Глава 64
Опять к Черножуковым заявились активисты. Цель у них была та же – сломить саботаж. Решительно настроенные, они ворвались в хату Павла Серафимовича, когда Варя надевала бабушке выстиранные теплые носки. Варин отец колдовал над машинкой для маленького Сашка – хотелось сделать так, чтобы колеса-катушки крутились, когда малыш начнет ходить и таскать игрушку за собой на веревке.
– Будем добровольно сдавать хлеб государству, или опять саботаж? – покачиваясь, спросил Лупиков.
Было заметно, что перед выполнением «важной миссии» он хорошо поддал. Позади него скалил зубы Осип Петухов. Ганна рыскала по хате глазами голодного хищника, который вышел на охоту и уже чувствует запах добычи.
– Сдал бы добровольно, – спокойно сказал Павел Серафимович, продолжая шилом долбить дырку в катушке, – но нечего.
– Варька, – встревожилась бабка, – кто здесь?
– Отдыхайте, – ответила Варя, укрывая теплым одеялом старушку, – это к отцу зашли знакомые.
– Значит, саботируем сдачу хлеба? – спросил Лупиков. – Захотелось на Соловки? Так мы это можем организовать.
– О каком хлебе он говорит? – заволновалась старушка.
– Да это они о своем, мужском, – объяснила Варя, а у самой от волнения и страха подкашивались ноги.
– Может, ты нам скажешь, – Лупиков подошел к кровати, где лежала бабка Секлета, – есть ли у вас хлеб?
– Хлеб? – переспросила старуха.
– Оставьте ее. – Павел Серафимович отложил в сторону работу. – Неужели не видно, что она старая, больная и слепая?
– Так хлеб есть у вас? – Лупиков склонился над старушкой.
– Конечно! – уверенно ответила бабка. – У нас всегда много хлеба! Черножуковы – хорошие хозяева. Есть и хлеб, и мука, и… Надя, ты опять не налепила мне вареников? Сколько можно просить?! – Бабка повела выцветшими от старости, невидящими глазами.
– Не дают вареников? – допытывался Лупиков, а Петухов едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.
– Нет! Прошу уже несколько дней, – пожаловалась бабка, – а им лень! Я хочу вареников с картошкой и шкварками.
– У вас и картошка есть? И сало? – продолжил Лупиков.
– Все у нас есть! – утвердительно ответила женщина.
– И где лежит хлеб? – Лупиков наклонился еще ниже, чтобы хорошо услышать сказанное.
– Может, достаточно издеваться над женщиной, которая уже из ума выжила? – вмешался в разговор Павел Серафимович.
– Кто из ума выжил? – переспросила старушка.
– Да это не о вас, – наигранно вежливо ответил чекист. – Так где хлеб?
– Как где? В кладовой!
– В кладовой нет уже. Где тогда может быть хлеб? Его спрятали?
– Значит, спрятали. Воров развелось много, – притихшим голосом сообщила она, – работать не хотят, а красть чужое добро научились.
– Согласен с вами. Так где же тайник?
– Может, в хлеве? Или в коровнике? Надо спросить у Павла.
– А вы не знаете где?
– Нужно Надьку спросить, – прошептала старушка. – Она должна знать. И передайте ей, чтобы сегодня на обед хотя бы два небольших вареничка мне сделала. Много ли мне надо? И обязательно со шкварками! Как перед смертью хочется!
– Обойдешься! – со злостью бросил разъяренный Лупиков. – Ты глянь! Вареничков ей хочется!
– Если говорит о варениках и шкварках, – вмешалась Ганна, – это значит, что живут они не бедно. Старая не стала бы просить то, чего ей не дают.
– Только прикидываются бедными! – прибавил Петухов. – А сами вареники жрут!
– Сами едят, а мне не дают, – жалобно сказала старушка.
– Да заткнись ты! – отмахнулся от женщины Лупиков. – Разнылась здесь!
– С чего начнем? – спросил Петухов.
– Кажется, я догадалась, где они могут устроить тайник! – сказала Ганна.
Варя побледнела. Неужели догадалась о чердаке? Или о корыте с хлебом, спрятанном в могиле?
– Ну ты и сообразительная! – Лупиков улыбнулся. – И где же?
– Ребята, – комсомолка обратилась к братьям, – идите сюда.
Петуховы подошли к кровати.
– Сначала снимите со старой носки, – приказала Ганна. – Что-то мне показалось подозрительным, когда она (кивнула в сторону Вари) спешно натягивала их на бабку. Там могут быть спрятаны деньги.
Братья, услышав о деньгах, моментально стянули со старушки вязаные носки, потрясли их – пусто.
– Что вы делаете?! У меня мерзнут ноги, – занервничала бабка Секлета. – Вареников не дают и носки сняли!
– Снимите с нее жилет! – властно произнесла Ганна. – Может, там спрятаны деньги, а то и царские червонцы?
Павел Серафимович дернулся, чтобы защитить мать, но Варя его остановила, встав перед ним. Старушка, не понимая, что происходит, растерянно и испуганно водила глазами, протягивала вперед руки. Грубые и сильные мужские пальцы стянули с бабки шерстяной жилет.
– Я же замерзну! – чуть не плакала она.
– Ничего, – тряхнув одеждой, сказал Семен.
Ганна ткнула ногой под кровать.
– Там что-то есть!
Не успел Павел Серафимович и рта раскрыть, как услужливые здоровяки братья с обеих сторон высоко подняли кровать. Бабка упала на пол, не успев издать ни звука. Павел Серафимович кинулся к матери, неподвижно лежащей на полу. Он повернул ее к себе лицом, на котором застыла маска ужаса.
– Бабушка! – присела над ней Варя, коснувшись ее сухонького плеча.
– Нет у тебя бабушки, – глухим голосом выдохнул отец. – Она мертва. Они ее убили.
– Кто? Мы?! – в один голос спросили Петуховы.
Ганна успела заглянуть под кровать, которую братья до сих пор держали поднятой.
– Там одни лохмотья, – недовольно сказала Ганна. – Идем отсюда!
Она переступила через лежавшую на полу старушку. Бабушка умерла, так и не поняв, что случилось.
Громыхнули за активистами двери. Варя безутешно плакала над замершим навсегда телом бабушки. Она чувствовала себя виноватой из-за вареников, которые так хотела съесть бабка. Варя жалела, что не слепила хоть два вареничка для бабушки. Теперь уже поздно. Старушка так и не дождалась желаемого.
– Если бы я знала, – сказала, давясь слезами, Варя, – то сама бы три дня не ела, а сделала ей вареники.
– Не надо, доченька, – глухим голосом сказал отец. – Ты думай о детишках, а матери они уже не нужны.
– Прости меня, родненькая, – сквозь слезы выговорила Варя и разрыдалась.
Павел Серафимович поднял с пола тело матери, положил на кровать, закрыл покойной глаза.
– Уходят Черножуковы, – грустно сказал он. – Теперь я самый старший в семье.
Бабку Секлету похоронили на кладбище рядом с Михаилом. Когда Варя возвращалась с похорон домой, увидела возле двора соседку. Ониська кого-то высматривала, кутаясь в теплый бабушкин шерстяной жилет. Кто стащил любимые бабушкины носки, Варя не знала. Если бы узнала, что Ганька, не удивилась бы.