Роберт Силверберг. Мухи

Вот Кэссиди:

ПРИГВОЖДЕННЫЙ К СТОЛУ

Немного от него осталось. Черепная коробка; несколько ниточек–нервов; палец. Неожиданное схлопывание позаботилось об остальном. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы начать. Золотистым было довольно и этого. Они нашли его в обломках корабля, проплывавшего через их зону на обратной стороне Япета. Он был жив. Он мог быть починен. Для прочих на корабле такой надежды не было.

Починить его? Конечно. Разве обязательно быть гуманоидом, чтобы быть гуманным? Конечно, починить. Всеми доступными средствами. И переделать. Золотистые были творцами. То, что осталось от Кэссиди, лежало в углублении чего–то вроде стола внутри золотистого шара энергии. Здесь не было смены времен года; лишь сияние стен да неизменное тепло. Здесь не существовало ни дня, ни ночи, ни сегодня, ни завтра. Нечеткие формы придвигались к нему и уплывали прочь. Его регенерировали — медленно, шаг за шагом — а он лежал, погруженный в лишенное мыслей спокойствие. Мозг не был поврежден, но не работал. К нему наращивалось все остальное: сухожилия и связки, кости и кровь, сердце и локти. Продолговатые холмики материи выпускали крохотные росточки, вырастающие в комочки плоти. Клеить клетку к клетке, восстанавливать человека из обломков — для Золотистых это не было ни трудно, ни скучно. У них были свои приемы. Но им многое надо было узнать, и Кэссиди мог им в этом помочь.

День за днем Кэссиди достигал завершенности. Его не будили. Он лежал в теплой колыбели, не тревожимый ни единой мыслью, покачиваясь, словно на волнах. Его новая плоть была гладкой и розовой, как у младенца. Эпителий огрубеет позднее. Кэссиди появлялся подобно синьке чертежа. Золотистые воссоздавали его по оставшимся клочкам, отстраивали по сохранившимся полинуклеиновым цепочкам, расшифровывали белковый код и собирали его, пользуясь этим шаблоном. Для них это было просто. Почему нет? Любой комочек протоплазмы способен на это… для себя. Золотистые, которые не были протоплазмой, делали это для других.

Они сделали некоторые изменения в шаблоне. Они были большими умельцами. К тому же им так много хотелось узнать.

Взгляните на Кэссиди:

ДОСЬЕ

РОДИЛСЯ: 1 августа 2316 года.

МЕСТО РОЖДЕНИЯ: Найак, штат Нью–Йорк.

РОДИТЕЛИ: Разные.

УРОВЕНЬ ДОХОДА: Низкий.

ОБРАЗОВАНИЕ: Среднее.

ПРОФЕССИЯ: Специалист по топливным системам космических кораблей.

СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ: Три официальные связи, длительностью 8 месяцев, 16 месяцев и 2 месяца.

РОСТ: Два метра.

ВЕС: 96 килограмм.

ЦВЕТ ВОЛОС: Рыжий.

ЦВЕТ ГЛАЗ: Голубой.

ТИП КРОВИ: А+.

УРОВЕНЬ ИНТЕЛЛЕКТА: Высокий.

СЕКСУАЛЬНЫЕ НАКЛОННОСТИ: Нормальные.

Взгляните на него теперь:

ЕГО ПЕРЕДЕЛЫВАЮТ

Перед ними лежал человек, только что законченный, готовый к возрождению. Теперь пришло время для заключительных действий. Они отыскали серое вещество мозга и вошли в него. Они пустились в плавание по его заливам и бухточкам, задержались вон в той тихой гавани, бросили якорь у того отвесного утеса. Они оперировали мозг, но делали это чисто. Не было ни резекции коры, ни блестящих лезвий, рассекающих хрящи и кость, ни шипящих лазерных лучей, ни надоедливого гудения вспомогательной аппаратуры. Холодная сталь не кромсала синапсы. Золотистые были искусней; они настраивали схему, именуемую Кэссиди, повышали коэффициент усиления, убирали помехи и делали это очень осторожно.

Когда они кончили возиться с ним, он стал более чувствителен. Он должен был испытывать тягу к некоторым, новым вещам. Ему даровали определенные способности.

