Бить!

…жаль!

До Брянска добрались быстро и безо всяких приключений, с караваном богатого мценского купца Евсея Окладникова. Когда въехали в город, шел дождь, и аккуратные, усаженные липами и каштанами улицы города, казались затянутыми в серую пелену. На ратушной площади, несмотря на дождь, торговали. В открытых лавках – сукном, лампадным маслом, и разного рода ремесленным товаром, из которого больше всего бросались в глаза искусно выделанные продукты хитрого кузнечного ремесла – сложные узорчатые замки, кованые воротные петли, прихотливо изогнутые подсвечники. Народе попроще разложил свой товар на дощатых рядках, выставив на длинных шестах – от дождя – рогожки. Понятное дело, дождь дождем, а торговля торговлей, однако, и мокнуть зря ума никому не охота. Брянские жители буквицу «у» произносили на литовский манер, кратко, так, что получалось – «зря вма»…

– Ну как, – сидя в купеческом возке, обернулся к Лешке Иван. – Нравится город?

– Да не рассмотрел еще, – честно признался юноша. – Сам видишь – дождь.

Дождик и впрямь, хлестал, поливая. Не так чтоб уж очень большой, но и не маленький – средний. И, похоже, зарядивший надолго.

Доехав до края площади, возы обогнули кожевенный рядок и остановились напротив каменной лавки.

– Приехали, – ухмыльнулся Окладников, потерев широкую – лопатой – бороду. – Сейчас в лавку буду часть товарца сгружать, на постоялый двор уж потом…Так что вы и не ждите.

– И не будем. – Отрок ловко спрыгнул с воза и, одернув кафтан, спросил:

– Куда денежки за наш провоз передать, Евсей Окладникович?

– Сюда можешь. – Купец дернул бородой. – Вон, в лавку… С неделю точно я завсегда в ней буду.

Иван улыбнулся:

– Ужо, пришлю человечка.

Потом перевел взгляд на Лешку и подмигнул:

– Ну что? Пошли, что ли?

– Пошли, – поправив на поясе саблю, пожал плечами юноша. – Веди – ты ж у себя дома.

– А ведь и верно – дома! – Отрок вдруг широко развел руки и посмотрел вверх, в небо, подставив озаренное счастливой улыбкой лицо теплым дождевым струйкам. Улыбка, впрочем, скоро погасла. – Жаль, тятенька пока не со мной… Ну, да ничего, вызволим! Теперьто уж на выкуп насобираем. Идем, Алексий…

Иван зашагал прямо по лужам и снова заулыбался. И, словно под стать его настроению, сквозь разрывы темнопалевых дождевых туч вдруг проглянул узенький солнечный лучик. Украдкой скользнув по мостовой, отразился в луже, весело пробежал по стене дома вверх, к подоконнику, усаженному красной цветущей геранью, – цветы вспыхнули маленькими огоньками пламени… Оп! Сидевшая у окна девушка, коей проказниклучик угодил прямо в глаза, от неожиданности вздрогнув, невзначай столкнула вниз цветочный горшок…

Да прямо в лужу!

Да прямо перед Лешкой!

Да хорошо – не на голову!

– Ничего себе – горшками кидаются некоторые! – стряхнув со штанов брызги, посетовал юноша. – Да за такие дела морду бить надо! Ой… – подняв глаза, Лешка встретился взглядом со сконфуженной девушкой. Большеглазая, в бархатной коричневатой жилетке поверх белой полотняной рубашки с оборками, с выбивающейся изпод чепца вьющейся каштановой прядью…

– Вас как зовут, мадам? – весело подмигнул Лешка.

– Тогда уж – мадемуазель. – Незнакомка расхохоталась. – Месье из франкских земель?

– Нет, скорей, из русских…

– А зачем вам мое имя? Чтобы знать, кого бить?

– Что значит – бить? – на этот раз сконфузился Лешка. – Я ничего такого и не говорил вовсе…

Девушка весело засмеялась. Укорила:

– Ну, как же не говорили, а? Я ведь сама слышала… Иль послышалось?

– Ну, конечно, послышалось… Дождь ведь, разве чего толком расслышишь?

– О, да вы большой хитрец, как я посмотрю!

– Хитрец? Ну, что вы…

– А вообще, не обижайтесь, горшок я не специально свалила. Это все солнце.

Лешка громко расхохотался:

– Здорово у нас с вами виноватых искать получается! То – дождь, то – солнце. Главное – не мы. Может, еще какнибудь поговорим на эту тему? Не подумайте, что напрашиваюсь, но… очень бы хотелось с вами еще увидеться.

– Мне бы тоже хотелось, – ничуть не жеманясь, призналась девушка. – Вас как зовут?

– Алексей.

– Красивое имя. А меня – Анна.

– Тоже ничего. Так, до завтра, Анна? Я приду к вашему окну ближе к вечеру, хорошо?

– Хорошо. – Анна засмеялась. – Смотрите, не перепутайте дом.

– Да уж, какнибудь…

Вообще, на Лешкин взгляд, дом, где проживала столь прелестная девушка (Анна), выглядел както неправильно. Деревянный, рубленный стесанными квадратиками – «в лапу» – но именно не изба, а дом – узкий, в два окна – трехэтажный – точнее, два бревенчатых этажа на каменной беленой подклети, он вполне напоминал какоенибудь европейское жилище, видать, находясь под Литвой, богатые жители города перенимали европейские привычки. И крыт дом был не дранкой, а вполне респектабельной черепицей. К слову сказать, домишко отнюдь не бедный. И не одиноко стоял – тут таких была целая улица или даже квартал, а то – и не один.

Оторвав наконец глаза от девушки, Лешка посмотрел вперед – где же Ванька? Что ж он, один дальше пошел, бросил?

Да нет! Вон он бежит, аж в припрыжку.

– Ну, куда ж ты делся? – вылетел из подворотни отрок. – Я шел, шел, оглянулся – тебя нет. Ну, думаю, потерялся…

– Лужу обходил, – усмехнулся юноша. – Большая такая лужа.

– Ну и прошелся бы прямо по ней, как я! – Иван пожал плечами. – Тоже мне, чистоплюй нашелся.

– Да ладно уж, не ворчи…

– Ну, идем тогда… Глаз за тобой, да глаз! Вообще, кто за кем приглядывать должен?!

– Но это же твой город!

– Мой…

Они прошагали еще довольно долго – или это просто так показалось Лешке? – пока не остановились напротив обширной усадьбы, огороженной высокой кирпичной оградой с довольно изящными коваными воротами, за которыми виднелся слуга.

Иван подошел ближе:

– Эй, Бронислав, открывай!

– Как доложить? – Привратник вскинул седовласую голову.

– Это кому ты собрался докладывать? – удивился отрок. – Что, хозяева дома, что ли?

– Хозяйский брат… Господи! Никак Иване! Господи… Господи…

Привратник удивленно заахал, засуетился…

– Не поминай ты Господа всуе, – разозлился юный хозяин. – Отворяй быстрее ворота… Да, что это там еще за брат?

– Ваш дядя, пан Лявон из Поруби! И еще завтра должен подъехать ваш второй дядя – пан Николай Кобров.

– Слетаются, вороны… – входя во двор, неприязненно буркнул отрок. – С каких это пор, интересно знать, нищий Лявон Порубовский стал именоваться паном? С тех пор как воспылал мыслью получить наследство моего несчастного батюшки? – Это все мои родственнички, – оглянувшись, в полголоса пояснил Иван. – Сам увидишь, какие гниды.

– А где же пан Ерофей?

– Пан Ерофей, увы, остался в руках разбойников, восхотевших выкуп… – Иван усмехнулся. – Может, это и хорошо, что родственнички слетелись… с паршивых овец хоть шерсти клочок. Много с них, правда, и не возьмешь, с нищеты… Ну, да хоть чтото. Надеюсь, не пожалеют на выкуп родного братца!

Пройдя обширным, начисто выметенным двором, усаженным по периметру яблонями, путники поднялись по широкой каменной лестнице в дом – тоже каменный, двухэтажный, украшенный по фасаду лепниной. Не дом – палаты боярские! Нет, даже не палаты – дворец!

– Увидишь, как сейчас скривится «пан Лявон», – обернувшись, подмигнул отрок. – Онто ведь надеялся урвать себе кусок – ан, вишь, не вышло!

Откуда ни возьмись, набежали слуги – все как на подбор, одетые довольно прилично, в коротких кафтанах либо безрукавках, в башмаках – босого не было ни одного. Кланялись, причитали, отталкивая друг друга, только б юный хозяин заметил их несказанную радость. Холуи – они и есть холуи.

– Ой, радость, радостьто какая! Молодой господин объявился!

– Объявился! – скривив губы, передразнил Иван. – Что я вам, черт – являться? А ну, пошли прочь… Да! Быстро приготовьте ужин на две… ладно, на три… персоны, да принесите сухую одежду мне и моему другу, коему я многим обязан.

– Будет исполнено, господин!

