на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава двадцать вторая

После ужина Анюта вышла на палубу. Седой, проводив девушку, попросил разрешения отлучиться в бар. Анюта с серьезным лицом попыталась было высказать недовольство перманентно нетрезвым состоянием спутника, но тот, приложив руку к сердцу, попросил ее «отпустить вожжи» до прибытия в Ригу и тут же шутливо откланялся. Анюта грустно вздохнула и перевела взгляд на море. «Вот же как иногда жизнь заворачивает…» До мая нынешнего года она видела море только в кино. Балтийское — в фильме «Мы из Кронштадта», Черное — в «Веселых ребятах». И вдруг раз… позавчера она была на легкомысленном Черном, а сегодня — на задумчивом Балтийском.

Рядом послышались голоса. Мимо нее прошли нарядно одетые мужчина с женщиной, оживленно беседуя на каком-то непонятном ей языке. Парочка удалилась, а Анюта поймала себя на мысли, что ни слова не поняла из их разговора. И неожиданно вспомнила эпизод из фильма «Мы из Кронштадта», когда наступающие балтийские матросы наткнулись в окопе на белого солдата и один начал спрашивать на разных языках: «Шпрехен зи дойч, спик инглиш, парле франсэ», — а солдат молчит. Другой матрос спрашивает: «Может, португал?» И тут солдатик начинает истово креститься, приговаривая: «Мы пскопские, мы пскопские…» Анюта поняла, что сейчас она вроде того солдатика из фильма, ни слова не знающего на чужих языках. А вдруг что-то случится с Седым? Ее даже передернуло от этой мысли, но она тут же выругала себя: «Ну, чего паникуешь? Пароход-то наш».

И опять тяжело вздохнула: «Тут-то ладно, а вот за границей-то как?»

Задумавшись, она даже вздрогнула, когда рядом облокотился на поручень молодой человек. Это был Младший из спецгруппы. Полюбовавшись закатом, он повернулся к девушке:

— Правда, красиво?

Анюта машинально кивнула головой, глядя на него. Парень был постарше ее, невысокого роста, не красавец, но симпатичный. Волосы у него были белокурые, совсем как у этих прибалтийских туристов, но глаза были карие, и в них светилась добрая улыбка. «Заигрывает, что ли?» — хмыкнула про себя Анюта, но парень вдруг посерьезнел:

— Вам весточка от Луганского.

С этими словами он как бы невзначай передвинул ей по поручню записку. Внимательно глянув на парня, Анюта подставила руку и взяла ее. Оглядевшись, она быстро прочитала: «Помогите нашим. Луганский». Младший на несколько секунд загородил ее спиной, потом повернулся, аккуратно огляделся и протянул руку. Девушка недоуменно наморщила лоб, но он, бросив выразительный взгляд на ее кулачок, поманил его пальцем. Усмехнувшись, Анюта вернула записку и вопросительно посмотрела на него.

— Ваш спутник пьет в баре с дипломатом. Вам нужно сделать так, чтобы дипломат в течение тридцати-сорока минут после моего сигнала — я вот так покажу на часы — не возвращался в свою каюту.

— Передайте Луганскому: то, что он ищет, где-то здесь, на пароходе, — не дослушав, торопливо перебила она нового знакомого.

— Спасибо, — он благодарно кивнул головой. — Еще раз повторяю: тридцать-сорок минут он должен находиться вне каюты.

Парень на всякий случай сделал паузу, предполагая, что она задаст какой-нибудь вопрос, и не ошибся. После непродолжительного молчания Анюта спросила:

— Бильярдная здесь имеется?

Парень пожал плечами, видимо он тоже впервые плыл на таком судне.

— Узнайте, — предложила она. — Я подожду здесь.

Парень исчез. С моря потянуло ветерком. Анюта, поежившись, обхватила себя руками, чтобы согреться. Вопрос Младшего застал ее врасплох, и она не сразу нашлась, что ответить. Неожиданно вспомнив, что однажды на юге она была свидетелем того, как здорово Седой играет в бильярд, она ухватилась за эту зацепку.

Откуда-то из нутра парохода вывернулся Младший.

— Есть биллиардная, — прошептал он, переводя дыхание. — Совсем рядом с баром. Открыта, играют два человека. Служитель наблюдает за порядком.

Озорно подмигнув парню, Анюта направилась в бар. Уже с порога она увидела Седого, который за стойкой бара что-то активно обсуждал с неизвестным ей представительным мужчиной. Вот они подняли стаканы и выпили. Анюта подошла к Седому:

— Куда же вы запропастились, Эдуард Петрович?

