Решение, принятое в Пицунде

Хрущеву требовалась также дополнительная информация о Джоне Кеннеди. По стечению обстоятельств один из членов американского правительства путешествовал в это время по Советскому Союзу. Министр внутренних дел Стюарт Юдал заканчивал свою 10-дневную поездку доброй воли по советским гидроэлектростанциям. Юдал и его жена Ли часто обедали в Вашингтоне с послом Анатолием Добрыниным, и на одном из этих дипломатических приемов Юдал проявил интерес к посещению гигантской плотины у города Куйбышева^{35}. Так он стал первым членом кабинета министров Кеннеди, который посетил Советский Союз.

До отъезда из России Юдалу оставалось несколько дней, и он не рассчитывал на возможность встречи с советским премьером 5 сентября он вернулся в Москву после путешествия по Волге, полагая, что сможет немного отдохнуть перед отчетом в США, запланированным на понедельник. Но у Хрущева были другие планы Юдалу сказали, что советский лидер хочет встретиться с ним Не успел он сойти с трапа самолета, доставившего его из Волгограда, как пришлось лететь в Сочи, откуда его доставили в резиденцию Хрущева в Пицунде.

Юдал не имел представления, зачем его хочет видеть Хрущев Он был известен как один из четырех членов клуба ЗКДВ (За Кеннеди До Висконсина), входивших в правительство^{36}. Но он не принадлежал к той группе которая определяла внешнюю политику Соединенных Штатов Джон Кеннеди четко отделял своих советников по внутренним делам и советников по внешней политике, исключение здесь составляли лишь Роберт Кеннеди и министр финансов Дуглас Диллон^{37}.

Неожиданное приглашение к Хрущеву Юдала создало такую внешнеполитическую возможность, которую Вашингтон не хотел упустить. Неизвестно, успел ли Белый дом подготовить его к встрече, хотя Юдал имел беседу с американским послом в Москве. Ежедневно читая газеты, Юдал знал, что в тот момент русские вели в печати две кампании против США. В последние недели на первые страницы вернулся Берлин, поскольку Москва была недовольна ростом числа инцидентов на демаркационной линии. А в самую последнюю неделю Кремль стал протестовать против нарушения воздушного пространства Советского Союза в районе острова Сахалин на Дальнем Востоке заблудившимся самолетом У-2. Юдал полагал, что один из этих вопросов мог быть причиной столь неожиданного приглашения.

Хрущев встретил Юдала перед входом в свою резиденцию, но ничем не развеял недоумения американца. Манеры Хрущева были «грубоваты», но обстановка «приятной» У главного дома, построенного из камня всего несколько лет назад, имелись большие окна и три балкона, выходившие на море, с которых открывался прекрасный вид Хрущев задумал строительство этой резиденции в конце 50-х годов после посещения дачи своего бывшего соперника Георгия Маленкова, расположенной всего в нескольких километрах по прибрежной дороге^{38}. Центром активности на даче был бассейн со съемной стеклянной крышей, о котором Юдал писал, что он был «шикарным и сооружен по самым высоким стандартам». Бассейн располагался перед домом вдоль морского побережья^{39}.

Хотя Генеральный секретарь не умел плавать, он любил купаться и с удовольствием качался на воде, пользуясь надувной резиновой камерой. Когда Хрущев вел Юдала мимо бассейна, чтобы расположиться за столом и начать беседу, американский гость пустился в рассуждения, которые он подготовил во время длительного перелета на юг. В посольстве Юдалу посоветовали «обозначить, кто он такой и каковы его убеждения», поэтому этот неловкий дипломат решил взять на себя инициативу и заговорить.

Хрущев терпеливо слушал натужные попытки Юдала найти общую почву в сходстве подходов Соединенных Штатов и Советского Союза в использовании рек. Затем он перешел к проблеме развития гидроэнергетики, Хрущев принял участие в ее обсуждении и подвел разговор к причине их встречи. Анализ, проведенный КГБ, и его собственный опыт общения с Кеннеди в Вене убедили Хрущева, что Кеннеди отнюдь не был поджигателем войны. Но последнее его заявление по Кубе было весьма агрессивным, и Хрущев хотел бы знать, контролирует ли президент ситуацию.