Теперь его разбудили.

— Ты жив, Кэссиди, — произнес нежный голос. — Твой корабль был разрушен. Твои товарищи погибли. Ты один остался в живых.

— Что это за больница?

— Это не Земля. Скоро ты сможешь вернуться. Встань, Кэссиди. Пошевели правой рукой. Теперь левой. Присядь немного. Выпрямись. Вдохни. Открой и закрой несколько раз глаза. Скажи свое имя, Кэссиди.

— Ричард Генри Кэссиди.

— Возраст?

— Сорок один год.

— Взгляни на это отражение. Кого ты видишь?

— Себя.

— У тебя есть вопросы?

— Что вы сделали со мной?

— Починили, Кэссиди. Ты был почти полностью разрушен.

— Вы что–нибудь переделали?

— Мы сделали тебя более восприимчивым к чувствам людей.

— О, — сказал Кэссиди.

Отправимся вместе с Кэссиди

НАЗАД, К ЗЕМЛЕ

Он прибыл в день, на который был запрограммирован снег. Легкий, быстро тающий снежок, скорее эстетическое развлечение, нежели подлинное проявление сил природы. Было очень хорошо снова ступать по родной планете. Золотистые умело организовали возвращение, поместив его в разрушенный корабль и сообщив ему толчок, достаточный, чтобы он оказался в зоне действия локаторов спасательных станций. Мониторы обнаружили его и вывели на него катер. Как получилось, что вы уцелели в катастрофе, космонавт Кэссиди? Очень просто, сэр, я был снаружи, когда это случилось. Раздался хлопок и все погибли. Мне одному удалось спастись, чтобы рассказать вам об этом.

Его отправили на Марс для проверки, а потом некоторое время продержали в карантине на Луне и в конце концов разрешили вернуться на Землю. Он шагал сквозь снегопад, крупный человек с валкой походкой и аккуратными мозолями везде, где нужно. У него было мало друзей, никого из родственников, чтобы погостить понемногу у каждого, зато были три жены, бывших жены, к которым он мог отправиться. Согласно законодательству, ему, как попавшему в аварию, полагался годичный отпуск с сохранением жалования. Он собирался им воспользоваться.

Он пока не использовал свои новые способности. Золотистые сделали так, что его возможности не могли проявиться, пока он не вернется домой. Теперь он был на Земле, и пришло время использовать их. Бесконечно любопытные существа, живущие на Япете, терпеливо ждали, когда Кэссиди найдет тех, кто когда–то любил его.

Он начал поиск в городском округе Чикаго, поскольку тот находился рядом с космопортом Рокфорда. Движущаяся дорожка быстро доставила его к башне, сложенной из известкового туфа, травертина, разукрашенной сияющей мозаикой из металлов эбенового и фиолетового оттенков. Здесь, в местном центре телевектора, Кэссиди взялся за поиски адресов своих бывших жен. Он был терпелив — высоченная живая башня со спокойным лицом и кроткими глазами — нажимая нужные кнопки и спокойно ожидая, пока где–то в глубине земли не сомкнутся волоски контактов. Кэссиди не был напористым. Он был смирным. Он умел ждать.

Машина сообщила, что Берил Фрейзер Кэссиди Мелон живет в городском округе Бостон. Машина сообщила, что Ларин Холстин Кэссиди живет в городском округе Нью–Йорк. Машина сообщила, что Мирабель Гунрик Кэссиди Милман Роз живет в городском округе Сан–Франциско.

Имена разбудили воспоминания: тепло тела, запах волос, касания рук, звучание голоса. Шепот страсти. Презрительное ворчание. Стоны любви.

Кэссиди, возвращенный к жизни, отправился повидать своих бывших жен.

Вот одна из них:

В ЦЕЛОСТИ И СОХРАННОСТИ

Глаза Берйл были молочного цвета вокруг зрачков и зеленоватыми там, где им полагалось быть белыми. За последние десять лет она здорово сбросила вес, и теперь ее лицо было пергаментом, натянутым на кости, изрытым, словно после оспы. Скулы ее разрывали кожу, готовые в любой момент выйти наружу. Кэссиди женился на ней в двадцать четыре года. Они прожили вместе восемь месяцев. Они разошлись после того, как она решила подписать Обязательство о Стерильности. Он не особенно жаждал детей, однако оскорбился, узнав о ее решении. Теперь она лежала в мягкой пенной колыбели и пыталась улыбнуться ему растрескавшимися губами.

