27

На посадочной полосе «Маунт Кения Сафари Клаб» мы попрощались с Тедом, который улетал в Найроби. Я пообещал, что вечером «моя жена» позвонит архитектору мистеру Коллинзу. Тед сказал, что на следующий день к нам сюда приедет один из его коллег и будет в нашем полном распоряжении.

Вещи за несколько минут были перегружены в джип, мы подъехали по ухабистой дороге к главному входу, перед которым стояла каменная тумба с надписью:

В тишине отеля прогуливалась разношерстная толпа. Афиши расхваливали различные экскурсии. На ресепшене служащий записал время нашего прибытия и повел в номер по длинной галерее, пол которой был накрыт восточным ковром, а стены увешаны африканскими масками. Справа находилась столовая с выходом на террасу. Яркий свет с улицы ослепил меня, и мне показалось, что мимо промелькнул чей-то силуэт. Я вздрогнул.

— Что с тобой? — спросила Энни.

Женщина, которую я увидел со спины, удалилась и растаяла на горизонте.

— Пошли, Эрик?

Комната оказалась очень красивой, в ней был уголок-салон и камин. За окном была терраса и главное украшение — вид на гору Кения.

Энни вышла на террасу и стала любоваться пейзажем. Мне стало ее жаль.

Когда носильщик ушел, я обнял ее. Она дрожала. Может быть, мне надо было уехать с ней на край света? В Австралию?..

— О чем ты думаешь?

— О нас, о будущем.

— Будущего не будет, — сказала она. — Я это чувствую.

Она подставила мне губы для поцелуя. Я поцеловал ее, смертельно испуганную.

— Эрик, прежде, чем мы расстанемся…

Я прервал ее:

— Ну, это еще не скоро. Поживем здесь, потом в Нью-Йорке. Путешествие еще не закончено…

— Закончено, — сказала она — В голове все давно закончено.

Я нежно оттолкнул ее от себя.

— Там, — сказала она, — в этом прекрасном доме, ты мне обещал…

— Что?

— Организовать встречу с твоей женой.

— Она состоится.

— Эрик?

— Да.

— Знаешь что?

— Нет.

— Если придется выбирать…

— Выбирать между чем и чем?

— Между тобой и твоей женой.

— Тогда?

— Я снова говорю тебе: я бы выбрала твою жену.

— Спасибо.

— Пойми меня правильно, если бы это была цена за жизнь в Африке в этом прекрасном доме, я бы предпочла жить в Африке с ней, чем в Лос-Анджелесе с тобой.

Она честно выдержала мой взгляд. Она надела на себя выражение жертвы, которое женщины меняют, как шляпки. Она уже страдала, совершив «героический» поступок, она была счастлива при мысли об этом самоотречении, но никто от нее этого и не требовал.

Я не выносил проявления любви, исповеди, так называемые драматические моменты были мне отвратительны. Очутившись в номере, я хотел только одного — погреться в ванной и лечь в кровать. Я стал молча готовиться к этому, прошел в ванную комнату и включил воду.

— Ты хочешь принять ванну прямо сейчас? Мы не спустимся вниз?

— Иди одна, пообедай!

— Одна?

— Там много людей.

— А ты?

— Мне достаточно чая.

Я ушел в ванную комнату, посмотрел, как набирается вода. Я лег в нее и погрузился до самого подбородка. Я надеялся, что Энни уйдет, что у нее лопнет терпение.

Она сказала:

— Ты все еще плохо себя чувствуешь?

Я не ответил. Обернув тело махровым полотенцем, вернулся в комнату и сказал:

— Я — здоровый идиот, подхвативший какую-то африканскую заразу. Это может случиться с кем угодно. Перестань меня разбирать по косточкам, черт подери!

— Почему ты называешь себя идиотом? — спросила она с приводящей в отчаяние нежностью.

— Потому что я идиот, сердитый идиот, этого достаточно?

Я весь дрожал, с головы до ног. Какую еще заразу я подхватил! Какие мускулистые и смелые вирусы смогли переварить антибиотики врача из Найроби и, окрепнув и набравшись сил, снова напали на меня? А может быть, меня лишила сил моя прогнившая совесть? Я приписал мурашки психосоматическому расстройству, меня это устраивало, эта зараза была в моде. Энни протянула мне стакан.

