Глава 17

Элли огляделась вокруг в небольшом подводном дворце среди скал, поблескивавших в темноте подобно отполированному черному дереву.

— Это просто изумительно, — сказала она внезапно охрипшим голосом.

— Я рад, что тебе понравилось, — сказал Ястреб с озорным блеском в глазах. — Ну как, стоило сюда плыть?

Губы ее изогнулись, и она плеснула в него водой, ударив по поверхности ладонями.

— Как вы могли скрывать от меня такое чудо?!

Он потряс головой, отряхивая воду с густых волнистых волос, и на губах его расцвела обычная озорная улыбка.

Они вышли в море вскоре после восхода солнца на стареньком, изрядно побитом скифе, позаимствованном у местного рыбака, в котором они с трудом уместились вдвоем.

Утренний туман был густым и плотным, когда капитан на веслах провел скиф вокруг северной оконечности острова к темному скоплению скал, где скрывалась небольшая бухта. Он вытащил скиф на каменистый берег, укрыв его от посторонних глаз, и сказал Элли, что она может оставить одежду в лодке.

Ей вовсе не улыбалась идея еще раз лезть в ледяную воду, но она не хотела подать ему повод отвезти ее назад. Возможно, это последний шанс побыть наедине с ним. Если она собиралась выяснить, права ли в своих предположениях Мег, она должна была сделать это сейчас.

Поэтому Элли разделась до рубашки и последовала за капитаном к изрезанной каменной стене, которая, как оказалось, скрывала вход в пещеру.

Было довольно страшно нырять в неизвестность, но капитан взял ее за руку, когда они погрузились в темную ледяную воду, и повлек за собой вниз примерно на пять футов через узкое отверстие в скале. Когда они вынырнули на другой стороне, Элли обнаружила, что они оказались в неглубоком бассейне — в волшебном оазисе среди скал. Света было вполне достаточно, чтобы разглядеть темный грот почти прямоугольной формы.

Капитан поставил ее на ноги, и Элли с удивлением увидела, что вода ей достает всего лишь до груди.

— Сюда можно попасть только во время отлива, — объяснил он. — Днем вода поднимается до потолка.

Увидев, что потолок всего в двух футах над его головой, Элли сообразила, что высота пещеры, должно быть, около восьми футов. Как удивительно, что вода может подняться так высоко всего за несколько часов!

Элли содрогнулась.

— Страшновато застрять здесь.

Капитан повел ее к выступу в скале, служившему естественной скамьей. Обхватив ладонями ее талию, он поднял ее на скалу и следом взобрался сам. В первый раз за весь день он коснулся ее, и Элли вздрогнула при этом прикосновении.

Элли выжала воду из волос и подобрала босые ноги под мокрую рубашку.

Он пробежался пятерней по волосам и отер ладонью лицо.

— Тебе холодно?

— Здесь намного теплее, чем в воде.

— Здесь всегда одинаково почти круглый год. Я точно не знаю почему.

Элли отметила слабое эхо его голоса, но, как ни прислушивалась, не услышала больше никаких звуков извне — ни рева ветра, ни плеска волн, разбивающихся о скалы. Если не считать стука капель воды, срывающихся со свода пещеры, здесь царила мертвая тишина.

— Здесь так тихо.

— Да. Словно находишься в другом мире, верно?

— Как вы отыскали это место?

— Это не я. Местным оно известно испокон веков.

— Это великолепное укрытие. Очевидно, оно не раз пригодилось вам, когда вы присоединились к Брюсу? Чтобы получить назад свои земли?

Он укоризненно покачал головой:

— Ты никогда не сдаешься?

Она уже думала над этим.

— Нет.

Капитан тяжело вздохнул. Элли не надеялась, что он ответит, но, помолчав немного, он сказал:

— Частично и по этой причине, но главным образом потому, чтобы выполнить свой долг. — Он строго на нее взглянул: — Не спрашивай. Больше я ничего не могу тебе сказать.

Элли прикусила губу, вглядываясь в темную воду. Она больше не хотела, чтобы между ними оставались секреты. Нужно сказать ему правду, кто она такая. Но сначала необходимо выяснить, какие чувства он испытывает к ней.

