2013 год, часовня

Шоссе было мрачным. Возможно, эту мрачность ему придавал раскинувшийся по обеим сторонам дороги густой лес. Маленькая машина с зажженными фарами мчалась в одиночестве по ночному шоссе. С водителем ему повезло. Это был молодой, симпатичный парень со старым автомобилем и прекрасным английским. Очень разговорчивый, большой любитель поговорить. Парень трещал без умолку всю дорогу – но это не мешало, напротив. Это было большим плюсом – тем самым, по которому возле одного из центральных вокзалов он выбрал его. Болтовня отвлекала от мрачных мыслей, позволяла острей сосредоточиться на цели без ненужных сомнений и мешала надолго оставаться наедине с собой. На поезде к нужному месту, как только началось загородное шоссе, парень вдруг приуныл и стал отмалчиваться….

– Не хорошее место… – плюнул сквозь зубы в раскрытое окно, – паршивое…..

Он вспомнил фотографии, которые нашел в Интернете. Место было довольно известное, о нем было написано много. Нужная часовня находилась на сельском кладбище.

Местность за городом представляла собой бывшее село, на которое уже начали наползать новостройки-многоэтажки. Кладбище было старинное, его закрыли несколько лет назад и уже никого не хоронили. Но старые могилы остались.

Часовня была памятником дочери местного помещика, умершей в 8-летнем возрасте от брюшного тифа. В память дочери богатый помещик построил эту часовню в 1893 году. Чудом часовня простояла столько лет, пережила несколько войн. Среди местных жителей кладбище пользовалось очень дурной славой, его называют проклятым местом. Например, ночной сторож одного предприятия, цеха которого расположены поблизости, несколько раз видел группы людей в черной одежде, которые иногда появлялись на кладбище по ночам. Он без обиняков заявил, что это были сатанисты. Один раз он даже видел, как группа молодых людей сопровождала в часовню мужчину средних лет в длинном черном балахоне, на лбу которого кровью был нарисован перевернутый крест. В секте сатанистов знак перевернутого креста на лбу носят только те, кто занимает какую-то высокую должность (учитель, первый черный апостол учителя и т. д.). В местном отделении милиции знали, что на заброшенном кладбище собирается секта сатанистов. Но они считали сатанистов просто безвредными придурками, и не обращали на них особого внимания. Они были убеждены, что все это лишь подростковые глупости: легкие наркотики, пляски в голом виде под безумную музыку, секс, бормотание бессмысленной мистической чуши и т. д. Правда, на кладбище пару раз обнаруживали трупы подростков, одного даже с перерезанными венами, но местные полицейские были твердо уверены, что это либо передозировки, либо самоубийства в наркотическом дурмане.

Машина мчалась по ночному шоссе, далеко позади оставив сверкающие огнями многоэтажки современного мегаполиса.

– Почему паршивое?

– Местные жители верят, что кладбище проклято. Я знаю эти слухи, у меня тут тетка живет. Говорят, после смерти дочери богатый помещик (на территории его поместья и было расположено кладбище) проклял это место. С тех пор там разные гадости происходят, хотя кладбище закрыли давно. Странный вы человек, едете в такую жуть на ночь глядя. Ну, да дело-то не мое… Да совсем вот недавно очередная гадость случилась! Там жуткий пожар был. Рядом с кладбищем дачный поселок строят. Строители жили в вагончиках. Вообщем, загорелись вагончики и перекинулись на деревянные дачные дома. Несколько домом под чистую выгорело! А в одном семья целая погибла: муж, жена и четверо детей. Ночью это было, спали они. Так, в своих постелях и сгорели заживо. И рабочие, конечно, сгорели, которые из вагончика не успели выйти. Народа много погибло. Кошмар! По телевидению, по всем каналам показывали, газеты, радио – кого тут только не было! Жуткий такой пожар. Самый страшный за последние годы. Говорили, что поджег рабочий один, которого со стройки выгнали. Напился, решил отомстить и поджег. Но местные верят, что это с проклятого кладбища огонь пошел. Хотя чушь это, по-моему.

Наконец впереди показалась чугунная покосившаяся ограда. Машина резко затормозила.

– Все, приехали. Спаси Господи! Место какое жуткое… Вот высажу вас – и быстрей обратно, в город….

Он расплатился и вышел в ночь. Сверкнув фарами, машина умчалась на скорости не меньшей, чем 150 километров в час. Он вдохнул свежий ночной воздух, полный запахов хвои, и огляделся. Лес был сбоку. Вдалеке тревожно закричала какая-то ночная птица, и тут же смолкла. Он стоял перед оградой старого кладбища. Ворота были заперты на замок. Замок висел на тяжелой ржавой цепи. Он тронул цепь, потянул за конец…..Цепь снималась легко. Прямо с замком. Он бросил замок в кусты, и обмотал цепь вокруг руки. Теперь он чувствовал себя как-то спокойнее. Ворота поддались с резким жалобным скрипом. Шагнув вперед, он быстро пошел по земляной дорожке, густо поросшей сорняками и травой.

