XXXV

Через короткое время караульный офицер снова явился в Гогенарбург. На этот раз все члены комиссии, как пленники, были препровождены под сильным конвоем в новый герцогский замок.

Равнина и дороги к замку уподобились военному лагерю. Все меловые скалы были заняты вооруженными людьми, готовыми по первому знаку герцога броситься на приезжих из Кронбурга и покончить с ними. Они находились в угрожающем положении.

Доктор и его ассистенты сильно струсили при этом зрелище.

Дворцовый караул принял их. «Впредь до дальнейших распоряжений герцога», — как им сказали, их заперли в ту же башню над воротами, где находился уже Бауманн фон Брандт. Все представления, сделанные в Гогенарбурге, не привели ни к чему, не помогло и предъявление подписанного князем Филиппом указа о назначении регентства. Население этих гор хранило непоколебимую верность герцогу, казавшемуся для них божеством в хорошие и плохие дни, который и теперь был еще для них непоколебимым божеством.

Беспокойно ходил Альфред в своих раззолоченных апартаментах. Он часто подходил к окну, его взгляд блуждал по дивной панораме, которую теперь заволакивала тучка тяжелого летнего дождя. Ему вспомнились дни волшебного счастья, величавого царственного уединения, в котором он жил, высоко над всеми смертными людьми, а теперь?

Нет, он одержит победу, его телеграфный приказ уже пошел в Кронбург. Ласфельд уже вызвал верный батальон из ближайшего гарнизона. Его солдаты явятся и займут этот замок, поднимется весь его народ и окажет сопротивление изменникам. Он соберется около него, своего герцога, если только и здесь, в горах, не найдется изменника.

И тогда горе врагам его!

Горе Бауманну фон Брандту и его авторитетам — арлекинам и паяцам, которые осмелились посягнуть на его герцогское величие и в угоду другим объявить его, помазанника Божия, больным! О, он встретил бы их штыками и пулями, если б уже был здесь батальон, которого он так нетерпеливо ждал.

Вошел адъютант фон Ласфельд.

— Ваше высочество!

— Послали ли вы уже манифест к моему народу и войску, Ласфельд, отправлен ли уже приказ батальону и депеша его королевскому высочеству кронпринцу?

— Ваши приказания уже исполнены, ваше высочество. Комендант Кронбурга объявит столице ваш призыв к соблюдению присяги. Ответ его королевского высочества также скоро будет у вас в руках.

— Отлично! Все идет хорошо! О, негодяи! Я велю зажарить их живьем на моей кухне и кормить собак этим лакомством, понимаете? А для Бауманна фон Брандта и этих его авторитетов, обезьян его превосходительства, я выдумаю такую казнь, о которой никто еще не слышал! Я запру этих обезьян в клетку и буду показывать их народу, как первоклассную редкость. Да, да, да, все это я сделаю, Ласфельд.

— Ваше высочество! Ваша самоуверенность и мужество делают вам честь, но…

— Что но?

— Вашему высочеству не следует в такой решительный час упускать из виду и благоразумие.

— Благоразумие?

— Да.

— Говорите, Ласфельд.

— Положение, которое заняли власти в Гогенарбурге, заставляет задуматься.

— Что это значит?

— Если я не ошибаюсь, начальник округа отправил в Кронбург телеграфный запрос.

— О чем? И почему?

— Мне сказал об этом по секрету один чиновник герцогского почтамта.

— Запрос о чем?

— Я не смею этого сказать, ваше высочество…

— Я приказываю вам, Ласфельд.

— Запрос о том, действительно ли дядя вашего высочества, князь Филипп, назначил регентство…

— Регентство?

При этом слове Альфред побледнел, как полотно.

— Регентство, Ласфельд? — повторил он еще раз. — Это значит, что в Кронбурге за моей спиной украли мою корону.

— Да, ваше высочество.

— Да…

С минуту герцог стоял, как окаменелый.

— И начальник округа спрашивал об этом… и если ответ из Кронбурга?..

— Если ответ будет получен в утвердительном смысле, тогда, ваше высочество…

— Тогда?..

Ласфельд молчал.

— Нужно повесить изменников, Ласфельд, и этого начальника округа. Понимаете, Ласфельд? Это мой приказ. Пусть дворцовый караул немедленно выведет всех членов этой проклятой комиссии на двор замка и расстреляет их сейчас же на моих глазах, так приказывает благоразумие, Ласфельд.

— Ваше высочество!

— Идите, торопитесь исполнить мой приказ. Впрочем, подождите. Не на моих глазах, нет, нет! Я не могу видеть кровь! Нет, нет!

Ласфельд удалился.

Что ему делать? Неужели герцог в самом деле объявил своим манифестом кровавое военное право? Неужели это было единственным средством? А те в Кронбурге?..

В глубоком раздумье шел он по двору замка, направляясь к помещению караула, чтобы посоветоваться с караульным офицером.

