III
Теперь я уже не сомневался, что старик в здравом уме. Передо мной был человек методичный, знающий, чего он хочет, и готовый на все ради достижения своей цели.
— Действительно, дороговато, — пробормотал я и в замешательстве огляделся по сторонам.
Тогда он поднес к моему лицу худую руку с выступающими фиолетовыми венами. Я смотрел на эту руку с отвращением, как на огромного паука, но не двигался с места.
— Послушайте, — сказал старик. — Можете убить меня и унести с собой все ценные вещи, которые найдутся в этом доме. Поверьте, смерть меня нисколько не пугает.
Я нахмурился. Честное благородное слово, о таком я даже не помышлял…
— И еще одно, — продолжал он. — Если мое предложение вас не устраивает, вы можете спокойно покинуть этот дом.
Я молча сидел у огня, взвешивая все «за» и «против». Запах горящего дерева был мне несказанно приятен. Жаркий воздух у камина был ароматным, как только что испеченный пирог.
— Но где гарантия, что вы сдержите свое слово? — спросил я. — Предположим, что я соглашусь и отправлю вашего клиента в рай…
— Ему дорога только в ад.
— …или в ад. И предположим, что после этого вы пошлете меня подальше, а то и сдадите в полицию. Однажды я на этом уже погорел…
Он пожал плечами.
— Послушайте, мсье… э-э… Капут, если не ошибаюсь?
Тут он усмехнулся, что меня слегка разозлило.
Ему не следовало принимать меня за дешевого головореза, иначе он мог очень скоро убедиться в обратном — на собственной шкуре.
— Меня зовут Альфред Бертран. Может быть, вам это имя ни о чем и не говорит, но его знает весь парижский свет. Я долгое время владел самым крупным отделом биржи. У меня был свой ипподром, свой самолет, роскошные женщины… И когда мне хотелось переспать с какой-нибудь актрисой, я брался финансировать ее следующий фильм!
Он проговорил это с чисто мужской гордостью. Он давно состарился, но прошлое грело ему сердце…
— Я говорю все это для того, чтобы вы поняли следующее: я не хотел бы, чтобы мое имя начали связывать с именем гангстера. Я человек смелый, но благоразумный. Чтобы добиться успеха, нужно всех остерегаться, но многим доверять. Жизнь — это цепь рискованных предприятий…
Он умолк и начал поглаживать свои седые усы.
— Вы понимаете?
— Yes, I do[4]!
— Хорошо. В данном случае я доверяю вам. Я следил за вашими приключениями по газетам, и у меня сложилось о вас определенное мнение. Я понял, что вы — человек добросовестный… в своем роде.
Тут он засмеялся, обнажив белые, не вставные, а собственные зубы. Затем его лоб нахмурился и глаза неподвижно остановились на мне.
— Вы убиваете указанного человека, и я сдерживаю свое слово.
— Как вы меня узнали?
— Какой глупый вопрос! Глядя на вас, как же еще! Я проходил по площади днем, когда вы устанавливали свой павильон. Ваше лицо сразу бросилось мне в глаза, поскольку я — отличный физиономист. Я присмотрелся повнимательнее и решил, что где-то вас уже видел. Вернувшись домой, я вспомнил, спустился в подвал и на всякий случай проверил по старым газетам. Вот и все!
— Вот оно что…
Я немного помолчал.
— Кого нужно хлопнуть? Небось, большую шишку?
Старик помрачнел.
— Верно, большую шишку. Поэтому дело будет весьма нелегкое — предупреждаю сразу.
— И сколько я за это получу?
— Много.
— Знаете, я люблю точность.
— А сколько вы пожелали бы. получить?
— Я хочу десять миллионов.
Он уловил нюанс и сдержал раздраженный жест.
— Я заплачу вам двадцать, если хорошо сработаете!
— А они у вас есть?
— Вы сомневаетесь в моей платежеспособности, потому что я скромно живу в одной комнате и езжу на старом «рено»? Не извольте беспокоиться. Я уединился здесь по собственной воле, хотя денег у меня предостаточно. Старикам, знаете ли, хочется покоя… Когда тот человек исчезнет, тогда и я смогу спокойно умереть. Поэтому денег мне не жаль.
— Мне нужен задаток, машина… Не забывайте, что меня по-прежнему ищут. Я должен как следует замаскироваться.
— Обо всем этом я уже подумал…
— Тогда о'кей. Когда начинаем?
— Идите спать… На ночь глядя ничего толкового не придумаешь. Выбирайте себе любую комнату; утром я вас разбужу.
Он действительно разбудил меня поутру. Было еще очень рано, и в незашторенные окна комнаты, на которой я остановил свой выбор, едва пробивался мрачный серый свет.
Он стоял на пороге, запахнувшись в потертый черный халат с красной вышивкой, придававший ему сходство с тренером по боксу. Для столь почтенного возраста его седая шевелюра была еще довольно жесткой и густой.
