Глава седьмая

Болезнь

Ночью Глаша проснулась от странного звука, доносившегося с коврика, на котором спал Федя. К привычному уже жирафьему фырчанью и фырканью теперь добавились прерывистое чмоканье, тихое попискивание и жалобные всхлипы.

– Федя! – позвала Глаша негромким голосом, чтобы не разбудить брата. – Что с тобой? Плохой сон приснился?

Жираф затих, звуки прекратились.

Испугался маленький, подумала Глаша. Устал!

И посмотрела в окно. Была зимняя ночь, темнота была такая густая, что казалась почти синей, только на подоконнике блестели снежинки, а в одном окне, в доме напротив, горела оранжевая люстра.

– Вообще-то ночью должна быть луна, – сказала себе Глаша, – и звёзды. Куда это они подевались?

Глаша перевернулась на другой бок и закрыла глаза.

Но заснуть уже не могла. Слишком она переволновалась.

В голове всплывали картинки прошедшего вечера: как Федя капризничал и боялся душа, а они с Гришей его уговаривали не отворачивать мордочку и не брыкаться, как потом поили чистого и насухо вытертого жирафа консервированным сгущённым молоком, как их поманила Элеонора и показала в щёлку на Мелинду, которая после недолгого отдыха воспряла и теперь прямо посреди спальни отрабатывала балетные па – легко приседала в ПЛИЕ, задирала ногу в БАТМАНЕ, а потом вдруг – ах! – и растянулась в шпагате, посылая воздушные поцелуи в сторону двери, за которой собрались зрители. Они зааплодировали, а тут как раз пришли папа с мамой из гостей, и мама преподнесла Мелинде букет белых зимних хризантем, который они купили по дороге.

– Мои любимые цветы! – поблагодарила Мелинда. – Они так похожи на балетную пачку!

– Пачку чего? – спросил Гриша.

– Это платье у балерин так называется, – объяснила мама.

Потом пили чай, и уже почти сквозь сон Глаша слышала, как прощаются Никанор и Мелинда, увозя коляску с крепко спящими близнецами, и как они торопятся, потому что уже давно пора выгуливать Линду, она, наверное, заждалась.

Ещё Глаша подумала о том, что завтра они с родителями пойдут на ёлку и Дед Мороз опять будет искать Снегурочку и просить детей позвать её, а потом найдёт свою внучку и всем на радостях подарит конфеты.

Она стала уже вновь засыпать под эти приятные мысли, как вдруг услышала громкий стон.

– Федя! – Гриша вскочил на ноги, будто и не спал.

Глаша тоже слезла с кровати.

Загорелось бра. В комнату вошла Элеонора.

Федя лежал под объеденной пальмой, распластавшись по полу и вытянув шею. Он тяжело дышал и не поднимал головы с полуприкрытыми глазами.

– Может, ничего? – спросил Гриша и с надеждой посмотрел на Элеонору. – Может, он просто скучает по Африке?

– Это всё из-за пальмы! – с досадой сказала Глаша и пнула кадку босой ногой.

– Надень тапочки! – приказала Элеонора.

Она потрогала жирафу нос и огорчённо покачала головой.

– Федя заболел. У него жар!

Глаша и Гриша присели на корточки рядом с жирафом.

– Отойдите! – сказала Элеонора. – Может быть, это заразное. Идите в нашу комнату.

В дверях уже стояли Максимилиан, мама и папа.

Мама взяла за руку Глашу, а папа – Гришу.

Максимилиан подошёл к Элеоноре.

– А что будет с Федей? – дрожащим голосом спросила Глаша.

Глаза её были полны слёз.

Гриша сдерживался, но из последних сил.

– Мы вызовем ему врача, – сказала Элеонора.

– Жирафьего? – уточнил Гриша.

– Звериного, – ответила Элеонора. – Ветеринара.

– Лучшего! И немедленно! – воскликнул Максимилиан и с решительным видом подтянул старые пижамные штаны в жёлто-голубую полоску.