Глава 22

Голод

От завода до дома я добрался на автопилоте. Даже не помнил, то ли ехал на транспорте, то ли шел через лимб, то ли нет… Да, честно говоря, мне было все равно. Под конец интересовало только одно — сохранять вертикальное положение. Как же я устал от этих путешествий по мирам! Хотелось только одного — лечь спать и проспать дня три.

К ощущению полного упадка сил исподволь добавилась боль. Она зародилась где-то во внутренностях и набегала волнами, скручивая внутренности. Кажется, болели даже кости. Наверно, наркоманы испытывают нечто похожее во время ломки. Я и выглядел как наркоман, когда, шатаясь, подходил к своей парадной.

Напротив двери стояла «скорая помощь» с работающим мотором.

В помрачении сознания я подумал было, что это за мной. Такие мелкие бытовые чудеса со мной периодически случались уж давно, и я привык к ним, к тому, что для меня это нормально. Я даже слегка обрадовался, что мне сейчас что-нибудь вколют, и я выпаду из мучительной реальности. Но тут дверь парадной открылась, и я столкнулся с санитарами, которые тащили на носилках старуху. Клоунские рыжие волосы и белое, как обсыпанное мукой, лицо замечательно гармонировали между собой. Изо рта у бабки текла слюна, глаза закатились.

— Что с ней? — умирающим голосом спросил я санитаров, подпирая косяк.

— А вы ей кто? — поинтересовался один их них. — Родственник?

— Сосед.

— Инсульт у нее, — ответил санитар и бросил на меня быстрый взгляд, как бы решая, не нуждаюсь ли и я в немедленной госпитализации.

— Это опасно?

— Как тебе сказать? Жить будет, — буркнул санитар, протискиваясь мимо с носилками.

— Только хреново и недолго, — добавил второй, нимало не беспокоясь о том, слышит его бабка или нет.

М-да. Звучало не слишком оптимистично. Но я был слишком обессилен, чтобы испытывать какие-то эмоции.

На пятый этаж я поднимался минут двадцать, с одышкой, как столетний дед.

Тошнило и мутило. Голова болела, тусклый свет грязных лампочек резал глаза.

Я остановился возле двери и долго не мог попасть ключом в замок. Главное — не выронить ключи. Иначе поднять их уже не получится…

Хотелось только одного — не шевелиться. Болезненные спазмы внутри становились все сильнее.

«Спокойно, — уговаривал я себя, поворачивая ключ с таким усилием, словно это был колодезный ворот. — Я просто устал. Чертов Дедушка! Как это у него получилось? „Волей…“, чего там дальше? Надо восстановить энергию…»

Но как? Выспаться. Это в первую очередь.

Поесть? В холодильнике еще оставался бабкин вчерашний борщ.

При мысли о нем меня чуть не вывернуло.

Тело требовало покоя и темноты. Я вошел в ванную, не включая света, и оперся двумя руками о край раковины, чтобы не упасть. Перед глазами все кружилось. Когда приступ прошел, я стал собираться с силами, чтобы включить воду и сунуть под нее голову.

Холодная вода тонизирует. Главное, не захлебнуться в процессе.

В сливе блеснули серебряные глазки. Некоторое время домовой (или водяной, кто его поймет) присматривался ко мне. Видимо, понял, в каком я состоянии, вылез наружу и нагло уселся напротив, уставившись мне прямо в лицо. Как бы говоря всем своим видом: «Ну и что ты мне сделаешь?»

То, что я сделал, удивило меня гораздо сильнее, чем домового. Если он, конечно, успел удивиться.

Я молниеносно схватил его левой когтистой рукой и закинул в пасть — лишь клыки лязгнули.

Тот только пискнуть и успел. Дернулся и обмяк, когда его раскусили пополам. По языку в горло потекло что-то горячее, сладкое, мгновенно утолившее скручивающую боль внутри — именно то, что было мне надо!

Я, наконец, понял, что за боль терзала меня изнутри. Это был просто голод!

