на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



ГЛАВА ПЯТАЯ

— А зачем тебе фен? — спросил Майк, распахнув дверь шире, чтобы пропустить Лесли. Он откинул назад влажные после ванны волосы. — И почему ты называешь меня героем? Только потому, что у меня есть фен? Я не возражаю, просто спрашиваю.

— Мы договорились, что фен возьмет Гэрри, а она не взяла.

— А!

После минутного раздумья Лесли прошла в комнату. Ее одежда плотно обегала тело, являя его взору все выпуклости. Он напомнил себе о своем обязательстве быть джентльменом, хотя сейчас рыцарство ему претило. Не удивительно, что Твен считал, что сочинения Вальтера Скотта написаны для пташек. К сожалению, все имеет свои преимущества и свои недостатки.

Лесли пригладила волосы рукой и собрала их в хвост. Это привлекло его внимание. Он нахмурился.

— Что с твоими волосами?

Она отвернулась в сторону.

— Господи, да ничего. Сделала все, что было в моих силах.

— Ты меня не так поняла. Тебе очень к лицу такая прическа.

— Правда?

Он кивнул.

— Не вижу никакой…

Он замолчал, понимая, что вступает в опасные воды. Если она решила, что ее волосы плохо смотрятся, потому что у нее не оказалось фена, то ему лучше не говорить, что, с его точки зрения, они выглядят не хуже, чем обычно.

— …Не вижу никакой проблемы в том, чтобы воспользоваться моим феном, — закончил он, довольный своей находчивостью.

— Ты правда не возражаешь? — уточнила она.

Он помотал головой.

— Я прибегаю к нему только в спешке. А спешу я почти всегда. И вечно клюю носом от недосыпания.

Она смерила взглядом его кровать, которая господствовала в маленькой комнате.

Он представлял ее в ней… обнаженную и манящую… ее волосы разметались на подушке… простыня едва прикрывала ее грудь. Интересно, какого цвета у нее соски: розовые или карминные? А, может, коричневые? Ему хотелось сдернуть воображаемую простыню, чтобы взору открылось все ее стройное, восхитительное тело…

— …Итак, договорились?

— Что? — очнулся он и уставился на нее, запоздало догадавшись, что она толковала ему о чем-то земном, тогда как он предавался фантазиям и воображал ее в своей постели. А ведь он даже не успел вдохнуть дурманящий запах ее тела, не успел представить, как она простерлась перед ним, как…

Он понял, она опять что-то сказала. А он не слышал слов.

— О чем договорились? — переспросил он, стараясь взять себя под контроль. Но внимание его было отвлечено изящным изгибом ее ключицы вдоль плеча. Нежная. Совершенная.

— Что я одолжу у тебя фен. Ты опять витаешь в академических облаках?

— Вовсе нет, — улыбнулся он. — А ты не ответила на мой вопрос.

— Какой вопрос?

— Я герой. С какой стати?

— Да я так сказала. Гэрри должна была положить фен и не положила.

— Но почему это делает меня героем?

— Потому что у тебя нашлось то, что мне нужно.

Разумно Расчетливо. А что, интересно, он надеялся услышать? Что он спас ее от чего-то похуже смерти? Или что она не может прожить без его тела? Это ему понравилось бы. Это намного лучше, нежели геройская пава обладателя фена.

Она прочистила горло, весьма принужденно.

— Думаю, мне лучше уйти…

Он загородил проход.

— Но ты так и не взяла фен.

— Ах, да…

Он принес его из ванной вместе с адаптером для Европы.

— Вот это воткни в розетку, а это всади в ту штуку, что воткнула в розетку, а вилку фена воткни в то, что всадила в ту штуку что воткнула в розетку.

Она улыбнулась.

— Как будто даешь водительские инструкции.

— Соедини все, как я сказал, и тогда прибор не сгорит.

— Это было бы ужасно.

