Глава 11

Слабость отступала неохотно. Укрепляющий отвар, вопреки обещанию, не помог. Лишь ближе к обеду силы вернулись в достаточной мере, чтобы выбраться из постели. Однако поднять тяжелый поднос, оставленный за дверью, я не смогла. Все, на что меня хватило — затащить его в комнату и, закрыв дверь, устало опуститься рядом.

Есть на полу считается постыдным даже среди горожан. Высокородные, увидь меня сейчас, пришли бы в ужас. По правде сказать, я и сама ощущала себя прескверно: непричесанная, в нижней сорочке, обедающая на полу. Что там высокородные! Даже тетя Шида схватилась бы за сердце! Но иначе сейчас никак.

Покончив с обедом, я поднялась и, пошатываясь, дошла до комода. Взяла аккуратно сложенные вещи, принялась одеваться. Подаренная блузка, чулки, мамина юбка и старые, пусть разношенные, но удобные туфли. Волосы я заплела в тугую косу и завязала бело-зеленым шнурком мастера Эсбена.

Теперь оставалось дождаться вечера. Если верить Айрис, — а для неверия причин не осталось, — Самаэль закроется в лаборатории сразу после ужина и не покинет ее до рассвета. Значит, бежать надо ночью.

Напряжение выматывало. Слабость подталкивала лечь на кровать, а то и на пол, но я знала: раз поддавшись, я проиграю ей и уже не смогу встать. Мысли терзали разум, а совесть — душу. Вот только стыдил меня не обман Самаэля, а то, что я собираюсь бросить Айрис. Но как помочь ей? Мы обе — птицы, влетевшие в густые заросли остролиста. И я обязана вырваться, пока длинные шипы не повыдергали перья из моих крыльев, пока мне еще по силам вернуться в небо.

Единственное, что решила сделать — попробовать разыскать Ивара. По рассказам Айрис я представляю, где он живет, и, если только никуда не переехал, отыщу его. Ивар узнает все: и о чувствах Айрис, и о том, что с ней сделал чернокнижник. Может, он найдет способ помочь ей? Что-то подсказывало мне, что Ивар любит Айрис и не откажется от нее даже такой. Ведь если любишь — любишь душу, а не тело.

Когда в дверь постучали, давая понять, что ужин оставлен за порогом, я не сорвалась с места — хотя все во мне горело в нетерпении. Напротив, сознательно выждала несколько минут и лишь потом забрала поднос. Я старалась действовать как обычно. Так, будто сегодняшняя ночь не станет решающей, будто пальцы не дрожат от волнения.

Мясо, тушенное с овощами, я съела сразу. Хлеб, сыр и зелень завязала в салфетку. Выждала еще около часа и выставила оба подноса за дверь. Это единственное, что отличало сегодняшний день от всех предыдущих. Но я решила, Самаэль мог предупредить слуг о моей слабости, а значит, есть шанс, что такое поведение не вызовет подозрений.

Мне же беспорядок на подносах был нужен, чтобы замести следы. Я специально перемешала посуду от обеда и ужина: свалила кучей, раскидала приборы. Сделала все, чтобы слуги не сразу заметили пропажу салфетки и столового ножа.

К вечеру слабость отступила. То ли укрепляющий отвар все-таки помог, то ли небеса были на моей стороне. Пусть бежать — как в прошлый раз от гончих и охотников — я не смогу, но и падать через каждые десять шагов не должна. Я выждала несколько часов. Пошумела водой за ширмой, будто умываясь, потрясала одеялом. Затаилась.

Спустя еще некоторое время поместье затихло.

Я открыла дверь, прислушалась и ступила за порог. Лампу брать не стала — ей все равно не под силу разогнать наведенную тьму.

Двенадцать шагов прямо. Поворот направо. Еще семь шагов прямо, держаться левой стены. Нащупать нишу, ступить в нее, изучить пальцами барельеф. Отыскать на нем верхний элемент. Нажать.

Долгие объяснения Айрис сложились в четкую цепочку действий, я зашагала по коридору. Все мое естество, сама душа натянулась струной, и, казалось, одно неверное движение заставит ее зазвучать — разбудит всех в поместье и не даст мне сбежать. Сердце билось взволнованно, часто.

Поворот.

От стены ощутимо тянуло холодом. А может, то холодила наведенная тьма. Как и в прошлый раз ступала я почти бесшумно. Когда пальцы скользнули в изгиб ниши, шумно выдохнула. Замерла, испугавшись, что меня могли услышать, выждала секунды две и нырнула в углубление.

Волнение лупило по нервам старательно и изо всех сил — как тетя Шида, выбивающая пыль из ковровых дорожек. Я едва дышала, скользя свободной рукой по стене. Ну же, выступ, где ты?

Секунда, пять, десять…

Паника подкралась со спины и ласково, почти игриво подула на затылок. Я чувствовала ее присутствие и то, как она захватывает меня все сильнее. Но вот, наконец, пальцы наткнулись на выступ. Я ощупала его, убеждаясь, что форма именно такая, какой ее описала Айрис — напоминает полумесяц. Потом надавила на верхний острый кончик.

Шорох каменной крошки прозвучал слишком громко в ночной тишине. Я задрожала. Дождалась, когда проход откроется, нырнула в него и толкнула тяжелую дверь на место. Замерла, прислушиваясь. Тихо? Тихо.

Потайной коридор оказался узким и пыльным. Дышать стало тяжелее. По руке, которой я придерживалась за стену, вдруг кто-то пробежал: паук или еще кто — я не успела понять. Невольно шарахнулась в сторону, врезалась спиной в стену, но крик, готовый сорваться с губ, сдержать сумела.

— Смелее, Эвелин, хватит трусить! — тихо выругалась я, злясь сама на себя.

Стиснула пальцы на узелке с едой и почти без страха снова коснулась ладонью стены.

Проход оказался длинным. Через десяток шагов, как предупреждала Айрис, началась витая лестница — узкая и неудобная. Приходилось прижиматься к холодной стене едва ли не всем телом, чтобы только не упасть.

Лестницу сменил новый коридор — такой же темный, пыльный и узкий. Но, в отличие от первого, намного длиннее. Когда началось казаться, что он не закончится никогда, я уткнулась в выросшую на пути преграду.

Выход. Это должен быть он!

И без того беспокойное сердце забилось чаще. Рычаг нашелся быстро. И так же быстро мне удалось с ним совладать. Камень заскрежетал, открывая проход.

Задержав дыхание, я сделала шаг. Первый — и твердый пол под ногами сменился мягкой травой. Второй — и в нос забились запахи ночи: свежести, сырой земли, мокрого камня. Третий — и тьма истаяла.

Я заморгала. В уголках глаз защипало, пришлось закусить губ, чтобы сдержать подступившие слезы.

Удалось… Мне удалось!

Но тут же, будто отрезвляя, в лицо ударил холодный ветер. Верно, радоваться рано. Когда доберусь до Нортейна, тогда позволю себе и порадоваться, и поплакать. Сейчас же нужно избавиться от печати собственности.

Закатав рукав блузы, я достала из кармана юбки нож и черную нить.