— Выпей. Я попросила у дежурной по этажу принести чаю.

Я лег в постель. Она села на одеяло и снова обратилась ко мне:

— Тебе просто не везет. Такое прекрасное путешествие, а ты заболел! Все равно, для тебя это не так серьезно, ты сможешь еще вернуться сюда.

Она пожала плечами:

— А вот я — другое дело. Надо будет, чтобы твоя жена взяла меня на работу.

Она была обижена и грустна.

Вскоре коридорный принес чай. Он аккуратно поставил поднос на низкий столик перед камином. С ним пришел слуга, чтобы зажечь в камине огонь. Шорох бумаги, чирканье спичек, легкий запах дыма, а потом слабое потрескивание дров, охваченных первыми языками пламени. Господи, как я был несчастен в этой спокойной обстановке!

Проклиная свою болезнь, я наблюдал за хождениями Энни, а потом, очевидно, заснул. Когда я открыл глаза, Энни закрыла двойные шторы и включила лампы.

— Энни…

— Да…

— Который час?

— Скоро будет восемь. Ты проспал всю вторую половину дня. Заказать тебе ужин в номер?

— Что-нибудь легкое, если ты останешься со мной.

— Я не останусь. Мы здесь пробудем только один вечер, и я хочу этим воспользоваться, место просто великолепное. На твоем месте я бы оделась и спустилась вниз…

— У меня нет ни малейшего желания видеть людей…

— Тогда оставайся.

Она оделась для ужина, наложила макияж и надела платье зеленовато-желтого цвета. Бросив мне «Чао», она ушла.

Я должен был приехать в Нью-Йорк и избежать разговоров. Там я «потеряю» Энни. Надо будет пережить эти часы. Я поискал снотворное, проглотил две капсулы этого дерьма. Сон был очень неспокойным, я путался в объяснениях. Потом, не знаю, спустя сколько времени, я резко проснулся. Вглядываясь в темноту, я ощупал кровать рядом с собой. Энни уже спала. Я уже знал, что собрался совершить ошибку, старался удержаться от этого, остановиться, но кто-то более сильный, мое другое «я», приказывал мне сделать это. Я включил ночник, склонился над Энни, которая спала глубоким сном. Легонько потряс ее, погладил плечо. Наконец она открыла глаза.

— Что с тобой? Вызвать врача?

Она терла глаза и нос.

— Энни…

— Ну, что?

Она приподнялась на локтях и убрала прядь волос со лба:

— Что?

— Энни…

Поддаться безумному соблазну поделиться тайной, отчаянно попытаться найти убежище. Запах спящей Энни, ее влажной кожи и постоянно ощущаемый аромат духов… Смогу ли я…

— Энни…

Я лег рядом с ней.

— Энни, я убил свою жену…

— О, Эрик, замолчи. Мне надоели твои кошмары.

— Я убил свою жену, это был несчастный случай.

Она посмотрела на меня, под глазами у нее были круги:

— Ты выдумываешь всякую ерунду, чтобы я ушла, ты хочешь прогнать меня прочь.

— Нет. Ты должна знать правду. На террасе в ее доме на озере Тахо, охваченный приступом гнева, я ударил ее железным стулом, чтобы заставить замолчать. Она упала и умерла.

— Умерла? — сказала она и потерла нос тыльной стороной ладони. — Умерла?

Она смотрела на меня как сова: я был уже не женатым мужчиной, которого она хотела, а неким типом, замешанным в убийстве.

Чтобы оставить себе время подумать, она встала, взяла термос и налила себе воды.

— Твоя жена мертва, — повторила она растерянно.

— Да, я ее зарыл.

В желтом свете ночника она казалась постаревшей. Держа в руке стакан с водой, она сделала небольшое движение:

— Так, значит, все было ложью? Дядя, деньги, наследство, которое надо получить, пакет акций, который надо забрать, все…

— Да. Надо было придумать историю, чтобы заманить тебя сюда.

Она поставила стакан и обхватила голову руками:

— И какова моя роль?

— Мне нужно было алиби. Уехать из США с женщиной, которую я смог бы выдать за Энджи…

— И как долго должна была продолжаться эта игра?

— До нашего возвращения.

Я встал, чтобы приблизиться к ней, обнять и утешить ее. Я уже понял, что не должен был все это рассказывать.

