3
Алексей не помнил, как задремал, а проснулся, услышав женские голоса. Разговаривали на улице. Он насторожился.
— Я бы на вашем месте за мужем следила, а то он на всех женщин вешается. Пока вы тут с животом на даче сидите, Лешенька развлекается, как хочет, и не только со мной!
Леонидов кубарем скатился с кровати, на цыпочках подошел к окну. Отодвинул занавеску и увидел, как со своей стороны навалилась на забор Соня и нарочно говорит громко, чтобы слышно было не только Саше, которая тоже стояла у забора, но с противоположной стороны. Он замер от ужаса: что сейчас будет! Но Александра, вопреки ожиданиям, сказала очень спокойно:
— Не надо считать меня глупее себя. Девушка, я старше вас на десять лет и кое-что в жизни повидала. Вы сейчас по-детски мстите моему мужу за то, что он знает правду и о вас, и о вашей матери, про ваши аферы с завещанием и то, что вы здесь незаконно находитесь. Не надо, это не пройдет.
— Да он спал со мной, слышите, спал!
— Не выдавайте желаемое за действительное. Вы себе льстите. Вы давно около моего дома крутитесь, и около моего мужа, но у нас в семье все в порядке. Не поссорите нас, не получится.
— Да сами у него спросите! Кобель ваш Леша, как и все! Да хотите, я в деталях вам все расскажу?
— Да? А видеокамеры у вас с собой случайно не оказалось? — с откровенной иронией спросила Александра.
— Представьте себе, нет! Бедновато живет ваш коммерческий директор! Нет у вас видеокамеры! Да я докажу сейчас, что дома у вас была! Опишу ваш убогий интерьер!
— Это ничего не значит. Мой муж — вежливый человек, если бы к нему пришли гости, он не стал бы держать их на пороге.
— Дура! — не выдержала Соня.
— Я уже слышала, как вы, девушка, можете устраивать скандалы.
— Кретинка! Бывают же такие дуры!
Тут Леонидов не выдержал. Выскочил из дома и понесся туда, где разгорался скандал. Как только Соня его заметила, с откровенным возмущением спросил:
— Слушай, когда ты, наконец, оставишь нас в покое?
— Вот и наш коммерческий директор! Наш с вами общий возлюбленный, Александра, не знаю уж, как ваше отчество. Ну что, Леша, поделись со своей женой подробностями наших интимных отношений.
— У вас наследственная семейная фантазия, что у покойного писателя, что у тебя. Саша, иди в дом, я скажу девушке два слова на прощанье.
— Можешь при мне, я знакома с ненормативной лексикой.
— Нет, ты, пожалуйста, иди.
Саша пожала плечами и ушла. Соня злорадно улыбалась:
— Ну, как? Будешь еще лезть не в свое дело?
— Буду! И еще активнее, чем раньше!
— Ах, та-ак? Я забыла твоей Сашеньке про Надю рассказать, которую ты иногда подвозишь!
— Между прочим, если тебе не знаком этот факт, твой драгоценный Паша был ее любовником. — Леонидов здорово разозлился. — И был от нее без ума. Не избегал ее, как тебя, а, напротив. Она, похоже, всех мужиков у тебя увела? Ох и девушка, далеко тебе до нее, роковая ты наша! Неотразимая!
— Вранье! — закричала Соня. На глазах у нее выступили злые слезы. — Паша никого, кроме меня, не любил! Он просто не мог на мне жениться, потому что я двоюродная сестра!
— Да что ты? Он в тебе просто разочаровался. Ты подумай об этом на досуге, полезно. А к моему дому и к моей машине больше не подходи, тем более, к моей жене. Жене, поняла? Это только такая молодая дурочка, как ты может вообразить, что достаточно переспать с мужчиной, и он тут же разведется и женится на ней. Да тобой просто вее пользуются, а ты дурочка, вообразила, что никто не может устоять.
— Врешь! Ты нарочно врешь, чтобы жена слышала! Я поняла!
— Ничего ты не поняла, подрасти сначала.
— Ну, я тебе еще устрою! — мстительно сказала Соня, — Времена, когда моральный облик члена коллектива обсуждался на товарищеских судах, давно прошли, ты их не застала. Можешь подать жалобу в народный суд или обратиться в местную партийную ячейку, в доме напротив как раз бывшие коммунисты живут. — Алексей кивнул на бревенчатый дом под железной крышей.
— Ну я тебе„. Запомнишь ты меня!
Соня кинулась в дом. Услышав, как хлопнула дверь, Алексей с удовлетворением кивнул. А ведь Клишин его предупредил! Жаль только, эта часть записей поздно попала в руки.
Когда он вернулся в дом, Саша сидела на диване и плакала.
— Саша, ты что? Ты так, достойно с ней держалась, я даже не ожидал. Вежливо, корректно. И очень умно.
— Обними, меня всю трясет, — попросила Саша.
Он сел на диван, рядом, крепко ее обнял. Саша несколько раз подряд спросила:
— Она врет, да? Врет?
— Конечно, врет!
— И ничего у вас не было?
— Конечно не было!
— И Нади не было?
