Часть 19

***

Ориенты и командир стражей покинули кабинет глубокой ночью. В невыносимой тишине при свете настольной лампы Адэр нарочито долго наводил на столе порядок. Выйдя в коридор, посмотрел по сторонам – отправиться в сад или в спальню? Нет… уснуть он не сможет. Тайны и недомолвки Йола не давали покоя. Но был еще один вопрос, который подтачивал изнутри, расшатывал веру в собственные силы, и от которого зависела честь династии Карро. Его честь.

Адэр прошел в комнату под парадной лестницей. Борясь с сомнениями, посмотрел на телефон. Если не спросить сейчас, можно пойти неверным путем, и тогда возврата не будет. Поднял трубку.

В ухо сонно пробубнило:

– Приемная старшего советника…

– Адэр Карро, – перебил он безликого секретаря.

В трубке раздался щелчок, и в ту же секунду прозвучал бодрый голос Дадье:

– Рад тебя слышать.

Когда же Трой спит?

– Мы уже на «ты»? – произнес Адэр жестко.

– Прошу прощения, Ваше Высочество, – промолвил Трой после небольшой паузы. – Слушаю вас.

– Последний наместник Порубежья – ставленник Великого?

– Что-то случилось, Ваше Высочество?

– Вам непонятен вопрос?

– Понятен.

– Отвечайте.

– Мой ответ: нет.

Адэр приложил руку к сердцу – успокойся, хватит так биться.

– В таком случае, кто выдвинул его кандидатуру?

– Вы.

Адэр сжал трубку:

– Я?!

– Да, Ваше Высочество, вы. Три года назад на заседании Совета вы лично озвучили имя вельможи. Вас поддержало большинство. Хотя, если вы помните, я был против.

Он не помнил… Его прошлая жизнь была похожа на костер – в нем сгорали дни и ночи, а память о них исчезала подобно легковесному дыму в молчаливом небе.

– Почему вы спрашиваете, Ваше Высочество?

– Хотел отметить прозорливость советника, который оказал протекцию столь изобретательному поданному Тезара. Еще один вопрос.

– Слушаю вас.

– Я не смог найти причину возникновения Закона Великого о резервациях.

– Ориентов, климов и ветонов.

– Да.

– Вместе – они сила, способная пошатнуть престол. С этими народами вам лучше оставить всё так, как есть.

– Я не спрашивал вашего совета.

Адэр бросил трубку на рычаг, уперся кулаками в стол. Кто и как вынудил его назвать на Совете абсолютно незнакомое ему имя последнего наместника? И… разве сила древних народов в их таинственных способностях? Вряд ли… Этим Тезар не испугаешь. Тем более, никто из простолюдинов никогда не претендовал на трон Порубежья. Не было ни мятежей, ни народных бунтов. В таком случае, в чем же их сила? До истинной причины он должен докопаться сам, иначе ему, как правителю, грош цена.

Адэр вышагивал по коридорам и переходам, входил в комнаты и залы, стоял возле окон, глядя на далекие всполохи зарниц. Забрел в пустующее крыло замка, ожидающее очереди на ремонт. Здесь Адэр ни разу не был. Запах старости и тлена, тусклые лампы, испещренные трещинками стены и мятые чехлы, скрывающие мебель, напомнили о первом дне в Порубежье. Из-под двери одной из комнат выныривала узкая полоска света.

Адэр жестом подозвал охранителя, наученного всегда быть рядом и в тоже время не попадаться на глаза:

– Чья эта комната?

– Мун поселил сюда Малику, мой правитель.

Адэр постучал. Дверь приоткрылась, лицо овеяло ароматом лесных трав. В щелке между створками показалась Вельма в шелковом халатике, небрежно наброшенном поверх ажурной сорочки. После секундного замешательства девушка сообщила в глубину комнаты о приходе правителя и посторонилась.

Малика – в ночной рубашке из домотканой ткани, с глухим воротом и длинными рукавами – сидела в постели, держа в руках книгу. Даже мягкий свет настольной лампы под лиловым абажуром не смог придать ей и толики притягательной, покоряющей силы, какая исходила от стоявшей в полутьме сиделки.

Адэр без объяснений прошествовал к кровати. Слегка склонившись, рассмотрел название на обложке – «Кардиология».

– Я думал, ночью девицы читают любовные романы.

Малика молчала.

– Оставь нас, – бросил Адэр через плечо.

Вельма выскользнула в коридор.

