5

Оставшиеся у входа в пещеру люди ждали, что скажут их вожаки. Мутури ва Кахония Майтхори выступил первым.

— Друзья, или нет, пожалуй, назову вас сородичи, ибо все, кто собрался здесь, принадлежат к одному роду — роду рабочих. Вы вдоволь налюбовались тем, что здесь происходило. Толстопузые вздумали нас хулить. А ведь у них такие животы вовсе не потому, что они ждут детей, вздулись они не от недугов. Их распирает от нашего пота и крови. Их чрева бесплодны. Мы, рабочие, строим дома, но въезжают в них другие, а строители остаются под дождем. Мы шьем одежду, которая достается другим, и те щеголяют в ней; портные же ходят нагишом. Мы растим хлеб, но едят его другие, а у хлеборобов по ночам в животах урчит с голодухи. Смотрите, мы возводим отличные школы, но учатся в них не наши дети. А наши роются в помойках — ищут объедки. Сегодня мы решили наконец заявить о своих правах. Мы отказываемся быть горшками, в которых другие варят кашу… — сказал в заключение Мутури и скромно подался назад. Толпа устроила ему овацию, женщины криками выражали восторг.

Следующим оратором был предводитель илморогских студентов. Увидев его, Вариинга испытала странное чувство. Возможно ли? Мутури спас ее от смерти под колесами поезда в Накуру, а этот молодой человек только вчера вытащил из-под автобуса в Найроби. Теперь они выступают друг за другом.

— Мы, студенческая община Илморога, а также школьники начальной и средней ступени, полностью поддерживаем справедливую борьбу рабочих против системы современного грабежа. Рабочие идут в авангарде борьбы с неоколониализмом — последней стадией империализма. Когда илморогские рабочие узнали о готовящемся сборище местных и иностранных воров, они сообщили об этом нам.

Студенты долго раздумывали над тем, что бы такое сделать, чтобы проявить свою солидарность с рабочими. И было решено напечатать разоблачительные карточки, чтобы людям стала ясна подлинная суть затеи с конкурсом. Это и впрямь бал Сатаны, дьявольская выдумка. Сомкнем же наши ряды в справедливой битве против кровопийц и душегубов, против всех преступлений империализма и неоколониализма. Вместе с рабочими будем возводить дом, в котором заживут все строители. Нет лучшего применения нашим знаниям, чем поставить их на службу народу. Мы, студенты, не хотим отставать от трудящихся, вместе с ними прогоним сатану и его присных!

Ему тоже громко хлопали.

Третьим взял слово представитель илморогских рабочих. На нем была длинная шинель и островерхая шапка, которую он стащил с головы, прежде чем заговорить. В волосах его пробивалась седина.

— Во-первых, — начал он, — позвольте воздать должное отважным студентам университета и учащимся окрестных школ. Если наша молодежь сложит оружие, родина останется беззащитной. Что тогда станет со страной? Мы приносим благодарность всем тем, кто откликнулся на наш призыв о помощи. Хочу теперь сказать одно лишь словцо, задать всего один вопрос. Есть два вида единства: единство рабочих и единство богачей. На чьей вы стороне? Чьи принципы вы поддерживаете, ибо у каждой из сторон свое учение?

Гимн богачей и империалистов звучит так:

Рабочий катехизис звучит иначе:

Оратор запел, другие подхватили, их голоса взмыли в могучем хоре. Кто-то тронул Вариингу за плечо. Она оглянулась — это был Мутури. Она пошла за ним в укромное местечко позади пещеры.

— Послушай, — заговорил Мутури, вглядываясь в лицо Вариинги, словно желал прочесть все ее сокровенные тайны, — могу я довериться тебе, дать кое-что на хранение до завтра?

— А что именно? — спросила Вариинга.

— Железную трубу, извергающую смертельный огонь и дым, — сказал Мутури, по-прежнему наблюдая за Вариингой.

"Что ж в этом особенного?" — подумала она, а вслух сказала:

— Давай, но только завтра ты ее заберешь.

— В моем распоряжении считанные минуты, — заторопился Мутури. — Я наблюдал за тобой вчера в матату и сегодня в пещере и решил, что тебе можно доверить наш рабочий секрет. После того как мы расстались на дороге, рабочие пришли сюда и дали бой ворам. Видела, какая сила — рабочее единство? Воры были вооружены, но ни один из них не смог пустить оружие в ход — их напугал грозный вид демонстрантов. Только Кихаху ва Гатхика попытался выстрелить в меня. Я оказался проворнее, чем он, и выбил у него из рук оружие. Завопив от боли, он пустился наутек, полетел, как стрела из туго натянутого лука. Я подобрал железку, из которой он собирался уложить меня. Вот она. Пистолетик маленький, как раз по твоей ладони. Его можно сунуть в карман. Посмотри, как он сверкает! Делали его искусные рабочие руки, а из него чуть не уложили другого труженика. Так уж повелось: рабочие сами куют себе цепи. Теперь пистолет наконец вернулся к законным хозяевам, попал, как говорится, по назначению. Такие вот железки в рабочих руках избавили в свое время Кению от колониализма. Сегодня оружие нам тоже не помешает. Как иначе защитить богатство, единство и свободу родины? Впрочем, хватит мне проповедовать. Вечером снова будут стычки, это уж наверняка. Возьми пистолет, спрячь в сумку. Встретимся завтра в десять утра на автобусной станции. Никому его не показывай, даже Гатуирии, С этими образованными никогда не знаешь, на чьей они стороне: неустойчивы, как дождевая капля на листке. Теперь иди и будь начеку. Пистолет послужит тебе пропуском на наш рабочий праздник — доживем и мы до счастливых дней.

