-мешочек? — снова начал заикаться и бледнеть Тит. — Н-не надо м-мешочек, сият-тельная, я всё рассказал, клянусь Светом…

— Ну рассказал и рассказал, — не стала спорить леди Рейвен. — А теперь пойди и племянника приведи.

— Наказать решили? — сообразив, что лично ему пока ничего не грозит, Тит немного приободрился. — Оно, конечно, правильно, да только блаженного-то пожалеть бы. Он и мухи теперь не обидит. Да и сеструха опять-таки… ведь овдовела давно, сынок, пусть и убогий, единственная радость в доме. Проявите милость, сиятельная, век с сестрой за вас Эмиала молить буду.

— Да не стану я его наказывать, — поморщилась Таша. — Задам пару вопросов, а повезёт, так и помочь смогу. Живо приведи племянника.

Управитель, кряхтя и вздыхая, отправился исполнять поручение. Альта принесла мешок с компонентами для заклинания и уставилась на госпожу. Та принялась неторопливо раскладывать на столе мисочки, пузырьки и пакеты с травами. Затем подняла глаза на воспитанницу.

— Вопросы у тебя на языке так и вертятся.

— Вы сказали, что сможете вылечить этого несчастного, госпожа?

— Вот как, несчастного, гм… а ты не забыла, что он причастен, возможно, к смерти твоих родителей?

Некоторое время девушка молчала, затем тихо пробормотала:

— Если причастен, я его сама убью.

— Ух ты, какие мы грозные, — рассмеялась волшебница. — Тебе так часто приходилось людей убивать, малышка? Ах да, я помню, приходилось. Так вот, дорогая моя, убить человека не так уж сложно, временами — так просто легко. Но не всякого… Если он угрожает твоей жизни или жизни тех, кого ты любишь, если крадёт у тебя на глазах твоё имущество, если просто творит зло, тебя особо не касающееся — всё это послужит оправданием и совесть тебя не попрекнёт. Или попрекнёт, но не то чтобы очень сильно. А вот прикончить слабого и беззащитного куда труднее.

— Но если он убийца?

— Десять лет страха — недостаточно суровое наказание? Впрочем, я не уверена, что смогу избавить его от болезни, хотя попробовать стоит.

— Вы будете накладывать на него «оковы», госпожа?

— Нет, к чему мне безвольная кукла. Да и подобное сумасшествие «оковами» не излечить.

Человек, которого привёл Тит, выглядел, мягко сказать, странно. Молодой мужчина лет двадцати пяти имел лицо, больше подобающее пятилетнему дитяти. Круглое, лупоглазое, немножко испуганное, изрядно перемазанное медом — Тит не соврал, здоровенный медовый пряник, похоже, примирил племянника с необходимостью предстать перед глазами сиятельных волшебниц Ордена… хотя вряд ли этот мужик осознаёт, где он и с кем.

— Садись вот сюда, на лавку у стены, — дружелюбно улыбнулась Таша. — Вкусный пряник?

— Вку-усный, — проблеяло великовозрастное дитятко, вгрызаясь в гостинец так, что мед потек по усам и реденькой бороде.

— Вот и славно. Ты кушай, кушай…

Руки леди Рейвен задвигались, губы шепнули первые слова заклинания, утягивающего человека в объятья сна. Альта вслушивалась в знакомый напев — ей самой эта магия была по-прежнему недоступна, но и опытный волшебник, уровня магистра, не способен погрузить в сон кого угодно. Подтолкнуть — это да, если человек устал и расслаблен, если мается от скуки или если болен, то магия сумеет найти путь к его сознанию. А вот, скажем, свалить в сон полного сил мужчину, сосредоточенного и настороженного, не удастся. В лучшем случае, выйдет немного затуманить взор, человек станет менее внимательным — поэтому эту магию редко использовали в серьёзном деле. «Сон» — удел лекарей…

Но тот, кто сидел перед Ташей, мужчиной был лишь с виду, а по сути — ребёнок ребёнком. Чтобы сопротивляться наведенной сонливости, нужна железная воля, а какая воля у полоумного… не прошло и минуты, как глаза дурачка закрылись, недоеденный пряник выпал из разжавшихся пальцев, на губах застыла блаженная улыбка.

