на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 9

Известие о том, что в Солис доставили пленного странника, облетело весь город за считанные мгновения. Получив срочный вызов, я потратил около семи минут на то чтобы подготовиться и дойти до зала собраний. По пути я не мог не заметить некоторой взбудораженности часовых в коридорах, которые, похоже, едва удерживались от желания обсудить свежие новости. Едва ли каждый из них скользил по моему лицу участливым взглядом, стараясь отыскать в глазах любую реакцию. Мне нечего было изображать на своем лице – пока что я знал меньше любого из них.

В зале меня встретил Симон. Его безукоризненный в своей строгости внешний вид несколько диссонировал с возбужденным выражением лица, возвышавшегося над застегнутым на все пуговицы форменным френчем. Пожав мне руку, он жестом пригласил пройти в коридор:

– Добрый день. Прошу пройти в допросную комнату. Томми велел проводить. Скоро начинается.

– Допросную комнату? Это которую?

– Спецкабинет на минус третьем этаже. Томми уже там.

Спецкабинетами у нас назывались несколько помещений в подземной части Башни Феникса. Вообще там располагались комнаты, занимаемые внутренней службой и управлением разведки, в основном просто административные кабинеты и гермозоны с штабными серверами. В самом конце коридора располагалось несколько пустых помещений. Последний раз когда я спускался на минус третий, а было это месяца два назад, в них было совершенно пусто. И, кажется, в планах обустройства они были помечены как вакантные. Теперь их предназначение начинало проясняться.

Пока мы шагали по коридорам, ждали лифт, ехали вниз и проходили два КПП, я успел засыпать Симона вопросами:

– Когда его поймали?

– Сегодня утром, шесть с половиной часов назад. Пока закончили операцию, пока доставили, пока доложились и передержали в карцере, обыскали… Вот сразу повели на допрос.

Слушать, как эмоционально говорит обычно сдержанный и дисциплинированный до состояния голосового синтезатора тактического компьютера Симон было приятно. Не так уж часто из-под внешней оболочки старшего офицера и штабного секретаря проглядывал Симон-человек. Приятный парень, которого я видел не так уж часто.

– А где взяли?

– Недалеко от Баотоу, это Внутренняя Монголия. На горнодобывающем объекте.

– Надо же, как близко мелькают. Что за объект?

– Редкоземельные элементы. Для нас пока потенциально перспективное направление. Для них – возможно, что уже перспективное.

Когда засекли активность точки, сразу сверились по карте что их там могло заинтересовать. И отправили отряд на перехват. Обычно для принятия решения о перехвате нужно три-четыре срабатывания, но тут… решили что ситуация исключительная. Там, в этом Баотоу больше вообще ничего интересного нет. Зато шахты, по результатам прошлогодней разведки, в идеальном состоянии. Работа объекта как раз в конце 2012 была приостановлена для сдерживания предложения на рынке. Законсервировали шахты очень качественно. Восстановление сводится почти только к ремонту оборудования, на двух рудниках шурфы без следов обвалов и подтоплений.

– Понимаю. А что операция? Какие итоги?

– Ну как посмотреть. С одной стороны не очень хорошие. Из десяти бойцов четверо выведены из строя, трое убиты и один с тяжелейшим ранением, отправлен в нейрохирургию.

С другой – операция выполнена, объект зачищен, точка минирована и взята под особый контроль. И у нас впервые имеется живой пленник.

– Помят сильно? Говорить нормально сможет?

– Насколько я знаю, вообще практически невредимый. Очень странно, учитывая что они обычно сражаются до последнего, как раненые крысы. И всегда, всегда сохраняют последний патрон для себя. Потому и перестраховались. Проверяли его по всякому, вплоть до рентгена. Ну может там бомбу проглотил или еще что в этом роде. Но чист, полностью чист. И это сильнее всего настораживает.

