на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Ватикан

Пройдя сквозь рамку с металлодетекторами и предварительно выложив содержимое карманов в пластиковую коробку, доктор Майлз оказался в просторной приемной секретариата Ватикана, где было тихо и прохладно. Повсюду сновали люди в монашеских рясах и черных костюмах католических священников. Вокруг, как и следовало ожидать, звучала преимущественно итальянская речь.

Шон подошел к столу, за которым сидел служащий бюро пропусков. Он что-то проверял, глядя в монитор компьютера, и записывал в толстый регистрационный журнал. Очки с круглыми линзами в сочетании с редкими прилизанными волосами только усиливали впечатление дотошного бюрократа, которым от него веяло на километр. Секретарь периодически бросал косые взгляды на посетителя. Он явно испытывал его терпение, и Шон сразу же почувствовал себя неуютно, как на приеме у психиатра, с которым он должен был играть в «молчанку», чтобы доказать своим сдержанным поведением отсутствие у него психического расстройства.

— Простите, я доктор Майлз, — обратился к нему ученый, протягивая университетское удостоверение личности.

— Секундочку, сейчас посмотрим…

Он быстро пробежался пальцами по клавиатуре и внимательно посмотрел на увеличенную фотографию, появившуюся на экране компьютера, при этом снова несколько раз просверлив Шона едким, как очиститель от ржавчины, взглядом. Затем, сделав отметку у себя в журнале, секретарь протянул удостоверение и карточки с гербом Ватикана.

— Будьте добры, доктор Майлз, распишитесь в нижней строчке и заполните регистрационные карточки.

Шон автоматически ответил на стандартный набор вопросов и, размашисто расписавшись в графе напротив своей фамилии, вернул журнал и заполненные карточки. Бегло взглянув на каракули теолога, служащий передал ему бейджик с цветной фотографией и указал на боковой коридор, ведущий куда-то вглубь здания:

— Прошу вас пройти по этому коридору. Отец Винетти уже оповещен о вашем визите. Перед рамкой выложите, пожалуйста, еще раз все содержимое ваших карманов. Заранее извините за неудобство, но вы должны оставить в камере хранения абсолютно все предметы, включая сигареты, легко воспламеняющиеся предметы и личное оружие, если таковое имеется. С собой можно взять только жизненно необходимые лекарства. Таковы правила.

Шон поблагодарил служащего и отправился вслед за охранником по длинному и безлюдному коридору. Пройдя очередной «таможенный досмотр», он вошел в открытый лифт. Охранник вставил в замок ключ, нажал на нижнюю кнопку, напротив которой не было никакой надписи или цифры. Двери бесшумно закрылись, и кабина плавно и медленно поехала вниз. Шон не мог поверить в свою удачу и сильно волновался. Он прекрасно знал, как часто Ватикан по известным только ему причинам отказывал приоткрыть завесу таинственности даже общепризнанным светилам научного мира.

Когда двери лифта открылись, Шон увидел сухощавого седовласого мужчину среднего роста, на вид старше шестидесяти лет, в черном облачении священника, со строгим выражением лица.

— Приветствую вас, отец Винетти, — первым протянул руку Шон.

Хранитель архива не стал отвечать взаимностью, а лишь легким кивком головы дал понять, чтобы ученый следовал за ним.

Освещение было приглушенным, и массивные арки длинного коридора давили на сознание своей тяжеловесностью. Чем дальше они удалялись от лифта, тем большее волнение охватывало Майлза от вожделенной возможности соприкоснуться с «запретным плодом». В конце коридора отец Винетти повернул направо и подошел вплотную к прозрачной двери из бронированного стекла. Он приблизил лицо к экрану лазерного сканера и набрал код на сенсорной панели электронного замка. Раздался мягкий, приятный для слуха звуковой сигнал, и тяжелая дверь автоматически отъехала в сторону, открывая вход в тайный архив Ватикана.

