— На что жалуетесь?

А у меня такое игривое настроение, помню, что голова пустая, дай, думаю, подыграю; говорю:

— Да так, ничего особенного. Окружающие достали.

А тут же сидит парень, который полвечера в предыдущий день ко мне клеился, так достал, неимоверно, главное, всё норовил потрогать. И я говорю:

— Окружающие достали, — а сама про него думаю. Как-то так.

Он говорит:

— Так, значит, окружающие достали. Все?

— Да, в общем, все.

— И как они тебя достали?

— Как-как — руками! Всё время трогают.

— А тебе это не нравится…

— А мне это не нравится.

— То есть они тебе не нужны, ты их хочешь послать на фиг, а они всё время трогают…

— Да.

— Ай-ай-ай, — говорит он, — и вот сейчас опять…

А я чувствую, что меня куда-то не туда занесло, но ведь всё верно, и я отвечаю:

— И вот сейчас опять.

— Да, — говорит он, — всё ясно. Динамо, и даже, наверное, второй степени.

А я сижу и не могу вспомнить, что это такое. Я точно помню, что это термин из книги Берна, какая-то игра, но какая — хоть убей. А он вдруг говорит:

— Знаешь что, ты уходи отсюда. Давай-давай, уходи. Ты же всё равно работать не будешь. Тут полно людей, которые хотят работать, а ты не хочешь — ну и уходи.

И тут у меня — полный ступор. Я чувствую, что сцена ужасная, что надо, наверное, встать и уйти, и он мне показывает рукой на дверь, а я физически не могу сдвинуться с места. У меня как будто задница к стулу приросла, я просто это физически ощутила. Он говорит: „Уходи“, а я глупо улыбаюсь и не могу сдвинуться с места.

Вот это было самое главное. Потом я, конечно, разревелась, потом мы еще говорили, но то, что я тогда пережила, — это по сей день со мной. Я никогда не перестану быть за это благодарной».