Он протянул ей все сразу, из рук в руки — чтобы не уронить. Их пальцы соприкоснулись. Кожа ее была теплой и мягкой — как нагретый на солнце шелк. Он чуть не выронил прибор в настоятельном желании продлить соприкосновение.

Она ухитрилась отдернуть ладони вместе с феном, прежде чем он успел подчиниться внезапному импульсу.

— Я буду осторожна, — пообещала она, направившись к выходу.

— Это как раз то, чего я боюсь, — пробормотал он.

Она оглянулась через плечо.

— Что ты сказал?

— Комментарий по поводу жизненных парадоксов.

Он проводил ее до дверей. Руки у нее были заняты, поэтому отворять пришлось ему. Он взялся за ручку и неожиданно повернулся к ней.

— Так что у нас на сегодня? Хочешь посмотреть Лендс-Энд? А то можно съездить в Тинтаджел, на развалины замка, где, по преданию, родился король Артур. Последний из римлян, первый из британцев. Это был…

— Нет. — Она отрицательно покачала головой. — Знаю, надо изучать окрестности, однако.

Она пожала плечами.

Он заглянул ей в глаза.

— Гэрри не приедет, ну и что с того, Лесли? Она влюблена. Я по своему опыту знаю, что влюбленные часто совершают безумства, а тебе надо думать о том, как получше провести остаток отпуска.

— Именно это я и собираюсь сделать, — парировала она, сверкнув глазами. — Что касается моего опыта, то я не уверена, что люди совершают безумства из-за любви.

— На какой планете ты живешь? Влюбленные проходят полмира ради своих любимых. Они заключают союзы перед лицом миллионов на стадионах. Даже играют свадьбы, прыгая с парашютом. И как после этого ты можешь говорить, что влюбленные не безумцы? Утверждать это — уже безумие.

— Люди выходят замуж и женятся на соседях, на одноклассниках, на своей первой любви, просто на тех, чей образ жизни соответствует их собственному. А иногда они вступают в брак только потому, что испытывают настоятельную необходимость свить гнездо, и тогда они находят того, кто тоже хочет устроить жизнь. — Она сделала мину. — Вряд ли это можно назвать безумием. Скорее, благоразумием.

— Ох, женщина! — воскликнул Майк. — Неужто ты никогда в жизни не принимала спонтанных решений? Любовь — это величайшее чувство. Она совсем не то, с чего мы отряхиваем пыль, достав из дальнего угла, лишь только потому, что наш сосед — противоположного с нами пола и подходящего возраста. Карлейль[9] сказал так: «Любовь — это всегда начало познания, так же как огонь — начало света», а Мольер утверждал: «Лишите жизнь любви, и вы лишите ее удовольствий».

— «Любовь, что мне с тобою делать?» Тина Тернер, — нашлась Лесли.

— Все что угодно, — отвечал он, беря ее за руки и привлекая к себе.

Он ее поцеловал.

Он поцеловал ее с необузданной страстью. Ее уста были пряные и соблазнительно мягкие. Он чувствовал твердые шипы штепселей и острые края фена, но ему было все равно. Он пробежался языком по ее губам, побуждая ее активнее участвовать в поцелуе. Уклонялась она недолго, а затем отдалась совершенно. Такая полная капитуляция была ужасно соблазнительна. В нем с новой силой вспыхнули разнообразные желания. А что-то впереди? Ему хотелось большего, ему всегда хотелось большего…

Однако, улучив удобный момент, она отстранилась. Тяжело дыша, он смотрел, как она ловит воздух большими глотками.

— Это секс, — вымолвила она наконец. — Физическое влечение, вот и все. И этого недостаточно.

— Господи, — проговорил он, — ну чего ты боишься?

— Я не боюсь! — взвизгнула она.

Он лишь посмотрел на нее, предоставив говорить за себя тишине.

— Я не боюсь, — повторила она.

Он устало вздохнул.

— Зайду за тобой через двадцать минут. Мы поедем в Тинтаджел.