— Не можете или не хотите?

— И то и другое.

Он протянул руку и взял ее за подбородок. Нежное прикосновение вызвало дрожь, пробежавшую по ее телу.

— Это слишком опасно для тебя, Элли. Я пытаюсь защитить тебя.

Он был прав. Это было опасно. Вот почему его участие в мятеже Брюса привело ее в такой ужас.

— А как насчет опасности, грозящей вам?

Элли чувствовала, что слезы подступили к ее глазам. Хотя отец ее был предан королю Эдуарду, Элли симпатизировала мужу сестры, которым всегда восхищалась. Но, тем не менее, она знала, что дело его проиграно. Попытка Брюса вернуть себе корону не удалась. Дни Брюса и его сторонников были сочтены. Кровь леденела в ее жилах, когда она представляла себе, что сделает с ними король, когда их схватит. А он непременно их схватит.

— И сколько еще времени, по-вашему, вам удастся скрываться от английского флота?

Он опустил руку, лицо его посуровело.

— Столько, сколько потребуется.

— А что будет потом? Вы погибнете в битве или, хуже того, с петлей на шее или под топором палача?

— Может, и так. — Он пожал плечами. — А может, и нет.

Элли охватило отчаяние.

— Вас не волнует, что вы можете умереть?

— Смерть — неизбежный спутник сражения, Элли. А именно этим я и занимаюсь всю жизнь — воюю. — Он улыбнулся. — И обычно я побеждаю.

Элли в этом не сомневалась. Она видела, как он владеет мечом. С его ростом и силой он наверняка был несокрушим на поле боя.

— Но на этот раз вам не удастся победить. Эдуард слишком могуч. Сколько у вас бойцов? Несколько сотен?

— Борьба еще не закончена.

Очевидно, он был слишком упрям, о чем она раньше не подозревала.

— Думаете, у Брюса есть шанс?

— Больше чем шанс.

Элли услышала в его голосе нечто, чего никогда не слышала прежде. Он говорил твердо, решительно, убедительно. Ей потребовалось всего одно мгновение, чтобы определить, что это такое. Преданность. Внезапно ей припомнилась надпись на его клинке: «Всегда верен».

— Но вы последуете за ним в любом случае, — сказала она, имея в виду, что это может означать его собственную гибель.

Он вовсе не был лишен чувства привязанности. Если он может быть так предан Брюсу, возможно, он и вправду ее любит. Он совсем не таков, как ее отец. Только из-за того, что он так красив и невероятно обаятелен, она несправедливо заключила, что он не способен на глубокие чувства.

И она вдруг поняла — где-то в глубине души почти знала — он ее любит.

Элли глубоко вздохнула и повернулась к нему лицом:

— Я не хочу с вами прощаться.

Он замер. На щеке его задергался мускул. Но затем он широко улыбнулся, и Элли задумалась: не привиделось ли ей все это?

— Элли, скоро ты вернешься домой, к своей семье, и даже не вспомнишь, что с тобой случилось.

Элли с трудом удалось скрыть острую боль, пронзившую ей сердце.

— Не надо обращаться со мной как с ребенком. Мне лучше знать, что я чувствую.

— Ты чувствуешь это сейчас, но достаточно скоро обо всем забудешь.

Он говорил так убежденно, так уверенно. Словно ему уже приходилось повторять это много раз — слишком много раз.

Элли внимательно вглядывалась в его лицо, пытаясь отыскать хоть малейший признак слабости. Но ничего не нашла. Сердце ее, казалось, не имело сил биться в тесной клетке ее груди.

— И вы тоже намерены это сделать? — чуть слышно спросила она. — Забыть?

Он твердо встретил ее взгляд и ни минуты не колебался.

— Да.

Сидел он, небрежно откинувшись назад, опершись спиной о скалу: одно колено согнуто, ступня другой ноги опущена в воду. Вроде бы полностью расслабившись. Но показная беззаботность его позы не смогла ее обмануть. Элли кожей чувствовала исходящее от него напряжение, подобное дымящемуся труту, вот-вот готовому вспыхнуть пламенем.