— Миль пардон, мадмуазель, — он виновато развел руками. — Извините ради бога, интересная тема. Да, кстати, познакомьтесь. Анюта, это герр Хемниц, — указал он на собеседника. Анюта сделала легкий поклон в его сторону: «Очень приятно!» — и одарила немца обворожительной улыбкой.

Цель была достигнута. Лицо немца расплылось в ответной улыбке.

— Вы очаровательны, фройляйн Анюта, — произнес он по-русски с акцентом.

Поцеловав ей руку, он обратился к Седому:

— Майн фройнд, я предлагаю выпить за здоровье вашей прелестной спутницы, — немец повернулся к бармену. — Обер, мужчинам водка, фройляйн шампанское. Я плачу.

— Нет-нет, найн, герр Хемниц, — пьяно запротестовал Седой. — Мы же договорились, плачу я.

— Дас ист унмеглих. Невозможно. Обер, бутылку шампанского для фройляйн.

Спор начинал набирать нежелательные обороты, и Анюта решила взять инициативу на себя.

— Товарищи мужчины, господа, — она попыталась призвать спорщиков к порядку, но те продолжали препираться, и она разозлилась. — Тьфу, вашу мать, кончай базар, мужики.

Впечатленные ее напором и ненормативной лексикой, спорщики умолкли. К стойке подошел Младший и заказал пива.

— Вношу предложение, — громко провозгласила Анюта. — Сейчас все идем в биллиардную, где вы играете партию. Кто победит, тот и платит. Вперед!

Мужчины посмотрели друг на друга… и немец, захохотав, неожиданно протянул руку Седому. Тот размашисто хлопнул его по ладони, и они с радостными возгласами двинулись за девушкой в биллиардную.

Едва началась партия, как Младший, быстро покинув бар, подошел к двери своей каюты и постучал условным стуком. Через минуту они уже шли по коридору: впереди Младший, а за ним поспевал Старший с чемоданчиком в руке.

Когда чекист вернулся в биллиардную, партия была в самом разгаре. Отыскав глазами девушку, он подал ей знак и стал наблюдать за игрой. Победа осталась за дипломатом, который, аккуратно положив кий на стол, крикнул:

— Обер, шампанского!

Служитель биллиардной, плотный мужчина в белом пиджаке, при галстуке-бабочке и с гвардейскими усами, вышел в бар и тут же вернулся с бутылкой шампанского и рюмками водки. Мужчины чокнулись с Анютой и выпили за ее здоровье. Анюта бросила осторожный взгляд на Младшего, который с интересом наблюдал игру на соседнем столе, прихлебывая пиво. Поймав ее взгляд, он отрицательно покачал головой. Девушка повернулась к Седому:

— А теперь матч-реванш! Эдуард Петрович, встряхнитесь.

Седой, согласно кивнув, подошел к немцу, обнял его и почти пропел: «Реванш!» Немец картинно развел руками в знак согласия.

Однако и вторая партия осталась за Хайнцтрудером. Мужчины вновь потребовали водки, а Анюта с недовольным видом лишь смочила губы в бокале. Улыбнувшись немцу, она взяла Седого за руку и только хотела что-то сказать, как вдруг дипломат, сделав глоток водки, поперхнулся и закашлялся. Седой, оторвавшись от Анюты и пьяно улыбаясь, хлопнул по спине дипломата, но того как прорвало. Он кашлял и кашлял, задыхался, краснел, и никакие шлепки по спине ему не помогали. Наконец, откуда ни возьмись, выскочил служитель со стаканом воды в руках. Дрожащими руками Хайнцтрудер взял стакан и сделал несколько маленьких глотков. Горло разжало. Отдышавшись, немец положил кий и со словами «Все. Генуг. Я ухожу… больше не могу… Их кан нихт мер тринкен» сделал шаг к выходу.

— А как же реванш? — пьяно уставился в его спину Седой.

— Найн… все… Шлафен… Спать, — бормоча себе под нос, немец направился к двери.

Взгляды Анюты и Младшего скрестились, и девушке показалось, что в глазах парня промелькнул страх. Она не ошиблась. Страх действительно пронзил его с головы до пят, но совсем по другой причине. За годы совместной работы у них с напарником на подобный случай имелся не один страховочный вариант. Просто парень отчетливо вспомнил ту беспощадность, с которой замнаркома определил будущее девушки. А самое главное, он вдруг понял, что уже не сможет больше оставаться безучастным к ее судьбе…

Ситуацию надо было спасать, и он начал было поворачиваться к двери, когда громкий выкрик Анюты заставил его вздрогнуть и остановиться.

