43

Строго говоря, было еще утро, когда Спенсер Лагергрен пришел в паспортный отдел управления полиции на Кунгсхольмсгатане. Покосившись на Сагу в коляске, он подумал, что они находятся в двух шагах от Фредрики. Однако у него не возникло мысли подняться и навестить ее. Беседа с полицейским, который побывал у Эвы, напугала Спенсера. Если раньше его подозревали в сексуальных домогательствах, то теперь он стал подозреваемым в убийстве. Иначе с какой стати они стали бы расспрашивать о той проклятой конференции, которая в каком-то смысле обеспечивала ему алиби?

Вероятно, его подозревают даже в нескольких убийствах.

На радио и телевидении пышным цветом цвели неподтвержденные слухи, что в Мидсоммаркрансене якобы нашли еще один труп. Маловероятно, чтобы полиция подозревала бы его в одном убийстве и не подозревала в другом. Спенсер не знал, что и подумать; более всего ему хотелось, чтобы вся эта история оказалась дурным сном и он мог поскорее проснуться.

До него в очереди было четыре человека – авось он успеет сделать свое дело, пока не проснулась Сага.

Тревога отдавалась болью во всем теле, ощущение катастрофы нарастало с каждым днем. Он понимал, что с самого начала должен был поговорить с Фредрикой. Оказать ей истинное доверие, положиться на то, что она поверит ему.

Тревога перерастала в гнев. Не ему одному следовало бы раскрыть свои карты. Фредрика спросила его напрямую, знал ли он Ребекку Тролле, а потом отвернулась, сделав вид, что задала этот вопрос без всякого повода.

Что-то во всей этой истории не сходилось.

Как она решалась на целый день оставить с ним свое единственное дитя, если втайне подозревала, что он лишил жизни несколько человек? Распилил тело молодой женщины на части, утащил в лес, бросил в землю и ушел восвояси…

Похоже, мы ничего друг о друге не знаем.

Он любил вспоминать их первые свидания – в те времена, когда оба они были менее испорчены, а их отношения спонтанны. Они виделись, когда было время, желание, возможность. Их связь была и невинной, и грехов ной: невинной – потому что строилась на редкой искренности; греховной – потому что Спенсер был женат.

У них было так много общего – интересы и ценности. В тех немногих случаях, когда взаимопонимание подводило, любовь залечивала все раны. Взаимная зависимость, потребность друг в друге все больше связывала их, заставляла встречаться все чаще и чаще. Они шли на риск, ставили коллег Спенсера в двусмысленную ситуацию, когда Фредрика ненавязчиво появлялась с ним в поездках, прокрадывалась в его номер, спала в его постели.

Прошло уже два года с тех пор, когда она поставила вопрос ребром, заявив, что хочет ребенка. Она задумала усыновить китайского малыша и вырастить в одиночку. Без него. Оправившись от потрясения, он сказал то, что думал. Если она хочет ребенка, он с удовольствием ей его подарит.

Подарит. Как букет цветов.

Казалось, эти слова пришли из другого века. Однако она согласилась, сказав, что никакого другого мужчину она так не хотела бы видеть отцом своего ребенка. Словно у нее было несколько кандидатур на выбор.

Очередь подошла, и Спенсер очнулся от своих мыслей. Ведь он срочно назначил встречу с адвокатом, разъяснил ему свое видение ситуации.

– Как, черт подери, тебя угораздило вляпаться во все это дерьмо? – побледнев, произнес Уно.

«Понятия не имею», – только и мог бы он ответить. А друг ничего не сумел посоветовать. Спенсеру придется выждать: если его всерьез подозревают в убийстве, то вызовут на допрос. Возможно, задержат, если сочтут опасным. Скорее всего, именно так они и поступят, учитывая тяжесть преступлений.

Энергии у него только прибавилось. После встречи с адвокатом Спенсер пошел прямиком домой и достал паспорт. Ему все это надоело, – если петля на шее затянется слишком туго, он покинет страну. Временно. Ради душевного покоя.

Но оказалось, что срок действия паспорта истекает через несколько месяцев, а это существенно ограничивало количество стран, в которые он мог уехать. Окончательно запутавшийся во всей этой истории, он решительно направился в полицию и заказал себе новый паспорт.