Элли сняла руки с колен и наклонилась к нему. Она не пыталась выглядеть соблазнительной, потому что понимала, что будет выглядеть глупо. Вот дерзкой и решительной — это она могла.

Должно быть, это подействовало, потому что тело его, и без того напряженное, словно оцепенело. Казалось, он перестал дышать.

— Что ты делаешь?

Она улыбнулась, услышав настороженность в его голосе. С мужчиной, буквально излучавшим самоуверенность, такое наверняка случалось не часто.

— Мне кажется, это вполне очевидно. Все то же, чем мы занимались последнюю пару дней, — хочу немного развлечься.

Ястреб прищурил глаза. Он понимал, что она бросает ему вызов.

— Не думаю, что это удачная идея.

Элли насмешливо приподняла бровь:

— Почему? Ведь это пустяки, ничего серьезного… или это не так?

Он не ответил, возможно, оттого, что так плотно стиснул челюсти, что не мог пошевелить губами.

Но он не собирался облегчить ей задачу. Он сидел рядом с ней неподвижно. Мускулы напряжены. Казалось, каждый дюйм его могучего тела предостерегал: «Держись подальше».

Глубоко вздохнув, Элли придвинулась еще ближе и прижалась губами к его губам. Затем проложила поцелуями дорожку вниз по его заросшему щетиной подбородку, влажному от соленой морской воды, к шее. Даже после купания в море он пах приятно. Он уже несколько дней не брился и с этой небольшой бородой еще больше походил на золотого норвежского бога.

Элли откинулась назад, чтобы оценить результат своих усилий. Его взгляд впился в нее, словно стрела молнии, горячий и настойчивый. Челюсти его все еще были сжаты. Но на щеке появился тик.

Он выглядел мрачным и угрожающим — до мозга костей свирепый горец-воин. Но вместо того чтобы напугать ее, это только придало ей смелости.

— Вы ведь все равно скоро забудете об этом, — сказала она с вызовом. — Потому что это ровным счетом ничего не значит для вас, разве не так?

Он наблюдал за ней устрашающим взглядом хищника. Элли одарила его самой озорной улыбкой и, протянув руку, прикоснулась к нему.

Ее пальцы скользнули по его груди, по упругим мышцам живота. Он вздрогнул от ее прикосновения. Она некоторое время играла с ним, проверяя границы его выдержки, — дразнила, вырисовывая круги на его животе, тщательно избегая касаться его затвердевшей плоти.

Все это время она смотрела ему в глаза, становившиеся все более темными и горячими.

— А это? — Она прижала ладонь к его бешено колотившемуся сердцу и посмотрела на него с вызовом: — Разве не чувствуете никакой разницы?

— Нет.

Он выпалил это слово, будто ругательство. Голос его звучал напряженно и жестко.

Он лгал. Это было очевидно. Но он явно вознамерился побороть себя.

И тогда она накрыла ладонью пульсирующий жар его плоти.

— Я уверена, что вы обязательно все это забудете.

— Боже мой, Элли, — простонал он, мускулы его шеи напряглись, как натянутая тетива. — Я не хочу причинить тебе боль. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь.

Надежда, придававшая ей храбрости, угасла. Элли убрала руку. «Он меня не хочет. Не любит». Страшная боль пронзила ее сердце. Она не ожидала, что это ранит ее так сильно.

Но какая-то часть ее отказывалась сдаваться.

Если это все, что он собирался дать ей, значит, она возьмет все, что сможет.

С вновь обретенной решимостью она принялась развязывать тесемки на его штанах. Но ткань промокла, и это потребовало значительных усилий. Когда она, наконец, достигла цели, и возбужденный ствол лег на ее ладонь, она посмотрела на Ястреба. Его лицо оставалось все таким же суровым и непреклонным.

— Чего я хочу? Всего лишь вот это. Всего лишь капельку удовольствия в последний раз.

Черт бы ее взял! Что она пытается доказать? Сегодня ночью он намерен отплыть и напрочь забыть обо всем этом. Они оба забудут.

Не имеет значения, какое наслаждение сжимать ее в объятиях. Не важно, что он не может насытиться ее поцелуями. Что он желает ее так, как не желал ни одну женщину в своей жизни. Все это просто потому, что он знает, что не может получить ее. Бешеное биение сердца, непреодолимое влечение, отчаянное желание быть с ней — все это пройдет.