— Герр Хемниц, минуточку! — она подошла к немцу и взяла его за руку. — Ну… герр Хемниц, а как же реванш? Это не по-рыцарски!

— Нет, хватит. Как это по-русски?.. — вице-консул повертел рукой. — Нет куражу.

В ту же секунду Анюта медленно сняла с шеи ожерелье и положила на биллиардный стол:

— Вот вам кураж, годится?

Немец на глазах начал трезветь.

— О я, натюрлих, — медленно произнес он и стал рассматривать ожерелье, кажется забыв про все на свете.

— Зачем ты это, Анюта? — послышался у нее за спиной шепот Седого. Повернувшись, она пронзила его презрительным взглядом.

— А что же вы перед этой немчурой стелетесь, — одними губами прошептала она, но Седой и так все понял. — Я же знаю, как вы играете. Может, хватит прикидываться? Играйте же, Эдуард Петрович, будьте мужчиной.

Сто лет Муромцев не слышал от женщин таких слов. Как-то странно улыбнувшись, он взялся за кий:

— Однако, герр Хемниц, к барьеру! Битте.

Разбивать должен был немец, но, по-видимому, впечатление от ожерелья было таким сильным, что сыграло с ним злую шутку. Короче, начало партии не задалось. А вот рассвирепевший Седой, перехватив инициативу, несколькими точными ударами не оставил противнику никаких шансов. Все присутствующие завороженно глядели на него как на фокусника. Все, кроме Младшего. Тот глядел на дверь, в которой появился Старший и удовлетворенно кивнул напарнику. Парень, почувствовав слабость в ногах, привалился к стене спиной. Они были в нескольких шагах от вице-консула и от возможного провала. Провала, от которого не застрахованы даже самые опытные разведчики. Все по жизни понятно и объяснимо: взрослые люди играют в сыщиков-разбойников, и в игре возможен не только выигрыш. Но, учитывая важность операции и напряженную обстановку в стране, сегодняшние «штучные» специалисты в мгновение ока могли превратиться в завтрашних «зеков». И эти несколько шагов вице-консулу не дала сделать эта хрупкая девушка. Он медленно поднял глаза на Анюту, но та завороженно смотрела на Муромцева. Седой положил кий и повернулся к вице-консулу:

— Вот так вот, доннер веттер, — и, взяв со столика ожерелье, он торжественно одел его на шею Анюты.


Старший кружил в каюте вокруг стола, придирчиво оглядывая разложенный им вокруг бутылки водки гастрономический ассортимент, спохватываясь и добавляя к натюрморту что-то еще из содержимого его потрепанного большого баула. За этим занятием его и застал Младший. Он хотел было что-то спросить наставника, но после взгляда на стол вопрос отпал сам собой.

— Порядок, Сашок, садись, — Старший довольно потер руки. — Надо это дело… — далее последовал характерный жест.

— Ну ты, Михалыч, и запасливый. А я уж собирался командировочные взять да в бар бежать, — восхищенно сказал парень, уловив обонянием аромат стола.

— Поживи с мое, — довольно буркнул Михалыч. — Ну, давай, напарник, выпьем, — он взял бутылку водки и налил по полстакана каждому.

— Ты знаешь, вот гляжу я на эти цацки, — Старший мотнул головой куда-то в сторону, — и сердце кровью обливается. Зачем же они все это прятали от народа, когда в двадцатые голодуха была, когда у меня, почитай, вся родня вымерла на Волге.

Глаза его подозрительно заблестели, он как-то по-детски шмыгнул носом.

— Да я эту недорезанную буржуйскую контру… — он зло опрокинул в рот содержимое стакана и тут же налил снова. — А ты чего, Сашок? — указал он огурцом на нетронутую порцию товарища.

— Я, Михалыч… — у Сашка запершило в горле. Оба расчувствовались, но каждый по своей причине. — Я за тебя хочу выпить. Какой девчонке ты жизнь нынче спас! Ты вот ее даже толком не видел, а я… Эх, да я бы за такой куда угодно! — залпом выпив водку, он прикрыл глаза, помолчал несколько секунд, потом встрепенулся и протянул товарищу руку: — Спасибо тебе, Михалыч.