К этому моменту мы подошли к допросной комнате – точнее, той ее части что предназначалась для наблюдающих. Нас по форме поприветствовали находящиеся там офицеры разведки. Муха сидел за столом в наушниках и на пару с одним из своих заместителей колдовал над громоздкой аппаратурой. Он выглядел страшно занятым и ограничился молчаливым рукопожатием. За стеклом во всю стену было видно второе, более просторное помещение. В нем находился стол со стоящими по разные его стороны стульями, причем один из них, более массивный, был снабжен ремнями для рук, ног и торса. Что-то среднее между электрическим стулом для казней и сидением из кабины боевого самолета. По углам комнаты стояли четверо бойцов внутренней службы без знаков отличия на форме, забрала шлемов были опущены в боевое положение. У дальней стенки стояла небольшая тумбочка с кулером и пластиковыми стаканами.

– Такие меры предосторожности действительно необходимы? – спросил я у Симона, почему-то краешком рта. Атмосфера была заполнена напряжением, возмущать которое без крайней необходимости не хотелось.

– Уже внесены в устав – негромко ответил Симон. – К тому же пленник у нас такой… неординарный. Из четверых выбывших двое – его рук работа.

– Так что там произошло, если подробнее?

– Сразу, после прыжка, одного свалил снайпер. Видимо профи, раз не побоялся навскидку по точке стрелять. И, наверное, командир группы. Другому бы за такое нарушение трибунал устроили.

Наши перегруппировались, залегли по кустам, открыли встречный огонь. Еще один подорвался на мине, не было там возможности с миноискателем ковыряться. Потом удалось подавить странников, две гранаты удачно легли. Троих посекло. Те потеряли фланг обороны, засуетились, начали отступать за здание, где машина стоит. А наши дальше их давят, с боков заходят, пытаются отрезать от машины. И тут из здания пулеметчик как влупит. Сплошной очередью, всех к земле прижал. Лежат только и слушают как пулемет тарахтит и как машина уезжает. Странники одного своего для прикрытия отхода оставили, а сами умотали.

Ну ребята как-то с грехом пополам переждали это шквал – так, парочку пуль задницами вскользь поймали. И только тот пулеметчик прекратил огонь – сразу перехватили инициативу, контратаковали. Он только успел за автомат взяться, и всё, уже вдавили внутрь. Еще гранат туда навалили, взяли под прицел окна и двери, послали двоих проверить, Умбру и Савелия. Дальше не совсем ясно, спросить пока еще некого… Судя по всему, он как-то хитро спрятался, потом выскочил, одного скрутил, живым щитом выставил и расстрелял второго. А потом с первым начал драться. Ребята видели как он одним ударом сшиб с Умбры шлем – и как только шея выдержала… А потом несколько раз ему так зарядил в лицо, что аж наружу брызги крови вылетели. Ну ребята ж давай стрелять – гранаты метать уже нельзя раз свои внутри. А тот отстреливается. Тем более такая возможность взять живцом, если не застрелится. Ну мало ли, вдруг испугается или осечка будет.

Бились какое-то время, потом изнутри вылетают один за другим четыре автомата, пулемет – все без магазинов. И шлем выкатывается. А потом он медленно сам выходит – странник этот. Без шлема и с поднятыми руками. Лыбится так. Ребята сразу какую-то подляну заподозрили, кружили около него, боялись подойти. Потом он сам руки за голову заложил и повернулся спиной, обыскивайте мол. Обыскали, оказался чист. Связали, дождались перезарядки точки и вернулись.

– Дааа, история яркая. А что с ним сейчас?

– Накачивают химией, язык развязать. Физиология у них совсем как наша, нервная система тоже. Поди знай конечно чем его наверняка пронять можно. Слышал, что делают какой-то мощный коктейль, чтобы уж точно сработало. Но опять таки…

Дверь допросной комнаты открылась и вошла девушка в халате, из научного корпуса. В ней я сразу узнал Цибелу – нашего лучшего культуролога и лингвиста научного корпуса. Специалистка по майянскому языку, курировала все работы по исследованию захваченных компьютеров странников. Мы всё еще были далеки от полного понимания их языка, но познания в майянском помогали извлекать минимум информации, по которому можно было с грехом пополам восстанавливать общий смысл.

Цебела прошла в комнату, села за стол и раскрыла ноутбук. А затем в сопровождении двоих солдат появился наш пленник.