– У тебя болит сердце?

– Нет, – тихо ответила Малика.

– Плохо себя чувствуешь?

– Не настолько хорошо, чтобы следить за словами.

Адэр окинул комнату взглядом. Ни статуэток, ни салфеточек на тумбочках, ни милых безделушек, так обожаемых светскими дамами. Старый бельевой шкаф рассчитан разве что на хранение пары обуви и нескольких платьев. А Малике больше и не надо. На подоконнике маленькое зеркальце и шпильки – уж точно не ее. Сбоку узкой кровати допотопное кресло – вероятнее всего, для Муна или Йола.

– Не любишь уют? – поинтересовался Адэр.

– Люблю, но здесь я временно. Прислуга живет в хозяйственной пристройке.

Адэр подошел к стоявшей возле окна кушетке. На ней, по всей видимости, только что лежала Вельма. Подушка сохранила отпечаток головы, от небрежно брошенного пледа исходил едва ощутимый аромат хвойного леса.

– Вы должны уйти, – проговорила Малика.

– Беспокоишься о своей чести? – спросил Адэр, не в силах оторвать взор от накрахмаленной простыни, повторяющей изгибы тела белокурой девицы.

– О вашей.

Адэр обернулся. На болезненно-бледном лице безразличие, голос тих, как дыхание ветра. Но внешность обманчива, подобно реке подо льдом. Даже этот ответ… разве не дерзость?

– Ты быстро выздоровела.

Малика отвела взгляд:

– За нами приехал Крикс.

– Занятно. Значит, Крикс поднял тебя на ноги.

– Получается, так.

– И ты без чьей-либо помощи выбралась из автомобиля…

– На это не надо много сил.

– …и пришла в мой кабинет.

– Мун настоял.

– С такими переломами, как у тебя, люди лежат месяцами.

– У людей нет Йола.

– И твое лицо…

– Что с моим лицом?

– Оно почти такое же, как раньше.

– Благодаря мазям доктора.

– Почему ты не смотришь на меня?

Малика уставилась на Адэра:

– Что?

– Человек, который прячет глаза от собеседника, вызывает подозрение в искренности своих слов.

– У меня нет права держать взгляд на собеседнике, положение которого выше моего. Меня двадцать два года учили смотреть в пол.

– Но это не вошло в привычку.

– Не вошло, – подтвердила Малика.

Адэр смотрел в ее глаза. Черные, бездонные и молчаливые.

– Кем была твоя мать?

– Простолюдинкой, если вы об этом.

– Это она научила тебя так правильно излагать мысли?

– Она умерла, когда мне исполнилось три года.

Адэр опустился в кресло:

– Я тоже не помню свою мать.

– Я помню, как мама пела.

– Спой.

– Я не смогу спеть, как она.

– А ты по-своему спой.

Малика молчала. Пора бы уйти, но Адэр не мог найти в себе силы подняться. Как только он переступил порог этой комнаты, все тревоги куда-то исчезли. В душе появилась уверенность, что морской народ не подведет, что Совет будет сформирован в срок, и все, что он задумал, обязательно сбудется. А тем бесчинствам, к которым он невольно приложил руку, будет положен конец.

Адэр облокотился на колени, потер ладонями лицо.

И вдруг Малика еле слышно запела:

– В дубраве притихшей листва засыпает.

Моей королевне без сказки не спится.

А ночь кружевная с луною вздыхает

И шепчет игриво: «Пусть принц твой приснится.

По звездным дорожкам он ходит печально.

Он ищет в далекой, холодной пустыне

Немного покоя, немножечко счастья

И теплую гавань, а может, богиню».

Ты спи, ангелочек, пусть светом багряным

Душа озарится, пусть факелом станет.

Пусть сердце трепещет, покоя не зная.

Он свет твой заметит – к причалу пристанет.

– В песне ничего не говорится о магах и чародеях.

– О каких чародеях?

– Которые окружили больную королевну и спасли ее от недуга.

– Не королевну, а короля. Они окружили вас, мой господин.

Адэр усмехнулся:

– Ты когда-нибудь видела звездную дорогу?

– Видела.

– Такую, как на картине в Мраморном зале.

– Нет. Такую не видела.

– Как думаешь, она существует на самом деле?

– Думаю, да.

Адэр склонил голову к плечу:

– Как тебе жилось у маркиза Ларе?

Малика, не отводя взгляда, улыбнулась:

– Вас интересуют методы лечения одного из магов?

