10
Он говорил с каким-то странным раздражающим спотыканием. После каждой шипящей он прерывался, как будто должен был что-то проглотить, чтобы говорить дальше. И каждый раз передергивал челюсть.
— Ваш паспорт, — повторил Альберс и сглотнул после резкого окончания слова.
Я достал из кармана пиджака документ, и он долго, внимательно изучал его.
— Вы прибыли из Рио-де-Жанейро?
— Ради Бога, будьте человеком, господин Альберс! Что значит «похищена»?
— То и значит, что значит! Борьбы в квартире не было, но здесь стреляли. — Последнее слово было для него катастрофическим.
— Кто стрелял?
— Этого мы не знаем.
— Когда это случилось?
— Три дня назад. К вечеру. Около половины седьмого.
— Откуда вы это знаете?
— От малышки, — он махнул рукой. — Дочери портье.
— Марии?
— Да, немой. Она слышала выстрелы. Потом крики госпожи Лоредо о помощи. Девушка прибежала сюда, в квартиру, увидела погром в спальне и привела отца. Отец вызвал нас.
— И?
— Ничего. А госпожа Лоредо исчезла.
— Но выстрелы! Вы думаете, что ее застрелили?
— Может быть, — сказал он. — На ковре была кровь.
— На ковре?
Вокруг меня все закружилось с невероятной силой, застучало в висках. Я почувствовал, что мне плохо.
— На ковре в спальне, господин Голланд. Но это ни о чем не говорит. Может быть, ее только ранили и увезли.
Он утешающе добавил:
— Вы же знаете, как это бывает в Берлине.
У меня зашумело в ушах. Розы издавали назойливый гнилостно-сладкий аромат. Мне не хватало воздуха. Я круто повернулся, влетел в ванную комнату, и меня вывернуло наизнанку. От рвоты на глаза навернулись слезы. Я умылся холодной водой.
Перед зеркалом лежали моя расческа, бритва и зубная щетка. Все было на месте. Только Сибиллы не было. Ее похитили. Она исчезла. На ковре в спальне обнаружили кровь. Ковер я подарил ей на Рождество. Это был дорогой ковер с затейливым орнаментом. Сибилла исчезла. Я почистил зубы, сполоснул рот и протер одеколоном лоб. Когда я возвращался к Альберсу, то все время боялся споткнуться, ноги меня не держали.
Следователь по уголовным делам прошел в спальню. Здесь все выглядело как после землетрясения. Кровать была разворошена, столики и кресла опрокинуты. Разбитый ночник валялся на полу. Альберс стоял перед ним и таращился на осколки.
Из-за дурноты я хотел присесть на кровать, но в последний момент спохватился:
— Можно?
— Все уже сфотографировано, — кивнул он. — Садитесь. Эксперты тоже уже были.
— И?
— И ничего. Никаких следов. Масса отпечатков. Все — госпожи Лоредо. И, наверное, ваши.
— Наверное.
— А уборщица приходила?
— Раз в неделю.
— Я же говорю, куча отпечатков.
Я смотрел на постель. Она пахла духами Сибиллы, ее телом. Она пахла Сибиллой. Я поспешно отошел на другую сторону комнаты.
Альберс посмотрел на меня:
— Мы вызвали портье, пока вы… — Он замялся, подыскивая слова потактичнее: — Пока вы были в ванной. Он поднимется. С дочкой.
— Зачем?
— Чтобы рассказать вам, что случилось. Вам будет интересно. Портье сказал, вы были дружны с госпожой Лоредо.
— Мы хотели пожениться.
— Гадкая история, — сказал он, и эти слова почти сразили его.
— Вы простужены?
— Почему?
— Вы говорите с таким трудом.
— Новые протезы. Вставил неделю назад. Вы не представляете себе, какую они причиняют боль. Я не могу есть, только жидкое, — горько пожаловался он. — И в таком состоянии я должен являться на службу. У них нет сердца. Люди вообще бессердечны.