Мужчины-странники в среднем чуть крупнее нас, но этот был настоящим здоровяком. Рост не менее двух метров, широченные плечи и мускулы атлета. Одет он был в тонкое трико, которое странники обычно поддевали под свои бронекостюмы. Его лысину украшала заходящая на лицо татуировка из толстых ломаных линий, складывающихся в сложный круговой узор. Его лицо с полуприкрытыми глазами и кривой ухмылкой напоминало образину сельского пропойцы, которого уже засветло выволакивают из кабака. Однако держался пленник достойно, крепко стоял на ногах и держал спину прямой. Только голова чуть клонилась к плечу.

Конвоиры проводили его ко второму креслу, пристегнули все ремни и вышли из комнаты.

Цебела пощелкала в компьютере, посмотрела на пленника и медленно, с большой тщательностью произнесла несколько слов. Слова, звучавшие как перестук мелкой гальки на осыпи, с обилием отрывистых слогов и щелкающих звуков, обычно казались мне смешными. В данной ситуации это обстоятельство нагнетало атмосферу некой мистерии, страшноватой сказки, кроющей в себе путь к неизведанному. Прямо перед собой я вижу сидящего в профиль Врага, который внимательно слушает задаваемые ему вопросы и сейчас скажет, быть может, нечто настолько важное, что пока я не могу себе этого даже представить.

Девушка закончила говорить и воцарилась тишина. Не отнимающий от нее участливого взгляда пленник сидел с той же глупой улыбкой на губах. Затем он поднял голову, склонил ее на другое плечо и… ничего не произошло. Цебела откашлялась и снова заговорила – на этот раз ее речь звучала несколько иначе, стала глаже и обрела гортанные звуки. Снова никакого результата. Разве что улыбка пленника стала чуть шире. Несколько секунд ожидания, и Цебела начала говорить опять, применяя еще один диалект. Странник улыбнулся еще шире и, не дослушав фразу до конца засмеялся. Сдавленное хихиканье переросло в громкий хохот.

Цебела чуть развернула голову – теперь мы видели ее в анфас – и произнесла:

– Ничего не понимаю. Я говорю на самых древних, базовых диалектах. Он просто обязан был понять хоть что-нибудь. Чем вы его накачали? Может быть, стоит проколоть…

– Не нужно ничего колоть – прервал ее странник – Я буду говорить так.

Мне будто за шиворот ледяной воды плеснули.

Говорил пленник уверенно, с акцентом, похожим на произношение Цебелы в первой попытке завязать разговор. Его глубокий, чуть простуженный голос был голосом немолодого, видавшего эту жизнь со всех сторон моряка.

Цебела – я в этом уверен – была поражена, хотя виду и не подала. Поправив очки, она спросила:

– Вы можете нормально общаться на нашем языке?

– Да. На русском. – кивнул странник – Вы очень забавно говорили на языке, который похож на наш. Не мог отказать себе в удовольствии послушать. Майя, да?

– С какой целью вы находились у Баотоу?

А вот здесь нервозность Цебелы стала заметной. Её напугал простой вопрос пленника, выводившего беседу на личный уровень. Девушка, как бездушный механизм, решила придерживаться составленной заранее схемы допроса. В ответ странник мотнул головой:

– Я не буду говорить об этом. Спрашивайте дальше, не теряйте время.

– Сообщаю, что в таком случае мы можем перейти к другим методам общения с вами. Итак, я повторяю вопрос: с какой целью…

– Пытки. – странник улыбнулся – Я многое знаю о пытках. Больше вас. Забудьте об этом. Я могу остановить свое сердце в любой момент. И я понимаю, что сделать это мне так или иначе придется, в ближайшее время. Я не боюсь. Еще раз говорю: не теряйте время.

– Во дает! – прошептал один из офицеров – Ему же восемь кубов поставили…

Цебела вопросительно посмотрела прямо на нас, через полупрозрачное стекло. Инструкция запрещала это делать, но она начинала действительно сильно нервничать.

– Всё в порядке, ситуация под контролем. Переходи к следующему вопросу – сообщил в микрофон Муха.