Войдя в кордегардию, он увидел начальника местного округа. У него в руках была телеграмма, гласившая, что собственноручный указ князя Филиппа о регентстве, скрепленный ответственными министрами, вступил в силу.

Слезы стояли в голубых глазах человека, передававшего ему эту телеграмму. Высокий Ласфельд вздрогнул всем телом и зарыдал, как дитя.

Герцог погиб. Это известие из Кронбурга возвращало свободу членам комиссии, освобождало и его самого, и гогенарбургских властей от присяги на верность и делало из них государственных изменников, если бы они исполняли распоряжения лишенного престола и объявленного душевнобольным герцога.

В эту тяжелую минуту Ласфельд понял положение вещей.

Вследствие этой телеграммы, по распоряжению начальника округа, который брал на себя всю ответственность, члены комиссии были освобождены из-под ареста. Сначала вышел Бауманн фон Брандт, затем его спутники. С ближайшим поездом они вернулись в Кронбург.

Только доктор и его ассистенты остались в Гогенарбурге и ожидали страшного часа окончательной развязки, которая теперь была уже не за горами.

Пока Альфред воображал, что его приказы будут исполнены, пока он посматривал, не покажутся ли на западе равнины блестящие каски и ружья батальона, идущего на его освобождение, измена уже совершилась в кордегардии его собственного замка. При помощи какого-то обрывка бумаги он был смещен с престола и отдан на произвол доктора и его ассистентов.

Он еще не знал ничего, но уже предчувствовал недоброе.

Тихо вошел Ласфельд.

— Исполнено мое приказание?

— Ваше высочество…

— Исполнено мое приказание?

— Нет.

— Нет? Изменник!

— Я снесу это оскорбительное слово, ваше высочество. Начальник округа освободил из-под ареста членов комиссии. Телеграмма…

— Ха-ха-ха! — загремел Альфред. — А мой батальон?

— Я боюсь, ваше высочество, что он прибудет не так скоро, как я полагал.

— Чего же вы боитесь?

— Я боюсь, ваше высочество, что из предосторожности командование вашим батальоном будет передано в Кронбурге корпусному командиру.

— Разве я не герцог?

— Не знаю, ваше высочество, герцог ли вы теперь.

— Что?

В отчаянии Альфред замахал обеими руками и стал рвать на себе волосы.

— Что вы сказали, Ласфельд? Что мне делать?

— Опаснее всего медлить, ваше высочество. В вашем распоряжении всего несколько часов. Спешите ими воспользоваться. Бегите за границу! Телеграмма кронпринца еще в пути, ищите убежища у его королевского высочества кронпринца и его супруги кронпринцессы Матильды!

Словно молния блеснула на бледном, как полотно, лице Альфреда при этом имени.

— Голубка равнины кружится вокруг горного орла, Ласфельд, — сказал он вдруг. — Впрочем, вы этого не понимаете.

— Я, действительно, этого не понимаю, ваше высочество. Бегите на территорию соседнего дружественного вам государства. До границы всего несколько часов. Умоляю вас. Ручаюсь вам моей жизнью, что я благополучно доставлю вас туда. Следуйте за мной верхом по охотничьей тропе, выйдете через задние ворота, бежим к пропастям, оттуда на виллу и дальше ущельем!

— Нет! Я хочу сопротивляться им!

— В таком случае спешите в Кронбург, покажитесь народу, покажите стране, что вы не то, за кого вас принимают.

— Нет! Нет! Батальон явится сюда, Ласфельд, и я буду защищаться. Замок достаточно крепок. Что такое?

Кто-то постучал в дверь комнаты. Альфред вздрогнул.

— Это они, Ласфельд, это они. Все изменяют мне.

Вошел лакей.

— Телеграмма вашему высочеству.

Дрожащими руками раскрыл Альфред депешу.

«Поезжайте в Кронбург, но сейчас же. Отстаивайте сами свои права. Слышите — ваши права, перед ландтагом вашей страны. Матильда будет недалеко от вас, на озере, около Лаубельфингена. Мы сделаем, что можем. Кронпринц Карл».

— Голубка защищает орла. Видите, Ласфельд, Матильда находится недалеко.

— И ваше высочество едете сейчас в Кронбург?

— Нет! Я встречу их пулями!

— А если батальон… Герцог, герцог!

— Идите назад, — послышался голос лакея.

— Что там такое?

В это время какая-то дама, одетая в черное платье и с вуалью, вбежала в комнату!

— Кто вы? Что вам здесь нужно? — закричал герцог, охваченный страхом и ужасом.

— Она пробежала мимо часовых, по ней стреляли, но не могли ее удержать. Она бросилась наверх и разыскала апартаменты вашего высочества… какая-то сумасшедшая… — оправдывался лакей.

— Что вам здесь нужно и кто вы? — снова спросил герцог.

