на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 4

После этого я перестал рубить лес и занялся выращиванием овощей в долине Корсоли. В основном они уходили во дворец, как и все остальное. Но остатков хватало, чтобы прокормиться и даже продать кое-что на рынке. Кроме того, у меня, слава Богу, были коза, овца, несколько кур и Миранда, которую я любил больше жизни.

Моя Миранда! Che bella raggazza! [13] Небесный ангел. Губы цвета зрелого красного винограда, щеки — такие же яблочки, как у ее мамы. Нежная кожа, блестящие, как бриллианты, карие глаза под черными бровями. Она часто хмурилась, но от этого становилась мне только дороже. Волосы у нее были густые, как у меня, только светлее. Она любила смеяться и петь. А почему нет? У нее с детства был прекрасный голос — чистый и ясный, словно у птички весной. Я понять не мог, откуда она знает столько песен! Некоторым, естественно, я научил ее сам, но остальные, очевидно, были навеяны ветрами, дувшими из церквей Ассизи или с фестивалей в Урбино. Ей достаточно было всего лишь раз услышать мелодию, и, клянусь, она могла в точности повторить ее через месяц.

Как говорят, кто смеется, тот никогда не бывает одинок, а потому она не бывала одна. Животные обожали ее и порой даже сбивали с ног — так им хотелось быть к ней поближе. Если она плакала, они слизывали ее слезы, и моя малышка начинала хихикать. Когда ей стукнуло три годика, я заметил, что она нарочно падает, чтобы зверушки пожалели ее. Она подражала пению птиц и дразнила козу, которая гонялась за ней по полям. Я ловил ее, щипал за щечки и говорил: «Это самые чудные яблочки в долине Корсоли!», а потом щекотал до упаду, пока она не начинала молить о пощаде.

Когда Миранде исполнилось одиннадцать, у нее, словно почки, проклюнулись грудки и начались месячные. Я брал ее с собой на рынок, но мальчишки не давали ей проходу, так что она частенько оставалась на несколько дней в бенедиктинском монастыре, где монашки гладили ее по головке и спорили, кто будет учить ее читать, писать и прясть шерсть.

Однажды вечером, когда я возвращался с рынка со своими друзьями Джакопо и Торо, на нас напали разбойники. Джакопо сбежал, однако нам с Торо не удалось улизнуть, поскольку мы скакали вдвоем на одном коне. Громко выругавшись, Торо спешился и всадил саблю в живот лошади одного из бандитов. Та рухнула и придавила своего всадника. Поскольку мой нож был слишком мал, чтобы сражаться с их саблями, я бросил в воздух кошелек и крикнул: «Вот вам деньги!» Другой кошелек с большей частью дукатов я привязал для сохранности к животу скакуна. Двое разбойников бросились к кошельку, а я повернулся, чтобы помочь Торо. Но в этот момент четвертый бандит уже вытаскивал саблю из живота Торо. От резкого движения капюшон разбойника упал на спину, я увидел изможденное лицо — и сразу узнал его, даром что прошло больше десяти лет. Витторе!

Я выкрикнул его имя, и он бросился на меня, но Господь послал мне ангела-хранителя, а потому я увернулся от его сабли и побежал в лес, оплакивая Торо. Я вдруг испугался, что больше не увижу Миранду — в точности как тогда, в детстве, когда заболела мама и я испугался, что потеряю ее навсегда.

Монашки были на вечерне. Аббат Тотторини сказал, что грешно увозить Миранду из монастыря, однако я сбил его с ног и побежал по коридору, открывая все двери, пока не нашел свою дочь — в его келье. К счастью для него, этот жирный гаденыш исчез прежде, чем я до него добрался.

— Ты привез меня домой, чтобы уморить голодом, — попрекнула меня Миранда через несколько недель.

Бог свидетель, я этого не хотел, но мои силки были пусты, урожай погиб, а наши животные так отощали и расхворались, что не могли пастись. У нас даже пары паршивых каштанов не было, чтобы испечь хлеба!

«Горе тому, кто родился бедным и невезучим! — говаривала моя матушка. — Хлеб он добывает в поте лица своего, и одному Богу известно, как часто ему приходится поститься».

На заре я отвел Миранду в лес и велел ей подманить птиц пением. Когда на соседнее дерево уселся зяблик, я убил его и попросил Миранду спеть еще. Она покачала головой.

— Какая разница, как мы их ловим? — спросил я.

Она ничего не ответила.

— Если мы не будем есть, мы умрем! — заорал я на нее.

Она запела, чтобы угодить мне, но птицы услышали в ее голосе слезы и улетели.

Я приготовил зяблика с зеленью и сказал Миранде, что она может поесть, если хочет, а если ей приспичило рыдать, пускай идет на улицу. Она вышла из дома. Меня охватило отчаяние. Я подумал было, не пойти ли мне в Корсоли поискать работу, но я не был ремесленником и членом гильдии. И ничего такого не умел. Я позвал Миранду. Она со страхом глянула на меня из-под темных бровей. Я обнял ее — она так исхудала, что я без труда обхватил ее тельце ладонями, — и рассказывал ей о том, как мы познакомились с ее мамой, пока она не уснула.

