Вечером Василий Петрович Штерн сидел на летней площадке ресторана «Веселая креветка» и пил темное пиво. Пил он не один, а в компании молодого человека, одетого в рясу. Человека этого звали Андрей Берсенев, он был дьяконом и добрым знакомым Василия Петровича. Отец Андрей жил в Чудовске уже два месяца. А приехал он сюда для консультаций, касающихся реконструкции старинной церкви Преображения Христова, которую городские власти взялись восстанавливать, для чего собрались снести ряд построек, в которых один местный архитектор разглядел древние катакомбы. Ситуация была щекотливая. Посовещавшись, городские власти обратились в Московский Патриархат с просьбой прислать им знающего и дельного человека, дабы он на месте разрешил все их сомнения. Этим человеком и был отец Андрей. Через несколько дней срок командировки дьякона истекал, и в Чудовске нашлось бы немало людей, для которых это было неприятной новостью. Что и говорить, молодой дьякон умел располагать к себе людей. Вот и сейчас он смотрел на Василия Петровича дружелюбным и мягким взглядом, от которого эксперту делалось как-то легче на душе. – У вас усталый вид, – сказал отец Андрей, отмечая бледность лица Василия Петровича и его припухшие, покрасневшие веки. – Тяжелый день, – со вздохом ответил Василий Петрович. – Вы, конечно, слышали о наших бедах? – Вы имеете в виду самоубийство Бородина? – Да. И не только. Сегодня ночью скончался судья Трофимов. – Да что вы! – тихо воскликнул дьякон. Судмедэксперт вздохнул. – Вчера – Бородин, сегодня – Трофимов, – пробормотал он задумчиво. – Первый выстрелил себе в рот, второй умер от сердечного приступа. – Что ж, прискорбно, но такое случается, – заметил дьякон. Штерн медленно покачал головой. – За два дня две громкие смерти. Мне это не нравится. Все это неспроста, вот что я вам скажу. – Что вы имеете в виду? – вежливо спросил дьякон. Эксперт отхлебнул пива и облизнул губы. – Я не вправе вам это говорить, дьякон… Тайна следствия и все такое. – Понимаю. – Но я скажу. По секрету. Потому что знаю – дальше вас эта информация не пойдет. Ведь так? Дьякон вежливо склонил голову. – В желудке Бородина, – вновь заговорил Штерн, несколько одушевляясь, – я обнаружил шахматную фигуру! Конечно, это ни о чем не говорит, но… Согласитесь, довольно странно найти шахматную фигуру в желудке человека, который два часа назад выстрелил себе в рот. Щеки отца Андрея слегка порозовели, но он ничем не выразил своего удивления. – Я правильно понял? – спокойно спросил он. – Вы действительно нашли в желудке у Бородина шахматную фигуру? – Да, черт возьми! – воскликнул Штерн, но тут же вздрогнул, словно испугался своего голоса. – Это был черный слон, – продолжил он почти шепотом. – Шесть с половиной сантиметров высотой. Дьякон нахмурился. – Как, по-вашему, эта фигура попала к Бородину в желудок? – спросил он. – Уверен, что естественным путем, – ответил Василий Петрович. – Бородин ее проглотил. Оба помолчали. – Шесть с половиной сантиметров, – задумчиво проговорил отец Андрей. – Проглотить такую махину нелегко. – Я вам об этом и говорю, – кивнул судмедэксперт. – Случается, конечно, что люди глотают ложки, но это большая редкость. Мне самому приходилось находить в желудках у трупов монеты, спички и пуговицы. Но чтобы шахматную фигуру… – Из чего она была сделана? – осведомился отец Андрей. – Из мрамора, – ответил Штерн. – Обыкновенный мраморный слон черного цвета. Штерн отхлебнул пива и поморщился. – Ну вот, уже согрелось, – произнес он расстроенным голосом. – За это я и не люблю пиво. Уж лучше коньяк. Тот, по крайней мере, ничего не теряет, когда согревается в руках. – Да, это, как минимум, необычно, – задумчиво проговорил отец Андрей, глаза у которого азартно заблестели. – Необычно? – Эксперт усмехнулся. – Я еще не рассказал вам про судью Трофимова. – Про судью? Так ведь он умер от сердечного приступа. Вы сами это сказали. – Верно, сказал. Но я не сказал вам про… коня. – Про коня? Василий Петрович вздохнул: – Именно так. Про черного шахматного коня, которого я достал изо рта судьи. Дьякон цепко прищурился. – Вы уверены, что это был сердечный приступ? – быстро спросил он. – Не знаю. На первый взгляд все выглядело абсолютно естественно. Человек умер от сердечного приступа. Все признаки, как говорится, на лице. На столе стояли стакан и