Пароход ошвартовался в Рижском порту. Пассажиры, столпившись на палубе с чемоданами, по очереди медленно спускались по трапу на причал, а затем ручейком текли в здание морвокзала. Анюта не спешила примкнуть к самым нетерпеливым, тем более что Седой куда-то уединился с Хемницем. Она стояла на палубе, глядела на море и мысленно прощалась с ним, как несколько дней назад также попрощалась на юге с морем Черным. Кто знает, как сложится ее дальнейшая судьба, придется ли когда-нибудь еще услышать врачующий душу шорох морских волн?

Кто-то легонько прикоснулся к ее плечу. Она обернулась и увидела грустную улыбку Младшего.

— Вам просили передать, — тихо проговорил он и подал ей маленький листочек бумаги. — Это инструкции. Запомните и уничтожьте.

Анюта кивнула и спрятала бумажку. Парень, помедлив мгновение, быстро осмотрелся и вдруг с неприкрытой нежностью положил ей руку на предплечье:

— До свидания, товарищ, удачи тебе, — и, уже уходя, прошептал: — Береги себя.

На корме тем временем, убедившись, что ими никто не интересуется, Хайнцтрудер наставлял Муромцева:

— Меня встречают посольские, поэтому я сначала заеду в посольство, а где-то часа через полтора мы с вами увидимся и все обсудим. Вас тоже встретят и разместят в лучшем отеле Риги. Кстати, мой номер в гостинице на одном этаже с вашим. До скорой встречи.

Стоя на палубе, Седой и Анюта дружески помахали спустившемуся на причал вице-консулу. Старший и Младший, проследовав за ним, также учтиво поклонились герру Хемницу.

— Ну, тьфу-тьфу, — сплюнул Седой через плечо. — Кажется, все складывается удачно. А вот теперь у меня, Анюта, к тебе будет огромная просьба. Запомни как следует: ты не знаешь ни о каких сокровищах, мы с тобой никуда не выезжали. Кто бы тебя об этом ни спрашивал, ты ничего не знаешь. Понятно?

Анюта озадаченно кивнула головой.

Номер в гостинице поразил Анюту сразу. Оформленный в старинном стиле, «Люкс» сиял зеркалами, ласкал глаз художественно исполненными светильниками, располагал к отдыху мебелью из редких пород дерева, под старинными картинами на стенах. Сопровождающий гостей сотрудник посольства Германии в Риге с легкой усмешкой наблюдал, как, открыв дверь в ванную комнату, девушка от переполнявших ее чувств ахнула и обхватила лицо руками. Разница между гостиничной роскошью и ванной коммунальной квартиры была поистине впечатляющей. Да и Седой, хоть и повидал виды на своем бурном веку, давно отвык от такого великолепия, поэтому в первый момент и он почувствовал себя не в своей тарелке.

Немец, выдержав паузу, приступил к инструктажу постояльцев. Говорил он по-немецки, но оказалось, что Седой неплохо знал этот язык и выступил в роли переводчика для Анюты.

— Ну вот, располагайтесь. Завтра у вас выходной, познакомьтесь с городом, погуляйте, отдохните. А послезавтра начнем работать. Будьте готовы к девяти часам. Если что-то понадобится, позвоните по этому телефону, — он подал Седому листочек бумаги. — Ну а это вам на первое время, — он сунул руку в карман и, достав пачку денег, также передал Седому. — Номер оплачен. Вопросы есть?

Седой, не переводя, взглянул на Анюту, потом, спохватившись, покачал головой. Сопровождающий отдал поклон Седому, ободряюще улыбнулся Анюте и ушел.

Седой посмотрел на девушку и весело фыркнул:

— Ну что? Мечты иногда сбываются, не так ли? — он взял ее за руку, завел в ванную, открыл кран. — Нравится?

Анюта восхищенно кивнула. Седой, склонившись к ее уху, прошептал:

— У них в этой стране свои порядки, номер может прослушиваться, поэтому лишнего говорить не будем. Особенно, как я говорил, про наши приключения у меня на родине. А сейчас, я думаю, тебе надо принять ванну, а я пока закажу что-нибудь в номер.


Беседа Хайнцтрудера с руководителем абверовской резидентуры в Риге, состоявшаяся в кабинете последнего, проходила в форме ответов хозяина на вопросы гостя. При всех своих положительных качествах майор, к сожалению, располагал и отрицательными. Он был падок на женщин и на драгоценности, поэтому с трудом скрывал нетерпение побыстрее завершить протокольную встречу и отбыть в гостиницу, где его ожидал Пильгер.

