Берлин, 18 сентября, 16: 34

Габриэль откладывает газету «Берлинер Цайтунг» в сторону и выливает остатки кофе в умывальник. Густая черная жижа, которую администратор «Цезаря» гордо именовал кофе из кофеварки, нещадно горчит. Невзирая на ударные дозы кофеина, Габриэля охватывает свинцовая усталость, точно гравитация усилилась раза в три.

Настойчивое жужжание мухи, забившейся между окном и шторой, треплет ему нервы. Он вспоминает о том, как мухи роились над телом Верены Шустер. Вспоминает сладковатый запах смерти.

Вчера ее полуразложившееся тело обнаружила полиция: незадолго до этого им наконец-то удалось установить личность парня, пару дней назад сбитого грузовиком, и полицейские хотели сообщить прискорбные новости матери Йонаса Шустера. В квартире они нашли труп на столе в кухне. Газета цитировала слова представителя полиции: «Это одно из ужаснейших преступлений в криминальной хронике Берлина за последнюю пару лет».

Габриэль отставляет пустую чашку на поцарапанную квадратную столешницу, скручивает газету в трубку и беззвучно отодвигает занавеску. Осеннее солнце заливает комнату оранжево-розовым светом, стоит чудесная погода – точно и не было всех этих дождливых дней.

Быстрым движением Габриэль наносит прицельный удар. Жужжание обрывается, черный съежившийся комочек падает на подоконник.

Габриэль снова ложится в постель, проваливаясь в выемку продавленного матраса. После удара Йонаса правое плечо опять ноет, глаза болят от усталости и пыли в воздухе.

С тех пор, как Йонаса Шустера переехал грузовик, время тянется мучительно медленно – но при этом летит с невероятной скоростью. Что ж, теперь у него хотя бы есть описание похитителя: белый мужчина лет пятидесяти, светлые волосы, шрамы на правой стороне лица, протез руки. Такому человеку непросто будет спрятаться, особенно если известно, где его искать.

Но со смертью Йонаса Габриэль утратил своей единственный шанс приманить преступника. Теперь ему остается только рыться в собственных воспоминаниях, заглядывать в потаеннейшие закоулки своего сознания в надежде обнаружить что-то, связывающее его с этим мужчиной.

Вот уже три дня Габриэль почти не спит, ломая голову, а когда глаза все-таки слипаются, проваливается в пространство беспокойных, мучительных кошмаров, скорее вызывающих новые вопросы, чем дающих ответы.

Габриэль смотрит в потолок. Сколько бы усилий он ни прилагал, тринадцатое октября так и не всплывает в его памяти.

«Прекрати с ума сходить, Люк».

«Не могу я это оставить. Не могу».

«Оно того не стоит. Ты только посмотри на себя. Ты знаешь, с кем пытаешься меряться силами?»

«Оставь меня в покое».

«Ну что тут скажешь? Я ведь тоже завишу от того, в здравом ты уме или нет. Освободись уже от этого наваждения. Лиз стала тебе обузой. Вот и все».

«Ну ты и ублюдок».

«Ты путаешь причину и следствие. Это из-за Лиз тебе больно, не из-за меня».

«Уж лучше пусть мне будет больно, чем вообще ничего не чувствовать, как ты».

«Зато мы легко находим общий язык, разве нет?»

Габриэль сжимает кулаки.

«Это безнадежно».

«Я не Дэвид».

«Ну конечно, ты не Дэвид. Ты Люк».

«Ты прямо как мой психиатр говоришь».

«Так, вот только не надо меня злить!»

«А ты прекрати называть меня…»

Его мысли прерывает телефонный звонок. Габриэль вскидывается. Мгновение – и он уже у стола. На экране мобильного высвечивается надпись «Номер скрыт».

– Алло?

– Привет, Габриэль.

Габриэль судорожно вздыхает. Он узнает голос похитителя.

– Я был удивлен тем, что ты взялся за мою работу. – Голос спокойный, невозмутимый.

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Тебе не кажется, что мы можем обращаться друг к другу на «ты»? Учитывая все, что нас связывает…

– Какую работу?

– Тот бесполезный мальчишка… – Мужчина смеется. – Ты уже сожалеешь о содеянном?

Габриэль молчит, хотя ему хочется кричать.

– Я бы сожалел. Такая незамысловатая месть. А все от нехватки самообладания. Меня бы такое не устроило. Слишком быстро – это не для меня. Какой смысл в мести, если все так быстро заканчивается… И цена ошибки… – Он опять смеется. – Как ты теперь собираешься искать меня? Меня и свою девушку?

– Да кто вы такой? – не сдерживается Габриэль.

– Ты можешь называть меня Вал.

– Вал… – повторяет Габриэль. Наконец-то у него есть хоть какая-то информация. – Это английское имя или немецкое?

– Не пытайся втянуть меня в разговор об имени, это забавно, но бессмысленно. Знаешь, я долго раздумывал, как относиться к твоей потере памяти обо мне. И честно говоря, так даже лучше. Ты словно герой, которому предстоит отправиться на поиски сокровищ. И сокровища эти покоятся в твоей голове. О господи, это, должно быть, нелегко. Интересно, тебя преследуют кошмары? Добро пожаловать в мой мир. Ты правда ничего не помнишь, да? А ведь мальчишка сказал тебе, как я выгляжу. Сказал ведь, да? Мое лицо не так просто забыть. Он рассказал тебе, что я сделал с его приятелем?