— А потом? — спросила она хриплым голосом. — Что ты придумал? А? Имей смелость сказать!

— Приехав в Нью-Йорк, я на следующий день заявил бы, что ты ушла из моей жизни…

— Что значит «ушла» из твоей жизни?

— Пропала, упала в Гудзон, покончила жизнь самоубийством…

Она набросилась на меня и стала колотить меня своими крепкими кулачками:

— Кому ты мстишь, негодяй? Подлец, дрянь, — повторяла она. — Ты хочешь лишить меня покоя, свести меня с ума… Это тебя устроило бы… Ты ревнуешь меня с того самого момента, когда я тебе сказала, что хотела бы работать с твоей женой, что выбрала ее, а не тебя. Ты ревнуешь! Ты выдумываешь всякие ужасы, чтобы я ушла от тебя, чтобы никогда больше меня не видеть.

Я встряхнул ее:

— Хватит кричать, я говорю правду.

— Тогда ты — самое ужасное в мире чудовище.

Она ударила меня:

— Fuck you, son of bitch! Fuck you…

Потом заплакала. Она плакала молча, продолжая ходить по комнате:

— Ты думаешь, что все пройдет так просто и я соглашусь слушать про твои преступления… Ты, вероятно, совершил еще много других преступлений… Я не желаю быть твоей сообщницей, не хочу даже слушать тебя. Убирайся отсюда и дай мне уехать. Я никогда тебя не видела и не знакома с тобой…

Я услышал, как за стеной просыпались люди. Энни была близка к нервному срыву. Я схватил ее за плечи.

— Заткнись, ты разбудишь весь отель!

Она попыталась резко освободиться:

— Не притрагивайся ко мне!

Я закрыл ей рот ладонью…

— Если замолчишь, отпущу. Если заорешь…

Она успокоилась, чтобы освободиться, потом отступила:

— Может, ты и меня хочешь убить, а? Почему бы и нет. Тебе это было бы выгодно. Не хватает еще одного трупа, мерзавец?

— Замолчи, Энни.

Она села на край кровати и обессиленно прошептала:

— Зачем ты мне об этом рассказал?

— Был момент слабости. На заставляй меня жалеть об этом.

Она угрюмо добавила:

— Мне всегда казалось, что ты выдумал эту историю с Гавайями. Ты так интересовался, хорошо ли я плаваю… Прилив, я думаю о приливе, о течениях Индийского океана, о коттедже, об отеле… Эрик, возможно ли, что ты хотел меня… Эрик… Я хочу умереть, одна, как взрослый человек. Я полюбила негодяя.

Я заставил ее лечь рядом и рассказал ей о своих запутанных отношениях с матерью, дядей Жаном, о своей напряженной учебе, выдуманном прошлом, об ухаживаниях за Энджи, о ее предложении пожениться. О моей борьбе в течение первого года брака за положение в компании. Об озере Тахо, о расследовании, организованном Энджи, о несчастном случае на террасе.

Она спросила меня:

— Почему ты решил на ней жениться?

— Она хотела попробовать устроить жизнь наоборот. Построить счастье, а затем переселиться в Африку вместе со мной. В тот момент, когда она принимала это решение, я соответствовал образу мужчины, который был ей нужен.

— А потом… После ее…

— Ее смерти?

— Да… Ты приехал в Лас-Вегас, чтобы найти какую-нибудь…

— Женщину, которая похожа на нее. Сначала я думал только о том, чтобы уехать из США. Затем я хотел выиграть время и продлить свое существование.

— А зачем нужна была я?..

— Слушай, я знаю, что мы сделаем.

— Мы? Ты! Я не хочу иметь ничего общего с этим делом.

— Ты уже замешана в нем, Энни. Сожалею, но никто не поверит, что ты ничего не знала или что ты ничего не заподозрила. Ты расстанешься со мной в Нью-Йорке. Я буду напрасно ждать твоего возвращения в отель, затем обращусь в полицию, заявлю, что моя жена ушла их отеля со своей сумочкой и драгоценностями, которыми она так дорожит. Я выскажу предположение, что с ней случилось какое-то несчастье.

— Что это за история с драгоценностями?

— Это ее украшения, они стоят четыреста тысяч долларов…

— Ты путешествуешь с украшениями на четыреста тысяч долларов?