Как последний выход, если это понадобится.

Вернувшись в управление, Алекс и Петер разошлись по кабинетам. Петер включил компьютер, стал просматривать почту. К нему зашла Фредрика – неподвижное лицо, печальные глаза. Петер почувствовал, что не имеет права спрашивать, что произошло, – пока сам готовится допрашивать ее сожителя.

– Хелена Юрт, – сказала Фредрика.

– Так это она купила золотые часы? – Петер ощутил новый прилив энергии.

Фредрика кивнула:

– Мне удалось вычислить ее с помощью председателя жилищного совета и даже получить ее нынешний адрес. Она живет возле парка Витабергспаркен на Сёдере.

– Ты звонила ей? – Петер оживился, подался вперед, желая узнать больше.

– Я собираюсь туда. – Она помолчала, потом добавила: – Может, поедешь со мной?

За те два года, что они проработали вместе, она ни разу не делала ему таких предложений.

– Само собой, – ответил он. – С удовольствием.

Закончив то, чем занимался, он заглянул к Алексу сказать, куда они направляются.

– Хотя у нас с тобой было еще одно дело, – напомнил Алекс.

Спенсер Лагергрен.

– Может быть, займемся им попозже?

Алекс не стал возражать. Как и Петеру, ему совершенно не хотелось подходить к вопросу, какова роль Спенсера в деле.

– О чем шла речь? – спросила Фредрика, когда они шли к машине.

Петер ненавидел чувствовать себя Иудой, слова застревали в горле, когда он пытался выговорить явную ложь.

– Да так, ничего особенного.

Пожалуй, Фредрика могла бы подрабатывать ясновидящей, если бы ей пришло в голову уйти из полиции. Петер чувствовал, что ее взгляд буравит ему спину, понимал, что она не поверила.

Надо срочно как-то загладить ситуацию. Он обернулся к ней:

– Правда ничего особенного.

– Я поняла.

В машине повисла напряженная тишина. Дома вдоль дороги, совершенно чистое голубое небо и солнце, куда более яркое, чем можно себе представить в это время года.

Машина выехала на мост Вестербрун, пересекая район Сёдермальм.

– Не хочу ехать через шлюз, там сейчас наверняка пробки, – пробормотал Петер.

Фредрика не ответила. Ее менее всего интересовало, какой он выбрал путь.

Исподтишка наблюдая за ней, он пытался прочесть ее мысли. Хотелось попросить прощения, но он толком не знал, как и за что. Вот и дом, где, по их данным, проживала Хелена Юрт. В реестре учета населения значилось, что она одинока и не имеет детей. Когда-то была замужем, но только до 1980 года, а насчет мужа было указано, что он эмигрировал год спустя.

Эмигрировал. И Петер, и Фредрика обратили внимание на это странное слово, будто ждали увидеть: «был убит и зарыт в землю». Если он действительно считался покинувшим страну и не имел никаких связей в Швеции, то становилось понятно, почему никто его не разыскивал.

– Нам нужны имена друзей и знакомых, – сказала Фредрика, пока они поднимались по лестнице. – Его можно как-то выследить!

– Ты не думаешь, что мы нашли именно его?

– Я думаю, что мы нашли его часы. Если, конечно, Хелена купила часы ему, начнем с этого. Но мне все же странно, что человек, которого считают эмигрантом, может уже тридцать лет как быть покойником и никто не спохватится.

Петер стиснул зубы, подавляя желание взлететь вверх по лестнице бегом.

Хелена Юрт – очень старая женщина, ей к восьмидесяти. Велик риск, что она не сможет оказать им той помощи, на которую они рассчитывают.

«Одинокая, – подумал Петер, когда они позвонили в дверь. – Она должна быть чертовски одинока».

Дверь медленно открылась, на пороге возникла дама – богемное существо без возраста. Одежда на ней была таких ярких цветов, что делалось больно глазам.

Петер предоставил Фредрике вести разговор: представиться и изложить суть дела.

– Нас интересует, видели ли вы раньше вот это.

При виде золотых часов на ладони у Фредрики Хелена невольно попятилась:

– Где вы их нашли?

– Может быть, мы сначала войдем?

