XVII

Снова напрасная попытка. — Обработка запасов. — За медом. — Гибель хозяйства. — Борьба с отчаянием. — Звериные объедки

Теперь уже можно было начинать поиски дороги. Почти весь первый день друзья и потратили на это. Появление бандитов показало, что проход находится за соседним островом. Значит, отпала необходимость искать его на своем. Хорошенько осмотрели треть берега, который предстояло изучить. В одном месте продвинулись довольно далеко, но в конце концов и тут путь преградила непроходимая трясина.

Они, конечно, не надеялись на быстрый успех и вернулись домой довольные хотя бы тем, что смогли выполнить часть задачи. По дорого использовали каждый случай, чтобы щипнуть чего-нибудь растительного: аира, щавеля, сыроежку, зелененький листик…

— Странная вещь, — говорил Виктор, — теперь я ем каждый листик с большим вкусом и охотой, чем тогда, когда два дня ничего не ел.

— Это потому, — объяснил Мирон, — что наш организм требует разнообразия пищи, зелени, вообще чего-нибудь растительного.

Заметили на ветке липы какое-то странное растение. Это был куст с длинными стеблями, мелкими светлыми листьями и маленькими желтыми цветами. Пристроился он на ветке стожком и, казалось, с землей никакой связи не имеет. Увидав его, Мирон крикнул:

— Гони прочь хищника! Это — омела, вредное растение, паразит, тоже южный гость. Она живет только за чужой счет. Птицы лакомятся ее ягодами, потом чистят клюв на другом дереве. Липкий сок приклеивается, и этого достаточно, чтобы омела начала расти уже на новом месте.

Виктор охотно сбросил хищника.

— Ну и уцепилась! — заметил он. — Наверное, снова начнет расти.

— Пожалуй, да. Тоненькие корешки свои она запускает глубоко в дерево. По ним можно узнать, сколько времени она тут живет. И все же липе теперь будет легче.

Дома им испортила настроение коптильня. Казалось, что окорока начнут подсыхать и станут такими, какими мы привыкли их видеть. А вместо этого окорока делались мягкими, дряблыми. Они, поди, и портиться будут быстрее, чем свежее мясо.

— Видно, ничего не получится, — взгрустнул Мирон. — Их надо и солить, и сушить долго, а потом уже коптить. Да и ветер относит дым в сторону. Выходит, что мы сами портим мясо. Лучше испечь на угольях, дольше сохранится.

— И высушить, — добавил Виктор.

Сняли окорока и принялись за дело. Сразу выяснилось, что сушить нельзя, так как нечем разрезать на тонкие куски. Принялись печь, и к ночи в шалаше было уже множество испеченных кусков мяса.

Мирон даже додумался до нового усовершенствования. Так как соли, оставшейся еще у них, не могло хватить, чтобы засолить все запасы, он сделал немного соленой воды и смочил мясо в этом рассоле.

Мясо разложили в пустом хлевике, на жердочках, так, чтобы куски не соприкасались друг с другом. Провозились до самого вечера. Когда улеглись спать, Виктор вспомнил:

— А о пчелах-то и забыли!

— Завтра утром пойдем, — сонно пробормотал Мирон.

И уснули.

На следующее утро встали пораньше. Взяли один из горшков, нагребли в него углей и пошли за медом. Под деревом развели огонь. Но как выкурить пчел из дупла, находящегося довольно высоко?

— Я полезу туда, а ты мне подашь зажженный мох, — предложил Виктор.

— Найти бы хорошую жердь, с земли сунуть, — сказал Мирон. — Спокойнее было бы, да и тебе не пришлось бы страдать.

— Дело придумал, — согласился Виктор. — Давай поищем.

Они выломали подходящую орешину, прикрепили к ней комок мха, зажгли и просунули в дупло. Как загудело в нем! Хлопцы сейчас же отбежали в сторону и долго не смели подойти снова: разозленные пчелы летали вокруг и, по-видимому, вовсе не собирались покидать это место. Наконец друзья вынуждены были оставить их, чтобы прийти в другой раз. Перед уходом Мирон сунул в дупло еще комок горящего мха, хотя и был наказан за это: две шишки от пчелиных укусов вскочили у него на лице.