– Отнюдь.

– Маркиз Ларе был очень добр ко мне. Но я скучала по своей комнате. Приехала сюда, а меня в нее даже не пустили.

– Вероятно, Мун решил оградить тебя от расспросов прислуги.

После недолгого молчания, Малика промолвила:

– Я обязана вам жизнью.

– Не выдумывай. До последней минуты я не знал, что несу именно тебя.

– Вы спасли мальчика.

– Ничего подобного. Он сам побежал за нами.

– Все равно, если б не вы…

– Малика! Не делай из меня героя. Тем более что я не верю в героев. Их нет. Как нет трусов. Есть обстоятельства – удачные и не очень, пробуждающие желание действовать или наоборот, забиться в угол и ждать.

Она вздохнула:

– Надеюсь, Вайс обо всем забудет.

– Именно этим сейчас озабочены психиатры Бойварда.

– Вы отправили его на лечение в Бойвард?

– Отправил. – Адэр поднялся. Сделав круг по комнате, вновь сел в кресло. – Мне нужен твой совет.

Брови Малики поползли на лоб.

– Мой?!

– Мне нужен конфидент.

– Конфи… кто?

– Человек, которому можно доверить важное секретное поручение. Иными словами, мне позарез нужен поверенный в моих делах. На время. Притом очень срочно.

– Маркиз Бархат не подходит?

– Конфидент не задает вопросов и не высказывает мнение.

– Мун.

– Слишком стар.

– Тогда не знаю. Я мало с кем общаюсь.

– Подумай. Не говорит о себе, не обсуждает других, хорошо воспитан, чист на руку, терпелив и настойчив.

– Вы назвали столько качеств… Подождите… Может, ключник?

– Ключник?

– Да, хранитель ключей. Его зовут Тауб. По-моему, только добродетельному и ответственному человеку доверяют ключи от всех комнат, залов, сейфов и складских помещений.

– Хорошо. Я поговорю с ним. Еще один вопрос. Зачем тебе сиделка?

– Маркиз Ларе настоял. Но если вы против…

– Мне все равно, – сказал Адэр и вышел из комнаты.

В слабо освещенном коридоре вырисовалась прислонившаяся к стене изящная фигурка девушки. Подойдя ближе, Адэр замедлил шаг, чтобы успеть вдохнуть хвойный аромат ее тела и насладиться девичьей красотой: нежным личиком, ложбинкой в глубоком вырезе халата и взором, горящим истомленным огнем.

Не отводя глаз, Вельма присела.

– Завтра придешь стелить мне постель, – промолвил Адэр и устремился к лестнице.

***

Вельма закрыла двери. Прижавшись к ним спиной, с придыханием проговорила:

– Таежный зверь… большой, гибкий, горячий.

– О чем ты? – спросила Малика.

Сиделка подошла к кушетке, принялась перестилать простынь.

– Вельма! Ты меня слышишь?

– Слышу.

– Кто большой?

– Кто-кто? Правитель.

Малика усмехнулась:

– Ты видела таежного зверя?

– Конечно, видела. Как тебя. Мой брат однажды притащил рысенка. Три года пытался приручить. Потом убил и сшил мне куртку.

– Хороший брат, – пробубнила Малика и чуть громче произнесла: – Ты не похожа на ветонку.

– А кто сказал, что я ветонка?

– Рыси водятся только в ветонском лесу.

– Неправда, – промолвила Вельма и уселась в кресло. – В Лэтэе их знаешь сколько?

Малика отложила книжку:

– Ты… лэя?

Вельма кивнула.

Теперь стали понятны и томный взгляд, и манера говорить с придыханием, придающим голосу девушки невероятно чувственное звучание. В Лэтэе матери сызмальства обучают дочерей всем премудростям обольщения. Если лэя не умеет завлекать, очаровывать и соблазнять, она рискует остаться старой девой. Причиной распущенности лэтэйских женщин была элементарная нехватка мужчин, которые гибли от когтей и клыков диких зверей, замерзали в таежных лесах, тонули в непроходимых болотах.

– Как ты очутилась у маркиза Ларе? – спросила Малика.

Вельма затеребила поясок халата:

– Не люблю вспоминать.

Малика взяла книжку:

– Ложись, Вельма. Уже поздно.

– А ты?

– Еще почитаю.