Цебела сглотнула и продолжила:

– Вы добровольно сдались нам. Обычно ваши сородичи успевают убить себя, вместо того чтобы попасть в плен. Это случилось потому что…

– Да, я попал в плен. Такова была моя воля, а не заслуга ваших солдат. Странники сами выбирают свою судьбу. Даже если это недостойная судьба. Я принес жертву. Пожертвовал собой, чтобы мои товарищи смогли уйти с… со всем, что им было нужно. Мой поступок делает мне большую честь, и я могу позволить себе немного бесчестия. Я хотел посмотреть своими глазами на ваше логово. И вот я здесь. Неплохое достижение для живого трупа, не находите?

Пленник говорил с охотой, покачивая головой и жестикулируя, насколько это было возможно, кистями рук. Он явно получал большое удовольствие от происходящего и больше походил на пьяницу в кондиции «самый умный», чем на смертника в допросной комнате. Заметно нервничающая Цебела почти утратила способность самостоятельно вести разговор, так что Муха взял инициативу на себя, диктуя ей в наушник вопросы:

– Почему вы были так уверены в том, что вас возьмут в плен, а не убьют на месте?

– Я знал, что нужен вам живым. Всё это время вы пытались захватить кого-то из нас, и у вас ничего не получалось, потому что мы сами решаем свою судьбу. Не такие слабые как ваши солдаты, не такие… малодушные. Слышали бы вы, как они кричат, когда с них снимают кожу. Будто звери. Потеряв оружие, теряют всё достоинство, показывают свою истинную природу. Жалкие создания, которые цепляются за жизнь даже когда она ничего не стоит. Да, это ваша суть. Такая ваша судьба – бесцельно ползать по планете, как слепые… детеныши собак.

Сказав это, он посмотрел в упор на Цебелу, обвел взглядом солдат в помещении и взглянул на нас, будто стекло было прозрачным. Затем самодовольно ухмыльнулся и продолжил:

– Я знал, что после того как я убил ваших людей, вы все равно попытаетесь взять меня живым. Вы не умеете отступаться, всегда тупо идете к своей цели. Даже по трупам товарищей. Это вас убивает, снова и снова. И однажды убьет совсем. Но… Да, я решил перестраховаться и оставить одного солдата в живых. Ваши люди могли слишком сильно испугаться и убить меня на месте. Как вы и сказали. Только ваш страх может быть сильнее, чем тупое упорство.

– Точно так же, как у ваших солдат, бежавших из-под огня?

– Это не был побег! Им нужно было выве… выполнить задание. Об этом мы говорить не будем.

– Хорошо, он уже заговаривается. Расслабь его, смени тему. Спроси, где он обучился языку – подсказал в микрофон Муха.

– Вы очень хорошо говорите по-русски. Где вы обучились нашему языку?

– Где? Вы так спрашиваете, как будто я его мог изучить дома, в академии. Хотя стоп. Понял, это неточная формулировка. Вы так любите неаккуратно выражаться, земляне. Кстати вот, интересный вопрос. Вы сами задумывались над тем, что называете свою планету тем же словом, которое на вашем же языке является синонимом слова «грязь»? Получается, что себя вы называете грязнулями. Забавно, правда? Вы, конечно, давно забыли об этой связи, но этимология всё хранит. Всю, скажем так, постыдную историю развития вашего сознания. И вот еще интересный момент: ведь слово «землянин» изменяется по родам? Значит вас по правилам русского языка можно назвать землянкой. Скажите, вас лично не задевает название, которое вы делите с норой, выкопанной в грунте? Кстати, как вас зовут?

– Это не имеет значения. Все-таки ответьте на…

– Не имеет значения? До сих пор вы не представились и даже не спросили моего имени! Я пришел к вам как гость, по своей воле – а вы пренебрегли даже теми законами гостеприимства, которые вас ни к чему не обязывают! И что же вы думали? Что я, отказав себе в чести погибнуть рядом с товарищами, и вместо этого завившись к вам, в наручниках… Откажу себе в удовольствии глумиться над вами?

– Послушайте, это военный допрос, здесь…

– Вы чувствуете угрызения совести? – распалившись, крикнул пленник – Ведь вижу, что чувствуете! Значит, понимаете, что я прав! Как вас зовут?

– Успокойтесь сейчас же!