«Президент Кеннеди демонстрирует способности к руководству», — сказал Юдал в защиту президента. Это было не то, чего хотел услышать Хрущев. Иначе говоря, Хрущев, который слабо представлял себе, как функционирует американская политическая система, — в его представлении она была путаной, шумной и плохо управляемой, — хотел знать, заставляют ли Кеннеди превращаться в ястреба соображения внутренней политики^{40}. Его особенно интересовало, какую роль будет играть демократическая партия в действиях Кеннеди в Берлине и на Кубе. Хрущев знал, что республиканцы захотят создать ему проблемы, но сейчас его занимало, не стремятся ли демократы тоже заработать голоса на холодной войне. «Вы всегда можете быть уверены, что демократическая партия будет более либеральной (или, используя вашу терминологию, более „социалистической“) и будет больше задумываться о трудящихся», — сказал Юдал, не имея представления, что стоит за вопросом советского лидера.

«Как президент, он обладает пониманием, но ему не хватает мужества», — сказал Хрущев, обрушившись с презрительными нападками на американскую политику по Берлину. Советский Союз собирается подписать мирный договор с Восточной Германией, невзирая ни на что. Вопрос в том, хватит ли у Кеннеди «мужества» принять советскую позицию, не доводя дело до войны. «Если мы и президент сможем договориться, тогда откроются большие возможности для сотрудничества в области науки, техники и в космосе. Но если Белый дом добровольно не пойдет на разрешение проблемы, — пригрозил Хрущев, — мы поставим его в такое положение, когда будет необходимо принять решение. Мы поставим его перед выбором воевать или подписывать мирный договор»^{41}.

«Вам нужен Берлин? — спросил Хрущев, разыгрывая школьного забияку. — Ни черта он вам не нужен!» Он вернулся к своей излюбленной теме. Советский Союз слишком силен, чтобы им пренебрегали. И там, где его интересы больше, чем интересы США, Москва может решать проблему, как считает нужной, исходя из самого факта своего могущества. «Что Берлин значит для США?» — спрашивал Хрущев обескураженного и не подготовленного к этому вопросу Юдала^{42}.

Хрущев негодовал из-за того, что обладающие военным превосходством США имели роскошь угрожать войной, когда это диктовалось их дипломатическими соображениями. Перед Юдалом Хрущев раздувал советскую мощь. «Давно миновали те времена, когда вы могли отшлепать нас как мальчишку. Теперь мы можем сами наподдать вам». «Поэтому давайте не будем говорить о силе; мы одинаково сильны», добавил он. Юдал ничего и не говорил о силе.

Хрущев потряс американца, а теперь стал играть с ним: «Из уважения к вашему президенту мы ничего не предпримем до ноября». Потом Хрущев поднял вопрос о Кубе. Это «та область, где могут возникнуть неожиданные последствия». Он выразил негодование двойным стандартом в международных делах, из-за которого подвергаются критике его попытки защитить Кубу в то время, когда подобные же действия США в Японии принимались как должное. Проводя аналогию с Японией, он Даже довольно прозрачно намекнул на возможные действия на Кубе. «Совсем недавно я читал, что вы разместили ядерные боеголовки на японской территории, а это, очевидно, не то, чего хотели бы японцы». Немного погодя Хрущев добавил: «Вы окружили нас военными базами, и Советский Союз не может быть уверен, когда ястребы в Соединенных Штатах используют их для нападения».

Встреча с Юдалом прояснила опасения и значительную часть аргументов, которые заставили советского лидера отдать приказ о поставке ракет на Кубу. Между строк Хрущев дал понять американскому министру, что Советский Союз устал от дисбаланса между угрозой которую испытывают США, и той, с которой Москва живет каждый день. После ленча он и Юдал отправились окунуться в Черном море. Затем был обед, на котором присутствовал недавно приехавший Анастас Микоян, эксперт Кремля по Кубе.