Почему ей вздумалось его заводить? Почему она не может оставить его в покое? Он не хотел причинять ей вред.

Он понимал, чего она пытается добиться своей игрой, но ей не удастся заставить его изменить свое решение.

Может, она и начала эту игру, но закончат они ее на его условиях.

Он зарылся пальцами в ее влажные волосы и притянул ее лицо к себе, впившись ей в губы долгим страстным поцелуем. Облегчение разлилось по его телу жаркой волной удовольствия.

Он жадно целовал ее, а она ласкала его ладонью. Их языки сплетались вместе в безумной жажде насытиться. Однако это ничуть не уменьшало по-прежнему терзавшую его жажду.

Что-то дикое и не поддающееся контролю нарастало внутри его. Он ощущал странное стеснение в груди. Тяжесть, возрастающую, не имея выхода.

Он предчувствовал опасность, но не принял во внимание это предостережение.

«В последний раз».

Эрик действительно рассчитывал, что сумеет держать себя в руках. Он отстранил ее пальцы, прежде чем наступила развязка, и притянул ее к себе, осторожно опустив на каменный выступ.

Элли таяла в его объятиях, изгибаясь и прижимаясь к нему всем телом. Если прежде в ее отклике ощущалась некоторая сдержанность, теперь она полностью исчезла. Каждое его движение, каждую его ласку она встречала с исступленной страстью.

Но, как масло в огонь, это еще больше разжигало пожиравшее его изнутри жаркое пламя.

Он жадно целовал ее. Ласкал. Крепко прижимал к себе. Бедра к бедрам: Грудь к груди. Твердые бутоны ее сосков царапали ему грудь при движении.

Но этого было недостаточно.

Он хотел видеть ее обнаженной — полностью обнаженной.

Одежда. Необходимо было от нее избавиться. Эрик оторвался от ее губ и сбросил тунику. Элли широко раскрыла глаза при виде его обнаженной груди и рук.

Его штаны последовали за туникой, в затем, прежде чем она успела возразить, он стянул с нее через голову рубашку.

Боже! У него перехватило дыхание. Он застыл, словно громом пораженный.

Она была прекрасна. Не худая, а стройная и изящная. Он пожирал взглядом каждый изумительный дюйм нежной кремовой кожи. Маленькие упругие груди. Тонкую талию и восхитительный изгиб бедер. А ее ноги… Они были само совершенство. Длинные и стройные, с хорошо развитыми мускулами.

Наверное, раздеться было не самой удачной идеей. Потребуется очень много времени, чтобы это видение изгладилось из его памяти.

Он гладил ладонями ее груди, ее ягодицы, все ее тело. Она была такой нежной и податливой, что он не мог остановиться. Желание захлестнуло его мощной жаркой волной, лишая воли.

Наконец она прижалась интимным местом к его возбужденной плоти. Ощущение ее влажного естества, скользящего по его жезлу, едва не свело его с ума.

Так близко.

«Не смей». Он стиснул зубы, с трудом сдерживая порыв вонзиться в нее.

Но, Господи, как ему этого хотелось!

«В последний раз». Эти ее слова набатом звучали в его ушах, подгоняя его.

— Пожалуйста, Ястреб…

— Эрик, — сказал он.

Ему хотелось — было необходимо — услышать, как она произносит его имя. Их глаза встретились. Он ощутил это странное стеснение в груди и снова произнес:

— Эрик.

— Эрик, — тихо повторила она. Улыбка, мелькнувшая на ее губах и засиявшая в глазах, разрушила напряжение, нараставшее у него внутри. — Прошу тебя, пожалуйста, я хочу этого.

У него закружилась голова. Ее мольба почти лишила его рассудка. Он знал, какое наслаждение это сулит. Какая она узкая и тесная. Как восхитительно ее тело будет сжимать его.

Его сжигало единственное желание — овладеть ею. Ни о чем другом он не мог думать. Только это имело значение. Только это казалось правильным. Только это могло успокоить бешеное биение его сердца и положить конец нестерпимой, сводящей с ума жажде.

