АТАКА «ЭНТЕРПРАЙЗА»,

ИЛИ МЕРТВАЯ ПЕТЛЯ

…Полковник наш рожден был хватом…

Лермонтов, «Бородино»

Противоборство двух систем было в самом разгаре, вовсю полыхала «холодная война», и отблески ее зарева были видны на всех материках, морях и континентах. Империализм – угроза миру! Империализм – источник войн! Империализм – тормоз прогресса! США – ударная сила мирового империализма. И наоборот: социализм – оплот мира и прогресса всего человечества, а Советский Союз – его авангард, надежда и опора. Отсюда совершенно понятна и очевидна роль Вооруженных Сил, а следовательно, и Военно-Морского флота. Все, что создано народом, должно быть надежно защищено. Так это или немножечко иначе – думать было некогда. Во-первых: работал «железный занавес». Во-вторых: надо было противостоять злобным проискам этого самого империализма, а их было не счесть. Сил и средств у империалистов хватало с избытком, хотя социализм вел развернутое наступление… Но до открытой схватки не доходило, наверное, потому, что у обеих сторон не было уверенности в том, останутся ли на планете победители, не говоря уж о побежденных. Китай с его миллиардным населением – не в счет.

В общем, вот на таком историческом фоне и служил Советскому Союзу командир многоцелевой атомной подводной лодки, один из многих, ничем особенным от других не отличавшийся. Хотя – слыл на флоте чудаком из-за своих двух сумасбродных идей.

Первая – сделать на подводной лодке «мертвую петлю». Вторая – торпедировать авианосец «Энтерпрайз». Ни больше, ни меньше. Причем, обе мечты были вынесены еще из стен училища, и до сих пор командир не образумился. Нет-нет да и ляпнет где-нибудь, чаще, конечно, по пьяни.

Идея с «мертвой петлей» родилась на вступительной лекции по ТУЖК, когда преподаватель из бывших механиков авторитетно заявил, что аэродинамика и гидродинамика – близнецы и братья, вернее сестры, и что законы управления подводной лодкой сродни законам управления самолетом. Правда, со временем мечта несколько поблекла, выветрилась и стала какой-то нереальной. Механики-сослуживцы снисходительно привели массу доводов о ее несостоятельности. Это и провал на запредельную глубину погружения, и что разность в плотности воды и воздуха – более тысячи раз! – приводит к разности в скоростях, а посему в верхней мертвой точке все будет падать вниз, так как вес незакрепленных предметов превысит величину центробежной силы, а в трюмах вода…

– Трюма по уставу должны быть сухими, и все раскреплено по-штормовому! – впадал в ярость будущий командир. – А вас, умников, надо тоже привязать ремнями, как в самолете, и всю вахту, и с замком, а ключ у вахтенного офицера…

– Эк тебя развезло, – добродушно посмеивались управленцы, – все равно не получится – сорвет конденсатные насосы, сработает защита и потеряем ход. Будет не петля, а полупетля, но, возможно, мертвая. Иди в свою штурманскую конуру и думай лучше, как утопить авианосец. К тому же, у лодки в подводном положении, в отличие от самолета, сохраняется значительный восстанавливающий момент, который…

– А ну вас всех в зад!!! Петлю я все равно сделаю, на новой, глубоководной, скоростной лодке третьего поколения, с реактором на ЖМТ! Так что счастливо оставаться. Натирайте мозоли на заднице покрепче, чтобы сэр Чарльз Дарвин в гробу перевернулся…

Тут дело в том, что старых управленцев сравнивали с обезьянами. Мол, за столько лет щелкать ключами и нажимать кнопки можно научить и обезьяну – думать-то не надо.

– Слушай, – обращался правый управленец к левому, – откуда у «люкса» могут быть столь глубокие энциклопедические знания – сэр Чарльз, да к тому же еще и Дарвин. Если он еще скажет «эволюция» или еще что-то в этом роде, я выпаду в осадок…

На этом пикировка обычно заканчивалась.

Мысль о потоплении «Энтерпрайза» родилась одновременно со вступлением того в строй, на занятиях по тактике когда подробно разбиралось потопление американской лодкой «Арчер-фиш» в конце ноября 1944 года крупнейшего японского авианосца «Синано».

– Это был самый мощный авианосец в мире до нынешнего времени! Семь двести тысяч тонн водоизмещения! И был потоплен лодкой, в тридцать раз меньше, чем он сам. Только недавно вступивший в строй американский атомный ударный авианосец «Энтерпрайз» смог превзойти «Синано» по своей мощи…

– Вот бы его утопить! – вырвалось у вихрастого четверокурсника, в котором без труда можно узнать нашего мечтателя.

