30

Просыпаюсь опять в лодочном сарае, только уже в другом, в полукилометре от дома Пич. Не скажу, что было легко найти место ночлега, но меня хотя бы никто не застукал. Выхожу и прячусь в кустах в дюнах. Вы с Пич далеко – две крохотные точки на горизонте. Разминаетесь на пляже перед утренней пробежкой – ты, как тактичный гость, не смогла отказать хозяйке. Мой телефон разряжен, и это проблема, потому что ночью ты могла мне писать, умоляя скорее приехать, а я не имею возможности проверить почту. Закончив растяжку, вы устремляетесь на пляж. Я мчусь через дюны, чтобы не попасться вам на глаза. Повезло: задняя дверь дома Пич открыта.

Дом у Сэлинджеров шикарный, не то что моя замызганная квартира, а ведь они здесь даже не живут – так, наездами отдыхают. Удача не отворачивается: прямо на виду целый ящик с зарядными устройствами для «Айфонов». Выбираю подходящее и втыкаю в розетку. Варю кофе в кофеварке, жадно глотаю и обжигаю язык. От моих ног на полу остаются влажные следы. Черт! Будто дом в курсе, что я – рабочий класс, и хочет заставить меня поработать шваброй.

Беру кухонное полотенце, потому что бумажных нет (готов спорить, здесь борются за экологию и спасают мир), нагибаюсь и вытираю следы. Я ненавижу Пич. Она властная и прилипчивая. И даже не постеснялась отменить приглашение Линн и Чаны. Отсоединяю телефон; пятьдесят пять процентов – на первое время хватит. Зарядку кладу в карман. Поднимаюсь наверх – и что же там вижу? Все шесть спален, чистые, светлые, выкрашенные мятной краской, готовы к приему гостей. Пич – патологическая психопатка. Я не такой. Я всегда даю тебе личное пространство. Элтон Джон ноет во всех комнатах, потому что в доме установлена современная центральная аудиосистема. Представляю, как бы Пич ходатайствовала перед ним на суде поклонников. Заявила бы, что является самой горячей его фанаткой, а он стукнул бы молоточком по столу и велел приставу изъять у этой изнеженной сучки все свои записи, а ее саму отправил бы работать зазывалой в «Макдоналдсе».

Тебе она выделила самую роскошную спальню. Как у рок-звезды. Подушка до сих пор хранит твой запах. Подбираю с пола легинсы и вдыхаю тебя. Крепко обматываю легинсы вокруг шеи и почти сразу кончаю.

В этой хибаре столько полотенец от Ральфа Лорена, что Сэлинджеры вряд ли заметят нехватку одного, которым я вытер пол. Кофе все еще горячий, и я откидываюсь на кровать и расслабляюсь, потому что здесь тепло и потому что я это заслужил. Заглядываю в твою дорожную сумку, перебираю трусики и лифчики и так увлекаюсь, что забываю о времени.

Вы с Пич уже вернулись и входите в дом, скидываете кроссовки. Смеетесь или плачете, непонятно. Сбежать по черной лестнице я не могу – половицы скрипят. Слышу, как приближается твой голос, и тихо ненавижу старые дома. В четыре прыжка выскакиваю в коридор, прокрадываюсь в хозяйскую спальню, расположенную как раз над кухней, и на всякий случай прячусь в кедровый платяной шкаф. Снова я заперт, стеснен, закрыт, а вы с Пич разгуливаете на воле. Теперь я уверен, что ты рыдаешь, а не смеешься. Неудержимо хочется в туалет. Выбора нет – облегчаюсь в кружку с кофе.

Пич, должно быть, обнимает тебя, потому что я слышу шуршание ваших непродуваемых ветровок. Она просит тебя не реветь, ты всхлипываешь, я ссу в кружку, стараясь производить как можно меньше шума. Пич не умеет тебя утешать, Бек. Я бы справился лучше. Гораздо лучше. А ведь сейчас я мог бы сжимать тебя в объятиях… Ты рыдаешь так громко, что я позволяю себе выбраться из шкафа и подойти к двери.

– Прочитай еще раз, – требуешь ты.

Пич вздыхает.

– «Дорогие друзья Бенджи!»

– Его бедная мама, – стонешь ты.

– «С огромной горечью сообщаем, что наш сын Бенджи считается погибшим».

Перебиваешь:

– Почему они не стали его искать?

Пич не обращает внимания на твои вопли и продолжает читать:

– «Его любимая яхта-швертбот “Доблесть” была найдена разбитой неподалеку от маяка Брант-Поинт. Некоторые из вас знают, что Бенджи в последнее время боролся с зависимостью. Незадолго до гибели он сообщал друзьям, что отправился в Нантакет».

– Это про тот мерзкий твит.

– Да. – Пич вздыхает. – Ненавижу наркотики.

Благослови Господь информационные технологии; я мог бы подумать, что у меня начались слуховые галлюцинации. Залезаю на сайт нантакетской газеты – и действительно: портрет Бенджи в костюме, рядом фотография его разбитой яхты. Нет ни одного свидетеля, видевшего беднягу в Нантакете, однако его родители сообщают, что он снимал деньги со счета в Нью-Хейвене. И вообще, это «не первый раз, когда наш сын становился жертвой своих демонов». Начальник порта подтвердил, что яхта отсутствует. Мать Бенджи заявила журналистам: «По крайней мере он умер, занимаясь любимым делом». Любопытно, что она имела в виду: парусный спорт или героин? Никогда в жизни мне так не везло.