Я с трудом разлепил глаза. Кровать, на которой я спал, была мягкой, как взбитые сливки… Простыней не было, но это меня не смущало. Под своим одеялом я накопил за ночь приятное животное тепло…
— Вставайте, — сказал Бертран. — Пора все обдумать серьезно.
Я поплелся за ним в его берлогу… Из тлеющих углей очага торчал кофейник, и в комнате вкусно пахло только что сваренным кофе.
Он налил мне большую чашку до краев; на столе лежали печенье и масло.
Пока я ел, он разглядывал меня с живым интересом, как разглядывают только что купленную машину: принесет ли она после обкатки то удовлетворение, которого от нее ждут?
— А теперь идите умываться. Ванная рядом с кухней.
— Спасибо.
Я вернулся минут через пятнадцать, голый до пояса и порозовевший от холодной воды. Я побрился и был в наилучшем виде.
— Вы правильно сделали, что не стали надевать свою одежду, — заметил он. — Я приготовил вам другую…
Он указал на кровать, где лежало что-то черное. Я подошел: это была сутана священника. Тут я уже заартачился.
— Послушайте, господин добрый волшебник, я не люблю маскарады. Вы ни за что не заставите меня надеть эту штуковину. К тому же, хотя это и может показаться диким, я человек богобоязненный…
Он не стал настаивать.
— Жаль, — вздохнул он. — Это было бы отличной маскировкой!
— Ничего, для меня лучше пойти на риск, чем так маскироваться. У вас найдется что-нибудь другое?
— Найдется. Идемте.
Он повел меня в пыльную комнату, которую, похоже, не проветривали с незапамятных времен.
Внутри его дом не был похож ни на один из домов, которые я видел прежде. Чувствовалось, что в один прекрасный вечер он вернулся сюда с совершенно новыми мыслями в голове — и запер все комнаты, оставив себе лишь тесную клетушку по соседству с кухней…
Он открыл старинный шкаф-гардероб, в котором висел целый ворох костюмов.
— Неужели все ваши? — спросил я.
Он не ответил, и поскольку мне, в сущности, было все равно, я перестал задавать вопросы.
Во всяком случае, шмотки там висели что надо! Английский твид, изысканный покрой… Хозяин этих вещей, похоже, обходил районные универмаги десятой дорогой!
Я выбрал светлый костюм в мелкую клетку — я давно такой хотел, — потом подыскал к нему белую рубашку и шелковый галстук цвета морской волны… Зато туфли были слишком тесными для моих клюшек, и мне пришлось почистить свои старые.
— Может быть, наденете темные очки?
Я мысленно улыбнулся наивности старичка: темные очки хороши разве что для стареющих кинозвезд, которые стремятся любой ценой привлечь к себе внимание…
По моему лицу он понял, что ему лучше помалкивать и положиться на меня.
Я аккуратно, не спеша, оделся и протянул руку:
— Теперь немного деньжат, господин добрый волшебник. Такой заказ без аванса не выполнишь!
Он без возражений уронил мне в руку две пачки купюр крупного достоинства. Я мгновенно почувствовал прилив сил. Дело пошло…
— Вы можете одолжить мне свою машину?
— Да.
— О'кей. Не забудьте дать мне техпаспорт и свои права… Иначе все может провалиться из-за какого-нибудь полисмена, который слишком свято чтит правила проезда перекрестков.
Он послушно сделал все, о чем я просил. Работать на такого мужика было сущее удовольствие.
Он понимал, что жизнь диктует свои условия, а между тем старики этого обычно не понимают. У них появляются навязчивые идеи, отвлекающие их от печальной действительности…
— Не соблаговолите ли вы теперь назвать имя господина, о котором идет речь?
— Поль Кармони.
Он смотрел на меня; его правый глаз поблескивал, как осколок кремня, а левый оставался тусклым. Он знал, что я вздрогну, и я действительно подскочил.
— Как вы сказали?
— Поль Кармони, — послушно повторил он.
«Он что, заговаривается, этот старый пень? — подумал я. — Или нарочно врет, чтобы меня испытать?»
— Кармони… — пробормотал я. — Вы что, издеваетесь?
— Вовсе нет, Я же вас предупреждал: дело будет не из легких.
— «Не из легких»! Да мне легче будет грохнуть премьер-министра! Даже двадцать миллионов за такое дело — это почти ничего…
Кармони! Чтобы представлять, о ком идет речь, нужно было хорошо разбираться в преступном мире. Но я-то знал, кто он такой, и понимал, что прежде чем на него замахнуться, нужно как следует пересчитать свои руки и ноги. Король наркомафии! И не только французской, а почти всей европейской… В свое время он приехал из Соединенных Штатов с последними остатками своих головорезов и с чемоданами, набитыми кокаином и автоматами… Этот багаж и невероятная смелость Кармони быстро подняли его на вершину пирамиды. Я услыхал о нем в тюрьме, от своих дружков. По их словам, этот сицилиец, выросший в Марселе, так и не смог прижиться в Америке. Штаты оказались ему не по зубам: несмотря на всю его крутизну, тамошние бандюги быстро поставили его на место. Тогда он дождался удобного момента и вернулся на родину, вынашивая грандиозные и дерзкие планы. Они стали реальностью: меньше чем за десять лет Кармони сделался великим мафиози, и его состояние, по слухам, давно перевалило за миллиард.