— Надя была. Она племянница одной моей знакомой, которая заказала на фирме компьютер, я отвез его к ним домой и помог подключить. Это очень хорошая девушка, я вас обязательно познакомлю.
Саша почти успокоилась, перестала дрожать, некоторое время они сидели на диване, обнявшись. Вдруг за окном раздался длинный гудок. Потом еще один. И еще.
Саша вздрогнула и отстранилась.
— Что это? — спросил Алексей.
— Автолавка приехала, хлеб привозят из райцентра, ну и продукты кое-какие. Я всегда туда хожу. Там весело.
— Надо нам что-нибудь купить? Хлеба свежего?
— Да вроде бы все есть…
— Я тоже хочу, чтобы было весело! — решительно сказал он и поднялся с дивана. — Пойду куплю хлеба.
— Заодно купи и подсолнечного масла. Без холестерина. Деньги в кошельке. Кошелек на комоде.
— Ну на хлеб и подсолнечное масло у меня хватит.
Честно сказать, он надеялся, что в автолавке будет пиво. Общение с юными истеричками изматывает, как ничто другое. Леонидов нашел в кармане пиджака портмоне, схватил сумку и вышел из дома.
Машина стояла у колодца, центра Петушковской Вселенной. Это была обычная «Газель», из которой двое мужчин выгружали картонные коробки. К машине вереницей тянулись люди с сумками в руках. Жара уже была не такой изнуряющей, как в полдень, но они все равно были похожи на вареных раков — красные, распаренные.
Алексей оглядел сгрудившихся у «Газели» особей человеческих и ему в самом деле стало весело. Рядом стояла дама в модной соломенной шляпе и длинной юбке, с увядающим листком подорожника на носу и в старом полинявшем купальнике вместо верхней части туалета. Мужчина в спортивных трусах и почему-то в подтяжках на голое тело внимательно смотрел, как из «Газели» выгружают пиво. Бабулька лет семидесяти в подростковых шортах и тельняшке пересчитывала мелочь, лежащую на сухой ладошке. Полуголые дети заглядывали за спину продавщице и орали не своим голосом:
— Хотим волшебный сундучок! Леонидов посмотрел вниз, на собственные рваные штаны, голый живот, на пальцы, вылезающие из дыр старых тапок, и от смеха прикусил губу. Колоритно! Но ведь дача же!
— Вот вам, не орите, — сказала такая же распаренная, как и все, продавщица, кивнув на одну из коробок, в которой лежали чипсы, сухарики, кукурузные палочки и растаявшие шоколадки.
«Вот что такое волшебный сундучок», — догадался Алексей, но тут продавщица не своим голосом закричала:
— А где малахитовая шкатулка?!
«Малахитовой шкатулкой» оказалась жестяная коробка из-под чая, производство Китай. Она была зеленого цвета, и в ней лежала мелочь, на сдачу. Первыми к автолавке, начавшей торговлю, с визгом метнулись дети. Взрослые ждали и сплетничали о том о сем.
— Мой пруд совершенно пересох! — пожаловалась дама с подорожником на носу. — Сначала черпали воду, и хватало, а теперь овощи нечем поливать, не то, что кусты или деревья. Картошка в земле испечется, если еще пару недель продлится эта жара!
— Да… А у меня яблочки начинают отваливаться, — пожаловался мужчина и щелкнул подтяжками.
— Яблочки! Да хоть все бросай, и пусть засыхает! Ну не наносишься воды! — горестно покачала головой бабушка в шортах и тельняшке.
— Слышали, цистерна подорожала? — шепотом сказал мужчина.
— Как подорожала?! — охнула дама и поправила подорожник на носу.
— Так. Возят калымщики по дачам и предлагают: хочешь, чтобы выросло, покупай. Нажился кто-то на такой погоде!
— Нет, лучше уж картошку купить, — сделала вывод бабушка, сосчитав, наконец, мелочь.
— А сколько она в этом году будет стоить?
— А сейчас сколько стоит? Пятнадцать рублей за килограмм молодая, и не падает цена-то!
— И что, продолжают покупать воду?!
— У кого деньги есть, тот берет.
— Деньги… Вон они, богатые, у них и насос есть. Слышно, как воду качают с утра до ночи, а мы что? Пенсионеры.
Бабушка в шортах кивнула на клишинскую дачу. Алексей так понял, что на нее, хотя до дома было метров сто, не меньше.
— Да что они, на грядки качают, что ли? Душ принимают по десять раз в день, — вмешалась женщина в ситцевом сарафане. Новый персонаж.
— Воды не жалко! Все в пруду купаются, а эти ишь ты, интеллигенция! — высказался мужчина в подтяжках.
— А кто они вообще этому писателю, что-то раньше я их здесь не видела? — спросила слегка обидевшаяся за интеллигенцию дама в подорожнике.
— Может, сами его и кокнули, чтобы наследство получить, — предположил кто-то.
— А не нашли еще, кто?
— Найдешь! Как же! Все ходили по домам, спрашивали, да мне жена наказала: молчи, Петька, не будь дураком. Затаскают потом, и — пропало лето.
Алексей встрепенулся: кто сказал? Товарищ в подтяжках? Он.