– Цуц’Ин! Вы сами развязали мне язык этой химией, а теперь не готовы столкнуться с последствиями? Да что вы за народ такой! Как вас зовут, землянка? Отвечай, михбакул!

Выкрикивая ругательства, пленник вздрагивал всем телом, сжимал и разжимал кулаки. Один раз отчетливо брызнул слюной. Обстановка накалялась. Кажется, что-то нужно было сделать по этому поводу. Я был не в силах оторваться от набиравшего обороты зрелища: обколотый «коктейлем правды» странник кричит на нашего научного сотрудника. Странно – как ему удалось подавить седативное действие препарата? И как он до сих пор удерживал себя в руках, чтобы не сболтнуть лишнего? И почему никто ничего не предпринимает?

Один из стоявших в допросной комнате солдат без приказа покинул свой угол и подошел к столу. Положив руку на плечо Цебеле, он мягким движением предложил ей встать со стула, что он без промедления и сделала. Дождавшись, пока девушка покинет помещение, он неспеша отошел к тумбочке, прислонил к стене автомат и наполнил стакан водой. Пленник, наблюдая за его действиями, притих. Очевидно не не понимал что происходит и еще не понял как себя лучше вести.

Вернувшись к столу, солдат снял одной рукой шлем.

– Водички хочешь? – спросил Томми. Не дождавшись ответа, он сам вложил стакан в руку пленника, расстегнул ремешок на его запястье и сам сел напротив – Я Томми, командор Солиса.

– Раукан, чатзом штурмового отряда – ответил пленник. – Что это, еще одно снадобье правды?

– Нет, обычная вода. Могу выпить первый глоток, если боишься.

– Цул’ат – фыркнул Раукан и медленными глотками осушил стакан до дна. – Тот самый Томми?

– Именно он. Ну как, полегче стало? Продолжаем разговор?

– А у меня есть выбор?

– Нет, просто учтивая форма общения. Я бы с удовольствием послушал историю о вашей высадке у Баотоу.

– Не буду об этом говорить.

– Да брось, мы и так всё знаем. Там кроме шахт ничего интересного нет. Можешь считать, что находимся в кругу товарищей. Ведь часто пересекаемся. Просто так сложилось, что видим друг друга всё больше через прицел. С друзьями и сослуживцами бывают склоки, интриги всякие… Сплошная муть. А враг всегда конкретен и понятен. В жизни иногда случается так, что ближе врага друга нет. Всё это противостояние – не более чем большая игра, так ведь?

– Ты мне не враг. Ты – недоразумение, которое должно быть уничтожено. Врагом может быть только равный.

– Да брось, Раукан. Неужели наша война не показывает, насколько мы равны?

– Это ненадолго. Вскоре вы будете повергнуты в шок, когда увидите наши новые…ммм… – Тонкан скривился – Вы никогда не будете равны нам, грязнули.

– Как жаль, что ты не замечаешь очевидного. Что это, пропаганда? Впрочем, неважно. Лучше расскажи, откуда такое презрение. Я давно хотел задать этот вопрос, но возможность, как видишь, представилась только сейчас.

Раукан подкатил глаза и поставил стакан на стол:

– Вы ведь сами всё давно знаете. К чему лишние вопросы?

– Знаем?

– Да. У вас работал человек, который был достаточно умен и бесстрашен, чтобы увидеть правду. Может быть, потому что он не был воином, не думал только о том, что есть враг, которого нужно убить, потому что приказали.

Муха дернулся в своем кресле, отчего оно скрипнуло. Кто-то, стоявший за моим плечом, от волнения зашмыгал носом. Томми и ухом не повел:

– Шепард небось?

– Да. Кажется, так его звали.

– И что, теперь вместе работаете?

– Нет. Узнали всё, что он хотел рассказать, остальное узнали под пыткам. И казнили.

– Странный поступок. Из него мог выйти полезный союзник.

– Нет, не мог. Он очень глупо поступил, когда пытался взорвать врата, и не сделал это наверняка. Никто и никогда ему больше не поверит. Ваши люди его знают и не проглотят ни одну уловку с его участием. Остальные земляне … с остальными не нужны уловки, мы их уничтожаем или порабощаем в любых количествах безо всяких проблем.