Габриэль слышит, как кровь шумит в голове, и стискивает зубы: только бы не сказать ничего лишнего, только бы не совершить ошибку, за которую придется расплачиваться Лиз!

– Ты не хочешь говорить… Ты боишься, верно? Я чую твой страх, даже по телефону.

Габриэль сосредоточивается на шуме крови.

– Я знаю, что тебе это известно. Конечно, мальчишка все тебе рассказал. А ты знаешь, почему я так поступил? – Похититель умолкает, словно провоцируя Габриэля, чтобы тот задал вопрос. – Я сделал это ради тебя. Это была месть. Месть за то, что они сотворили с твоей девушкой. Они избили ее. Твою девушку. А ведь я хотел, чтобы она выглядела идеально!

– Вы уже схватили Лиз, верно? – спрашивает Габриэль. – Вы ее схватили, но тут появились эти двое и помешали вам.

– Это было отвратительно. Оба действовали так жестоко. А я сглупил. И струсил. Я не хотел, чтобы меня увидели, и спрятался в кустах. Я должен был остаться рядом с ней, не оставлять ее одну. Я ненавидел этих мальчишек за то, что они заставили меня так себя чувствовать… заставили меня чувствовать себя глупым и трусливым… – Вал стонет, будто сама мысль об этом до сих пор мучает его. – Но теперь мне намного лучше.

– Потому что вы перерезали своему обидчику горло… – бормочет Габриэль.

– О нет! Нет-нет. Это не главное. Я спас ее. А его – наказал. А главное, я видел, как он умер. Видел каждую секунду его смерти, видел, как жалкая, дерьмовая жизнь капля за каплей сочится из его тела. Я смотрел ему в глаза, до последнего мгновения. И он видел, что я это вижу. Последним, что он увидел, была моя улыбка. Я смеялся над его смертью. Вот это – месть, понимаешь? Это месть.

– А Верена Шустер, мать второго парня? Почему вы убили ее?

– В сущности, ее я тоже убил для тебя, – помолчав, осторожно произносит Вал.

– Для меня?

– О да. Я хотел тебе помочь.

– Это… безумие какое-то, – огорошенно говорит Габриэль.

– Безумие? Нет, я сохраняю ясность рассудка. Но безумцы обычно не вызывают проблем, знаешь? Все дело в нормальных людях. Кому как не тебе это понимать. И все же ты старательно делаешь вид, будто ты один из них. Один из этих нормальных.

Рука Габриэля судорожно сжимается на телефоне, воспоминания вспыхивают и гаснут в его усталом сознании: смирительная рубашка, ремни, лицо Дресслера…

– Я всего лишь тот, кто строит для тебя золотой мост, – шепчет Вал. – И когда ты пройдешь по этому мосту, то обретешь самого себя. Когда-нибудь нам всем придется вернуться к исходной точке. К тому, с чего все началось.

– Зачем вам все это? Что вам от меня нужно?

– Я хочу, чтобы ты вспомнил. Чтобы ты понял, что натворил. Я хочу, чтобы ты вспоминал о случившемся, вспоминал днем и ночью.

– Но Лиз тут вообще ни при чем. Выведите ее из игры!

– Как трогательно! – В голосе похитителя вдруг звучит злость. – Может, хватит болтать? Неужели ты сам веришь в эту голливудскую героическую чушь? Ты думаешь, что этим можно чего-то от меня добиться? Сам ведь понимаешь, что все это благородное дерьмо со мной не пройдет. В том-то и дело, что Лиз тут ни при чем. Это поможет тебе вспомнить!

– Сейчас я ничего не помню. И если ты… – Габриэль осекается и поспешно исправляет ошибку: – Если вы хотите, чтобы я вспомнил, то скажите же мне наконец, что произошло той ночью, и, может быть, тогда я пойму, что вам от меня нужно.

– Нет уж, я не собираюсь облегчать тебе задачу. Придется тебе помучиться, если хочешь когда-нибудь увидеть свою девушку.

– А знаете что? – Габриэль уже не может сдерживаться. – Вы живете в собственном больном мире, и кто знает, может, и сами понятия не имеете, что действительно произошло той ночью. Я не понимаю, чего вы от меня хотите. Вы считаете, будто я виноват в чем-то, что с вами случилось. Хорошо. Я же не спорю! Но пока вы пичкаете меня вот такими дерьмовыми намеками, все это не имеет ни малейшего смысла…

Ответом ему служит гнетущая тишина.

– Так значит, ты мне не веришь? – спрашивает Вал.

Габриэль уже сожалеет о сказанном. Может быть, он зашел слишком далеко и тем навлек на Лиз опасность.

– Ну хорошо. – В голосе Вала опять слышится безграничное спокойствие. – Ты помнишь свою пижаму? Ту, с Люком Скайуокером на груди?

«Пижама. Он знает о пижаме!»

«Ну и что? Ты постоянно носил ту дурацкую пижаму».

«Этого быть не может. Этого он не может знать».

«О господи… Он там был».

– Да кто же вы такой?! – хрипло шепчет Габриэль.

Нет ответа.

– Что вам известно? – Голос Габриэля дрожит. – Алло?

– «Carpe Noctem», – говорит Вал.

Затем слышится щелчок, и связь прерывается.