— А что видели-то? — шепотом спросила «тельняшка».
— Да все что-то видели, только с милицией связываться неохота. — Мужчина вновь щелкнул подтяжками по объемистому животу.
— И то.
Бабулька покачала головой в детской панаме, а мужчина, понизив голос, загудел:
— Что, я буду говорить, как «Жигули»-четвер-ку едва бампером не зацепил часов в девять вечера, когда мы с папашей из города ехали? Они бросили машину на дороге, чуть ли не в лесу, а я, сова, что ли, в сумерках ее, темную, разглядеть? То ли красная, то ли бордовая. Черт знает.
— Это в тот вечер, когда писателя убили?
— Кажись, в тот.
— И не сказали?
— Что я, дурак?
— А я видел, как двое мужиков ночью возле ихнего дома крутились, — вмешался дедок в семейных трусах и белой майке. Леонидов похолодел, а дедок, вытирая пот со лба, заявил: — А что мне на них, кидаться? Оба — здоровые лбы, наверняка бандиты. Свяжешься, потом и самого пришибут. Один такой огромадный! Кулаки, как гири!
— А ко мне Павел Андреевич звонить приходил часов в восемь вечера, — неожиданно сказала женщина лёт сорока. В ее одежде Алексей не обнаружил ничего примечательного. Зато слова… — Это было в тот вечер, когда его убили. Он все с каким-то Аркадием Михайловичем по нашему телефону разговаривал, что-то про жену, которой плохо, потом отдал мне деньги за звонок и ушел. Я тоже не стала говорить милиции. Должно быть, сами найдут, нам-то зачем лезть?
— Правильно! Я тоже видела какую-то большую машину, когда мы с Витенькой в лес пошли шишки для самовара собирать. Ну пристали ко мне и дед, и внук: давай им самовар обязательно на шишках! Какая разница? Пошли. Такую машину — и оставили без присмотра в лесу! Только не знаю, к писателю', или не к писателю приехали, вроде как спрятали в елках, а может, за кустики пошли, или тоже за шишками. — Женщина в тренировочных штанах и резиновых шлепанцах на босу ногу, высказавшись, развернулась к продавщице:
— Ну что, торгуете уже?
— Заказывайте, женщина. — Продавщица достала из кармана калькулятор и подвинула к себе «малахитовую шкатулку».
— Бабушка первая занимала. Берите, бабушка!
— А что за машина-то в лесу была? — осторожно вмешался в разговор Леонидов.
— А? — Женщина в тренировочных штанах посмотрела на него, но, не установив личность, отмахнулась. — Джип какой-то, крутые на них гоняют.
— Будут тебе крутые шишки собирать! Мужчина в подтяжках, стоявший в очереди за бабулькой, подержал ей сумку, пока туда складывали хлеб, и сказал продавщице:
— Девушка, а мне пива. Пять бутылок. Дальше разговор перекинулся уже на цены и ассортимент, люди рассматривали дату выработки на банках с консервами, вздыхали, услышав, сколько чего стоит, и интересовались, свежий ли хлеб. Алексей тоже взял два батона, бутылку подсолнечного масла без холестерина и пару пива. Ему уже было невесело.
«Чего только не узнаешь, стоя у «Газели» с продуктами! — сокрушался он на обратном пути. — Оказывается, только я спал, а люди за шишками для самовара в десять часов вечера ходили! И главное, все молчат, ну что ты с ними сделаешь? Правильно: никто не хочет связываться с милицией, да еще летом. Все приехали отдохнуть, а тут убийство. Не нужно здесь, в деревне, никакого расследования, только по-I кой и тишина. Ах, Вера Валентиновна, была ты | все-таки здесь! Это твои «Жигули» четвертой модели мужчина в подтяжках чуть бампером не зацепил. А Гончарову, значит, звонил сам Паша, только голос своего любимца профессор, почему-то не узнал. Хотя, что тут странного? Голос Клишин слегка изменил, а профессор — человек рассеянный. Только звонил Павел Андреевич почему-то в восемь часов вечера, то есть, заранее, когда Алла Константиновна вообще еще на даче не появлялась. Как раз к десяти Гончаров и подъехал. Но зачем все это? И что за джип был в лесу? Имеет отношение к писательскому делу, или нет?».
Дома он сдал жене купленные продукты, открыл бутьшку пива, и, утоляя жажду, невзначай поинтересовался:
— Саша, ты не знаешь случайно такого Демина?
— Демина? Довольно-таки распространенная фамилия. Какого-нибудь, конечно, знаю.
— Макс Демин. Не учился ли он с Клиши-ным в одной школе? Вообще, были у него друзья с именем Максим, Макс?
— Друзей было мало, но ни одного Максима. Я не помню такого человека, Леша, он не из школьных приятелей.
— Что ж, попал пальцем в небо. Жаль. Почему-то я уверен, что они — давние знакомые. Тот приятель, что гостил на даче у Клишина, и разговор с которым он описал, без сомнения, Демин. Такая доверительная дружба бывает со школьной скамьи.
— Или со студенческой.
— Тоже верно. Михин найдет, на то он и опер, и неплохой..