Как только Шон вошел внутрь, в нос сразу же ударил специфический запах старых ветхих книг. Его сразу же ошеломили размеры хранилища. Сказать, что оно было просто большим, означало не сказать ничего. Высокий сводчатый потолок был ярко освещен подвесными лампами дневного света, которые чередовались с ультрафиолетовыми. Бесшумная система вентиляции поддерживала постоянную температуру в хранилище и обеспечивала приток чистого сухого воздуха для предупреждения появления плесени.

Он оглянулся по сторонам, ощущая восторг, какой испытывал в детстве, ожидая новогодние подарки. Перед ним во всех направлениях тянулись высокие нескончаемые стеллажи, заполненные древними книгами, свитками и папками. Ничего похожего он не встречал нигде, и университетская библиотека была лишь жалким подобием увиденного.

Доктор Майлз сильно нервничал, так как не знал, с чего начать разговор о пергаменте из хошена. Он не хотел, чтобы священник счел его за сумасшедшего. Как он ни напрягал мозги, но ничего подходящего на ум ему так и не приходило, и, расплывшись в идиотской улыбке, ученый медленно и громко, как будто у хранителя должны были обязательно быть проблемы со слухом, почти по слогам произнес:

— Я очень рад по-зна-ко-миться с ва-ми, э… отец э…

У Шона от волнения напрочь вылетело из головы имя священника. Он почувствовал себя крайне неловко. Вместо того чтобы вопросительным взглядом намекнуть собеседнику напомнить свое имя, Майлз лишь засунул руки в карманы брюк и начал нелепо раскачиваться взад и вперед, переминаясь с каблука на носок и озираясь по сторонам.

Священник, обратив внимание на довольно странную разновидность растерянности посетителя, понимающе улыбнулся и тихо сказал:

— Еще немного, и вы начнете насвистывать какую-нибудь модную песенку. Расслабьтесь и чувствуйте себя как дома.

Шон залился краской, взглянув на себя со стороны глазами смотрителя архива.

— Винетти, зовите меня просто — падре Винетти. Присаживайтесь и извините за излишний аскетизм. Здесь у нас все скромно, не так, как в основном зале. Впрочем, люди приходят сюда не за комфортом.

— Ну что вы, падре, я только утром прилетел в Рим из иракской пустыни, и вряд ли меня можно удивить простотой обстановки после суровой жизни в археологическом лагере, — ответил Шон.

В десяти метрах справа от входа стоял массивный, старинный стол, за которым могли бы одновременно работать не менее двенадцати человек. На каждом рабочем месте была классическая зеленая настольная лампа со встроенными механическими часами, а слева от нее находилась подставка с бумагой и карандашами. Все было продумано до мелочей, и вместе с тем не было ничего лишнего, что могло бы хоть как-то отвлечь внимание посетителя.

— Меня просили помочь вам в подборе документов. Что вас интересует в первую очередь? — обратился к посетителю священник, записывая в журнал дату и точное время начала работы ученого.

— В первую очередь я хотел бы ознакомиться с материалами, относящимися к деятельности инквизиции на территории Кастилии начала XIII века и взглянуть на труды известного каббалиста Авраама Бен Абулафии из Толедо.

Узнав Майлза, отец Винетти оторвался от журнала и воскликнул:

— Ах, вот где я вас видел! Ну, конечно же, ведь это именно вы на последней теологической конференции утерли нос кардиналу Рендольфу, который утверждал, что Каббала и оккультизм — это одно и то же.

Майлз пришел в замешательство, но смотритель архива поспешил его успокоить:

— Да вы, я вижу, расстроились? Не стоит, в данном вопросе я на вашей стороне. С оккультизмом у Каббалы, действительно, мало общего. Другое дело — старая добрая магия. Ну да — есть немного. И что теперь? Бегать за каждым каббалистом с распятием и кадилом? Да это же просто смешно. Неизбежная потеря времени впустую из-за бесполезных попыток овладения тайнами магии, которые были безвозвратно утеряны еще в Средние века, сама сделает свое дело. Настоящих колдовских книг, при помощи которых можно было бы достичь желаемого результата, — как правило, богатства и власти, — практически не осталось. А если и есть парочка, то они находятся в надежных руках у самых влиятельных и охраняемых персон мира, и случайный человек уж точно никогда к ним «на прием» не попадет.