– Но вы могли использовать его как советника, консультанта.

– Предатель есть предатель. Если он уже отвернулся от вас, от своих собратьев – то с чего нам ожидать от него верности? Перебежчики полезны, только в меру. Беседы, допросы, пытки. Дальше казнь. Только в такой последовательности. Неужели вы поступаете с чужими предателями иначе?

– У нас всё по ситуации. Как с тобой, например. Шепарда сам пытал?

– Нет, не я. Слишком важная персона, даже после всех добровольных рассказов. А что? Никак, хочешь узнать, что именно он выболтал?

– Что он рассказал, мы и так знаем. Уделили внимание всем данным, с которыми он работал, приняли необходимые меры. Слышал, сюрпризы с минированными складами скрасили ваши боевые будни. Мне больше интересно, какого мнения о посланниках неба он был, когда с него снимали кожу.

– Это не интересно. Все вы под пытками одинаково визжите и ругаетесь, когда больше не можете сказать ничего полезного. Попадаются крепкие земляне, которые молчат или улыбаются. Таких мы уважаем – добиваем раньше. Но в основном всё однообразно и скучно.

– Ты не любишь пытки? Тогда зачем проводишь их?

– Не притворяйся глупее, чем ты есть, обезьянка. Экзекутору, которому удалось добыть важные сведения, полагаются хорошие премии и ходатайства о повышении. Здесь не нужно любить свое дело, достаточно уметь хорошо его делать. Для вас это так непривычно, так странно – действовать без страсти, да?

– Раукан, советую прекратить называть меня обезъянкой. Тебе это не делает чести. А я и разозлиться могу.

– Ты мне говоришь о чести? Понимаешь ли ты, насколько это смешно? Заботит ли вас мнение грызунов и тараканы, когда вы их травите? Вы очень плохо слушали этого михбакул Шепарда, когда имели такую возможность!

Я вовсю глазел на Томми, всматривался в его лицо и никак не мог разгадать его поведения. Он одновременно был похож на себя самого и в то же время как-то странно ускользал. Слова, интонации, движения следовали вне обычной последовательности. Он вел некую игру, причем делал это расчетливо и уверенно. При этом заметить неестественность мог только тот, кто давно его знал.

Пришелец наверняка наблюдал недалекого манерного человека, который пытался своей непринужденной уверенностью показать, кто здесь хозяин. То ли всему виной было его астрономическое высокомерие, то ли химикаты в крови: Раукан позволял Томми управлять настроением разговора, послушно следуя за ним, как крыса за Крысоловом. Только вот куда именно? До чертиков интересно. Будем надеяться, всё получится.

Пленник опять распалился, и начал кричать, ошибаясь в построении фраз. Угол освещения позволял очень хорошо наблюдать срывающиеся с его губ мелкие капельки слюны:

– Вы так до сих пор ничего и не поняли! Вы, тупиковая ветвь эксперимента, плесень в пробирке, думаете себя равными нам? Вы, которые за два десятка тысячелетий только и научились, что убивать друг друга и превращать окружающий мир в дерьмо! У вас было столько возможностей научиться мозгов! Мы достигли величайшего государства, какое только знала галактика именно потому, что постоянно учились у всего, что нас окружало! Мы можем учиться молчанию у пустоты, скорости у мысли, решительности у ветра! Мы готовы были учиться даже у такого дерьма как вы, но вы оказались еще гораздо хуже дерьма, все эти много раз! Вы назвали свою планету грязью и дальше только и делали, что гадили под себя! Сравнивать вас с животными – значит осквернять животных, вы понимаете?

Выслушивая поток брани, Томми только кривился. Однако затем неожиданно поднял ногу и с такой силой пнул стол, что тот отлетел, ударив Раукана в грудь. Тот потерял дыхание, засипел и скрючился, насколько это позволяли ремни. Томми поднялся, обошел стол и нанес два сильнейших удара в лицо пленника – слева и справа. Затем изготовился для удара ногой и несколько секунд будто размышлял, бить или нет. Пнув ботинком пленника в грудь, он наклонился к Раукану и тихо отчетливо произнес «Не нужно так говорить». Затем вернулся к своему стулу.

