Тепло, мокро. Это похоже на апрель — но только нет того полета, который охватывает тебя в апреле, нет внезапного появления в небе голубизны, нет ледка, тающего, как сахар… Нет того великолепного расположения вечерней звезды, вдруг появляющейся в пустоте горизонта, когда кажется, что это голова святого — звезда. Голова святого, идущего над землей, невидимого, голубого; и только видна его голова — в лучах, в нимбе, может быть, в короне. В конце концов, всегда можно проследить путь метафоры. Звезда, которую я принимал за голову святого, — это из воспоминания о трех волхвах. Ведь оно же первым делом должно родиться, когда думаешь об апреле, чаще всего связанном с Пасхой. У Владимира Нарбута[79] есть чудесные строчки об апреле.
Благословение тебе, апрель, Тебе, небес козленок молодой. Имеется в виду знак Агнца (тоже из связи апреля с Пасхой). «Небес козленок молодой» — это очень, очень хорошо. Правда, он потом исправил на «тебе, на землю пролитый огонь»… Будучи коммунистом, он не мог говорить так поэтически об Агнце. Конечно, нельзя сравнить, насколько небес козленок молодой лучше пролитого на землю огня. Это стихотворение вообще великолепное[80]. Какое-то странное, только поэту понятное, но волнующее нас настроение[81].
Мне хочется о вас, о вас, о вас Бессонными стихами говорить. Над нами ворожит луна-сова, И наше имя и в разлуке — три. Так, видя весну (апрель), он видит знаки зодиака — агнец, сова… Знаю, знаю, что сова не знак зодиака. Но почти, но могла бы быть. Во всяком случае, он населяет весеннее небо зверями. О, эти звериные метафоры! Как много они значат для поэтов! Образ звезды — головы святого — я взял не только из воспоминания о трех царях. Также был еще в Одессе поэт Семен Кесельман, о котором среди нас, поэтов, более молодых, чем он, ходила легенда, что его похвалил Блок… Этот Кесельман, тихий еврей с пробором лаковых черных волос, в коричневом костюме, писал: Мы… (забыл слово; ямб…) Мы (та-та, та-та), мы простые, но знает кормчий наш седой, что ходят по морю святые и носят звезды над собой!4/VIII-29 г.