Лешка тихонько балдел – ну, ничего себе, купеческий сын! Граф, как есть граф! МонтеКристо! Да, видать, батькато Ванькин и впрямь крутой купчина! Надо же – такую домину отгрохать! Новый русский. Или как тут… «новый литовский»? Хотя, в общем, все они сволочи…

А Ванькато. Ванькато как изменился! Прынц! И не скажешь, что в ельнике скулил, плакал… Впрочем, он давно изменился…

По широкой лестнице они поднялись в обширную залу с полом, выложенным белым и черным мрамором на манер шахматной доски. У входа в залу, нервно опираясь на перила, их дожидался какойто сутулый субъект в поношенной чернокоричневой куртке, узких штанишках и башмаках фасона «медвежья лапа». Унылое, вислоносое лицо субьекта при виде Ивана озарилось деланной радостью.

– О, любимейший племянник мой! – радостно, словно лошадь, заржал сутулый. – Радость моя так безмерна, так безмерна… Дай же скорей обнять тебя, Иване!

Родственники обнялись и даже троекратно поцеловались, правда, оба при этом скривились.

– Это мой друг и спаситель, господин Алексей… Алексей Пафлагон…

– Грек? – удивился сутулый.

– Греческий дворянин! – гордо пояснил отрок. – А это, Алексей, младший братец моего несчастного батюшки – пан Лявон из Проруби…

– Из Поруби, мой любезный племянник!

– Ах, ну да, ну да, из Поруби. – Иван презрительно скривился. – Прошу отужинать с нами, пан Лявон. Только придется подождать, пока мы переоденемся.

– Всенепременно. – Пан Лявон сдержанно поклонился.

На Лешкин вкус, литовские – вернее, европейские – куртуазные манеры были куда лучше русских. Прямо, как в костюмном кино – галантные кавалеры, прекрасные дамы… Дама… Анна… Красивая девочка и, кажется, определенно, скучает. Почему бы не навестить?

Поужинали быстро, стол был накрыт в длинной полутемной зале. Так и сидели втроем – Лешка, Ваня и его дядька Лявон, как всегда, хмурый – молча жевали пищу, не поддерживая никакого разговора даже из вежливости. Лявон лишь спросил об отце Ивана.

– Напали лесные тати, – коротко пояснил тот. – Если б не он, – отрок кивнул на Лешку, – и я бы не выбрался.

Дядюшка ничего больше не сказал, лишь смурно качнул головой.

Комнаты тянулись анфиладой по всему дому, Лешке постелили в дальней, на узком и, признаться, довольно жестковатом, ложе у самой стены, больше напоминавшем просто широкую лавку. Вообще, интерьер дома представлял собой забавную смесь из древнерусских традиций и попыток хозяина жить, как какойнибудь литовскопольский магнат. Лавки и большие русские печки соседствовали с резными шкафчиками и висевшими на стенах картинами, большей частью изображавших сцены из Библии.

Сняв сапоги, юноша расстегнул кафтан…

– Можно к вам, господин? – осведомились изза двери – нет, не изза двери, изза плотной шторы, дверей в комнатах не было.

– Да, – разрешил Лешка.

Вошла миловидная девушка в скромном сером платье, подпоясанном желтым узеньким пояском, простоволосая, в мягких башмаках лошадиной кожи. Видимо – служанка. В руках она держала небольшой серебряный кувшин и бокал из синего стекла, по здешним временам – роскошь невероятная!

– Здесь квас с ледника. – Поставив все на небольшой столик, девушка поклонилась. – Спокойной ночи, господин…

Юноша от души поблагодарил ее за заботу… хотя, наверное, всетаки следовало благодарить вовсе не ее, а хозяина. Поставив кувшин, служанка, однако, не уходила. В подсвечнике на столе, потрескивая, горели свечи. Тоже роскошь!

– Еще чтонибудь нужно, господин? – потупив очи, осведомилась девушка и почемуто вздохнула. – Молодой панич сказал, чтоб дорогому гостю было все, что его душе угодно…

Она недвусмысленно провела себя по бедрам и тут же покраснела, да так, что это было заметно даже в дрожащем пламени дорогих восковых свечей, и жалобно улыбнулась:

– Мне раздеваться?

– Как тебя зовут? – вместо ответа осведомился гость.

– Ульяна… – Девушка чуть не плакала.

– А летто тебе сколько?

– Четырнадцатый пошел…

Встав, Лешка погладил ее по волосам:

– Ну, что ж ты боишься? Я вовсе не собираюсь тебя насиловать… Спасибо за квас, и… ступай себе по своим делам. Ступай, ступай, что ты смотришь?

– Господин… – в уголках больших серых глаз служанки вдруг показались слезы. – Если… если я не ублажу тебя, меня на целую ночь отдадут конюхам…

– Что?! – Юноша скривился и присвистнул, бросил в сторону, словно бы обращающийся к публике актер. – Ну, Ванька! Ну и фрукт! Прямо – юный извращенец какойто. Конюхам!

– Никто тебя ни кому не отдаст! – твердо заявил Алексей. – По крайней мере, пока я здесь… Так что отправляйся себе спокойно спать. Ты кто здесь, служанка или рабыня?

– Дворовая челядь… – прошептала Ульяна. – Старый господин купил меня у турок, дешево… Я тогда была совсем маленькая, голодная, тощая… Ой… – Девушка осеклась. – Вам правда больше ничего от меня не надобно, господин?

– Не надобно, не надобно, – задумчиво пробурчал Лешка. – Ты вот что… я б на твоем месте давно отсюда сбежал!

– Сбежать?! – Серые глаза челядинки округлились, казалось, став еще больше. – Но кому я нужна, господин? Где я буду жить, на что? Или… пойти в гулящие?

– Ндаа, – протянул гость. – Задача… Однако, ведь ты человек, а не какаянибудь там лошадь или кошка. Сама должна думать! Познакомилась бы с какимнибудь парнем, желательно – не из местных, вышла бы замуж, уехала… Ну, что ты плачешь?! – Лешка взял девушку за плечи. – Ты ж красивая девчонка! Всякий рад будет…

– Я бесприданница, – сдерживая слезы, еле слышно откликнулась служанка. – К тому же – рабыня, и… и давно уже не девственна! Кому я такая нужна?!

Не сдерживая больше слез, она закрыла лицо руками.

– Ну, что ты, что ты, не плачь! – как мог, шепотом утешал Лешка. – Подумаешь, не девственна, эко дело! Хорошемуто человеку на то – плевать, а плохих ты не ищи… На базар ходишь? Ну, посылают тебя на рынок?

– Да, господин… Обычно – по пятницам.

– Вот видишь! Так ты не так просто ходи, а приглядывайся ко всяким там приказчикам да молодым купцам… А уж коли ты регулярно туда ходишь, можешь не только познакомиться с кемнибудь, но и договориться о встрече. А уж потом… В общем, от тебя самой все зависит! И не хнычь! Рабыня она… невольница… Плакатьто проще простого, а вот подумать – как свое состояние изменить, что, кишка тонка? Ято уж знаю, вы, девки, вовсе не такие дуры, какими иногда кажетесь. Ну, поняла, что тебе делать?

Перестав плакать, Ульяна слабо улыбнулась, кивнула.

– Ну, вот и славно. Так что иди себе спокойно и думай, думай… Каждый день думай! Оно, конечно, не просто – думать – особенно, без привычки – за тебя ведь хозяева все решали: что есть, что носить, где и с кем спать. А как станешь свободной, о том самой нужно заботиться будет. Не у всех получается, многие больше к рабству привыкли…

– Господин… – Ульяна сверкнула глазами.

– Иди, иди, – Лешка едва не силой подвел ее к дверному проему. – Приятных сновидений.

Выставив девчонку из комнаты, задернул штору…

– Господин! – Служанка вернулась – лицо ее вдруг сделалось чрезвычайно серьезным, а в широко распахнутых глазах промелькнул страх. – Уходите из этого дома, господин! Уходите как можно скорее!

Выпалив это яростным шепотом, Ульяна быстро повернулась и убежала. И как не боится никого разбудить? Впрочем, хозяйская опочивальня, кажется, наверху. А Лявон «из Проруби» гостюет в другом крыле дома.

Юноша все же уснул – давала себя знать накопившаяся за всю дорогу усталость – а ведь вроде поначалу, сразу после ухода служанки, както вот расхотелось спать. Ишь ты – уходи! Предупредила… и, главное, сразу же унеслась безо всяких там объяснений. Почему уходить? Что здесь, в доме, такого страшного? Странно… А вообще, конечно, пора бы и честь знать! Лешка вовсе не собирался задерживаться в Брянске. Кажется, Ванька чтото говорил о том, что скоро собирается отправлять караван во Львов. Вот с этим бы караваном и… А дальше – через Валахию – в Варну, там сесть на любое подходящее судно, и вот он – Константинополь! Друзья… Ксанфия… Юноша вздохнул? Интересно, помнит ли еще его эта знатная ромейская дама, приемная дочь крупного государственного чиновника? Может, уже и позабыла, может, вышла замуж… все может быть… Лешка принялся вспоминать золотистые, чуть вьющиеся волосы Ксанфии, ее большие зеленоватокарие глаза, точеную фигурку, улыбку чуть припухлых жемчужнокоралловых губ… Ксанфия…

Так вот, с этими мыслями, юноша незаметно уснул…

А проснулся от шума! По всему дому, громко перекрикиваясь, сновали слуги. Юноша быстро оделся – белая батистовая рубаха, короткий польский кунтуш, красный, с желтыми шелковыми шнурами, новые сапоги травянистозеленого сафьяна, широкий воинский пояс. Гарный хлопец! Ванька расщедрился, уж ничего не скажешь, правда, вот денег пока еще не заплатил, как уговаривались. Ну ведь, вообщето, еще первый день только… Деньги Лешке были нужны, даже очень. Впрочем, а кому они не нужны? Тому, у кого их оченьочень много. Лишь очень богатый человек может позволить себе не думать о деньгах, все же остальные…