Он пососал во рту и демонстративно сплюнул:
— Они вообще не имеют представления о боли!
Сибилла исчезла.
Я думал: кто-то отнял у меня Сибиллу, хотя я оставил макубу. Хоть я молился всем возможным богам, в которых я не верю. Меня они защитили, Сибиллу — нет. Может быть, боги не помогли, потому что я в них не верю?
Я думал: но я верил в Сибиллу! Она была для меня тем, что для других религия или политика. Я был репортером. От меня никто не мог требовать, чтобы я верил в Бога или в политику. Ассистентка фокусника, скорее всего, тоже не верит в чудеса, хотя в своего патрона она, возможно, еще верит. Каждый должен во что-то верить — это я давно понял. Я выбрал Сибиллу. Все было так хорошо, я верил, что и дальше будет так же.
Мой взгляд упал на темное пятно на полу:
— Это кровь?
Альберс кивнул:
— Эксперты проверили. Это ее кровь. С этими похищениями всегда так. Револьвер. Или хлороформ. Или по черепу.
Я пристально посмотрел на него.
— Простите, — сказал он. — К таким вещам привыкаешь.
Он, полный сочувствия к себе самому, ощупал свою челюсть. Снаружи послышались шаги. Потом голос портье позвал Альберса.
— Идите сюда!
Портье Вагнер вошел в спальню. Его немая дочь, не поднимая глаз, сделала книксен. На меня она не смотрела, она ни на кого не смотрела.
— Здравствуйте, господин Голланд, — сказал Вагнер.
На нем был накинут непромокаемый плащ-накидка. В его голосе звучала сердечность:
— Мои соболезнования, господин Голланд!
К этому я еще не был готов. Моему горю еще не хватило времени, чтобы разрастись, заполнить меня целиком, а я уже получал соболезнования, как если бы было установлено, что Сибилла не только пропала, но и мертва. Застрелена. Как будто уже не было сомнений в том, что ее больше нет среди живых.
Я выдавил из себя:
— Здравствуй, Мария.
Немая издала короткий лающий звук.
Альберс сказал:
— Сейчас я расскажу господину Голланду, как все было, и, если будет правильно, ты кивнешь.
Мария кивнула. На ней был дешевенький линялый джемпер в зелено-розовых тонах и синяя юбка на лямках. Груди выпирали из реденького джемпера. Она стояла съежившись, стесняясь своего тела. Длинные ноги были голые от колен. На них были скатанные шелковые чулки и стоптанные сандалии. На какое-то мгновение она подняла голову и посмотрела на меня. Ее глаза были затуманены и тревожны, лицо бледно.
— Ты часто бывала у госпожи Лоредо, да?
— Ррр… хрр… — Мария кивнула.
То, что она изрыгнула, было своеобразным признанием в любви.
— Когда она бывала одна, ты ее часто навещала. В основном после обеда.
И снова прекрасный девичий рот с давящей пиявкой в глотке тщетно попытался сформировать слова, и только кивок подтвердил: да, Мария часто бывала у госпожи Лоредо. Сибилла читала ей вслух, показывала картинки, ставила пластинки. Мария очень привязалась к Сибилле.
Альберс продолжал. Каждая его фраза подтверждалась кивком Марии. Из его сообщения следовало, что девятого февраля в сумерках Мария играла на льду замерзшего озера, когда вдруг услышала три выстрела.
— Так, Мария?
— Ррр… хрр!..
— Да, так.
За выстрелами последовал крик о помощи. Кричала женщина. Мария сразу узнала этот голос. Это была дорогая госпожа Лоредо. Так быстро, как только было возможно, Мария понеслась по льду через озеро к дому. Дверь квартиры была распахнута. Мария побежала в спальню. Там было пусто. Госпожа Лоредо исчезла.
— Так, Мария?
Девушка издала полный муки крик и схватилась за меня. Она истошно кричала и судорожно кивала головой. Столько муки, столько боли, которые не могли найти выход в словах! Столько муки, столько боли! Я автоматически погладил ее по голове.