упаковка валидола. Двух таблеток не хватало. Вскрытие показало, что первоначальный диагноз был правилен… Все бы хорошо, кабы не шахматный конь во рту. – Черный конь, – заметил дьякон, как будто это имело какое-то значение. – Кроме коня, в комнате было еще что-нибудь подозрительное? – Ну… – Штерн пожал плечами. – В углу комнаты валялась таблетка цитрамона. А в аптечке Трофимова цитрамона не было. Да и зачем ему цитрамон, он даже похмельями никогда не страдал. Это, конечно, ни о чем не говорит, но все же… – Вдруг эксперт покачнулся и хлопнул себя ладонью по луб. – Вот болван! Про главное-то я позабыл! Судья Трофимов был педант и аккуратист. Он боялся инфекции и мыл руки с мылом десять раз на дню. А когда я осматривал его лицо, я нашел на лбу, прямо у корней волос, надпись, сделанную чернилами! Отец Андрей слегка подался вперед, как охотник, почуявший добычу, и быстро спросил: – Что там было написано? – Четыре цифры, – ответил Штерн. – Два, семь, два, девять. Да у меня с собой есть фотография. Могу показать, если интересно. – Очень интересно! Эксперт, порывшись в сумке, достал лист бумаги и протянул отцу Андрею. – Вот, взгляните. Дьякон взял листок и внимательно изучил надпись – 27–29. – Так говорите, это фотография? – уточнил он. – Да, – ответил эксперт. – Родственники и друзья судьи ее, конечно же, видели? – Конечно. Но никому из них эти цифры ни о чем не говорят. Дьякон задумчиво подергал пальцами нижнюю губу, затем как-то странно посмотрел на фотографию и стал делать совершенно невероятные вещи. Он убрал с маленького, никелированного подноса солонку, перечницу, потом вытер поднос бумажной салфеткой и поднес его к листку с цифрами. Василий Петрович следил за манипуляциями дьякона с нескрываемым удивлением. – Что вы делаете? – поинтересовался он. – Следственный эксперимент, – ответил отец Андрей. – И в чем его суть? – Сейчас узнаете. – Дьякон половчее приладил поднос к фотографии и сказал: – Василий Петрович, взгляните на поднос! Эксперт посмотрел на сверкающий, как зеркало, поднос. – Обыкновенный поднос, – сказал он. – Не вижу в нем ничего странного. А в чем дело? – Надпись, – нетерпеливо проговорил отец Андрей. – Смотрите на отражение надписи. Эксперт чуть наклонился и прищурился. – Все равно ничего не понимаю, – сказал он. – Да ведь это никакие не цифры! Это обыкновенная запись шахматного хода! е5—f5! – В самом деле… – забормотал старик, вглядываясь в поднос. – О господи, я вижу! – Он поднял на дьякона морщинистое лицо и взволнованно пробормотал: – Это что же… Выходит, опять шахматы? Дьякон улыбнулся, поставил поднос на место и выстроил на нем специи. – Что ж, Василий Петрович, похоже, вы были правы в своих догадках, – сказал отец Андрей. – У Бородина – шахматный слон в желудке. У судьи Трофимова – конь во рту плюс запись шахматного хода. Вы говорите, судья был аккуратист? – Страшный! – И тем не менее эту надпись он не смыл. Не заметить он ее не мог, так? – Так, – убежденно кивнул Штерн. – Значит, он оставил ее на лбу намеренно! Более того – он и сделал ее намеренно! Но почему надпись сделана задом наперед?.. А, понимаю! Трофимов боялся, что кто-то из недругов разгадает его загадочное послание, и намеренно зашифровал его, так? Дьякон улыбнулся и покачал головой. – Нет, Василий Петрович, дело не в этом. – Тогда в чем же? – Судья ничего не писал у себя на лбу. – Вот как? – еще больше удивился Штерн. – Вы полагаете, что это сделал кто-то другой? – Я полагаю, что шахматные ходы были записаны на листке бумаги, – ответил дьякон. – Кто-то записал ход на листке, а потом приложил листок ко лбу судьи. – Но зачем? – удивился судмедэксперт. – Зачем он это сделал? – Затем же, зачем вложил ему в рот шахматного коня. Это знак. Подсказка. Напоминание. Если мы узнаем, что значит этот конь, мы узнаем мотив преступления. А если узнаем мотив – найдем преступника. У бедного Василия Петровича вытянулось лицо. – Неужели вы думаете, что это убийство? – спросил он хриплым шепотом. – А разве вы не на это намекали? – спросил, в свою очередь, отец Андрей. – Когда говорили, что две эти «естественные» смерти кажутся вам подозрительными? Штерн вздохнул, сдаваясь. – Вы правы, дьякон. Мне это казалось странным. Но то, что вы говорите, еще более странно. Странно и… ужасно, – дрогнувшим голосом добавил старик Штерн.1