Деньги были нужны юноше не только на дорогу до Константинополя, но и для бабки Федотихи. Та ведь откровенно намекала, что, если от Лешки не будет никаких поступлений, его друзьям придется плохо… Хм… Друзьям… Ну Вовка – куда ни шло, но Лешка? Сам себе друг – так вот получается, что ли? Выходит, так. А бабка, скорее всего, просто угрожала… Тем не менее, придется условия выполнять… по крайней мере, пока. А уж потом – до следующего лета – ведь зимой гроз не бывает. А значит, не бывает и перехода… Интересно как получается, оказывается, можно и туда чтото передать, и чтото получить обратно…

Передать деньги Лешка намеревался вместе с теми, кто повезет выкуп. Напросился бы и сам иль попросил кого. Нет, все ж таки лучше самому – надежнее. И хорошо бы договориться хоть с тем же старостой Епифаном, о том, чтобы следующим летом он бы – хотя бы изредка – клал на старый пень золото или серебряные монеты. Оставить ему деньги – Епифан, кажется, честный человек… Да, сначала это выполнить, а уж потом – в Константинополь, со спокойным сердцем.

– Ага, проснулся уже?! – резко отдернув штору, в комнату заглянул Иван. – А у нас беда – мой дядюшка Лявон преставился!

Отрок еле сдерживал довольную улыбку.

– Как – преставился?! – удивился Лешка. – Он же вчера еще, помоему, очень даже хорошо себя чувствовал.

– Болел он сильно, – опустив глаза, Иван присел на край ложа. – Кровью харкал… Вот и… Ночью пошла горлом кровь… И пожалуйста! Что ж, надобно хоронить, делать нечего… Ох, с этими родственниками – одни растраты! Поможешь с похоронами?

– Само собой! – Лешка поднялся на ноги и прицепил к поясу саблю. – А чего делатьто?

– Поедем сейчас к войту, улицкому старосте, оформим все.

– К кому поедем? – не понял юноша.

– К войту, старосте… Ну, в немцах его бургомистром кличут.

Двинулись в сопровождении вооруженных слуг – не со страху, для солидности – сытые кони лихо били подковами узкие улочки. Скачущий впереди слуга исполнял роль синей мигалки – криком предупреждал прохожих, чтоб побыстрей убирались в стороны.

– Стороннииись! Стороннииись!

Город почти весь был деревянный, что и понятно – лесов вокруг росло во множестве, целые дебри, оттого когдато и прозвали город – Дебрянск, ну, со временем «де» отпало и получилось – Брянск. По небу бежали густые белые облака, но дождя не было, а то и дело проглядывающее изза облаков солнце отражалось в синей реке, по широкой дуге огибающей холм с укрепленным замком на вершине. Замок тоже был деревянным.

– Кремль, – на ходу пояснил Иван, и вся кавалькада свернула к торговой площади.

Войт – благообразный седобородый человек в длинном черном кафтане с серебряными пуговицами – принял посетителей сразу же, ничуть не ссылаясь на какиенибудь важные дела. Обняв Ивана, погладил по голове, вздохнул постариковски:

– Ну, отроче, отроче… Рассказывай, что с тобой приключилося? Проходите вон, в залу. Это кто с тобой?

– Друг и защитник – Алексей Пафлагон.

– Из греков?

Юноша молча поклонился.

Войт радушно махнул рукой:

– Ну, проходите, проходите, не стойте.

В пыльной зале почемуто сильно пахло кислой капустой… или вчерашними щами. Усевшись за длинный, покрытый зеленой бархатной скатертью стол, войт жестом показал на противоположную лавку:

– Садитесь. Ну, Ваньша, рассказывай… Слыхал, слыхал уже, что с батюшкой твоим приключилось.

– От кого слыхал, Ондрей Платонович?

– Да с утра, на торгу болтали купцы… Уж не упомню, и кто. Злыдни, говорят, напали в верховских лесах на купца Ерофея. Что с батюшкойто?

– Выкуп требуют, злыдни… – отрок смахнул со щеки слезу. – Вот, собираю…

– Коль стражники вдруг понадобятся, сопровождать, ты скажи только, Ваня!

– Благодарствую, Ондрей Платонович… – Иван чуть помолчал и продолжил, скорбно поджав губы. – Вот уж, верно говорят – беда одна не приходит… Дядюшка мой, младший тятенькин братец, Лявон из Поруби, в гости приехавши, помер!

– Как помер? – удивленно вздрогнул войт.

– Болел он сильно, кровью харкал… Вот, видать, не выдержал переезд. Сирота я теперь, Ондрей Платонович, один родич у меня и остался – дядюшка Николай.

– Да уж, не повезло тебе, отроче! Мать давно померла, теперь вот – дядя… Да и отец… Бог знает, как там все еще с выкупом сложится? Нуну, не плачь, Ваня! Поведайка, как там все было? Может, и помогу чем…

Вздохнув, Иван кратенько, в двух словах, рассказал, про то, как «ехали мы ехали, и вдруг, откуда ни возьмись – лиходеи». Как вылетели из лесу, поубивали слуг, пленили отца…

– Я вот только убег, Господь помог, не оставил. – Отрок перекрестился на висевшую в красном углу икону. – Забрел в чащу, уж думал, вовек не выберусь. И сгинул бы, кабы не Алексей… Отрок немного помолчал, а потом поинтересовался, можно ли будет употребить на выкуп отца часть наследства покойного дяди?

– Ну, коль у того прямых наследников нет… – почесал бороду войт.

– Нет, нет, – Иван натянуто улыбнулся. – Сын, правда есть, но незаконнорожденный, от селянки. Уж он точно никаких прав не имеет… Да там не на что и иметьто… – отрок вытащил из поясной сумы свернутую в трубочку бумагу. – Вот список, Ондрей Платонович. Все дядюшкино имущество… уж подтвердите наследование.

– Список? Что ж, глянем, – войт подслеповато прищурил глаза и зашевелил губами. – Усадьба под урочищем Порубь… Изба жилая, господская… два амбара… овин, конюшня, гумно… Мельница на ручью… Ого!

– Да что там та мельница, – презрительно махнул рукою Иван. – Хлам один, елееле скрипит, вотвот развалится… Да там все гнилое. Боюсь, немного я выручу за дядюшкину усадьбу – толькотолько расходы на похороны покрыть.

– Да, не повезло Лявону…

– На все Божья воля. Болел он сильно. Мы с батюшкой думали – еще в прошлое лето преставится, ан нет, еще немного пожил… Все кровью харкал… слуга его старый подтвердит, Бронислав… он у меня теперь привратником…

Лешка слушал беседу, холодея в душе. Неужели… Неужели вот этот вот милый светлоглазый отрок, Иван – хладнокровный убийца, только что спровадивший на тот свет родного дядюшку?! Может ли быть такое? Хм… Вообщето, это Ивану выгодно… Нет, пока не ему – его батюшке. А батюшкато – в плену. И дядюшка както очень уж вовремя умер. И слова служанки Ульяны, ведь чтото же значат?! Надо бы ее поподробнее расспросить…

Простившись с войтом, Иван с Лешкой поехали обратно домой – отрок намеревался самолично руководить организацией похорон. Из ближайшей церкви был уже вызван батюшка, а на поминках ожидались все свои… вернее, никого не ожидалось: из Трубчевска должен был приехать второй дядюшка, Николай Кобров, не на похороны приехать, а по делам, но вот пока не приехал, задерживался. Ну, а слуг на поминки никто приглашать и не собирался – пусть в людской сидят своим кругом. Интересно – привратник Бронислав, оказывается, раньше служил покойному Лявону, но вдруг какимто образом очутился в дворне у Ивана… нет, не у Ивана, а у его отца, ныне – пленного. Ох, уж поскорей бы отправиться с выкупом…

Отпели и похоронили быстро, и даже очень быстро – управились за первую половину дня. Потом, вернувшись с кладбища домой, сели втроем помянуть – Иван, Лешка и православный батюшка, тот, что отпевал. Выпили за помин души мальвазеицы, поговорили ни о чем, посмеялись даже – не над покойным, упаси, Господи, над какойто шуткой, о покойникето и думать уже забыли, умер и умер, чего уж теперь. Так и просидели в трапезной почти до полудня, покуда священник не засобирался домой.

– И я, пожалуй, пойду, пройдусь с батюшкой, – потянулся Лешка. – Проветрю голову…

– Сходи. – Иван лениво махнул рукою. – А я пока счета просмотрю. На что тут без меня денежки тратили?

К вечеру распогодилось. Небо, с утра облачное, уже совсем очистилось и сияло над головами чистой девственной голубизною. Клонившееся к закату солнце пряталось за нежнозелеными кронами тополей и лип, отражаясь во вставленной в окна богатых домов слюде. Тут и там, на улице слышались веселые голоса и смех – горожане, возвращаясь с рынка, спешили к вечерней молитве. Проводив священника, Лешка и сам зашел в церковь, помолился, поставил свечку Николаю Угоднику. Господи, помоги во всех делах!

