«Я ЛЮБЛЮ ТЕАТР»
Артем Веселый увлекался театром с юности.
В 1918 году он начинает писать пьесу «Разрыв-трава». Актриса Самарского театра Эмилия Мундецен рассказывала нам в 1982 году:
«Поскольку я работала в театре, Николай Иванович принес рукопись своей пьесы и спросил мое мнение. Я сказала ему: „Слова, слова, слова, а действия нет“.»
Эмилия Ивановна была права: действия нет, но ценность пьесы «Разрыв-трава» в другом.
Основное, что привлекает в ней — это язык действующих лиц. Артем Веселый рано почувствовал красоту и выразительность народного языка.
«Разрыв-трава» написана явно под влиянием «На дне» Максима Горького. Действие происходит «в слободе большого губернского города» и показывает быт и нравы ее обитателей.
Некоторые выражения героев пьесы позже появятся на страницах повести «Страна родная»:
Прикащик… Гривну хозяину в ящик, полтинник за голенищу.
Думат богатый над деньгами, нам думать не о чем.
Скоро все по миру пойдем — не знай, кто подавать будет.
О своем отношении к пьесе «Разрыв-трава» Артем Веселый упомянул в 1929 году, заметив, что уже через два года после ее создания был «рад, что пьеса не напечатана».
Из воспоминаний Анатолия Глебова
«Он писал тут [в Туле] пьесу „Во тьме“, рисующую беспросветную жизнь рабочей массы до революции […] Театр неудержимо влек к себе Артема в течение первых лет его литературной деятельности. Он не пропускал ни одной премьеры тульского Пролеткульта, руководимого Василием Васильевичем Игнатовым, бывал на репетициях, подружился с актерами-кружковцами» 1.
Игнатов, по воспоминаниям земляков, любовью к театру и эрудицией оказывал большое влияние на культурную жизнь Тулы.
В тульских и ефремовских газетах не раз появлялись рецензии Николая Кочкурова на спектакли местных театральных коллективов, включавших в свой репертуар пьесы Островского, Льва Толстого, Леонида Андреева, Максима Горького.
Вторую пьесу, драму «Мы», я написал на Южном фронте, в горячей боевой обстановке; помню, мне очень хотелось ее написать, и работал над ней я с большим подъемом. Пьеса отражала гражданскую войну, фронтовую обстановку, деревню… 2
Драму «Мы» Кочкуров направил на отзыв Анатолию Глебову:
Напиши маленькую рецензию (для меня). Пьесу писал совершенно самостоятельно, ничьими указаниями не пользовался.
Особенное внимание обрати на стихи. Пишу их впервые — должно быть, ни к черту не годны. Нужен ли пролог?
«В конце июня 1920 года я получил от него новую пьесу „Мы“, являющуюся коренной переделкой пьесы, написанной в Туле, — вспоминал Анатолий Глебов. — Собственно говоря, от той пьесы остались лишь кусочки, вкрапленные в новый текст» 3.
В 1921 году пьеса «Мы» была опубликована в журнале «Красная Новь».
Знакомый с постановками пьес на самарской, мелекесской, тульской сценах Артем Веселый в «Стране родной» сатирически изобразил провинциальный театр в Клюквине.
В Народном доме — премьера. Дается трагедия в 2-х действиях «В погоне за свободой».
С поклоном расступился занавес.
В глубине сцены — фасад тюрьмы. За решетками окон — измученные лица, кандальный звон. На отшибе, на глыбах гранита, в красно-огненном колпаке и в широком малиновом покрывале — Свобода непринужденно опирается на саженный меч.
Заключенные стонут:
— Святая свобода…
— Ты недосягаема, как греза чистой юности…
— Ты несбыточная сказка…
— В душных теснинах фабрик, в темных рудниках и шахтах миллионы рабов страстно мечтают о тебе…
Следующая сцена — самоироничное воспоминание Артема Веселого о пьесе «Разрыв-трава».