Когда приехал Микоян, Юдал, сам не подозревая того стал свидетелем одного из самых важных моментов в разворачивающейся драме вокруг ракет на Кубе. Возможно, именно Микоян был тем высокопоставленным кремлевским деятелем, кто лично доставил ответ военных на вопрос Хрущева об ускоренной поставке ядерных боеголовок на Кубу. Министерство обороны подготовило лишь оригинал доклада для Хрущева. Документ был написан в единственном экземпляре от руки из опасения, что при переписке секретарем на машинке может произойти утечка. Рукописный оригинал был доставлен самолетом из Москвы в Грузию на одобрение Хрущева. Юдал отметил, что Микоян появился ближе к вечеру, но не сделал записи беседы с ним для президента Кеннеди.

Проводив своего американского гостя, Хрущев был готов вернуться к проблеме экстренной программы по обороне Кубы. В своем докладе Министерство обороны объясняло, что ракеты малого радиуса действия «Луна» с ядерными боеголовками и новейшие, оснащенные ядерным боезарядом крылатые ракеты Р-11, могут быть переправлены самолетом^{43}. Хотя такая операция возможна, Министерство не советовало отправлять тактическое оружие на Кубу самолетом. Генералы или не разделяли озабоченности Хрущева, или риск переброски ядерного оружия по воздуху был слишком велик. В свете этих соображений Министерство обороны рекомендовало Хрущеву, чтобы одна эскадрилья легких бомбардировщиков ИЛ-28 с шестью ядерными бомбами, мощностью от 8 до 12 килотонн, была направлена морем в упакованном виде. Рекомендовалось также послать бригаду ракет Р-11m и от двух до трех дивизионов ракет «Луна»^{44}. Что касается времени поставки этих подкреплений, Министерство предлагало послать ракеты и бомбардировщики в первой половине октября. Боеголовки должны были перевозиться в разобранном виде на борту парохода «Индигирка», намеченного к отправке 15 сентября. Еще ранее на нем планировалось доставить 45 боеголовок для баллистических ракет среднего радиуса действия.

7 сентября, до того, как Хрущев принял решение по этим рекомендациям, Хрущев встретился с еще одним гостем из Америки. Юдал помог организовать визит в СССР почтенного американского поэта Роберта Фроста. Присутствие Фроста на частном обеде, данном Юдалом и его женой в честь их друзей Добрыниных, возбудило дискуссию о будущих культурных обменах между поэтами двух стран. С благословения американского и советского правительств было решено, что открыть эту новую программу должен 88-летний Фрост. В отличие от Юдала, Фрост отправился в Россию, рассчитывая сказать Хрущеву «некоторые вещи прямо в лицо»^{45}. Фрост поделился с Юдалом, что у него есть особая причина встретиться с Хрущевым: он обдумывал, что может стать основой для мирного соперничества, — Фрост не любил термина «сосуществование», — и хотел узнать, какова будет реакция советского лидера.

Фрост имел огромный успех в России, встречался с советскими коллегами-поэтами, залы были полны восторженными поклонниками его поэзии, несмотря на то, что воспринимали ее через переводчика. Оставалось всего несколько дней до отъезда, и казалось, что ему будет отказано во встрече с Хрущевым. Но неожиданное заявление Кеннеди изменило ход событий, и Фрост, как и Юдал, был немедленно приглашен в Пицунду и посажен на самолет, летевший на юг.

Неизвестно, в котором часу 7 сентября Хрущев сел, чтобы поставить свои резолюции на докладе Министерства обороны; но именно в этот же день он нашел время нанести визит престарелому американскому поэту, который чувствовал себя не настолько хорошо, чтобы посетить знаменитый бассейн Хрущева В комнате Фроста имелся балкон, с которого были видны растущие бананы, эвкалипты и Черное море. Окно было распахнуто, и солнечные лучи заливали комнату, когда появился Хрущев, аккуратно одетый в костюм оливкового цвета с бежевой рубашкой Фрост сел, надел ботинки и спустил ноги с кровати.