— Я не…

— Ты поедешь, — сказал он, зная, что уже вывел ее из спячки. — Мы будем говорить только о прекрасных пустяках, но ты все-таки поедешь. — Он распахнул дверь. — А теперь иди, готовься.

Она вышла, взглянув на него так, как только она умела делать.

Он громко хлопнул дверью, не зная, застанет ли ее в номере, когда заглянет туда через двадцать минут.

Хоть бы застать.


Она не боится.

Лесли принуждала себя следить за узкой дорогой через Бодмин-Мур и не обращать внимания на чрезмерно высокорослого, очень беспокоившего ее пассажира, что сидел по левую руку. Она не боится, черт его дери.

Эта фраза весь день преследовала ее. Лесли с нетерпением ждала, когда он зайдет за ней и они отправятся в эту поездку — только чтобы доказать, что не боится. Потом эта фраза испортила ей все впечатление от волшебных руин Тинтаджела — в том числе от мучительного восхождения по лестнице в сто ступенек, откуда открывался вид на прелестную бухту, укрывавшую замок, — и все потому, что она не могла выкинуть проклятую фразу из головы!

Сейчас она вела машину назад в гостиницу, а слова эти по-прежнему терзали ее. Она не боится. С какой стати?

Присутствие Майка действительно делало ее нервозной, лишало покоя, этого она не отрицала. Сидеть рядом с ним вот так — упражнение в воздержании. Для нее. Весь день, в минуты, когда она переставала думать об этой окаянной фразе, она начинала думать о нем. Восхищалась им. И словно вновь ощущала, как утром его губы овладели ее устами. Вспоминала нежность и требовательность его поцелуя. Всегда чувствовала рядом эту высокую фигуру, ощущала его присутствие. Не проходило желание броситься к нему и отдаться любви. Но приходилось держать руки по швам. Она казалась себе титаном, готовым взорваться от кипятка, бурлящего внутри.

— Любопытно, что Тинтаджел претендует выглядеть много старше, чем на самом деле, — обронил Майк, нарушая молчание. — Замок был построен в двенадцатом веке графом Корнуоллским. Король Артур жил в шестом. Народ верит, что на этом месте стоял другой, более древний замок…

— Об этом в буклете ничего не написано, — заметила Лесли, глядя прямо перед собой.

— А это не из буклета. Я прочитал об этом в «Истории Корнуолла» много лет тому назад, еще в колледже. Так лопнул еще один миф. Мне всегда жаль расставаться с легендой.

— Мне тоже.

И тут ей в голову пришла другая мысль, связанная с Тинтаджелом. Она нахмурилась, не зная, надо ли высказывать ее, и все-таки решила, что надо. По крайней мере, разговор хоть ненадолго отвлечет ее от мечтаний о его теле. Непристойные мысли чуть не сводили ее с ума, ей хотелось остановиться на обочине и обволочь его густой патокой. Но как они приладятся в машине? — это было единственное, что ее останавливало. А вовсе не самоконтроль.

Она поняла, что ее мысли опять принялись за свое, и она натянуто промолвила, дабы прогнать их прочь:

— Ты заметил, как рядом с нами постоянно ошивался какой-то тип?

Он нахмурился.

— Нет, что ты имеешь в виду?

— В Тинтаджеле я заметила парня, которого, кажется, видела вчера в той церквушке.

— В церкви мы были одни, — напомнил ей Майк. — Прикажешь устроить сцену ревности за то, что ты пялишься на других мужчин?

— Нет. Я хочу сказать, что обратила на него внимание не поэтому. — Она скорчила рожицу, поняв, что сказала глупость. — Просто мне показалось, что сегодня я видела мужчину, очень похожего на одного парня, который нам встретился в Фалмуте.