Квартира выглядела потрясающе: потолки высотой метра четыре с барельефами, белые стены, роскошный паркетный пол. Несколько скромных произведений искусства на стенах, пара личных фотографий. Дизайнерские шторы и настоящие персидские ковры на полу заставили бы мать Петера позеленеть от зависти.

Хелена Юрт провела их в гостиную, предложила сесть на большой диван, развернутый к окнам, а сама опустилась в кресло напротив.

Фредрика протянула ей часы и внимательно наблюдала за Хеленой, пока та их разглядывала.

– Мы обнаружили это в земле в Мидсоммаркрансене.

– В земле? – Хелена приподняла брови.

– Вы наверняка слышали об этом в новостях, – сказал Петер. – Поначалу, на прошлой неделе, там было обнаружено тело молодой женщины. Ее звали Ребекка Тролле.

– А еще вы обнаружили тело мужчины. – Хелена откинулась на спинку кресла.

– Да, и его личность нам не удалось установить, – тихо и деловито продолжал Петер. – Но неподалеку от него были найдены эти часы, и мы предполагаем, что они попали в землю одновременно с ним.

– И вы думаете, что часы могли принадлежать мужчине?

– Да, – ответила Фредрика.

Хелена Юрт взвесила часы на руке – кажется, унеслась в мыслях куда-то далеко. Очевидно было, что эта вещь пробудила в ней воспоминания, и Петер уже не сомневался, что часы приобрела она.

– Я купила их в тысяча девятьсот семьдесят девятом году, – сказала она. – Моему тогдашнему мужу, Элиасу Юрту. Это был подарок ему на пятидесятилетие. По случаю юбилея мы устроили тогда большой прием, пришло множество народу.

Хелена поднялась, достала с полки фотоальбом. Наблюдая за ней, Петер отметил, что она движется куда грациознее других восьмидесятилетних дам, которых ему доводилось встречать.

Она положила перед Петером и Фредрикой раскрытый альбом, показывая снимок Элиаса Юрта, сделанный в день его пятидесятилетия. Это был высокий статный мужчина с суровым лицом. Часы были у него на руке.

– Все те годы, что мы прожили вместе, Элиас отличался мрачным настроением. Возможно, его мучила наша бездетность, но я подозреваю также, что он страдал депрессией. В те времена психиатрия находилась не на том уровне развития, как сейчас. Люди не обращались за помощью только потому, что у них плохое настроение, а стискивали зубы и шли дальше.

Петер разглядывал фотографию Элиаса Юрта – лицо казалось знакомым.

– Чем он занимался?

– Он был адвокатом.

Похоже, она хотела добавить что-то еще, но предпочла промолчать.

– Где он сейчас? – спросил Петер.

Хелена посмотрела на часы, которые по-прежнему держала в руке:

– Он уехал в Швейцарию через год после развода, в тысяча девятьсот восемьдесят первом году. – Она подняла глаза и посмотрела на Петера. – Однако вы думаете, что именно его нашли в земле Мидсоммаркрансена?

– Мы это предполагаем, но не уверены. Теперь, когда вы сообщили нам имя владельца часов, мы надеемся подтвердить его личность при помощи зубоврачебной карточки.

Хелена отложила часы, вид у нее был задумчивый. «Не похоже, чтобы она сильно расстроилась», – подумал Петер.

– Вы с ним поддерживали связь после того, как он уехал в Швейцарию? – спросила Фредрика, словно прочтя его мысли.

– Нет, мы совсем не общались.

– Когда вы видели его в последний раз?

– В феврале восемьдесят первого. Он пришел ко мне на нашу старую квартиру и сказал, что собирается за границу.

– Вы удивились?

– Да. Раньше он никогда не говорил о подобных планах.

– Он не объяснил, почему собирается уезжать?

Улыбка промелькнула на лице Хелены и исчезла так быстро, что задним числом Петер не взялся бы утверждать, что действительно ее видел.

– Нет. А после того, как уже было сказано, мы не поддерживали связь.

Фредрика выпрямилась, положив руки на колени, молча размышляя над тем, что ей стало известно об этой паре из служебного реестра полиции.

– Разве это не странно? Все же вы были женаты более двадцати лет. Он больше ни разу не приезжал в Стокгольм? Вы не переписывались?

Лицо Хелены приобрело задумчивое выражение.

