Глава 24

Начинаем рабочий полдень

Инна вернулась домой двадцать четвертого марта. В городе уже вовсю хозяйничала ранняя в этом году весна. Снег на улицах растаял почти полностью, оставшись лишь во дворах. Весело журчали ручьи, и Инна с легким огорчением подумала, что новую шубку придется прятать в шкаф до весны. Впрочем, огорчение было совсем мимолетным, весну Инна любила особой любовью, наслаждаясь предвкушением лета.

Дорога к дому лежала мимо торгового дома «Континент». Несмотря на разгар рабочего утра, стоянка для автомобилей была пуста. На двери явно закрытого магазина висела какая-то бумажка.

– Притормози на минуту, – попросила Инна.

– Зачем? – в голосе Гоши звучало искреннее недоумение. Зачем, мол, сразу по возвращении из отпуска тебе, голубушка, вдруг срочно потребовались стройматериалы?

– Объявление на двери прочитать хочу. Манойлова сказала, что у них был обыск. Хочу посмотреть, насколько крупны потенциальные неприятности.

– Ты считаешь, что про размер их неприятностей в объявлении написано? – съязвил Гоша, но послушно завернул на парковку.

Надпись на бумажке оказалась более чем лаконична: «Магазин закрыт». На всякий случай Инна подергала за дверную ручку – так и есть, заперто. Вернувшись в машину, она задумчиво погрызла кончик перчатки.

– Вот что, Полянский. Завези меня на работу.

– Инна, мы всю ночь не спали, мы с дороги, нас дома Настя ждет, между прочим, и Татьяна Борисовна тоже. Может быть, ты все-таки поедешь домой, повидаешься с матерью и дочерью, вещи разложишь, пожрать приготовишь, а уж потом кинешься в очередные авантюры? – Гоша начал сердиться.

– Я сказала, завези меня на работу! – в голосе Инны прорезался металл, которого ее муж очень не любил и слегка побаивался. – У Насти сегодня последний день четверти, так что она в школе. Мама прекрасно понимает особенности моей работы, и, как ты выражаешься, пожрать она к твоему приезду наверняка приготовила. И отстань ты от меня бога ради!

В редакции Инне обрадовались. Еще бы, она имела дорогостоящую, но приятную привычку привозить каждому из отпуска забавные сувениры, поэтому к ней в кабинет набилась толпа народу в надежде на маленькие презенты.

– Дома еще не была, сумки с подарками там, – отбивалась Инна. – Так что придется до завтра вам всем быть неоподаренными. Расскажите мне лучше, что нового? Что в городе слышно?

– Ой, Инусь! – тут же затарахтела Светка Медведева. – Главная новость – «Континент» обанкротился. Так что накрылся наш годовой рекламный контракт медным тазом. Всего три статьи вышло – и на тебе!

– А что по этому поводу говорят?

– Да что тут говорить? – Генрих Стародуб, то есть Генка Дубов, махнул рукой. – Трындец бизнесу твоего друга сердечного и матушки его. Все денежки растрясли, на юбилеи растранжирили. А денежки-то не свои были, а кредитные. Пришла пора возвращать, а нечем.

– Погоди, Ген, – Инна досадливо поморщилась. – Меня твои домыслы меньше всего интересуют. Расскажите кто-нибудь поподробнее.

– А поподробнее, Инночка, ты сама все узнаешь и в газету напишешь, – сообщил ей главный редактор. – Ты очень вовремя вернулась. Такой материал горяченький, я уж представляю, какую конфетку ты из него сделаешь.

– А почему она? – плаксиво спросил Генка. – Она вообще в отпуске была. Эту тему я на планерке застолбил!

– Место себе на кладбище застолби, – угрожающе сказала Инна.

– Нет, правда! – Генка даже разволновался от подобной несправедливости. – У меня тоже каналы есть, которые с Манойловыми знакомы.

– Те самые каналы, ради которых ты ко мне в больницу приезжал и информацию выпытывал? – прищурилась Инна.

– Не докажешь, – Генкин запал быстро иссяк. – И вообще, это такие каналы, что место на кладбище нужно тебе столбить, а не мне. Ты туда в прошлый раз-то чудом не попала.

– Ладно, Геночка, я еще разберусь, кому именно ты стучал, – пообещала Инна. – Не до тебя пока. Юрий Александрович, расскажите мне, что вам про «Континент» известно.

Известно было до обидного мало. В начале марта фирма «Континент» не вернула ни один из десяти истекших кредитов, взятых в разных городских банках. Весь предыдущий год она платила лишь проценты, но не гасила основные суммы долга, которые в общей сложности превышали 50 миллионов долларов.

