XIII

Миновала пора дождей. Начинался девятый месяц.

Небо над Финша стало выше и как бы невесомей. А горы словно раздались вширь долгими сине-зелеными полотнищами.

Ручьи, смирные и подобревшие, вернулись в свои русла, и тихое их журчание звучало ласково, как колыбельная песня: «A-а… Па-а-ой… Спи… сыночек… мой…»

На шеях буйволов и быков, направлявшихся к выгону, позвякивали колокольцы. Черные и рыжие быки шагали неторопливо и важно, а белые козы резво скакали вокруг них по кручам.

Девушки, проходя по полю, срывали упругие листья и, свернув их в рожок, дудели, скликая дружков. Время от времени одна из них останавливалась, настороженно слушая обступившую ее тишину. Потом, отломив пустой кукурузный стебель, не давший початка, жевала его, чтобы освежить соком горло, и принималась снова играть на рожке. Иной девушке вовсе некого было звать, и она обращала свою песню к неведомому, но желанному другу.

В предвечернем воздухе очертания ближних и дальних гор сливались в темно-зеленую стену, высившуюся над лоснящейся желтизной кукурузных полей.

Парни и девушки, покуда не началась жатва, сговаривались друг с дружкой и отправлялись из дальних деревень на базар, а там, не жалея ног, шли на другой, по соседству. Любители птичьих боев силками ловили соловьев в бамбуковых рощах. А усердные и рачительные хозяева уже распахивали ближние делянки, готовя их под осенние посадки сои.

В Финша пришел караван — сотни вьючных коней с первым товаром для нового магазина. Вместе с караваном вернулся Нгиа.

Он немедленно отправился на поиски Кхая.

— Нет его дома, — сказала Зианг Шуа, — он на работе.

— А он ничего не передавал мне? — спросил Нгиа.

— Нет.

Но Ми сказала, улыбнувшись ему:

— Кхай просил, когда вы объявитесь, зайти к нему на медпункт.

— Тогда я пошел, — заторопился Нгиа.

— А меня с собой не возьмете?

Нгиа, усмехнувшись, промолчал. Но Ми как ни в чем не бывало зашагала за ним следом. Она частенько заглядывала на медпункт. Там с первого дня отбою не было от любопытных. Люди приходили, усаживались и, покуривая табак, глядели, как Кхай делает уколы и исцеляет больных.

Народ валил на медпункт спозаранку — одни за лекарством, другие на прививку; очередь огибала весь дом. Да и само здание медпункта с побеленными известкой стенами и распахнутыми окнами, где развевались цветные занавески, было людям в диковинку. На стене за дверью приколоты плакаты с изображениями детей: один ребенок сладко спал, а другой улыбался во весь рот — оба упитанные, круглые, как тыквы. Правительство может вылечить любую хворь — теперь это знали все. Жаль только, больным, что жили далеко в горах, трудно добираться сюда по плохим дорогам. Хорошо бы устроить на тропе из Тхенфанга лестницу; там без ступеней по скалам не пройти. Вот и ходят пока на медпункт лишь жители ближних деревень, но все равно от пациентов нет отбоя. Люди привыкли к лекарствам, особенно им полюбились уколы. «Вколешь лекарство, — говорили они, — и сразу поправишься».

Кхая на медпункте не оказалось. И никто не знал, где он. Возможно, он снова спустился в деревушки, стоящие внизу, на реке, чтобы закончить опрыскивание малярийных болот.

Даже председатель Тоа не знал, где Кхай. Он сам только что вернулся — ездил на несколько дней в деревню лы. Обернувшись к Ми, стоявшей в дверях медпункта, он спросил:

— Ниа дома?

— Ушел за хворостом.

— Говорят, какая-то банда снова перешла границу и засела в лесу возле Наданга, — сказал председатель, обращаясь к Нгиа.

— Откуда это стало известно?

— Панг сообщил. И подонок Нгу исчез куда-то.

— Да-а, дела… — задумчиво протянул Нгиа.

Он как раз собирался обсудить с председателем и Тхао Кхаем, как наладить рекламу открывающегося в Финша магазина. Но вот в Наданге кто-то опять раздувает слухи и подстрекает народ «копить белое серебро в подарок новым начальникам, они-де вот-вот явятся вместе с государем». Нгиа почувствовал, как сердце его тревожно сжалось…

Вот уж который месяц люди сходятся в Финша на строительство магазина. Скоро уже и открытие. То-то будет праздник на всю округу! Но раз из Наданга пришли дурные вести, спокойным оставаться нельзя. Партячейка уделяет Надангу особое внимание. Нгиа и сам не раз бывал там. Тхао Кхай вон сумел даже старосту Панга вовлечь в партийную работу.

Хотя Нгиа поручили наладить торговлю в Финша, он принимал близко к сердцу любое дело, как прежде, когда руководил партработой в общине. Из памяти его никогда не изгладятся те дни, когда он впервые ступил на землю Тэйбака. Он пришел сюда тайными тропами подпольных связных — через Черную реку и реки Тхао и Ма и кружной дорогой добрался до Финша. Целый год пробирался он по вражеским тылам. Здесь Нгиа впервые встретил людей мео и са и сразу нашел с ними общий язык. Они давно уже ждали встречи с Партией.

Однажды отряд карателей напал на опорный пункт, где находился Нгиа. Сам он успел скрыться в лесу, но заблудился. После долгих скитаний, изможденный и больной, он не в силах был идти дальше и забрался в пещеру, неприметную в лесной чаще. Уездный комитет все время разыскивал его, но не нашел. За долгие недели, проведенные в пещере, Нгиа оброс бородой. Он лежал на камнях, не в силах сдвинуться с места. Шаря вокруг себя рукой, он обрывал мох и листья и жевал их; иногда удавалось поймать улитку, и он съедал ее. Когда Нгиа немного оправился, он выполз из пещеры и побрел по лесу. Лишь повстречав людей, он поверил, что остался жив.

В самые тяжелые и опасные дни народ укрывал Нгиа, кормил его и прислушивался к каждому его слову. Вот почему он непоколебимо верил в здешних людей. Подчас он склонен был кое-что упрощать. Руководствуясь лишь собственными субъективными взглядами, Нгиа не вникал в суть событий и, более того, даже не думал, что тут нужен какой-то анализ происходящего. Но таковы уж были навыки у того поколения кадровых работников, которые сражались в годы Сопротивления здесь, в Тэйбаке…

Итак, взволнованный и обеспокоенный, Нгиа направился в Наданг.