— Где там твоя хвалёная бритва?

Тит принес требуемый инструмент. На затылке спящего был выбрит изрядный участок, после чего Таша принялась чертить на оголившейся, местами исцарапанной (бритва оказалась далеко не идеальной) коже элементы магической формулы. Затем начала плетение заклинания… поморщилась…

— Что-то не так, госпожа?

Вопрос был чисто риторическим, и без того ясно было, что заклинание ложится плохо, неохотно. Снова сказался больной разум пациента, «путы» — кружево тонкое и сложное, оно должно захватить сознание человека и подчинить его воле мага. Только вот с самим сознанием как раз и были проблемы, оно не особо подчинялось даже хозяину, что уж говорить о внешнем воздействии. Леди Рейвен повторяла формулу раз за разом, племянничек вздрагивал, когда магические знаки пронзали его болевыми спазмами, но не просыпался — «сон» держал его крепко, как никогда не смог бы удержать нормального взрослого мужика. Наконец нити плетения ухватили цель, и Таша тяжело опустила словно налившиеся свинцом руки — как и любое заклинание школы Крови, «путы» изрядно выматывали, а уж повторенные несколько раз подряд могли и сознания лишить. Грудь волшебницы прерывисто вздымалась, по вискам ползли капли пота.

Отдышавшись, Таша одним движением порвала паутину сна… мужчина тут же открыл глаза — теперь в них появилось вполне осмысленное выражение, и на волшебницу он смотрел с обожанием и преданностью. Прикажи она сейчас — и он выполнит всё, не задумываясь ни о чём, кроме как о наилучшем следовании полученному приказу.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, госпожа.

Голос был вполне взрослым, не лепечущим, как ещё совсем недавно. И лицо… Тит смотрел на племянника, отвесив челюсть. Десять лет сумасшествия, десять лет он видел радость на лице родственника только вручив тому очередной пряник или медово-сахарный леденец — а теперь перед управителем сидел мужчина, спокойный и собранный, такой, каким его хотела видеть сестра и её покойный муж.

— Расскажи о нападении на обоз, в котором ты участвовал. Я так хочу.

Мужчина на мгновение задумался.

— Я понимаю, что это было давно, госпожа, но мне почему-то кажется, что это случилось вчера…

— Не думай об этом, просто рассказывай.

Его звали Микош, и к разбойникам его привёл дядька Здан, соблазнив будущей добычей. Парень был юн, едва пятнадцать стукнуло, но на девок уже заглядывался вовсю, особенно одна приглянулась, Рада, да только жили они с матерью небогато, в такой дом молодую жену вести соромно. А дядька Здан тут как тут — обещал, что Микош пригоршнями серебро грести будет, а на богатый подарок любая девка одобрительно посмотрит, да и родители её желали бы дочь замуж в богатый дом отдать. Толку от того, что у паренька в дядьях сам управитель ходит, Тит мужик прижимистый, своего не упустит и делиться не любит. Не голодает сеструха — то и ладно, на бедность, может, когда серебряшку и подкинет, но уж ублажать племянника деньгами, да ещё на подарки девкам, не станет точно.

Поэтому Микош и согласился — да и дело выглядело простым и нестрашным. Дядька Здан говорил, что и оружия доставать не придётся, обоз-то плохонький, ни охраны, ни защиты. Мол, всего-то и делов — показаться гуранскому торговцу, пугнуть его маленько… тот сам своё серебришко и отдаст, как миленький. И в самом деле, ну стоит ли из-за горсти монеток рисковать жизнью?

Здан цену монеткам знал — повел паренька к себе в дом, показал кубышку, наполненную серебром до половины. Столько денег Микош не видел никогда в жизни, ему казалось, что в глиняном горшке хватит серебра чтобы всё село купить, и ещё останется на пару небольших деревень. Дядька утверждал, что полгодика-год, и у Микоша у самого будет серебра не меньше, тут уж и подарок богатый невесте сделать сможет, и мать обиходить, и дом подновить.