— Они подтверждают ее присутствие…

— А что я потом сделаю с этими драгоценностями? — спросила она.

— Я не стану доставлять тебе эти неудобства, оставлю их у себя.

Я говорил услужливо, как покорный агнец, я хотел уговорить ее, успокоить. Потом она спросила, любил ли я Энджи.

— Нет. Меня привлекало то, что она собой представляла.

— Что это значит?

— Власть. Я хотел утвердиться в компании, стать уважаемым человеком, мечтал об авторитете, хотел стать специалистом по вопросам сотрудничества с Европой компании Фергюсон…

— Ты смог не влюбиться в такую женщину? Такую необычную? Что же тебе нужно, чтобы разбудить твои чувства?

— Совсем немногое… Мне стольких достоинств не нужно.

— Значит, все-таки ты женился из-за денег.

— Деньги играли второстепенную роль.

— Второстепенную? Грязный лицемер! А я была козлом отпущения, слепо участвующим во всех этих махинациях…

— Ты спасала меня, не отдавая себе отчета в этом. Потом я узнал тебя ближе и понял, что могу тебе довериться.

Она хотела встать с кровати, но я ее удержал:

— Если это преступление будет раскрыто, меня обвинят в соучастии, — сказала она.

— Адвокатам придется поработать, но до этого дело не дойдет. Ты исчезнешь в Нью-Йорке.

Она стала повторять:

— Ты не должен был этого делать. Ты не должен был…

— Клянусь, это был несчастный случай.

— Я о другом: ты не должен был мне в этом признаваться.

— Наступают моменты, когда человек не может в одиночку нести груз тайны, и приходится делиться своими секретами.

— Возможно, это и так, когда люди живут вместе! А я — всего лишь алиби… Человеку, который служит алиби, не открывают тайн…

— А если я тебе скажу, что люблю тебя?

Очевидно, я был недостаточно убедительным.

— Ты врешь, — сказала она.

— Не вру.

Она встала с кровати и села в одно из кресел, стоявших перед камином.

— Ты меня любишь? Ты — человек, который не в состоянии испытать никаких чувств к Энджи? Я же ей в подметки не гожусь. Я простая девушка из среднего класса, без образования, вернее, с небольшим образованием… Но я не должна жаловаться, — продолжила она. — Тем хуже для глупенькой девушки… Когда я думаю о том, что ты сжимал меня в своих объятиях и ласкал меня руками, которые убили ту, кого я боготворю, ты кажешься мне отвратительным. Я и сама себе отвратительна.

К ней вернулись силы. Всю ночь она будет осыпать меня упреками. Я больше не смогу выносить ее приступы, ее ругательства. Я встал, порылся в чемодане, нашел там последний спрятанный тюбик со снотворным. Рут прописала мне его в неограниченном количестве. «Время стрессов», — сказала она мне тогда. Я не стану слушать Энни. Нет. Я проглотил сразу три капсулы.

Она посмотрела на меня враждебно:

— Ты настоящий наркоман!

— Лучше наглотаться этого, чем слушать тебя.

— Почему ты мне все это рассказал, негодяй? Надеялся на моральную поддержку, на мое благословение: «Браво, ты хороший убийца, наплюем на это, браво, я тебе аплодирую»? Ты втянул меня в грязное дело!

Я попытался успокоить ее:

— Делай, что я говорю, и ты ничем не рискуешь. Завтра во второй половине дня мы отправимся в Найроби, затем сразу же улетим в Женеву, а оттуда — в Нью-Йорк. Там ты скроешься. Тебе даже не придется вспоминать о путешествии в Кению, если пройдешь паспортный контроль по паспорту Энджи. Миссис Ландлер прибыла в Кению и убыла из нее. Кто знает Энни Вайт из Баффало? Никто…

— В моем паспорте стоит кенийская виза.

— Не использованная. Позже ты уничтожишь свой паспорт, скажешь, что потеряла его, попросишь сделать новый. Вот и все.

— А что я скажу родителям?

— Что ты передумала, что не захотела подвергаться риску, путешествуя по Африке. Придумаешь какую-нибудь любовную историю, встречу с какой-нибудь подругой, которая пригласила тебя пожить у нее в Нью-Йорке… Да какая разница! Ты уйдешь из моей жизни, тебя никто не знает, никто не видел. А вместе с тобой навсегда исчезнет и Энджи.