– Ну-ну. Мысль сама по себе неплоха, но американцы учли печальный опыт «Синано». Его охраняли всего два эсминца. А у «Энтерпрайза» сопровождение – будь здоров. Лодки, авиация, в том числе и противолодочная, и спутники… Это дальнее, а в ближнем фрегатов пять рыщет. И у самого, помимо авиации, вооружение – ого-го! Так что, мой юный друг, о торпедной атаке «Энтерпрайза» можно только мечтать. К тому же ход у него под тридцать узлов, даже противолодочным зигзагом – угнаться практически невозможно. Даже если ваша железка сможет дать такой ход, вы все равно ничего слышать не будете за ревом собственных шумов. Это все равно, что на мотоцикле с завязанными глазами преследовать гоночный автомобиль по взлетной полосе. А у водителя автомобиля глаза не завязаны… За ним надо охотиться, выслеживать, прокрадываться в ордер – одним словом, как следует надо тактику изучать. И не только в училище, а всю службу. Вот тогда что-то может получиться. Причем только в военное время – надо объяснять, почему? А еще попробуй, окажись с ним в одном районе…

И наш юный друг начал мечтать и изучать тактику использования авианосцев. Сперва в одиночку, а по мере служебного продвижения стал привлекать и подчиненных.

За что и прослыл на флоте чудаком. Все старались помочь, точнее, подколоть. Например, сослуживцы-механики, пока командиром не стал, советовали прикормить рыбью стаю и в ней маскироваться. Или приручить пару кашалотов, записать на пленку звуки брачующихся дельфинов, а лучше обучить этому акустиков – и тому подобное. Командиры и начальство шутили иначе: мол, сегодня по нашим данным «Энтерпрайз» направляется туда-то и туда-то, ты как, готов? Так же издевались с «мертвой петлей»: «Слышал, что в отдел кадров пришла разнарядка на командира новейшей скоростной глубоководной лодки. Ты как, а?»

И тем не менее, командир упрямо нес свои несбыточные мечты через года. И вот наступило время принятия решения – расти дальше по службе или подыскивать место на берегу? Расти дальше не особо хотелось, а на просьбу или даже намек о переводе командир дивизии с начпо заявляли: «Ну, еще одна автономка – и будет тебе перевод». Но прошла одна, вторая, и назревала третья. Командир был грамотным подводником, имел сколоченный экипаж и, как говорится, пользовался авторитетом. Но всему есть предел, и когда командир твердо заявил протест и затребовал справедливости у командования, ему «по секрету» сообщили, что эта боевая служба будет проходить в районе предполагаемого действия АУГ с «Энтерпрайзом» и что более опытного и грамотного командира в этом плане просто нет и быть не может… Короче, такого иезуитского коварства в штабной дипломатии командир не ожидал. Мечта юности… непойманная жар-птица…

В общем, боевая служба состоялась и районы совпали!

Трубадуры чуждой нам буржуазной идеологии говорили, что мысль может быть материальна, и ссылаются при этом на Библию – вначале было Слово. Но последующее поколение еврейских философов во главе с Марксом и Энгельсом зачем-то начали утверждать, что материя первична.

Что там первично, что вторично – думать командиру было недосуг, надо было действовать и дальше материализовывать мечту, а точнее – теперь уже боевую задачу. И началась игра в жмурки, гонка с завязанными глазами. На космическую разведку надежды было мало – никакого просвета, облачность сплошная. Но командир был отнюдь не беспомощным мечтателем, а имел крепкую крестьянскую хватку: про авианосцы и их тактику он знал все, что можно было знать. Его офицеры, включая даже механиков, знали причуду своего командира и тоже старались не пропустить ни крупицы информации про «Энтерпрайз» и его охранение.

Заканчивался первый месяц автономки, и вот уже вторую неделю длилась слепая гонка за самым большим и мощным авианосцем. Режим «тишина» резко сменялся самым полным ходом, затем опять дрейф на стабилизаторе глубины без хода, изменение глубины и снова гонка. И все это – на готовности номер один: ни как следует поесть, ни умыться, ни поспать. Люди вконец измотаны, гальюны переполнены, пресная вода на исходе – все это последствия режима «тишина».

И вот, наконец-то, вознаграждение за упорство, вот она, материализация мечты командира и всего экипажа. Лодка на стабилизаторе глубины без хода, все молчат, напрягшись, акустики ловят своими чуткими электронными и человеческими ушами групповую цель, а посередке что-то такое, что без труда классифицируется как авианосец! Прикинули, посчитали – основная цель пройдет мимо в десяти-двенадцати кабельтовых. Вот она, мечта юности и всей последующей жизни! Ну почему, почему на планете в эту минуту мир?!