Вагнер продолжил тихим голосом:
— Ну да, и тогда она позвала меня, господин Голланд. Мне сразу стало ясно, как только я вошел в комнату, госпожу Лоредо похитили.
— Каким образом вам все сразу стало ясно?
— Ну, весь этот разгром, господин Голланд, выстрелы, кровь. Раньше я жил на Потсдамской площади. Из нашего дома тоже однажды похитили одного человека, по имени Леберехт. Так там было то же самое. Крики, стрельба и кровь на лестнице. — Он погрузился в воспоминания. — Леберехта-то застрелили.
— Да, — покачал он головой, — вот так-то, Господи, да…
— И что, никто не видел?
— Никто.
— И что вы сделали?
— Запер квартиру и побежал в полицию.
— А почему не позвонили? — спросил я.
— Господин Вагнер не мог позвонить, — ответил Альберс. — Похитители вырвали розетку.
— Но час назад, — начал я, но Альберс прервал меня:
— Вчера телефон починили.
У них на все был ответ. Сибилла исчезла — что бы я ни предпринимал, о чем бы ни спрашивал. Сибилла похищена — они приводили все новые тому доказательства. Кажется, они уже все решили между собой — Сибилла похищена.
— Я побежал в полицейский участок на Бисмаркплац, — между тем вещал с поклоном портье. — Это в двух шагах отсюда, вы знаете, господин Голланд. Сначала до Йоханнаплац, потом за угол и дальше на Каспар-Тейс-штрассе, а затем…
— Господи, я знаю, где находится полицейский участок! Дальше!
— Я вернулся с двумя полицейскими, господин Голланд.
Меня отвлек какой-то шорох. Причиной его была Мария. Мария плакала. Ее плач был еще ужаснее крика. Я не знаю, видели ли вы когда-нибудь, как плачут немые. Это ужасно.
— Пожалуйста, — сказал я, — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, прекрати плакать, Мария!
Мне вспомнилась одна история, которую я когда-то читал, история одного немого, которого тиран так жестоко мучил, что тот кричал. Это была история человека, который был лишен языка и все-таки нашел звуки, чтобы выразить непереносимую муку, которую он испытывал. Что это был за человек, и что за деспот? Не помню. Столько было тиранов и столько мучеников, которых пытали! Может быть, эта история мне просто приснилась или я видел ее на сцене.
Я сказал:
— Это невозможно. Этого не может быть. Кому надо было похищать госпожу Лоредо?
— Об этом мы вас и спрашиваем, — сказал Альберс.
— Я не знаю! — закричал я. — Что вы на меня так смотрите?! Думаете, я в этом замешан?
Следователь ответил:
— Мы в Берлине, господин Голланд. В Берлине происходит множество подобных преступлений. Конечно, это пока нераскрытое преступление. Но мы его непременно раскроем.
Он сказал это в никуда, важно и с патетикой.
— На лестничной клетке тоже кровь, — с чувством сказал портье.
Казалось, он был рад вставить словечко.
— На стене, — подтвердил Альберс.
— И вы не напали ни на какой след?
— Мы ждали вас, господин Голланд. Возможно вы сможете нам помочь в дальнейшем расследовании.
Снаружи послышался шум и мужской голос прокричал:
— Можно узнать, долго ли мне еще ждать?!
Это был шофер. Я напрочь забыл о нем.
— Принесите наверх мой багаж, — ответил я.
— Если вы не против, мы можем на вашем такси сейчас же поехать в участок.
— Зачем?
— Комиссар хотел с вами встретиться. Я должен доставить вас сразу, как только вы появитесь.
Мы так и сделали, когда таксист принес в квартиру Сибиллы мой чемодан и пишущую машинку. Я шел под дождем на улицу по дорожке из гравия, как это часто бывало, когда рядом со мной была Сибилла. Ключ от ее квартиры звякал в кармане моего пальто. Постепенно темнело, плыли низкие облака. Где-то высоко над ними летел следующий самолет. Я слышал шум его моторов.