Положив ладони ей на плечи, он опустился на нее, расположившись между ее ног. Их глаза встретились. Ни один из них не произнес ни слова. В словах не было надобности. Он предоставил ей последний шанс. Она прочла вопрос в его глазах и молча кивнула.

Он больше не колебался. Его тело больше не слушало доводов рассудка, а действовало по собственному разумению, устремившись вперед с единственной целью: сделать ее своей.

«Моя». Это первобытное изначальное чувство было ведущим и неодолимым.

Элли понимала, что должна остановить его. Она знала, что, несмотря на туман страсти, окутавший их обоих, он подчинится.

Но она не захотела.

Она любила его — Эрика. Он назвал ей свое имя.

Любила его дерзкую самоуверенность. Его озорную улыбку. Его благородство и врожденное чувство чести, которые он прятал за внешней беспечностью. Любила его сердечность, его доброту, его внимательность. Любила чувство свободы, которое она обрела рядом с ним. Любила приключения. Возбуждение. Любила просто сидеть рядом с ним на склоне холма, наблюдая, как волны разбиваются о скалы.

Единение с ним казалось ей совершенным — и единственно возможным — выражением этой любви.

Элли знала, что это очень важно. Он ее любит. Не может не любить. Когда он опустился на нее, у него был такой взгляд, что у нее перехватило дыхание. Горячий и страстный. Собственнический. Настойчивый. Словно он предъявил на нее свои права и не потерпит отказа.

Она принадлежала ему, а он ей. Судьба свела их в этом месте. Так было предопределено. Он был предназначен ей Богом.

Элли вцепилась ему в плечи, чувствуя, как шелковистая головка его жезла проникает в чувствительные складки между ее ног, вызвав новый прилив влаги и невообразимых ощущений.

Она не была уверена, что все получится хорошо. Он был слишком велик. Но все же она поверила, что тело ее сумеет как-нибудь приспособиться.

Пронизывающий взгляд голубых глаз не отпускал ее, исполненный большей страсти, чем она видела прежде. Лицо Эрика было напряжено. Челюсти плотно сжаты. Она чувствовала, как его мускулы отвердели под ее пальцами. Казалось, он борется с невидимым врагом.

Он слегка двинулся вперед, раздвигая нежные складки.

Элли ахнула, ощутив вторжение. Затем еще раз, когда он проник немного глубже.

Это были странные, но приятные ощущения. Тепло. Соединение. Ее тело растягивалось. Он заполнял ее.

Элли чувствовала, как ее лоно поддается, принимая его внутрь.

Возможно, в конце концов, все получится.

Когда она подумала, что он уже проник насколько возможно, Эрик поймал ее взгляд и сделал последний энергичный рывок.

— Прости, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Элли ощутила острую боль и вскрикнула. Тело ее напряглось от неожиданности. Но он успокоил ее, завладев ее губами, и целовал до тех пор, пока она не расслабилась и снова беззаветно не отдалась страсти.

Погруженная в сладостную истому, пережив самый изумительный момент своей жизни, Элли была страшно удивлена, когда он внезапно скатился с нее, Не ощущая больше тяжести его тела, отделенная от него, она вдруг почувствовала себя неловко и одиноко.

Элли украдкой взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. Тело его было невообразимо прекрасно. Без одежды он выглядел даже более внушительно.

Почему он ничего не говорит? Хотя прошло всего несколько секунд, молчание казалось ей невыносимым.

«Скажи что-нибудь».

— Извини.

У нее замерло сердце. «Только не это».

Лицо его окаменело. Он даже не смотрел на нее.

— Этого не должно было случиться.

Сожаление в его голосе было подобно удару ножа в грудь. Если она тайно надеялась, что он объяснится ей в любви, то сейчас стало ясно, что ее ждет горькое разочарование.

У нее болезненно сжалось сердце. Она поставила на кон свою невинность и проиграла. Ей удалось доказать только, что он испытывает к ней похоть. Но похоть — это не любовь. Наверное, она не сумела разглядеть разницу.

Он был мужчиной, любящим состязания, обожающим поединки, и она свой поединок проиграла.

Господи, что же она натворила?!

Какого черта он это сделал?!