После вечерни на улице стало еще приятнее, лучше, даже както совсем подомашнему уютно. На многочисленных лавках у заборов и стен домов чинно расселись пожилые люди и, глядя в небо, степенно обсуждали цены на рынке и виды на урожай. Подростки и молодежь, сбившись в стайки, гуляли между деревьями, разговаривали, шутили, смеялись. Вкусно пахло яблоками, липой и медом.

Наслаждаясь тихим спокойным вечером, юноша неспешно направился к рыночной площади, на ту улочку, где стоял деревянный дом, выстроенный на немецкий манер – с большими окнами и цветущей геранью на подоконниках. Там, за геранью, сидела, уперев руки в подоконник, красивая девушка – Анна. Может, конечно, и не сидела… Но Лешке уж очень хотелось, чтобы сидела.

Замечтавшись, он едва не угодил в лужу… и тут же обрадовался – лужа была та самая. Приметная! Юноша поднял глаза – ну, вот он, дом. А вот – герань! А… а где же девушка?

На сей раз нет, почемуто… Почемуто нет. А ведь, уговаривались.

Лешке вдруг стало грустно, он походил еще немного вокруг лужи да засобирался домой, обратно на усадьбу Ивана – в синеющем небе уже блеснули первые звезды.

– Господин Алексей… – вдруг тихо позвали откудато из подворотни.

Юноша оглянулся… И никого не увидел! Неужто послышалось?

– Господине…

Нет, всетаки не послышалось, всетаки на самом деле позвали – выглядывая из приоткрывшихся ворот его манила к себе большеглазая красавица. Анна!

– Заходите… Ну, смелей же! Собак не бойтесь, они на цепи. А я уж думала, вы вообще не придете.

Дождавшись, когда Лешка вошел, девушка быстро закрыла ворота и кивнула на узенькую лестницу, ведущую на галерею:

– Поднимайтесь…

Лешка без лишних слов – раз зовут! – поднялся на галерею и оглянулся, в ожидании Анны.

– Идемте, – оказавшись рядом, она прошла по галерее вперед и, открыв дверь, сделала приглашающий жест.

Войдя, юноша очутился в небольшой горнице, обставленной в том самом забавном руссконемецком стиле, который он уже наблюдал в доме Ивана. Широкое, устланное медвежье шкурою, ложе, у стены напротив – шкафчик, маленький резной столик с бронзовым канделябром, в котором, несмотря на то, что еще было светло, жарко горели свечи, и такой же резной стул. Сквозь распахнутое настежь окно с улицы доносились разговоры и смех.

– Вот здесь вот, я и живу… скучая… – рассмеялась Анна. – Хоть батюшка у меня старается не отставать от новых взглядов – что вы, вероятно, заметили по облику дома, но все ж не свободен еще от представлений старых и гнусных, по которым молодая девушка до свадьбы обязательно должна сидеть взаперти.

– Старой закалки человек! – усмехнулся гость.

Девушка улыбнулась:

– И не говорите! Вот, пока он в отъезде, мы с вами посидим, поболтаем. Представляешь, у меня даже подруг нет! Была одна служанка, Гарпина, так и ту батюшка третьего дня выгнал – плохо, мол, на меня влияет. Такая вот у меня жизнь!

– Неужто, так ни с кем до сих пор и не познакомились? – удивился Лешка. – В вашито годы…

– Да какие мои годы? – Анна грустно вздохнула. – Шестнадцать лет миновало… Скоро замуж – батюшка уж и жениха приглядел, одного вдовца… В общемто, неплохой жених – стар, богат, незлобив… Что еще надо для счастья молодой девушке? Выйду сейчас замуж, а уж, став богатой вдовой, свое наверстаю! – Девушка произнесла эти слова с таким пылом, что, махнув рукой, едва не уронила герань. – Второй раз уж выйду замуж обязательно по любви… уж смогу себе позволить поступать так, как мне хочется. Вдовицейто я уж не батюшке принадлежать буду, а сама по себе. И буду владеть собственностью!

– Что ж, – одобрительно кивнул гость. – В целом, неплохая программа. Поддерживаю целиком и полностью. Чем сейчас займемся?

– Вина поначалу выпьем… – Девушка засмеялась. – А там поглядим.

Выгнувшись, она закрыла ставни, «чтоб не налетели комары», и достала из шкафчика небольшой кувшинчик с бокалами.

– Вкусное вино, – отпив, похвалил Лешка.

– Да, вкусное… – облизав губы, прошептала девушка. – Знаете что… Гарпина, моя служанка, рассказывала мне, как правильно целуются… показывала даже… И вот я… И вот мы…

Юноша молча поставил бокал и, обняв Анну, крепко поцеловал в губы.

– Ах… – После поцелуя девушка тяжело задышала, большие голубые глаза ее заблестели.

– Снимите вы этот чепчик, Анна, – неожиданно попросил гость. – Без него вам, честное слово, лучше!

Девушка быстро сняла головной убор, разбросав по плечам длинные каштановые кудри.

– Вы очень, очень красивая девушка, – подвигаясь ближе, серьезно прошептал Алексей. – К тому же, насколько я мог понять, умная… Думаю, вы много добьетесь в этой жизни, если…

Руки его крепко сжали в объятиях тонкий девичий стан.

– Если – что? – лукаво улыбнулась Анна.

– Если всегда будете ставить такие реальные цели… – Он снова поцеловал девушку. – Как вот сейчас!

– А какая у меня сейчас цель?

– Научиться целоваться… И немного развлечься в приятной компании. Ведь так? Надеюсь, я вам не очень противен?

– Был бы противен… не позвала бы…

Лешка уже снял с девчонки жилет и, развязав на груди рубашку, вытаскивал ее изпод широкой юбки.

– Что вы делаете, Алексей? Что вы… Нетнет, только поцелуи, прошу вас!

– Только поцелуи, конечно! – Юноша согласно кивнул. – Сейчас вы узнаете, как здорово, когда мужчина целует вам грудь…

С этим словами он проворно стащил с Анны рубаху, обнажив до пояса прекрасное, словно греческая статуя, тело… Завалил на ложе…

И сразу принялся целовать, ласкать и гладить – набухшие пупырышки груди, живот, шею…

– Ох… – выгнувшись на ложе, Анна закусила губу.

– Тебе плохо?

– Нет… очень хорошо! Ласкай же меня, ласкай!

А Лешка уже стаскивал юбку… все ниже, ниже… ниже…

– Ох!!!

– Где ты, дщерь моя, Аннушка?! – вдруг прозвучал со двора чейто грозный бас. – Пошто не встречаешь?!

– Батюшка!!! – пискнула Анна. – Раньше времени вернулся.

Она лихорадочно натянула на себя рубашку:

– Иду, батюшка, иду… Уснула малость.

– Чтото рано ты нынче спать собралась!

Шаги неожиданно вернувшегося папаши послышались на галерее.

– В окно! – Анна живо распахнула ставни. – Там не так высоко, прыгай! Только постарайся не уронить герань.

Лешка так и сделал, приземляясь в лужу. Лишь услышал, как хлопнули ставни… Да ктото заругался совсем рядом:

– У, ядрена вошь! Ну надо же, только что новое платье надел! Тьфу ты!

– Извинюсь за причиненные неудобства, – поднимаясь из лужи, галантно поклонился юноша. – Готов загладить вину в ближайшей корчме.

– В корчме? – незнакомец – высокий мужчина с черной цыганистой бородой в парчовом опашне, накинутом сразу поверх рубахи – тут же повеселел. – А и пошли, коль не шутишь! Знаю тут одно неплохое местечко.

«Неплохое местечко», куда Лешку привел незнакомец, оказалось самого гнусного пошиба забегаловкой, полной всякого пьяного сброда. Какието пропившиеся до нательного креста подмастерья, грузчики с торга, плотники, скоморохи и прочий подозрительнейший народец пили, закусывая капустой и мочеными яблоками, орали, ругались, азартно играли в кости и в зернь. Впрочем, кажется, Лешкиного знакомца здесь уважали и побаивались – завидев, льстиво заулыбались, поспешно освобождая место на лавке.

– Я вижу, тебя здесь знают.

– Знают? – незнакомец неожиданно расхохотался. – Не то слово. Я – Кудеяр! Нет, не тот самый знаменитый разбойник, так просто прозвали.

– Прозвали – значит, было за что? – Лешка запоздало пожалел, что не прихватил с собой саблю.

– Да ты не вникай, – усмехнулся в усы Кудеяр. – Давай, угощай лучше, обещал ведь. Опашеньто ты мне эвон как изгваздал! Весь мокр!

– Так и я не сухой, – подзывая служку, хохотнул Лешка. – А в общем, удачно попал, пусть хоть и в лужу. Мог бы ведь и ноги переломать.

– От девки, поди, какой убегать пришлося? – со знанием дела спросил собеседник.

Юноша молча кивнул.

– Муж, поди, не вовремя заявился?

– Отец.

– Бывает и хуже… Эй, Кузька, корчемная твоя рожа! Ты где там, спишь, что ли?

– Несу, несу, Кудеяре! Несу!

Рыжий служка живо притащил большие деревянные кружки с взбившимися шапками пены. Поставив на стол, похвастал:

– Свеженькое пивото! Сегодня только сварили.