Она становилась агрессивной. Моя слабость заставляла меня делать все новые и новые ошибки.

— Подойди, я хочу сказать тебе что-то приятное.

— Ты на это не способен.

— Способен. Подойди.

Она высморкалась:

— Что тебе нужно?

— Со временем, когда я успокоюсь, все уляжется, жизнь моя наладится, не исключено, что я предложу тебе выйти за меня замуж.

Она вскликнула и подошла ко мне:

— Замуж? Ты говоришь о свадьбе?

— Ну, да. О свадьбе.

Я был почти искренен, это абстрактное предположение меня успокаивало.

— Повтори, ты только что предложил мне выйти за тебя замуж?

— Да, через несколько лет. Пока придется набраться терпения и спокойно ждать. Не дергаться. Не пытаться связаться со мной. За мной будут следить, много месяцев мне придется прожить под микроскопом. Часть прессы будет заниматься исключительно исчезновением Энджи Фергюсон, ее путешествием в Кению, загадочным исчезновением в Нью-Йорке. Следствие будет продолжительным и тщательным. Им придется объехать все ее дома, опросить всех ее друзей. Они поедут искать ее в Кению, вернутся сюда. Надо будет подождать…

Я начал засыпать, снотворное сделало свое дело. Но она уцепилась за эту идею:

— Ты первый мужчина, который предложил мне выйти замуж, самый первый. Поклянись, что ты действительно хочешь жениться на мне.

— Действительно.

— Поклянись.

— Клянусь.

— Ты не обманываешь?

— Но ведь я только что поклялся… При условии, да, есть одно условие, что ты согласна подождать. Понятия не имею, сколько придется ждать. Не знаю, по прошествии какого времени исчезнувшего человека будут считать умершим. Не имею ни малейшего понятия.

— Я подожду столько времени, сколько будет нужно. Скажи, Эрик, ты наследник своей жены?

— Насколько мне известно, нет. К счастью, мне ничего от нее не было нужно. Только сохранить место в компании и остаться в Америке.

— А угрызения совести, Эрик? Ты подумал об угрызениях совести?

— Да, я думаю об этом. Но что поделаешь, это судьба.

— Тебе придется одновременно иметь дело с расследованием и угрызениями совести. А это не пустяк.

— Я смогу преодолеть все препятствия и медленно, плавно начну новую жизнь. А потом, во время одной из моих поездок, я «случайно» встречу тебя и, как говорит мой дядя Жан, мы начнем «встречаться».

— Если это ожидание действительно закончится свадьбой, — повторила она, — тогда я буду молчать и похороню в себе твою тайну, я буду хранить ее, как могила, ты будешь в безопасности. Я инстинктивно чувствую, что ты не настоящий убийца. Ты подсел на снотворное, но ты не законченный убийца.

Она уже выдумала свою историю, уже переселила родителей в Лос-Анджелес, чтобы они могли чаще видеть внуков, хотя воздух в Баффало намного чище…

— Каких внуков?

— Наших детей.

— Ах, так…

Я пробормотал:

— Это мы обсудим, когда придет время.

— Ты собираешься на мне жениться, значит, надо подумать и об этом! Женитьба предполагает рождение детей. Знаешь ли ты, что люди зачастую рожают детей для того, чтобы доставить удовольствие своим родителям? В моем случае…

Я погрузился в сон.

Когда я проснулся, то почувствовал себя вялым, голова еще кружилась от снотворного, но я все равно предпочитал его крепким наркотикам. Голова была словно налита свинцом, да еще и Африкой в придачу. Я на ощупь нашел свои часы, посмотрел на время. Было уже два часа дня. Встав с кровати, я раздвинул шторы. Меня ослепило солнце, вдали я увидел темную массу горы Кения. На изумрудно-зеленом газоне прохаживались несколько гольфистов. Приняв душ, я оделся и позвонил на ресепшен. «Да, мистер Ландлер, ваш самолет-такси уже прибыл из Найроби, пилот ждет распоряжений». Я потряс головой. Надо было вести себя с Энни поласковей. Вроде бы я пообещал жениться на ней. Я пожал плечами. Если я смогу выпутаться из этой истории, свадьба будет волновать меня меньше всего… А почему бы и нет… По крайней мере, благодаря этому обещанию я мог быть уверен в ее молчании.