Долг казался огромным, но до этого кредитная история фирмы была вполне хорошей, дела шли в гору, Манойловы выглядели обеспеченными людьми, активно расширяющими свой бизнес. Открывали новые направления, покупали недвижимость, поэтому кредиты им активно давали.

Когда срок уплаты истек, банки начали задавать вопросы, и тут-то их службы безопасности выяснили, что у манойловского бизнеса, по сути, есть только вывеска. Здание магазина «Континент» находилось в залоге у одного из банков, склад недавно сгорел, так что товарных остатков практически не наблюдалось, текущие счета были обнулены. Чувствовалось, что фирму давно и упорно готовили к банкротству.

Представители банков обратились в прокуратуру. Было возбуждено уголовное дело о мошенничестве. Вот, собственно говоря, и все, что знал главный редактор газеты «Курьер».

Выпроводив коллег из кабинета (Генка сбежал сам, понимая, что сболтнул лишнее), Инна налила себе кофе и задумчиво уставилась в компьютер. Коленька Манойлов меньше всего был похож на идиота, готового безропотно слить весь бизнес в унитаз и, возможно, даже сесть в тюрьму. На первостатейную сволочь он похож был, а на идиота – ни капельки, поэтому Инна никак не могла поверить в происходящее.

«Позвоню-ка я ему, – решила она. – Конечно, видеть его мне совершенно не хочется, особенно после Аниного рассказа, но ради дела я готова потерпеть. Из его уст это будет не просто информация, а полный эксклюзив, так что есть ради чего стараться».

Но телефон абонента был выключен или находился вне зоны действия сети.

«Оно и понятно, – подумала Инна. – Не я одна хочу ему позвонить. Кредиторы тоже».

Немного поразмыслив, она решила поговорить с Сергеем Васильевичем Муромцевым. Вообще-то политика и депутата она не любила. Он относился к известной журналистке без всякого почтения, а недавно на одном из городских форумов обозвал ее и Настю Романову «стареющими баронессами от журналистики». Слова «стареющая» тридцатичетырехлетняя Инна ему так и не простила, однако Муромцев владел любой информацией и охотно делился ею с журналистами. Впереди у него были выборы, а это значило, что он не преминет заставить журналистку Перцеву чувствовать себя чем-то ему обязанной.

– Здравствуйте, Сергей Васильевич, – пропела Инна в телефонную трубку, внутренне морщась от омерзения. – Не согласитесь ли встретиться со мной?

– С тобой, душа моя, завсегда с удовольствием, – баритон Муромцева был весел и раскатист. – Вот только зачем я тебе понадобился?

– Информацией поделитесь?

– Смотря какой…

– Меня «Континент» интересует.

– Он, душа моя, сейчас всех интересует, – засмеялся Муромцев. – Но отчего бы и не поделиться чужими тайнами с такой очаровательной красоткой, как ты. Приезжай, давай. Знаешь, куда? В «Николаевский клуб».

– Почему в «Николаевский»? – Инна слегка опешила. – Вам там кухня особенно нравится или хотите делиться манойловскими тайнами на его территории?

– А с чего ты взяла, что это его территория? Она моя! – и, почувствовав Иннино недоумение, он снова засмеялся: – Давай-давай, приезжай! Тут и поговорим.

Служебная машина довезла Инну до родного двора, где была припаркована ее ярко-красная «ласточка». Воровато оглянувшись (не видит ли Гоша?), она прыгнула за руль и поехала в «Николаевский клуб». Его территория выглядела уныло и печально. Снег почти полностью сошел, обнажив голые чахлые кусты, на озере, в проталинах, понуро плавали два лебедя – белый и черный. Они выглядели как два больших вопросительных знака, которые, кажется, недоумевали, что будет с их дальнейшей жизнью.

Идя по вытаявшей каменной дорожке, грязной от песка, Инна невольно вспоминала, как отмечала тут рождественский сочельник – всего-то два с половиной месяца назад! Тогда этот самый парк был похож на сказочный – благодаря то ли Инниному настроению, то ли предрождественскому волшебству, то ли просто морозному инею.

Муромцев ждал ее в ресторане. Был он по обыкновению слишком румян, слишком толст, слишком лыс и слишком весел. Инна знала, что он законченный мерзавец, но была в нем какая-то отчаянная харизма, которая поневоле располагала к себе. Сергей Васильевич своей гнусности отродясь не скрывал, отчасти даже бравировал ею, что тоже почему-то притягивало и манило. Этот феномен Инна пыталась разгадать каждый раз, когда общалась с Муромцевым, но пока так и не разгадала.