Кудеяр усмехнулся:

– Посмотрим, какое свеженькое. Знаю, знаю, Кузьма, как вы пиво разбавляете!

– Что ты, Кудеяре! Как можно?!

– Смотри, голову оторву!

– Меня Алексием кличут, – выбрав момент, наконец, представился Лешка.

Кудеяр кивнул, хлебнул из кружки пива, вытер рукавом мокрые усы и осведомился:

– И чем ты, Алексий, занимаешься? Из служилых? Иль, может, боярин какой обедневший?

– Из детей боярских, – скромно отозвался юноша.

– Ну, я ж и говорю – из обедневших… – Оглядевшись по сторонам, собеседник неожиданно понизил голос и свистящим шепотом спросил: – Мечом работать умеешь, сыне боярский?

– Саблей, мечом – меньше. – Лешка горделиво усмехнулся. – Еще – копьем. И думаю, что неплохо.

– Это хорошо, что неплохо… Ты здешний?

– Нет.

– Еще лучше! Эй, Кузьма!

Подозвав служку, Кудеяр попросил парня притащить еще пару кружек, теперь уже за свой счет. А потом, когда и это пиво было выпито, встал:

– Пошлико за угол, отольем…

На улице уже стемнело, в ночном городе, одно за другим, гасли окна домов – добропорядочные обыватели, помоляся, ложились спать, а вот тут, в корчме, похоже, веселье еще только начиналось.

– Есть к тебе одно дело. – Кудеяр посмотрел на Лешку. – Коли ты не из богатых, не из служилых, а так… да еще умеешь махать саблей. Человек с саблей может неплохо заработать… очень неплохо… Если знать, у кого.

– Ты меня в шайку, что ли, какую вербуешь? – возмутился Лешка. – Вот уж уволь! Некогда мне по шайкам шастать. Да и в городе я вашем – человек временный.

– Так это и хорошо, что временный!

– И – тем не менее…

– Ты не зарекайся пока, ладно?

Юноша молча кивнул и ухмыльнулся:

– Пошли, что ль, еще по одной?

Они снова уселись за стол – их места так никто и не занял – и с остервенением жителей пустынь припали губами к холодному пенистому напитку. Корчемный служка не обманул – пиво и в самом деле оказалось свежим и вкусным. Лешка никогда такого раньше не пивал, даже в Константинополе. Впрочем, а зачем в Константинополе пиво, когда там всякого вина полно?

Может быть, так просто показалось Лешке, но публика в корчме постепенно становилась все приличнее. Уже почти никто не орал, не ругался, не спорил. Просто сидели по разным краям стола различного рода небедно одетые личности, вокруг которых группировались народ.

– Что на них смотришь? – собутыльник легонько толкнул Лешку локтем. – Думаешь – приличные люди? А вот как бы не так! Приличныето все давно по домам разошлись, спать. Одне упыри остались! Что так смотришь? Говорю – упыри! Вон, видишь того седобородого господина в синем кафтане, что сейчас метает кости? Думаешь, кто это?

Юноша безразлично пожал плечами:

– Не знаю.

– Палач! Здешний палач, кат. Между прочим, самый порядочный человек из всей их компании. Рядом с ним, плешивый, в красном зипуне – лекарь.

– Лекарь?

– Антошкафрязин. Не простой, я тебе скажу, лекарь, особый… Примета такая есть – если в городе ктото странным образом помрет – так буквально в тот же вечер Антошка в корчме гулеванит. А так ведь скупой, в обычные дни не идет.

– Что значит – «в обычные дни»? – изумленно переспросил Лешка.

– Ну, в такие, когда никто не умер… ни с того ни с сего… Интересно, сегодня у нас в городе кто умер? Эй, Кузька! Подь сюды…

Кудеяр ухватил подскочившего служку за ухо крепкими длинными пальцами.

– Пусти, дяденька Кудеяре! – заверещал парень. – Нешто пиво не понравилось?

– Пиво ничего себе, вкусное. С кого Антошкафрязин гулеванит?

– Ай, не знаю… Правда, не знаю… Христом Богом клянусь!

– Да пес с ним, – вступился за корчемного Лешка. – Какая нам разница, кто да как помер сегодня?

– Э! Не скажи, – Кудеяр засмеялся. – Чем больше знаешь – тем легче жить.

– Ну, надо же, сказанул! А я то всю жизнь думал – наоборот.

С чего началась драка, вряд ли кто смог бы сказать. Как они все начинаются? Ктото не то сказал, ктото не так посмотрел, ктото не так понял – и пошлопоехало!

Сначала прямо над Лешкиной головой пролетела оторванная от лавки доска. Никого не задев, она с силой шмякнулась об стену и с грохотом упала на пол, одним из концов ударив похрапывавшего в углу мужичка в коричневом полукафтанье добротного немецкого сукна.

– Ах, вы кидаться? – тут же проснувшись, возмутился мужичок и недолго думая с размаху зарядил в ухо ближайшему соседу, мирно прихлебывавшему пивко на краю стола.

Полетев с лавки на пол, пивохлеб зацепил кружкой лекаря Антошкуфрязина, тот осклабился, живо вытащил изза пояса широкий, с ладонь, кинжал – дагассу. Отскочив к стенке, заругался посвоему…

И получил в живот с ноги от проходившего мимо здоровущего молодца. А и правильно – нечего тут ножиками размахивать!

За лекаря вступился палач – тоже мужичина отнюдь не слабый, а за молодца – целая кодла таких же здоровяков, человек пять… Кодлу эту, однако, похоже здесь не оченьто жаловали, поскольку в тот же миг образовалась и противоборствующая им контора. Повскакали с лавок, похватали тяжелые кружки… Те, кто хотел остаться в стороне от намечающегося побоища, проворно полезли под стол, прятаться. Впрочем, таковых было мало, всегото три человека, что же касается всех остальных, то они были явно рады подраться. Вскочили, засверкали глазами, заругались, заулюлюкали…

– А ну, врежь ему, Михайла!

– Не сдавайся, Антошка! Пусти купецким прохиндеям кровушку!

– Это кто прохиндеи? Ах ты, сволочуга поганая! Нна… Нна… Получай!

Один из здоровяков рысью накинулся на небольшого толстенького человечка, за которого тут же вступились сидевшие рядом приятели – сообща повалив парня на пол и принялись пинать ногами, жутко при этом ухая и приговаривая:

– На, гадина торговая! Получи, христопродавец чертов!

«Торговая гадина» и «христопродавец», впрочем, вскочил на ноги чрезвычайно быстро и, неожиданно схватив толстячка в охапку, швырнул его в заступников, и теперь уже те попадали на пол. А тут уж подскочили торговые молодцы… А на них, размахивая кинжалом, кинулся Антошкафрязин, за которым угрюмо закатывал рукава палач…

– Вы таак? Вы так, даа?!

И пошло!

Миг – и уже стало совершенно невозможно разобрать, кто с кем дрался – вокруг пыхтели, наносили друг другу удары, ругались, скалили зубы, катались по полу, верещали…

– Я же говорил, что здесь весело, – невозмутимо попивая пиво, ухмыльнулся Лешкин собутыльник.

Его драчуны не трогали, видимо, опасались связываться, впрочем, в таком бедламе небольшой островок спокойствия в лице Кудеяра и Лешки просто не мог долго оставаться неприкосновенным.

Оп!

Какойто мужичонка с расквашенным носом, проехал по всему столу, сбивая на пол кружки и миски с капустой. И тут же на стол, продолжая наносить другу другу удары, вскочили сразу двое молодцов, один из которых, поскользнувшись, едва не заехал локтем Лешке в лицо.

Юноша отстранился:

– Эй, поосторожнее, господин хороший!

Повернув голову, молодец посмотрел на него гнусным взглядом и вместо ответа попытался ударить в ухо – уже вполне осознанно. Уклонившись, Лешка тут же двинул его в челюсть…

– Ага! Так ты наших бить, сволочь купецкая?

Судя по этой фразе, юноша вмешался в побоище явно на вполне определенной стороне. Что ж, хорошо, хоть не сам по себе! А то бы с обеих сторон наваляли…

Это уже Лешка подумал на лету, пропустив удар в грудь… хороший такой удар. Главное, целилито в нос или в челюсть…

Ох! Лешка больно ударился спиной в стену и рассвирепел:

– Ну, сволочуги, попьете вы у меня пивка, черти!

Оттолкнув подвернувшегося под руку палача, нагнулся, краем глаза отмечая, что и его собутыльник Кудеяр тоже включился в драку… Интересно, на чьей стороне? А впрочем, какая разница, не до выяснений сейчас – как бы не затоптали!

Юноша схватил с пола доску… ту самую, с которой все и началось…

На него как раз наступало двое… Оп! Одному досочкой в челюсть, другому… Другой убежал… И вместо него, словно грибы после дождя, появилось трое… в их числе и Антошкафрязин с расквашенным в кровь носом и злобно прищуренными глазами, и без того узкими.

Лешка половчее перехватил доску. Никаких угроз не выкрикивал – экономил силы. И ждать, когда нападут, не стал – сказалась акритская выучка – улучив удобный момент, недолго думая напал первым!