— Как долго вы предполагаете дать им порезвиться? — вице-консул задавал вопросы, памятуя и о собственной безопасности.

— Два дня. Мы специально заказали им роскошные апартаменты, пусть расслабятся. Послезавтра их разведут по конспиративным квартирам и начнут плотно работать с каждым.

— Номер оборудован аппаратурой?

Хозяин покачал головой:

— Без местных это не сделаешь, а нам бы пока не хотелось лишних ушей. Номер чист. Вот с квартирами все в порядке.

Хайнцтрудер мысленно сделал для себя «зарубку».

— Хорошо, а что с «наружкой»?

— Все готово.

— Давайте с завтрашнего дня, — сказал он. «Пусть думают, что я забочусь о казенных деньгах, возможно, придется выскочить в ювелирный для проверки». — Я постараюсь, чтобы сегодня они не вышли из отеля. Да и самому хочется немного встряхнуться. В Москве с этим некоторые сложности, — он изобразил на лице этакую фривольность.

— Понимаю, господин майор. Этот отель располагает обширным выбором развлечений.

— Ну и славно, — гость встал, удовлетворенный результатом беседы. — Да, не забыть бы: шеф наказал привезти рижский бальзам. Позаботьтесь, пожалуйста, я рассчитаюсь.

— Не беспокойтесь, все сделаем.

— И еще. Этот русский — очень опытный профессионал. Аккуратнее с ним.

— Нас предупредили, господин майор, — учтиво заметил руководитель местной резидентуры и пошутил: — «Der froher Gast ist niemands Last», — мол, добрый гость нам не в тягость.


Седой и Анюта сидели в гостиной в халатах, которыми наряду с многочисленными полотенцами и разнообразными туалетными принадлежностями была оснащена ванная комната, и смаковали кофе, только что привезенный служителем отеля в номер вместе с шампанским, коньяком и фруктами. Седой взял в руки бутылку коньяка, внимательно ее изучил и удовлетворенно поставил ее назад:

— И кофе у них отличный, и коньяк неплохой, но коньяк отложим на потом. Ну-с, дорогая, как вы себя чувствуете?

— Как в Зимнем дворце, — смеясь, ответила Анюта.

Седой неожиданно тоже покатился со смеху. Анюта растерялась, думая, что сказала какую-то глупость, но он замахал руками, извиняясь:

— Все нормально, извините меня ради бога, — он утер выступившие от смеха слезы. — Я тут перед отъездом прочитал в одной старой газете… вы ведь знаете, что сейчас в Зимнем дворце находится музей «Эрмитаж»? Так вот, в газете написали, что в одном из отделов музея сильно пахнет вином, так как в подвале под этим отделом находится винный склад и разливочный пункт… — он опять смешливо фыркнул, улыбнулась и Анюта.

— Между прочим, в свое время во дворце были шикарные винные погреба. И вот, когда в семнадцатом году… — Седой вдруг посмотрел на часы. — Пардон, но эту историю, как и коньяк, тоже оставим на потом.

Он поднялся, поднялась и Анюта.

— К нам скоро должен пожаловать важный гость. И не один, а с деньгами, — при этих словах он как-то весь встрепенулся, шагнул к девушке, обнял ее и закружил по комнате, припевая на цыганский манер популярную в свое время песню: «Соколовский хор у «Яра» был когда-то знаменит, Соколовского гитара до сих пор в ушах звенит». Он чуть присел и с новой силой закружил ее под припев: «Всюду деньги, деньги, деньги, всюду деньги, господа, а без денег жизнь плохая, не годится никуда!» — с этими словами они плюхнулись на диван. Седой поцеловал ее в губы.

— Дорогая, у нас в запасе всего полчаса. Одевайтесь, я попрошу вас пройти в ресторан и заказать ужин на троих. Подождете нас там, мы тут кое-что быстро обсудим, надеюсь, задержим вас ненадолго.

Через четверть часа, когда Анюта спустилась на первый этаж и подошла к ресторанной двери, она заметила боковым зрением, как в вестибюль отеля вошел Хемниц в сопровождении мальчика-грума, несущего чемоданы, один из которых был очень похож на их чемодан, который Седой куда-то унес на ленинградском железнодорожном вокзале.

Муромцев встретил дипломата в номере как лучшего друга. Коньяк был тут же открыт и бокалы наполнены. Подав знак Пильгеру, что номер не прослушивается, Хайнцтрудер поднял бокал.