— Здесь, в этой части Англии, встречаются такие физиономии, что старательно воспроизводят себя из века в век, — объяснил он ей. — Так же в любой стране, кроме, пожалуй, нашей, поскольку мы такие полиглоты, — так вот, в любой стране встречаются люди со схожей внешностью. Цвет волос, цвет глаз, рост, телосложение — все что угодно. Видимо, тебе повстречалось несколько разных людей с типично корнуоллскими чертами, а после попытки вторжения в твой номер в лондонском отеле ты стала излишне подозрительной.

— Скажи уж лучше, параноиком.

Она не могла не улыбнуться. Наверно, он прав, поскольку ее объяснение показалось ей теперь притянутым за уши. Что у нее есть такого, чтобы вор преследовал ее по всей Англии?

— Я старался примерно вести себя, — сказал он. — А ты перестань быть пугливой кисой. Ведь здесь я, чтобы тебя защитить, не так ли?

Слабый голосок, проклятый, назойливый слабый голосок, вновь зазвучал, как он звучал весь день, напоминая ей о том, что ее в самом деле пугало. И дело не в том, что она может стать мимолетным увлечением Майка. Если ее бывший супруг, не подарок в смысле обольщения дам, находил ее слишком тупой, то Майк, король искушения, должно быть, подумает, что она крайне тупая. Если уже не подумал… А что ему еще остается?

И все эти разговоры о любви сегодня утром…

Дрожь прошлась по ее спине. Итак, ее беспокоит не только то, что Майк посмеется над ее тупостью. Однако это не означает, что она должна быть рабом своих страхов. Он спросил, принимала ли она когда-нибудь спонтанные решения, действовала ли под влиянием минуты? Видимо, нет.

Она заметила впереди поворот. Дорога через Бодмин-Мур была довольно безлюдная — по пути в Тинтаджел им встретилось всего несколько машин, и на обратном пути — пока ни одной. Однако главная дорога идет прямо, во всяком случае, ей не запомнилось, чтобы Майк по пути в Тинтаджел делал здесь поворот. Сумерки постепенно сгущались, и она понимала, что не следует пороть горячку, двигаясь по незнакомой местности. Это неблагоразумно.

Однако она уже успела выказать немало благоразумия. И ничего хорошего из этого не вышло. Быть может, наступило время как раз пороть горячку? Хотя бы самую малость? Она метнула на Майка быстрый взгляд и поняла, что к великим свершениям пока не готова. Но сделать один шаг прочь от тупости, пожалуй, удастся.

Впереди появилась незнакомая дорога.

Она свернула на нее и обнаружила, что это не шоссе, а грязный проселок, почти тропинка. Лесли машинально затормозила, приноравливаясь к внезапно возникшей тряске.

— Что… Да это же не та дорога! — воскликнул Майк, оглянувшись назад.

Она недоуменно пожала плечами, а тем временем в ее жилах толчками пульсировала кровь.

— Неужели? Но разве мы здесь не затем, чтобы любоваться видами?

— Но это вересковая пустошь! Единственная достопримечательность здесь — заросли вереска.

— В таком случае пойдем смотреть вереск, — сказала она со смешком. — Мне казалось, что тебе придется по душе эта затея. Или ты уже успел насмотреться на Бодмин-Мур?

— Да нет… — пролепетал он.

— Вот и отлично. Тогда это будет в равной степени интересно нам обоим.

— Но не ночью же!

— Но разве не ты недавно заставил меня остановиться, чтобы понюхать розы? — спросила она, начав раздражаться на его непонятливость.

— Это на тебя не похоже, Лесли. И это меня сильно тревожит.

— Ты обо мне ничего не знаешь, — парировала она. — Точнее, знаешь очень мало.

— Ладно, буду молчать и наслаждаться поездкой.

Он опять спокойно откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди.

Она довольствовалась и этой малостью, хотя не понимала, что его беспокоит. Бог знает почему он переменился в одно мгновение.

Автомобиль медленно продирался вперед, высвечивая фарами не более шести метров вокруг. Трава росла нетронуто-густая и высокая, с разноцветными вкраплениями полевых цветов. Кроме вереска Лесли узнала лютики Больше ничего не удалось разглядеть в тусклом свете.