Домовой был съеден за несколько секунд вместе со шкуркой и всеми потрохами. Только пальцы остались выпачканы в какой-то липкой саже. Несколько секунд я брезгливо пытался отряхнуть руки, потом вспомнил, что я в ванной, включил воду и тщательно вымыл их.

Только тут я осознал, что сделал. Я только что сожрал своего соседа. Причем живьем.

Никакого ужаса я не испытал. Скорее наоборот. Все, что я думал и чувствовал по этому поводу, можно было свести к одной фразе:

«Хорошо, но мало!»

Я облизнулся. Вдумчиво облизал пальцы. Пожалел, что поспешил с мытьем. Огляделся внимательно — нет ли поблизости еще домовых? Вот бы наловить десяток! Спохватился, закрыл глаза, замер и принюхался. Доступное поиску пространство мгновенно расширилось в несколько раз. Я успел поймать слабый след — что-то вроде расходящегося волной ужаса, но, увы — это было все. Ни в квартире, ни по соседству никого съедобного не было. Если и были, то успели удрать и попрятаться. Мелкие гаденыши! Ничего, я до вас еще доберусь!

Я со вздохом открыл глаза, вышел из ванной и снова направился к двери.

Всем же известно: если в доме хоть шаром покати — надо пойти на улицу.

И поискать пищи там.

Извиваясь, я скользил в пространстве, границ которого и сам не смог бы определить. Где-то выше асфальта, ниже облаков, с возможностью идти в любую сторону — до бесконечности. Полз по лужам, по мокрой мягкой траве, выросшей там, где проходила теплоцентраль, по оттаявшей грязи, в которой шло непрерывное копошение пробуждающихся червей и личинок. То, что я принимал за блики лунного света на асфальте, оказалось пятнами тепла и холода. Я ощущал их кожей, инстинктивно держась ближе к теплу, огибая подтаявшие сугробы, сминая первые цветы мать-и-мачехи. Деревья и кусты окутывала зеленоватая дымка, и я на миг запутался, на каком я свете. Уловил слабый запах свежей травы и на миг замер от страха, вспомнив вход в Нижний мир. Но потом понял — запах настоящий.

А зеленоватый туман, окутавший деревья, — первая зелень на черемухе.

«Ведь уже середина апреля!» — вспомнил я.

В Питер незаметно пришла весна. А мне со всеми этими испытаниями и превращениями было не до перемен в природе. Но сегодня я чувствовал все, я сам был частью всего. Ники была права: лимб — это не особая вселенная и не отдельный слой мира. Это все тот же мир, только воспринимаемый в расширенном диапазоне.

В новом мире — новый я. В новом теле. На новом уровне.

Сумрачная зелень дворов осталась позади. Теперь я полз по улице Савушкина — быстро, плавно, изящно, в ореоле почтительного страха. Казалось, что все передо мной затихает, замирает и прячется, и не скажу, чтобы мне это не нравилось. Множество мелких сущностей, вроде покойного домового, шныряло повсюду, разбегаясь с моего пути. Некоторые замирали и затаивались, дрожа. Я спокойно проползал мимо. Это было ниже моего достоинства — охотиться на такую мелочь. Настоящая охота была впереди.

Справа остался НИИ, где я работал (какое нелепое место! Зачем оно?). Возле трамвайной остановки я притормозил и свернулся кольцом, принюхиваясь.

Там толпилось довольно много народу. Большинство были мне совершенно неинтересны. Бесцветные, безвкусные, они и стояли как колоды, высматривая трамвай. Но другие… Забавно! Несколько человек, не сговариваясь, отошли от того места, где лежал я, на противоположный конец остановки и сбились там, как стадо баранов, нервно поглядывая в мою сторону. При виде них нутро резко и болезненно скрутило голодным спазмом.

«Что? — поразился я. — Это… едят?»

Несколько мгновений я колебался. Потом заполз на раскидистый клен рядом с остановкой и устроился там, задумчиво глядя на столпившихся в кучу граждан.