– Боевая тревога, торпедная атака! Колоколо-ревунную сигнализацию и «каштан» не использовать! Все команды и доклады – только по телефону!

– Ну, писец, началось, – вырвалось у экипажа. – Бей супостата.

Но война-то холодная, время мирное, атаковать нельзя, даже имитировать атаку… Конечно, дождетесь! Главное, чтобы зам с особистом не очухались, а то налетят: не положено! есть директива! а помимо директивы есть у них и стукачи свои, то бишь эти… информаторы. Кто они? По идее, должны быть и среди офицеров. О боевой тревоге оповещены только телефонизированные боевые посты и командные пункты, хождение между отсеками запрещено… а цель шпарит себе на сближение двадцатиузловым ходом, курс не меняя. Вот-вот мимо пронесется… Надо что-то делать, как-то обозначить торпедную атаку, пусть знают, что русский Иван не лыком шит, и не думают о безнаказанности…

– Боцман, всплывать на перископную глубину на стабилизаторе.

Команд – минимум, все с полуслова, все работают, выкладываясь на сто процентов.

– Поднять перископ.

В центральный прибыли взлохмаченные зам с особистом. Ишь, как торопились, даже лоск не успели навести. Начинают потихоньку въезжать в обстановку. Командир – к перископу, чтобы ненужных вопросов избежать. Минут через пять авианосец будет на траверзе. Вон он, весь в огнях, самолеты принимает, значит, курс менять не будет. БИП вырабатывает данные для стрельбы – все на автомате. Командир от перископа – к телефону:

– Минер! Сколько нужно времени, чтобы освободить четвертый и пятый аппараты от торпед?… Сколько?! Ну ты даешь… Пять минут! И приготовить эти аппараты к прострелке воздухом! Понятно?!

Пытавшиеся вот-вот вмешаться в обстановку зам с особистом оцепенели, как адмиралтейские якоря на набережной Невы. Есть директива Главного Штаба с рекомендацией избегать имитации боевых атак, требующая обеспечения собственной безопасности, предотвращения столкновения и навалов и еще что-то там про международную обстановку…

Минера тоже заклинило, и четкого ответа «есть» не последовало. Вот те нате. Готовились, готовились, а все ушло в болтовню на партсобраниях. Да, в военное время проще: ввел данные стрельбы – а они идеальные! – и «Пли!» А тут все аппараты заряжены боевыми торпедами. Есть, правда, возможность освободить два аппарата от торпед на случай аварийного выхода из затонувшей лодки. Надо освобождать, время уходит…

Авианосец вот-вот поравняется с лодкой, а минерское «есть» все никак не прозвучит, да и зам с особистом скоро очухаются.

И тут механик – нашел выход! – самый большой оппозиционер и тайный насмешник над командирскими утопиями. Он уже давно запрашивал «добро» продуть гальюны (не заполненным «под завязку» остался только докторский в изоляторе), но командир неизменно запрещал – продувание демаскирует лодку. Механик матерился и утверждал, что нас скоро по запаху учуют даже в Пентагоне.

– …минер!…

– Комадир, – встрял механик, – готов произвести прострел из гальюнов! Эффект такой же, а пользы больше: не надо снимать давления с отсеков, тем более, что оно и так избыточное, и расход воздуха на это дело меньше. И нарушения директивы не будет. А?

Мысль сама по себе неплохая, но… как-то это… а выхода другого нет…

– Ну, это совсем другое дело, – обратился почти вышедший из оцепенения зам к начинающему тоже очухиваться особисту.

– Ладно, механик, убедил, – сказал командир. – Продуть гальюны по команде.

И сам – к перископу.

В редких разрывах облаков проглядывала четверть рождающейся луны. Лунная дорожка убегала в сторону авианосца, надвигающегося неумолимо, как крах капитализма.

– Механик, турбину к даче хода приготовить. Что там с гальюнами?

– Турбина готова, гальюнные аппараты второго и третьего отсеков к стрельбе готовы, – отрапортовал механик, – есть предложение опустить перископ: кингстон продувки гальюнов на одном шпангоуте с перископом, недолго и оптику загадить…

– Понял, понял, механик… БИП! Доложить данные стрельбы двумя «изделиями»! – Выслушал данные, сверился по перископу и дал команду опустить его.

– Механик, то-овсь!

– Есть товсь!

– Пли!

– Есть пли! – отрепетовал механик. – Второй и третий, продуть гальюны, воздуха не жалеть!

