Глава 9
В отличие от детективов, которые сами распоряжаются своим рабочим временем, патрульные работают по точно рассчитанному восьмичасовому графику. Пять дней они патрулируют с восьми утра до четырех пополудни, а потом пятьдесят шесть часов отдыхают. Вернувшись на службу, отбудут ещё пять дежурств, с полуночи до восьми утра, потом снова следуют пятьдесят шесть часов отдыха. Очередные пять смен у патрульного будут с четырех пополудни до полуночи. И снова перерыв, пятьдесят шесть часов — и карусель закручивается снова.
Система патрулирования не признает ни суббот, ни воскресений, ни праздников. Если не ваша очередь, то сможете спокойно насладиться Рождеством, а если ваша — извольте идти на службу. Или меняйтесь дежурством с коллегой-евреем, который хочет отпраздновать свой Рош Хашана. Это вроде того, как было в войну на авиазаводах. Единственная разница в том, что патрульному все тяжелее оформить страховку.
В тот понедельник утром Берт Клинг вышел на службу в семь сорок пять, — это было первое из пяти дежурств. Закончил он обход в три сорок. Вернулся в участок, переоделся в штатское в том же коридоре, где был следственный отдел, и вышел на неяркий солнечный свет предвечерней поры.
Обычно бы Клинг продолжил обход в штатском. В заднем кармане он носил маленький черный блокнот, куда записывал информацию от местных осведомителей и сведения, полученные в участке. Знал он, например, что на Элевент Норт, 3112, открылся тир с тотализатором, что подозрительный тип ездит в светло-синем "кадиллаке" 1953 года выпуска, с номером РХ 42–10. Знал, что вчера ночью обокрали филиал супермаркета, и даже знал, кого в этой краже подозревают. И ещё он знал, что парочка успешных дел могла бы приблизить его к званию детектива третьего класса, которым он, разумеется, хотел стать.
И вот обычно он по нескольку часов в день расхаживал по округе, уже после службы и не в форме, следил, вынюхивал, всюду совал свой нос и каждый раз был поражен, как много людей не узнают его в штатском.
Сегодня ночью ему предстояло совсем иное, и он не отвлекался на внеслужебную деятельность. Вместо того сел в поезд и заехал в Риверхед.
Клуб "Темпа" занимал подвал четырехэтажного кирпичного дома неподалеку от Петерсон-авеню, на Клаузер-стрит. Нужно было пройти по бетонной дорожке к двухместному гаражу за домом, свернуть влево, и человек упирался в заднюю стену дома, где и был вход в клуб. Рисованная табличка была перерезана посередине длинным черным нотным знаком. Надпись была такая: КЛУБ "ТЕМПО"
Клинг подергал ручку. Двери были заперты. Откуда-то изнутри доносился голос, что-то вроде мелодекламации, сопровождаемый бешеным грохотом барабанов, видимо, в записи. Он постучал кулаком. Но, продолжая стучать, уже понял, что барабанный бой заглушает все звуки снаружи. Подождал, пока не раздастся спокойная мелодия наподобие мадригала, и снова застучал.
— Кто там? — раздался мальчишеский голос.
— Откройте.
— Кто вы?
Он услышал шаги, приближавшиеся к дверям, а потом тот же голос совсем близко, сразу за дверью:
— Кто там?
Он не хотел представляться полицейским. Начни он задавать вопросы, компания подростков тут же заняла бы оборону.
— Берт Клинг, — ответил он.
— Как-как? А кто такой Берт Клинг?
— Я хочу арендовать клуб, — объяснял Клинг.
— Ну да?
— Ну да.
— Зачем?
— Если откроете дверь, можем поговорить.
— Эй, Томми, — закричали за дверью, — какой-то тип хочет арендовать клуб.
Клинг услышал неразборчивый ответ, потом щелкнул замок и двери распахнул настежь русоволосый стройный парень лет восемнадцати.
— Проходите, — пригласил он. В правой руке держал стопку пластинок, прижимая её к груди. На нем был зеленый свитер и белая рубашка, расстегнутый воротник которой торчал из свитера. — Меня зовут Хад. Это от Хадсон. Хадсон Пэтт. С двумя "т". Проходите.