Пич сморкается, ты продолжаешь рыдать. Она предлагает прямо сейчас рвануть на Багамские острова. Ты смеешься, но Пич не шутит.

– Я раньше так делала. А почему бы и нет? Соберем сумки и улетим. Нет, даже сумки не станем собирать. Тебе понравится, клянусь.

– У меня занятия, – лепечешь ты.

Пич наливает тебе виски и заявляет, что вся вспотела.

– Не возражаешь, если я здесь переоденусь? Не хочу подниматься наверх.

Ты не против. Я слышу, как она стаскивает с себя потные тряпки. Выходит, потом возвращается, и тебе нравится то, что ты видишь, судя по твоему возгласу:

– Ого!

– Мой отец обожает халаты, – говорит она, а я благодарю Бога за то, что твое восхищение относится не к ее костлявому телу. – Мы берем их только в «Ритце», там самые лучшие. Хочешь переодеться?

– Да.

Пич принимается делать свежий овощной сок. Будь ее воля, она заперла бы тебя здесь, рядом с собой, а ключ выбросила. Но ты даже не подозреваешь об этом, так ведь? Пока шумит блендер, меня никто не услышит; как ниндзя, выбираюсь из спальни и лечу вниз по черной лестнице (только для слуг), которая ведет в коридор между кухней и гостиной. Хвала небесам, ступеньки оканчиваются дверьми вроде тех, что делают в салунах. Потому что кто же хочет смотреть на слуг, верно? А мне все видно. Вы уже переодетые, в одинаковых огромных халатах, сидите на диване. На столике стоят стаканы с виски и соком. Пич подталкивает твою изящную ножку своей костлявой лапой.

– Не расстраивайся.

– А с чего мне расстраиваться? Он об меня ноги вытирал.

– Ох, Бекусик, тут нет твоей вины. Все мужчины одинаковые. Они робеют перед такими женщинами, как мы.

– Что-то не замечала его робости.

Пич спускает ноги на пол и трет ладони.

– Тебе, малышка, надо расслабиться. Давай сделаю массаж.

Ты смеешься, однако она не шутит. Сползает на пол, встает на колени и принимается мять твою чудесную ступню. Черт! Тебе нравится. Ты постанываешь от удовольствия и заявляешь, что Пич бесподобна. Она улыбается и переходит выше – на икры. Ты сама раздвигаешь ноги, или она разводит их тебе (мне не видно) и постепенно подбирается к бедрам. Ты ее не останавливаешь, лежишь откинувшись и расслабив руки. А она лезет все выше. Ты стонешь.

Пич подвигается ближе и распахивает твой халат. На тебе, кроме него, ничего нет. Соски напряжены от возбуждения. Она гладит твои бедра, ты пытаешься протестовать, но она не слушает, и ты замолкаешь. Наклоняется вперед и облизывает твою левую грудь, а правую сжимает в ладони, крепко, требовательно. Просишь ее остановиться… Затихаешь, она целует тебя в шею и опускает свою лапу тебе на живот, скользит ниже. Ты не сопротивляешься. Вообще ничего не делаешь. Принимаешь ее ласки.

Ты пьяна, скучаешь по мне и потрясена известием о смерти Бенджи. Что же она за подруга такая, если вместо того чтобы утешить, подло воспользовалась твоим состоянием и теперь нализывает тебе мочку уха? Еще чуть-чуть, и ты начнешь ей отвечать; твое тело распахнуто, но впечатление такое, что мысли твои не здесь, а где-то далеко. Наконец ты словно приходишь в себя, вздрагиваешь, толчком сводишь ноги, отстраняешь Пич, запахиваешь халат и вскакиваешь с дивана.

– Прости.

– Забудь, – хмуро отмахивается она и пьет сок прямо из кувшина. – Я в душ.

– Пич, подожди. Нам надо поговорить…

– Бек, пожалуйста, – перебивает она. – Просто подумай, может, поэтому у тебя и не складывается с парнями. И не надо анализировать каждый шаг. Принимай жизнь как есть.

Поворачивается и уходит вместе с кувшином. Я нутром чувствую, что тебя гложет чувство вины. Ты окликаешь ее; вместо ответа она прибавляет громкость Элтона Джона. И хлопает дверью. Ты опять плачешь. Как она посмела обидеть тебя? Выходишь из гостиной, идешь на кухню (слава богу, по другому коридору) и возвращаешься с телефоном. Меня бьет дрожь. Наконец! Наконец ты решила мне позвонить. Ну давай, Бек, я готов!

Ты набираешь номер, однако мой «Айфон» молчит.

– Чана, я знаю, ты сердишься, но мне нужна твоя помощь. Бенджи мертв, Пич рыдает, я в раздрае. Умоляю, перезвони.

Нажимаешь «отбой» и идешь наверх. Я слышу, как ты стучишься к этой стерве, до хрипоты умоляешь ее выйти и просишь тебя простить. Она не отвечает. Подлая бессердечная сучка. Заманила тебя в ловушку.

Я проталкиваюсь через салунные двери и вылетаю наружу.