Два раза Раукан подымал голову и пытался что-то сказать, но тут же заходился сдавленным сиплым кашлем. Оставив свои попытки на несколько секунд, он отдышался, сплюнул длинную нить розовой слюны и захихикал.

– Знаешь, а ведь мне на секунду показалось, что ты не такой слабый как остальные. Но я ошибся, как восхитительно ошибся! С такой выдержкой, с такой волей как у тебя, обезьянка, у Солиса нет никаких…

– Я же сказал что не нужно меня так называть.

– И что ты мне сделаешь? Что ты вообще можешь сделать тому, кто уже мертв? Еще раз попытаешься сделать мне больно? Напугаешь? Убьешь? Аааа, всё так бестолково. Или, может быть, ты захочешь унизить меня? Хорошо, замечательно! Но как именно ты собираешься это сделать? У тебя фантазии не хватит, чтобы достать мою гордость, обезьянка. Чем большую низость ты придумаешь, тем сильнее унизишь себя.

– Странно, что эти слова произносит пришелец, которого бросили товарищи и теперь он сидит связанный перед дикарями. Тебе так не кажется, серомордый?

– Нет, представь себе, что не кажется! – Раукан рассмеялся счастливо и легко, будто услышал очень приятную новость. – Если бы ты знал, как ошибаешься! Ах, как бы я хотел, чтобы ты это узнал! Но нет, я же не хочу этого! Не хочу!

– Воды еще хочешь? – теперь Томми выглядел раздосадованным и даже униженным. Он сверлил взглядом крышку стола и жевал губу.

– Да, воды пожалуй что хочу. Сушит от вашей химии изрядно. Забавно, что она больше ни на что не годится, да? Будете проводить пытки сушняком.

– Какой же ты несносный. Даже для нашего первого пленника слишком уж много себе позволяешь. Даже под химией.

Томми протянул страннику полный стакан и дождавшись, пока тот аккуратно приложит его к распухшим губам и начнет пить, продолжил:

– Видимо, нам действительно не поздоровится после того как твои друзья вернутся из Баотоу с… чем ты там говорил?

Раукан чуть кивнул и приподнял брови, демонстрируя свою готовность ответь на вопрос, как только закончит с водой. Допив, он заговорил с интонацией человека, который устал нагнетать интригу и теперь с наслаждением выкладывает козыри на стол:

– С пробами металлов. Какие попало не подойдут, нужны именно те, что там есть. Управляющая электроника, новые модели батарей – для них надо. Наши техники ведут работы над восстановлением проекта «Шукпи», тяжелых боевых машин на двух ногах. Могут таскать на себе такую артиллерию, что только держись.

Патроном их не возьмешь. Но вы же не комплектуете отряды гранатометами с бронебойными выстрелами, ибо зачем, правда? И если ввести Шукпи в бой разумно, то выживших просто не будет – кто доложит о новой напасти? Пока допрете, пока сориентируетесь. Уже столько моментов упустите… Мда.

Под конец своей речи Раукан скис прямо на глазах. Наконец он замолчал и только ошалело смотрел на Томми, который сиял как апрельское солнышко и мелко кивал головой. Странник скривился, будто изо всех сил стараясь не плакать, запрокинул голову и заревел. Затем его рев перешел в членораздельные но непонятные крики:

– Джулбах. Цуц’ин… Цуц’ин!

Не прекращая улыбаться, Томми встал, заложил руки на спину и начал по своему обыкновению расхаживать по комнате, как он это часто делал во время совещаний. Покровительственным, доброжелательным тоном лектора он произнес:

– Знаешь, что я тебе скажу, странник. Ты очень много рассуждал о наших ошибках, и теперь я хочу ответить тебе взаимной любезностью. Слушай внимательно, ибо в этих словах звучит ваш приговор.

Ваша самая главная слабость в том, что вы до сих пор недооцениваете нас, землян. Вы всё еще витаете в своих грезах о владычестве над галактикой, хотя сами давно вынуждены хоронить своих убитых дикарями сородичей в земле чужой планеты. Даже после всех этих столкновений, когда мы сражались как минимум на равных. Вы снова и снова наступаете на эти грабли, не чувствуя как ваши лбы уже трещат по всем швам.