В лес отправились задолго до рассвета — пришлый торговец только продрал глаза ото сна и, покряхтывая, вышел к возку, укладывать поудобнее почти не распроданный товар, даже не бросив взгляда в сторону Микоша. А тот, прихватив от отца оставшийся топор, бодро шагал к лесу, с трудом поспевая за дядькой Зданом.

Идти вышло недалече — грабители собрались на небольшой поляне у лесной дороги. Вместе с Микошем их было семеро, кроме Здана — все незнакомые. Двое — вроде как охотники, с луками, остальные кто с чем, у одного меч имелся, старый и порядком иззубренный, но от ржавчины тщательно очищенный. На взгляд юнца, этот мужик с мечом выглядел настоящим воином, суровым и умелым… а может, и был таковым — мало ли в окрестных сёлах тех, кому довелось воевать вместе с Орденом против извечных врагов Инталии. Микош, бывало, и сам подумывал о том, чтобы податься в солдаты — жаль, что ловцы-светоносцы его не выбрали и рыцарем Ордена ему не стать, ну так что же, и солдаты неплохо живут, едят от пуза, щеголяют в красивых кольчугах и с мечами. А война… ну где та война, о ней давно уж ничего не слышно. Если этот, с мечом, и воевал — то так, не по серьёзному, в мелких стычках, что происходят то тут, то там, довольно часто.

Вдалеке послышался перестук копыт — приближался обоз. Мужики (видно было, что дело для них не внове) рассыпались по кустам, лишь Микош остался стоять посреди поляны, пока дядька Здан на него не шикнул. Скукожившись вместе с дядькой за толстым стволом старого дуба, Микош с замиранием сердца ждал, когда всё произойдет. Сейчас идея грабежа уже не казалась ему такой привлекательной, и он лишь успокаивал себя мыслью о том, как подарит Раде что-нибудь эдакое, услышит её радостный смех и, если повезет, получит в ответный подарок поцелуй. Не на людях, но…

От сладких мечтаний его отвлек грозный рык дядьки Здана. Тот, как и планировалось, выполз на дорогу перед телегой, опираясь на тяжёлую дубинку. Микош вспомнил, что из села дядька уходил без оружия — видать, дубинку-то с прошлого раза в лесу припрятал.

Как водится, дядька Здан начал объяснять, что дорога здесь не ничейная, что за проезд по ней платить надобно. Повинуясь его команде, трое мужиков выбрались из кустов и встали за спиной у здоровяка, ещё двое показались позади телеги, отрезая путь к отступлению — зряшное дело, развернуть повозку на узкой, обрамленной кустами и молодыми деревьями дороге было не так уж и легко и, в любом случае, слишком долго. Микош стоял в своём укрытии, словно прилипнув к морщинистой коре дуба — он и понимал, что дядька рассердится и, глядишь, доли не даст, но ничего не мог с собой поделать. Ему было страшно.

Здан продолжал увещевать торговца, что расстаться с несколькими монетками — дело житейское и куда более простое, чем противиться очевидному.

И тут мужик, что правил лошадью, отбросил рогожку и вытащил арбалет. Взведенный.

Наверное, этот торговец и в самом деле был глуп. Арбалет — штука неплохая, если у тебя один враг, и этот враг ждёт, пока его подстрелят. Но против семерых… ну, пусть шестерых, арбалет — это только способ как следует разозлить разбойников, заставить их схватиться за оружие. Вряд ли пришлый этого не знал… скорее, просто не подумал. Тренькнула тетива — целил-то он, может, в дядьку Здана, да не попал. Стрела мимо пролетела, и ударила прямёхонько в живот тому самому мужику с мечом. Мужик сложился пополам и завыл — Микош хоть и был ещё молод, но знал, что стрела в животе — это очень плохо, не всякому выжить доведётся. Маги помогли бы, да и местный жрец Эмиала травы изрядно знал, вот только пойди объясни, откуда арбалетная стрела в брюхе взялась. Арбалет — оружье воинское, с ним на охоту мало кто ходит.

А торговец, бросив арбалет, уже тащил с телеги здоровенный ржавый колун. Бабы у него за спиной визжали, словно их уже режут, второй мужик — то ли родственник, то ли просто помощник, кто их разберёт, тоже ухватился за топор. И прыгнул на дорогу к тем двоим, что сзади подошли. Ну, они-то ждать не стали — один из лука стрельнул, и тот, что с обоза — свалился, стрела аккурат в горло вошла, Микош со своего места хорошо видел. Знамо дело, охотники, они птицу влёт бьют, что тут в человека с десятка шагов попасть.