По обеим сторонам белели мраморные памятники, покосившиеся могильные кресты, вывороченные каменные глыбы очень старых могил… Из-за туч вышла луна, освещая серебристым щедрым светом пейзаж, казавшийся в этом мерцании призрачным. Он не знал, куда идти, поэтому шел прямо вперед, слушая, как хрустит под ногами трава, прислушиваясь к гулкому собачьему лаю, бывшему где-то очень далеко. Вдруг он увидел очертания какого-то памятника, возвышающегося над всеми остальными. Ускорил шаг. Вскоре он различил красивого ангела на крыше часовни, с крыльями за спиной и печальным лицом. Ангел почему-то показался ему похожим на маленькую Марту Бреус. Он остановился, внимательно разглядывая ржавую калитку, закрывавшую вход в часовню. Калитка была приоткрыта, словно ждала его.

Внутри часовни пахло плесенью. Было очень тесно, и, не натыкаясь на стены, можно было сделать лишь несколько шагов…. Посередине лежала расколотая могильная плита. Один край был немного сдвинут в сторону. Опустившись на колени, он прижал ухо к холодному мрамору. Ему вдруг почудился приглушенный шум. Но, возможно, это было просто иллюзией, призрачной галлюцинацией, навеянной фантастичностью окружающей его обстановки. Резко поднявшись, он принялся отодвигать в сторону плиту, прилагая большие физические усилия, волнуясь, хватит ли его силы…. Край плиты отодвинулся. Замерев, он вглядывался в лестницу, которая была перед ним. Лестницу прямо под могильной плитой, которая вела вниз. Сжав крепче цепь, он пошел по осклизлым ступенькам, осторожно держась за стены. Но на нижней ступеньке остановился.

До него отчетливо доносились приглушенные голоса. Он оказался в маленьком коридоре, заканчивающемся закрытой дверью. А на одной из стен, к огромному его удивлению, висела электрическая лампочка, и под ней – самый настоящий выключатель! Не раздумывая, щелкнул выключателем. Коридорчик и лестницу залил ослепительный свет. Впереди действительно была дверь – деревянная, но закрытая плотно. Он приблизился к ней. Голоса зазвучали все отчетливей, все сильней… Он легонько толкнул дверь рукой, и она чуть приоткрылась, пропуская полоску яркого света – ясное доказательство присутствия людей в подземелье.

Теперь, вблизи, он ясно различал голоса (вернее, то, что они пели) – он слышал (и не раз) и звуки, и мелодию. Все это было знакомо ему просто до жути. Он слышал и знал жутковатый напев: по мистическому, полному тревог и сомнений замку, по смерти лучшего друга и в те моменты, когда истинное зло (без прикрас, фальшивых масок и искусственных сомнений) смотрело прямо на него. Он знал это лицо – настоящее лицо зла.

Этот речитатив пугал. Теперь он знал, что эта жуткая песнь – тоже своего рода молитва. Молитва дьяволу, которого по праву можно было бы назвать богом зла. Он вдруг подумал о том, как неправильно люди думают о зле, ища в этом понятии какую-то пугающую абстракцию. Хотя на самом деле дьявол – это прежде всего два главных понятия, две вещи: ложь и не способность к любви. Он вдруг подумал о том, что вся история о монастыре дьявола с пугающей точностью укладывается в две этих вещи. Ложь, самообман, нелепая глупость тщеславных тупиц, решивших вызвать зло, ничего не зная об этом. И чудовищный эгоизм, переросший в полную не способность, и даже отторжение любви.

Там, где ложь, чаще всего гостит смерть. Он вздохнул и решительно толкнул дверь. Какая разница… Его путь был предрешен заранее. Только один.

Вначале ему показалось, что он снова оказался в церкви. Но впечатление было обманчивым потому, что везде возвышались перевернутые кресты. Это был огромный зал, полный ослепительного света. В нем горели не только зажженные черные свечи, но и на стенах – электрические фонари. Древние магические приспособления в виде черных свечей прекрасно уживались с современными электрическими лампами. В центре зала возвышался алтарь. На возвышении, затянутом черной материей, стоял огромный, позолоченный, перевернутый крест. На позолоте ясно были видны темно-бордовые подтеки. Для себя он просто констатировал факт, что это кровь. Стены были украшены теми же иконами, которые он уже видел в мистическом замке. Те же сумасшедшие глаза, дикие лица, перекошенные в крике рты.

В центре зала, перед алтарем, стояла достаточно большая группа людей. В основном, это были молодые мужчины в одинаковой черной одежде. Судя по их напряженным, застывшим позам, этим жутковатым речитативом они молились перед своим идолом. Они обернулись, когда он возник на пороге, и бесстрастно, ничего не выражающими глазами взглянули на него. Он же едва сдержал крик. У всех стоящих в этом зале людей были абсолютно одинаковые лица! За его спиной раздался громкий стук захлопывающейся двери, и он поневоле обернулся. Дверь исчезла. За ним была черная, гладкая, сплошная стена.