— Я иностранка. Я живу в Гогенарбурге для лечения. Герцог, ваше высочество, спешите в Кронбург, покажитесь столице, пока еще не поздно. Врач со своими помощниками ждут только ночи, чтобы схватить вас! Я это знаю точно. Спешите в Кронбург и покажите стране, что вы еще герцог.

— Нет.

Альфред подошел к окну.

— Они должны подойти! Мой батальон должен прийти! Таков был герцогский приказ! Если они не придут, это будет государственной изменой. Нельзя найти трех сотен герцогских подданных, которые все вдруг стали бы изменниками, нет! Нет! Нет! Они должны прийти!

— Герцог, — заговорила опять закутанная вуалью дама, — спешите в Кронбург и положитесь на народ, разорвите сеть придворной лжи, выступите перед представителями герцогства, покажитесь ландтагу. Тогда они не посмеют!

— Нет! Нет! Нет!

Только это роковое слово и срывалось с уст Альфреда.

Он вышел из комнаты.

Он не мог видеть эту даму, он чувствовал перед нею какую-то слабость, как будто он готов был уступить ей.

Ласфельд отправился за ним по пятам.

— Послушайте, Ласфельд, — вдруг сказал он. — Нужно защищать замок до последней крайности, пока не подоспеет на выручку нам батальон. Но на всякий случай приготовьте мне яду. Живым они меня не возьмут, и в ящик я запереть себя не дам. Меня им не удастся запереть живым, Ласфельд. Клянусь своей жизнью.

— Но, ваше высочество, — пытался успокоить его адъютант.

— Нет, Ласфельд, никогда. Если мне изменит этот батальон, как изменил этот начальник округа в Гогенарбурге, как изменил князь Филипп и все министерство, тогда я приму яд. Если мне не дадут этого, я брошусь вниз с отвесной скалы в пропасть. Живым я не сдамся, даже если…

— Даже если?

— Даже если погаснет последний луч надежды! Разве вы не читали, что Матильда находится недалеко. Не вы ли говорили, или эта женщина, что они хотят отправить меня в Турм?

— Так говорила эта женщина. Ваше высочество, все, что я теперь делаю, я делаю только из любви к вам. Из Кронбурга пришел приказ задерживать все телеграммы и письма на ваше имя. Об этом четверть часа тому назад сообщил почтмейстер из Гогенарбурга. Но по моей просьбе он отдал мне вот это письмо. Я передаю его вашему высочеству с опасностью, что меня обвинят в государственной измене и расстреляют в Кронбурге.

Альфред понял.

Он схватил Ласфельда за руку и сделал то, чего не делал ни с одним из своих подданных: поцеловал его в щеку.

— За верность, Ласфельд.

Он раскрыл небольшой пакет, который ему передал адъютант. На нем была печать с лебедем, которую он когда-то, много лет тому назад, подарил Матильде на своем Острове роз.

«Письмо, запечатанное этой печатью, я прочту даже в минуту своей смерти», — пронеслось вдруг у него в голове.

И он стал читать:

«Голубка орлу.

Я нахожусь в гостинице в одной маленькой деревеньке на берегу Лаубельфингена. Они повезут тебя на наш берег, в замок Турм, следуй за ними. Дальнейшие известия получишь в том тайном месте, знаешь, на озере, где когда-то мой челнок тайно причалил однажды ночью. Служитель в Турме, старик Венцель, предан тебе. Отдай ему золотой ключ и жди! Матильда».

Радость прошла по лицу Альфреда.

— Вы оказали мне величайшую услугу в жизни, Ласфельд, — сказал он. — Я очень благодарен вам.

— Из любви к вам, ваше высочество, — сквозь слезы отвечал верный адъютант.

Альфред подошел к окну.

— Они идут сюда, Ласфельд они идут!

— Да, они идут, ваше высочество, — мрачно отвечал адъютант.

На повороте горной дороги в самом деле видны были светлые мундиры и блестевшее оружие.

— Да это не стрелки! — вдруг в ужасе воскликнул Альфред.

— Нет, ваше высочество, это караул, присланный из Кронбурга. Он сменит дворцовый караул, и ваше высочество превратитесь в пленника. Меня арестуют и, как государственного изменника, отправят в столицу. Не забудем этого часа, ваше высочество, что бы потом с нами ни случилось, будем ли мы в казематах Кронбурга или на Лаубельфингенском озере.

— Не забудем, Ласфельд.

Герцог и его адъютант протянули друг другу руки.

Они стояли у окна и смотрели, как караул князя Филиппа сменял караул герцога.

— Изменники сдают мой замок! — зарыдал Альфред.

И он не ошибся.

Священный замок Грааля быль занят войсками князя Филиппа. Герцог превратился в пленника.

Минуту спустя Ласфельд в сопровождении двух офицеров ехал в Кронбург, где ему было предъявлено обвинение в государственной измене.

— Голубка ждет, — мрачным тоном повторял про себя Альфред.