Отто никак не мог понять, отчего Марианна так взволнована. Это было заметно со стороны. — Ничего страшного, дядя Отто. — В ответ на его расспросы Марианна пыталась улыбнуться. — Просто в дороге я всегда очень устаю. Ехавший с ними в купе майор воспользовался случаем, чтобы продемонстрировать свои познания в философии. — Уход, дорогая моя, уход! Желание у й т и изначально присуще человеческой натуре. Мы все стремимся куда-то, а когда нам это наконец удается, рвемся обратно! Марианна посмотрела на него, будто сквозь стекло. Попробовала взять себя в руки. Все равно исправить ничего нельзя. «В конце концов, ничего пока не произошло», — в сотый раз уговаривала она себя, но тщетно. От философии майор перешел к анекдотам — один пошлее другого. Промелькнуло имя Муссолини, и Марианна заставила себя улыбнуться. Поезд пересек по мосту реку Асопос. Издалека уже доносился солоноватый запах моря. — Где мы находимся? — спросил Отто. — Подъезжаем к Айи-Теодори, — сообщил майор. Седой капитан за все это время не произнес ни слова. Сквозь большие черные очки Марианна не могла разглядеть его глаз, как не могла бы с уверенностью сказать, спит он или бодрствует. Вид у него был скучающий, безучастный ко всему происходящему вокруг. Когда поезд подошел к станции, Марианна опустила оконную раму и выглянула наружу. Из помещения телеграфа появились два эсэсовца и побежали вдоль поезда. «Откуда им знать, в каком я вагоне», — успокаивала она себя. — Где артисты едут? — спросил ее эсэсовец, пробегая мимо. — Во-он в том вагоне! — указала она на последний вагон, вздохнув с облегчением. Значит, не за ней. Эсэсовцам, наверно, хочется, чтобы артисты дали им представление. Марианна уже хотела отойти от окна, но тут ее внимание привлек Йоганн, однорукий, игравший на губной гармошке; он двигался от своего вагона вдоль состава, а оба эсэсовца с Чахоточным направлялись к телеграфу. Марианна стала соображать, как бы уговорить Отто пойти в последние вагоны, вдруг удастся узнать, зачем их вызывали. — Может, зайдем к артистам, попросим их спеть… — Поезд здесь стоит недолго, скоро тронемся, — возразил Отто. — Ведь в последние вагоны на ходу нельзя пройти. — Но можно побыть у них до следующей станции! — настаивала девушка. — Идея неплохая, — поддержал ее майор. — Ступайте, — разрешил им Отто. — Я стал тяжел на подъем, могу часами сидеть на одном месте. — Завидую вам! — отозвался майор. От него так и разило туалетным мылом. — И я с вами, — вдруг выйдя из летаргии, промолвил седой капитан. — Мы берем на себя приятную миссию сопровождать барышню! — А я, пожалуй, без вас немножко вздремну… — заметил Отто. — Дорога утомляет. Все трое заспешили к выходу, чтобы успеть перейти к артистам до того, как тронется поезд. К последним вагонам они подошли одновременно с Йоганном. — Вы не приютите нас у себя до следующей станции? — Отчего же, пожалуйста. — И сыграете нам что-нибудь? — Марианна изо всех сил изображала интерес. — Отчего же, пожалуйста, — повторил Йоганн. Тон его стал резче. И тут Марианна увидела в единственной руке Йоганна мешочек с апельсинами! И апельсины были недозрелые. Местные жители хорошо знали пристрастие немцев к незрелым цитрусовым как панацее от всех болезней и на каждой станции выносили к поезду мешочки с фруктами, продавая их за несколько марок или выменивая на солдатский хлеб. Марианна растерялась. Вспомнила пароль: «Некоторые едят апельсины недозрелыми». Неужели однорукий и есть связник? Из предпоследнего вагона доносились песни. Марианна со своими спутниками заспешила туда, но однорукий остановил их. — Пойдем лучше в другой вагон, — предложил он, указывая на последний, бывший почтовый. — Там просторнее. Белокурая аккордеонистка и еще одна очень юная немка не знали, куда посадить нежданных гостей. Вагон был специально переоборудован для артистов — здесь был своего рода клуб, служивший также столовой. Треть вагона занимали большие сундуки с костюмами и реквизитом. На остальном пространстве размещался стол с двумя скамейками. В углу на привинченном к полу железном столике стояла газовая плитка. Играл патефон, крутилась пластинка со старыми