В огне прощальном предсмертною славой

Закат пылает; и пурпур густой

Вулкана рдяной медлительной лавой

Ползет, втекая рекою кровавой

В разлив лучистый парчи золотой.

И сходит Солнце в багрянец заката,

Как феникс в пламень багровый костра.

Я, жрец верховный, с высот Зиггурата

Творю молитву Вечернему Ра.

Вдали от мира, от жизни далеко,

Как в море кормчий — один на руле,

Парю я в небе душой одинокой,

Пред близким Богом молясь о земле:

Вечность, как миг, Рассекающий,

Двух Горизонтов Орел,

День Свой, для жизни сверкающий,

С мертвенной ночью Ты свел!

В час положенного срока,

От раскрытых врат востока

Всходишь Ты в лучах Своих,

Как из брачного чертога

От заветного порога

Торжествующий Жених.

И стезя Твоя едина:

Ты грядешь в извечный путь

Мощным бегом исполина

Купол неба обогнуть.

Замыкаешь Ты от края

И до края круг небес, —

С каждой ночью умирая,

С каждым утром Ты воскрес!

Как царь, во славе державных регалий,

В Своей ладье золотой без ветрил,

Плывешь Ты в те молчаливые дали,

Куда дорога чрез тленье могил.

Земля и небо, смутясь, замолчали;

Таятся знаки незримых светил,

И шелест ветра исполнен печали,

Зане создавший их Бог опочил.

Но завтра брызнешь, как творческой кровью,

Во мрак бессильный Ты светом Своим,

И вновь настанет пора славословью,

Пора молитвы пред Ликом Живым.

Просторы неба, как песнь восхваленья;

Земли дыханье — хвалебный тропарь;

В росе — слезами сверкают растенья,

Цветы дрожат в наслажденьи цветенья,

И рада жизни мельчайшая тварь.

Довольны звери и радостны птицы,

В озерах рыбы играют с утра;

И в час явленья Твоей колесницы,

От снов ночных размыкая ресницы,

Воскликнут люди: «Да славится Ра!»

Утро Твое блаженно

И дивны Твои вечера!..

Владыка Вселенной,

Хвала Тебе, Ра!

Но солнце село. На мир сиротливый

Спустился сумрак, подобно крылу

Совы угрюмой. И я, молчаливый,

Поднес свой факел зажженный к котлу:

Лизнул проворно огонь торопливый

Извивом беглым густую смолу;

Шипя, метнулось с треножника пламя,

Развившись буйно, как гордое знамя,

Как песня света, будящая тьму;

И столп, горящий причудливым блеском,

Поднялся к небу, с гуденьем и треском

Колеблясь в мрачном тяжелом дыму.

Его призыву послушным ответом,

Из черных, властно нависших теней,

Везде и всюду приветливым светом

Блеснули очи поминных огней.

Мгновенно вспышкой бессчетных светилен

Внизу так ярко зажегся Ацтлан,

Что мрак ночной, пред лучами бессилен,

Бежал и таял, как зыбкий туман.

В каналы отсвет роняя дрожащий

С литых колонн посреди площадей,

Бросал сиянье зажженный елей;

Огнем сверкали древесные чащи;

В аллеях сфинксов, как звенья цепей,

Огни тянулись двойными рядами;

Средь первых — первый, в торжественный час

Блистал дворец, окруженный садами,

И свет от лестниц, аркад и террас

Струился в ночь, отраженный прудами.

Высоко в небе — земли маяки —

Старинных храмов светились пиннакли;

Внизу, у взморья, зажгли рыбаки

На лодках клочья промасленной пакли,

Галеры — бочки смолы на корме;

И пламя билось тревожно во тьме.

Любовь и вера нигде не иссякли;

Огни, всё множась, рождались везде:

Их отблеск в небе, их трепет в воде.

Вдали тепло озарились поселки

Мерцаньем скромных домашних лампад,

Как будто роем лучистые пчелки

Спускались в каждый задумчивый сад,

Кружась, слетались ко всякому дому;

Огни, как бусы, вились вдоль оград,

Вдоль смолкших улиц, ползли по излому

Большой дороги, безлюдной уже;

Огни мигали в полях на меже,

Гляделись в воды канав орошенья;

И даже где-то на кручах, меж гор,

Горел простою молитвой прошенья

Угодный Богу пастуший костер.

При тихом свете, во мраке разлитом,

Земля и небо вели разговор

О чем-то давнем, родном, неизжитом,

Тогда живом, но умершем с тех пор.

Земля и небо сближались взаимно:

К бессмертью звезды приветно влекли,

Огни любовно и гостеприимно

Манили к жизни на лоне земли.

И снова в ветре ночном тиховейном

Атланты ждали от предков вестей;

Под каждой кровлей, в приюте семейном

Накрыт был ужин для дальних гостей.

Готовы яства для родственной встречи:

Маис вареный и, прямо из печи,

Парная смесь отварных овощей;

Творог с изюмом, и хлеб, и овечий

Отжатый сыр, и тисками клещей

Дробленый мелко орех, заслащенный,

Как чистый слиток, в янтарном меду;

В густых кистях виноград, позлащенный

Родимым солнцем в родимом саду,

И спелый персик, и сочные груши.

Сменяясь, блюда идут чередой;

И в старом доме за общей едой

Незримо предков присутствуют души;

Они сошлись к своему очагу,

Чтоб праздник встретить в любимом кругу.

Но час свиданья — без кликов веселых,

Как будет снова разлука — без слез:

Вино, наследье праотческих лоз,

В молчаньи строгом из чарок тяжелых

Атланты с думой поминною пьют.

И веют мир, тишина и уют.