Фрост надеялся вмешаться в конфликт сверхдержав в качестве умудренного жизнью дедушки. Он верил, что мир наступит, когда две великие державы будут уважать друг друга и пойдут на компромисс. Он призывал Хрущева отказаться от «оскорбительных выпадов», нечестности и пропаганды, которые подрывают любой диалог. Желая сделать приятное своему больному гостю, Хрущев улыбнулся и согласился «У вас душа поэта», — сказал он, мягко напоминая тем самым, что его собственные заботы были реальными, а не идеальными. Обессиленный, но радостно возбужденный Фрост упал на кровать, когда за Хрущевым закрылась дверь «Он — великий человек, он знает, что такое сила и не боится прибегать к ней». Слова Фроста оказались пророческими^{46}.

Когда Хрущев вернулся к себе, ему было что обдумать помимо слов американского мудреца. Что мог сделать Хрущев, чтобы преодолеть уязвимость своих позиций на Кубе? Ни одна из альтернативных возможностей, открывавшихся перед ним, не была особенно привлекательной. Он мог остановить проект с ракетами и испытать унижение в своей стране и за рубежом. Разве он не отстаивал эту программу в течение двух месяцев, борясь с жестким противодействием? Разве ему не пришлось убедить кубинцев, что размещение ракет отвечает их интересам? Как же отступить после всего этого? Было еще слишком рано объявлять о ракетах, как о свершившемся факте, поскольку пусковые установки еще не были готовы и ни одна из ракет еще не прибыла на остров Другой вариант — ускорить выполнение программы, чтобы скорее можно было заявить о ней открыто.

До 7 сентября 1962 года в Кремле планировали развернуть на Кубе лишь один вид тактических ядерных ракет — береговые батареи крылатых ракет ФКР. В принципе тактические ракеты разработаны для применения в ходе войны, а не для отражения агрессии. Первоначально Хрущев хотел защитить Кубу, превратив остров в стратегический форпост. Но сейчас казалось, что, возможно, Советскому Союзу придется оборонять Кубу. Тот список, что Хрущев получил от военных у себя на даче, включал тактическое ядерное оружие, которое можно быстро переправить и которое одновременно обладает достаточной мощью, чтобы осложнить любую попытку американской морской пехоты или десантников высадиться на побережье. Массивные поставки ракет ФКР, единственное мощное средство, которое СССР мог перебросить в Карибский бассейн, пока большие ракеты, призванные остановить Кеннеди, все еще будут в пути. Мы не знаем, испытывал ли советский премьер какие-то колебания, когда он обдумывал возможные последствия того, что он делает. Ни одно из государств никогда ранее не применяло ядерного оружия в условиях боя. Хиросима и Нагасаки — были частью кампании стратегических бомбардировок в момент окончания войны. Если бы Кеннеди принял решение напасть на Кубу, а Хрущев дал бы зеленый свет своим командирам на применение тактических ядерных снарядов, то Советский Союз применил бы оружие в начале войны.

По крайней мере нам известно, что военные предоставили Хрущеву несколько альтернативных возможностей, но его выбором стала максимальная опора на ядерное оружие. На документе от 7 сентября за его подписью Хрущев лично, собственной рукой начертав резолюцию, санкционировал отправку ядерных бомб для бомбардировщиков ИЛ-28 и ракет типа «Луна». Министерство обороны предложило два или три подразделения с числом ракет от 8 до 12 Хрущев, демонстрируя свою озабоченность и свою веру в тактическое ядерное оружие, сделал выбор в пользу большего количества Однако он решил не посылать подразделения крылатых ракет Р-11.

Хрущев отдавал себе отчет в важности решения, которое он принял, и он предусмотрел меры, чтобы сохранить прямой контроль над этим особенным оружием Через день после того, как он одобрил новые поставки, Министерство обороны подготовило приказ, разрешающий советскому командующему на Кубе генералу Исе Плиеву применять тактическое ядерное оружие в случае, если связь с Москвой будет нарушена и начнется агрессия против Кубы. Такой приказ должен был иметь две подписи. Заместитель Малиновского маршал Захаров подписал его в качестве начальника Генерального штаба армии, а сам Малиновский — нет. Малиновский был человеком Хрущева, выбранный им в 1957 году, вместо слишком независимого маршала Георгия Жукова. Хрущев не хотел терять контроль за принятием решений о применении ядерного оружия. Документ так никогда и не был санкционирован.