Под тюремной стеной проходят оборванцы и какие-то люди, по одежде напоминающие подрядчиков или трактирных молодцов, шепчутся:
— Тюрьма…
— Там забастовщики…
— Туда им и дорога. Больно умны стали, сукины дети. Мало ихнего брата повешали, постреляли.
Среди оборванцев появляется молодой рабочий, размахивает огромным молотом:
— Товарищи, долг совести и честь гражданская призывают нас разбить эти мрачные своды и освободить борцов за святые идеи… […]
Рабочий призывает пойти по стопам мучеников, среди оборванцев трусливый ропот…
Свобода вздымает меч:
— Жалкие обыватели и мещане!.. Трусливые гады, вы недостойны меня…
Тряхнув плащом, Свобода куда-то проваливается, поднимая тучи пыли, от которой чихают и борцы за идею, и оборванцы.
Прочихавшись, рабочий доказывает необходимость восстания. Восстание. Барабаны, знамена, треск рухнувших тюремных стен…
Во втором действии — бой на баррикадах, расстрел пленных «золотопогонников», которые перед расстрелом успевают крикнуть:
— Вся земля помещикам, власть капиталистам!
(Ефим [автор и постановщик пьесы] подумывал, что неплохо бы, для усиления впечатления, приводить на каждый спектакль из чеки по парочке приговоренных и на сцене кокать их).
Спектакль кончается репликой:
— Белые разбиты наголову! Ура-а-а […]
Под непомерной тяжестью восторга стонал пол, с театра готова была сорваться крыша.
В 1933 году Артем Веселый писал:
Я люблю театр, но мало его знаю, хоть и начал свою литературную карьеру с театра. […]
По-моему, интересной можно считать ту пьесу, которую хочется смотреть раз десять. Такой пьесой для меня является «Блоха» во II МХАТ'е[58]. А многие современные пьесы и один раз смотреть трудно из-за их крайней схематичности… Я сам бывший матрос, и хорошо чувствую, насколько фальшивы все эти «братишечки» в растерзанном виде и пулеметный огонь в публику. […]
И вот десять лет спустя, после ломовых трудов над романами «Гуляй Волга» и «Россия, кровью умытая», я хочу снова возвратиться к драматургии. Я написал одну историческую пьесу по роману «Гуляй Волга» и вторую, которая еще не закончена, из эпохи гражданской войны, рисующую революционное подполье в тылу у Деникина[59].
Пьеса «Гуляй Волга» мне не совсем удалась. По отзывам работников театра, ее основные ошибки в отсутствии спирального, единого сквозного действия, в раздробленности характеров.
Театр упрекает меня и за то, что в пьесе нет женских ролей, и половина коллектива театра обречена на бездействие действующих лиц… […]
Нам нужна комедия, настоящая комедия, как вполне заслуженный отдых от длительной напряженной и героической борьбы. Недавно я приехал с Урала. Мне приходилось разговаривать с режиссерами, и они рассказывали мне, какой успех на новостройках, среди рабочих, имеют комедии. Рабочий приходит в театр с митинга, с производственного совещания, и когда те же самые речи, те же слова, что он слышал там, несутся со сцены, ему становится невмоготу.
Еще в 1926–1927 году я задумал комедию из жизни русской поэтической богемы «Притон страстей». Может быть, осенью я за нее возьмусь.
Этот замысел осуществлен не был, но Артем Веселый не бросал драматургию. В его архиве хранится машинопись радиопьесы «Вольница». К ней приложен лист, на котором рукой Артема написано:
Принята радиотеатром в мае 1933. Осчастливлены ли слушатели, или рукопись осталась лежать во тьме канцелярских столов — не ведаю. Конец, по настоянию цензуры, мною немного переделан 4.
Летом 1936 года Артема Веселого пригласили в Ашхабад писать сценарий о борьбе с басмачеством.
В архиве отца мы нашли план и наброски к сценарию «Закаспийский фронт», один из вариантов которого «Мир будет наш». Рукопись под таким названием была изъята при аресте Артема Веселого.