— Говорили, что ты погиб, — сказала она.

— Я вывернулся. Ну, как ты, Берил?

— Сам видишь. Лечусь.

— Лечишься?

— Я пристрастилась к трилину. Разве не видишь? Глаза, лицо. Трилин разъедает организм, но дает успокоение. Словно отсоединяется душа. Но еще год — и он убил бы меня. Теперь я лечусь. С того месяца мне уже начали уменьшать дозу. Мой организм подновился. Я теперь вся нашпигована протезами. Но я живу.

— Ты выходила замуж? — спросил Кэссиди.

— Трилин разъел его организм. Это было очень давно. Пять лет я была одна. Только я и трилин. Но теперь с этим покончено, — Берил с трудом моргнула. — Ты выглядишь таким отдохнувшим, Дик. Ты всегда был таким. Такой спокойный, уверенный в себе. Ты бы никогда не попался на эту удочку с трилином. Возьми мою руку.

Он дотронулся до ее высохшей клешни. Он почувствовал исходящее от нее тепло, потребность в любви. В нем забушевали яростно бьющиеся волны, низкочастотные колебания тоски, проходящие сквозь него и с гулом устремляющиеся к далеким наблюдателям.

— Когда–то ты любил меня, — сказала Берил. — Мы оба тогда были глупыми. Люби меня снова. Помоги мне встать на ноги. Мне нужна твоя сила.

— Конечно, я помогу тебе, — сказал Кэссиди.

Он вышел из ее квартиры и купил три кубика трилина. Вернувшись, он решительно развернул один из них и вложил его в ладонь Берил. Молочно–зеленые глаза ее испуганно заметались.

— Нет, — захныкала она.

Боль, хлестнувшая из ее разбитой души, была невыносимо острой. Кэссиди принял на себя весь удар. Потом она сжала ладонь. Наркотик вошел в ее организм, и она снова успокоилась.

Поглядите на следующую

ВДВОЕМ С ЛУЧШИМ ДРУГОМ

Механический голос сказал:

— Пришел мистер Кэссиди.

— Пусть войдет, — ответила Мирабель Гунрик Кэссиди Милман Роз.

Створки двери–сфинктера разошлись, и Кэссиди ступил в мраморно–ониксовое великолепие. Темно–каштановые палисандровые рейки образовывали решетчатую конструкцию, на которой возлежала Мирабель, прямо–таки упиваясь прикосновением твердого дерева к пухлому телу. На ее плечи спадал водопад хрустальных волос. Кэссиди познакомился с ней в 2346 году, и она была с ним шестнадцать месяцев. Тогда она была стройной и робкой девушкой, но теперь облик той девушки угадывался в этой горе изнеженного мяса с огромным трудом.

— Ты нашла себе хорошего мужа, — произнес он.

— Да, на третий раз мне повезло, — согласилась Мирабель. — Сядешь? Выпьешь? Изменишь климат?

— Нет, все отлично, — он продолжал стоять. — Тебе всегда хотелось иметь особняк, Мирабель. Ты была самой умной моей женой, но ты всегда любила удобства. Сейчас тебе очень удобно.

— Очень.

— Ты счастлива?

— Мне удобно, — ответила Мирабель. — Я не слишком много теперь читаю, зато мне удобно.

Кэссиди заметил у нее на коленях нечто, похожее на небрежно брошенное одеяло — пурпурное с золотистыми нитями, мягкое, с лениво спадающими складками, плотно облегающее ее колени. У него было множество глаз. Мирабель не снимала с него рук.

— С Ганимеда? — спросил он.

— Да. Муж купил мне его в прошлом году. Он очень дорог мне.

— Все они дороги. В обоих смыслах.

— Но я его так люблю! — воскликнула Мирабель. — Он почти человек. Такой преданный! Я знаю, ты сочтешь меня глупой, но он в моей жизни — самое главное. Пожалуй, даже главнее мужа. Я люблю его, понимаешь? Я привыкла к тому, что любят меня, но вряд ли найдется много вещей, которые люблю я.