— Вероятно, эта дорога ведет на ферму, — предположил Майк.

— Тогда мы развернемся, когда туда доберемся. — Она опять метнула на него быстрый взгляд. — А куда ты торопишься, кстати?

— Я?.. — Он запнулся, а потом осклабился. — Никуда не тороплюсь. Веди меня, Макдуф[10]!

— Шекспир. Помню со школы, — сказала она, гордая тем, что угадала хоть одну из его цитат. — Как ты думаешь, я сдам экзамен на вождение в Англии, если благополучно проеду по этой дороге?

— Если ты благополучно проедешь по этой дороге, то сдашь экзамен на вождение по английским проселкам, — ответил Майк с умилением в голосе. — А на вождение по трассам класса «М» придется сдавать заново.

— Боже, ты строже моего отца.

— Я не взираю на личные отношения, Лесли.

Шутить изволите, подумала она и решила, что сейчас высшей доблестью будет заткнуться. Еще не подоспело время будоражить внутренний жар. Надо углубиться подальше в вереск… Тогда и жар сгодится.

Они все ехали, а дороге не было конца. Вокруг ни огонька. Там, где кончался свет от фар, было темно, точно в смоляной бочке. Никого на пути. Ни оленя, ни птицы. И, разумеется, никаких машин. Лесли начали одолевать нехорошие предчувствия. Она жалела о своем спонтанном решении.

— Здесь должна быть ферма, раз дорога такая длинная, — промолвил Майк.

— Вот увидишь, все будет хорошо, — храбро сказала Лесли. Уж кем-кем, а тупицей ее сейчас назвать нельзя. И она этим гордилась. Но лучше бы поскорей куда-нибудь выбраться.

Впереди возник еще один поворот.

Что за чертовщина, подумала Лесли, и свернула.

Новая дорога оказалась еще более ухабистой и заросшей.

— Э-э-х… см-м-отри, — предостерегающе прокряхтел Майк, подпрыгивавший, словно белье в стиральной машине. — Мне кажется, мы опять движемся на север.

— С чего ты взял? — спросила Лесли, навалившись на руль и пристально вглядываясь в ночную тьму. Она не увидела на небе ни одной звезды, тем паче путеводной.

— Гляди в оба! — выкрикнул Майк, но они уже угодили в рытвину.

— Ты прав. — Она вновь стала следить за дорогой и спросила: — Итак, с чего ты взял, что мы едем на север?

— У меня врожденное чувство направления. Мне кажется, что мы едем на север.

— Но я повернула направо. Мы двигались на юг, я повернула налево, это на восток. Последним был правый поворот, значит, эта дорога тоже идет на юг. Так?

— Ты за рулем, тебе и решать.

Краем глаза она заметила, что он начал похлопывать себя по карманам и тут же прекратил.

— Забыл, — сказал он, — что ты не любишь курильщиков. Теперь одному Богу известно, когда у меня вновь появится возможность покурить.

Она метнула на него быстрый взгляд.

— Я никогда не говорила, что не люблю курильщиков.

— Конечно, не любишь. Помнишь, в лифте?

— Я очень хорошо помню тот лифт… — Боже мой, да она будет помнить его всю жизнь! — Но я не сказал тогда тебе ни слова.

— За тебя говорило твое лицо. Взгляд был ужасен…

Она хихикнула.

— Курить в лифте не положено. Тем более в таком тесном. Разве можно обвинить меня в излишней суровости?

— Нет, — улыбнулся он. — А я-то и правда собирался тогда раскурить трубку. Порой я забываюсь.

— Шутить изволите, профессор.

Она вспомнила все, что читала когда-то о пассивных курильщиках, не говоря уж о том, какой опасности подвергается курильщик активный, но потом все-таки решила пойти на риск.