Он сделал решительный шаг вперед и несколько человек из этой группы пошли к нему. Но затем остановились. Потом все остальные отвернулись от алтаря. Грудь в том месте, где она соприкасалась с карманом его куртки, хранящим сверток с крестом, жгло как огнем. Магический предмет (крест с синим сапфиром) жил словно бы своей жизнью. Невольно прикоснувшись к куртке, он хотел почувствовать твердость дерева, но пальцы его нащупали что-то пористое, мягкое, словно крест налился невидимой силой и стал живым.

Он знал приказ, звучащий в их пораженном мозгу. На самом деле этот приказ мог быть только один: убить его, любой ценой – убить. Он усмехнулся, сжимая в руке цепь: это будет не так просто сделать! В тот же самый момент безликие привидения поднялись в воздух. Это было его вторым настоящим потрясением. Первым стало мгновение, когда у всех он разглядел одинаковые лица. И вот второе было теперь. Они поднялись на несколько сантиметров над полом и двигались теперь так, словно плавали в воздухе.

Движения были плавны и выразительны, но в то же время полны угрозы. И если б не угроза, он даже восхитился бы непонятной красотой происходящего, нереальной красотой тел, двигающихся в воздухе так, словно находились по-прежнему на полу. Они плыли как фигурки в компьютерной игре, и уже через мгновение он оказался в их плотном кругу. Они окружили кольцом, отрезав любые пути к отступлению.

Впрочем, он и не собирался отступать. Сзади второе кольцо выросло за первым: двойное кольцо оцепления, фигуры, стоящие друг за другом. Вдруг он почувствовал, как его грудь словно обожгло болью. Рана на груди заныла, запульсировала, словно наливаясь огнем. Инстинктивно он прикоснулся к груди: боль находилась на том самом месте, где в кармане куртки лежал сверток. Он сжал этот сверток, почувствовал пульсирующую ткань (теперь он ни за что не смог бы назвать это деревом!) креста и поднялся в воздух, не понимая, что происходит. Крест поднял его над землей. Теперь он был на том же самом уровне, что и они.

Глаза окружавших его засветились красным дьявольским огнем. Вспыхнули разом, как по команде. Он вдруг вспомнил давно забытые слова из прошлого: бой – это тоже искусство. Хороший бой сравним с настоящим искусством. Как картина. Как мелодия. Как танец. Он знал это раньше, знал – и теперь. И эта истина знания словно подарила ему новые силы. Бой может быть настоящим искусством, даже тот, имя которому – смерть.

Он прикрыл глаза, чувствуя, как его клетки заполняются льдом. Лед был залогом его настоящей победы. Ледяное спокойствие перед боем, и отражение мыслей, движений противника, словно в холодной воде озера, и благодаря этому – предугадать реакцию врага. Когда-то он думал, что бой – это ярость. Думал так, когда еще ничего не знал. Но только с опытом, с первой кровью болезненных поражений он понял, сто истинная ярость боя настоящего мастера – это лед в жилах. Бой пришел как откровение, пришел великим вдохновением и победой из прошлого. Словно груз его лет, полных тренировок и побед, вдруг превратился в живые существа и плечом к плечу стал за ним. Теперь он снова был холодной водой, отражая кольцо чужой ненависти, бессильное против его мощи. И, решительно взглянув в лицо смерти, взмахнул цепью.

Это был только один удар, но двое справа свалились вниз. Вторым ударом он расчистил себе пространство, поразив еще двоих. Следующему кольца цепи выбили глаза и с окровавленным лицом, превратившемся в маску уничтоженного чудовища, он стал падать вниз, захлебываясь истерическим воплем. И этот вопль, набухая и пульсируя, еще долго вибрировал прямо в его ушах. Его тело набрало скорость, словно в воздухе он терял весь свой вес. Он превратился в отчаянный вихрь, в смерч, сметающий все на своем пути, в ураган безудержной ярости, которую позволяло контролировать его ледяное спокойствие, и оттого эта ярость была намного сильней.

Цепь двигалась по кругу, сжившись с его рукой, став живым продолжением его тела….. И тогда головы его врагов скатились вниз на землю, а три лишенных головы тела неподвижно застыли внизу, на земле…. Он не помнил, как опустился обратно на землю. Просто ощутил, что стоит на земле. А потом – что-то липкое на руках и лице, что-то скользкое, вязкое под ногами. И посреди всего этого стоял он один. Только он.

После смерти их лица стали обыкновенными – индивидуальные, отличные друг от друга, настоящие лица людей. Большинство из них были мальчишками. Накачанные отчаянные мальчишки, и он ясно видел удивление, застывшее в их разных (по цвету и по форме) глазах. И капли крови в волосах – черных, русых, рыжеватых, каштановых локонах, коротких стрижках под ежик, цвет волос на которых было не различить. Так упав, они остались лежать, став совершенно нормальными после смерти, и горький ком, сжавший ему горло, был таким, что ему захотелось лежать среди них.

Он с трудом разжал одеревеневшую руку, и цепь с тихим звоном упала вниз, в подсыхающую лужу крови. Не соображая, что делает, он автоматически вытер со своего лица их кровь.