В какой-то миг я понял, что выбираю. Пока довольно абстрактно. Добыча не казалась мне слишком привлекательной. Не моя пища. Как пшенная каша… или молодая трава с дождевыми червяками… Есть, конечно, можно — но зачем? М-да… Чтобы насытиться такой пищей, надо сожрать ее очень много! Стоит ли усилий?

Впрочем, голодному не следует быть разборчивым…

Не знаю, чем бы закончились мои раздумья… Но с противоположной стороны вдруг повеяло чем-то таким приятным, таким заманчивым и вкусным, что у меня даже потеплело не только в желудке, но и на сердце. Я быстро обернулся и увидел человеческую фигуру, удаляющуюся по улице в сторону «Черной речки».

Человеческую ли? С виду это был человек. Молодой парень, вроде меня. Но по внутренней сути — что-то совсем другое! Как и я!

Тут внутренности так скрутило, что я чуть не свалился с дерева. Теряя голову от голода, быстро соскользнул вниз по стволу и быстро-быстро пополз вслед за ним.

Парень шел быстро — видно, решил не дожидаться трамвая и прогуляться до метро пешком. Я мог догнать его в любой момент, но не спешил, постепенно приближаясь и пытаясь понять, чем он так меня притягивает.

Ага! Он тоже что-то чувствовал. Все ускорял шаги и даже раз оглянулся. Никого не увидев, вроде успокоился и сбавил темп. Но я с удовольствием ощущал его нарастающую нервозность. Мне хотелось подползти поближе, покружить вокруг него, постепенно сужая круги… Наслаждаясь этой игрой, прежде незнакомой, но такой приятной…

Или просто броситься и сожрать одним глотком — как недавно домового?

Но я усилием воли держал дистанцию, чтобы не спугнуть его раньше времени и выбрать наилучший момент для нападения. Дурацкая охота с Валенком научила меня разумному расчету. На сей раз я не хотел никаких проколов. Все должно произойти правильно.

Любопытно: хотя большинство людей в лимбе выглядели безжизненными тенями, этот парень просто сиял! Его бледное, холодноватое, как свет галогенной лампы, свечение притягивало меня, как фонарь — мотылька, как мороженое — ребенка… На близком расстоянии я начал кое-что понимать. Кажется, дело было в его крови. Что-то такое было в ней необычное, опьяняющее. Не сама кровь как жидкость, но какой-то ее компонент, воспринимаемый как свечение — благодаря которому я, похоже, и видел его в лимбе так четко…

Думать здраво становилось все сложнее. Перед глазами вдруг возникла картинка-воспоминание. Как сам плелся по этой же улице, перепуганный и дезориентированный, зажимая рукой левый глаз, а вокруг меня кружил невидимый хищник…

Тогда змей что-то проорал, прежде чем напасть на меня…

«Кстати, где он? Почему не здесь?» — промелькнула мысль. Валенок давеча говорил, что змей непременно явится посмотреть на мою охоту.

Мысль о возможном конкуренте вызвала такое бешенство, что у меня слетели все тормоза. Я злобно зашипел и прибавил ходу.

Пусть только попробует тут появиться! Да я его убью!!!

Кто посмеет оспорить мое право на добычу?

Парня я догнал одним броском. Ударил мордой в затылок, сбил с ног, перевернул и алчно запустил клыки в горло.

А уж потом увидел его лицо.

Когда я очнулся, то обнаружил, что стою на коленях на тротуаре, а в луже передо мной лежит мой лучший друг Кирилл. Никаких повреждений на его шее я не видел — как и признаков жизни на его лице. Я прижал ухо к его груди, но услышал только стук собственной крови в ушах. Попытался прощупать пульс, но не нашел его. Окинул улицу блуждающим взглядом, готовый бежать за помощью… Куда? К кому?

В итоге выхватил телефон и дрожащими пальцами нашел нужный номер.

— Грег! Я тут… кажется, убил человека.

— Все, — сказал Грег, вытирая руки Кириной футболкой.