мелодиями в исполнении Зары Леандер. — Артистическая атмосфера! — прокомментировал майор. — Да… К тому же здесь тепло… Пока они рассаживались, подошли еще несколько человек из труппы, узнав о визитерах. — А не влетит нам от импресарио? — забеспокоилась блондинка. — Что делать, раз гости пришли? — отозвался один из артистов. — Но ведь он разрешает заходить сюда только на время еды. — Это случай особый… — Йоганн взглянул на Марианну. В голосе однорукого ей почудилась насмешка. Патефон остановили, и Йоганн заиграл на губной гармошке. Играл он превосходно, хотя и держал гармошку одной рукой, от этого Марианна ощутила какую-то неловкость, наблюдая за ним. Между тем аккордеонистка поведала ей на ухо, что в свое время Йоганн был замечательным пианистом, ему пророчили большое будущее, но вот лишился руки в первые дни вторжения во Францию и докатился до этой труппы. Время шло, а поезд все еще стоял. Артисты стали рассказывать о гастролях в тылу. В тех сундуках, объясняли они, народные костюмы всех областей Германии. Солдатам приятно вспоминать родные места. — Только почему-то сундуки на каждой станции становятся все тяжелее! — хохотнула аккордеонистка. — Глупости! — оборвал блондинку Йоганн и переменил тему разговора. Неожиданно вагон качнуло — поезд тронулся. — Где импресарио? Он отстанет! — испугалась блондинка. Они вышли на площадку, и Марианна увидела, как Герман на ходу вскочил на подножку вагона, где остался Отто. «Что ему понадобилось в нашем вагоне?» — с недоумением подумала она. А вдруг именно за, этим его и вызывали эсэсовцы? Чтобы сообщить о ней? Кто он — связной или враг? — Видали? — сказал Йоганн. — В наш вагон он уже не успевал. Это объяснение было так необходимо Марианне, чтобы успокоиться. Она вспомнила слова блондинки: «Почему-то сундуки на каждой станции становятся все тяжелее». Что это значит? И чего в конечном счете добиваются она и ее товарищи? Во все подробности ее никогда не посвящали. Неужели немцам удалось завладеть ценностями?.. А если и так, то могут ли они быть спрятаны в этих сундуках, вокруг которых вертится столько людей — любой может в них залезть. Правда, лучший тайник тот, что у всех на виду. Может, немцы именно на это рассчитывают? Сундуков было шесть. Все одинаковые, выкрашенные в темно-серый цвет, что делало их похожими на ящики с боеприпасами. Рассматривая сундуки, Марианна вдруг почувствовала на себе взгляд Йоганна. — Зачем вызывали Германа? Насчет представления? — полюбопытствовала аккордеонистка. — Нет… Говорят, мы забыли несколько костюмов после спектакля, — ответил Йоганн, продолжая глядеть на Марианну. — Но мы ничего не забывали! — запротестовала аккордеонистка. — За костюмы я отвечаю! — В таком случае я тебе не завидую! — со смехом заметила вторая немка. Тем временем Йоганн подошел к столу и высыпал из мешочка апельсины. — Угощайтесь!.. В недозрелых больше витаминов. — Он произнес эту фразу ровным голосом, ни на кого не глядя. Марианна потянулась за апельсином, но рука ее застыла в воздухе. Пароль это или нет? Он должен был сказать, что некоторые едят апельсины недозрелыми. Она взяла один и потерла кожуру, наслаждаясь ароматом. На Йоганна даже не взглянула. Вдруг ловушка? Телефонный разговор на вокзале могли подслушать. С другой стороны, фраза подходит к случаю, возможно совпадение… А если Йоганн купил апельсины специально, чтобы иметь предлог произнести пароль? Все взвесив, Марианна решила пока помолчать. Отколупнула ногтем кожуру и снова стала вдыхать аромат. — Вы любите апельсины? — спросил Йоганн. — Мы из них варенье варим, — ровным голосом ответила Марианна. — Но, фройляйн, при этом теряются витамины! — Майор был возмущен таким кощунством. Поезд шел по склону, усаженному виноградниками. В течение многих веков люди трудились, укрепляя террасы, уступами поднимающиеся к вершине горы. Сейчас виноградники выглядели заброшенными. Как видно, хозяева ушли из этих мест: кого взяли, кто скрывается, кто пробился в горы к партизанам. Седой капитан и тут сидел с отсутствующим видом. Только раз, взглянув на часы, тихо проговорил, хотя его никто не спрашивал: — Уже два часа…1