— Можно мне посмотреть? — спросил Кэссиди мягким голосом.

— Только осторожней.

— Конечно, — он взял в руки существо с Ганимеда. Его тело было необычайно мягким: его пальцы никогда не касались ничего более мягкого. В плоском теле животного что–то опасливо забилось. Кэссиди заметил схожую тревогу на лице Мирабель, появившуюся, когда он брал ее любимца. Он погладил странное существо. Оно свернулось в его ладонях и вспыхнуло золотистыми нитями.

Она спросила:

— Чем ты занят сейчас, Дик? Все работаешь на космических линиях?

Он пропустил ее вопрос мимо ушей.

— Прочти мне строчку из Шекспира, Мирабель. Про мух и шалунов–мальчишек.

Над ее светлыми бровями собрались морщинки.

— Это из «Короля Лира», — ответила она. — Погоди. Вот. «Что мухи для мальчишек–шалунов, мы для богов. Они нас убивают для забавы».

— То самое, — сказал Кэссиди. Его большие руки стремительно скрутили одеялоподобное существо с Ганимеда. Оно окрасилось в серый цвет, и из его разорванного тела появились похожие на стебли травы жилы. Кэссиди бросил мертвое существо на пол. Волна ужаса и боли утраты, рванувшаяся от Мирабель, оглушила его, но он принял ее и отправил к Япету.

— Мухи, — пояснил он. — Шалуны–мальчишки. Мои забавы, Мирабель. Я теперь, видишь ли, бог. — Его голос был спокоен и очень приветлив. — До свидания. Всего хорошего. Спасибо тебе.

Еще одна ожидает встречи:

НАБУХШАЯ НОВОЙ ЖИЗНЬЮ

Лерин Холстин Кэссиди, тридцати одного года, темноволосая, большеглазая и на седьмом месяце беременности, единственная из его жен не выходила больше замуж. Ее комната в Нью–Йорке была маленькой и строгой. Лерин была полной и пять лет назад, когда стала на два месяца женой Кэссиди. Сейчас она располнела еще больше, но сказать, что было полнотой, а что — результатом беременности, Кэссиди не мог.

— Ты вышла замуж? — спросил он.

Лерин, улыбнувшись, покачала головой.

— У меня есть деньги, и я ценю свою независимость. Я не могу позволить себе вновь связатъ ебя с кем–то, как когда–то с тобой. Хватит.

— А ребенок? Ты ведь ждешь ребенка?

Она кивнула.

— Он нелегко мне достался! Думаешь, это просто? Два года осеменения? За счастье деньги и еще раз деньги! Машины, копошащиеся во мне… все эти ускорители зарождения… нет, у тебя сложится неверное представление. Это не случайный ребенок. Это ребенок, о котором я мечтала, ради которого мне пришлось попотеть.

— Интересно, — сказал Кэссиди. — Я побывал у Мирабель и Берилл и у каждой из них тоже по ребенку. Своего рода. У Мирабель — зверь с Ганимеда. У Берилл — тяга к трилину, которую она с гордостью превозмогает. А у тебя — ребенок, зачатый без посредства мужчины. Все вы что–то нашли. Интересно.

— Ты в порядке, Дик?

— В полном.

— У тебя совершенно бесстрастный голос. Ты просто произносишь слова. Это пугает.

— Гм… Да. Ты знаешь, что я сделал для Берил? Купил ей несколько кубиков трилина. Я взял у Мирабель ее любимца и свернул ему… ну, во всяком случае, не шею. Я проделал это совершенно спокойно. Я ведь никогда не был порывистым человеком.

— Я думаю, ты сумасшедший, Дик.

— Я чувствую твой страх. Ты боишься, что я сделаю что–нибудь твоему ребенку. Страх не представляет интереса, Лерин. Вот горе — да. Это годится для анализа. Отчаяние. Я хочу изучить его. Я хочу помочь им изучить его. Я думаю, что это то, о чем они захотят узнать. Не беги от меня, Лерин. Я не собираюсь причинять тебе зло, по крайней мере то, которого ты боишься.