Его уже не раз пытались ликвидировать, но лишь нарывались на большие неприятности… У Кармони была отлично организованная команда, С огнестрельными игрушками его парни управлялись что надо. Спасайся кто может! Они плевались пулями с такой легкостью, с какой вы здороваетесь со своим домовладельцем… Кармони уже воображал себя маленьким монархом. Он ездил в бронированном лимузине, как покойный фюрер, и его телохранители были шире в плечах, чем охранники президента США. Ко всему прочему он был недоверчив, как лис: остерегался собственной тени, заставлял своих людей пробовать еду, как Людовик Одиннадцатый, и никогда не рисковал.
Я не понимал, что могло связывать этого босса с благообразным старичком, обещавшим мне награду за его смерть. Я задал старику этот вопрос, но Бертран заявил:
— Это вас не касается…
Я уселся в старое кресло с засаленными подлокотниками.
— Послушайте, мсье Бертран, вы вправду считаете, что я смогу скорчить из себя вершителя правосудия? Вы, наверное, насмотрелись фильмов с Гэри Купером в роли шерифа, очищающего город от злодеев!
Это ему не понравилось.
— Ваш юмор мне не по душе, — проскрипел он. — Я нанял вас не для того, чтобы вы блистали остроумием, а для конкретной работы.
— Но она невыполнима! Кармони не убьешь. Это Уже пробовали сделать многие главари банд, гораздо опытнее меня, и теперь их друзья носят им на кладбище хризантемы!
Он задумчиво покусал усы.
— Я знаю, — сказал он. — Но другие, Капут, были не так изобретательны, как вы!
— Неужели?
Бертран, похоже, хотел ободрить меня лестью, но тут он сильно заблуждался: на сладкое мурлыканье я не клевал.
— Я говорю это вам не ради похвалы, — сказал он. — Я читал о ваших приключениях, которыми недавно захлебывались газеты, и составил о вас представление, Капут. Вы умны, более того: вы хитры и изворотливы, Вы не боитесь ни Бога, ни дьявола. И главное — у вас есть чувство экспромта. Если полиция не смогла схватить вас после стольких преступлений, значит, в вас действительно есть… нечто. Нечто, свойственное людям, которым удаются все их предприятия. Убейте Кармони, и вы получите двадцать пять миллионов. Если же вы считаете себя неспособным довести дело до конца, а значит, так оно и случится, тогда убирайтесь!
С момента нашей встречи он впервые говорил со мной в таком резком, решительном тоне. Я чувствовал: он говорит то, что думает.
Я помедлил. Эти несколько секунд я, что называется, смотрел на себя со стороны. Я видел себя таким, каким был тогда: без денег, без поддержки, загнанным в угол, всеми проклятым… Бегущим от людей, бегущим от теней, готовым бежать от самого себя! Я был полным ничтожеством. Рано или поздно меня должны были изловить полицейские, наделенные спокойствием, терпением и массой других несомненных достоинств.
Так почему бы не рискнуть? Предположим, что мне удастся разобрать Кармони на запчасти: тогда я, чего доброго, стану крупной величиной в преступном мире и меня начнут уважать все уголовники Франции и ее окрестностей… Это наводило на серьезные размышления.
— Хорошо, мсье Бертран. Я постараюсь заработать ваши двадцать пять миллионов.
Он не то чтобы вздохнул, но я заметил, что его грудь приподнялась чуть сильнее обычного.
— Я знал, — пробормотал он.
— Не подскажете ли, где я могу навести справки о Кармони?
— Понятия не имею. Вам придется все выяснить самому.
— Прелестно.
— У вас получится! — хрипло сказал он. Его глаза были сейчас еще острее прежнего — словно два отточенных ножика.
— Вы остаетесь здесь?
— Да.
— Вы будете держать деньги в моем распоряжений, когда подойдет время? Если оно, конечно, настанет…
— Оно настанет. Можете не сомневаться, деньги будут готовы.
— Только предупреждаю: никаких чеков!
— Вы что, принимаете меня за мальчишку? Получите наличные, и можете не опасаться, что номера банкнот где-то записаны. Мы с вами заключаем честную сделку. Спросите кого угодно: я никогда не изменял своему слову.
Он не протянул мне руки; я тоже не сделал ни малейшего движения. Я знал, что если суну ему свою лапу, он ее пожмет, но сделает это через силу. Он был выходцем из высшего света, я — всего лишь презренным висельником, и разделявшую нас пропасть нельзя было преодолеть одним прыжком…