В дни, последовавшие за заявлением Кеннеди, его администрация тоже сползала к военной конфронтации в Карибском бассейне. 7 сентября, в конце дня, когда Хрущев подписал добро на поставку тактического оружия, пресс-служба Белого дома объявила, что Кеннеди потребовал призыва на военную службу 150 тысяч резервистов из американского боеготового резерва сроком на 12 месяцев. В письме вице-президенту Линдону Б Джонсону Кеннеди предложил проект указа об увеличении вооруженных сил США в связи с нынешним международным кризисом. Также 7 сентября Главнокомандующий американскими вооруженными силами в Атлантике адмирал Роберт Деннисон рекомендовал Объединенному комитету начальников штабов, чтобы в течение 5 дней 113 транспортных самолетов С-130 получили соответствующую маркировку для нападения на Кубу. Существовало два возможных сценария вторжения. В первом случае — Оперативный план 314 — предполагалось одновременно провести атаку с воздуха и с амфибий против западного побережья Кубы и высадку десанта в заливе Гуантанамо на восточном побережье острова. Другой план, более предпочтительный в сложившихся условиях, предусматривал модифицированный вариант первого. Согласно ему сначала на Кубу направлялись подразделения воздушно-десантных сил, затем осуществлялась высадка с амфибий. Командование ВВС в Атлантике считало необходимым иметь С-130 наготове, поскольку они были «незаменимы для операций с воздуха». При этом, естественно, не упоминалось, что десантники могут стать первыми военнослужащими США, которые погибнут при ядерном взрыве, ибо американское руководство даже не предполагало возможности использования тактических ядерных снарядов^{47}. Сообщение о призыве американских военных резервистов заставило Хрущева ускорить подготовку к возможной войне с Соединенными Штатами. Пока тактическое ядерное оружие находилось в пути на Кубу, Хрущев пытался по-своему удержать американцев от каких-нибудь опрометчивых действий. Он одобрил заявление ТАСС, опубликованное 11 сентября, где подтверждались жесткие обязательства Москвы по отношению к Кастро, и, чтобы придать этому заявлению дополнительную значимость, он дал Малиновскому приказ привести советские вооруженные силы в состояние «ограниченной боевой готовности»^{48}

Этим решением Хрущев подтвердил, что контролирует стратегию в Карибском бассейне, и одновременно подчеркнул ядерные обязательства по отношению к Фиделю Кастро. На следующей неделе после решения, принятого в Пицунде, советские вооруженные силы были приведены в состояние «наивысшей боевой готовности» в то время, как специалисты-ракетчики погрузили на грузовой корабль «Индигирка» восемнадцать тактических ядерных боеголовок и бомбы сверх запланированного ранее груза, состоявшего из 45 стратегических боеголовок и 36 боеголовок для крылатых ракет (ФКР)^{49}. Хрущев ограничил информацию о передвижении «Индигирки» своим узким кругом^[8].

В конце сентября маршал Захаров и адмирал Фокин командующий советскими военно-морскими силами, послали в Кремль сообщение об успешном осуществлении плана «Анадырь». С июня на Кубу было направлено 114 грузовых судов, причем 94 из них уже дошли до места назначения. Оставалось отправить 35 судов. Все погрузочные работы предполагалось завершить к 20 октября, а последний груз ожидался на Кубе до 5 ноября срок, установленный в связи с выборами в США^{50}. Чтобы укрепить безопасность судов на последней стадии морской операции, Министерство обороны снабдило все грузовые суда двумя пушками^{51}.