Клинг вошел внутрь. Хад не спускал с него глаз.
— Вы не староваты для такого дела? — спросил Хад.
— Скоро на пенсию, — ответил Клинг. Осмотрелся вокруг. Тому, кто обустраивал помещение, пришлось немало потрудиться. Трубы на потолке были закрыты панелями, выкрашенными в белый цвет. Выбеленные стены до половины обшиты светлыми стругаными досками. Пластинки без конвертов, прикрепленные к стенам и потолку, производили впечатление воздушных шаров, улетевших из гирлянды торговца. Вокруг были расставлены кресла и длинный диван. На белом корпусе радиолы нарисованы черные ноты и скрипичный ключ. У широкой арки, за которой Клинг увидел соседнюю комнату, стояли музыкальные инструменты и пюпитры. В обоих комнатах кроме Хада и Клинга никого не было. Кем был ни был Томми, он словно растворился в воздухе.
— Вам тут нравится? — спросил Хад и с улыбкой взглянул на Клинга.
— Мило, — ответил тот.
— Мы все здесь сделали сами. Все эти пластинки на стенах и потолке мы купили оптом по два цента. Смотрятся они здорово, и не скажешь, что от этого хлама один тип хотел избавиться. Одну мы хотели послушать, — и раздался только скрежет. Звучало это, как налет на Лондон.
— О котором вы, несомненно, прекрасно помните, — заметил Клинг.
— Что? — переспросил Хад.
— Вы член этого клуба? — снова спросил Клинг.
— Разумеется. Днем тут вход только для членов клуба. Собственно, могут ходить к нам и не члены, кроме пятницы и воскресенья. Тогда у нас свои вечеринки. — Он в упор взглянул на Клинга. Глаза у него были большие и синие. — Танцы и все такое. Сами знаете.
— Знаю, — ответил Клинг.
— А иногда подаем и пиво. Это не вредно, а человек может отдохнуть, — Хад ухмыльнулся. — Здоровый отдых — это именно то, что нужно крепкой и румяной американской молодежи, я прав?
— Абсолютно.
— Так говорит доктор Мортессон.
— Кто?
— Доктор Мортессон. Он пишет статьи в одной газете. Каждый день — здоровый отдых. — Хад не переставал ухмыляться. — Зачем вы хотите арендовать клуб?
— Я член общества ветеранов войны, — сказал Клинг.
— Ну и что?
— А то. У нас будет… встреча… ну, с женами, с девушками и все такое…
— Ну, конечно, — сказал Хад.
— Так что мы подыскиваем место.
— А почему бы вам не попробовать в Доме Американского Легиона?
— Великоват.
— Ага.
— Я подумал об одном из клубов попроще. Ваш мне очень понравился.
— Я вам верю, — сказал Хад. — Мы все тут сделали своими руками.
Он подошел к радиоле, казалось, чтобы положить возле неё стопу пластинок, но потом передумал и обернулся.
— Слушайте, а когда это вам нужно?
— В субботу вечером, — сказал Клинг.
— Это хорошо… потому что у нас вечера отдыха всегда по пятницам и воскресеньям.
— Да, я знаю. — сказал Клинг.
— А сколько вы можете заплатить?
— Ну, все зависит… Вы уверены, что хозяин дома не помешает, если мы приведем девушек? Ничего такого, разумеется, вы понимаете. У нас многие женаты.
— Ах, ну разумеется, — Хад сразу приобрел сочувствие к проблемам взрослых людей. — Я вас понимаю. Ничего другого у меня и в мыслях не было.
— Но придут и девушки.
— Ну, какие проблемы!
— Вы в этом уверены?
— Разумеется. Сюда постоянно ходят девушки. Они могут посещать наш клуб.
— В самом деле?
— Точно, — заверил его Хад. — Членами нашего клуба состоят двенадцать девушек.
— Из тех, кто живет поблизости? — спросил Клинг.
— Большей частью — да. Издалека никто ездить не будет.
— Не мог бы я познакомиться с кем-нибудь из них? — спросил Клинг.
Хад смерил его взглядом, прикидывая возраст.
— Сомневаюсь, — ответил он, и его дружелюбие к миру взрослых сразу исчезло.