Она была невелика ростом и не слишком сильная, да к тому же еще и беременная. Кэссиди мягко, но крепко схватил ее за запястья и притянул к себе. Он уже чувствовал появляющиеся в ней новые эмоции — жалость к себе, перебивающую страх, а ведь он ничего еще ей не сделал.

Как можно добиться выкидыша на седьмом месяце?

Тут мог помочь резкий удар в живот. Слишком грубо, слишком грубо. Впрочем, у Кэссиди не было под руками никаких препаратов, чтобы заставить ее скинуть — ни вытяжки спорыньи, ни чего–то другого, вызывающего спазмы. Поэтому он резко согнул колено, сожалея о грубости принимаемых мер. Лерин осела. Кэссиди ударил ее еще раз. Все это время он оставался совершенно спокойным, ибо вряд ли можно находить радость в насилии. Третий удар оказал желаемое воздействие. Кэссиди отпустил Лерин.

Она была в сознании и корчилась от боли. Кэссиди настроился на восприятие. Ребенок, как он понял, не был мертв. Не умрет он и потом. Но он, несомненно, был искалечен. Все, что он уловил от Лерин, это сожаление, что она родит урода. От ребенка придется избавиться. И начинать все сначала. Это было очень, очень грустно.

— Зачем, — выдавила она, зачем?

Среди наблюдателей:

НЕЧТО ВРОДЕ СМУЩЕНИЯ

Почему–то все пошло не так, как ожидали Золотистые. Оказалось, что даже они способны просчитаться, и причиной тому была дарованная Кэссиди сила. С ним надо было что–то делать.

Они дали ему необычные способности. Он мог воспринимать и транслировать эмоции людей в чистом виде. Золотистым это и было нужно, поскольку они могли теперь выстроить модели поведения человеческих существ. Но, даруя ему нервный центр, включающий эмоции других, они неизбежно должны были отключить его собственные чувства. А это искажало данные.

Он сделался слишком большим разрушителем, идя своим безрадостным путем. Необходимо было ввести коррекцию. Ибо он слишком много перенял от самих Золотистых. Они могли забавляться Кэссиди, поскольку его жизнь принадлежала им. Но он не должен был забавляться другими.

Они связались с ним и передали приказ.

— Нет, — ответил Кэссиди. — Вы достаточно повозились со мной. Мне нет нужды возвращаться.

— Необходима дальнейшая настройка.

— Я отказываюсь.

— Ты не сможешь отказываться долго.

Все еще противясь, Кэссиди сел на корабль до Марса, способный слышать их приказы. На Марсе он зафрахтовал ракетку, совершающую регулярные рейсы на Сатурн, и убедил экипаж свернуть к Япету. Золотистые завладели Кэссиди сразу же, как только он попал в зону их досягаемости.

— Что вы будете делать со мной? — спросил он.

— Реверсируем поток. Ты не будешь больше чувствовать эмоции других. Ты будешь сообщать нам о своих чувствах. Мы возвратим тебе совесть, Кэссиди.

Он протестовал. Это было бесполезно.

Они сделали необходимые приготовления внутри золотистой сферы. Они проникли в него и перестроили его и повернули все его органы чувств внутрь, чтобы он мог питаться собственными переживаниями, подобно стервятнику, рвущему свои внутренности. Вот эта информация должна была быть ценной. Кэссиди сопротивлялся, пока на сопротивление хватало сил и пока не почувствовал, что сопротивляться уже поздно.

— Нет, — пробормотал он. В желтом сиянии он увидел лица Берил, Мирабель, Лерин. — Вы не должны этого делать… Вы мучаете меня… словно муху…

Сопротивляться не имело смысла. Его отослали обратно, на Землю. Его вернули к травентиновым башням и бегущим дорожкам–тротуарам, к дому удовольствия на 485–ой Стрит, к островам света, сверкающим в темном небе, к одиннадцати миллионам людей. Его вернули назад, бродить среди них и страдать. А потом докладывать о своих страданиях. Придет время, и его отпустят, но это будет не скоро.

Вот Кэссиди:

НЕСУЩИЙ СВОЙ КРЕСТ.