Мне захотелось выпить кофе. Открыв дверь номера, я увидел, что на ручке висела табличка «Просьба не беспокоить». Сняв ее, я направился в бар, где в течение дня подавали кофе эспрессо. Я выпил две чашки. Энни, вероятно, была у бассейна. Я буду вести себя с ней очень благородно. Ситуация была спокойной.

Я хотел, чтобы она как можно дольше просидела в спокойствии под одним из красных зонтов, которые виднелись вдали. Вернувшись в номер, я стал укладывать чемодан. Собрал разбросанные по комнате вещи, свернул пижаму, сунул в чемодан и застегнул молнию.

Выйдя снова в холл, я встретил служащих отеля, которые поприветствовали меня своими «джамбо!». Я прошел мимо столовой, где официанты убирали остатки пищи.

Я спустился к бассейну. Удобно устроившись в шезлонгах, там сидели и болтали какие-то мужчины и женщины. На некоторых из них поверх купальных костюмов были надеты плотные махровые халаты. Солнце светило ярко, но в тени было прохладно. Я стал прогуливаться между этими довольными жизнью людьми, наткнулся на низкий столик с пустыми чашками. Вернувшись в холл, увидел спину молодой женщины, которая о чем-то оживленно разговаривала со служащим ресепшена. Она была высокого роста, белокура, на голове была бейсболка. Несмотря на то что в помещении было довольно темно, на ней были солнцезащитные очки.

Я тронул ее за руку, она обернулась, произнесла «извините», подумав, что толкнула меня. Это была незнакомая мне женщина. Я пробормотал свои извинения. Вернувшись в номер, я увидел, что две горничные меняли постельное белье. Вчерашние простыни уже лежали в мешке для белья, подвешенном на тележке.

— Вы не видели мою жену?

Они поговорили между собой на суахили, потом та, которая была старше по возрасту, ответила:

— Нет, никто не приходил.

Я вернулся в маленький салон. Стоя на коленях перед камином, слуга готовился затопить его. Я понаблюдал за тщательной подготовкой бумаги, щепок и дров… и снова спустился к бассейну, людей там стало меньше. Я стал нервничать. Энни должна была бы оставить мне записку, я терял время на ее поиски. Спросил у служащей ресепшена:

— Я ищу свою жену, миссис Ландлер. Она не оставляла записки для меня? Не знаю, куда она могла пойти.

— Как ее фамилия, мсье?

— Ландлер или Фергюсон.

— Сейчас спрошу.

Она ушла и вернулась спустя несколько минут:

— Полчаса тому назад произошла смена обслуживающего персонала. Все уже ушли, кроме Раймонда. Желаете с ним переговорить?

— Да.

Я был раздражен. Мы должны были уехать из отеля не позднее шестнадцати часов. К стойке подошел молодой человек.

— Да, мсье?

— Я ищу свою жену, миссис Ландлер. Вы видели ее сегодня утром?

— Высокая дама с белыми волосами…

— Да.

— В темных очках?

— Конечно…

— Да, тут была одна проблема. Ошибка.

— Какая ошибка?

— Не знаю, коллеги сказали, что…

— Что «что»?

Служащий улыбнулся:

— Я лично не знаю.

— Но кто что сказал?

— Мои коллеги, но все разошлись по домам. Ничего особенного, мсье.

— Послушайте, я должен найти свою жену. Мы должны как можно скорее вылететь в Найроби. Постарайтесь вспомнить…

— Я знаю только то, что она спрашивала о возможности отправиться на короткую прогулку. Я сказал ей, что на экскурсии надо записываться заранее, но, в случае если будет свободная машина — часто люди заказывают водителя, а потом отказываются в самую последнюю минуту, — она может воспользоваться отменой заказа.

— А куда она хотела поехать?

— Мне она этого не сказала.

— А кто-нибудь видел, как она уезжала?

— Если бы она наняла машину, мы были бы в курсе. За экскурсии платят здесь, а не шоферу.

Я сунул ему пятьдесят шиллингов.

— Помогите мне.

— Я постараюсь сделать все от меня зависящее. Где ее вещи?

— В номере.