— Поздравляю вас, Пильгер. У вас начинается новая полоса в жизни. Уверен, что и здесь, на Западе, вы найдете достойное применение своим знаниям и опыту, — он говорил совершенно искренне, и поэтому словесный пафос не казался вычурным. — А ваша юная избранница будет скрашивать, я надеюсь, редкие моменты, когда вы будете отдыхать от участия в решении проблем мирового значения.

Они чокнулись, пригубили коньяк, мимикой оценили его качество, и теперь уже Муромцев взял слово:

— Филен данк, герр Хемниц. Я понимаю, что про проблемы мирового значения это, так сказать, для красного словца, но, уверяю вас, порох в пороховницах еще не отсырел. Правда, сначала хотел бы проверить счет в банке, прикинуть финансовые возможности. Может, смогу домик осилить? Знаете, Хемниц, очень хочется возвращаться домой, к себе домой, и знать, что тебя там кто-то ждет. У меня этого так давно не было…

Они снова пригубили из бокалов.

— Как говорят русские, Бог троицу любит. Но вы не будете возражать, что третий раз мы выпьем чуть позднее? — Муромцев вопросительно взглянул на гостя.

— Как вам будет угодно, — развел руками вице-консул.

Спросив разрешения, Муромцев взял свой чемодан и направился в ванную комнату. На полпути он неожиданно остановился и спросил Хайнцтрудера:

— Надолго мы здесь задержимся?

Тот неопределенно пожал плечами:

— Ну… какое-то время придется побыть в Риге. Таков порядок.

— Ох уж этот пресловутый немецкий порядок, — хмыкнул Муромцев.

— Извините, не соглашусь с вами, — протестующе поднял руки вице-консул. — В данном случае это не национальная особенность, это правило разведки.

— Пардон, шучу, — расшаркался Седой. — Понятное дело, карантин.

Он зашел в ванную, а майор, долив себе коньяка, подошел к окну и, созерцая пейзаж за окном, стал продолжать дегустацию понравившегося ему напитка. Из ванной послышался звук падающих предметов, затем шаги. Немец оглянулся. У двери в ванную комнату стоял Пильгер и как-то странно смотрел на него, держа в руках какой-то сверток.

— Эт-то что такое? — неожиданно севшим голосом просипел он, показывая сверток. По лицу его было видно, как трудно ему приходится сдерживать себя.

— Ви, битте? Что? — немец непонимающе уставился на Муромцева.

— Что это за фальшивка? Где настоящие драгоценности, я вас спрашиваю? — повысил голос Муромцев.

— Что за тон, Пильгер? — осторожно спросил дипломат, постепенно разобрав суть вопроса. — В чем дело?

— Не прикидывайтесь, герр дипломат… или кто ты там есть на самом деле. Почему это лежит в чемодане вместо драгоценностей? Ловко же вы меня… — Муромцев даже замолчал, подыскивая нужные слова, а до Хайнцтрудера начал потихоньку доходить смысл происходящего.

— Не забывайтесь, Пильгер. Я все это в первый раз вижу. С девчонкой своей разбирайтесь. Не заставляйте меня думать, что это провокация, — коверкая русские слова, выпалил он.

Последние слова немца распалили Муромцева еще больше.

— Какая к черту провокация? Ты что несешь? Об этих драгоценностях ни одна душа не знала, кроме нас с тобой, — перешел он на «ты», отбросив всякие приличия. — Отдай по-доброму, прошу. Грех это.

— Да вы просто пьяный, Пильгер. Как вы смеете подозревать меня, германского офицера…

— А вы кого обокрасть решили? — бесцеремонно перебил Муромцев Хайнцтрудера, горестно качая головой. — Боевого русского гвардейского офицера…

Дипломату бы сдержаться, но оскорбительные заявления агента вывели его из себя, и Хайнцтрудера тоже понесло.

— …которого голоштанные мужики раздолбали в пух и прах, да еще и из России вытолкнули, — язвительно продолжил он тираду Пильгера.

— Не тебе судить о России, — Муромцев уже кричал. — Что вы, колбасники, в ней понимаете!

— Как же… натюрлих, — насмешливо ухмыльнулся вице-консул, — как можно понять загадочный русский душа: русский гвардеец идет в наемники, в ландскнехты к колбасникам… как проститутка на содержание.

