* * *

И сиятельного вельможу из бывших, при полном параде, в тронутом молью придворном мундире, и неведомо как залетевшую сюда какую-нибудь подержанную штабс-капитаншу, срочно наверстывающую возможности утраченной молодости в захолустном российском городишке, и сорокалетнего гарсона в захудалых провонявшихся номерах где-нибудь на пляс Пигаль, чудом избежавшего большевистской пули под Перекопом и сейчас гордо несущего на груди уже вовеки никому не нужные свои боевые офицерские награды, – всех их объединило здесь детское наивное желание закрыть глаза перед неизбежно надвигающимся мраком и на какое-то время вообразить, будто вовсе и не было никакой революции, заставившей их искать прибежища на чужбине, а они по-прежнему занимают видное положение в обществе и так же благополучны, состоятельны и счастливы.

Но русская речь звучит теперь на балу гораздо чаще, чем в те годы, когда они встречались в России, и, обращаясь друг к другу, особенно звучно и с очевидным наслаждением они выговаривают звонкие полные титулы, так ласкающие слух и давно вышедшие из употребления здесь, во Франции.