– Чай или кофе? – спросил он, и Инна с сожалением поняла, что кормить ее обедом никто не собирается. Последний раз она ела в самолете и была отчаянно голодна, но надеяться, что скупердяй Муромцев разорится на угощение, было глупо.

– Кофе, – сказала она, решив не затевать волокиту с самостоятельным заказом обеда. – Только пусть пирожных принесут. Они тут вкусные.

– Фигуру не бережешь, душа моя? – Муромцев ехидно прищурился, но пирожные все-таки заказал.

– Итак, почему теперь это ваша территория? – Инна решила сразу взять быка за рога. – Вы «Николаевский» купили, забрали за долги или, может, в карты выиграли?

– Купил. Не скрою, дешевле, чем мог бы. Решил, что элитный загородный клуб – прекрасное место для приватных бесед, и, как видишь, не ошибся.

– Он что же, не был заложен банкам?

– А почему он должен быть заложен? – Муромцев аккуратно пригубил горячий чай.

– Ну, Манойловы же все в кредитах. Здание «Континента» заложено, дом в «Серебряном бору», я так полагаю, тоже. Ну и вся остальная их недвижимость, разве нет?

– Ты, Инесса Перцева, ни хрена не деловая женщина, хоть отчаянно ее из себя строишь, – обидно рассмеялся Муромцев. – Ты, когда с людьми знакомишься, вроде бы должна информацию собирать, а ты всему, что говорят, веришь. С чего ты взяла, что Колькин бизнес и бизнес его мамочки – это одно и то же?

Инна озадаченно смотрела на него.

– Объясняю для особо одаренных журналисток. Фирма «Континент», набравшая кредитов в банках, принадлежит Таисии Архиповне Манойловой. И склад сгоревший ей принадлежал, и машины, и товар. А дом в «Серебряном бору» и «Николаевский клуб» принадлежали Николаю Гавриловичу Манойлову, который своей матери, конечно, приходится близким родственником, но к делу это не относится. Так что он никаких кредитов не брал, в залог ничего не сдавал, никому ничего не должен, а потому своей недвижимостью, и вот этой вот территорией в том числе, распоряжается как хочет. Поняла?

– Нет, – честно призналась Инна.

– Душа моя, так ты же вроде не тупая! – Муромцев откровенно развлекался, глядя в ее непонимающее лицо.

– То есть вы хотите сказать, что неприятности у Таисии Архиповны, которая задолжала куче банков и теперь полный банкрот, а у Коленьки все в порядке?

– В полном, – подтвердил Сергей Васильевич.

– А зачем он вам «Николаевский» продал? Чтобы долги матери погасить?

– На долги там не хватит. А продал, потому что собирается переехать на постоянное место жительства за границу, поэтому ликвидирует тут все свое движимое и недвижимое имущество.

– Погодите. Что значит – за границу. А Таисия Архиповна как же? Получается, на нее уголовное дело завели?

– На нее. Пока она на подписке о невыезде находится, но, если хочешь знать, арестуют ее со дня на день. Пятьдесят мультов зеленых-то куда-то подевались!

– И куда?

– Ну, Инесса, ты даешь! Я-то откуда знаю? Я ж не налоговый инспектор. Думаю, что дом в пригороде Праги на что-то же куплен, и участочек при нем. Да и жить Николаю Гавриловичу на что-то надо будет. Так что денежки тю-тю, в заграничные банки выведены.

– Ну… – Инна продолжала с недоумением глядеть на него. Муромцев неожиданно разозлился.

– Не нукай, не запрягала! Что тут непонятного? Колюнчик с большими денежками за бугор сваливает. Мамаша в тюрьму садится. Вот и весь расклад.

– Как же так, Сергей Васильевич, ведь это же непорядочно! – Инна разволновалась. – Его мама – пожилая уже женщина, ей недавно пятьдесят пять отмечали. И не очень здоровая при ее-то комплекции. Как же она будет тут одна за все отдуваться, если коню понятно, что деньги у Николая? Да и вся затея эта – его, я просто печенкой чувствую.

– Чувствовать печенкой – это одно, а доказать – другое, – задумчиво проговорил Муромцев. – На всех документах подпись Таисии Архиповны стоит. Колькиной нигде нет. Чист он, аки слеза младенца.