Истина поразила Эрика прямым попаданием в грудь: он потерял голову, нарушил свою клятву и взял ее девственность.

Он вовсе не намеревался зайти так далеко. Он оказался самоуверенным болваном, полагая, что может играть с огнем и не обжечься.

Что же теперь ему делать?

Он не мог жениться на этой девушке. У него, как у вождя, были обязательства перед своим кланом. Он должен был жениться на ком-то, кто добавит могущества и престижа его клану. Кроме того, он был еще слишком молод, чтобы связать себя с одной женщиной.

Осознав, что Элли ничего не сказала в ответ на его «извини», он посмотрел на нее. Выражение ее лица поразило его в самое сердце. Ее подбородок дрожал, щеки были бледны, а в ее глазах он прочел не просто разочарование, а полное крушение иллюзий.

Вот дьявольщина! Он повел себя как последний негодяй. Поглощенный сознанием собственной вины, он не подумал, как трудно, должно быть, сейчас приходится ей.

Для мужчины, известного своим умением всегда найти нужные слова, все, что он сказал, было совершенно неприемлемо. И это в тот момент, когда ей особенно нужна была поддержка. Вместо того чтобы извиняться, ему следовало обнять ее и ободрить — сказать, как восхитительно все было и как она прекрасна.

Но он никогда прежде не был так потрясен, овладев женщиной. Никогда еще он не испытывал подобных, незнакомых ему эмоций.

Он потянулся к Элли, но она отвернулась, схватив свою рубашку.

— Вам не за что было извиняться, — сухо сказала она. — Я знала, что делаю. Я сама этого хотела. — Она натянула рубашку через голову, а затем ухитрилась улыбнуться: — Благодарю вас. Это было довольно мило.

«Мило»? Эрик ошеломленно нахмурился. Разве это можно так назвать? Правда, это для нее внове и все такое, но, черт возьми, это было потрясающе.

Элли протянула ему его одежду:

— Нам нужно возвращаться. Я уверена, что у вас еще масса дел перед отъездом.

Эрик не мог поверить своим ушам. Разве не он должен был бы стремиться поскорее бежать?

Он схватил ее за руку:

— Это может подождать. Нам нужно поговорить о случившемся.

Элли отпрянула, словно его слова обожгли ее.

— Прошу вас, не надо ничего говорить. Мне ничего от вас не нужно. Удовольствие, и ничего больше, помните? То, что сейчас случилось, ничего не меняет. Моя девственность принадлежала мне, и я отдала ее добровольно.

Эрик не мог в это поверить. Она не собиралась поймать его на крючок.

Он понимал, что должен бы испытывать облегчение. Но вместо этого был страшно раздосадован.

Он быстро оделся. Должна же она была хоть немного надеяться, что он женится на ней? Неужели она думала, что он вообще лишен чести? Не могла же она считать его мужланом. Она ведь сказала, что не верит сказкам о пиратах. Она считала его благородным.

Ей и в самом деле не терпелось уйти, и она уже опустилась в воду. Он прыгнул вслед за ней и, взяв ее за руку, — с несколько собственническим раздражением — повел ее назад сквозь заполненный водой тоннель в скале.

Неужели она собирается так просто сдаться без борьбы? Вернуться к своему положению няни и скрывать свою страстность под строгим фасадом?

У Эрика сжалось сердце, и он едва не наглотался воды. А что, если она не станет скрывать свою страстность? Что, если он посвятил ее в тайны плотских радостей только для того, чтобы она делила их с кем-то еще?

Он вынырнул на поверхность, встал и, нахмурившись, повернулся к ней. Если она думает, что этот разговор окончен, она крупно ошибается.

— Элли, нам обязательно нужно поговорить.

Она гордо вскинула голову, как делала это на ладье, и он пришел в ярость.

— Я не хочу… — Она осеклась, заметив что-то позади него. Глаза ее широко раскрылись от страха. — Эрик…

Он обернулся, но опоздал на секунду.

Четверо воинов. Англичане. Копье, летящее прямо в него.

Он отклонился влево, но копье задело его бок и повлекло назад в темную бездну.

Пронзительный вопль Элли — последнее, что он услышал, прежде чем вода сомкнулась над его головой.