— Кури в машине, — разрешила она. — Я не возражаю. Правда. Если откроешь окно.

— Благодарю. У меня такое ощущение, что наша поездка затянется надолго. — Он вытащил принадлежности для курения трубки и уже вскоре с удовлетворением выпустил первую струю дыма. Стекло он опустил, однако не раньше чем салон наполнился сладким ароматом вишневого табака. И веско повторил: — Очень надолго.

Она стиснута зубы, рассердившись на него за то, что он не одобряет ее поступка. Этот человек стал казаться ей жутким занудой. А она-то надеялась, что он оценит, сколь решительно она последовала его совету! Но нет, ему не понравилась ее импульсивная выходка. Ох и непросто менять характер на старости лет! Когда все вокруг уверены, что он написан на человеке несмываемыми чернилами.

К черту, решила она, вяло покручивая руль, чтобы удерживаться на тряской дороге. Ночь выдалась великолепная, черная и ясная. И она все равно будет радоваться этой ночи, что бы он там ни думал. А если ему взбредет в голову вякать, она вышибет у него изо рта его трубку.

Лесли успела понаслаждаться этой ночью не более… двадцати минут.

Ее внимание привлекла серебристая дымка вдалеке. Когда они подъехали ближе, дымка оказалась чем-то более солидным.

Густым туманом.

— От вампиров, призраков и длинноногих тварей; и всякой ночной напасти; Боже милостивый, избави нас! — торжественно произнес Майк.

— Кто это сказал? — поинтересовалась Лесли.

— Не помню, но разве он не прав?

Был момент, когда Лесли тоже перепугалась, но она заставила себя успокоиться. Все, что ее должно сейчас волновать, — это дорога. Рано или поздно проселок выведет их на гудронированное шоссе, и тогда они благополучно доберутся до Фалмута — на юг, а не на север, и гораздо быстрее, чем может себе представить Майкл Смит.

Через несколько секунд они оказались в плотной завесе тумана, который обволакивал машину, точно белое тонкое одеяло. В случайных просветах проглядывало небо. Лесли расслабилась. Все было не так уж и плохо.

Однако они уезжали дальше и дальше, а вокруг ничего, кроме тумана, не менялось. Туман же становился все более густым и теперь окутывал их, точно белое толстое одеяло. Лесли пустила автомобиль ползком. А впереди их поджидала все та же бесконечная пелена.

Видимость уменьшилась с трех метров до полутора, а потом стала и вовсе нулевой Лесли с трудом видела даже очертания капота да ветровым стеклом. Не помогали и противотуманные фары — плотная стена отбрасывала свет назад, не позволяя проникнуть ни на пядь. Зато холодный воздух из открытого окна прекрасно проникал в салон. И дорога стала как будто более тряская.

— Да не сбилась ли я, часом, с пути? — спросила она, старательно скрывая рвавшееся наружу отчаяние.

Майк открыл дверцу и посмотрел вниз.

— Да нет, вроде. Вот она, кромка. — Он выбил трубку об край дверцы. — Больше ни черта не видно, но, думаю, я все же смогу стать твоим поводырем.

— Да, ты уж следи, чтобы мы не съехали с дороги, — подхватила она. — Иначе, как сказал один мудрый человек, лорд Питер Уимзи, «на нас густой туман падет, и нас в трясину засосет».

— А это, случайно, не Сайерс[11] ему накропала? — спросил Майк, удивив ее тем, что ему известно даже, кто такой лорд Питер Уимзи. Ясно, что его вопрос был риторическим, ибо он продолжал: — Кстати, она была недурным литературоведом и выполнила сносный перевод «Божественной комедии» Данте. Кажется она умерла, не успев завершить «Рай», заключительную часть трилогии…

— Майк, следи, пожалуйста, за проклятой дорогой, не то нас действительно засосет в трясину!

— А тебе этого не хочется?

— Шутишь?