Бац! С размаху отправил отдыхать одного, по виду, самого сильного… Чуть отпрыгнул в сторону, сунув концом доски под дых Антошке – тот, выпучив глаза, захватал воздух, словно выброшенная на берег рыба… Кинжал со звоном упал на пол… Ух! Юноша резко присел – над головой просвистел кистень… Это третий… Получи, собака!

Расправившись таким образом сразу с тремя, Лешка приосанился и наконецто смог осмотреться пошире.

Да, в общемто, не на что было смотреть – половина хозяйских свечей уже погасла и побоище продолжалось в полутьме, похоже, уже больше по инерции, без прежнего радостного задора.

– На те, гад! Нна!

– Пустииии…

– Кто мне в прошлую пятницу фальшивой деньгой заплатил?

– Не яаа…

– Не ты? А кто ж тогда? Я тебя хорошо запомнил, морда фрязинская!

– Пустииии… У меня и денегто не было… Одни талеры да гроши.

– Значит, грош был фальшивый! Я ж помню, серебряха такая… а на самом деле – медная! У, супостат?! С каких деньгов гулеванишь? Поди, с покойной вдовицы?

Лениво двинув доской какуюто бросившуюся на перерез морду, Лешка подобрался поближе к поверженному лекаришке и разочарованно свистнул – ничего интересного тот больше не говорил, лишь угрожающе сипел.

– Поругайся, поругайся, рыло! – уже беззлобно произнес сидевший на груди лекаря крепенький светлокудрый молодец с небольшою бородкой. Оглянулся на Лешку, улыбнулся, протянул руку:

– Мирон, приказчик купца Селиверстова.

– Алексей. – Юноша крепко пожал руку.

– Здорово ты нам помог, парень! Ловко бьешься! Поди, из служилых?

– Из детей боярских.

– Ого! Какие люди с нами! Ух, и задали ж мы сегодня нахалам… будут знать, как ножичками махать в честной драке.

Мирон поднялся, махая рукою своим, – драка явно закончилась в их пользу. Не видать было ни палача, ни того расквашенного в юшку парнягу, что втащил в драку Лешку, ни Кудеяра… Интересно, тотто куда делся? Спросить, что ль, Мирона?

– Кудеяр? – Приказчик хохотнул. – Сейчас ведь наверняка ночная стража пожалует. Как раз к шапочному разбору. А таким, как Кудеяр, лишний раз на глаза стражникам попадаться резона нету. Ты, кстати, с ним как, крепко задружился?

– Да нет, – пожал плечами юноша. – Так, случайный знакомый… Сегодня вот и познакомились…

– Вообще, ты от Кудеяра подальше держись, – потирая разбитые в кровь кулаки, посоветовал Мирон. – О! Вот и стража!

Позвякивая железом, в корчму вошли пятеро воинов, один – видимо, главный – в ярко начищенном колонтаре – гибрида кольчуги с пластинчатым доспехом – остальные – в кольчугах. Все при шлемах, при палашах, трое – с ярко пылавшими факелами.

– Ну, что тут у вас?! – главный стражник – дородный осанистый мужчина с густой тщательно расчесанной бородой – подозрительно оглядел присутствующих. – Поди дрались, черти?

– Здорово, дядько Ермил! – Мирон вдруг широко улыбнулся. – Садись, пивка выпей…

Стражник усмехнулся в бороду:

– Ага, сядешь с вами… Потом эти, которым вы тут только что наваляли, нажалуются, обормоты… Войт будет недоволен – снова вече по жалобе собирать! Изза вас, чертей, промежду прочим!

– Ну, уж и изза нас! Хоть кто подтвердит, они первые начали. Антошкафрязин уж так размахивал ножичагой, стращал… Да мы не из пугливых.

– Как бы вам рядки на торгу не пожгли, непугливые.

– Не пожгут, самим потом дороже встанет… Дядько Ермил, так как насчет пивка?

Ермил погладил бороду и оглянулся на стражников:

– Идите пока, рынок проверьте… мало ли… А я тут разберусь.

Воины, переглянувшись, вышли, а их непосредственный начальник тут же оказался за столом и, сняв с головы шлем, положил его рядом с собою на лавку, оставшись в сером подшлемнике, покрытом коричневыми ржавыми пятнами. Оглянулся на парней:

– Ну, тащите, чего обещали!

Пиво, вовсю улыбаясь, притащил не рыжий служка Кузьма, а проворный длиннобородый мужичок с хитроватодобродушным взглядом – похоже, сам хозяин заведения. Поклонился:

– Испейте, Ермил Тимофеевич!

Хохотнув в бороду, начальник стражи, не чинясь, тут же опростал целую кружку. Литра два с половиной, а может, и того больше. Силен! Лешка с уважением посмотрел на стражника. Тот тоже приметил парня.

– Кто таков? Почему не знаю?

– Наш это, дядька Ермил, – быстро пояснил Мирон. – Алексием кличут.

– Не тот ли Алексий, часом, что…

– Не, не тот. Это приезжий.

– Откель?

– С Мценска, – на этот раз Лешка успел отозваться сам. – По делам приехал.

– По каким делам?

– Дядько Ермил, на вот тебе еще кружечку!

Стражник выпил до дна и эту, и следующую, лишь потом вспомнил, что надо бы и службу знать. Поднялся, поблагодарил:

– Хорошее пиво! Ну, да пора и меру знать. Пойду. Смотрите тут без меня…

– Доброй службы, Ермил Тимофеевич!

Выпроводив стражника, парни чинно допили пиво и, честно заплатив кабатчику за поломанные лавки, принялись собираться домой.

– Пора, – улыбнулся Мирон. – Поди, утро уже…

И впрямь, когда вышли на улицу, Лешка аж зажмурил глаза от бившего в них солнца! Вставая за дальним лесом, желтый пылающий шар отражался в светлых водах широкой реки, так, что больно было смотреть. Небо над головой было чистым, без облачка, и таким пронзительноголубым и прозрачным, что, при одном взгляде на него, хотелось верить в лучшее.

Дойдя до рыночной площади, Лешка попрощался с парнями.

– Ты заходи к нам, на рядки, – улыбнулся Мирон. – Мало, помощь какая потребуется?

– Да что там помощь?! Ты просто так заходи, в гости! – это выкрикнул самый молодой из торговых, Мишка, по кличке Два Аршина – меньше он покупателям сукна не мерил.

– Зайду. – Лешка покивал. – Обязательно зайду, парни.

В чистом голубом небе радостно сияло солнце, ярким красным пламенем пылала выставленная на подоконниках герань, густо пахло яблоками и еще чемто таким терпким… сладкими булочками, что ли? Наверное, гдето рядом была пекарня либо лавка хлеботорговца. Лужи давно высохли, лишь коегде оставив после себя влажные бурые пятна. В пыли весело барахтались воробьи. Хорошо! Нет, в самом деле, хорошо! Радостно! Вот уж не думал раньше юноша, что ему хоть когданибудь понравиться наглые морды бить. А что с ними еще делатьто, коли они так наглеют? Только одно и остается – бить!

Подходя к усадьбе Ивана, Лешка еще издалека услыхал доносившиеся со двора крики. Яростные и – иногда – надрывные, словно бы оправдывающиеся. Интересно, что это там такое происходит? Вора, что ли, поймали?

Оказалось, не вора – воровку!

– Ты только глянь, Алексей, что она натворила! – завидев юношу, возмущенно пожаловался отрок, показывая рукой на бледную, как полотно, Ульяну, которую – за обе руки – крепко держали слуги. Девушку только что не трясло.

– И что же она такого натворила? – поинтересовался Лешка.

Иван презрительно хмыкнул:

– Спрашиваешь! Вот ведь, пригрели на груди змеюку ядовитейшую! Ларец с жемчугом из батюшкиной опочивальни выкрала, тварь такая! О несчастной покойницематушке последнюю память! И ведь убегла бы с краденым – кабы не Бронислав! Он ведь и задержал воровку, выследил!

Привратник Бронислав, молча поклоняясь, улыбнулся, показав желтые неровные зубы.

– Расскажи, расскажи ему, Бронислав! – приказал отрок. – Все расскажи – как дело было.

– Да что рассказывать? – Привратник усмехнулся. – Вечерком, к ночи ближе, стал я дом обходить, с проверкой. Вдруг гляжу – будто свет в окне дальнем. Тусклый такой… словно кто свечечку рукой прикрывает, таится. А с чего б доброму человеку таиться? Знамо дело – не с чего. Значит, думаю, чтото тут не так. Прошмыгнул осторожненько в дом, потом убоялся – вдруг, да один не справлюсь, стар ведь – спустился в людскую, разбудил слуг… самого ушлого с собой прихватил, Игнашу… вот, его значит… – Бронислав показал рукой, и названный слуга – молодой мордатый парень – горделиво приосанился.

– Ну, и пошли мы, осторожненько так, босиком, чтоб, не дай Бог, не спугнуть… Идем, уже наверх поднялись, как вдруг огонек увидели – ктото со свечкой шел! Затаились… Видим – девка! Ульяна! С хозяйской опочивальни – той, что сейчас пустует – змеею выскользнула, да к себе в комнатенку – шасть! Мы за ней! Нагрянули – а она там ларцом только что краденым любуется! С жемчугами! Вот, змеято!

– Неправда это! – защищаясь, выкрикнула девчонка. – Не крала я никакого ларца, ХристомБогом клянусь – не крала!