Вельма немного посидела, глядя в окно, и, словно набравшись решимости, заговорила:

– Я не помню отца. Я была крохой, когда его задрал медведь. И плохо помню мать. Мне сказали, что она заблудилась в тайге, но почему-то мне снятся кошмары, в которых я слышу ее крик и рычание волка. Потом погиб брат. Нелепая смерть. Он рубил сосну, и шишка угодила ему в висок. Его жена отдала меня в бродячий цирк.

– Как отдала?

– Так… отдала… Она хотела снова выйти замуж, но кто бы взял ее с обузой.

– У нее не было своих детей?

– Нет. Потом цирк приехал в Порубежье. Я сильно заболела, и меня оставили в каком-то селении. Кто-то отвел меня к маркизу Ларе. Там у меня родился мертвый мальчик.

Малика поднялась с кровати. Усевшись на подлокотник кресла, обняла девушку:

– Бог мой! Вельма! Как ты это пережила?

– Пережила…

– А где твой муж?

– Какая из меня жена в тринадцать лет?

Малика выпустила Вельму из объятий:

– Ты родила в тринадцать лет?

– Я не хотела, но так получилось.

– Хорошо. Спрошу иначе: где отец ребенка?

– Мне показали мальчика, но я не поняла, на кого он похож.

– Понятно.

– Маркиз Ларе сжалился надо мной. Научил ухаживать за больными, даже выплачивал жалование.

– Должно быть, тебе не терпится вернуться в клинику.

– Нет. Там меня не любят женщины.

– Почему?

Вельма подлетела к окну, уперлась ладонями в стекло:

– Теперь все будет по-другому. У меня будет один мужчина.

– И кто это?

Девушка распахнула рамы, глубоко вздохнула:

– Да, один. Я так хочу!

– Вельма! Кто этот мужчина?

Сиделка обернулась с гордым видом:

– Правитель Порубежья Адэр Карро.

Малика сползла с подлокотника кресла на сиденье:

– Ты надеешься, что правитель предложит тебе руку?

– Мне не нужна его рука.

– Он… он разобьет тебе сердце.

– Тебе-то какое дело? Это ведь мое сердце.

– Да, ты права. Это твое сердце и твоя жизнь.

Вдруг Вельма кинулась к Малике, упала перед ней на колени:

– Прости меня!

– Поднимись сейчас же!

– Не отталкивай меня, пожалуйста!

Малика попыталась встать, но Вельма обхватила ей ноги:

– У меня никогда не было подруг. Ты станешь моей подругой?

Малика посмотрела в широко распахнутые глаза, полные мольбы и надежды. Выдавила:

– Да.

– Я знала. Я верила, что найду человека, который не откажется от меня, как отказались другие, – возбужденно проговорила девушка, сжимая ей руку.

Вельма тихонько посапывала, свернувшись под пледом в калачик. Стоя возле окна, Малика встречала рассвет и молила Всевышнего замедлить обратный отсчет отведенных ей дней.

***

Вельма торопилась в замок. В одной руке болтался сверток, для удобства обмотанный бечевкой. В нем было платье. Конечно, не то, какое она облюбовала и от которого отвернулась, сплющивая в ладони тряпичный кошелечек. Зато денег хватило на цветы.

Вельма уткнулась носиком в большие ромашки, зажатые во второй руке. Недовольно посмотрела на поникшие лепестки и подняла глаза к палящему солнцу.

Весну в Порубежье она не любила. Еще не стерлись воспоминания о прохладных таежных днях в Лэтэе, о влажном воздухе со вкусом папоротника, о тенистых тропках, бегущих вдоль звонких ручьев. Вельма никогда не плакалась о том, что потеряла, и свято верила: судьба обязательно одарит ее подарком, о котором она не осмеливается даже мечтать.

Вытерев слезы, выступившие от ярких лучей, представила себя в новом платье и улыбнулась. В замке она не только самая красивая, но и самая молодая. На сердце правителя никто не претендует, а значит, никто не станет ходить за ней по пятам, подсматривать и подслушивать, выводить на чистую воду и осыпать бранными словами.

Вдруг перед внутренним взором возникла кухарка. Вельма так четко увидела вскинутую руку, так явно услышала свист, с каким скалка рассекла воздух, что резко присела и, не удержавшись на ногах, упала на острую каменную крошку. Приподняв подол уже не белоснежного платья, подула на разбитое колено. Разве не знак свыше? Мол, хватит вспоминать о былом!