Я проснулся, когда над холмами показались первые солнечные лучи. Пошел на огород с высохшими овощами и, упав на колени, взмолился: «Пресвятая Богородица! Я прошу тебя помочь не мне, а моей Миранде. Если она не поест, то скоро умрет!»

Не успел я договорить, как земля подо мной задрожала. Я ничего не видел, но слышал, как за деревьями трещат ветки кустарника и заливаются гончие. Внезапно из леса выскочил великолепный олень — с ошалелыми от страха глазами и вывалившимся изо рта черным языком. Он мчался так быстро, что я даже глазом моргнуть не успел, как он перепрыгнул через меня и скрылся в дубраве напротив. В тот же миг воздух наполнился кровожадными воплями, от которых у меня похолодело в груди. Я побежал к своей лачуге, и тут из леса с громким лаем и ворчанием вылетели сотни гончих, а за ними — громадный человек на черном коне. Федерико Басильоне ди Винчелли, герцог Корсольский.

Я видел герцога Федерико пару раз в Корсоли, издалека — и это было безопаснее всего. Чтобы стать герцогом, он убил своего отца и отравил брата Паоло. Это знали все. А до того он был кондотьером (говорят, как-то в бою он собственноручно убил тридцать человек) и служил разным принцам в Италии и Германии. Все также знали, что он предавал каждого, кому служил. Из-за этого ему пришлось покинуть Италию, и он провел пять лет в Турции на службе у султана. Ходили слухи, что он всегда ходил в шелках, боялся цифры «семь», поскольку седьмого числа убил своего брата, и однажды заставил своего врага съесть его собственного ребенка. Не знаю, правда ли это, но — porta! — когда я столкнулся с ним лицом к лицу, то поверил всему, что слышал.

Начнем с того, что выглядел он как ошибка природы. Его черты были сплошным диссонансом. Лицо круглое, словно пирог, а нос, рассекавший лицо пополам, — тонкий и острый, как шпага. Глазки маленькие и свирепые, точно у ястреба, а нижняя губа отвисшая, как у дохлой рыбы. Толстая бычья шея — и маленькие ладони.

Однако напугал меня не только его внешний вид. Я видал людей и с более странной наружностью. Неподалеку от Губбио жил мельник, у которого под правым ухом росло третье, а в Корсоли была женщина без носа. Меня потрясло то, с каким надменным видом герцог Корсольский промчался по моей ферме — так, словно ему принадлежала не только земля, но и самый воздух.

Не спрашивайте меня, как это случилось, но лошадь герцога споткнулась о бобовые стебли и так резко встала на дыбы, что Федерико чуть не свалился. Изрыгая проклятия, он выхватил шпагу и изрубил несколько съежившихся стручков — все, что у меня осталось — на тысячу кусочков. Потом поднял глаза и увидел в дверях хибарки меня.

— Avanzarsi! [14] — крикнул он таким голосом, что мне показалось, будто одним ножом скребут по другому.

«Sono fottuto! [15] — пронеслось у меня в голове. — Я покойник».

— Не выходи, пока они не уедут, — шепнул я Миранде и зашагал по своему высохшему истоптанному огороду навстречу герцогу.

К этому времени из леса выехали другие охотники, человек десять. Одетые в темно-зеленые охотничьи куртки, обутые в черные сапоги, блестящие на солнце, они сидели на гарцующих конях и пялились на меня сверху вниз. Собаки оскалили зубы и залаяли, когда я прошел мимо них. Громадный мастифф в инкрустированном рубинами ошейнике прыгнул и наверняка разорвал бы меня на части, не крикни герцог: «Нерон!»

Я хотел облобызать герцогу сапоги, но Нерон стоял рядом с ними, так что я просто бухнулся на колени. Поскольку в руках у герцога была шпага, я решил, что голову лучше не склонять.

— Кто позволил тебе разводить огород в моих охотничьих угодьях? — рявкнул герцог Федерико.

— Никто, ваша светлость. Покорнейше прошу прощения…

— Из-за тебя я упустил оленя, — сказал Федерико и поднял над головой шпагу.

Я услышал душераздирающий вопль, и в тот же миг Миранда выбежала из дома и бросилась мне на шею. Зная, что герцог служил туркам, я не сомневался, что он без колебаний убьет ребенка, а потому оторвал от себя ее руки и крикнул:

— Беги отсюда! Беги!

— Он мог бы нам пригодиться, — сказал вдруг охотник с длинной седой бородой и печальным лицом.

— Пригодиться? — переспросил Федерико. — Зачем?

— Он может занять место Лукки, ваша светлость.

— Да! — сказал я и, схватив Миранду за руку, встал с колен. — Я займу его место.

У Федерико расширились глаза, он пронзительно рассмеялся. Охотники немедленно последовали его примеру. Шпага Федерико была занесена над головой, ручонки Миранды обхватили меня за пояс, а я стоял и думал, что это, наверное, Бог говорит моими устами, ибо я совершенно не соображал, что несу!

— Взять его! — приказал Федерико. Потом, посмотрев на Миранду, добавил: — И ее тоже.


Глава 3 | Дегустатор | Глава 5