Он вернулся к наблюдению за дорогой. Она поежилась, отчасти от холодного воздуха, отчасти оттого, что вспомнила подлинную историю о том, как Уимзи попал в трясину и чуть не погиб.

Майк время от времени давал ей руководящие указания, куда крутить баранку, перемежаемые ободряющими словами. И все-то у них получалось замечательно, покуда Лесли не обратила внимание на новую неприятность. Она остановила машину, заглушила мотор и выключила фары. Казалось, померк последний свет на земле.

— Что ты делаешь? — спросил Майк. Она скорее чувствовала, чем видела, как он вглядывается в ее сторону.

— У нас осталась всего четверть бака, — объявила она. — Если ехать дальше, то бензин скоро может кончиться, и мы не сумеем отсюда выбраться, когда туман наконец рассеется. Поэтому я решила, что будет лучше остановиться и переждать.

— Логично, как всегда, — сказал он и захлопнул дверцу.

— Конечно. — Она сделала мину. — Именно благодаря моей логике мы и оказались неизвестно где. Я страшно логична.

— Если хочешь знать, я подозреваю, что твой грандиозный план заключался в том, чтобы привезти меня сюда, одинокого и беззащитного, и овладеть моим телом. Обычная женская версия — отправилась на свидание, и кончился бензин.

Она посмотрела на него, на мгновение ужаснувшись тому, что, быть может, ее намерения были именно таковыми. А затем разразилась смехом, уверенная, что, несмотря на все свои задние мысли, она не могла зайти так далеко.

— Благодарю покорно, — пробурчал он. — Между тем мое тело не столь уж отталкивающее. Не так ли?

Она перестала смеяться. У него очень хорошее тело, однако она не собирается говорить ему об этом. Ей не хотелось об этом даже думать, во всяком случае, когда он сидел рядом, наедине с ней…

— Больше никогда не буду действовать под влиянием минуты, — поклялась она. — Вот до чего это меня довело.

— Сидишь одна посреди вересковой пустоши, ночью, в машине с незнакомым мужчиной. — Он издал короткий смешок. — Очень славно для такой благоразумной девушки, как ты! Ничего, каждый должен время от времени попадать в приключения. Только ты выбрала для себя не совсем удачное.

— Может, хватит напоминать?

— Отчего же лишний раз не напомнить?

Она поежилась.

— Ты так и не закрыл окно? Мне отсюда не видно. Если нет, закрой, пожалуйста, ведь ты сейчас не куришь. Меня что-то зазнобило.

— Конечно, — согласился он и тут же поднял стекло.

Меж тем туман становился все более непроницаемым. Раньше она и представить себе не могла, что нежная субстанция может быть такой плотной и лежать на ветровом стекле, как снег Их словно сугробом накрыло. Более того, создавалось жутковатое впечатление, будто туман излучает собственный свет, окутывая их слабым сиянием.

— Ты не находишь этот туман каким-то ненормальным? — спросила она, подавшись вперед и всматриваясь в белую массу.

— Нахожу. Английские туманы все ненормальные. — И он добавил: — Обычно он падает на удивление быстро. Как бы ниоткуда, и сразу очень густой. Это напоминает мне великую вещь Конан Дойля, «Собаку Баскервилей». Помнишь, как они заблудились на Гримпенской трясине? Туман был такой густой, что Холмс и доктор Ватсон словно ослепли. Где-то поблизости завывал дьявольский пес, предчувствуя добычу, а они спешно искали пропавшего человека, чтобы опередить убийцу. Дойль описал это великолепно.

Она опять поежилась, но на сей раз не от холода. Стараясь рассеять пугающие образы, только что вызванные Майком, Лесли начала напевать духовную песнь «Встает ущербная луна».

Майк запел вместе с ней, и его баритон замечательно слился с ее альтом. Вскоре они так увлеклись пением, что машина начала ходить ходуном, поскольку они раскачивались на сиденье в такт песнопению. Добравшись до конца, оба захохотали.