– Как же тогда он у тебя в комнате появился? – недобро усмехнулся Иван. – Ведь ты ж его рассматривала, так?

– Под подушкой нашла… А как он там появился – не ведаю, ейБогу, не ведаю… – Ульяна заплакала.

– Во, ревит теперя, коровища! – зло выкрикнул мордатый Игнаша. – Как хозяйское добро красть – так не ревела. Убить ее, тварищу такую, мало!

– Убитьто не надо, а вот побить стоит. – Бронислав ухмыльнулся и искательно взглянул на Ивана. – Вели ее кнутом бить, молодой хозяин! Нам вели – уж мы справимся.

– Не сомневаюсь. – Отрок задумчиво посмотрел на Лешку. – Что скажешь?

Юноша покачал головой:

– Пока не знаю. Тут разбираться надо, а вы сразу – бить!

Привратник бросил на гостя быстрый злой взгляд:

– Что тут разбиратьсято? И так все ясно.

– В амбар ее! – махнув рукою, распорядился Иван. – После решим, что уж с ней делать. Я так думаю – наказать, как следует, чтоб другим неповадно было, ну, а потом – продать. Зачем она в доме нужна, воровка? Разве что конюхов ублажать. Тащите ее в амбар, парни!

– Ну, а разобраться… – начал было Лешка, но его тут же прервал отрок:

– Не будет никаких новых разбирательств, хватит, разобрались уже! Воровку пока в амбар, пусть посидит, подумает, ну, а завтра с утра – бить! Нет, не с утра – сейчас же! Бить, бить и бить! Кнутом, розгами – чтоб неповадно было! Ишь, тварюга… пригрелась… единственную память о матушке…

Серые глаза молодого хозяина побелели от гнева, зрачки расширились, словно у наркомана… или у наркоманов, наоборот, суживаются? Впрочем, это, говорят, смотря какой наркотик…

– Не извольте беспокоиться, господин! – с мерзкой ухмылкой выступил вперед Игнаша. – Я ее самолично… Ужо, будет помнить… Не изволите ли присутствовать?

– Не изволю, – отмахнулся Иван. – Сами знаете – не люблю я ни крови, ни воплей. Но, оно, конечно, наказать надо…

– Не торопись с битьем, Ваня. – Лешка поспешно отвел отрока в сторону. – Не торопись, умоляю! Когда я тебе плохое советовал?

– А что на этот раз такое? – Отрок удивленно поднял глаза. – Что, потвоему, я уже и проворовавшуюся рабыню бить не могу? Знаешь, я ведь не удовольствия ради – за дело!

– Тыто – не в удовольствие, а они? – юноша кивнул на слуг. – Вон, как у того мордастого руки чешутся. Аж слюни текут! Жалко девку.

– Жалко?! Тебе воровку жалко?!

– И тебя тоже. – Лешка оглянулся по сторонам и резко понизил голос. – Кудеяр – слыхал про такого?

– Кудеяр?! – ахнул Иван. – А тыто откуда про него…

– Вчера познакомился, – честно признался юноша. – Пиво вместях пили.

– Тото я и смотрю… Не с теми ты людьми знакомишься, Алексей! Не с теми!

Лешка пожал плечами:

– Ну, с какими уж вышло. Я к нему в друзья не навязывался… впрочем, как и он ко мне. Так просто, посидели в корчме, попили пива…

– Пияницы! Нуну, не обижайся, шучу ведь.

– Этот Кудеяр… Он Ульянку, служанку твою, знает! О том говорил.

– Кудеяр знает Ульянку? – удивленно переспросил отрок. – Откуда?

Лешка желчно усмехнулся:

– Не знаю, не спрашивал. А только знает. Так что не торопился бы ты с битьем…

– А я и не тороплюсь… – Иван быстро оглянулся, крикнул с крыльца слугам. – Девку сейчас не бить! Не бить, поняли? Запрещаю пока ее трогать. Утром ужо, решим…

Ох, какая тоска проглянула при этих словах в плотоядно сверкавших глазах Игнашки! Словно бы у кота отобрали сметану!

А Лешка про себя радовался – все ж таки, пригодилось знакомство, помог Кудеяр, пусть, не самолично, но помог, хотя бы одним своим именем.

– Вот что, Алексей, – озабоченно произнес Ваня. – Пойдемка ко мне в горницу, посудачим… Да, я ведь тебе еще и денег должен! Как говорят по латыни – «гонорар». Идем, получишь.

А вот этому юноша обрадовался вполне искренне. Наконецто, сдвинулось дело! Теперь бы еще поскорей напроситься сопровождать отряд с выкупом… Да и както помочь Ульянке, все ж таки жаль девчонку. Не похожа она на воровку, хотя… хотя, кто знает? И вот еще – не забыть, при возможности, ее расспросить – что та имела в виду, когда умоляла побыстрее покинуть сей дом?!

– Проходи! – Иван с плохо скрываемой гордостью распахнул резные дубовые двери, пропуская гостя вперед.

Сделав пару шагов, юноша остановился, пораженный открывшейся ему обстановкой. Горница?! Ну, нет, самый настоящий кабинет, офис, да еще какой! Обитые темнозеленым, с золотым тисненым рисунком, сукном стены, ворсистый персидский ковер на полу, высокие – с плоскими стеклами(!) окна, на стенах – перекрещенные мечи и сабли, в углу – чтото вроде большого комода с чернильницей и гусиными перьями… кажется, это называлось – бюро. Стол! Огромный, крытый темнозеленым – в тон стенам – бархатом. На столе свалены в беспорядке бесчисленные куски пергамента и листы бумаги – грамоты.

– Вот, разбираю батюшкины бумаги. – Усевшись за стол в высокое резное кресло, отрок кивнул гостю на стоявшие в простенке стулья: – Возьми и садись.

Лешка так и сделал… стул оказался тяжелый, из дуба.

– Вопервых, вот твой гонорар. – Выдвинув ящик стола, Иван вытащил оттуда небольшой мешочек, очевидно, специально до того приготовленный, и, развязав его, высыпал на стол… двадцать сверкающих монет!

– Венгерские золотые дукаты, – усмехнувшись, пояснил Иван. – Греческих солидов, извини, не нашлось. Но эти тоже хорошие, не сомневайся… Ну, бери же, бери, чего смотришь? Я свои обещания выполняю!

– Вот и замечательно! – не скрывая радости, Лешка сгреб деньги в подсумок. – Уж теперь на дорогу хватит…

Отрок ухмыльнулся:

– А что в Царьградето будешь делать?

Юноша в ответ лишь вздохнул:

– Да есть там дела… Не знаю, как и пойдут…

– Я думаю, всетаки зря ты туда едешь, – качнул головой Иван. – Рано или поздно возьмут Царьград турки.

– Это почему ты так думаешь?

Лешку и в самом деле очень интересовало Ванькино мнение – отрок не без оснований считал себя умным.

– Почему? – Иван с неожиданным азартом стукнул по столу ладонью. – Потому что у турецкого султана гораздо больше денег чем у ромейского императора Иоанна! Потому что в самом Царьграде – разброд: немногие богачи с каждым годом жиреют, остальные нищают. Везде, куда ни ткни – кумовство, мздоимство. Фрязины из Генуи да Венеции всю заморскую торговлю под себя подмяли… Нет, не выстоять Царьграду супротив турок, не выстоять! Его и жителито защищать не будут – нищим что защищать? У них ведь нет ни дома, ни собственности? Что же касается крестьян… так у турок налоги куда как меньше! И откупщиков нет!

– Ну, это пока нет…

– Все равно. Одно у Царьграда спасение – может, помогут извне. Поляки, литовцы, венгры, немцы цесарские – кому там еще турецкий султан угрожает? Валахи? Ну, те уже, похоже, почти совсем под турками… Не езди в Царьград, Алексий! Служи мне. Человек ты честный, умелый, в меру циничный – платить буду поцарски. Правда, и поручения у меня опасные… Опасные, но… – Отрок многозначительно помолчал. – Опасные, но очень хорошо оплачиваемые! Батюшка мой ведь не только купцом был – банкиром! Слыхал такое слово? Правда так, отчасти… Ну, ничего, теперьто все по иному будет!

Встав, отрок в возбуждении заходил по кабинету:

– Деньги, Алексей! Вот кровь мира! Золото, серебро… Гроши, дукаты, талеры, гульдены… дирхемы, денги, солиды… Деньги – все! Могучие армии, армады кораблей, пушки… И новые города, и дороги, и…

Отрок в изнеможении упал в кресло. Широко распахнутые глаза его продолжали гореть желтым огнем наживы.

Лешка покачал головой. Вот она, страстьто! Не нужны парню ни девки, ни оружие, ни слава… Одни эти… солиды, талеры, дирхемы… Да и батюшка, кажется, не оченьто ему нужен! Чтото он о нем даже и не вспоминает… А и напомнить!

– Выкуп? – переспросил Иван. – Ну да, ну да, помню. В течении месяца пошлю верных людей…

– Вот и я б с ними! – обрадовался Лешка.

– Ты?! Так ведь ты в Царьград собрался!

– Ничего, сначала в Елец съезжу… есть там дела.

– Экий ты неусидчивый, – ухмыльнувшись, попенял отрок и, пристально посмотрев на собеседника, понизил голос до вкрадчивого шепота: – Будет у меня к тебе, Алексей, одно важное дело…

– Какое дело?