Через некоторое, очень маленькое, время в центральный пошел характерный запах, и все завращали носами.

– Товарищ командир, продуты баллоны гальюнов во втором и третьем отсеках. Замечаний нет.

– Есть, механик. Поднять перископ!

Подняли. Вот это да! Командир ошалело отшатнулся от окуляров, а затем опять прильнул.

На авианосце пылал пожар! И еще какой! Громадина продолжала следовать своим курсом.

– Товарищ командир! В нашу сторону направляется цель номер три, дистанция тридцать, – доложил командир расчета БИП.

– Есть, – машинально ответил командир, не отрываясь от перископа, – наблюдаю пожар на авианосце, записать в вахтенный журнал…

В центральном все так и обалдели.

– Доигрались! – первым пришел в себя и трагически завопил зам.

– Разрешите? – и, не дожидаясь ответа, особист прильнул к перископу. Это наглость. Это борзость. Перископ – штука только для командира. Старлей сопливый, агент 00, да к тому же из механиков… В другое время командир не стерпел бы и проучил юнца, но сейчас было не до того.

– Пожар… на полетной палубе… ни хрена себе… – подтвердил особист.

Что за чертовщина?! Ну, продули гальюны. Торпедные аппараты воздухом не простреливали, вернее, команда была, но минер… Минер «есть» не сказал, а должен был, и отрепетовать команду должен был, а он молчал… Тогда что?

Так думал командир, а все внимательно слушали, потому как думал он вслух.

– А почему он молчал? – вступил в дело особист. – Может, он действовал?

И особист перевел взгляд на пульт вахтенного офицера с «каштаном». Тумблер торпедной палубы был включен! Все уставились на тумблер, а глаза зама начали наливаться справедливым гневом, как у Ивана Грозного, который убивает своего собственного сына.

– Разрешите! – и снова без разрешения особист рванулся к «каштану». – Первый, торпедная! Ответить центральному! – надрывался особист в выключенный «каштан», надеясь первым выявить злой умысел.

– Товарищ старший лейтенант! – не сдержался командир. – «Каштан» обесточен по моему приказанию с самого начала слежения за авианосцем. Отойдите отсюда и без разрешения…

– Но ведь горит, и горит фактически! – не унимался старлей, пытаясь сдержать марку.

– А чего это вас так огорчает, – съязвил командир, – авианосец-то американский.

И за телефон.

– Связисты, запитать командирский «каштан», – и далее, уже по «каштану». – Минер! Ты что там, умер или…?! Доложить количество боезапаса!

– Товарищ командир, – прозвучало в замершем центральном, – боезапас без изменения. – Минер докладывал невозмутимо, еще бы, откуда он знал. – В аппаратах столько-то, на стеллажах столько-то, выгрузку из аппаратов четыре-пять начать не можем, неисправно перезарядное устройство. Время на введение в строй выясняем…

– Ну, минер! Мо-ло-дец! – гневно-радостно выдавил командир. – Выгрузку отставить, а там разберемся…

Зам отлип от перископа, в который влез, пока шел диалог с торпедистами. Ему хотелось ущипнуть себя и проснуться. Кошмар какой-то! Торпеды на месте, ну продули гальюны, а авианосец горит! Кто будет отдуваться за все? Говорил же начпо: «Присматривай за командиром! Если что, одерни!» Уследишь тут за этим великовозрастным идиотом, как же… Но скорее – говно – в буквальном смысле слова – подстроил механик. Этот опаснее – технократ…

Крыша съезжала не только у зама. Но боевые посты и командные пункты бесстрастно делали свое дело.

– Товарищ командир, цель номер три опасно приближается, дистанция пятнадцать кабельтов… – прервал размышления и догадки доклад акустика.

– Срочное погружение! Турбине вперед девяносто три! Боцман, ныряй на сто метров!

…Автономка закончилась досрочно. «Энтерпрайз» ни с того ни с сего ушел прочь от советского побережья восвояси, а лодке приказали скрытно вернуться в родную базу. В точке всплытия поджидал БПК с комиссией. Сразу же изъяли вахтенный журнал и штурманские карты. Поочередно опросили всех свидетелей и участников «атаки» и заставили письменно изложить события такого-то числа в ночь с и по. И вырисовалось вот что…