Мутури передал Вариинге пистолет; сердце ее затрепетало. Но на смену робости пришла отвага — застучала в каждой клеточке ее тела. Теперь ей ничто на свете не страшно, она не спасует ни перед чем. Все сомнения и страхи улетучились, едва Мутури доверил ей рабочий секрет. Она хотела расспросить его о том, как он спас ее на переезде в Накуру, но передумала, спросила о другом:

— Прежде чем ты уйдешь, я хочу задать тебе один вопрос. Кто ты?

— Я? — переспросил Мутури. — Я представитель подпольной рабочей организации, действующей в Найроби. Больше ни о чем меня не спрашивай. Береги себя и помни — ты не одинока.

На этом они расстались. Вариинга вернулась к Гатуирии, все время думая о секрете, доверенном ей Мутури. Она решила, что разумнее всего поскорее отнести пистолет к себе, и потому объявила Гатуирии, что очень устала и хочет поспеть домой засветло.

Лицо Гатуирии помрачнело. Он-то надеялся проводить ее, но не решался предложить свои услуги.

— Я хотел досмотреть этот спектакль до конца, — промямлил он. — Как бы нам увидеться завтра?

Договорились встретиться в полдень у гостиницы "Солнечный свет". Вариинга собиралась спеть Гатуирии напоследок обрядовую песню, которую слышала в детстве:

Но оставила это до следующей встречи. Она шла по дороге, а сердце ее так и взмывало ввысь, словно на крыльях. Не подождать ли попутного матату? И тут она вспомнила про Мвауру, вспомнила об угрозе, нависшей над Мвирери ва Мукираи, и поспешила в гостиницу "Зеленая радуга" — может, удастся уговорить Мвирери не ехать сегодня в Найроби.

Вариинга не могла бы объяснить, что побуждало ее к этому шагу. Наверное, долг, ведь ее саму дважды спасали от верной смерти совершенно незнакомые люди. Вариинга вспомнила недавний сон. Или это был не сон, а откровение? И голос, что слышался ей, тоже был настоящий?

Нет, конечно же, ничего ей не почудилось. То был голос сатаны, голос искусителя. Он так верно изобразил происходящие в стране события, так метко охарактеризовал неоколониализм в Кении, однако предложенный им путь к спасению был ложным. Если бы Вариинга последовала наставлениям дьявола, то поплатилась бы за это жизнью. Он искушал ее цветами корыстного индивидуализма, склонял торговать телом! Отдать лукавому душу, превратиться в пустую оболочку, порожнюю ракушку, уподобиться Ндингури ва Кахахами? И все ради денег! О боже, ни за что! Хватит с нее одного раза, твердо решила Вариинга, словно пистолет Мутури придал ей неукротимую отвагу. Она легко, без колебаний отвергнет соблазнительные посулы сатаны. Патриотов не удастся склонить к тому, чтобы они торговали родиной — оптом или в розницу.

Навстречу ей прогромыхали два армейских грузовика, в кузовах — вооруженные до зубов солдаты, "Господи, теперь в пещере прольется кровь", — сказала себе Вариинга, подумав о толпящихся у ее входа рабочих, о Гатуирии, Мутури. Ей стало страшно за них.

Вспомнив о своем неотложном деле, она ускорила шаг. Солнце уже зашло, но еще не стемнело. Она настолько погрузилась в свои думы, что едва не прошла мимо неоновых огней "Зеленой радуги".

— Мвирери ва Мукираи? — переспросил портье, точно с первого раза не расслышал вопроса Вариинги.

— Да.

— Он только что уехал. И пяти минут не прошло.

— А на чем? — спросила Вариинга.

— Наматату. Я в жизни не видел подобного: весь кузов расписан какими-то глупостями. — Портье рассмеялся.

Вариинга пошла к выходу. "Что же теперь будет?" — спрашивала она себя. И тут загремели выстрелы, леденящие душу крики разнеслись по всему Илморогу, покрыв все другие звуки. Кровь застыла в Жилах Вариинги.

На следующий день Вариинга отправилась к назначенному часу на автобусную станцию, чтобы встретиться с Мутури.

Но он не пришел.

Не дождавшись Мутури, Вариинга поспешила в гостиницу "Солнечный свет", где ночевал Гатуирия. На сердце у нее было неспокойно: в Нжеруке, да и во всем Илмороге люди говорили о вчерашнем шабаше в пещере, унесшем немало жизней. Кое-кто называл цифру двадцать, другие — пятьдесят, третьи — сто. Одно было верно: армия и полиция открыли огонь, в результате чего были убитые. Немало народу арестовал инспектор Гаконо. Лишь от Гатуирии Вариинга узнала, как все было на самом деле.

— Пять рабочих убиты блюстителями буржуазного закона и порядка. Рабочие же убили двух солдат. С обеих сторон много раненых, — доложил он.

— А что с Мутури? — взволнованно спросила Вариинга.

— Мутури арестован, так же как и студенческий лидер. Захватить рабочего вожака им не удалось, товарищи отбили. Теперь полиция его повсюду ищет…

Оба молчали, скорбя о недавних знакомых, как о самых близких людях. Они сидели за столиком на гостиничной лужайке среди цветов. Чай, заказанный ими, давно остыл.

Первым нарушил молчание Гатуирия:

— Больше всего меня взбесило то, что утром по радио даже не упомянули об убитых и раненых рабочих. Однако про смерть двух солдат и гибель Мвирери ва Мукираи они не преминули сообщить.

— Мвирери ва Мукираи?

— Да. Объявлено, что он попал в автомобильную аварию на пути в Найроби.

Новость потрясла Вариингу.

— А Мваури? Что с ним?

— Он жив. Чудом, говорят, уцелел.