У Инны сильно закружилась голова. Она неожиданно отчетливо вспомнила юбилей Таисии Манойловой, устроенный для нее сыном. Трон, покрытый королевской горностаевой мантией, корону на голове Таисии Архиповны, весь этот помпезный, яркий и пошлый праздник, а главное – счастливое лицо именинницы, гордящейся своим любимым и любящим сыном.

Сосудистый криз сейчас был совсем некстати. На глазах у самодовольного Муромцева Инне было стыдно падать в обморок и вообще проявлять признаки слабости, но ее сильно затошнило, а сидящий перед ней человек утратил четкость очертаний.

– Попросите принести мне воды, – прошептала Инна, залезая в сумочку за спасительным фенибутом. Муромцев подозвал официанта.

– У-у-у-у, какая ж ты впечатлительная-то, криминальная репортерка! – насмешливо сказал он, когда Инна проглотила сразу две таблетки. – Как на трупы-то смотришь?

– К трупам можно привыкнуть, – ответила Инна, – к человеческой подлости – нет.

Дурнота отступала, но Инне было все равно душно в этом проклятом помещении. Она понимала, что все, сказанное сейчас Муромцевым, – правда, от первого до последнего слова. Николай Манойлов, десять лет назад купивший любимую женщину у собственного отца, только что продал и предал родную мать, которой теперь предстояло сполна расплатиться за это предательство. И не только деньгами. За внешностью аккуратного отличника, любителя детей и классической музыки скрывался редкостный подонок с извращенным мышлением.

«Такой ни перед чем не остановится», – подумала Инна и вдруг замерла, пронзенная внезапной мыслью.

– Сергей Васильевич, скажите мне, это ведь Манойлов убил Алексея Карманова?

– Ты, душа моя, иногда такие вопросы задаешь, что тебя утопить хочется, – задумчиво ответил Муромцев. – Больно ты прыткая. Откуда мне, порядочному бизнесмену, депутату Законодательного собрания, знать, кто кого убил? Ты же у нас с правоохранительными органами дружишь, у них и спроси. Правда, ответят они тебе, что к законопослушному гражданину Российской Федерации Манойлову Николаю Гавриловичу никаких претензий не имеют. Ни как к налогоплательщику, ни как к потенциальному душегубу. Гаврош у нас чтит уголовный кодекс.

– Гаврош?

– Ну да, так его кличут.

– Он же не уголовник, чтобы погоняло иметь? А, Муром? – Сергей Васильевич вздрогнул, услышав свое лагерное прозвище.

– Язва ты, Инесса. Добром не кончишь. А что касается погоняла, так в нашей стране честные бизнесмены и бандиты по одной улице ходят, хоть и по разным сторонам. На перекрестках нет-нет да и встречаются.

– То есть вы хотите сказать, что сам Коленька никого не убивал, но бандитов все-таки нанял?

– Ничего я не хочу тебе сказать, Инесса! Ты уж версии, которые в твоей головенке рыжей рождаются, для читателей прибереги. А меня избавь. Давай, до новых встреч в эфире.

Муромцев быстро вышел из ресторана. Оставить деньги за свой чай он даже не подумал, предоставив расплачиваться Инне. Она лишь усмехнулась – фантастическая жадность депутата нашла очередное подтверждение. Инна не спеша допила кофе, чтобы убедиться, что головокружение прошло и больше не вернется, и заодно решая, что делать дальше.

В сумочке зазвонил телефон. «Таракан», – прочитала Инна на дисплее и невольно улыбнулась.

– Привет, Вань, – сердечно сказала она в трубку.

– Привет-привет, красавица. Как отдохнула?

– Нормально, Вань, уже работаю.

– Исключительно из хорошего отношения к тебе и твоим подругам я сейчас нарушу служебную тайну и сообщу тебе, что сейчас квартиру Манойловой будут штурмом брать. ОМОН уже выехал.

– Чт-о-о-о???

– А то. Новый городской прокурор ордер выписал на ее арест, а она с утра дверь не открывает.

– Вань, а может, она с собой покончила? – с тревогой спросила Инна. – Не вынесла позора.

– Ага, как же! Она в форточку наших такими отборными ругательствами поливает! Я таких и не слышал никогда. Уши в трубочку сворачиваются. В общем, там сейчас весело будет. Но я тебе этого не говорил.

– Спасибо, Ванечка, миленький, я сейчас же туда поеду!

– Давай, за эксклюзив потом проставиться не забудь. Ирка моя говорила, ты манты вкусные лепишь.

– С меня манты, Вань! И еще все, что захочешь! – пообещала Инна. Забыв про головокружение, она быстро натянула курточку и стремглав помчалась к машине.