Госпожа графиня де Сирюс-Карола, урожденная Вермини, в Ментон (Сардинское королевство)^[669]

Вы спрашиваете, дорогая маменька, счастлива ли я с мужем? Конечно, господин де Фиштаминель не был мужчиной моей мечты. Я, вы прекрасно это знаете, подчинилась вашей воле. Богатство – слишком весомый аргумент, и я не могла к нему не прислушаться. Не унижаться до брака с мещанином, выйти за господина графа де Фиштаминеля, имеющего тридцать тысяч годового дохода, и остаться жить в Париже – с помощью этих доводов вам было нетрудно убедить вашу бедную дочь. Вдобавок господин де Фиштаминель в свои тридцать шесть лет неплохо сохранился; он получил награду на поле битвы из рук Наполеона, дослужился до полковника^[670], и если бы не эпоха Реставрации, когда его уволили с половинным жалованьем, стал бы генералом: все это смягчающие обстоятельства.

Многие женщины находят, что я вышла замуж очень удачно, и я согласна, что все признаки счастья в нашем браке налицо… для света. Но ведь если бы вы знали заранее о возвращении дядюшки де Сирюса и о его намерении оставить мне свое состояние, вы бы позволили мне выбрать мужа самостоятельно, правда?

Я не могу сказать о господине де Фиштаминеле ничего плохого; он не игрок, не волокита, не любит вина и не имеет никаких разорительных страстей; он, как вы и говорили, может похвастать тем отсутствием недостатков, какое делает мужа сносным; в чем же дело? Вот в чем, милая маменька: он ничем не занят. Мы проводим вместе целые дни с утра до вечера!.. Поверите ли, что только ночью, когда мы ближе всего друг к другу, я могу от него отдохнуть. Меня спасает его сон, моя свобода наступает, после того как он засыпает. Право, он доведет меня до болезни. Я никогда не остаюсь одна. Добро бы еще господин де Фиштаминель был ревнив. Тогда можно было бы бороться, ломать комедию; но каким образом ядовитый цветок ревности сумел бы пустить корни в душе моего супруга? Ведь со дня нашей свадьбы он ни на минуту со мной не расстался. Он без зазрения совести укладывается на диван и проводит там часы напролет.

Два каторжника, скованных одной цепью, не скучают, они обдумывают свой побег; но у нас с мужем нет ни единой темы для беседы, мы уже давно все обсудили. В конце концов недавно он дошел до того, что заговорил о политике. Но затем политические темы тоже исчерпались, поскольку, на мою беду, Наполеон скончался на Святой Елене.

Господин де Фиштаминель ненавидит чтение. Стоит ему завидеть меня с книгой в руках, как он принимается спрашивать каждые пять минут: «Нина, красавица моя, ты уже дочитала?»

Я надеялась убедить этого невинного палача, что ему следует каждый день кататься верхом, и приводила довод, неопровержимый для всех сорокалетних мужчин: пользу для здоровья! Но он ответил, что провел в седле двенадцать лет и нуждается в покое.

Мой муж, дорогая маменька, – человек, который поглощает всякого, кто оказывается с ним рядом, он пожирает жизненный флюид своего соседа, его скука ненасытна, ему надобно, чтобы гости, приходящие к нам, его забавляли; поэтому после пяти лет совместной жизни мы не видим у себя никого, кроме людей, чьи намерения явно враждебны чести хозяина: они пытаются – впрочем, безуспешно – позабавить его, чтобы заслужить право наводить скуку на его жену.

Господин де Фиштаминель, дорогая маменька, пять-шесть раз в час открывает дверь в мою спальню или любую другую комнату, где я пытаюсь укрыться, и встревоженно вопрошает: «А что ты тут делаешь, моя красавица?» (словцо из времен Империи), не замечая, что этот многократно повторенный вопрос производит на меня то же действие, какое производила на пытаемого пинта воды^[671], которую палач вливал ему в глотку.

Другая пытка: мы больше не можем гулять вместе. Прогулка без разговора не имеет интереса, не имеет смысла. Муж мой прогуливается со мной для моциона, как если бы он гулял в одиночестве. Усталость есть, а радости никакой.

Утром, от пробуждения до завтрака, я занята своим туалетом, хозяйственными заботами, и эту часть дня я еще могу переносить, но вот время от завтрака до обеда – это бесплодная равнина, безжизненная пустыня. Праздность моего мужа не дает мне ни минуты покоя, он убивает меня своей бесполезностью, его безделье меня изнуряет. С утра до вечера он смотрит на меня во все глаза, так что мне приходится глаза опускать.

А чего стоят его бесконечные и однообразные вопросы:

– Который час, красавица моя?

– А что ты там делаешь?

– О чем ты задумалась?

– Что ты собираешься делать?

– Куда мы поедем нынче вечером?

– Что нового?

– Какая нынче погода?

– Что-то мне нехорошо и проч.

Все эти вариации одного и того же вопросительного знака, составляющие репертуар Фиштаминеля, сведут меня с ума.

Прибавьте к этим свинцовым стрелам, постоянно летящим в мою сторону, последний штрих, который дорисует вам мое блаженство и позволит понять мою жизнь.

Господин де Фиштаминель, начавший службу подпоручиком в 1799 году, получил лишь то образование, какое дают военная дисциплина и дворянская честь; конечно, он человек сметливый, честный, исполнительный, но чудовищно невежественный, он не знает ровно ничего и яростно сопротивляется любой попытке обучить его чему бы то ни было. О, милая маменька, какой идеальный привратник вышел бы из этого полковника, будь он беден! Отвага его в моих глазах ничего не стоит: он сражался не с русскими, не с австрийцами, не с пруссаками – он сражался со скукой. Бросаясь на врага, капитан Фиштаминель испытывал потребность убежать от самого себя. Он и женился от нечего делать.

Еще одно мелкое неудобство: муж так шпыняет прислугу, что мы переменяем ее каждые полгода.

Я, милая маменька, так страстно хочу остаться порядочной женщиной, что постараюсь по полгода проводить в путешествиях. Зимой я буду ездить вечерами к Итальянцам, в Оперу^[672], в свет; но достанет ли нашего состояния на такие траты? Дядюшка де Сирюс собирается в Париж, я буду лелеять его как грядущее наследство.

Если вы знаете средство от моих напастей, сообщите его вашей дочери, в которой любовь к вам так же велика, как досаждающие ей беды, и которая хотела бы называться иначе, чем

Нина де Фиштаминель.

Мы были обязаны изобразить вам эту мелкую неприятность, которая могла быть описана только рукою женщины, и какой женщины! но этого мало: необходимо было познакомить вас с этой женщиной, которую в первой части нашей книги вы видели только в профиль, которая царит в том маленьком кружке, где вращается Каролина, женщиной желанной, женщиной ловкой, очень рано открывшей способ примирять светские обязанности с сердечными привязанностями. Данное письмо позволяет простить ей все грехи.