О присутствии в данном районе советской субмарины командир авианосца наверняка знал, а значит, знало и все его охранение. Знал он также, что контакт с ней потерян. Это можно расценить, как отрыв АУГ от лодки, но дальнее охранение – тоже подводные лодки – все равно должны были продолжать поиск. Наверняка знала о потере контакта и вся ходовая вахта авианосца. Знали, и потому смотрели в оба. И тут в лунной дорожке какой-нибудь сигнальщик видит перископ. Докладывает, разумеется – у них за это дело крупная денежная премия, между прочим. Командование авианосца волнуется, луна прячется в облаках, и перископ скрывается(чтобы оптику в дерьме не запачкать). Все напряженно пялятся на воду, оповещают корабли охранения, а авианосец идет, не меняя курса, потому что самолеты заходят на посадку. Тут снова выглядывает луна, четко виден вышедший пузырь – в лунной опять же дорожке – и акустики кричат, что слышат торпедный залп… Рулевой и не выдержал, повернул, уклоняясь от «торпед» – так или иначе, история умалчивает, но самолет не туда сел, врезался и загорелся.

Факт состоит в том, что по сведениям агентурной разведки и по дипломатическим каналам, в том месте и в то время, где наша лодка продувала гальюны, на авианосце произошел пожар вследствие аварийной посадки самолета, врезавшегося в рядом стоящие, а в довершение всего авианосец еще и слегка влепил носом в борт своего же крейсера «Белкнап». Опять же, через военного атташе производился запрос о наличии в том районе советских подводных лодок. Разумеется, вежливо ответили, что никаких лодок нет, а ту быстренько вернули…

На пирсе экипаж встречал лично Командующий Флотом. После оглушительного «Здравия желаем!…» ком поблагодарил экипаж за службу.

– Служим Советскому Союзу!!! – опять же оглушительно заорали подводники… И все. Ни речей. Ни митингов. Ни разносов. Ни наград, ни благодарностей, ни грамот, на худой конец. Зачем приехал?

– Старпом.

– Я!!!

– Действуйте по плану, а мы тут с командиром маленько побеседуем, – и в курилку на корень пирса.

– Ни хрена себе! – выразил общее недоумение механик, – неужто снимут?! Вот бы и меня!… – он давно мечтал о переводе на берег под любым соусом, ровесник командирский.

– Всем вниз! – старпом пресек механические разглагольствования, и народ полез в прочный корпус.

Монолог комфлота в курилке (достоверность – плюс-минус):

– Ну что ж, родной, одну свою мечту ты осуществил. «Энтерпрайз» минимум на полгода выведен из строя. За это не грех и Героя дать. Но не судьба. Подписывается международное соглашение о предотвращении конфликтов в море и воздухе путем запрещения имитации боевых атак. Табанили его только америкосы. Теперь, может, и они поймут его пользу, потому как ремонт «Энтерпрайза» им в копеечку вылетит. Но тебя там не было. Ты понял? И экипажу объясни. Ну, органы возьмут подписку о неразглашении, само собой… Объяснять янкам, что ты не имитировал торпедную атаку, а просто гальюны продувал, никто не станет. Во-первых, это их только разозлит, а во-вторых, смешно просто. Еще возьмут и не подпишут соглашение, реванша искать будут. ТАСС уже сообщил об аварии на «Энтерпрайзе» и заявил, что наших кораблей в этом районе не находилось. Так что, извини, вот тебе Орден Красного Знамени – это все, что в моих силах. Да и вообще, не пора ли ему на покой? – командующий повернулся к комдиву. – А то ведь, насколько я знаю, еще одна мечта осталась, неосуществленная. Есть места?

– Найдем, товарищ командующий. Это – последняя автономка. Готово представление на перевод в учебный центр, начальником тактического цикла.

– Давайте мне, я сразу подпишу. Ты как, согласен?

– Так точно, согласен, товарищ адмирал, только вот… есть еще просьба…

Комдив обречено развел руками – мол, что с ним поделать.

– Ну, говори, – насторожился ком.

– Мечта осталась неосуществленная…

«Ну точно, чокнутый, – одновременно подумали оба адмирала. – Может, его сперва в госпиталь, к психиатрам?»

– …но мой механик утверждает, что она неосуществима. А объяснить толком не объясняет, времени не хватает никогда. Да и стрельбу эту с гальюнами он придумал…

– Ну и куда ж ты клонишь? – первым начал соображать комфлота и даже улыбнулся.

– Мой годок он, товарищ командующий, только с Дзержинки, ходатайствую о переводе механика в учебный центр на «механический» цикл.

– Все?

– Так точно, все.

– Ну что ж, иди, Инрайт ^[1]. Комдив, готовь представление и на механика. Пусть там вместе разбираются со своими мертвыми петлями. Только в штопор не войдите, – ком весело погрозил пальцем и протянул на прощание руку.

[1] Инрайт – американский командир подводной лодки «Арчер – Фиш», потопивший японский суперавианосец «Синапо» в 1944 году.