— Когда-то я жил здесь неподалеку, — солгал Клинг, — и знал в окрестностях уйму хорошеньких девушек. Не удивлюсь, если девушки из вашего клуба — это их младшие сестры.
— Это возможно, — согласился Хад. — Ну, а как же вы их звали?
— А зачем тебе это знать, приятель? — раздался голос откуда-то из-за арки. Клинг резко повернулся. Высокий парень выходил из-под арки в комнату, застегивая молнию на джинсах. Он был высокого роста, широкие мускулистые плечи, распиравшие майку, переходили в узкую талию. Волосы у него были каштановые, глаза — карие, почти шоколадные. Он был необыкновенно красив и всем поведением недвусмысленно давал понять, что прекрасно знает об этом.
— Томми?
— Да, меня так зовут, — сказал Томми. — Но я не знаю, как зовут вас.
— Берт Клинг.
— Очень приятно, — ответил Томми, не переставая испытующе мерить Клинга взглядом.
— Томми — президент клуба "Темпо", — объяснил Хад. — Он согласен, чтобы я сдал вам клуб. При условии, что хорошо заплатите.
— Я был на страже, — вмешался Томми, — и слышал все, о чем вы говорили. С чего бы это вас так заинтересовали наши красотки?
— Да не интересуют они меня, — Клинг. Я просто из любопытства.
— Разумеется, — кивнул Хад.
— Сколько вы можете заплатить, приятель?
— Слушай, приятель, а часто сюда ходила Дженни Пейдж? — неожиданно спросил Клинг, наблюдая за лицом Томми. Но в нем ничего не изменилось. Одна пластинка соскользнула со стопки, которую держал в руках Хад, и с шумом упала на пол.
— А кто это — Дженни Пейдж? — спросил Томми. — Девушка, которую убили вечером в прошлый четверг, — сказал Хад.
— Никогда о ней не слышал, — настаивал Томми.
— Подумайте, — посоветовал Клинг.
— Подумаю. — Томми помолчал. — Вы полицейский?
— А что, если да?
Это приличный клуб, — сказал Томми. — У нас никогда не было никаких проблем с полицией, и мы не хотим их на будущее. И у нас никогда не было проблем с хозяином дома, хотя, честно говоря, он изрядная сволочь.
— Никто не собирается создавать вам проблемы, — заметил Клинг. — Я только спрашиваю, как часто сюда ходила Дженни Пейдж.
Она сюда не ходила, — ответил Томми. — Я прав, Хад?
Хад, собиравший куски разбитой пластинки, поднял глаза.
— Угу, это правда, Томми.
— Положим, я полицейский, — снова начал Клинг.
— У полицейских есть жетоны.
Клинг полез в задний карман, открыл бумажник и показал жетон. Томми взглянул на него.
— Полицейский — не полицейский, это всегда был порядочный клуб.
— Никто не утверждает, что это не так. Перестань напирать своими накачанными мышцами и отвечай, если тебя спрашивают. Когда Дженни Пейдж была тут в последний раз?
Томми долго колебался.
— Никто у нас не имеет ничего общего с её убийством, — наконец сказал он.
— Значит, Дженни ходила сюда.
— Да.
— Часто?
— Время от времени.
— Как часто?
— Всегда, когда было открыто для публики. А иногда и на неделе. Мы пускали её, потому что одна девушка… — Томми запнулся.
— Продолжай, говори уж все.
— Потому что её знала одна наша девушка. Иначе бы мы её сюда не пустили, только в дни, когда открыто для публики. Это все, что я знаю.
— Ага, — подтвердил Хад и положил осколки разбитой пластинки на радиолу.
— Думаю, эта девушка уговаривала её вступить в члены клуба.
— Она была тут в прошлый четверг вечером? — спросил Клинг.
— Нет, — тут же ответил Томми.
— Попытайся ещё немного подумать.
— Нет, её тут не было. В четверг у нас санитарный день. Шестеро ребят из клуба дежурят тут по четвергам… по очереди, понимаете. Трое парней и трое девушек. Парни делают тяжелую работу, а девушки чинят шторы, моют посуду и тому подобнее. Не членам клуба в такой вечер вход запрещен. Вообще нет входа, даже для членов клуба, кроме ребят, которые работают. Поэтому я знаю, что Дженни Пейдж здесь не было.