Киря лежал на моем диване, раздетый до пояса и такой же мертвенно-бледный, как на улице. Горло у него было покрыто сине-зелеными синяками, на шее — черные потеки. Но все это было неважно. Главное — он дышал.

Правда, в сознание он еще не вернулся. Но я все равно не мог прийти в себя от облегчения.

Весь диван был заляпан пятнами черного цвета, похожими на плевки. Такого же цвета были ладони Грега. Только что на моих глазах он этими ладонями вытянул из Кириного горла уйму зараженной крови. Зараженной, что характерно, моим ядом. Мои замечательные клыки оказались еще и ядовитыми.

Сейчас, обычным зрением, я не видел ничего, кроме синяков. То, что сделал Грег, напоминало работу хилеров. Но я прекрасно помнил, как выглядело Кирино горло в лимбе.

Грег отложил футболку и выпрямился. Руки он все еще держал перед собой, слегка на отлете, как что-то горячее. Сквозь кожу ладоней просвечивала еле заметная тонкая золотая вязь. Кажется, растения и клинки…

Я переступил с ноги на ногу и спросил, рефлекторно приглушая голос, словно боялся разбудить Кирилла:

— Почему у него такая темная кровь? Из-за яда, верно?

— Нет. Она просто черная сама по себе. Твой приятель — обычный человек, но кровь в нем очень необычная. Это не кровь человека…

— Как это? — изумился я, уставившись на Кирю. — А чья?

Грег пожал плечами.

— Я бы сказал — твоя.

Он посмотрел на меня — в первый раз с того момента, как мы притащили Кирю ко мне домой.

— Вы не родственники?

— Нет…

И тут до меня дошло. Кто бы мог подумать, что те несколько капель крови, которыми мы обменялись во втором классе, будут имеет значение!

— Вот как! — сказал Грег быстрее, чем я успел озвучить свои догадки. — Значит, кровные братья!

Он что-то пробормотал себе под нос, улыбнулся и уставился на Кирилла с не меньшим интересом, чем я.

— Даже не представляю, как ему это отзовется в будущем, — сказал он. — Но это очень любопытно! Не теряй его из вида, потом расскажешь…

— С ним все будет в порядке?

— Он поправится. И ничего не вспомнит. Самое большее — как потерял сознание на улице, а потом очнулся у тебя на диване. Возможно, он даже будет считать тебя своим спасителем, — добавил Грег, слегка усмехнувшись.

Я косо взглянул на него.

— Предлагаешь рассказать ему правду?

— Нет. Ему незачем это знать.

— Да он и не поверит, — подхватил я, повеселев. — Он по жизни такой скептик, что если встретит привидение, то скорее убедит его в том, что оно — глюк, чем поверит своим глазам!

Кажется, обошлось. Все уладилось гораздо лучше, чем я надеялся. Грег не оторвал мне голову. И главное, Кирилл остался жив! Напряжение отпустило.

Кстати, и того чудовищного голода я больше не чувствовал. Шок от сознания того, что я чуть не убил Кирю, оказался сильнее.

Либо я успел-таки подкрепиться его кровью…

— Я упырь, да? — спросил я покаянным тоном.

— Не то чтобы… — вздохнул Грег. — Ты же не сознавал, что делал. Я сам виноват. Темные твари выпили тебя до капли, а я как-то упустил это из вида… Только и думал о том, как буду разбираться с отцом Вероники. Пришлось нарушить договор, но что я мог поделать? Есть пределы, за которые отступать нельзя. Нет власти без компромиссов — уж кто-кто, а он должен это понимать…

Я ничего не понял, но и говорилось все это явно не мне. Похоже, предстоящие разборки с загадочным и зловещим отцом Ники и сейчас беспокоили Грега сильнее, чем моя попытка убийства с людоедством.

— Представляю, как ты был голоден, — сказал Грег, словно вспомнив обо мне. — Голод руководил тобой, а не злоба.

— Но что мне делать? — спросил я серьезно. — Если это повторится?

— Я буду следить. Но если тебе снова захочется поохотиться таким манером… Ради твоего же блага… Постарайся остановиться.