Священник скрылся в одном из проходов между дальними стеллажами. В абсолютной тишине были отчетливо слышны его удаляющиеся шаги. Шон внимательно осмотрелся по сторонам. Ему казалось, что в тайном архиве даже стены дышали древней мудростью и величием. Волнение, охватившее молодого ученого, постепенно исчезло, и когда через пару минут священник вернулся, держа в руках около десятка объемных папок с гербом Ватикана, он заметил разительную перемену в его поведении.

— Здесь вы найдете то, о чем спрашивали, но если этих документов будет недостаточно, я постараюсь подыскать что-нибудь еще, — сказал отец Винетти, выкладывая папки на стол.

— Простите, но меня интересуют оригиналы, а это какие-то копии?

— Не волнуйтесь, это точные цветные фотокопии оригиналов. Как вы сами понимаете, первоисточники очень ветхие, и мы стараемся их не использовать без крайней необходимости.

Хранитель удалился, а доктор Майлз с головой окунулся в изучение архивных документов. Подробные и скучные описания допросов инквизиции Шон пробегал мельком до тех пор, пока через час не наткнулся на материал о чернокнижнике и колдуне — некоем молодом раввине главной синагоги Толедо, обвиненном в ереси. Дело колдуна заканчивалось подробным отчетом о его сожжении на костре, несмотря на то, что осужденный упорно отрицал связь с Дьяволом. Майлз отодвинул от себя папку с документами и, взъерошив волосы, вслух произнес:

— Так, значит, все это произошло на самом деле, и это был не сон.

— Как вы себя чувствуете? — раздался рядом обеспокоенный голос падре Винетти.

Увлекшись чтением, Майлз даже не заметил, когда он вернулся.

— Нет-нет, все нормально. Просто я тут обнаружил нечто весьма любопытное, и теперь вместо одного навязчивого вопроса у меня сразу же возникла целая неразрешимая головоломка.

— Может быть, я смогу вам помочь?

Взгляд священника был настолько чистым и открытым, что Шон откинул прочь все сомнения и указал карандашом на текст:

— Здесь я нашел описание одного судебного процесса инквизиции, который мне представляется весьма предвзятым и надуманым.

— В начале XIII века, когда папская инквизиция только утверждалась, понемногу вытесняя епископскую, львиная доля судебных процессов проходила только над теми, кто действительно был причастен к колдовству или вызыванию демонов. Имущество еретика в то время оставалось у его родственников и не переходило в муниципальную собственность. Поэтому, как правило, в фальсификации фактов вины подсудимого ни у кого не было никакой заинтересованности, — внес ясность отец Винетти.

— Судя по протоколам допросов, в которых, кроме одних эмоций инквизиторов, я ничего более не нахожу. Похоже, что вы просто идеализируете сложившуюся ситуацию. Любой студент-первокурсник, изучив эти документы, поймет, что раввина отправили на костер по настоянию Папы.

Улыбка сошла с лица хранителя архива. Он слегка подался вперед и, быстро пробежав глазами по открытой странице, нахмурился. Согласившись с какими-то собственными мыслями, Винетти кивнул головой:

— Да, я помню этот случай. Когда-то, лет двадцать тому назад, я изучал эти материалы. На мой взгляд, в этом деле действительно была допущена серьезная ошибка. Этот молодой раввин не входил в прямую связь с дьяволом, хотя все же и вызвал демонов, сам того не желая. Он явил людям божественное чудо, а те осквернили его, за что и были жестоко наказаны. Еще первые отцы христианской церкви обвиняли Сатану в чрезмерной жестокости. Он позволяет своим демонам отнимать жизни у невиновных людей, которые лишь по воле случая оказались рядом с теми, кто действительно заслужил наказание.

— После сожжения раввина не было найдено никаких останков. Это, по меньшей мере, странно.

— Возможно, его тело было взято на Небеса для высших целей, нам неведомых. Я полагаю, что вам как теологу-мистику это известно даже лучше, чем мне.

— Католическая церковь признает лишь два таких случая — с ветхозаветным Енохом и пророком Илией, хотя на самом деле только в Мидраш неелам[117] описано как минимум десять примеров вознесения, — согласился с хранителем архива Майлз, расстегнув верхнюю пуговицу воротника.