— В следующий раз, — сказала Лесли, — мы споем «Когда над Майами плывет луна, я буду твоим полумесяцем».

— Такой песни нет! — воскликнул Майк.

— Не-а, — призналась она, качая головой. — Я сегодня веду себя как дура.

— А мне нравится, когда ты ведешь себя как дура.

— Правда?

Она опять поежилась, потерла плечи и пожалела, что не взяла свитер. Лето в Англии оказалось более прохладным, чем было обещано в американском рекламном бук лете. По крайней мере, она надеялась, что дрожит от холода, а не от ожидания любви.

— Тебе надо согреться, а то ты не выдержишь ночь, — сказал он, озираясь по сторонам. Он был в рубашке с коротким рукавом и не мог предложить ей даже пиджака. Он раскрыл объятия и пригласил. — Иди сюда.

Она метнула на него недобрый взгляд.

— Спасибо, не надо. Мне и так…

— Боишься? Смелей. Я буду хорошим мальчиком. Нас разделяет рычаг переключения передач, поэтому я буду хорошим мальчиком. — Она даже не шевельнулась, тогда он простонал: — Ну почему, почему ты постоянно видишь во мне отпетого насильника?

Ей и правда было очень холодно, и она вела себя как дура. Но столь же глупым казалось принять его приглашение, поскольку она не надеялась на себя. Однако, если это обнаружится, он узнает о ее чувствах больше, нежели ей хотелось.

Она весьма нерешительно съехала набок по спинке сиденья, перегнулась через рычаг переключения передач и прильнула к его плечу При этом она продолжала зябко обхватывать себя руками, одновременно создавая эффективную защиту своей груди от его ребер. Однако он обнял ее и прижал к себе теснее. Она чувствовала исходившее от него тепло, которое уже начало ее согревать — и распалять ее желания.

— Видишь, не так уж плохо. — Он наклонил голову. — Ты можешь давать уроки пробуждения мужского эго.

— Пусть этим занимаются другие.

Минуты тянулись бесконечно. Время словно застыло. И в чувства Лесли начало просачиваться нечто большее, нежели тепло общения. Его грудь была твердой, но удобной подушкой для ее головы. Его руки слабо сжимали ее тело, но скрытая сила лишь ждала сигнала, чтобы ожить. Подбородком он касался ее волос, словно то было самое естественное для него место. Запах мужчины и дорогого одеколона проникал в ее нутро, оставляя в ней глубокий след.

Она поняла, какими мучительными были для нее несколько последних лет, когда она была лишена таких прикосновений. Как всякая женщина, Лесли нуждалась в крепких объятиях, в мужских сильных руках. Она нуждалась в общении. В таком, какое ей выпало в эту ночь. Оно заполняло образовавшуюся в ней пустоту. Такое простое, что каждая клеточка ее существа кричала от радости и повторяла: «Наконец-то». Она не ощущала этой потребности так остро — до этой ночи.

Лесли устроилась удобнее, придвинулась ближе. Ей нравились ее ощущения. Теперь уже казалось не так страшно ночевать в густом тумане посреди вересковой пустоши. Просто немного неуютно ждать рассвета, вот и все. И опасность скоропалительного решения — позволить Майку обнимать ее — ничего не значила по сравнению с сознанием того, что кто-то о ней заботится, держит ее под своим крылом. В голове, все более ленивой от довольства, крутилось предсказание Гэрри. Оно по-прежнему казалось ей несерьезным. Но то, что ее обнимает Майк, — это уже серьезно. И это едва ли скоропалительно. Напротив, возникало ощущение, что это весьма и весьма основательно.

И тут, словно по молчаливому сигналу, он повернул голову и посмотрел на нее — как раз в тот миг, когда она повернулась, чтобы посмотреть на него.

Желая большего, нуждаясь в большем, она подняла руки, взялась за отвороты его воротника и увлекла его губы к своим губам.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ | Неотразимый незнакомец | ГЛАВА ШЕСТАЯ