— Значит, она никуда не уехала.

— Вещи на месте, но ее нет…

Он позвонил в дирекцию, где были списки участников экскурсий, которые организовывал отель. Он изложил вполголоса мою проблему, назвал по буквам мою фамилию. Спустя некоторое время из дирекции сообщили, что миссис Ландлер в списках экскурсантов не значилась. Они сказали, что из Найроби на «лендровере» приехала группа голландских туристов. Машина должна была вернуться порожняком, но водитель вполне мог захватить кого-нибудь, не предупредив об этом дирекцию. Такие случаи были нередки.

— Вы знаете людей, которые приехали на «лендровере»? Они могли бы сказать фамилию их водителя.

Услужливому кенийцу удалось добыть некоторые сведения. Две пары из Голландии провели ночь в одном из бунгало отеля, а рано утром улетели самолетом в Самбуру^[43].

С человеком, вышедшим из-под опеки фирмы «Развлечение-Сафари» или любой другой туристической фирмы, могло случиться все что угодно. О его дальнейшей судьбе можно было строить бесконечное множество предположений. Я опросил всех служащих, в их глазах я читал предположение, что в результате семейной сцены жена решила уехать вот так, очертя голову! Главный управляющий гостиницы в тот день находился в Найроби, я имел дело с его участливым заместителем. Я попытался позвонить в аэропорт, но линия связи между Наньюки и Найроби была перегружена, надо было долго ждать. Какой-то носильщик сообщил, что он видел, как мимо него проехал белого цвета «мерседес» с белым водителем, что кто-то сидел на заднем сиденье. Один человек или двое? Скорее один. Мужчина или женщина? Этого он не знал.

Ее видели все, и не видел никто. Я бросился в номер. Я не бредил, чемоданы Энни были на месте, они были закрыты. Поскольку она имела привычку на каждом этапе путешествия все выкладывать и укладывать обратно, чтобы полюбоваться на свои покупки, в чемоданах царил полный порядок. Рядом с чемоданами на полу стояли повернутые лицами к стене и связанные вместе гордые воины племени самбуру.

Я вернулся в контору, секретари стали с интересом меня разглядывать. Сведения с контрольных постов были логичными и одновременно жестокими: там записывали номера машин, которые въезжали, но не всегда регистрировали номера выезжавших машин.

Мне подавали то чай, то минеральную воду. В аэропорт ушло сообщение о том, что мистер и миссис Ландлер отказываются от мест на вечерний рейс авиакомпании «Свисс Эйр» до Парижа. Что, если миссис Ландлер будет проходить регистрацию, надо будет попросить ее срочно связаться с мужем в «Маунт Кения Сафари Клаб».

Я снова поднялся в номер и принялся ходить по нему. То, что случилось, могло стать очень удобным разрешением проблемы для меня, но могло стать и началом тяжелого ожидания. Уехала ли она? Чтобы помочь мне, чтобы вытащить меня из западни? Уехала ли она для того, чтобы я стал свободен, чтобы легче перенес расследование? Но почему она отказалась от варианта ее исчезновения в Нью-Йорке? Там разыграть эту драму было бы гораздо проще, чем здесь… Может, она решила держать меня на коротком поводке и шантажировать меня? Но здесь было не то место, чтобы начинать подобную операцию. Куда она могла испариться в этом черном, доброжелательном и призрачном мире? Она стала тенью, как и другая женщина.

В голове мелькнула безумная мысль, которая заставила меня вскочить на ноги. Я открыл самый большой из моих чемоданов, как одержимый стал шарить в нем. Пальцы натыкались на рубашки, пиджаки, я искал мешочек с драгоценностями. Но не было никакого мешочка, никаких драгоценностей. Четыреста тысяч долларов испарились, были украдены! Энни? Энни.

Я заговорил… и дал возможность себя обчистить.

Я немедленно попросил сообщить в полицию Наньюки. Полиция в Найроби тоже должна была быть предупреждена. Я отправил телекс Сэндерсу, чтобы сообщить об исчезновении Энджи. У меня стучали зубы, но где-то внутри зарождалась безумная надежда, которая меня вполне устраивала: она действительно уехала. У нее были драгоценности, она могла получить за них деньги, она никогда больше меня не увидит. Что ж, Энни была не первой моей ошибкой.