Стараясь сдерживать свои эмоции, он решился завязать разговор:

— Странно, но я уверен, что вчера со мной произошло нечто похожее, хотя я сам до сих пор не могу в это поверить и не решаюсь об этом никому рассказать. Э… я у вас здесь вовсе не случайно.

— В архиве Ватикана случайных людей не бывает, — улыбнулся отец Винетти.

— Нет-нет, — я не это имею в виду… даже не знаю, с чего начать…

— Лучше начать с главного, тогда потом, когда вы перейдете к несущественным, на первый взгляд, деталям, они станут решающими для формирования мнения у слушателя, и все само по себе встанет на свои места, — дал подсказку священник.

Шон начал неторопливо рассказывать отцу Винетти о вхождении во врата, ведущие к Небесным чертогам, о Джино Белуджи с его навязчивой идеей и об удивительных артефактах, найденных в пещере, где был захоронен иудейский царь. Святой отец слушал его внимательно, не перебивая, и когда необычный посетитель закончил свое повествование, он какое-то время молча обдумывал услышанное. Немного затянутая пауза смутила Майлза. Осознавая всю нелепость своего рассказа, он уже пожалел о том, что решился на это, и почувствовал, как лицо и уши заливаются краской.

Отец Винетти хорошо разбирался в людях, и молодой ученый не был похож на психически больного человека, однако рассказанная им история заставила бы усомниться в этом кого угодно. Посмотрев на него испытующим взглядом, он вежливо, ровным, спокойным голосом спросил:

— Все ли вы открыли мне, или есть еще что-то недосказанное по теперь вполне понятным для меня причинам?

Доктор Майлз замялся на секунду, а затем сказал:

— Вполне понятным, потому что вы приняли меня за полного психа или потому что все-таки поверили мне?

Возникла неловкая пауза. Шон поставил себя на место хранителя архива и понял, что еще минуту назад вызвал бы охрану. Надо было переходить к делу, чтобы спасти ситуацию. Он вытянул из внутреннего кармана куртки слегка влажный от пота конверт с денежными купюрами, между которыми лежал пергамент из хошена и положил его на стол. Боясь повредить ветхий бесценный артефакт, он трясущимися от волнения пальцами придвинул его к священнику.

Если до сих пор отец Винетти склонялся к тому, что ученый просто пережил сильный стресс, в результате чего реальность смешалась у него в голове со сновидениями, то теперь, когда Майлз положил на стол перед ним конверт с деньгами, он понял, что все гораздо хуже, чем ему показалось на первый взгляд.

— Вы же знаете, что у нас вход бесплатный, — как можно спокойнее сказал хранитель архива и аккуратно, чтобы не обидеть ученого, отодвинул от себя конверт.

Шон понял, что сморозил очередную ерунду, и, снова взглянув на себя глазами священника, залился смехом. Все накопившееся в нем напряжение вышло наружу, и поначалу обычный здоровый смех перерос в приступ со слезами на глазах.

— Вы подумали, что…

Лицо ученого, моментально покрасневшее от смеха, скривилось в гримасе. Винетти испуганно отпрянул назад, что еще сильнее рассмешило его. В тот момент, когда священник уже хотел встать и вызвать охрану, которая и так уже все поняла, наблюдая за этой ситуацией в установленные в потолке видеокамеры, Майлз остановил его, вытянув руку вперед:

— Нет-нет, пожалуйста, выслушайте меня, это совсем не то, о чем вы подумали. Может, я и спятил, но не до такой степени, чтобы давать взятку священнику. Да и за что, собственно?

Утерев рукой слезы, он аккуратно вытащил из конверта ветхий пергамент и положил его на стол перед хранителем архива. Винетти вопросительно приподнял бровь. Отрицательно покачав головой, он тяжело вздохнул и склонился над артефактом.

— И много у вас таких?

— Нет-нет. Присмотритесь внимательнее. Это действительно пергамент с именем Всевышнего, который вложил в хошен еще сам Аарон, а может, и Моисей.