— А ты был?
— Ага, — ответил Томми.
— А кто был еще?
— Какая разница? Дженни тут не было.
— А её приятельница? Которая привела её сюда?
— Ну, та была.
— Как её зовут?
Томми помолчал. Когда, наконец, заговорил, с вопросом Клинга это не имело ничего общего.
— Дженни вам надо было было видеть. Она тут ни с кем даже танцевать не хотела. Какая-то странная. Красива до смерти, но ледышка. Просто минус тридцать, и все, я не вру, честно.
— Тогда зачем она сюда заходила?
— Спросите у меня чего-нибудь попроще. Даже когда приходила, никогда не оставалась надолго. Только сидела где-нибудь в углу и смотрела. В клубе не было парня, кто бы не хотел её снять, но, Господи, она была совершенно неприступна. — Томми помолчал. — Разве я не прав, Хад?
Хад кивнул.
— Прав. Хоть и нехорошо так говорить про мертвую, но это факт. Невесть что из себя корчила, тоже мне цаца нашлась. Скоро ни одному парню и в голову не приходило пригласить её танцевать. Так она и сидела, как баба на чайнике.
— Она была просто как не от мира сего, — добавил Томми. — Я даже думал, что она наркоманка или что-то вроде того, честно. Ведь знаете, об этом вечно пишут в газетах. — Он пожал плечами. — Но тут было что-то другое. Она просто как с луны свалилась, и все. — Он опять грустно покачал головой. — Но нужно признать, это была конфетка!
— Только ледышка, — повторил Хад и тоже покачал головой.
— Как зовут её приятельницу?
Томми и Хад обменялись быстрыми понимающими взглядами. Клинг это заметил.
— Дженни была так хороша, — сказал Томми, — и, увидев её, человек сразу говорил: — Вот это да! А вообще-то, вы её видели? Такую нечасто увидишь!
— Как зовут её приятельницу? — повторил Клинг, и на этот раз немного громче.
— Она совсем взрослая девушка, — тихо сказал Томми.
— Сколько ей лет?
— Двадцать, — ответил Томми.
— То есть она почти моего возраста, — заметил Клинг.
— Ну да, — серьезно кивнул Хад.
— А при чем тут её возраст?
— Ну… — замялся Томми.
— Черт побери, так в чем дело? — не выдержал Клинг.
— Она сюда ходит, — неохотно начал Томми.
— Ну и?
— Ну… но мы не хотим никаких неприятностей. У нас приличный клуб. Серьезно, я не вру. Если… если мы теперь выдадим Клер…
— Какую Клер? — перебил его Клинг.
— Клер… — Томми опять умолк.
— Послушайте, — резко начал Клинг. — Перестаньте играть в прятки. Семнадцатилетней девушке размозжили голову, и у меня нет желания играть с вами в бирюльки. Так что, черт вас возьми, говорите, как зовут эту девушку. Выкладывайте!
— Клер Таунсенд, — Томми облизал губы. — Послушайте, если наши домашние узнают, что тут… ну, понимаете… что мы тут… развлекаемся с Клер… тогда, о Господи… Послушайте, нельзя как-нибудь оставить её в покое? Вам-то с этого что за польза? Господи, ну что плохого, если немного позабавиться?
— Ничего, — ответил Клинг. — Для тебя убийство — забава? По-твоему, это смешно? Ты, сопляк проклятый?
— Нет, но…
— Где она живет?
— Клер?
— Да.
— Тут рядом, на Петерсона. Какой у неё адрес, Хад?
— По-моему, номер 728, — вспомнил Хад.
— Ага, так оно и есть. Но послушайте, пожалуйста, не вмешивайте в это нас, ладно?
— И сколько вас таких мне предстоит не вмешивать? — сухо спросил Клинг.
— Ну… по правде говоря, только Хада и меня, — сознался Томми.
— Молочные братья?
— Что?
— Ничего. — Клинг шагнул к дверям. — Избегайте зрелых женщин, — посоветовал он. — Лучше уж займитесь китаянками.
— Но вы нас не выдадите? — взмолился Томми.
— Возможно, я ещё вернусь, — сказал Клинг.
Уходя, он оставил их уныло застывшими у радиолы.