Однако жесткая позиция Кеннеди по Кубе, особенно мобилизация 150 тысяч призывников, вынудила внести серьезную поправку в план «Анадырь». Полагая, что шумная морская переброска кораблей неизбежно «привлечет внимание всего мира и повредит Советскому Союзу», советское военное руководство предложило отменить посылку эскадры кораблей, собранных с Северного, Балтийского и Тихоокеанского флотов. Хрущев согласился с этой рекомендацией. Но он полагал, что требуется еще большая осторожность. Опасаясь, что создание базы подводных лодок может произвести в настоящий момент нежелательный эффект, он также отменил посылку эскадры новых советских стратегических подводных лодок. Подводные лодки класса «отель» имели на вооружении ядерные ракеты промежуточной дальности, которые, как и наземные ракеты Р-12 и Р-14, существенно усилили бы советскую стратегическую мощь. Однако подводные лодки было бы еще труднее скрыть от американской разведки, чем наземные ракеты. Посты прослушивания американского военно-морского флота и его союзников по НАТО Англии и Западной Германии смогут засечь движение подводных лодок, как только они войдут в Северное море. В свете опасения реакции американцев, если они обнаружат флотилию советских подводных лодок, двигающихся в Северную Атлантику, Хрущев одобрил посылку советским военно-морским флотом всего четырех дизель-электроходных подводных лодок класса «фокстрот». Каждая имела по 25 торпед, причем только одна с ядерным зарядом. Отправление подлодок из Кольского залива назначили на 1 октября, Кубы они должны были достигнуть через месяц^{52}.

Пока Кеннеди ждал, когда американской разведке станет все известно, администрация США странным образом предприняла шаг, который затруднял ей способность обнаружить ракеты. Испытывая опасения в связи с размещением ракет СА-2 на западе Кубы, Дин Раек и Макджордж Банди полагали, что Соединенным Штатам придется заплатить слишком высокую цену, если в сентябре произойдет какой-нибудь инцидент с самолетом-разведчиком У-2 над Кубой. Их озабоченность только усилилась, когда 30 августа У-2 случайно нарушил советское воздушное пространство, в результате чего возник инцидент, и когда в другом случае самолет, принадлежавший Тайваню, сбили 8 сентября над территорией Китайской Народной Республики. На совещании 10 сентября Раек вступил за введение моратория на полеты в тех районах, где, как было известно, размещались пусковые установки ракет СА-2. Маршал «Пат» Картер, представлявший Маккоуна, выступил против на основании того, что СА-2 могут находиться на Кубе как средства обороны на случай серьезного развития событий в западной части Кубы. «Ты когда-нибудь уступишь, Пат?» — спросил Раек. «Как ты думаешь, я могу вести переговоры по Берлину, когда происходят все эти инциденты?» У нетерпеливого Роберта Кеннеди не было времени, чтобы заниматься словесными ухищрениями. «В чем дело, Дин?» — сказал он. Генеральный прокурор не согласился с Раском и Банди. Но сторонники ограничений на полеты У-2 взяли верх. До тех нор, пока президент не уверен, разместит ли Хрущев ракеты на Кубе, он гораздо меньше, чем его брат, был склонен рисковать возможностью возникновения международного инцидента. Согласно инструкциям, полученным ЦРУ, разведывательные полеты самолетов У-2 должны быть ограничены теми районами, где не размещались ракеты СА-2^{53}.

Когда закончился сентябрь 1962 года, Кеннеди и Хрущев оказались гораздо ближе к военным действиям, чем им этого хотелось бы. С момента вступления в должность президента Кеннеди полагал, что ему удастся устранить Кастро, не посылая на Кубу американский десант. Он и его брат поощряли ЦРУ в том, чтобы использовать любые средства, возможно включая и убийство, дабы устранить от власти братьев Кастро и Че Гевару. Этот подход не оправдал себя. Теперь Кеннеди рассматривал военную операцию, о которой мечтали его подчиненные после поражения в Заливе Свиней в 1961 году^{54}. Точно так же Хрущев стремился укрепить безопасность своего союзника в Карибском бассейне, не прибегая к военной силе. «Анадырь» должен был стать операцией по сдерживанию США и предназначался, чтобы напугать Пентагон и заставить его оставить Кастро в покое. Подобно тому, как Кеннеди разуверился в своих прежних расчетах относительно смещения Кастро, Хрущев стал пересматривать свои ставки в кубинском вопросе. Ни тот, ни другой политический деятель не понимали, что пересмотр их позиций ведет к усилению опасности. Вместо этого Белый дом и Кремль начали подготовку к применению военной силы на Кубе. В США не знали, что для Советского Союза применение военной силы означало использование ядерного оружия.