Купец трусом явно не был, с топором на дядьку Здана бросился — да не просто так, а чтобы на стрелу не нарваться. Но это ему не помогло, против доброй дубины топором много не навоюешь, дядька пару раз хрястнул — пришлому и хватило.

Мужики от крови звереют… и от чужой, и от той, что пролили их подельники. А уж дядька Здан — тот и без крови чумной, а тут вообще как с ума сошёл. Подскочил к телеге, бабу, что громче прочих визжала, дубиной по голове стукнул, затем вторую, ещё одну на землю стянул, да принялся её ногами пинать. Тут и остальные подбежали, кто за лошадь уцепился, кто в телеге рыться начал…

Вот тогда всё и произошло.

Микош говорил спокойным размеренным голосом, словно пересказывая услышанное от кого-то другого, но присутствующие понимали, что именно увиденное там, на лесной дороге, и заставило разум молодого парня на десять лет спрятаться за щитом безумия.

Одна из женщин — та, что была с ребёнком — подхватила девочку на руки и попыталась бежать. Но легко ли убежать в лесу от обозлённого мужика, да ещё и с дитём. Догнали её сразу же… баба уронила ребёнка, выставила перед собой руки, и…

— У неё были чёрные руки, — неторопливо рассказывал Микош. — Совсем чёрные, словно в смоле вымазанные по самые локти. Она их вперед выставила, и с пальцев что-то вроде веревок потянулось, как раз с палец… одна веревка в грудь дядьке Здану попала… он заорал, словно огнём его жгло, а в груди дыра образовалась, кулак просунуть можно, да насквозь… Вторая веревка мужика с луком по руке хлестнула… ну лук-то он на телегу положил, когда в добре рыться собирался, так что у него только нож и был… и рука сразу отвалилась, а потом чёрная веревка дёрнулась, и мужика того пополам перерезало… А другой, который с луком — он в бабу ту выстрелил, и бежать… Попал или нет, я не знаю, сам убежал, госпожа.

— Ясно, — Таша старалась не смотреть на воспитанницу, в десятый наверное уже раз жалея, что вообще затеяла эти поиски. Не стоит девочке выслушивать столь подробный рассказ о том, как убивали её родителей. Вернее, был ли кто-то из мужчин отцом Альты, ещё вопрос, но то, что женщина с чёрными руками явно приходилась ей матерью, сомнений не было. — А теперь слушай меня, Микош. Это был просто сон… плохой сон… ты его очень испугался, но я хочу, чтобы ты больше не боялся этого сна. Ты понял, Микош, я очень хочу, чтобы ты перестал бояться этих воспоминаний.

— Да, госпожа, я понял.

— Вот и хорошо. И ещё я хочу, чтобы ты никогда больше не покушался на жизнь или имущество других людей. Ты меня понял?

— Понял, госпожа.

— А теперь иди домой.

— Как прикажете, госпожа.

Мужчина поднялся и направился к двери. Дождавшись, когда за ним закроется дверь, управитель вдруг упал на колени и явно вознамерился поцеловать сапог волшебницы. Та лишь чудом успела отдернуть ногу.

— Теперь ты с ума сошёл, Тит?

— Чудо! — прохрипел он. — Я видел чудо, сиятельная, ты одними словами вылечила моего племянника, век за тебя молиться буду!

— Да какое это чудо, — фыркнула Таша. — Обычная магия… он, если ты ещё не понял, любой мой приказ сейчас выполнить готов. Я сказала забыть — он и забудет. Я сказала не бояться — и страх уйдет. Ненадолго, двадцать дней, месяц… потом надпись у него на затылке исчезнет и заклинание угаснет.

— И он… снова?

— А вот это — как повезёт. Постарайтесь за эти дни завалить его работой, и найдите парню молодую девку. Можно в столицу свозить, пусть просто по сторонам поглазеет. Он десять лет жил одним-единственным воспоминанием, сделайте так, чтобы новые впечатления вытеснили старые страхи.