Оставили горшок возле дерева, а сами пошли на обследование. Опять началась такая же трудная и безрезультатная работа. Часа четыре они бродили около болота, а вернулись, как всегда, ни с чем. По дороге еще раз навестили пчел. На этот раз тут было уже тихо. Лишь кое-где жалобно звенели одинокие пчелки.

Виктор с трудом вытащил соты из дупла. Добыча оказалась бедной.

— Этого и следовало ожидать, — сказал Мирон. — Нового меду они не могли еще насобирать, не успели. Здесь только прошлогодние остатки.

— Спасибо и за это. Добрый стакан наберется, — ответил Виктор, облизывая пальцы.

— Теперь мы живем! — радовался Мирон, когда они шли домой. — Если смешать с медом, например, липовые листья, то получится такое кушанье, от которого и дома никто не отказался бы. После мяса в самый раз.

— Погоди радоваться, — усмехнулся Виктор, — может, еще взбесишься.

— Почему?

— Уже забыл? А вдруг этот мед с той азалии?

— Ну, нет. Столько не наберут.

— Если не совсем, так малость ошалеешь.

Продолжая шутить, они весело шли к дому, не думая о том, что их может там ожидать.

А когда пришли, увидали такую картину, от которой даже в глазах потемнело: обглоданные кости, разрушенный хлев и следы зверей…

У Мирона чуть горшок не выпал из рук, а Виктор забегал и закричал, точно кто укусил его.

— Ах, проклятые! Кто это мог наделать?

— Мы забыли, что, кроме нас, в лесу есть и другие жители: лисы, волки, дикие свиньи, — уныло сказал Мирон. — Это их работа.

Виктор начал приглядываться к следам.

— Да их тут много было! — сказал он. — Вот следы волка, вот — как бы кошки. А тут и еще какие-то. Как это они все вместе собрались?

— Им не было нужды собираться вместе. Сначала кто-нибудь один пришел, разворотил хлев, а там могли почувствовать запах мяса и подойти другие. Но нам-то от этого не легче.

— Что же теперь будем делать? — схватился за голову Виктор.

— То, что и до сих пор, — как можно спокойнее ответил Мирон. — Нужно думать, что не погибнем, как не погибли раньше.

Рассудительный тон Мирона несколько успокоил и Виктора. Взрыв отчаяния утих, друзья взяли себя в руки и стали трезво обсуждать создавшееся положение. Все равно ведь потерянного не вернешь. Уж если забыли, где находятся, допустили ошибку, надо принять ее во внимание и в следующий раз быть умнее.

— Сколько ошибок допустили, — рассуждал Виктор, — всякий раз обещаем быть осторожнее, а поумнеть никак не можем.

Мирон засмеялся:

— А знаешь ты, что мы и так умные?

— Не видно, — покачал головой Виктор.

— Нет, видно. Если мы до сих пор не умерли, значит, не дураки. Стоит нам прожить в этих условиях год, и я обещаю тебе, что у нас не будет никаких ошибок.

— А через десять лет и подавно! — рассмеялся Виктор.

— Верно, — серьезно согласился Мирон. — На все нужна практика, а ты сразу хочешь стать человеком без изъянов.

— Но где же мы теперь второго такого медведя найдем? — шутливо спросил Виктор.

— На наш век дураков хватит, — засмеялся Мирон. — Продержимся как-нибудь неделю, а там придут наши «избавители».

— Это ты их дураками считаешь?

— Если мы их перехитрим — да.

— А если они нас?

— Тогда в дураках окажемся мы.

Постепенно острота впечатления уменьшилась. Забыть о несчастье, не жалеть о погибшем мясе они, конечно, не могли, но будущее уже не казалось таким безнадежным.

— Давай подберем хоть огрызки, — сказал Мирон.

— А вдруг какую-нибудь болезнь схватишь от них?

— Я думаю, что наши нахлебники чувствуют себя лучше, чем мы.

Объедков вокруг набралось столько, что хватит пищи на весь завтрашний день. Потом начали утешать себя тем, что, возможно, послезавтра мясо вое равно испортилось бы. А когда увидели, что соль осталась нетронутой, и вовсе повеселели.