— Да я тебя… — Муромцев порывисто шагнул к немцу, но тот, резко отпрянув назад, выхватил пистолет.

— Руе! Тихо! Как это у вас говорят: честность за честность, — дипломат-майор наотмашь рубанул по-живому. — Я тебе все скажу… В молодого жеребца поиграть захотел? Родную дочь на смерть послал, а сам с этой да с золотом… Тоже, наверное, ворованное? И у колбасников жить собрался?

— Ты что мелешь, скотина? Кого это я на смерть послал? — остолбенело выдавил Муромцев. Хайнцтрудер в ответ только устало махнул рукой:

— Вы же ее, либер фатер, собственными руками к чекистам послали… она и застрелилась, чтобы в плен не попасть.

Муромцев, непроизвольно открыв рот, силился понять услышанное.

— Вот так вот, либер фатер, — немец подошел к столу, налил рюмку коньяку, взял ее левой рукой — в правой был пистолет — и протянул агенту: — Выпейте и успокойтесь. Мне вас искренне жаль. Но не надо забывать свое место, — нравоучительно объяснял он Пильгеру. Тот, машинально взяв рюмку, тупо смотрел перед собой, рюмка с коньяком мелко дрожала в его руке.

— Выпейте, Пильгер, и объясните толком, что… — он не успел закончить фразу. Муромцев резким движением выплеснул коньяк ему в лицо вместе с рюмкой, выбил из руки пистолет и с нечеловеческим воем схватил за горло. В следующую секунду оба рухнули на ковер…


Обеспокоенная долгим отсутствием Эдуарда Петровича, Анюта извинилась перед официантом и направилась в номер. За время, проведенное ею в ресторане, она успела вдоволь налюбоваться на его убранство, потом «переворошила» все мысли, которые мучили ее последнее время, и, наконец, обеспокоенно заерзала в кресле, отгоняя откуда ни возьмись взявшуюся тревогу.

Открыв дверь, она вгляделась в полумрак комнаты. Седой сидел за столом перед листом бумаги, исписанным убористым почерком, обхватив голову руками. Перед ним стояла почти пустая бутылка из-под коньяка. Рубашка его была порвана, на лице отчетливо просматривались какие-то пятна и ссадины.

— Эдуард Петрович, — начала она робко, — я жду-жду… Что случилось?

Седой вздрогнул и поднял голову.

— Господи, Анюта, — он встал из-за стола. — Девочка моя… Господи! — нетвердыми шагами он подошел к девушке и провел руками по волосам. — Совсем как моя Оленька, — спазм перехватил горло, из глаз его полились слезы, и он вдруг упал перед ней на колени. — Простите меня, милая, не судьба нам вместе быть, так, видно, на роду написано. Обокрали нас благодетели, будь они прокляты.

Он повернулся назад, и Анюта, присмотревшись, с ужасом увидела лежащего на полу немца.

— Они думали, купили меня с потрохами… Вот вам, вот, — ткнул он кукишем в сторону дипломата.

— Что с ним? — вскрикнула девушка. — Давайте я включу свет.

— Не надо света, — всхлипнул Седой. — Пришлось поучить мерзавца… Ладно, даст бог, очухается. Господи, нищие мы с тобой, Анюта, нет у нас никаких сокровищ… И доченьки моей нет, — снова запричитал он. — Ничего и никого нет!

Анюта поняла, что случилось что-то страшное и непоправимое, от чего этот сильный человек за полчаса стал глубоким немощным стариком с потухшими глазами и пустым блуждающим взглядом.

— Эдуард Петрович, успокойтесь, прошу вас, вы же умница, вы сильный человек, — она обняла Седого, приговаривая: — Мы найдем выход, мы сейчас сядем и все обдумаем.

Она подвела Седого к столу, усадила, потом подошла к лежащему немцу и осмотрела его. Тот лежал окровавленный, без сознания, но сердце билось.

— Эк вы его, — посетовала Анюта. — Как же так получилось?

— А вот так и получилось, — упавшим голосом пьяно произнес Седой. — А русские прусских завсегда бивали, это еще Суворов говорил.

Анюте показалось, что последнюю фразу он произнес абсолютно трезвым голосом. Лицо его медленно приобретало серьезное выражение.

— Возьмите это письмо и передайте его в советское полпредство. Сейчас, немедленно. Только будьте осторожны. И проситесь назад, в Россию. Это поможет, — он показал на письмо.