Возвращение в замок прошло без приключений. Альта выглядела задумчивой, полностью погруженной в себя, снова и снова переживая услышанный рассказ. Девочка знала, что её родители погибли, знала это уже давно, хотя некая надежда, иррациональная и идущая не от разума, а от сердца, всё равно оставалась. И теперь, после рассказа неудавшегося разбойника, эта надежда рассыпалась в прах.

А её наставнице не давала покоя та часть рассказа, что касалась чёрных плетей, убивших лесных грабителей. Смерть всегда ходит с разбойником рядом, как неизбежная плата за возможность получить лёгкую добычу. Не каждый путник философски смотрит на возможность остаться без кошелька — некоторые мешочек с монетами ценят не меньше, чем собственную шкуру. От жадности или от излишней (иногда — вполне оправданной) уверенности в своих силах пытаются защитить сбережённое добро — и тогда всё зависит от мастерства, бесшабашной отваги, наглости и изрядной доли везения. Среди грабителей герои встречаются редко, много ли требуется храбрости, чтобы превосходящими силами стребовать мзду с заведомо более слабого противника? Серьёзный отпор — и мужичьё, вышедшее на большую дорогу, бросится бежать, сберегая свои жизни для будущих удач. Но и наоборот случается, первая пролитая кровь может нагнать страху, но может и вызвать бешенство.

В данном случае лесная шваль встретилась с серьёзным противником. Но почему эта волшебница не перебила их сразу — при первых же признаках угрозы? Почему допустила гибель спутников? И, во имя богов, что она сделала? Ни в одной из прочитанных книг не было и намека на столь странное проявление магии. Чёрные веревки-плети, мгновенно кромсающие живую плоть. Творец Сущего? В нищем обозе? В компании с убогим поморником? Этого не может быть, Творец Сущего — высшая ступень, которой может достичь волшебник, и достигается эта ступень через совершенство во владении магией стихий во всём её многообразии. Шесть-семь необученных крестьян? Любая адептка, вышедшая из Школы Ордена, перебила бы их в течение полуминуты, и уж точно не дала бы застрелить себя. Опытные воины — дело другое, прошедший хорошую подготовку боец имеет некоторые, пусть и незначительные, шансы справиться со средним магом даже в стычке один на один.

Интересно, эта женщина была матерью Альты или просто пыталась спасти невинное дитя от рук бандитов? Первое более вероятно, только мать в критической ситуации в первую очередь попытается спасти ребёнка и лишь потом — себя.

Знать бы, что скажет Метиус, если леди Рейвен захочет посетить Гуран? Просто назовёт её дурой или прикажет поставить у ворот замка стражу? С него станется сделать и то, и другое — но, рано или поздно, в Блут придётся отправиться. Во-первых, Альта просто не переживёт, если не попытается выяснить о своём прошлом всё до последней детали. Во-вторых, сама Таша была с воспитанницей в этом стремлении полностью солидарна.

Замок встретил хозяйку спокойно и чуточку равнодушно. Кастелян выбежал на крыльцо, готовясь вывалить на леди ворох мелких и крупных проблем, но, увидев усталое лицо госпожи, лишь вздохнул и ограничился поклоном. Лайша торопливо накрыла на стол, громогласно сетуя, что хозяев не ждали, а потому и еда проста и недостойна благородной леди.

Порядком вымотавшаяся в пути Таша готова была ужинать чем угодно… или не ужинать вообще. Чан с горячей водой и теплая постель — вот, что сейчас требовалось ей больше всего. Кайл арШан выглядел относительно бодро, а Альту вообще пришлось буквально на руках нести в спальню, последние полчаса она ехала с закрытыми глазами, и только внимание молодого воина не позволило ей свалиться под лошадиные копыта. Мысленно Таша пообещала себе попросить мастера Ларзена приналечь на тренировки, девчонка — если намеревается очертя голову броситься в водоворот приключений — должна стать более выносливой.

Ужин прошел в спешке, а затем… вот оно — маленькое, но такое нужное счастье. Огромный чан, над которым плавно поднимается лёгкий парок, нежнейшая перина и…

И дикий, захлёбывающийся крик на рассвете.