на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



5

Не прошло много времени, как он стал известным авторитетом в городе, и по каждому вопросу раввины спрашивали мнения рабби Файша. Вошла зависть в сердца тех, кто знал его. Начали они опасаться, не перейдет ли власть в его руки. Несмотря на то что и он и они желали одного и того же: искоренить неверие и расчистить «коридор», они не были в восторге от него, ведь человеку дороже всего он сам, в особенности когда дело касается заповедей; каждому хочется, чтобы заповедь исполнялась именно им.

Посеял дьявол рознь между ними, поскольку в те времена сионисты еще не занимали видного положения в Эрец и дьявол предпочитал жить среди религиозных людей. Разгорелся резкий спор между рабби Файшем и его коллегами. Он запрещает, а они разрешают; он устрожает, а они облегчают. Он расклеивает листки с отлучениями, а они срывают их, кто – при всех, а кто – потихоньку. Но рабби Файш плевал на их старания. Находил разорванные листки, писал – другие, еще более резкие, чем первые, и развешивал их по ночам, когда все спят. В такую вот ночь встретил он Балака, и случилось с ним то, что случилось.

Как только он заболел, забыли все его сподвижники то, что они делали ему, но сожалели о том, что сделал с ним Господь, Благословен Он. И они вздыхали о рабби Файше, который мчался подобно оленю, чтобы выполнить волю Отца Небесного, а теперь лежит он в постели подобно голубю, пораженному ястребом. Рабби Файш, который был чистейшим сосудом, лежит как разбитый глиняный черепок. Заслужил рабби Файш жизнь в покое и довольстве, а вот он болен и измучен страданиями. Не то чтобы они возмущались несправедливостью наказания, но просто сокрушались, напоминая себе, что уж если такого великого человека, как рабби Файш, Господь, Благословен Он, не пожалел, тем более, что же будет с людьми, которые не удостоились таких добрых дел, как рабби Файш.

Лежит рабби Файш, утопая в подушках и одеялах, а все, кто любит его и знает его, стоят вокруг его постели – люди видные и богобоязненные, известные своей ученостью, всегда первые в вопросах исполнения заповеди. Но рабби Файш не замечает их и не понимает, где он находится. Зажмурил он глаза и силится вспомнить, где он. Поднялся перед ним туман, похожий на туман, который поднимается от вод речки перед праздником Суккот, и этот туман проник к нему под одежду; платье его стало влажным и холодным, и сам он покрывается холодным потом. Посмотрел он прямо перед собой и не увидел никакой речки, но он знал, что речка – тут, близко, и там растут ивы, от которых берут побеги на седьмой день праздника Суккот. И вот он и его друзья отправляются наломать этих веток. И другие мальчики тоже, не из его деревни, приходят, чтобы наломать веток. Стал он торопить своих друзей, чтобы те побежали и опередили чужих мальчишек. Начал тот туман сгущаться и поглощать его товарищей, пока не накрыл их полностью, так что они исчезли и не осталось вокруг никого, лишь он один. И те мальчишки, что прибыли из других мест, исчезли. Только они не исчезли в тумане, а бежали от деревенских собак, которые погнались за ними. Пошел он один и подошел к ивам. Наломал веток, сколько смог, и положил на плечи. Услышал сладкий голос, исходящий из веток за его спиной; испугался – а вдруг это голос вурдалака, тот самый голос, за которым идет каждый услышавший его, пока не подходит к норе вурдалака, и тот высасывает из него кровь. Задрожал он от ужаса и бросил все свои ветки. Начали ветки лупить друг друга. Закричал он изо всех сил и стал звать на помощь. Увидели друзья рабби Файша, что он шевелит губами. Наклонились к нему, пытаясь расслышать. Посмотрел на них рабби Файш в ужасе и завопил: «Собаки!» Повис его крик, и он умолк.

Ривка видела все, что происходит с ее мужем. Но сердце ее не могло смириться с этим несчастьем. Файш, который никогда в жизни не болел и никогда не сидел без дела, – неужели, это он лежит в постели без движения? Тело, которое всегда спешило исполнять заповеди и совершать добрые дела, как может оно проводить дни и ночи без Торы и без молитвы?

Велика боль Ривки за мужа, но еще сильнее этой боли – душевное смятение, изумление. Изумление это порой заставляло ее позабыть действительность, и ей казалось, что болезнь пройдет и Файш снова будет прежним, нужно только ускорить его выздоровление, сделать то, что не сделают врачи, сиделки и лекарства. Она подходила к его кровати, и следила за каждым его движением, и ждала, что, может, услышит это из его уст – ведь кто еще, как рабби Файш, умеет дать совет. А иногда просто подходила, чтобы услышать от него хотя бы слово или окрик. Но ни слова ни выходило из уст рабби Файша, и окрика не слышно было от него, только ресницы его накрепко склеились, как у человека, спящего с непроницаемым лицом. Она обдумывала и подыскивала слова, которые скажет ему, и говорила: «Файш, сжалься над женой твоей и скажи хоть слово. Будь милосерден ко мне, если не ради меня, то ради дочери нашей Шифры». Бывало, что рабби Файш задерживал на ней взгляд, и глаза его были, как две свинцовые глыбы, но в большинстве случаев он не замечал ее. Ривка не отчаивалась. И когда она отходила от него, тут же возвращалась назад – а вдруг он захочет сказать ей что-нибудь. Но Файш молчал, и она поднимала глаза кверху и говорила: «Владыка мира! Как же Ты оставляешь его без Торы и без заповедей? Ведь известно Тебе, что он был предан Тебе всем сердцем как наедине, так и на людях. Сжалься над ним, не много у Тебя таких, как он, в мире этом!» Когда она видела, что Господь, Благословен Он, не отвечает на ее молитву, снова подходила к мужу и просила: «Файш, Файш! Почему ты молчишь? Почему ты не молишься со мной? Ведь Господь, Благословен Он, жаждет молитвы праведника, и если ты помолишься, конечно же услышит Он твою молитву». А так как она знала, как она ничтожна в глазах мужа, то брала Шифру, подводила ее к больному и говорила сквозь рыдания: «Помолись ты за отца!» Так стояли они обе, и плакали над ложем больного, и слезы одной смешивались со слезами другой.


предыдущая глава | Вчера-позавчера | cледующая глава