– Не сейчас… – Отрок запнулся. – Чуть позже скажу, вечером… Когда с воровкой решим.

– Да может, и не виновата она! – вплеснул руками Лешка. – Может, оболгали! Тот же Бронислав…

– Брониславу я верю. А Ульянка – та еще прохиндейка! Все! Об ней разговор закончен! Чем сегодня заняться думаешь?

Юноша пожал плечами:

– Для начала – посплю, а там посмотрим.

– Можешь в моей старой опочивальне спать, – махнул рукой Иван. – В гостевойто тебе вряд ли дадут – шумно.

Поблагодарив, Лешка встал со стула и, в сопровождении молодого хозяина, отправился в старую опочивальню.

Плотная дубовая дверь, кровать под бархатным, изрядно траченным молью, балдахином, на резных деревянных ножках в виде львиных лап, куча старой одежды в углу.

– Одежку можешь под голову, вместо подушки, – посоветовал отрок. – А я уж распоряжусь, чтоб принесли одеяло.

Он вышел, и буквально через минут пять мордатый слуга Игнашка принес обещанное одеяло. Протянул с поклоном:

– Пожалте, господине.

И тут же ушел, видать, опасался расспросов про Ульянку. Да и черт с ним! Как говорится, утро вечера мудренее…

Подложив под голову чейто старый кафтан, Лешка завалился на ложе и тут же уснул. Спал беспокойно, ворочался, но толком ему ничего не снилось, лишь какието уголовные рожи – из тех, что устроили драку в корчме.

Встал Лешка не к вечеру, а уже к обеду, разбуженный доносившимся со двора шумом – там будто чтото колотили или забивали сваи. Проснувшись, вышел полюбопытствовать. Интересное сооружение сколачивали на заднем дворе слуги! Похоже и на помост и на миниэшафот…

– Это для чего это? – подойдя ближе, осведомился юноша.

– Для воровки, – отозвался ктото из слуг. – Завтра с утра здесь ее бить будут! Учить умуразуму, чтоб другим неповадно было! Род Размятниковых такой – все простит, кроме воровства и предательства.

Лешка вздрогнул – все же ему было жаль девчонку. А может, та и в самом деле виновата? Он же ее совсем не знает, ну вот нисколечки! Ванька, уж ясно, стоит на своей версии. Уперся. Впрочем, может, он и прав…

С минуту постояв у сколачиваемого помоста, юноша направился к дальнему амбару – именно там и томилась сейчас Ульянка, то ли безвинная жертва, то ли и в самом деле – воровка. Лешка уж теперь сомневался.

Обогнув яблони и смородиновые кусты, юноша подошел к амбару, запертому на железный засов с огромным висячим замком. Ключ от столь устрашающего продукта кузнечного ремесла наверняка находился у Ваньки. Тщательно осмотрев ворота, Лешка отыскалтаки щель, и даже не одну. Оглянувшись по сторонам, наклонился и тихонько позвал:

– Ульяна!

Тишина.

– Ульяна, ты там спишь, что ли?

– Кто здесь? – послышался в ответ едва слышный девичий голос.

– Я, Алексей… Ну, гость… Ты ко мне приходила, помнишь?

– Алексей… Помню! – судя по голосу, девушка подошла ближе к воротам. – Что вам нужно от несчастной воровки? Пришли посмеяться?

– Я что, похож на идиота, которому нечем заняться? – усмехнулся Лешка. – Просто… я бы хотел тебе хоть чемто помочь…

Девчонка ничего не ответила, послышались лишь приглушенные рыдания…

– Кажется, ты о чемто меня предупреждала. – Юноша напомнил узнице ночной разговор.

Та вроде бы перестала плакать… Да, перестала…

И тихо произнесла:

– Уходите из этого дома, господин! Уходите, если не желаете собственной смерти!

– Смерти? – Лешка хохотнул. – Интересно, от кого мне ее ждать? От Ивана, что ли?

– Бронислав, привратник… Он хочет стать главным человеком при новом хозяине! Вы, господин, ему в этом мешаете… О, Бронислав – страшный человек, поверьте!

Юноша презрительно скривился:

– Уж не страшнее турок, а я их бивал!

– Он не будет действовать открыто… Только тайно, змеей…

– Чем же ты ему не угодила? Ведь, насколько я понимаю, именно Бронислав тебя и подставил?

– Я была его любовницей… И… И нечаянно узнала то, что никогда не должна была знать!

– Что же?

– Я не могу сказать. Боюсь.

– Хорошо… Ты сказала, что Бронислав хочет стать первым при новом хозяине. А что, купца Ерофея уже никто не ждет из плена?

– Не знаю… – Девчонка ненадолго замолкла. – Бронислав – точно не ждет. Ну, я так думаю… Бегите отсюда, господин! Мне кажется, вы хороший человек, порядочный и добрый… А я… я, вероятно, умру…

– Ну, от розог, кажется, еще никто не умирал. Да, Иван собирается тебя наказать – он уверен, что ты воровка – но вовсе не забить на смерть!

– Онто не собирается… Но вы не знаете Бронислава! И его мерзкий подручный, Игнаша… Уж тотто вовсе не человек – зверь!

Ульянка снова заплакала.

Алексей хотел было указать девушке на отсутствие в ее словах логики – если она ожидает смерти, тогда почему боится рассказать все, что узнала о Брониславе? Ведь какая тогда разница? Впрочем, трудно сейчас требовать логики от несчастной узницы.

Юноша осмотрел амбар – крепкий! Затем подергал руками замок… и оставил всякую мысль о возможном взломе. Да уж, без ключа тут не обойтись. Интересно, он у кого – у Ваньки или у Бронислава? Хотя, у Брониславато – с чего? Наверняка у Ваньки, значит… Хорошо, допустим, удастся выкрасть ключ и выпустить Ульянку. А что потом? Как ее со дворато вывести? Забор высокий, глухой, вдоль него проволока с цепными псами – не только не перелезешь, но и не обойдешь даже… Думать надо, думать!

Озабоченный этой мыслью, Лешка медленно направился обратно в дом. Подумалось вдруг – а с чего это он вообще озаботился узницей, вполне возможно – воровкой? Понавилась? Имел на девчонку какието виды? Да нет… Не поэтому. Просто… Просто жалко ее стало, что ли… И – Лешка прямо чувствовал, что, если не сделает чегото, что поможет Ульянке, что, хотя бы чутьчуть облегчит ее участь… он простонапросто перестанет себя уважать. Ведь мог помочь – и не сделал! Хотя, если честно, – помочьто ей трудновато. Но ведь – не невозможно же! В конце концов, еще раз поговорить с Ванькой, чтоб отказался от всякой мысли о наказании – просто выгнал бы, раз уж считает, что провинилась девка, выгнал – и дело с концом!

Бронислав! Вот от кого тут интрига идет, оказывается… И, судя по всему, он имеет на Ваньку какоето нешуточное влияние. Какое? Почему?

Молодого хозяина дома не было – уехал в город по какимто делам – и Лешка, в ожидании его, направился к себе в опочивальню, куда с утра еще перетащил все свои пожитки – подаренный Иваном кафтан и две сабли – дорогую, турецкую, и старую – подарок старосты Епифана – в перевязанных проволочинкою ножнах. Так ведь и не выбросил ее Лешка, рука не поднялась – жаль было оружия. Может, и пригодится еще?

Скинув сапоги, юноша снова вытянулся на ложе, поправив под головой старый кафтанец. Между прочим – Ванькин, тот самый, что был на отроке тогда, на Черном болоте… Кафтан… А ведь Ульянка, кажется, с Ванькой одного роста… И похожа… Волосы такие же светленькие, серые глаза… А что, если?

Юноша схватил кафтан… Подойдет! Должен подойти! Только вот… Только вот, нужно ли рисковать? Нужно! А потом свалить все на привратника Бронислава! Мол, помог убежать бывшей любовнице, а уж что потом с ней сталось – кто знает? Пока разберутся, Лешка уже будет далеко – гденибудь в Верховских княжествах, с выкупом за купца Ерофея. Хорошая мысль! Главное теперь – как раздобыть ключ?!

А кафтан должен подойти, должен… Хороший кафтан, красивый, и ведь не рваный еще! И чего Ванька его выкинул, модник хренов?

Лешка внимательно осмотрел кафтан, потрогал даже. Материал дорогой, даже на ощупь, пуговицы тоже не дешевые, полированного дерева… одна оторвана… подумаешь. И серебряные проволочки по рукавам и вороту – бить… Тоже одной нету, интересные такие, с узором… Так!

Юноша вдруг очумело дернул головой. Посидел, подумал… И бросился за старой саблей, точнее – за ножнами, еще точнее – за проволочкой, которой их подвязал.

Ну, вот она, проволочка! Бить!

Быстро открутив проволочинку дрожащими руками, Лешка сравнил ее с остальными, с теми, что были пришиты на кафтан отрока…

Один к одному! Вернее, одна к одной. Тот же рисунок, даже дырочки для тесьмы – пришивать – совпадают!

Вот так бить!

Лешка закусил губу, сраженный подтвержденьем внезапной догадки. Что ж, выходит, Иван был связан с разбойниками на Черном болоте?! И это именно он убил несчастного Елмошку?! Ведь проволочкуто, бить, Лешка нашел именно там, у ручья…