«И все-таки он рехнулся на почве своих мистических изысканий, ведь он искренне верит в то, что говорит, — склонившись еще ниже, подумал хранитель архива. А может он просто хочет звездануть мне кулаком по затылку или заточенный карандаш вогнать в шею? Возьмет меня в заложники и объявит на весь мир о том, что он раскрыл очередной ватиканский заговор против человечества. В таком случае его необычная рассеянность очень даже неплохо вписывается в синдром раздвоения личности».

— Нет-нет, — в третий раз повторил одну и ту же фразу Майлз, — я не собираюсь брать вас в заложники и тем более бить по затылку. Поверьте же мне, наконец, меня к вам послали!

«Он увидел тень испуга у меня на лице или действительно умеет читать мысли?»

— И то, и другое, но не отвлекайтесь на пустяки, все это ерунда. Взгляните еще раз на пергамент, прошу вас, — умоляющим голосом обратился к священнику Шон.

Ошарашенный Винетти придвинул пергамент еще ближе к себе. Стараясь следить за своими мыслями, он задумчиво протянул:

— Хм-м, значит, вы утверждаете, что хошен находится у Белуджи, а урим и тумим по-прежнему сияет?

— До сих пор идут споры в отношении того, что же конкретно следует понимать под названием урим ветувим,[118] — извините, но это слово должно звучать именно так, а не урим и тумим, — сам нагрудник, двенадцать драгоценных камней, или пергамент? Неопределенность возникла из-за «расплывчатости» самого стиха Торы, который буквально звучит как: «И придашь нагруднику суда урим ветувим». Должен заметить, что исходя из законов логики, безусловно, первым на ум приходит поправить вас и сказать «сияют».

В архив ворвались четверо крепких охранников и быстрым шагом направились к беспокойному посетителю, который до сих пор вел себя настолько странно, что это никак не вписывалось в привычный для Ватикана портрет ученого-теолога, чихающего тише домашней кошки.

— У вас все в порядке, падре? — окружив Майлза со всех сторон, спросили они отца Винетти, склонившегося над пергаментом.

Священник поднял голову и удивленно взглянул на них, так как отчетливо помнил, что не нажимал на тревожную кнопку под крышкой стола.

— Я рассказал доктору Майлзу бородатый анекдот про глухого священника-исповедника, вот он и смеялся до упаду. Американцы — что тут поделаешь. Они как дети, им палец покажи, и будут смеяться еще неделю после этого, — ответил им на итальянском Винетти, чтобы не обижать ученого.

— А если показать два, то будут смеяться до похорон своей тещи, — подхватил начальник внутренней охраны.

— А почему тещи? — низким голосом «через нос» спросил Рауль — 30-летний молодой швейцарец под два метра ростом, крепкого телосложения с выдающимися вперед, как у русского боксера, надбровными дугами.

Плотно сжав губы, трое других охранников переглянулись. Они сдерживались от того, чтобы рассмеяться, потому что знали, что «Рауло-дебило» вот-вот что-то ляпнет, и это станет «хитом» месяца. Гиганта осенило, и он медленно расплылся в улыбке:

— Это потому, что все тещи — суки, так что ли, да?

Охранники лопнули, как воздушные шары, хлопая Рауля по плечам, от чего он еще шире улыбался, вызывая своим идиотским видом цепную реакцию смеха. Они закрыли за собой дверь хранилища и уже в коридоре продолжали копировать интонацию голоса Рауля, повторяя выданный им «хит».

Сознание священника трансформировалось настолько, что все звуки доносились до его слуха уже искаженными. Ему казалось, что он превратился в живой электронный микроскоп, который пробирался в бездонную пропасть волокна пергамента к атомам и протонам, хотя он держал в руках всего лишь обыкновенное увеличительное стекло. Когда закрытый правый глаз от сильного напряжения начал дергаться, а левый — слезиться, смотритель архива чуть громче обычного спросил:

— Кто-то еще знает об этом?

— Вы — единственный человек, кому я должен был передать пергамент, а вместе с ним и саму тайну.