Ты говорил о том, что мы не умеем наблюдать и учиться. Ты снова ошибся. Хотя знал, что находишься под воздействием сильнодействующих препаратов и к тебе приковано внимание специалистов. Почему ты расслабился в этой ситуации? Думаю, потому что сам был недостаточно внимателен и слишком уж полагался на свою защиту. Конечно, я ожидал от тебя применения какой-то методики психической защиты, раз уж ты так смело сдался нам. И твои методы действительно эффективны, раз позволяют обходить химический допрос. И они очень просты.

Первое, что сразу бросается в глаза: замыкание на том, что ты не хочешь отвечать на заданный вопрос, пока всё твое сознание только того и жаждет – говорить, говорить, говорить… Вместо этого начинаешь рассказывать о чем-нибудь другом. Причем момент для действия у тебя совсем короткий, именно поэтому ты так поспешно говоришь «нет», и затем начинаешь уводить тему в сторону. Любопытно, но слишком заметно.

Дальше интереснее. Когда тебя мягко подводят к ответу, ты в последний момент ловишь себя и сбиваешь увлеченную мысль, как будто вовсе не находишься под действием препарата, а просто заговорился и вовремя обратил на это внимание. Я заметил движения твоих пальцев и, пронаблюдав их, заметил как ты в сложные моменты прищемляешь себе подушечку указательного пальца на правой руке ногтями большого и безымянного пальцев. Видимо, вы нарабатываете этот метод как универсальный сбой действующей психической программы. Вот это мощная находка. Такое действие всегда доступно – даже со связанными руками и ногами. К тому же в повседневной жизни оно не применяется, так что никакая бытовуха не сбивает этот психосоматический код.

Я попробовал лишить тебя возможности использовать оба этих метода, пускай и на несколько секунд. И знаешь – результат подтвердил все ожидания!

Вышагивая по комнате, Томми прошел совсем рядом с пленником. Раукан, на которого к тому моменту было жалко смотреть, рванулся всем своим телом вперед, стараясь дотянуться освобожденной рукой до горла своего мучителя. Томми сделал совсем небольшой шаг в сторону, рука странника пролетела мимо и чудовищным импульсом увлекла за собой все тело. Стул дернулся, долю секунды балансировал на двух ножках и, наконец, рухнул вперед. Заботливо обойдя лежащего, Томми присел на угол стола и продолжил, не меняя тона:

– Твои вспышки агрессии меня, признаться, тоже поначалу ставили в тупик. Видишь ли, я не психолог. Но затем вот в наушник подсказали, что это очень похоже на сбрасывание быстро накапливающегося психического напряжения. Тебе ведь очень хотелось отвечать на прямые вопросы, не так ли? И подавляемое желание превращалось в эдакий неприятный внутренний зуд. Вот ты и взрывался по поводу и без. При этом, замечу, терял много сил и в целом расфокусировался. Позволив, в частности, вывести из игры твои волшебные пальцы, заняв их стаканом.

Конечно, спасибо за информацию о вашей новой самоходной броне. Пока мы с ней не столкнемся, четкого понимания всё равно не будет… Но, по крайней мере на момент первой встречи у наших бойцов на всех заставах уже будут иметься реактивные бронебойные гранаты.

Но превыше всего я благодарю тебя за предоставленную бесценную информацию о ваших методах психической защиты. Эти знания откроют новые границы общения между нашими народами.

Ты хорошо держался. Мне даже немного стыдно, что расколоть тебя удалось по большей части благодаря химии. Безо всякой иронии говорю – ты хороший солдат. Храбрый и стойкий. Только недостаточно наблюдательный, иначе бы при первых признаках опасности убил себя.

Ёрш, Факел! Проводите пленника в его камеру!

Я решил не смотреть в лицо Раукана, когда его утаскивали вместе со стулом. Негоже мужчине переживать такой позор, будь он хоть трижды нелюдь. Кажется, помимо скрежета металлических ножек о пол, я слышал всхлипывания.

Как выяснилось, останавливать сердце странники тоже не умеют. Той же ночью Раукан размозжил себе голову о стену камеры.


Глава 8 | Под тенью Феникса | Рэббит Лейк