Глава 37
«Получите и распишитесь»
Прошло больше часа, когда процессия из грузовика с незамысловатым скарбом в кузове, Аркадием и грузчиком в кабине и легкового автомобиля, транспортировавшего Митю, Боряныча, Танчуру и двух других грузчиков, остановилась около нужного подъезда пятиэтажного дома в Перове. Все выглядело обычно: мальчишки бегали по двору, кидаясь снежками и заливаясь раскатистым смехом, занесенные снегом машины покоились большими сугробами вдоль дороги, а около подъезда стояли две местные древние бабки. Одна из них спросила Митю:
– Што, новоселы к нама пожаловали?
– Новоселы, новоселы, – ответил за друга Аркадий.
– А што, хорошие люди-то переезжають? Хорошие? – хотела знать бабуля.
– Очень хорошие. Лучше некуда. Сейчас сами увидите, – веселился Аркадий, к которому неожиданно подрулил негодующий Боряныч, немного протрезвевший за последнее время. Его задрипанное пальто было расстегнуто, и взору бабок предстали его нижнее белье и голые ноги.
– Филя, друг! А где, собственно, моя жена? А? – задиристо спросил он.
– Что, соскучился уже? – не меняя веселого тона, осведомился Аркадий.
– А хотя бы и соскучился. И вообще, куда мы приехали-то? А? – явно негодовал он.
– Как это куда? Туда, куда надо, – пояснил Аркадий.
– Это что за район-то вообще? Это же не Тверская! Ты нас всех надул! – вынес свой вердикт Боряныч.
– А ты, придурок козлячий, деньги сжег и думал на Тверскую уехать? Мне же пришлось еще бабки под тебя занимать, чтобы всю эту ситуацию разрулить. Так что поживете пока здесь, то бишь тут, а потом уже на Тверскую переедете!
– Ладно! Хрен с ней, с этой Тверской! Но куда ты дел мою Любоньку? А? – как-то очень быстро успокоился Боряныч.
– По Любоньке соскучился, значит. А ну-ка, мужики, достаньте коробку из-под телевизора, а то этот «хомут» по жене соскучился, – распорядился Воскресенский.
Грузчики проворно выполнили указание, водрузив огромную картонную коробку в ближайший сугроб. Аркадий подмигнул изумленному Борянычу, открыл ее и перевернул на бок. И оттуда прямо в лужу, состоявшую из жидкой грязи и запорошенную снегом, вывалилась Любка, в одном халате и древней футболке с надписью «Олимпиада-80». Ее босые и грязные ноги были покрыты синяками и ссадинами. Двигаясь словно робот, Боряныч приблизился к жене и тут услышал голос Аркадия:
– Получите и распишитесь.
Но поскольку изумленный супруг застыл на месте, не зная, что делать с бесчувственным телом жены, Аркадию пришлось отдать новое приказание:
– Упакуйте ее обратно и заносите в подъезд.
– Секундочку! – вякнул Боряныч и кинул недовольный взгляд на Аркадия. Затем он презрительно приступил к разглядыванию пьяной жены, дотрагиваясь до огромного фингала под собственным глазом. Он сжал кулаки и словно коршун бросился на безжизненное тело своей половины. Боряныч начал безжалостно бить супругу ногами, приговаривая: – Что ж ты, вертихвостка, меня перед людями-то позоришь?
Любка стала издавать стоны, и тогда Аркадий решил остановить буяна, оттолкнув его в сторону, после чего Боряныч упал прямо в ноги местным бабкам.
– Так, хватит блатовать. Давайте лучше вещи разгружать, – резко скомандовал Аркадий и пошел к подъезду. Открыв дверь, он продолжил свои наставления грузчикам, вылезшим из такси: – Берите Любку и заносите ее в подъезд.
Стемнело рано. Грузчики и водитель грузовика закончили свою работу, получили полагающееся вознаграждение и отправились восвояси. Аркадий стоял в центре комнаты, освещенной слабой лампочкой, одиноко свисавшей на длинном проводе с потолка. Мешки из-под цемента, до отказа наполненные вещами, стулья, диван и еще всякий хлам были наложены огромной кучей практически до самой форточки. Прямо на полу у подножия созданной грузчиками горы сидела Любка с едва приоткрытыми глазами. После ударов Боряныча ее лицо было разбито, а волосы растрепаны и испачканы уличной грязью. У голой стены на кривоногом стуле пристроилась счастливая Танчура, а недовольный Боряныч стоял рядом с приживалкой, держась за спинку стула. На нем по-прежнему было пальто, из-за расстегнутых бортов которого выглядывали трусы и майка. На одной ноге Боряныча почему-то отсутствовал сапог. Аркадий извлек из внутреннего кармана два паспорта, похлопал ими по левой ладони и сказал:
– Вот и переселились.
– Филечка, родной ты мой, – заплетающимся языком заговорила Любка, – скажи, а я уже в новой квартире или еще в старой?
– В новой, Любаша, в новой, – подтвердил Аркадий.
– А что же тогда здесь эта падла делает?! А?! – указав пальцем на Танчуру, грозно спросила она.
– Да ладно придуриваться, – встрял Боряныч. – Лучше давай деньжат попросим, надо же переезд отметить. А то у меня такое чувство, что нас вообще из Москвы куда-то вывезли.
– Как это из Москвы-ы-ы? – изумилась Любка протяжным «ы».
– Не слушай его, Любаня. Никто вас из Москвы не вывозил. Вот ваши паспорта с новой пропиской. Держи крепко. Прописаны вы в Москве, только не на Тверской улице, а в другом месте. Когда протрезвеете, сами свой новый адрес прочтете. Не надо было деньги жечь! Все бы сейчас было иначе. Но не волнуйтесь, мы и эту проблему потом решим.
– А где же мы сейчас сидим вообще?
– Выйдешь из дома, сама увидишь, – сказал Аркадий и, доставая свое увесистое портмоне, отдал паспорта Борянычу. Из портмоне Аркадий отсчитал несколько купюр. После чего отдал их Любке и панибратски сказал: – Это тебе на первое время. Смотри не доверяй своему поджигателю. Скоро я снова заеду и тогда подкину еще. Ну а пока разбирайте вещи и благоустраивайтесь.
– Филюша, а мы с тобой точно дружить будем? Ты меня не обманываешь? – с надеждой в осоловелых глазах спросила Любка.
– Нет, Любаша, не обманываю. Дружить я буду с вами долго. У нас еще столько дел впереди. Ну, не скучайте тут и до новых встреч, – закончил свое общение Аркадий, и они вместе с молчаливым Митей вышли из квартиры.
Когда за ними захлопнулась дверь, Боряныч огляделся по сторонам, почесал за ухом и выдал:
– Жизнь дала трещину и стала похожа на жопу…