Молитвенно сложив руки, священник прошептал:

— Господи, прости меня за сомнения. Я недостоин лицезреть эти святые письмена. Благодарю Тебя за то, что сжалился над стариком и услышал меня. Семь веков молчала книга, и наконец она заговорит, и исполнится предсказание!

— Что вы имеете в виду? — удивился словам священника Майлз.

— По воле Божьей все в свое время будет вам открыто, теперь же ответьте мне искренне, можете ли вы прочитать этот текст?

Шон начал по памяти, неспешно произносить вслух первые буквы Шем ха-Мефораша, которые на самом деле были отдельными самостоятельными словами. Воздух вокруг ученого слабо, едва заметно засветился, но когда Майлз перешел ко второй декаде букв, семь алых языков пламени вспыхнули прямо под потолком. Плавно опустившись, они начали медленно вращаться по часовой стрелке вокруг Избранника, соединяясь между собой в огненное кольцо. Священник не на шутку перепугался. Лицо его побагровело, и он воскликнул:

— Остановитесь, прошу вас! Святое имя Бога нельзя произносить без необходимости. Теперь я вижу, что ваш рассказ правдивый, и вы действительно тот, кого мы так долго ждали. Лишь одному Господу известно, почему избрали именно вас.

Опустившись на колени перед распятием, он воздел руки в краткой молитве:

— Прости, Боже Праведный, прости мое неверие.

Доктор Майлз испугался не меньше самого священника. Во время чтения он ощутил сильное покалывание в пальцах рук, и через секунду, когда в глазах потемнело, он уже смотрел на себя и на изумленного священника откуда-то сверху, с потолка, окруженный огненными всполохами. Внутренним взором он снова увидел приближение мощного светового потока, и если бы падре вовремя не остановил его, то душа ученого непременно была бы втянута в огромный водоворот сверкающих искр.

— Завтра в десять утра я жду вас в архиве.

Передав Шону свою визитную карточку, Винетти продолжил:

— Мне пора удалиться к понтифику и предупредить его о вашем появлении. Надеюсь, что состояние его здоровья позволит принять вас завтра, и мы сможем все более детально обсудить.

Хранитель архива провел ученого к лифту, и когда двери открылись, Майлз тихо, так, чтобы не слышал охранник, произнес:

— Голос в пещере упомянул о какой-то книге и велел передать вам, чтобы вы сравнили с ней текст пергамента.

— Помните о моих словах — старайтесь вести себя, как прежде, это очень важно!

Крепко пожав руку Майлзу, он благословил его.

Двери лифта закрылись, и как никогда взволнованный отец Винетти поспешил обратно в зал тайного хранилища. Он достал из скрытого сейфа ключ и нажал потайную кнопку за мраморным распятием. Раздался тихий щелчок, и один из стеллажей бесшумно отъехал в сторону, открыв взору нержавеющую панель бронированной двери. Трижды провернув ключ против часовой стрелки, священник нажал на ручку. Электрический ток разбудил электронный механизм. Дверь защелкала, загудела и автоматически открылась. Отец Винетти вошел в скрытое от посторонних глаз помещение. Сработали датчики движения, и дверь автоматически закрылась за ним. Время нахождения внутри этой комнаты ограничивалось пятью минутами, после чего активировался режим безопасности второго уровня и менялся код, который кроме отца Винетти знал только Папа, его личный секретарь, председатель Епископской комиссии и начальник охраны. Для всех остальных существование секретной комнаты было тайной за семью печатями.

На полках лежали древние рукописи и свитки, содержание которых не подлежало огласке. Среди бесценных документов находились раритеты, происхождение которых по сей день оставалось полнейшей загадкой.

Отец Винетти сразу же прошел к центральному стеллажу и, отключив сигнализацию еще одного несгораемого сейфа, достал из него старинную книгу Разиэля в черном кожаном переплете с изображением всевидящего Ока Божьего по центру.

Только после краткой молитвы он бережно переложил ее в кейс, где поддерживались постоянная температура и влажность, и направился к понтифику, обдумывая, с чего начать разговор, чтобы теперь уже его не сочли за выжившего из ума маразматика.


Глава XXIX Встреча с падре Винетти | Избранник Небес | /2011.09.11/14:30/