Глава 16

За последние шесть месяцев, после того как ее уволил дон Игнасио, Эстелла стала сильнее. Она вернулась к родителям в Запаллар и рассказала им о темноволосом красавце — мужчине, укравшем ее сердце и оставившем частицу себя, которая сейчас растет в ее чреве. Услышав такую весть, мать залилась слезами, а отец так стукнул кулаком в стену, что образовалась большая дыра в штукатурке, которая так и осталась на долгие месяцы, поскольку у них не было ни денег, ни времени для ремонта. Он поклялся, что если когда-нибудь увидит этого негодяя, то своими руками отрежет ему пенис. «Если он не умеет им пользоваться как следует, то не должен иметь его вовсе», — ревел он, потирая ушибленную руку. Эстелла пыталась убедить их, что ее возлюбленный обязательно к ней вернется. Она уверяла, что он обещал, и она ему верит. Но они смотрели на нее мудрыми глазами людей, много повидавших на своем веку, и лишь сокрушенно качали головами.

Пабло и Мария Рега были несколько староваты для двадцатидвухлетней дочери. Они поженились совсем юными и много лет пытались обзавестись детьми. Но после семи выкидышей супруги практически потеряли надежду. Было пролито море слез и в отчаянии нанесено множество ударов кулаком по всем подвернувшимся поверхностям, однако в итоге они отказались от этой мысли, устав от бесконечных неудач. Пабло погрузился в работу, занимаясь благоустройством кладбища неподалеку от моря и изливая неизвестным бедолагам, лежавшим под его ногами, свои печали. «Они не могут помочь мне, — говорил он жене, — но они хорошие слушатели». Мария продолжала работать в большом доме дона Карлоса Оливоса и его жены сеньоры Пилар, с утра до вечера убирая помещения и хлопоча в кухне. Естественно, что она всегда питалась продуктами из запасов хозяев. Однако окончательно осознав, что просто не в состоянии выносить ребенка, она стала постоянно что-то жевать, чтобы приглушить душевные страдания и заполнить часы, проведенные в раздумьях о своих нерожденных детях. Раньше, когда она была еще молода, ее дразнили «спагетти», за то, что она была тоненькая и хрупкая, как всем известное мучное изделие. Но потом она увлеклась едой и уже не сумела остановиться. Невзгоды трансформировались в ее теле в мощные наслоения жира, пока она не стала такой крупной, что едва могла вскарабкаться по лестнице дома дона Карлоса без одышки и использования перил, за которые приходилось держаться руками. Как ни странно, Пабло она в таком виде нравилась гораздо больше. Он мог забираться на нее и с упоением погружаться в колышущиеся волны ее тела. Теперь для любви ее было гораздо больше.

Когда одним прекрасным утром Мария собиралась преодолеть верхнюю ступеньку после долгого восхождения по лестнице, во время которого ей приходилось останавливаться после каждого шага, чтобы перевести дыхание, она внезапно потеряла сознание и упала на пол, где ее и обнаружила любовница дона Карлоса Серенидад, украдкой, на цыпочках, покидавшая его спальню. Серенидад предпочла бы проигнорировать женщину, распростершуюся на деревянных досках, подобно коровьей туше, но совесть заставила ее преодолеть отвращение и позвать своего любовника, одновременно обмахивая Марию пачкой банкнот, которыми снабдил ее дон Карлос для уплаты долгов. Дон Карлос был весьма смущен тем, что его застали с любовницей, и немедленно отослал Марию в частную клинику в Вальпараисо, где учтивый доктор сообщил, что у нее начинаются роды. Шофер дона Карлоса специально отвез Пабло в Вальпараисо, чтобы он мог находиться рядом с женой. Они держались за руки, когда у Марии начались схватки, но она не ощущала ни боли, ни дискомфорта. Их ребенок выскользнул из утробы матери как новорожденный тюлень с шелковистой смуглой кожей, блестящими черными волосами и нужным количеством маленьких пальчиков на руках и ногах. Мария и Пабло были настолько поражены свершившимся чудом, что даже не плакали. Они смотрели на свое дитя так, как если бы оно было первым младенцем, родившимся в этом мире. «Мы назовем ее Эстелла, — с благоговением произнесла Мария, — поскольку она звездочка, которую даровали нам небеса».

Мария резко похудела. Это произошло буквально в течение месяца. Ее больше никогда не дразнили «спагетти», как в юности, но такой она тоже понравилась Пабло. Теперь у него было двое любимых людей.