— Мы вернемся вместе, — заговорила девушка, но Седой перебил:

— Прошу вас, поклонитесь родной земле от меня, попросите прощения. Может, когда-нибудь русские люди поймут меня. А еще попробуйте найти… впрочем, не надо, — он печально махнул рукой и подал ей листок. — Вот, возьмите и быстро бегите в полпредство. И деньги.

Свернув листок, Анюта спрятала его и снова обняла Седого:

— Эдуард Петрович, миленький, ждите меня здесь, я скоро, прошу вас, дождитесь меня.

Седой, пьяно улыбнувшись, кивнул, поцеловал Анюту и подтолкнул к двери.


Улица была пустынна. Анюта зашла в будку телефона-автомата и набрала номер. На том конце провода ответили.

— Это ресторан «Дубовая скамья»? — запинаясь, спросила она. — Мне нужен Имант Кляйвиньш, администратор. Его теща подвернула ногу и не может идти, просит, чтобы он срочно подвез ее до дому… Из автомата, у кинотеатра Сплендид Палас… Хорошо, — она положила трубку.

— Вон она, на углу, — вглядевшись в сумерки, сказал Старший.

Машина остановилась около Анюты, Младший открыл дверь.

— Это вы ждете Иманта Кляйвиньша? — не скрывая счастливой улыбки, спросил Младший. Анюта обрадованно кивнула.

— Садитесь.

Едва Анюта устроилась на заднем сиденье, Старший сразу нажал на «газ». В пустынном переулке Старший, подсвечивая фонариком, прочитал бумагу Седого. Дочитав до конца, он повернулся к девушке:

— Послушай, девочка, если это правда… этой бумаге цены нет. Спасибо, товарищ Нюра! Я тебя правильно называю?

Анюта кивнула. В последней инструкции, которую она получила, Луганский назвал ей ее псевдоним для общения с группой поддержки.

— Ну что, думаю, при таком раскладе тебе возвращаться туда не надо, — задумчиво протянул Старший. — Мы сами сходим, а ты посидишь здесь.

— Нет-нет, — горячо запротестовала Анюта. — Я должна вернуться, я обещала…

— Это опасно, Нюра, — тихо предупредил Младший.

— Ничего, я скажу, что в полпредстве обещали помочь, просили приехать. Давайте сделаем так.

— Ну, что скажешь, командир? — Младший напрягся в ожидании ответа.

— А если это провокация?

— Какая провокация, — нетерпеливо всплеснула руками Анюта. — У немца вся башка в кровь разбита, я проверила. И вообще, в Москве мне велели сопровождать этого человека. Поэтому я сейчас пойду и приведу его.

— Ну, попробуй. Он бы нам, конечно, очень пригодился. Если что заподозришь, сразу уходи, — осторожно согласился Старший. Младший угрюмо молчал.

— Ну, я пошла, а вы ждите у гостиницы за углом, — Анюта взялась за ручку двери.

— Куда, — фыркнул Старший. — Мы же далеко, заблудишься. Сейчас подбросим и пойдешь.

Она вышла у гостиницы и прошла внутрь. Старший повернулся к напарнику:

— Ты, Сашок, на меня сентябрем не поглядывай. С нами он сразу на контакт не пойдет, а уговаривать его времени нет. Я боюсь, они там с этим немцем шуму наделали, того и гляди, фараоны пожалуют, так что его оттуда просто так не вытащишь. А она глянет и, если что не так, сразу смоется. Там видно будет, как его достать. Ты тут пока посиди, а я пойду посмотрю, что да как. Да не дергайся ты, — осадил он жестом парня, увидев, как тот приподнялся, быстро открыл дверь и уже собрался выскочить наружу. — Кто из нас языком-то владеет, ты или я?

Старший вышел из машины и прошел в вестибюль.

Анюта, стараясь держать себя в руках, подошла к двери гостиничного номера, открыла дверь и замерла на месте. В номере горел яркий свет. За столом неподвижно лежал Седой, голова в луже крови, в упавшей руке пистолет. В комнате сновали какие-то мужчины, которые, услышав скрип двери, как по команде обернулись в сторону девушки. Один из них, подойдя ближе, спросил:

— Мадмуазель, вы проживаете в этом номере?

Анюта то ли не успела, то ли не захотела соврать. Да и за спиной откуда-то появился еще один угрюмый мужчина, похожий на тех, что в комнате.

— Да, — тихо сказала она.

— Уголовная полиция. Вы арестованы.



Глава двадцать первая | Кто бросит камень? Влюбиться в резидента |