– Не знаю, с какой стати я должна оправдываться и объяснять, почему я и мой бывший муж не поддерживали связи после того, как он покинул страну. Но мы действительно не общались после развода, собственно, и тогда, когда он все еще жил в Стокгольме. Мне кажется, расставание нам обоим пошло на пользу.

Но почему разводится пара, прожившая вместе более двадцати лет? Что могло настолько рассорить их, что они совсем перестали общаться? Петер подумал об Ильве и их временном разъезде. Не будь мальчиков, неужели они совсем прервали бы все контакты? Ему было сложно это себе представить.

– Почему вы развелись? – спросил он, надеясь в душе, что вопрос не будет воспринят как слишком нескромный.

– По разным причинам. У нас больше не оставалось общих интересов и ценностей. С годами он выработал мировоззрение и стиль жизни, которые оказались мне чужды.

– Так это вы выступили инициатором развода? – спросила Фредрика.

– Да, именно так.

Петеру почудилось нетерпение в голосе Хелены, которой уже стали надоедать их слишком личные вопросы. Он решил сменить направление разговора.

– У Элиаса были враги?

Хелена сняла ворсинку с брючины.

– Мне, во всяком случае, о таковых не было известно.

– Мы спрашиваем, потому что он был адвокатом, – проговорила Фредрика. – Может быть, кто-то из клиентов затаил на него обиду?

– Настолько, что убил его и закопал в Мидсоммаркрансене?

Фредрика не ответила.

– Нет, – сказала Хелена. – Таких врагов у него не было.

– Он работал в каком-то адвокатском бюро, или у него было собственное?

– У него было собственное бюро, и оно состояло из него одного.

– Были ли у вас общие друзья, с которыми он потенциально мог продолжать общаться после отъезда за границу?

Хелена покачала головой.

– Ничего не могу сказать по этому поводу. Наши общие друзья при разводе показали, что они его друзья, – сказала она сухо. – Но все годы нашей совместной жизни он оставался человеком замкнутым и необщительным, так что это, возможно, были ничьи друзья.

Петер видел, что Фредрика делает пометки в своем блокноте, который всегда носит с собой. Строго говоря, у них остался всего один вопрос.

– Ребекка Тролле. Вы с ней когда-нибудь встречались?

– Вы имеете в виду ту девушку, которую нашли убитой? – Впервые его вопрос вызвал у Хелены живую реакцию. – Нет, точно нет.

– Вы совершенно в этом уверены? – переспросила Фредрика.

– Да, уверена.

Ни в ее голосе, ни в словах не было и тени сомнения. Петера раздражало, почему он никак не может вспомнить, где мог раньше видеть Элиаса Юрта.

– Тогда не будем вам больше надоедать, – произнес он. – Вы позволите нам взять с собой фотографию вашего мужа?

Когда они вернулись в управление, Фредрика двинулась в сторону своего кабинета, а Петер направился к Алексу. Он намеревался вернуться к теме Спенсера Лагергрена и обсудить, как выстроить рабочий день. Увидев, куда он идет, Фредрика последовала за ним.

– Мне нужно обсудить с Алексом одну вещь, – проговорил Петер и остановился.

Он заметил, как изменился ее взгляд. До визита к Хелене вид у нее был усталый и озабоченный, потом в процессе допроса она казалась оживленной и четко мыслящей. Теперь же она как будто снова увяла.

– По поводу?

– Одну вещь, которую мы обсуждали с ним раньше.

Петер чувствовал, что его загнали в угол, и страх уже готов был смениться раздражением. Рефлекторный защитный механизм, от которого психолог советовал ему избавиться.

– И о которой не положено знать мне и другим членам группы?

Петер не знал, что сказать.

Глаза Фредрики заблестели. Казалось, что-то в ней оборвалось, она перестала сопротивляться неизбежному.

– Речь идет о Спенсере?

Петер замер, поднял голову и посмотрел ей в глаза.

Услышав их голоса, Алекс вышел в коридор.

– Что-то случилось?

– Меня тоже интересует этот вопрос, – ответила Фредрика.

В повисшей за этим напряженной тишине Петер внезапно вспомнил, где он видел ранее Элиаса Юрта.

– Вспомнил! Элиас Юрт входил в киноклуб Теа Альдрин!