Вельма посмотрела по сторонам. Эх! Порубежье – не Лэтэя. Обычный подорожник и тот редкость. Подхватила сверток и букет и, прихрамывая, пошла по тропинке. Баба со скалкой разбередила память, и воспоминания шагали следом, заставляя вновь переживать события последних дней. Ведь самой страшной и тяжелой была вовсе не череда потерь: родных, родины, ребенка. В том возрасте, когда это произошло, еще не осознаешь в полной мере, чего лишился. Тогда душевные страдания не причинили столько боли, сколько причинило предательство маркиза Ларе.

Да, ее не любили женщины. Все, кроме супруги доктора. Красивая, добрая госпожа видела в исполнительной сиделке всего лишь несчастную девочку. Наверное, поэтому все кривотолки и пересуды, распирающие изнутри замок маркиза и его клинику, оставались без внимания знатной четы.

Вельма не считала себя виноватой. И в чем ее вина? Стоило ей пройти мимо слуг, и вслед несся игривый свист. Случайно брошенный ею взгляд то и дело сталкивался с похотливым взором. Любой, даже самый обычный разговор заканчивался непристойным намеком.

Внимание сильного пола льстило и в то же время держало в постоянном напряжении. Многие служанки чувствовали себя обиженными, и кто их знает – что у них на уме? А когда старший сын маркиза Ларе стал позволять себе некие вольности, Вельма испугалась по-настоящему. В одночасье она могла лишиться крова, работы и высокородных покровителей.

Вельма перестала гулять по парку, оставалась ночевать в клинике, а если случалось увидеться с молодым маркизом – прикидывалась наивной дурочкой. Но юноша день ото дня становился более находчивым, назойливым и развязным, словно отказы еще сильнее раскаляли его влечение. Желая опередить грязные слухи, Вельма решила пойти к госпоже и попросить совета.

Маркиза рассмеялась, а на следующее утро вдруг ни с того ни с сего уехала с сыновьями в Ларжетай. Чуть позже доктор Ларе уговорил Малику взять с собой сиделку, приказал Вельме собрать все вещи, выплатил жалование, дал еще денег на тот случай, если в замке правителя не найдется ей места, и она будет вынуждена вернуться в Лэтэю.

Вот так бесславно закончилась очередная полоса ее жизни, вот так ее отблагодарили за преданность и честность.

Шагая между камнями, Вельма еще долго отгоняла бы воспоминания, если бы не шум мотора. Оглянувшись, увидела автомобиль – внушительных размеров, кроваво-красный, как солнце на закате. Сердце забилось птичкой в силках – а вдруг правитель?

Перехватив в одну руку сверток и букет, Вельма быстро пробежала пальцами по спутанным ветром локонам, расстегнула две верхние пуговицы на лифе платья, отряхнула подол и, забыв о боли в колене, плавной походкой продолжила путь.

Автомобиль обогнал ее. Немного проехав, затормозил. Сбоку глубокие царапины, дверца со стороны водителя перекошена, вдобавок неприятный слуху звук, будто кто-то елозит пемзой по железу. Вельма печально вздохнула – в такую машину правитель не сядет.

Досада быстро сменилась любопытством, когда удалось распознать сидящего за рулем человека. Маркиз Вилар Бархат! Вельма сталкивалась с ним в клинике, пару раз отвечала на его вопросы. И хотя маркиз не походил на правителя – ниже ростом, уже в плечах, с непослушными русыми волосами и слегка полноватым лицом, – в нем было нечто чарующее: бархатный голос и глубокий, окутанный тайной взор. Стоило Вилару взглянуть или что-то сказать, как все упущения в его внешности становились невидимы.

Маркиз предложил подвезти. Вельма с радостью забралась на заднее сиденье и приготовилась провести остаток пути за непринужденной беседой. Но Вилар уставился на дорогу и ни разу не повернулся, словно ехал один.

Автомобиль катил по пустоши, в окна врывался раскаленный ветер, а Вельма уныло смотрела на завядший букет.

– Не стоит расстраиваться.

Вельма от неожиданности вздрогнула. Она перестала надеяться, что маркиз вспомнит о ней.

– Это всего лишь ромашки, – вновь промолвил он.

Вельма вздохнула:

– Это подарок. Пока мы доедем, дарить будет нечего.

– У кого праздник, если не секрет?

– У Малики. У нее сегодня день рождения.

– Я прикажу садовнику срезать все цветы, на которые ты укажешь, – после недолгого молчания сказал Вилар и до самого замка не обронил ни слова.